Всемирная прачечная: Террор, преступления и грязные деньги в офшорном мире

ПРЕДИСЛОВИЕ Всемирная прачечная

Офшорная лицензия, которую правительство Антигуа выдало банку Hanover Bank Ltd, была совершенно обычной и предельно красноречивой. Она разрешала банку действовать где угодно, кроме Антигуа.

Правительство этого островного государства давным-давно решило для себя: уж если лицензированный им банк кого и надует, то только не жителя Антигуа. Такой подход вполне устраивал владельца Hanover, совершенно несведущего в банковском деле ирландца, ибо он не имел ни малейшего намерения обманывать кого-то на Антигуа. Этот бывший советник по связям с общественностью ирландского премьер-министра Чарльза Хоги не собирался даже открывать офис на Антигуа. Банк был зарегистрирован на острове по одной причине — там никого не интересовало, какими делами он занимается, покуда они проворачиваются за пределами Антигуа.

Не мог похвастаться Hanover физическим присутствием и в других местах. У него не было ни зданий, ни кассиров, ни уличных банкоматов для автомобилистов. Все видимые свидетельства существования банка заключались лишь в табличке на стене офиса агента по регистрации компаний на Карибах и нескольких досье в приемной в Ирландии. У него было лишь два клиента: международный мошенник и проживающий в США специалист по отмыванию денег, уже имевший судимость. Никто на Антигуа не проверял бухгалтерию Hanover. Не делал этого никто и в Ирландии, Центральный банк которой даже не подозревал о существовании такой организации.

Тем не менее Hanover имел корреспондентские отношения с банком на Нормандских островах, который, в свою очередь, поддерживал отношения с нью-йоркским отделением одного из чикагских банков. Вот так офшорный мир позволяет несуществующему банку вести дела в Соединенных Штатах.

Перенесемся теперь на пять тысяч миль к северо-востоку от Антигуа, в Москву. От Советского Союза ныне остались лишь воспоминания. Во времена безраздельного господства коммунистической партии там был всего один банк — Госбанк. После падения железного занавеса банки стали расти как грибы. В конце 90-х годов в одной лишь Москве насчитывалось около 2000 банков, причем 85–90% из них либо принадлежали организованным преступным группировкам, либо управлялись или каким-то образом контролировались ими.

Один из этих новых банков был подконтролен спекулянтам, которые систематически грабили российскую экономику, выкачивая средства из отраслей промышленности бывшего Советского Союза. Деньги переводились из страны в подставные компании, имевшие банковские счета на Нормандских островах. Оттуда они перемещались в Нью-Йорк. В течение полугода лишь по одному из счетов было проведено не менее 10 тыс. операций на общую сумму 4,2 млрд. долларов. В итоге через этот канал из России было изъято, отмыто и сброшено в Bank of New York 7 млрд. долларов.

Главный урок российского капитализма очевиден. В глобальной экономической среде, где столь легок доступ в офшорный мир, преступникам не нужно грабить банки, они могут покупать их.

В 2800 милях к югу от Москвы, в Судане, некое финансовое учреждение вело дела в строгом соответствии с законами ислама. Банк Al-Shamal со штаб-квартирой в центре Хартума по меньшей мере до 1998 года поддерживал корреспондентские отношения с American Express, Citibank, Arab American Bank, ING Bank в Индонезии, Commerz Bank в Германии, Credit Lyonnais в Швейцарии и Standard Bank в Южной Африке. Каждый из них имел корреспондентские счета в Соединенных Штатах, Великобритании, Канаде, Австралии, Новой Зеландии и других странах Запада.

Корреспондентские банковские отношения — общепризнанная необходимость для глобальных финансов. Однако они позволяют учреждениям из сомнительных офшорных зон вести дела в странах, где те не имеют лицензий. Al-Shamal был открыт в 1982 году на саудовские деньги. Госдепартамент США считает, что 50 млн. долларов в этот банк инвестировал бен Ладен. Al-Shamal отрицает это. В письменном заявлении банк признает, что Усама бен Ладен открыл в нем три счета в период с 1992 по 1997 год, но при этом утверждает, что тот никогда не был ни основателем, ни акционером банка. Так или иначе, корреспондентские отношения Al-Shamal открыли бен Ладену доступ к западным банковским услугам.

По данным доклада Сената США, практически во всех крупных банках мира, особенно в североамериканских и европейских, имеются счета офшорных банков и/или банков, находящихся в подозрительных юрисдикциях. Хотя недавно принятые законы затрудняют американским банкам ведение счетов таких подставных банков, как Hanover, лазеек в них немало. Об этом позаботилось банковское лобби в Вашингтоне, которое сражается с любыми законопроектами, способными ограничить такие отношения. Кому-то жизненно необходимо, чтобы офшорный мир жил и процветал. В конце концов, бизнес есть бизнес. А бизнес, связанный с перемещением денег в сомнительные юрисдикции и из них, настолько огромен, настолько прибылен для банковской отрасли, что большинство людей за ее пределами всегда видели в нем лишь выгодное дело, по крайней мере до 11 сентября.

* * *

Краеугольный камень глобализации XXI столетия был заложен в последнее десятилетие XX века, когда произошел величайший технологический скачок со времен изобретения колеса. Спутники, факсы, мобильные телефоны, Интернет и электронная почта уменьшили планету до размеров карманного компьютера.

Хотя национальный суверенитет еще не умер, концепция, в соответствии с которой мы жили с XVII века, вот-вот отомрет. Радикальное изменение возможностей транспорта и связи серьезно подрывает способность правительств контролировать перемещение товаров, услуг, людей и идей. И не только на Западе, который нередко с готовностью принимает перемены, но и в наиболее закрытых сообществах Азии и Ближнего Востока, где изменения угрожают основам власти диктаторских режимов. Сила этого процесса настолько велика, что, очевидно, остановить его невозможно. Реки, горные хребты, океаны и воображаемые линии, первоначально определявшие границы, конечно, никуда не денутся, но национальный суверенитет, символом которого являются эти границы, быстро испаряется. Реальная власть больше не находится в Лондоне, Вашингтоне, Франкфурте или Париже. Военная мощь — да. Реальная власть исходит из залов заседаний советов директоров. Реальная власть — это фармацевтические и телекоммуникационные компании, страховые компании и банки, которые уже больше не являются британскими, американскими, немецкими, японскими или французскими. Они даже не мультинациональные. Они — «наднациональные». Они командуют и контролируют. А в глобализованном мире XXI столетия «реал-политик» делается в сфере управления и контроля над корпорациями.

По мере того как корпорации подменяли собой национальные государства, обслуживая рынки, которые эволюционировали, подобно амебам, становясь все более крупными, более мощными и более «разумными», наряду с глобализацией экономики происходила глобализация преступного мира. От территориального контроля освобождались не только глобализованные биржи, но и терроризм и организованная преступность. Движущей силой и того, и другого, и третьего являются деньги, и хотя они были политической силой всегда, никогда ранее людям с преступными замыслами не было так легко управлять их энергией. В неразберихе глобальных потоков товаров, услуг, людей, идей и «мегабайтных баксов», отражающихся лишь на мониторах компьютеров и не зависящих ни от центральных банков, ни от географии, транснациональная организованная преступность и террористические банды типа «Аль-Каиды» обрели возможность действовать далеко за пределами мест своего базирования.

В глобализованном мире XXI столетия на планете постоянно циркулирует 600–700 млрд. грязных долларов. Их львиная доля — наркоденьги, но поскольку преступность и терроризм — близнецы, все труднее становится провести границу между наркоденьгами и деньгами террористов. Временами это оказывается одним и тем же. И чаще всего звеном, связывающим их воедино, является оружие — пистолеты для убийств, автоматы для мятежей, оружие массового уничтожения для проталкивания политических идей.

В глобализованном мире XXI столетия наркотики, оружие и грязные деньги стали Святой Троицей. Единые в трех лицах, они распространяются по системе, подобно вредоносному вирусу, порождая преступность и террор, плодя бесчисленные офшоры в недрах легального финансового мира. Организованная преступность и глобальный терроризм действуют бок о бок, оперируют одной и той же «валютой» — наркотиками, бриллиантами, делящимися материалами — и пользуются услугами одних и тех же банкиров.

До 11 сентября многие европейские и североамериканские политики считали терроризм, финансируемый из-за рубежа, чем-то существующим только в других странах, и полагали, что организованную преступность следует рассматривать как явление местное. Причины этого очевидны: они все равно мало что могли противопоставить глобальному терроризму, кроме заседаний в комитетах, выпуска отчетов и указывания пальцем. Объявление преступности локальной проблемой казалось решением. Установление в обществе правопорядка — одно из проявлений суверенитета. Государство заявляет: на территории, очерченной некой воображаемой пограничной линией, вы не можете вести себя так-то и так-то. Поэтому, когда политики принимают законы и выделяют средства на поддержание правопорядка, чтобы остановить и наказать нарушителей на этой территории, они напоминают старых генералов, продолжающих воевать на прошлой войне. В глобализованном мире XXI столетия те, кто не соблюдает закон, создают богатство и укрываются за пределами досягаемости.

Появление на улицах большего числа полицейских позволяет сократить число старушек, лишившихся своих сумочек, но совершенно не влияет на реальную преступность и реальный терроризм. Для политиков это лишь повод в очередной раз заявить, что показатели преступности снижаются, а они достойны переизбрания, потому как именно снижение показателей преступности и было обещано. Когда узнаешь, что оборот преступного и террористического бизнеса, составлявший 100–300 млрд. долларов в год в начале 1990-х годов, к концу десятилетия вырос до 600–700 млрд., закрадывается подозрение, что политики не знают, о чем говорят.

Похоже, что в большинстве случаев так и было вплоть до 11 сентября.

Невнимание, некомпетентность и узкое «местное» мышление позволяют специалистам по отмыванию денег, преступникам, банкирам, аудиторам, брокерам, агентам по созданию компаний, финансовым консультантам и юристам богатеть за счет грязных денег. Эти 600–700 млрд. долларов составляют жалкие 10% того богатства, которое сегодня прячется в офшорах. Иными словами, в офшорном мире вне досягаемости западных законов и вне поля зрения западных правоохранительных органов сейчас вращается 6–7 ТРИЛЛИОНОВ долларов, а это число с двенадцатью нулями. Эти деньги укрыты от контроля с помощью тех же банкиров, аудиторов, брокеров, агентов по созданию компаний, финансовых консультантов и юристов при сознательной поддержке десятков правительств, т. е. с помощью самой системы, которая как раз и должна их контролировать.

Из 190 юрисдикций, входящих в ООН, по меньшей мере в 65 разрешены секретные банковские операции, которые в некоторых случаях абсолютно непрозрачны. По оценкам, в офшорном мире действуют 4000 банков, большинство из которых физически не существуют. Швейцарские банки, когда-то знаменитые своими номерными счетами, больше не возглавляют эту лигу. Десятки других юрисдикций делают это лучше, чем Швейцария, более эффективно и с гораздо меньшим риском обнаружения. Причина чисто коммерческая: секретность идет нарасхват.

Стоит ли удивляться тому, что дискуссия об уничтожении секретности в любой из этих юрисдикций начинается с живописания мук голодной смерти и дальше этого никогда не идет.

Большинство офшорных центров имеют две общие черты: стремительный рост населения и ограниченные природные ресурсы. Сборы с банков и компаний растут быстро и становятся важным источником дохода. Отрасль, которая его приносит, не загрязняет окружающую среду и не требует значительных трудовых ресурсов. До тех пор, пока банкам и компаниям запрещено вести бизнес в стране регистрации, население последней защищено от мошенничества и обмана со стороны подставных банков и международных деловых корпораций (МДК).

Все это окружено законными финансовыми учреждениями, которые взимают солидные гонорары за предоставление специальных услуг, эвфемистически называемых «частным банкингом». Под стягом налогоэффективного инвестирования, избежания налогообложения и свободы действий крупнейшие банки мира предлагают эти услуги клиентам, согласным платить. То, что банковская тайна не имеет законного права на существование в Великобритании, Австралии или Новой Зеландии, не мешает английским, австралийским и новозеландским банкам предлагать эти услуги своим самым богатым клиентам. Среди последних попадаются и законопослушные предприятия, взаимодействующие с офшорным миром как на вполне легитимных, так и неправомерных основаниях. В этом смысле нет никакой существенной разницы между деньгами мафии, «Аль-Каиды» и Enron.

В первые месяцы после прихода в Белый дом администрации Буша — администрации, связанной с техасской нефтью, — официальные власти США закрывали глаза на отмывание денег на Карибах и использование его в качестве инструмента уклонения от налогообложения. Видимо, не случайно в это же время техасская энергетическая компания Enron боролась за выживание, создавая офшорные компании — «почтовые ящики», которых у нее насчитывалось не менее 3000. В Enron их называли «корпоративными филиалами» и «товариществами». Они были нужны по двум причинам: чтобы уйти от налогов (это компании удавалось на протяжении четырех из последних пяти лет) и скрыть от регулирующих органов, аналитиков и акционеров операции руководства с деньгами компании (попросту воровство).

Сравнение офшорного мира с финансовой черной дырой приходит на ум всякому, кто знаком с основами экономики юрисдикций, предлагающих секретность банковских операций, совершенно непрозрачные корпоративные законы и экономическое гражданство. Однако эта колоссальная сила, всасывающая деньги в омут офшорного банкинга и корпоративной тайны, достигла того предела, за которым она становится серьезной угрозой стабильности Запада.

После атаки на Всемирный торговый центр и Пентагон, когда финансовая война против терроризма еще только набирала обороты, потребовалось лишь несколько дней, чтобы всеобщее внимание обратилось к офшорному миру. В ответ иностранные банки, находящиеся в юрисдикциях, которые традиционно были закрыты от внешнего наблюдения, добровольно объявили о том, что не позволят террористам прятать в них деньги. Некоторые счета были действительно заморожены. Вместе с тем отдельные юрисдикции ограничились лишь заявлениями о полном порядке (террористов у нас не было и никогда не будет) в надежде, что такие декларации позволят им заниматься бизнесом по старинке.

Иными словами, офшорный мир провозгласил: «Мы готовы отказаться от террористов, только не мешайте нам вести дела с преступниками других мастей, будь то русская мафия или Enron». Это по-прежнему звучит как гимн той глобальной прачечной, которой является офшорный мир.

Поскольку значительная часть этого мира входит в состав Британского Содружества, возникает справедливый вопрос: почему парламент ничего не делает по этому поводу? Ответ прост (и он справедлив также для Голландии и Франции, двух других стран, имеющих крупные инвестиции в офшорном мире): это не приносит голосов избирателей. Конечно, все ищут деньги террористов, но прямое вмешательство в дела офшорного мира политикам трудно продать у себя дома. Прекращение офшорной деятельности на никому не известном острове не приносит немедленного политического капитала. В любом случае цена этого слишком высока. Для отлученных от бизнеса офшорных банков нет замещающих видов деятельности, нет и новых рабочих мест для оставшихся без работы агентов по созданию компаний. В Восточно-Карибском бассейне офшорные деньги стали основой местной экономики. В других регионах — основой политической коррупции. Их безжалостный разгром не накормит бедных и не даст средств для строительства дорог. Напротив, он разрушит местную экономику, расшатает финансовую инфраструктуру, возможно, уничтожит туристическую индустрию и лишит местных жителей средств к существованию.

Хуже того, по оценкам, грязные деньги сегодня составляют целых 2% мирового ВВП, иными словами, они настолько важны для глобальной экономической системы, что полный отказ от них может обернуться тяжелыми последствиями для всего развитого мира.

Но есть и другая сторона. Деньги, замаскированные под исламскую благотворительность и предназначенные для поддержки «Аль-Каиды», пришли в Америку с Нормандских островов.

На Кипре российские преступные организации контролируют львиную долю 48 000 зарегистрированных в этой стране компаний — «почтовых ящиков», 47 000 из которых физически не существуют: у них нет ни помещения, ни телефонного номера, ни даже почтового адреса.

Из Дубая, офшорной банковской столицы государств Персидского залива, через «хавалла», или подпольную систему, на Индийский субконтинент и обратно перемещается денег в пять раз больше, чем через законные банковские каналы. Банкиры «хавалла» в Дубае — а также в Афганистане и Пакистане, равно как и в этнических общинах, расположенных в Северной Америке и Европе, — претендуют на признание их права вести дела таким традиционным способом, т. е. без каких-либо документов и возможности отслеживать финансовые потоки.

В ноябре 2001 года американские таможенники в результате молниеносных рейдов в четырех городах закрыли в связи с подозрением в финансировании террористических групп отделения агентства по денежным переводам Al-Barakaat со штаб-квартирой в Сомали. Среди обнаруженных улик были свидетельства его связи с некой исламской благотворительной организацией, державшей деньги на Нормандских островах. Неизвестно, какие суммы прошли через эти конторы, но, чтобы начать действовать, потребовались события 11 сентября, хотя подозрения насчет Al-Barakaat существовали уже не менее двух лет.

Действуя из Торонто, мошенники, промышлявшие торговлей по телефону, получили контроль над значительной долей этой 40-миллиардной глобальной индустрии. Они обманывали иностранцев, а затем перекачивали их деньги через офшоры, пользуясь тем, что канадские правоохранительные органы не имели возможности установить ни жертв обмана, ни объем доходов от преступного бизнеса.

В насквозь фальшивой офшорной юрисдикции Ниуэ примерно 2000 человек, живущих на скале посреди Тихого океана, зарабатывают примерно 2 млн. долларов в год в виде сборов от лицензирования фальшивых банков и подставных компаний — «почтовых ящиков», что составляет от 7 до 10% национального дохода. Сравнительно недалеко такая же фальшивая офшорная юрисдикция Науру с населением 10 000 человек лицензирует 400 офшорных банков, которые одно время обеспечивали более 5% государственных доходов.

Офшорный мир — это место, где следы денег исчезают, где грязные деньги растворяются в финансовых потоках законных предприятий, где связи появляются и исчезают, где любой человек, пытающийся найти правду, сталкивается с таким множеством искусственных барьеров, которые нередко создают видимость законности, что любые расспросы в конце концов становятся бесплодными. При таких высоких ставках оказывается, что люди, у которых есть возможность положить всему этому конец, сами делают деньги в офшорах — это банкиры, аудиторы, брокеры, агенты по созданию компаний, финансовые консультанты и юристы. Неудивительно, что они не горят желанием что-либо менять.

И вновь лучшим примером этого являются Карибы. Здесь находятся банки. Здесь находятся компании — «почтовые ящики». Неподалеку — колумбийцы. Сюда охотно едут итальянцы. А теперь появились и русские, превратившие Карибы в своего рода незамерзающий порт для организованной преступности, о каком советская военная машина в свое время и мечтать не могла.

Банковская тайна, несомненно, является услугой, за которую готовы платить многие. Однако позиция некоторых юрисдикций, которые заявляют о суверенном праве продавать такую услугу, заботясь лишь о соблюдении своих собственных законов при полном безразличии к правам всех прочих, более чем безнравственна. Большинство людей прячут деньги по мотивам в лучшем случае сомнительного характера, а в худшем — откровенно противозаконного.

Претендуя на высокую мораль в защите банковской тайны, эти юрисдикции забывают, что, коль скоро продуктом является сокрытие — не важно, подо что оно маскируется: под международную деловую корпорацию, номерной банковский счет или страховой траст, — всегда нужно задавать два вопроса: кто покупает этот продукт и почему за него платят? До тех пор пока на эти вопросы не будет ясного ответа, офшорный мир останется прачечной для отмывания грязных денег, напрямую питающих преступность и терроризм.

Прачечные, или лондроматы[1], для отмывания денег появляются тогда, когда грязных денег становится достаточно для их функционирования. Начав работать, лондроматы генерируют финансовые потоки и возвращают деньги преступникам и террористам, а это увеличивает потребность в отмывании. Стоит сократить суммы, требующие отстирывания, и лондроматы зачахнут. Стоит положить конец лондроматам, и возврат «чистых» денег преступному и террористическому бизнесу серьезно осложнится. До тех пор, пока наркодельцам, террористам, мошенникам, неплательщикам налогов и другим преступникам — как частным лицам, так и корпорациям — разрешается использовать законные средства для достижения незаконных целей, пытаться ограничить отмывание денег и финансовую деятельность этих криминальных элементов — все равно что плевать против ветра.

Несмотря на торжественные заявления со стороны стран, которые продают лицензии на банковскую тайну, компании на предъявителя и свой собственный суверенитет, несмотря на вопли по поводу суверенного права этих стран защищать собственные интересы и определять собственное будущее, бесспорно одно: офшоры — это иллюзорный мир, созданный с помощью дыма и зеркал для того, чтобы деньги можно было держать в одном месте, управление ими — осуществлять с противоположного конца света, а получатель выгоды при этом оставался бы совершенно невидимым.

До тех пор, пока пляжи офшорного мира будут недосягаемы для тех, кто ведет войну с преступностью и терроризмом, организованная преступность и глобальный терроризм останутся тем, чем они с таким трудом стали, — самой могущественной группой с особыми интересами на планете.