Историю Древнего Рима принято делить на два этапа. Первый начинает свой отсчет от завоевания Римом Апеннинского полуострова и образования римско-италийского союза (VI–III вв. до н. э.). Он включает в себя создание Римской Средиземноморской державы (III–I вв. до н. э.), которую принято называть Римской республикой.
Второй этап в истории Древнего Рима начинается со времени падения республиканского строя в тридцатых годах I в. до н. э. и образования Римской Империи.
В этом томе энциклопедии мы рассмотрим второй этап в истории Древнего Рима.
Римская Империя возникла не на пустом месте. Почву для образования создал Гай Юлий Цезарь (род. в 100 г. до н. э.), который сумел в рамках республиканского строя фактически воздвигнуть военную монархию.
В период непрестанных гражданских войн и внутренних распрей, которые буквально раздирали государство на части, он сумел, победив своих противников, не только удержат гигантское государство от развала, но и укрепить его границы.
Приведем цитату крупнейшего немецкого историка, филолога и юриста Теодора Моммзена (1817–1903), чей научный труд «История Рима» имеет всемирную славу. В нем он дал блистательный анализ событий, свершившихся в важнейший период европейской истории и впервые сформулировал фундаментальные выводы. Они и сегодня поражают своей глубиной, точностью и универсальностью:
«Вот самый краткий очерк того, что сделал Цезарь. Недолгий срок был дан ему судьбой, но этот необыкновенный человек с гениальными дарованиями соединил и небывалую энергию в труде и работал беспрерывно, неустанно, словно у него не было завтрашнего дня. За двести лет до его времени социальные и экономические затруднения дошли в Риме до крайнего предела и угрожали гибелью народу. Тогда Рим был спасен тем, что он объединил под своей властью всю Италию и на более обширном поприще сгладились, исчезли внутренние противоречия, от которых невыносимо страдала община небольшая. Теперь снова в Римском государстве назрел до кризиса социальный вопрос. Государство изнывало во внутренних неурядицах и, казалось, нет уже из них выхода. Но гений Цезаря нашел путь спасения: слив в одно огромное целое все страны кругом Средиземного моря, Цезарь направил их к внутреннему объединению и на этом огромном, когда-то казавшимся беспредельном поле та борьба богатых и бедных, которая не находила себе разрешения в пределах одной Италии, могла разрешиться естественно и без труда.
Деятельностью Цезаря завершилась история эллинов и латинов. После того, как греки и италики разделились, одна из этих народностей обнаружила дивные дарования в области индивидуального творчества, в области культуры. Другая выработала самое огромное и мощное государственное тело. В своей области каждое из этих племен достигло высшего возможного для человечества предела и вследствие односторонности своего развития клонилась уже к упадку. В это время и явился Цезарь. Он слил в одно народность, создавшую государство, но не имевшую культуры, с народностью, которая имела высшую культуру, но не имела государства. Два даровитейших племени древнего мира вновь сошлись теперь, в своем объединении почерпнули новые духовные силы, достойно заполнили всю обширную сферу человеческой деятельности и совместным трудом создали ту основу, на которой человеческий гений может работать, кажется, безгранично. Других путей для человеческого развития не найдено. На новом поприще работы безгранично много, и до сих работает на нем все человечество в том же духе и направлении, что и Цезарь, который в представлении всех народов остается единственным императором, олицетворением власти».
Начало второго периода римской империи, а именно образование римской империи, связано с именем Гая Октавия, который был объявлен в завещании Гая Юлия Цезаря наследником его имущества и приходился ему внучатым племянником. В момент убийства Цезаря, Гай Октавий находился в Аполлонии Иллирийской.
Узнав о преступном заговоре, вследствие которого погиб его великий родственник, он тут же прибыл в Рим и потребовал от Марка Антония, который в то время возглавлял цезарианцев, передачи ему, согласно завещанию Цезаря, больших денежных средств, которые к этому времени Антоний успел присвоить себе.
Антоний ему отказал и Гай Октавий стал искать поддержки у Марка Туллия Цицерона, который в то время был предводителем республиканцев в сенате.
Цицерон, посчитав это для себя большой удачей и пытаясь ослабить цезарианцев, провел через сенат постановление, которым Гай Октавий признавался приемным сыном и законным наследником Гая Юлия Цезаря. С этого момента Октавий стал именоваться Гаем Юлием Цезарем Октавианом.
Став наследником огромных богатств и выполняя волю Гая Юлия Цезаря, Октавиан раздал беднейшим гражданам Рима ту сумму денег, которую завещал им Цезарь, и этим приобрел популярность в среде плебса и ветеранов.
Увидев, что его влияние в городе с каждым днем ослабевает, Марк Антоний уехал в Цизальпинскую Галлию. После его отъезда сенат объявил Антония врагом Республики. Цицерон, который был известен как непревзойденный оратор, стал произносить против него речи, которым он сам дал название «филиппики». Но он прекрасно понимал, что дальше этих речей дело пойти не может, так как на самом деле сенат бороться против Марка Антония не мог — он не имел войск.
В это время Цицерону предложил свою поддержку Октавиан. Он пообещал использовать весь свой авторитет для набора воинов-цезарианцев в армию, при условии, если сенат утвердит его в качестве претора — командующего войсками.
Сенат принял это условие Октавиана и он, находясь в возрасте девятнадцати лет, был объявлен претором. После этого ему удалось навербовать армию из ветеранов цезаря.
Затем республиканская армия, которую возглавили оба консула и претор Гай Цезарь Октавиан, выступила против войска Марка Антония.
Недалеко от Мутины произошло сражение, в котором войска Антония, не выдержав натиска, отступили. Но во время этой битвы оба консула погибли. Так в 43 г. до н. э. армию возглавил молодой претор Гай Цезарь Октавиан.
Но после того как он стал единым правителем огромного государства, прошло еще долгих тринадцать лет, на протяжении которых Октавиану пришлось воевать — и воевать не с внешними врагами.
Всего Октавиан вел пять гражданских войн: мутийскую, филиппийскую, перузийскую, сицилийскую и актийскую.
Первую и последнюю — против Марка Антония, вторую — против убийц Гая Юлия Цезаря, Марка Брута и Гая Кассия, третью — против Луция Антония, брата триумвира, четвертую — против Секста Помпея, сына Гнея.
Как и четыре предыдущие, пятая гражданская война закончилась полной победой Октавиана. В результате ее его главный соперник Марк Антоний и его жена — египетская царица Клеопатра, покончили жизнь самоубийством.
Таким образом, после гибели Марка Антония и завоевания Гаем Цезарем Октавианом Египта, закончился в истории Рима период гражданских войн. Единым правителем огромной Римской державы с этого момента стал Гай Юлий Цезарь Октавиан, который открыл своим правлением новый период в истории древнего Рима — период Римской империи.
Совершилось это в 30 г. до н. э. и Октавиан стал единственным правителем Рима и всех его владений. В 29 г. до н. э. Октавиан возвратился в Рим и с триумфом отпраздновал свою победу. Он торжественно сложил с себя сан триумвира и взамен его получил от сената и комиций звание императора.
Еще до этого он был пожизненно наделен правом народного трибуна. Но несмотря на это, положение Октавиана не было достаточно прочным. Не прекращались попытки переворота, мятежи и заговоры. Их возглавляли молодой Лепид, после него — Варрон Мурена и Фанний Цепион, вслед за ними — Марк Эгнаций, после него — Плавтий Руф и Луций Павел, а также Луций Авдасий, которого уличили в подделке подписи, Азиний Эпикад — полуварвар-парфин и раб Телеф.
У каждого из этих злоумышленников были свои планы и свои цели. Так Авдасий и Эпикад намеревались похитить и отвезти в войска его дочь Юлию и племянника Агриппа с островов где они жили.
А раб Телеф, поверив в пророчество, которое сулило ему высшую власть, намеревался напасть на Октавиана и на сенат. Не раз жизни Октавиана угрожала смертельная опасность.
Однажды ночью возле его спальни схватили некоего харчевника из иллирийского войска с ножом на поясе, который сумел обмануть стражу. Тогда так и не удалось установить, был ли он сумасшедшим, или притворялся — даже пыткой от него не добились и слова.
Но каждый из заговоров Октавиан своевременно раскрывал по доносам и ликвидировал их еще до того, как они становились опасны. Кроме этого, возложив на себя роль цензора, он провел большую чистку в сенате, исключив из него бывших сторонников Марка Антония и других враждебных себе лиц. Кроме этого Октавиан распустил большую часть легионеров, позаботившись о том, чтобы они в будущем не выступили против него: каждый из них был наделен земельным участком, которые были отобраны во время гражданских войн у противников триумвиров.
В борьбе со своими противниками Октавиан часто использовал хитрость. Так в конце 28 г. до н. э. он объявил о том, будто тяжело болен. После своего «выздоровления» он собрал в январские иды (13 января 27 г. до н. э.) заседание сената. На этом заседании он сообщил о полном окончании гражданских войн и установлении мира на всем пространстве римских владений. После этого, сославшись на плохое здоровье, он просил сенат освободить его от обязанностей правителя.
В ответ на его слова раздались просьбы сенаторов «не оставлять Республику». Но Октавиан казался непреклонным. Он заявил о своем твердом намерении удалиться от государственных дел. И тогда сенат «приказал» Октавиану остаться во главе управления Римской республики.
Октавиан якобы был вынужден подчиниться «приказу» сената. В итоге с 13 января 27 г. до н. э. и до момента своей смерти в августе 14 г. н. э. Гай Юлий Цезарь Октавиан стоял во главе римского государства согласно «постановлению» сената.
Система государственного управления, которую установил Октавиан, и которая впоследствии была закреплена его преемниками, в последующие годы получила название принципата и просуществовала вплоть до конца II в. н. э. Формально Октавиан подчеркивал, будто он установил Республику. Была полностью сохранена видимость подобного государственного управления, но Октавиан вел весьма тонкую политическую игру. Благодаря умело разыгранной в 27 г: до н. э. комедии, Октавиан получил такие полномочия, которые создали ему весьма особое положение в Республике.
Готовился к этому он заранее. Еще в 29 г. до н. э. он под предлогом удаления недостойных, провел чистку сената, удалив из него двести человек — бывших сторонников Марка Антония, которые открыто выступали против него. Оставшиеся сенаторы были благодарны ему за то, что он оставлял их у власти и поэтому шли на всяческие уступки ему.
Формально центральным органом власти в Риме продолжал считаться сенат. Регулярно созывались трибутные комиции, на которых выбирали римские магистраты. Сенат также назначал наместников, которые управляли римскими провинциями. Но все это совершалось под полным контролем Октавиана, который благодаря принятым между 27 и 23 гг. до н. э. постановлениям, получил ряд постов, закрепивших его исключительную власть.
В результате этих постановлений в Риме установился практически новый государственный строй. Верховным органом власти продолжал считаться сенат. Его решения имели силу закона, он продолжал оставаться одной из высших судебных инстанций и управлял всеми провинциями, кроме Галлии и Иллирии, Македонии и Сирии — наиболее важных в военно-политическом отношении, в которых были расквартированы легионы.
Этими провинциями управлял Октавиан посредством своих легатов и префектов. Египет же, после завоевания, был и вовсе объявлен его личным владением. В последующие годы распределение провинций многократно менялось в результате присоединения новых, а также в связи с внутренним положением в провинциях, военными действиями и размещением войск: Октавиан, а позже и его преемники, всегда брали на себя управление теми провинциями, которые нуждались в срочных преобразованиях и в которых располагались основные войска государства.
Сенат продолжал распоряжаться государственной казной — аэрарием. В то же время Октавиан увеличил число квесторов, эдилов, преторов, консулов, входящих в состав магистратов, чтобы дать возможность большему числу людей занять эти почетные должности.
Доходило до того, что консулы выполняли свою обязанность только в определенные месяцы, а в другие они заменялись другими, которые назывались консулы-суффекты. В то же время сенат выбрал Октавиана своим принцепсом, кроме этого ему было присвоено звание Август — наименование, которое раньше употреблялось лишь при обращении к божествам.
Октавиан был объявлен пожизненным консулом. А это значит, что он являлся верховным главнокомандующим всеми римскими вооруженными силами. Но за свою жизнь он только дважды воевал с внешними врагами.
Первую — далматскую войну он вел юношей, вторую — кантабрийскую, уже после поражения Марка Антония. Во время далматской войны он даже был ранен. В одном из боев камень попал ему в правое колено, а в другом он повредил голень и обе руки, находясь на мосту, который обвалился.
Все остальные войны он поручал своим легатам. Но во время некоторых походов в Германию и Паннонию, он присутствовал сам, либо находился неподалеку, выезжая ради этого из Рима в Равенну, Медиолану или Аквиалею.
Таким образом, под его начальством, либо под его наблюдением, были покорены Кантабрия, Аквитания, Паннония, Далмация, а также Ретия, альпийские племена винделиков и салассов. Во время его правления были остановлены набеги дакийцев — после того, как Октавиан уничтожил их трех вождей и все войско.
Он оттеснил германцев за Альбий, а подчинившихся ему свевов и сигамбров перевел в Галлию и поселил на полях вдоль Рейна. Вот как о нем писал Гай Светоний Транквилл в своей книге «Жизнь двенадцати Цезарей»:
«Другие беспокойные племена он также привел к покорности. Никакому народу он не объявлял войны без причин законных и важных. Он настолько был далек от стремления распространять свою власть или умножать воинскую славу, что некоторых варварских вождей он заставлял в храме Марса Мстителя присягать на верность миру, которого они сами просили; а с некоторых впервые пробовал брать заложниками женщин, так как видел, что заложниками — мужчинами они не дорожат; впрочем, всем и всегда он возвращал заложников по первому требованию, всех, кто бунтовал слишком часто и вероломно, он наказывал только тем, что продавал их пленниками в рабство с условием, чтобы рабскую службу они несли не вдалеке от родины и прощение получали не раньше, чем через тридцать лет. Слава о такой достойной его умеренности побудила даже индийцев и скифов, лишь понаслышке нам известных, просить через послов о дружбе Августа и римского народа, а парфяне, по его требованию, уступали ему беспрекословно Армению и вернули ему знамена, отбитые у Марка Красса и Марка Антония, и добровольно предложили заложников и даже царем своим выбрали из нескольких притязателей того, которого одобрил Август».
Но вернемся к вопросу о государственном устройстве древнего Рима во времена правления Октавиана-Августа. Римская республика, как известно, была органом господства верхушки полиса и она уже не могла выполнять функции руководства огромной римской державы, а поэтому оказалась обречена.
Именно поэтому на смену ей пришла империя во главе с императором — человеком, единовластно управлявшим огромным государством, состоящим из множества провинций. Именно упорядочение управления провинциями и было главной задачей государства по окончании изнурительных гражданских войн, которые раздирали древнеримское государство на протяжении целого столетия.
В это время ощущалась острая необходимость организации государственной власти достаточно сильной, чтобы управлять мировой державой, и достаточно гибкой, чтобы Удовлетворить самые различные слои населения, из которых состояли социальные верхи Рима, Италии и провинции.
Особым пунктом заботы государственной власти являлась армия, которая была опорой империи. Именно поэтому государственный строй, который установился в римской империи во время правления Октавиана Августа, носит название принципата (от лат. princeps — первый), так как императоры всегда числились первыми.
Рассмотрим поближе социальные слои, из которых состояло население Римской империи. Основную роль в жизни столицы государства — Рима продолжало играть сословие сенаторов. За время гражданских войн и проскрипций ряды их сильно поредели, многие из них потеряли состояние, в то же время, в их ряды вступили новые, люди из разбогатевших италиков — сторонников триумвиров, а также сумевших выслужиться военных.
Но, тем не менее, сенаторы оставались высшим сословием. Принадлежность к нему определялась, в первую очередь, знатным происхождением, а также имущественным цензом не менее миллиона сестерциев.
Из сенаторов назначался высший командный состав легионов — легаты и старшие трибуны, а также наместники большинства провинций, префекты Рима — должность новая, которую ввел Октавиан «для обуздания рабов и мятежников».
Сыновья зачислялись в сословие всадников, но после прохождения магистратуры они получали возможность доступа в сенат. Хотя среди сенаторов появилось много новых людей, но все же большинство из них составляли крупные землевладельцы, которые владели множеством рабов, занятых на работах в имениях, где помимо них трудились управители, казначеи, садовники, повара, пекари, кондитеры, слуги, которые заведовали парадной утварью и слуги, которые заведовали утварью обычной и одеждой, а также спальники, цирюльники, носильщики, банщики, массажисты, сукновалы, красильщики, гладильщики, ткачихи, швеи, сапожники, плотники, кузнецы, музыканты, чтецы, певцы, писари, врачи, повивальные бабки, строители, художники и множество других слуг.
Список крупных рабовладельцев конца 1 в. до н. э. и начала 1 в. н. э. оставил римский историк и писатель Плиний Старший. В числе других он упоминает сенатора, который владел 4116 рабами. Кроме этого, у каждого аристократа была широкая клиентела из живших близ его имения крестьян, отпущенников, плебеев.
В клиентелу входило, как и во времена республики, население многих городов в провинции. Само собой, что с людьми, владевшими подобными богатствами, нельзя было не считаться. На это Октавиану указывал и опыт Гая Юлия Цезаря. Поэтому Август, в годы своего правления, всячески пытался сохранить добрые отношения с сенаторами.
Не избежало изменений и второе, после сенаторов, привилегированное сословие римского общества — всадники. И хотя теперь их традиционная деятельность, основывавшаяся на откупах провинциальных косвенных налогов, находилась под жестким контролем государства, перед ними открылись широкие возможности продвижения на военной и государственной службе.
Из этого сословия набирались трибуны и центурионы легионов, командиры вспомогательных частей, секретари и чиновники в провинциальном управлении. В Египте же, даже префекты назначались из сословия всадников.
Эта была одна из самых высоких должностей для этого сословия. Увенчать же карьеру всадника могла лишь должность префекта преторианской гвардии. Эта гвардия, которая насчитывала девять когорт по тысяче человек в каждой, была организована Октавианом Августом для своей личной охраны. Размещалась она в Риме и Италии.
Преторианцы находились в привилегированном положении. Они получали по 750 денариев жалования в год и служили всего шестнадцать лет, в то время как легионарий получал лишь 225 денариев в год и должен был служить двадцать лет.
Со времен правления Августа префект гвардии был традиционно одним из первых лиц в государстве. Впоследствии, во времена правления других императоров, префекты преторианцев нередко решали судьбу престола империи.
Всадники, как и сенаторы, также имели свой ценз, но составлял он не миллион, а 400 тыс. сестерциев. В ряды всадников вступали наиболее богатые и знатные члены муниципальной аристократии Италии, а также выдвинувшиеся по службе военные. Из их числа пополнялся сенат. Кроме всего прочего Октавиан Август создал для них ряд новых должностей — надзирателей за дорогами, общественными зданиями, водопроводами и т. д. Занимавшие эти должности всадники, получали государственное жалование. Так же, как и сенаторы, сословие всадников, Удостаивалось всяческого внимания со стороны императора. Он регулярно устраивал им торжественные смотры, а главой всего сословия обычно назначался кто-нибудь из близких родственников императора.
Из всех сословий наиболее резко изменилось положение римского городского плебса. Сословие это было весьма неоднородным. Небольшая его часть, которая состояла из вольноотпущенников, владела торговыми лавками, небольшими мастерскими, кое-кто имел небольшие земельные наделы под сад или огород и продавал в Риме фрукты, овощи и цветы, но основную часть городского плебса составляли разоренные, не имеющие постоянной работы люмпены, которые жили случайными заработками и незначительной поддержкой государства.
Так, при императоре Августе, 200 тыс. человек получали бесплатно хлеб и пользовались производившимися изредка денежными раздачами. Эта часть населения города постоянно росла, но в то же время она утратила свое бывшее политическое значение. Правда комиссии еще существовали, но они уже не имели никакого значения.
Лишь однажды, в 19 г. до н. э., когда императора Августа не было в городе, плебс попробовал выставить своего кандидата на должность консула. Им был эдил Эгнатий Руф. Он вызвал симпатии плебса после того, как организовал за свой счет отряды рабов, которые тушили частые в Риме пожары. Но сенат не одобрил его кандидатуру и в городе начались волнения. Весть об этом дошла до Августа, и он поспешил возвратиться в Рим. Волнения были быстро остановлены, а Эгнатий Руф брошен в тюрьму, где и закончил свою жизнь. После этого Октавиан Август распорядился, чтобы пожарные команды, которые назывались когортами стражи, были организованы за государственный счет. После они получили и полицейские функции.
Волнения в среде плебса изредка возникали и в последствии, особенно в связи с задержками поступления продовольствия. Именно поэтому для надзора за порядком в городе были организованы еще особые городские когорты, которые несли чисто полицейскую службу. Солдаты из этих когорт занимали среднее положение между простыми легионариями и преторианцами. Они получали по 375 денариев в год и служба у них считалась выгодной. Именно поэтому они были целиком преданы императору, который мог на них положиться.
Но император Август был слишком мудрым политиком, чтобы не понимать, что, ограничиваясь мерами подавления, он не сможет целиком обезопасить себя от выступлений плебса. Поэтому он вел тонкую политику и в отношении этого сословия. Так же как и с сенаторами и всадниками, он пытался отвлечь плебс от политики и привлечь его на свою сторону.
Для этого стал усиленно пропагандироваться традиционный культ ларов — душ предков, являющихся хранителями фамилии дома, а также имения потомков. И культ гения, который, по убеждению римлян, сопровождал их на протяжении всей жизни. Так люди, которые зависели от кого-либо — рабы, клиенты и т. п., почитали ларов и гения своего хозяина.
После волнений плебса стал усиленно воздаваться культ ларам и гению Октавиана Августа. Для этого в Риме и Италии основывались многочисленные коллегии, частные и государственные.
Кроме того, для отвлечения плебса от политики, проводились частые и роскошные зрелища, на которых неизменно появлялся и сам император. На зрелища он не жалел средств — отовсюду выписывались редкие звери и гладиаторы. Август покровительствовал популярным актерам.
Кроме этого, на средства Октавиана Августа и членов его семьи, в Риме развернулось огромное строительство. Сам Август говорил, что получив Рим кирпичным, он оставляет его мраморным. Постройки давали работу множеству плебеев и способствовали росту популярности Августа, а также повышали престиж Рима как столицы империи. Вот что об этом написал Гай Светоний Транквилл:
«Вид столицы еще не соответствовал величию державы. Рим еще страдал от наводнений и пожаров. Он так отстроил город. Он по праву гордился тем, что принял Рим кирпичным, а оставляет мраморным. И он сделал все, что может предвидеть человеческий разум для безопасности города на будущие времена.
Общественных зданий он выстроил очень много; из них важнейшие — форум с храмом Марса Мстителя, святилище Аполлона на Палатине, храм Юпитера Громовержца на Капитолии. Форум он начал строить, видя, что для толп народа и множества судебных дел уже не достаточно двух площадей и нужна третья; поэтому он поспешил открыть этот форум, не дожидаясь окончания Марсового храма, и отвел его для уголовных судов и для жеребьевки судей. О храме Марса он дал обет во время далматской войны, в которой мстил за отца; и он постановил, чтобы здесь принимал сенат решения о воинах и триумфах, отсюда отправлялись в провинции военачальники, сюда приносили украшения триумфов полководцы, возвращаясь с победой. Святилище Аполлона он воздвиг в той части палатинского дворца, которую, по словам гадателей, избрал себе бог ударом молнии, и к храму присоединили портики с латинской и греческой библиотекой: здесь на склоне лет он часто созывал сенат и просматривал списки судей. Юпитеру Громовержцу он посвятил храм в память избавления от опасности, когда во время кантабрийской войны, при ночном переходе, молния ударила прямо перед его носилками и убила раба, который шел с факелом. Некоторые здания он построил от чужого имени, от лица своих внуков, жены и сестры — например, портик и базилику Гая и Луция, портик Ливия и Октавии, театр Марцелла. Да и другим видным гражданам он настойчиво советовал украшать город по мере возможностей каждого, воздвигая новые памятники или восстанавливая и улучшая старые. И много построек было тогда воздвигнуто многими гражданами: Марцием Филиппом — храм Геркулеса Мусагета, Луцием Корнифицием — храм Дианы, Азинием Поллионом — атрий Свободы, Мунацием Планком — храм Сатурна, Корнелием Бальбом — театр, Статилием Тавром — амфитеатр, Марком Агриппой — многие другие превосходные постройки.
Весь город он разделил на округа и кварталы, постановив, чтобы округами ведали по жребию должностные лица каждого города, а кварталами — старосты, избираемые из окрестных обывателей. Для охраны от пожаров он расставил посты и ввел ночную стражу. Для предотвращения наводнения расширил и очистил русло Тибра, за много лет занесенное мусором и суженное обвалами построек. Чтобы подступы к городу стали легче со всех сторон, он взялся укрепить Фламиниеву дорогу до самого Аримина, а остальные дороги распределил между триумфаторами, чтобы те вымостили их на деньги от военной добычи.
Священные постройки, рухнувшие от ветхости или уничтоженные пожарами, он восстановил и, наравне с остальными украсил богатыми приношениями. Так, за один раз он принес в дар святилищу Юпитера Капитолийского 16 тыс. фунтов золота и на пятнадцать миллионов сестерциев жемчуга и драгоценных камней».
Август заботился о престиже не только города Рима, но и об уважении к званию римского гражданина. Теперь он очень придирчиво рассматривал кандидатов на получение римского гражданства и всячески внушал римлянам, что они прирожденные властители мира.
Такая политика римского великодержавия преследовала цель создать резкие грани, которые разделяли бы римлян и не римлян, чтобы, с одной стороны, облегчить управление римским плебсом и, с другой, держать в повиновении покоренные народы.
Такая политика Августа устраивала и сенаторов и всадников, но все же аристократы, которые поддерживали его на пути к власти, ждали от него, чтобы он обеспечил покорность рабов.
Именно эта задача стояла на первом месте во всей политики принципата. На протяжении всего существования римского общества, его основой являлась фамилия, которая включала в себя всех свободных и рабов, находившихся под властью ее главы.
В первый период истории Рима это были преимущественно свободные члены семьи — жена, дети, внуки, а также клиенты, но, по мере развития рабства, фамилия все более расширялась за счет рабов.
В юридических текстах начального этапа римской империи именно они и подразумевались обычно под словом «фамилия». Жизнь раба целиком ограничивалась замкнутой сферой фамилии. Господин распоряжался не только его судьбой, но и жизнью. Раб участвовал в фамильных праздниках, фамильном культе, отправляемом господином или управлявшим по его указу рабом-виликом.
Считалось, что всех членов фамилии, кроме реальной власти главы семейства связывало освященное религией и обычаем чувство pietas — термин, который принято переводить как «благочестие». Но перевод этот является весьма условным. На самом деле это было значительно более широкое понятие. Оно включало в себя не столько отношение человека к божеству, сколько взаимный долг родителей и детей, патрона и клиента, господина и раба, а впоследствии, во время империи, — правителя и подданного.
Продолжительные гражданские войны расшатали не только государственное правление, они оказали отрицательное воздействие и на культ фамилии: сражавшиеся с обеих сторон привлекали к своей борьбе рабов, рабы-отпущенники, которые доносили на своих господ и патронов, получали во время проскрипций награды от представителей противоположного лагеря.
Это привело к тому, что рабы стали вступать в коллегии свободных, они принимали участие в культах восточных богов, слушали и повторяли опасные для хозяев прорицания. Одним словом, они вышли из сферы фамилии на гораздо более широкую социально-политическую арену.
Пошатнулись сами устои фамилии, власть отца и господина, повсюду все сетовали об исчезновении древней пиетас. Рабы стали убегать от своих хозяев, убивали своих господ. В завоеванных провинциях рабы, которые еще не успели смириться со своим положением, постоянно угрожали восстанием.
Так, обращенные в рабство астуры и кантабры перебили своих господ и бежали на родину в Иберию (Испания). Само собой, что все это не нравилось аристократам и они требовали навести порядок.
Для удовлетворения их требований Август предпринял жестокие меры для обуздания рабов. Их вооруженные отряды были быстро ликвидированы. В действие был введен старый закон, по которому в случае насильственной смерти господина все его рабы, находившиеся под одним с ним кровом или на расстоянии окрика, но не пришедшие на помощь, предавались пытке и казни.
В законе говорилось, что, только при таких мерах, господин может избавиться от вечного страха, живя среди враждебных ему рабов.
Октавиан Август ввел также законы, по которым был ограничен отпуск рабов на волю по завещанию, а также рабов моложе тридцати лет. Теперь никто не мог отпустить более ста рабов. Таким образом, император ограничил приток бывших рабов в среду плебса и уменьшил, по возможности, их объединение. Рабы же, на теле которых было клеймо господина, указывающее на их особенную ненадежность, даже в случае получения свободы, не имели права стать римскими гражданами. Август весьма низко ставил вольноотпущенников, постоянно это подчеркивал и откровенно показывал. Даже самых богатых из них он никогда не допускал к своему столу. Исключение было сделано лишь для Менодора, отпущенника Секста Помпея, который предал в свое время Октавиану весь флот своего господина, в результате чего Октавиан смог победить одного из самых опасных своих соперников.
Кроме этого, вольноотпущенникам была запрещена военная служба. Их брали лишь в пожарную охрану и во флот. Но моряки, как известно, всегда занимали самое низкое положение в римской армии. В то же время Август постоянно подчеркивал безраздельность власти господина и патрона над своими рабами. Для этого он пошел даже на такой шаг, как награждение рабов и вольноотпущенников, которые укрывали и спасали своих господ, осужденных во время проскрипций.
В этом Август, как и во всем остальном, вел последовательную политику. Историки, в подтверждение этого, любят приводить в пример один случай.
Однажды Август обедал у своего друга Ведия Поллиона, у которого существовало традиционное наказание провинившихся рабов — он бросал их на съедение муренам — хищным рыбам с ужасной головой, напоминающей голову дракона, которых он для этого держал в специальных прудах.
И вот один из рабов, прислуживавших за столом, случайно разбил драгоценный бокал. Зная, что ему грозит страшная казнь, несчастный бросился на колени перед Августом и стал умолять его о заступничестве.
Естественно, Октавиана мало интересовала судьба какого-то раба. Но он прекрасно понимал, что каждым своим шагом, каждым своим поступком должен поддерживать в пароде славу доброго и справедливого господина. Август оказался в неловкой ситуации: по идее, он должен был защитить несчастного раба, но, в то же время, не имел права вмешиваться в отношения господина и раба, в соответствии с культом, который им же и насаждался.
Но Октавиан Август и тут проявил мудрость. Он потребовал, чтобы ему подали все остальные бокалы и разбил их один за другим, избавив этим раба от казни.
Это был не единственный случай, когда он выступал в качестве судьи. Вот что об этом пишет Гай Светоний Транквилл:
«Списки давних должников казны, давшие больше всего повода к нареканиям, он сжег; спорные казенные участки в Риме уступил их держателям; затянувшиеся процессы, в которых унижение обвиняемых только тешило обвинителей, он прекратил, пригрозив равным взысканием за возобновление иска.
Чтобы никакое преступление или судебное дело не оставалось без наказания и не затягивалось, он оставил для разбирательства и те тридцать с лишним дней, которые магистры посвящали играм. К трем судейским декуриям он прибавил четвертую, низшего состояния, назвав этих судей „двухсотниками“ и, отдав им тяжбы о небольших суммах. Судей он назначал только с тридцати лет, то есть на пять лет раньше обычного. И лишь, когда многие стали избегать судейской должности, он нехотя согласился, чтобы каждая декурия по очереди в течение года была свободна от дел, и чтобы в ноябре и декабре обычных разбирательств вовсе не производилось.
Сам он правил суд с большим усердием, иногда даже ночью; если же бывал болен — то с носилок, которые ставили возле судейских мест, или даже дома, лежа в постели. При судопроизводстве он обнаруживал не только высокую тщательность, но и мягкость: например, желая спасти одного несомненного отцеубийцу от мешка и утопления — а такая казнь назначалась только признавшимся, — он, говорят, обратился к нему так: „Значит, ты не убивал своего отца?“ А когда разбирался подлог завещания и все, приложившие к нему руку, подлежали наказанию по Корнелиеву закону, он велел раздать судьям для голосования, кроме двух обычных табличек, оправдательной и обвинительной, еще и третью, объявлявшую прощение тем, кто ставил свою подпись по наущению или по недомыслию. Апелляции от граждан он каждый раз передавал городскому претору, апелляции от провинциалов — лицам консульского звания, которых он назначал для разбора по одному на каждую провинцию.
Он пересмотрел старые законы и ввел некоторые новые: например, о роскоши, о прелюбодеянии и разврате, о подкупе, о порядке брака для всех сословий. Этот последний закон он хотел сделать еще строже других, но бурное сопротивление вынудило его отменить или смягчить наказание, дозволить трех летнее вдовство и увеличить награды. Но и после этого однажды на всенародных играх всадники стали настойчиво требовать от него отмены закона: тогда он, подозвав сыновей Германика, на виду у всех, посадил их к себе и к отцу на колени, знаками и взглядами убеждая народ не роптать и брать пример с молодого отца. А узнав, что некоторые обходят закон, обручаясь с несовершеннолетними или часто меняя жен, он сократил срок помолвки и ограничил разводы».
Таким образом, Август, трижды возвращаясь к законам о семье во время своего принципата, принял специальные полномочия «куратора нравов». Чтобы разъяснить вышеприведенную цитату, уточним, что законы эти предписывали всем гражданам страны вступать в брак и иметь детей. Люди, Которые не соблюдали их, ограничивались в праве наследования и занятия различных должностей, И, напротив, люди, у которых было трое и больше детей, получали различные привилегии и государственные пособия.
В то же время, в соответствии с этими законами, предписывалось строго блюсти нравы. Отцу давалось право убить любовника дочери и дочь, которых он поймал на месте преступления. Муж был обязан подать в суд на свою неверную жену и ее «сообщника», которые в свою очередь лишались части имущества и высылались на пустынные острова средиземного моря.
Если же муж в суд не подавал, то любой гражданин имел право обвинить его в сводничестве. Все это, по мнению Августа, должно было воссоздать древнюю семью, возродить угасающую pietas и упрочить власть отца и господина.
Законы эти встречали ожесточенное сопротивление среди высших слоев населения Рима, но это и не удивительно, так как они содержали внутренние противоречия. Они были направлены на укрепление власти мужа и отца, но дозволяли государству вмешиваться в замкнутый некогда мир фамилии и уже не муж, а суд карал неверную жену. Это противоречие постепенно все более и более разрасталось и в самом конце существования римской империи привело почти к полной замене власти главы фамилии государственной властью.
Но законы о семье возникли не от сиюминутного желания Августа, в этом была его жизненная позиция. Обратимся снова к Гаю Светонию Транквиллу:
«Особенно важным считал он, чтобы римский народ оставался неиспорчен и чист от примеси чужеземной и рабской крови. Поэтому римское гражданство он жаловал очень скупо, а отпуск рабов на волю ограничил. Тиберий просил его о римском гражданстве для своего клиента-грека — он написал в ответ, что лишь тогда согласится на это, когда тот сам убедит его в законности своих притязаний. Ливия просила за одного галла с податного племени — он освободил его от подати, но отказал в гражданстве, заявив, что ему легче перенести убыток для его казны, чем унижение для чести римских граждан. А для рабов он поставил множество препятствий на пути к свободе, еще больше — на пути к полноправной свободе: он тщательно предусмотрел и количество и положение, и состояние отпускаемых, и особо постановил, чтобы раб, хоть раз побывавший в оковах или под пыткой, уже не мог получить гражданства ни при каком отпущении.
Даже одежду и платье он старался возродить древние. Увидев однажды в собрании толпы людей в темных плащах, он воскликнул в негодовании: „Вот они — Рима сыны, владыки земли, облаченные в тогу!“, — и поручил эдилам позаботиться впредь, чтобы все, кто появляется на форуме и поблизости, снимали плащи и оставались в тогах.
Щедрость по отношению ко всем сословиям он, при случае, высказывал не раз. Так, когда в Александрийском триумфе он привез в Рим царские сокровища, то пустил в оборот столько монеты, что ссудные проценты сразу понизились, а цены на землю возросли; а впоследствии, когда у него бывал избыток денег от конфискаций, он на время ссужал их безвозмездно тем, кто мог предложить заклад на двойную сумму. Сенаторам он повысил ценз с 8 до 12 сотен тысяч сестерциев. А у кого такого состояния не оказалось, тем он сам его пополнил. Народу он то и дело раздавал денежные подарки, но не всегда одинаковые: то по четыреста, то по триста, а то и по двести пятьдесят сестерциев на человека. При этом он не обходил и малолетних, хотя обычно мальчики допускались к раздаче лишь с одиннадцати лет. При трудностях со снабжением он часто раздавал гражданам и хлеб по самой малой цене или даже даром, а денежные выдачи удваивал.
Однако при этом заботился он не о собственной славе, а об общем благе: это видно из того, что, когда горожане стали жаловаться на недостаток и дороговизну вина, он унял их строгими словами: „Мой зять Агриппа достаточно построил водопроводов, чтобы никто не страдал от жажды!“ В другой раз, когда народ стал требовать обещанных подарков, он ответил, что умеет держать свое слово; когда же толпа стала домогаться подарков не обещанных, он эдиктом выразил порицание ее наглости и бесстыдству и объявил, что подарков не даст, хотя и собирался. Твердость и достоинство обнаружил он, когда узнал, что после его обещания раздать подарки много рабов получило, свободу и было внесено в списки граждан: он заявил, что кому не было обещано, те ничего и не получат, а остальным дал меньше, чем обещал, чтобы общая сумма осталась прежней. Однажды, во время сильного неурожая, от которого трудно было найти средства, он выселил из Рима всех работорговцев с их рабами и ланист с их гладиаторами, всех иноземцев, кроме врачей и учителей, и даже часть рабов. Когда же снабжение наладилось, он, по его собственным словам, собирался навсегда отменить хлебные выдачи, так как из-за них приходило в упадок земледелие; но он оставил эту мысль, понимая, что рано или поздно какой-нибудь честолюбец снова мог бы их восстановить. Однако после этого он умерил выдачи так, чтобы соблюсти выгоды не Только горожан, но и землепашцев, зерноторговцев.
В отношении зрелищ он превзошел всех предшественников: его зрелища были более частые, более разнообразные, более блестящие. По его словам, он давал игры четыре раза от своего имени, и двадцать три раза от имени других магистратов, когда они были в отлучке или не имели средств. Театральные представления он иногда устраивал по всем кварталам города, на многих подмостках, на всех языках: гладиаторские бои — не только на форуме или в амфитеатре, но также и в цирке и в септах (впрочем иногда он ограничивался одними травлями); состязания атлетов — также и на Марсовом поле, где были построены деревянные трибуны; наконец морской бой — на пруду, выкопанном за Тибром, где теперь Цезарева роща. В дни этих зрелищ он расставлял по Риму караулы, чтобы уберечь обезлюдевший город от грабителей.
В цирке у него выступали возницы, бегуны и зверобои: иногда это были юноши из самых знатных семей. Устраивал он не раз и Троянскую игру, с участием старших и младших мальчиков, чтобы они, по славному древнему обычаю, показали себя достойными своих благородных предков. Когда в этой потехе упал и разбился Ноний Аспренат, он подарил ему золотое ожерелье и позволил ему и его потомкам именоваться Торкватами. Однако ему пришлось прекратить эти развлечения, когда оратор Азиний Поллион гневно и резко стал жаловаться в сенате на то, что его внук Эзернин тоже сломал себе ногу при падении. Для театральных и гладиаторских представлений он привлекал иногда и римских всадников, пока сенат не запретил это декретом; после этого он один только раз показал с подмостков знатного юношу Луция, и то лишь как диковинку, потому что он был двух футов ростом и семнадцати фунтов весом, но голос имел неслыханно громкий. Парфянских заложников, впервые прибывших в Рим в праздничный день, он также привлек на зрелища и, проведя их через арену, посадил во втором ряду над собой. Но даже и в дни, свободные от зрелищ, он выставлял напоказ в разных местах все, что привозилось в Рим невиданного и любопытного: например, носорога — в септе, тигра — в театре, змею в пятьдесят локтей длиной — на комиции.
Однажды в цирке во время обетных игр он занемог и возглавлял процессию, лежа на носилках. В другой раз, когда он открывал праздник при освящении театра Марцелла, у его консульского кресла разошлись крепления и он упал навзничь. На играх, которые он давал от имени внуков, среди зрителей вдруг началось смятение — показалось, что рушится амфитеатр; тогда, не в силах унять их и образумить, он сошел со своего места и сам сел в той части амфитеатра, которая казалась особенно опасной.
Среди зрителей, которые ранее сидели беспорядочно и вели себя распущенно, он навел и установил порядок. Поводом послужила обида одного сенатора, которому в Путеолах, на многолюдных зрелищах, никто из сидящей толпы не захотел уступить место; тогда и было постановлено сенатом, чтобы на всяких общественных зрелищах первый ряд сидений оставался свободным для сенаторов. Послам свободных союзных народов он запретил садиться в орхестре, так как обнаружил, что среди них были вольноотпущенники. Солдат он отделил от граждан. Среди простого народа он отвел особые места для жителей женатых; отдельный клин — для несовершеннолетних; и соседний — для их наставников, а на средних местах воспретил сидеть одетыми в темные плащи. Женщинам он даже на гладиаторские бои не дозволял смотреть иначе, как с самых верхних мест, хотя по старому обычаю на этих зрелищах они садились вместе с мужчинами. Только девственным весталкам он предоставил в театре отдельное место напротив преторского кресла. С атлетических же состязаний он удалил женщин совершенно: и когда на понтификальных играх народ потребовал вывести пару кулачных бойцов, он отложил это на утро следующего дня, сделав объявление, чтобы женщины не появлялись в театре раньше пятого часа.
Сам он смотрел на цирковые зрелища из верхних комнат в домах своих друзей или вольноотпущенников, а иногда — со священного ложа, сидя вместе со своей женой и детьми. Часто он уходил с представления на несколько часов, иногда даже на целый день, испросив прощения и назначив вместо себя распорядителя. Но когда он присутствовал, то ничем уже более не занимался: то ли он хотел избежать нареканий, которым на его памяти подвергался его отец Цезарь за то, что во время игр читал письма и бумаги или писал на них ответы, то ли просто любил зрелища и наслаждался ими, чего он никогда не скрывал и в чем не раз откровенно признавался. Поэтому даже не на своих зрелищах и играх он раздавал от себя и других много дорогих подарков, поэтому и на всяком греческом состязании он непременно награждал по заслугам каждого атлета. Но больше всего он любил смотреть на кулачных бойцов, в особенности латинских: и не только на обученных и признанных, которых он иногда даже стравливал с греками, но и на простых горожан, которые в переулочках бились стена на стену, без порядка и правил. Одним словом, он не обошел вниманием никого и умножил их привилегии, гладиаторам запретил биться без пощады, актеров разрешил наказывать только в театре и во время игр, а не всегда и везде, как это позволялось должностным лицам по старому закону. Тем не менее, и на состязаниях борцов, и на битвах гладиаторов, он всегда соблюдал строжайший порядок, а вольности актеров сурово пресекал: узнав, что Стефанион, актер римской комедии, держит в услужении матрону, постриженную под мальчика, он высек его в трех театрах и отправил в ссылку. Пантомима Гиласа он, по жалобе претора, наказал плетью при всех в атрии своего дома. А Пилада выслал из Рима и Италии за то, что он со сцены оскорбительно показал пальцем на зрителя, который его освистал».
Но несмотря на все сказанное выше, можно смело утверждать, что главной и первой заботой Августа была армия. Она в свое время обеспечила ему победу и единовластие. И в то же время он прекрасно понимал, что армия может стать и очень опасной силой, направленной против власти самого императора, поэтому Август предпринимал много мер, которые ограничивали роль армии.
После победы над Марком Антонием ему удалось захватить огромную добычу в Египте, и это помогло ему щедро расплатиться с солдатами и обеспечить ветеранов землей, не прибегая более к конфискации. Таким образом, он значительно сократил количество военных, оставив из семидесяти с лишним легионов, стоявших под оружием в 33 г. до н. э., только двадцать пять.
В Италии никакого войска, кроме городских и преторианских когорт не осталось. Все легионы были размещены только в провинциях. Легионарии набирались из римских граждан, главным образом италиков и римлян. Все остальные посты занимали сенаторы и всадники. Простой солдат мог дослужиться только до центуриона, то есть командира центурии — подразделения легиона, составлявшего одну шестидесятую его часть и включавшего сто солдат.
И тем не менее, авторитет Августа базировался на тех огромных материальных средствах, которыми обладал принцепс и, в первую очередь, на том, что он был бесконтрольным командующим огромной постоянной армией.
Хорошо укомплектованные, оснащенные технически по всем требованиям военного искусства того времени, легионы были расквартированы группами в наиболее важных в военном и экономическом положении провинциях.
Командующие легионами — легаты и старшие командиры — военные трибуны назначались самим Октавианом Августом. Срок службы воинов в легионах был установлен в двадцать лет. В течение службы воины получали годовое жалование, а при отставке — донативу (особый подарок и надел земли). Воинам пожилого возраста, а также выходившим в отставку — так называемым ветеранам — раздавали отдельные поселения в различных частях римской империи. Они являлись оплотом государственной власти. Часто из них выбирались местные магистраты.
Но в то же время, в армии насаждалась жестокая дисциплина. От солдат требовали беспрекословного подчинения. За малейшую провинность они несли различные наказания — от розг до казни в случае массового неповиновения или бегства с поля боя.
И хотя военные еще помнили те времена, когда Октавиана называли «солдатским вождем», теперь он никуда не позволял ни себе, ни своим близким обращаться к легионариям с привычным ранее для них словом «соратники». Теперь к ним обращались только «солдаты».
Поначалу служба в армии считалась весьма привилегированной, но когда египетская добыча истощилась, и, в то же время, участились войны, отставку и награды стали оттягивать на неопределенный срок. Чтобы пополнить военную казну, Август ввел налоги на наследство и на отпуск рабов, но все-таки денег на содержание армии не хватало, поэтому в армию шли неохотно, и иногда приходилось прибегать к принудительным наборам.
Кроме легионов, в некоторых крупных городах римских провинций стояли когорты. Они были призваны охранять римских администраторов, местные храмы, тюрьмы, а по ночам — ворота и улицы городов. Положение солдат этих вспомогательных частей, набиравшихся из покоренных провинциалов или из, так называемых, союзных, а фактически зависимых народов, было еще хуже.
Это были конные и пешие отряды (алы и когорты) в 500 или 1000 человек, взятых из одного племени, по названию которого они именовались. Набор в эти части нередко служил поводом к восстанию. Само собой, что боевые качества таких войск не были высокими.
В самой Италии были расквартированы особые преторианские когорты. В эпоху Республики в каждой римской армии была когорта, которая охраняла военачальниками его ставку — так называемая когорта претория.
Август для личной охраны и поддержания в Италии порядка создал девять когорт преторианцев по тысяче человек каждая (триста всадников и семьсот пехотинцев). Три из преторианских когорт были оставлены в самом Риме, а остальные шесть — в различных городах Италии.
Воины-преторианцы рекрутировались из уроженцев Италии. В то же время они получали жалование в три раза больше, чем обычные легионеры. Срок службы их был сокращен и составлял шестнадцать лет. Во главе преторианского корпуса, который фактически являлся императорской гвардией, стояли два префекта претории.
Для охраны морских границ и традиционных морских путей на Средиземном море было создано несколько постоянных эскадр военных кораблей. Кроме этого существовали флотилии, которые охраняли берега Галлии и Понта Евксинского (ныне — Черное море).
Общая численность вооруженных сил Римской империи при Октавиане Августе достигла 300 тыс. человек. Эта постоянная римская армия, созданная им, просуществовала около четырех столетий. Это была армия регулярная, надежная и твердая. Она составляла оплот правителей римской империи в их внутренней и внешней политике.
Вот что пишет об этом Гай Светоний Транквилл:
«В военном деле он ввел много изменений и новшеств, а кое в чем восстановил и порядки старины. Даже своим легатам он дозволял свидания с женами только в зимнее время, да и то с большой неохотой. Римского всадника, который двум юношам-сыновьям отрубил большие пальцы рук, чтобы избавить их от военной службы, он приказал продать с торгов со всем его имуществом; но увидев, что его порываются купить откупщики, он присудил его своему вольноотпущеннику с тем, чтобы тот дал ему свободу, но отправил в дальние поместья. Десятый легион за непокорность он весь распустил с бесчестием. Другие легионы, которые неподобающим образом требовали отставки, он уволил без заслуженных наград. В когортах, отступивших перед врагом, он казнил каждого десятого, а остальных переводил на ячменный хлеб. Центурионов, а равно и рядовых, покинувших строй, он наказывал смертью. За остальные проступки налагал разного рода позорящие взыскания: например, приказывал стоять целый день перед преторской палаткой, иногда — в одной рубахе и при поясе, иной раз — с саженью или с дерновиной в руках.
После гражданских войн он уже ни разу ни на сходке, ни в приказе не называл воинов „соратниками“, а только „воинами“ и не разрешал иного обращения ни сыновьям, ни пасынкам, когда они были военачальниками: он находил это слишком льстивым и для военных порядков, и для мирного времени, и для достоинства своего и ближних. Вольноотпущенников он принимал в войска только для охраны Рима от пожаров или от волнений при недостатке хлеба, а в остальных случаях — всего два раза: в первый раз — для укрепления колоний на иллирийской границе, во второй раз — для защиты берега Рейна. Но и этих он нанимал еще рабами у самых богатых хозяев и хозяек и тотчас отпускал на волю, однако держал их под отдельным знаменем, не смешивал со свободнорожденными и вооружил по-особому. Из воинских наград он охотнее раздавал бляхи, цепи и всякие золотые и серебряные предметы, чем почетные венки за взятие стен и валов: на них он был крайне скуп и не раз присуждал их беспристрастно даже рядовым бойцам. Марка Агриппу после морской победы в Сицилии он пожаловал лазоревым знаменем. Только триумфаторам, даже тем, кто сопровождал его в походах и участвовал в победах, он не считал возможным давать награды, так как они сами имели право их распределять по своему усмотрению.
Образцовому полководцу, по его мнению, меньше всего пристало быть торопливым и опрометчивым. Поэтому он часто повторял изречения: „Спеши не торопясь“, „Осторожный полководец лучше безрассудного“ и „лучше сделать поудачнее, чем затеять побыстрей“. Поэтому же он никогда не начинал сражение или войну, если не был уверен, что при победе выиграет больше, чем потеряет при поражении. Тех, кто домогается малых выгод ценой больших опасностей он сравнивал с рыболовом, который удит рыбу на золотой крючок: оторвись крючок, никакая добыча не возместит потери».
Имея безраздельную власть над такой огромной армией, Октавиан Август мог позволить себе и дальше вести тонкую политическую игру. Он любил повторять, что своим правлением он восстановил республику, а сам — не имеет никаких особых привилегий. Вот что об этом пишет Гай Светоний Транквилл:
«Милосердие его и гражданственная умеренность засвидетельствованы многими примечательными случаями. Не буду перечислять, скольким и каким своим противникам он не только даровал прощение и безопасность, но и допустил их к первым постам в государстве. Плебея Юния Новата он наказал только денежной пеней, а другого — Кассия Потавина, — только легким изгнанием, хотя первый распространял о нем злобное письмо от имени молодого Агриппы, а второй при всех заявлял на пиру, что полон желания и решимости его заколоть. А однажды на следствии, когда Эмилию Элиану из Кордубы в числе прочих провинностей едва ли не больше всего вменялись дурные отзывы о Цезаре, он обернулся к обвинителю и сказал с притворным гневом: „Докажи мне это, а уж покажу Элиану, что у меня есть язык: ведь я могу наговорить о нем еще больше“, — и более он ни тогда, ни потом не давал хода этому делу. А когда Тиберий в письме жаловался ему на то же самое, но с большей резкостью, он ответил ему так: „Не поддавайся порывам юности, милый Тиберий, и не слишком возмущайся, если кто-то обо мне говорит дурное: довольно и того, что никто не может нам сделать дурного“».
Храмов в свою честь он не дозволял возводить ни в какой провинции иначе, как с двойным посвящением ему и Риму. В столице же он от этой почести отказывался наотрез, даже серебряные статуи, уже поставленные в его честь, он все перелил на монеты и из этих денег посвятил два золотых треножника Аполлону Палатинскому.
Диктаторскую власть народ предлагал ему неотступно, но он на коленях, спустив с плеч тогу, обнажив грудь умолял его от этого избавить. Имени «государь» он всегда страшился как оскорбления и позора. Когда при нем на зрелищах мимический актер произнес со сцены:
— О добрый, справедливый, государь! — и все, вскочив с мест, разразились рукоплесканиями, словно речь шла о нем самом, он движением и взглядом тотчас унял непристойную лесть, а на следующий день выразил зрителям порицание в суровом эдикте. После этого он даже собственных детей и внуков не допускал ни в шутку, ни всерьез называть его господином, и даже между собой запретил им пользоваться этим лестным обращением. Не случайно он старался вступать и выступать из каждого города и городка только вечером или ночью, чтобы никого не беспокоить приветствиями и напутствиями. Когда он бывал консулом, то обычно передвигался пешком, когда не был консулом — в закрытых носилках. К общим утренним приветствиям он допускал и простой народ, принимая от него прошения с необычайной ласковостью: одному оробевшему просителю он даже сказал в шутку, что тот подает ему просьбу, словно грош слону. Сенаторов в дни заседаний он приветствовал только в курии на их местах, к каждому обращаясь по имени без напоминания; даже уходя и прощаясь, он не заставлял их вставать с места. Со многими он был знаком домами и не переставал бывать на семейных праздниках, пока однажды в старости не утомился слишком сильно на чьей-то помолвке. С сенатором Церринием Галлом он не был близок, но когда тот вдруг ослеп и решил умереть от голоду, он посетил его и своими утешениями убедил не лишать себя жизни.
Однажды в сенате во время его речи кто-то сказал: «Не понимаю!», — а другой: «Я бы тебе возразил, будь это возможно!» Не раз, возмущенный жестокими спорами сенаторов, он покидал курию; ему кричали вслед: «Нельзя запрещать сенаторам рассуждать о государственных делах!» При пересмотре списков, когда сенаторы выбирали друг друга, Антисий Лабеон подал голос за жившего в ссылке Марка Лепида, давнего врага Августа и на вопрос Августа: «Неужели не нашлось никого достойнее?», ответил: «У каждого свое мнение». И все-таки за вольные и строптивые речи от него никто не пострадал. Даже подметные письма, разбросанные в курии, его не смутили: он обязательно их опроверг и, не разыскивая даже сочинителей, постановил только впредь привлекать к ответу тех, кто распространяет под чужим именем порочащие кого-нибудь стихи или письма. В ответ на задевшие его дерзкие или злобные шутки он также издал эдикт; однако принимать меры против вольных высказываний в завещаниях он запретил.
Присутствуя на выборах должностных лиц, он всякий раз обходил трибы со своими кандидатами и просил за них по старинному обычаю. Он и сам подавал голос в своей трибе как простой гражданин. Выступая свидетелем в суде, он терпел допросы и возражения с редким спокойствием. Он уменьшил ширину своего форума, не решаясь выселить владельцев из соседних домов. Представляя вниманию народа своих сыновей, он каждый раз прибавлял: «Если они того заслужат». Когда перед ними, еще подростками, встал И разразился рукоплесканиями целый театр, он был этим очень недоволен. Друзей своих он хотел видеть сильными и влиятельными в государственных делах, но при тех же правах и в ответе перед теми же судебными законами, что и прочие граждане. Когда его близкий друг, Ноний Аспренат был обвинен Кассием Севром в отравлении, он спросил в сенате, как ему следует поступить: он боится, что по общему мнению, если он вмешается, то отнимет из-под власти законов подсудимого, а если не вмешается, то покинет и обречет на осуждение друга. И с одобрения всех он несколько часов просидел на свидетельских скамьях, но все время молчал и не произнес даже обычной в суде похвалы подсудимому. Присутствовал он и на процессах клиентов, например, у некоего Скутария, солдата на сверхсрочной службе, обвиненного в насилии. Только одного из подсудимых и только откровенными просьбами спас он от осуждения, перед лицом судей умолив обвинителя отступиться: это был Кастриций, от которого он узнал о заговоре Мурены.
Какой любовью пользовался он за эти достоинства, нетрудно представить. О сенаторских постановлениях я не говорю, так как их могут считать вынужденными или льстивыми. Всадники римские добровольно и по общему согласию праздновали его день рождения каждый год два дня подряд. Люди всех сословий по обету ежегодно бросали в Курциево озеро монетку за его здоровье. А на новый год приносили ему подарки на Капитолий, даже если его и не было в Риме; на эти средства он потом купил и поставил по всем кварталам дорогостоящие статуи богов — Аполлона-Сандалиария, Юпитера-Трагеда и других. На восстановление его палатинского дома, сгоревшего во время пожара, несли деньги и ветераны, и декурии, и трибы, и отдельные граждане всякого разбора, добровольно и кто смог; но он едва прикоснулся к этим кучам денег и взял не больше, чем по денарию из каждой. При возвращении из провинции, его встречали не только добрыми пожеланиями, но и пением песен. Следили даже за тем, чтобы в день его въезда в город никогда не совершались казни.
Имя отца отечества было поднесено ему всем народом внезапно и единодушно. Первым это сделали плебеи, отправив ему посольство в Анций, а после его отказа — приветствуя его в Риме при входе в театр огромной толпой и в лавровых венках; вслед за ним и сенат высказал свою волю, но не в декрете и не общим криком, а в выступлении Валерия Мессалы. По общему поручению он сказал так: «Да сопутствует счастье и удача тебе и дому твоему Цезарь Август! Такими словами молимся мы о вековечном благоденствии и ликовании всего государства: ныне сенат в согласии с римским народом поздравляет тебя отцом отечества!» Август со слезами на глазах отвечал ему такими словами: привожу их в точности, как и слова Мессалы: «Достигнув исполнения моих желаний, о чем еще могу я молить бессмертных богов, отцы сенаторы, как не о том, чтобы это ваше единодушие сопровождало меня до скончания жизни!»
Но к этому возвеличиванию Октавиан шел, сохраняя видимость карьеры равного среди равных. В течение нескольких лет он избирался консулом (в общей сложности он был консулом тринадцать раз). Помимо этого он, по постановлению сената еще с 36 г. до н. э. имел трибунскую власть, которая давала ему право распоряжаться всеми гражданскими делами в Риме.
Позже он получил власть проконсульскую.
Он также был верховным судьей всех римских граждан. Как и сенат, он имел право выдвигать кандидатов в магистраты. Следует отметить, что его кандидаты баллотировались вне очереди и, конечно, имели все шансы быть избранными. Для этого он также использовал свой авторитет, как мы смогли убедиться из цитаты римского историка.
Якобы для покрытия расходов по вверенным принцепсу отраслям управления была создана особая казна — фиск, которая сложилась на основе отдельных провинциальных фисков, существовавших еще в период Республики.
Постепенно казна эта совершенно вытеснила эрарий, которым распоряжался сенат. Вот как пишет об этом Гай Светоний Транквилл:
«Не всегда он вступал в должность в Риме: четвертое консульство он принял в Азии, пятое — на острове Самосе, восьмое и девятое — в Тараконе.
Триумвиром для устроения государства он был в течение десяти лет. В этой должности он сперва противился коллегам и пытался предотвратить проскрипции; но когда проскрипции были все же объявлены, он превзошел жестокостью их обоих. Тех еще многим удавалось умилостивить мольбами и просьбами — он один твердо стоял на том, чтобы никому не было пощады. Он даже внес в список жертв своего опекуна Гая Торания, который был товарищем по эдильству его отца Октавия. Более того, Юлий Сатурнин сообщает, что по совершении проскрипций Марк Лепид извинялся перед сенатом за случившееся и выражал надежду, что с наказаниями покончено и отныне наступит время милосердия; Октавий же напротив заявил, что он хоть и прекращает проскрипции, он оставляет за собой полную свободу действий. Правда, впоследствии, как бы раскаиваясь в своем упорстве, он возвел во всадническое достоинство Тита Виния Филопомена, так как о нем говорили, что он во время проскрипции укрыл своего патрона от убийц.
Будучи триумвиром, он многими поступками навлек на себя всеобщую ненависть. Так, Пинарий, римский всадник, что-то записывал во время его речи перед солдатами в присутствии толпы граждан; заметив это, он приказал заколоть его у себя на глазах как лазутчика и соглядатая. Тедия Афра, назначенного консулом, который язвительно отозвался о каком-то его поступке, он угрозами довел до того, что тот наложил на себя руки. Квинт Галлий, претор, пришел к нему для приветствия с двойными табличками под одеждой: Октавий заподозрил, что он прячет меч, однако не решился обыскать его на месте, опасаясь ошибиться; но, немного спустя, он приказал центурионам и солдатам стащить его с судейского кресла, пытал его как раба и, не добившись ничего, казнил, своими руками выколов сперва ему глаза. Сам он однако пишет, что Галлий под предлогом беседы покушался на его жизнь, а за это был брошен в тюрьму, потом выслан из Рима и погиб при кораблекрушении или при нападении разбойников.
Трибунскую власть он принял пожизненно и раз или два назначал себе товарища на пять лет. Принял он и надзор за нравами и законами, также пожизненно; в силу этого полномочия он три раза производил народную перепись, хотя и не был цензором; в первый и третий раз — с товарищем, в промежутке — один».
Октавиан любил подчеркивать, что, восстановив Республику, он не принял никаких титулов и званий, перечащих республиканскому строю и превосходил «товарищей» по магистратурам только авторитетом, которого он достиг лишь благодаря своим исключительным заслугам.
Обратимся снова к названному выше римскому историку:
«О восстановлении республики он задумывался дважды; первый раз — тотчас после победы над Антонием, когда еще свежи были в памяти частые обвинения его будто единственно из-за Октавиана республика еще не восстановлена; и во второй раз — после долгой и мучительной болезни, когда он даже вызвал к себе домой сенаторов и должностных лиц и передал им книги государственных дел. Однако, рассудив, что и ему опасно будет жить частным человеком, и республику было бы неразумно доверять своеволию многих правителей, он без колебаний оставил власть за собой; и трудно сказать, что оказалось лучше, решение или его последствия. Об этом решении он не раз заявлял вслух, а в одном эдикте он свидетельствует о нем такими словами: „Итак, да будет мне дано установить государство на его основе целым и незыблемым, дабы я, пожиная желанные плоды этого свершения, почитался творцом лучшего государственного устройства, и при кончине унес бы с собой надежду, что заложенные мною основания останутся непоколебленными“. И он выполнил свой обет, всеми силами стараясь, чтобы никто не мог пожаловаться на новый порядок вещей».
Поэтому, чтобы выделить его из всех остальных магистратов, было сделано предложение присвоить ему имя Ромула, чем подчеркивалась его заслуга, будто он заново основал Рим.
Но это имя слишком напоминало Октавиану одиозный титул «государя» и он не согласился. Тогда выход был найден Мунацием Планком, участником почти всех враждебных Октавиану коалиций и только перед битвой при Акции перешедшим на его сторону. Он предложил присвоить принцепсу имя Августа, которое затем, как и имя Цезаря, носили все правители империи. Оно может быть приблизительно переведено как «возвеличенный божеством», что придавало власти принцепса как бы религиозную санкцию. С этого момента Октавиан и стал именоваться «императором Цезарь Август, сын Божественного (имеется ввиду Галий Юлий Цезарь)».
Еще до этого, когда в 12 г. до н. э. умер бывший триумвир Лепид, который до самой смерти оставался великим понтификом, на его место был избран Октавиан Август. С этих пор он и все его приемники были великими понтификами. Тем самым они концентрировали в своих руках всю полноту военной, гражданской и религиозной власти.
Таким образом, несмотря на формальное республиканское государственное управление, и юридическое двоевластие императора и сената, принципат был задуман и осуществлен как монархия. Но подобные формальности имели большое значение. Дело в том, что видимость республики просуществовала около трех столетий, на протяжении которых монархическая власть постепенно выступала во все более и более неприкрытом виде. Процесс этот получил завершение лишь в конце III в. н. э., во время так называемой поздней римской империи. Следует заметить, что отношения Августа с сенатом до самых последних лет его правления носили относительно мирный характер. Несколько быстро раскрытых случайных, а не систематических, заговоров, несколько анонимных памфлетов, злословие в узких кругах, которое больше пугало собеседников, чем того, кто был его объектом, несколько дерзких ответов Августу на заседаниях сената, которые казались тогда верхом гражданского мужества, — вот все, чем смогли ответить сенаторы на фактическое крушение республиканского строя. Но в этом немалая заслуга и самого Октавиана Августа. Он всячески старался не обострять отношения с сенатом, старался поддерживать его значение, лично оказывал уважение сенаторам и требовал этого от других. Но, несмотря на это, Октавиан Август неуклонно оттеснял сенат на задний план. Дошло до того, что, боясь влияния сенаторов в провинциях, он запретил им покидать Италию без особого разрешения. Не желая допустить сближения сенаторов с плебсом, Август ограничил расходы частных лиц на зрелища, чтобы никто не превзошел его в роскоши и популярности.
Он вмешивался в управление сенатскими провинциями, создал совет в количестве двадцати человек, которые именовались его «друзьями». Этим советом велась подготовка всех важнейших мероприятий, которые затем поступали на лишь формальное утверждение сената. Дважды за годы своего правления он проводил чистки, изгоняя неугодных ему сенаторов и пополняя сенат преданными людьми. Если у таких людей не доставало денег до суммы сенаторского ценза, он выплачивал их сам.
На самые ключевые посты он лично назначал своих друзей и приближенных, иногда даже вольноотпущенников, что привело к зарождению императорской бюрократии, которая постепенно вытеснила старые республиканские учреждения. Высшей военной, административной и судебной властью в императорских провинциях обладали назначаемые Августом из числа преданных ему сенаторов наместники, имевшие звание легатов пропреторского ранга. Они управляли провинциями в соответствии с императорскими инструкциями — мандатами, которые получали перед отъездом в свою провинцию. Сенатскими же провинциями управляли назначаемые сенатом проконсулы и пропреторы, которые, в то же время, обязаны были подчиняться приказам принцепса.
Римом управлял префект города, которого Август назначал из числа наиболее близких к себе сенаторов. Часто на государственную службу Август привлекал своих клиентов из числа всадников, а также своих рабов и вольноотпущенников.
Ранг всадников имели высшие префекты, к которым принадлежали: префект претория, командующий императорской гвардией; префект Египта, управляющий этой самой богатой и наиболее стратегически важной провинцией; префект анноны, организующей снабжение Рима продовольствием, префект вигилов, который заведовал пожарной охраной Рима и отвечал за порядок в ночное время. Всадники были также прокураторами провинций, которые отвечали за сбор налогов и выплату жалования расквартированным в провинциях войскам. Кроме этого, они были обязаны следить за деятельностью наместника провинции и обо всем подозрительном тут же докладывать Августу. Прокураторы-всадники иногда назначались наместниками небольших провинций и возглавляли некоторые финансовые ведомства в самом Риме. Наиболее низшие финансовые должности занимали императорские вольноотпущенники. Также из принадлежавших императору рабов и вольноотпущенников, была укомплектована императорская канцелярия. В штате наместников провинций находились их родственники, друзья и клиенты, так как канцелярии были укомплектованы отчасти рабами и вольноотпущенниками, а отчасти солдатами и младшими командирами, откомандированными из канцелярий, расположенных в провинциях легионов.
Конечно, всех этих людей, служивших в государственном аппарате ранней Империи, нельзя считать чиновниками в современном смысле этого слова. Их служба представляла собой чередование административных должностей с магистратурами (для сенаторов), командных постов в армии с работой управителей императорских поместий и различных служб императорского двора. При назначении человека на ту или иную должность, главную роль играли его личные связи.
Складывающийся государственный аппарат был разнородным по своему составу, хаотичным по своей структуре и малочисленным, если учесть, что он должен был обслуживать мировую державу. Это происходило потому, что в то время еще большую роль играли республиканские традиции, да и объем административной работы не был велик, так как ранняя Империя представляла собой совокупность самоуправляющих муниципиев, полиса и родоплеменных общин, но, несмотря на свое несовершенство, этот государственный аппарат всячески способствовал укреплению власти Августа и его преемников. Он позволил наладить более эффективное управление государственными делами, чем это было в период поздней Республики.
Тогда же было заложено основание огромному императорскому хозяйству, которое, все разрастаясь, сделало впоследствии императоров крупнейшими землевладельцами империи. В результате чего они стали, не только политически, но и экономически сильнее сенаторов. Несмотря на то, что Август очень неохотно давал права римского гражданства уроженцам провинции, однако многие знатные провинциалы его получили. Более того, в городе Кирене Август даже вмешался в борьбу между римскими поселенцами и местной знатью, оказав помощь именно последним против злоупотреблений живших там римлян. Особым покровительством Августа пользовалось население италийских городов. Некоторые из представителей местной италийской знати вошли в состав всаднического и даже сенаторского сословий. Италийские купцы вели торговлю не только во всех провинциях римской империи, но и за ее пределами.
Август развернул гигантскую строительную деятельность как в самом Риме, так и в других областях государства. В столице империи были реставрированы и заново отстроены восемьдесят два храма, а также построен специальный архитектурный комплекс — Форум Августа, роскошный театр, названный в честь племянника Августа Марцелла, храм всем богам — Пантеон, «жертвенник мира» и многое другое. На Палатинском холме Август построил себе роскошный дом, который постепенно стал центром политической жизни города. После него все императоры строили свои дворцы на этом месте.
В годы правления Августа было приложено множество усилий для обеспечения постоянного и бесперебойного снабжения огромного многолюдного города Рима хлебом и водой. Для этого на Тибре и в порту Рима — Остии, были воздвигнуты большие склады, отремонтированы и построены новые водопроводы-акведуки. Обеспечением города хлебом заведовал префект анноны, снабжением водой — префект вод. Во главе же всего управления городом стоял городской префект, главными функциями которого по словам историка Тацита, были «быстрая расправа и обуздание рабов и мятежных граждан».
Ко времени правления Октавиана Августа в аграрной жизни Италии происходил массовый процесс разорения мелких землевладельцев. Правда сельский плебс еще сохранялся на севере страны, но его политическая роль была весьма незначительной. Основной фигурой в экономике сельского хозяйства стали собственники рабовладельческих вилл средних размеров. Именно в их среде искал поддержки Октавиан Август и, следует заметить, его политика по укреплению фамилии встретила наибольшую поддержку как раз в этой среде — обладателей имении в несколько сот югеров и нескольких десятков рабов. Из них выбиралась городская верхушка муниципиев — сословие декурионов, городские советы. Из них также выбирались городские магистраты. Позиции средних землевладельцев усилились в Италии особенно после проведения проскрипций, наделения землей 300 тыс. ветеранов и основания 28 колоний. Владельцы средних земельных наделов господствовали на севере и в средней Италии, хотя здесь имелись и крупные латифундии. Эта политика благотворно сказалась на подъеме сельского хозяйства Италии в I в. н. э. Хотя зерно уже тогда ввозилось в основном из Египта, но в Италии было широко развито скотоводство. Повсюду выращивали виноград и оливы. Италия торговала со всем миром вином, маслом, шерстью, что приносило большие доходы италийским собственникам, которые восхваляли Августа, сумевшего установить мир, в связи с чем люди могли спокойно заниматься своей повседневной хозяйственной деятельностью.
В основном на земле работали рабы, лишь изредка применялся сезонный наемный труд. Часто земля сдавалась в аренду крупному арендатору и тогда она обрабатывалась его рабами. Были случаи, когда сами рабы выступали в качестве арендаторов. Нередко ветераны, получившие землю и не приученные вести хозяйство, сдавали ее в аренду прежнему хозяину. Аренда обычно выплачивалась деньгами, договор заключался на пять лет. По истечении этого срока по желанию сторон договор можно было продлить. Но все это не приостановило процесса концентрации земли в руках крупных землевладельцев. Укрепление сословия средних землевладельцев способствовало развитию хозяйственной жизни городов, тесно с ним связанной. Муниципальная знать, входившая в сословие декурионов, из Которого пополнялся состав городских советов и избирались магистраты, заботилась о благоустройстве городов. Именно в сословии декурионов искал поддержки Октавиан Август в городах. Он всячески ему покровительствовал. Во многих городах Август и члены его семьи избирались патронами, что устанавливало дополнительную связь между ними и италийскими городами.
Немалую роль в муниципальной жизни Италии играли ветераны, которые смешались с местной знатью и составляли основное ядро приверженцев итератора. Ветераны также занимали муниципальные должности во многих италийских городах. Сохранилась надпись из Капуи, в которой говорится о ветеране, некогда служившем в войске «бога Цезаря», участвовавшем во всех походах Августа и после окончания войн поселившемся в Капуе. Здесь он занимал почетные муниципальные должности, щедро делился с городом своим состоянием.
Немалую роль в экономике Италии играло ремесло — текстильные, металлические и керамические изделия вывозились из страны наравне с продуктами земледелия. Особенно заметно развивалось и процветало известное еще со времен республики керамическое производство Арреция (ныне Ареццо). Археологи по многочисленным находкам черепков с клеймами арретинских мастеров установили, что арретинская художественная керамика изготовлялась в мастерских, где иногда работало до сотни рабов. Владельцы наиболее крупных мастерских стремились открывать свои филиалы не только на территории Италии, но и в других местах, вплоть до Малой Азии. Значительную роль в ремесле и торговле играли вольноотпущенники, которые иногда наживали огромные состояния.
Известно, что в 1 в. до н. э. Италия, наравне с Римом, находилась в привилегированном положении по отношению к другим землям империи. Подавляющее большинство жителей страны являлось римскими гражданами. Правда, на севере еще сохранились поселения кельтских и лигурийских племен, но Август постепенно их приписывал к городам, наделяя правами латинского гражданства. Такими образом, во времена правления Августа была завершена полная «романизация» Италии, включая ее самую северную часть — Цизальпинскую Галлию. Но на этом император Август не остановился. Во время его принципата началась широкая романизация западных земель. Также продолжалась эллинизация восточных провинций. Хотя следует заметить, что эти процессы велись в разных землях в различной степени, поэтому понятия «романизация» и «эллинизация» — условные. Внешним проявлением романизации является рост городов и развитие муниципальной жизни провинций. В связи с развитием городов, земли провинций делились между городами, превращались в городские территории. А жившее на них сельское население, становилось гражданами городов. В отсталых провинциях, население которых еще находилось в стадии разложения первобытнообщинных отношений, это вело к ослаблению племенной знати, дроблению сосредоточенных в ее руках земельных владений и вслед за этим к развитию классических форм рабства, очевидному прогрессу ремесла, торговли, а также к распространению на эти земли римской культуры.
Города с самого начала их образования являлись сложным хозяйством. Они обладали значительным имуществом, которое состояло из денег, общественных зданий, городской земли и городских рабов. Этим имуществом распоряжались советы декурионов и городские магистраты. Они пускали в оборот городские капиталы, ссужая их под проценты, сдавали различные подряды по городскому благоустройству, строительству, отдавали в аренду часть земли, которая принадлежала городу, занимались снабжением города продовольствием и регулировали его продажу населению. Они же следили за взиманием налогов и повинностей, которыми облагался весь город. В случае процветания города, эти должности становились весьма выгодными и желанными, так как открывали большие возможности для обогащения. В связи с этим, богатые и знатные горожане не скупились на украшения родного города, часто раздавали бедным деньги и продовольствие, чтобы привлечь на свою сторону симпатии горожан и получить большинство голосов при выборах на магистратские должности. В случае успеха они, вступая в должность, обязаны были внести большую сумму в городскую кассу. Эти расходы делали магистратуры доступными лишь для весьма состоятельных людей. Вольноотпущенникам доступ к ним был закрыт и только сыновья самых богатых из них могли рассчитывать вступить в круг городской элиты. Так было заведено в городах Италии, так со временем стало и во многих провинциях.
Как и при Гае Юлии Цезаре, во времена Октавиана Августа большую роль играло основание многочисленных провинциальных колоний ветеранов. Эти колонии получали землю и иногда их наделяли так называемым италийским правом, независимо от того, в какой провинции она находилась. В таком случае колонисты владели землей на основе полного римского права собственности, в отличие от других владельцев провинциальных земель, потому что на все остальные земли верховная собственность принадлежала государству. Ветераны легионов и их семьи, согласно специальному эдикту Августа, освобождались от всяких налогов, на какой бы земле они ни появились. Они приводили на новые земли своих рабов и налаживали хозяйство по римскому образцу. Эти колонии стали форпостами последующей романизации земель. Некоторые города даже получали права муниципиев, однако большая часть городов оставалась в зависимости от центральной государственной власти.
Немалую роль в провинциальной политике империи играли раздача персонального римского гражданства. По данным переписей (ценза), которые трижды проводились при Августе, число римских граждан за первые двадцать лет его принципата (28-8 гг. до н. э.) выросло на четыре процента, а последующие двадцать один год (8 г. до н. э. — 14 г. н. э.) — на одиннадцать процентов. Вот как обо всем этом пишет Гай Светоний Транквилл: «Вот каким образом устроил он город и городские дела.
В Италии он умножил население, основав двадцать восемь колоний. Он украсил их постройками, обогатил податями и даже, отчасти, приравнял их по правам и значению к столице: именно он установил, чтобы декурионы каждой колонии участвовали в выборах столичных должностных лиц, присылая свои голоса за печатями в Рим ко дню общих выборов. И чтобы у именитых людей не уменьшалось влияние, а у простых — потомство, он всех, кого город представлял к всаднической службе, с готовностью к ней допускал, а всех, кто мог похвастаться сыновьями или дочерями, он при своих разъездах по областям награждал тысячей сестерциев за каждого.
Из провинций он взял на себя те, которые были значительнее и управлять которыми годичным наместникам было трудно и небезопасно; остальные он отдал в управления проконсулам по жребию. Впрочем, некоторые он в случае надобности обменивал, а при объездах часто посещал и те и другие. Некоторые союзные города, своеволием увлекаемые к гибели, он лишил свободы; другие города он или поддержал в их долгах, или отстроил после землетрясения, или наградил латинским или римским гражданством за заслуги перед римским народом. Как кажется, нет такой провинции, которую бы он не посетил, если не считать Африки и Сардинии: он и туда готовился переправиться из Сицилии после победы над Секстом Помпеем, но ему помешали сильные и непрерывные бури, а потом для этого уже не представилось ни времени, ни повода.
Царства, которыми он овладел по праву войны, он почти все или вернул прежним их властителям, или передал другим иноземцам. Союзных царей он связал друг с другом взаимным родством, с радостью устраивая и поощряя их брачные и дружеские союзы. Он заботился о них как о частях и членах единой державы, приставлял опекунов к малолетним или слабоумным, пока они не подрастут или не поправятся. А многих царских детей воспитывал или обучал вместе со всеми…
Желая быстрее и легче получать вести и сообщения о том, что происходит в каждой провинции, он сначала расположил по военным дорогам через небольшие промежутки молодых людей, а потом расставил и повозки, чтобы можно было в случае надобности лично расспросить тех гонцов, которые доставляли донесения прямо с мест. Подорожные, бумаги и письма он первое время запечатывал изображением сфинкса, потом изображением Александра Великого и наконец — свои собственным, резьбы Диоскурида; им продолжали пользоваться и его преемники. В письмах он всегда точно отмечал время их написания, указывая час дня и даже ночи».
Как уже говорилось выше, римское гражданство получить было не легко, оно давалось, главным образом, сторонникам Августа, которые поддерживали его еще во время гражданских войн. В этом случае не имело значения ни происхождение, ни место жительства такого человека. Например, гражданин сирийского города Розоса, Селевк, который служил командиром (навархом) во флоте Октавиана, не только стал римским гражданином, но был освобожден от подати и получил ряд привилегий в отношении торговли и суда. Римские граждане были привилегированной частью провинциалов и объединились в организации со своими особыми выборными магистратами.
В восточных землях империи продолжали сохраняться прежние категории населения и прежние формы самоуправления. Как и раньше, высшее место занимали «эллины», в число которых входили наиболее богатые и привилегированные слои горожан. Сохранились эдикты Августа из города Кирены, которые доказывают, что он покровительствовал «эллинам», ограждал их от притеснения римских граждан, имевших до этого исключительное право заседать в судах. Теперь же в восточных провинциях судебные комиссии составлялись наполовину из эллинов, а наполовину из римских граждан. Он разрешил посылать непосредственно к нему посольства, чем ограничивал произвол чиновников. Таким образом он завоевал поддержку среди аристократических сословий, а также среди хозяев больших мастерских в восточных провинциях, которые еще во время гражданских войн поддерживали Октавиана. Они приветствовали установление мира и власти Рима, что давало им возможность вести большие дела.
Также из местной знати состояли провинциальные собрания, главной целью которых было отправление культа богини Рима и Августа, который на востоке по примеру эллинистических царей, почитался в качестве бога. Тогда как на Западе существовал культ его гения, или его «божественной силы». В знак особого расположения к этим городам, он разрешил именовать себя их «патроном», «восстановителем», «основателем». Август всячески искал поддержку и набирал сторонников среди местной знати, пытаясь создать из них прочную опору своей власти.
Как и во всех остальных случаях, особым положением пользовался Египет, который считался собственностью императора. Здесь города, кроме Птолемаиды, Навкратиса и Александрии не имели самоуправления. Вся страна была как будто сельской территорией, подчиненной императорскому префекту. Отсутствие привилегированных территорий в Египте способствовало консервации строя, который существовал еще при Птолемеях. Это облегчало эксплуатацию страны, из которой выкачивалось необходимое количество хлеба для Рима и всей Италии. Несмотря на то, что восточные землевладельцы и торговцы охотно признавали власть Августа, среди местного плебса постоянно росла ненависть к Риму и лично к императору Августу. Это и не удивительно, так как именно отсюда в Италию поставлялись основные продукты питания, а также отсюда поступали рабы на земли римских магнатов. На востоке среди плебса зрело недовольство, распространялись пророчества, будто придет день, когда падет Рим и римляне-поработители сами станут рабами, будто явится справедливый царь и спаситель, который освободит угнетенные народы и настанет царство счастья, золотой век.
Все это создавало неспокойную обстановку. В Египте, вскоре после его захвата, вспыхнуло восстание, которое охватило Фиваиду и в котором приняло участие население пяти крупнейших городов этой области. Само собой, восстание это было жестоко подавлено. Изредка до Рима доходили смутные слухи о мятежах в Сирии и Малой Азии, о постигшей их за это жестокой расправе. Недовольство, протест местного населения, идеализация своего прошлого («золотой век»), надежды на лучшее будущее все чаще стали оформляться в религиозные течения, смутные прорицания и тайные учения. Именно на этой почве позже зародилось христианство.
Абсолютно иным было положение в западных провинциях. Во многих из них еще вовсе не было городов, а поэтому городской знати. Главную роль здесь играла родовая и племенная аристократия. Поэтому, завоевывая западные провинции, Рим искал поддержки среди этой знати. Среди нее набирал сторонников и Август. Многие знатные галлы служили в римском войске командирами вспомогательных частей, личный состав которых набирался из их соплеменников. Они получали римское гражданство и Имя Юлиев — родовое имя Августа. Так в первой, основанной в 43 г. до н. э. колонии Великой Галлии — Лугдуне, Когда был воздвигнут величественный алтарь богини Рима, жрецами стали избираться представители романизованной галльской аристократии. Они же входили в общее галльское провинциальное собрание. Одной из главных задач этого собрания было устройство празднеств жертвоприношения при лугдунском храме.
Но как бы там ни было, романизация этих земель только начиналась. Местная аристократия еще не примирилась с римским владычеством, с унизительным положением побежденных, с обидным прозвищем «варвары». Некоторые представители этой знати нередко возглавляли восстания против владычества Рима. Надо заметить, что борьба восставших в западных провинциях всегда велась с особенным упорством, несмотря на то, что римляне, всегда жестоко расправлялись с ними. В первые годы принципата ближайший сторонник Августа — Агриппа, вел ожесточенную борьбу с испанским племенем астуров и кентабров. Восстание это то затухало, то вспыхивало с новой силой. Агриппа опустошал земли, сжигал жилища, безжалостно истреблял непокорных. Но, несмотря на все это, подавить восстание удалось с огромным трудом. Несколько раз начинались волнения в галльских и африканских землях. Но самым опасным для римского владычества было крупное восстание придунайских народов, которое произошло в конце правления Августами длилось целых три года (6–9 гг. н. э.).
Римляне издавна стремились покорить придунайские земли и северную часть Балканского полуострова, которые были населены племенами далматов, паннонцев, мезов и фракийцев. За много лет до правления Августа здесь возникли поселения римских граждан. Главным образом они состояли из италийских купцов, а посему получали устройство городов римского права. Местные же племена оставались на положении перегринов (чужеземцев). Они находились под управлением римских командиров в должности префектов. Вначале иллирийские области находились под верховным надзором Агриппы, а после его смерти они распались на провинции — Рецию, Норик, Далмацию, Паннонию, Мезию. Фракийские племена частично расселились на территории римских провинций, а частично подчинились местным властителям из племени одрисов, которые целиком зависели от Рима. С этих покоренных земель взимались огромные подати, тут регулярно проводились рекрутские наборы.
Восстание началось в 6 г. н. э. Пасынок Августа — Тиберий, готовился к войне с царем германского племени маркоманов Марободом, царство которого находилось на территории современной Чехии. Маробод, как и многие «варварские» цари, некоторое время жил в Риме и, как видим, он не терял времени зря. За эти годы он смог многому научиться. Марободу удалось создать сильный союз племен, он организовал армию по римскому образцу и оказывал гостеприимство всем, кто был недоволен господством Рима, а также римским перебежчикам. Готовясь к войне, Тиберий собрал войско из двенадцати легионов. Придунайские племена должны были пополнить его армию вспомогательными частями. Этот новый набор и оказался той каплей, которая переполнила чашу терпения. Далмация и Паннония восстали. Восстание возглавили три племенных вождя. Двоих из них звали Батон, а одного — Пинна. Все римские граждане, которые оказались в руках восставших были перебиты. Оба Батона и Пинна собрали довольно большую армию. В Риме распространился слух, что через десять дней враг может быть у ворот столицы. С Марободом был спешно заключен мир, тем более, что военные действия против него, еще не разворачивались. Август потребовал, чтобы богатые люди пожертвовали часть состояния на военные нужды. С востока были вызваны легионы на помощь Тиберию, Август включил в армию рабов, которых поставили крупные собственники, даровав им предварительно свободу.
И все же, несмотря на такие чрезвычайные меры, предпринятые императором, восставшие боролись целых три года. Они выдержали длительную осаду в укрепленных городах. Иногда им даже удавалось вторгаться в границы соседних провинций, иногда они переходили к партизанским действиям. В это же время, возможно не без участия паннонцев и далматов, восстало и фракийское племя бессов. Тогда, увидев тщетность своих усилий, Тиберий прибег к испытанному средству — он сумел переманить на свою сторону одного из Батонов. Соблазненный мыслью получить власть из рук Рима, он предал войска своих соплеменников и своего товарища Пинну. Власти ему получить так и не удалось, так как сразу же после этого он был схвачен и казнен вторым Батоном, но движение уже было ослаблено. Вскоре восставшие были разбиты. Понесли поражение и бессы. После подавления восстания многие из них были расселены в Мезии, в районах преданных Риму греческих городов. Расправа была чрезвычайно жестокой. У всех побежденных была отобрана земля, некоторым отрезали руки, многих продавали в рабство.
Но не успели римляне подавить Панноно-Далматское восстание, как тут же восстали народы, жившие на территории Германии. После покорения Галлии и образования на левом берегу Рейна двух провинций — Верхней и Нижней Германии, римляне попытались подчинить себе и зарейнские области. В результате неоднократных походов, в которых принимали участие пасынки Августа Тиберий и Друз, казалось, что уже вся страна, вплоть до Эльбы, может считаться присоединенной к империи. Римляне здесь вели обычную для себя политику: отдельные племена были поставлены на разные ступени зависимости. Местная знать дружила с командирами германских частей и получила римское гражданство. Однако племенная знать германцев была более враждебно настроена в отношении Рима, чем галльская аристократия, прежде всего потому, что среди германцев не было столь сильного социального расслоения, как среди галльцев. А поэтому знать германцев с трудом переносила римский гнет и гораздо менее нуждалась в римской поддержке.
В 9 г. н. э. к германцам был послан Квинкцилий Вар, известный к тому времени бесстыдными вымогательствами в Сирии, которой он ранее управлял. Он вздумал ввести среди германцев римское судопроизводство, которое было тем совершенно чуждо и обременительно. Это они не стерпели и восстали. Движение возглавил знатный херуск и римский гражданин Арминий. Вар оказался захваченным врасплох. Во время жестокой битвы в Тевтобургском лесу почти все его солдаты были перебиты, а сам он покончил жизнь самоубийством. И хотя восстание херусков не грозило Риму такой непосредственной опасностью как Панноно-Далматское, впечатление в Риме от известия о поражений в Тевтобургском лесу было очень сильным. Сам Август, по рассказам современников, в отчаянии воскликнул: «Вар! Вар! Верни мои легионы!» После этого Август распустил отряд своих телохранителей, которые были набраны из германцев. Из Рима были высланы также все галлы. Опасались вторжения германцев в Галлию и восстания рабов. Но разрозненные дружины германцев дальше изгнания захватчиков не пошли, они разошлись по своим поселкам. Галлия пребывала в спокойствии. Рабы остались покорными. Однако после этого поражения усилилось недовольство римской знати, которая все еще мечтала о восстановлении сенатской Республики.
Вся внешняя политика императора Августа была направлена на установление мира в огромной стране, которая на протяжении долгих десятилетий сотрясалась от гражданских войн, а также на укрепление положения в далеких провинциях. Поэтому политику Августа можно охарактеризовать как весьма осторожную и сдержанную. Правда на Западе Август все же стремился расширить границы империи до Рейна и Дуная и подчинить соседние племена, чтобы воспрепятствовать их союзу с недовольными племенами в своих провинциях. Пытался он также заключить с некоторыми соседними племенами договоры, по которым они брали на себя защиту границ империи, становясь таким образом ее клиентами. Исходя из всего вышесказанного, следует, что Август предпочитал дипломатические средства при проведении своей внешней политики. Например, он установил мирные отношения с парфянским царем Фраатом IV, не оказавшись при этом от своего влияния на Армению. В 20 г. до н. э. Фраат IV в качестве мирного жеста возвратил Риму пленных и военные значки (орлы легионов и другие военные знамена), захваченные во время походов Красса, а также разгрома войск сирийского наместника в 40 г. до н. э. и похода Марка Антония. Возвращение парфянами знамен и уцелевших римских пленников было представлено в Риме чуть ли не капитуляцией Парфии перед Римом. Еще большей победой посчитали тут появление в Риме сыновей Фраата IV, которых он отправил в столицу империи в качестве заложников. Никто и не догадывался, что на самом деле Фраат IV отправил к Августу своих сыновей, так как опасался за их жизнь. Дело в том, что парфянская знать после подписания Фраатом IV мира с императором Августом, выражала большое недовольство и он боялся, чтобы они не захватили членов его семьи и не использовали их в качестве орудия борьбы против него самого.
Мы уже знаем со слов Гая Светония Транквилла как Август относился к войне. Он справедливо полагал, что агрессивная политика на Востоке потребует больших денежных средств и у него при этом не было полной уверенности в ее успехе, поэтому Август и его ближайший советник — Марк Випсаний Агриппа выбрали объектами для своих территориальных притязаний богатые металлом области на северо-западе Пиренейского полуострова, земли к северо-востоку от Адриатического моря. В отношении остальных земель, Август применял систему зависимых царств. Такими царствами были Мавретания в Африке, Коммагена, Каппадокия, Галатея, Иудея и другие в Азии. Формально являясь независимыми, они не только были обязаны охранять римские границы, но и фактически были ему подчинены. Август утверждал их царей и являлся верховным арбитром в их внутренних и внешних делах. Так как наиболее подробно известно тогдашнее положение дел в Иудее, то именно по внутренней жизни в этом государстве, не трудно судить о: положении дел и в других зависимых царствах.
В эти годы царем Иудеев был Ирод. Вначале он поддерживал Марка Антония, но после поражения последнего при Акции, перешел на сторону Октавиана. В подтверждение этого он отстроил величественный город, который назвал в честь Октавиана Кесарией. Кроме этого, он использовал любой повод, для того, чтобы продемонстрировать преданность римскому императору. Большие налоги, которые взимал царь Ирод, а также его открытое пристрастие к греческой культуре, вызвали большое недовольство в народе Иудеи. Возникла даже народная партия зелотов («ревнителей»). Ее члены требовали неотложно начать борьбу с римским владычеством. По-видимому, они стремились вернуть страну к теократии. Когда же царь Ирод умер и его сыновья отправились в Рим просить у Августа утверждения завещания их отца, который разделил между ними царство, в стране вспыхнуло восстание. Оно было жестоко подавлено римскими войсками. Впоследствии народные волнения в Иудее происходили еще не раз. Однажды восстание подняли из-за ценза — переписи, которая проводилась с целью установления суммы подушного и земельного налога. Отныне он должен был выплачиваться в римскую казну. Но это восстание, как и все остальные, закончились поражением.
Август был расчетливым политиком. Вся его деятельность была направлена на единство и укрепление империи, а также на поддержание господствующего положения римлян и италиков по отношению к остальным жителям гигантской державы. Август был тонкий, расчетливый, двуличный, умевший приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам и использовать их для извлечения максимальной выгоды политик. Никто никогда точно не знал, что у него на уме. Современники утверждают, что он настолько боялся выдать свои истинные мысли, что даже со своей женой Ливией говорил о важных делах только по предварительно составленному конспекту. Но все это использовалось для того, чтобы непреклонно идти к поставленной цели и, надо сказать, Августу удалось ее достичь. Популярность его в народе была такова, что в Италии некоторые города праздновали новый год в день, когда он впервые их посетил. Во многих провинциях ему воздвигались храмы и алтари. В его честь утверждали пятилетние игры чуть ли не в каждом маленьком городке.
Все цари, его друзья и союзники, заложили каждый в своем царстве города под названием Цезарея. А все вместе они намеревались достроить и посвятить гению Августа храм Юпитера олимпийского в Афинах, строительство которого началось еще в глубокой древности. Многие из них покидали царство, чтобы ежедневно сопровождать его не только в Риме, но и в провинциях. Ходили возле него они без всяких царских отличий, одетые в простые тоги, прислуживая ему как клиенты. Вот что писал об Августе, как о человеке, Гай Светоний Транквилл:
«Дружбу он завязывал нелегко, но верность соблюдал неуклонно и не только должным образом награждал заслуги и достоинства друзей, но и готов был сносить их пороки и провинности, — до известной, конечно, меры. Примечательно, что из всех его друзей нельзя найти ни одного опального, если не считать Сальвидиена Руфа и Корнелия Галла. Обоих он возвысил из ничтожного состояния, одного — до консульского сана, другого — наместничества в Египте. Первого, замышлявшего переворот, он отдал для наказания сенату; второму, за его неблагодарность и злокозненность он запретил появляться в своем доме и в своих провинциях. Но когда погиб и Галл, доведенный до самоубийства нападками обвинителей и указами сената, Август, поблагодарив за преданность всех своих столь пылких заступников, не мог удержаться от слез и сетований за то, что ему одному в его доме нельзя даже сердиться на друзей сколько хочется. Остальные же его друзья насаждались богатством и влиянием до конца жизни, почитаясь первыми в своих сословиях, хотя ими подчас он бывал недоволен. Так, не говоря об остальных, он не раз жаловался, что даже Агриппе не достает терпимости, а Меценату — умения молчать, когда Агриппа из пустого подозрения, будто к нему охладели и предпочитают ему Марцелла, бросил все и уехал в Митилены, а Меценат, узнав о раскрытии заговора Мурены, выдал эту тайну своей жене Теренции.
В свою очередь, и сам он требовал от друзей такой же ответной привязанности как при жизни, так и после смерти. Действительно, хотя он нимало не домогался наследств и никогда ничего не предпринимал по завещаниям людей незнакомых, но к последним заветам друзей был необычайно чувствителен, и если в завещании о нем упоминалось небрежно и скупо, то непритворно огорчался, а если почтительно и лестно, то непритворно радовался. Когда завещатели оставляли детей, он или тотчас передавал им свою долю наследства и отказанные ему подарки, или же сохранял ее на время их малолетства, а в день совершеннолетия или свадьбы, возвращал с процентами.
Хозяином и патроном был он столь же строгим, сколько милостивым и мягким. Многих вольноотпущенников он держал в чести и близости — например, Ликина, Келада и других. Косм, его раб, оскорбительно о нем отзывался — он удовольствовался тем, что заковал его в цепи. Диомед, его управляющий, сопровождал его на прогулке, но когда на них вдруг выскочил дикий кабан, перепугался и бросил хозяина одного — он побранил его не за провинность, а только за трусость и опасное происшествие обратил в шутку, так как злого умысла тут не было. И в то же время он заставил умереть Пола, одного из любимых своих вольноотпущенников, узнав, что тот соблазнял замужних женщин: Таллу, своему писцу, он переломал ноги за то, что тот за пятьсот динариев выдал содержание его письма; а когда наставник и служители его сына Гая, воспользовавшись болезнью и смертью последнего, начали бесстыдно и жадно обирать провинцию, он приказал их швырнуть в реку с грузом на шее…
Праздники и торжества справлял он обычно с большой пышностью, а иногда — только в шутку. Так, на Сатурналиях и в другое время, ежели ему было угодно, он иногда раздавал в подарок и одежды, и золото, и серебро, иногда — монеты разной чеканки, даже царские и чужеземные, а иногда только губки, мешалки, клещи и т. п. предметы с надписями двусмысленными и загадочными. Любил он также на пиру, продавать гостям жребии на самые неравноценные предметы или устраивать торг на картины, повернутые лицом к стене, чтобы покупки то обманывали, то превосходили ожидания покупателя. Гости с каждого ложа должны были предлагать свою цену и потом делить убыток или выигрыш.
Что касается пищи — я и этого не хочу пропустить, — то ел он очень мало и неприхотливо. Любил грубый хлеб, мелкую рыбешку, влажный сыр, отжатый вручную, зеленые фиги второго сбора; закусывал и в предобеденные часы, когда и где угодно, если только чувствовал голод. Вот его собственные слова из письма: „В одноколке мы подкрепились хлебом и финиками“…
С виду он был красив и в любом возрасте сохранял привлекательность, хотя и не старался прихорашиваться. О своих волосах он так мало заботился, что давал причесывать себя сразу нескольким цирюльникам, а когда стриг или брил бороду — то одновременно что-нибудь читал или даже писал. Лицо его было спокойным и ясным, говорил ли он или молчал: один из галльских вождей даже признавался среди своих, что именно это поколебало его и остановило, когда он собирался при переходе через Альпы, Приблизившись под предлогом разговора, столкнуть Августа в пропасть. Глаза у него были светлые и блестящие; он любил, чтобы в них чудилась некая божественная сила и бывал доволен, когда под его пристальным взглядом собеседник опускал глаза, словно от сияния солнца. Впрочем, к старости он стал хуже видеть левым глазом. Зубы были у него редкие, мелкие, неровные. Волосы — рыжеватые и чуть вьющиеся; брови — сросшиеся, уши — небольшие, нос — с горбинкой и заостренный, цвет кожи — между смуглым и белым, росту он был невысокого — впрочем, вольноотпущенник Юлий Марат, который вел его записки, сообщает, что в нем было пять футов и три четверти, — но это скрывалось соразмерным и стройным сложением и было заметно лишь рядом с более рослыми людьми.
Тело его, говорят, было покрыто на груди и на животе родимыми пятнами, напоминающими видом, числом и расположением, звезды Большой Медведицы…
Тяжело и опасно болеть ему за всю жизнь случилось несколько раз, сильнее всего — после покорения Кантабрии… Тогда его печень так страдала от истечения желчи, что он в отчаянии вынужден был обратиться к лечению необычному и сомнительному: вместо горячих припарок, которые ему не помогали, он по совету Антония Музы, стал употреблять холодные…
Свое слабое здоровье он поддерживал заботливым уходом. Прежде всего, он редко купался… Вместо этого он обычно растирался маслом или потел перед открытым огнем, а потом окатывался комнатной или согретой на солнце водой. А когда ему приходилось от ломоты в мышцах принимать горячие морские или серные ванны, он только окунал в воду то руку, то ногу, сидя на деревянном кресле, которое по-испански называл „дурета“. Упражнения в верховой езде и с оружием на марсовом поле он прекратил тотчас же после гражданских войн. Некоторое время после этого он еще упражнялся мячом, набитым или надутым, а потом ограничился верховыми и пешими прогулками…
Для умственного отдыха он иногда удил рыбу удочкой, а иногда играл в кости, камешки и орехи с мальчиками-рабами. Ему нравились их хорошенькие лица и их болтовня и он покупал их отовсюду, особенно же из Сирии и Мавретании; а к карликам, уродцам и тому подобным он питал отвращение, видя в них насмешку природы и зловещее предзнаменование.
Красноречием и благородными науками он с юных лет занимался с охотой и великим усердием. В Мутинской войне среди всех своих забот он, говорят, каждый день находил время и читать, и писать, и декламировать. Действительно, он впоследствии никогда не говорил ни перед сенатом, ни перед народом, ни перед войском, не обдумав и не сочинив свою речь заранее, хотя не лишен был способности говорить и без подготовки.
А чтобы не полагаться на память и не терять времени на заучивание, он первый стал все произносить по написанному… чтобы не сказать по ошибке слишком мало или слишком много. Выговор у него был мягкий и своеобразный. Он постоянно занимался с учителем произношения; но иногда у него болело горло и он обращался к народу через глашатая.
Он написал много прозаических сочинений разного рода; некоторые из них он прочитывал перед друзьями или перед публикой. Таковы „Возражения Бруту о Катоне“, — их он читал однажды уже в старости, но, не дойдя до конца, устал и отдал дочитывать Тиберию; таковы „Поощрение к философии“ и сочинение „О своей жизни“ в тридцати книгах, доведенное только до кантабрийской войны. Поэзии он касался лишь бегло. Сохранилась одна книга, написанная гекзаметрами и озаглавленная „Сицилия“, в соответствии с содержанием: сохранилась и другая книга, маленькая — „Эпиграммы“, которые он по большей части сочинял в бане при купании. За трагедии он было взялся с большим пылом, но не совладал с трагическим слогом и уничтожил написанное; а на вопрос друзей, что поделывает его Аякс, он ответил, что Аякс бросился на свою губку.
В слоге он стремился к изяществу и умеренности, избегая как пустых и звонких фраз, так и, по его выражению, „словес, попахивающих стариной“; больше всего он старался как можно яснее выразить свою мысль… Любителей старины и любителей манерности он одинаково осуждал за их противоположные крайности и не раз над ними издевался. В особенности он вышучивал своего друга Мецената за его, как он выражался, „напомаженные завитушки“, и даже писал на него пародии…
Орфографию, то есть правила и предписания, установленные грамматиками, он не старался соблюдать и по-видимому, разделял мнения тех, кто думает, что писать надо так, как говорят…
В делах веры и суеверия вот что о нем известно. Перед громом и молнией испытывал он не в меру малодушный страх: везде и всюду он носил с собой для защиты от них тюленью шкуру, а при первом признаке сильной грозы, скрывался в подземном убежище, — в такой ужас повергла его когда-то ночью в дороге ударившая рядом молния…
Сновидениям, как своим, так и чужим, относящимся к нему, он придавал большое значение. В битве при Филиппах он по нездоровью не собирался выходить из палатки, но вышел, поверив вещему сну своего друга; и это его спасло, потому что враги захватили его лагерь и, думая, что он еще лежит в носилках, искололи и изрубили их на куски. Сам он каждую весну видел сны частые и страшные, но пустые и несбывчивые. А в остальное время года сны были реже, но сбывались чаще. После того, как он посвятил на Капитолии храм Юпитеру Громовержцу и часто в нем бывал, ему приснилось, будто другой Юпитер, Капитолийский, жалуется, что у него отбирают почитателей, а он ему отвечает, что Громовержец, стоя рядом, будет ему привратником; и вскоре после этого он украсил крышу Громовержца колокольчиками, какие обычно вешались у дверей…
Некоторые приметы и предзнаменования он считал безошибочными. Если утром он надевал башмак не на ту ногу, левый вместо правого, это было для него дурным знаком; если выпадала роса в день его отъезда в дальний путь по суше или по морю, это было добрым предвестием быстрого и благополучного возвращения. Но больше всего волновали его чудеса. Когда между каменных плит перед его домом выросла пальма, он перенес ее к водоему богов Пенатов и очень заботился, чтобы она пустила корни. Когда на острове Капри с его приездом вновь поднялись ветви древнего дуба, давно увядшие и поникшие к земле, он пришел в такой восторг, что выменял у неаполитанцев этот остров на остров Энарию. Соблюдал он предосторожности и в определенные дни: после нундин не отправлялся в поездки, а в ноны не начинал никакого важного дела; правда, Тиберию он написал, что здесь его останавливает только недоброе звучание слова „ноны“.
Из чужеземных обрядов он с величайшим почтением относился к древним и издавна установленным, но остальные презирал…
… Не лишним будет сообщить и о событиях, случившихся до его рождения в самый день рождения и впоследствии, по которым можно было ожидать его будущего величия и догадываться о его неизменном счастье.
В Велитрах (родина Августа) некогда молния ударила в городскую стену и было предсказано, что гражданин этого города когда-нибудь станет властителем мира. В надежде на это жители Велитр и тогда и потом не раз воевали с римским народом, едва не погубив самих себя; но последующие события показали, что это знамение предвещало могущество Августа. Юлий Марат сообщает, что за несколько месяцев до его рождения, в Риме, на глазах у всех совершилось чудо, возвестившее, что природа рождает римскому народу царя. Устрашенный сенат запретил выкармливать детей, которые родятся в этом году; но не те, у кого жены были беременны, позаботились о чтобы постановление не попало в казначейство: каждый надеялся, что знамение относится к нему. У Аскалепида Мендетского в „Рассуждениях о богах“ я прочитал, что Атия однажды в полночь пришла для торжественного богослужения в храм Аполлона и осталась там спать в своих носилках, между тем, как остальные матроны разошлись по домам; и тут к ней внезапно скользнул змей, побыл с нею и вскоре уполз, а она, проснувшись, совершила очищение, как после соития с мужем. G этих пор на теле у нее появилось пятно в виде змеи, от которого она никак не могла избавиться и поэтому больше никогда не ходила в общие бани; а девять месяцев спустя родился Август и был по этой причине признан сыном Аполлона. Эта же Атия незадолго до его рождения видела сон, будто ее внутренности возносятся ввысь, застилая и землю и небо; а ее мужу Октавию приснилось, будто из чрева Атии исходит сияние солнца.
В день его рождения, когда в сенате шли речи о заговоре Каталины, Октавий из-за родов жены явился с опозданием; и тогда, как всем известно и ведомо, Публий Нигидий, узнав о причине задержки и спросив о часе рождения, объявил, что родился повелитель всего земного круга. А потом Октавий, проводя свое войско по дебрям Фракии, совершил в священной роще Вакха варварские гадания о судьбе своего сына, и жрецы ему дали такой же ответ: в самом деле, когда он плеснул на алтарь вином, пламя так полыхнуло, что взметнулось выше кровли, до самого неба — а такое знамение у этого алтаря было дано одному лишь Александру Великому, когда он приносил здесь жертвы…
В свой последний день он все время спрашивал, нет ли в городе беспорядков из-за него. Попросив зеркало, он велел причесать ему волосы и поправить отвисшую челюсть. Вошедших друзей он спросил, как им кажется, хорошо ли он сыграл комедию жизни? И произнес заключительные строки:
Коль хорошо сыграли мы, похлопайте
И проводите добрым нас напутствием.
Затей он всех отпустил. В это время кто-то только что прибыл из Рима; он стал расспрашивать о дочери Друза, Которая была больна, и тут внезапно испустил дух на руках У Ливии со словами: „Ливия, помни, как жили мы вместе! Живи и прощай!“
Смерть ему выпала легкая, какой он всегда желал. В самом деле, всякий раз как он слышал, что кто-то умер быстро и без мучений, он молился о такой же доброй смерит для себя и для своих — так он выражался. До самого последнего вздоха только один раз выказал он признаки помрачения, когда вдруг испугался и стал жаловаться, что его тащат куда-то сорок молодцов. Но и это было не столько помрачение, сколько предчувствие, потому что именно сорок воинов-преторианцев вынесли потом его тело народу.
Скончался он в той же спальне, что и его отец Октавий, в консульство двух Секстов, Помпея и Апулея, в четырнадцатый день до сентябрьских календ, в девятом часу дня, не дожив тридцати пяти дней до полных семидесяти шести лет».
Сорок четыре года Август был единоличным правителем Римской империи. Незадолго до смерти (14 г. н. э.) он составил политическое завещание, которое впоследствии было озаглавлено как «Деяния божественного Августа». В нем он пытался подвести некоторые итоги своего правления. Сухими и короткими фразами изложил он свою деятельность с момента вступления на политическую арену, стараясь показать, как благотворна была она для государства. Но, чтобы ни писал в своем завещании Август, уже к концу его правления всем стало ясно, что итоги его не так блестящи.
Конечно, установление империи стало свершившимся фактом. Уже никому не казалось странным, что в предчувствии скорой кончины, Август стал готовить преемника. После ранней смерти своих внуков и Агриппы, которого он также намечал преемником, единственно возможной была кандидатура его пасынка Тиберия. Август усыновил его и назначил своим наследником.
Но установление династической власти было, возможно, единственным несомненным успехом сорокалетней государственной деятельности Августа. Во всех же остальных вопросах порядок не был достигнут. Весьма остро стоял вопрос о рабах, хотя открытых восстаний уже не было. Военная мощь империи, дисциплина войск были далеко не на том уровне, на котором привыкли представлять их в своих официальных версиях правители Рима. По всему было видно, что армия эта не способна поддерживать незыблемую власть Рима над миром. Неудачи в Паннонии и Германии потребовали многих материальных затрат, что вызвало недовольство сената. Не достигли желанной цели и брачные законы. Аристократия всячески обходила и нарушала их, даже дочь самого императора Августа и его младшая внучка Юлия были осуждены и выгнаны из Италии за разврат. Да, как он ни старался, но не вернулись ни «нравы предков», ни «золотой век».
Экономика Италии находилась в состоянии относительного подъема, но она оказывалась зависимой от провинций. А это было опасно, так как общественный слой, который поддерживал императора в провинциях, был не велик и полагаться на него было не безопасно. К тому же провинции, особенно западные, постоянно находились под угрозой восстаний.
Август стремился поддерживать свое господство не только применением силы, но прекрасно понимал, что, как форма государственного правления огромной римской империи, принципат нуждался в идеологическом оформлении. Август очень ревностно следил за тем, как меняется по отношению к нему общественное мнение, а поэтому в целях пропаганды своей собственной политики, использовал не только политические средства, о которых мы говорили выше. Огромное внимание Август уделял литературе, изобразительному искусству; для пропаганды политики среди простого населения использовались даже такие традиционные средства, как лозунги на злобу дня, которые чеканились на монетах.
Такими официальными лозунгами принципата были мир, pietas и свобода. Окружающие Августа друзья, а в особенности один из наиболее близких к нему Гай Цильний Меценат, оказывали всяческую материальную поддержку и покровительство римским поэтам, писателям и художникам, ожидая в ответ прославления действий Августа. Впоследствии, как мы знаем, имя этого филантропа стало нарицательным и теперь меценатами называют тех людей, которые материально поддерживают деятелей искусства.
В кругу Мецената оказались крупнейшие римские поэты того времени — Квинт Гораций Флакк, Публий Вергилий Марон, а также их современники Альбий Тибулл и Секст Проперций.
По-видимому, первые два попали в окружение Мецената не только благодаря своему таланту. Дело в том, что еще во времена гражданских войн, в широких массах снова стала очень популярна распространенная на Востоке идея о божественном спасителе, который осчастливит людей и вернет на землю «золотой век». Сходные мотивы встречаются и у Горация (65-8 гг. до н. э.). Впоследствии эти их строки послужили возвеличиванию названных поэтов, так как христиане увидели в этом пророчества о рождении Иисуса Христа.
Особенно творчество Вергилия превозносилось в эпоху раннего возрождения. Как известно, Данте Алигьери в своей бессмертной «Божественной комедии» описывает фантастическое путешествие, которое он якобы совершил по Чистилищу — по католическим догматам, — преддверие ада. В этом путешествии его сопровождал Вергилий. Приведем цитату из самой поэмы, в которой ясно видно отношение итальянского поэта нового времени к своему великому предшественнику:
«Так ты, Вергилий, ты родник бездонный,
Откуда песни миру потекли? —
Ответил я, склоняя лик смущенный. —
О честь и светоч всех певцов земли,
Уважь любовь и труд неутомимый,
Чтоб в свиток твой мне вникнуть помогли!
Ты мой учитель, мой пример любимый;
Лишь ты один в наследие мне вручил
Прекрасный слог, везде превозносимый.
Смотри, как этот зверь меня стеснил!
О вещий муж, приди мне на подмогу,
Я трепещу до сокровенных жил!»
Но, как известно, не только христиане обратили внимание на пророчества Вергилия и Горация, эти идеи были широко использованы окружением Августа. Как уже говорилось выше, для своих восточных подданных он сам был богом и к нему они не редко прилагали эпитет «спаситель».
В Риме и Италии он, не выступая как живое божество, пропагандировал идею нового счастливого века, дарованного им людям. Он всячески укреплял консервативные настроения в массах путем реставрации древних религиозных верований и морали. Сделавшись великим понтификом, Август не только восстановил многие храмы, но также и целый ряд древних празднеств, в которых принимали участие он сам, его семья, приближенные и множество римских граждан.
Так, с древних времен в Риме каждые сто или сто десять лет справлялись так называемые «секулярные» (столетние игры). С наступлением мира, Август решил отпраздновать их с небывалой торжественностью, что и произошло в 17 г. до н. э. Все жители Италии были приглашены на это трехдневное празднество. Увеселения и угощения сменялись молитвами и жертвоприношениями за мир, благополучие и плодородие земли и всех на ней живущих. Горацию был заказан секулярный гимн, который исполняли юноши и девушки из знатных семей. Сам император с семьей принимал деятельное участие в торжествах. Он ставил цель поразить воображение народа. Кульминационным моментом праздника было ночное шествие и жертвоприношение, что должно было внушить массе римлян мысль о наступлении нового века. После этого в Риме был установлен культ «божественного Юлия» в честь обожествленного Гая Юлия Цезаря, приемного отца Августа. А во многих провинциях почитался «гений Августа», для служения которому были созданы специальные жреческие коллегии, строились храмы и воздвигались жертвенники.
Но и тут Август показал себя расчетливым и холодным политиком: использовав популярные в массах надежды на божественного спасителя и «золотой век», Август постарался тут же уничтожить мятежные идеи, которые могли быть с ними связаны. По его приказу специальная жреческая коллегия тщательно собрала и пересмотрела все пророчества и предсказания, которые ходили в народе и приписывались древним пророчицам-сивиллам. Все записи прорицаний, в которых комиссия углядела опасный для принципата дух, были сожжены. Август также запретил поклоняться в Риме восточным богам, которые нашли там уже многих почитателей, особенно среди плебса, вольноотпущенников и рабов.
Все это проводилось под лозунгом возрождения римской старины и нравов предков. Лозунги эти имели тот же смысл, что и призыв к возрождению pietas. Рабов стремились вернуть к фамильным культам, оградив их от «опасных учений, которые дали бы им возможность объединиться»; свободным же гражданам Рима внушалось, что они самой судьбой поставлены намного выше всего остального человечества. Делалось это, чтобы сплотить их вокруг римской религии, римских добродетелей и императора Августа, воскресившего их. Во времена принципата возрождались давно забытые старые обряды, восстанавливались давно пришедшие в упадок жреческие коллегии, поощрялись исследования в области римских древностей.
Даже поэт Публий Овидий Назон, который прославился любовной лирикой, в угоду императору Августу принялся за кропотливое исследование о древнейшей римской религии, в результате чего появилась его поэма «Фасты» («календарь»). Она содержала перечень римских праздников, а также обрядов, которые были связаны с ними и версии об их происхождении. Но не только этот поэт прославлял римскую старину и Августа. Этим проникнуто творчество и других великих поэтов — Вергилия, Горация, Трибулла, Проперция, которые, следует заметить, сами принадлежали к среде крупных собственников, а поэтому политика Августа не могла не нравиться им.
Все они входили в литературные кружки, которые находились под покровительством ближайшего после Агриппы друга Августа — Мецената, а также бывшего противника Октавиана, а впоследствии его ярого сторонника — Валерия Мессалы. Все эти поэты были уроженцами италийских городов, некоторые из них происходили из всаднических родов. Только Квинт Гораций Флакк был сыном вольноотпущенника. Многие из них потеряли свои земли во время гражданских войн. Известны стихи неизвестного поэта, в которых он со страстной ненавистью отзывается о ветеранах, захвативших его землю во времена второго триумвирата. В стихах этих он заклинает свою землю, чтобы она не давала плодов незаконным и нечестивым владельцам. Сам Вергилий в одной из своих эклог жалуется на пришельцев — солдат, которые захватили его имение, но с окончанием гражданских войн он стал на сторону нового режима.
Публий Вергилий Марон считается выдающимся поэтом древнего Рима. Он родился в Андах (возле г. Мантуи), изучил риторику и философию, учился у известного философа эпикурейской школы, Сирона. Свою литературную деятельность Вергилий начал еще в 40-е г. до н. э. В это время он подражал неотерикам и больше всего Катуллу, в основном его «ученой поэзии». В конце 40-х — начале 30-х годов Вергилий выпустил сборник, который состоял из десяти эклог — «Буколики». Это сразу сделало его известным поэтом. В этом сборнике Вергилий, опираясь на традицию, буколической («пастушеской») поэзии, которая сформировалась в литературе эллинизма, создал особый жанр поэтической утопии с условными фигурами-масками пастухов, которые жили в некой идеальной буколической стране — Аркадии. Они были поглощены любовью и поэзией, не стремились ни к богатству, ни к власти. В эпоху гражданских войн этот условный мир явился выражением мечты поэта о счастье, но уже в «Буколиках» прозвучали мотивы идеальной идеологии — прославление и обожествление принцепса. Именно после появления «Буколик» Вергилий сблизился с покровителем римских поэтов Меценатом, став вскоре главой его литературного кружка. В течение 30-х гг. до н. э. он создал большую дидактическую поэму, которая была посвящена сельскому труду — «Георгики». В ней он прославлял сельский труд, деревню, как опору государства, стремился их опоэтизировать, возбудить интерес к сельскому труду.
Это отвечало насущным потребностям политики императора Августа, который стремился возродить сельское хозяйство Италии, разоренное гражданскими войнами.
В «Георгиках» Вергилий выступал уже как убежденный сторонник идей принципата.
Обе эти книги создали автору большую популярность, но пережившую века славу величайшего римского поэта принесла ему эпическая поэма «Энеида», над которой он работал десять лет, вплоть до своей смерти в 19 г. до н. э.
Сам император Август постоянно интересовался его трудом и слушал отдельные части поэмы.
В этой поэме рассказывается о приключениях и битвах троянского героя Энея, сына Венеры, которому боги предназначили основать новый город в Италии и стать родоначальником царей Альба-Лонги, Ромула и рода Юлиев. В двенадцати книгах «Энеиды» рассказывается, как Эней бежал вместе со своей дружиной из горящей Трои, Неся на плечах своего старого отца Анхиза. А рядом с ним шел его сын Асканий, который в последствии был назван Юлом. После долгих странствий и неудач Эней попал в Карфаген, где правила царица Дидона. Она выслушала Рассказ Энея о его подвигах и скитаниях, полюбила его.
Но их союз расторг сам Юпитер, который напомнил Энею, что его ждет великое будущее в Италии и он снова отправился в путешествие. Покинутая царица в отчаянии кончила жизнь самоубийством. Эней же, прибыв в Сицилию, похоронив здесь Анхиза, с помощью Сивиллы спустился в подземное царство, где его умерший отец показал ему будущих великих мужей Рима и величайшего из них, прямого потомка Энея — Августа, который вернет на землю «золотой век», прекратит войны и раздоры, расширит власть Рима до Индии и Каспийского моря. В самой Италии Эней долго воевал с латинами и этрусками, после женился на Лавинии, дочери царя Латина, и заложил начало новому царству латинов и троянцев.
Вергилий избрал сюжет о мифическом предке римлян — троянце Энее, сыне Венеры, который получил распространение в Риме еще в 3 в. до н. э. и служил целям утверждения величия Рима. В своей поэме Вергилий прославлял древние римские доблести и благочестия, воплощенные в образе главного героя. Будущее величие Рима и Августа в поэме возвещает и Анхиз, и сам Юпитер, который определяет миссию римлян на земле: пусть другие народы сильнее в науках и искусствах; назначение римлян — быть владыками мира, щадить побежденных и покорять надменных. Знаменитые деятели, создавшие величие Рима, по мнению Вергилия, были сильны мужеством, суровой простотой и благочестием (pietas), сам Эней — образец благочестия, которое и обеспечило ему победу. Благочестивых он видит и спустившись в царство мертвых, в стране блаженных; зато нечестивые терпят там страшные муки. С большой любовью Вергилий описывает древние обычаи и обряды римской религии и простую сельскую жизнь. «Энеида» так ярко воплотила идеологию принципата, что на долгие века осталась любимым произведением римлян, ее комментировали еще в 5 в. н. э. Ее цитировали поэты, историки и авторы эпитафий, высеченных на надгробьях в Италии и в провинциях, по ней изучали прошлое Рима, по ней гадали.
Напоминая, что Август является потомком Энея (род Юлиев, к которому принадлежал Октавиан, вел свое происхождение от Иула, сына Энея, а тем самым — от самой Венеры) Вергилий способствовал зарождению положения о божественности принцепса, служившей важнейшей идеологической основой власти Августа. Долгое время эта поэма была классическим произведением и для европейских литератур, она служила единственным образцом эпоса вплоть до знакомства с поэмами Гомера и оказала влияние на создание ряда эпических поэм Нового времени.
Процитируем начало первой книги этой великой поэмы в переводе С. Ошерова:
Битвы и мужа пою, кто в Италию первым из Трои —
Роком ведомый беглец — к берегам приплыл Лавинийским.
Долго его по морям и далеким землям бросала
Воля богов, злопамятный гнев жестокой Юноны.
Долго и войны он вел, — до того как, город построив,
В Лаций богов перенес, где возникло племя латинян,
Города Альбы отцы и стены высокого Рима.
Муза, поведай о том, по какой оскорбилась причине
Так царица богов, что муж, благочестием славный,
Сколько по воле ее претерпел превратностей горьких,
Столько трудов. Неужель небожителей гнев так упорен?
Город древний стоял — в нем из Тира выходцы жили,
Звался он Карфаген — вдалеке от Тибрского устья,
Против Италии; был он богат и в битвах бесстрашен.
Больше всех стран, говорят, его любила Юнона,
Даже и Самос забыв; здесь ее колесница стояла,
Здесь и доспехи ее. И давно мечтала богиня,
Если позволит судьба, средь народов то царство возвысить.
Только слыхала она, что возникнет от крови троянской
Род, который во прах ниспровергнет тирайцев твердыни.
Царственный этот народ, победной гордый войною,
Ливии гибель неся, придет: так Парки судили.
Страх пред грядущим томил богиню и память о битвах.
Прежних, в которых она защищала любезных аргивян.
Ненависть злая ее питалась давней обидой,
Скрытой глубоко в душе: Сатурна дочь не забыла
Суд Пирса, к своей красоте оскорбленной презренье,
И Ганимеда почет, и царский род ненавистный.
Гнев ее не слабел; по морям бросаемых тевкров,
Что от данайцев спасались и от ярости грозной Ахилла,
Долго в Лаций она не пускала, и многие годы,
Роком гонимы, они по волнам соленым блуждали.
Вот сколь огромны труды, положившие Риму начало.
Не менее популярен был римский поэт Квинт Гораций Флакк, который родился в небольшом городе Вензии на юге Италии в семье вольноотпущенника. Отец отвез его в Рим, где Гораций учился вместе с сыновьями знатных римлян. Когда ему было двадцать лет, Гораций отправился в Афины для продолжения образования. Здесь его застала начавшаяся после убийства Гая Юлия Цезаря гражданская война. Он пошел на войну и сражался в войсках Брута в качестве командира легиона. После поражения республиканцев при Филиппах (42 г. до н. э.) Гораций вернулся в Рим. Он остался без средств к существованию, так как имение отца было конфисковано, и стал писцом. В те же годы он начал свою литературную деятельность. Вскоре он обратил на себя внимание поэтов Вергилия и Вария. Через некоторое время Гораций вошел в литературный кружок Мецената. Гай Цильний Меценат подарил ему поместье в Сабинских горах и этим дал возможность поэту все свое время посвятить литературным занятиям. Дружба с Меценатом определила и идейную направленность его творчества. Отныне Гораций стал «Августовым певцом». Провозвестником идеологической политики принципата. Умер Гораций в 8 г. до н. э., пережив лишь на два месяца своего Друга и покровителя Гая Цильния Мецената.
Творчеству Горация повезло больше, чем наследию других римских поэтов, оно дошло до наших дней полностью. Он писал сравнительно небольшие произведения — сатиры, лирические стихотворения, которые назывались одами, послания. Его стихи разнообразны и изящны. Как до него Катулл, он пользовался новыми, заимствованными у греческих поэтов размерами, которые мастерски применял к латинскому языку, и он восхвалял принесенный Августом мир и радости сельской жизни, и он воспел победу при Акции, но иногда в его произведениях проскальзывала тень сомнения. Изредка он напоминает, что земледельцу опостылела земля, которую он возделывает, что рабыни не желают давать жизнь будущим рабам, несмотря на то, что им обещана свобода за рождение троих детей. Он пишет о богатых и скупых, невежественных и глупых людях, о жажде наживы и погоне за наследством. «Odi profanum Vulgus» — ненавижу черную чернь. Такими словами начал Гораций третью книгу своих знаменитых од. Несмотря на то, что он много лет пользовался покровительством Мецената, который подарил ему имение, иногда он в своих произведениях намекает на тяжелое положение поэта, который стал клиентом влиятельного вельможи и тем самым утратил личную свободу. Очень часто в своем творчестве он обращался к любовным мотивам, воспевал дружбу, призывал наслаждаться жизнью. В его поэзии оживают сцены и картинки римской и сельской жизни. Историки литературы очень ценят его стихотворение о поэзии. Оно является одной из древнейших поэтик. Гораций очень высоко оценивал миссию поэта. Он считал, что обязан воспитывать своих современников и стремиться к наивысшему мастерству в своем искусстве. Надо заметить, что в этом он преуспел больше многих своих современников. Сам Гораций это прекрасно осознавал, а поэтому писал, что воздвиг себе памятник «долговечнее меди» и «выше царских пирамид». Он был уверен в том, что память о нем не исчезнет, пока стоит Капитолий. Эта уверенность его не обманула. Стихи Горация сейчас переведены почти на все языки мира, его читают на всей планете. А теперь коротко рассмотрим его творчество. Первые его стихи, которые он писал в 30-х гг. 1 в. до н. э. были собраны в две книги «Сатир» («Сатур»). Сам поэт назвал их беседами. В них он рассуждает на различные темы философско-этического, литературно-критического, бытового и автобиографического характера. Примерно в то же время он писал свои «Эподы» — ямбические стихотворения самого разнообразного содержания. Большое внимание в них он уделяет эподам на тему дня. Они посвящены гражданским войнам. Их содержание свидетельствует о том, что сам поэт отказался от идеалов Республики и твердо стал на позиции царизма. Главным произведением Горация считаются четыре книги «Од» («Песен»). В них с наибольшей полнотой раскрылась морально-духовная направленность его поэзии — прославление принципата, прославление Августа, а также собственные морально-философские воззрения поэта. Но, кроме этого, в «Одах» много стихотворений и на любовно-лирическую тему. В этих книгах Гораций достиг совершенства своего художественного мастерства. Стихи отличаются яркой образностью, свежестью языка, филигранной отделкой стиля, разнообразием ритма, блестящей композицией произведений.
В конце своей жизни Гораций работал над «Посланиями» — стихотворными письмами, которые по содержанию близки «Сатирам». В «Послании к Пизонам», которое называют также «Искусство поэзии», Гораций излагает свои взгляды и воззрения на литературу, литературное творчество, формулирует собственные эстетические принципы и дает практические советы начинающим литераторам. Следует заметить, что советам этим следовали не только римские поэты, большое влияние «Послание к Пизонам» оказало и на поэтику классицизма. Процитируем небольшой отрывок из этого произведения:
Если художник решит приписать к голове человечьей
Шею коня, а потом облечет в разноцветные перья
Тело, которое он соберет по куску отовсюду —
Лик от красавицы девы, а хвост от чешуйчатой рыбы, —
Кто бы, по-вашему, мог поглядев, удержаться от смеха?
Верьте, Пизоны: точь-в-точь на такую похожа картину
Книга, где образы все бессвязны, как бред у больного,
И от макушки до пят ничто не сливается в цельный
Облик. Мне возразят: «Художникам, как и поэтам,
Издавна право дано дерзать на все, что угодно!»
Знаю у и сам я беру и даю эту вольность охотно —
Только с умом, я не так, недоброе путалось с добрым,
Чтобы дружили с ягнятами львы, а со змеями пташки
Так ведь бывает не раз: к обещавшему много зачину
Вдруг подшивает поэт блестящую ярко заплату,
Этакий красный лоскут — описанье ли рощи Дианы,
ручья, что бежит, извиваясь, по чистому лугу,
Или же Рейна-реки, или радуги в небе дождливом, —
Только беда: не у места они. Допустим, умеешь
Ты рисовать кипарис, — но зачем, коль щедрый заказчик
Чудом спасается вплавь из обломков крушенья?
Допустим,
Начал ты вазу лепить, — зачем же сработалась кружка?
Стало быть, делай, хочешь, но делай простым и единым.
Нас ведь, поэтов, отец и достойные дети, обычно
Призрак достоинств сбивает с пути. Я силюсь быть краток —
Делаюсь темен тотчас; кто к легкости только стремится —
Вялым становится тот; кто величия ищет — надутым;
Кто осторожен, боится упасть, — тот влачится во прахе;
Ну, а кто пожелал пестротою рискнуть непомерной,
Тот пририсует и вепря к реке, и дельфина к дубраве:
Если науки не знать — согрешишь, избегая ошибки!..
Во времена правления Августа ораторское искусство, которое очень высоко ценилось при Республике и которое достигло тогда наивысшего расцвета, стало быстро приходить в упадок в связи с тем, что постепенно угасала политическая борьба. Талантливые люди теперь стали больше обращаться к литературе. Этому всячески способствовал лично сам император Август и его приближенные. Они старались привлечь к искусству внимание публики, устраивали общественные библиотеки, организовывали публичные выступления поэтов и писателей. В это время в Риме была в большой моде любовная лирика, элегии в духе александрийских поэтов. Стихи писали даже знатные люди. Сам император Август, как мы это видели из цитаты Гая Светония Траквилла, тоже любил занятия литературой. Большую популярность приобрели в эти годы любовные элегии Альбия Тибулла и Секста Проперция. Первый из них родился в 50-х г. до н. э. Он происходил из старинного всаднического рода, был близок к знаменитому вельможе Мессале Корвину, участвовал в его военных походах и был членом его поэтического кружка. Этот кружок на протяжении всего своего существования противостоял окружению Мецената. Тибулл работал в жанре любовной элегии, продолжая традиции «новых поэтов». Следует заметить, что любовная элегия в римской поэзии представляла собой литературное направление оппозиционное идеологии принципата. Тибулл в своем творчестве отказался от официальных тем прославления принцепса, римской доблести и гражданственности. Тибулл обращался к личной любовной тематике, он считал любовь единственным смыслом жизни. Она поглощала все мысли и чувства поэта.
Вообще для римской элегии характерна такая жанровая структура, которая выражалась в системе ограниченных сюжетных ситуаций и мотивов, в ряде традиционных образов-масок (бедный поэт, его возлюбленная, богатый соперник, сводня). В творчестве Тибулла много автобиографических мотивов, которые органично растворяются в его поэтических образах.
Элегии всегда группировались в циклы (в книги), которые объединялись вокруг имени вымышленной возлюбленной. Так первая книга Тибулла носит имя Делии, вторая — Немезиды. Делия — это эпитет богини Дианы, рожденной на острове Делос, а Немезида — богиня возмездия. Элегия создавала ирреальный мир любви и поэзии, в который поэт пытался уйти от действительности. В поэзии Тибулла это находит отражение в образах мирной сельской идиллии, любви как основы и смысла существования, в резком осуждении войны, золота и всех сил, разрушающих жизненные идеалы. В качестве примера Процитируем одно из произведений Альбия Тибулла, которое вошло во вторую книгу его «Элегий»:
Вижу я, быть мне рабом: госпожа для меня отыскалась;
Ныне навеки прощай, древняя воля отцов!
Рабство печальное мое, и цепи меня удручают;
Но горемычному впредь путь не ослабит Амур!
Так, неповинен ли я или в чем прегрешил, — он сжигает.
О, я горю! Отстрани, дева, свой жгучий огонь!
Чтобы не знать никогда таких жестоких страданий,
Камнем хотел бы я быть оледенелых вершин
Или в безумии бурь стоять нерушимым утесом
В море, где хлещет волна, утлым грозя челнокам.
Горек отныне мне день, а ночи тень — еще горше,
Каждый час у меня мрачною желчью залит.
Ах, ни певец Аполлон, ни элегии мне не помогут:
Тянет за деньгами вновь жадную руку она.
Музы, ступайте вы прочь, если нет от вас пользы влюбленным:
Чтил ведь я вас не затем, чтобы войну прославлять,
Не воспевал я ни солнца путей, ни того, как сияет,
Круг свой закончив, Луна, вспять возвращая коней.
Нет, я стихами ищу к госпоже моей легкой дороги.
Музы: ступайте вы прочь, если бессильны стихи!
Ах, дары добывать я должен грехом и убийством,
Чтобы в слезах не лежать возле закрытых дверей!
Иль воровать из храмов святых богов украшенья.
Только Венеру тогда раньше других оскорблю:
Учит злодействам она, госпожой моей хищницу сделав.
Пусть святотатственных рук дело узнает теперь!
Сгиньте же все, кто себе изумруды зеленые копит,
Кто белоснежную шерсть красит в тирийский багрец!
Все это вводит в соблазн, и блестящий из Красного моря
Жемчуг, и косская ткань жадных красавиц влекут…[1]
Умер Альбий Тибулл в 19 г. до н. э., когда ему не было еще тридцати лет.
Секст Проперций, который умер через два года после Тибулла и прожил чуть больше тридцати лет, родился в маленьком умбрском городке Ассизии, на западных склонах Апеннин. Приехав в Рим, он сблизился с некоторыми из известных поэтов и таким образом оказался в литературном окружении Мецената. Как и Тибулл, Проперций писал элегии и, подчиняясь требованиям жанра, обращался к тем же самым темам, сюжетным ситуациям и образам. Но на этом заканчиваются общие черты этих двух поэтов. В отличие от прозрачных и ясных стихов Тибулла, поэзия Проперция усложненная, стиль его вычурный, перегруженный мифологическими сюжетами, характерный для Александрийской школы в Греции. Стихи его горят пафосом и темпераментом. Вместо картинок сельской жизни Тибулла, в поэзии Проперция мы видим увлечение городской суетой. Проперций, вступив в кружок Мецената, постепенно отошел от элегической темы и в конце концов стал поэтом официального направления, поэтом, прославляющим идеологию принципата. Вот цитата из третьей книги «Элегий» Секста Проперция в переводе Льва Остроумова:
Общий я смех возбуждал за столом многолюдного пира;
Всякий, кто только хотел, мог надо мною трунить.
Сил у меня набралось пять лет прослужить тебе верно:
Ногти кусая, не раз верность помянешь мою.
Слезы не тронут меня: изведал я это искусство, —
ты, замышляя обман, Кинфия, плачешь всегда.
Плачу и я, уходя, но слез сильнее обида.
Нет, не желаешь ты в лад нашу упряжку влачить!
Что же, прощайте, порог, орошенный слезами молений,
гневной рукой моей все ж не разбитая дверь,
Но, да придавит тебя незаметными годами старость,
и на твою красоту мрачно морщины падут!
С корнем тогда вырывать ты волосы станешь седые —
Но о морщинах тебе зеркало будет кричать!
Будешь отверженной ты такое же видеть презренье
И о поступках былых, злая старуха, жалеть.
Эта страница тебе возвестила беду роковую:
Так научись трепетать перед концом красоты.
Но особо отличался в стремлении заслужить милость императора Августа, в лести принцепсу, «золотому веку», прошлому Рима, Публий Овидий Назон (43 г. до н. э. — 18 г. н. э.). Родился он в городе Сульмоне, в старинной всаднической семье. Отец отправил его в Рим, где будущий поэт получил хорошее риторическое образование. Это наложило отпечаток на все его творчество. Государственная служба не привлекала Овидия, он бросил свою карьеру и целиком занялся поэзией.
К нему очень рано пришла известность. Он сблизился со многими знаменитыми поэтами, в том числе с Тибуллом, Проперцием, а после того как женился на богатой римлянке, стал сам богатым и это открыло ему доступ в высшее общество и ко двору императора Августа.
Первыми его произведениями были сборники любовных элегий «Amores» и стихотворных посланий мифологических героинь своим возлюбленным или мужьям «Героиды». Оба эти сборника отличаются риторичностью. Тут, по-видимому, сказалось то образование, которое получил Овидий. Он продолжал работать в жанре любовной элегии и считал своими предшественниками Тибулла и Проперция. Оставаясь в рамках жанра, он обращался к традиционным мотивам и ситуациям, часто используя опыт своих предшественников.
Овидий внес в элегию новую, неизвестную ей до сих пор тональность, — иронию. Он придал элегии риторическую окраску и блеск остроумия.
Овидий достаточно безразлично относился к политике и к официальной идеологии. Но тем не менее, к концу века он стал признанным главой римских поэтов, первым поэтом Рима. К этому времени он издал свою знаменитую поэму «Наука любви», в которой откровенно издевался над моральным законодательством Августа и пародировал многочисленные «науки» и в частности риторику.
«Наука любви» подвела итог первого этапа творчества Овидия, после этого он взялся за «Метаморфозы» — большую мифологическую поэму эпического характера, где попытался объединить многочисленные эпизоды из мифологии и римских легенд, которые рассказывали о превращениях героев, начиная с возникновения мира и до чудесного превращения Юлия Цезаря в звезду. В «Метаморфозах» поэт попытался обратиться к прославлению Рима и самого принцепса, однако, несмотря на официозный замысел и редкое славословие в честь Августа, он не смог отойти в этой поэме от свойственных своему творчеству черт. В «Метаморфозах» преобладает любовная тематика, ироничное отношение к морали и религии, легкость и игривость тона, риторическая окраска повествования. Вскоре Овидий написал и другую поэму, в которой еще отчетливее выразил идеологическую направленность — поэма «Фасты» («Календарь»). Здесь он в систематическом порядке по месяцам излагал все памятные дни и празднества римского календаря, объясняя их названия и происхождение. Таким образом, поэма отвечала реставрационной политике Августа, который стремился восстановить древние обряды и старинную строгость нравов.
Но когда поэма «Фасты» была написана только до половины, а «Метаморфозы» еще не были изданы, в 8 г. н. э. Овидий, находясь на вершине славы и жизненного благополучия, неожиданно по приказу самого Августа был выслан из Рима на далекую окраину римской империи — в город Томис вблизи устья Дуная (современный город Констанца). Здесь он и провел последние десять лет своей жизни. Объясняют это тем, что в нимфах и героинях Овидия римские аристократы узнавали своих современниц — гетер и легкомысленных замужних матрон. Август давно с неудовольствием следил за творчеством Овидия, особенно он был раздражен «Наукой любви», где давались советы как соблазнить женщину или обмануть мужа и весьма недвусмысленно высмеивалось брачное законодательство Августа.
Оказавшись на Черном море, Овидий тщетно писал в Рим скорбные послания, умоляя о прощении. Прощения он не получил и умер в ссылке. Эти его «Послания с Понта», а также созданные в последние годы жизни «Скорбные элегии» проникнуты глубокой тоской о родине и близких, принадлежат к лучшим творениям мировой поэзии. Страдания и горе поэта не могли не изменить характер его творчества, когда на смену холодному остроумию ранних стихов пришли глубокая искренность и подлинное чувство. Приведем цитату из элегии III, которая вошла в третью книгу «Скорбных элегий» в переводе С. Шервинского:
Может быть, ты удивишься тому, что чужою рукою
Это послание мое писано: болен я был
болен, неведомо где у краев неизвестного мира,
В выздоровленье своем не был уверен я сам.
Вообрази, как страдал я душой, не вставая с постели,
В дикой стране, где одни геты, сарматы кругом.
Климат мне здешний претит, не могу и к воде я привыкнуть.
Здесь почему-то сама мне земля не мила.
Дом неудобный, еды не найдешь подходящей больному,
Некому боли мои Фебовой лирой унять;
Друга здесь нет, кто меня утешал бы занятным рассказом
И заставлял забывать времени медленный
ход. Изнемогая, лежу за пределами стран и народов
И представляю с тоской все, чего более нет.
В думах, однако, моих ты одна первенствуешь супруга.
Главная в сердце моем принадлежит тебе часть.
Ты далеко, но к тебе обращаюсь, твержу твое имя,
Ты постоянно со мной, ночь ли подходит иль день.
Даже когда — говорят — бормотал я в безумии бреда,
Было одно у меня имя твое на устах.
Ежели мой обессилеет язык под коснеющим небом,
И уж его оживить капля не сможет вина,
Стоит мне весть принести, что жена прибыла, — и я встану,
Мысль, что увижу тебя, новой мне силы придаст.
Буду ль я жив, не уверен… А ты, быть может, в веселье
Время проводишь, увы, бедствий не зная моих?
Нет, дорогая жена! Убежден, что в отсутствие мужа
Обречены твои дни только печали одной.
Если, однако, мой рок сужденные сроки исполнил
И подошел уже час ранней кончины моей, —
Ах, что стоило б вам над гибнущим сжалиться, боги,
Чтобы хотя б погребен был я в родимой земле,
Хоть бы до смерти моей отложено было возмездье
Или внезапный конец ссылку мою предварил!
Прежде я с жизнью земной, не намучившись, мог бы расстаться —
Ныне мне жизнь продлена, чтобы я в ссылке погиб…
Проза во времена императора Августа не была так широко распространена, как поэзия. Наиболее блестящим прозаиком этого времени считается историк Тит Ливий. Он написал объемную — в ста сорока двух книгах, — историю Рима. Она написана в том же духе, что и «Энеида» Вергилия. В ней он с благоговением вспоминает тех, кто благодаря своим «истинно римским добродетелям» сделал из маленького городка великий город, город-повелитель мира. Только за это император Август простил Ливию его симпатии к Помпею. Но это — довольно редкий случай подобного либерализма. Например, сочинения Либиена и Кассия Севера, которые прославляли Брута, он приказал сжечь. Приведем здесь в качестве цитаты предисловие из книги первой «История от основания Рима» Тита Ливия в переводе В. Смирина:
«СОЗДАМ ЛИ? Создам ли я нечто стоящее труда, если опишу деяния римского народа от первых начал города.
Твердо не знаю, да и знал бы, не решился бы сказать, ибо вижу — затея не нова, и даже избита, ведь являются все новые писатели, которые уверены, что либо в изложении событий подойдут ближе к истине, либо превзойдут неискусную древность в умении писать. Как бы там ни было, я найду радость в том, что я и в меру своих сил постарался увековечить подвиги главенствующего на земле народа; и в столь великой толпе писателей слава моя не будет заметна, утешением мне будет знатность и величие тех, в чьей тени окажется мое имя. Сверх того, самый предмет требует трудов непомерных — ведь надо углубиться в Минувшее более чем на 700 лет, ведь государство, начав с малого, страдает уже от своей громадности. Не сомневаюсь также, что рассказ о первоначальных и близких к ним временах доставит немного удовольствия большинству читателей — они поспешат к событиям той недавней поры, когда силы народа, давно уже могущественного, истребляли сами себя; я же, напротив, и в том буду искать награды, заслуги, труд, что, хоть на время, — пока всеми мыслями устремляюсь туда, к старине, — отвлекусь от зрелищ бедствий, свидетелем которых столько лет было наше поколение и избавлюсь от забот, способных если не отклонить пишущего от истины, то смутить его душевный покой. Рассказы о событиях, предшествовавших основанию города и еще более ранних, приличны скорее творениям поэтов, чем строгой истории… Я не намерен ни утверждать, ни опровергать. Древности простительно мешать человеческое с божественным, возвеличивать начало городов; а если какому-нибудь народу позволительно освещать свое происхождение и возводить его к богам, то военная слава римского народа такова, что назови он самого Марса своим предком и отцом своего родоначальника, племена людские и это снесут с тем же покорством, с каким сносят власть Рима. Но подобного рода рассказам, как бы на них ни смотрели, чтобы ни думали о них люди, я не придаю большой важности. Мне бы хотелось, чтобы каждый читатель в меру своих сил задумался над тем, какова жизнь, каковы нравы, каким людям и какому образу действий — дома ли, на войне ли — обязана держава своим зарождением и ростом; пусть он далее последует мыслью как в нравах появился сперва разлад, как потом они зашатались и, наконец, стали падать неудержимо, пока не дошло до нынешних времен, когда мы ни пороков наших, ни лекарства от них переносить не в силах. В том и состоит главная польза и лучший плод знакомства с событиями минувшего, что видишь всякого рода поучительные примеры в обрамлении величественного целого; здесь и для себя, и для государства ты найдешь, чему подражать, здесь же — чего избегать: бесславные начала, бесславные концы.
Впрочем, либо пристрастность к самому делу вводит меня в заблуждение, либо впрямь не было никогда государства более великого, более благочестивого, более богатого добрыми примерами, куда алчность и роскошь проникли бы так поздно, где так долго и так высоко чтили бы бедность и бережливость. Да, чем меньше было имущества, тем меньше было и жадности; лишь недавно богатство привело за собою корыстолюбие, а избыток удовольствий — готовность погубить все ради роскоши и телесных утех.
Не следует однако начинать такой труд сетованиями, которые не будут приятными и тогда, когда окажутся необходимыми; с добрых знамений и обетов почли бы начать, а будь то у нас как у поэтов в обычае — и с молитв богам и богиням, чтобы они даровали начатому успешное завершение».
При императоре Августе литература достигла своего расцвета и если принципат нельзя назвать «золотым веком» римской истории, то его можно назвать по праву «золотым веком» римской литературы. К этому времени она соединила в себе разнообразие и мастерство форм эллинических поэтов с содержанием близким к идеологии правящих кругов римской империи. Римская литература этого времени оказала огромное влияние на развитие всей мировой литературы, но в ней уже в это время показывались черты, которые привели впоследствии римскую литературу к упадку, — это зависимость писателя от официальной идеологии и еще большая зависимость от знатных покровителей. В связи с чем литераторы постепенно утрачивали не только духовную, но и, фактически, личную свободу.
Вернемся теперь к последним годам правления императора Августа. Процитируем с этой целью отрывок из книги I «Анналов» великого римского историка Корнелия Тацита в переводе Г. Кнаббе: «И вот Август, стремясь упрочить свое господство, возвеличил Клавдия Марцелла, еще совсем юного сына своей сестры, сделав его верховным жрецом, а также куральным эдилом, и Марка Агриппу, родом незнатного, но бесстрашного полководца, разделявшего с ним славу победы; предоставляя ему консульства два года кряду и позднее, после кончины Марцелла, взяв его в зятья. Своих пасынков, Тиберия Нерона и Клавдия Друза он наделил императорским титулом, хотя все его дети были тогда еще Живы. Ведь он принял в род Цезарей сыновей Агриппы, Гая и Луция, и страстно желал, чтобы они, еще не снявшие отроческую претексту, были провозглашены главами молодежи и наперед избраны консулами, хотя по видимости и противился этому. После того, как Агриппы не стало, Луция Цезаря, направившегося к Испанским войскам и Гая, возвращавшегося из Армении с изнурительной раной, унесла смерть, ускоренная судьбой или кознями мачехи Ливии, а Друз умер еще ранее, Нерон остался единственным пасынком принцепса. Все внимание теперь устремляется на него одного. Август усыновляет его, берет себе в соправители, делит с ним трибунскую власть; и уже не в силу темных происков Ливии как прежде, — теперь его открыто почитают и превозносят во всех войсках. Более того, Ливия так подчинила себе престарелого Августа, что тот выслал на остров Планазию единственного своего внука Агриппу Постума, молодого человека большой телесной силы, буйного и неотесанного, однако не уличенного ни в каком преступлении. Правда во главе восьми легионов на Рейне Август все же поставил сына Друза — Германика и приказал Тиберию усыновить его: хотя у Тиберия был родной сын юношеского возраста, представлялось желательным укрепить семью дополнительной опорой. Войны в эти годы не было, за исключением войны против германцев, продолжавшейся скорее для того, чтобы смыть позор поражения и гибели целого войска вместе с Квинтилием Варом, чем стремлением распространить римскую власть или захватить богатую добычу. Внутри страны все было спокойно, те же неизменные наименования должностных лиц; кто был помоложе, родился после битвы при Акции, даже старики, и те большей частью — во время гражданских войн. Много ли еще оставалось тех, кто своими глазами видел Республику?
Итак, основы государственного порядка претерпели глубокое изменение и от общественных установлений старого времени нигде ничего не осталось. Забыв о еще недавнем всеобщем равенстве, все наперебой ловили приказания принцепса; настоящее не порождало опасений, покуда Август во цвете лет деятельно заботился о поддержании своей власти, целостности своей семьи и гражданского мира. Когда же, в преклонном возрасте, его начали томить недуги и телесные немощи и стал приближаться его конец, пробудились надежды на перемены и некоторые принялись толковать впустую о благах свободы, весьма многие опасались гражданской войны. Иные — желали ее. Большинство однако на все лады разбирали тех, кто мог стать их властелином: Агриппа — жесток, раздражен нанесенным ему бесчестием и ни по летам, ни по малой опытности в делах не пригоден к тому, чтобы выдержать такое бремя; Тиберий Нерон — зрел годами, испытан в военном деле, но одержим присущей роду Клавдиев надменностью и часто у него прорываются, хотя и подавляемые, проявления жестокости. С раннего детства он был воспитан при дворе принцепса; еще в юности превознесен консульствами и триумфами; и даже в годы, проведенные им на Родосе под предлогом уединения, а в действительности изгнанником, он не помышлял ни о чем ином, как только о мести, притворстве и удовлетворении тайных страстей. Ко всему этому еще склоняла его мать с ее женской безудержностью: придется рабски повиноваться женщине и сверх того, двоим молодым людям, которые какое-то время будут утеснять государство, а когда-нибудь и расчленят его.
Пока ходили эти и подобные толки, здоровье Августа ухудшилось и некоторые подозревали, не было ли тут злого умысла Ливии. Ходили слухи, что за несколько месяцев перед тем Август, открывшись лишь нескольким избранным и имея при себе только Фабия Максима, отплыл на Планазию, чтобы повидаться с Агриппой; здесь с обеих сторон были пролиты обильные слезы и явлены свидетельства взаимной любви, и отсюда возникло ожидание, что юноша будет возвращен пенатами деда; Максим открыл эту тайну своей жене Марции, та — Ливии. Об этом стало известно Цезарю; и когда вскоре после того Максим скончался, — есть основание предполагать, что он лишил себя жизни, — на его похоронах слышали причитания Марции, осыпавшей себя упреками в том, что она сама была причиной гибели мужа. Как бы там ни было, но Тиберий, едва успев прибыть в Иллирию, срочно вызывается материнским письмом; не вполне выяснено, застал ли он Августа в городе Ноле еще живым, или уже бездыханным, ибо Ливия, выставив вокруг дома и на дорогах к нему стражу, время от времени, пока принимались меры в соответствии с обстоятельствами, распространяла добрые вести о состоянии принцепса, как вдруг молва сообщила одновременно и о кончине Августа и о том, что Нерон принял на себя управление государством. Первым деянием нового принцепса было убийство Агриппы Постума, с которым, застигнутым врасплох и безоружным, не без тяжелой борьбы справился действовавший со всей решительностью центурион. Об этом деле Тиберий не сказал в сенате ни слова; он создавал видимость будто так распорядился его отец, переписавший трибуну, приставленному для наблюдения за Агриппой, чтобы тот не замедлил Предать его смерти, как только принцепс испустит последнее Дыхание. Август, конечно, много и горестно жаловался на нравы этого юноши и добился, чтобы его изгнание было подтверждено сенатским постановлением; однако никогда он не ожесточался до такой степени, чтобы умертвить кого-либо из членов своей семьи и маловероятно, чтобы он пошел на убийство внука ради безопасности пасынка. Скорее, Тиберий и Ливия — он из страха, а она из свойственной мачехам враждебности — поторопились убрать внушавшего подозрения и ненависть юношу. Центуриону, доложившему, согласно воинскому уставу об исполнении отданного ему приказания, Тиберий ответил, что ничего не приказывал и что отчет о содеянном надлежит представить сенату. Узнав об этом, Саллюстий Крисп, который был посвящен в тайну (он сам отослал трибуну письменное распоряжение) и боясь оказаться виновным — ведь ему было равно опасно и открыть правду, и поддерживать ложь, — убедил Ливию, что не следует распространяться ни о дворцовых тайнах, ни о дружеских совещаниях, ни об услугах воинов и что Тиберий не должен умалять силу принципата, обо всем оповещая сенат: такова природа, что отчет может иметь смысл только тогда, когда он отдается лишь одному.
А в Риме тем временем, принялись соперничать в изъявлении раболепия консулы, сенаторы, всадники, чем кто-то был знатнее, тем больше он лицемерил и подыскивал подобающее выражение лица, чтобы не могло показаться, что он либо обрадован кончиной принцепса, или, напротив, опечален началом нового принципата; так они перемешивали слезы и радость, скорбные сетования и ложь. Консулы Секст Помпей и Секст Аппулей первыми принесли присягу на верность Тиберию; они же приняли ее у Сея Страбона, префекта преторианских когорт и Гая Турания, префекта по снабжению продовольствием; вслед за тем присягнули сенат, войска и народ, ибо Тиберий все дела начинал через консулов, как если бы сохранялся прежний республиканский строй и он все еще не решался властвовать; даже эдикт, которым он созывал сенаторов на заседания был издан им со ссылкой на трибунскую власть, предоставленную ему правлением Августа. Эдикт был немногословен и составлен с величайшею сдержанностью: он намерен посоветоваться о почестях скончавшемуся родителю; он не оставляет заботы о теле покойного и это единственная общественная обязанность, которую он присвоил себе. Между тем, после кончины Августа, Тиберий дал пароль преторианским когортам, как если бы был императором; вокруг него были стража, телохранители и все прочее, что принято при дворе. Воины сопровождали его на форум и в курию. Он направил войскам послания, словно принял уже титул принцепса и вообще ни в чем, кроме своих речей в сенате не выказывал медлительности. Основная причина этого — страх, как бы Германик, опиравшийся на столькие легионы, на сильнейшие вспомогательные войска союзников и исключительную любовь народа, не предпочел располагать властью, чем дожидаться ее. Но Тиберий все еще считался с общественным мнением и стремился создать впечатление, что он скорее призван и избран волей народной, чем пробрался к власти происками супруги принцепса и благодаря усыновлению старцем. Позднее обнаружилось, что он притворялся колеблющимся ради того, чтобы глубже проникнуть в мысли и намерения знати; ибо, наблюдая и превратно истолковывая слова и выражения лиц, он приберегал все это для обвинений».
Во времена правления императора Августа, начался процесс изменения состава правящего класса империи и хотя к середине 1 в. н. э. потомки старой знати составляли всего одну десятую от общего количества сенаторов, а остальные разбогатели и достигли высокого положения уже при империи, были выходцы из сословия всадников, выслужившиеся императорские чиновники, иногда даже сыновья богатых вольноотпущенников, но, тем не менее, в среде сенаторов все еще витали идеи Республики. Крупнейшие рабовладельцы и землевладельцы Италии никак не могли примириться с потерей политической власти, они желали поступаться своими исключительными правами и привилегиями. Культ республики и последних «республиканцев» — Брута и Кассия, процветал в их среде. Само собой силы республиканцев были ослаблены, этому способствовало еще и то, что в сенат в последние годы, хоть и в небольшом количестве, попали уроженцы Нарбонской Галлии и Испании, а затем и наиболее богатые и знатные представители общин Великой Галлии. О возврате к республике всерьез уже никто даже и не мечтал, но знать хотела хотя бы видеть у власти принцепса, которого бы они выбрали сами и который таким образом хоть как-то зависел бы от них.
Представители этой группы сенаторов все еще стремились к подавлению низших сословий — рабов, плебса либо просто провинциалов путем прямого насилия. Они высказывали недовольство тем, что знать провинции получила право высказывать одобрение либо порицание уходившему в отставку провинциальному наместнику. И по этой их оценке император награждал его, либо придавал суду. А когда в сенат были допущены галлы, это и вовсе вызвало среди оппозиции негодование и насмешки. Ну а богатые и влиятельные вольноотпущенники и вовсе вызывали у них лютую ярость. Они требовали принятия закона, который бы разрешил патрону вернуть в рабство вольноотпущенника, если он ему казался «неблагодарным».
Следует заметить, что в первые дни своего правления, Тиберий прибегнул к той же политике, что и его приемный отец — Октавиан Август. В доказательство этого приведем цитату из Корнелия Тацита:
«На одну из бесчисленных униженных просьб, с которыми сенат простирался перед Тиберием, тот заявил, что, считая себя непригодным к единодержавию, он, тем не менее не откажется от руководства любой частью государственных дел, какую бы ему ни поручили. Тогда к Тиберию обратился Азиний Галл: „Прошу тебя, цезарь, указать, какую именно часть государственных дел ты предпочел бы получить в свое ведение?“ Растерявшись от неожиданного вопроса, Тиберий не сразу нашелся; немного спустя, собравшись с мыслями, он сказал, что его скромности не пристало выбирать или отклонять что-либо из того, от чего в целом ему было бы предпочтительнее всего отказаться. Тут Галл (по лицу Тиберия он увидел, что тот раздосадован) разъяснил, что со своим вопросом он выступил не с тем, чтобы Тиберий выделил себе долю того, что вообще неделимо, но чтобы своим признанием подтвердил, что дело государства едино и должно управляться волею одного. Он присовокупил к этому восхваления Августу, а Тиберию напомнил его победы и все выдающиеся в течение стольких лет свершения на гражданском поприще. Все же он не рассеял его раздражение, издавна ненавистный ему, так как, взяв за себя Випсанию, дочь Марка Агриппы, в прошлом жену Тиберия, он заносился, как казалось Тиберию, выше дозволенного рядовым гражданам, унаследовав высокомерие своего отца Азиния Полиона.
После этого говорил Луций Аррунций, речь которого, мало чем отличавшаяся по смыслу от выступления Галла, также рассердила Тиберия, хотя он и не питал к нему старой злобы; но богатый, наделенный блестящими качествами и пользовавшийся такой же славой в народе, он возбуждал в Тиберии подозрения, ибо Август, разбирая в своих последних беседах, кто, будучи способен заместить принцепса, не согласится на это, кто не годясь на это, проявит такое желание, а у кого есть для этого и способности, и желание, заявил, что Миний Лепид достаточно одарен, но откажется, Азиний Галл алчен, но ему это не по плечу, а Луций Аррунций достоин этого — и, если представится случай, дерзнет. В отношении первых двоих сообщения совпадают, а вместо Аррунция некоторые называют Гнея Пизона. Все они, за исключением Лепида, по указанию принцепса были впоследствии обвинены в различных преступлениях. Квинт Гатерий и Мамерк Скавар также затронули за живое подозрительную душу Тиберия: Гатерий — сказав: „До коли же Цезарь, ты будешь терпеть, что государство не имеет главы?“ А Скавар — выразив надежду на то, что просьбы сената не останутся тщетными, раз Тиберий не отменил своей трибунской властью постановление консулов. На Гатерия Тиберий немедленно обрушился, слова Скавара, к которому возгорелся более непримиримой злобой, обошел молчанием. Наконец, устав от общего крика и от настояний каждого в отдельности, Тиберий начал понемногу сдаваться и не то чтобы согласился принять под свою руку империю, но перестал отказываться и тем самым побуждать к уговорам. Рассказывают, что Гатерий, явившись во дворец, чтобы отвести от себя гнев Тиберия и бросившись к коленям его, когда он проходил мимо, едва не был убит дворцовой стражей, так как Тиберий, то ли случайно, то ли наткнувшись на его руки, упал. Его не смягчила даже опасность, которой подвергся столь выдающийся муж; тогда Гатерий обратился с мольбой к Августе и лишь ее усердные просьбы защитили его.
Много лести расточали сенаторы и Августе. Одни полагали, что ее следует именовать родительницей, другие — матерью отечества, многие, что к имени Цезаря нужно добавить — сын Юлии. Однако Тиберий, утверждая, что почести женщинам надлежит всячески ограничивать, что он будет придерживаться такой же умеренности и при определении их ему самому, а в действительности, движимый завистью и считая, что возвеличение матери умаляет его значение, не дозволил назначить ей ликтора, запретил воздвигнуть жертвенник в Удочерение и воспротивился всему остальному в таком же роде. Но для Цезаря Германика он потребовал пожизненной проконсульской власти и сенатом была направлена к нему делегация, чтобы оповестить об этом и вместе с тем выразить соболезнование в связи с кончиной Августа. Для Друза надобности в таком назначении не было, так он находился в то время в Риме и был Избран консулом на следующий год. Тиберий назвал двенадцать одобренных им кандидатов на должности преторов — это число было установлено Августом — и в ответ на настоятельные просьбы сенаторов увеличить его, поклялся, что оно останется неизменным.
Тогда, впервые избирать должностных лиц стали сенаторы, а не собрания граждан на Марсовом поле, ибо до этого, хотя все наиболее важное вершилось по усмотрению принцепса, кое-что делалось и по настоянию триб. И народ, если не считать легкого ропота, не жаловался на то, что у него отняли исконное право, да и сенаторы, избавленные от щедрых раздач и унизительных домогательств охотно приняли это новшество, причем Тиберий взял на себя обязательства ограничиться выдвижением не более четырех кандидатов, которые, впрочем, не подлежали отводу и избрание которых было предрешено. Народные трибуны, между тем, обратились с ходатайством, чтобы им было разрешено устраивать на свой счет театральные зрелища, которые были бы занесены в фасты и назывались по имени Августа августалии. Но на это были отпущены средства из казны и народным трибунам было предписано присутствовать в цирке в триумфальных одеждах, однако приезжать туда на колесницах им разрешено было. Впоследствии эти ежегодные празднования были переданы в ведение претора, занимавшегося судебными тяжбами между римскими гражданами и чужестранцами».
Пока в самом Риме происходили все вышеописанные события, в Паннонии вспыхнул мятеж в легионах, расквартированных там. Каких-либо причин этому не было. По-видимому, смена принцепса открыла путь к своевластию и беспорядкам, что породило надежду у простых солдат на добычу в междоусобной войне. В это время в лагере размещались три легиона, которыми командовал Юний Блез. Когда он узнал о смерти Августа и о том, что власть теперь перешла в руки к Тиберию, он, в связи с трауром, освободил солдат от несения воинских обязанностей. Это привело к падению дисциплины, воины стали бунтовать и митинговать. В качестве подстрекателя больше всех старался Перцений, бывший актер. Его прежнее занятие способствовало тому, что он мог неплохо распалять простых воинов, эти бесхитростные люди стали собираться вокруг него. Вскоре у него появились сообщники, которые сами стали подстрекать солдат к мятежу. Наконец, известие о готовившемся бунте дошло до Юния Блеза. Он пытался отговорить рядовых воинов словами: «Уж лучше омочите руки в моей крови: убить легата — меньшее преступление, чем изменить императору; или целый и невредимый я удержу легионы верными долгу или погибну, подтолкнув вас моей смертью к раскаянию!» В это время воины, которых до этого отправили чинить дороги и мосты, узнали о беспорядках в лагере. Они, бросив работу, занялись грабежом и разграбили несколько деревень, а также город Навпорт, который находился на положении муниципия. Центурионов, которые пытались их удержать от подобных действий, они избили. Блез пытался предотвратить мятеж, но тот разгорался все сильнее. Вот что пишет об этих событиях Корнелий Тацит:
«Хотя Тиберий был скрытен и особенно тщательно утаивал наиболее неприятные обстоятельства, все же, узнав о случившемся, он решил направить в Паннонию своего сына Друза, вместе с ним высших сановников государства, а также две преторианские когорты; Друз не получил от него прямых указаний, и ему было предоставлено действовать смотря по обстановке. Когорты были сверх обычного усилены отборными воинами, вместе с ними выступала значительная часть преторианской конницы и лучшие из германцев, охранявших в то время особу императора; тут же находился и префект преторианцев Элий Сеян, имевший большое влияние на Тиберия; он был назначен в сотоварищи к Страбону, своему отцу, и должен был руководить юным Друзом. А всем остальным быть как бы напоминанием об ожидающих их опасностях и наградах. Навстречу Друзу вышли, словно выполняя тягостную обязанность, мятежные легионы, не изъявляющие такой встрече радости и не блиставшие воинскими отличиями, но безобразно неряшливые и с лицами, на которых под напускной скорбью отражалось скорее своеволие.
После того как Друз миновал укрепления и оказался по ту сторону вала, они ставят у ворот караулы и велят крупным отрядам находиться в определенных местах внутри лагеря и быть наготове; остальные окружили плотной стеной трибунал. На нем стоял Друз, требуя рукою молчания. Мятежники, оглядываясь на толпу, всякий раз разражались угрожающими возгласами, а посмотрев на Цезаря, впадали в трепет; смутный ропот, дикие крики, внезапная тишина. Противоположные движения души, побуждали их то страшиться, то устрашать. Наконец, воспользовавшись временным успокоением, Друз огласил послание отца, в котором было написано, что заботу о доблестных легионах, с которыми им было проделано столько походов, он считает своей первейшей обязанностью и, как только душа его оправится от печали, доложит сенаторам о положении воинов; а пока он направляет к ним сына, дабы тот безотлагательно удовлетворил их во всем, в чем можно немедленно пойти им навстречу; решение всего прочего следует предоставить сенату, ибо не подобает лишать его права миловать или прибегать к строгости.
… Наступила ночь, в которой едва не разразились ужасные преступления, чему воспрепятствовала только случайность: сиявшая на ясном небе луна начала меркнуть. Не зная, в чем причина происходящего, воины увидели в нем знамение, относящееся к тому, что их больше всего занимало, и затмение небесного светила поставили в связь со своей борьбой: если богиня снова обретет свое сияние и яркость, то благополучно разрешится и то, что они предприняли.
И они стали бряцать медью, дудеть в трубы и рожки; смотря по тому, становилось ли луна ярче или напротив тускнела, они радовались или печалились; и после того как набежавшие облака скрыли ее от глаз и все сочли, что она окончательно исчезла во мраке и что этим им возмещаются страдания на вечные времена — ведь единожды потрясенные души легко склоняются к суевериям, — они предались скорби, думая, что боги порицают их поведение…
С наступлением дня Друз созывает собрание воинов и, хотя он не был красноречив, с прирожденным достоинством упрекает их за поведение в прошлом и одобряет их последние действия; он заявляет, что не уступит устрашению и угрозам; если он убедится, что они готовы повиноваться, если они обратятся к нему с мольбами, он напишет отцу, чтобы тот благосклонно отнесся к ходатайству легионов… Друз по своему душевному складу был склонен к крутым мерам; вызвав к себе Перцения и Вибулена, он приказал их умертвить. Многие говорят, что их трупы были зарыты в палатке военачальника, другие — что выброшены за вал в назидание всем остальным.
Затем были схвачены главнейшие вожаки мятежа; одних, скрывавшихся за пределами лагеря, убили центурионы и воины преторианских когорт; других, в доказательство своей преданности выдали сами манипулы».
В те же самые дни вспыхнули бунты легионеров в Иллирии и Германии. Воины требовали выплаты задержанного жалования, смягчения дисциплины, отпуска в отставку ветеранов. В Германии бунт был намного мощнее, так как многочисленны были легионы, расквартированные там.
«… они рассчитывали на то, что Германик не потерпит власти другого и примет сторону легионеров, которые, опираясь на свою силу, повлекут за собою всех остальных, — писал Тацит. — На берегу Рейна стояло два войска; то, которое носило название Верховного, было подчинено легату Гаю Силию; Нижним начальствовал Авл Цецина. Верховное командование принадлежало Германику, занятому в то время сбором налогов в Галлии. Те, что были под началом у Силия, колебались и выжидали, к чему приведет мятеж, поднятый их соседями; но воины Нижнего войска загорелись безудержной яростью; начало возмущению было положено двадцать первым и пятым легионами, увлекшими за собой первый и двадцатый, которые, размещаясь в том летнем лагере в пределах убиев, пребывали в праздности или несли необременительные обязанности. Так, прослышав о смерти Августа, многие из пополнения, прибывшего после недавно произведенного в Риме набора, привыкшие к разнузданности, испытывающие отвращение к воинским трудам, принялись мутить бесхитростные умы, внушая им, что пришло время, когда ветераны могут потребовать своевременного увольнения, молодые — прибавки жалования, все вместе — чтобы был положен конец их мучениям и когда можно отомстить центурионам за их жестокость. И все это говорил не кто либо один, как Перцений среди паннонских легионов, и не перед боязливо слушающими воинами, оглядывавшимися на другие, более могущественные войска; здесь мятеж располагал множеством уст и голосов, постоянно твердивших, что в их руках судьба Рима, что государство расширяет свои пределы благодаря их победам и что их именем нарекаются полководцы.
И легат не воспротивился этому: безумие большинства лишило его твердости. Внезапно бунтовщики, обнажив мечи, бросаются на центурионов: они издавна ненавистны воинам и на них прежде всего обрушивается их ярость…
Весть о кончине Августа застала Германика в Галлии, где он занимался, как мы сказали, сбором налогов, он был женат на внучке Августа, Агриппине и имел от нее нескольких детей; сам он был сыном Друза, брата Тиберия и внуком Августа и все же его постоянно тревожила скрытая неприязнь дяди и бабки, тем более острая, чем несправедливыми были ее причины. Римский народ чтил память Друза и считалось, что если бы он заведовал властью, то восстановил бы в народе братство; отсюда такое же расположение и к Германику, те же, связанные с его именем, упования. И в самом деле, этот молодой военачальник отличался благонамеренностью, редкостной обходительностью отнюдь не походил речью и обликом на Тиберия, надменного и скрытого. Отношения осложнялись и враждой женщин, так как Ливия, по обыкновению мачех, преследовала своим недоброжелательством Агриппину; да и Агриппина была слишком раздражительна, хотя и старалась из преданности мужу и из любви к нему обуздывать свою неукротимую вспыльчивость.
Но чем доступнее была для Германика возможность захвата верховной власти, тем ревностнее он действовал в пользу Тиберия. Он привел к присяге на верность Тиберию секванов и соседствующие с ними племена белгов. Затем, узнав о возмущении легионов, он поспешно направился к ним и они вышли из лагеря ему навстречу, потупив глаза, как бы в раскаянии. После того, как, пройдя вал, он оказался внутри укрепления, начались раздаваться разноголосые жалобы и некоторые из воинов, схватив его руку, как бы для поцелуя, всовывали в свой рот его пальцы, чтобы он убедился, что у них не осталось зубов; другие показывали ему свои обезображенные старостью руки и ноги. Он приказал собравшейся вокруг него сходке, казавшейся беспорядочным скопищем, разойтись по манипулам — так они лучше услышат его ответ — и выставить перед строем знамена, чтобы хоть этим обозначились когорты; они нехотя повиновались. Начав с прославления Августа, он перешел к победам и триумфам Тиберия, в особенности восхваляя те из них, которыми тот отличался в Германии вместе с этими самыми легионами. Далее он превозносит единодушие всей Италии, верность Галлии; нигде никаких волнений или раздоров.
Но когда он заговорил о поднятом ими бунте, спрашивая, где выдержка, где безупречность былой дисциплины, куда они дели своих центурионов, все они обнажают тела, укоризненно показывая ему рубцы от ран, следы плетей… Были и такие, что требовали раздачи денег, завещанных божественных Августом; при этом они высказывали Германику наилучшие пожелания и изъявляли готовность поддержать его, если он захочет достигнуть верховной власти. Тут Германик, как бы запятнанный соучастием в преступлении, стремительно соскочил с трибунала. Ему не дали уйти, преградили дорогу, угрожая оружием, если он не вернется на прежнее место, но он, воскликнув, что скорее умрет, чем нарушит долг верности, обнажил меч, висевший у него на бедре и, занеся его над своей грудью, готов был поразить ее, если бы находившиеся рядом не удержали силой его руку. Однако кучка участников сборища, толпившаяся в отдалении, а также некоторые, подошедшие ближе, принялись — трудно поверить! — всячески побуждать все же пронзить себя, а воин по имени Казузидий протянул ему свой обнаженный меч, говоря, что он острее. Эта выходка показалась чудовищной и вконец непристойной даже тем, кто был охвачен яростью и безумием. Воспользовавшись мгновенным замешательством, приближенные Цезаря увлекли его с собой в палатку.
Там они принялись обсуждать, как справиться с мятежом… Положение представлялось тем более угрожающим, что враги знали о восстании в римском войске и было очевидно, что они не преминут вторгнуться, если берег Рейна будет оставлен римлянами; а двинуть против уходящих легионов вспомогательные войска и союзников — значило положить начало междоусобной войне. Пагубна строгость, а снисходительность — преступление; уступить во всем воинам, или ни в чем им не уступать — одинаково опасно для государства. Итак, взвесив все эти соображения, они порешили составить письмо от имени принцепса; в нем говорилось, что отслужившие по двадцати лет подлежат увольнению, отслужившим по шестнадцать лет дается отставка с оставлением в рядах вексиллариев, причем они освобождаются от каких-либо обязанностей, кроме одной, отражать врага; то, что было завещано Августом, чего они домогались, выплачивается в двойном размере.
Воины поняли, что эти уступки сделаны с расчетом на время и потребовали немедленного осуществления обещаний. Трибуны тут же провели увольнение; что касается денежных выдач, то их отложили до возвращения в зимние лагеря. Однако воины пятого и двадцать первого легионов, отказались покинуть лагерь, пока им тут же на месте не выдали денег, собранных из того, что приближенными Цезаря и им самим предназначалось для дорожных расходов. Первый и двадцатый легионы легат Цецина отвел в город убиев; их походный порядок был постыден на вид, так как денежные ящики, похищенные у полководца, они везли посреди значков и орлов. Отправившись к Верхнему войску, Германик тот час же по прибытии привел к присяге на верность Тиберию второй, тринадцатый и шестнадцатый легионы; воины четырнадцатого легиона проявили некоторое колебание, хоть они и не предъявляли никаких требований…
В эти тревожные дни все приближенные порицали Германика: почему он не отправляется к Верхнему войску, в котором нашел бы повиновение и помощь против мятежников? Он совершил слишком много ошибок, предоставив увольнение ветеранам, выплатив деньги, проявив чрезмерную снисходительность. Пусть он не дорожит своей жизнью, но почему малолетнего сына, почему беременную жену держит он при себе среди беснующихся и озверевших насильников? Пусть он хотя бы их вернет деду и государству. Он долго не мог убедить жену, которая говорила, что она внучка божественного Августа и не отступает перед опасностями, но наконец он со слезами, прижавшись к ее лону и обнимая их общего сына, добился ее согласия удалиться из лагеря. Выступало горестное шествие женщин, среди них беглянкою жена полководца, несущая на руках малолетнего сына и окруженная рыдающими женщинами приближенных…
При виде этого в воинах просыпается стыд и жалость, вспоминают о ее отце, ее дяде Августе; ее свекор — Друз; сама она, мать многих детей, славится целомудрием; и сын у нее родился в лагере, вскормлен в палатках легионов, получил воинское прозвище Калигулы, потому что, стремясь привязать к нему простых воинов, его часто обували в солдатские сапожки („калигулы“ — авт.)… некоторые устремляются за Агриппиной, большинство возвратилось к Германику, а он, все еще исполненный скорбью и гневом, обращается к окружавшим его со следующими словами:
„Жена и сын мне не дороже отца и государства, но его защитит собственное величие, а Римскую державу — другие войска, супругу мою и детей, которых я бы с готовностью принес в жертву, если б это было необходимо для вашей славы, я отсылаю теперь подальше от вас, впавших в безумие, дабы эта преступная ярость была утолена одной моею кровью и убийство правнука Августа, убийство невестки Тиберия, не отягчили вашей вины…
Зачем в первый день этих сборищ вы, непредусмотрительные друзья, вырвали из моих рук железо, которым я готовился пронзить себе грудь?! Добрее и доброжелательнее был тот, кто предлагал мне свой меч… И вы также, у которых, как я вижу, уже меняются и выражение лиц и настроения, если вы и вправду хотите вернуть делегатов сенату, императору — повиновение, а мне — супругу и сына, удалитесь от заразы и уймите мятежников; это будет залогом раскаяния, это будет доказательством верности“.
Те, изъявляя покорность и признавая, что упреки Германика справедливы, принимаются умолять его покарать виновных, простить заблуждавшихся и повести их на врага…
Так были улажены эти дела, но не меньшую угрозу составляло упорство пятого и двадцать первого легиона, зимовавших у шестидесятого милиария, в месте, носящем название Старые лагеря. Они первыми подняли возмущение; наиболее свирепые злодеяния были совершены их руками; возмездие, постигшее товарищей по оружию, их нисколько не устрашило и, не проявляя раскаяний, они все еще были возбуждены и не желали смириться. Итак, Цезарь снаряжает легионы, флот союзников, чтобы отправить их вниз по Рейну, решившись начать военные действия, если мятежники откажутся повиноваться».
А в Риме тем временем начались волнения, люди были недовольны тем, что Тиберий отсиживается за стенами города. Они считали, что двое молодых людей — Германик в Германии, а Друз — а Паннонии, не смогут остановить мятежи, так как не обладают для этого достаточным авторитетом. Люди считали, что император должен сам отправиться к восставшим, для того, чтобы образумить их своим собственным величием. Но Тиберий так и не покинул столицу. Объяснял это он тем, что не имеет права рисковать собственной жизнью, а тем самым подвергать случайностям великую державу. На самом деле он боялся, что легионы откажутся в повиновении ему. Но в это время Германик уже взял инициативу в свои руки, он отправил Цецине письмо, в котором предупредил его, что если тот не справится с бунтарями до прихода основных сил, войска его будут казнить поголовно. Цецина прочитал эти письмо орлоносцам, значконосцам и наиболее благонадежным воинам и они решились на крутые меры: по условному знаку благонадежные воины ворвались в палатки и перебили бунтовщиков. Это была настоящая резня: воины, которые до этого вместе сражались в одном легионе, убивали друг друга. В сражение это не вмешивались ни легат, ни трибун, ни остальные военачальники. После подавления мятежа воины, запятнанные изменой, рвались в честный бой. И тогда, перейдя линию укреплений, строительство которых начал еще Тиберий, они вторглись за пределы владений империи. Они совершили молниеносную военную экспедицию. Весть о чем доставила Тиберию и радость и хлопоты, он радовался тому, что мятеж был подавлен, но будучи, как мы уже успели заметить человеком подозрительным, не на шутку встревожился возросшей военной славой Германика. Три раза войска Германика вторгались в западные области Германии, которые Рим потерял в 9 г. н. э. Каждый раз они разбивали племенные ополчения, доходили до реки Альбы. Но римляне так и не смогли удержаться на захваченной территории. Каждый раз с наступлением холодов им приходилось отходить за Рейн с большими потерями. После третьего похода, когда войска понесли особенно большой урон, Тиберий решил окончательно прекратить войну на западных границах. Он отозвал Германика в Рим и чуть позднее отправил его на восточные границы империи. Надо сказать, что правлением Тиберия — надменного, двуличного, жестокого, — были недовольны почти все. Сенат не был исключением. По словам Гая Светония Транквилла Тиберий, говоря о внутриполитической ситуации в стране, сказал, что «он держит волка за уши».
Наиболее влиятельные представители сената тщательно готовили государственный переворот. По сценарию в Италии появился самозванец, который называл себя младшим из внуков Августа — Агриппой Постумом, как мы уже знаем, убитым по приказу жены Августа Ливии сразу же после смерти своего деда. Но с большими трудами Тиберию удалось схватить самозванца и подавить эти волнения среди римской знати. Некоторые сенаторы были осуждены.
Для того, чтобы укрепить свое положение, Тиберий сосредоточил все преторианские когорты в Риме, построив для них специальный лагерь на окраине города, кроме этого, он вовсе перестал созывать трибутные и центуриатные комиции, а выборы магистратов с площади перенес в сенат. В отличие от Августа, Тиберий соблюдал режим строгой экономии в области финансов. Он резко сократил количество зрелищ и раздач, обратил в провинции несколько зависимых от Рима восточных царств. Тиберий увеличил податное обложение населения провинций. Все это вызвало недовольство среди низших слоев населения, так же как и среди высших. В провинциях несколько раз вспыхивали восстания.
По всем вышеуказанным причинам в Африке в 17 г. н. э. началось большое восстание, которое длилось восемь лет. Оно усугубилось в 21 г. волнениями в Галлии и Фракии. Восстание в провинции Африка возглавили нумидиец Такфаринат — вождь племени мусуламиев. Раньше он служил в римской армии, но потом дезертировал и поднял на борьбу с Римом всех недовольных. К нему примыкали и другие племенные вожди, а кроме этого многочисленная беднота, недовольная двойным гнетом римских и пунических землевладельцев. Следует отметить, что восставшие прекрасно использовали тактику партизанской войны и римлянам удалось подавить это восстание лишь в 24 г. Восстание в Африке, а также в Галлии и Фракии удалось подавить лишь благодаря поддержке провинциальной знати, которая стремилась сохранить с помощью римского господства свое привилегированное положение.
Остальные вспышки волнений, а также мятежи провинциального населения продолжались и в последующие годы.
Римская аристократия всячески пыталась использовать недовольство широких слоев населения правлением Тиберия. Аристократы противопоставляли императору молодого Германика, популярность которого в народе постоянно росла.
Пользовался популярностью он и в сенатских кругах. Это вызвало ярость у Тиберия, который сослал племянника в Сею, где по его приказу тот был отравлен. После смерти мужа недовольных возглавила вдова — внучка Августа Агриппина, она обвинила императора в отравлении своего мужа, но в ответ на это Тиберий провел через сенат закон «Об оскорблении величества». На основании этого закона впоследствии были осуждены многие из его противников. Агриппина была сослана на один из островов, где впоследствии умерла. Старшие ее сыновья были казнены. В последние годы своего правления Тиберий, как загнанный волк, окруженный со всех сторон врагами, удалился из Рима на остров Капрею (совр. Капри). Вместо себя он оставил в столице наместника — префекта преторианской гвардии Сеяна, которому слепо доверял. Это был всесильный человек, влиянию которого приписывали жестокие репрессии, которыми Тиберий отвечал на рост сенатской оппозиции.
В борьбе с этой оппозицией император охотно принимал любые доносы, даже от рабов, что особенно возмущало аристократов. Однако Сеян, почувствовав свободу, готовил заговор с целью захватить власть в собственные руки. Но Тиберия успели предупредить. Сеяна схватили и казнили. После этого последовали многочисленные казни сторонников Сеяна, во время которых казнили и много безвинных людей.
Когда Тиберию было 78 лет (37 г. н. э.), ненавистный император был задушен в своем дворце на Капрее новым префектом преторианцев Макроном.
Новым императором сенат, а также префект претория Макрон объявили младшего из сыновей Германика — Гая Цезаря, о котором говорилось выше в цитате Тацита, прозванном Калигулой. Он управлял империей всего четыре года (37–41 гг. н. э.). За время своего короткого правления Калигула не только не прекратил борьбы с аристократией, но даже усилил ее. Он постоянно организовывал роскошные зрелища и производил массовые раздачи преторианцам и беднейшим римским гражданам. Он очень быстро израсходовал все средства, которые накопил бережливый Тиберий. В конце первого года своего принципата, Калигула перенес тяжелую болезнь, которая впоследствии отразилась на его психике и, что естественно, на его политической деятельности. Современники описывали его как безумца, который требовал божеских почестей, казнил невинных людей исключительно из кровожадности, жалел, что у всего народа не одна шея, которую можно было бы перерубать одним ударом. Он так увлекался скачками, что собирался сделать консулом своего любимого коня. Воображая себя земным божеством, Калигула считал оскорблением отказ от почитания его изображений. Когда он узнал, что население Иудеи протестует против установки его статуй в храме бога Яхве в Иерусалиме, Калигула отдал приказ о расправе над непокорными иудеями. Население Иерусалима спасла от расправы только его неожиданная смерть.
Осознав, что деньги в казне кончились, он попытался пополнить ее, конфискуя имущество многих сенаторов и других богатых римлян, — казнив их перед этим по малейшему доносу, либо подозрению в заговоре. Калигула официально разрешил рабам делать доносы на своих господ. Историки утверждают, что именно это распоряжение императора, которое подрывало основы рабовладения, и погубило его.
В среде сенатской аристократки и командного состава преторианской гвардии возник заговор. В январе 41 г. Калигула был убит трибуном преторианцев Кассием Хереей.
Вскоре после убийства Калигулы, заговорщики попытались склонить сенат к провозглашению Республики. Но против этого решительно выступали преторианцы, которые провозгласили новым императором дядю Калигулы, брата Германика — Клавдия. Это произошло так. После смерти Калигулы, возмущенные преторианские воины ворвались в Палатинский дворец и стали искать убийц императора, для того чтобы расправиться с ними. Здесь они совершенно случайно нашли испуганного Клавдия, которого, как единственного родственника Августа, и провозгласили императором.
Сенат долго не желал признавать нового императора, но воины продолжали решительно стоять на своей позиции. Они нашли поддержку среди некоторых представителей провинциальной знати, которые, применив все свое влияние, заставили сенаторов отказаться от своего намерения восстановить республиканский строй.
Но вскоре после убийства Калигулы группа сенаторов подговорила наместника Далмации Скрибониана призвать солдат восстать за республику. Однако среди самих солдат лозунг восстановления республики популярен не был. Когда Камилл Скрибониан двинул свои войска на Рим, на третий день похода воины перебили командиров, подстрекавших их к мятежу, расправились с самим Скрибонианом и заявили о своей верности Клавдию. В это самое время в Риме был раскрыт заговор среди части сенаторов — единомышленников Камилла Скрибониана. Клавдий ответил на попытку собственного свержения репрессиями. Сенаторам был запрещен выезд из Рима, некоторые из них были казнены, многие сосланы.
По сообщениям римских историков, Клавдия даже в собственной семье считали чудаком, но это не мешало ему ясно понимать стоящие перед ним цели и задачи. В первую очередь он решил урегулировать взаимоотношения с аристократией провинций. Таким образом, принципат Клавдия (41–54 гг. н. э.) был временем укрепления системы императорского управления. Но это отнюдь не способствовало популярности в сенате, куда он долгое время являлся только в сопровождении большой вооруженной охраны.
События 41–42 гг. показали, что сторонники восстановления римской республики не имели поддержки ни в среде воинов, ни в массах римского плебса, ни среди провинциальной аристократии. Воины и беднейшие слои римского гражданства были заинтересованы в раздачах и подарках, провинциальная же рабовладельческая знать, видела в существовании императорской власти гарантии своего собственного благополучия.
Император Клавдий и его ближайшие соратники — Нарцисс, Палланат и другие — внимательно следили за внутриполитической обстановкой в стране. В борьбе против сенатской оппозиции они опирались на армию и провинциальную рабовладельческую знать. Желая расположить к себе знатных провинциалов, Клавдий еще больше, чем Август, раздавал им права римского гражданства. Теперь стать римским гражданином было намного проще, чем при Октавиане. Права римского гражданства давались не только уроженцам провинций, которые служили в отрядах вспомогательных войск, иногда гражданские права присваивались всему свободному населению некоторых провинциальных городов. Так, в 48 г. Клавдий провел через сенат решение о предоставлении аристократии Галльского племени эдуев не только прав римского гражданства, но и права заседать в римском сенате.
Для большего удобства управления огромной империей при Клавдии были созданы особые канцелярии, во главе которых сам император поставил своих вольноотпущенников. Самыми главными из них считались:
1/а epistulis («относительно писем»), которая распространяла по Империи эдикты и распоряжения императора;
2/а libellis («относительно жалоб»), которая принимала и разбирала жалобы от населения по поводу самых различных злоупотреблений;
3/а rationibus («относительно финансов»), которая являлась центром управления императорским имуществом. Также были расширены права императорских прокураторов в самих провинциях, отныне они получили право выносить судебные решения.
Клавдий стремился завоевать популярность среди городского населения Рима, для этого он часто устраивал роскошные игры и зрелища. Однажды, на одном из озер недалеко от Рима, было устроено даже театрализованное представление — морское сражение (навмахия). Во время него гладиаторы были посажены на корабли, которые сражались между собой. Берега были заняты войсками, для того, чтобы сражавшиеся не разбежались.
После того как город потрясли голодные бунты, Клавдий приказал перестроить и расширить гавань, для того чтобы улучшить снабжение Рима продовольствием. Он приказал построить новый водопровод, были проведены работы по осушению Фуцинского озера.
В отличие от своих предшественников, Клавдий вел активные захватнические войны. В течение его принципата, были захвачены и включены в состав римской империи в качестве провинций Мавретания, Британия, Фракия, а также некоторые из областей Малой Азии, такие как Ликия и Памфилия. Также в зависимости от Римской Империи отныне оказались Ольвия, Херсонес и Боспорское царство. Клавдий стремился укрепиться в Армении, это привело Рим к столкновению с парфянами. Война с Парфией длилась много лет и закончилась лишь к середине 60 гг. 1 в. н. э. Но тем не менее, политика Клавдия, которому удалось создать мощный административно-бюрократический аппарат, проводивший репрессии к враждебным ему сенаторам, вызвала озлобление римской аристократии. Она пересмотрела свою собственную политику и после неудач 41–42 гг. недовольная правлением Клавдия римская знать, учтя настроение преторианцев и легионеров, которые не желали восстановления республики, стремилась теперь не к восстановлению республиканского строя, а к замене Клавдия новым императором, который бы более отвечал ее интересам. И хотя сенаторы постоянно обвиняли Клавдия в том, что он всецело подчиняется своим вольноотпущенникам и женам, последняя из них, властная и честолюбивая дочь Германика — Агриппина, сослужила им службу. Она уговорила императора усыновить и объявить наследником ее сына от первого брака — Нерона. А затем сразу же отравила Клавдия. После этого она взяла семнадцатилетнего Нерона и отправилась вместе с ним в лагерь преторианцев, которые провозгласили его новым императором.
В юности у Нерона не были заметны те дурные задатки, которые проявились в последние годы его правления. Наставниками молодого принцепса были выдающиеся писатель и философ-стоик Луций Анней Сенека и префект претория Секст Афраний Бурр, которые поначалу поддерживали мир между сенатом и императором. Семнадцатилетний Нерон рос избалованным юношей, он увлекался поэзией, пением, аристократическим искусством и стоял далеко от государственных дел. Его мать Агриппина, а также Бурр и Сенека считали, что Нерон будет послушным исполнителем их политических планов — планов восстановления привилегированного положения римско-италийской знати и ее последующего обогащения за счет населения провинций — первоначально Нерон оправдывал надежды римской сенатской аристократии. Первые пять лет его правления, когда он находился под влиянием своего воспитателя Сенеки, сенат был им доволен. Он отстранил вольноотпущенников Клавдия, не принимал доносов от рабов, не вмешивался в управление сенатскими провинциями. Сразу же после провозглашения себя императором, он заявил, что передает сенату решение всех государственных дел, оставляя за собой лишь дела провинции, в которых находились римские легионы. В течение нескольких лет сенат назначал провинциальных наместников и лиц, откупавших сборы подати с провинциального населения. Следует заметить, что первое место среди откупщиков занимал сам наставник молодого императора Луций Анней Сенека, который нажил на откупе подати провинции Британии огромное состояние.
Все попытки провинциалов жаловаться на злоупотребление наместников и сборщиков податей, решительно отклонялись сенатом.
Сенат снова стал проводить жестокую политику по отношению к рабам. Когда в 61 гг. префект Рима Педаний Секунд был убит рабом и по закону, который был восстановлен Августом, все четыреста человек его городской фамилии, которые находились в момент убийства в его доме, подлежали смертной казни, в народе, возмущенном этой жестокостью, начались волнения. Этот вопрос вынуждены были поставить на обсуждение в сенате. С пламенной речью выступил потомок «тирана-убийцы» — Гай Кассий. Он сказал, что закон от 10 г. н. э., против которого выступали даже некоторые из сенаторов, должен быть исполнен, так как только в страхе следует держать разноплеменных рабов, чтобы избежать их объединения. Речь Кассия убедила сенаторов и рабы Секунда были казнены.
Государственные дела, казалось, мало касались Нерона. В это время он развлекался, выступал в дворцовом театре в качестве певца и актера, писал стихи, приходил в восторг от признания своих поэтических и аристократических талантов. Но вскоре Нерон оказался втянут в придворные интриги.
Убив Клавдия, Агриппина рассчитывала стать правительницей империи, но Бурр и Сенека настроили Нерона против матери, которая уже подумывала о противопоставлении Нерону родного сына Клавдия — Британника, но она добилась обратного. В 55 г. Британника отравили, а ее саму убили в 59 г. с ведома Нерона. Этот шаг для молодого императора стал первым, после которого он вступил на путь злодеяний, что привело в конечном итоге к гибели династии Юлиев-Клавдиев и способствовало возникновению новой гражданской войны.
После убийства матери, которая готовила против него заговор, Нерон оправдывался перед сенатом, но неожиданно для самого себя, получил поздравления со счастливым спасением от опасности.
Следующей жертвой Нерона стала его жена Октавия. В 62 г. умер Афраний Бурр, а потерявший всякое влияние Сенека удалился в изгнание, откупившись от Нерона частью своего огромного состояния. На место префекта претория был назначен Офоний Тигеллин, который по высказыванию современников был способен на любое преступление. В том же году Нерон женился на Поппее Сабине; кстати, Офоний Тигеллин, человек весьма низкого нрава, во всем подчинялся влиянию Поппеи. Бесчинства императора, которые изумили даже привычных ко всему римлян (надо отметить, что Октавия была любимицей римлян), вызвали заговор среди сенаторов и преторианских командиров. Заговорщики сгруппировались вокруг известного оратора Гая Кальпурния Пизона. Его они и прочили в новые императоры. С заговором связывали свои надежды и вожди стоической оппозиции (модное в то время направление философии — стоицизм, служил идейным знаменем оппозиционеров) — Публий Клодий Тразея Пет, Сервилий Барея Соран, примыкавший к ним Луций Анней Сенека и другие. Но в апреле 65 г. заговор был раскрыт: в течение года погибли Пизон, Сенека и его племянник — талантливый поэт Марк Анней Лукан, а также Тразея Пет и десятки известных людей, в том числе и Петроний, которому приписывается авторство знаменитого романа «Сатирикон».
Всему этому предшествовали такие события. Дело в том, что те грандиозные игры и зрелища, которые Нерон устраивал в поисках популярности, опустошили казну. Чтобы найти средства для ее пополнения, император стал прибегать к обвинениям богатых собственников и конфискациям их имущества. В стране снова возобновились казни. Таким образом Нерон конфисковал имущество и земли шести богатейших землевладельцев провинции Африки.
Летом 64 г. в Риме произошел грандиозный пожар. Он длился целых шесть дней. Из четырнадцати районов города, три были уничтожены полностью, а в семи выгорела большая часть зданий. В огне погибли тысячи людей, беднейшее население, которое лишилось крова, имущества и пропитания, стало волноваться. Тогда Нерон приказал открыть для погорельцев дворцовые сады, раздать продовольствие. Но среди населения Рима ходили слухи, что император приказал поджечь город, чтобы вдохновиться картиной пожара для написания поэмы о гибели Трои. Эти слухи усилились, когда стали известны планы императора о полной перестройке города. Эти слухи становились настолько опасны, что император и его окружение для успокоения населения решили найти и покарать «виновника» бедствия. Начались массовые аресты и изощренные казни (осужденных отдавали на растерзание диким зверям в цирке, распинали на крестах, сжигали). В первую очередь гонениями подвергались восточные сектанты, которых и объявили поджигателями.
Работы по восстановлению сгоревшей столицы, которую Нерон задумал отстроить более роскошной, чем она была до пожара, требовали колоссальных средств. Чтобы их получить, Нерон резко увеличил поборы с населения провинций, в то же самое время он осудил за злоупотребления и конфисковал имущество нескольких провинциальных наместников, которых назначал сенат, и ограничил в интересах фиска деятельность публикантов. Кроме этого, Нерон покровительствовал грекам и выходцам из восточных провинций, что также возмущало римскую знать. Ее негодование вызывало его пристрастие к поэзии и музыке, которое дошло до того, что он публично выступал на сцене и участвовал в Греции в состязании актеров и музыкантов. А колоссальные затраты на постройку нового дворца, который Нерон сам назвал «Золотой дом», в то время, как казна была пуста, а провинции, особенно западные переобременены налогами, привели к тому, что сенат разорвал свои отношения с императором. Но Нерона, казалось, ничто уже не может остановить. Репрессии достигли небывалых размеров. В 66 г. он умертвил неугодную жену Поппею и женился на Сатилии Мессалине, супруге своего бывшего приближенного Вестина. В желании преуспеть на сцене, император нарушил все приличия. Оставив дела на своего вольноотпущенника Эпафродита, Нерон больше года выступал в Греции. Когда он вернулся в Рим весной 68 г., выяснилось, что контролировать ситуацию уже невозможно: еще с 66 г. шла война в Иудее, а в марте 68 г. в Галлии восстал легат Гай Юлий Виндекс. Таким образом, репрессии и конфискации Нерона лишь приближали новую гражданскую войну. Главной ее причиной было стремление широких кругов провинциальной знати, влияние которой не отвечало ее истинной силе, получить доступ к управлению государственными делами, поэтому междоусобная борьба вылилась в соперничество различных провинциальных армий, командиры которых объявляли себя императорами.
Кроме этого, уже давно недовольство сенаторов вызывала затянувшаяся война с Парфией из-за Армении. Эта война началась еще в 55 г. Римский командующий Гней Домиций Корбулон к концу 60 г. вытеснил из Армении парфянские войска и изгнал парфянского ставленника Тиридата. Однако вскоре после этого армяне, которые ненавидели римлян за их жестокость, вновь перешли на сторону парфян.
В Армению тогда была направлена новая римская армия, которая вторглась в страну и, заняв часть территории, остановилась на зиму возле городка Рандеи. Командующий посчитал войну законченной и послал в Рим сообщение о победах. Но в начале 62 г. парфяне неожиданно перешли в общее наступление. Они прорвали римскую оборону и окружили остатки римской армии, римляне были вынуждены капитулировать. Они уходили из Армении, оставляя военное имущество и освобождая захваченных в плен.
Капитуляция при Рандее подорвала военный престиж римской империи в восточных провинциях. Одновременно она явилась ударом и по авторитету Нерона как правителя империи. Он послал новую армию и в 63 г. римские войска вновь продвинулись до Рандеи, но они не смогли добиться окончательной победы над парфянами и был заключен компромиссный договор: римляне признали Тирадата царем Армении, но тот должен был получить царскую диадему из рук Нерона.
С целью поддержания своего авторитета, Нерон подчеркнуто торжественно провел церемонию назначения царем Армении парфянского царевича Тиридата. Сидя на троне посреди римского форума в окружении воинских знаков и преторианских командиров, Нерон возложил на коленопреклоненного Тиридата царскую диадему, после чего торжественно запер врата храма Януса, хотя в Иудее и Британии в это время шли ожесточенные войны.
Как уже говорилось, восстание в Иудее вспыхнуло весной 66 г. Восставшие истребили римский гарнизон в Иерусалиме и отбили попытку наместника Сирии вновь овладеть городом. Руководила восстанием антиримская народная партия зелотов, которые уходили в горы и создавали боевые отряды. Крестьяне и рабы составляли наиболее решительную и непримиримую организацию сикариев (кинжальщиков), члены которой нападали на римлян и местную аристократию. Римские прокураторы жестоко расправлялись с захваченными зелотами и сикариями, но от этого ненависть к Риму усиливалась, а также усиливался религиозный фанатизм, ожидание божественного освободителя.
Народ отказался платить подати, вскоре восстание распространилось по всей стране, карательная экспедиция наместника Цестия Галла, была разгромлена. Однако силы восставших ослаблялись внутренними раздорами. Зажиточные жители провинции были сами напуганы проектами радикальных реформ, которых требовали секарии и самые крайние зелоты. Крупные землевладельцы и жречество готовы были пойти на соглашения с Римом. С этого момента народу пришлось бороться уже не только против римлян, но и против своих аристократов. Для борьбы с восставшими император Нерон назначил Флавия Веспасиана, которого считал опытным полководцем.
В 67 г. н. э. в Риме разразилась жестокая эпидемия, от которой сильно пострадало население города. Умерло не только огромное количество рабов и свободных бедняков, но также и много богатых, знатных римлян. Нерон, опасаясь болезни, уехал в Грецию и оставил управление государством в руках преданных ему вольноотпущенников.
Во время пребывания в Греции Нерон продолжал заниматься любимым делом — выступал на состязаниях поэтов и певцов, а также принял участие в Олимпийских играх в качестве наездника на колесницах. Греки бессовестно льстили императору, присуждали ему бесчисленные венки победителя. Нерону это нравилось и в благодарность он объявил Грецию «свободной» и отменил ряд налогов.
Но положение в Римской империи становилось все более напряженным. От империи отпала Британия, восстание в Иудее принимало все более угрожающий характер, волновалось население Галлии, а в самом Риме был раскрыт новый заговор против императора. Казна опустела, в некоторых легионах задерживали выплату жалования воинам.
Восстание в Иудее хотя и сорвало завоевательные планы Нерона, но непосредственно не угрожало его власти. Настоящая опасность возникла для него тогда, когда в 68 г. возмутилась обремененная дополнительными поборами Галлия. Вскоре вспыхнуло восстание и в Испании, где войска провозгласили императором наместника Тарронской Испании — старика Гальбу.
Тогда в начале 68 г. Нерон поспешно вернулся в Италию. Свое возвращение он обставил с триумфом победителя. При въезде в Рим перед ним несли 888 венков, которые он получил в Греции. Причем ломались оборонительные стены, так как император посчитал городские ворота слишком узкими для его проезда. Вскоре после этого в Риме стало известно о восстании против императора наместника Аквитании Юлия Виндекса. Тот обратился к другим наместникам западных провинций с призывом низвергнуть Нерона. География восстания продолжала расширяться, вскоре к нему присоединились наместники провинций всего Пиренейского полуострова.
Первоначально Нерон относился беззаботно к этому восстанию. Войско Виндекса вскоре было разбито верхнегерманскими легионами, Нерон возликовал, однако воины этих легионов также высказались за избрание нового императора, тогда Нерон испугался, он хотел бежать в Египет. Узнав об этом, на сторону восставших перешли и преторианцы.
Нерон оказался загнанным в угол. Он бежал из Рима, тогда сенат принял решение об его низвержении и привлечению к суду. После низложения императора сенат охотно утвердил Гальбу. Гальба постарался восстановить попранные права сената и вместе с тем оправдать надежды провинциальной знати, которая поддержала его. Он широко раздавал римское гражданство испанцам и Галлам и снизил на одну четвертую подати всем выступившим за него городам. Это были в основном города, где местная аристократия играла главенствующую роль. Колонии же ветеранов до конца оставались верны Нерону, но это уже не могло его спасти. Оставленный практически всеми, Нерон покончил жизнь самоубийством. Последними его словами были: «Какой великий артист погибает!»
Нерон был последним представителем из тех императоров, которые происходили из старо-римских патрицианских родов. Падение этой династии означало уничтожение господствующего положения в империи старо-римской аристократии.
Новый император Гальба вступил в Рим и сразу же вызвал большое недовольство римских граждан, так как жестоко наказывал тех, кто продолжал сохранять верность Нерону. Он отказался выдать подарки преторианцам, которые обещали им его сторонника. Более того, он стал отбирать подарки, которыми пожаловал их Нерон. Недовольство Гальбой проявилось в первые же дни его правления, так как Гальба карал колонии ветеранов штрафами, конфискациями, возмущенные жители этих городов вступили в союз со стоявшими на Рейне легионами. Вместе они провозгласили императором наместника Нижней Германии Вителлия, которого сенат ненавидел, считая льстецом и приспешником Нерона.
В то же самое время началось восстание крестьян и городской бедноты племени Бойков, которые жили на территории эдуев. Его возглавил Марикк. Число восставших возрастало с каждым днем, они стали нападать на имения местной знати. Восстание это было довольно быстро подавлено силами эдуев, но галльская аристократия была напугана. Она наглядно убедилась в том, что ей грозит в случае ослабления римской власти.
В то же время просенатская политика Гальбы вызвала недовольство среди римского плебса, а также воинов-преторианцев. Был составлен заговор, во главе которого стоял Сальвий Отон. 15 января 69 г. Гальба и его приемный сын были убиты преторианцами, которые провозгласили императором Отона.
Большинство провинций, а также легионы, которые стояли в Иллирии и на востоке Империи признали Отона, но против него была сильная рейнская армия и население Восточной и Юго-Восточной Галлии, которые уже провозгласили императором легата Авла Вителлия. Они сформировали две сильные армии, которые двинулись кратчайшими путями через Альпы в Италию.
Отон выступил к ним навстречу, но около городка Бедриака (недалеко от города Кремоны) его войска потерпели поражение (апрель 69 г.). Отон покончил с собой.
Легионы и римский сенат признали Вителлия императором. Он стал называть себя Германиком в честь своего войска, в котором большую роль играли вспомогательные части германцев. Солдаты Вителлия, к которым быстро присоединилась италийская и римская беднота, а также рабы, стали расправляться с богатыми землевладельцами и рабовладельцами. Войска нового императора двигались по юго-восточным областям Галлии и Северной Италии, как по вражеской территории. Они грабили, чинили насилие и расправы. Ряд городов купили свое существование лишь выплатой больших контрибуций, но тысяча людей все же были убиты легионерами Вителлия, либо проданы в рабство.
Вителлий, напуганный размахом мародерства в собственном войске, отослал часть войск обратно в Галлию, это его ослабило, но не примирило с ним сенат. Успехи его войск, а также вспышки восстаний в разных провинциях Империи — в Галлии, Понте, — взволновали римскую знать. Не придавало спокойствия и появление самозванца, который называл себя Нероном. Особенно опасным представлялось положение господствующих слоев в восточных провинциях — Сирии, Египте, Азии. Там боялись распространения иудейского восстания на соседние области, а также Находились под постоянной угрозой вторжения парфян.
В этот момент появился новый претендент на власть — Веспасиан Флавий, командующий римской армией, которая действовала против иудейских повстанцев.
Война в Иудее к этому времени, была почти закончена, оставалось лишь взять Иерусалим. Только беднота еще сохраняла верность идее борьбы с Римом и продолжала сопротивление.
Летом 69 г. в Берите (совр. Бейрут) собрались наместники восточных провинций римской империи, представители местной рабовладельческой знати и военачальники римских легионов, расквартированных в восточных провинциях и сосредоточенных в Иудее для подавления восстания. Там же был и писатель Иосиф, который прославился впоследствии Своим сочинением об Иудейской войне и получивший позднее римское имя Флавий. Они выбрали императором Веспасиана.
Его власть была признана во всех восточных провинциях. Охотно поддерживало его и войско, солдаты опасались, что Вителлий отдаст лучшие земли своим воинам.
Сенат также предпочел Веспасиана Флавия Вителлию. Агенты Веспасиана начали активно агитировать за него в западных провинциях. Его успех был предрешен, когда на его сторону перешла сильная и свежая придунайская армия, а также провинции Африка, Испания, Лузитания и Юго-Западная Галлия. Население Италии также сочувствовало новому претенденту на власть.
В 69 г. возле города Кремона войска Вителлия потерпели поражение от войск Веспасиана. Вскоре сам Вителлий был убит, а Веспасиан остался единственным правителем империи. Как сказал Тацит: «была обнаружена тайна императорской власти, что принцепсом можно стать не только в Риме, но и в другом месте».
Но мир после этого не наступил. В Понте началось восстание, во главе которого стоял вольноотпущенник бывшего понтийского царя Аникет. К нему примкнули местные племена, которые были недовольны обращением Понта в провинцию Рима, что значительно усилило власть рабовладельцев из греческих городов-колоний. Но уже через три месяца это восстание удалось подавить.
Положение Веспасиана было прочным — его признал сенат и все легионы. Но это не значило, что на земли империи пришел мир. В первые годы своего правления (69–79 гг. н. э.) Веспасиан вынужден был продолжать борьбу с восставшим населением Иудеи, Северной Галлии и Нижней Германии. Наибольших сил отнимала борьба в Иудее. Египте и Кирене.
В Иудее зелоты перебили некоторых знатных жрецов, после чего выбрали верховным жрецом храма Яхве простого селянина, но в рядах восставших наступил раскол. Зелоты выступили против сикариев.
Весной 70 г. после того, как в Италии закончилась гражданская война, римская армия под командованием Тита Флавия начала осаду Иерусалима. Момент осады с военной Точки зрения был выбран весьма удачно, так как по случаю Пасхи в городе собралось большое количество богомольцев. Это привело к тому, что очень скоро осажденные стали чувствовать недостаток продовольствия.
Но, несмотря на голод, на внутренние распри, восставшие продолжали упорно защищаться. Римлянам пришлось с большим трудом, буквально шаг за шагом овладевать отдельными районами города. Особенно же яростная битва началась на подступах к храму бога Яхве на высоком холме Сион. Бой длился несколько дней, римляне понесли огромные потери, когда же они овладели обгорелыми развалинами храма, то в ярости буквально стерли их с лица земли.
Восстание было настолько жестоко подавлено, что иудеям был нанесен, можно сказать, смертельный удар. Иерусалим был полностью разрушен. Жители либо частично перебиты, либо проданы в рабство. Но восставшие все равно продолжали борьбу, закрывшись в горной крепости Масад и в других укреплениях на юге Палестины. Они посылали своих посланцев в Египет и Кирену, для того чтобы спровоцировать восстание среди иудейского населения этих провинций. Еще долгих три года продолжалась борьба, только в 73 г. римлянам удалось овладеть Масадой, было подавлено сопротивление и в других областях Палестины. В Египте римлянам оказали помощь местные иудейские аристократы, которые выдали посланца восставших. В Кирене римские войска также жестоко подавили попытки поднять восстание.
Но не менее грозным было восстание, которое вспыхнуло на северных окраинах Галлии и среди подчиненных римлянам германских племен, что жили в низовьях Рейна. Организатором этого восстания был вождь германского племени батавов Юлий Цивилис. Когда-то он служил у Вителлия, но был обижен кем-то из его приближенных. Затаив злобу, он сбежал от римлян и призвал своих соплеменников к восстанию. Вначале Цивилис говорил, что батавы выступают лишь против Вителлия, когда же Веспасиан разбил войска Вителлия и тот был убит, Цивилису не оставалось ничего другого, как открыто признаться, что его цель — борьба до полного изгнания римлян.
К батавам присоединились многие воины из союзнических подразделений римской армии (вспомогательных частей), а также некоторые из знатных галлов. Цивилис стал организовывать союз германских племен и готовился вступить в открытую борьбу с Римом. К нему примкнули галльские племена лингонов и треверов во главе с Сабином, Классиком и Тутором — представителями местной галльской аристократии, которые имели римское гражданство, но оставили службу во вспомогательных римских войсках, для того, чтобы бороться за независимость Галлии. Они хотели провозгласить свою родину самостоятельной империей. Вспомогательные части и даже рейнские легионы, которые Вителлий пополнил большим числом провинциалов, примкнули к восставшим. Вскоре рейнская область была в их руках, многие ветераны, которые жили в колониях, были перебиты местными крестьянами, у которых эти земли были в прошлом отобраны. Классик и Тутор постоянно призывали остальные общины Галлии присоединиться к вооруженной борьбе.
В столице племени лемов Дурокорторе (совр. Реймс) было создано собрание представителей галльских городов. Треверы однозначно поддержали идею войны, но галльская аристократия из других областей боялась порывать с Римом. Они надеялись, что смогут играть видную роль в империи и, кроме этого, были просто напуганы восстанием Марикка. Так что большинство участников высказались против войны с Римом. Это было главной причиной поражения повстанцев. Вскоре в Галлию пришел с войсками Петилий Цереалис, который разбил Цивилиса Классика и Тутора. После победы Цереалис не стал проводить репрессий среди галльских повстанцев и мятежных легионов. Он обратился к побежденным с речью, в которой доказывал, что римляне явились некогда в Галлию не для завоевания ее, а лишь с намерением даровать стране мир; он убеждал восставших, что нет теперь больше деления на побежденных и победителей, и что империя принадлежит галлам так же, как и римлянам. Цивилис вынужден был прекратить сопротивление римлянам и скрылся. Батавы покорились римлянам сразу же после того, как Цереалис подавил восстание в Галлии, а сын Веспасиана Тит Флавий взял мятежный Иерусалим, в империи восстановилось спокойствие.
Веспасиан Флавий стремился заявить дружественные отношения с римским сенатом. Сенаторы были рады такому повороту событий и издали специальное постановление о предоставлении Веспасиану прав верховного правителя государства.
Согласно этому постановлению Веспасиан получил не только права, которые имели его предшественники — Август, Тиберий, Клавдий, — но также право отменять ранее существовавшие законы. Для населения империи, римских военных, а также гражданских администраторов любое распоряжение Веспасиана было обязательно, кроме того Веспасиан ежегодно выбирался консулом, что наряду с положением принцепса подчеркивало законный характер его власти.
События конца 60 гг. н. э. показали, что правящие круги провинций достаточно прочно срослись с империей и претендуют на то, чтобы занять подобающее ей место в управлении державой. Но, кроме этого была продемонстрирована сила народов, которое населяли эти самые провинции. Все это говорило о том, что военные силы Италии уже были недостаточны для того, чтобы поддерживать мир внутри империи, войска же, набранные в провинциях, не будут бороться за интересы империи, пока сами провинции не почувствуют себя достаточно тесно связанными с этими, интересами, а точнее не будут неотъемлемой частью этой империи. Новый император Веспасиан Флавий учел эти горькие уроки. Со времени его правления начался новый этап во взаимоотношениях собственно Рима и провинций империи.
Веспасиан положил начало правлению новой династии императоров — династии Флавиев.
Рассмотрим теперь подробнее социальную жизнь империи в 1 в. н. э., на фоне которой разыгрались те исторические события, о которых мы повествовали выше.
Сенаторы, которые после правления. Октавиана Августа вошли в состав высшего сословия, готовы были во всем поддерживать сильную императорскую власть, они страстно приветствовали борьбу со старосенатской аристократией. К ним примыкали и представители других сословий, которые могли делать карьеру лишь на императорской службе — всадники и императорские вольноотпущенники. Среди них главную роль играл теперь префект преторианцев. Эта должность получила решающее значение уже при Тиберии. Сеян, который был тогда префектом преторианцев, смог собрать разрозненные преторианские части в единый лагерь, в нем и происходило фактическое провозглашение императора, хотя формально его продолжал утверждать сенат.
Большинство военных командиров вышло из сословия всадников, из него набирались и прокураторы, которые ведали императорскими землями в провинциях. Они также начинали играть значительную роль, особенно во время конфискаций имущества осужденных. Императорские вольноотпущенники формально могли занимать лишь должности в личной канцелярии императора. Наиболее важными были должности в ведомствах, которые занимались финансовой отчетностью, прошениями, поступавшими на имя императора, и ответами на эти прошения. Но вскоре грань между императорским хозяйством и государственной администрацией практически стерлась и поэтому главы ведомств стали управлять большинством государственных дел. Особенно роль императорских вольноотпущенников возросла при императоре Нероне, который посылал их даже ревизировать дела сенатских провинций, а отправившись в Грецию он, как мы уже знаем, поручил управление Римом своему вольноотпущеннику Гелию.
Между всеми этими социальными группами и сословиями шла непрерывная борьба. Оппозиция сената императорам проявлялась в самой разной форме — от анонимных памфлетов и сатирических песен, вплоть до заговоров. Наиболее ярким представителем сенатской оппозиции был крупнейший римский историк Корнелий Тацит (55 — 120 гг. н. э.). Спустя нескольких десятилетий после смерти последнего представителя первой императорской династии Рима, которая по исторической традиции стала именоваться династией Юлиев-Клавдиев (так как Тиберий, сменивший Августа на посту императора, а также последующие принцепсы принадлежали по рождению или усыновлению к этим родам) он подробно описал всю внутриполитическую борьбу, происходившую тогда в Риме. Он был знаком с официальными источниками, а также закулисными интригами, и с большим талантом описал образы тиранов-императоров, находившихся на престоле римской империи. Посмертному бесславию императоров способствовал и современник Тацита — Гай Светоний Транквилл (70-160 гг. н. э.), написавший свою известную книгу «Жизнь двенадцати Цезарей», в которой он описал биографии императоров, начиная с Гая Юлия Цезаря. Отрывки из книг этих историков мы использовали выше.
В 1 в. н. э. количество рабов в Италии, как и раньше, было очень велико, возросло их количество и в провинциях, по мере их «романизации». Надо заметить, что в слово раб сейчас вкладывается немного другой смысл, чем тот, что оно имело тогда. Труд рабов использовался в самых разных сферах, а поэтому положение было абсолютно не одинаковым. В этом сословии были и привилегированные, которые становились доверенными агентами, казначеями, секретарями, управляющими имуществом своих господ. Нередко они сами жестоко угнетали своих собратьев по сословию. Были и такие рабы, которым давали возможность вести самостоятельное хозяйство. Они арендовали у своих господ землю, мастерские, лавки и выплачивали за это часть получаемого дохода. Нередко у таких рабов были значительные материальные средства, а иногда они даже владели собственными рабами. Нередко они выкупались на волю и, следует отметить, что в отличии от вольноотпущенников, которых отпускали «по милости господина», как выражались римские юристы, они не обременялись никакими обязательствами относительно своего бывшего хозяина. Немного менее унизительно и по отношению к основной массе рабов было положение образованных рабов, которые были врачами, чтецами, декламаторами, писцами, актерами, музыкантами, педагогами. Их было принято держать не только в богатых, но и в средне обеспеченных домах. В основном это были греки или уроженцы Малой Азии. Стоили такие рабы очень дорого, а поэтому владельцы ими дорожили, но таких рабов, естественно, было ничтожно мало.
Большая часть рабов была занята в ремесле или в сельском хозяйстве и работали они в имениях. Жили они в специальных зданиях и на работу посылались под надзором надсмотрщика. Нередко их заковывали в кандалы.
Следует отметить, что в 1 в. н. э. уже редко встречались владельцы, которые нерасчетливо губили здоровье и жизнь своих рабов, теперь рабы стали цениться. В среднем раб стоил 500 денариев, но, как мы уже говорили, квалифицированные рабы стоили значительно дороже.
Это отнюдь не значит, что прекратились волнения среди рабов, что они были «почти свободными». Как и прежде, непокорных ждала жестокая расправа — их избивали плетями, накладывали клеймо, которое лишало раба в будущем, даже в случае получения свободы, возможности стать римским или латинским гражданином. Непокорных рабов заключали в тюрьмы эргастулы, находившиеся в каждом имении. Их ссылали на рудники, либо предавали смерти на арене или на кресте, на которую обрекали их по требованию господина магистрат или наместник провинции. Как ни старался Август возродить былую pietas, это ему не удалось На рабов смотрели уже не как на членов фамилии, тесно связанных с ее главой, а лишь как на врага, которого необходимо подавить. «Сколько рабов — столько врагов» эта поговорка была широко распространена в те годы. Хозяева всячески боялись объединения рабов, а поэтому набирали их в свои хозяйства из разных стран и племен. Хорошим спросом пользовались рабы из Сирии и Малой Азии, которые считались сообразительными, способными к любой работе. Но они считались строптивыми и склонными к мятежу. Рабов из Иллирии, Фракии и Германии ценили за физическую силу и выносливость. В рабство продавали и уроженцев Италии. В основном рабами становились солдаты, захваченные в плен, либо люди, которых осудили за преступление (в частности за отказ от воинской службы). Много рабов продавалось пиратами, которые захватывали их во время нападений на суда. Надо сказать, что пиратство в те годы в Средиземном море процветало. На востоке была распространена самопродажа в рабство бедняков и продажа детей. Закон не признавал браков и родственных отношений между рабами, но на практике господа не препятствовали этому, так как дети, рожденные у рабов, также становились их рабами.
Часто рабовладельцы отпускали способных рабов на волю, этим они хотели дать стимул к труду остальным рабам, но рабы, получившие свободу, были обязаны часть времени работать на своего патрона в качестве ремесленников или на его землях, если не имели специальности. Часть своего имущества они, кроме этого, обязаны были завещать своему бывшему хозяину.
В 1 в. н. э. рабы не раз восставали. Первое восстание произошло вскоре после смерти Августа. Раб его последнего внука Агриппы Постума, который жил в изгнании, пытался поднять восстание, чтобы добиться власти своему хозяину. Когда же Постум был убит по приказу Тиберия, именно этот раб стал выдавать себя за своего господина и привлек на свою сторону много сторонников. Именно он и был самозванцем-Агриппой. Но его предали ближайшие соратники, восстание было быстро подавлено.
В 24 г. хотел поднять восстание рабов всадник Тит Куртизий, который набирал себе войско среди рабов-пастухов с необъятных пастбищ Южной Италии. Войско его быстро разбили, но римляне поразились тому числу рабов, которые готовы были принять в нем участие. При императоре Нероне наибольший резонанс получило восстание гладиаторов в городе Пренесте.
Восстания, а также частые убийства рабами жестоких владельцев, заставляли задумываться над их положением. Делались даже смехотворно робкие попытки улучшения их жизни. Например, император Клавдий вынес эдикт согласно которому рабы, выжившие на острове, посвященном богу врачевания Эскулапу, получали свободу. Это был старый обычай, когда больных рабов вывозили на этот остров на реке Тибр и оставляли на произвол судьбы.
Остановимся подробнее на сельском хозяйстве Италии Хотя в 1 в. н. э. на юге и в центре страны еще сохранились и даже росли крупные хозяйства землевладельцев, но все чаще латифундии, которые управлялись виликами, обрабатывались плохо и приносили все меньше и меньше прибыли. Многие из них постепенно стали превращаться в увеселительные парки и декоративные рощи. Хлебопашество все больше вытеснялось скотоводством, виноделием, оливковыми плантациями, огородами и цветниками. Таким образом Италия попадала во все большую зависимость от привозного хлеба.
В эти годы стал распространяться научный подход к ведению сельского хозяйства. Известны работы агронома того времени Колумеллы. Он, как и его предшественники, советовал заводить не большие, а средних размеров имения с хорошо обработанной землей, в которых можно было бы без труда применить опыт, накопленный веками.
Но и он, как и его предшественники, постоянно жалуется на трудности с организацией труда рабов. Поэтому он советует относиться к рабам снисходительно, для того, чтобы побудить их к прилежной работе. Кроме этого, он советует награждать трудолюбивых и карать ленивых.
После правления Августа широко распространяется мелкая аренда, которая до этого носила лишь случайный характер. В середине I века она стала обычным явлением.
Колумелла пишет про арендаторов (колонов), которые обрабатывали свои наделы земли уже не одно поколение. Он советует сдавать в аренду землю, которую невыгодно обрабатывать с помощью рабов.
Еще дальше пошел ученый-натуралист Плиний Старший. Он доказывал, что латифундии погубили Италию. Он советовал отказаться от массового применения труда рабов, особенно закованных в кандалы, так как от них нельзя ждать хорошей работы.
Он считал, что необходимо перейти к обработке небольших участков земли, для возделывания которых достаточно сил одной семьи, которым помогали бы несколько зависимых людей — клиентов или колонов.
Плиний считал, что рациональное хозяйство, к которому призывал Колумелла, при рабском труде невозможно — убыточно — и что надо искать иные пути повышения рентабельности хозяйств.
Хотя в I веке наметился кризис рабовладельческих хозяйств Италии, но города, тем не менее, все еще жили интенсивной жизнью. Процветало сословие декурионов, которое пополнялось ветеранами, разбогатевшими торговцами и ремесленниками. Все еще оставались выгодными магистратские должности.
Наибольшее представление о жизни итальянского города I века нашей эры дали раскопки города Помпей, который был погребен лавой при извержении Везувия в 79 г. н. э.
Археологи доказали, что главную роль в этих городах по-прежнему играли владельцы загородных вилл, имевших в своем хозяйстве по несколько десятков рабов. Владельцами этих хозяйств были старые италийские аристократы, а также ветераны и их потомки. Реже они принадлежали разбогатевшим ремесленникам или торговцам, свободнорожденным или вольноотпущенникам, которые решили вкладывать свои средства в землю, — из них состояла муниципальная верхушка. Кроме этого, сыновья богатейших вольноотпущенников уже стали входить в сословие декурионов.
Как и в рабовладельческих хозяйствах, в городах тоже не всегда было спокойно. Об этом говорит, например, мятеж в Путеолах, когда, возмущенные насилием магистратов, взбунтовались жители этого города. Восстание вспыхнуло из-за чрезмерного нажима при сборе «добровольных пожертвований» на сооружение статуи жене одного магистрата. Об этом историки узнали из надписи, которая сохранилась в городе Авсуга.
Магистраты и декурионы вынуждены были делать в подвластных им городах то же самое, что императоры делали по отношению к римскому плебсу. Правда, денежные раздачи тут не были регулярными, но декурионы часто устраивали даровые угощения для народа, раздавали подарки. Устройство же зрелищ и строительство общественных зданий считалось для магистратов делом обязательным.
Расширение рабства и разорение свободных крестьян вели к тому, что приток бедного городского населения с каждым годом возрастал. В связи с этим увеличились расходы на содержание бедноты, а это вело к усилению эксплуатации рабов, что также не способствовало установлению стабильности.
Для того, чтобы организовать массы, в Риме и других городах Италии стали создаваться коллегии, в которые объединились лица одной профессии. Кроме этого, были коллегии культовые, погребальные, в которых бедные люди и рабы, каких принимали в коллегию за небольшой денежный взнос, получали право на почетные похороны. При жизни их иногда собирали на скромные праздники, которые устраивались чаще всего в честь юбилеев императоров. Особое место у коллегии августалов. Она состояла, в основном, из вольноотпущенников и была посвящена культу Августа и других императоров, которые по постановлению сената после смерти были причислены к богам. Следует отметить, что богатые вольноотпущенники, которых не принимали в сословие декурионов, очень часто тратили деньги на нужды этого культа. Таким образом, у них создавалось впечатление, что они играют какую-то роль в социальной жизни своего города.
Особые коллегии составляли также ветераны и молодые люди из знатных семей. Главой их был наследник императора.
Обычно коллегии выбирали себе патронов из числа местной знати. Патроны обязаны были делать им подарки — деньги, здания, иногда даже земли, — за что коллегии поддерживали своих патронов или их кандидатов на муниципальных выборах.
Римская аристократия, которая жила в роскоши, чтобы отвлечь простой народ от мыслей о неравном с ними положении, стремилась восхвалять на словах «суровые в своей простоте нравы предков». Дело в том, что чем меньше приносили прибыли рабовладельческие хозяйства, тем больше денег расходовалось на прихоти аристократии. Огромные средства тратились на дорогую утварь, драгоценности, наряды, изысканные яства. В Риме возводились величественные дворцы. Загородные виллы, дачи на модном аристократическом курорте Байя, возле Неаполя, отличались роскошью постройки, отделки и внутренней обстановки.
Муниципальная знать, чтобы не чувствовать себя обделенной, всячески пыталась подражать Риму и тоже тратила огромные деньги на постройку городских домов и сельских вилл, на статуи, картины, художественную посуду.
От них старались не отставать и богатые вольноотпущенники. Более ловкие и осведомленные в коммерческих делах, они часто превосходили своим богатством разорявшихся понемногу потомков древних аристократических домов. За это потомственные аристократы презирали и ненавидели их: тип богатого, но невежественного вольноотпущенника стал традиционным для сатирической литературы того времени.
Вместе с тем простой народ Италии все больше нищал. Для бедняков в Риме строились многоэтажные дома, которые часто разрушались от пожаров или обвалов. В других италийских городах бедняки жили в небольших хижинах и занимались в основном мелкой торговлей или нанимались на работы в мастерские. Следует отметить, что из-за конкуренции, которую им составлял труд рабов, оплата наемного труда была очень низка. Отсюда неудивительно, почему император и муниципальные декурионы постоянно прибегали к различным подачкам. Это делалось для того, чтобы предотвратить возмущение толпы и возможные восстания.
Для этой цели проводились и различные зрелищные мероприятия. Причем, как и во всем остальном, провинция стремилась не отставать от столицы: в каждом городе и даже в крупных селах были свои цирки и амфитеатры. В те годы гладиаторскими боями, звериными травлями, бегами увлекались исключительно все — от рабов до императоров. Нередко случались парадоксы, когда рабы-гладиаторы, возницы, актеры, сумевшие прославиться своим мужеством или искусством, наживали колоссальные состояния, становились любимцами императоров и знатной молодежи.
Кроме зрелищ, римляне очень любили бани (термы), которые были оборудованы также гимнастическими залами.
В них были библиотеки и залы для встречи друзей. Здесь часто выступали писатели и поэты, которые читали свои произведения. На сооружение водопроводов и роскошных терм богатые граждане не жалели денег: таким образом они надеялись заслужить благодарность города. С большой роскошью также оборудовались центральные площади городов — форумы. Обычно на форумах стояли храмы главных римских богов и обожествленных императоров, здание, где заседал совет декурионов, базилика, где совершались торговые и финансовые сделки, а также проходили заседания суда, кафедра ораторов, которые выступали перед народом, а также множество статуй городских патронов и благодетелей.
К форуму обычно примыкали рынки и крытые колоннады. Улицы, которые вели к форуму, тщательно мостились каменными плитами. Здесь всегда царило оживление, тут совершались многие сделки, сюда приходили по делу и на прогулку, для того, чтобы узнать городские новости, прочесть постановления сената и приказы правительства, а также местных органов управления, сюда шли для того, чтобы послушать ораторов, философов, своих и приезжих.
Обычно дети богатых горожан получали начальное образование дома, после этого они поступали в грамматические школы для изучения греческой и латинской литературы, а после этого — в риторические, где юноша должен был научиться писать и говорить на заданные темы по-латыни и по-гречески, а кроме этого, ознакомиться с теорией судебного красноречия и приобрести знания, необходимые для выступления в судах. Богатая молодежь, которая желала усовершенствоваться в знаниях по философии, обычно после этого отправлялась в Афины, где было несколько философских школ разных направлений — но такое образование было доступно немногим.
Дети, рожденные в плебейском сословии, а также дети городских рабов, могли приобрести профессию, поступив на обучение к какому-либо владельцу ремесленной мастерской. Лишь малая часть из них могла обучаться грамоте в школах, которые содержались частными учителями. Но это не значит, что широкие массы оставались необразованными. На гробницах ремесленников и вольноотпущенников археологи обнаружили часто встречающиеся многочисленные эпитафии в стихах, которые составлялись при жизни самими умершими либо их близкими. На стенах раскопанных домов находят нацарапанные их обитателями отрывки из Вергилия. Кроме этого, плебс составлял значительную часть той аудитории, перед которой обычно выступали ораторы и актеры.
Однако не только политическими катаклизмами, а также страхом перед восстаниями рабов и плебса знаменовались эти годы. К середине I в. н. э. заметную роль в жизни империи начинают играть христиане — последователи учения Иисуса Христа. Особенно усилились они в эпоху правления императора Нерона. Тогда в Риме ходили слухи, что грандиозный пожар в июле 64 года, как мы уже говорили выше, длившийся почти девять дней, был устроен по приказу императора. Чтобы отвести от себя подозрение, Нерон, по словам Тацита: «предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время, это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме…».
Эти слова Тацита, которые часто принимались за позднейшую вставку в его «Анналы» — первое историческое свидетельство о распространении в Риме христианства. Конечно, Тацит разделял предрассудки своих современников относительно этого учения. Образ жизни первых христианских общин в Риме известен очень плохо, во всяком случае, он был чрезвычайно замкнутый, что давало повод для самых нелепых и чудовищных подозрений. Само собой, что первые христианские общины объединяли преимущественно людей из низших социальных сословий, а также рабов. Именно поэтому, по своей организации, по имущественному положению и влиянию в обществе христианские общины второй половины I века н. э. даже близко не напоминали католическую церковь позднейших времен, которая в эпоху средневековья достигла своего высшего богатства и могущества.
В это же время, по христианской традиции, в Риме пребывали апостолы Петр и Павел, которых ожидала мученическая смерть. Павел, происходивший из малоазийского города Тарса, был, следует заметить, наследственным римским гражданином. Согласно преданию, в молодости он боролся против нового учения, но позднее стал его ревностным проповедником. Согласно христианской традиции, Павлу приписываются четырнадцать посланий, изъясняющих основы христианской духовности и адресованных христианским общинам различных городов. Но, несомненно, более легендарна личность апостола Петра. Его деятельность в качестве главы христианской общины Рима католическая традиция считает основанием для признания главенствующего авторитета римских епископов (Пап), как преемников апостола. Позднейшие апокрифические предания связывают с пребыванием Петра в Риме следующую легенду.
Спасаясь от гонений императора Нерона, Петр ночью покинул Рим. За городскими воротами он встретил Иисуса Христа и спросил его: «Quo vadis, Domine?» («Куда идешь, Господи?»). На это Христос ему ответил: «В Рим, чтобы снова принять распятие». После этого Христос вознесся на небо, а Петр, видя в словах Христа провозвестие своей мученической смерти, вернулся в Рим, где его распяли на кресте вниз головой.
Но как бы ни обстояла жизнь в Италии и в самом Риме, важнейшей заботой императорского правительства в I веке н. э. был вопрос об управлении провинцией. Преемники Августа, как и он сам, стремились предотвратить восстания, пытались ослабить жесткую эксплуатацию населения провинции. Программу правительства в этом смысле четко сформулировал Тиберий, который сказал «что овец нужно стричь, а не резать». Поэтому императоры стали контролировать не только свои, но и сенаторские провинции, что, как мы уже знаем, вызывало большое неудовольствие среди определенной части сенаторов.
Относительный мир, а также интенсивное строительство играли важную роль для развития торговли, способствовали оживлению экономики в провинциях.
В это же время владения племенной знати в западных провинциях, а также земли царей и храмов в восточных провинциях частично были конфискованы: они перешли в руки императоров и сдавались в аренду мелкими участками.
Крестьяне — члены общин, которые раньше зависели от собственников земли, какую они возделывали, превратились в арендаторов по договору.
Большое внимание уделялось приписке земель к городским территориям, а также дарование многим городам Испании и Великой Галлии прав латинского гражданства, которое давало городским магистратам римское гражданство и превращало эти города в колонии. У некоторых владельцев отбирались крупные имения и отдавались в надел колонистам. Таким образом, на землях, где еще были распространены первобытнообщинные отношения, развивалось рабовладение, что дало толчок к возникновению новых городов. Почти то же самое происходило в восточных провинциях. Там римские императоры, наследуя политику эллинистических царей, приписывали земли к городам, строили новые города, наделяли правом полисов сельские, храмовые и племенные территории. От этого также увеличивалось количество собственников и арендаторов земли, что способствовало быстрейшему разложению первобытнообщинного строя.
Введение в провинциях денежных налогов способствовало вовлечению большого числа населения в товарно-денежные отношения. Такая «романизация» социальных отношений привела к «романизации» образа жизни, языка и культуры аристократии. Нарбонская Галлия и Испания, особенно ее юго-восточные области, к моменту возникновения империи были уже достаточно романизированы. Во времена правления Юлиев-Клавдиев этот же процесс начался и в Великой Галлии.
Магистраты времен независимости городов — вергобреты, уже при Тиберии стали заниматься дуумвирами, в связи с чем крупнейшие города быстро приобретали римский облик, стали быстро развиваться ремесло и торговля.
Но подобная политика создавала лишь видимость процветания на этих землях. На самом деле многие крестьяне, которые лишились земли, переданной колонистам-ветеранам, для того, чтобы устроить свою жизнь, стали прибегать к помощи ростовщиков. Естественно, это приводило к массовому обнищанию населения.
Большие налоги, которыми облагались провинции, были обременительными даже для племенной знати. Каждый ценз, после которого следовала раскладка податей и набор рекрутов, вызвал недовольство населения.
Само собой, что разные провинции и даже части одних и тех же провинций развивались неодинаково. В северо-западных областях Испании было еще немало земель, которые не имели городского устройства, и населенных племенами, не подвергшимися романизации. В Галлии процесс романизации происходил быстрее в южных и центральных областях, потому что социальная дифференциация к моменту завоевания этих земель Римом была сильней, а поэтому племенная знать стремилась к поддержке римлян. В западных же и северных областях Галлии, в которых жили менее развитые племена, романизация двигалась медленнее, хотя здесь и существовали две крупные колонии: Августа — Треверов (Трир) и Колония Агриппина — Кельн. На этих землях первобытнообщинные отношения были намного устойчивее, а поэтому оппозиция Риму — сильнее. Еще медленнее развивалась провинция Африка, кроме некоторых старых ее городов, а также придунайские области. В Африке большинство городов сохраняло прежнее устройство: они управлялись, как и при карфагенском владычестве, суфетами, правда, многочисленные берберийские племена управлялись римскими префектами и племенными вождями.
Здесь главную роль играли огромные поместья, основное население которых составляли клиенты, наследственные арендаторы и должники. Эти люди и вовсе зависели только от владельца.
В придунайских провинциях города стали возникать только в важных стратегических пунктах, где стояли римские войска. Местные племена здесь тоже управлялись римскими префектами.
Во время правления династии Юлиев-Клавдиев в состав Империи вошли еще три провинции: Фракия, Мавретания и Британия. Правда, Фракия уже давно находилась под римским протекторатом, в ней и раньше полностью распоряжался наместник Македонии, который помогал местным царям своими войсками подавлять восстания. Поэтому в 44 году она была без особого труда обращена в провинцию.
Зависели от Рима также цари Мавретании, где издавна жили римские купцы и где существовали колонии ветеранов. Последнего царя Мавретании Калигула вызвал в Рим, где тот умер, а Мавретания стала провинцией. Правда, современники склоняются к мысли, что мавретанский царь не умер собственной смертью, а был убит.
Еще во времена правления Цезаря стали укрепляться торговые отношения Италии и Британии. Среди аристократии юго-восточной части острова существовала проримская партия, которая стремилась опереться на римлян в междоусобных распрях. Так и произошло: к Калигуле обратился за помощью изгнанный сын правителя одного из пяти британских княжеств. Также римляне поддержали правительницу племени бригантов Картимандую, когда ее хотели изгнать подданные. Постепенно борьба проримской и антиримской партий сильно обострилась.
Британия, в которой находился один из центров друидизма, могла стать союзницей врагов римского, господства в Галлии, где тоже было много друидов, Кроме этого, римлян привлекали богатства острова — зерно, скот, металлы, жемчуг.
Все это привело к тому, что император Клавдий предпринял в 43 году экспедицию на остров. Она была успешной: часть острова обратили в провинцию с главным городом Веруламием, который получил права муниципия. Правители соседних областей также были подчинены императору и получили титул «царей и легатов Августа». Северная и западная части острова, земли которых были населены отсталыми племенами, которые еще только начинали осваивать употребление железа, сохранили независимость.
Но все-таки население Британии не желало подчиняться римскому господству. Оно вело ожесточенную борьбу против римлян, которая обострилась при правлении императора Нерона. В начале борьбу с римским владычеством возглавлял Каратак, который бежал в непокоренный Уэльс и поднял на борьбу племена этой области. Но его предала Картимандуя, которая не забыла услуги, оказанной ей римлянами. После этого восстание затихло. Налоги и рекрутские наборы постепенно стали истощать Британию. Приложили к этому руку и римские торговцы и ростовщики, которые стали ссужать британцам деньги под огромные проценты, а за долги отнимали последнее имущество.
Римляне, стремясь основать новую колонию — Камулодун, — отняли землю у племени триновантов. Колонисты — ветераны и римские купцы, которые жили в основном в городе Лондинии, — продолжали издеваться над местным населением, а в 61 году, когда умер правитель племени иценов Прасутаг, все его земли, а также владения знати, были конфискованы. И тогда вдова Прасутага Боудикка призвала народ к восстанию.
На этот раз разъяренный народ невозможно было остановить. Повстанцы взяли и разрушили города Веруламий, Камулодун и Лондиний, перебили множество римских граждан. Войска растерялись и не могли организовать сопротивления. В Британию прислали легата Светония Паулина, который буквально потопил восстание в крови. Однако чрезвычайная жестокость Паулина заставила уцелевших британцев снова взяться за оружие.
Методы Паулина, с помощью которых он подавил восстание, вызвали одобрение среди староримской знати. Но императорское правительство отозвало его и заменило другим легатом — Турпилианом, которому было приказано пойти восставшими на компромисс и действовать более мягко.
Хотя налоговая и аграрная политика императорского правительства в западных и восточных провинциях была одинаковой и приводила к одним и тем же результатам, но все же восточные провинции значительно отличались от западных. Дело в том, что рабовладельческие отношения в западных провинциях стали развиваться лишь после завоевания их Римом, в то время как в восточных провинциях рабовладельческий строй существовал уже много веков. Здесь императоры практически лишь продолжали старую политику эллинистических царей, здесь давно существовали полисы, к которым была приписана хора с зависимым сельским населением. По такой же схеме римляне создавали и свои, новые полисы. Правда, в сравнении с эллинистическим временем, в период римской империи здесь большее значение получает частная собственность, а также рабовладельческие отношения, особенно в городах. Рабский труд широко при-, менялся в сельском хозяйстве, а также в ремесле, где сочетался с трудом свободным.
На востоке давно существовали специфические формы рабства: такие как самопродажа в рабство и долговое рабство. Они существовали и во времена римского господства, которое не стремилось кардинально менять давно сложившиеся социально-экономические отношения восточных стран.
Крупнейшие города в восточных провинциях сохранили свое прежнее устройство. Но вскоре эта видимая независимость была ликвидирована и они были также подчинены наместникам. При Тиберии ряд городов был лишен также «права убежища», которое имели важные храмы. Раньше в них могли укрываться от властей преступники, должники, беглые рабы, поступившие в распоряжение жрецов. К тому же в этих городах утратили всякое значение народные собрания, а магистратуры, по большей мере, были лишь почетными должностями. Здесь, как и в италийских городах, члены городских советов и магистратов, для того, чтобы удержать городскую бедноту от полной нищеты, практиковали систему раздач.
Но все же в 1 веке н. э. в восточных провинциях значительно оживились сельское хозяйство, ремесло и торговля. Процветали морская и караванная торговля, последней заведовали в основном сирийские купцы. Они привозили из Аравии и Индии благовония и драгоценности и продавали их по баснословным ценам в Рим и Италию. На такой торговле нажили огромное состояние города Эфес, Пергам, Антиохия, Александрия. Они славились своими богатством и роскошью.
Но все же полисное устройство в этих провинциях не играло такой исключительной роли, как в Италии или Греции. В Малой Азии все еще оставались обширные области, земли которых были заселены местным населением, организованным в сельские общины. Еще больше таких земель сохранилось в Сирии. Здесь остатки древневосточных форм успешно пережили эллинизм: сохранились они и во времена империи. На границах Сирии продолжали существовать зависимые царства, которые то подчинялись провинциальному управлению, то снова получали своих правителей. Правда, правители эти воспитывались при римском дворе и были всецело преданы Риму. К такой своеобразной политике императоры вынуждены были прибегать потому, что в этих областях была слабая полисная организация, на которую могло бы опереться римское господство, а также было сильное влияние жречества, которое владело обширными храмовыми землями. Следует учитывать также прочность общины и слабость, предшествующей правлению Рима, эллинизации.
Народ провинций сильно страдал от непомерных налогов и разнообразных повинностей — транспортной, дорожной, — а поэтому сборщиков податей ненавидели. Из Евангелие мы видим, что «мытари» приравнивались к самым страшным грешникам. Все это укрепляло антиримские настроения в народе. Здесь, как и прежде, произносилось множество пророчеств о гибели Рима, о божественном освободителе и торжестве праведных. Наиболее ярким выражением таких настроений является «Апокалипсис Иоанна» — последняя часть Нового завета, написанная апостолом Иоанном.
Иногда терпение у народа иссякало и тогда он делал попытки яростного выражения протеста. Так во времена императора Тиберия в городе Кизике были истреблены все римские граждане. Но все же крупных восстаний на Востоке до самого конца правления династии Юлиев-Клавдиев не происходило. Это объясняется тем, что в восточных провинциях эллинистическая знать прочно стояла на проримских позициях, и народу было невероятно трудно бороться с союзом римских и местных правителей.
Сходная ситуация была и в Египте. Здесь политика Рима проводилась бюрократическим аппаратом, который был создан еще во времена правления Птолемеев. Египет был главным источником поступления хлеба в Рим и Италию, а поэтому императорское правительство буквально переобременяло крестьян налогами и повинностями. По документам, известны пятьдесят натуральных и более четырехсот пятидесяти денежных налогов, которыми облагалось население Египта. Кроме обычных для провинций повинностей по ремонту дорог, перевозкам, содержанию чиновников, путешествующих по провинции, в Египте уже с I века введена повинность по принудительной аренде плохих участков земли. За обработку этих участков, как и за взнос податей, отвечала вся сельская община. Именно поэтому она так долго сохранялась в Египте. Если же налоги не были уплачены либо уплачены не в срок, виновные, их родственники и односельчане подвергались самым изощренным пыткам.
Все это говорит о том, что режим римских императоров в Египте не отличался от режима Птолемеев, а поэтому крестьяне действовали привычным для них образом — бежали, покидая поля. Таким образом, от присоединения к Риму выгоду имели лишь крупные землевладельцы, которые получили больше свободы в распоряжении своими имениями, а также александрийские купцы, сумевшие наладить крупную торговлю с Индией. В этот период Александрия становится крупнейшим портом империи.
Для поддержания в повиновении самых разнообразных племен и народов Римскому государству требовалось хорошо организованное и дисциплинированное войско. Но тем не менее с каждым годом стало все труднее набрать необходимое количество в. 150 тыс. человек, которые составляли 25 легионов римской империи. Большая часть легионеров состояла из италиков, но рост латифундий в Италии резко уменьшил количество сельского населения, издавна, считавшегося наиболее пригодным для воинской службы. Поэтому только Северная Италия, где до сих пор сохранялось мелкое землевладение, давала хороших и выносливых солдат. Очень скоро в легионы стали принимать римских граждан-провинциалов, но их все равно не хватало для потребностей армии. Набор же во вспомогательные части и вовсе проходил с огромным трудом. Только со времени правления императора Клавдия, который приказал наделять провинциалов, прослуживших в когортах или алах двадцать пять лет, правами римских граждан положение улучшалось. Это на какое-то время привело к тому, что служба в армии приобрела относительную привлекательность.
Служба в армии была тяжелой. Особенно тяжелыми были условия для солдат, которые служили в легионах, стоявших на Рейне и на Дунае. Солдаты знали только свой лагерь, казармы, тяжелые упражнения и труд по постройке дорог и укреплений под надзором, часто жестоких и корыстных начальников. Отставка и выдача жалования и земли постоянно задерживались. Многие солдаты служили по тридцать и более лет.
Все это привело к восстаниям, о которых мы говорили выше. Как мы знаем со слов Тацита, Германик, чтобы успокоить солдат, выплатил им деньги из своих средств и отпустил отслуживших срок ветеранов, обещая, что впоследствии никто не будет служить больше двадцати лет. Но после того, как солдаты выдали зачинщиков и сами их казнили, все пошло по-старому. Император Тиберий объявил, что состояние людских ресурсов и финансов не позволяет сократить срок службы и увеличить жалование солдатам.
Боясь восстаний, некоторые легаты, желая расположить к себе солдат, допускали сильное ослабление дисциплины. Так поступали наместник Сирии Пизон, который плел интриги против Германика, и Гетулик в Германии, который вступил в заговор против Калигулы. Все это приводило к снижению боеспособности легионов. На вспомогательные же части и вовсе нельзя было положиться.
Такое плачевное состояние армии, а также постоянные восстания в провинциях заставляли императоров династии Юлиев-Клавдиев в основном придерживаться внешней политики императора Августа, который завещал не расширять границ империи. Кроме этого, для завоеваний требовались не только мощная армия, но и благоприятные условия в странах, которые могли стать объектами завоеваний. Вся история римских войн показывает, что они были успешны лишь тогда, когда римляне могли опереться на местную знать, желавшую помощи Рима для борьбы с собственным народом. Вторым по значению условием, обеспечивающие успех военных компаний, балы достаточная степень развития рабовладения и городов в покоряемых странах, что могло облегчить введение римской системы управления. Именно потому, что зарейнские и задунайские племена не достигли такой стадии социальной дифференциации, когда один из слоев населения мог приветствовать римское вмешательство, попытки Рима расширить свои владения за противоположные берега этих рек, чаще всего, были обречены на неудачу.
Эти причины, а также неудачи в войне с Парфией привели к тому, что активизировались действия Рима в Причерноморье. Понт был обращен в провинцию. Наместник Мезии — Плавтий Сильван — отправился на выручку в Херсонес, который был осажден скифами. Но эта помощь привела к оккупации Херсонеса римлянами и появлению римских гарнизонов в Южном Крыму. Но в глубь полуострова римлянам пройти так и не удалось — из-за ожесточенного сопротивления местных племен.
Тот же Плавтий Сильван совершил успешный поход за Дунай против сарматов. В результате этого сто тысяч задунайских жителей были поселены в провинции Мезии, а греческий город Тира, на Днестровском лимане (совр. Белгород-Днестровский), был подчинен римской власти, впоследствии также присоединен к Мезии.
Император Нерон готовил поход на Кавказ против аланов, намереваясь сплотить и поддержать греческие колонии, которые являлись форпостами античного рабовладельческого общества на берегах Понта против местных племен. Но планам этим не суждено было осуществиться.
К югу от Причерноморья и государства Аршакидов — в Аравии и северо-восточной Африке — существовало несколько самостоятельных государств, которые играли заметную роль в первые столетия нашей эры. Их значение и влияние значительно усилились после того как Египет и Сирия перешли под власть Рима.
В I веке на севере Аравии продолжало существовать Набатейское царство. Но после того как Сирия стала римской провинцией, оно перешло в зависимость от Рима. Оно по-прежнему имело значение, какое базировалось на посредничестве в торговле, главными центрами которой были столица царства Петра и гавань Левкэ-Комэ, расположенная напротив египетского порта Береники. Как и остальные зависимые царства, которые впоследствии становились провинциями Рима, Набатейское царство в 106 году н. э. было присоединено к империи и стало именоваться провинцией Аравией. Но тем не менее попытка римлян захватить юг Аравийского полуострова потерпела крах.
В Южной Аравии к началу нашей эры процветало богатое царство химьяритов. Его благополучие также базировалось на транзитной торговле товарами, которые поступали из Индии в Римскую империю через города Сирии и египетские порты. Кроме этого, химьяриты торговали местными продуктами — ароматическими веществами, вином, которое поставлялось в Индию, а также изделиями ремесла, которые продавались в основном племенам Восточной Африки. Крупнейшими центрами царства были порт Адан (совр. Аден) и город Муза. Товары также поставлялись и вывозились морскими и караванными путями. Караванная торговля, центром которой был город Мариаба (Мариб), обогащала не только торговцев, но и племенных вождей, которые взимали пошлину с караванов, проходивших по территории их племени. Сами же химьяриты почти ничего не ввозили, а поэтому в их стране скопилось огромное количество драгоценных металлов. Сохранившиеся до нашего времени величественнейшие сооружения свидетельствуют о той роскоши, в которой жили цари и местная знать.
О социальном устройстве царства химьяритов известно очень мало. По-видимому, знать владела большими земельными угодьями, которые обрабатывались земледельцами, находившимися от них в зависимости. Вероятно, это были младшие члены рода, обедневшие общинники. Химьяритам подчинялись и соседние кочевые племена.
Еще при императоре Августе префект Египта Элий Галл предпринял военную экспедицию Южную Аравию. С одной стороны он хотел расправиться с пиратами, которые бесчинствовали на Красном море, а с другой — он преследовал цель захвата большой добычи. По-видимому, он хотел наладить и непосредственную торговлю с Индией. Экспедиция была невыносимо трудной и, даже несмотря то, что римские войска сумели дойти до Мариабы, она не мела никаких успехов.
В первой половине I века римлянам, по-видимому, все же удалось разрушить Адану, но даже это не уменьшило значение царства химьяритов. Анонимный автор, оставивший описание плавания по Эритрейскому (Красному) морю, сообщает, что царь химьяритов и сабеев Харибавел (вторая половина I века н. э.) был могущественным правителем. Он поддерживал постоянные отношения с Римом, посылал туда посольства и дары.
На Эритрейском море процветали торговцы из Александрии, Пальмиры, Индии и Аравии. Но в это же время у химьяритов появился соперник — вновь возникшее на территории современной Абиссинии царство Аксу м. Цари Аксума, у которых было сильное войско и флот, искали союзников против химьяритов среди племен Южной Аравии. Они поддерживали племя райденитов, которые добились независимости и захватили город Сабу. По-видимому, Аксум искал поддержки и у Рима.
Усиление Аксума и развитие морской торговли с Индией привели в упадок экономику царства химьяритов. Главный центр караванной торговли Мариб превратился в небольшой и захудалый городок. Зато порт Аксума Адулис стал одним из важнейших пунктов на морском пути в Индию. Здесь жило много римских купцов, господствовал греческий язык. Однако, помимо Адулиса, царство аксумитов не подвергалось влиянию иноземных, в том числе и греческих, элементов. Жизненное устройство здесь оставалось довольно примитивным. В I–II веках н. э. здесь даже не чеканилась своя монета, вместо нее население использовало кусочки меди. Крупных городов, кроме Адулиса и столицы Аксума, не было, но зато столица была большим и очень красивым городом: архитектура отличалась своеобразным стилем. Самый большой из дворцов занимал площадь в 80:120 м и, подобно ассирийским дворцам, состоял из множества башен, террас, оград и центрального многоэтажного замка. Такие же замки имелись и в других областях государства. На царских могилах в Аскуме ставили огромные стелы, которые были увенчаны серпом луны и диском богини утренней звезды — Астарты. Верховному богу Аксума богу неба и покровителю государства — цари устанавливали статуи из золота и каменные троны с благодарственными надписями. Все эти памятники были выполнены в арабском стиле и без всяких следов эллинистического влияния.
Усиление Аксума привело также к упадку Мероэ. Ослабление Мероитского царства началось в I веке н. э. Именно тогда сократилось строительство, города опустели, пришли в упадок даже Напата и Мероэ. Источники не сообщают о причинах подобного упадка, процветавшего до этого, царства. По-видимому, здесь значительную роль сыграли вторжения племен, которые обитали в окрестных степях и пустынях по обеим сторонам Нила. Позже Мероитское царство было завоевано Аксумом. Предполагают, что Нерон преследовал цель захватить это царство. С этой целью в Мероэ была послана военная экспедиция, которой удалось проникнуть на юг Африки дальше, чем удавалось кому-либо из римлян до сих пор.
Несмотря на бурные внутри- и внешнеполитические события, которые происходили в империи во времена правления Юлиев-Клавдиев, культура продолжала жить и процветать. Развивались живопись, скульптура, архитектура, творили писатели и поэты, драматурги и философы.
Наиболее ярким представителем философской мысли в I веке н. э. был воспитатель малолетнего Нерона Луций Анней Сенека (конец I в. до н. э. — 65 г. н. э.). Родился он в Испании, в городе Кордубе, в семье известного ритора Сенеки Старшего. Он получил философское и риторическое образование в Риме. После этого, с начала 30-х годов новой эры, Сенека начал политическую деятельность — он стал членом сената. Спустя десять лет, император Клавдий сослал его на пустынный остров Корсику, но в 49 году он был возвращен из ссылки женой императора Агринпиной, которая сделала его воспитателем своего сына Нерона. После смерти императора Клавдия, в 54 году, Сенека в течение пяти лет практически был правителем империи. В 56 году он стал консулом. Но постепенно его влияние на Нерона стало ослабевать. После 62 года Сенека окончательно отказывается от политической деятельности: он удалился от двора и роздал часть своих богатств. В 65 году, после раскрытия заговора Пизона, по приказанию Нерона, Сенека покончил жизнь самоубийством.
Сенека был последователем стоической школы философии. Его интересовали проблемы добродетели и нравственного усовершенствования, обуздания страстей, презрение к смерти и богатству. Он написал множество трактатов: «О счастливой жизни», «О спокойствии души», «О кратковременности жизни», «О гневе», «О милосердии», «О стойкости мудреца» и др.
Работа, которая подвела итог его философским занятиям, — «Нравственные письма к Луцилию» (63–64 гг. н. э.).
Перу Сенеки принадлежит также десять трагедий: «Медея», «Федра», «Эдип», «Агамемнон», «Троянки», «Безумствующий Геркулес», «Тиэст» и др., написанные на сюжеты древнегреческой мифологии. Его перу приписывается трагедия «Октавия» — единственная, в которой был использован сюжет из римской истории.
Во всех своих произведениях Сенека оставался, прежде всего, философом-моралистом. Его трагедии иллюстрировали те же положения стоической морали, которые являлись предметом его философских сочинений.
Сенека был создателем, так называемого, «нового стиля», который получил широкое распространение в римской литературе I века н. э. Он отличался яркой эмоциональной напряженностью, патетикой, цветистыми метафорами, эффективными антитезами, короткими, отточенными фразами — сентенциями.
За исключением «Вопросов природы» («Quastiones naturales»), все его работы посвящены этическим проблемам.
Стоицизм, сторонником которого являлся Сенека, был самым распространенным философским течением в республиканском, а позже и в императорском, Риме. Считается даже, что это единственное философское направление, которое в римский период приобрело новое звучание. Философы новой стои, к которым принадлежит Сенека, отводили душе главенствующую роль, а физику считали полностью подчиненной ей областью.
Сенека считал, что все в мире подчинено власти строгой необходимости. В этике он исходил из принципа согласия с природой (жить счастливо — значит жить в соответствии с природой) и принципа подчиненности человека судьбе. Вопросу «Как прожить жизнь?» посвящены его трактаты «О краткости жизни» и «О счастливой жизни». В них проецируется как личный опыт Сенеки, так и общественные отношения современного ему Рима. Утрата гражданских свобод и упадок республиканских добродетелей в эпоху императорской власти приводят его к значительным сомнениям относительно будущего.
Вот как он об этом говорил сам: «на три периода делится жизнь: прошлое, настоящее и будущее. Из них тот, в котором живем — краток; тот, в котором будем жить — сомнителен и лишь тот, в котором мы прожили — определенный, только он устойчив, на него не влияет судьба, но и возвратить его также не может никто».
Сенека отвергал стремление к накоплению имущества, к светским почестям и должностям: «Чем выше кто зашел — тем ближе он к падению. Очень бедна и весьма кратка жизнь того человека, который с великими усилиями приобретает то, что еще с большими усилиями должен он удерживать».
Однако он использовал свое общественное положение и стал одним из наиболее богатых и влиятельных людей Рима. Когда его враги указывали на факт, что его собственная жизнь весьма резко отличается от идеалов, которые он провозглашает, он ответил им в трактате «О счастливой жизни»: «… все философы говорят не о том, как живут сами, но о том, как должно жить. Говорю о добродетели, но не о себе, и воюю против грехов, а это значит и против своих собственных: когда их одолею — буду жить как надо».
Смысл жизни Сенека видел в достижении абсолютного душевного спокойствия. Одной из основных предпосылок этого он считал преодоление страха перед смертью. Этой проблематике он отводил весьма много места в своих трудах.
В этике он продолжал линию старой стои, подчеркивая понятие человека как инвалида, стремящегося к совершенствованию в добродетелях. Жизнь, в которой человек все усилия или подавляющую часть их посвящает собственному совершенствованию, жизнь, в которой он избегает участия в общественных делах и политической деятельности, является, согласно Сенеке, наиболее достойной. «Лучше искать укрытия в тихой пристани, чем быть добровольно бросаемым туда-сюда всю жизнь. Подумай, скольким ударам волн ты уже подвергался, сколько бурь пронеслось в твоей частной жизни, сколько их ты бессознательно вызвал на себя в публичной жизни? Не имею в виду, чтобы ты топил свою жизнь во сне и в наслаждениях — это я не называю полноценной жизнью. Стремись найти задачи более важные, чем те, которыми ты до сих пор занимался, и верь, что важнее знать счет собственной жизни, чем общего блага, о котором ты пекся до сих пор! Если будешь так жить, ждут тебя общение с мудрыми мужами, прекрасное искусство, любовь и свершение блага; осознание того как хорошо жить и однажды хорошо умереть».
Его этические воззрения пропитаны индивидуализмом, который являлся реакцией на бурную политическую жизнь в Риме.
Приведем в качестве примера Письмо 1 из «Нравственных писем Луцилию» (Луцилий — друг Сенеки).
Сенека приветствует Луцилия!
Так и поступай, мой Луцилий! Отвоюй себя для себя самого, береги и копи время, которое, прежде у тебя отнимали или крали, которое зря проходило. Сам убедись в том, что я пишу правду: часть времени у нас отбирают силой, часть похищают, часть утекает впустую, но позорнее всех — потеря по нашей собственной небрежности. Вглядись-ка пристальней: ведь наибольшую часть жизни тратим мы на дурные дела, немалую — на безделье, и всю жизнь — не на те дела, что нужно. Укажешь ли ты мне такого, кто ценил бы время, кто знал бы чего стоит день, кто помнил бы, что умирает с каждым часом?
В том-то и беда наша, что смерть мы видим впереди; а большая часть ее у нас за плечами, — ведь сколько лет жизни минуло, все принадлежит смерти. Поступай же так, мой Луцилий, как ты мне пишешь: не упускай ни часу. Удержишь в руках сегодняшний день — меньше будешь зависеть от завтрашнего, не то, пока будешь откладывать, вся жизнь и промчится. Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше, только время, ускользающее и текущее, дала нам во владение природа[2].
Среди писателей, творивших во время правления династии Юлиев-Клавдиев, наиболее известен нам Гай Петроний Абитр (умер в 65 году н. э.). Его перу приписывается роман «Книга сатир» («Сатирикон»), который состоял, как полагают, из двадцати книг. Автора этого романа обычно отождествляют с римским аристократом, который был приближен к императору Нерону и, по требованию тирана, покончил жизнь самоубийством после раскрытия заговора Пизона.
Судя по дошедшим до нас отрывкам, «Сатирикон» представлял собой авантюрно-бытовой роман, сюжет которого, по-видимому, пародировал традиционную сюжетную схему эллинистического романа (преследование героя оскорбленным им божеством).
Герой романа — Энколпий — бродяга и жулик, странствующий вместе с мальчиком Гитином и своим приятелем и соперником Аскилтом по италийским городам. Они случайно попадают на пир к богатейшему вольноотпущеннику Трималхиону. Описание этого пира и гостей Трималхиона занимает центральное место в сохранившейся части романа, показывая великолепную картину быта богатых вольноотпущенников, которые стали к этому времени важной социальной силой Римской империи.
Приведем небольшой отрывок из романа «Сатирикон» в переводе Б. Ярхо:
«Настал третий день, день долгожданного свободного пира, но нам, получившим столько ран, более улыбалось бегство, чем покойное житье.
Мы мрачно раздумывали как бы нам отвратить надвигавшуюся грозу, как вдруг один из рабов Агамемнона, испугал нас окриком: „Как? — говорил он. — Разве вы не знаете, у кого сегодня пируют? У Трималхиона, изящнейшего из смертных; в триклинии у него стоят часы, к ним приставлен особый трубач, возвещающий сколько часов жизни безвозвратно потерял хозяин“.
Забыв все невзгоды, мы тщательно оделись и велели Гитону, который охотно согласился выдать себя за нашего раба, следовать за ними в бани.
Одетые разгуливали мы по баням просто так, для своего удовольствия, — подходя к кружкам играющих, как вдруг увидели лысого старика в красной тунике, игравшего в мяч с кудрявыми мальчиками. Нас привлекли не столько мальчики, — хотя и на них стоило посмотреть, — сколько сам почтенный муж в сандалиях, игравший зелеными мячами: мяч, коснувшийся земли, больше не поднимали, а свой запас игроки возобновляли из полной сумки, которую держал раб. Мы приметили одно новшество: по обеим сторонам круга стояли два евнуха: один из них держал серебряный ночной горшок, другой — считал мячи, но не те, которыми во время игры перебрасывались из рук в руки, а те, что падали наземь. Пока мы удивлялись этим роскошным прихотям, к нам подбежал Менелай. „Вот тот, у кого вы сегодня обедаете, а вступлением к пиршеству уже сейчас любуетесь“.
Еще во время речи Менелая, Трималхион прищелкнул пальцами. По этому знаку один из евнухов подал ему горшок. Освободив свой пузырь, Трималхион потребовал воды для рук и, слегка смочив пальцы, вытер их о волосы одного из мальчиков.
Долго было бы рассказывать все подробности, словом, мы отправились в баню и, пропотев как следует, поскорее перешли в холодное отделение. Там надушенного Трималхиона уже вытирали, но не полотном, а простынями из мягчайшей шерсти. Три массажиста пили у него на глазах фалерн; когда они, поссорившись, пролили много вина, Трималхион назвал это „свиной здравицей“. Затем его завернули в ярко-алую байку, он возлег на носилки и двинулся в путь, предшествуемый четырьмя медно-украшенными скороходами и ручной тележкой, в которой ехал его любимчик: старообразный, слеповатый мальчишка, уродливее даже самого хозяина Трималхиона. Пока его несли, над его головой, словно желая что-то шепнуть на ушко, склонялся музыкант, всю дорогу игравший на крошечной флейте. Мы же, вне себя от изумления, следовали за ним и вместе с Агамемноном пришли к дверям, на которых висело объявление, гласившее:
Если раб без господского приказа выйдет за ворота, то получит сто ударов.
У самого входа стоял привратник в зеленом платье, подпоясанный вишневым поясом, и на серебряном блюде чистил горох. Над порогом висела золотая клетка, откуда пестрая сорока приветствовала входящих.
Задрав голову, чтобы рассмотреть все диковинки, я чуть было не растянулся навзничь и не переломал себе ног. Дело в том, что по левую руку, недалеко от каморки привратника, был нарисован на стене огромный цепной пес, а над ним большими прямоугольными буквами было написано:
Берегись собаки!
Товарищи мои захохотали…».
Языковая характеристика, индивидуализирующая речь персонажей, черты народного языка углубляют неповторимый колорит романа Петрония.
С того момента, как в Риме императором был признан Веспасиан Флавий, началось правление династии Флавиев. Сто лет, которые прошли после победы Веспасиана над Вителлием, характеризуются периодом наивысшего развития римского рабовладельческого общества. Это был период укрепления империи и ее наибольшего территориального расширения. В эти годы рабовладельческий строй достиг своего предельного развития и к концу правления династии начал клониться к своему упадку.
В эти годы шла дальнейшая активная «романизация» провинций, развитие их экономики, что привело к еще большему возрастанию роли провинциалов в жизни империи. С каждым годом увеличивалось число провинциальных сенаторов, всадников и военных. К концу II века уроженцами провинций уже были более 40 % всех сенаторов. Кроме представителей западных провинций, в высшее сословие стала входить и знать восточных провинций. Постепенно число уроженцев Малой Азии, Сирии и даже Африки стало превышать число сенаторов из Испании и Нарбонской Галлии, а в начале III века они составляли и вовсе подавляющее большинство провинциальных сенаторов.
Все императоры, которые сменяли один одного на этом посту, хоть и отличались индивидуальными способностями, но в основном проводили одну и ту же политику, которая диктовалась самим ходом развития Римской империи: они поддерживали провинциальные города, провинциальную знать и изо всех сил старались предотвратить упадок самой Италии, который прогрессировал с каждым годом, стремились они и к укреплению боеспособности армии, пытаясь всячески оберегать те слои населения, которые поставляли солдат в легионы и вспомогательные части. Немалой заботой императоров были угрозы новых восстаний в провинциях, а также восстаний рабов.
Период правления старой римской знати пришел к концу. Теперь на высший пост в империи избирались люди совершенно иного рода. Первый император из династии Флавиев — Веспасиан, который управлял империей с 69 года по 79, — сам был сыном небогатого гражданина сабинского города Реате. У него была нелегкая карьера, ему постоянно вредили недоброжелатели из старой аристократии, а поэтому приходилось искать поддержки у вольноотпущенников Клавдия. С этой же проблемой сталкивались и его последователи — уроженцы небольших италийских городов — которые заменили в сенате старую римскую аристократию.
Для новой знати Веспасиан был незаменимым человеком. После того, как он стал императором, Веспасиан пополнил ряды всадников и сенаторов самыми богатым и знатными гражданами городов Италии и западных провинций. При нем все города Испании и многие города западных провинций получили права латинского гражданства. Отсюда он стал набирать основной состав своих легионариев. Когда в 73 году н. э. он принял звание цензора, Веспасиан пересмотрел состав римского сената. По словам Светония, «высшие сословия поредели от бесконечных казней и пришли в упадок… чтобы их очистить и пополнить он произвел пересмотр сената и всадничества, удалил негодных и пополнил списки самыми достойными из италиков и провинциалов». Около тысячи знатнейших провинциальных рабовладельцев, главным образом из Испании и Галлии, были переселены в Рим и пополнили собой поредевшие ряды римской аристократии.
Некоторым городам южной Галлии и восточной части Испании он дал права не только латинского, но и римского гражданства. Эта политика Веспасиана имела значительные последствия. Со времени его правления Римская империя стала не государством, во главе которого стояла римская и италийская знать, она стала империей большинства рабовладельцев Средиземноморского мира. Теперь выходцы из провинций заняли видное положение в военной и гражданской администрации империи, а государственный аппарат всячески охранял их имущественные права и привилегии. Таким образом Веспасиану удалось укрепить социальную базу империи. Теперь он мог безбоязненно повышать подати, которые взимались с провинциального населения.
Он отменил все привилегии, которые дал Нерон населению Греции, а также включил в состав провинций Родос, Ликию, Византий, Самос и, бывшие до сих пор независимыми, царства Киликию и Коммагену. Все это способствовало преодолению финансового кризиса. И вообще, восточные провинции не пользовались при Веспасиане многими преимуществами и даже были лишены некоторых прежних привилегий.
Из-за этого на востоке не стихало глухое недовольство. Там появились несколько самозванцев, которые выдавали себя за Нерона и нашли многочисленных сторонников.
Присоединение Коммагенского царства вызвало острое недовольство со стороны Парфии, но Веспасиану удалось сохранить мир с парфянами.
Этот император был бережлив и скуп: от него тяжело было дожидаться раздач и подарков даже воинам. Но он, стремясь завоевать популярность в армии, организовал колонии ветеранов в Южной Галлии и наделил их землей.
В Риме он позволил брать под постройку новых домов выгоревшие земельные участки всем желающим. Именно при Веспасиане началось строительство огромного амфитеатра Колизея, в котором вмещались десятки тысяч зрителей, при нем был реставрирован Капитолий, который сгорел во время боя со сторонниками Вителлия.
В конце своего принципата (79 г. н. э.) Веспасиан все же сумел восстановить финансы империи, укрепить дисциплину в армии и сохранить мирные отношения с самым опасным восточным соседом — Парфией.
Но далеко не все население империи было довольно его политической деятельностью. Пришлось ему столкнуться и с оппозицией в сенате. По-видимому, главной причиной этого недовольства стало желание Веспасиана передать власть своему сыну Титу, а в случае его бездетности — второму сыну, Домициану.
Небольшая группа старой сенатской знати демонстративно выступила против Веспасиана, что заставило императора провести против нее новые репрессии.
Недовольство росло. Политика Веспасиана привела к появлению оппозиции среди некоторых групп греческих философов, особенно враждебно к нему были настроены философы-циники. В своих беседах они постоянно критически разбирали все его действия. В ответ на это в 71 году Веспасиан приказал изгнать из Рима всех философов и астрологов.
Недовольство в сенате решением Веспасиана ввести наследственность монархии не утихло. Сенаторы считали, что принцепс должен избираться сенатом. Кроме этого, большое недовольство вызывала возможность становления императором младшего сына Веспасиана — Домициан, который был особенно непопулярен в сенате. Но все же Веспасиану Флавию удалось одержать верх над сенатом и после того как он умер, в 79 г. н. э., его сын — Тит Флавий был провозглашен императором.
Правил он недолго, так как вскоре умер (81 г. н. э.) За время своего короткого правления Тит продолжал политику Веспасиана по отношению к провинциальному населению. В 80 году римским консулом, впервые за всю историю, стал уроженец Африки. Несмотря на недовольство сенаторов политикой Веспасиана, Титу удалось поддерживать с сенатом полное согласие. При нем, в 80 г. новой эры, было завершено строительство Колизея.
Во время его правления, в августе 79 г., произошла страшная катастрофа — извержение вулкана Везувий. Гора выбросила громадное количество дыма и пепла, облака которого достигли самого Рима. Вслед за этим потоки лавы и пепла накрыли много селений, вилл и несколько родов — Помпеи, Геркуланум, Стабии.
После того как Тит умер, власть в Империи перешла к его младшему брату — Домициану, который правил с 81 по 96 гг. нашей эры. Императором его провозгласили преторианцы. В отличие от своего старшего брата, Домициан, который во время своего правления опирался на воинов, тут же вступил в конфликт с сенатом, в котором, как мы уже знаем, его ненавидели.
Чтобы понять причины этой ненависти, обратимся к уже упоминавшейся выше книге «Жизнь двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла:
«Домициан родился в десятый день до ноябрьских календ, когда отец его был назначенным консулом и должен был в следующем месяце вступить в должность; дом, где он родился, на Гранатовой улице в шестом квартале столицы, был им потом обращен в храм рода Флавиев. Детство и раннюю молодость провел он, говорят, в нищете и пороке: в доме их не было ни одного серебряного сосуда…
Во время войны с Вителлием, он вместе с дядей своим Сабином и отрядом верных им войск укрывался на Капитолии; когда ворвались враги и загорелся храм, он тайно переночевал у привратника, а поутру в одежде служителя Исиды, среди жрецов различных суеверий, с одним лишь спутником, ускользнул на другой берег Тибра к матери какого-то своего товарища по учению и там он спрятался так хорошо, что преследователи, гнавшиеся по пятам, не могли его найти. Только после победы он вышел к людям и был провозглашен цезарем…
Первое время своего правления он каждый день запирался один на несколько часов и занимался тем, что ловил мух и протыкал их острым грифелем. Поэтому, когда кто-то спросил, нет ли кого с цезарем, Вибий Крисп метко ответил:
„Нет даже и мухи“…
Его управление государством некоторое время было неровным: достоинства и пороки смешивались в нем поровну, пока, наконец, сами достоинства не превратились в пороки — можно думать, что, вопреки его природе, жадным его сделала бедность, а жестоким — страх.
Зрелища он устраивал постоянно, роскошные и великолепные, и не только в амфитеатре, но и в цирке. Здесь, кроме обычных состязаний колесниц четверкой и парой, он представил два сражения, пешее и конное, а в амфитеатре еще и морское. Травли и гладиаторские бои показывал он даже ночью при факелах и участвовали в них не только мужчины, но и женщины…
Показывал он и морские сражения и сам на них смотрел, невзирая на сильный ливень: в них участвовали почти настоящие флотилии и для них был выкопан, и окружен постройками, новый пруд поблизости от Тибра.
Он отпраздновал и столетние игры, отсчитав срок не от последнего торжества, при Клавдии, а от прежнего, при Августе; на этом празднестве, в день цирковых состязаний, он устроил сто заездов и, чтобы это удалось, сократил каждый из семи кругов до пяти. Учредил он и пятилетние состязания в честь Юпитера Капитолийского; оно было тройное — музыкальное, конное и гимнастическое — и наград на нем было больше чем теперь: здесь состязались и в речах по-латыни, и по-гречески, здесь, кроме кифаредов, выступали и кифаристы, в одиночку и в хорах, а в беге участвовали даже девушки. Распоряжался на состязаниях он сам, в сандалиях и в пурпурной тоге на греческий лад, а на голове — золотой венец с изображением Юпитера, Юноны и Минервы; рядом сидели жрец Юпитера и жрецы Флавиев в таком же одеянии, но у них в венецах было еще изображение самого императора. Справлял он каждый год и Квинкватрии в честь Минервы в Альбанском поместье: для этого учредил коллегию жрецов, из которой по жребию выбирались распорядители и устраивали великолепные травли, театральные представления и состязания ораторов и поэтов.
Денежные раздачи для народа, по триста сестерциев каждому, он устраивал три раза…
Множество великолепных построек он восстановил после пожаров, в том числе и Капитолий, сгоревший во второй раз; но на всех надписях он поставил только свое имя, без всякого упоминания о прежних строителях. Новыми его постройками были храм Юпитера-Охранителя на Капитолии и форум, который носит теперь имя Нервы, а также храм рода Флавиев, стадион, одеон и пруд для морских битв — тот самый, из камней которого был потом отстроен Большой Цирк, когда обе стены его сгорели.
Походы предпринимал он, отчасти, по собственному желанию, отчасти, по необходимости: по собственному желанию — против хаттов, по необходимость — один поход против сарматов, которые уничтожили его легион с легатом, и два похода против дакийцев, которые в первый раз разбили консуляра Оппия Сабина, а во второй раз — начальника преторианцев Корнелия Фуска, предводителя в войне против них. После переменных сражений он справил двойной триумф над хаттами и дакийцами, а за победу над сарматами — только поднес лавровый венок Юпитеру Капитолийскому.
Междоусобная война, которую поднял против него Луций Антоний, наместник Верхней Германии, закончилась еще в его отсутствие, и удивительно счастливо: как раз во время сражения внезапно тронулся лед на Рейне и остановил подходившие к Антонию полчища варваров. Об этой победе он узнал по знамениям раньше, чем от гонцов: в самый день сражения огромный орел слетел в Риме на его статую и охватил ее крыльями с радостным клекотом; а весть о гибели Антония распространилась так быстро, что многие уверяли, будто сами видели как несли в Рим его голову.
В общественных местах он также завел много нового: отменил раздачу съестного, восстановил настоящие застольные угощения… Однажды по редкому изобилию вина при недороде хлеба, он заключил, что из-за усиленной заботы о виноградниках остаются заброшенными пашни и издал эдикт, чтобы в Италии виноградные посадки больше не расширялись, а в провинциях — даже были сокращены, по крайней мере, наполовину; впрочем на выполнении этого эдикта он не настаивал. Некоторые важнейшие должности он передал вольноотпущенникам и всадничеству. Запретил он соединять два легиона в одном лагере и принимать на хранение от каждого солдата больше тысячи сестерциев: дело в том, что Луций Антоний затеял переворот как раз на стоянке двух легионов и, по-видимому, главным образом надеялся, именно, на обилие солдатских сбережений, а жалование солдатам он увеличил на четверть, прибавив им по три золотых в год.
Суд он правил усердно и прилежно, часто даже вне очереди, на форуме с судейского места… судей, уличенных в подкупе, увольнял вместе со всеми советниками… Столичных магистратов и провинциальных наместников он держал в узде так крепко, что никогда они не были честнее и справедливее; а, между тем, после его смерти многие из них на наших глазах попали под суд за всевозможные преступления.
Приняв на себя попечение о нравах, он положил конец своеволию в театрах, где зрители без разбора занимали всаднические места: ходившие по рукам сочинения с порочащими нападками на именитых мужчин и женщин он уничтожил, а сочинителей наказал бесчестием; одного бывшего квестора за страсть к лицедейству и пляске он исключил из сената…
В начале правления всякое кровопролитие было ему ненавистно: еще до возвращения отца он хотел эдиктом запретить приношение в жертву быков, так как вспомнил стих Вергилия:
Как нечестивый народ стал быков заклать себе в пищу…
Не было в нем и никаких признаков алчности Или скупости как до его прихода к власти, так и некоторое время позже: напротив, многое показывало, и не раз, его бескорыстие и даже великодушие. Ко всем своим близким относился он с отменной щедростью, горячо просил их только об одном: не быть мелочными… Ложные доносы в пользу казны он пресек, сурово наказав клеветников, — передавали даже его слова: „Правитель, который не наказывает доносчиков, тем самым их поощряет“.
Однако такому милосердию и бескорыстию он оставался верен недолго, при этом жестокость обнаружил он раньше, чем алчность. Ученика пантомима Париса, еще безусого и тяжелобольного, он убил, потому что лицом и искусством тот напоминал учителя. Гермогена Тарсийского за некоторые намеки в его „Истории“ он тоже убил, а писцов, которые ее переписывали, велел распять…
Многих сенаторов, и среди них нескольких консуляров, он отправил на смерть: в том числе Цивику Цереала — когда тот управлял Азией, а Сальвидиена Орфита и Ацилия Глабриона — в изгнание. Эти были казнены по обвинению в подготовке мятежа, остальные же — под самыми пустяковыми предлогами… казнил и Флавия Сабина, своего двоюродного брата, за то, что в день консульских выборов глашатай по ошибке объявил его народу не будущим консулом, а будущим императором.
После междоусобной войны свирепость его усилилась еще более. Чтобы выпытывать у противников имена скрывающихся сообщников, он придумал новую пытку…
Свирепость его была не только безмерной, но к тому же изощренной и кровавой… Аррецина Клемента, бывшего консула, близкого своего друга и соглядатая, он казнил смертью, но перед этим был к нему милостив не меньше, если не больше, чем обычно, и в последний его день, прогуливаясь с ним вместе и глядя на доносчика, его погубившего, сказал: „Хочешь завтра мы послушаем этого негодного раба?“ А чтобы больнее оскорбить людское терпение, все свои самые суровые приговоры начинал он заявлением о своем милосердии, и чем мягче было начало, тем вернее был жестокий конец…
Истощив казну издержками на постройки, на зрелища, на повышенное жалованье солдатам, он попытался было умерить хотя бы военные расходы, сократив количество войска, но убедился, что этим только открывает себя нападениям варваров, а из денежных трудностей не выходит; и тогда, без раздумья, он бросился обогащаться любыми средствами…
Скромностью он не отличался с молодых лет, был самоуверен и груб на словах и в поступках…
… Достигнув власти, он беззастенчиво хвастался в сенате, что это он доставил власть отцу и брату, а они лишь вернули ее ему… С не меньшей гордыней он начал однажды правительственное письмо от имени прокураторов такими словами: „Государь наш и Бог повелевает…“ — и с этих пор повелось называть его и в письменных, и в устных обращениях только так. Статуи в свою честь он дозволял ставить на Палатине только золотые и серебряные и сам назначал их вес…
Снискав всем этим всеобщую ненависть и ужас, он погиб наконец от заговора ближайших друзей и вольноотпущенников, о котором знала и его жена. Год, день и даже час и род своей смерти давно уже не были для него тайной: еще в ранней молодости все это ему предсказали халдеи, и когда однажды за обедом он отказался от грибов, отец его даже посмеялся при всех, что сын забыл о своей судьбе и боится иного больше, чем меча. Поэтому жил он в вечном страхе и трепете и самые ничтожные подозрения повергали его в несказанное волнение…
С приближением грозящего срока он день ото дня становился все более мнительным. В портиках, где он обычно гулял, он отделал стены блестящим лунным камнем, чтобы видеть по отражению все, что делается у него за спиной…
Накануне гибели ему подали грибы, он велел оставить их на завтра, добавив: „Если мне суждено их съесть“; и, обернувшись к окружающим, пояснил, что на следующий день луна обагрится кровью в знаке Водолея и случится нечто такое, о чем будут говорить по всему миру… Потом он спросил который час; был пятый, которого он боялся, но ему нарочно сказали, что шестой. Обрадовавшись, что опасность миновала, он поспешил было в баню, но спальник Парфений остановил его, сообщив, что какой-то человек хочет спешно сказать ему что-то важное. Тогда, отпустивши всех, он вошел в спальню и там был убит…
Роста он был высокого, лицо скромное с ярким румянцем, глаза большие, но слегка близорукие. Во всем его теле были красота и достоинство, особенно в молодые годы, если не считать того, что пальцы на ногах были кривые; но впоследствии лысина, выпяченный живот и тощие ноги, исхудавшие от долгой болезни, обезобразили его…
Утомлять себя он не любил: недаром он избегал ходить по городу пешком, а в походах и поездках редко ехал на коне и чаще в носилках. С тяжелым оружием он вовсе не имел дело, зато стрельбу из лука очень любил…
Благородными искусствами он в начале правления пренебрегал. Правда, когда при пожаре погибли библиотеки, он не жалел денег на их восстановление: собирал списки книг отовсюду и посылал в Александрию людей для переписки и сверки…
К умерщвлению его народ остался равнодушным, но войско негодовало: солдаты пытались тотчас провозгласить его божественным и готовы были мстить за него, но у них не нашлось предводителей; отомстили они немного спустя, решительно потребовав на расправу виновников убийства. Сенаторы, напротив, были в таком ликовании, что наперебой сбежались в курию, безудержно поносили убитого самыми оскорбительными и злобными возгласами, велели втащить лестницы и сорвать у себя на глазах императорские щиты и изображения, чтобы разбить их оземь, и даже постановили стереть надписи с его именем и уничтожить всякую память о нем.
За несколько месяцев до его гибели, ворон на Капитолии выговорил: „Все будет хорошо!“ — и нашлись люди, которые истолковали это знамение так:
„Будет ужо хорошо!“ — прокаркал с Тарпейской вершины Ворон, — но мог он сказать: „Вам и сейчас хорошо“.
Говорят, и сам Домициан видел во сне будто на спине у него вырос золотой горб, и не сомневался, что это обещает государству после его смерти счастье и благополучие. Так оно вскоре и оказалось, благодаря умеренности и справедливости последующих правителей».
Со слов знаменитого римского историка мы можем живо представить себе императора Домициана как человека, но вернемся назад к годам его правления. Рассмотрим то, что осталось вне сферы внимания Светония — внешнюю политику.
В период правления Домициана римские войска сумели овладеть крайней юго-западной частью Германии, а также землями между верхним течением Рейна и Дуная, земли эти назывались десятинными полями и были заселены римскими колонистами и защищены с северо-востока укрепленной пограничной линией, которая называлась лимесом. Она состояла из глубокого рва, за которым шел высокий, укрепленный частоколом, земляной вал. Вдоль всего вала, на некотором расстоянии друг от друга, находились каменные башни. Они были вооружены метательными машинами и охранялись воинами. Назывались эти башни кастеллами. Позади вала шла мощеная дорога, которая позволяла римским войскам быстро передвигаться вдоль пограничной полосы. Построен в этом районе лимес был в 83 г. н. э.
Однако на этот раз провинции Балканского полуострова оказались под угрозой. На северном берегу Дуная жили племена даков. К концу I века н. э. процесс разложения родоплеменного строя дакийских племен привел к созданию объединения, во главе которого встал энергичный организатор и военный вождь Децебал.
Ему удалось объединиться с сарматами, которые жили в степях близ берегов Нижнего Дуная, а также с германским племенем маркоманов. Объединенными силами Децебал нанес пограничным римским войскам тяжелые поражения. Домициан, как уже упоминалось, лично возглавил поход против даков и их союзников. После ожесточенных боев, которые велись с переменным успехом, император вынужден был заключить с Децебалом мирный договор. Даки обязались не тревожить римские границы, но за это Домициан обязан был выплачивать им ежегодно большой денежный «подарок». Это случилось в 89 г. н. э. Договор вызвал возмущение в Риме против императора, особенно были оскорблены сенаторы.
Вновь стало неспокойно в Британии, где римляне вели тяжелую борьбу. Римскому полководцу Агриколу удалось покорить некоторые племена на территории современной Англии, он построил на севере укрепленную линию и на кораблях обошел северную оконечность Британии. Таким образом спокойствие на острове было восстановлено.
Но, в отличие от Британии, успешными действиями на восточной границе римляне не могли похвастаться. Если во время правления Веспасиана римским войскам удалась продвинуться в Центральном Закавказье до района Дарьялского ущелья и построить там пограничные укрепления, то попытки занять проходы к побережью Каспийского моря оказались неудачными. Римлянам все же удалось дойти до побережья Каспия в районе современного Апшеронского полуострова, но они тут же были отброшены назад и им пришлось ограничиться обороной восточных областей малой Азии. Эти военные неудачи сильно подорвали авторитет императора Домициана.
Уже в 89 году, за семь лет до его гибели, легат провинции Нижняя Германия Антоний Сатурнин был провозглашен своими легионами императором. Однако, как мы уже знаем, Домициану удалось подавить его выступление. Но в 96 году Домициан был убит заговорщиками.
После его смерти сенат тут же провозгласил императором одного из старейших сенаторов — Марка Кокция Нерву. Он принадлежал к представителям старой сенаторской знати. Со времени его избрания начинается правление династии Антонинов (по имени одного из ее представителей — Антонина Пия).
Нерва тут же прекратил преследования сенаторов и даже наказал доносчиков, которые пользовались покровительством Домициана. Он издал аграрный закон о распределении больших земельных площадей мелкими участками между беднейшими гражданами. Кроме этого, при нем был создан «алиментарный фонд» для поддержания и воспитания покинутых или осиротевших детей.
Провозглашение императором Марка Кокция Нервы вызвало взрыв недовольства не только преторианцев, но и массы легионеров, которые были расквартированы в пограничных провинциях. Это напугало и нового императора, и сенаторов, которые поддерживали его. По совету приближенных Нерва усыновил наместника Верхней Германии Марка Ульпия Траяна (96 г. н. э.), который был весьма популярен в римской армии.
Траян был уроженцем Испании, из римской колонии Италики. В течение двух лет (96–98 г.г.) Траян был соправителем Нервы. Таким образом, во время правления династии Антонинов осуществилась наиболее приемлемая для сената форма монархии: теперь власть передавалась не сыну или ближайшему родственнику императора, а лицу, которое он усыновлял с одобрения сената. Начиная с Нервы, каждый принцепс его династии, принимая власть, давал клятву не казнить и не лишать имущества сенатора без приговора сената, и не принимать доносов об оскорблении. Только при соблюдении императором этого условия сенат был обязан ему верностью. Знать Италии и провинций была этим вполне удовлетворена.
После того как в 98 году умер император Марк Кокций Нерва, правителем Империи стал Траян (98-117 гг. н. э.), который был первым провинциалом среди императоров. Следует особо отметить этот факт — весьма показательный для того положения, которое теперь занимали западные провинции в Римской империи. Как видим, влияние их с каждым годом росло.
Траян был энергичным администратором и хорошим полководцем.
В своей внутренней политике он стремился сохранять дружественные отношения с сенатом, который в это время в основном состоял из знатных представителей провинций, а не из представителей староримского или италийского нобилитета. В поисках популярности среди новой императорской знати Траян возобновил деятельность избирательных комиссий, всячески поддерживал авторитет римских магистратов.
При нем сенаторы получили относительную свободу слова. К тексту торжественного моления за принцепса, который совершался в сенате, теперь была добавлена фраза: «… если он будет управлять хорошо и для общего блага».
При Траяне сенат снова получил права назначения наместников в сенатские провинции, а также контроля и суда над ними.
Траян стремился восстановить авторитет римской армии, который был подорван при Домициане. Поэтому с первых же месяцев своего правления он стал активно готовиться к большим захватническим войнам. Делалось это и с целью пополнить сократившуюся в предшествующую эпоху массу рабов.
В 101 году н. э. император Траян начал войну против Дакии. Огромная римская армия переправилась через Дунай и двинулось к столице даков — Сармизегетузе. Даки оказали сопротивление: они защищали каждый населенный пункт, каждую гору и каждый горный проход — перевал. Особенно ожесточенные бои произошли возле крепости Апулы — важнейшего пункта на пути к Сармизегетузе. Когда же после продолжительных боев римлянам все же удалось взять Апулу и путь на Сармизегетузу был открыт, Децебал — дакийский царь — капитулировал (103 г. н. э.). Он подписал условия мирного договора, которые были продиктованы императором Траяном. С этих пор Децебал обязывался выдавать римлянам всех беглых рабов и дезертировавших воинов, не принимать впредь беглецов из Римской империи, срыть крепости, выдать римлянам все военные метательные машины и большое количество оружия. Кроме этого, в ряде населенных пунктов Дакии и в самой столице были временно расположены римские гарнизоны.
Но, как выяснилось позже, Децебал принял эти тяжелые условия мира для того, чтобы выиграть время и собрать силы для возобновления борьбы. Как только римляне вывели свои войска из страны, царь даков ускорил приготовления к новой войне. Он вновь стал принимать беглецов из империи, а также побуждал соседние племена к войне против Рима и попытался вступить в союзные отношения с весьма отдаленной от его страны Парфией.
Но гонец Децебала, который направлялся в Парфию, попал в руки к римлянам. Таким образом, Траяну стало известно о подготовке даков к возобновлению войны. В ответ на это Траян приказал известному архитектору Аполлодору из Дамаска построить мост через реку Дунай. Возле современных Железных ворот, там где Дунай прорывается сквозь скалы, римляне возвели огромный каменный мост, который опирался на двадцать грандиозных «быков», соединенных между собой каменными арками. Подходы к мосту были защищены сильными укреплениями.
В 105 г. н. э. даки, собрав огромную армию, атаковали римские предмостные укрепления, но штурм их был отбит. В ответ на это в 106 году Траян, собрав на Дунае огромную армию, вторгся в Дакию. Ломая сопротивление отрядов Даков, на этот раз армия Траяна подошла к Сармизегетузе. Население города предпочло борьбу и смерть, чем попасть в рабство. Тысячи людей покончили жизнь самоубийством. Децебал пытался укрыться в горах, но убежище его выдали Римлянам и он тоже покончил с собой. В результате этого в 107 г. н. э. Дакия была превращена в римскую провинцию. Большинство ее населения обратили в рабство.
Траян отпраздновал роскошный триумф. Празднества продолжались целых четыре месяца. Императора встретили в Риме послы из различных стран, в том числе и из далекой Индии. В честь победы были даны грандиозные игры в цирках и в Колизее, было истреблено И тысяч редких диких зверей, на арене дрались 10 тысяч пар гладиаторов. В качестве памятника этим победам Траян создал новый большой форум. В центре площади воздвигли колонну высотой в 40 метров, которая была покрыта рельефными картинами, изображавшими эпизоды войны с даками, наверху была поставлена статуя победоносного императора.
После завоевания Дакии в ней были организованы многочисленные колонии ветеранов. Много земли отдали переселенцам из западных провинций и Италии. После этого Траян стал готовиться к войне против Парфянского государства.
Уже в 109 году римляне продвинулись вдоль южных склонов кавказских гор и заставили вождей колхов, царей иберов и сарматов признать господство Рима. В это же самое время подтвердил свою верность императору и царь Боспора.
В 111 г. н. э. римляне захватили Синайский полуостров и северо-западную часть Аравии («Каменистую Аравию»). Таким образом была обеспечена безопасность Египта и Сирии с юго-востока, а также безопасность морских путей по Красному морю.
Усиленно готовились к войне и в других провинциях. Сохранилась переписка Траяна с наместником провинций Вифиния Плинием Младшим. Из нее следует, что император внимательно следил за настроением масс нижних слоев общества восточных провинций и не позволял создавать в них каких-либо организаций. Запрещены были даже пожарные городские коллегии.
В 113 году была завершена подготовка к войне с Парфией. Императору Траяну стало известно, что в 97–98 годах на восточных границах парфянской державы появилась сильная армия из далекой малоизвестной страны серов, откуда в Рим поставлялся ценнейший материал для одежды, которую носила знать, — шелк.
Таким образом, Траян рассчитывал, что парфяне, втянутые в междоусобные войны, а также опасавшиеся нападения с востока, не смогут оказать достаточного сопротивления. Он стянул на восточные границы своей империи большую часть войск и, отвергнув все попытки парфянского царя сохранить мир, в 114 году вторгся в Армению. На этот раз она была без труда захвачена и Траян объявил ее римской провинцией.
Весной 115 года римская армия, преодолев вялое сопротивление некоторых царей и сатрапов, заняла большую часть Северной Месопотамии, а также продвинулась до реки Тигр. После этой кампании, осенью 115 года, Траян отвел свои войска на отдых в Сирию.
Весной 116 года он продолжил военные действия. На этот раз римские войска двинулись на юг вдоль берегов Тигра. Некоторые, зависимые от парфян, цари перешли на сторону римлян. Армия Траяна овладела столицей парфянского царства городом Ктезифоном. Парфянский царь поспешно бежал, оставив победителям даже свой трон и часть семьи. На сторону римлян перешло население крупнейшего города Двуречья — Селевкия на Тигре.
В ходе успешной войны армия Траяна достигла персидского залива, на берегу которого римляне занялись постройкой кораблей. Ассирия, Месопотамия и Вавилония были объявлены римскими провинциями, где стала вводиться римская система налогов. Кроме этого римские войска грабили местное население. Под властью парфянских царей многие области Двуречья имели самоуправление, своих правителей и династов. Римляне же упразднили самоуправление и подчинили все население римской провинциальной администрации. Само собой, это вызвало большое недовольство и озлобление населения против завоевателей.
В Риме сенат поспешно посчитал эту войну победоносной и законченной, за что Траяну присвоили новые почетные титулы. Он же, построив флот, вышел на кораблях в Персидский залив. По-видимому, ему казалось, что Римская империя, достигнув наибольшего территориального расширения, находится в зените славы и могущества, но, неожиданно для Траяна, вспыхнули восстания не только в захваченном Двуречье, но и в ряде восточных провинций самой империи (конец 116 — начало 117 гг. н. э.).
Восстание подняли жители иудейского княжества в Северной Месопотамии и оно в скором времени распространилось на Северный Египет, Киренаику и остров Кипр. Восставшие разгромили местные гарнизоны и овладели множеством городов. Для подавления этого восстания Траяну пришлось выделить значительную часть своей восточной армии. Это сразу же сказалось на ходе проведения Восточной войны, в которой в это время появились новые парфянские армии. Повстанцам и парфянам удалось уничтожить большую часть римских войск.
Все это придало злость и ожесточение римским войскам. Овладев мятежной Селевкией, римляне зверски расправились с ее населением. В это же время была разгромлена одна из парфянских армий, но Траяну не удалось разжечь войну среди членов парфянской династии и утвердить на парфянском троне своего ставленника.
К лету 117 года римляне были вынуждены отступить сначала из Южного Двуречья, а позже, после неудачной осады самим Траяном северомесопотамской крепости Хитры — из остальной части Месопотамии. Римская армия была ослаблена, она потеряла много солдат убитыми в кровопролитных боях — из-за этого войска отошли за Евфрат, в Сирию.
Но император Траян не желал мириться с поражением, он хотел начать новый поход на Восток. Однако ему не удалось, так как силы римской армии были уже исчерпаны. Прежде чем возобновлять войну с парфянами, необходимо было восстановить спокойствие в самой империи, подавив восстания в провинциях. Кроме этого, нужно было найти средства и рекрутов для восстановления восточной армии в прежней боеспособности. Чтобы осуществить все это Траян отправился в Рим, но по дороге (в Киликии) он заболел и умер (осень 117 г. н. э.).
Несмотря на неудачу восточной войны, Траян оставался в глазах римской аристократии идеалом правителя. Он получил определение «лучшего принцепса». Это и неудивительно: большую часть своего правления Траян провел в военных походах, предоставив управление Римом и Империей сенату. Впоследствии приветствуя нового императора, сенаторы желали ему «быть счастливее Августа и лучше Траяна».
В последние месяцы своей жизни Траян приблизил к себе родственника своей жены Публия Элия Адриана. После смерти императора было объявлено, что Адриан усыновлен Траяном и назначен его преемником. Небольшая хитрость «прошла» и легионы восточной армии признали это усыновление — они провозгласили Адриана императором (117–138 гг.).
Адриан в свое время был проконсулом Сирии и поэтому он был Хорошо знаком с обстановкой на Востоке. Новый император понимал невозможность продолжения войны с парфянами. Восстания в Египте, Кирене и на Кипре еще не были подавлены, когда начались волнения в Иудее, в также в далеких Британии и Мавретании. Кроме этого, угрожающе вели себя сарматы и роксоланы на дунайской границе. Поэтому Адриан немедленно отказался от всех восточных завоеваний Траяна (кроме Аравии), которые империя была не в силах удержать. Он договорился с парфянским царем о мире на условиях восстановления границы по реке Евфрат и о возвращении пленных знатных парфян, в том числе и одной из царских дочерей.
Все свое внимание новый император обратил на оборону границ империи. В годы его правления велось интенсивное строительство укреплений — валов, рвов и башен, которые опоясали почти все границы империи. Большую часть времени Адриан проводил в объездах провинций и инспектировании войск.
Однако отказ от всех завоеваний на Востоке (кроме Аравии) вызвал взрыв недовольства и негодования среди высшего командного состава армии. Ближайшие военные сподвижники Траяна организовали заговор против нового императора, но заговор был раскрыт и Адриан беспощадно расправился с заговорщиками. Это вызвало недовольство сената, а поэтому признание нового императора сенатом произошло только в 118 году. Чтобы успокоить сенаторов, Адриан, возвратившись в Рим, торжественно обещал не убивать их без судебного разбирательства в сенате.
Адриан стремился как можно больше развивать городскую жизнь. Он украшал старые и закладывал новые города. Во многих колониях и муниципиях он избирался на должность эдила или дуумвира и, будучи избранным, жертвовал значительные суммы в городские кассы, а также зерно для раздачи горожанам. В годы его правления городская жизнь в провинциях достигла наивысшего подъема. Следует отметить, что Адриан, как и его предшественник Траян, также был уроженцем Испании.
Город-полис, хоть и обладал лишь номинальной автономией, был наиболее выгодной формой организации для рабовладельцев. Постепенно разница между знатью Рима и провинциальной аристократией сглаживалась. В качестве примера можно привести карьеру одного из известнейших полководцев Траяна — Лузия Квиета. Он был вождем одного из мавретанских племен и поступил на римскую службу командиром конного отряда мавров. Выдвинулся он во время дакийских войн, попал в сенат и стал консулом. В свое время его соплеменник Такфаринат бежал из римской армии и поднял восстание при Тиберии. Из этих двух примеров видно, насколько за короткий промежуток времени, прошедший после правления Тиберия, изменилось положение аристократии в провинциях и какие возможности открылись перед ними.
В течение всего своего правления император Адриан стремился ликвидировать последствия тяжелого кризиса, в котором оказалась империя в результате агрессивной внешней политики Траяна. Он отказался от ведения любых наступательных войн. Адриан стремился сглаживать все конфликты с соседними государствами и народностями путем переговоров. Именно со времени его правления Римская империя переходит в своей политике к стратегической обороне. Сохраняя мирные отношения с соседями, Адриан, как мы уже знаем, в то же время укреплял военные силы империи. Император лично инспектировал пограничные гарнизоны, совершая для этого длительные поездки в самые отдаленные провинции.
После того как все восстания в провинциях были подавлены, император обратил особое внимание на усиление и укрепление государственного аппарата. В Риме им было создано новое государственное учреждение — совет принцепса. Следует отметить, что совет принцепса возник еще при Августе, но он являлся частным совещанием и не имел никаких прав для решения государственных дел. Адриан же превратил совет принцепса в государственное учреждение, задачами которого была подготовка для императора различных приказов (эдиктов и др. законодательных актов). За свою работу члены совета получали щедрые вознаграждения, хоть император и не всегда считался с решениями совета.
Стремился Адриан улучшить и дело судопроизводства. Им был издан «вечный эдикт», который являлся подробной инструкцией о ведении судебных дел. Она была подготовлена на основе просмотра и отбора многочисленных преторских эдиктов более ранних времен. Работу эту провел выдающийся юрист той эпохи Сальвий Юлиан. «Вечный эдикт» был обязательным при ведении судопроизводства не только в Риме и Италии, но и в провинциях.
При Адриане было увеличено число государственных ведомств, но теперь во главе их, вместо вольноотпущенников, были поставлены знатные всадники. Адриан уничтожил откупную систему при сборе налогов с провинциального населения, а также простил большие податные недоимки. Для укрепления связи между центром империи и различными провинциями была организована государственная почта. Для наблюдения за поведением сборщиков податей, судей и других представителей римской администрации новый император, борясь со злоупотреблениями, установил особых должностных лиц — кураторов провинций.
Из-за того, что многие римские граждане отказывались от службы в легионах, Адриан стал набирать в ряды легионеров не только жителей провинций, которые имели права римского гражданства, но и просто свободных провинциалов. Со времени его управления легионы окончательно потеряли свой «римский» характер, теперь они превратились в разноплеменное войско, которое было вооружено римским оружием и сохраняло латинскую речь в качестве служебного языка.
Таксе облегчение положения провинциалов вселило надежду иудейскому населению Палестины на восстановление Иерусалимской религиозной общины, но надежды эти оказались тщетными. И тогда в Иудее снова вспыхнуло восстание. Оно продолжалось три года (132–135 гг. н. э.).
В этом восстании приняло участие большинство население страны. Повстанцы на этот раз сделали своими опорными пунктами горные районы западного берега мертвого моря. Здесь были заготовлены пещерные убежища, которые служили складами оружия и местами укрытия. Во главе восстания стал некто Симон, которого называли «Бар Кохб» (Сын звезды).
Подавить это восстание удалось только после жестоких боев. Затем огромная масса повстанцев и просто жителей иудеи была продана в рабство. На месте Иерусалима организовали римскую военную колонию, которая получила название Элия Капитолина.
Во время своих длительных поездок по провинциям империи Адриан много раз бывал в Афинах. Он приказал реставрировать древние здания Акрополя и построить новый большой храм Зевса, развалины его сохранились до настоящего времени.
Во время посещения Египта Адриан жил в Александрии, а также побывал в древних Фивах, где по его приказу отреставрировали «колоссы Мемнона». Во Фракии по его приказу построили большой город, который назвали Адрианополь.
Последние годы своей жизни Адриан жил в роскошной вилле в Тибуре, недалеко от Рима. Отдельные ее постройки были подражанием различным древневосточным зданиям. Император страдал от тяжелого заболевания, стал нервным и подозрительным. Он подозревал некоторых сенаторов в подготовке заговора и жестоко расправился с ними. Умер Адриан в 138 году. Погребен он был в огромном мавзолее, который в средние века превратили в папскую крепость и тюрьму, тогда же крепость эту назвали «Замок святого ангела». Мавзолей Адриана сохранился до настоящего времени, это — одна из достопримечательностей Рима.
Адриан был бездетным и решил сделать своим преемником знатнейшего из сенаторов, уроженца Галлии — Тита Аврелия Антонина, который и был провозглашен императором под именем Антонина Пия (138–161 гг. н. э.).
Но сенатские историки изображали Антонина Пия как идеального, кроткого правителя, который уважал сенат, был защитником провинций и миролюбцем. Однако его правление отнюдь не было так прекрасно и спокойно как это пытались изобразить. Уже в те годы появились предвестники кризиса, который вскоре охватил всю империю.
При Антонине Пие велись войны в самых различных пограничных областях Римской империи. В Британии римские войска продвинулись за Вал Адриана и соорудили новую укрепленную пограничную линию в самой узкой части острова, она была названа Валом Антонина. Кроме этого, совершались военные походы в Мавретанию, подавлялись восстания даков, отбивались нападения пограничных германских племен.
Все эти военные экспедиции требовали больших воинских сил и финансовых расходов. Кроме этого, огромные затруднения вызывали стихийные бедствия, которые буквально разорили некоторые провинциальные области в Восточном Средиземноморье — ряд землетрясений произошел на островах Эгейского архипелага и в Малой Азии. Вновь прошла серия опустошительных пожаров, от которых пострадали Рим, Нарбона, Антиохия, Карфаген.
В 152 году одновременно начались восстания в Египте, Ахайе и среди иудейского населения Палестины. Даже в самом Риме от недостатка продовольствия начались голодные бунты. Антонин вынужден был произвести большие раздачи муки, вина и масла беднейшей части населения столицы. Проводились мероприятия по расширению «алиментарного фонда», были ограничены права господ по отношению к своим рабам. Еще Адриан запретил господам убивать своих рабов и потребовал, чтобы приговоры выносились судьями. Антонин пошел еще дальше — он приравнял убийство господином своего раба к простому убийству и постановил, что рабов, которые искали защиты в храмах у статуй императоров от гнева своего господина, возвращать обратно к бывшему хозяину не следует.
Во внешней политике Антонин, как и Адриан, стремился сохранить мир с восточными соседями. Единственной его «смелостью» было то, что он отказался вернуть парфянскому царю трон, который римляне захватили во время похода Траяна. Правда, когда парфяне хотели предпринять вторжение в Армению, Антонин в решительной форме предостерег их от этого.
В Причерноморье римские войска оказали поддержку жителям города Ольвии против набегов алан. Внимательно следили также за положением дел в Боспорском царстве, в Иберии и Колхиде и при малейшей надобности тут же вмешивались в их дела.
После смерти Антонина Пня (161 г.) престол унаследовали его приемные сыновья — Марк Аврелий и Луции Вер. Фактически правил империей старший из них — Марк Аврелий (161–180 гг. н. э.).
Примечательной фигурой является Марк Аврелий. Он был превосходно образован и являлся последним крупным представителем стоической философской школы. Сохранилось сочинение Марка Аврелия «К самому себе». Оно поражает беспросветным пессимизмом, безнадежностью, которыми проникнута буквально каждая строка. Возможно, все это является последствием того кризиса, который все больше и больше охватывал государство.
С самого начала своего правления Марк Аврелий и его соправитель столкнулись с серьезными внешнеполитическими и внутренними проблемами, из-за которых почти все годы их принципата (161–169 г.г. — совместное правление; 169 г. — год смерти Луция Вера) превратились в сплошной ряд жестоких войн и время экономического кризиса.
Вскоре после смерти Антонина Пия на восточных границах империи началась тяжелая война с Парфией. Ее причиной было обострение спора за влияние в Армении.
Как мы уже знаем, еще в период правления Антонина Пия парфянский, царь Вологаз III готовился к вторжению в Армению, но ему пришлось прислушаться к предупреждению Антонина. Узнав же о его смерти и о том, что на троне оказались двое принцепсов, Вологаз решил, что между ними сразу же начнется война, а поэтому он отдал приказ своим войскам захватить Армению. Стремясь вытеснить парфян, туда тут же пришел наместник провинции Каппадокия со своими легионами. Но около города Элегеи (на Верхнем Евфрате) войска его были окружены и он погиб вместе со своей армией (162 г. н. э.). После этого воодушевленные парфяне перешли Евфрат и вторглись в Сирию. Для того, чтобы отбить нападения парфян, римлянам пришлось перебросить на Восток много легионов из других частей Римской Империи, что ослабило оборону рейнской и особенно дунайской границ.
Номинально главнокомандующим восточной армии являлся Луций Вер, но на самом деле военными действиями руководили Авидий Кассий и Стаций Приск — талантливые полководцы. Им удалось вытеснить парфян из Армении и даже занять северную Месопотамию, а также продвинуться до Селевкии и Ктезифона (165 г.).
Но удержать вновь захваченные земли римлянам так и не удалось: в Двуречье вспыхнула эпидемия чумы. Римлянам пришлось поспешно заключить мирное соглашение, тем не менее эпидемия распространилась среди римских легионов. Начав же отступление, войска занесли заразу в восточные, а затем и в западные провинции и в саму Италию. В течение нескольких лет, то ослабевая, то усиливаясь, эпидемия чумы опустошала города и селения римской империи.
В 168 году с Парфией был заключен мир, по которому к Римской империи была присоединена северная часть Месопотамии с городами Эдесса, Карры, Нисибис, Дурос-Европос. Армения, хотя и имела номинально самостоятельность, фактически становилась зависимой от Римской империи. Однако эти приобретения не компенсировали те тяжелые потери, которые Рим понес во время войны и после нее.
Но не закончилась еще война на Востоке, как уже возникла опасность новой войны на дунайской границе. В 167 году германское племя маркоманов, которое жило за Дунаем, вместе с сарматами, квадами и язигами прорвали пограничные укрепления римлян и стали опустошать дунайские провинции империи. Угроза, которая нависла над существованием самой империи, была настолько сильна, что Марку Аврелию пришлось набирать воинов даже среди гладиаторов. В 169 году оба соправителя выступили в поход против маркоманов и их союзников, но в пути Луций Вер умер.
После смерти названного брата Марк Аврелий оказался единственным императором Рима. Теперь он должен был один обеспечить сохранность границ своей империи.
После кровопролитных боев ему удалось оттеснить вторгшиеся племена за границу и он уже, обрадованный успехами, собирался пойти дальше, чтобы подчинить противников своей власти, но этому помешали осложнения в восточных провинциях.
Марку Аврелию пришлось заключить с маркоманами мирный договор, по которому они признавали верховную власть императора. Некоторые из них согласились нести службу в римских легионах и были поселены в качестве зависимых поселенцев в особых пограничных селениях, после этого в 175 году Марк Аврелий поспешил на восток.
Волнения здесь начались уже давно. Еще в 172 году в Северном Египте вспыхнуло восстание пастухов (буколов), которые пасли стада в дельте Нила. Возглавил это восстание некто Исидор, который объявил себя пророком. Под его руководством восставшие разбили местные охранные отряды и части расквартированных в этом районе римских войск. Для подавления восстания пришлось отправить в Египет наместника Сирии Авидия. Кассия с сильной армией.
Кассий навел порядок в провинции, но, осознав какая военная мощь находится в его руках, сам попытался захватить верховную власть и объявить себя императором. Именно поэтому Марк Аврелий вынужден был отправиться с армией на восток, чтобы восстановить свой попранный авторитет. Но не успели его войска столкнуться с армией мятежного Авидия Кассия, как последний был убит.
Марк Аврелий вернулся в Рим, но снова был вынужден отправиться на дунайскую границу. Маркоманы, квады и их союзники, нарушив мирный договор, возобновили нападения на пограничные провинции Римской империи (177 г.). Эта вторая маркоманская война, несмотря на то, что отдельные отряды варваров даже прорвались через альпийские проходы в северные районы самой Италии, была для Рима относительно успешной. Марк Аврелий быстро оттеснил вторгшиеся войска за Дунай, на развить свой успех ему не удалось: дело в том, что в 180 году в римской армии вспыхнула эпидемия чумы, заболел и сам император. Он умер от этой страшной болезни в римской крепости Виндобоне (совр. Вена) в 180 году.
Марк Аврелий был последним императором II века новой эры, который стремился поддерживать тесные связи и согласие с сенатской аристократией. Кроме этого, он был последним правителем из династии Антонинов, правление которых в официальных источниках принято было называть «золотым веком».
Большинство Антонинов были высокообразованными людьми. Например Адриан глубоко ценил греческое искусство и науку, сам занимался скульптурой. Марк Аврелий был философом-стоиком. Уже после его трагической смерти было найдено философское сочинение «К самому себе», которое с тех пор является одним из наиболее известных философских трактатов стоиков.
Последний же император из династии Антонинов — сын и наследник Марка Аврелия Коммод (180–192 гг. н. э.) — был полной противоположностью своему отцу. Он был грубый, жестокий; поклонник Цирковых зрелищ, мечтал прославиться как непобедимый боец-гладиатор. Идеалом его был Геркулес, он всячески ему подражал и даже появлялся в публичных местах одетым лишь в львиную шкуру.
Во время смерти отца он находился вместе с ним в армии, но у него не было желания продолжать войну. Он хотел возвратиться в Рим для того, чтобы жить в свое удовольствие. Коммод поспешил заключить мир с маркоманами и квадами, пообещав их вождям выплачивать крупные суммы за поддержание мирных отношений.
Это привело к недовольству в армии. Для того, чтобы его ослабить, Коммод увеличил жалование воинам, преторианцам, а возвратясь в Рим, устраивал роскошные игры и богатые раздачи римскому плебсу. Но это истощало казну, а поэтому очень скоро сказались экономические затруднения и обострения социальных противоречий.
Дело в том, что император попытался добыть средства путем новых конфискаций имущества знати, но это уже не могло спасти положения: Рим испытывал большую нехватку продовольствия. В 189 году в городе вспыхнул голодный бунт, который нанес непоправимый удар по престижу императора.
Это послужило сигналом. В разных частях империи начались волнения низших слоев населения. В Галлии бывший воин Матерн организовал из беглых рабов и дезертиров большой отряд, который громил тюрьмы и освобождал заключенных. Им удалось захватить даже несколько городов.
Коммод вынужден был отправить в Галлию большие воинские силы. Беспорядки удалось прекратить, но самому Матерну посчастливилось ускользнуть. Он попытался пробраться в Рим и убить императора, но это ему не удалось — он погиб.
Все это наносило удар за ударом по императору. Недовольство в массах росло. Усугубляло положение и недовольство знати. Вскоре был организован заговор против императора и 31 декабря 192 года его убили.
Со смертью Коммода прекратилась династия Антонинов и закончился относительно спокойный период исторического развития Римской империи.
Рабовладельцы не представляли в это время уже единой однородной массой: ими были и сенаторы, и чиновники, состав которых в основном комплектовался из всадников, а также муниципальная знать, просто зажиточные люди из городов, хозяева вилл, владельцы ремесленных мастерских, крупные торговцы и судовладельцы.
Уже нельзя было сказать, что человек, обладающий рабами, принадлежит к аристократии.
Тоже самое можно сказать и по поводу гражданства. Если в конце I века до н. э. — в начале I века н. э. население империи резко делилась на жителей Италии и города Рима, которые обладали правами римского гражданства, и гораздо более многочисленных жителей провинций, которые этого права не имели, то после гражданской войны 68–69 г.г. положение это резко изменилось. Теперь уже многие провинциальные рабовладельцы, а также целые общины получили права римского, гражданства. В эпоху династии Антонинов количество римских граждан среди жителей империи еще больше возросло. В итоге провинциальное население начинало приобретать те же права и преимущества, которыми раньше пользовались только жители Италии.
Если раньше империя была государством, где господствовали римские и итальянские аристократы, то во II веке н. э. она превратилась в государство, где господствовали рабовладельцы Средиземноморья. Это привело к тому, что провинциальная знать с каждым годом все больше поддерживала римскую императорскую власть.
Именно в этом, а точнее в упрочении социальной опоры, заключалась мощь империи во II веке н. э. по сравнению с предыдущим столетием.
Как и всегда, главенствующее положение в обществе занимало сенаторское сословие. Но в эпоху управления Антонинов оно состояло уже далеко не только из представителей древнеримского нобилитета и италийской знати. Теперь среди сенаторов было много выходцев из западных и восточных провинций. В первую очередь, увеличилось число уроженцев восточных провинций: в конце правления династии Антонинов они составляли уже треть всего римского сената. Так происходило потому, что все больше чувствовалась необходимость знания восточных условий и языка (в первую очередь греческого).
Охотно в состав римского сената включались и потомки свергнутых римлянами династий. Денежная цена для сенаторов, как и прежде, составляла 1 млн. сестерций. Ко II веку н. э. выходцы из провинций заняли центральные посты в правительстве и армии, они же управляли провинциями. По-прежнему основой благосостояния сенаторов являлось крупное латифундиальное землевладение, как в Италии, так и в самих провинциях. На землях таких хозяйств трудились многочисленные рабы и колоны, там имелись собственные ремесленные мастерские. Тем сенаторам, Которые занимали высшие государственные должности, платилось большое жалование — в 600 тысяч сестерций, а также им присваивались почетные титулы «светлейших» и «совершеннейших».
Так как власть императора в Риме переходила не от отца к сыну, а по выбору императора и, как правило, к лицу, которое принадлежало к сенаторской аристократии, то каждый сенатор оказывался потенциальным претендентом на пост императора. Когда глава империи чувствовал себя неуверенно, он начинал проводить по отношению к сенаторам репрессивную политику, усматривая в них своих соперников. Императоры из династии Антонинов умудрялись сохранять добрые отношения с сенаторской аристократией, поэтому высшее сословие поддерживало их самих и их политику. Таким образом, сенаторское сословие являлось наиболее прочной опорой императорской власти.
Второе, по влиянию в обществе сословие после сенаторов составляли всадники. Войти в состав этого сословия стремились рабовладельцы из провинций, а также полевые командиры римской армии, бюрократы из императорской администрации. За счет их в основном во II веке н. э. и расширялось это сословие. Многие всадники занимали должности, которые были связаны с взиманием налогов, с арендой императорских сальтусов и рудников. Наивысшая должность, которую мог получить всадник, была должность командующего преторианской гвардией (префект претория) и наместника египетской провинции (префект Египта), которая, как уже упоминалось выше, принадлежала лично императору. Некоторым всадникам удавалось пробиться в сенаторское сословие. Те всадники, которые служили в императорском аппарате, получали внушительное жалование, в 100–300 тысяч сестерциев, а также носили звание «выдающихся». Имущественный ценз для всадников составлял сумму в 400 тыс. — 1 млн. сестерциев. Как и сенаторы, многие всадники являлись владельцами латифундий, у них были собственные ремесленные мастерские, они занимались крупной торговлей.
Сенаторы и всадники были высшими сословиями римского общества, но наиболее многочисленным аристократическим сословием была муниципальная знать — зажиточные горожане. Как правило, они были владельцами средних рабовладельческих имений и ремесленных мастерских, занимались сельским хозяйством и торговлей. Из них избирались органы городского самоуправления. Имущественный ценз для муниципальной знати составлял 100 тысяч сестерциев. Во II веке н. э., когда государство находилось в экономическом подъеме, хозяйства муниципальной знати процветали и приносили большие доходы. В связи с этим представители данного сословия также поддерживали власть императора. Они следили за спокойствием и порядком во вверенных их власти городах. Сословие это также составляло опору римского государства.
В эти годы активно поддерживали императорскую власть владельцы ремесленных мастерских, судовладельцы и торговцы. Основную массу из них составляли вольноотпущенники либо, выкупившиеся на свободу, рабы.
Вообще в конце I–II вв. н. э. очень широко было распространено отпущенничество. Вольноотпущенник, приобретая свободу, не порывал с домом своего прежнего господина: он становился его клиентом, а бывший господин считался патроном. Часто отпущенники вели хозяйство имений или мастерских своих бывших господ. Очень часто вольноотпущенники, среди которых было много энергичных людей, открывали собственное дело и зарабатывали приличный капитал. Они считались людьми среднего достатка и основными сферами их деятельности были ремесло, торговля и финансовые операции. Как правило, это были люди скромные, но энергичные.
Новая италийская и провинциальная аристократия ко II веку н. э. окончательно отказалась от распространенных в прежнее время идеалов республики. Представители высших сословий уже прекрасно понимали, что защитить их интересы может лишь сильная императорская власть. Постепенно идеал республики был заменен идеалом «хорошего императора». Идеалы эти поддерживались и официальной идеологией.
Одним из наиболее известных проповедников этого идеала считается ритор и философ-киник Дион из Прусы (Вифиния), которого называли Хрисостомом (Златоустом). В свое время он был изгнан Домицианом, но во время правления императоров Нервы и Траяна снова попал в милость. В своих трудах он развивал взгляды на монархию, которая была популярна среди сенаторов, а также среди муниципальной знати. Согласно этим взглядам, хорошим монархом считался тот, кто находится под покровительством Зевса — врага тиранов. Такой император должен быть милостивым, справедливым правителем, отцом всех граждан империи и другом «лучших людей» принцепса. Таким образом хорошим считался тот принцепс, который держал в повиновении рабов и плебс, не переобременял провинции налогами, поддерживал дисциплину в армии и обеспечивал состоятельным людям сохранность их владений. Плиний Младший в восхваляющей Траяна речи, которую он произнес по обычаю в благодарность за то, что его назначили консулом, подчеркивал, что Траян не стремился завладеть всей землей империи и что он вернул частным лицам много из того, что захватили его предшественники-императоры. Отсюда следует, что, имея желанного императора, аристократия могла отказаться от активного участия в политической жизни.
Все это вело к тому, что монархическая власть императоров крепла с каждым годом. Когда Веспасиан захватил власть, сенат наделил его всеми правами, которыми пользовались его предшественники, таким образом, он получил право единолично проводить внешнюю политику империи, предлагать своих кандидатов на любые должности, издавать любые распоряжения, которые автоматически приобретали силу закона. Еще больше урезал права сената «совет друзей» принцепсов. Император Домициан назначал римских всадников в ведомства по своей переписке, по прошениям на имя императора и т. д. При Адриане это стало правилом, что многократно усилило влияние императорской бюрократии. Оно возросло еще больше, когда к ней перешло от откупщика руководства сбором налогов. Особенно возросло значение префекта анноны, который ведал сбором натуральных поставок, предназначавшихся для нужд армии и раздач плебсу. Большое количество уполномоченных фикса, префекта анноны, а также администрация императорских земель составили главное ядро императорской бюрократии, которое вербовалось из всадников, императорских отпущенников и даже рабов. Вскоре в ней образовалась строгая иерархия должностей с соответствующими им окладами.
При императоре Адриане началась кодификация права. По его поручению юристы собрали выдержки из преторских эдиктов в один, который получил название «Вечный эдикт», утвержденный впоследствии сенатом. С этого момента преторы больше не обладали законодательной властью, отныне этим правом обладал только император, опиравшийся на своих собственных юрисконсультов. В конце II века был издан специальный закон, направленный против тех, кто своими словами или действиями «смутит душу простого и суеверного народа». Вскоре к официальному надзору за исполнением законов прибавился неофициальный. Уже при императоре Адриане существовала широкая сеть тайных соглядатаев, которых называли фрументариями.
Как и в прежние времена, обязательным было восхваление императоров. Все города, коллегии, а также воинские части обязаны были посвящать им статуи, делать хвалебные надписи. «Хорошие» императоры после смерти объявлялись богами, в честь них строились храмы. Кроме этого, делались статуи и хвалебные надписи в честь членов семьи императора, его наместников, командиров, чиновников и просто богатых людей, которые избирались патронами городов и коллегий.
Как уже говорилось выше, в эпоху правления династии Антонинов римская империя достигла своего наивысшего экономического развития. В подъеме находилось сельское хозяйство и ремесло, процветала торговля, повсюду возникали новые города, которые застраивались жилыми домами, величественными общественными зданиями, улицы и площади мостились камнем. Население римских городов жило интенсивной жизнью. Оно занималось земледелием, ремеслом, вело активную торговлю, осуществляло финансовые операции.
Но люди не только работали. Были созданы великолепные, по понятиям того времени, условия для отдыха. В каждом городе строились амфитеатры, цирки, театры и термы. Кроме этого, население римских городов принимало активное Участие в общественной и политической жизни. Ежегодно проводились избирательные кампании по выборам городских должностных лиц, перед ними развертывалась активная предвыборная борьба различных кандидатов. Почти все историки Римской империи, основываясь на том, что во II веке н. э. государство находилось в подъеме и процветании, говорят об этом периоде как о «золотом веке» для Средиземноморской державы.
Это утверждение имеет под собой прочную основу. Но нельзя сказать, что внутренняя жизнь в Империи во II веке н. э. была безоблачной и тихой. Не следует забывать, что экономика империи опиралась на производительную силу рабов, а это значит, что экономический подъем достигался ценой безжалостной их эксплуатации. За фасадом внешнего благополучия — великолепием римских городов, площадей, зданий, храмов, благосостоянием высших слоев населения, — скрывалась безрадостная жизнь рабов, которая проходила в изнурительном труде. Как мы уже знаем, и среди этого слоя населения были привилегированные люди, но, тем не менее, основная их масса находилась в бесправном положении. Таким образом люди, чьими руками создавалась великолепная римская цивилизация, сами ее плодами пользоваться не могли. Императоры всячески пытались отладить это основное противоречие: они не позволяли проявлять излишнюю жестокость по отношению к рабам. Это имело положительные результаты — многие рабовладельцы всячески восхваляли свое мягкое отношение к рабам, пытались создавать стимулы к труду. Но императорам не удалось избавиться от главного — в обществе с давних времен держалось мнение, что главными врагами цивилизации являются рабы. В доказательство этого процитируем известного политического деятеля и писателя тех времен Плиния Младшего, который в одном из писем описывал убийство жестокого рабовладельца его рабами:
«Видишь, скольким обидам, скольким опасностям, скольким издевательствам мы подвергаемся. Никто не может быть спокоен потому, что он снисходителен и мягок: господ убивают не по размышлению, а по злобности».
Далее сообщая о загадочном исчезновении двух рабовладельцев, которые перед этим отправились в путешествие, Плиний с уверенностью утверждает, что они оба были убиты собственными рабами.
Характерно то, что наряду с преследованиями жестокого обращения с рабами императоры династии Антониной в то же время принимают жесткие меры по отношению к самим рабам. Согласно старому закону, в случае убийства господина подлежали казни все рабы, которые находились в доме в момент гибели. При императоре Траяне к этому закону была сделана поправка: теперь наряду с этими рабами подлежали смерти и вольноотпущенники. Закон этот был принят не от хорошей жизни: убийства господ и уголовные преступления рабов стали в то время настолько частыми, что римские юристы предусматривали особые наказания для рабов-преступников.
Пропагандисты официальной идеологии — философы и писатели того времени, — признавая человеческое достоинство рабов, тем не менее подчеркивали, что раб должен ревностно повиноваться своему господину и безропотно переносить свою нелегкую долю. Поэтому хорошим императором считался тот, который умел держать рабов в повиновении. Итераторы династии Антонинов вполне удовлетворяли этим требованиям — они в зародыше подавляли малейшие признаки недовольства рабов, тем самым предупреждая волнения и восстания. Их и не было в I–II столетиях н. э.
Но в эти годы правители империи столкнулись и с другими проблемами. К давнему и привычному противостоянию между рабовладельцами и рабами добавилась острая борьба между мелкими производителями, колонами и землевладельцами. Положение арендатора часто было немногим лучше положения рабов. Владельцы земли по своему усмотрению увеличивали арендную плату и количество отработанных дней. Они могли продавать имущество колонов для покрытия их недоимок. Все это вызывало ответную реакцию — часто труд колонов был малопроизводительный, они разворовывали и продавали имущество, покидали участки. Римские императоры, к которым часто обращались с жалобами крестьяне, пытались ослабить их недовольство попытками установить нормы арендной платы. Однако это не привело к желаемому результату.
Одним из проявлений недовольства широких масс — рабов, вольноотпущенников, городских плебеев и провинциальной бедноты — было распространение по всей империи новых религиозных течений. В эти годы на первое место среди них вышло христианство.
Римские императоры не безосновательно усматривали в восточных культах религию, оппозиционную официальной, а поэтому они с тревогой следили за их проникновением В широкие народные массы. За религиозными коллегиями и общинами устанавливался строгий надзор.
Несмотря на все это, власть императора оставалась весьма сильной. Одну из главенствующих ролей в этом играла римская армия.
Римская императорская армия была не только военной силой, важнейшей частью римской государственной машины, но и особой социальной группой. Если еще в I веке армия была разнородной, то во II веке она пережила период консолидаций. В ней укрепились связи, а это привело к тому, что возросла ее социально-политическая роль в жизни самой империи.
Как мы знаем, после реорганизации, проведенной во время правления императора Августа, армия состояла из трех разных по своему положению частей. На первом месте находилась привилегированная преторианская гвардия, которая набиралась из римских граждан италийского происхождения. Привилегированными они были и в материальном отношении — преторианцы получали в 3,5 раза большее жалование, чем обычные легионеры, кроме этого, они удостаивались многочисленных подарков. Меньший у них был и срок службы — 16 лет. Следует отметить, что после почетной отставки они располагали внушительным имуществом, которое позволяло им влиться в ряды знати.
Но если преторианцы были наиболее привилегированными войсками, то все же основным костяком римской армии были легионные части, которые комплектовались по принципу добровольного набора из римских граждан, в основном провинциального происхождения (это значит, что они принадлежали к привилегированному сословию в провинциях). Служба в легионах также неплохо оплачивалась (после повышения платы легионариям при императоре Домициане они стали получать 300 денариев в год). Они также получали подарки, часть военной добычи, а при выходе в отставку — расчетную сумму в количестве до 3 тысяч денариев, а также участок земли. Все это было неплохим состоянием и, вернувшись в родной город, они также вливались в ряды местной элиты — избирались в члены совета, который управлял городом, становились декурионами, заводили свои рабовладельческие хозяйства.
Третью часть римской армии составляли вспомогательные части. Они комплектовались из провинциалов, которые имели прав римского гражданства — перегринов (галлов, иберов, фракийцев, мавретанцев, германцев, сирийцев и пр.) Части эти не входили в состав легионов: они имели собственную организацию и даже национальное вооружение и экипировку. Вспомогательные части по численности не уступали легионам и во II веке н. э. в них насчитывалось до 200 тысяч человек. Служебное положение командиров вспомогательных частей было намного ниже чем командиров легионов. Здесь также строже была дисциплина, суровее наказания и гораздо ниже плата — 100 денариев в год. Срок обязательной службы составлял 25 лет. Однако жители бедных провинций охотно соглашались и на подобные условия. После выхода, в отставку они обладали немалой для своей родины суммой, а самое главное — они получали права римского и латинского гражданств, что сразу же ставило их в привилегированное положение у себя дома. Если учесть большое количество вспомогательных войск, то станет понятно широкое распространение людей, которые обладали правом римского гражданства в провинциях. Люди, которые прослужили 25 лет в римской армии, в совершенстве владели латинским языком и были приобщены к более высокой римской культуре, становились надежной опорой империи в провинциях. Такой массовый рост римского гражданства во II веке привел к постепенному стиранию грани между легионными и вспомогательными частями. Все это способствовало консолидации римской армии, росту ее корпоративного духа и политической роли.
Способствовало этому и то, что италики, которые, пройдя военную Школу в преторианских когортах, назначались центурионами в провинциальные войска. Император Клавдий, который первым ввел практику дарования римского гражданства ветеранам вспомогательных частей, учтя опыт восстания Цивилиса, теперь не оставлял вспомогательных частей в тех провинциях, в которых они были набраны: части формировались из солдат, которые принадлежали разным племенам — это также способствовало стиранию различий между вспомогательными частями и легионами.
Следует отметить еще и такой факт: если в I веке н. э. армия, которая состояла из италиков, включала в себя, в основном, бедняков, которые рассчитывали заработать состояние на военной службе, то теперь сюда пришли провинциалы, которые имели относительно большое состояние на родине и привлеченные в войска в надежде сделать себе карьеру и получить римское гражданство, а вместе с ним многие привилегии, которые даровались ветеранам. Таким образом изменился социальный состав римской армии. Богатые провинциалы организовывали коллегии и всячески демонстрировали преданность Риму и императору.
Нередко ветераны получали земли возле лагеря своего легиона, где и раньше образовывались поселения торговцев и ремесленников, а также семей солдат, которые узаконивали их после своей отставки. Постепенно такие селения перерастали в города.
Армия играла немаловажную роль в жизни провинции. Солдаты строили дороги, каналы, водопроводы, обществ венные здания, оборонительные сооружения. Но, несмотря на это, содержание армии ложилось тяжелым бременем на население провинций. Это и неудивительно, так как содержать огромную, почти 400-тысячную армию, было весьма непросто. Поэтому основная масса налогов и поставок из провинций шла в пользу армии. Население обслуживало ее, исполняло работы, брало солдат на постой. Нередко солдаты притесняли жителей: отбирали у них имущество. Выделение земель ветеранам приводило к распаду общин, разоряло крестьянство. Продолжали существовать противоречия между командирами и солдатами. Высшие должности по-прежнему были доступны лишь всадникам и сенаторам. Несмотря на то, что армия находилась под постоянным контролем правительства и императора, в отдаленных частях все равно процветало взяточничество и притеснение солдат. Все это приводило к тому, что дезертирство и переход на сторону противника были постоянным явлением.
Именно таким непрочным положением в армии объясняется стремление императоров династий Флавиев и Антонинов избегать внешних войн.
И все же роль армии в жизни империи была огромной. Об этом мы можем судить сейчас даже по географической карте, такие современные европейские города как Кельн, Вена, Страсбург, Будапешт, Манчестер и многие-многие другие развились из легионных лагерей римской армии и обслуживающих их торгово-ремесленных канаб (поселков).
В конце I века и во II веке н. э. приобрело новые черты развитие сельского хозяйства, ремесла и торговли.
Расширилась торговля внутри империи, но, кроме этого восточные провинции вели активную торговлю со странами Востока — Аравией, Индией, Китаем. По подсчетам современников годовой оборот этой торговли составлял около 100 млн. сестерциев, в обмен на которые закупались в основном предметы роскоши — благовония, пряности, шелк, драгоценности. Благодаря такой оживленной торговле, стали быстро богатеть торговцы из восточных провинций. Но от них не отступали и западные провинции, где расширялась торговля испанским вином, маслом, галльским полотном и керамикой, которая постепенно вытеснила из обихода керамику италийскую.
Все больше стало производиться товаров для продажи. Постепенно стала оформляться специализация производства между провинциями, а также и внутри отдельных отраслей хозяйства. Например, кожевенное производство теперь делилось на специалистов, которые изготавливали различные виды обуви, производили кожаные мехи для вина, выделывали сбрую либо занимались первичной обработкой кожи. Даже производители тканей делились теперь на ткачей и тех, кто занимался их окраской.
Но наибольшей специализации достигло производство предметов роскоши. Отныне каждый из них изготавливался отдельными специалистами. Одни делали геммы, другие — ожерелья, кольца, золотую и серебряную посуду, кто-то занимался золотошвейным ремеслом или изготовлением глаз для статуй. Ко II веку н. э. ремесло заметно усовершенствовалось. Отныне мастерами изготавливались не только высокохудожественные ювелирные изделия, но даже такие сложные предметы как хирургические инструменты.
В сельском хозяйстве наблюдались подобные процессы. Отдельные хозяйства специализировались на производстве и разведении конкретных культур — зерновых, винограда, масла, льна, овощей, лекарственных растений. По Уровню специализации можно судить о росте рыночных отношений в Римской империи в конце I–II веках н. э. и в наибольшей степени этим процессом были затронуты рабовладельческие виллы, владельцы которых сами нередко были выходцами из среды торговцев и ремесленников которые, разбогатев, приобретали земли. Нередко среди них встречались и представители старой аристократии, которые сумели приспособиться к новым условиям товарно-денежных отношений. Были и ветераны, получившие землю, которые, не останавливаясь на этом, часто заводили торговые и ремесленные предприятия.
Как уже отмечалось выше, эти категории населения, составлявшие сословие декурионов и муниципальную знать, были основной опорой императоров династии Антонинов. Императоры, прекрасно это понимая, создавали для них всяческие льготы, оказывали покровительство против крупных землевладельцев. Как известно, за годы правления династии Юлиев-Клавдиев, а затем императора Домициана, былое могущество крупных землевладельцев было сильно подорвано. Императоры династии Антонинов проводили ту же самую политику, но они не прибегали к открытому террору: строго карался незаконный захват чужой земли, а земли, которые раньше принадлежали городам и были впоследствии прибраны к рукам частными владельцами, возвращались в общественное пользование. Рост же городов способствовал дальнейшему дроблению земли за счет городских территорий.
Но все же не все земли империи принадлежали городам и городским землевладельцам. В некоторых провинциях значительную территорию занимали сальтусы — императорские и крупные частные владения, а также земли изъятые из городского пользования. А в прирейнских и придунанских провинциях, а также в Британии, Нумидии, Мавретании и в некоторых других большие территории земли все еще находились во владении местных крестьян. Жили они в основном сельскими или племенными общинами, которые управлялись римскими префектами или местной племенной знатью, из которой избирался совет старейшин. Нередко подобные селения перерастали в города.
Во время правления династии Антонинов городское землевладение стало играть решающую роль, но в дальнейшем, по мере того как приходили в упадок рабовладельческие хозяйства, роль общинного землевладения стала возрастать.
Кажущееся процветание империи было на самом деле непрочным, так как оставался низким уровень производства. Огромные средства государство тратило на содержание многочисленного аппарата принуждения и надзора. Все это делало неэффективным применение больших масс рабов в крупных хозяйствах. Это было главной причиной того, что даже в крупных земельных владениях производство оставалось достаточно мелким. Внутри больших имений — латифундий — существовало много мелких хозяйств, которые, не объединяясь с другими, принадлежали одному и тому же владельцу.
Такое состояние производства было и в других отраслях хозяйства. Для того, чтобы в этом убедиться можно рассмотреть в качестве примера рудники и каменоломни, которые считались собственностью императора. Например, в Испании на рудниках работало до 40 тысяч человек, но добыча металла так и не достигла масштабов крупного производства. Отдельные участки сдавались в аренду, съемщики составляли товарищества. Этот процесс проходил по тому же принципу, по которому императорские земли сдавались в наем крупным арендаторам — кондукторам и колонам. Они разрабатывали арендованную часть прииска под надзором императорских прокураторов, используя труд рабов, вольноотпущенников и наемных работников. Некоторые мелкие съемщики, хоть и назывались колонами, работали в своих шахтах сами.
Похожие процессы отмечались и в керамическом производстве. К середине II века большая часть керамических мастерских Рима, которые производили кирпич и черепицу, принадлежали императору, но это не привело к созданию крупных мануфактур. Здесь, как и в каменоломнях, отдельные мастерские сдавались императорским отпущенникам, которые обычно создавали производства, используя труд нескольких рабов или наемников.
Не способствовало расширению производства и поведение знати. Они покупали предметы роскоши, копили деньги, но в производство их не вкладывали. Все это вело лишь к увеличению числа рабов, что порождало трудности надзора за ними. Поэтому часто такие хозяйства были убыточными. Это отмечает и Плиний Старший.
Несмотря на развитие товарно-денежных отношений, Производство оставалось в основном натуральным. Это порождало значительные экономические трудности, которые увеличивались с возрастанием денежных налогов и развитием денежной аренды. Рост городов приводил к увеличению числа античных люмпенов, что влекло за собой непроизводительные расходы на их содержание. Таким образом муниципальная знать, тесно связанная с рынком, постепенно начинала разоряться. Все тяжелее становилось доставать деньги на выплату налогов, на содержание рабов, на приобретение орудий производства, не говоря уже о предметах роскоши, без которых муниципальная знать обходиться не могла, потому что во всем старалась подражать римской аристократии. Ощущалась острая нехватка денег, а поэтому часто невозможно было продать продукцию, производимую в имениях. Основную часть этой продукции государство изымало в качестве натуральных поставок. Боясь волнений и бунтов в городах, правительство ввело фиксированные цены на продовольствие. Откупы налогов, с которых раньше жили всадники и провинциальная бюрократия, постепенно заменялись сбором налогов чиновниками государства. Все чаще городские земли стали захватываться частными лицами, это лишало города доходов, получаемых ранее от сдачи земельных наделов в аренду.
Опять-таки значительно уменьшилось количество людей, которые обязаны были нести муниципальные повинности. В свое время Домициан освободил от них ветеранов, Адриан — часть врачей, риторов, учителей, а в III веке освобождение получили даже императорские арендаторы. Это привело к тому, что основное бремя повинностей легло на оставшихся налогоплательщиков.
Повсеместно целые города, не говоря уже о частных лицах, влезали в долги. Для упорядочения финансов при Домициане в Италии, а во время правления Траяна — в провинциях, была введена должность городских кураторов. Они обязаны были контролировать городские финансы. Императоры вынуждены были прощать должникам фиска и городам недоимки.
Рабовладельческое производство классического типа, которое раньше существовало в греческих полисах и в некоторых эллинистических центрах и Италии в конце I–II вв. н. э., распространилось по всему Средиземноморью. Отныне вся империя представляла собой рабовладельческое общество.
Во II–I вв. до н. э. потребность в рабах для хозяйств Италии удовлетворялась за счет порабощения завоеванных народов Средиземноморья. В I же и во II веках н. э. Римская империя распространилась на огромные просторы от Атлантического океана на западе, пустыни Сахары на юге, лесов Центральной Европы на севере, до границ Парфянского царства на Востоке. Императорское правительство с большим трудом управляло этими огромными территориями и бесчисленными массами людей. Отныне завоевательные войны, которые приносили на рынок массу рабов, стали большой редкостью и, хотя постоянно велись пограничные войны, они не могли дать рынку нужного количества рабов. Все это совпало с тем временем, когда росли рабовладельческие хозяйства — они все больше и больше нуждались в рабской силе. Подобное несоответствие спроса и предложения привело к повышению цен на рабов. Если во II–I вв. до н. э. рабы стоили от 400 до 500 денариев, то во II в. н. э. они стоили уже 600–700. До нашей эры выгодней было купить раба на рынке, чем воспитывать его в собственном хозяйстве. Во II в. н. э. отношение к внутренним источникам рабства изменилось. Хозяева, заинтересованные в увеличении количества рабов, были вынуждены пойти на изменение бытового положения своих невольников. Это привело к увеличению числа женщин-рабынь, потому что отныне рабам разрешалось создавать некое подобие семьи, что отразилось на изменении их прежнего полуказарменного быта. Во многих рабских семьях рождалось много детей, которых называли вернами. Они были послушные, с детства обучались какому-либо делу, были привязаны к месту жительства родителей, а поэтому ценились очень высоко. Это позволило увеличить количество рабов в Империи.
Поощрение семейных отношений привело к тому, что отныне семья рабов имела права на кое-какое имущество — пару голов скота, небольшой участок земли, хижину, орудия труда и даже небольшую лавку и т. п. Такое имущество, которое выделялось господином в пользование рабам, называлось пекулием. Так как господин мог в любое время отнять подаренный им пекулий, то во II веке практика его передачи была весьма распространена.
Во времена крупных завоевательных войн, когда на рынок поступали огромные толпы дешевых рабов, рабовладельцы были мало заинтересованы в хорошем обращении с ними, из них старались выжать как можно больше прибавочного продукта. Когда раб от непосильного труда становился больным и немощным, его либо продавали, либо просто выбрасывали на произвол судьбы. Рабовладельцу ничего не стоило дешево купить на рынке нового раба на его замену.
Теперь же подобная эксплуатация, которая приводила к потере сил и здоровья рабов, была невыгодной. Это привело не только к изменению бытового, но и юридического положения рабов. В сформировавшемся к этому времени римском праве был распространен взгляд, по которому свобода человека объявлялась «естественным состоянием, свойственным человеку как таковому, а следовательно и рабу».
Отсюда следовало, что рабство противоречит природе, что рабами не рождаются, а становятся.
Римские философы, публицисты и писатели — Сенека, Петроний, Дион Хрисостом, — уже в I в. н. э. высказывали мысли, которые нашли место в законодательстве во II в. н. э. Если до нашей эры правительство не вмешивалось во взаимоотношения рабов и их господ, всячески поддерживало власть главы римской фамилии, то во II веке рабы рассматривались не как личная собственность господина, а как подданные государства, на которых распространяется власть не только их господ, но и власть римского правительства. Императоры вмешивались во взаимоотношения рабов и их господ, стараясь пресечь случаи особенно зверского обращения с рабами. Как уже упоминалось выше, ранее римские рабовладельцы вывозили безнадежно больных рабов на остров Эскулапа на реке Тибр, где бросали на произвол судьбы. Если такой раб случайно выздоравливал, он возвращался к прежнему хозяину.
Император Клавдий издал закон, по которому такие рабы в случае их выздоровления получали свободу. Император же Адриан пошел дальше: отныне он уничтожил рабские эргастулы и запретил господину убивать раба. Он даже наказал ссылкой одну матрону, которая пыталась нарушить этот закон. Отныне в случае провинности раба, ранее предполагавшую казнь или ссылку на рудники, господин должен был обращаться в суд. Магистратам предписывалось разбирать дела рабов, которых жестокость господина вынуждала искать защиту у считавшихся священными императорских статуй. Если было доказано, что господин морил раба голодом и холодом, заставлял непосильно трудиться, избивал, магистрат должен был продать его другому владельцу «дабы они не учинили чего-нибудь мятежного» — так сформулировал причину своей гуманности Антонин Пий, издавший этот закон. Он приравнял убийство господином своего раба к убийству чужестранца.
Сам факт принятия законов о рабах отражал изменение взглядов на рабство в римском обществе. Императоры стремились смягчить формы протеста рабов, поскольку опасность восстаний всегда была реальной. Римские императоры следили за поведением рабов и стремились в зародыше погасить недовольство. Малейшие его проявления немедленно подавлялись со всей жестокостью.
Основная часть рабовладельцев понимала необходимость подобных мер. Повсюду велись разговоры о естественном равенстве людей, раздавались советы видеть в рабах не врагов, а скромных друзей, рассказывали о их самоотверженности, добродетели, талантах. Некоторые философы, юристы и писатели шли еще дальше: они жаловались на трудности содержания рабов и надзора за ними, указывали, что труд их невыгоден, что земля, ранее дававшая обильные плоды, когда на ней работали свободные люди, приходила в упадок в руках рабов. Но для владельцев средних хозяйств эти законы были помехой, а поэтому, покупая раба, он обычно требовал свидетельства, что раб никогда «не прибегал к статуям». Неохотно покупали образованных и инициативных рабов, боясь их строптивости. Покупным рабам все больше стали предпочитать рабов доморощенных.
В хозяйствах средних землевладельцев делались попытки найти более выгодные способы эксплуатации рабов. Отныне некоторых из них отпускали на волю. Поступая так, хозяева рассчитывали получить двойную выгоду: с одной стороны, они не обязаны содержать больше рабов, а с другой стороны, отныне вольноотпущенники были обязаны в случае необходимости содержать своих господ, а также они должны были завещать им, их детям или внукам половину имущества. Сознавая подобную проблему, во II веке императоры издали ряд законов, которые закрепляли права патрона и его детей на труд и имущество вольноотпущенника.
В крупных имениях вольноотпущенникам изредка давали земельные наделы, которые они сами обязаны были возделывать в свободное время. В основное же время они должны были работать на своего бывшего хозяина.
Также обязаны были поступать и рабы, которых выводили на пекулий. Часть дохода, полученную от эксплуатации такого имущества, раб оставлял себе, часть отдавал господину. Поначалу пекулий всецело определялся доброй волей господина, который мог его увеличить, уменьшить или вовсе отобрать. Но так как контрагенты раба, выведенного на пекулий, нуждались в обеспечении своих интересов, то пекулий постепенно стал неотъемлемой принадлежностью раба.
Участилась практика сдачи раба в наем, причем рабам предоставлялась часть заработанной ими платы. Все это указывало на кризис рабовладения.
К экономическим факторам прибавлялись и политические. Хотя с середины I в. н. э. не произошло ни одного крупного восстания рабов, но побеги и убийства хозяев не прекращались. Стремясь избежать этого, императоры усилили репрессии. При Траяне было предписано предавать пытке не только рабов, но и отпущенников убитых владельцев. Привлекался к ответственности всякий, кто уговорил раба бежать либо научил его «презирать господина». В случае побега раба все должностные лица обязаны были способствовать его розыску. Им разрешалось проводить розыски с целью поимки беглых рабов даже в имениях сенаторов и императора. Некоторое изменение бытового и политического положения рабов отнюдь не означало, что рабство изменило свою природу. Как и прежде, деление людей на свободных и рабов принималось римскими юристами как само собой разумеющееся. Римские писатели и философы, которые выступали против чрезмерно жестокого обращения с рабами, говорили о свободе как естественном состоянии человека, в том числе и раба, сами относились к рабам с презрением. Улучшение положения рабов во II веке было продиктовано необходимостью заинтересовать рабов в результате их труда, с целью поднять производительность и уменьшить опасность восстаний рабов. Но не трудно догадаться, что на самом деле все это привело не к уменьшению, а к увеличению степени эксплуатации рабов. Раб, имеющий семью и некоторое хозяйство, отныне работал на себя и на своего рабовладельца.
Таким образом распространение форм классического рабства во всех провинциях Римской Империи приводило к распространению рабовладельческих отношений вширь. Некоторые же улучшения бытового и юридического положения рабов и создание у них стимулов к труду означали развитие рабовладельчества вглубь.
Несмотря на то, что Италия была страной наиболее развитых рабовладельческих отношений, свободное крестьянство здесь никогда не исчезало. В западных, дунайских и африканских провинциях, которые в момент присоединения к Римской империи находились на стадии разложения первобытнообщинных отношений, роль свободного крестьянства была тем более высока. К тому же свободное земледельческое население империи постоянно пополнялось за счет поселения в разных районах провинций отслуживших солдат-ветеранов. Свободные земледельцы были собственниками небольших земельных наделов и возделывали их с помощью труда одного или нескольких рабов, реже они имели небольшое рабовладельческое хозяйство. Кроме этого, существовали мелкие хозяйства, где не применялся труд рабов. Когда же рабы стали стоить дорого и количество их уменьшилось, это, в первую очередь, ударило по таким небольшим рабовладельческим хозяйствам, приведя их к деградации и разорению. Свободный земледелец постепенно терял своих рабов, становился должником и, в конце концов, мог потерять землю и превратиться в арендатора некогда собственной земли.
Такие свободные арендаторы назывались колонами. С самого начала их положение было неодинаковым. Колоны делились на две категории: арендаторов по договору, среди которых были и крупные съемщики, использовавшие труд рабов, и арендаторов, которые издавна жили на землях крупных собственников. Их повинности часто определялись не первоначальными договорами, иногда давно утерянными, а местными обычаями. С течением времени количество подобных колонов становилось все больше.
В I в. н. э. еще преобладала денежная аренда, которая, как мы говорили выше, подрывала хозяйства мелких съемщиков. Задолженность их постепенно росла, нередко землевладельцы продавали за долги инвентарь колонов, что окончательно лишало их возможности трудиться. Многие предпочитали переходить на натуральную и издольную аренду, отдавая 1/3 урожая. Но даже в таких случаях долги колонов постоянно росли, а поэтому росла и их зависимость от землевладельцев. Известны случаи, когда землевладельцы, используя свое влияние и положение, силой принуждали оставаться на своей земле колонов, даже уплативших недоимки. И если государство регулировало взаимоотношения владельца земли с арендаторами по договору, то оно не вмешивалось во взаимоотношения с колонами, владевшими своими участками по обычаю.
Во II в. н. э. колонат приобрел особо широкое распространение. Колоны играли такую же заметную роль в средиземноморской деревне как и раб, и свободный крестьянин.
Юридически колон являлся свободным человеком, который имел право уйти от землевладельца после истечения срока договора, обычно заключавшегося на пять лет.
Еще в I веке колоны были формально равноправны с владельцами земли, некоторые из них даже занимали жреческие должности и участвовали в коллегиях в небольших соседних городах. Но постепенно они перешли на положение членов проживавшей в имении фамилии, которая включала рабов, вольноотпущенников и клиентов владельца. Они участвовали в фамильных культах, становились неотъемлемой частью имения, вместе с которым переходили к новому владельцу при продаже или передаче по наследству. Поэтому презрение, которое вызывали люди, работавшие на другого, постепенно перешло и на колонов. Таким образом юристами конца II века считалось, что колону не принадлежит даже его собственный инвентарь, если большую часть инвентаря он получил от землевладельца. Не суд, а землевладелец разбирал различные взаимные претензии и ссоры колонов. Таким образом росла и экономическая, и социальная зависимость от собственников земли.
Обычно за пятилетний срок аренды колон настолько опутывался различными долгами и обязательствами, что практически не мог оставить свое место, и продолжал возделывать арендный участок долгие годы. Во многих имениях колоны жили в течение нескольких поколений и превращались в пожизненных арендаторов. Это было выгодно землевладельцу, так как обеспечивало обработку его земель и избавляло от необходимости искать новых арендаторов.
Колоном мог быть свободный и потерявший свою землю крестьянин, бывший поденщик, а также вольноотпущенник и городской плебей, который вернулся к земледелию. Превращение этих людей в арендаторов-колонов приводило к постепенному понижению социального статуса, ухудшению их положения, потере прав свободной личности и к превращению в целиком зависимого от воли землевладельца человека.
Изредка колонами становились и посаженные на землю рабы. Так положение раба, который получил в пекулии землю, скот и хижину, мало отличалось от положения свободного арендатора-колона. Римские юристы называли таких посаженных на землю рабов квазиколонами (почти колонами). Квазиколоны имели относительные преимущества по сравнению с остальными рабами: они не смешивались с ними, их не вносили в инвентарные списки имения, не передавали по завещанию. Таким образом, квазиколоны занимали более высокое положение, чем рабы, живущие на вилле.
Колонами становились также пленные варвары, которые жили в поселениях, возникших в пограничных провинциях, особенно северных и северо-западных. Так как эти провинции были опустошены многочисленными набегами, то для того, чтобы их ввести в сельскохозяйственный оборот, императоры селили здесь порабощенные племена при условии небольшой платы за пользование землей и некоторых отработок (по строительству дорог, предоставлению транспортных средств и т. п.). Широко применял эту меру император Марк Аврелий. Особое развитие колонат получил с распространением огромных латифундий и упадком средних рабовладельческих хозяйств. Так как с каждым столетием роль труда рабов снижалась, колоны постепенно превращались в основную массу работающих на земле.
Императорские имения постоянно росли за счет конфискаций и завещаний, так как обычай требовал, чтобы богатые люди завещали часть имущества императору. Эти имения управлялись прокураторами, которые имели своих помощников из рабов и вольноотпущенников. Прокуратор назначался для целой провинции или, если земли были весьма обширны, — для отдельных округов. Часть императорских земель сдавалась кондукторам, которые передавали их более мелким, в основном, наследственным арендаторам — колонам. Некоторые земли находились под надзором императорских виликов, которые также сдавали землю колонам или обрабатывали ее с помощью рабов. По закону императора Адриана, который хотел привлечь колонов на свои императорские земли, те из них, которые брали заброшенный или необработанный участок, приобретали его в наследственное владение и несколько лет не вносили никакой платы. Число императорских колонов было особенно велико. Они жили селами с выборными магистратами, подчинялись прокураторам и кондукторам! Императоры, боясь того, что кондукторы могут постепенно стать новыми крупными землевладельцами, были заинтересованы в относительном благосостоянии колонов и ограничивали произвол кондукторов.
В подобном положении были и крупные частные землевладения экзимированные (изъятые) из городских территорий — сальтусы. Здесь земля тоже сдавалась колонистам, которые зависели больше от землевладельцев, чем от властей города. Эти имения были меньше связаны с рынком, чем виллы, в основном тут велось натуральное хозяйство. Обмен происходил лишь внутри имения на специальных ярмарках, которые сенатскими постановлениями разрешалось устраивать владельцу.
Развитие ремесла во всех провинциях империи привело к росту числа ремесленников и повышению их роли в социальной жизни общества. Как уже говорилось, ремесленная деятельность была организована в средних или крупных мастерских, где работали в основном рабы. Однако существовали мелкие мастерские, где работал сам мастер, члены его семьи и один-два раба. Часто в пекулий рабам давались небольшие мастерские, часть дохода от которых шла господину. Многие рабы, получившие такой пекулий, впоследствии выкупались на свободу и становились собственниками мастерской. Во II в. н. э. основная часть мастерских и лавок в римских городах уже принадлежала таким вольноотпущенникам или их потомкам. Именно эти деятельные люди обеспечили рост ремесленного производства в Римской империи.
Кроме ремесленников и торговцев, в римских городах жили люмпены. Особенно много их было в Риме и крупных городах империи, таких как Александрия, Антиохия и др. Римские люмпены вели паразитический образ жизни. Они никогда не работали и жили за счет подачек государства, городских властей и частных лиц. Особенно хорошо было организовано снабжение люмпенов в Риме, около 150–200 тысяч человек (мужчин, у которых были еще семьи) получали раз в месяц по 5 модий зерна, немного масла и мяса. Обычно при вступлении на престол нового императора им раздавались деньги. Для развлечения этой неорганизованной толпы устраивались многочисленные гладиаторские бои и травли зверей, а также другие зрелища. Именно эта паразитическая масса требовала «хлеба и зрелищ», она была готова поддержать любого императора, который ее подкармливал и развлекал. Если же снабжение плебса оказывалось под угрозой, он представлял немалую опасность для императора.
Во II в. н. э. в Италии начался повторный рост латифундий. Правительство всячески содействовало этому. Император Домициан пытался запретить насаждения виноградников в провинции, чтобы избавить италийских виноделов от конкуренции. По сообщению историка Диона Кассия, император Нерва выделил 15 млн. драхм на покупки земли беднейшим жителям Италии. Как мы уже говорили, император Траян создал, так называемый «алиментарный» фонд для ссуд землевладельцам за небольшие проценты под залог их земель. Проценты же с этих ссуд шли на субсидии детям бедноты. Многие богачи жертвовали в «алиментарные» фонды своих городов деньги и земли.
Но подобные ссуды были лишь каплей в море. Крупные собственники продолжали скупать или захватывать земли более слабых соседей и городов. К середине II века крупные землевладельцы наряду с колонами, стали наиболее заметными фигурами в сельском хозяйстве. Города впадали в долги, поэтому желающих занять должности магистратов становилась все меньше, а вместе с городами приходило в упадок и ремесленное производство. Большое число ремесленников сохранилось лишь в Риме, благодаря тому, что аристократия нуждалась в предметах роскоши, и благодаря строительству, которое предпринимали императоры, украшая столицу.
В I–II вв. н. э. народы Средиземноморья впервые в истории оказались в пределах одной державы — Римской империи. Были уничтожены границы между былыми государствами, которые стали римскими провинциями, монетная система унифицирована, войны и морской разбой прекращены. Таким образом были созданы условия, которые благоприятствовали установлению экономических и культурных связей между различными областями Средиземноморья. Это и привело к относительному прогрессу сельского хозяйства, ремесла, строительного дела, внешней и внутренней торговли.
Основная трудность заключалась в том, что в составе империи оказались народности и племена, которые стояли на различных ступенях социально-экономического развития. Если Египет, Сирия, Малая Азия, Балканская Греция, Македония еще до римского завоевания находились на весьма высоком экономическом и культурном уровне, имели зрелые формы классического рабовладения, то население западной части империи — иберы, кельты (галлы) Пиренейского полуострова и Цизальпийской Галлии, ливийцы, нумидийцы и другие народности Северной Африки, паннонцы, иллирийцы, мезы придунайских областей — находились на стадии разложения первобытнообщинного строя. Это были отсталые, по сравнению с римлянами, племена. Включение этих областей в состав империи способствовало их экономическому, социальному и культурному развитию.
В I–II веках Римская империя достигла наибольшего территориального расширения. В ее состав вошли Северная Африка, большая часть Западной, Южной и Юго-Восточной Европы, Восточное Средиземноморье до Армении и реки Евфрат. Впервые в истории все побережье Средиземного моря было объединено в рамках одного государства. Насколько трудно было это сделать, можно понять, узнав, что теперь на этой территории существует более 30 государств. Таким образом, Римская Империя была мировой державой, которая имела большой международный престиж.
Но это не значит, что Римская империя была единственным великим государством в мире в те времена. Кроме нее существовали другие великие державы — Парфянское царство, Кушанская держава, Ханьская империя в Китае, — но даже среди них Римская империя имела гораздо больший военный потенциал, а также большее культурное развитие. Неудивительно поэтому, что на мировую историю она оказала гораздо большее влияние, чем вышеперечисленные государства.
Так как Империя создавалась в течение нескольких веков благодаря многолетним завоеваниям стран и областей, которые находились на разном социально-экономическом и культурном уровне развития, политико-административная структура государства была весьма сложной. Административно империя делилась на Италию и провинции, которые сами, в свою очередь, имели сложное внутреннее устройство.
Рим был одним из городов Италии во времена республики, при Империи же он превратился в столицу огромного государства, он стал местом пребывания императора и его двора, а также императорского правительства. Рим был религиозным и культурным центром империи. В нем в те годы сосредоточились лучшие интеллектуальные силы всей огромной державы. Это привело к необычайно высокой концентрации в городе наиболее богатой аристократии и наиболее культурной части населения Средиземноморья. Кроме этого, Рим, находящийся в привилегированном положении, притягивал людей самых различных профессий и состояний. Постепенно он превратился в уникальный город античной древности, население которого было поистине фантастическим — до полутора миллионов человек.
Так как Рим нуждался в огромном количестве продуктов ремесленного производства и в огромном количестве продовольствия, это привело к превращению Рима в крупный ремесленный центр особого типа, который работал в основном на удовлетворение потребностей своего миллионного населения. Это вызывало расширение поставок в Рим промышленного сырья и продовольствия, поскольку местного сырья не хватало. В I в. н. э. императорскому правительству удалось организовать эффективную систему снабжения города. К нему вели двенадцать хорошо вымощенных дорог, которые использовались для сухопутных перевозок. Работали специальные флотилии судов, которые подвозили продукты и товары из провинции. В Путеолах и в Остии были построены снабженные самым современным оборудованием гавани с обширными складами.
За бесперебойным снабжением столицы следила целая армия чиновников. Великолепно была решена и проблема водоснабжения огромного города — одиннадцать водопроводов подавали в город 1.5 млн. кубометров питьевой воды в день. Рим имел развитую сеть подземной канализации, которая выводила городские нечистоты далеко за город.
Масштабу, всего этого можно оценить и, сейчас по многочисленным развалинам и сохранившимся сооружениям той эпохи. Уровень инженерной, технической мысли, а также уровень строительства древних римлян просто поражает.
Понятно, что столица жила за счет римских провинций. Налоги, которые взимались с провинциального населения, шли на содержание не только императорского правительства, но и на содержание всего населения города Рима, а также на грандиозное строительство с помощью которого Рим превратился во II в. н. э. в наиболее благоустроенный, красивый и процветающий город в мире. Кроме Рима в привилегированном положении, по отношению к другим частям империи, находилась и Италия. Она рассматривалась как колыбель римского могущества, как центр мира, а поэтому считалась не частью римского государства, а его средоточием и воплощением. Италия управлялась непосредственно самим римским народам и сенатом, а в качестве их представителя — принцепсом. В Италии не располагались регулярные войска. Жители страны пользовались гражданскими правами высшего разряда (италийское право) и освобождались от прямых налогов. Из жителей Италии комплектовались наиболее привилегированные воинские части. Италийская знать, несмотря на все возрастающую роль выходцев из провинции, занимала подавляющее большинство постов в государственном аппарате. Римская аристократия олицетворяла собой власть и богатство империи. При Октавиане Августе границы Италии были расширены за пределы реки Рубикон до самых альпийских хребтов. При нем Италия была разделена в административном отношении на одиннадцать районов, которые в принципе представляли собой географически территориальные единицы, а не административные подразделения со своим управлением.
Италийские города имели юридический статус мунициния (самоуправляющего) — автономного городского центра с приписанной к нему сельской территорией. Жители городов пользовались традиционными привилегиями полного римского гражданства. Италия вместе с примыкающей к ней провинцией Сицилией были наиболее урбанизированными и процветающими в экономическом отношении областями Римской империи вплоть до середины II в. н. э.
Западными провинциями считались Корсика, Сардиния, три провинции Испании (Бетика, Лузитания и Тарраконская Испания), четыре галльские (Нарбонская провинция, Аквитания, Лугдунская Галлия и Белгика), а также Нижняя и Верхняя Германия и провинция Британия. Эти провинции имели относительную связь в своем историческом развитии, а также в социально-экономических и этнических отношениях. В целом они составляли особую часть империи.
Британия была одной из наименее романизованных западных провинций. Правда, на юго-востоке острова появились рабовладельческие земли по римскому образцу, но на остальной территории преобладали села местных племен, которые жили в основном первобытнообщинным строем. Здесь было слабо развито ремесленное производство и преобладали мелкие мастерские, которые в основном изготавливали предметы кельтского образца. Основные товары ввозились, главным образом, из Галлии и Испании. После мощного многолетнего восстания под предводительством Боудикки в Британии долго не могли восстановить спокойствие. Римские легионы буквально шаг за шагом оттесняли местные племена, которые оказывали упорное сопротивление.
Знаменитый историк Тацит Процитировал слова одного из племенных вождей Британии — Калгака, — которые тот произнес, обращаясь к своим воинам накануне сражения с римлянами: «Похищать, убивать, грабить, — говорит он о римлянах, — это на их лживом языке называется управлением, а когда все превратят в пустыню, то называют это миром».
Несмотря на то, что и Калгак был разбит полководцем императора Домициана Агриколой, британские племена с трудом подчинялись Риму. Вновь и вновь в Британии вспыхивали восстания. Император Адриан, а впоследствии Антонин Пий были вынуждены сооружать громадной протяженности валы на границе современной Шотландии, которые от берега до берега пересекают весь остров. Эти титанические сооружения были необходимы для того, чтобы предотвратить вторжение племен, которые сохранили независимость от Рима.
Но несмотря на такие трудности, уходить отсюда римляне не собирались. Они были весьма заинтересованы в этой самой западной провинции, так как Британия давала большое количество солдат для вспомогательных частей, разбросанных по всей гигантской империи.
Галльские провинции включали Нарбонскую, а также Великую Галлию, которая состояла из Аквитании, Лугдунской Галлии и Бельгики. Ко времени римского завоевания на территории Испании и Галлии жили многочисленные народности, которые еще не достигли уровня национальной государственности. Вхождение этих земель в Римскую империю способствовало быстрому социально-экономическому и культурному развитию западных провинций, распространению развитых форм рабовладельческих отношений. Это быстро привело к тому, что западные провинции стали одной из самых высокоразвитых областей Римской империи. При Флавиях и Антонинах они переживали значительный подъем. Наиболее романизированы были южные и восточные области западных провинций.
Многочисленные крупные и мелкие города, основанные в I–II вв. н. э., окруженные виллами, принимали римский облик. Ремесленные и торговые коллегии возникали в самых мелких городах, а в крупных, таких как Нарбон, Арелата, Лугдун и Немаус, они были весьма многочисленными. Крупные торговые кампании объединяли купцов, которые вывозили италийские и испанские вина, масла, а также судовладельцев, корабли которых обслуживали внутреннюю и внешнюю торговлю. Повсюду были известны галльские полотна, сукна, металлические изделия, особенно пользовались популярностью керамика и стекло, которые вытеснили из Италии местные изделия. Галльские торговцы торговали не только с восточными провинциями, товары их шли и в западные провинции — за Рейн и Дунай.
Разбогатевшие ремесленники и торговцы покупали земли и сами входили в сословие декурионов.
В центральных районах Галлии местные боги слились с римскими, а местная аристократия и горожане усвоили латинский язык. Они также принимали римские имена. Во многих городах возникали школы, где преподавали латинский и греческий языки и риторику.
В сельской местности жители жили в племенных округах, которые находились вне городских земель и подчинялись непосредственно римскому наместнику. Как в городах, так и в племенных округах большинство местных жителей, не считая италийских переселенцев, говорили на латинском языке, носили римскую одежду и усваивали римскую культуру. Многие выходцы из западных провинций стали крупными деятелями римской культуры: Сенека — ритор; его сын, который стал знаменитым философом и государственным деятелем, воспитателем малолетнего Нерона — Сенека-младший; поэты Лукан, Марциал, а также автор наиболее полной сельскохозяйственной энциклопедии Колумелла; прославленный ритор Квинтилиан и многие другие.
Северные и западные области Галлии, к которым тесно примыкали прирейнские области Германии, были менее романизированы. На западе преобладали крупные владения местной знати, на севере, в районе Рейна, — села местных племен, которые жили общинами. Здесь были сохранены местные обычаи, религия, язык и имена. В больших имениях все еще работали клиенты землевладельцев. Многочисленным было и крестьянское население.
Экономический подъем Галлии продолжался до второй половины II века. Затем начался упадок ремесла в центральных районах, который постепенно перемещался в сторону Рейна. Сократилась и сфера галльской торговли. Росло крупное землевладение за счет разорения мелких и средних хозяйств. Среди разоряемых латифундиями крестьян резко обострилось недовольство. Во второй половине II века начались волнения среди племен секванов, живших между Роной и Рейном, которые в последствии разгорелись в большое движение. Оно было возглавлено сбежавшим из римской армии Матерном. К нему примкнуло огромное количество рабов и крестьян. Они убивали богатых землевладельцев и захватывали их имущество. Волнения начались и в Северной Италии. Матерн даже хотел убить императора во время праздничной процессии в Риме, но был предан и казнен.
Для охраны западных провинций было выделено десять легионов (из 25 легионов римской армии). Основные силы этой армии, 8 легионов (около 80 тысяч воинов), стояли на Рейне, охраняя безопасность западных провинций от набегов германских и других племен, которые жили к востоку от Рейна.
Во второй половине I века Испания, которая делилась на Тарраконскую Испанию, Бетику и Лузитанию, была одной из наиболее богатых городами романизированных провинций с высоким развитием рабовладения. Такая высокая степень романизации вместе с богатыми местными традициями кельтских племен и разноязычных жителей античной Испании привели к образованию интересного синтеза социально-экономических отношений и культуры. Это привело к бурному развитию хозяйства и культуры, к установлению тесных связей между западными провинциями и центром империи — Италией. Эти провинции активно торговали продуктами питания, ремесленными продуктами и сырьем, особенно металлами. Испанские масла, рыба, вина и металл находили широкий сбыт во всех землях империи. Городская жизнь, особенно после реформы императора Веспасиана, была очень оживленной, хотя в Лузитании еще сохранялись и племенные территории. Такое развитие породило тесные контакты внутри западной половины империи, привело к созданию прочных связей, что заложило основу для исторического развития современной Западной Европы.
Но уже с середины II века испанская торговля стала сокращаться. Все меньше выходцев из этой страны играли роль в политической и культурной жизни империи, все меньше испанцев стало попадать в армию, пришли в упадок разоренные города, несмотря на то, что богатые собственники тратили большие суммы на городские нужды. При императоре Адриане в испанских городах начались волнения, а при Марке Аврелии произошло крупное восстание в Лузитании.
Одну из важнейших ролей в жизни империи играли балкано-дунайские провинции — Реция, Норик, Паннония, Далмация, Верхняя и Нижняя Мезия, Дакия, Фракия, Македония, Эпир, Ахайя. Все эти провинции имели очень много общих черт. Их территория была заселена в основном иллирийцами и фракийцами, которые находились примерно на одном уровне общественного и культурного развития. В то же время район этот сильно отличался от других провинций Римской империи. Объясняется это тем, что Балканский полуостров был расположен между западной и восточной частями империи, а поэтому он испытывал на себе влияние римской культуры с запада и греческой — с востока. В то же время с северной стороны эти провинции граничили с племенами Центральной и Восточной Европы. В связи с этим дунайская граница, также как и рейнская, была наиболее опасной и испытывала постоянную угрозу внешнего вторжения. Этим и объясняется то, что вышеперечисленные провинции были буквально наводнены римскими войсками.
К тому же во II веке рейнская граница становится спокойной, войны здесь практически не велись. В то же время напряженность на дунайской границе, наоборот, возрастала. Так, если во времена правления императора Нерона, в 63 году на Рейне стояло семь легионов, а на Дунае только пять, то при императоре Антонине Пие на Рейне их было всего — четыре, а на Дунае — уже двенадцать. Этим объясняется то, что военные элементы играли большую роль в дунайских провинциях. Большая часть городских магистратов и средних землевладельцев состояла из ветеранов. Большинство городов, как уже говорилось выше, возникало здесь из военных поселений, поэтому императорская политика проводилась в основном военными. Часто командиры, кроме своего основного рода занятий, занимались торговлей и организацией ремесленных предприятий. Вообще этот процесс был довольно характерен для империи: из сословия всадников выходили наиболее богатые купцы и ремесленники, которые очень часто становились военными и наоборот.
Дакия, значительная часть населения которой погибла во время войн Децебала с Римом, в основном была заселена колонистами, которых переселил сюда император Траян, главным образом из восточных провинций. Это объясняет смешанный характер культуры дакийских городов. Местная знать, которая охотно признала власть императора Траяна, даже и не думала сопротивляться Риму, как это происходило в Галлии либо Британии. Она быстро переняла культуру и обычаи римлян, дакийские аристократы давали своим детям римские имена. Но дакийский плебс не хотел мириться с римским владычеством. Народ часто примыкал к своим соплеменникам, которые неоднократно вторгались на территорию провинции, а поэтому золотые прииски, которыми была богата эта земля, усиленно охранялись римскими военными.
Крупное землевладение и рабовладение в придунайских провинциях были неразвиты. Здесь преобладали небольшие виллы и села-общины с мало романизованным местным населением. Этим объясняется слабое развитие рабства и тот факт, что местные ремесленники также были в основном людьми свободными.
Во II веке провинции эти были довольно отсталые, их роль в жизни империи стала значительной лишь в III в. н. э.
Особое место на Востоке занимала провинция Ахайя (Греция). В эти годы она находилась в состоянии глубокого Упадка: здесь почти не осталось крестьянства, за счет которого на протяжении веков осуществлялось развитие других провинций, а рабовладение достигло своего пика в Греции еще до возникновения Римской империи. Ахайя и Македония — области классической греческой цивилизации, У которых была богатая история, высокий уровень развития культуры — находились в застое. Пришли в упадок и местные города. Теперь в них господствовало по нескольку богатых семей, которые на свое усмотрение распоряжались местным населением. Плебс находился в состоянии обнищания. Например, известный философ-софист Герод Аттик, друг императоров и сенатор, практически безгранично распоряжался в Афинах, большинство граждан были его должниками.
Часто в греческих городах происходили волнения, которые были связаны с дороговизной и недостатком хлеба. Все это объясняет то, что значение Ахайи и Македонии заключалось лишь в их культурных традициях. Афинские школы империи все еще оставались ведущими и пользовались самоличным покровительством многих императоров. При Адриане в среде греческой аристократии возникло движение панэллинизма, представители которого мечтали об объединении всех эллинов. Адриан хотел таким образом сблизить с империей эллинизированные элементы восточных провинций, поэтому Афины продолжали играть роль центра античной образованности, искусства, красноречия и философии.
Из стационарных римских военных лагерей и канаб в придунайских провинциях возникали города муниципального типа, которые являлись центрами романизации дунайских земель. Среди них Виндобонн (Вена), Аквинк, Карнунт, Сингидун (Белград), Виминаций, Новы, Апул и др. Но уровень урбанизации и роль в придунайских провинциях оставались небольшими, гораздо меньшими, чем в западных провинциях. Огромные территории оставались вне воздействия городских центров, а население их продолжало жить в условиях общинного быта. Такая неравномерность социально-экономического и культурного развития являлась характерной чертой исторического развития придунайских провинций.
В рассматриваемый нами период, в состав провинций Нижняя Мезия были включены некоторые греческие города Северного Причерноморья — Тир, Ольвия, в которых с этого момента стояли гарнизоны римской армии. Отныне зависимыми от Римской империи стали Херсонес и Боспорское царство, правители которых теперь вынуждены были отливать на своих монетах изображения римских императоров как верховных покровителей. Однако власть римлян над городами Северного Причерноморья была очень незначительной.
Но наиболее сложной была структура восточных провинций Римской империи — Азии, Вифинии, Понта, Киликии, Сирии, Палестины, Галатеи, Каппадокии, Ликии, Памфилии, Аравии, Египта, Крита и Киренаики. Почти все они были образованы из некогда самостоятельных царств и находились на различных этапах исторического развития. Но тем не менее восточные провинции имели в своем развитии относительное единство, так как были сформированы на основе эллинистических государств и их культуры, которая органично впитала в себя древневосточное наследие, с одной стороны, и традиции эллинства — с другой. Этим объясняется большая сложность внутренней структуры провинций. Здесь, кроме городов эллинского типа — Эфес, Милет, Антиохия, Александрия и др., — существовало много городов местного типа, которые некогда являлись древневосточными центрами. Тут же римляне основали множество городов по образцу римских колоний и италийских муниципий.
Во II веке здесь приходила в упадок городская автономия и стала возрастать роль императорской администрации. Еще в годы правления императора Траяна здесь появились кураторы, которые были обязаны наблюдать за финансами городов. Отныне любая мелочь находилась под жестким контролем императорского правительства. Так Плиний Младший, который был наместником Вифинии, в письме к императору Траяну спрашивает, можно ли разрешить городу достроить гимназии и бани, можно ли допустить, чтобы местная знать собирала плебс на семейные торжества, можно ли организовать коллегию для тушения пожаров и т. п. Именно на последний вопрос Плиния Траян ответил отрицательно; он боялся, что подобные коллегии дадут возможность народу организоваться в мятежных целях.
В каждой провинции были также племенные округа, которые назывались сатрапиями и были организованы на основе эллинистического административного деления территорий, а также автономные храмовые территории и даже небольшие царства (например, Иудейское царство).
Политика романизации в восточных провинциях отличалась от подобной политики в других землях. Здесь она имела формы эллинизации, как одного из путей распространения античных порядков и культурных традиции. Таким образом, римские императоры на Востоке выступали как продолжатели политики эллинистических царей. Вместе с этим распространялись права римского гражданства на жителей этих земель, здесь были внедрены законы римского права и правопорядка, расширялась сфера применения латинского языка.
В городах малоазийских провинций — Азии, Ликии, Памфилии, Понта, Вифинии, Галатеи, Каппадокии, — органами самоуправления руководили группы из самых богатых горожан. Народные собрания почти не созывались. Однако должности магистратов стали уже лишь почетными титулами: они имели очень мало реальной власти. Однако боязнь народных волнений заставляла их жертвовать огромные суммы на благоустройство и раздачи. Иногда пожертвования доходили до 2 млн. денариев. Императоры всячески поощряли подобные действия и утверждали почести для таких благодетелей. Они заключались в праве установления статуй, о чем издавались почетные декреты, таким гражданам отводились особые места в театрах, им дарились золотые венки. Однако уже с середины II века найти желающих на должность магистрата становилось все трудней, так как это было связано с большими расходами. Поэтому из почести должность магистрата стала повинностью, и хотя такие города, как Смирна, Эфес, Никея, все еще были богатыми и великолепными, но, тем не менее, постепенно города Малой Азии приходили в упадок. Кроме этого, здесь оставались большие территории, где городов почти не было. Население тут жило, сохраняя племенную организацию. Большую роль здесь продолжала играть старая аристократия, которая состояла из потомков местных царей. Они владели огромными землями и стадами скота.
В Сирии эллинизация сказалась гораздо меньше чем в Малой Азии. Ни латинскому, ни греческому языкам не удалось вытеснить из обихода язык арамейский. Здесь продолжали процветать законы доримского права, а также местные религия и искусство. Сирийские города владели малыми наделами земли, а поэтому земля была в основном занята селами-общинами. Налоги и повинности с них взимались очень большие. Непосильной ношей для Сирии оставалась огромная армия, которая стояла здесь в конце II века в количестве шести легионов и такого же числа вспомогательных частей. Можно сказать, что содержание армии буквально разоряло жителей Сирии. Жизненный уровень здесь был одним из самых низких по всей империи. Поэтому много сирийцев за долги были проданы в рабство. Рабов вывозили в Италию, Рим и провинции. Много было рабов в самой Сирии, особенно в городах.
Города здесь строились главным образом на побережье Средиземного моря, а также на ключевых пунктах караванных путей. И хотя все еще славились сирийские ремесленники, которые изготавливали великолепное стекло и шерсть, постепенно экономика была переориентирована на транзитную торговлю с Востоком. Сирийские купцы наживали огромные состояния. Их объединения существовали не только в городах Сирии, но и в Остии, в Риме, в городах Галлии, Дакии, Паннонии и других провинций. Именно, благодаря караванной торговле, во II веке процветала Пальмира — один из крупнейших городов Сирии.
Тяжелое положение сирийского плебса, его обнищание приводило к постоянным восстаниям. Так, во времена правления императора Адриана, произошло крупное восстание иудеев, возглавляемое Бар-Кохбой, который выдавал себя за «божественного спасителя». Восставшие вели партизанскую войну и продержались почти три года против римских войск. Борьба была кровопролитная и лишь с большим трудом римлянам удалось восставших подавить. К иудеям, возглавляемым Бар-Кохбой, примкнуло большое количество сирийцев. То же самое происходило в конце II века, когда наместник Сирии Авидий Кассий поднял восстание против императора. Сирийцы тут же перешли на его сторону. Если сирийская знать Поддерживала римское владычество, то среди простого населения были сильны пропарфянские настроения.
В восточной части империи было развито императорское землевладение в виде замкнутых крупных владений, которые управлялись прокураторами. Они были мало подчинены власти провинциальных наместников.
Императоры, как и в других местах, на Востоке также стремились к сглаживанию социально-экономических различий между провинциями. Однако здесь это удалось в меньшей степени чем на Западе. Существовали здесь также полузависимые от империи пограничные государства — Армения, Мидия, Атропатены и более мелкие княжества Кордуэны, Остроены, Адиабены, Эдессы. Отношения с ними были напряженными, так как недовольство римским владычеством всячески подогревалось правителями Парфянского государства.
Сильные эллинистические традиции, богатства, большие экономические возможности, древние торговые связи с Месопотамией и через караванные пути с отдаленными Индией и Китаем, а также специфическая культурная атмосфера — все это превращало восточные провинции империи в ее особую часть со сложными социально-экономическими и политическими противоречиями.
Особое место среди восточных провинций занимал Египет: у него был тот статус, благодаря которому его рассматривали не как провинцию империи, а как личное владение главы государства. Управлялся Египет не легатом или прокуратором, а префектом — личным заместителем императора. Все это сказалось на том, что в Египте не получила развитие городская жизнь. Здесь продолжала господствовать политико-административная система, сформированная еще во времена правления Птолемеев и даже их предшественников Ахеменидов. Романизация в Египте выразилась в довольно активном развитии отношений частной собственности, в распространении поместий в мастерских с более широким применением труда рабов. В административном отношении Египет состоял из трех крупных областей — Нижнего, Верхнего Египта и, расположенной на юге, Гептаномиды. Области эти в свою очередь делились на номы, номы — на топы, а топы состояли из ком (деревень).
В Египте римляне старались выжать из страны все что возможно. Поэтому здесь особенно последовательно консервировались старые отношения. Население делилось на более и менее привилегированные группы. В основной своей массе египтяне оставались бесправными. На военную службу их брали исключительно во флот, служба в котором отличалась наибольшей тяжестью. Так как налоги были непосильными, крестьяне разорялись и бросали землю. Это приводило к расширению принудительной аренды и к тому, что с середины II века даже ветераны, которые имели освобождение от повинностей, вынуждены были брать в аренду землю и исполнять литургии.
Начиналось массовое бегство жителей. Целые села оказывались покинутыми. Хотя префекты издавали постоянные приказы, которые обязывали жителей вернуться, это не приводило к ощутимым результатам. Крестьяне уходили в основном в Александрию — единственный крупный город в Египте, либо в болотистую местность в дельте Нила, которая называлась Буколией. Здесь в 172 году произошло восстание буколов, которым едва не удалось овладеть Александрией.
Положение в Египте постоянно оставалось напряженным. Особенно волновалась Александрия, которую римляне прозвали «городом мятежников».
Последней группой провинций империи были провинции Северной Африки, в которые входили области на запад от Киренаики и до побережья Атлантики. На западе эти земли были населены берберами до гор Атласа и границ пустыни Сахары. Это был район благоприятный для развития хозяйства и торговли. Именно поэтому земли эти подверглись в предыдущие времена активной финикийской колонизации. Здесь несколько столетий существовала могущественная Карфагенская держава.
После ожесточенной и многолетней борьбы римлянам удалось разгромить Карфаген, который был стерт с лица земли. Победа эта привела к образованию четырех римских провинций: Африка, Нумидия (Африка Новая), Мавретания Тингитанская и Мавретания Цезарея.
В I–II вв. н. э. африканские провинции достигли большого экономического и культурного роста. Процесс романизации приобрел тут активный характер. Здесь основывались новые города муниципального типа, распространялось римское и латинское гражданство, оживлялась городская жизнь. Города превратились в важные культурные центры — Карфаген, Гадрумет, Утика, Цирта, Гиппон Регий, Цезарея, Тингис, Великий Лептис, — общегосударственного значения.
В поместьях здесь производилось значительное количество зерна, оливкового масла и другой продукции. Большое развитие получило крупное частное и императорское землевладение, где в основном использовалась рабочая сила колонов. Императорские и частные латифундии в основном считались экзимированными (независящими от городских органов).
Кроме этого, в африканских провинциях существовали многочисленные племенные округа (особенно на южных границах), которые часто находились под управлением племенных вождей и старейшин. Это вызывало постоянные сепаратистские настроения и попытки отделения от империи, но тем не менее это были относительно мирные области, а поэтому здесь стоял всего один регулярный легион и девять когорт, разбросанных по провинциям в наиболее угрожаемых пунктах.
Североафриканские провинции, наряду с Египтом, считались житницей Рима, которая поставляла в столицу империи большое количество пшеницы и оливкового масла, которые впоследствии распределялись среди городского населения Рима. Император Коммод построил специальный флот для доставки африканского зерна. Масло, производимое в африканских провинциях, поначалу считалось низкосортным, но во II в. н. э. оно уже конкурировало с лучшим испанским маслом.
Ремесло в Африке было развито слабо: здесь почти не было ремесленных коллегий, столь многочисленных в Галлии. Торговля была, главным образом, транзитной, так как через африканские провинции в империю поставлялись из Центральной Африки рабы и дикие звери для амфитеатров, а также слоновая кость. Крестьяне трудились, в основном, наемными работниками. Большое число мавров, читавшихся прекрасными наездниками, служило во вспомогательных частях. С развитием городской жизни здесь получили распространение латинский язык и римская культура. Во второй половине II века в Риме уже появились сенаторы, всадники, ораторы и писатели из Африки.
Большое развитие в этих провинциях получили юридические школы. Следует отметить, что пунический и берберский языки не были до конца вытеснены латинским, на них говорила большая часть населения Северной Африки.
Рассмотрим теперь развитие аграрных отношений, ремесла, торговли и денежного обращения в Римской империи в период в конце I и во II вв. н. э.
Сельское хозяйство западных провинций, до того как они были завоеваны Римом, было весьма отсталым. Здесь преобладали зерновые культуры малоценных сортов, а удобрения почти не применялись. На этих землях господствовала примитивная двухпольная или залежная система земледелия.
Римляне, италики, греки, проникая в завоеванные провинции, приносили с собой навыки рационального ведения хозяйства по примеру италийских рабовладельческих имений. Это привело К изменению структуры посевных площадей: теперь активно распахивалась целина, стали выращивать виноград, оливковые и плодовые деревья. Галльские вина, испанское оливковое масло успешно конкурировали с лучшими италийскими и греческими сортами. Материалы археологических раскопок говорят о большом размахе оливководства и виноградарства в западных провинциях: маслодавильни, которые были найдены в Северной Африке, занимают площадь в несколько сот квадратных метров, а на рельефах из Галлии изображена перевозка вина в огромных деревянных бочках.
Таким образом, постепенно совершенствовалось земледелие, вводились новые сорта зерновых и кормовых культур, получила распространение пшеница, применялись новые виды удобрений. Совершенствовалась и сельскохозяйственная техника: стали применяться галльская жнейка, колесный плуг, для помола муки строились водяные мельницы. Достижения эти стали возможны в результате широкого распространения рабовладельческих имений, которые вытесняли мелких землепользователей. Рост городского населения городов в самих провинциях, а также связи с Италией и другими областями империи привели к тому, что в сельскохозяйственное производство проникли рациональные приемы земледелия.
В отличие от западных провинций, на Востоке уровень сельского хозяйства был более высок. Это объясняется тем, что земли эти еще до возникновения Римской империи находились под сильным эллинистическим влиянием. Но тем не менее расширение экономических связей внутри империи приводило к дальнейшему развитию сельского хозяйства в странах Восточного Средиземноморья, хотя оно здесь развивалось не так бурно, как на западе. И тем не менее Египет продолжал оставаться житницей империи. Экспортировались знаменитые греческие вина и высококачественное оливковое масло. На Западе, как уже говорилось, рабовладельческие поместья (латифундии), связанные с рынком, пришли на смену участкам мелких свободных земледельцев, хозяйству разлагающихся общин и крупным владениям племенной знати, земли которых обрабатывались зависимыми от них соплеменниками, клиентами и рабами. Однако мелкие хозяйства свободных земледельцев, а также крупных собственников не исчезли вовсе. Мелкие земледельцы все больше превращались в колонов. Это привело к тому, что во II веке латифундии поглощали уже не только мелкие крестьянские участки, но и средние по размерам рабовладельческие имения, охватывая постепенно огромные площади земли — по нескольку тысяч югеров. Такие владения обрабатывались рабами, которыми руководили из одного центра — виллы (централизованная рабская латифундия), и колонами, которые арендовали небольшие участки земля латифундистов и занимались земледелием по своему усмотрению, господа не вмешивались в этот процесс (децентрализованная латифундия с колонами). Но общий кризис рабовладельческого способа производства приводил К расширению колонатного земледелия.
Рабовладельческие латифундии получили распространение в основном в Галлии и Испании. В Италии, Африке и восточных провинциях ведущей формой сельскохозяйственного производства стала децентрализованная латифундия с колонами. Это объясняется глубокими традициями эллинистической эпохи, господством общинных отношений восточного типа.
В Италии, вследствие кризиса средних хозяйств, на смену которым пришли латифундии, произошел переход к колонатному земледелию. Дело в том, что латифундии, по сравнению со средними рабовладельческими хозяйствами, были более отсталыми, так как организовать труд большой массы рабов (иногда до нескольких сот человек) было гораздо труднее, чем организовать работу двух-трех десятков рабов. Чтобы выйти из этого затруднительного положения, латифундисты дробили часть своей территории, а иногда и всю, и сдавали ее в аренду колонам, которые должны были вносить определенную сумму денег за аренду. Для того чтобы ее раздобыть, колон обязан был продавать свою продукцию на рынке, что отвлекало его от обработки земли. Конкуренция с сельскохозяйственной продукцией из провинций, а также колебания цен приводили к разорению хозяйств колонов. Отчаявшись, они нередко бежали из поместий. Чтобы избежать этого, латифундисты вместо денежной платы стали брать аренду долей урожая колона. Во II в. н. э. колон обязан был отдавать третью часть пшеницы, ячменя, вина, масла и олив, а также четвертую часть гороха, секстарий (0,55 л) меда и т. д. Кроме этого, колоны обязаны были работать некоторое количество времени в хозяйстве землевладельца.
Такой перевод арендной платы из денежной в натуральную был выгоден и колону, и землевладельцу. Теперь колону не требовалось ездить на рынок и он был заинтересован в хорошей обработке своей земли, так как ему самому шло 2/3 урожая. Повысило это и доходы латифундистов, так как была ликвидирована проблема недоимок. Избыток продуктов, которые владельцы хозяйств получали от колонов, они реализовывали на рынках. Этим они могли заниматься без помех, так как не были заняты обработкой собственной земли. Таким образом во II веке денежной платы за аренду почти не оставалась.
Но, как уже говорилось, вместе с частными земельными владениями имелись и императорские земли во всех провинциях. Больше всего земли императоры имели в восточных и африканских провинциях. В каждой провинции императоры владели громадными латифундиями — сальтусами, на которых трудились колоны. Но, кроме этих сальтусов, У императоров были латифундии, на землях которых трудились рабы. Императоры были крупнейшими рабовладельцами Римской империи: они располагали любым количеством рабов и перед ними никогда не стоял вопрос об их нехватке. Поэтому использование рабов на императорских землях продолжалось гораздо дольше, чем на землях частных землевладельцев.
Как уже отмечалось, кроме развития сельского хозяйства, в I–II вв. н. э. активно развивались ремесло и торговля. Не трудно догадаться, что развитию ремесла была необходима обеспеченная сырьевая база. Она была создана за счет провинций. Империя располагала серебряными, свинцовыми и медными рудниками в Испании, запасами железных и оловянных руд в Галлии, кроме этого, оловянные рудники были в Лузитании и Британии, а железо добывали в Норике, Далмации, Киликии и Каппадокии. Поиски полезных ископаемых, а в особенности железа, велись во всех остальных провинциях. Поэтому наравне с использованием старых, известных еще в доримскую эпоху, осваивались и новые месторождения.
Империя ощущала острую потребность в железе, которое шло на производство оружия и основных орудий производства — ремесленных и сельскохозяйственных. Почто все рудники находились в собственности императора, от имени которого они управлялись прокураторами. Иногда рудники сдавались в аренду крупным съемщикам.
Но развитию ремесла способствовало не только расширение сырьевой базы, а также и активное применение в нем труда рабов. Так в прежние времена в ремесленных мастерских работало в основном по 10–12 человек, но уже во II в. н. э. они нередко разрастались до таких размеров, что в них использовался труд нескольких десятков работников. Это привело к разделению труда, его специализации и кооперации.
В некоторых отраслях производства труд рабов был господствующим: в горном деле, в строительстве, в каменоломнях и глиняных карьерах. Кроме этого, все трудоёмкие операции (переноска тяжестей, топка печей, заготовительные операции) выполнялись рабами.
В рассматриваемый нами период времени появились и новые производства. Например, стеклодувное, которое зародилось еще в конце I в. до н. э. В это же время намного увеличилось производство обожженного кирпича, который стал широко применяться вместе с бетоном в строительстве.
Особенно активно развивалось ремесло в провинциях. Если в I в. до н. э. — в начале I в. н. э. в столице сбывалась продукция ремесленников из италийских городов, то во II в. н. э. провинциальное ремесло развилось до такой степени, что надобность в привозных товарах практически отпала. И наоборот, некоторые провинциальные центры ремесла сами стали экспортировать свои изделия в другие провинции и даже в Италию. Особенно отличались в этом города Галлии, откуда вывозились льняные и шерстяные ткани, известная во всей империи керамика. Не отставала от Галлии и Сирия, откуда вывозились пурпурные ткани, ювелирные изделия, предметы из цветного стекла и т. п.
Во II в. н. э. ремесленные центры постепенно стали перемещаться с полуострова в Северную Италию. Так на смену приходящим в упадок Путеолам, Капуе, Арреции, на первые места выдвигаются развитые ремесленные центры Милан, Аквилея и другие города, которые находились недалеко от рудных разработок Норика, Далмации и граничили с развитыми галльскими провинциями. Особый расцвет ремесло получило в Аквилее, которая превратилась в крупный центр по производству металлических изделий, вооружения, стекла, черепицы и ювелирной продукции.
В это же время началось развитие ремесленного производства в латифундиях. Крупные землевладельцы заводили у себя на виллах ремесленные мастерские — керамические, ткацкие, деревообрабатывающие, стеклодувные. В некоторых галльских латифундиях даже разрабатывали рудники и добывали металл, организуя при этом производство железа. Постепенно латифундиальное ремесло становилось конкурентом городского, что способствовало обособлению города от сельской местности и подрывало их экономические связи. Это отрицательно сказывалось на экономике страны в целом, кроме того, изделия поместного ремесла, чаще всего, были низкого качества.
Во времена правления династии Антонинов торговые отношения между народами, живущими на берегах.
В первую очередь, это произошло в связи с широким развитием средних рабовладельческих хозяйств, которые поставляли продукты на рынок.
Торговые связи устанавливались в провинциях и между ними. Италийские купцы активно торговали с Испанией Сирией, Дакией, Египтом, Мавретанией и Британией; судовладельцы и купцы из Галлии буквально наводнили Италию, прирейнские области и испанские провинции; сирийские купцы (в первую очередь из Пальмиры) активно торговали с Дакией и Египтом.
В городах стали расти, буквально на глазах, торговые лавки и множество складов для хранения товаров. Они стали неотъемлемой частью любого города. В основном лавки занимали нижние этажи зданий и тянулись вдоль улиц. Во многих городах стали возводить специализированные помещения для торговли каким-либо одним товаром. Так возникли мясные рынки и здания, где торговали шерстью. В самом начале II в. н. э. в Риме был простроен огромный Траянов рынок. Это сооружение состояло из пяти ярусов-этажей и включало в себя сто пятьдесят лавок для продажи различных товаров.
В отличие от предыдущих времен во II в. н. э. в товарный оборот входили не только предметы роскоши, но и товары широкой необходимости. Теперь торговали вином и маслом, хлебом и льном, металлами и посудой, изделиями из стекла. Возможность вывоза товаров из провинций способствовала расширению их производства, это приводило к развитию специализации товарного хозяйства. Как уже упоминалось выше, Испания специализировалась на производстве оливкового масла, вина и металлов, Галлия — шерстяных изделий, вина, бронзовых фибул и изделий из стекла, керамики. Из Египта вывозили хлеб, льняные ткани, гранит, папирус, изделия из стекла; Сирия широко торговала вином, пурпурными тканями, предметами роскоши.
Но тем не менее производство в основной своей массе оставалось натуральным, так как торговали обычно только излишками продукции. Наибольшее развитие получила торговля металлами, предметами роскоши и продуктами сельского хозяйства. Продукцией ремесленного производства торговали, как правило, только в пределах средней округи Понятно, что широкому развитию торговли препятствовало несовершенство транспорта и путей сообщения. Обычно грузы перевозились на двух- или четырехколесных повозках, которые были запряжены волами, или просто на мулах. По рекам продукты перевозились в небольших баркасах, а по морю — на кораблях, грузоподъемность которых редко превышала двести тонн. Кроме этого, перевозка грузов на большие расстояния оставалась рискованным предприятием. Нередко выгодней было организовать производство товаров на месте, чем перевозить продукцию.
И тем не менее, для античной эпохи средиземноморская торговля II века была весьма развитой. Купцы и торговцы объединялись в коллегии, которые располагали большими денежными средствами, кораблями, имели своих агентов в разных провинциях. Развитию торговли способствовало совершенствование меняльного дела и развитие кредитных операций. Теперь вместо того, чтобы везти массу наличных денег с собой, торговец оставлял их у менялы своего города, получая от него соответствующее свидетельство. С помощью него он получал необходимую сумму в другом месте.
Наравне с внутренней торговлей, получила широкий размах торговля внешняя. Римские купцы охотно торговали с соседними странами и народами. Внешняя торговля была намного выгодней внутренней, так как римские купцы скупали товары за бесценок в соседних странах, а продавали их на внутренних рынках намного дороже. Именно благодаря подобной торговле получили развитие многие города. Например, город Августа Тревиров процветал благодаря торговле с германскими племенами и Восточной Европой; город Карнунт богател потому, что через него проходила, так называемая, янтарная дорога. Археологи проследили торговые пути из Галлии благодаря находкам галльских бронзовых фибул, где они производились, — через территорию Германии, Дунай, на берега Северного Причерноморья. Через Северный Кавказ проходила одна из ветвей Великого шелкового пути, который соединял Средиземноморье со странами Восточной Азии. Существовали прочные торговые отношения между Ольвией, Херсонесом, Боспорским царством и племенами, которые населяли степи Северного Причерноморья и южные районы лесостепной полосы Восточной Европы. Весьма интенсивной была торговля со странами Востока — Ираном, Средней Азией, Индией и Восточной Азией.
Во II столетии процветали ранее небольшие городки Пальмира, Дамаск, Петра. Через них проходили три основных торговых пути, по которым осуществлялись торговые связи с Востоком: Петра — Трансиордания — Дамаск — Средиземное море; Индия — Аравия — Александрия. О широком развитии римско-индийской торговли в I–II вв. н. э. свидетельствуют многочисленные клады римских монет, обнаруженные на Западном побережье Индии С Востока в империю поставлялись пряности, предметы роскоши, шелк и хлопок, которые перерабатывались в готовые изделия в Александрии и финикийских городах и отсюда вывозились в другие провинции Римской империи.
При покупке товаров в Индии и в Восточной Азии купцы в основном расплачивались монетой, что приводило к утечке золота за пределы империи. Реже покупка товаров оплачивалась изделиями ремесла (предметами из стекла, бутылками, светильниками и пр.), нередко археологи находят их в Индии и Китае.
Через африканские провинции римские купцы проникали в соседние с империей Эфиопию, Сахару, Мавретанию и даже в Центральную Африку. Отсюда в большом количестве вывозились рабы-негры, экзотические животные и слоновая кость.
В I–II вв. н. э. в империи была введена золотая монета ауреус. Из фунта золота (327 г) чеканились сначала 40, а позже 45 золотых монет. На лицевой стороне изображался находящийся у власти император. Эта монета отличалась высокой пробой, а поэтому весьма ценилась при торговых расчетах. Наиболее же распространенной монетой был серебряный денарий, который имел хождение не только в границах Римской империи, но и за ее пределами. В I в. н. э. денарий чеканился из чистого серебра и котировался очень высоко, но во II веке к нему стали добавлять медь и к концу этого столетия он содержал лишь 50 % серебра. Таким образом курс денария падал. При расчетах купцы с большей охотой брали монеты старой чеканки, чем новой, приравнивая два новых денария к одному старому.
Медные монеты использовались преимущественно для местного обращения. Наряду с прежними ассами, стали чеканить новые монеты: сестерции (4 асса) и дупондии (2 асса). Введение медных монет говорило об оживлении мелкой местной торговли.
В восточных провинциях продолжали оставаться в обращении серебряные монеты эллинистических правителей и самостоятельных греческих городов. Так как население давно привыкло к этим монетам, то в I–II вв. н. э. здесь чеканили номиналы, которые отличались от римских нариев, — тетрадрахмы и драхмы. Эти монеты приравнивались к денарию или его частям и поэтому различие номиналов не мешало торговле.
Такое развитие торговых и других экономических связей в эпоху правления династии императоров Антонинов говорит о том, что империя в эти годы была уже не военно-административным, но многонациональным государством, где различные племена и народы были объединены силой оружия, а имела общую экономическую базу. Именно этим и объясняется устойчивость и поразительное долголетие необъятной Римской империи.
Высокое экономическое развитие Римской империи, о котором говорилось выше, привело к тому, что город Рим стал экономическим, культурным и политическим центром огромной державой. Это был гигантский многонациональный город, который создавал впечатление у людей, живущих в нем, что они являются обитателями ойкумены — центра цивилизованного мира. Это утверждение недалеко от истины, так как именно в пределах Римского государства сложилась древняя цивилизация, которую называют античной культурой.
Только на Востоке империя соприкасалась с другими развитыми древними государствами (Боспорское царство, Армения, Парфянское царство). На всем же остальном протяжении границы соседями империи были племена и народности, которые стояли на гораздо более низших ступенях экономического и социально-политического развития, чем эллины и римляне. Следует отметить, что римская культура была весьма демократичной: она воспринимала, усваивала и перерабатывала культурное наследие древневосточного и эллинистического мира, а также других народов, которые вошли в состав государства в последующие времена. Одновременно с этим римляне всячески способствовали приобщению к греко-римской культуре разных слоев населения западных провинций империи, где распространялись латинский и греческий языки, а также прогрессивные методы ведения хозяйства и новейшие технические достижения. Сюда проникала римская мифология, произведения искусства, архитектура и литература с научными знаниями и философскими теориями. Народы этих земель постепенно стали жить по законам римского права.
Это привело к тому, что носителями прогресса и деятелями культуры в западных провинциях становились не, только римские колонисты и греки, но и выходцы из среды местной знати. Особенно бурно этот процесс развивался в конце I–II вв. н. э. Многие известные культурные и политические деятели империи и даже императоры были уроженцами Испании, Галлии и Африки. Они восприняли латинский язык, римские обычаи, нравы, верования и мировосприятие.
Но все же влияние восточных провинций в культурной жизни империи было преобладающим. С середины II века подавляющее большинство писателей, ораторов, философов и ученых были уроженцами восточных провинций. Греческий и латинский языки стали равноправными. Уроженцы восточных провинций писали труды по римской истории, а император Марк Аврелий написал философское сочинение по-гречески. Это объясняется тем, что в восточных провинциях, наряду с латинским, продолжал сохранять большое значение греческий язык в качестве разговорного и языка деятелей культуры и науки. И все же римское право, римская архитектура и римский официальный культ господствовали провинциях. Но в самом Риме, куда стекались люди со всех концов огромной империи, большое распространение получили восточные культы.
Остановимся на материальной культуре Римской империи I–II вв. н. э. В это время многие города в своем архитектурном стиле пытались подражать столице — Риму. Их украшали великолепные храмы местных и общеимперских божеств, дворцы, базилики, портики для прогулок, а также общественные здания и строения для развлечений — театры, амфитеатры, цирки. В амфитеатрах шли представления — травля зверей, бои гладиаторов, публичные казни. В цирках происходили скачки на запряженных четверками лошадей колесницах — квадригах. Амфитеатры же, кроме известного римского Колоссея (Колизея), который был построен в 80 году и вмещал до 50 тысяч зрителей, сохранились в Париже, Арле, Вероне, Капуе, Помпеях, Пуле, Тобуре, Тунисе и многих других городах (в основном развалины). Все эти строения и здания украшались произведениями искусства — рельефами, статуями и пр. В I–II вв. н. э. городские улицы были вымощены камнем, имели подземную канализацию и гигантские водопроводы — акведуки. Центральные площади всех городов, которые назывались агорой на Востоке и форумами на Западе, были украшены многочисленными портиками, храмами и базиликами. На других площадях воздвигались триумфальные арки и конные статуи правителей.
Разумеется, особой роскошью отличался город Рим. Теперь он имел несколько форумов. К древнейшему форуму времен республики императоры присоединили ряд новых. Наиболее великолепен был форум Траяна. Величественными сооружениями были «алтарь мира», который воздвигли при императоре Августе, мавзолей Августа, огромный купольный храм «всем богам» — Пантеон, построенный при императоре Агриппе и перестроенный во времена правления Адриана. Диаметр купола Пантеона составляет 43,2 м. Особой роскошью отличается архитектурный ансамбль имперских дворцов на Палатинском холме. Как мы уже упоминали выше, первый дворец был построен здесь при императоре Августе.
В это время во всех городах империи сильно распространен культ терм — общественных бань, в которых были бассейны с теплой и холодной водой для купаний, гимнастические залы, комнаты отдыха. Во всех городах в больших количествах строились роскошные здания терм. Особым величием отличались построенные в Риме термы Септимия Севера (на 2400 посетителей) и термы Каракаллы.
Стремились не отставать от столицы и другие города. Особым размахом и роскошью отличались дома и сооружения богатых торговых центров. Даже их развалины, дошедшие до нашего времени, поражают своим величием и размерами. Можно отметить колоннады портиков сирийского города Пальмира, храмы Солнца в Баальбеке (Сирия) и т. п.
Кроме этого, в империи велось активное дорожное строительство. Во II в. н. э. в государстве существовало 372 мощенные камнем дороги общей протяженностью около 80 тыс. км. Эти дороги, наподобие современных шоссе, строились По прямой линии, по бокам их были выкопаны канавы для стока воды, через реки и глубокие овраги перебрасывались мосты, некоторые из них сохранились до нашего времени в великолепном состоянии, что позволяет осуществлять по ним движение автомобилей. Наиболее известен из них мост, построенный при императоре Траяне через Дунай, который воздвиг Аполлодор из Дамаска. Через каждую тысячу шагов (миля) стояли каменные столбы с указанием расстояния до ближайших населенных пунктов, до города Рима. В самом Риме на форуме стоял столб с позолоченным верхом, он считался началом всех дорог Римской империи, что и привело к возникновению поговорки: «Все дороги ведут в Рим».
В то же время римлянами были созданы великолепные порты в прибрежных городах. Здесь сооружались каменные причалы, амбары для хранения грузов, гранитные набережные.
Кроме статуй и барельефов, многие здания и строения украшались иными произведениями малых архитектурных форм. Так полы и стены храмов, дворцов, базилик и даже домов богатых рабовладельцев были украшены тонкими мозаичными орнаментами. Из мозаики выкладывались целые картины. В северных провинциях многие дома имели отопление. По глиняным трубам из печей горячий воздух проходил под полом и внутри стен, создавая внутри помещений теплый микроклимат.
Сельская беднота жила в деревянных домах, которые были крыты черепицей и отапливались очагом. Для городской бедноты в Риме, Эфесе, Александрии и некоторых других городах строились дома в несколько этажей (3, 4 и даже 6), которые сдавались в наем по квартирам и комнатам.
Так как город Рим занимал относительно небольшую площадь для своего почти полуторамиллионного населения, трущобы, в которых ютился плебс, были настоящим бедствием. Здесь часто возникали пожары. Особенно страшен был пожар 64 года, когда сгорели дома 10 из 14 районов города.
Архитектура восточных городов отличалась от архитектуры городов Италии и других западных провинций. Она представляла собой смешение римских и эллинистических элементов. При этом, чем дальше города находились от средиземноморского побережья, тем больше чувствовалось в их архитектуре влияние парфянской культуры.
Как уже указывалось выше, изобразительное искусство в I–II вв. н. э. в Римской империи служило, в основном, для оформления интерьеров зданий и внешнего убранства улиц городов. Так, стены потолки и полы общественных зданий, императорских дворцов, домов знати украшались росписью и мозаикой. До нашего времени на Палатинском холме сохранилась часть расписанных комнат жены Октавиана Августа Ливии, а также росписи стен богатых домов в Помпеях и вилл в Северной Африке (в Тунисе и Алжире). Судя по этим и другим росписям, римляне украшали дома орнаментами, в которых преобладали растительные элементы (листья и ветви различных растений, цветы), иногда выписывались пейзажи. Кое-где художники дополняли такие картины рамой, которая изображала дверь или окно. Очень часто использовались сюжеты из греческой и римской мифологии, а также жанровые сцены — охота, уборка урожая, сбор оброка.
Во многих местах стены зданий облицовывались мрамором. Благодаря применению различных его сортов, создавались геометрические узоры.
Большое распространение в эти времена получила портретная скульптура. До нашего времени дошло множество портретных статуй, бюстов, рельефных изображений, которые реалистически передают черты императоров, императриц, военачальников, поэтов, философов и других представителей римской знати.
Обычно эти скульптурные портреты выставлялись на площадях и улицах, они украшали здания, но чаще всего — надгробия. Иногда на надгробиях покойный изображался в кругу своей семьи. На многих надгробных рельефах можно увидеть общественное положение усопшего: воины изображались в доспехах, ремесленники — со своими инструментами и т. п.
Наибольшего совершенства достигла скульптура во II в. н. э. С III века, в связи с экономическим социально-политическим кризисом, произошло огрубление изображений из-за падения уровня технического мастерства.
Большую роль в жизни империи играли различные празднества и представления. В дни праздников магистраты, а в самом Риме даже императоры, устраивали многодневные зрелища, которые сопровождались массовыми раздачами Подарков. Так каждый римлянин, который входил в цирк или амфитеатр, получал металлический жетон-тессеру, предъявляя который в особых кассах, он получал некоторую сумму денег или новую одежду, а также еду.
В I–II вв. н. э. особой популярностью пользовались состязания колесниц в цирке. Колесницы, запряженные четверками коней, управлялись возницами в туниках различных цветов (белый, красный, синий, зеленый). В каждом заезде принимали участие четыре колесницы, которые должны были семь раз объехать арену цирка. Победитель получал большую денежную награду. Часто во время скачек колесницы разбивались, а воины погибали. Опасность подобного зрелища привлекала многочисленную толпу. Скачки начинались утром и продолжались, с перерывом на обед, весь день.
Не меньший азарт вызывали зрелища травли зверей и бои гладиаторов, которые проходили в амфитеатрах. В период империи они получили невиданные прежде размах и популярность и происходили не только в Риме и Италии, но и во всех городах провинций.
Настоящие театральные действия разыгрывались во время публичных казней. Так «Геракл», которого изображал осужденный на смерть, сам сжигал себя на костре. Или «Икар» летел на веревке до середины амфитеатра, а затем веревка обрывалась и, падая, он разбивался насмерть. Или осужденного бросали на растерзание голодным хищным животным.
В эпоху империи показывались и традиционные театральные постановки, но трагедии древнегреческих и латинских писателей ставились редко: часто их заменяли непристойные пантомимы.
Наряду со зрелищами для плебса были распространены публичные чтения и состязание поэтов, писателей, ораторов.
Часто они происходили в домах аристократии, во время званых обедов: как это было заведено у ближайшего друга императора Августа — Мецената. В Афинах, Александрии, Эфесе и других крупных городах подобные чтения и состязания ораторов проходили в общественных зданиях, недостатка в зрителях не было. Особым успехом пользовались импровизации эпиграмм, стихов и ораторских речей.
В I и II вв. н. э. получил развитие туризм. Представителя римской и греческой аристократии совершали дальние путешествия с целью ознакомления с достопримечательностями различных стран и городов. Наибольшее число туристов привлекал сам Рим, а также Египет и Греция. Особо большое количество приезжих собиралось на продолжавшиеся Олимпийские игры.
Большого развития в I–II вв. н. э. получили просвещение и наука. В Риме и многих провинциальных центрах было организовано обучение детей. Так частные учителя либо у себя дома, либо в общественных зданиях, либо просто в садах собирали группы детей и за плату обучали их чтению, письму и счету. Это происходило так: учитель произносил буквы и слова, а ученики повторяли их вслух, затем он на навощенной дощечке писал буквы и слова, а ученики списывали их. В подобных начальных школах учились дети в возрасте от 7 до 12 лет. Следующим звеном школы была «грамматика», где курс обучения длился четыре года. Помещения таких школ украшали бюстами писателей и философов. Здесь ученики читали и комментировали отрывки из произведений поэтов и писателей, делали письменные упражнения. Греческая литература и латинская изучались как отдельные предметы.
С 16 лет ученики переходили в школу «риторики», это можно сравнить с современной высшей школой. Подобные школы пользовались большой популярностью, так как несмотря на усиление императорской власти в империи продолжало цениться искусство красноречия. Сами императоры давали деньги на содержание школ латинской и греческой риторики. «Риторы» — учителя красноречия — были частыми гостями в домах аристократии. Они учили своих слушателей искусству построения фраз, изысканности речи, организовывались соревнования слушателей — победителям обычно дарили книгу.
В Римской империи продолжали развиваться исторические центры научной мысли — сам Рим, Александрия, Пергам, Родос, Афины, Карфаген, Массилия. В Александрии продолжали существовать Музейон и библиотека, в Афинах — знаменитые философские школы, основанные еще Платоном (Академия) и Аристотелем (Ликейои). Крупными культурными центрами оставались Пергам и Родос, куда приезжали дети римской знати завершать свое образование. А возле города Пергам возник крупный научно-медицинский центр — Асклепион.
Большое развитие в эти годы получила техника строительства. Понятно, что это было бы невозможно без развития инженерной мысли. Из дошедших до нас трактатов, известно специальное руководство по технике строительства Ветрувия Поллиона, современника императора Августа, а в конце I в. н. э. Фронтин написал свое известное сочинение «Об акведуках».
Огромное значение придавалось в это время географа ческой науке. Это привело к появлению нескольких научных трактатов по географии и этнографии. Первым из них был фундаментальный труд Страбона «География», опубликованный в 20 году н. э. Трактаты по географии писали Помпоний Мел и Клавдий Птолемей.
Во второй половине I в. н. э. Плиний Секунд написал большую «Естественную историю», которая была первой энциклопедией по физической географии, ботанике, зоологии и минералогии. В конце I, начале II вв. н. э. знаменитый римский историк Тацит в своих двух сочинениях «Деяния Публия Валерия Агриколы» и «Германия» описал быт и общественный строй племен Центральной Европы, которые продолжали сохранять свою независимость от Римской империи.
Во II в. н. э. большое развитие получила медицинская наука. Еще во время правления императора Августа в Риме была создана школа для подготовки врачей. Такие школы существовали и в Малой Азии. В конце II в. н. э. прославился врач Гален, который проводил опыты по изучению дыхания, деятельности спинного и головного мозга.
Наряду с естественными науками получили дальнейшее распространение астрономия и астрология. Здесь успехов было не так много, как в остальных областях знания. Так Клавдий Птолемей отказался от гелиоцентрической теории Аристарха Самосского. Взамен ее он предложил теорию, согласно которой центром солнечной системы была Земля, а Солнце и другие небесные тела вращались вокруг нее. Позднее эта теория была заимствована христианскими теологами и стала основой средневекового понимания построения Вселенной. Астрология была занесена в Рим из Месопотамии и была популярна во II и особенно в III вв. н. э. Широкую популярность получили предсказатели, которые, по их утверждениям, могли предсказывать по расположению небесных светил ход событий или судьбу отдельных лиц.
Главным философским центром в I–II вв. н. э. продолжали оставаться Афины. На первых этапах большой популярностью продолжали пользоваться стоицизм и эпикурейство. Среди плебса популярностью пользовались бродячие философы — киники, которые часто выступали с резкой критикой представителей аристократии. Наиболее известным философом-стоиком во II в. н. э. Был император Марк Аврелий Антонин (121–180 гг. н. э.). Годы его правления знаменательны тем, что в это время кризисные явления внутри империи становились все более интенсивными, высшие общественные классы отказывались что-либо менять, для того, чтобы сохранить существующий общественный строй. В стоической этике они видели определенные средства морального возрождения общества. В своих размышлениях «К самому себе» император провозглашал: «единственное, что находится во власти человека, — это его мысли». «Загляни в свое нутро. Там, внутри источник добра, который способен бить не иссякая, если до него постоянно докапываться». Мир он понимал, как вечно текущий и меняющийся. Основной целью человеческих стремлений должно было стать достижение добродетели, то есть подчинение «разумным законам природы в согласии с человеческим естеством». Марк Аврелий рекомендовал: «Спокойную мысль при всем, что приходит извне, и справедливость при всем, что реализуется по своему собственному усмотрению, то есть твои желания и действия пусть заключаются в действиях общеполезных, ибо это суть в согласии с твоим естеством».
Марк Аврелий был последним представителем античного стоицизма и на нем стоицизм прекратил свое существование. В его творчестве проявлялись определенные следы мистицизма, который тесно связан с упадком римского общества. Стоическое учение, в частности, подчеркивание необходимости «подчинить себя» (мировому разуму — логосу — богу), во многом повлияло на формирование раннего христианства.
Естественной, отчетливо материалистической для своего времени философией античности в Риме был эпикуреизм, который значительно распространился в последние годы римской республики и в начале императорского правления. Основоположники этого философского течения, как например, Тит Лукреций Кар (95–55 гг. до н. э.), поддерживали воззрения ранних представителей атомистического учения и защищали основные принципы атомизма. Они говорили о несотворимости материи как таковой, с неуничтожимостью и несотворимостью материи, то есть с ее бесконечностью во времени они связывали и бесконечность материи в пространстве. Атомам, согласно Лукрецию, было присуще движение. Он пытался обосновать отклонение от прямолинейного движения атомов. Вместе с величиной и формой атомов движение, по его взглядам, выступает причиной пестроты и разнообразия вещей в мире. Душу Лукреций считал материальной — особым соединением воздуха и тепла. Она протекает через все тело и образована тончайшими и наименьшими атомами.
Эпикурейство удерживалось в римском обществе довольно долго. Однако, когда в 313 г. н. э. христианство стало официальной государственной религией, началась упорная и безжалостная борьба против эпикуреизма и, в частности, против идей Лукреция Кара, что в конце концов привело к постепенному упадку этой философии.
Еще одним значительным философским направлением античного Рима был скептицизм. Философы-скептики утверждали, что о реальности невозможно делать никаких суждений, основанных на непосредственных ощущениях. Они создали методологию скептического сомнения, основанную на критической оценке основных понятий тогдашнего знания. Критическая оценка была направлена не только против философских понятий, но и против понятий математики, риторики, астрономии, грамматики и т. д. Скептического подхода не миновал и вопрос о существовании богов, что привело некоторых философов-скептиков к атеизму. Наиболее видным представителем философского скептицизма во II в. н. э. был уроженец сирийского города Самосаты Лукиан (120–180 гг. н. э.), который жил в Афинах. В своих коротких трактатах, часто написанных в форме диалогов («Диалоги Богов», «Диалоги в царстве мертвых») Лукиан осмеивал суеверие и религиозный фанатизм.
Римский скептицизм был специфическим выражением прогрессирующего кризиса римского общества. Поиски и исследования противоречий между утверждениями предшествующих философских систем вели скептиков к широкому изучению истории философии и, хотя именно в этом направлении скептицизм создал много ценного, в целом он уже являлся философией, утратившей ту духовную силу, которая вознесла античное мышление на его вершины. Скептицизм содержал больше прямого отказа, чем методологической критики.
Пессимистичным стал к этому времени и эпикуреизм «меня не было, я был, меня снова нет», «пока я жил, я наслаждался, теперь я прах» — так звучали распространенные формулы эпикурейских эпитафий, которые утверждали тщетность бытия. Даже на пиршественных кубках гравировали скелеты якобы Александра Великого или Сократа, чтобы и наслаждаясь, человек не забывал о быстротечности славы и мудрости, о равном для всех уничтожении. Все большее распространение получали новые течения, связанные с религиозными движениями, которые развивались на основе пифагорейства и платонизма. Еще в I в. до н. э. в период кризиса республики, сложилась школа неопифагорейцев, которая, соединяя элементы философии Пифагора, Платона и Аристотеля, разрабатывали мистическое и дуалистическое учение о Боге как о благе и материи как о зле. Большую роль у неопифагорейцев играли демонология и магия. К платоникам принадлежал Плутарх, много писавший по вопросам этики и религии. Самым значительным из философов, опиравшихся на учение Платона, был умерший в середине I в. Филон Александрийский. Он принадлежал к неоплатоникам и был уроженцем иудейской семьи, сильно эллинизованной, как и многие семьи богатых иудеев, поселившихся вне Палестины.
Филон пытался осуществить синтез библейского богословия и греческой мифологии. В его сочинениях большую роль играли понятия «слова божьего» — Логоса — первой эманации божества, его творческой силы как идеи идей Платона. Он признавал и другие божественные силы, которые отождествлял с ангелами и архангелами — посредниками между Богом и людьми. Зло, по его мнению, происходило от несовершенства материи, в которую заключена божественная душа. Задача человека по Филону — преодоление материальной греховности, раскаяние и обращение к божеству. Филон пытался доказать, что эти идеи были заключены в библейских историях, которым он давал аллегорическое толкование.
В I–II вв. н. э. широкое распространение в империи получили римская поэзия и проза. Среди высших слоев общества многие, в том числе и императоры, пробовали свои силы в литературе. Однако до нашего времени дошло мало произведений римских поэтов и прозаиков этих столетий.
Во время правления императора Нерона одним из самых известных поэтов был Марк Анней Лукан (39–65 гг. н. э.). Он был сторонником умеренного режима, отрицательно относился к деспотическим замашкам императоров, особенно к императору Нерону. Он написал поэму «Фарсалия, или поэма о гражданской войне», в которой воспевал Помпея и порицал Гая Юлия Цезаря. Впоследствии Лукан принял участие в заговоре против Нерона и был казнен.
В критическом тоне писал и Марк Валерий Марциал (42-102 гг. н. э.). Он родился в Испании. В начале 60 г. Приехал в Рим, где ему сначала пришлось вести унизительную жизнь клиента у богатых патронов. Положение клиента в известной мере сказалось и на некоторых сторонах его творчества. В 99 г. Марциал возвратился в Испанию, где прожил до конца своих дней.
Литературную деятельность Марциал начал сравнительно поздно. Он прославился остроумными короткими стихотворениями-эпиграммами. Благодаря ему этот жанр получил признание в мировой литературе. Первый сборник его эпиграмм — «Книга зрелищ», — был посвящен открытию Колизея в 80 г. н. э. Марциалу принадлежит и сборник надписей к подаркам («Ксении», «Уносимое»), вслед за которым он выпустил 12 книг эпиграмм, принесших ему славу.
Творчество Марциала было противоречиво. В лучших эпиграммах он высмеивал царившие в Риме безнравственность, разврат, раболепие перед богатыми и знатными, в то же время сам Марциал вынужден был льстить вследствие своего зависимого положения. В качестве примера приведем начало «Книги зрелищ» в переводе Ф. Петровского:
«Надеюсь, в своих книжках держался я такой меры, что всякий, кто правильно о себе судит, не может на них пожаловаться, потому что они, подшучивая даже над самыми незначительными лицами, сохраняют к ним уважение, в то время как древние сочинители не соблюдали этого и злонамеренно пользовались именами не только рядовых, но и важных лиц. По мне, пусть дешевле стоит моя слава и ниже всего ценится мое дарование, но пусть не будет у прямодушных наших шуток неприязненного толкователя, и пусть он не записывает моих эпиграмм: бесчестно поступает тот, кто изощряет свое остроумие на чужой книге. Игривую правдивость слов, то есть язык эпиграмм, я бы стал оправдывать, если бы первый подал пример ее, но так пишет и Катулл, и Марс, и Педон, и Гетулик, и каждый, кого читают и перечитывают. Если же кто окажется настолько чванным и брезгливым, что по нему, ни на одной странице нельзя выражаться по-латыни, он может удовольствоваться этим предисловием, а то, пожалуй, и заглавием. Эпиграммы пишутся для тех, кто привык смотреть на игры в честь Флоры. Пусть не входит в наш театр Катон, а коль уж вошел, пусть смотрит. Мне кажется, я вправе заключить мое предисловие стихами:
Коль ты об играх в праздник резвой знал Флоры,
О шутках легких и о вольности черни,
Зачем в театр явился ты, Катон строгий?
Иль только для того вошел, чтоб выйти вон?
Вот он, тот, кого вновь и вновь читаешь, —
Марциал, по всему известный свету
Эпиграммами в книжках остроумных:
Славой той, какой, ревностный читатель,
Наделил ты живого и в сознанье,
Даже мертвый поэт владеет редко".
Сатириком обличителем низких нравов римского общества был и Децим Юний Ювенал (55-135 гг. н. э.). Он родился в городе Аквине, учился риторике в Риме, стал декламатором. Не добившись никаких успехов, он вынужден был выбрать себе унизительную жизнь клиента. К литературной деятельности Ювенал обратился сравнительно поздно и создал всего шестнадцать сатир, которые принесли ему славу обличителя зла, власти, денег, пороков римского общества. В одной из сатир Ювенал дал враждебно-скептическое описание взаимоотношений между воинами и гражданским населением империи, отражая недовольство широких слоев населения бременем налогов и повинностей.
Риторически-декламационная окраска, присущая его произведениям, не могла в сколько-нибудь значительной степени ослабить обличительную силу его стихов.
Процитируем отрывок из первой сатиры Ювенала:
Долго мне слушать еще? Неужели же не отплачу я,
Вовсе измученный сам «Тезеидой» охрипшего Корда?
Иль безнаказанно будут читать мне — элегии этот,
Тот же — тогаты? Займет целый день «Телеф» бесконечный
Или «Орест», что полей не оставил в исписанной книге,
Занял изнанку страниц и все же еще не окончен?
Я ведь совсем у себя как дома в Марсовой роще
Или в пещере Вулкана, соседней с утесом Эола.
Чем занимаются ветры, какие Эак истязает
Тени, откуда крадут и увозят руно золотое,
Что за огромные ясени мечет Моних по лапифам, —
Вот о чем вечно кричат платаны Фронтона, и мрамор,
Шаткий уже, и колонны, все в трещинах от декламаций.
Но почему я избрал состязанье на поприще, где уж
Правил конями великий питомец Аврунки — Луцилий,
Я объясню, коль досуг у вас есть и терпение слушать.
Трудно сатир не писать, когда женится евнух раскисший,
Мевия тускского вепря разит и копьем потрясает,
Грудь обнажив; когда вызов бросает патрициям тот, кто
Звонко мне — юноше — брил мою бороду, ставшую жесткой;
Если какой-нибудь нильский прохвост, этот раб из Канопа,
Этот Криспин поправляет плечом свой пурпурный тирийский
Плащ и на потной руке все вращает кольцо золотое,
Будто не может снести от жары он тяжелого перстня,
Как тут сатир не писать?…
Наиболее знаменитым прозаиком во II в. н. э. был Луций Апулей (ок. 125-ок. 180 г. н. э.).
Луций Апулей родился в Африке в городе Мадавре, учился сначала в Карфагене, а затем в Афинах. После путешествия по Востоку империи он приехал в Рим, где стал адвокатом и занимался литературой и наукой. Апулей был человеком очень образованным. Одинаково свободно он владел греческим и латинским языками, обладал обширными и разносторонними знаниями в естественных науках, в философии и в религии. Современники называли его магом. Он был одним из самых выдающихся писателей поздней античности. Апулей воплотил в своей личности и в своем творчестве характерные черты новой эпохи, во всей ее противоречивости.
Литературное наследие Апулея велико, сохранились многочисленные риторические декламации, отрывки из которых собраны в сборнике «Флориды», философские трактаты, поэтические опыты. «Апология» — защитительная речь на процессе по обвинению его в магии. Но настоящая слава пришла к Апулею после издания романа «Метаморфозы», который получил впоследствии название «Золотой осел». Этот роман авантюрно-бытовой по своему реальному содержанию и мистико-аллегорический, религиозно-моралистический по авторскому замыслу (герой, превращенный в осла за сластолюбие и любопытство, получает вновь человеческий облик, пройдя через страдания и приобщившись в конце к мистическому культу богини Изиды).
Чтобы показать мастерство писателя, приведем небольшой отрывок книги первой романа «Метаморфозы» в переводе М. Кузьмина:
«1. Вот я сплету тебе на милетский манер разные басни, слух благосклонный твой порадую лепетом милым, если только соблаговолишь ты взглянуть на египетский папирус, исписанный острием нильского тростника, ты подивишься на Превращение судеб и самых форм человеческих и на их возвращение вспять, тем же путем, в прежнее состояние. Я начинаю. — Но кто он такой? — спросишь ты. Выслушай в двух словах.
Аттическая Гиметта, Эфирейский перешеек и Тенара спартанская, земли счастливые, навеки бессмертие стяжавшие еще более счастливыми книгами, — вот древняя колыбель нашего рода. Здесь овладел я аттическим наречием, — и оно было первым завоеванием моего детства. Вслед затем прибыл я, новичок в науках, в столицу Лациума и с огромным трудом, не имея никакого руководителя, одолел родной язык квиритов.
Вот почему прежде всего я умоляю не оскорбляться, если встретятся в моем грубом стиле чужеземные и простонародные выражения. Но ведь само это чередование наречий соответствует искусству мгновенных превращений, а о нем-то я и собираюсь написать. Начинаем греческую басню. Внимай, читатель, будешь доволен».
В конце II — начале III вв. н. э. появилось много своеобразных мифических романов. Это были повести о влюбленных, счастье которых подвергалось тяжелым испытаниям — они переживали разлуку, пленение и продажу в рабство, получали ложные известия о смерти, но в конечном счете счастливо сочетались браком. По такому типичному сюжету написаны романы «Дафнис и Хлоя» Лонга, «Эфиопика» Гелиодора и многие другие.
Характерной особенностью античной литературы в эпоху римской империи является почти полное отсутствие драматических произведений. Это является следствием того, что они писались не для театральных постановок, а лишь для прочтения, приведя постепенно к полному упадку этот литературный жанр. Исключение составляют лишь трагедии Сенеки.
Зато в эти времена процветала историческая проза. Еще в эпоху Августа Тит Ливий написал «Историю Рима от основания города» в 142 книгах. Она отличается превосходным литературным стилем, мастерским владением автором латинским языком. В те же годы Николай Дамасский написал «Всемирную историю» в 144 книгах. Всемирная история была создана и Помпеем Трогом.
Во времена правления императоров династии Антонинов, оппозиционные мотивы в литературе исчезают. Обличительная литература постепенно вытеснялась панегириками, которые прославляли хороших монархов и благодетельную власть Рима. Выше уже упоминался панегирик Плиния Младшего императору Траяну. Второй известный образец подобной литературы — панегирик Риму, который произнес при императоре Антонине Пие известный оратор Элий Аристид. В нем говорится о процветании и единстве империи под властью Рима, который превратил в единый пояс всю вселенную. Подобные идеи отразились и в трудах провинциальных историков. Еще в 1 в. до н. э. Дионисий Галикарнасский написал книгу под названием «Римская археология» с целью доказать этническую близость греков с римлянами. Следует отметить, что написана эта книга легко и занимательно. Позднее Белей Патеркул написал краткую римскую историю с древнейших времен до 30 г. н. э. Большое историческое сочинение создал Кремуций Корд, но оно было уничтожено по приказу императора Тиберия за восхваление Брута и Кассия.
В первые десятилетия II в. Знаменитый Плутарх из Херонеи (46-126 гг. н. э.) составил свои сравнительные жизнеописания известнейших эллинов и римлян. Несколько позже александриец Аппиан дал обширную историю всех народов, которые вошли в состав империи. Среди историков следует упомянуть Арриана из Никомедии (Вифиния), который написал «Анабазис Александра» — лучшую из сохранившихся до нашего времени историй походов Александра Македонского. Это сочинение по форме было написано в подражание «Анабазису» Ксенофонта.
Постепенный упадок политической жизни во времена правления императоров династии Антонинов повысил интерес к частной жизни и к отдельным личностям. Стал развиваться биографический жанр, который возник еще в период эллинизма и был принесен в латинскую литературу в период кризиса республики (Варрон, Корнелий Непот). Помимо Плутарха, в этом жанре писал, не раз цитировавшийся выше, Гай Светоний Транквилл, который был секретарем императора Адриана и написал биографии первых двенадцати Цезарей, а также знаменитых ораторов и поэтов. У этих обоих авторов главное внимание уделялось моральному облику героев. В своих книгах они приводили множество анекдотов из жизни описываемых, а также их остроумные изречения.
Упадок политической и общественной жизни предопределил и вырождение ораторского искусства. Ораторы отныне разрабатывали искусственные, далекие от жизни темы, разбирали запутанные всевозможные казусы. Это направление на греческом востоке получило название «второй софистики». Софисты соревновались друг с другом в знаниях мифологии и древней истории, архаических, малопонятных выражений, некоторые даже пытались возродить акустическую речь V–IV вв. до н. э. Переезжая из города в город, они собирали большие аудитории. Многие из них достигли богатства и почетного положения, выступая перед императорами как послы родных городов с просьбами и панегириками.
Архаизация проявилась не только в риторике, но и в литературе и даже в науке. Делались попытки воскресить эпос, историки подражали Фукидиду и Ксенофонту. Писались компиляции из древних авторов по различным вопросам религии, обычаев, грамматики. К таковым относится «Естественная история» Плиния Старшего, в которой он подвел итог современной ему науке по всем вопросам, начиная от природы богов и кончая сельским хозяйством, медициной и минералогией.
Обширные исторические труды написал и Иосиф Флавий. В своих книгах «О иудейской войне» и «Иудейские древности» он дал неоценимый материал по истории Иудеи, эллинистических государств и Римской империи.
Крупнейшим из римских и мировых историков является Публий Корнелий Тацит (54-120 гг. н. э.), которого мы не раз цитировали выше. Происходил он из семьи всадников, учился в риторической школе в Риме, успешно занимался ораторской деятельностью. Тацит прошел все ступени государственной службы и стал в 97 г. консулом, а в конце жизни — проконсулом Азии.
Важнейшими сочинениями Тацита являются «История» и «Анналы». Оба труда посвящены эпохе империи от императора Тиберия до императора Домициана. «Анналы» излагают события римской истории от смерти Августа до гибели императора Нерона. В «Истории», написанной несколько раньше, говорится о следующем этапе римской истории — гражданских войнах и правлении династии Флавиев. Сохранилось лишь около половины этого труда.
Произведения Тацита являются глубоко тенденциозными. Как римский патриций старинного закала, Тацит оставался верным моральным принципам республиканской идеологии. Он ненавидел цезаризм, империю как политический режим, который разрушал человеческую личность, убивал все лучшее в человеке, превращал его в духовного раба. Повествование Тацита достигает подлинно трагического звучания, проникая в сокровенные глубины человеческой психологии, он создал художественно выразительные психологические портреты деятелей.
Философская и психологическая глубина произведений Тацита находит адекватное выражение в стиле его произведений — сжатом, драматически напряженном, то трагически возвышенном, то гневно саркастическом. Написанные образным языком, сочинения Тацита оказали большое влияние на последующих историков.
Уже в последние десятилетия республики, благодаря деятельности Цицерона, был твердо установлен порядок ведения судебных дел — судебных процессов. Кроме того, право обвинения кого-либо в любом проступке перед судом определялось положением, что «без нарушения закона нет преступления» и что «без закона не может быть наказания».
После установления принципата инициатива предложения И установления законов перешла к императору и сенату. Известно, что Август и его преемники, особенно император Адриан, уделяли вопросам законодательства и судопроизводства особое внимание. К началу II в. н. э. в империи существовали две формы права и судебного разбирательства: «право римских граждан» и «право племен». Второе относилось к населению империи, которое не имело прав римского гражданства. Кроме того, в отдельных провинциях действовали местные системы законодательства, сложившиеся еще до установления римского господства (Сицилия, Египет) или эдикты римских проконсулов.
Но правовая политика императоров была направлена на вытеснение местных правовых норм и обычаев и на замену их общеимперским законодательством. Однако этот процесс оказался длительным, при этом установлено сильное влияние на императорское законодательство местного, особенно греческого права.
Первым решительным шагом в сторону установления общеимперских правовых норм и судебных порядков было опубликование императором Адрианом «Вечного эдикта».
В 130 г. Адриан приказал юристу Юлиану собрать и свести в единый сборник преторские эдикты, о чем уже сообщалось выше. Подготовленный таким образом свод законов был одобрен сенатом и утвержден императором Адрианом. Правда он оставлял за собой право вносить изменения в законы. С этого времени появились утверждения римских юристов: «что угодно императору, то имеет силу закона», и что сам «император законами не связан».
Во II в. н. э. появились специальные юридические школы, для которых римский юрист Гай подготовил сборник «Институций» — краткий учебник частного права и ведения судебных процессов.
Отличительными чертами римского права являются его универсальность и гибкость. Следует отметить, что создававшие право юристы (в первую очередь преторы) создавали его на основе опыта правовых норм, существовавших в провинциях, а также на основе трудов влиятельных философов.
Римская юриспруденция пошла по пути корректирования традиционных законов с помощью этической справедливости, философское обоснование которой было дано еще Пифагором: справедливость во имя гармонии и пропорции на пользу того, что должно считать хорошим и прямым в отличие от дурного и кривого. Само собой разумеется, что подобные законы давали возможность различного их трактования, в зависимости от обстоятельств, а поэтому развитие социальных и экономических отношений требовало нового правового регулирования. Каково бы ни было влияние греческой и восточных культур, классическое римское право было создано и развивалось на собственном экономическом, политическом и культурно-этическом опыте. Как и любое другое, раннее римское право было примитивным. Так, в старом своде законов (Таблицы V в. до н. э.) все вещи и предметы снабжали признаками, приобретенными по их природе и по общественному назначению. Таким образом рабы, рабочий скот, строения и земля были выделены в особую категорию. Их продажа и переход к другим владельцам были ограничены. Все же другие вещи, даже дорогие, продавались и обменивались при упрощенной процедуре.
Прошли столетия, и законы эти устарели. Крупные земельные собственники, а также новоиспеченная аристократия и всадники не могли согласиться с существованием этих Таблиц, так как о них там не было сказано ни слова. Кроме этого, рабы, рабочий скот, строения и земля превратились в обычный товар. Их стали продавать партиями и старое право было обузой для новых условий.
Признавая изменение жизненной ситуации, римские юристы выработали принципиально новый подход. Теперь допускалось отступать от норм Таблиц, когда можно будет констатировать передачу денег и вещей. Таким образом был сделан важный шаг по пути устранения лишних формальностей, которые мешали обращению товаров, и сами они приобрели значение абстрактной ценности, определяемой качеством, мерой и ценой.
Равенство частных лиц, участвующих в правоотношениях, стало именно той основой, на которой развилось классическое римское право, отличающееся тончайшей разработкой всех существенных правоотношений, порожденных производством и оборотом товаров. Какими бы ни были пережитки старого в новом римском праве, в нем уже выявились качества, которые позволили ему затем превратиться в абстрактное право, право частной собственности.
Возникает и начинает играть все большую роль преторское Право, которое нашло выражение в преторских эдиктах. Около 150 г. до н. э. окончательно утвердился формулярный процесс, Превративший претора в реального вершителя судебных споров. В это же время началась эпоха респонсы — квалифицированного ответа на запрос суда, который оказался в затруднительном положении.
Римские респонсы имели широкое нормативное значение. Корни их ведутся от юридических заключений, которые исходили от верховного жреца, но новое значение они приобрели уже в качестве светских, когда стали делом практикующих юристов.
Своего особого расцвета респонса достигал в императорский период. Отсутствие верховного апелляционное суда, как ординарного учреждения, которое могло бы инструктировать и дисциплинировать низшие суды, способствовало расширению их и узаконению респонсы. Выдающиеся юристы, нередко занимавшие важные должности при дворе принцепса или в тех бюрократических ведомствах, которые постепенно приобретали все большую власть, получали (уже при Августе) право обязательных консультаций, включая критику предшественников. В отличие от естествоиспытателей, римские юристы признавали закономерным одновременное существование и действие естественного права, присущего всему живому по его природе, общественного права, искусственного по происхождению, но равно свойственного многим народам по сходству их жизненных интересов, и, наконец, права, которые каждый данный народ выбирает для себя самого. Допуская возможное воздержание от толкования закона и права, римская юридическая наука склонялась к прямо противоположной доктрине: закон всегда нуждается в толковании и оно должно быть делом сведущих юристов.
Среди интеллигентных профессий римская адвокатура давала и наибольший почет и наилучшее материальное обеспечение. Она нашла себе традиционное признание в среде нобилитета и всадничества, способствуя соединению политической и юридической практики. Обучение этой профессии стало включать риторику, философию, искусство, начала социальной психологии, приемы толкования и применения норм права и юриспрудента, упражнения стилистики и т. п. Школьная и практическая выучка юриста занимала долгие годы и начиналась с детства.
Римским правом принято считать так называемое частное право, т. е. всю ту область правового регулирования, которая относится к пользе отдельных лиц, в отличие от публичного права, вбирающего государственное, уголовное И процессуальное право.
Римские правовые нормы были столь гибкими, что их возможно стало применить в любой общественной системе. Следует отметить, что римское право явилось основой многих законодательных актов современных правовых государств.
Все императоры, начиная с Октавиана Августа, важнейшим средством укрепления своей власти считали поддержание древнеримской религии. Этим объясняется то, что наряду с другими титулами они всегда носили звание верховного жреца города Рима и Римской империи. Императоры всегда следили за соблюдением культа богов, почитаемых в Риме и провинциях, за состоянием храмов, устанавливали календарь религиозных праздников, не скупились в средствах на содержание жрецов. Как верховные жрецы они лично принимали участие во многих религиозных церемониях, которые были обязательными для римских граждан.
Но уже в I в. до н. э. среди римской аристократии стало проявляться скептическое отношение к наивным представлениям предков о богах и героях. Выполнение религиозных церемоний, в особенности различные формы гадания, считались бессмысленной формальностью.
Не изменило ситуацию и установление новых культов — почитание «гения» императоров, которых после смерти объявляли «божественными», а также культ почитания богини Ромы, как божественной покровительницы всей Римской империи. Подобное отношение к религии отражено в поэме Сенеки «Апоколокинтозис», в которой высмеивалось объявление «божественным» императора Клавдия. В I в. н. э. аристократия все больше склонялась к религиозному скептицизму и к стоицизму Сенеки, Эпиктета и Марка Аврелия. Согласно этому философскому учению, мир является прекрасным и неизменным, а отдельные проявления зла, подобно теням на картинах художников, не в состоянии изменить его положительных качеств. А поэтому истинный мудрец должен выработать в себе спокойное отношение ко всему окружающему, не должен привязываться к внешним благам и огорчаться при несчастьях. Согласно стоикам, счастье заключалось в спокойствии духа, сознании исполненного долга перед природой и обществом.
Такое философское учение весьма подходило рабовладельцам Римской империи, ведь оно призывало к терпению рабов и плебс, а наличие господ над ними выставляло как Нечто естественное и непоколебимое.
Не трудно догадаться, что подобное мировоззрение не устраивало никого, кроме аристократии. Среди городского и сельского плебса Италии и, особенно, провинций пользовались популярностью проповедники-киники. Это были оборванные, длинноволосые, бородатые учителя кинической философии, которые с сумкой для подаяний путешествовали по городам и селениям и выступали с обличительными речами против знати. Киники учили, что богатство и знатность не дают Человеку счастья, а счастлив по-настоящему лишь тот, кто сведет до минимума свои потребности, отказавшись от всех удовольствий и радостей жизни. И хотя пропаганда аскетического образа жизни поддерживалась знатью, но нападки на нее со стороны киников вызывали открытое неудовольствие, что еще больше усиливало симпатии к философам-киникам со стороны плебеев.
Большое распространение среди народов империи получили культы богов-спасителей, которые, победив смерть, сами обещали верующим бессмертие в загробном мире. В людей, живших в нищете и не имевших никакой возможности достичь благосостояния в земной жизни, вселялась надежда на загробную жизнь бессмертной души, на справедливый суд, когда злые понесут наказания, а невинно страдавшие праведники получат вечное блаженство. В разных провинциях империи, особенно в ее восточной части еще в эллинистическую эпоху возникла вера в божественных спасителей, которые, явившись на землю, уничтожат зло и несправедливость и принесут людям счастье.
Существовали в то время и культы богов-страдальцев, которые умирали и вновь воскресали. Таким был Дионис в Греции, Осирис в Египте, Аттис в центральных областях Малой Азии, Адонис в Финикии. Наряду с этими богами почитались и их божественные супруги, которые считались покровительницами плодородия и материнства — египетская Исида, «Великая мать» Кибелла, финикийская Астарта. В основе этих верований лежало обожествление умирающей на зиму и воскресающей весной растительности, а также обожествление зерна, которое кидают в землю весной и оно возрождается в виде нового растения. Обожествлялось и солнце, которое умирает вечером для того, чтобы вновь возродиться утром. Постепенно культы умирающих и воскресающих богов трансформировались в религиозные культы, обещающие вечную загробную жизнь.
После восточных походов Гнея Помпея был заимствован культ иранского божества Мирты, а в первые годы правления Августа все большее распространение в западных провинциях империи получил культ Исиды и Осириса. Им поклонялись, считая эти божества верховными, а в ряде случаев просто единственным богом, повелевающим природой и людьми.
По верованиям поклонников Мирты, этот бог, порожденный скалой, был защитником справедливости, света, воином пославшего его на землю верховного божества Ормузда. Постоянно сражаясь с темными силами зла, возглавляемыми злым божеством Ариманом, Митра убил олицетворение зла — громадного темного быка, из крови и мозга которого он сотворил полезные для людей растения и животных. После этих подвигов Митра вознесся на небо, где продолжает борьбу со злом. Однако в конце существования земного мира Митра снова спустится на землю, уничтожит огнем злых людей, а добрым верующим в него даст напиток бессмертия.
Чтобы заслужить благоволение Мирты, его почитали, омывались чистой водой, вкушали священный хлеб и вино и торжественно праздновали день рождения бога 25 декабря. Молельни в честь Митры с изображением его подвига (Митра убивает быка) были разбросаны по всей Римской империи. Основными почитателями Митры были воины, рабы и вольноотпущенники.
Сначала в Восточной части империи, а с I в. н. э. и в Италии получил распространение культ иудейского бога Яхве. В эллинистическую эпоху поселения иудейских ремесленников, купцов, воинов появились о многих городах Сирии, Малой Азии и Греции, а с I в. до н. э. и в Италии и даже в самом Риме.
Многочисленное иудейское население вне пределов Иудеи получило название диаспоры (от греч. «Рассеяние»). Но где бы ни проживали выходцы из Иудеи, они продолжали почитать бога Яхве как единое божество.
Уже к началу новой эры в Иудее была создана богатая религиозная литература, которую Иерусалимские жрецы называли торой (законом) или Священным Писанием. В нем говорилось о создании богом Яхве Вселенной, земли, растительного и животного мира и первых людей — Адама и Евы, а также были эпические сказания о предках и древних вождях, летописные своды и лирика, пророческие сочинения, которые предсказывали освобождение с помощью посланного Яхве вождя-освободителя — мессии, который не только освободит народ Яхве от иноземного ига, но и сделает его первым народом земли. Особенно вера в появление мессии усилилась в эпоху, когда Иудея оказалась под властью эллинистических правителей, первоначально Птолемея, а с конца III в. до новой эры Селевкидов.
С 30-х гг. II в. н. э. Иудеей правили первосвященники из дома Хасмонеев вместе с советом жрецов Иерусалимского храма Яхве (синедрион). Они опирались на многочисленных служителей храма — левитов и учителей закона — знатоков и толкователей священной литературы.
В I в. до н. э. в Иудее шла ожесточенная междоусобная борьба и иудейские правители обратились к Помпею с просьбой о помощи. Тогда же римские войска вторглись в Палестину, захватили Иерусалим и превратили Иудею в зависимую страну. Римляне ограничились назначением в Иудее правителями своих ставленников, сохранив существование синедриона и верховных жрецов храма Яхве. Жрецам позволили распоряжаться в вопросах религиозной жизни и внутреннего управления. Первым ставленником Рима стал уроженец соседней с Иудеей области — Идумеи — царь Ирод, который управлял страной под контролем римского легата Сирии и особого уполномоченного (прокуратора Иудеи) во время правления Августа.
Таким образом, народ Иудеи испытывал двойной гнет как римских наместников, так и собственных жрецов, которые жили в постоянной междоусобной борьбе за власть. Жрецы и учителя закона не отождествляли себя с остальным населением страны и называли население амхаарцами (народ земли). В свою очередь иудейский плебс ненавидел законоучителей, которых называл фарисеями. Таким образом постепенно в Иудее сложились три религиозно-политических группировки: высшее жречество, из которого комплектовался синедрион и выбирались, с согласия римлян, верховные жрецы Иерусалимского храма — первосвященники, коих назвали саддукеями; низшее жречество — учителя и толкователи закона, которые требовали дотошного исполнения всех религиозных правил, обрядов и церемоний — фарисеи; сектанты, которые жили в особых поселениях и в пустынных местах, занимавшие оппозиционную по отношению к знати и фарисеям позицию — ессены. О жизни и обычаях ессенов писал Иосиф Флавий: «… они признают бессмертие души и считают стремление к справедливости высшей целью… это наилучшие люди, которые всецело отдаются земледельческому труду… имущество у них общее и богач пользуется у них не большим, чем ничего не имеющий бедняк… Они не имеют ни жен, ни рабов… Живя сами по себе, они услуживают друг другу, для заведованиями доходами и произведениями почвы они с помощью голосования избирают наиболее достойных лиц… последние должны заботиться о доставке хлеба и других припасов…».
В конце 40-х гг. нашего столетия археологи обнаружили остатки поселения ессенов недалеко от северного берега Мертвого моря. Найденные находки полностью подтвердили рассказ Иосифа Флавия о быте ессенов, кроме того, в пещерах было обнаружено множество древних рукописей, которые впоследствии были названы «кумранскими рукописями» (по названию высыхающей реки Вади-Кумран). В этих книгах, кроме библейских сочинений, содержатся различные поучения и толкования (комментарии) книги древних пророков, а также аллегорические произведения, которые призывали верующих к борьбе с врагами. К таким произведениям относится трактат «О войне сынов света с сынами тьмы». Был найден также и устав общины ессенов.
Кроме ессенов, среди иудеев Палестины и других провинций восточного Средиземноморья существовали другие секты — назареи и терапевты. Они, подобно ессенам, сохраняли веру в бога Яхве, но не признавали официальных обрядов, установленных иерусалимскими жрецами.
Среди иудейских сектантов, особенно тех, которые жили за пределами Палестины, широкой популярностью пользовались идеи философа Филона Александрийского (20 г. до н. э. — 54 г. н. э.). В своих произведениях Филон стремился к эклектическому объединению идей греческой философии (стоицизма, идеализма Платона и пифагорейства) с иудейскими религиозными догмами, а также к аллегорическому истолкованию некоторых греческих мифов и книг Библии.
Согласно учению Филона первоначалом мира и окружающей человека действительности, является «сущий» (бог Яхве) — недоступный человеческому познанию и обладающий мудростью и всемогуществом. Он — творец окружающего чувственного мира, который существует и развивается по его воле. Бог наполняет мир и поддерживает с ним связь, посылая в него своих бестелесных вестников (ангелов). Высшим из этих посланцев «сущего» является логос (божественное слово), который и есть сын божий. Говоря о человеке, Филон противопоставлял бессмертную душу, заключенную в теле, самому телу. Согласно его учению душа деятельна, а материя тела бездеятельна и косна. В теле сосредоточено все худшее, что тянет человека к грубому, материальному миру, а в душе все лучшее, что помогает человеку приблизиться к «сущему» путем доведения своей веры до экстаза. Филон проповедовал подражание божеству путем аскетизма, отречения от мирских благ, покаяния и духовного очищения.
Как уже говорилось выше, в середине I в. н. э. Римская империя переживала глубокий политический кризис, который вылился в целый ряд восстаний в провинциях и гражданскую войну в 68–69 гг. н. э.
Особенно остро он отразился на положении в Иудеей других восточных провинциях. Здесь вспыхнуло восстание против римского правления, которое в 66 г. охватило практически всю страну. Повстанцы изгнали и уничтожили римские отряды в Иерусалиме и других местностях Палестины. Они обратились за помощью к иудеям диаспоры, среди которых были весьма распространены пророческие сочинения о близком конце мира и о приходе мессии, который уничтожит господство злых правителей и установит тысячелетнее царство бога в Иерусалиме. Наиболее ярким сочинением подобного содержания является «Апокалипсис Иоанна».
После жестокой борьбы римским легионам все же удалось сломить сопротивление иудейских повстанцев. Как уже сообщалось ранее, Иерусалим был взят штурмом и сожжен, восстание было подавлено. Постепенно погасли очаги сопротивления и в других провинциях Римской империи. Следствием этого было то, что многие тысячи иудейских пленных, в том числе и многочисленных сектантов, были проданы в рабство. Тысячи других бежали из Иудеи, спасаясь от преследований (73 г. н. э.). Большинство беглецов осело в богатых торговых домах Малой Азии, а также в Греции, Македонии, Италии и даже в самом Риме.
Поражение восстания вызвало среди широких масс населения глубокое разочарование, они увидели тщетность надежд на появление мессии. Вооруженная борьба утихла и люди стремились найти утешение в вере. Таким образом была создана благоприятная обстановка для проповедей религиозных учений.
В это время в западных провинциях Малой Азии, а также в соседней с ними Македонии и в Александрии египетской стали возникать среди городского плебса общины людей, которые верили, что обещанный Яхве мессия — божий помазанник, а по-гречески Христос — приходил на землю, но он явился не в виде победоносного вождя, о чем мечтали сектанты, а как скромный проповедник, который принес людям духовное освобождение. Он призывал к миру, милосердию и всепрощению.
Изучая кумранские рукописи, ученые пришли к выводу, что первые упоминания о подобном проповеднике встречаются в рукописях ессенов, которые были написаны еще до восстания 66–73 гг. н. э. Так, например, в «Комментарии на книгу пророка Хабаккука (Абаккума)», найденном в Кумране, упоминается «учитель справедливости, которому бог поведал тайны слов его пророков — рабо…». Однако «злой жрец» стал преследовать «учителя справедливости» и убил его. Но в «конце дней» «учитель справедливости» вновь Появится и наградит верующих, он восстановит попранную справедливость. Правда в рукописи не упоминается имя этого проповедника и время, когда он жил. Кроме этого, среди сектантов ходили сочинения о «конце мира» — апокалипсисы, когда божий посланец воскресит всех умерших и сотворит страшный суд над живыми и мертвыми.
Из подобных верований, а также учения Филона о сыне божьем, посланном на землю, стал складываться культ божьего сына Иисуса Христа, который проповедовал в Иудее во времена принципата императора Тиберия (30–33 гг. н. э.). Его имя появилось и источниках не сразу. В «Апокалипсисе» Иоанна упоминается лишь «агнец божий», который явился на землю для суда над живыми и мертвыми. В другом древнейшем христианском произведении — «Пастырь Ерма», в котором повествуется о видении автора, говорится лишь о сыне божьем, который одновременно является и Духом Святым. Лишь в более поздних письмах (посланиях) апостола Павла называется имя Иисуса Христа как основоположника новой религии.
Мессианизм был одной из главных основ христианской религии. Сторонников Христа объединяла надежда на скорый приход спасителя, кроме этого, членов ранних христианских общин сплачивала ненависть к Риму, они были убеждены, что «великая блудница» — Рим — скоро будет разрушен, все приверженцы Рима будут низвергнуты и заключены на тысячу лет в темницы, а на земле восторжествует царство божье во главе с Христом. Это царство, которое придет на смену ненавистному Риму, изображалось самыми радужными красками.
Послания с поучениями создавались разными проповедниками, которые переходили из одной общины в другую. Они назывались апостолами. Апостолы выступали на собраниях верующих с проповедями, предсказаниями близкого конца мира и прихода грозного судьи, пострадавшего при своем первом нисхождении в виде проповедника. В одном из древнейших христианских сочинений — «Дидахе» («Учение 12 апостолов») — говорится, что истинный проповедник новой веры не должен ничего брать у членов общины, кроме хлеба на дорогу, что ему надлежит оставаться в общине не более трех дней.
Образ мессии — Христа — первоначально упоминался лишь в общей форме и только позже, в конце I и начале II вв. н. э. появились жизнеописания основоположника новой религии. Эти повествования, которые содержат рассказы о некоторых моментах его жизни, проповеди о страданиях, смерти и чудесном воскресении Христа, стали называться Евангелиями. Вначале их было более 10, впоследствии в IV в. н. э. главы христианских религиозных объединений объявили истинными — каноническими (от греч. — порядок, закон) лишь четыре из них: Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Большинство других повествований о жизни и деятельности Христа — «Изречения Христа», «Акты Пилата», «Евангелие Петра, Фомы 12 апостолов, Богоматери» и другие — были объявлены ложными — апокрифическими.
Согласно канонической версии, принятой и поддерживаемой до настоящего времени, основателем христианской религии является Йегошуа (греческая форма имени Иисус), прозванный своими последователями Христом и Спасителем. Родился он в древнем, священном для иудеев городе Вифлееме в конце 30 г. Принципата Августа. Семья Иисуса была вынуждена бежать с новорожденным в Египет, так как царь Ирод, прослышав о рождении мессии, приказал перебить всех новорожденных мальчиков в Вифлееме. Позднее Иисус Жил на севере Палестины в Назарете. Тридцати лет от роду он ушел из семьи и явился к проповеднику Иоанну, который предсказал явление мессии и занимался очищением приходивших к нему от грехов омовением в реке Иордан. От Иоанна Иисус начал проповедовать обновленную религию, Постепенно вокруг Иисуса собралась группа учеников — Андрей, Матфей, Петр, Фома, Иоанн, Иуда, Яков, Филипп и другие — всего двенадцать. Впоследствии в христианской литературе их стали именовать апостолами.
В сопровождении апостолов Иисус три года странствовал по Иудее, проповедуя свое религиозное учение и совершая Чудеса (превращение воды в вино, насыщение пяти тысяч людей пятью рыбами и хлебами, исцеление больных и воскрешение мертвых). Вместе с этим он обличал лицемерие, ханжество, корыстолюбие и алчность иерусалимского жречества и учителей закона — фарисеев, чем вызвал против себя их крайнее озлобление.
На третий год своих проповедей Иисус вместе с апостолами пришел на празднование Пасхи в Иерусалим. Но после совершения ритуальной трапезы он был предательски схвачен, благодаря измене одного из своих учеников — Иуды Искариота. Этой же ночью совет жрецов — синедрион, обрадованный поимкой ненавистного им проповедника, приговорил его к смертной казни. Приговор синедриона был утвержден римским прокуратором Иудеи Понтием Пилатом. Тот видел полную невиновность осужденного, но решил, что лучше не ссориться с местной знатью.
Иисус был распят на кресте вместе с двумя разбойниками, как самозванец, назвавший себя царем иудейским. Ученики тайно похоронили его. Но на третий день после своей смерти Иисус Христос воскрес, явился своим ученикам, а на сороковой день после воскресенья он вывел их на соседнюю с Иерусалимом гору и в их присутствии вознесся в небо, обещая вернуться в конце существования мира для суда над живыми и мертвыми. После вознесения Иисуса Христа на небо апостолы разошлись по разным странам мира и сделались основателями общин, верующих в Иисуса как Христа, и в земное воплощение божества.
К евангелиям примыкают «Деяния апостолов» и «Послания». Главным их автором является апостол Павел, который признается наиболее ревностным сторонником и проповедником новой религии.
Каноническая версия истории раннего христианства представляет развитие первых христианских общин как единого религиозного течения, от которого ответвлялись отдельные группы заблуждавшихся и искажавших учение Христа и его апостолов еретики. Впервые такое освещение древнейшей истории христианских общин было дано в «Церковной истории», которую написал Евсевий — епископ Кесарийский в IV в. н. э. На самом же деле эта история, которую можно восстановить по свидетельствам античных авторов, и с соответствует официальной версии.
Чаще всего различные общины верующих в Христа довольно сильно отличались друг от друга. В конце I — начале II вв. н. э. единого общепризнанного учения о Христе еще не существовало. Возможно это объясняется трудностью распространения священного писания, поэтому отдельные проповедники, которые переходили из общины в общину излагали учение Христа, опираясь на самые различные религиозные сочинения. Одни верили в скорое вторичное пришествие Христа и призывали отказаться от семейной жизни и всех жизненных благ, готовясь к «концу мира». Другие придерживались более спокойных представлений. Некоторые из христиан считали, что прежде чем сделаться членом христианской общины, необходимо принять иудейскую религию и совершить все принятые обряды. Против этих иудохристиан выступали сторонники проповедника Павла. Они настаивали на том, что религиозное учение Христа является заменой древней иудейской религии, а поэтому новые члены христианских общин не обязаны выполнять иудейские религиозные обряды.
В некоторых общинах, которые возникли в Сирии, Египте и Малой Азии широкое распространение получило учение проповедников Василида, Валентина, Сатурнина, Маркиона из Понта, которые называли себя гностиками (познающими). Они смешивали различные положения древнеиранских религиозных представлений (борьба светлого божества неба с темным началом материи, духов света — ангелов и духов тьмы) с идеалистической греческой философией, с идеей Филона о «Логосе» и считали, что в мире происходит борьба высшего духовного начала с творческим началом — демиургом, который создал материальный мир, в том числе и человека. Божество же вдохнуло в человеческое тело бессмертную душу. Оно же и посылает в земной материальный мир своих духовных посланцев — эонов, одним из которых был Христос, являвшийся Параклитом (утешителем людей). Гностические учения получили широкое распространение среди членов ранних христианских общин во II в. н. э.
Распространение евангельских повествований, в которых Христос изображался реальной человеческой личностью, Вызвало неоднозначную реакцию. Стараясь примирить учения гностиков с евангельскими рассказами, некоторые из проповедников утверждали, что воплощение Логоса (сына божия) в земном человеке было не реальным, а лишь кажущимся, иллюзорным. Сторонники этого учения называли себя докетами (от греч. докео — казаться).
Выше перечисленные течения и ряд их ответвлений вели между собой ожесточенную полемику, в которой лишь постепенно получали преобладание сторонники взгляда апостола Павла и евангельских повествований. К концу II — началу III вв. они стали считать себя единственными истинными ортодоксальными христианами, называя представителей других течений заблуждающимися еретиками.
Древнейшие общины, члены которых верили в мессию — Христа, первоначально состояли из городского плебса и рабов. Лишь в конце II, особенно в III в. н. э. обострение социально-политической обстановки в Римской империи привело к появлению христиан среди знатных рабовладельцев, воинов, государственных служащих имперской администрации.
В древнейший период своего существования члены христианских общин собирались на свои молитвенные собрания в ночные или ранние утренние часы. Часто они проходили в укрытых от посторонних взглядов местах — в загородных домах, сараях, иногда в склепах умерших членов общины, подземных кладбищах — катакомбах. Собиравшиеся пели гимны в честь Христа, слушали поучения и проповеди любого, кто считал себя «орудием духа Бога». Читали вслух повествования о Христе. Заканчивались подобные собрания общей трапезой, которая состояла из белого хлеба и разбавленного водой красного вина. Собранием руководил выбранный общиной старшина — пресвитер, которому помогали служители и служительницы — диаконы и диакониссы. Со временем в крупных общинах стали появляться особые хозяйственные руководители — епископы.
Примечательным является тот факт, что ученым не известны изображения Христа и других персонажей Евангелия, относящиеся к периоду до середины II в. н. э. Лишь во второй половине II века появились изображения Христа. Он изображался в виде доброго пастыря, несущего на плечах заблудшую овцу или в виде молодого мужчины с длинными спускающимися на плечи русыми волосами и такой же бородой, одет он был в розовую тунику, с наброшенным на нее голубым плащом. Еще позже появились изображения Девы Марии с ребенком-Христом на руках. В это же время стали изображать проповедника Иоанна (Иоанн Креститель) и апостолов. Первые известные историкам изображения подобного рода появились в Александрии египетской и относятся уже к III в. н. э. Здесь они сохранились на стенах специальных молельных домов или на особых досках, украшенных цветами, перед которыми верующие ставили зажженные светильники.
Постепенно стало изменяться положение руководителей христианских общин. В древнейшее время пресвитеры и епископы ничем не отличались от массы рядовых членов, но со временем, когда в общины стали поступать богатые и знатные люди, старшины стали избираться из их среды. Во второй половине III века епископы становятся уже единоличными руководителями общин, которые опирались на пресвитеров и диаконов. Внутреннее обустройство общины претерпело и другие изменения. Например, исчезли женщины-диакониссы, для клириков (старшин и священнослужителей), согласно обычаю, были установлены белые одежды. Отныне только клирики могли проводить молельные собрания и совершать служение Христу. Стали появляться многочисленные праздничные богослужения, которые проводились каждое по особому ритуалу. Отныне начал торжественно отмечаться в весенние месяцы праздник в честь воскресения Христа (Пасха). На этом празднике вначале изображались смерть и погребение мессии, а затем все верующие изображали радость по поводу воскресения Христа. Название этого праздника — Пасха — христиане заимствовали из древней иудейской религии. Были внесены изменения также в каноническое объяснение последней трапезы Христа вместе со своими учениками перед его арестом (тайная вечеря). Теперь она изображалась как мистическое единение верующих с божеством путем вкушения части его тела (кусочек белого хлеба) и его крови (глоток красного вина).
Значительно изменилось и материальное положение христианских общин. Если в конце I — начале II вв. н. э. средствами общины были лишь добровольные взносы ее членов, то в III в. н. э. многие из общин уже владели большими участками земли, домами и рабами, которых они получали по завещаниям от богатых верующих. Богачи таким образом пытались путем крупных даров получить после смерти вечное блаженство и прощение своих земных грехов.
Все это привело к тому, что в конце II — начале III вв. н. э. христианские общины были уже не большими сектантскими группами, а стали мощной общественной силой, которая заставила правителей Римской империи обратить на себя внимание.
Ранее, в древнейшие времена своего существования (конец I — начало II вв. н. э.), христианские общины, которые вели подпольный, скрытый от посторонних глаз образ жизни, вызывали подозрение и неприязненное отношение со стороны императоров и римской провинциальной администрации. Император Траян издал даже специальный эдикт, который запрещал тайные сборища и общества, кроме этого усилились требования официального участия в почитании «гения» императора от жителей Италии и провинций. Обычно это выражалось в символическом либо реальном жертвоприношении перед статуей правящего императора и жертвенном пире по окончании ритуала. От почитания «гения» императора были отстранены лишь иудеи — они считали это своей особой привилегией. Остальные же подданные Римской империи обязаны были в качестве доказательства политической лояльности принимать участие в культе «гения» императора и его обожествленных предшественников. Но члены сект отказывались от почитания статуй императора и участия в жертвенных пирах. Кроме этого, в их общины собирались массы рабов и плебса, что вызывало недовольство как рабовладельцев, так и римской администрации. Сами же собрания сект, которые проходили по ночам либо на рассвете, были окутаны туманом таинственности, что еще больше усиливало атмосферу недоверия и недоброжелательства по отношению к ним. Эти подозрения в отношении членов христианских сект всячески подогревались римскими жрецами либо жрецами местных храмов в провинциях, а также торговцами жертвенными животными и ремесленниками, которые обслуживали местные культы, изготовляя изображения божеств и другие «священные» предметы. Это и не удивительно, потому что по мере того как местные божества утрачивали популярность, так все вышеперечисленные категории населения теряли свои доходы. Поэтому про христиан распространялись самые нелепые слухи. Про собрания их общин рассказывали, что на них при непристойных обрядах почитается божество с ослиной головой, что члены общий позволяют себе аморальные поступки.
Нередко подобное вызывающее поведение отдельных членов христианских общин по отношению к верованию и культам большинства населения приводило к стихийным расправам над христианами. Недоброжелательное отношение к ним вызвало массовые доносы на христиан, о чем упоминает Плиний Младший в своем письме императору Траяну. Но Траян приказал не производить специальных розысков членов христианских общин, а ограничиться лишь наказанием лиц, которые открыто упорствуют в своем суеверии.
Постепенно христианские общины стали распространяться и в западных провинциях Римской империи — Галлии, Испании, Африке. Там также нередки были случаи расправы над членами этих сект. А после подавления двух мощных иудейских восстаний члены императорской администрации стали относиться к полусекретным общинам и собраниям особенно подозрительно.
Репрессии против христиан были настолько массовыми и жестокими, что члены христианских общин, желая отмежеваться от иудейских повстанцев в глазах римской знати, попытались открыто объяснить сущность христианских религиозных верований. Так в середине II в. н. э. императору Антонину Пию были направлены два произведения христианских публицистов — Аристида и преподавателя философии Юстина. Авторы этих текстов стремились убедить императора в том, что обвинение в адрес христиан являются ложью. Похожие произведения, которые пытались защитить в глазах власти христианское учение — «Апологии», — появлялись и в более поздние времена. Так в конце II в. н. э. опубликовал ряд полемических произведений пресвитер карфагенской общины Тертуллиан, а в начале III века — епископ той же общины Киприан. В своих произведениях они не только защищали основные положения христианской религии, но и высказывались по спорным вопросам, которые все больше и больше обостряли отношения среди самих сектантов, так как между ними возникали разногласия при трактовке верований и решений проблем организации общин. Это было результатом неуклонно увеличивающегося количественного роста общин, а также изменения их социального состава. Так Киприан решительно отстаивал право единоличного руководства епископами христианских общин и право епископов давать указания по спорным вопросам трактовки христианской догматики.
Но наиболее авторитетным христианским писателем-апологетом считается бывший пресвитер александрийской общины Ориген (185–254 гг. н. э.). Он написал полемическое произведение «Против Цельза» (Цельз был одним из критиков христианских религиозных верований). Ориген доказал, что ряд христианских положений можно примирить с философскими взглядами Платона и Аристотеля.
По средневековой церковной христианской традиции считается, что преследование христиан началось со времени правления императора Нерона, когда христиане были обвинены в поджоге Рима в 64 г. н. э. и подверглись массовым казням и репрессиям. Следующее массовое гонение против христиан было организовано при императоре Домициане. Кроме этого, против христиан часто применялся самосуд по частным доносам.
В период же кризиса в середине III в. н. э., о котором мы поговорим позднее, когда крайне обострилась социально-политическая обстановка внутри Римской империи и на ее границах, император Деций (249–251 гг. н. э.) в 250 году потребовал от жителей империи поголовной присяги, которая должна была выражаться в участии в ритуале поклонения культу императора. Всем, кто принес установленные жертвоприношения к статуям императора, выдавались особые свидетельства, те, кто отказался воскурить фимиам и принести жертву перед статуей императора, рассматривались как враги империи и подвергались наказаниям. Многих из членов христианских общин бросили в тюрьмы, других — казнили. Пострадал во время этих репрессий и Ориген. Но с гибелью императора Деция все преследования были прекращены.
Но через несколько лет, в 257 году, новый император Валериан, который остро нуждался в средствах и стремился конфискациями пополнить императорскую казну, вновь установил обязательность участия всего населения империи в императорском культе. Он опубликовал по этому поводу специальный эдикт, в котором христианские общины прямо назывались организациями, враждебными римскому государству. На этот раз гонения проходили в более широких масштабах и проводились более жестоко. Много христианских общин было разгромлено, их имущество конфисковано, а членов клира (пресвитеров, диаконов, епископов) бросали в тюрьмы, пытали и казнили. Казнен был и глава карфагенской общины Киприан.
Но в 260 году император Валериан попал в плен к персам. Оставшийся у власти его сын Галлиен вынужден был вести постоянную борьбу с различными претендентами на императорский престол. За неимением времени заняться другими проблемами, Галлиен практически прекратил преследования христиан. Это привело к тому, что, начиная с 260 года и до самого начала IV века, христианские общины были предоставлены сами себе, что благотворно сказалось на их массовом росте и развитии.
Примечательно, что гонения ничуть не ослабили христианские общины, а напротив усилили сплоченность их рядов, приводя иногда даже к религиозному фанатизму. Кроме этого, многие свидетели зверских казней мучеников, впечатленные стойкостью, с которой они принимали смерть, вступали в ряды христианских общин. Память погибших почиталась остальными членами общины, которые начали собираться на молитвенных собраниях у захоронениях мучеников, чтить их надгробия, изображать их вместе с другими почитаемыми христианскими лицами. Так со второй половины III в. н. э. стал оформляться культ мучеников, который позднее превратился в культ святых.
В конце III в. н. э. христианство получило широкое распространение в Римской империи. Если в предшествующие времена основная масса верующих христиан, как замечает критик христианства Цельз, состояла «из… малолетних, низкородных, некультурных рабов», а также из «… шерстобитников, сапожников, валяльщиков и других грубиянов…»., то к концу III столетия в христианство стали массово переходить воины, состоятельные горожане и даже некоторые из представителей аристократии, среди которых, следует отметить, было большинство женщин (матрон).
Принято считать — подобная популярность христианской религии заключалась в том, что в противоположность другим древним культам христианство не знало племенных и сословных ограничений. Как говорилось в одном послании апостола Павла: «— Для Бога несть эллина и иудея, ни свободного, ни раба, но все и во всем Христос». Кроме этого, христианство в своем первоначальном виде до крайности упростило религиозные обряды и формы культа, отказавшись от кровавых жертвоприношений, заявляя, что Христос добровольно обрек себя на страдания и смерть и тем самым раз и на всегда избавил своих последователей от необходимости кровавых жертв. Кроме этого, христианство обещало верующим бессмертие — вечную жизнь души и в то же время высшую справедливость — такое же вечное наказание для людей злых и несправедливых. Привлекали униженных и угнетенных слова Христа: «последние да будут первыми!» Христос и сам звал их к себе: «Придите ко мне все страждущие и обремененные!» Подобных утверждений невозможно было услышать из уст проповедников ни одного из конкурирующих с христианством восточных культов, а тем более из уст жрецов культа императоров. Все это вместе взятое привело к тому, что в течение II века христианство из религии рабов и угнетенных постепенно превратилось в сильную церковную организацию, с которой империя через 150 лет вынуждена была заключить союз. Христианство стало мировой религией, которое логически дополняло Римскую империю.
На рубеже новой эры в Средней Азии сформировалось государство кушанов. Во время его наибольшего расцвета в этом регионе достигли наивысшего развития рабовладельческие отношения.
Кушанское царство было сформировано за счет объединения значительной части среднеазиатской территории, которая включала в I в. до н. э. ряд независимых государств — Хорезм, юэчжийские княжества на территории Бактрии, города-государства Ферганы и т. п. Так образовалась огромное Кушанское государство, которое, наращивая свое могущество, распространило в дальнейшем свою власть на Северную Индию и Восточный Туркестан (Синьцзян).
Об истории племени кушанов сохранилось мало письменных источников. Само Кушанское царство, по-видимому, возникло путем завоевания появившихся на территории Бактрии и Согдианы тохарских и сакских княжеств. Они были объединены под властью одного князя, который принадлежал к племени (или роду) кушанов. О первоначальном месторасположении Кушанского княжества ничего не известно. О самом образовании Кушанского царства рассказывается в «Истории Младшей династии Хань». Данные из китайского источника были в последствии подтверждены современными учеными, которые смогли получить информацию, изучая найденные археологами монеты.
Надписи на монетах первых кушанских царей сделаны греческими письменами. Это подтверждает то, что кушаны считали себя преемниками греко-бактрийских царей и подражали им в чеканке монет. Так, благодаря монетам и китайским письменным источникам, стало известно имя основателя Кушанского государства Кудзулы Кадфиса или Кадфиса I (Киоцзюкю — в китайских источниках). Он сумел подчинить своей власти Кабул, Пуду (китайское название Парапамисад) к югу от Гиндукуша и, возможно, даже Хорезм. Но Хорезм был слишком сильным государством для того, чтобы безоговорочно подчиниться власти внешнего завоевателя, поэтому он, даже после объединения, сохранял некоторую самостоятельность — в нем продолжали править собственные цари, которые, судя по монетам, династически были связаны с кушанами. Вообще Кушанское царство было малоцентрализованным. В некоторых покоренных областях тоже сохранялись местные цари, которые зависели лишь от верховного правителя.
Преемником Кадфиса I был Кадфис II, который правил в середине I в. н. э. Он завоевал Индию до Бенареса. Так последние греко-индийские цари — потомки Эвтидема и Эвкратида — потеряли свои царства или признали себя подданными Кадфиса, а вследствие того, что индо-парфянские князья к концу I в. н. э. сохранили лишь остатки своих владений на Нижнем Инде, то к концу правления Кадфиса II Кушанское царство охватило территорию от Аральского моря до Ганга.
Пока Кушанское царство претерпевало процесс своего образования, его центр оставался на территории Средней Азии, в Согдиане (в Кушании на Заравшане). Но уже при третьем кушанском царе Канишке политический центр государства окончательно переместился в Индию. Этот царь расширил владения кушанов в Индии и провел несколько успешных войн с Парфянским царством. Но главным событием его правления была многолетняя война с Китаем, которая велась с переменным успехом. В начале кушанское войско вторглось в Восточный Туркестан, но его разбил китайский наместник Западного Края Бань Чао, который сумел подчинить Китаю Фергану и Хорезм, он заставил Канишку признать верховную власть китайского императора, но, по-видимому, власть эта была лишь номинальной. После же смерти Бань Чао Китай стал терять одно за другим свои владения на Западе. Вследствие этого Хорезм снова подчинился Канишке. Оказалась под властью кушанов и Фергана. Канишке удалось подговорить правителей городов-государств Восточного Туркестана и в 105 в. н. э. они включились в войну против Китая. Новый китайский наместник был осажден восставшими в своей резиденции. Война закончилась поражением китайских войск и главные города-государства Восточного Туркестана — Кашгар, Яркенд и Хатан — вошли в состав Кушанской державы. Лишь на крайнем востоке Туркестана, возле самой границы с Китаем, остался небольшой китайский гарнизон численностью в 300 человек.
В годы правления кушанского царя Канишке государство кушанов достигло наибольшего территориального расширения.
О внутренней жизни Кушанского царства историки имеют весьма скудные сведения. Бесспорным является лишь то, Что держава кушанов была одной из величайших империй в начале нашей эры, которая охватывала большое количество стран с самым различным общественным устройством. В Нее входили и богатые торговые города, с развитыми рабовладельческими отношениями, плодородные земледельческие области, где на земле в основном трудились свободные общинники, сохранившие местами первобытнообщинное устройство, а также просторные степи, населенные лишь немногочисленными племенами кочевников. Факт образования Кушанского государства способствовал развитию рабовладельческих отношений в Средней Азии и Индии. Сами кушаны, которые до правления Кадфиса I были немногочисленным кочевым племенем, встав во главе огромного государства, претерпели бурный рост и развитие.
В годы существования Кушанской державы — единой среднеазиатской империи — земли, входившие в ее состав, превратились из примитивных княжеств в развитые государства. В эти годы была значительно расширена ирригационная сеть, что способствовало бурному росту сельского хозяйства. В Хорезме, Бактрии и Фергане следы наиболее крупных каналов относятся именно ко времени существования Кушанского царства. Успешные завоевательные войны давали большое количество дешевой рабочей силы — рабов. В это время активно строились новые города, особенно на территории Индии. Один из них — Каниспор, — до сих пор носит имя, которое было дано ему в честь царя Канишки. В эти годы развивалась торговля, увеличивался денежный оборот. Если во время существования греко-бактрийского царства здесь была распространена в основном серебряная тетрадрахма, которая обеспечивала крупные обороты внешней торговли, то теперь ее заменили мелкие бронзовые монеты. Это говорит о широком проникновении денежных отношений в повседневную жизнь населения. Несмотря на широкое развитие рабовладельческих хозяйств, на территории Кушанского царства продолжали существовать огромные массы свободного крестьянства организованные в общины. Именно этот факт способствовал тому, что в средние века здесь быстро сформировались феодальные отношения.
Период существования Кушанской империи был временем наибольшего расцвета международной торговли в Средней Азии. По территории этого государства проходили важнейшие трансазиатские торговые пути. Уже в конце II в. до н. э. здесь возник «великий шелковый путь», по которому шелк из Китая доставлялся на Запад. Во II в. н. э. торговля между Римской империей и Китаем стала еще активнее, что положительно сказалось на экономическом росте Кушанского царства, так как и торговцы из восточных провинций Римской империи, и торговцы из Китая стремились к тому, чтобы главный торговый путь, связывающий их, оставался надежным. Кроме «великого шелкового пути» по территории Кушанского царства проходили торговые пути из Сирии, через Евфрат, в Месопотамию и дальше на Экбатаны в Мидии; затем на Гекатомпил — древнюю столицу Парфии; на юго-восток от Каспийского моря, из Гекатомпила на Антиохию в Маргиане; из Антиохии на Бактры, а из Бактр, через Комедские горы, к «Каменной башне». От «Каменной башни» торговый путь вел в страну серов (так называли античные авторы китайцев).
Кроме этого, по территории Кушанской державы проходил и другой торговый путь из Китая: через Кашгар на Фергану и Хорезм; далее в страну аланов и южное приуралье. Был и еще один торговый путь из Китая через Кашгар в район Иссык-куля, где кочевало племя усуней. В Индию, которая частично входила в состав Кушанского царства, торговый путь вел через Бактры и Кабул. Через территорию парфянского царства Кушанская держава торговала с Римской империей, а через Хорезм и земли аланов кушаны имели связи с Восточной Европой.
Основными товарами, которые шли из Китая, были шелк и нефрит, изделия из лака и кожи, железо и никель; из Индии — пряности, благовония, тонкие ткани; из Римской империи — стекло, а из районов Прикамья — меха. Из Кушанского царства купцы вывозили стекло, драгоценные камни, украшения. Как и во всех остальных государствах, основными товарами являлись предметы роскоши, за счет чего купцам удавалось наживать огромные состояния. Простые люди в основном вели мелкую торговлю между кочевниками и жителями оазисов, где процветало земледелие. Кочевники поставляли на рынок мясо, шерсть, кожу, а покупали продукты земледелия.
Такое широкое развитие международной торговли способствовало укреплению тесных межгосударственных связей. Уже в 99 г. н. э. первое кушанское посольство прибыло в Рим. Об этом свидетельствует и изображение кушанов, которые есть на колонне Траяна, установленной на римском форуме. Кушанские (античные авторы называли их бактрийскими) посольства бывали в Риме при императорах Адриане и Антонине Пие.
Понятно, что ради получения больших прибылей кушанские купцы не допускали прямых торговых отношений между Римом и Китаем, в этом они конкурировали с парфянскими купцами, стремясь не допустить последних к прямой торговле с Китаем. Особенно активную торговлю с Китаем вели согдийцы. После того, как Восточный Туркестан подчинился кушанскому влиянию, согдийцы создали на своей территории, а также в Китае, многочисленные торговые колонии.
Объединение множества народов и племен в одном государстве не могло не привести к их культурному смешению. Последнее облегчалось еще и тем, что народы Средней Азии говорили на весьма похожих между собой иранских наречиях. Но это не значит, что их культуры были также похожи между собой. Создание централизованного государства Привело к принятию официального общеимперского языка, что повлекло за собой развитие письменности. Языком международного общения на территории Средней Азии являлся арамейский, письменность, созданная на его основе, легла в основу иранской письменности, а также согдийской и хорезмийской (конец II — начало III вв. н. э.). Кроме этого, большое значение сохранял язык греческий, который даже использовался на монетах первых кушанских царей, о чем сообщалось выше. Чуть позже на основе греческого алфавита было создано особое кушанское письмо. Кроме этого, тесные связи с Индией привели к появлению на территории Кушанского царства индийских систем письма (письмо деванагари употреблялось наряду с кушанским письмом на монетах империи).
Народы, входившие в состав Кушанской державы, имели не только различные культуры, но и различные религии. Это привело их к своеобразному синтезу, о чем можно судить по монетам. На территории Средней Азии в эти времена почитались самые разные божества: местные (Митра, Анахита, Сиявуш); зороастрийские (Ахурамазда) и греческие (Зевс, Гелиос, Селена). Постепенно приобрел распространение и индийский культ бога Шивы. Таким образом произошло синкретическое слияние образов божеств различных народностей, в результате чего видоизменились и образы местных божеств. Например Анахита, которая почиталась в Иране и Средней Азии, слилась с греческой Афродитой.
Вхождение обширных территорий Индии в состав Кушанского царства во время правления царя Канишки привело к активному распространению буддизма на территории державы. Канишка перенес свою столицу из Согдианы в Пешавар (Пурушапура). Самих кушан, которые проникли в Индию, постигла та же участь, что и эллинов и македонян — они стали на сторону буддизма. Так как они являлись «варварами» и завоевателями, то места в варнах брахманской Индии им не было, поэтому неудивительно, что буддизм, который обращался ко всем людям не зависимо от их происхождения, нашел в кушанах своих приверженцев. Поначалу буддизм вырос из протеста широких масс индийского «плебса» против сословного неравноправия и религии брахманов. Но к тому моменту как кушаны пришли в Индию, это была уже не религия угнетенных: слившись с Древними культами, буддизм стал одной из мировых религий того времени, что и объясняет его широкое распространение на территории Кушанского царства. На монетах империи появились буддийские символы, так же Как и на монетах греко-бактрийских царей, где изображение Будды сопровождалось греческими надписями. Следует отметить, что именно этот синкретический (перемешанный с местными верованиями) буддизм получил позднее распространение в Тибете, Монголии, Китае и Японии. Кроме этого, тесные торговые связи с Индией и покровительство кушанов буддизму, привели к распространению этого культа в Средней Азии. Наибольшее влияние буддизм оказал на Бактрию, где по приказанию Канишки, в начале II века был построен буддийский храм в городе Бактры. Но, несмотря на широкое распространение, буддизм не смог укорениться в Средней Азии и, в отличие от Индии, затрагивал лишь местную аристократию. Ввиду вышеуказанных причин, буддизм оказал незначительное влияние на местные религии Средней Азии, где он так и не смог прижиться.
Синкретизм религий отразился в искусстве периода существования кушанского царства. Сохранились его памятники в Средней Азии, Восточном Иране и в Северной Индии. Искусство, о котором идет речь, обычно называют гандхарским, потому что наибольшее число памятников дошло до нашего времени из области Гандхары в Северо-западной Индии, где находилась столица царя Канишки. Также его иногда называют греко-буддийским, поскольку оно сочетало в себе эллинистические формы с буддийской тематикой. Но все же правильней было бы назвать его кушанским, так как это искусство выросло на основе слияния среднеазиатских, иранских, индийских и эллинистических форм и развилось в период существования Кушанской державы.
В качестве основного элемента орнамента, который служил для оформления буддийской тематики, здесь использовались пышные коринфские капители, листья аканфа, а также реализм в изображении человеческих фигур, характерный для эллинистического искусства. Синкретизм нашел свое отражение и в статуэтках Анахиты из Хорезма, которые изображали ее в виде греческой Афродиты, а также в изображениях Будды и бодисатв, выполненных в реалистической манере. Но, кроме этого, в искусстве Кушанской державы присутствовали и местные художественные традиции.
Годы правления царя Канишки явились расцветом Кушанской империи, но уже при его преемнике она сократилась в размерах и за кушанами сохранились лишь Средняя Азия и часть Северной Индии, При последующих царях, начиная с Васудевы, стало расти индийское влияние на кушанов. Кушанские правители все больше и больше становились индийскими царями, что нашло отражение даже в именах, и со временем культура кушанов в Индии постепенно утратила свои среднеазиатские элементы. Это способствовало дальнейшему ослаблению связей между кушанскими царями и Средней Азией и привело к тому, что в III столетии начался активный распад огромной Кушанской империи.
Рассмотрим теперь провинции, которые входили в состав Кушанской империи. На северо-западе ее находился Хорезм. Он попал в зависимость от кушанов, по-видимому, уже при Кадфисе I, но окончательно был включен в состав Кушанской державы во время правления Канишки. Наибольшее влияние этот факт оказал на жизнь деревни, в то время как города в основном сохранили свой прежний облик.
Одним из важнейших памятников Хорезма, который относится к периоду существования Кушанского царства, является комплекс Аяз-кала. Здесь археологи открыли неукрепленные сельские поселения, представлявшие собой средоточие крестьянских усадеб. Каждая из них состояла из большого, обнесенного невысокой кирпичной стеной, двора. Внутри дворов, скорей всего, росли сады и находились огороды. Это свидетельствует о распаде патриархальной родовой общины на отдельные патриархальные семьи и образование сельской общины. Так как поселения крестьян были неукрепленные, что характерно для сельской общины, то это доказывает, что не род, а семьи являлись главными составляющими поселений.
В связи с распадом родовых общин появилась знать. Это доказывают исследования комплекса Аяз-кала, где среди множества неукрепленных усадеб выделяются три. Они обладают значительно большими размерами и представляют собой мощные крепости. По-видимому, их владельцы могли господствовать над окрестным населением.
В то же время усилилась и роль государства. В предыдущие времена каждый город и каждое сельское поселение сами по себе оборонялись от кочевников. Теперь далеко в степи была построена сеть укреплений с постоянными гарнизонами.
Включение Хорезма в Кушанскую державу меньше, чем в других областях, отразилось на его культуре. Правда, следы буддизма были найдены и здесь (миниатюрные изображения буддийских ступ), но в целом зороастризм оставался здесь господствующей религией. На искусстве иноземное влияние сказалось больше — на ряде предметов хорезмийского художественного ремесла найдены следы греко-буддийского влияния.
На северо-востоке Кушанской империи находились земледельческие области Средней Азии — Чач и Фергана. Они также не претерпели в этот период своей истории существенных изменений.
Гораздо большее влияние кушанов отразилось в Согдиане, где на Афрасиабе (городище древнего Самарканда) найдено много предметов кушанского времени. Захоронения в кувшинах показывают, что преобладающей религией здесь стал зороастризм, но в то же время сохранили свое влияние и местные традиции, о чем свидетельствуют многочисленные культовые глиняные фигурки связанные с праздником Науруза (Нового года), ежегодно они разбивались и заменялись новыми. Все это показывает, что здесь, как и в Хорезме, индийское влияние было недолгим.
В Бактрии также сохранялось значительное различие между городами и сельскими поселениями. Уровень землеобрабатывающей техники оставался низким. В то же время, по данным археологических раскопок в Термезе, можно судить о высоком уровне городской жизни Бактрии во время существования Кушанского царства.
По сравнению с вышеперечисленными провинциями, Бактрия оказалась намного сильней затронутой индийскими влияниями. Здесь был значительно распространен буддизм. Возможно, так произошло потому, что в этой области сильнее, чем в остальных провинциях, были развиты рабовладельческие отношения.
Примерно в то же время, когда в Средней Азии создавалось Кушанское царство (начало I в. н. э.), гунны, воспользовавшись ослаблением империи Хань, захватили Восточный Туркестан. Но они обложили население оазисов Восточного Туркестана такими непосильными налогами и повинностями, что в 34 г. н. э. правители многих городов-государств сами попросились под протекторат Китая.
Во второй половине I века между Китаем и гуннами шла ожесточенная борьба. В союзе с Китаем выступали племена сянь-би и кочевники тунгусского происхождения. В 90 году гунны потерпели поражение в Хами. Это привело к тому, что земли гуннов в районе Хами были заняты сянь-би, а сами гунны, которые продолжали здесь кочевать, частично приняли наименование сянь-би — вошли в состав сяньбийского племенного союза, частично они откочевали на запад, к озеру Балхаш. С этого времени началась ассимиляция гуннов другими центрально-азиатскими племенами. Сами же гунны стали все прочнее подчинять своей власти кочевавших в районе Балхаша усуней.
Поражение гуннов в войне с Китаем привело к тому, что они стали все дальше и дальше продвигаться на запад. Центр гуннских владений переместился на территорию Казахстана. Во II веке, в период наибольшего расцвета Кушанской империи, гунны продолжали вести борьбу с Китаем за земли Восточного Туркестана, которые не вошли в империю Канишки. В зависимости от гуннов находилось большинство кочевых племен Средней Азии. Кроме того, это воинствующее племя делало постоянные набеги на оседлую Согдиану, которые участились в период упадка Кушанской империи.
Не раз упоминавшееся Парфянское царство, которое граничило с Римской империей, наибольшего своего расцвета достигло во второй половине I века до н. э., во время царствования Орода II, который принадлежал к династии Аркашидов. В это время столица царства постепенно переносилась все ближе на запад. Первоначально столицей Парфии стали Экбатаны, а затем, с середины I в. н. э. — Ктесифон, — город, который возник недалеко от важнейшего эллинистического, торгово-ремесленного центра — Селевкии на Тигре. С этого времени Парфпя стала вмешиваться во все события, которые происходили в Восточном Средиземноморье, и оказывать влияние на мировую политику. Таким образом Парфянское царство превратилось в самого опасного соперника Римской империи.
Продолжительные гражданские войны, которыми была охвачена Римская империя в I веке до н. э., ослабили Рим, но в то же самое время укрепили Парфянское царство. Так Помпей, который потерпел поражение при Фарсалс в 48 году до н. э., вел переговоры с Ородом о военной помощи и даже хотел найти у него убежище. Возможно, в это же самое время осложнилась обстановка на востоке Парфянской империи, потому что Ород не воспользовался удобным случаем и не предпринял вторжения в Римскую империю. В то же время сам Гай Юлий Цезарь постоянно мечтал о военном походе в Парфянское царство.
Но все же парфяне вмешивались во внутренние дела Римской империи, пытаясь оказать на нее свое влияние. Так парфянские войска участвовали на стороне республиканцев в битве при Филиппах.
Когда же, после убийства Цезаря на Востоке появился Марк Антоний, который считал себя наследником Цезаря и исполнителем его неосуществленных планов, римско-парфянские отношения резко ухудшились. Чтобы предупредить неминуемое вторжение римских войск под началом Марка Антония, парфянский царевич Пакор, желая опередить соперника, сам вторгся в Сирию совместно с перешедшим на сторону парфян республиканцем Квинтом Лабиеном. Войска наместника Сирии Децидия Сакса были разбиты, а сам он погиб. Армия же Лабиена, наоборот, укрепилась за счет перешедших на ее сторону мелких римских гарнизонов, которые служили некогда Бруту и Кассию. Он двинулся в Малую Азию и захватил ее почти полностью. Здесь Квинт Лабиен, уверенный в своих силах, принял титул парфянского императора.
В то же время Пакор захватил Сирию и все финикийские города, кроме Тира. По мере приближения парфянских войск началось антиримское восстание в Палестине. Это привело к тому, что Сирия, Палестина и почти вся Малая Азия оказались в руках парфян (40 г. до н. э.).
Ситуация для римлян складывалась неблагоприятная — пошатнулось их владычество в Восточном Средиземноморье. Но успехи парфян были не прочными. Само Парфянское царство, которое было неустойчивым объединением полусамостоятельных областей с различным уровнем общественного и экономического развития, не сумело создать в завоеванных областях надежной администрации, а также не смогло связать их прочными экономическими и политическими связями с остальными областями империи. Таким образом, Рим, несмотря на то, что он был сильно ослаблен внутренними распрями, оказался намного сильнее Парфии. Уже в 39–38 гг. до н. э. полководец Антония, Вентидий Басс, нанес парфянам несколько сокрушительных ударов. В 38 г. до н. э. в битве при Гиндаре погиб сам царевич Пакор, который был руководителем парфян в их походе на римские владения. Вскоре граница между Парфией и Римом на Евфрате была восстановлена. В следующем году трон занял Фраат IV (37 — 2 гг. до н. э.), сын Орода II.
Воодушевленный успехом Винтидия Басса, Антоний в 36 г. до н. э. начал войну против Парфянского царства. Пытаясь расколоть государство изнутри, он стремился найти сторонников среди парфянской знати. Антоний располагал огромной армией, в которой, по свидетельству античных авторов, насчитывалось от 13 до 18 легионов, не включая Кавалерии и вспомогательных войск.
На этот раз римляне решили пойти в обход и вторглись в Мидию Антропатену из Армении. Однако им не удалось организовать осаду столицы Антропатены Фрааспы, что вынудило снять осаду и отступить. Стремясь не повторять ошибок Красса, Антоний решил идти не открытыми степями, а горными районами Армении, но он не учел тяжелых климатических условий, голода и болезней, от которых сильно пострадала его армия. Кроме этого, в горах на него осуществлялись постоянные набеги небольших отрядов противника. К тому же защитники Фрааспы ожесточенно оборонялись.
Несмотря на отступление, Антоний не отказался от своих планов вторжения в Парфию. Он захватил царя Армении. Артавазда и отправил его в Египет, но парфянский царь Фраат, объединившись с войсками сына Артавазда, Арташеса (Артаксия) оказал римлянам ожесточенное сопротивление. Это привело к тому, что и вторая попытка нападения на Парфянское царство оказалась неудачной. В это время в самом Риме разгорелась борьба между Антонием и Октавианом, что положило конец завоевательным планам Марка Антония.
Октавиан, который в скором времени стал единоличным правителем Римской державы, старался вести в отношении Парфии весьма осторожную политику. Ему была необходима передышка в борьбе за восточные владения, для того чтобы укрепить границы уже существующих провинций, Поэтому он, о чем говорилось выше, потребовал лишь возвращения знамен и пленных, захваченных у Красса в 20 г. до н. э. Подобное примирение было символическим, но в Риме ему придавалось большое значение, о чем свидетельствуют надписи на многочисленных монетах, выбитые в честь этого события. Большое отражение оно получило и в литературе того времени.
В I веке до н. э. началось постепенное ослабление Парфии, которое сопровождалось неудачами в борьбе с Римом. Оказывало на это влияние и активное вмешательство Рима во внутренние дела государства. Кроме того, на востоке Парфии стала укрепляться новая империя — Кушанское царство.
Под нажимом местного населения и кочевников к середине I века до н. э. в Восточном Иране, Средней Азии и Северо-западной Индии были окончательно уничтожены греко-македонские династии. В то же время в восточных областях Ирана сложилось полусамостоятельное княжество, правители которого носили парфянские имена. Также на этих землях существовали сакские княжества. С каждым годом на Востоке возрастал протест против эллинистического влияния, с каждым годом здесь стали усиливаться местные элементы. Подобные явления отмечались и в Парфянском царстве в I–II вв. н. э. Тут происходила постепенная «варваризация» греческих надписей на монетах, имели место попытки кодификации священных книг и внедрения религии зороастризма. В это же время начался постепенный распад Парфянской империи, которая даже в период своего наивысшего расцвета и могущества, не была единой и монолитной.
Формально во время правления Октавиана Августа отношения Парфии с Римом оставались мирными, но Рим не переставал проводить активную политику вмешательства во внутренние дела восточных государств, чтобы укрепить там свое влияние.
Об этом может свидетельствовать то, что царь Фраат IV послал четырех сыновей с семьями в Рим, а также его бракосочетание с римской рабыней Мусой, которую ему подарил Октавиан Август.
Несмотря на то, что Август стремился к войне против Парфии, о чем сообщают некоторые римские авторы, войны не было много лет. Вонон, который являлся римским ставленником на троне Парфянского царства, был вскоре свергнут местной знатью и власть захватил Артабан III, связанный с антиэллинистической и антиримской оппозицией.
Артабан III (около 12–38 гг. н. э.) пытался усилить Центральную власть Парфянского царства, но это ему сделать Не удалось, так как он встретил значительные трудности. Распад Парфянского царства становился все более заметным. В то же время новое столкновение с Римом из-за Армении повлекло за собой то, что Артабан был вынужден ввязаться в сложную борьбу в Закавказье. В самой Парфии римляне выставили против Артабана сначала одного, а потом и второго претендента из числа парфянских царевичей, которые жили до этого в Риме. Положение осложнилось и большим восстанием, которое вспыхнуло в главном эллинистическом центре Месопотамии — Селевкии на Тигре. Восставшие, как и жители других эллинистических полисов Месопотамии, поддержали римского ставленника Тиридата III.
Артабан III, который опирался на восточные области, на саков и дахов, сумел вытеснить Тиридата из Месопотамии, но Селевкия продолжала сопротивляться. Город держался целых семь лет (35–42 гг. н. э.) сохраняя независимость и отказываясь чеканить царские монеты.
Рим продолжал сохранять свое влияние в Армении и Месопотамии. Не имея сил начать большую войну против парфян, римляне стремились поддерживать внутри царства сторонников своей политики. Римляне рассчитывали на жителей эллинистических городов Ближнего Востока и на представителей местной знати, которая стремилась к самостоятельности. Кроме этого, они всячески разжигали недовольство народов Закавказья, в первую очередь иберов, которые опасались могущества парфян.
Но все-таки Артабану III удалось достичь некоторой стабилизации внутри страны. Только после его смерти внутри Парфии вновь начались распри между претендентами на престол.
В 51 г. власть в Парфии вновь захватили правители из династии Аршакидов, к которым принадлежал Артабан III. В годы правления Вологеса I (римляне называли его Валарш; 51 — около 80 гг. н. э.) произошли крупные события в истории Передней Азии. Вновь разгорелась борьба между Парфией и Римом. Как и раньше, она началась с политической борьбы в Армении, но в 54 году император Нерон послал на восток полководца Домиция Корбулона, который должен был начать активные военные действия против царства. Он сумел к 60 году восстановить влияние Рима в Армении, изгнав парфянского ставленника Тиридата, который принадлежал к дому Аршакидов. Но открытая ненависть, которую проявляли армяне к римлянам, а также успешные действия парфян, привели к тому, что Корбулон вынужден был начать переговоры о перемирии.
В Рим было послано два посольства царя Вологеса, но они не достигли желаемых результатов. И тогда в 63 году было принято компромиссное решение, согласно которому Тиридат сохранял за собой армянский престол, но должен был получить корону в Риме из рук императора. Как уже говорилось, Нерон пытался обставить это событие как победу римского оружия и политики, но все понимали, что это является успехом Парфии, которая сохранила свое влияние в Армении, посадив на армянский престол представителя своей династии.
После этого в отношениях между Парфией и Римом вновь наступил относительно мирный период. Вологес I поддержал Веспасиана в борьбе за императорскую власть и даже предлагал ему отряд конницы. После того как полководец Тит сумел разгромить восставших в Иудее, он поздравил его с победой. Когда же в 72–74 гг. в Закавказье и Мидию Антропатену вторглись аланы, занимавшие до этого обширные степи между Азовским и Каспийским морями, Вологес обратился к Веспасиану с просьбой о помощи. Римский император в помощи отказал, но принял меры по укреплению обороны находившейся под римским влиянием Иберии.
Хотя между Римом и Парфией еще долго сохранялись мирные отношения, это не значило, что на Ближнем Востоке восстановлен мир. Император Рима и правители Парфянского царства внимательно следили за действиями друг друга. Об этом, например, свидетельствует тот факт, что в 80 году Артабан IV и Пакор II, которые сами боролись за власть в Парфии, поддерживали самозванцев, выдававших себя за императора Нерона.
Начиная с конца I века н. э., внутренняя жизнь Парфянского царства была подвержена постоянным распрям и раздорам. Это вело к распаду Парфянской империи и остановить процесс уже ничто не могло. Римляне воспользовались ослаблением Парфии и император Траян в 114–116 гг. вел широкомасштабные военные действия против парфян. Ему удалось одержать значительные победы. Наконец была покорена Армения и превращена в провинцию Рима. В 116 г. были созданы новые провинции — Месопотамия и Ассирия. Траяну, кроме того, удалось захватить Вавилонию, он взял Ктесифон и вышел к Персидскому заливу. Здесь римляне построили флот и сделали попытку отправиться дальше по морю. Но как только войска отправились На кораблях на юг, во всех завоеванных провинциях тут же вспыхнули восстания. Вернувшись назад, римляне пытались их подавить, но после затяжной малоуспешной войны в Месопотамии, император Траян вынужден был возвратиться в Рим. По дороге он умер (август 117 г. н. э.).
Война Траяна на Востоке весьма показательна — она говорит о том, что распад Парфянского царства к этому времени зашел уже далеко. Ведь парфяне упорно удерживали в течение двух веков границу с Римской империей по Евфрату, а также успешно боролись за Армению и не раз угрожали владычеству римлян в Сирии. На этот же раз парфяне не смогли защитить важнейшие для себя области Закавказья и Междуречья. Но в тоже время и римляне, достигнув больших успехов, так и не смогли удержать завоеванные земли и уже при следующем императоре — Адриане — вынуждены были отказаться от новых провинций. После этих событий в Парфии правили императоры Вологес II (105–147 гг. н. э.) и Вологес III (148–192 гг. н. э.). Судя по продолжительности правления каждого из них, можно понять, что в эти годы в Парфянском царстве наступил период относительного успокоения и стабилизации.
В годы правления Вологеса III, в 60-х годах II века вспыхнула новая война между Римом и Парфией. В 161 году Вологес III перешел Евфрат и вторгся в Сирию. Уже многие десятки лет парфянские войска не проникали вглубь этой римской провинции. Несмотря на то, что римляне уже много лет правили этими землями, население Сирии, не чувствуя родства с населением Римской империи, не могло примириться с господством Рима, а поэтому как только войска парфян вторглись в Сирию, там возникла угроза всеобщего восстания против римлян. Положение было очень серьезным. В Сирию послали Луция Вера — соправителя Луция Вера и римского полководца Авидия Кассия, который впоследствии стал наместником Сирии. И снова события развернулись так же как при императоре Траяне: римляне достигли больших успехов, они вернули Армению, которую незадолго до этого захватили парфяне, одержали несколько крупных побед в Месопотамии, одной из которых было взятие крупного опорного пункта парфян — Дура-Эвропос. После этого римляне проникли в Вавилонию и снова захватили Селевкию и Ктесифон (164–165 гг.). Но римляне так и не смогли добиться решающей победы, ибо у них не хватило сил, чтобы удержать захваченные обширные территории. Этому способствовала сильная эпидемия чумы, которая вспыхнула в римских войсках.
Захваченные области были разорены. Парфяне понесли большой урон, но окончательной победы не добился ни один из противников. Следует отметить, что столь разрушительными и безрезультатными были еще три войны римлян с парфянами: при императоре Септимии Севере и при императорах Каракалле и Макрине.
Парфия была ослаблена изнурительными войнами и внутренними распрями. Страна переживала жестокий экономический кризис. Рабовладельческий строй пришел в упадок и здесь постепенно стали переводить рабов на землю, что, с другой стороны, приводило к закабалению свободных крестьян-общинников. Результат подобных экономических процессов был таков: парфянское царство пришло в полный упадок, который выразился в бессилии центральной власти и возникновении на территории государства Аршакидов почти самостоятельных варварских княжеств. В начале III века шла ожесточенная борьба между двумя представителями дома Аршакидов: Вологесом V и Артабаном V. Последний искал поддержку в Мидии, тогда как Вологес укрепился в Месопотамии. Этим не преминули воспользоваться внешние враги государства. В 20-х годах III века оно было уничтожено под ударами объединившихся вокруг династий Сасанидов, происходивших из Персиды (первоначальное ядро государства Ахеменидов), новых сил.
Таким образом приход к власти новой династии — Сасанидов — был не просто династическим переворотом, а привел к глубоким внутренним изменениям в самом государстве:
Еще в годы правления Артабана III в Парфии началась антиэллинистическая реакция в области культуры. При Вологесе I греческие надписи на монетах стали еще чаще заменяться арамейскими. Постепенно начали возрождаться местные наименования городов. Это видно из китайской транскрипции географических названий, которые относятся к Парфянскому царству. Так Александрия Арахосия, которая была расположена на территории индо-парфянского царства, в китайских источниках именуется Пайчите (от Панджвей — местное наименование, существовавшее еще до арабского завоевания). Антиохия Маргиана в китайских источниках именуется Мулу (Моуру, Мерв — ныне Мары).
Также при Вологесе I была проведена реформа зороастризма. Были собраны зороастрийские тексты и создана одна из древнейших редакций «Авесты». Таким образом Парфия стала твердыней зороастризма, хотя превращение этой религии в религию государственную произошло лишь в годы правления династий Сасанидов.
Буддизм в Парфии был распространен слабо. Письменность в эти годы представляла собой так называемую пехлевийскую письменность, в которой арамейские письмена, а также отдельные слова — гетерограммы использовались для передачи ираноязычного текста. До нашего времени дошло немало деловых документов, которые составлялись с помощью этой письменности. Развивалась и парфянская литература. В годы правления Сасанидов были созданы литературные произведения, которые восходят к парфянским прототипам. Парфянский эпос оказал влияние на известную поэму Фердоуси «Шах-наме», написанную в конце X века. Существовали и многочисленные парфянские хроники, которые послужили источниками для поздних историографий. Парфяне оставили большое наследие в области искусства, особенно скульптуры, торевтики и архитектуры.
Так как правители династии сасанидов, захватив Парфию, стремились уничтожить следы правления парфянских царей и, вообще, следы былого парфянского владычества на этих территориях, то многие памятники парфянской культуры были уничтожены. Впоследствии это привело к тому, что роль Парфии в истории культуры недооценивалась и лишь раскопки археологов показали, насколько важным был парфянский период в истории Ирана, Месопотамии и юго-западных областей Средней Азии. Парфянская культура оказала влияние на культуру сасанидского Ирана, Армении и Средней Азии, кроме того, историки склоняются к мнению, что парфяне были одной из основных этнический групп, участвовавших в этногенезе туркменского народа.
После того как римское войско уступило парфянам при Каррах, Армения вновь стала независимой. Но эта независимость, начиная со второй половины I в. до н. э., была неустойчивой. В 30-х годах до н. э. Армения вновь попала в зависимость от Рима. Марк Антоний, после своих неудачных действий против парфян, предпринял карательную экспедицию в Армению, практически опустошив страну.
Но пока триумвиры вели между собой борьбу за власть в Риме, Армения вновь стала независимой. Октавиан, который победил Марка Антония, не решился немедленно начать войну с Парфией и Арменией, а поэтому вынужден был признать существующее положение.
Но уже к концу 20-х годов I в. до н. э. положение Октавиана Августа стало настолько крепким, что он перешел к активной политике на Востоке.
В это время римское войско вновь вступило в Армению.
Тут же подняла восстание проримская группировка армянской знати, но тем не менее, заняв Армению, римляне так и не решились превратить ее в свою провинцию. На армянский престол был возведен Тигран III (20 — 6 гг. до н. э.) — один из сыновей Артаваза II. Он был воспитан в Риме и римское правительство надеялось, что он будет проводником их влияния в Армении. Так Армения превратилась в зависимое от Римской империи Царство. Армянская государственность сохранилась, римляне Не вмешивались во внутреннее управление страной, но внешняя политика Армении всецело подчинялась интересам Рима. Это привело к тому, что в конце I века до н. э. Армения Уже мало напоминала великую державу, которой она была в годы правления Тиграна II. Армянские цари либо напрямую Назначались из Рима, либо выдвигались группировками знати. Это привело к тому, что на рубеже новой эры династия Арташесидов прекратила свое существование.
По-видимому, во второй половине I века до н. э. — первой половине I века н. э. Армения подвергалась значительным общественным сдвигам. Постоянные войны и поражения, внутренние междоусобные распри привели к тому, что значение царской власти было утрачено и, соответственно возросло могущество знати. Начала сокращаться царская земля, которая была одной из важнейших опор деспотической власти Тиграна. Она дробилась между представителями царского дома, которые с каждым годом множились. Могущество знати, которая сама имела крупные земельные владения, в связи с этим стало постепенно возрастать. Наиболее крупные из представителей знати (в античной литературе их именуют мегистанами) возводили на скалах неприступные замки, которые приходилось осаждать римским войскам в периоды войн.
Как и в Парфии, на земле в эти годы в Армении трудились в основном рабы и закабаленные крестьяне-общиники. Это было следствием того, что в соседнем Иране, общественный строй которого в это время напоминал общественный строй Армении, сложилась практика частного освобождения — на 1/10 или 1/4, — рабов, которые «сидели» на земле. Выражалось это в том, что рабам оставлялась соответствующая доля урожая с обрабатываемого ими участка. Таких рабов называли аншахриками. Сходные процессы происходили и в Армении, только подобных рабов здесь называли немного иначе — анашхархики. В это же время ухудшилось положение свободных производителей, которые были постепенно разорены долгами и впали в зависимость, мало чем отличающуюся от зависимости рабов. Это привело к постепенному стиранию некогда резкой границы между свободным общинником и рабами. В Армении и в других странах Передней Азии этот процесс происходил быстрее, чем в Италии, так как рабы в Армении «сидели» на земле и здесь существовало не согнанное с земли крестьянство.
В то же время в Армении не были полностью изжиты первобытнообщинные отношения и в стране продолжали жить полукочевые племена (например, марды).
Само внешнее положение Армении благоприятствовало усилению значения знати. Формально армянский царь считался «другом и союзником римского народа», а фактически Армения находилась в полной зависимости от Рима. Это выражалось в том, что на территории Армении на протяжении первой половины I века н. э. неоднократно стояли римские легионы. Что и неудивительно, так как Армения имела для Рима, в первую очередь, не экономическое, а стратегическое значение — потеря Армении ставила под угрозу восточную границу Римской империи.
Но тем не менее Рим был не единственным государством, которое претендовало на влияние в Армении. С конца I века до н. э. с римлянами в этом стала активно соперничать Парфия. И если в годы правления Тиграна II парфянский царь был вынужден отказаться в пользу царя Армении от титула «царя царей», то теперь положение изменилось. Правители Парфии стали вмешиваться во внутренние дела Армении и поддерживать тех или иных царей, стремясь превратить Армению в одну из зависимых областей Парфянского государства.
Знать Южной Армении, которая была значительно более развита экономически и сильнее затронута влиянием эллинизма, тяготела к Риму, но проримская группировка представляла собой меньшинство в масштабах страны. Большая часть армянской знати, особенно центральных и северных ее областей, ориентировалась на Парфию. Это было результатом сходства общественного строя Армении и Парфии, а также относительно слабой государственной власти и централизации в Парфии, по сравнению с Римом. Кроме этого, и в Парфии и в Армении были распространены смешанные браки среди знати, а также эти два государства чувствовали культурную общность. Все это вместе взятое делало Пропарфянские настроения в Армении особенно сильными.
Средоточием проримской группировки был Тигранакерт, а пропарфянская знать опиралась на Арташат. Этот аспект оказывал большое влияние на выбор столицы государства тем или иным царем.
После того как династия Арташесидов прекратила свое существование, все без исключения цари в Армении были иноземцами, которые зависели от той или другой группировки знати. История Армении в первой половине I в. н. э. представляет собой беспрерывную цепь смут и заговоров смен царей и узурпаций, внутренних междоусобиц и иноземных нашествий.
В 52–53 гг. в Армении с помощью Парфии царем стал Тиридат, который был представителем парфянского царского дома Аршакидов. Ему пришлось выдержать тяжелую борьбу с Римом. В 50 — 60-е годы I в. н. э. произошло наиболее крупное столкновение Парфии и Рима в борьбе за Армению, в 54 г. умер император Клавдий и императором стал Нерон. В Софену, которая находилась в сфере римского господства, был назначен особый царь, а на армянском престоле тоже был посажен римский ставленник. Однако последний не удержался на троне. Против Рима выступила Парфия и последовавшая продолжительная борьба, как уже известно, закончилась компромиссом: Рим признал Тиридата царем Армении, но тот должен был признать себя формально зависимом от Рима. В 66 г. Тиридат прибыл в Рим и был торжественно коронован императором Нероном.
Это привело к тому, что с 66 г. Армения находилась в двойной зависимости — от Рима и от Парфии. При этом зависимость от Рима была чисто формальной, а от Парфии — ощутимой. Если по отношению к Риму армянский царь считался «другом и союзником римского народа», то в Парфянской империи Армения представляла из себя одно из полусамостоятельных государств, которые управлялись представителями дома Аршакидов, следует отметить, что в иерархии государства она стояла на втором или на третьем месте. Практически парфянский царь назначал того или иного Аршакида царем Армении, а Рим был вынужден лишь утвердить эту кандидатуру. Что в Армении происходило после 66 года, во время царствования Тиридата I, известно историкам очень мало. Сохранились сведения, что он перенес столицу из проримского Тигранакерта в пропарфянский Арташат. Город был восстановлен с помощью посланных императором Нероном ремесленников, по этому поводу его переименовали в Неронию, но название это просуществовало недолго.
В начале 70-х годов I века аланы совершили грандиозный набег на Армению. Борьба Тиридата I с аланами нашла отражение в армянском эпосе, отрывки которого сохранились у Мовсеса Харенаци.
В годы правления Тиридата I Армения делилась на 120 префектур (стратегий), под которыми подразумевались армянские гавары (округа). Правители этих округов назначались из числа армянской знати (мегистанов, нобилей — в античных источниках, или нахараров от парфянского нахвадар — в армянских).
Преемники Тиридата в истории Армении известны еще хуже. По-видимому, его преемником был Санатрук, который правил в конце I — начале II вв. н. э. Вскоре после смерти Санатрука произошло очередное столкновение между Римом и Парфией. В 114 году начался парфянский поход Транша. Римские войска вступили в Армению и в том же 114 году она была обращена в римскую провинцию. По образцу Многих других восточных провинций Римской империи здесь было создано местное объединение городов (койнон). Однако, как уже сообщалось, Армения была римской провинцией Недолго. Войска Траяна в 115–116 годах продвинулись Далеко в глубь Парфии. Но успехи их оказались непрочными: в тылу римских войск начались повсеместно восстания, Кроме того, не только в завоеванных областях, но в старых римских провинциях — вплоть до Кипра и Киренаики, Восстала также и Армения. Это привело к тому, что война Траяном по существу была проиграна. Его же преемник Адриан вывел римские гарнизоны из завоеванных областей и вернулся к традиционной политике на Востоке, которая основывалась на договоре 63 года. Но в 60-х годах II века н. э., произошел новый конфликт между Римом и Парфией. Войну эту римляне выиграли (в античных источниках — парфянская война Луция Вера). В результате этой победы на армянском престоле утвердился ставленник Рима Сохем.
В связи с тем, что Парфянская империя с каждым годом ослабевала, Армения во второй половине II века стала почти независимой. Этому способствовало и расширение римских владений в Месопотамии, а также завоевание римлянами Адиабены, которая в результате побед императора Септимия Севера была превращена в провинцию Ассирию. Таким образом территориально была отделена аршакидская Армения от аршакидской Парфии. Но это уже было и не нужно, так как сами армянские цари, которым Рим не угрожал в такой степени, как раньше, стремились избавиться от контроля парфянских Аршакидов. Армянскому царю Валаршу II удалось добиться важного успеха во взаимоотношениях с Римом: из Армении были выведены стоявшие здесь римские легионы и вместо этого армянская конница, которая состояла из представителей местной знати, должна была участвовать в римских походах, получая субсидии от императора.
Положение изменилось лишь при римском императоре Каракалле, который обратил в провинцию зависимое царство Осроену и то же самое хотел сделать с Арменией. Он обманом захватил Валарша II со всей его семьей, заключил в оковы и отправил в Рим. В стране, в связи с этим, поднялось восстание, которое возглавил сын Валарша, Тиридат II. В это время Каракалла выступил в поход против Парфии, где был убит одним из своих воинов. Преемник Каракаллы, император Макрин, поспешил заключить мир, признав Тиридата царем Армении. Этот мир, навязанный императору Макрину, был практически последним успехом Парфии. Парфянская империя Аршакидов просуществовала до 226 года, пока на престол в Иране не взошли представители персидской династии Сасанидов. Это оказало большое влияние и на Армению.
В связи с существованием тесных контактов между Арменией и Парфией в области армянской религии и языка сказалось иранское влияние. В то же время Армения испытывала большое влияние эллинистической культуры. Все местные надписи того времени написаны на греческом языке. При дворе Сохема жил греческий писатель Ямблих (сириец по происхождению) — один из наиболее известных писателей, работавших в жанре, так называемого, позднеэллинистического романа. Культурные связи Армении с соседними арамейскими областями Сирии и Месопотамии укреплялись и в последующее время, но влияние эллинистической культуры не ослабевало. К наиболее значительным памятникам античной архитектуры относится храм, остатки которого сохранились до наших дней среди развалин крепости Гарни (в 30 км. от Еревана). Предположительно, он был построен во второй половине I века н. э. Там же, в Гарни была найдена мозаика I–II вв. н. э., что убедительно свидетельствует о большом влиянии эллинистической культуры.
Из всего Закавказья власть Римской империи прочно утвердилась только в Колхиде, которая входила до этого в состав Понтийского царства. После того как царь Митридат VI проиграл войну с римлянами, Колхида стала зависимой страной, которая управлялась местными правителями, назначавшимися с согласия Рима. Формально она входила в состав римских провинций — сначала Полемоновского Понта, а затем Каппадокии. Несмотря на это, греко-римское полисное устройство в Колхиде проявилось слабо и страна, как раньше, в основном жила самостоятельной жизнью поддерживая лишь незначительные связи. Эллинизация в Колхиде затронула лишь господствующую знать, да и то незначительно. Римские войска стояли здесь только в приморских городах.
При императоре Адриане наместником Каппадокии был Флавий Арриан, который объехал южное и восточное побережье Понта до Диоскуриады. Он составил описание своего путешествия, которое дополнил позже сведениями об остальных районах Черного моря. По сведениям Арриана, почти на всем протяжении от Трапезунта до Диоскуриады правили цари, зависимые от римского императора. Римская власть в Колхиде поддерживалась за счет гарнизонов в укрепленных приморских городах, таких как Фасис и Диоскуриада, последняя впоследствии была переименована в Севастополь.
Во времена римского владычества Колхида находилась в упадке. Вхождение в состав империи, повлекшее за собой непосильные налоги с населения, лишь способствовало этому упадку. Греческие города постепенно приходили в запустение. Окончательно исчезла даже видимость политического единства, которая существовала между городами в начале эллинистического периода. Теперь же страна была разделена на отдельные племенные княжества, в которых ведущую роль стали играть ранее отсталые племена. Это привело к тому, что в конце I — начале II веков н. э. на территории Колхиды появились новые этнические наименования, которые фигурировали в истории Западной Грузии до эпохи средневековья. Имя колхов сохранилось лишь за населением, которое проживало в окрестностях Трапезунда. На восток и на север от них, по свидетельству античных авторов, проживало множество других племен, такие как лазы, о которых впервые упоминает Плиний Старший, чье название позже распространилось на всю Колхиду и было таким же собирательным как ранее имя колхов, а также абасги, о которых впервые упомянул Арриан (абасхн), они были предками современных абхазцев, и хотя жили недалеко от Диоскуриады, но не принадлежали к числу картвельских племен.
Гораздо менее прочно зависела от Рима Иберия. В конце I — начале II вв., эта область, наоборот, переживала период своего расцвета и значительно расширилась территориально. По традиции царь Иберии считался «другом и союзником римского народа», «другом кесаря». Теоретически это был равноправный союз.
Римские императоры преследовали на Кавказе, в основном, военно-стратегические интересы, а поэтому Иберское и Албанское царство, царь которого также считался «другом и союзником римского императора», имели значение для Рима потому, что помогали держать под ударом Армению и западные области Парфии, а также контролировали важнейшие горные проходы, которые связывали Северный Кавказ с Закавказьем.
Иберы и албаны, действительно, помогали Риму в борьбе против парфян, так как участие в этих войнах было выгодно для знати этих царств. Войны на стороне Рима укрепляли внешнее положение Иберии, способствовали расширению ее влияния в прилегающих областях и сулили войскам богатую добычу. Кроме этого, успешные войны давали большое количество рабов. Как и римляне, иберцы также были заинтересованы в защите горных проходов Кавказа, потому что кочевые скотоводческие племена Северного Кавказа иногда совершали набеги на Закавказье и прилегающие области Передней Азии. Подобные набеги угрожали как восточным провинциям империи, так и самой империи.
По началу зависимость от Рима была для Иберии тягостной, а поэтому, как только Рим стал ослабевать вследствие гражданских войн, начавшихся после смерти Гая Юлия Цезаря, иберы вместе с албанами тут же подняли восстание против Рима. Но в 36 году до н. э. римские войска без труда разбили армию иберского царя Фарнабаза и принудили совместно с римлянами подавить восстание в Албании. Впоследствии напряженность эта между Римом и Иберией исчезла и союз стал покоиться на взаимных интересах римского императорского правительства и иберских царей и знати. Именно благодаря прочному союзу с Римом, иберским Царям удалось в первых двух столетиях новой эры укрепить свое царство. Кроме этого, в I веке н. э. после войны с парфянами Иберия сумела подчинить себе Албанию И некоторые пограничные области Армении.
Во II веке положение Иберии еще более укрепилось. Царство стало совершенно самостоятельным после того, как император Адриан отказался от завоевательной политики на Востоке. Следствием этого явилось то, что иберский царь Фарасман II совершил сокрушительный набег на аланов которые опустошали Албанию, Мидию, а также угрожали Армении и Каппадокии. После этой победы Фарасман почувствовал себя настолько уверенно, что отказался явиться в Рим по предложению императора Адриана. Это осложнило отношения с Римской империей, но императорское правительство не решилось идти на конфронтацию: римляне задаривали царя и иберскую знать подарками, стремясь таким образом сохранить союз Рима и Иберии. Сам Адриан послал Фарасману даже слона и отряд количеством пятьсот человек. Предметы, которыми одаривали иберскую знать римляне, впоследствии были найдены археологами в усыпальницах. Среди них серебряные блюда с рельефными портретами императоров Адриана, Антонина Пия и других. Антонину Пию удалось укрепить римское влияние в Иберии. Сам царь Фарасман II вместе с женой и сыном даже побывал в Риме. Владения Фарасмана были закреплены за ним самим императором. Царю даже разрешили принести жертву на Капитолий, хотя подобную честь очень редко оказывали иностранцам. Кроме этого, на Марсовом поле, в самом Риме, ему была поставлена конная статуя.
Подобное укрепление царства привело к тому, что в середине I в. до н. э. в Иберии появились рабовладельческие отношения. Основными рабовладельцами были представители царского дома и жречество. Большую часть населения Иберии составляло свободное крестьянство — народ-войско (эри).
В торговле здесь, главным образом, использовались серебряные парфянские монеты. Высшие должностные лица носили титулы питиахшей, младших питиахшей и двороуправителей. В одной из надписей упоминается «полководец великого царя иберов». Как и в других странах, аристократия здесь состояла из представителей древней племенной знати, а также из людей, которые выделились вследствие имущественного расслоения эри. Это были, в основном, представители семей воинов, участвовавших в завоевательных походах и умевших обогатиться за счет добычи.
Рабы в Иберии трудились в основном в сельском хозяйстве, особенно на виноградниках. Развитию торговли способствовало то, что через страну проходили транзитные торговые пути (в частности, через упоминавшиеся выше горные проходы в Кавказском хребте). Кроме парфянских монет постепенно приобрели хождение и серебряные денарии Августа. Вместе с тетрадрахмами парфянского царя Готарза II, они стали объектом подражания местных чеканщиков монет, что говорило о развитии в стране товарноденежных отношений.
В иберской армии служили как представители знати, таки выходцы из простого народа. Первые сражались на конях и были защищены тяжелыми панцирями. Из крестьянства набиралась пехота. Знать в Иберии называли царчинебулни, а «мелкий люд» — цврили эри.
Отличие Иберии от античных городов-государств проявилось в том, что разорявшиеся крестьяне не превращались в люмпен-пролетариев, они оставались в деревне и попадали в кабалу к знатным землевладельцам, так они превращались в зависимых крестьян. Постепенно крестьянство, попавшее в зависимость от знати, а также крестьяне, трудившиеся на царских землях, — лаой и сажаемые на землю рабы слились в один слой зависимых земледельцев, причиной чему служили сходные условия их существования.
О высоком уровне местного ремесла и культуры свидетельствуют художественные изделия, которые археологи нашли в погребениях I–III вв. н. э. В гробницах знати находили много украшений из золота и серебра, художественно оформленное оружие, перстни с сердоликом, альмандидом, бирюзой, а также знаменитые геммы с портретами питиахшей, кроме того, здесь встречается много привозных художественных изделий из других провинций Римской империи.
В первые века новой эры на основе арамейского алфавита здесь было создано армазское письмо, приспособленное к местному языку. Надписи на этом языке сохранились на сосудах и на стенах. Последних только две: одна из них имеет греческий перевод, а другая — написана армазским письмом и полностью еще не прочитана. В первой из них упоминается царь Фарасман (II век н. э.).
Влияние на культуру Иберии Рим оказал незначительное. В основном местная аристократия находилась под сильным влиянием Ирана, об этом свидетельствуют и имена большинства иберских царей — Фарнабаз, Митридат, Фарасман, все они иранского происхождения. Кроме этого, на территории Иберского царства был распространен культ иранского солнечного божества — Митры.
О внутренней жизни Албании в первые века новой эры ученым известно весьма мало. Они предполагают, что в это время здесь укрепились основы рабовладельческого государства, а с развитием ремесла и торговли появились и укрепленные города (Птолемей упоминает свыше двух десятков албанских городов и поселений). Столицей Албании был город Кабалака (Птолемей называет его Хабала), который располагался в Ширванской степи. В албанских городах, как и в Армении, жило много греков, армян, сирийцев, иудеев.
В целом же, по уровню своего развития Албания значительно вставала от своих западных соседей — Армении и Иберии.
Немного больше известно историкам о внешней политике Албании. Впервые она покорилась Риму в годы правления царя Ороза, после успешного похода Помпея. Однако вскоре там вспыхнуло восстание и Марк Антоний был вынужден послать в Албанию своего полководца Публия Канидия Красса. Тому удалось восстановить зависимость Албании от Римской империи. Впоследствии это дало основание Октавиану Августу написать в «Деяниях» про албанов как о народе, который искал дружбы с Римом. Тацит, описывая годы правления императора Тиберия, утверждал, что цари Иберии и Албании находятся «под защитой римского величия». Это было недалеко от истины: в 35 году албаны вместе с иберами сражались на стороне Рима против парфян в Армении. Но вскоре во внешней политике Албании произошла резкая перемена: теперь они ориентировались не на Рим, а на Парфию и зависимую от нее Мидию.
Археологами на территории Азербайджана, возле горы Беюк-Даш, которая находится в 70 км от Баку, была найдена латинская надпись, которая относится к концу I века н. э. Она принадлежит центуриону легиона XII Фульминаты, которой стоял в те годы в Каппадокии. Эта надпись дала основание некоторым ученым предположить, что на территории Албании находились римские войска. Утверждение это спорное. Как бы там ни было, но во второй половине I века н. э. Албания окончательно освободилась от римского господства.
В I–II вв. н. э. на землях Северного Причерноморья происходила дальнейшая эволюция рабовладельческого способа производства, который был заложен здесь еще в эллинистический период. Земли эти были одним из главных пунктов борьбы племен Восточной Европы против средиземноморской цивилизации.
В первые века новой эры здесь значительно возросла роль сарматских племен. Распространение их привело к тому, что римское влияние на этой территории натолкнулось на сопротивление местного населения. Рим, заинтересованный в бесперебойном поступлении сельскохозяйственных продуктов из Северного Причерноморья, активно вмешивался в его дела. Верхушка населения былых греческих городов из-за усилившегося натиска местных племен, искала поддержки у римлян, с готовностью идя на римский протекторат. Поэтому в условиях борьбы с кочевниками, произошла консолидация местной знати: она стояла на твердых монархических позициях и вследствие того, что в былых греческих городах давно исчезли признаки демократии. Так в Херсонесе большую роль играл первый архонт, это привело к тому, что город превратился в аристократическую республику. Утратив самоуправление, города подчинились боспорским царям, которые по примеру восточных царей стали именовать себя «великими царями царей». Их окружал пышный двор со множеством придворных.
Основная масса земли была сконцентрирована в руках немногих семей, члены которых занимали все высшие должности. Как в Херсонесе, так и в Боспорском царстве на землях богатых владельцев стало снова развиваться в больших масштабах производство зерна и вина на экспорт, нарушенное во время митридатовых войн. В огромных количествах здесь также велся рыбный промысел. Так археологи нашли на территории Боспора множество соответствующих орудий производства, таких как: мельничные жернова, виноградные прессы, огромные рыбозасолочные ванны, которые вмещали до 1600 центнеров рыбы. Продукты сельского хозяйства и рыбной ловли вывозились отсюда в города Южного Причерноземья и шли для снабжения многочисленных римских гарнизонов. Ввозились в Северное Причерноморье, в основном, предметы роскоши — художественная керамика, стекло, вино и ткани. Был развит также обмен причерноморских городов с соседними племенами. Испытывало подъем и ремесло — керамическое, ювелирное, металлургическое, оружейное. В ремесле, как и раньше, большую роль играли рабы, но здесь уже сказались признаки разложения рабовладельческой системы. Как и в империи, тут стали отпускать рабов на волю, а в земледелии труд рабов постепенно вытеснялся трудом зависимых земледельцев — пелатов. Пелаты обрабатывали земельные участки крупных землевладельцев, сдавая им часть урожая.
Причерноморская знать процветала. В горах воздвигались монументальные здания, украшенные роскошной росписью. Дома их были наполнены дорогой утварью и драгоценностями.
Постепенно стала меняться структура знати причерноморских городов. Все больше в былые греческие города проникала племенная знать сарматов, смешиваясь со старой верхушкой и оказывая на нее большое влияние. Но если городская аристократия смогла слиться с племенной знатью, то городской плебс относился к сарматам враждебно и столкновения между ними были весьма частыми. Главенствующую роль в политике Северного Причерноморья играли взаимоотношения с Римской империей. Херсонес, например, отягощенный зависимостью от Боспорского царства, часто обращался за помощью к Риму. Это привело к тому, что император Август в 25 году до н. э. даровал Херсонесу свободу. Вначале он пытался подчинить своему влиянию и Боспорское царство. С 47 года до н. э. там правил царь Асандр, который восстал против сына Митридата Эвпатора — Фарнака, поручившего ему управление царством на время своего похода против Цезаря. Впоследствии Асандр женился на дочери Фарнака Динамии, а император Август признал его царем. После смерти Асандра, в 18 году до н. э., его жена Динамия три года правила в царстве одна. Но в 15 году до н. э. Скрибоний, который называл себя внуком Митридата, женился на Динамии и провозгласил себя царем. Император Август боялся, что новый царь, воспользовавшись популярным среди местного населения именем царя Митридата VI, начнет проводить антиримскую политику. Поэтому в Боспорское царство были посланы войска во главе с царем Понта — Полемоном. Он одержал победу над Скрибонием и женился на той же Динамии, после чего сам стал Боспорским царем. И хотя знать примирилась с тем, что Полемон правил, находясь в зависимости от Рима, местные племена царем его не признали. Он был вынужден вести многолетнюю войну с племенами, которые населяли берега Меотиды, но был убит в 8 году до н. э. аспургианами. В отношении последних мнения историков расходятся: одни считают их этническим образованием, а другие — приверженцами царя Аспурга, который занял Боспорский престол после смерти царя Полемона.
О нем историкам почти ничего неизвестно. Некоторые считают, что он являлся представителем династии Митридата, другие считают, что он был вождем одного из местных племен, — как бы там ни было, он пользовался поддержкой местного населения. Император Август вынужден был признать Аспурга царем и, добившись лишь отделения от Боспорского царства Херсонеса, римляне не оставляли попыток дать Боспору царя, угодного Риму. Так при императоре Калигуле была сделана попытка посадить на Боспорский престол внука царя Полемона, который воспитывался при римском дворе, но это встретило ожесточенное сопротивление местных племен, которые возглавил сын Аспурга Митридат VII. Император Клавдий поначалу признал его царем, но вскоре брат Митридата, Котис, донес о том, что Митридат замышляет враждебные Риму действия. Клавдий послал на Боспор войска, с помощью которых удалось посадить на престол Котиса. При нем связь Боспора с Римом стала более тесной, она выразилась в учреждении на Боспоре культа римских императоров, верховным жрецом которого считался сам царь.
Теперь монетах стали чеканить изображения римских императоров. Особенно укрепилось влияние Рима при Нероне, когда наместник Нижней Мезии Плавтий Сильван был призван херсонесцами на помощь против осадивших город скифов. С этого времени в самом Херсонесе и на Южном берегу Крыма появились римские гарнизоны. Вскоре римские войска были введены и на территорию Боспорского царства. Римляне хотели предпринять широкое наступление на народы Причерноморья и прикаспийских степей, которые стали их опорными пунктами на периферии.
Именно после того как в Херсонесе появились римские солдаты, там окончательно исчезли следы демократического устройства и победила аристократия. Ускорилось это и приданием прав римского гражданства представителям знатнейших семей. Император Нерон помышлял даже сделать Северное Причерноморье одной из римских провинций.
Но после его смерти этот проект потерял поддержку, так как стало очевидным, что осуществить его возможно лишь благодаря изнурительной войне с местным населением.
В дальнейшем взаимоотношения Северного Причерноморья и Рима колебались в зависимости от разных внешних и внутренних факторов. Например, когда римские войска были выведены из Херсонеса и отправлены в Дакию на войну с армией племенного союза Децебала, Херсонес тут же попал в зависимость от Боспора.
Во II веке н. э. боспорские цари чувствовали себя вполне самостоятельными и свободными. Так как римские императоры нуждались в постоянном пополнении огромного войска, то платили боспорским царям денежные субсидии, за которые получали в свое распоряжение боспорских солдат. Непосредственно римские войска с территории Боспора были выведены. В то же время укреплялось боспорское войско, которое переняло сарматское Вооружение и тактику. Вскоре оно представляло из себя значительную силу. Это позволило Боспору во II веке вести самостоятельные войны с сарматами и тавроскифами, в результате которых последние были полностью подчинены власти боспорских царей. В начале III века боспорские цари одержали ряд значительных побед над сарматскими племенами, что позволило им расширить свои владения за счет земель последних. В конце II — начале III вв. н. э., в годы правления царей Котиса II и Савромата II, боспорцы снова одержали ряд побед над скифами и сираками, что позволило присоединить к царству Таврику. Так царь Рескупорид III (210–227 гг. н. э.) назвал себя «царем всего Боспора и тавроскифов».
В середине II века н. э. Херсонес с помощью римлян снова освободился от боспорской зависимости. Сюда были опять введены римские войска. Одновременно римский гарнизон появился и в Ольвии. К этому времени она пришла в упадок по сравнению с предыдущими веками, так как город не смог окончательно оправиться после разгрома его гетами в I веке до н. э. Лишившись своих основных земель, Ольвия вынуждена была подчиниться царям Скифского царства в Крыму. В самом Херсонесе практически правил отныне наместник Нижней Мезии. Даже начальники римского гарнизона имели в городе больше власти, чем городские магистраты.
В Северном Причерноморье были распространены религиозные союзы, которые назывались фиасами. Некоторые из них посвящались издавна почитавшимся на Боспоре богам, другие же состояли из поклонников нового Бога, который обозначался как «высочайший», «всемогущий», «милостивейший». Это было божество, которое впитало черты Зевса греков и Яхве иудеев. Распространение его культа свидетельствует о монотеистических представлениях в Северном Причерноморье. Следует отметить, что в эти фиасы входили в основном представители аристократии.
Официальным языком в Северном Причерноморье оставался греческий. Однако все чаще стали появляться местные имена, сами боспорские цари нередко носили имя Савромат, которое происходило от прежнего названия сарматов — савроматы. Как уже упоминалось, городская знать, из которой состоял костяк боспорского войска, переняла сарматское вооружение — шлемы, панцири, длинные мечи, луки и одежду. На монетах и памятниках из камня появились тамгообразные сарматские знаки, многие из которых стали своего рода гербами боспорских царей. Иногда эти знаки группировались в целые строчки, что дает повод историкам видеть в них зачатки местной письменности, которая до сих пор не расшифрована.
В это же время царей и знатных горожан Боспора стали погребать, как и сарматских вождей, с оружием и конями. На надгробиях они изображались в виде конных воинов, кроме того, излюбленной темой в росписях, украшавших склепы знати, были сцены конных сражений. Надгробия с рельефами, расписанные саркофаги и стенная роспись, в склепах — важнейшие памятники боспорского искусства того времени. Постепенно и местные художники, которые все еще сохраняли традиции эллинистического искусства, приспосабливались к господствовавшим на Боспоре вкусам. Отныне живопись становилась яркой, многокрасочной, она сочетала в себе схематичность, условность изображения с реалистическим исполнением подробностей. Кроме военной тематики, на картинах изображались умершие, пирующие в кругу семьи и друзей в загробном мире, а также различные мифологические сюжеты. Из них наиболее известным является изображение Деметры и похищение ее дочери Персефоны богом подземного мира Плутоном.
Кроме этого, некоторое влияние на быт и искусство Боспора оказали Парфия и Малая Азия. Из Парфии, например, пришел обычай покрывать лица умерших царей золотыми масками. В живописи — заметно сходство с живописью Малой Азии и Сирии.
В эти годы в причерноморских городах появилось много фракийцев. Боспорские цари, кроме того, находились в родстве со старой фракийской династией, а поэтому часто носили фракийские имена — Котис, Реметалк, Рескупорид. Цари Боспора, по-видимому, покровительствовали фракийцам.
С конца I–II вв. н. э., так же как и Боспор, находилось на подъеме и Скифское царство. Археологические находки из его столицы Неаполя (недалеко от Симферополя) Доказывают оживление в нем строительной деятельности, ремесла и искусства, которое представлено росписью на стенах склепов и каменных домов, принадлежавших местной знати. Кроме этого, подъем переживала и торговля. Она велась через зависимую от скифов Ольвию и укрепленные пункты на Черном море. Население Неаполя состояло из землевладельцев, осевших в городе кочевников — владельцев табунов коней, Царских дружинников, а также купцов. Рабство, по-видимому, не было широко распространено у скифов. Цари взимали дань натурой, о чем доказывают ямы-зернохранилища, расположенные вдоль городских стен Неаполя. Самые Крупные из них вмещали до 4 тонн проса, ячменя или полбы. Кроме этого, в городе были найдены давильни, которые свидетельствуют о наличии виноделия, а гончарные печи — о развитии гончарного производства на продажу.
Торговля, по-видимому, велась Неаполем не активно так как не получило широкого распространения денежное обращение. Монеты здесь найдены в основном римские. Только в Ольвии чеканились местные монеты с именами царей середины I века — Фарзоя и Инисмея.
Но тем не менее Скифское царство в это время было наиболее сильным за все время своего существования. Скифы подходили к Херсонесу и даже угрожали боспорским городам. Во II веке их могущество стало постепенно падать из-за натиска сарматов, боспорских царей и их союзника — Рима. Как уже говорилось выше, во второй половине II — начале III вв. н. э. боспорские цари сумели одержать несколько крупных побед над скифами. Это привело к тому, что в III веке скифское царство пришло в упадок, его культура приобретала все больше сарматских черт. В конце концов сарматы постепенно завладели Неаполем.
В I–II вв. н. э. большинство европейских племен переживало период быстрого развития. Именно в этот период наметились экономические и социальные предпосылки для образования больших племенных союзов, следствием которых стало возникновение народов, игравших в дальнейшем главную роль в истории средневековой Европы. Не успев сформироваться, эти союзы ввязывались в затяжную и тяжелую борьбу против Римской империи, но стать победителями было им еще пока не под силу, так как они были слабо подготовлены к подобной борьбе. Они являлись лишь ближайшими соседями империи, экономическое и социальное развитие которых находилось под слишком сильным ее влиянием. Кроме того, образовавшаяся в их среде аристократия в большинстве случаев искала и находила союзников в Риме. Здесь племенная знать чаще всего получала образование и военные навыки.
Положение изменилось в III в. н. э., когда престиж и реальные силы империи стали слабеть. Кроме германцев, Риму пришлось бороться против сарматских и славянских племен. Последние развивались самостоятельно и экономика империи оказывала на них незначительное влияние.
Обширные территории Центральной и Западной Европы населяли кельтские племена. К середине I века н. э. практически все они были в зависимости от Римской империи и лишь племена, которые населяли Ирландию (античные авторы называли ее Гиберния), сохранили полную независимость. Это объясняется тем, что Ирландия была наиболее отдаленным островом от границ империи, а поэтому не имела с ней, вплоть до III века, почти никаких сношений.
В первые века новой эры кельтские племена Ирландии делились на небольшие общины-туаты. Население этих общин состояло из земледельцев, друидов и ремесленников. Свои внутренние дела они решали с помощью народного собрания, а в случае войны выставляли ополчение. Председателями на собраниях выступали родовые старейшины, которые были, вместе с тем, верховными судьями и военачальниками. При них существовал совет из представителей родовой знати.
Туаты объединялись в союзы во главе с племенными вождями. В I–II вв. н. э. подобных союзов в Ирландии было пять.
Обедневшее население находилось здесь в положении, сходном с положением клиента в Римской империи: они продолжали владеть своими земельными участками, но получали от патронов скот и должны были впоследствии возвращать его с приплодом, а также сопровождать своего патрона на войну и в народное собрание. Некоторые клиенты по своему низкому положению приближались к рабам. Получив от патронов вознаграждение, они переставали считаться гражданами и обязаны были выплачивать господину часть урожая и приплода скота. Клиентами были и некоторые ремесленники самой низшей квалификации.
В конце II — начале III веков племенные вожди Западной Ирландии, из которых наиболее известной и достоверной личностью является Кормак, захватили соседние земли и создали сильное объединение племен. В это же время кельты стали строить укрепления по образцу римских валов. У них появились постоянные вооруженные дружины, которые начали вторжение в пределы Британии — провинции Римской империи. Античные авторы знали эти племена под именем скоттов и атекоттов. После того как римское влияние в Британии ослабло, они стали постепенно расселяться на территории бывшей провинции.
Больше всего сведений историки имеют о племенах германцев, которым в конце I в. н. э. посвятил свой специальный труд Тацит.
В конце I в. н. э. в экономике и социальном строе германцев произошли большие, изменения. Теперь это были уже далеко не те племена, что населяли здешние земли во времена Гая Юлия Цезаря. Теперь германцы окончательно перешли к оседлому земледелию, хотя скотоводство продолжало играть главную роль. На смену прежним временным хижинам пришли построенные из камня и крытые черепицей дома. Уменьшилось значение охоты в хозяйстве. На смену родовой общине, которая обрабатывала сообща землю еще во времена Цезаря, пришли большие семейные общины, которые жили отдельными поселениями. Такая община вспахивала каждый год новый участок земли, оставляя старый под паром. Пастбища, выгоны и другие угодья составляли общие владения, которые принадлежали сразу нескольким поселениям.
Тем не менее жизненный устой германцев оставался примитивным. Римские деньги распространялись только в пограничных с империей областях, а наиболее отдаленные племена их даже не знали. Там господствовал натуральный обмен. Ремесла, в том числе и металлургия, были слабо развиты. Вооружение германцев оставалось несовершенным. Письменность находилась лишь в зачаточном состоянии и употреблялась только жрецами для магических обрядов и гаданий. Но уже сменилось материнское право отцовским, хотя пережитки первого все еще сохранялись. Они отразились в том, что женщины занимали особо почетное место в семье и культе. Так, во времена восстания Цивилиса, жрица и пророчица из племени бруктеров Веледа организовывала восставших и, используя свой авторитет, вдохновляла их на борьбу с Римом.
Правда здесь уже существовало рабство, хотя оно и носило патриархальный характер. Рабы получали скот и участки земли, за которые должны были вносить земледельцам часть собранного урожая. Дети рабов воспитывались вместе с детьми свободных, а поэтому разница между рабами и свободными была не так разительна, как в Риме. Хотя племенная знать и племенные вожди, которые собирали вокруг себя преданные дружины из числа воинственной молодёжи, играли значительную роль, верховное решение в важных вопросах по-прежнему принадлежало народному собранию.
Постепенно связи с Римом усиливались. Во II и начале III вв. н. э. римские купцы стали проникать все глубже в отдаленные от империи области, теперь германская племенная знать могла покупать привозную утварь, вина и ювелирные изделия. Они стали остро нуждаться в деньгах для удовлетворения своих возросших потребностей. Римским торговцам стали продавать крупный рогатый скот, меха и рабов. Постепенно германские племена, подобно населению восточных земель, организовали оживленную транзитную торговлю, переправляя римские товары в Скандинавию, где, по словам Тацита, существовал один из наиболее сильных союзов германских племен, а также в Прибалтику. Развитие торговли повлекло за собой развитие мореплавания и совершенствование судостроения. Кроме этого, развивались и ремесла — керамическое, ткачество, ювелирное дело, металлургия. Германские мастера стали сами изготавливать вооружение, даже кольчуги. Все это привело к тому, что постепенно германские купцы стали вывозить на Север и Восток уже не только римские товары, но и предметы местного производства. Наравне с ремеслом, бурно развивалось сельское хозяйство. Стали выращиваться лучшие породы скота и лошадей. Это увеличило значение германской конницы во время боевых столкновений.
Постепенное усиление германцев привело к коренному изменению взаимоотношений их с Римской империей. Уже в I веке многие германские племена, которые жили между Рейном и Эльбой, а также на Дунае, находились на положении клиентов Рима, правда формы зависимости различных племен сильно отличались друг от друга. Например, батавы, каннинефаты, маттиаки, которые жили На правом берегу Рейна, не платили податей, но поставляли солдат во вспомогательные войска. После восстания Цивилиса они не только не достигли независимости, но, наоборот, к концу I в. были присоединены к империи и на их землях были возведены земляные укрепления, Которые обеспечивали их покорность.
По соседству с батавами, в устье Рейна, жило племя фризов. Оно не давало рекрутов, но было обложено податями. Фризы обязаны были поставлять кожи для римской армии и находились под надзором римских префектов. Это привело к восстанию фризов в 28 году. На некоторое время им удалось вернуть себе свободу, но в 47 году их вновь покорил Корбулон, а в 57 году н. э. два их вождя получили римское гражданство как клиенты Рима.
Весьма долго сражались за независимость херуски, возглавлял которых Арминий, сумевший победить римского полководца Вара. Осложнялась борьба эта тем, что среди херусков имелась весьма сильная проримская партия. Император Тиберий, который отозвал Германика из-за Рейна, тем не менее всячески старался поддерживать среди херусков внутренние раздоры. Это привело к тому, что, в конце концов, херуски стали зависимыми от Рима.
Из всех варварских племен в самом привилегированном положении находилось племя гермундуров. Они были вытеснены херусками со своего старого местожительства на Эльбе, после чего римляне поселили их на левом берегу Дуная. За это гермундуры обязаны были защищать границы провинции Реции, где до императора Клавдия не стояли римские гарнизоны. Исполняли свои обязанности гермундуры весьма успешно, а поэтому за верность Риму гермундурам — одному из всех варварских племен, — было разрешено появляться внутри провинции и даже вести торговлю в главном городе Реции.
Но наиболее мощный племенной союз был создан в I веке вождем маркоманов Марободом. Маркоманы жили на Майне, но, теснимые римлянами, ушли в первые годы новой эры в Богемию (Чехию), которою к тому времени покинула часть ранее населявшего ее кельтского племени бойев. Сам Маробод провел молодость в Риме и использовал полученные там знания при организации собственного войска. К нему примкнула большая часть свевов, которые населяли Восточную Германию, а также лангобарды, лугии и многие другие племена. В результате этого Марободу удалось собрать войско в 70 тысяч человек пехоты и 4 тысячи конницы. Его послы вели себя в Риме как представитель равной ему державы. Маробод не вступал в войну с империей, но, по словам императора Тиберия, был опаснее для Рима, чем в свое время Пирр и Ганнибал. Существование мощного племенного союза во главе с Марободом само по себе активизировало антиримские силы на землях германцев. Его союзниками стали племена, которые отпали от Рима. Маробод давал убежище беглецам из империи. Среди этих перебежчиков были дезертиры, беглые рабы, провинциалы, которые не примирились с римским владычеством. Дошло до того, что стал возможным союз галльских мятежников с британскими племенами, это и послужила стимулом для завоевания Британии императором Клавдием. Возможно эта же самая причина заставила императора Августа послать Тиберия с войсками против Маробода.
Война не состоялась, так как началось крупное панноно-далматское восстание. Маробод не стал вмешиваться в борьбу, что было его ошибкой: он лишился возможных союзников в борьбе с Римом и это ослабило его позиции. Следующей ошибкой было то, что вождь херусков Арминий начал войну с Марободом вместо того, чтобы, объединившись с ним, направить войска против Рима. Но, по-видимому, это было и невозможно, так как к тому времени еще не созрели предпосылки для образования длительных и крепких племенных союзов. В то же время Рим проводил тонкую политику: императоры делали все возможное, чтобы обострить внутриплеменную вражду. Вследствие этого в 17 году Маробод был разбит Арминием и обратился за помощью к императору Тиберию. Тиберий этой помощи не оказал и, воспользовавшись слабостью Маробода, лишил его власти. Маробода поселили в Равенне, а маркоманы получили в цари римского ставленника Ванния из племени квадов, который признал себя клиентом Рима. Ванний сумел объединить племена квадов и маркоманов и правил тридцать лет. Он значительно расширил свои владения за счет набегов на соседние племена. Впоследствии его выгнали свои же соплеменники. Римляне поселили его в Паннонии.
В середине I века н. э. на Дунае появились сарматские племена язигов и роксоланов. Столкнувшись с римскими войсками, они заключили союз с империей. В конце I века маркоманы, квады, а также часть свевов и сарматы объединились. Они попытались сбросить с себя зависимость клиентов и отказались давать Риму солдат. Им удалось нанести тяжелое поражение войскам императора Домициана, после чего они вторглись в Паннонию и, как мы уже знаем, римлянам стоило большого труда восстановить прежнее положение. Квады и маркоманы снова стали клиентами Рима, императоры вновь назначали их царей по собственному выбору. Но в 60-х годах II века эти племена опять восстали против Рима, свергнув навязанных им царей. Это послужило началом затяжных маркоманских войн и явилось важным поворотом во взаимоотношениях империи с народами Европы.
В придунайских областях германцев было мало. В основном здесь жили фракийские и, частично, кельтские племена. Из фракийцев наиболее известны геты. Они были земледельцами и скотоводами, вели торговлю с греческими городами Западного Причерноморья. Их земля находилась в общинной собственности и ежегодно перераспределялась. Во главе этих, племен стояли племенные вожди, которые, вследствие незначительной социальной дифференциации, мало чем отличались от своих соплеменников. Геты были весьма воинственным племенем, это их качество даже вошло в поговорку у античных авторов. Военные набеги играли большую роль в жизни гетов.
Но самым значительным из придунайских племен было племя даков. Их союз распался после смерти правителя Биребисты. Римляне прилагали множество усилий для того, чтобы рассорить племенных вождей и воспрепятствовать новому объединению даков. Они рассчитывали на то, что Маробод, Ванний, язиги и роксоланы блокируют даков и помешают их продвижению в сторону Италии. Но после того как низвергли Маробода, а затем и Ванния, путь дакам на Рим оказался открыт. Это было высокоразвитое племя, которое имело давние торговые отношения с греками и италиками. Кроме того, естественные богатства страны, особенно золотые и серебряные рудники, способствовали развитию ремесла и накоплению значительных сокровищ в руках знати. Племенные вожди строили себе неприступные замки из колоссальных каменных блоков и высушенного на солнце кирпича. Замки были укреплены валами и мощными стенами с башнями. В этих замках хранились изделия из драгоценных металлов, оружие, дорогая греческая и италийская утварь, богатые клады монет.
Материал для строительства замков доставлялся из отдаленных каменоломен, что доказывает использование большой массы рабочих рук. По-видимому, дакийская власть эксплуатировала своих соплеменников, попавших в зависимость. Об этом косвенно свидетельствует интенсивный вывоз рабов из Дакии.
Все это прекрасно отражает разложение первобытнообщинного строя у даков. Как и в Галлии перед ее завоеванием, здесь сложилась проримская аристократическая и антиримская народная партии. Народная партия, как и в Галлии, поддерживала царскую власть, надеясь на то, что она может сплотить даков и положить конец междоусобным войнам знати, а также ограничить ее господство. В I веке в Дакии появился, наконец, такой руководитель, которым оказался Децебал, — талантливый и энергичный царь. У даков впервые было создано государственное образование, которое, как и союз Маробода, приобрело антиримский характер.
Поток беженцев из Рима, который прекратился после падения Маробода, вновь возобновился, но на этот раз они бежали к Децебалу. И тот охотно давал всем убежище. Особенно он старался привлекать на свою сторону ремесленников, которых использовал для сооружения укреплений и военных машин по римскому образцу. Именно вопрос о перебежчиках был одним из самых острых во взаимоотношениях царства Децебала и Римской империи. Децебал был намного дальновиднее Маробода. Он не только старался объединить все соседние племена, но даже мечтал о союзе с Парфией. Но упорная оппозиция знати постоянно ему мешала: ее представители опасались укрепления царской власти, а поэтому враждебно относились к объединительным шагам Децебала. Во время всех войн, какие он вел с Римской империей и какие шли с переменным успехом, знать даков, которую не тяжело было распознать по войлочным шапкам, часто появлялась в римском лагере. Они спешили показать свою преданность императору и готовность ему служить. Особенно широкий размах приняла измена знати во время последней войны Децебала с Римом в 106 году н. э., в этой войне царь и погиб. Но зато войско Децебала сражалось с поразительным мужеством: воины стойко защищали каждый метр своей земли, неся тяжелые потери. Когда остатки солдат были вытеснены из своего последнего убежища, а преданный знатью Децебал покончил с собой, большое количество даков покинуло деревни и ушло в Карпаты — те области, которые были недоступны для римских воинов. Даже после поражения Децебала эта область, которая называлась «свободной Дакией», оставалась постоянной угрозой для империи.
Полную и подробную историю славянских племен в I–IV веках н. э. составить невозможно, так как греческие и латинские авторы оставили очень скудные сведения о древних славянах. Славянские племена были слишком отдалены от границ Римской империи, между ними лежали земли, населенные германскими, кельтскими, фракийскими, сарматскими и многими другими племенами. Они не соприкасались непосредственно, а поэтому античный мир знал о славянах весьма мало.
Наиболее ценным является то, что античные авторы указали территории, занятые славянами в те отдаленные времена. Это позволяет связать со славянами ряд археологических культур первой половины I тысячелетия новой эры и изучить, таким образом, производство, быт и культуру этих племен.
Первое упоминание о древних славянах содержится в труде римского ученого Плиния Старшего, который жил в I веке н. э. Он использовал карты полководца Агриппы. Кроме этого, Плиний Старший сам служил в Германии, а поэтому не раз слышал о том, что за ней находятся территории, заселенные негерманскими племенами. Земли эти Плиний называл Скифией, в этом он следовал установившейся в античной историографии традиции давать наименование скифов самым отдаленным и почти неизвестным племенам. Говоря о Скифском (Балтийском) море, Плиний поселил на его юго-восточном побережье сарматов, германцев, венедов, скифов и гирров. Из всех перечисленных племен только одно является славянским — венеды. Об этом свидетельствует тот факт, что название венедов, вентов, виндов сохранялось за западными славянами до сравнительно позднего времени. Так, например, готский историк VI века н. э. Иордан писал, что племена венедов многочисленны и имеют различные названия «однако, главным образом, они именуются склавинами и антами». По свидетельству Плиния и по археологической карте можно проследить расположение разных племен к северо-востоку от Эльбы. Там жили самые северные из германских племен. За ними Шли славяне, а далее, на север и северо-восток — финские племена.
Необычайно важны и свидетельства римского историка Тацита, хотя труд его посвящен Германии, и поэтому соседним племенам он уделил весьма мало внимания. Тацит отметил этническое отличие венедов и германцев, кроме этого, он сообщил, что по образу жизни венеды ближе к германцам, чем к кочевникам-сарматам. Это свидетельство Тацита подтверждается характером культуры славянских племен того времени. Тацит отводил венедам обширную территорию, указывая, что они живут между певкинами (бастарнами), которых он помещает в Прикарпатье, и фенами (финами), населявшими земли к востоку и северо-востоку от современного Рижского залива.
Но даже такие скудные сведения о славянах известны были далеко не всем римским писателям. Большинство из них включало славянские территории в понятие Сарматии. Об этом говорит труд древнего географа Птолемея, который был написан им в период со 160 по 180 гг. н. э. Он территорию к востоку от Вислы и Карпатских гор называл Европейской Сарматией, а Балтийское море — Сарматским океаном.
Птолемей упоминает венедов среди племен Европейской Сарматии. Он поместил их по всему Венедскому заливу (так он называет юго-восточную часть Балтийского Моря) и далее в глубь Европы. Восточную границу венедов По данным Птолемея определить трудно, однако то обстоятельство, что древний географ помещает Венедские горы далеко от Балтийского побережья, позволяет сделать предположение, что, по его мнению, территория венедов была весьма значительной. Кроме того, данные Птолемея показывают, что в его время название венедов уже приобрело значение обобщающего имени многих племен и порождало географические наименования — Венедский залив и Венедские горы. Среди географических названий карты Птолемея встречаются и славянские термины, такие как название города Калнсия (совр. Калиш), а также наименование горы Бодин и некоторые другие. Кроме этого, Птолемей называет одно из венедских племен именем стлаваны (суовены). Немного другую картину рисует так называемая Певтингерова карта IV века н. э. (римская дорожная карта). На ней венеды помещены у западных склонов Карпат и на Нижнем Днестре. По-видимому, на этой дорожной карте нашло отражение начало движения славянских племен к Дунаю.
Если суммировать все вышеперечисленные данные, то можно предположить, что славянские племена занимали в I–IV вв. н. э. территорию от берегов Балтийского моря до северных склонов Карпатских гор, на западе они граничили с германцами и кельтами, на юге и юго-востоке — с сарматами, восточная граница славянских племен для этого времени определена быть не может.
Весьма сложной проблемой является и вопрос об археологических данных по истории славянских племен в первой половине I тысячелетия н. э. Проблема в том, что археологические памятники на древних славянских землях еще в конце XIX века были очень плохо изучены и в настоящее время остается много неисследованных территорий. Кроме того, небогатый инвентарь могил с трудом поддавался определению и датировке. И все же можно сделать кое-какие обобщения.
Для земель, предположительно населенных славянами в конце I тысячелетия до н. э. — первой половине I тысячелетия н. э., наиболее характерны археологические памятники в виде бескурганных могильников с различными обрядами погребений — трупоположениями и трупосожжениями. После трупосожжения останки заключены в урну, трупы положены в землю без урн. Так образовывались кладбища, которые получили у археологов название «полей погребальных урн» или «полей погребений». Еще в XIX веке ученые спорили о том, кому принадлежали обнаруженные в Северной Европе «поля погребений» — славянам, германцам, фракийцам или кельтам. Но такая постановка вопроса была сама по себе неверна, так как обряд захоронения на «полях погребальных урн» принадлежал не одному племени, а всем вышеперечисленным племенам. Эти споры длились до того времени, пока известный чешский археолог и историк Любор Нидерле, поддерживая мнение Шафарика и других чешских, а также польских археологов, не заметил, что можно говорить о славянской принадлежности только тех памятников «полей погребений», которые находятся в пределах предполагаемого по письменным источникам расселения древнеславянских племен.
Эта точка зрения Л. Нидерле была доказана впоследствии археологическими раскопками. Польские ученые, которые исследовали культуру «полей погребений» на территории Польши, пришли к выводу, что носителями этой археологической культуры были венеды, так как ее территория, в основном, совпадает с территорией, отводимой западной группе этих племен Плинием, Тацитом и Птолемеем.
«Поля погребений» к востоку от верховий Днестра были открыты только в конце XIX века. Впоследствии археологами были раскопаны сотни поселений и могильников культуры «полей погребений» на этой территории. Раскопки показали, что не только Среднее, но и Верхнее Поднестровье в первой половине I тысячелетия было заселено славянскими племенами, которые хоронили своих покойников на «полях погребений» и значительно отличались образом жизни от соседних племен — кельтов, фракийцев и других, имевших подобный обычай захоронения. Вместе с тем стало известно, что славянские племена Поднестровья весьма близки славянским племенам Повисленья. Но внутри этого массива славянских племен археологи нашли некоторые местные отличия, что дало основания говорить о нескольких археологических культурах. Таковыми являются оксывская культура в Нижнем Повисленье, пшеворская культура в бассейне Средней и Верхней Вислы. Последняя весьма близка к зарубинецкой культуре славянских племен Среднего и Верхнего Поднепровья.
Рассмотрим племена, жившие в западу от верховий Днестра, в междуречье Одера и Вислы и в бассейне Вислы, которые принято называть западными славянами. Помимо давнего имени венедов, в IV–VI вв. н. э. они стали обозначаться общим названием склавинов (славян).
Весьма скупые сведения об их жизни сохранились в описаниях Тацита. Он заметил, что венеды, в отличие от кочевников-сарматов, строят прочные дома. Другой их характерной особенностью Тацит считал умение быстро передвигаться пешком, в отличие от сарматов, которые проводили всю жизнь верхом на лошадях. Эти два наблюдения Тацита, тем не менее, ясно передают черты, которые были свойственны быту земледельцев жителей, лесной полосы, использующих коня, в основном, для земледельческих работ. Несомненно, венеды были земледельцами и имели относительно слабо развитое ремесленное производства, которое долгое время сохраняло характер домашнего ремесла. Это подтверждает и то, что гончарный круг распространился у венедов лишь к середине I тысячелетия. Но следует заметить, что, сделанная руками, черная лощеная посуда обитателей Повисленья имела весьма высокое качество, отличалась тщательной выработкой, разнообразием форм и обильной орнаментацией.
Венеды с ранних времен были знакомы с металлургическим производством. На территории их проживания обнаружено несколько металлообрабатывающих центров I–V вв. н. э. с домницами (печи для выплавки железа). Кроме того, в быту населения металлические изделия были широко распространены.
В южных землях венеды тесно соприкасались и даже смешивались с кельтами и фракийцами. Здесь наблюдается более высокая степень развития ремесленного производства. Это было доказано открытием крупного ремесленного пункта Иголомня (под Краковом), где проживало венедо-кельтское смешанное население. Здесь обнаружено несколько десятков гончарных печей IV века н. э. Еще больше развитие ремесла получило у тех венедскнх племен, которые жили недалеко от фракийцев. Однако общий уровень производства у венедов не достиг той ступени, когда ремесло выделяется в самостоятельную отрасль, чем и объясняется сохранение ими первобытнообщинного строя.
И все же в первой половине I тысячелетия н. э. наметилось разложение родоплеменных отношений у западных славян. Уже в III–V вв. н. э. среди населения этих земель началось расслоение общества, которое проявлялось не только в различии инвентаря бедных и богатых могил, но даже и в размещении богатых погребений отдельно от захоронений рядовых общинников, о чем говорят находки Вымысловского могильника на Познанщине.
Постепенно племенная знать венедов накапливала большие богатства. Это позволило ей приобретать дорогие товары, которые привозились из соседних римских провинций. Зажиточная часть населения пользовалась в больших количествах привозными украшениями, а также дорогой бронзовой, серебряной и стеклянной посудой, дорогим оружием. Большая часть привозных товаров, обнаруженных археологами, происходит из Галлии, Паннонии и других западных римских провинций. Однако ряд товаров доставлялся и из причерноморских центров. Это доказывает, что торговля венедов с римским миром велась через Балтийское море и устья впадающих в него рек, а также по многочисленным сухопутным дорогам. По сравнению с восточными славянами, венеды вели более интенсивную торговлю. Возможно, что среди южных пограничных племен венедов использовалась даже римская чеканная монета, в то время как в центральных областях венедов торговля сохраняла меновой характер.
Тем не менее, история западных славян в рассматриваемый период времени окончательно не ясна. Тацит сообщает, что венеды «разбойничая, бродили в пределах между певкинами и фенами». Возможно, что в I–IV вв. н. э. венеды уже составляли союз родственных племен, которые оберегали свои территории и часто нападали на соседей. Это подтверждается той ролью военного дела в жизни венедов, которая ясно прослеживается по инвентарю их погребений, а также знакомством римлян с вооружением венедов, что нашло отражение в рассказе Тацита о носящих Щиты венедах.
В конце II века н. э. по землям венедов на юго-восток Прошли племена готов. Чем вызвано подобное передвижение, Историкам неизвестно. Возможно, некоторая часть венедов Примкнула к готам и вместе с ними принимала участие в войнах середины III века на Дунае. Косвенно на это указывает титул «венедский», который носил один из римских императоров тех лет. Возможно, какая-то часть венедов в это время признала свою зависимость от готского вождя Германариха, о чем сообщает историк Иордан.
С III века н. э. начинается активное распространение славян на соседние земли. Из северо-восточных областей Чехии они постепенно продвинулись на всю территорию страны, это доказывается распространением славянской керамики, так называемого, «пражского типа» в последующие столетия. Этот процесс возможно сопровождался славянизацией прежнего кельтского населения чешских земель. Возможно также, что к III–V векам н. э. относятся передвижения славян на юго-запад от Эльбы и Одера.
Возможно, в IV веке южная часть славянских племен подверглась нападению гуннов, однако основная часть венедских племен ими не была затронута и на этих землях, как и в Северном Приднепровье, продолжался процесс дальнейшего социально-экономического и политического развития славян.
Жизнь восточнославянских племен, которые обитали в лесистых областях Среднего и Верхнего Поднепровья, отличается гораздо более медленным развитием производства и общественных отношений. Эти племена известны по памятникам зарубинецкой археологической культуры (II век до н. э. — II век н. э.). возможно, что часть памятников Черняховской археологической культуры (II–IV вв. н. э.) тоже принадлежит славянам.
В начале I тысячелетия новой эры восточнославянские племена сохраняли первобытнообщинный строй, что определялось медленным развитием земледелия. Обычно их укрепленные городища располагались по нескольку поселков рядом, что позволяет предположить их принадлежность одному роду. Составляющие род патриархальные семьи жили уже в отдельных домах. В некоторых местах это были наземные жилища со стенами из плетня, обмазанного слоем глины.
Некоторые группы славян в первые века новой эры продвинулись от Среднего Поднепровья к Северскому Донцу и верховьем реки Сейма. Возможно, это было началом расселения славянских племен на восток, которое проходило и в последующие столетия. Заселяя территории сарматских племен, славяне частично оттесняли сарматов на юг и восток, а частично — ассимилировали. Следы общения славян с сарматами можно видеть в появлении у сарматов личных имен Ант и Хорват, которые во II–IV вв. н. э. употреблялись даже сарматами, которые обитали далеко на юге — в Танаисе и Пантикапее.
Здесь, как и на западных землях, основным занятием славян было земледелие, кроме этого, большую роль играли охота и скотоводство. В первых веках новой эры земледелие достигло более высокого уровня, что было вызвано усовершенствованием орудий производства. Теперь вместо прежних деревянных пашенных орудий у славян появилось рало с железным наконечником, что безусловно повысило производительность труда земледельцев. Одновременно с ростом земледелия и скотоводства развивались и другие отрасли производства. В первых веках новой эры наблюдается обособление металлургического и кузнечного ремесел. Распространенность железных орудий в Верхнем Поднепровье указывает на большее развитие металлургии здесь, чем в Среднем Поднепровье. Однако все остальные отрасли ремесленной деятельности сохраняли еще характер домашнего ремесла. Даже гончарное производство не смогло выделиться в самостоятельное ремесло и посуда изготавливалась от руки, Ремесленное производство было ограничено, так как его продукция расходилась лишь внутри узкого круга потребителей одной общины.
Вопрос о развитии торговли у восточных славян в первые века новой эры исследован недостаточно. О внутренней торговле между племенами ничего не известно. Внешние связи выражались в слабых контактах с областями средиземноморского бассейна, что подтверждается смутным знакомством римских авторов со славянами. Из материалов археологических раскопок поселений восточных славян можно сделать вывод, что направление меновых и культурных отношений вело на запад к населявшим территорию Чехии и Словакии кельтским племенам, а также к западнославянским племенам Повисленья.
На основании археологических данных можно судить о социальном строе восточных славян — других сведений нет. Развитие производительных сил в рассматриваемое время Достигло такого уровня, когда родовая община постепенно уступала место складывавшейся сельской общине — территориальному поселку больших патриархальных семей. Небольшие жилища первых веков новой эры и найденный в них инвентарь показывают, что отдельная семья уже владела орудиями производства и необходимыми запасами.
Показателем начавшегося разложения первобытнообщинного строя восточных славян служит наличие у них рабства, о чем сообщают более поздние византийские писатели. Хотя эти сведения, относящиеся к VI веку, подтверждают, что рабство у славян было мало распространено и носило патриархальный характер, однако можно предположить, что зарождение рабства произошло в предыдущие столетия, об этом свидетельствует наличие у славян в VI веке обычного права, которое запрещало порабощение соплеменников. Несомненно, что рабство не играло сколько-нибудь заметной роли в производстве.
Племенная организация восточных славян первой половины I тысячелетия новой эры известна мало. По-видимому, каждое племя управлялось своим вождем. Кроме этого, существовали совет старейшин и общее собрание племени. Можно предположить, что к концу рассматриваемого периода началось образование восточнославянских племенных союзов, которые были весьма сильны уже в IV веке.
И все-таки об истории восточнославянских племен первых веков новой эры известно крайне мало. В конце II века н. э. на нижнем течении Дуная и в Северо-западном Причерноморье появились племена готов, которые пришли из Юго-Восточной Прибалтики. Движение готов и появление их в Причерноморье не оказало заметного влияния на славянские племена. Скорее всего эти племена, которые пришли с берегов Балтийского моря, были немногочисленны и быстро прошли территорию, заселенную славянскими племенами. Близко с готами (остготами) славяне столкнулись лишь в IV веке н. э.
В II–IV вв. н. э. на территории, расположенной от Среднего Поднепровья до Южного Буга, Днестра и Прута, распространилась, так называемая, Черняховская культура «полей погребений», которая получило свое название от украинского села Черняхов. Тут был открыт и раскопан обширный могильник, какой насчитывал несколько сот захоронений — трупоположений и трупосожжений. Черняховская культура представлена многочисленными поселениями и могильниками. Поселения представляют собой большие неукрепленные селища (их насчитывается уже несколько сот), расположены они по берегам рек и ручейков, вдоль южных и восточных склонов. Жилища в поселениях наземные или несколько углубленные, и те и другие — дерево-глинобитные. Рядом с поселениями располагаются могильники, часто больших размеров, с трупосожжениями и трупоположениями, обставленными сосудами и снабженными типичными для данной культуры мелкими украшениями и предметами домашнего быта. Керамика, как сопровождающая захоронения, так и из поселений, серого и черного цветов, отличного качества, разнообразных форм, нередко украшенная орнаментом, в большинстве своем сделана на гончарном круге. Очень часто в этих поселениях встречается импортная посуда, в частности амфоры, в которых с юга, из северочерноморских городов, доставлялись растительное масло и вино. Встречается также и стеклянная посуда, еще чаще — стеклянные бусы, а также бронзовые, иногда серебряные фибулы, пряжки, подвески, костяные гребни и т. п. Примечательным является тот факт, что оружия во время археологических раскопок обнаружено не было.
Создателями Черняховской культуры являлись земледельческие племена, которые достигли несколько более высокого уровня развития, чем их северные соседи. Ремесленное производство характеризуется появлением гончарного круга, употребление которого было заимствовано из областей римского мира.
Общественный строй представителей Черняховской культуры примечателен тем, что в их среде уже появилось имущественное неравенство членов племени. Инвентарь погребений и состав кладов показывают, что в руках отдельных лиц скапливались сокровища, которые включали в себя ценные предметы и римские серебряные монеты. Следует отметить также, что, собирая серебряные монеты, население не сохраняло медных. Раскопано несколько кладов, которые содержат сотни императорских серебряных монет, общий вес их достигает в некоторых случаях двадцати килограммов.
Представители черняховской культуры тесно общались с народами Северного Причерноморья и жителями дунайских провинций, об этом свидетельствуют, помимо монет, многочисленные находки амфор и инкрустированных металлических украшений из причерноморских торговых центров, а также краснолаковая керамическая посуда и стеклянные изделия. Этот приток монет и вещей так называемой «провинциальной римской культуры» сократился в середине III века н. э. в связи с начавшимся передвижением европейских племен и натиском их на границы Римской империи.
Этнический состав носителей Черняховской культуры сейчас определить трудно. По-видимому, в разных местностях проживали различные племена, которые жили по соседству друг с другом и находились на одном уровне развития. Возможно, что в Поднестровье это были фракийские племена и часть готов, которые там осели. В Северном Поднепровье в создании местного варианта черняховской культуры участвовало, по-видимому, славянское население, которое смешалось здесь С давним сарматским населением.
В начале I тысячелетия новой эры произошли значительные изменения в жизни прибалтийских племен — предков современных литовцев, латышей, эстонцев и белорус сов — жителей Западной, Северной и Центральной Белоруссии, которые впоследствии приняли славянскую культуру. Эти племена находились уже на достаточно высоком уровне развития, о чем свидетельствует употребление ими бронзы и железа еще до начала новой эры. Правда, металлы еще не играли большой роли в их быту. Несмотря на то, что при раскопках найдено много отдельных орудий из бронзы и железа, а также формочки для литья из бронзы, все-таки подавляющее большинство орудий изготавливалось из камня, кости и дерева, особенно на севере Латвии и в Эстонии. Земледелие у этих племен было развито слабо. Главным источником существования являлось скотоводство, которое оттеснило на второй план охоту, рыболовство и бортничество. Так как скотоводство нуждалось в хороших пастбищах, то население Прибалтики уже в конце I тысячелетия до новой эры освоило долины рек. Здесь археологи находят в большом количестве курганы, которые сложены из камня и земли над расположенными в несколько ярусов погребальными урнами или стоящими на земле каменными ящиками. В курганах хоронили членов одного рода.
Родовые общины жили в поселениях, окруженных земляными валами и оградами из бревен. Жилища, сплетенные из ветвей и обмазанные глиной, с круглыми стенами и коническими, державшимися на столбах крышами, помещались внутри пространства, окруженного валом. Он служил защитой при столкновениях между родами и племенами, которые возникали из-за обладания скотом и пастбищами.
В первые века новой эры картина эта абсолютно изменилась. Особенно быстро развивались племена Белоруссии, Литвы и Южной Латвии, которые были втянуты в торговлю с Римской империей и славянами, жившими по берегам Днепра и Вислы. По их территории пролегали торговые пути римских купцов, которые скупали прибалтийский янтарь. Он пользовался большим спросом в Италии и провинциях. Славяне Поднепровья были связаны с жителями Прибалтики по Западной Двине, Березине и Неману. В бассейне Днепра найдены римские металлические ювелирные изделия, а также монеты и украшенные эмалью вещи из Среднего Поднепровья. Возрос импорт железа и обработка местного железа — болотных руд. Железные изделия окончательно вытеснили костяные и каменные. В большом количестве появились специалисты-кузнецы.
Постепенное усовершенствование орудий производства позволило развить земледелие на этих землях, которые относятся к средней полосе. В погребениях, относящихся к первым векам новой эры, найдены серпы, мотыги, ножи, косы. Постепенно земледелие становится пашенным, начинает применяться тягловая сила скота. Под пашни расчищаются леса, так как свободной земли, в отличие от степной зоны, здесь было немного. Жители Прибалтики выращивали в основном рожь, овес, ячмень, лен, горох, репу. Со временем укрепленные родовые поселения уступили место поселениям больших, а затем и малых семей. Развитие земледелия дало им возможность расселяться по более обширным территориям. Таким образом происходили разложение рода и социальная дифференциация. Племена, которые жили к югу от Западной Двины, создали особую материальную культуру, Которая охватила территорию современной Латвии, Литвы, Белоруссии и Калининградской области. Постепенно здесь начинают строиться города, расположенные в основном по берегам Немана и Западной Двины, сообщения о которых сохранились в эпосе народов Скандинавских стран.
Так, например, упоминание о Полоцке имеется в исландской саге, относящейся к VI веку н. э.
К северу от Западной Двины жили эстонско-ливские племена, которые отставали в своем развитии от южных прибалтов. Правда, здесь тоже в начале эры увеличилось количество привозных и местных изделий из бронзы и железа, но техника обработки их была значительно ниже. Земледелие стало преобладающим и на этих землях, но господствовала не пашенная, а подсечная система. Основными земледельческими орудиями были мотыга и деревянная соха, которую люди волокли сами. Подсечное земледелие требовало значительных усилий и большого количества людей, что тормозило разложение рода. Кое-где стали выделяться патриархальные семьи, но выделение малых семей еще не началось. Здесь еще долго сохранялись общие могильники и укрепленные поселения, которые с развитием производственных сил и ростом населения стали распространяться на все большую территорию.
В первой половине I тысячелетия новой эры переживали развитие и финно-угорские племена, которые жили на Северном побережье Балтийского моря, а также в бассейнах Оки и Камы. Античные авторы называют их фенами (Тацит) либо финнами (Птолемей). Есть мнение, что Тацит имел в виду финно-угорские племена, когда описывал эстиев. Но самое первое упоминание про финно-угорские племена, жившие в Восточной Европе, встречаются у готского историка Иордана. Он приписывал царю готов Германариху победы над мордвой (морденс) и мерей (меренс), а также другими племенами.
Ранние этапы развития финно-угорских племен можно проследить лишь по данным археологических раскопок. Они показывают, что в первой половине I тысячелетия новой эры в быту финно-угорских племен железо вытеснило бронзу окончательно. Из нее теперь изготавливались лишь ювелирные изделия — пряжки, нагрудные бляхи, фибулы, браслеты, подвески, ожерелья, женские головные уборы с венчиками и подвесками в виде колокольчиков, которые оканчивались спиралью серьги. Вооружены финно-угорские племена были копьями, дротиками, топорами и мечами, которые походили на мечи римских легионариев. Оружие изготавливалось из железа или же имело составные железные части (наконечники). Кроме этого, все еще широко использовалась кость. Из нее, например, делались наконечники для стрел. Здесь большую роль продолжала играть охота на пушных зверей, мех которых использовался в торговле с другими племенами.
Некоторые финно-угорские племена населяли огромную территорию, которая с запада на восток пролегала от территории современной Западной Белоруссии и до предгорий Урала. Об этом свидетельствует множество топонимов и гидронимов, которые сохранились до нашего времени на территории Белоруссии и в центральных областях России, корни их относятся к финно-угорским языкам. Финно-угорские племена не были однородными, а поэтому разные представители этой племенной группы поддерживали связи с различными частями мира. Так к концу первой половины I тысячелетия усилились торговые связи прикамских племен с Ираном и Восточной Римской империей. Здесь археологами было обнаружено много позднеантичных и сасанидских серебряных блюд, украшенных высокохудожественными изображениями. Они поступали сюда в обмен на меха и, по-видимому, использовались для нужд культа. Кроме охоты, в жизни некоторых финно-угорских племен возрастала роль коневодства. В могилах мужчин, а иногда и женщин, в бассейне реки Оки археологи находят конскую сбрую. Это доказывает, что лошади теперь использовались для верховой езды. Остатки шерстяных тканей в захоронениях говорят о развитии овцеводства, а клочки льняных материй, находки серпов и мотыг говорят о том, что финно-угорские племена занимались также и земледелием.
По-видимому, в первой половине I тысячелетия финно-угорские племена переживали период активного имущественного расслоения общества. Это доказывается тем, что наряду с бедными могилами, где найдены только ножи или вовсе не обнаружено никаких вещей, встречаются богатые погребения с большим количеством украшений, оружия и дорогой утвари. Особенно много ювелирных изделий встречается в женских могилах. Но все богатства в могилах: являются лишь средствами личного обихода. Монеты и прочие средства накопления капитала здесь не найдены. Расслоение еще не привело к разложению родового строя. Косвенным доказательством этого может служить то, что финно-угорские городища Первых веков новой эры мало отличаются от более ранних. Так, например, пьяноборская культура в долине реки Камы, которая сменила ананьинскую культуру, отличается от Последней лишь стилем изделий и преобладанием железа.
К произведениям искусства, найденным археологами можно отнести бронзовые рельефные подвески, которые изображали оленей, орлов с человеческим лицом на груди, а также ящеров, семиголовых лосей, людей. Также интересны маленькие бронзовые и свинцовые идолы в виде птиц, зверей и людей. В бассейне реки Камы таких фигурок найдены тысячи. По-видимому, ученые здесь обнаружили святилище некоего бога, которому приносили жертвы: обнаружено огромное количество костей различных жертвенных животных, около двух тысяч костяных и железных наконечников стрел и около пятнадцати тысяч стеклянных золоченых бус. Другим памятником культа, относящегося к культуре финно-угорских племен, является пещера на реке Чусовая. Тут найдено несколько тысяч костяных и железных наконечников стрел. Ученые считают, что здесь во время проведения религиозных праздников происходили состязания лучников.
В I тысячелетии новой эры большая часть финно-угорских племен совершила массовый переход в западные земли. Об этом свидетельствует существующая ныне страна Венгрия, народ которой, окруженный со всех сторон славянами и германцами, относится к финно-угорской группе племен. Сохранили венгры и свой древний язык, который абсолютно непонятен их соседям.