Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 3

Роберт У. Лоундес БЕЗДНА

Мы достали тело Графа Нордена ноябрьской ночью под звездами, которые сияли с ужасающей яркостью, и поехали быстро вдаль по горной дороге. Тело должно быть уничтожено из-за глаз, которые не могли быль закрыты, и казалось, до сих пор глядят на некий объект позади наблюдателя, тело, которое было полностью обескровлено, без малейшего следа ран, тело, чья плоть была покрыта омерзительными, светящимися надписями и рисунками, которые сдвигаются и изменяют форму прямо на глазах. Мы закрепили то, что было Графом Норденом плотно за рулем, поставили самодельный взрыватель в бензобак, зажгли его, а затем спихнули машину на обочину дороги, где она резко скользнула вниз по склону к главному шоссе, словно пылающий метеорит.

Но не раньше следующего дня мы поняли, что все находились под заклятием Дурина — даже я ничего не помнил. Как иначе мы могли броситься на это дело так яростно, позволив ему злорадствовать из-за своего триумфа? С того ужасного момента, когда зажегся снова свет, и мы увидели то, что было за мгновение до этого Графом Норденом, мы были словно призрачные, нечеткие фигуры, мчащиеся сквозь сон. Все было забыто, кроме негласных команд, когда мы наблюдали, как пылающий автомобиль рухнул на тротуар внизу, разлетевшись на части, а затем потопали тяжело каждый к своему дому.

Когда на следующий день частичная память вернулась к нам, мы бросились на поиски Дурина, но он исчез. А мы так высоко ценили нашу свободу, что никому не рассказали о том, что случилось, и больше не пытались искать Дурина. Мы хотели все забыть.

Я думаю, что я мог бы, возможно, забыть все, но я не раз изучал «Песнь Йсте». У остальных наблюдается растущая тенденция рассматривать все это как иллюзии, но я так не могу: я видел малую часть реальности. Ибо одно дело читать книги такие, как «Некрономикон», «Книга Эйбона» или «Песнь Йсте», но совсем другое, когда на собственном опыте убеждаешься в реальности некоторых из страшных вещей, описанных в них. Многие читали выдержки из «Некрономикона», пока их обнадеживала мысль, что Альхазред сошел с ума: что если бы они вдруг обнаружили, что он далеко не безумец, что Абдул Альхазред был настолько ужасно вменяемым, что другие называли его сумасшедшим только потому, что они не могли вынести бремя фактов, которые он обнаружил?

Зная эти истины, я нашел один параграф в «Песне Йсте», но не смог читал дальше. Темный том, наряду с другими книгами Нордена, до сих пор стоит на моих полках, я не сжег его. Но не думаю, что когда-нибудь буду читать его — и позвольте мне рассказать вам о Дурине и Графе Нордене, ибо вокруг этих двух лежат причины моего нежелания дальнейшего проведения моих исследований.

Я встретил Графа Нордена в Дарвичском университете, в классе доктора Хельда по средневековой и ранне-реннесанской истории, которая изучала тайные мысли и часто простой оккультизм.

Норден был очень заинтересован в этом; он провел совсем небольшое исследование оккультизма; в частности он был очарован трудами и записями семейства Дирков, которые прослеживали своих предков до предледниковых дней. Они, Дирки, перевели «Песнь Йсте» с его легендарного оригинала на три великих языка рассвета культур, а затем на греческий, латинский, арабский и, наконец, на елизаветинский английский язык.

Я высказал Нордену сожаление по поводу слепого презрения, в котором мир держит оккультизм, но никогда не исследовал эту тему очень глубоко. Я был доволен быть простым зрителем, позволяя моему парящему воображению отдаться на волю множества течений в этой темной реке; скользить по поверхности было достаточным для меня — редко я решался погружаться в пучины. Как поэт и мечтатель, я был достаточно осторожен, чтобы не потерять себя в темных омутах, где я развлекался — всегда можно было выйти, чтобы найти тишину, голубое небо и мир, который не думал обо всех этих реальностях.

С Норденом все было по-другому. Он уже начал сомневаться, говорил он мне. Это был не легкий путь; там существовали жуткие опасности, скрывающиеся на протяжении всего пути, часто происходило так, что путник не знал о них, пока не становилось слишком поздно. Земляне прошли не очень далеко по пути эволюции, были еще очень молоды как раса, у них отсутствовали необходимые знания, не говоря о тех немногих из их числа, которые стремились пройти через все неизведанные дороги. Он говорил о посланниках извне и делал ссылки на непонятные отрывки из «Некрономикона» и «Песни Йсте». Он говорил об инопланетных существах, нечеловеческих сущностях, которые невозможно измерить любыми человеческими мерками, с которыми нет возможности продуктивно бороться.

Дурин появился примерно в это время. Он вошел в класс однажды во время лекции; некоторое время спустя доктор Хельд представил его как нового члена класса, прибывшего из-за рубежа. Было что-то такое в Дурине, что сразу вызвало мой интерес. Я не смог определить какой он расы или национальности — он был очень близок к понятию — красив, каждое его движение было наполнено грацией и ритмом. Тем не менее, ни в коей мере он не мог считаться женственным, он был, если одним словом, — прекрасен.

То, что большинство из нас старалось его избегать, не смутило его, вовсе нет. С моей стороны, он не казался искренним, но со стороны других это было, вероятно, вследствие полного отсутствия каких-либо эмоций. Был случай, например, в лаборатории, когда пробирка ворвалась у его лица, несколько осколков глубоко вошли в кожу. Он не показал ни малейших признаков дискомфорта, отмахнулся от всех проявлений заботливости со стороны некоторых из девушек и продолжил заниматься своим экспериментом, как только медик закончил с ним.

Заключительный акт начался, когда мы начали иметь дело с гипнозом, в один прекрасный день после полудня, и обсуждали практические возможности субъекта, наблюдая за экспериментами Рейна и других. Колби представил самый оригинальный аргумент против этого, высмеивая объединение экспериментов по передаче мыслей или телепатии с гипнозом, и пришел к окончательному выводу, что гипнотизм (вне механических средств индукции) невозможен.

Именно в этот момент заговорил Дурин. То, что он сказал, я не могу сейчас вспомнить, но это закончилось прямым вызовом Дурину доказать свои утверждения. Норден ничего не сказал в ходе этой дискуссии, он выглядел несколько бледным, и как я заметил, пытался подать предупреждающий сигнал Колби. Мое мнение сейчас в том, что Дурин планировал этот вызов, тогда же это показалось достаточно спонтанным решением.

Здесь были все мы пятеро, кто был у Нордена в ту ночь: Гранвиль, Чалмерс, Колби, Норден и я. Норден бесконечно курил сигареты, грыз ногти и бормотал что-то себе под нос. Я подозревал, что нечто неправильное происходит, но что именно не мог понять. Затем Дурин подошел и разговор на рассматриваемую тему закончился.

Колби повторил свой вызов, призывая других в качестве свидетелей, чтобы застраховать себя от обмана. Ни зеркала, ни фары, ни какие-либо другие механические средства, вводящие в гипноз, не разрешались. Все должно быть целиком основано на воле. Дурин кивнул, шагнул в тень, затем повернулся, направив свой взор на Колби.

Мы наблюдали, ожидая, что он начнет делать движения руками и произносить команды: он не сделал этого. Он устремил свой взор на Колби и тот застыл, словно пораженный молнией, а затем, глядя широко раскрытыми глазами в пустоту перед собой, он медленно поднялся и замер на узкой полосе черного цвета, которая бежала по диагонали через центр ковра.

Мой разум поднял воспоминания о дне, когда я застал Нордена в процессе уничтожения каких-то бумаг и устройства, — последнее было построено при той помощи, какую я был в состоянии оказать, в течение нескольких месяцев. Его глаза были полны ужаса, и я смог разглядеть в них сомнение. Вскоре после этого события, Дурин изменил свой внешний вид: была ли здесь связь, задавался я вопросом?

Моя задумчивость была прервана внезапным звуком голоса Дурина, приказывающего Колби говорить, рассказать нам, где он находится и что видит вокруг себя. Когда Колби повиновался, его голос пришел к нам словно издалека.

Он стоит, говорил он, на узком мосту с видом на ужасающую пропасть, настолько обширную и глубокую, что он не в состоянии различить ни дна, ни стен ее. Позади него этот мост продолжается, исчезая в голубоватой дымке, впереди он убегает к нечто похожему на плато. Он боится сделать шаг, так как мост очень узок, но понимает, что должен двигаться к плато, прежде чем сам вид глубины под ногами не заставит его потерять равновесие. Он чувствовал себя странно тяжелым, и разговор для него был сродни пытке.

Когда голос Колби смолк, мы все зачарованно уставились на маленькую полоску черного цвета на голубом ковре. Это, возможно, и был тот мост через пропасть… но что могло родить иллюзию глубины? Почему его голос казался таким далеким? Почему он чувствовал себя тяжелым? Плато — это должно быть верстак, расположенный на другом конце комнаты: ковер подбегал к своего рода возвышению, на котором был установлен стол Нордена, поверхность его находилась где-то около семи футов над полом. Колби начал медленно идти вперед по черной полосе, двигаясь как будто с особой осторожностью, очень похоже на замедленное движение на экране. Его конечности поднимались с трудом, он часто дышал.

Дурин вдруг приказал ему остановиться и осторожно посмотреть вниз в пропасть, рассказать нам, что он там видит. При этих словах мы еще раз осмотрели ковер, как будто никогда не видели его раньше и не знали, что он был совершенно лишен украшений за исключением той единственной черной полосы, на которой Колби сейчас стоял.

Его голос снова пришел к нам. По его словам он ничего не видел в пропасти под ним. Потом он начал задыхаться, закачался и почти потерял равновесие. Мы могли видеть пот, проявившийся на его лбу и шее, впитывающийся в его голубую рубашку. Вот нечто появилось в этой пропасти, сказал он хриплым голосом, больших размеров, похожее на сгустки абсолютной черноты, но которые, он это знает, обладают жизнью. Из центральных масс этих существ, как он видел, вытягиваются невероятно длинные, тонкие щупальца. Они двигаются вперед и назад — по горизонтали, но не могут двигаться по вертикали, как кажется. Они были, думает он, ничем иным, как живыми тенями.

Но находились все в одной и той же плоскости. Правда их движения были горизонтальными только по отношению к их расположению, но некоторые из них двигались параллельно ему и некоторые по диагонали. Вдалеке он видел предметы, перпендикулярные к нему. Там появилось сейчас намного больше этих предметов, чем он думал. Первые из них, которых он увидел, были намного ниже и не знали о его присутствии. Но они почувствовали его и попытались связаться с ним. Он начал двигался быстрее, сказал он, но нам казалось, что он по-прежнему идет в замедленном темпе.

Я посмотрел искоса на Нордена, он тоже вспотел. Он встал и подошел к Дурину, говоря ему что-то шепотом, так чтобы никто из нас ничего не смог услышать. Я знал, что он имеет в виду Колби и что Дурин отказал требованиям Нордена. Едва Дурин отвлекся на мгновение, как голос Колби снова пришел к нам, дрожа от испуга. Тени стали тянуться к нему. Они поднимались и кружились со всех сторон: некоторые далеко, некоторые жутко близко. Ни одна из них не смогла найти ту плоскость, на которой он мог быть схвачен; мечущиеся щупальца не прикоснулись к нему, но все же те существа ощущали его присутствие, он был уверен в этом. И он боялся, что, возможно, они могут изменять плоскости по собственному желанию, однако, представлялось ему, они должны делать это вслепую, так как являются двухмерными существами. Щупальца метались вокруг него в полной темноте.

Страшное подозрение возникло во мне, когда я вспомнил некоторые из моих бесед с Норденом и отрывки из «Песни Йсте». Я попытался встать, но мои конечности были словно лишены всех сил: я мог только сидеть и беспомощно смотреть. Норден еще говорил с Дурином, и я увидел, что теперь он был очень бледен. Казалось, он удаляется — он повернулся и подошел к шкафу, достал какой-то предмет и вернулся к полоске на ковре, на которой стоял Колби. Норден кивнул Дурину, и теперь я увидел, что именно он держал в руке: многогранник, сделанный на вид из стекла. Было у него внутри, однако, свечение, которое поразило меня. Отчаянно я пытался вспомнить значение этого — ибо я знал, — но в моих мыслях, казалось, произошло короткое замыкание, и когда глаза Дурина обратились на меня, сама комната начала шататься.

Опять раздался голос Колби, на этот раз полный отчаяния. Он боялся, что никогда не достигнет плато. (На самом деле он был в ярде от конца черной полосы и помоста, на котором стоял верстак Нордена). Тени, сказал Колби, теперь были очень близко: масса нитевидных щупалец только что скользнула рядом с ним.

Теперь послышался голос Нордена, и он тоже раздавался как будто издалека. Он назвал мое имя. Это было больше, сказал он, чем просто гипноз. Это было, — но тут его голос стих, и я почувствовал силу Дурина, блокирующего звук его слов. Время от времени я слышал предложение или несколько разрозненных слов. Но из всего этого мне все же удалось получить небольшой намек на то, что происходит.

Это был не просто гипноз, но реальное межпространственное путешествие. Мы просто вообразили то, что увидели Норден и Колби, стоя на ковре, — или, возможно, это было благодаря воздействию Дурина.

Безымянное измерение было местом обитания этих теневых существ. Бездна и мост, на котором стояли двое, были иллюзиями, созданными Дурином. Когда то, что планировал Дурин, было завершено, наши умы были освобождены, а наши воспоминания были обработаны таким образом, что мы не могли вспомнить то, чего не хотел Дурин, чтобы мы помнили. Он, Дурин, был существом невероятной силы, он использовал Колби и остальных из нас для неведомой цели. Нордену удалось принудить Дурина к соглашению, которое он должен был выполнить; в результате, если двое смогут достичь плато до того, как теневые существа прикоснутся к ним, все будет хорошо. Если нет — Норден не уточнил, но отметил, что на них будут охотиться эти существа, как люди охотятся на дичь. Многогранник содержит некий элемент, отталкивающий их.

Он был лишь немного позади Колби; мы могли видеть, что он настраивает многогранник. Колби снова заговорил, говоря нам, что Норден материализовался позади него и принес какое-то оружие, с которым эти тени можно будет сдержать.

Тогда Норден назвал мое имя, прося меня позаботиться о его имуществе, если он не вернется, говорил мне взглянуть на «адумбрали» в «Песне Йсте». Медленно он и Колби продолжили свой путь к возвышению и столу. Колби был всего лишь в нескольких шагах впереди Нордена; вот он взобрался на помост и с помощью второго перебрался на скамью. Он пытался помочь Нордену, но, когда тот поднялся на помост, он внезапно замер, и многогранник выпал из его рук. В отчаянье он пытался вытянуть себя, но был вынужден отступить назад, и я знал, что он пропал…

Затем раздался одинокий тоскливый крик, и свет в комнате резко снизил яркость и потух. Непосредственное влияние заклятия исчезло, мы бросились словно безумцы, пытаясь найти Нордена, Колби и выключатель света. Затем, опять внезапно, свет был включен, и мы увидели изумленного Колби, сидящего на скамейке, в то время как Норден лежал на полу. Чалмерс склонился над телом, пытаясь реанимировать его, но когда он увидел состояние останков Нордена, он впал в такую истерику, что мы вынуждены были применить физическую силу, чтобы успокоить его.

Колби следовал за нами механически, по-видимому, не зная еще о том, что происходит. Мы взяли тело Графа Нордена ноябрьской ночью и уничтожили его огнем, впечатлительный Колби переволновался так, что позже очевидно перенес сердечный приступ во время поездки по горной дороге; автомобиль упал, и его тело почти полностью сгорело.

Позже Чалмерс, Гранвиль и я встретились, чтобы попытаться рационализировать то, что мы видели и слышали. Чалмерс был в порядке после того, как пришел в себя, он помог нам с нашим ужасным делом на горной дороге. Никто, я думаю, не слышал голос Нордена после того, как он присоединился к Колби в предполагаемом гипнотическом состоянии. Таким образом, я считаю: сила Дурина гасила звук голоса Нордена для них полностью. Но они также не помнят, видели ли какой-либо объект в руке Нордена.

Но менее чем через неделю даже эти воспоминания поблекли у них. Они полностью поверили в то, что Норден погиб в результате несчастного случая после неудачной попытки Дурина гипнотизировать Колби. До этого они считали, что Дурин убил Нордена по неизвестным причинам, и что мы были его невольными соучастниками. Гипнотический эксперимент был проведен специально, чтобы собрать нас всех вместе и обеспечить средство для избавления от тела. То, что Дурину удалось загипнотизировать нас, они никогда не сомневались. Иллюзия пропасти, говорили они, была просто жестокой шуткой…

Не имеет смысла говорить им о том, что я узнал несколько дней спустя, о том, что я узнал из записей Нордена, которые объясняют появление Дурина. Или процитировать им отрывки из «Песни Йсте». Тем не менее, я должен записать обо всем. В этой проклятой книге есть разделы о внеземной расе сущностей, известных как «адумбрали».

…И эти адумбрали не что иное, как живые тени, существа невероятной силы и злобы, которые обитают вне пространства и времени, тех, что мы знаем. Их развлечение — завлекать в свое царство обитателей других измерений, на которых они практикуют свои жуткие шалости и многообразие иллюзий…

…Но страшнее их — искатели, которых они посылают в другие миры и измерения, существа невероятной силы, которых они сами создали и дали облик тех существ, что живут в пределах любого измерения, или в зависимости от того, в какие миры эти искатели будут посланы…

…Эти искатели могут быть обнаружены только адептом, чьи тренированные глаза различают их совершенные формы и движения, их странности, а аура власти и сила — это верный признак…

…Мудрец Джалканаан рассказывает об одном из этих искателей, который обманул семерых священников Ньягхоггуа, вызвав их на дуэль гипнотического искусства. Далее он рассказывает, как двое из них были захвачены и доставлены к адумбрали, их тела вернулись, когда тени наигрались с ними…

…Самым любопытным было состояние трупов, они были полностью лишены всех жидкостей, но на телах не было обнаружено никаких следов ран, даже самых незначительных. Но венцом ужаса были глаза, которые не закрыты, глядящие спокойно за пределы, мимо и сквозь наблюдателя, и как ни странно — светящиеся знаки на мертвой плоти, любопытные узоры, которые двигаются и меняют форму прямо на глазах у очевидца…