14

Дверь отворилась, в класс медленно, пряча глаза, вошел Шнырик. Голова его была подстрижена под горшок. Губы дрожали, он кусал их, чтобы не заплакать.

Елисеева прыснула, за нею другие. Шнырик сжался, втянул голову.

— Прекратить смех.— Елена Петровна шире распахнула дверь, чтобы пропустить Карандаша, выглядевшего совсем недурно, посвежевшего, по-прежнему ироничного и уверенного в себе. Последним вошел Акила. Безучастным взглядом скользнул по лицам одноклассников, растерянно застыл посреди класса, словно за два дня забыл, за какой партой сидел.

— Быстрее, Акимов,—поторопила Елена Петровна.— Не изображай из себя Иванушку-дурачка.

Акила медленно пошел по проходу к третьей парте, где сидел вместе с Вишняковым.

Вадик потеснился, осторожно подвинув ногой лежавший на полу портфель. Со вчерашнего дня, с того самого момента, как он отыскал портфель на школьном дворе, он мучительно искал случай вернуть журнал назад, в учительскую. Решил, что положит журнал утром, когда нянечка убирает учительскую. Но утром удача не улыбнулась ему: задолго до звонка в школу привели беглецов— Шнырика, Карандаша и Акилу, и попасть в учительскую не удалось.

Оставалось последнее — вернуть журнал честно и открыто. Но стоило Вадику подумать об этом, как перед глазами его вставало лицо Елены Петровны. Она тут же спросит при всех, отчего он не сказал про журнал сразу. А раз молчал — значит, трус. Значит, Шнырик с Карандашом правильно смеялись: трус летчиком быть не может!

Вадик осторожно, краешком глаза, взглянул на Акилу.

Тот был бледен, и только ухо, некрасиво горящее на фоне белой щеки, выдавало, что ему неловко, нехорошо.

Вадик вздохнул и, шевельнув затекшей ногой, толкнул портфель в дальний угол, подальше от Акилы. Его все время преследовал страх, что кто-то может случайно заглянуть в него.

И как он не догадался посмотреть под дощатый настил хоккейной коробки сразу? В тот день он мог вернуть журнал смело, не таясь. Вадику казалось теперь, что на это смелости ему бы достало. А признаться, если нет надежды, что портфель найдется... Вдруг Шнырик со злости выбросил бы портфель в овраг? Что было бы, если бы все: учителя, директор—узнали, что журнал пропал по его. Вадика, вине?

— Теперь, кажется, все на месте? — Елена Петровна обвела класс тяжелым, усталым взглядом.

Она отчего-то не ругала беглецов, не называла их бродягами, как в прошлом году, когда ушел из дома Акила. Может, оттого, что организатором побега был Шнырик? И дача, где они скрывались, принадлежала его отцу?

— Осталось решить последний вопрос. Где находится наш журнал? Что скажешь, Акимов?

Акила вздрогнул.

— Я?

— Ну не я же? Мне брать журнал ни к чему. Куда он мог деться, если Вишняков поставил его на место?

Она подошла к парте Вишнякова совсем близко, разглядывая Вадика в упор. Тот заставил себя посмотреть ей в глаза.

Елена Петровна ушла к окну, где сидели девчонки, методично разглядывая каждого из тридцати учеников, словно пытаясь по глазам прочитать, кто имеет отношение к пропаже журнала.

— Елисеева, куда ты пошла после уроков?

— Я была на музыке, потом...— Ольга смущенно запнулась, гадая, почему вдруг Елена Петровна спрашивает именно ее.— Потом смотрела, как строят площадку.

— Достойное зрелище.— Елена Петровна поморщилась.

— Но вы же не видели? — съязвила Ольга.

— Зато видел директор. Но сейчас меня интересует другое: кто был на площадке?

— Я не помню, там было столько людей!

— Буслаев, ты говорил мне, что Акимов в трудовом подъеме участия не принимал? Я правильно тебя поняла?

— Ну, не принимал.—Бусла неуверенно кивнул, вспоминая, говорил он нечто подобное или нет.

— Где же ты был в это время, Акимов? Акила, опустив голову, молчал.

— Я тебя спрашиваю, Акимов.

Елена Петровна подошла к парте Акилы. Теперь портфель с журналом лежал почти у ее ног.

Загрузка...