Встан(в)ь перед Христом и убей любовь

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Я встретил Ванессу Холт на станции Ливерпул-стрит, строго-настрого наказав ей ни в коем случае не опаздывать, иначе она никогда не увидит меня вновь. Я не стал смотреть на хорошо знакомые мне виды улиц Бетнал Грина и Стратфорда, промелькнувшие за окном поезда после выезда со станции, поскольку все мое внимание было поглощено романом «Делирия», написанным Альбиной Ли Холл. Ванесса сидела напротив меня в нерешительности, не зная, что ей начать читать: то ли кулинарную книгу, то ли экспериментальную прозу под названием "F/32: Второе пришествие" — творение некоей Эвридики. Поезд направлялся в Норвич и был переполнен пассажирами. Если бы мне не лень было глядеть в окно, я увидел бы за ним типичную лондонскую застройку. Первой остановкой оказался Колчестер. Сразу после него дорога пошла по незнакомой местности, смутно напоминавшей что-то виденное в детстве. В наилучших своих проявлениях Суффолк выглядит как типичная Англия, если вы имели глупость перепутать полотна Констебля с реальностью.

Когда мы с Ванессой сошли с поезда в Ипсвиче, я ощущал себя путешественником во времени. Мы перенеслись в иной мир, не тронутый двадцатым столетием, где по ночам все еще шалили ведьмы и домовые и где идиотизм деревенской жизни лишь изредка выплескивался наружу в виде неприметных и зачастую на первый взгляд совершенно случайных актов насилия. Ванесса хотела отправиться на такси прямо в центр города, но возле станции таковых не оказалось, а мне вовсе не улыбалось ждать автобуса, поэтому мы перешли пешком через Орвелл и побрели вдоль футбольной площадки. Поскольку я ни разу не был в этом городе, я не знал, куда я направляюсь, и решил идти по прямой, полностью доверившись предначертанной судьбе. Говоря "по прямой", я имею в виду некую субъективную прямую линию, поскольку город в значительной степени сохранил планировку англосаксонского периода и двигаться в нем "по прямой", в том смысле, в котором можно двигаться по римской дороге, не представлялось возможным. Пока мы пробирались по узким петляющим улочкам, я все время переходил с одной стороны на другую, чтобы насколько это возможно приблизить мой маршрут к прямой.

Вскоре мы оказались перед особняком Крайстчерч, превращенным в настоящее время в музей. Здание это наполнено огромным количеством всякой дряни из восемнадцатого и девятнадцатого столетий вроде полотен Гейнсборо и еще более отвратительных, чем он местных художников, таких как Седрик Моррис и Джон Мур, а также грудами ветхого мусора, типа керамики, мебели и прочих безделушек, давным-давно вышедших из моды. Я провел Ванессу через то, что более ста лет тому назад было гостиной семейства Фоннеро. Эта гугенотская семья покинула Францию, когда там начались гонения на протестантов. Обосновавшись в Англии в качестве купцов, они приобрели здание с прилегающим к нему земельным участком у семьи Уайтипол-Деврё в 1735 году. Однако то, что интересовало меня более всего, не имело прямого отношения к этому дому. Я имею в виду Хоустедские панно, которые были перенесены сюда из Хоустед-плэйс, расположенного по соседству с Бюри Сент-Эдмундс, после того, как Ипсвичский музей купил их во время распродажи собрания из Хардвич-Хаус в 1824-ом году. Эти алхимические картины были нарисованы леди Друри в начале семнадцатого столетия — ее дядя Натаниэль Бэкон, принадлежавший к прославленному семейству Бэконов, был придворным художником. Леди Друри посвящала свое время оккультным наукам в то время, в то время как ее супруг отсутствовал по государственным делам. Пока мать была поглощена неистовым поиском философского камня, зачахла ее единственная дочь Элизабет. Элегию на смерть девочки заказали Джону Донну.

— Что такого интересного в этих картинах? — спросила Элизабет.

— Это алхимические картины, — объяснил я.

— Здесь написано, что это символические картины, — уперлась Холт.

— Идиотка! — возопил я, отвесив девице пощечину. — Неужели ты воображаешь, что истинное значение подобных работ известно широкой публике? Ты что не видишь, что они даже поменяли последовательность картин, чтобы затруднить непосвященным проникновение в самую суть тайны, которую хранят эти изображения?

Увидев эти сокровища, я быстро потерял интерес ко всему остальному. Болтаться по особняку более не имело смысла, поэтому я повел Ванессу к церкви Мэри ле Тауэр в центре города. Храм стоял на этом месте по меньшей мере с тринадцатого века, но от исходной церкви мало что уцелело. Стоит ли говорить о том, что деньги на строительство новой церкви в викторианскую эпоху выделил один из членов семьи Бэконов. Первоначально церковь была увенчана шпилем, и я почувствовал острую необходимость довести до Ванессы символическое значение ее странной планировки.

— В картах Таро, — торжественно сообщил я, — имеется карта с изображением башни, в зубцы которой ударяет молния. Два человека ? один в короне, другой без — падают с нее вместе с обломками каменной кладки. Позиция, принятая телом второго человека напоминает очертания еврейской буквы «айн». Эта карта содержит первую отсылку к материальному сооружению во всей колоде. Она знаменует Незримое или Духовную Спираль. Шестнадцатая карта изображает грехопадение Адама, который приобретает все более и более материальный характер вплоть до восемнадцатого аркана, в котором он достигает максимальной материализации.

— Ты что, за дуру меня принимаешь? — взвизгнула Ванесса. — Почему ты не можешь объяснить по-английски, как нормальный человек, что все это означает. Я ведь очень умная, так что ты со мной как с последней тупицей разговариваешь?

— Необоримое течение увлекает своим вихрем всех тех, кто дерзнет возвыситься до горних высот, пребывая плотью на земле, — добродушно разъяснил я. — Если ты нечиста, то тебя ждет более или менее полное развоплощение, степень которого будет зависеть от того, насколько ты морально или интеллектуально недостойна тайн. Если же напротив, ты достойна проникнуть в горние области, крещение огнем сделает тебя одной из Магов, источники земного бытия перейдут к тебе в подчинение и ты удостоишься власти Целителя.

— Готова ли я к этому? — в тоне Ванессы сквозила неуверенность.

— Я разъяснил тебе без изъяна или упущения, — продолжал я втирать очки своей спутнице, — как тело обретает душу и как следует научиться различать между ними и разделять их одну от другого. Именно разделение, вне всяких сомнений, есть краеугольный камень всех наших трудов. Оно осуществляется при помощи Огня, без которого все наше искусство будет несовершенным. Некоторые утверждают, что Огонь способен сотворить только пепел. Но эти шарлатаны заблуждаются, потому что сама Натура — всего лишь отпрыск, возросший на стволе Огня. Будь Натура иной, Огонь лишился бы своего жара. Я призываю Соль в свидетели себе.

После этих слов я отвел Холт к Мокрому Доку, построенному в 1842 году, который вульгарные материалисты часто считают ключом к процветанию города во второй половине девятнадцатого столетия. Хотя Мокрый Док давным-давно используется в качестве порта, строился он изначально с целью способствовать массовому утоплению женщин, которые после смерти поступали в полное распоряжение демонов подземного мира. Чтобы вознаградить людей, которые подвергли их ритуальному жертвоприношению, одержимые вечной жаждой секса Фурии заботились о благосостоянии мужчин, принадлежавших к правящему классу города Ипсвич.

— Давай пожрем, — предложила Ванесса и попыталась затащить меня в "Il Pluto" — пивную на борту торгового судна «Амуда», постоянно пришвартованного к набережной.

— Отлично, но только не здесь, — согласился я.

Я обратил внимание на вывеску, сообщавшую о комплексном обеде из трех блюд за?13.95 и это мне не понравилось.

— Может быть тогда там? — предложила Холт, показывая на сухопутный ресторан Мортимера.

— Мы отправляемся в кафе "Нептун", — великодушно снизошел я. — Он здесь, сразу за углом.

— Когда ты был в Ипсвиче в последний раз? — вякнула Ванесса, в то время когда я вел ее по Фор-стрит.

? Я никогда раньше не был в Ипсвиче, ? упорствовал я.

— В этом случае, — возразила Холт, — откуда ты знаешь, куда нужно идти?

— И сам удивляюсь, — ответил я. — Может быть, я тут бывал в другой жизни или просто внимательно читал путеводитель.

Наблюдая, как моя спутница поглощает яичницу с фасолью и жареной картошкой, я восхищался ее заметно округлившимся телом. Она уже не была тем бесполым созданием, которое я некогда встретил — ее фигура превратилась в соблазнительную фигуру зрелой женщины. Я уже был готов к тому, чтобы изгнать ее навсегда из этого мира. Какой-то кретин оставил на нашем столике книгу "Исторические церкви Ипсвича" и Ванесса стала листать ее, пока я пил мой кофе.

— Давай найдем церковь Святого Стефана и пройдем по маршруту, указанному в этом путеводителе, — предложила Холт.

— Ты что, с ума сошла? — вскипел я. — Это же явная алхимия! Они заставляют тебя посещать церкви в этом городе в том же порядке, в котором посещали их в древности паломники! То, что ты увидишь, намертво впечатается в твою память и ты уже никогда не будешь вновь способна к самостоятельному мышлению!

— Но на этот маршрут уйдет не больше, чем полдня! — запротестовала Ванесса.

— У нас нет времени! — фыркнул я. — Мы должны посетить более важные места.

Прежде чем мы сели во взятую нами напрокат машину, я не мог удержаться от соблазна, чтобы не показать Ванессе легкую тень того, что ожидает нас в ближайшем будущем, поэтому, выйдя из кафе мы прошли через Орвелл-плэйс, по Такет-стрит, Догс-Хед-стрит, Сент-Стивенс-лэйн и Таверн-стрит к Променаду и Магистрали. Эти псевдотюдоровские ансамбли были построены в 1930-ых годах и выглядят совершенно неубедительно, поскольку, в отличие от подлинных, стены их не покосились, а концы деревянных балок слишком ровно подпилены. Издалека они еще могут ввести в заблуждение неопытный глаз, но вблизи в этих подделках видится нечто зловещее.

Кленкайрн Стюарт Огилви унаследовал владение Торпенесс в 1909-ом году и у него тут же возник план построить на его землях деревню в тюдоровском стиле для отдыхающих горожан из среднего класса. В центре комплекса, расположенного рядом с историческим городом Алдебург, располагается искусственное озеро, похожее на иллюстрацию к сказке о Питере Пене. Другой примечательной чертой туристического центра в Торпенесс "Дом В Облаках" — бывшая водонапорная башня, перестроенная в жилой дом. К востоку от деревни находится море, а в непосредственной близости от нее протекает река Хандред.

Первый раз мы бросили якорь в кафе-магазине «Галерея» — одном из двух кофейных заведений в деревне. Кофе оказалось вполне сносным, а мне срочно требовалось взбодриться после дороги, проведенной за рулем. Затем мы прогулялись до "Зе Уинландс", а затем до "Зе Алмсхаузиз" — виды были замечательными, но все испортилось как только мы вышли за ворота и очутились посреди муниципальной застройки. Я не был готов встретить лицом к лицу унылую реальность, поджидавшую меня за чуждым ландшафтом псевдотюдоровских домиков. Хотя я и понимаю неизбежную необходимость организации поселений пролетариата по соседству с любым пристанищем среднего класса, поскольку кто-то должен обихаживать их и прибирать за последним, это соседство, тем не менее, не вызывает во мне радости. Остается только догадываться, не один ли из кухаркиных детей в ответе за пожар, уничтоживший «Дельфин» — единственный паб и постоялый двор в деревне. О многом говорит тот факт, что "Рабочий клуб", расположенный напротив, вандалы, уничтожившие все, что долгое время было средоточием всей жизни деревни, так и не тронули.

Мы прогулялись по проселочной дороге, известной под именем Уэстгейт. Она заканчивается возле башни Уэстбар, сооруженной в 1929-ом году Уильямом Гилмором Уилсоном в стиле, подражающем средневековым оборонительным сооружениям. В настоящее время башня занесена в список памятников архитектуры, как подлежащая охране по второй категории. Пройдя мимо башни, мы направились в «Кантри-клуб» — место, где во время Второй мировой войны произошло знаменитое самоубийство солдата, который предпочел свести счеты с жизнью, вместо того, чтобы доблестно сразится с гуннами. Затем извилистой тропкой мы поднялись на вершину холма к церкви Святой Марии, занимающей одно из самых уродливых культовых сооружений, которые мне только доводилось видеть. Это безликое нечто было построено в 1939-ом году якобы в нео-норманском стиле; для сооружения этого чудовища частично использовался бетон. Каким-то чудом оно, тем не менее, угодило в список памятников архитектуры, что, впрочем, не помешало вандалам, которые не раз пытались сжечь его. Дверь была открыта, а внутри церкви царил жуткий холод.

— Это место абсолютно непригодно для сексуальной магии, — проинформировал я Ванессу. — Оно лишено атмосферы.

— Уродливо как смертный грех, — поддакнула Холт.

Затем мы вновь вернулись в магазин с чайной на берегу искусственного озера, где побаловались чайком и домашними пирожными, перед тем как отправится в Данвич. Теперь, кроме поддельных ужасов исторической ностальгии, нам предстояло столкнуться со вполне реальной угрозой шторма и наводнения. Данвич был некогда настолько процветающим городом, что король Зигберт, заняв трон Восточной Англии в 630 г. н. э., сделал его своей столицей. После вторжения датчан о судьбе поселения почти ничего неизвестно, но к одиннадцатому столетию оно снова бурлило и под защитой его стен проживало немало зажиточных купцов, в то время как гавань заполоняли суда из всех стран мира. Но город постоянно опустошали ураганы: сперва в 1328 г., затем в 1357 и, наконец, в 1560-ом. Очередное бедствие постигло Данвич в 1570 г., но ничто не сравниться с размахом наводнения 1740-го, когда большая часть города оказалась поглощена морем. Береговая линия в этих местах по-прежнему размывается морем со скоростью одного метра в год.

Эта психогеографическая аномалия погрузила меня в мечтательное состояние. Я вспомнил, что в прошлой жизни был матросом, который плавал на корабле, составлявшем часть Дунвичской Исландской флотилии, до тех пор пока непогода не погубила его. Мы шли с Ванессой по усыпанному галькой пляжу, наблюдая дальнейшую его эрозию, произведенную недавно прошедшими дождями. Там, где волнами смыло очередной участок древнего кладбища, отчетливо виднелись человеческие кости. Мы постояли на развалинах дома, который подвергся натиску морской стихии. Я напрасно искал то немногое, что сохранилось от круглой тамплиерской церкви, разрушенной морем в середине семнадцатого столетия. Хотя часть кладки была обнаружена в последние годы, то, что уцелело от нее, в настоящий момент находилось под водой и не было никакой возможности изобразить животное о двух спинах на том месте, где прежде располагался ее алтарь.

Мне захотелось выпить пинту «Аднамса», поэтому мы направились с пляжа прямиком в "Шип Инн". Местное пиво слаще, чем большинство сортов горького эля, но после первоначального удивления к нему привыкаешь и начинаешь любить его. "Шип Инн", где стены увешаны картинами на морскую тему, а дверь между баром и рестораном выполнена в форме иллюминатора, довольно забавное местечко, но мне хотелось чего-то еще более экзотического, поэтому мы запрыгнули в машину. Сначала мы нашли ресторан в деревушке поблизости. Там было тесно и людно, но обслуживание оказалось просто отличным, а кухня — великолепной.

— Вот это настоящая пакистанская кухня! — восхищалась Ванесса, уплетая за обе щеки заказанное ею "карри из курицы". — Настоящая пакистанская еда должна подаваться в той же посуде, в которой она готовилась! Это форменное издевательство, когда ты заходишь в индийский ресторан и обнаруживаешь, что заказанное тобой горячее блюдо переложили в холодную тарелку!

— Знаешь, — сказал я, ковыряясь ложкой в моей порции кoрмы, — существует тест, чтобы проверить, действительно ли еда готовилась в той посуде, в которой тебе ее подали. Надо посмотреть на ее цвет. Если все сделано правильно, цвет по краям должна отличаться от цвета в центре, а цвет на поверхности — от цвета внутреннего слоя. Моя порция этот тест прошла успешно.

— Ты прав, — подтвердила Холт. — Моя тоже.

— А вкусно-то как! — воскликнул я, отрывая полоску от своей лепешки и макая ее в кoрму.

Я почувствовал как наливается кровью мой член, когда Ванесса аккуратно подчистила куском лепешки свое блюдо, а затем с аристократическим изяществом отправила его между своими пухлыми губками. Я представил себе как округлится животик и груди Холт, если перевести ее на режим принудительного кормления. Я вообразил ее огромную жопу, свешивающиеся через пояс джинсов складки, за которые так удобно держаться в любовной игре, ее массивные ляжки и плечи. Девица немного набрала вес с тех пор, как мы с ней познакомились, но она все же была еще худой, чересчур худой. Хотя одежда четырнадцатого размера уже с трудом на нее налезала, она еще была не готова к тому, чтобы перейти на шестнадцатый, хотя именно об этом я более всего мечтал.

— О чем замечтался? — прошептала Ванесса.

— Не волнуйся, — пробормотал я. — Ты ешь, ешь давай!

— Я уже обожралась! — воскликнула Сайида, похлопывая себя по округлившемуся брюшку.

— Но ты все еще такая худая! — проскрипел я. — Ты должна доесть все, а потом я еще закажу тебе пудинг!

После того, как мы набили свои животы под завязку мороженым и кофе, мы направились в паб «Лисица» в Дареме. Это был тематический паб, построенный в семидесятые годы с претензией на некую древность. Барная стойка была выложена черепицей, а к стенам пришпилены в разных местах иностранные купюры. Я заказал две пинты «Аднамса». Осушив первую кружку, я заказал еще две и отправился поссать. Туалет оказался весьма милым: там наличествовала даже вешалка для полотенца с настоящим полотенцем на ней. Вообще все место показалось мне очень уютным. Я вернулся к моей выпивке и начал обдумывать, чем бы мне заняться попозже вечером. Час приближался и я хотел хорошенько нализаться перед предстоявшими мне радостными событиями.

Мы заказали по последней пинте, выпили и направились к машине. Конечной целью Ванессы был Уолберсвик — некогда большой город, превратившийся теперь в маленькую деревушку. Я не спеша поехал к церкви Святого Андрея. Спешки никакой не было — в моем распоряжении имелась целая вечность. Первая церковь в Уолберсвике была построена на краю болот, в непосредственной близости от моря. Эта постройка одиннадцатого века была разобрана четырьмя столетиями позже, поскольку она явно была обречена на то, чтобы стать добычей Нептуна. После этого в Уолберсвике сменилось три церкви, все на том же самом месте, и последняя из них теперь стояла, окруженная руинами своей большей по размерам предшественницы. Именно на этом месте я решил изгнать Ванессу Холт из этого мира.

Была полночь и дородное тело моей спутницы очаровательно лоснилось в лунном свете. Мы сошлись на том месте, где прежде возвышался алтарь. Пока Ванесса ублажала меня, я думал о том, что Уильям Уайкем стал викарием Уолберсвика в 1382 году — в том же самом году, когда его тезка и двойник начал действовать в Винчестере. Мои губы соприкоснулись с губами моего двойника и ее просунул правую руку в промежуток между ее пухлыми бедрами. Ее щель была влажна и когда я извлек руку обратно, я увидел на ней красное пятно менструальной крови. Холт потянула меня вниз, мы рухнули и покатились по траве.

— Но ни лживым лицемерам, — вещал я, в то время как Ванесса облизывала мой окровавленный палец, — ни тем, кто взыскует нечто иное, нежели мудрость, мы не можем открыться, и пусть их ложная премудрость обратится против них, в то время как наша сокровищница пребудет нетронутой и не потревоженной, пока не настанет время явится Льву.

Тут я вынужден был прерваться, поскольку Холт страстно поцеловала меня в губы и просунула язык в мой рот. Я чуть не задохнулся, когда ее мясистые формы навалились на меня. Следом за этим я ощутил ее язык у себя на груди, затем на животе и я понял куда неумолимо приближаются мои губы. Она приласкала ежик моих лобковых волос, затем облизала мой член вдоль его длины и вскоре головка его очутилась у нее в полости рта, в то время как ее пальцы сжались вокруг его основания.

— Для нас сие есть вся сущность и смысл наших правил, — вещал я, ? которые заключаются в том, что изучению и запоминанию должна быть подвергнута каждая буква и знак в видимом мире; посему те, кто подобны нам и те, кто нам сочувствуют, и кто сделали Сатанинскую Библию правилом своей жизни, и предметом и мерилом своей веры, откроют, что в ней содержится весь мир. И речь не о том, чтобы лишь помнить ее наизусть, но о том, чтобы прилагать и применять содержащееся в ней истинное знание во все времена и века жизни мира сего.

Ванесса вогнулась надо мной, она двигала головой то вверх, то вниз, массируя мой мужской стержень. Я схватил девицу за жирные ляжки попытался развернуть ее в другую сторону. Поначалу Холт сопротивлялась, но вскоре я уже прижимал ее пизду к моим губам, и струйки менструальной крови стекали по моему подбородку. Скоро, очень скоро я окроплю ее моим молоком. Девица, как я и предполагал, приподняла голову и продолжила охаживать мой прибор при помощи одних только пальцев. Я засосал ее разбухший клитор в рот и она зарычала от удовольствия. Я представил себе Ванессу с моим членом, направленным ей прямо в лицо словно ствол пистолета. Я должен был окропить этот лик, эти врата души, который в людском представлении является воплощением личности.

Я почувствовал, как все мое тело наполняется силой оргазма, как напряжение растет у меня в паху и как белая слизь, воплощение жизни, уже отравленной ядом смерти, вырывается из моего мочеиспускательного канала и брызжет Ванессе прямо в откормленную ряшку. На какое-то мгновение я почувствовал, как она навалилась на меня всей массой своих обширных телес, но в следующее мгновение суккуб куда-то исчез. Наконец, после продолжительной борьбы мне удалось изгнать Демоницу! Я заснул на сырой траве и когда чьи-то сильные руки схватили меня за щиколотки, я еще ничего не соображал.

— Боже праведный! — воскликнул коп. — Он не только с голой задницей, у него еще все лицо в крови!

Я знал, что попал в затруднительную ситуацию, и мне вряд ли поверят, если я начну объяснять, что только что изгнал Демоницу туда, откуда она явилась. Поэтому я ограничился тем, что рассказал как путешествовал автостопом и женщина, посадившая меня в машину, вытащила пистолет, приставила его к моему виску, а затем заставила меня вылезти с ней из машины посреди кладбища и вылизать ее, чего ни один мужчина в здравом уме не стал бы делать, поскольку у нее как раз были критические дни. Наконец она заставила меня проглотить наркотик, чем и объясняется то, что я спал в момент, когда меня обнаружили. Мне показалось, что арестовавшего меня констебля этот рассказ не показался особенно убедительным. Однако я воспользовался положенным мне телефонным звонком, чтобы предупредить Сайиду Нафишах о моем положении. Ее семья наверняка сможет привести в действие нужные пружины, чтобы меня выпустили на свободу.

Меня отвезли обратно в Лондон и в полчетвертого ночи выпустили под залог, внесенный Сайидой. Перед тем, как свалиться в постель, мне предстояло разобраться только с одни последним дельцем. Мэри-Энн отвела меня по улицам Уайтчэппеля на Бакс-роу. Мы поцеловались и вскоре Николс уже положила руку на мою ширинку. Я чувствовал, что меня сотрясает мелкая дрожь, когда она извлекла оттуда мой отросток и изучила его при свете луны. Затем моя спутница задрала юбку и я и с силой вогнал свой член в черную дыру ее пизды. Затем я вернулся обратно в свою квартиру на Брик-лэйн, в то время как Нафишах скрылась во тьме ночной.

Я очнулся в незнакомой постели. Рядом никого не было. Я встал и открыл шторы. Лоджии, лоджии, ряды лоджий — спальный район. В комнате почти ничего не было: гардероб с весьма странным подбором одежды да несколько эстампов на алхимические сюжеты на стенах. В гостиной — ряд предметов явно чернокнижного толка и книги, книги, книги. Бегло пробежав взглядом по корешкам, я успел различить труды Элифаса Леви, Папюса и Юлиуса Эволы. Из названий книг явствовало, что их авторы писали на эзотерические темы, о чем свидетельствовал и тот факт, что немногие известные мне имена принадлежали прославленным оккультистам. Среди прочих были там и произведения Алистера Кроули, мадам Блаватской и Дион Форчьюн. Я закрыл глаза и наугад взял книгу с полки. Мне попалась "Тайна Запада" Дмитрия Мережковского, которая в те времена еще была китайской грамотой для моего неискушенного глаза.

Я быстро просмотрел содержимое досье, находившихся в выдвижных ящиках. В первых трех содержались документы, относившиеся к истории и ритуалам группы, зарегистрированной под официальным названием "Общество Любителей Древности Южного Лондона", хотя оно действовало и под множеством других имен, например "Ложа Черной Завесы и Белого Света". В документах часто встречалось имя одного человека, которого я отлично знал, но, тем не менее, я оказался абсолютно не подготовлен к шоку, ждавшему меня, когда я заглянул в последний, нижний ящик. Дело в том, что человек этот не просто носил то же имя, что и я — он был тождественной со мной личностью. Я уставился на мое собственное свидетельство о рождении — документ, который мог получить только я сам при достижении совершеннолетия. На свидетельстве старомодным почерком было начертано имя, которое я никогда не предавал огласке: Джеффри Реджинальд Томпсон.

Я швырнул обратно в ящик пачку бумаг, направился к телефону, взял трубку и набрал мой собственный номер. Пока лондонские АТС пощелкивали, осуществляя соединение, я поднял связку ключей, которая лежала возле записной книжки. Я перебирал их, слушая мой собственный голос на автоответчике. Когда звуковой сигнал сообщил мне, что на пленке имеется достаточно места, чтобы оставить сообщение, я почувствовал поднимающуюся во мне волну гнева,

— Ты скоро сдохнешь, ты, мешок с говном, вообразивший себя режиссером экспериментального кино. Я родился, как и ты, в Лондоне, но, в отличие от тебя, я по-прежнему почитаю предания наших ирландских предков-друидов. Я убью тебя одним враждебным и смертоносным порывом моей магической Силы!

Затем я вернулся обратно в постель. Я мало спал в последнее время, поэтому мне хотелось воспользоваться возможностью. Я поставил будильник, зная, что, проснувшись через два часа, я буду чувствовать себя еще хуже, чем сейчас.