— Антон, понимаешь, надо серьезно поговорить. Сейчас я была у директора...— Маринины глаза будто боялись взглянуть на Антона, а длинные белые руки с розовым лаком на маленьких аккуратных ногтях не находили себе места на зеленом сукне стола.
— Ты знаешь, я всегда поддерживала тебя...
Антон глянул в окно учительской, задержался взглядом на хоккейной коробочке. Мальчишки уже успели согнать к ее бортам снег. По пуховому снежному ковру тянулся змеей резиновый шланг, шестиклассники под руководством физрука заливали на площадке первый лед.
— Что там у вас происходит в отряде? Акимова, Шнырева и Борисычева ищут родители, милиция.— Голос Марины тревожно дрогнул.— Как они могли решиться на такой шаг? Должны же быть причины?
Антон опять посмотрел в окно, на серое низкое небо. Он чувствовал себя неловко: не мог объяснить старшей вожатой того, что он должен был бы, коли назвался председателем, знать сам.
Не решаясь нарушить долгое, тягучее молчание, Антон смущенно заерзал на стуле. Он вдруг понял, что знает об одноклассниках мало, меньше, чем в прошлом году. Что ребята, быть может, стали скрывать от него свои проделки, как дети скрывают свои тайны от взрослых, от учителей. А может, он просто стал меньше бывать с ребятами во дворе? Теперь много времени отнимали уроки. Он не мог позволить себе плохо учиться, стыдился списывать... И ему чаще теперь хотелось побыть одному, разобраться в своих проблемах самостоятельно, без помощи других. С некоторых пор он вдруг заметил, что стал замкнутым, в легкий треп на переменках, какой обожали и Шнырик, и Гришай, вступает все реже... Разговор даже с Акилой начинался вяло и трудно, часто обрывался на первой же фразе, если речь заходила о важном, больном. Да и Акила водился теперь со Шныриком, быть может, чувствовал себя в его компании проще, вольней?
— Ты, конечно, можешь мне ничего не объяснять, у вас, подростков, своя жизнь, свои проблемы.— Марина вздохнула, должно быть, подумала, что он молчит оттого, что не доверяет ей.
— Но этот странный совет отряда...
— Почему странный? — обиделся Антон.
— Тут нелегко дать ответ...— Марина снова замялась.— Я психолог, оканчиваю заочно университет... И часто задумываюсь вот над чем...
Антон с удивлением разглядывал Марину, ее аккуратную челку, закрывавшую высокий красивый лоб, белую блузку. Он всегда считал, что старшей вожатой лет двадцать, что она только что окончила школу. Как и все подростки, он не чувствовал возраста, определяя его по тому, как человек разговаривает с ним: запросто или свысока, как разговаривает большинство взрослых.
— Как горят глаза малышей, когда им повязывают галстук! —продолжала Марина.— Столько в них в этот миг искренности и надежды. А уже в седьмом, даже в шестом, они прячут галстуки в карман, стесняются. Отчего вдруг то, во что они свято верили, постепенно становится для них несерьезным?
— Потому что в отряде скучно. Макулатура, металлолом... И все решают учителя: какой сбор провести, какую песню спеть.
— Я так и сама думала. Но как сделать, чтобы ваше самоуправление никого не раздражало, было ответственным?
— Но коробочка-то стоит, значит, она была нужна?
— Да, площадку нам с учителем физкультуры удалось отстоять, но... Ты должен понять, что жизнь не течет гладко...— Марина улыбнулась горько и виновато.
— Я, конечно, попытаюсь доказать, что председателя менять не надо...