Как-то утром зазвонил у Женьки Петрова телефон. Взял Женька трубку — а там Митя Печёнкин, лучший друг. Сколько воды надо в кастрюльку лить, когда рисовую кашу варишь, — спрашивает. Женька — кулинар известный: у него сестрёнка маленькая, так что он по кашам ещё какой авторитет. Если кому консультация нужна, как кашу сварить, — это к Женьке. Только лучше заранее, пока варить не начали. А Митя-то как раз уже начал. Полкастрюли риса, полкастрюли воды, да ещё молока чуточку — и на плиту. Потом засомневался, вот Женьке и позвонил.
— Мало воды, — сказал Женька, — пригорит.
Мало так мало — надо добавить. Только как добавлять, если кастрюля и так уже до краёв полная? Взял Митя кастрюлю побольше, всё перелил и воды добавил, как Женька научил.
А Женька сидит себе спокойно, книгу читает. Вдруг снова телефон как зазвонит — и снова Митя.
— Тебе рисовой каши не надо? — спрашивает. — А то она из кастрюли лезет и лезет. Уже все миски кончились, складывать некуда.
Пришлось Женьке к Мите бежать. Прибежал — а там все тарелки с кашей, кружки с кашей, тазик из ванной тоже с кашей, а над кастрюлей Митя с поварёшкой сидит и шепчет: «Горшочек, не вари! Горшочек, не вари!»
Женька первым делом плиту выключил, потом проверил, солил Митя кашу или не солил. Оказалось, не солил.
Стали думать, куда такую кучу варёного риса девать, несолёного. Может, в Китай — там, говорят, много риса едят?
— Нет, — решил Митя, — до Китая далеко. Но Китай — это вообще-то идея. Великий китайский мудрец Конфуций знаешь как говорил?
Женька про Конфуция не знал. Он шваброй излишки риса с пола собирал и в мусорное ведро складывал.
— Обращай свою слабость в свою силу, — сказал Митя и с важным видом пальцем в воздухе помахал. — Это значит, мы сейчас ненужный рис во что-нибудь обратим, в хозяйстве полезное. В комплексный обед из трёх блюд: суп, пудинг и компот.
И полез в холодильнике копаться. Мяса для супа в холодильнике, как назло, не было. Зато тушёнка была — две большие банки без этикеток, по пол-литра. Не то бабушка эту тушёнку когда-то запасла — на чёрный день, не то от своей бабушки в наследство получила. Потом Митиной маме принесла, чтоб добро не пропадало и в семье передавалось.
Митя тушёнку достал, на стол поставил. Женька в кастрюлю с рисом воды налил, соли насыпал и лавровый листик для запаха добавил.
— Клади мясо, — говорит.
Митя бы и рад, только мясо в банках, а банки железные. Если прямо так положить — весь вкус супу испортишь. Открывать надо.
И надо же какая удача: Митиному папе как раз недавно хитрую штуковину подарили: чудо-открывашка называется. Принёс Митя открывашку и ножницы — коробку распаковывать. Митя распаковывает, а Женька инструкцию читает. Инструкция коротенькая: «Положите устройство на банку и нажмите кнопку». Вроде всё понятно, только почему-то не работает. Может, кнопка не та? Да нет, одна кнопка. Может, «на банку» — это с другой стороны? Или сбоку? Всё равно не работает.
— Очень умная машина, — сказал Митя, — японская. С интеллектом. Наверное, банку специальными лучами насквозь просветила. Видит — железо толстое, с наскока не возьмёшь — вот и не включается. Чего зря включаться.
Решили технике помочь. Принёс Митя из кладовки молоток, гвоздь и давай гвоздём в банке дырки пробивать. Хорошо надырявился — уже и крышка еле держится, и соседи в потолок стучат: им малыша на дневной сон пора укладывать, тишина нужна.
Тут Женька спрашивает:
— А ты батарейки вставлял?
На коробке, оказывается, про батарейки написано — «в комплект не входят». Батарейки в пульте от телевизора нашлись, как раз подходящие.
С батарейками дело пошло как-то веселее: вторая банка, которая гвоздём не дырявленная, вжик-вжик-вжик — и открылась. Первая тоже открылась, только наполовину — потом открывашка мотором захрюкала и застряла. Наверное, батарейки кончились. Слаба всё-таки японская техника против нашего железа.
Женька мясо из банок в кастрюлю выковырял, на плиту поставил и давай варить. Варит и ложкой помешивает.
— Ты рисовый суп любишь? — спрашивает.
— Я рисовый не пробовал, — говорит Митя, — я гороховый люблю.
Горох у мамы нашёлся, в кухонной полке. Стал суп наполовину рисовый, наполовину гороховый. Густоват, правда — одной рукой уже не мешается. Надо двумя и по очереди — то Женька, то Митя, то снова Женька. Ну так суп и должен быть наваристый, чтобы ложка стояла — так бабушка говорит.
Митя попробовал — воткнул ложку.
— Ничего, что криво стоит?
Тут Женька сказал, что нормально и суп готов. А пудинг с компотом лучше завтра, потому как сил уже никаких нет — все на суп потратились.
Митя спорить не стал — и так хорошо родителям помогли. Теперь, считай, неделю ничего готовить не надо: хочешь — первое кушай, хочешь — рисом заедай.
Родители, как с работы пришли, обрадовались. Жаль, Женька домой убежал — не слышал, как папа Митю хвалил, особенно за суп. Всякое, говорит, видел — но такого оригинального холодца пробовать не доводилось. А мама и вовсе попросилась в следующий раз с Митей вместе готовить. Так и сказала: чтобы больше без неё к плите не приближался.
А Мите к плите и не надо: в следующий раз у него огурцы намечено солить, по старинной технологии. Там, кроме кадушки, только соль нужна — и вроде бы дрожжи, если с квасом ничего не перепуталось.
Митя Печёнкин — человек талантливый. А талантливый человек, говорят, талантлив во всём: хоть рисовать, хоть в носу ковыряться, — и к тому же смолоду. Вот, скажем, Пушкин когда начал стихи сочинять? Вроде лет в четырнадцать. А Митя? Да с детского сада!
Выходит, Митя лет на десять Пушкина талантливее. Только-только сам зубы чистить научился — и на́ тебе, стихи.
Первое стихотворение было для Светы, это такая девочка из соседнего двора, в садик вместе ходили. У Светы причёска была «хвостиками», и Мите она страшно нравилась. Ну, он и сочинил, от большой любви.
Стихотворение было не длинное, зато от всей души: «Света — котлета!»
Только Света почему-то обиделась.
Странные люди эти девчонки! — решил Митя и сочинил стихотворение лучшему другу. С Женькой Петровым они только в первом классе познакомились, а в садике у Мити лучший друг был Ярослав. Стихотворение вышло тоже не длинное, зато очень хорошее, мужское: «Яро-слав — удав».
Митя думал, Ярослав обрадуется. А он не обрадовался и стал толкаться. Тогда Митя тоже стал толкаться, а воспитательница Людмила Николаевна стала их разнимать и разводить по разным углам.
Вечером Митя пожаловался папе.
— Ничего, — сказал папа. — Многих великих поэтов тоже сначала не понимали. А вот толкаться — это неправильно. Поэты не толкаются. Надо было в стихах как-нибудь. «Ярослав — ты не прав», например.
— Ты, папа, тоже хороший поэт! — одобрил Митя.
Тут папа подумал и — как поэт поэту — посоветовал:
— Скоро у Людмилы Николаевны день рождения. Юбилей. Сочини-ка ей оду. Ода — это такое стихотворение, которое к торжествам пишут и всяким праздникам. А потом дарят, как открытку.
Мите идея понравилась, и он побежал сочинять.
Когда ода была готова, мама красивым почерком переписала её в поздравительную открытку.
В день рождения Людмиле Николаевне подарили много всего хорошего: и тортик, и конфеты, и розы с хризантемами, а к ним — красивую вазу. Вазу вручал Митин папа, а другие родители хлопали.
— А сейчас Митя прочтёт оду собственного сочинения, — сказал папа.
И Митя прочёл:
Людмила Николаевна на свете лучше всех,
Людмила Николаевна — просто молодец.
Нам вытирает сопли, чтоб мы не промокли.
Это сам я сочинял, мне никто не помогал.
Может, получилось и не совсем в рифму, но Людмиле Николаевне всё равно очень понравилось.
— За последние пятьдесят лет это первая ода в мою честь, — сказала она и расцеловала Митю в обе щеки.
С тех пор Митю весь садик зауважал как знаменитого поэта. Только знаменитый поэт стихи писать почему-то бросил. То ли надоело, то ли Пушкина побоялся случайно переплюнуть.
У некоторых людей есть собаки. У некоторых — кошки. У отдельных чудаков, вроде отличницы Кати Сухиной, — вообще черепашки. А у Мити Печёнкина вместо домашних животных — аллергия и твёрдая позиция. Ну, то есть не у самого Мити: аллергия — у мамы на кошек, а твёрдая позиция — у папы по собакам. Папа считает, что собака должна быть большой, лохматой и жить в будке. Будка должна быть во дворе, двор при доме, а дом — в деревне. А в городской квартире ни собаке, ни хозяевам от жизни никакого удовольствия.
На черепашек папина позиция не распространяется — у черепахи и так будка всегда с собой — и у мамы аллергии нет. Только черепаха Мите неинтересна. Ни побегать с ней, ни дрессировкой заняться, чтобы тапочки приносила или там газету. Ну какую газету, подумайте, может принести черепаха? В лучшем случае, позавчерашнюю.
Так и жил Митя один-одинёшенек без никакой зверушки, пока год Мыши по восточному календарю не случился. Под Новый год у папы на работе праздник устроили для семей сотрудников — с ёлкой и беспроигрышной лотереей. На входе Дед Мороз с бородой стоял и каждому по бумажке с номером выдавал, а потом Снегурочка из Дед-Морозова валенка номерки вытаскивала — призы разыгрывала.
— У кого номер шесть? — спрашивает. — Поздравляем, вы выиграли детскую книжку «Земля зверей» о приключениях страуса на воздушном шаре.
Номер шесть был у мамы. Она, конечно, обрадовалась: всю жизнь, говорит, мечтала про страуса на шаре прочитать, — но книжку Мите отдала.
Папа свой номер сначала потерял, потом по карманам искал, а потом нашёл и сразу выиграл тёрку. Железную такую, для морковки и других полезных для здоровья овощей.
— Чуть счастье своё не прозевал, — засмеялась мама, а папа взял и тёрку маме подарил.
И тут Митя выиграл мышь. Белую. Главный приз, между прочим, — потому что символ года. Мышь была живая, с красными глазами, голым розовым хвостом и клеткой в комплекте.
Папа сказал, что только мыши ему как раз и не хватало для полного счастья, а мама ничего не сказала — только рот открыла и глаза выпучила.
Домой поехали на такси, чтобы зверя не поморозить.
На другой день был выходной. Первым делом, с самого утра, к Мите Женька Петров прибежал — питомца смотреть. И сразу спросил:
— А его как зовут?
Митя растерялся: про имя-то он и вправду у Снегурочки не узнал.
— Ничего, — решил Женька, — так даже интереснее. Сами назовём.
Стали глядеть в клетку и думать, как животное назвать. А животное встало на задние лапки, передние сложило и смотрит так внимательно-внимательно — точь-в-точь классная руководительница Наталья Сергеевна.
— Идея! — сказал Митя. — Так и назовём — Наталья Сергеевна.
Женька поёжился:
— А вдруг узнает?
— Ничего, ей даже приятно будет. Не каждый же день в твою честь кого-нибудь называют.
— Нет, — упёрся Женька, — это имя неподходящее. А вдруг это вообще не мышь, а мыш, в смысле — мальчик? Что он тогда — Наталий Сергеевич?
— Надо такое имя, — согласился Митя, — чтобы и мальчику подошло, и девочке. Женька, например.
— Я тебе сейчас покажу «и мальчику, и девочке»! — вдруг рассердился Женька и чуть было Митю по уху не стукнул.
В общем, решили: нечего грызуна человеческим именем называть, тем более что для них давно собственные придуманы — Шушера, например. Только Шушера — это для большой крысы имя, а мышь можно уменьшительно звать — Шушка. Или Шухер, если всё-таки мальчик.
— Имя есть, — решил Митя, — переходим к дрессировке. Будем тебя, Шухер, учить газету приносить. И тапочки.
Тапочки Шухера не заинтересовали: он от них убегал и к Мите в штанину прятался. А вот «Вечёрка» вчерашняя понравилась, особенно спортивная страничка. Сначала мыш все заметки обнюхал, внимательно так, слева направо, а потом на фотографию футболистов чёрненькую какашку сделал.
Тут Митя всё понял:
— Да ведь он, Женечка, грамотный! Спорим, он прочитал, как наши в футбол продули!
— Ничего удивительного, — сказал Женька. — Медведи вон в цирке на мотоциклах катаются, овцы в футбол играют, осьминоги результаты матчей предсказывают. Умнеют не по дням, а по часам. Про дельфинов уж и не говорю. Вот увидишь: скоро они с людьми на прямой контакт выйдут.
— Правильно, — решил Митя, — даёшь контакт!
И папин журнал «Химия и жизнь» за прошлый ноябрь в клетку Шухеру засунул — для обмена научной информацией. Пусть читает.
Всю ночь в клетке шла возня и что-то шуршало. Утром журнала не было. Бумажные клочки были, мелкие-премелкие, а журнала — не было.
— Усвоил, — обрадовался Митя и тут же Женьке позвонил. — Принеси, — говорит, — из учебной литературы чего-нибудь, чего не жалко. Будем Шухера обучать, для контакта. Чтобы ещё разумнее стал.
Женька весь школьный портфель принёс, с тетрадками, дневником и учебниками. И настольный хоккей — большую такую коробку. Еле дотащил. Поставили на пол в большой комнате: благо, родители в гости уехали.
Хоккей — штука увлекательная. Как начали шайбу гонять, так и проиграли до самого обеда.
Тут Митя себя по лбу — хлоп: забыл! Не сегодня завтра разумную мышь в Академию наук представлять, а учебники зверю до сих пор не выданы. Осрамится ведь перед академиками! Побежал в свою комнату — глядь, а клетка на столе пустая, дверка распахнута. И школьный дневник погрызенный внутри лежит. Женькин.
Бросились зверя искать. Под столом искали, за шкафом искали, в кухне у холодильника на всякий случай в засаде посидели, по котлете съели — сухим пайком, прямо не выходя из засады. Мышь не нашли. Зато нашли дырку в плинтусе под кроватью.
— Под пол ушёл, — сказал Митя. — К диким мышам. Не достанем. Да, кстати: зачем это ты, друг Женечка, свой дневник в клетку сунул? И дверку не закрыл?
— Да понимаешь, — засмущался Женька, — там двойка была… и три замечания. А ему какая разница, что грызть.
— Большая разница! — рассердился Митя. — Что он из твоего дневника мог умного узнать? «На уроке пения орал дурным голосом»? Какое у него теперь будет мнение о человечестве?
— Я не орал, я лёгкие тренировал, — обиделся Женька. — Я, может, ещё в опере буду выступать. А клетку я закрывал, точно!
— Ясное дело, закрывал, — согласился Митя. — А он открыл. Я бы на его месте тоже что хочешь открыл и откуда хочешь сбежал, после твоего дневника.
— Да ты, Печёнкин, не переживай, — сказал Женька. — Всё равно негоже разумное существо в клетке держать. Он теперь местным мышам будет вместо великого белого вождя, и все его будут звать «сахиб», как в Индии. Может, ещё в гости придёт — со свитой и подарками.
Тут родители вернулись. Папа за Шухера порадовался и сказал, что под полом не то что мыши — тигры могут жить целыми семьями, потому что когда дом строили, много цемента украли. А мама сказала, что великий белый вождь ей в доме совсем ни к чему, особенно со свитой, и велела папе дырку в плинтусе заделать.
Митя спорить не стал. Но дырку всё равно потом обратно расковырял: мало ли, вдруг Женька прав окажется.
В кабинете рисования — тишина. Только шуршит бумага и клацают ножницы. Это четвёртый «А» коллаж делает.
Не знаете, что такое коллаж? Тогда вам к Елене Ивановне — она рисование преподаёт. Четвёртый «А» тоже ведь раньше слова такого не знал. А теперь делает.
— Коллаж, друзья мои, — это картинка из картинок, — сказала Елена Ивановна. Она всегда говорит «друзья мои». — Берите клей, ножницы и старые журналы.
И все начали делать коллаж. На тему «Древнерусская деревня». Потому что Елена Ивановна вообще-то — учитель истории. Рисование она ведёт временно, в этой четверти.
Саша Лискина стала командовать. Она вечно командует. Потому что мама с папой назвали её в честь великого завоевателя Александра Македонского. Если бы Александр Македонский делал коллаж, он бы тоже командовал.
— Маркины! Лист прижимайте.
Маркины — братья. Иван и Егор. Если кто-нибудь их назовёт близнецами, они обижаются и говорят: «Мы — двойняшки». Потому что близнецы одинаковые, а Маркины — разные.
— Оля, ты рисуй солнышко.
В древнерусской деревне хорошая погода. Верх листа — небо. Оля красит его голубым.
— Стас с Ильёй, вырезайте картинки.
Илья в классе новенький. Он с Севера переехал и футболом занимается. Вместе со Стасом. Стас, тот вообще только футболом и занимается.
— Я буду клеить. Остальные — ничего, пожалуйста, не трогайте! И ты тоже, Алиса.
Остальные — это Женька Петров с Митей Печёнкиным. Классная руководительница Наталья Сергеевна их называет «беспокойные элементы». Потому что спокойно жить они не умеют. То шпионов ловят, то в кактусы превращаются.
А Алиса — это крыса. Белая. Четыре лапы и хвост. Живёт в живом уголке. В будни четвёртый «А» над ней шефствует, а на выходные и праздники Саша её домой забирает.
У Кати Сухиной — своя команда. Тоже коллаж делают, на первом ряду у окошка. И всё поглядывают: как там у Саши дела?
Вот Валерка Вакуев подбежал, от Сухиной засланный.
— Уступите нам, — говорит, — Алису. Будем из неё делать древнерусскую лошадь.
— Как это — лошадь?
— Да запросто. Фломастером обведём, по контуру. А гриву потом приклеить можно.
Саша, конечно, не отдала.
— Самим нужна! Нам, может, тоже без лошади никуда.
Положила Алису на бок и давай по контуру обводить.
— Лапы шире! — командует. — Копыта на лист не помещаются!
Лошадь копытами дрыг — а краска возьми и опрокинься. Та, которой небо рисовали. Прямо на солнышко. Подумаешь! Зелёное солнце — красиво и оригинально. А что коллаж теперь в голубую полосочку — это мелочи. Просто хвост у лошади в краску попал. И лапы немножко. Ну и что! Со следами от лап деревня значительно лучше. Сразу видно — настоящая. Жилая. Даже с цирком. Красивым, сине-малиновым. Петров его втихаря наклеил, а Печёнкин раскрасил.
Саша аж за голову схватилась, когда увидела.
— Это ещё, — говорит, — что такое? Не было в те времена цирков с театрами, а были одни балалайки! И магазинов не было. Может, только ларьки.
«Магазины» — это про «Спорттовары» с футбольным мячом и лыжами на витрине. «Спорттовары» Стас с Ильёй возле цирка приклеили, на главной площади. И супермаркет с тележками — рядышком. Пришлось все тележки срочно в коричневый цвет красить — будто плетёные из ивовых прутьев. Как у древних славян.
Автомат с газировкой Саше тоже не угодил.
— Не было тогда газировки!
Переделали. Теперь автомат правильный. На нём древнерусским языком написано: «ГАЗИРОВКИ НЕТЪ».
Вот Маркины — те молодцы. Ваня Маркин ларёк с продуктами из журнала вырезал и вывеску «Мёд» ему нарисовал. А Егор Маркин к мёду «-ведь» приписал. Вышел «Мёдведь». Очень древнерусское название.
У ларька древнерусская девушка стоит, улыбается. Раньше она в журнале о путешествиях улыбалась. Глаза раскосые, юбка из пальмовых листьев и лапти. Лапти Оля доклеила. А Стас — майку с надписью «Барселона».
Что и говорить: отличный вышел коллаж. Елена Ивановна ему обрадовалась, как родному дедушке.
— Можно, — говорит, — я вашу деревню в кабинете истории в рамке повешу? Иностранным гостям, если заедут, будем показывать. Чтобы видели, как древние славяне жили на самом деле.
Зашёл как-то Митя на перемене в кабинет биологии к Антону Семёновичу — а тот странным делом занят. Сидит на полу, на большом бумажном листе, как улитка на капусте. В руке — кисточка с краской. Каляки рисует — чёрные, здоровенные. Непонятно!
Митя прямо спросил:
— Антон Семёнович, вы чего это?
А тот:
— И вовсе не краской а тушью. И совсем не рисую, а в каллиграфии упражняюсь. Большое искусство, к твоему сведению. И не каляки, а иероглифы. Тут, между прочим, стихотворение. Только японское, называется — «хайку». Вот послушай:
Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
Митя сказал:
— Хорошее стихотворение. Только не стихотворение. В стихах рифма бывает. Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит: пойдёт налево — песнь заводит, направо — сказку говорит.
Антон Семёнович головой покачал:
— Не рифма главное, а впечатление. Сказать многое в короткой строке.
Бабочкой никогда
Он уж не станет…
Напрасно дрожит
Червяк на осеннем ветру.
Вроде правда, нет рифмы, а только жаль червячка сделалось. Хотя он, возможно, вредитель. Капусту портил.
— Грустно, правда? Видишь, как передано настроение? А ещё время года желательно упомянуть:
Важно ступает
Цапля по свежему жниву.
Осень в деревне.
Митя сказал:
— Вылитая завстоловой. Но наши стихи всё-таки лучше, которые с рифмой. Только их писать трудно, не то что японские. С японскими кто хочешь справится:
В зале через «козла»
Скачет физрук одинокий:
Лето пришло.
Как, нормально?
Антон Семёнович сказал, что нормально. По всем японским поэтическим правилам. И что он это иероглифами запишет. Потом в рамку вставит и физруку непременно подарит, к окончанию учебного года.
Митя пообещал:
— Я ещё сочиню!
И книжку взял у Антона Семёновича, почитать, — со стихами поэта Басё. Весь вечер читал. А с утра начал японскими стихотворениями говорить. Прямо в постели:
— Откуда вдруг такая лень?
Едва меня сегодня добудились…
Шумит весенний дождь.
Потом за завтраком:
— Аромат пшённой каши
Мне ноздри щекочет.
Где ж масло?
Потом в школе, на рисовании, вместо вазы с цветами иероглиф в альбоме изобразил. И Женьке Петрову сказал:
— Художник ты так себе,
Но этот твой вьюнок —
Он, право, как живой!
Чуть по шее от лучшего друга не получил. Пришлось сборник показывать, поэта Басё. Это ведь он написал про вьюнок, хотя — вот ведь что удивительно — с Петровым вообще незнаком.
На большой перемене, в обед, все минтай отварной с рисом ели. Один Митя сказал:
— Как сладки
Рыба фугу и суши
Майской порой.
И палочки для еды из карандашей себе сделал, как у японцев. Половину минтая на стол уронил с непривычки.
После обеда было литературное чтение. На дом стихи задавали учить. Наталья Сергеевна Митю вызвала:
— Расскажи нам, Печёнкин, стихотворение Пушкина «Зимний вечер».
Вышел Митя, откашлялся, стал рассказывать. Только из него вместо «Буря мглою небо кроет…» хайку какое-то выпрыгнуло:
— Скрыла небес синеву
Снежная буря.
Холодно!
Попробовал снова:
— Воет, как загнанный зверь,
Плачет ребёнком
Снежный буран.
Наталья Сергеевна выслушала и говорит:
— Тот, кто не выучил Пушкина,
Может садиться.
Двойку получит.
Тоже поэта Басё читала, наверное.
Митя ей:
— Рад перестать:
Не могу.
В голове одни хайку!
Тут Наталья Сергеевна обеспокоилась:
— Перенапрягся Печёнкин
К концу учебного года.
Здоров ли?
— Тьфу, — говорит, — заразное что-то. Раз начнёшь, потом не остановишься. Так сама скоро иероглифами в дневниках писать буду. Надо это дело скорей прекращать! Лечить тебя, Митя, придётся — от японской поэзии. Методом вытеснения.
Посадили Митю за учительский стол и читали ему весь урок стихи Пушкина — классом, по очереди. А когда в хрестоматии Пушкин кончился, то инструкцию к огнетушителю. И знаете — помогло. Отпустило.
Заодно теперь Митя лучше всех в школе знает, как огнетушителем пользоваться. И в случае пожара не подведёт.
Выдернув смело чеку,
Вверх отведи рукоятку.
Сопло направь на огонь!
Собрала как-то завуч по воспитательной работе Валентина Борисовна четвёртые классы после уроков.
— У нашей школы, — говорит, — в пятницу юбилей. Тридцать лет. Предлагаю вам, четвероклассники, сделать школе подарок.
Все задумались: а какой? На день рождения ведь что дарят? Что-то приятное. О чём долго мечтали. А школы что любят? И мечтают — о чём? О ремонте столовой? Это запросто! Дайте краски и кисти — четвёртые классы не подведут!
А Валентина Борисовна продолжила:
— В честь юбилея пускай каждый сделает доброе дело. С класса как раз дел по тридцать получится. Штаб добрых дел — у меня в кабинете. Заведите себе по тетрадке и всё записывайте. А потом посчитаем: чей класс больше доброго сделал. Победителям — честь, слава и почётная грамота.
И пошли четвёртые классы добро творить. И Митя Печёнкин пошёл. В класс заглянул — а там девочки доску моют. В коридор вышел — там четвёртый «Г» вениками пыль поднимает. Вроде как подметают. Вышел во двор — и там народу полно. Бегают, прибираются. Доски таскают. Все дела разобрали!
Может быть, за воротами посмотреть?
Посмотрел — а там дедушка. Не какой-нибудь посторонний, а Митин собственный. Тоже Митя. Гуляет по улице. Воздухом дышит.
— Чего слоняешься? — спрашивает.
А Митя ему:
— Вот ищу, какое бы сделать доброе дело. В школе задали.
— Когда я был маленький, — говорит дедушка, — мы старушек через улицу переводили. И быстро, и не напрягаешься. Лучший вариант!
Посмотрел Митя налево, посмотрел направо: не видно старушек. То ли дел у них никаких, в магазины не надо, дома сидят. То ли просто попрятались. Знали, наверное, что четвёртые классы идут добро делать. Может, предупредил кто-нибудь.
— Дедушка, — говорит Митя так ласково-лаково, — а может, не только старушек? Может, дедушек тоже?
— Да без разницы, — сказал дедушка. После, конечно, сообразил — только поздно. Митя его уже через улицу перевёл, туда и обратно. Сразу два добрых дела! За себя — и за Стаса, который болеет.
Потом Женька Петров прибежал — потому что Митю в окошко увидел. У Женьки бабушка далеко, в деревне. Пришлось другу дедушку одолжить. Для доброго дела — не жалко!
Потом — Маркины, Ваня с Егором. Им тоже надо. И Оля с Сашей. И Валерка с Ильёй. А Катя Сухина на тротуаре с тетрадкой стояла, записывала: сколько добрых дел четвёртым «а» сделано. Семнадцать… Восемнадцать… Девятнадцать…
«Бэшники» «ашникам» обзавидовались. Всё дедушку у Мити выпрашивали. У них добрых дел — недобор, а дедушки своего нет. Чего только не предлагали: и конфеты, и скейт покататься. Только Митя не согласился. Дедушка всё-таки старенький, его беречь надо. Да и ругается! И чем дальше, тем больше. Пришлось домой отпустить. Жаль: ещё минут двадцать, и рекорд бы поставили по доброте.
Потом школьному дворнику помогли — белить яблоньки. Чтобы вредители не подобрались. Или зайцы. Митя в книжке читал: зайцы яблони любят обгладывать — если вовремя не побелить. Набегут стаей — и всё, нету яблоньки. Прямо не зайцы — пираньи с ушами.
Спасли восемь яблонь и физрука Андрея Александровича. Разве можно между деревьями в коричневых брюках стоять, с пейзажем сливаться? Вдруг бы зайцы не разобрались, где яблоня, а где физрук? Но теперь зайцы Андрею Александровичу не страшны. Уж одной ноге — точно. Её Женька Петров побелил. Не нарочно. Но за доброе дело — сойдёт.
Итого набралось добрых дел двадцать восемь.
Ещё Анатолия Николаевича, учителя технологии, от курения отучили. У школы курить запрещается: дети могут увидеть. Так он в уголок, за кусты, спрятался. Только достал сигарету — а ему куст смородины говорит печёнкинским голосом:
— Курение убивает!
Тут же бросил — на всю жизнь, наверное. Плюс доброе дело, записываем.
Только с тридцатым делом, последним, вышла заминка. Хотели в столовой помочь — да там очередь из желающих. В классе убрать — так всё убрано. И уборщица тряпкой отмахивается: не мешайте. Ей за четвёртым «Г» коридоры перемывать.
— Сделайте доброе дело — уйдите уже! — говорит.
Тут четвёртый «А» как обрадуется: пиши, Катя, тридцатое дело!
С юбилеем, любимая школа!
Было раз в классе у Мити Печёнкина родительское собрание. Только родителям идти на него некогда оказалось. Не смогли с работ вырваться. Мама дедушку попросила: «Сходите, Дмитрий Захарович!»
Ну, раз просят — пожалуйста. Пошёл на родительское собрание дедушка Митя.
— Посижу, — говорит, — снова за партой.
На собрании Митю сначала хвалили. Учится хорошо. К физике с биологией интерес проявляет: в кружки ходит, книжки про Архимеда читает. Дедушка Митя довольный, думает: «Весь в меня!»
А потом ему Наталья Сергеевна раз — и испортила настроение.
— Бегает на переменах, как реактивный, дороги не разбирая. С Петровым на пару. Проведите, пожалуйста, с внуком воспитательную беседу.
Пришёл дедушка Митя домой. Митю-внука позвал.
— Ну, рассказывай, — говорит. — В чём причина? Что скажешь в своё оправдание?
А Мите сказать, в общем, нечего. Ну бегали, с Женькой Петровым. Ну попались — дежурным по школе. Шестой «Б» вроде дежурил. А дежурные, если кто бегает, всегда спрашивают: ваши фамилии? Записали — и в класс сообщили.
— То есть вы прямо так и ответили: Петров и Печёнкин? — удивился дед Митя. — Вот ведь дети — всему учить надо! В другой раз скажи: Иванов. Чтобы я за тебя на собрании не краснел. Школа большая. Кто вас там по фамилиям помнит?
Митя в другой раз так и сделал, как дедушка научил. «Иванов», — говорит. А у Женьки Петрова нет дедушки под рукой, как у Мити. Его учить некому. Вот он и ляпни: «Петров». По-честному, как обычно. А дежурный как засмеётся:
— Где третий?
— Какой третий?
— Сидорова-то не хватает!
Мол, не врите. Пришлось Мите признаться, что не Иванов.
— Эх ты, Женечка, — сказал Митя, — всему-то учить тебя надо. Не мог чью-то фамилию, не свою, им назвать? Больно дежурный фамилии помнит?
Женька пообещал:
— В другой раз — обязательно!
И в другой раз всё сделал как надо. Митя снова сказал «Иванов». А Петров, чтобы не было подозрений, — «Печёнкин». Не своя ведь фамилия!
Дедушка Митя, узнав, так смеялся — даже ругаться не смог. Просил больше на переменах не бегать — фамилию не позорить.
Задумала как-то классная руководительница Наталья Сергеевна четвёртый «А» к искусству театра приобщать. Так на классном часе и объявила.
— Звучит зловеще! — шепнул Митя Печёнкин Женьке Петрову. — В оперу поведут. Вот увидишь.
Но Наталья Сергеевна в оперу не собиралась. Она ещё балет не забыла — тот, что в прошлом году. А потому предложила:
— Давайте все вместе напишем пьесу. Потом её поставим и покажем на сцене.
И четвёртый «А» согласился. Только девочки пьесу хотели писать про любовь. А мальчики — про пришельцев из космоса. Чуть не поругались. Но Наталья Сергеевна по-другому решила.
— Нет, ребята. Всё-таки вы пока не Шекспир. И играть будете перед второклашками. Так что пускай будет сказка.
Ладно, сказка так сказка. Сбегали после уроков в школьную библиотеку, сказок набрали, былин. И фантастики шесть томов. Ведь фантастика — тоже, в общем-то, сказки. А Митя Печёнкин взял томик Шекспира.
Сели за классный компьютер — пьесу писать. В двух действиях, с прологом и эпилогом.
Тут у Натальи Сергеевны телефон музыку заиграл: тадададам! Бетховен, симфония номер пять. Директор, значит, звонит. Говорит: загляните на педсовет. Наталья Сергеевна и пошла — не прогуливать же.
— Ну и что, — сказал Митя, — начнём без неё. Образец у нас есть.
И в Шекспира подглядывает — что там должно быть в начале?
А, понятно: название! Вот только — какое? Название — это же самое важное. Назовёшь, скажем, пьесу «Кощей и Яга» — и получится про любовь. Девчонки, конечно, обрадуются. Только мальчики против. Второклассники ведь тоже люди, про любовь им вовсе не интересно. И про репку неинтересно, репка — для дошколят. А что если про роботов? «Роботок-горбунок» — как, нормально? Или вот: «Роботок с лапоток». Мал, да удал. Корпус титановый, спереди — лазерный излучатель, сзади — ракетная установка, против Змея Горыныча.
Тут девочки не согласились. Робот — это разве герой, говорят. Так, банка консервная. А герой должен быть симпатичный — как Атос из «Трёх мушкетёров». Или, скажем, Добрыня Никитич, раз сказка. «Добрыня Никитич и Василиса Прекрасная».
Мальчики кричат: «Роботок!» Девочки: «Богатырь!» Сложно выбрать. Но Митя справился.
— Всё, — говорит, — кончили спорить. Записываю: «Добрыня и Роботок с лапоток».
Чтобы никому не обидно было.
Место действия быстро придумалось. «На далёкой-далёкой планете» — красиво и романтично. «Жили-были на далёкой-далёкой планете робот с роботихой. И был у них сынок маленький — Роботок с лапоток…»
Все сказали: годится! Митя с книжкой сверился и посередине строки написал: «Пролог». Точно как у Шекспира. Потом: «Действие первое».
«Собрались как-то взрослые роботы на заправку лететь. А Роботку наказывают: не выезжай со двора — там опасности! Будешь умницей — новый подшипник тебе привезём…»
Митя в Шекспира опять заглянул:
— Всё не так! Это сказка обычная получается, а не пьеса. В пьесах всегда по-особому говорят, не как у нормальных людей.
Робот-отец:
— Мой сын! Мы на заправку. Со двора
Не выезжай. Не надо рисковать.
Робот-мать:
— А коль вести себя примерно будешь,
То мы тебе подшипник привезём.
Молодец Митя! Сам Шекспир бы лучше не справился.
Саша Лискина подхватила:
— «Роботы улетают. Роботок забывает о наказе родителей. Появляются пчёлы-киборги. Целая стая». Так?
Оля спросила:
— А киборги — это роботы?
Сразу видно: фантастику не читает. Киборг — он наполовину живой. А робот — совсем железяка.
— Пчёлы — хвать Роботка! — встрял Женька Петров. — А тот как закричит… В смысле, по радио передаёт: «Несёт меня пчела в далёкие края…»
Стас сказал:
— Не в рифму.
Тут все снова загомонили:
— Ну и что! У Шекспира нет рифмы.
— В пьесах рифмы не обязательны. Несёт меня пчела неведомо куда…
— А чего неведомо — ведомо: на запчасти. К космической пиратке Жабе-Яге, на разбойничий астероид.
— Сбили совсем, — сказал Митя. — Несёт меня пчела, пчела меня несёт. Несёт меня пчела. И все дела!
Так и записали. А Митя продолжил:
— «На сигнал бедствия из глубин космоса появляется богатырь Добрыня на своём верном вороном звездолёте…»
— И вовсе не на вороном, — сказал Ваня Маркин. — Посмотрите картину художника Васнецова.
Пришлось в интернет заглянуть. Так и есть — Ваня прав. Вороной конь на картине — у Ильи Муромца. У Добрыни конь — белый. Хотя и не звездолёт.
Митя поправил:
— «На сигнал бедствия из глубин космоса появляется богатырь Добрыня на своём верном белом звездолёте…»
Валерка Вакуев сказал:
— Почему — богатырь? У нас пьеса о будущем. Космонавт должен быть.
— Не вопрос! Космонавт-богатырь, — решил Митя. — «На сигнал бедствия из глубин космоса появляется космонавт-богатырь Добрыня на своём верном белом звездолёте…»
А что: космонавт — тоже в шлеме.
— «Бросился Добрыня пчёл-киборгов догонять. Летел, летел — смотрит: станция техобслуживания. Добрыня ей: «Станция-станция, куда пчёлы-киборги полетели?»
А станция отвечает: «Поешь моего машинного маслица…»
— Как он поест? На нём шлем!
— Так он и не будет: «Я ваше масло не могу поесть. Я в шлеме, если кто-то не заметил». А станция ему: «Подите прочь!»
Тут Митя сказал:
— Погодите, записывать не успеваю! Может, тут будет антракт?
Катя Сухина с Сашей Лискиной подхватили:
— Точно, Митя, сходи, отдохни. Водички попей. Дальше мы, девочки, будем сказку писать.
Подвинули Митю из-за компьютера — и давай про любовь сочинять.
«Долго ли, коротко ли — летит Добрыня по космосу, Роботка ищет. Вдруг видит — Василиса на астероиде плачет, в скафандр на босу ногу едва одетая. Добрыня ей говорит:
— Что ты, девица, плачешь?
Василиса ему отвечает:
— Как же мне, молодец, не плакать? Был у меня звездолёт железный, а у космической пиратки Жабы-Яги — комета ледяная. Близко к солнышку подлетела — да и растаяла. Забрала Яга мой корабль, стала сама в нём летать…
Ну, Добрыня, конечно, помощь пообещал.
— Не кручинься, девица! — говорит. — Утро вечера мудренее!»
Тут Митя вернулся и за голову схватился: что с пьесой сделали!
— Всё неправильно!
И Шекспиром трясёт: вот как надо!
«Место действия — разбойничий астероид.
Добрыня:
— Ой ты гой еси, корабль Жабы-Яги! Повернись к солнцу задом, ко мне люком!»
— А корабль поворачивается и говорит: «Голосовая команда принята!»
— Потом люк открывается…
— И оттуда как выскочит Роботок! Плачет, к Добрыне на шею бросается. «Спаси меня! — просит. — Забери к отцу с матерью!»
Тут подшефная крыса Алиса в клетке опилками зашуршала. Саша Лискина на неё посмотрела и говорит:
— А Алисе где роль? Что за сказка — без мышки?
Прикинули: верно. В хорошей сказке без мышки — никак. Хотя бы она даже и крыса. Мышка бежала, хвостиком махнула — раз. Позвала кошка мышку — два. Кто-кто в теремочке живёт — три. И так далее.
— Ладно, будет ей роль, — сказал Митя. — Значит, люк открывается. Кто-кто в кораблёчке живёт? А там мышка-норушка.
Тут Илья усомнился:
— На космическом корабле?
Но Саша ему объяснила:
— Мыши, кстати, ещё до Гагарина в космос летали.
А Митя продолжил:
— «Дайте мне, — говорит, — сыра в тюбике, я вам добренькое скажу…» Только кто за Алису говорить будет? Сама ведь пока не умеет.
Саша вызвалась. Она же и дальше придумала:
— «Дал Добрыня мышке сыра в тюбике, из пайка космонавтского, а мышка ему говорит:
— Жаба-Яга пошла печь разжигать. Она Роботка в печь посадит и на металл переплавит. Не дожидайтесь, бегите скорей!»
— Не бывало такого, — сказал Женька Петров, — чтобы русские богатыри убегали. Пусть он эту Ягу своим бластером-кладенцом!
«Тут Жаба-Яга возвратилась, склизкая да зелёная. Схватился Добрыня за бластер. Но и Жаба-Яга не промах была: дудку-самогудку в рукаве прятала. Как нажмёшь кнопочку, дудка играет — всех плясать заставляет: и Добрыню, и Василису, и Роботка с мышкой. А вприсядку из бластера не прицелишься. Пальнул Добрыня раз — кухню разнёс. Пальнул другой раз — люстру разбил. Собрался в третий раз на курок нажимать…»
Катя Сухина говорит:
— Всё бы вам, мальчики, разносить. А мы, между прочим, должны пример второклассникам подавать. Чтобы учились как следует:
— «Тут Жаба-Яга молвила сладким голосом:
— Не порти мебель, Добрынюшка! Убери кладенец! Отгадай лучше мои три загадки из школьной программы. Отгадаешь — отдам я тебе Роботка, и корабль Василисе верну. А не отгадаешь — пеняй на себя!
Согласился Добрыня: давай, мол, загадывай!
— Ну, слушай. Как звали первого космонавта?
Добрыня ей:
— Юрий Гагарин!
Правильно!
— Слушай вторую! ЖИ — ШИ пиши…
— С «И»!
И тут правильно: хорошо богатырь в школе учился. Третья загадка осталась.
— Что, — Яга спрашивает, — у меня в правом кармане?
А мышка Добрыне подсказывает:
— Отвечай смело: дырка.
Добрыня так и сказал.
Жаба-Яга ну смеяться:
— Не угадал, говорит! В правом кармане у меня — свисток специальный, пчёл-киборгов вызывать. Сейчас свистну — тут вам и конец.
Щупальце в карман сунула — а там дырка: мышка прогрызла! Выпал свисток, потерялся».
— Вот и всё, — говорит Катя Сухина. — Между прочим — без всякого бластера справились. Теперь можно пирком — да за свадебку.
Только Митя с ней не согласился: Роботка же родителям надо вернуть! И вообще, как-то скучно всё кончилось. Не хватает чего-то. Схватки. Погони.
«Отложил бластер Добрыня, расслабился: вроде — сказке конец. Повёз домой Роботка. Тот поёт, радуется: «Я от Жабушки ушёл!» А только вдруг следом — стая пчёл-киборгов. Летят, настигают! Но Добрынюшка сообразителен был: цистерну с горючим им кинул. Топливо в космосе во все стороны поразбрызгалось, порассеялось: выше леса стоячего, ниже облака ходячего — туманностью сделалось. Потеряли след пчёлы, отстали.
Правда, горючее кончилось: не на чем дальше лететь. Вдруг на пути — станция техобслуживания.
— Станция-станция, дай горючего!
Станция отвечает:
— Поешь моего машинного маслица, тогда дам.
Поел Роботок с лапоток машинного масла, заправили они звездолёт, станции поклонились — и домой.
А тут и родители воротились. Стали сынка обнимать, умницей называть».
Вот теперь правда — сказке конец. И Наталья Сергеевна запыхавшаяся прибежала:
— Извините, ребята, что задержалась. Спасибо, что дождались! Будем пьесу писать.
А у четвёртого «а» уже всё готово. Читайте, Наталья Сергеевна!
Прочитала Наталья Сергеевна пьесу, потом говорит:
— Исполать вам, четвёртый «а» класс!
Ваша пьеса мне сильно понравилась.
Даже знаю, когда она надобна:
Будем ставить ко Дню космонавтики!
Как-то раз по природоведению задали сообщение. Это когда дома подготовиться надо, а потом в классе рассказать на заданную тему. Ничего, в общем, сложного: нашёл в интернете да выучил. Одна беда: не было Мити с Женькой на прошлом уроке, когда сообщение задавали. Они кабинет технологии отмывать помогали. Сначала, конечно, помогали пачкать: без них бы не справились, особенно с потолком. А всего-то — горсть мятных конфет и бутыль с газировкой.
В общем, не подготовились. А Наталья Сергеевна Митю возьми и спроси. То есть не сразу Митю — Сашу Лискину первой. Саша про дальневосточного леопарда рассказывала — интересно, со слайдами на компьютере. Потом Стас отвечал про какую-то каракатицу, с распечаткой из Википедии. Стоит, глаза в парту уткнул, в бумажку подглядывает. Ну а после Стаса — Мите выкручиваться пришлось.
— Есть, — начал он, — такой зверь… такой редкий зверь… очень редкий, почти вымирающий…
А сам на часы смотрит: сколько ещё до звонка? Пол-урока — не дотянуть.
Саша Лискина Мите подсказывать принялась. Или, может быть, обзываться: их, девчонок, разве поймёшь? «Длиннохвостый дикобраз», — шепчет.
Митя и говорит:
— Блиннохвостый дикобраз!
А Наталья Сергеевна:
— Да? Хорошо, расскажи нам о нём.
Митя давай рассказывать:
— Блиннохвостый дикобраз — редкий зверь. У него сзади хвост такой круглый, как блин. Когда за ним гонится хищник, дикобраз этот хвост раз — и отбрасывает, как ящерица. Хищник, само собой, отстаёт — потому что хвост вкусный, мясистый. Грызёт его, грызёт, а на дикобраза даже внимания не обращает…
— Очень убедительно, — сказала Наталья Сергеевна. — А дикобраз ещё спрашивает, наверное: вам блин с каким сиропом подать? Шоколадным? Клубничным?
Тут Митя обиделся:
— Не верите, что ли? Ну и зря! Чем мой дикобраз хуже Стасовой каракатицы? Кто её, каракатицу, вообще видел? Стас, ты видел?
Стас признался: не видел. Зато в интернете читал. И бумажкой потряс, с фотографией каракатицы.
Митя сказал, что такую статью он и сам в интернет может выложить. И что блиннохвостые дикобразы, наверное, в Стаса тоже не верят — про него же статьи в Википедии нет.
А Наталья Сергеевна Мите велела садиться. Но «два» не поставила. И на литературном чтении похвалила — за освоение дополнительного материала. Хотя про переписку Пушкина с Хансом Кристианом Андерсеном Митя всё выдумал, если честно.
Раньше люди дружили по переписке. Вот прослышала, скажем, российская императрица, что философ Вольтер — интереснейший собеседник. Только живёт далеко — во Франции. Как пообщаться? Никаких там «Алло, это Вольтер?» или «Екатерина Великая добавила Вольтера в друзья»: ни телефона тогда ещё не было, ни интернета. Жаль, что не было, — им бы гуси очень обрадовались. Потому как единственный вариант оставался: письма друг другу писать. Гусиными перьями. Если слуги на птичник пришли, из хвостов перья дёргать, — значит, хозяйка Вольтером увлечена. Им с Вольтером общение — гусям облысение. А почтальону — дорога. Месяц туда, потом месяц обратно — с ответом.
То ли дело сейчас! Вот сидит Саша Лискина перед компьютером, с одноклассниками в интернете общается. Выходной, а все по домам — потому что погода плохая. Дождь со снегом. Во двор гулять не пойдёшь. В гости можно — но как добираться? То ли лыжи брать, то ли байдарку. Лучше в чате по переписке дружить:
— Что вчера задали по математике?
— Новый мультик выходит — кто хочет в кино?
— Маркины, с днём рождения!
— ЮЛЬТИПЕАСВЦЧЯФ!
Это крыса Алиса у Саши по клавиатуре прошлась. Тоже хочет общаться.
— Насчёт крысы — есть мысль!
Это Митя Печёнкин. У него вечно мысли.
— Предлагаю: давайте Алисе страничку в сети заведём. Будет с нами по интернету дружить. Или, может, ещё с кем-нибудь.
Катя Сухина не поддержала:
— Митя, кто с ней захочет дружить? Она крыса!
Братья Маркины с Катей не согласились:
— Ну и что? В интернете кого только нет. Даже куры имеются!
Оля обрадовалась:
— Класс, класс, класс!
А Петров написал:
— Ободряю.
Хотел «одобряю», наверное.
Стали Алису в сети регистрировать. Саша себя, как обычно, главной назначила. Остальные советовали.
Имя: Алиса.
Фамилия: Крыскина.
О себе: крыса. Белая. Среднего возраста.
Ну и прочее — город, страна.
Всё, готово. Алиса — давай!
Алиса по буквам на клавиатуре побегала — получилось послание. Непонятное, на крысином. Но Саша перевела:
— Одинокая крыса хотела бы с кем-нибудь познакомиться.
И все стали знакомиться с крысой: Иван и Егор, Митя, Женька, Илья, Оля, Валерка и Стас. Даже Катя. «Алиса, привет! Как дела?»
Вдруг Алисе — личное сообщение! Стив какой-то. Совсем посторонний, не из четвёртого «А». И, представьте себе, тоже крыса. Так и пишет: я Крыса, Близнец. Живу в Новой Зеландии. Хочу с вами, Алиса, дружить.
Все, конечно, обрадовались. Стали Алисин ответ сочинять. Рада, мол, и согласна. Давайте общаться. Только вы, случаем, не шпион? Очень уж русский язык хорошо знаете.
Нет, не шпион — отвечает. И русского не знаю совсем — это всё переводчик автоматический. А он, Стив, учёный. В секретной лаборатории. И вообще: как там, в России? Медведи по улицам ходят?
Написали: не ходят. Не видели. Зато кошек — полно. Неизвестно, что хуже.
— Как погода у вас там, хорошая? — интересуется. — Или весь год шубы носите?
А Алиса ему:
— Лично я — круглый год. Но погода — хорошая.
— И какая у вас, — пишет, — шуба?
— Белая, натурального меха. А что?
— Просто так, интересно. Чтобы узнать вас при встрече. Так приятно общаемся, и погода хорошая: сразу хочется прилететь. Первым же рейсом из Новой Зеландии. Только денег чуть-чуть на билет не хватает: всё потратил на новую виллу. Пришлите, пожалуйста, в интернет-кошелёк! А с получки — отдам. В пятикратном размере. Честное новозеландское слово!
Откуда же деньги у крысы? Нет денег! Так Стиву и написали.
А он:
— Можно шубу продать. Я вам с получки три новых куплю. Ещё лучше.
Странные крысы в Новой Зеландии: у них что, шубы съёмные? Наподобие париков?
— Не могу! В чём я буду ходить?
— Значит, нужно денег занять у кого-нибудь. Ах, как хочется к вам прилететь, повидаться! Я уже в вас влюблён!
И картинка: сердечко.
Оля с Сашей расчувствовались. Это надо же: кавалер у Алисы.
— Сколько денег-то нужно?
Стив назвал. У четвёртого «а» столько нет, даже в складчину. Разве только родителей попросить. Пошла Саша к папе.
— Папа, ты только не удивляйся…
Папа сразу за сердце. Когда Саша в прошлый раз говорила «ты только не удивляйся», папе ремонт в ванной делать пришлось. И себе, и соседям, что снизу. Третий «а» в том году опыт ставил: закон Архимеда — Печёнкина проверял.
— Нет, ты правда — послушай. Сколько стоит крысу из Новой Зеландии привезти, самолётом?
Тут уже мама за сердце схватилась:
— Сколько раз говорила! Ничего не заказывай в интернете!
Пришлось маме показывать переписку. Объяснять: у Алисы общение! С крысом из заграницы.
Но мама сказала:
— Какой же он крыс? Крысы писать не умеют. Тем более — в интернете.
— Стив — из лаборатории! Его там учёные научили.
А папа сказал:
— Это, Саша, мошенник. Жулик. Он вашу Алису за тётеньку принял — Крысу по гороскопу. Видишь: «Вышлите денег!» Только деньги ему и нужны. Никакой он, конечно, не Стив, и совсем не из Новой Зеландии. В интернете ведь не поймёшь. Кстати: в Новой Зеландии сейчас ночь глубокая. Настоящие Стивы все спят.
Саша расстроилась — даже обиделась:
— Ну и что! Крысы, кстати, ночные животные!
Но пошла проверять:
— Знаете, Стив, я подумаю. Вышлите мне, пожалуйста, свою фотографию. Очень хочется посмотреть. Может, буду встречать вас в аэропорту.
А Стив будто только и ждал: вот, пожалуйста, — я. Возле виллы, под пальмой. Загорелый, высокий. И, конечно, не крыса. Вообще — голливудский актёр. Его Оля узнала: она там всех знает, кино увлекается. И фото нашла, в интернете.
Так и есть: папа прав.
Стали думать, как жулика проучить. Наконец написали:
— Приезжайте, согласна! Возьму денег взаймы, чтобы выслать побольше. Вы не против?
Тот, конечно, не против. Чем больше, тем лучше.
— И вообще — незачем вам прилетать самолётом. Приплывайте на яхте! Обязательно белой. Под цвет моей шубки. У вас яхты в Новой Зеландии продаются?
Продаются, конечно. Но дорого стоят.
— Не беда! Я пришлю столько денег, что хватит на яхту. Или нет, это долго — добираться на яхте. Может быть, вам прислать денег на собственный самолёт? Только белый!
Самолёт Стива тоже устроил. Шлите, шлите скорее!
— В общем, ждите. Да, кстати: у меня в вашей Новой Зеландии родственники. У меня везде родственники. Так что денежки на самолёт в интернет-кошелёк отправлять вам не буду. Лучше родственники лично передадут, если адрес напишете. Вы их сразу узнаете: мы похожи. Вот, смотрите: моя фотография.
Между прочим, Алиса на фото смотрелась прелестно. Ушки розовые, шерсть гладкая, глазки бусинками. Только Стив почему-то пропал. Не писал больше. И адрес не дал. Наверное, не понравилась. Разлюбил.
Ну и ладно. Подумаешь, дружба по переписке. Между прочим, Алиса ничуточки не расстроилась. Она вообще спать ушла, к себе в клетку, пока Саша «Стиву» писала. Крыса всё-таки, ночное животное. Спит и не знает, что ждут её вскоре блестящее будущее, всемирная слава и толпы поклонников. Потому что четвёртый «а» её в фильме собрался снимать, прямо завтра. Режиссёр — Дмитрий Печёнкин.
В конце мая четвёртый «А» праздновал. Учебный год кончился, а с ним и начальная школа. Родители выпускной заказали — всё как у больших — в детском клубе. Артиста Фёдорова из театра музыкальной комедии пригласили — детей развлекать. И почётного гостя — Наталью Сергеевну. В следующем году у пятого «А» классный руководитель другой будет, а ей — опять первоклашек учить. Вроде и рядом, этажом ниже и вправо по коридору, а всё равно вроде как расставание — грустно.
Сидит Наталья Сергеевна во главе стола, вспоминает:
— Помнишь, Митя, как ты в первом классе оркестр погремушечников организовал? А твои, Женя Петров, сочинения я хранить буду, бережно. Придёшь потом взрослый — вместе перечитаем.
Саша Лискина спрашивает:
— А мои?
— И твои, Сашенька. Про мир клеток особенно.
Саша в прошлой четверти по природоведению одну тему не выучила, про мир клеток. А Наталья Сергеевна раз — и контрольную письменную по ней провела. Саша думала, думала — и про зоопарк написала. Ну и что! Зоопарк — тоже мир клеток. А когда два льва в одной клетке сидят — значит, они одноклеточные.
Тут все вспоминать принялись. И как магию изучали — превращали соль в сахар. И как в мушкетёров играли, дуэли устраивали — на компотах, кто больше выпьет: на линейках сражаться Наталья Сергеевна запрещала. И как на урок технологии друг к другу ходили: девочки к мальчикам, мальчики — к девочкам. Стас Якименко тогда себя к стулу пришил, не нарочно. А Печёнкин с Петровым в жидком тесте отлично смотрелись, как два пирожка. И ещё Митя всех убедил, что физрук Андрей Александрович — снежный человек, только бритый.
Весёлые выдались четыре года!
Да и дальше, пожалуй, не скучные будут. Вон, артисту Фёдорову кто-то в гримёрке реквизит к выступлению перепутал. Только он вовсе не растерялся. Вышел как есть: шляпа с перьями, сзади крылышки, на боку ножны болтаются.
— Я, — говорит, — герой ваших любимых книжек. Всех сразу! Девочкам фею Динь-Динь надо было, а мальчикам — д’Артаньяна. Разрешите представиться: фея Динь’Тартаньян!
Вынул из ножен волшебную палочку и Наталье Сергеевне отсалютовал — в знак большого к ней уважения.
А четвёртый «А» ему хлопал и радовался. То есть — уже пятый «А». Но об этом — совсем другая история.