Встречи с Богоматерью

Самый тяжелый день

Сентябрь начинался с самого тяжелого дня в моей жизни. В полночь или часом позднее я хватился: где кольцо, подаренное мне Богоматерью? О нем я рассказал в первой книге встреч. На серебряном кольце были знаки. Божья Матерь раскрыла ладонь и направила луч на кольцо так, что он сфокусировался на нем. И оно стало как золотое. Потом Жанна, которую я представил читателю в первой книге (именно она встречается с богиней), опустила это кольцо в святую воду на трое суток и после этого передала мне.

Таким образом, это был подарок Божьей Матери мне.

И вот почти уже с потусторонней тоской и тревогой я осознал: подарок Богоматери утерян. Вечером я был в ближнем от моего дома парке. Бродил по аллеям, но и по траве тоже. Когда вернулся, прилег отдохнуть. И вот вскочил около полуночи как ужаленный. Что еще было? Я выбегал на лестничную площадку, бегал около дома, но было темно. Потом я понял: напрасно. Скорее всего потеря произошла дома. На улице я ничего такого не делал, что могло бы меня разлучить с кольцом. Дома?.. Если бы! Мне оставалось надеяться на такой исход.

Очередной приступ отчаяния. Я бросался ворошить книги на моем рабочем столе, выдвигал ящики, ползал по полу, заглядывая под книжный шкаф, сервант и тахту. Бессильно бросался ничком на одеяло, сжимая голову руками, погружаясь в серый туман, — так становилось мне легче. Потом снова вспыхивала тревога, подступала лихорадка какая-то. Мне всего даже не вспомнить.

Бросался к окну, где вороха бумаг на подоконнике не поддавались мне, я немного сдвигал их, но если бы они рухнули, то закрыли бы полкомнаты и я ни за что не нашел бы не только кольца Богоматери, но и нужных записей. (Я надолго запоминал их расположение в разных стопках и грудах, и мне удавалось выискивать нужное по памяти и каким-то чутьем.)

Бежал на кухню. Обыскивал подоконник. Там тоже кипа записей, полиэтиленовых пакетов и забытых блокнотов. Но здесь ничего не было срочного, и я обращался с ними варварски, сметая на пол вместе с пылью, венчиками сушеных трав, ягодами шиповника. Потом возвращал на место, подметал пол и готов был начать снова.

Поиски изнурили меня. я повалился, плюхнулся в постель, лежал с открытыми глазами. Я немного отошел, стало легче. Пробовал рассуждать. Я потерял не кольцо, подаренное Богоматерью, а нечто большее. Что же? Сама Божья Матерь называла его обручем. Обруч. Старинное слово.

И вот произошло то, чего я не мог бы себе даже представить: я потерял именно ее обруч. Снова выбегал на лестницу к лифту, сбегал вниз. Снова бросался лицом в подушку. Молился. Приступы отчаяния затухали. Еще стучала в висках кровь. Сердце же как будто потеряло чувствительность. Теперь я лежал подолгу, закрыв глаза. Когда встал, было пять утра.

Около шести я позвонил Жанне. Ее не было дома. Совпадение. Ее мать ответила что она рано ушла к подруге по неотложному делу.

Дождавшись девяти утра, я звонил ей на работу. Трубку взяла женщина сказала, что она на уроке. Я просил передать, что жду ее звонка. Но я не дождался его, снова звонил. Наконец услышал ее голос. Рассказал. Умолчал о переживаниях, отчаянии, о скрытом значении события которое мне, вероятно, лишь чудилось.

У нее спокойный голос… она не так переживает, как я, она даже не успокаивает меня. Говорит удивительные слова. Божья Матерь явилась под утро около пяти часов. Сказала: он волнуется (дословно: о волнении его знаю). И далее: он потерял обруч, пусть успокоится, все вернется к нему.

— Ты можешь указать место, где потеряно кольцо? — спросила ее Жанна.

— Дома. Обруч у него дома!

— А где именно?

— В бумагах.

Все это было передано мне. Отлегло от сердца, я приходил в себя. Думаю если бы я узнал о предстоящей собственной смерти через пару-тройку дней, то тревожился бы меньше. Но еще, разумеется, действовал тон: Жанна говорила совсем буднично. Это как спасительный ушат холодной воды на мою разгоряченную голову.

Все во мне успокаивалось, приходило в норму. Я не называл даже для себя догадку о скрытом смысле происшествия. Если бы назвал было бы хуже. Удержался. Ощущение такое: тогда кольцо оказалось бы не в бумагах, а где-то гораздо дальше, и вернуть его, увы, не удалось бы. Не всегда полезно раскрывать сокровенное.

И снова думалось вот о чем: Божья Матерь явилась этим утром только для того чтобы успокоить меня. Я не мог ворошить бумаг, особенно на столе тамошние, завалы безнадежны, это нельзя сделать на скорую руку, пусть же они охраняют до поры до времени обруч, раз мне это не удается.

Первая книга встреч с Богоматерью начиналась с короткого рассказа о кольце. Вторая книга начинается с него же. Но какая разница! Тогда и сейчас. Это как небо и земля. Да, меня успокоили. Но подарок Богоматери все же утерян! Да, на время, да, я его найду. Но мне его не хватало сейчас.

С непостижимой деликатностью богиня помогала мне — и ко мне возвращались уверенность, спокойствие, ясность. Полоса смятенности позади.

5 сентября она сказала Жанне:

— Я нравлюсь себе.

— Как это? Ты о чем?

— О книге.

Жанна вспомнила о предстоящем отпуске. У нее была путевка. А мне хотелось услышать совет Божьей Матери.

— Он устал, — сказала Жанна. — Ему нужен отдых.

— Знаю, — ответила Богоматерь.

— Когда ему отдыхать?

— С середины сентября до середины октября.

— Что ему брать с собой в отпуск?

(Я сначала хотел взять с собой талисман, подаренный богиней, но передумал: боялся его потерять.)

— Его решение правильное, — ответила Божья Матерь и улыбнулась, — то, что тебе давно хотелось, ты приобретешь сегодня.

Вечером Жанна зашла случайно в магазин. А там на прилавке вязальная машина. Она тут же расплакалась, увидев цену и вспомнив слова Божьей Матери. Именно вязальную машину она хотела приобрести давным-давно. Это мечта. И вот — увидела! Не хватало нескольких самых крупных купюр. Повернулась и пошла, плача, к выходу. А навстречу женщина. «Что расстраиваетесь?..» И женщина направила ее на Большую Черкизовскую, где были в продаже дешевые вязальные машины. Мечта Жанны исполнилась. Моя мечта тоже, ведь первая книга встреч с Богоматерью в этот день была напечатана на машинке. Она существовала! Вот почему разговор с богиней начался с упоминания о книге!

Любопытная подробность: женщина, подсказавшая Жанне, где можно купить вязальную машину, очень похожа на ту, что шла когда-то навстречу по улице и показывала ей металлический кружок («бляшку»). Эпизод описан мной — но не объяснен. Мне непонятно и второе появление этой женщины, если только Жанна не спутала ее с кем-то.

8 сентября пресветлая богиня сказала:

— В воскресенье нужно отдыхать и не забыть о друзьях! Передай, он может собираться в дорогу. — Совет великой богини оказался полезным: я всегда что-то забывал дома, на этот раз, забегая вперед, могу сказать — сборы мои были успешными, и я заранее приготовился к отпуску.

На прощанье Божья Матерь сказала:

— Я благодарю его за работу!

— У него потеря большая… он все теряет. — Жанна снова говорила о потерянном кольце и спустя почти две недели.

— Пусть не волнуется. Обруч в бумагах.

Богиня снова успокаивала меня. Я воспринимал это не как повторение только после этой встречи остатки тревоги исчезли.

— Где именно? — спросила Жанна. — В каких бумагах? Покажи!

— Трудно, — ответила Божья Матерь.

Я понимал ее. Разобрать мои бумаги или определить местонахождение в них мелкого предмета невозможно. Для меня самого это работа примерно на пятеро суток.

— Он взял билет, едет отдыхать девятнадцатого этого месяца.

— Отдохнуть ему нужно. Пусть едет.

Встреча восемнадцатого была короткой. Я воспринял ее как напутствие великой богини — с несказанной признательностью. Она была в голубом. Гор — в белой рубашке-косоворотке.

— Завтра он улетает отдыхать. Передай ему: будет все нормально. Пожелай ему счастья!

Афродита помнит обо мне

Первый день у моря был довольно ласковый, теплый, и я купался, нырял, загорал, дремал, потом снова лез в воду. Меня огорчила шапочка — резина порвалась, я выбросил ее, будучи уверен, что заменить ее нечем, Жизнь в этой удивительной стране приучила меня в последние годы к мысли, что за самой простой покупкой нужно охотиться, как охотятся в джунглях за диким зверем, выслеживая его. Только там, в джунглях, нужны для этого дни или часы, а для того, чтобы приобрести ботинки, брюки, рубашку, купальную шапочку, нужны месяцы и годы. Так обстояло дело. Я начал было изобретать конструкции на основе полиэтиленовых пакетов и проволоки. Одну из них я забраковал, другую тоже, третья же вполне могла заменить шапочку. Но по пути в гостиницу с пляжа я вдруг увидел в витрине требуемое и, не веря себе, бросился на штурм прилавка. Все обошлось, мне дали шапочку, но она была такой хлипкой, что пришлось купить еще две. Только три вместе, будучи надеты на мою голову шестидесятого размера, давали требуемый эффект и сидели как надо.

Но вот первый день кончился, оставив в памяти почти призрачный след. Пошли дожди. Второй, третий, четвертый день были посвящены легкой атлетике, прыжкам через канавы и лужи с бурлящими потоками, бегу от преследовавших на улицах машин, обдававших каскадами брызг.

Меньше всего хотелось сидеть в гостинице. Пошел на почту, послал телеграмму Жанне. Это была самая удивительная телеграмма в моей жизни. Вот ее текст. «Прибыл благополучно. Идут дожди. Настроение скверное. Поклон Афродите».

Девушка в окошке почтамта, безусловно, думала, что Афродита — это имя знакомой или родственницы. И была, конечно же, права. Но если бы ей сказали, что это имя ныне здравствующей богини?.. Что бы с ней стало?

Читателю же напомню: в первой книге я рассказал, что Богоматерь, Дева Мария, Богородица, Афродита, Исида, Анахита, Багбарту — это разные имена одной и той же великой богини.

Вспомним: Афродита морская богиня, поклон ей в той ситуации, в которой я оказался на Черном море, вполне уместен. Я не думал, что телеграмма с поклоном богине Афродите будет иметь последствия. Так, пришло на ум — написал. Пошел от нечего делать на местный базар, купил грибов, в гостинице сварил их с помощью кипятильника в металлической, банке из-под королевского чая, который я когда-то приобрел в Венгрии… Грибов было много, они похожи на белые. И вот я пробовал их, пробовал, пока не съел все. Стало плохо. Как раз в тот час передали по радио информацию. Я слушал и прощался с жизнью. Шестьдесят человек в Краснодарском крае попали в клинику за предыдущий день. Девятнадцать уже скончались. Ели грибы. Самые что ни на есть съедобные — белые и подосиновики, а также подберезовики. Что это? Грибы стали вдруг ядовиты. Все подряд. Именно там, в Краснодарском крае, в сентябре девяносто первого года.

Не буду долго мучить читателя неизвестностью. Ведь он, вероятно, уже догадался, что раз я написал книгу, то все обошлось. Это так. Да, болела голова и болел живот, потому что этих грибов я съел больше, чем другие, попавшие в клинику, а затем на кладбище. Есть слово «дорвался». Это на тот самый случай, мой случай. Полагаю, что даже без помощи богини я выдержал бы. Мой организм, приученный годами к смертельным ядам во время моих экспериментов с амброзией, не мог поддаться обычным грибам, пусть самым ядовитым на всем побережье. Так… через час боль прошла. Я подсчитал: все эти взбесившиеся грибы в принципе не могли отравить меня всерьез, потому что больше, чем я съел (сразу около полукилограмма, варил дважды, не умещались в литровую банку), я просто не в состоянии был осилить.

…На следующий день я вспомнил о телеграмме. Светило солнце! Самая прекрасная из богинь Олимпа помнила обо мне.

Три раза я менял номер в гостинице. Сначала я попал на первый этаж. Ничего другого мне не предложили. Там зарешеченное окно, балкона нет, прохожие по утрам будили меня, деревья загораживали солнце. А в три дождливых дня комната наполнялась влагой, лужи подступали к самой решетке низкого окна. Это было началом отдыха и концом его одновременно. После нескольких логических фигур следовал нешуточный вывод: угодил в камеру-одиночку.

Я зашел к директору гостиницы, моему тезке. Решил не жаловаться — просто поблагодарить. Из Москвы я выслал ему телеграмму с соответствующей просьбой. Он поставил резолюцию — и она попала к администратору. Не хотелось огорчать его.

— Все в порядке? — спросил тезка, когда я пожал ему руку.

— Да, еще раз спасибо, Владимир Николаевич.

— А какой номер вам дали? — проницательно допытывался он. — На каком этаже?

— На первом.

— Но это же плохо!

— Ничего. Можно жить.

— Нет так не пойдет, — он снял трубку, набрал номер, высказал свое отношение к моей проблеме; на другом конце провода обещали ее решить.

Дня через два дежурная сообщила о предстоящем моем новоселье на втором этаже. Таскал вещи россыпью: рубашки и курточки вместе с вешалками разную мелочь в пакетах, в чемодан положил арбуз, дыню и еще что-то. Угощал горничную. После новоселья накатила грусть: мой номер был рядом с туалетом. Ситуация знакомая, но на этот раз я ничего не мог поделать с поплавковым механизмом, и вода шумела за стеной, а я не смыкал глаз. Я постеснялся навестить еще раз моего тезку, но пошел к администратору — просить что-нибудь еще. Было обещано. Так я оказался вскоре на третьем этаже. Это новоселье было удачнее прежних. Но я так быстро переселялся с этажа на этаж, что не успевал узнать номер телефона в своем собственном номере, а справочной книжки не было и вообще здесь все недавно поменялось. Поздно вечером — звонок. Звонила Жанна. Говорили о погоде. Я сказал, что здесь после трех дней дождей так здорово, что хочется только плавать и летать. Вдруг спохватился: я же переехал и не знал еще своего телефона. Откуда узнала она?

Конечно, я тут же догадался.

— Тебе подсказала гостья, да?

— А ты как думаешь?

— Думаю, что она. Дежурная по коридору не знает моего номера. А списка номеров почему-то не оказалось, вернее, он устарел, и его так разрисовали, что администратор только развел руками. Обещал уточнить завтра. Выходит, я прав.

— Да, это она, Божья Матерь. Она сегодня была.

— Можешь не называть ее так, я же понимаю все…

Мне в самом деле показалось странным, что Жанна называет ее полностью. К чему? Наш разговор выходит в эфир. Видно, она хорошо отдохнула, забыла, что я догадлив.

Так я узнал номер своего телефона от Богоматери. Если бы еще год назад мне — с моей астральной подготовкой — сказали, что Афродита, она же Дева Мария и Исида, сообщит номер гостиничного телефона, я бы не смог поверить. Не смог!

Как это было?..

Богиня подняла раскрытую ладонь правой руки над плечом, и на ней возникли цифры!

Уж не сон ли это?..

Каждый день — солнце, то теплое, ласковое, то красноватое, прохладное, то жгучее. На закате оно опускается в воду, оставляет на камнях прощальные красные огни, я ложусь боком на них, во мне звучит музыка, буквально так любимые мелодии Рахманинова, Глазунова, Дворжака, Грига. Мои душа и тело отдыхают на этих серых и бурых камнях, нагретых за день, а на воде — знакомая дорожка, вот она гаснет, гаснет…

Я рассказал все, что знал, о солнечных дорожках на воде в романе «Чаша бурь», отчасти в «Семи стихиях» и «Далекой Атлантиде». Я люблю течения разного цвета далеко от берега, оттенки синего, зеленого, желтого. люблю смерчи, которые вытягиваются из туч и облаков, иногда при этом светит солнце.

Стороной пробегали серые вечера, похожие один на другой, а утром солнце! И все дни до отъезда было так. Никто из старожилов не помнил такой осени. Я был здесь двадцать третий раз. И каждый раз я выбирал то же время года, и тот же месяц, и тот же знак зодиака — Весы. Но никогда не было этого и похожего на это — тоже. Самое типичное — дождик каждые три дня, иногда только до обеда. Безоблачными были целые недели, но не было ни разу безоблачного месяца. Раньше зарядившие вдруг дожди наводили тоску, потом, когда прояснялось, я шел к речке Кудепсте, там все как летом в России: зеленые рощи, трава, огороды, деревенский пруд с утками. Я возвращался в лето после непогоды, отдыхал. Потом возвращался к морю.

А вот в этот год, после телеграммы Афродите, осень была отменена вообще, до восемнадцатого октября. И не только осень, но и грозы, дожди, дождички, непогода.

Даже когда поднялся ветер, солнце разгорелось на небе еще ярче, а близ мыса Видный, где я купался, ныряли черные птицы, ловили рыбу. Они грациозно погружались прямо в белопенные волны, проплывали метров тридцать и выныривали, держа в клюве коричневую рыбину. Казалось невероятным, что тонкошеяя птица сможет проглотить ее. Однако, помедлив, словно приготовившись, птица глотала добычу так стремительно, что я не всегда мог поймать сам момент.

Здесь большие камни, заросшие бурой водяной травой. Я любил отдыхать на них недалеко от берега. Представляю себе, как эти черные водоплавающие шли у самого дна, лавируя между камней, и выхватывали из-под них зазевавшихся окуней или, может быть, зеленух. Я не мог хорошенько рассмотреть их охотничьи трофеи. Птицы, вероятно бакланы, снялись и тяжело пошли над берегом к Сочи.

Рассказывая ранее о моих приключениях на юге, я назвал участников этих культурно-массовых мероприятий условными именами. Поскольку это были женщины, то им вполне подошли имена из оперы. Главная героиня — Кармен. Ее подруги — Мерседес и Фраскита. Я выступал в роли Хозе, мой соперник под моим пером приобрел имя Эскамильо, он и впрямь был похож на молодого тореадора. Что там тогда было? Встречи, танцы, любовь, ревность, южные вечера, объяснения. В конце концов — внимательный читатель первой книги не даст мне соврать — я оказался на грани гибели. Эта драматическая история незабываема.

Я писал о помощи Богоматери. Тогда, помнится, явились два ее помощника. Один из них сопровождал ее в ипостаси Афродиты. Но и в ипостаси великой богини — Матери скифов. Он похож внешне на зайца (и в этом виде он сопровождал Афродиту, о чем прекрасно были осведомлены древние греки) или на «грифобарана», если, употреблять терминологию археологов, занимавшихся изучением скифских и скифосарматских древностей. Он улыбался, когда я вечером после рокового для меня объяснения бросился ничком на постель в номере гостиницы, совершенно трезвый, к несчастью. Мне приходил конец, каюк.

Он появился. Тогда я еще не знал о том, что великая богиня жива и здорова, не знал о ней ничего, считал ее мифом, не знал о том, что она выступает в разных лицах-ипостасях. Ничего не знал, ничего… Не часто, но думал все же о боге. Но хотя в тот вечер имя бога не пришло мне, кажется, на ум, она помогла. Она послала этого своего помощника. И другого. Закрыв глаза, я отчетливо видел сначала это удивительное животное, улыбавшееся мне, бесспорно, разумное и божественное. Потом — генерала с лицом таиландца. На нем был синий камзол с серебряной пряжкой. Он спокойно и снисходительно улыбался. Я видел его!

Так было тогда. Тайский генерал протянул мне свою надежную руку, ласковый зверь — лапу. Но это уже образ. Они ведь просто выслушали меня и выполнили мою просьбу. Мой соперник Эскамильо ушел в тень, не появлялся до прощального вечера танцев. Это меня спасло. Я поддался иллюзии. Точно любовь могла продолжаться. И словно утопающий я уцепился за соломинку — и выплыл. Выплыл!

Когда я пишу эти строки, я не заглядываю в первую книгу встреч с Богоматерью, пишу по памяти. Надеюсь, я точен.

Когда я летел в Сочи потом, после всего — и после первой книги тоже, я задумывался: что будет, если я встречу Кармен? Я называл ее еще одним именем (она блондинка) — Ксения. Мысленно разговаривал с ней, но старался и тогда не упоминать ее настоящего имени, даже мысленно. Пусть это останется тайной. Я писал и вспоминал, как она хотела… ну, покончить со мной. И вот в моих мыслях я молча проходил мимо нее там, близ Сочи, в тех местах, которые всегда являлись мне зимой, словно эти аллеи дразнили меня, приглашали пройтись, прогуляться, как раньше, — и не одному, а с ней. Зимняя ностальгия.

У меня, повторяю, хватало сил и решимости пройти мимо, разве что легким кивком, очень сдержанно поприветствовать ее. Для того, чтобы тут же исчезнуть. Именно так. Теоретически я был готов к встрече. Готов был тут же исчезнуть с глаз ее. Уйти. Никогда не появляться на том пляже, на той площадке, где крутился Эскамильо и где она наблюдала за ним, ловя его горячие взоры — да простит мне взыскательный читатель эти обороты речи, но это-то и передает точнее всего ту атмосферу.

Я был спокоен, когда стремительно — в свойственной мне манере — проносился мимо нее по аллее и удалялся в сторону моря, как это делают взлетающие на южном аэродроме самолеты.

Я точно рассчитал все варианты встречи, все возможности были предусмотрены с той тщательностью, которая доступна незаурядному теоретику. Но я, кажется, рассказывал, что любовь не исчезает, она лишь переходит в иные формы. Подумаешь — женская прихоть: убить меня. Да, может быть, я и сам этого тогда желал.

Мои построения были многоплановы. Я все предусмотрел. До мелочей. Оставалась, правда, вероятность того, что все получится наоборот. Квалифицированные теоретики называют это отрицательным результатом и считают его ничуть не менее ценным, чем результат положительный. Опасный вариант. Стоило поломать голову. А что было бы на самом деле? Ведь я обязан был предусмотреть и такое: появится она, и появится затем Эскамильо.

Как тогда все образуется?

Представьте, о читатель, выражение моего лица, когда на второй же день вот этого моего отпуска я увидел верную спутницу Кармен Фраскиту! Шел по улице — и вдруг она! Я остолбенел. Вот оно, повторение пройденного. Я поздоровался. В ее руке была сумка. Я машинально принял эту сумку из ее рук и понес к знакомому дому — туда, где их компания останавливалась всегда.

— Ты одна, Фраскита? — спросил я ее. (Читатель волен подставить здесь другое имя, волен даже угадать настоящее имя.)

— Да, Хозе, я одна.

— Совсем-совсем одна?

— Пока одна, мой дорогой Хозе.

Она улыбнулась, темные волосы молодой опытной цыганки блеснули как вороново крыло, под последним лучом солнца. Уже начались дожди первых дней. Мы побежали. Я обогнал ее, потом закидывал сумку через три ступени знакомой лестницы на их этаж.

— Ты зайдешь. Хозе?

— Помилуй, зачем, Фраскита?

— На чашечку кофе, мой дорогой Хозе. Ведь нам сейчас нужно вернуться к остановке автобуса, чтобы встретить еще одну женщину.

— Еще одну, Фраскита?

— О да.

— Но… может быть… мне не стоит?

— Как ты можешь. Хозе? Неужели эта красивая молодая женщина должна сама тащить свои вещи после дальней дороги?

— Ну… пошли тогда за ней и за ее вещами.

— А кофе?.. Еще рановато.

— Нет, нет. Спасибо, милая Фраскита.

— Ты готов, Хозе, идти сразу за ней, так ли я поняла?

— Ну да…

Так разговор продолжался еще некоторое время, и я боялся назвать имя той женщины, вещи которой мне предстояло нести. Выдающийся теоретик, то есть я сам, не предусмотрел вот это: что встречу Фраскиту и придется тут же идти за вещами Кармен. Это ведь Кармен!. Уточнять я боялся. Глупо. Боишься — молчи. Этот афоризм пришел мне в голову на лестнице, когда я подбросил сумку Фраскиты на последнюю лестничную площадку. Впрочем, тут же успел ее поймать.

И вот мы пошли. Теоретика как не бывало. Вместо него рядом с Фраскитой шел обычный сержант Хозе.

Подошли. Стояли под ее зонтом. Интимно и немного нервно шумел дождик. Она рассматривала носки своих туфель. Я держал ее под руку. Вот сейчас должна появиться Кармен… Предчувствие после некоторой паузы обмануло меня. Она увидела, сорвалась с места, увлекла меня за собой. Легкий вскрик, приветствия, объятия… Это не Кармен. Другая женщина. Даже не Мерседес.

Это жизнь. Теоретическая модель снова, на моих глазах, дала трещину.

Я ласково принял чемодан и сумку этой новой знакомой. Теперь мне предстояло улизнуть после настойчивых приглашений на ту чашку кофе, от которой я уже отказался сегодня. Ушел.

Потом, через три дня, снова Фраскита. Шла вечером с танцев. Я взял обеих под руки. Подолы их танцевальных юбок, подобно вееру, охлаждали мое разгоряченное лицо.

— Милый Хозе, — начала она — У тебя такой вид, как будто ты хочешь о чем-то спросить?

Показалось или она действительно сказала это? Действительно.

— О чем ты думаешь? Ты не слышал?

— Слышал, конечно. Скажи, Фраскита, приедет ли Мерседес?

— Не приедет, к сожалению.

— А Кармен?

— И она… не приедет. Я звонила ей.

— Почему?

— Они уже были в отпуске.

— Когда же?

— Летом.

— Где?

— В доме отдыха. Если бы ты по-прежнему был внимателен к Кармен, то… понимаешь, да? Она бы не уехала в отпуск раньше времени.

— Но мы с ней разошлись, Фраскита!

— Да, она говорила. Одна подруга затащила их в дом отдыха, там озеро, ягоды и грибы.

— И кабальеро?

— Мы не такие, Хозе.

— И я не такой. Сказал в рифму, извини.

— Бывает. Твой кофе еще не остыл с тех самых пор. Пойдем? Я отказался, проводил их до дома, Не было Эскамильо, не было других попутчиков и пока не было ухажеров.

Так я ее больше и не встретил с того вечера. Я не знаю, как все получилось у Кармен. Само собой или… или мне помогла великая богиня, она же Афродита. Богоматерь, королева магов Исида. Я думал об этом. Но я не буду спрашивать у богини. Все получилось так, как надо. И все было далеко от моих теорий.

Были дни, когда мне не следовало уединяться. Я и сам это чувствовал. Тогда я шел в самшитовую рощу, как в парк. Там, затерявшись в толпе экскурсантов, я ощущал себя человеком, которому ничего не надо знать, ничего не надо помнить, — слушай, и все будет ясно. Такой отдых длился у меня два-три часа. В конце концов я не выдерживал, уходил от них, снова оставался наедине с мыслями, со своей памятью, снова решал в уме задачи: иногда даже математические или физические.

Растворялся в настоящем лесу, сворачивал с асфальтированной тропы, которая замыкалась сама на себе. Это малое кольцо туристского маршрута. Большое кольцо вело сквозь заросли, к первобытным местам. Оно было закрыто для туристов давно, в семидесятых годах. Но когда-то я шагал по нему до той самой крепости, которую я описал в «Чаше бурь». Потом тропа сворачивала, вела вниз, к реке Хосте. Там я любил выходить на галечный берег. Он похож на каменистые берега дальневосточных рек. И там и здесь я видел движение рыб, расходившиеся косые волны. Входил в воду. закатывая брюки до колен. Герой моего романа Владимир Санин пробирается по тропе большого кольца, падает с подпиленного деревянного настила над пропастью в реку, которая его спасает от смерти. Потом пробирается по воде диким ущельем в город. Сейчас ничто уже не напоминает о бурных водах Хосты после летних или осенних ливней. А когда-то, даже еще в шестидесятых и семидесятых, вода бурлила и неслась так что становилось страшно, стоило лишь представить себя в этом потоке.

Воды стало меньше. Соседняя речка Кудепста почти совсем высохла, а ведь когда-то я купался в ней, нырял с крутого берега, меня несли струи перекатов, и вода там была такой, что не хотелось выныривать. Кажется, кислород проникал через кожу в достаточном количестве, и дышать было не обязательно.

Во время прогулок по самшитовой роще вспоминалась речка близ Суздаля. Когда-то по ней плавали на ладьях, теперь это ручей, который перепрыгнет ребенок. Отсюда — один шаг до прогнозов и мрачных предсказаний. От них мне не по себе. Когда я писал «Чашу бурь», мне хотелось увековечить любимые реки-пусть они остаются такими, какими я их помню!

Пусть останется прежней пещера, где раньше гнездились тысячи летучих мышей. И пусть всегда в трещинах и каменистых балках сочится вода. Здешняя гора Ахун когда-то треснула. Я считаю, что дни рождения этих трещин и разломов совпадают по времени с гибелью Атлантиды. Об этом я писал в повести «Меч короля Артура».

Позднее пресветлая Божья Матерь сказала, что я буду писать книгу об Атлантиде и что я не все еще рассказал об этой удивительно древней земле. Я поймал себя на мысли, что разлом горы — это одна из страниц будущей летописи событий. Он протянулся через самшитовую рощу, создав небольшое ущелье. По дну течет ручей. Вода беловатая. Камни тоже белые или серые. Иногда я видел под ногами отпечатки раковин. Намного раньше гибели Атлантиды здесь был океан. Потом стали подниматься горы. И не так давно, так что разломы кажутся совсем свежими, решилась судьба Атлантиды и атлантов, а заодно и ландшафта рощи.

Здесь удивительное место. Я отдыхал, меня сюда тянуло. Всегда спокойно. Время отступает, его не замечаешь. Вот так было двенадцать тысяч лет назад, при атлантах. Тогда Черное море было озером, в которое впадали реки, а из него вытекала одна река, и она несла свои воды в Средиземное море. Босфор бывшее русло этой реки. Когда возвращаешься из рощи, ощущается запах сероводорода близ лечебных ванн.

В другие, внутренние, невидимые глазу трещины тогда же проникла морская вода. Жар и влага родили мацестинские источники. Само Черное море — памятник Атлантиде. Вода его насыщена сероводородом с определенной глубины. Все отравлено глубже отметки сто пятьдесят-двести метров (цифру привожу по памяти). В этом бывшем озере погибли морские животные и рыбы, когда после катастрофы в Атлантике сюда ворвалась морская вода. На дне лежат мертвые рыбы, моллюски. Много видов тогда вымерло в Черном море. Это отзвук катастрофы в Атлантике. Никого, однако, это не интересует, никто не пытался, насколько мне известно, проверить мои атлантологические объяснения.

Только Божья Матерь свободно проводит черту, соединяющую Атлантиду и наши дни, современность. Для нее это было совсем недавно. Она так же юна, как тогда. Но тогда, в Атлантиде, она была еще не богиней, а просто очень красивой женщиной. Она рослая, как многие атланты. Ее душа воплощалась в земных образах, потом возносилась на небо или, точнее, в астральный и ментальный мир. У каждого из этих миров как бы семь этажей, семь небес. Она прошла их все. У нее много имен, я не назвал и половины их. Она единственная свидетельница катастрофы в Атлантике, жизни Атлантиды и атлантов. Она знает, как все тогда произошло. Как снова поднимался человек — одновременно в чем-то и опускаясь ниже. Она знает цену мирам земным и небесным.

Эти строчки ее биографии для меня связаны и с Черным морем. Все записано особым языком здесь, близ самшитовой рощи. Нужно уметь читать возраст пород и разломов, узнавать дни рождения ручьев и рек. Когда я писал «Чашу бурь», то ни за что не поверил бы во все только что сказанное. У меня не хватило бы фантазии представить себе хотя бы штрихи биографии Божьей Матери. А связанную с ее атлантическим прошлым биографию я не смог бы воспринять и понять. Это сверхфантастика. Только сейчас я осознаю глобальность всех связанных между собой земных и небесных процессов. Один из результатов — души поднимаются в миры, где и до них проложены дороги вверх. Они направляются к вечному разуму, к творцу. Там самая легкая материя нашей системы соединяется, обретает особую форму проявления своей индивидуальности, там царство абсолютной памяти, точности, знания.

Я пытался найти это и на Земле. В моей книге «Все об Атлантиде» впервые утверждал, что Атлантида в Атлантике существовала.

В предисловии к книге я те же мысли выражал в сжатом виде:

«Трудно даже представить себе, сколько раз и с каким энтузиазмом ученые опровергали саму идею Атлантиды, полулегендарного материка или острова в Атлантике, откуда берет начало цивилизация. В шестидесятых годах меня, совсем еще молодого аспиранта, поразило, что грунт, в котором захоронены останки мамонтов на знаменитом Берелехском кладбище, довольно молодой — его возраст около 12 тысяч лет. Я считаю себя дальневосточником… Мне удалось получить первые данные радиоуглеродного анализа, он свидетельствовал, что возраст костей и бивней животных на этом кладбище тот же — около 12 тысяч лет. Однако этим же временем датирована и гибель Атлантиды. И несмотря, казалось бы, на отсутствующую связь между останками мамонтов и гибелью острова, я ее нашел и стал атлантологом. Полученные мной в других районах страны данные говорили о том же — небывалой катастрофе, которую пережила наша планета около 12 тысяч лет назад…»

Рассказывая о находках в Малой Азии — колыбели европейцев и прежде всего славян, я обращал внимание на тайну неожиданного становления там цивилизации. Я назвал этот регион Восточной Атлантидой, предполагая древнюю колонизацию его атлантами посредством мореплавания. Я писал в «Чаше бурь»: «Если найдется человек, который способен поверить, что в одном из уже обнаруженных поселений девять тысяч лет назад знали с десяток культурных растений потому, что жители сумели вырастить и выходить их за время нескольких вдруг прозревших поколений, то он поверит в чудо, гораздо большее, чем Атлантида».

Далее в упомянутом предисловии я признавался читателю:

«С удовольствием признаюсь, что я ошибался. В это чудо верят все ученые, их не удивляет внезапный скачок, когда на пустом месте возникли древнейшие города, земледелие, искусство именно в течение жизни нескольких поколений. Однако я по-прежнему считаю совершенно невероятным внезапное становление Восточной Атлантиды в Малой Азии без предыдущей ступени — Атлантиды. Закономерный, по мнению ученых, процесс развития Малой Азии и строительства здесь первых городов я считаю необъяснимым, а саму проблему — открытой, не находящей никакого решения в рамках обычных представлений».

В этих строках виден пока только атлантолог. Написаны они еще до того, как я вступил в контакт с великой Исидой, вышедшей из Атлантиды. Тогда я ни за что не поверил бы, что такое реально. И все же я настаивал или почти настаивал на существовании удивительной земли среди океана.

«Несколько лет назад я был поражен, когда обнаружил, что Сириус, восхождение которого предвещало разлив Нила в Древнем Египте, известен примерно в том же качестве и древним иранцам. Эту звезду в Египте называли Сотисом. Один только раз за 1461 год утренний восход Сотиса над городом Мемфисом происходил одновременно с началом разлива Нила, Этот день египтяне сделали началом солнечного года в 365 дней, который почти без изменения дошел до наших дней. Я имею в виду его продолжительность.

О четырех таких восходах остались записи в Риме (Цензорин): первый из них случился в 4241 году до нашей эры, то есть в глубокой древности, когда еще не было в помине и пирамид. Конечно, восходы были и раньше, но первый, отмеченный в записях, относится именно к этому году.

И вдруг я нахожу древнеиранское свидетельство (известное иранистам) о поклонении птице, относящей семена различных растений к источнику. Из этого источника пьет дожденосная звезда Тиштрйа, она же Сириус. Потом, с дождями, семена возвращаются на землю. Та же история, что и у египтян, ведь разлив Нила был предвестником урожая. У древних иранцев нет Нила, но есть вода, дождь, растения, Сириус. Это слепок народной памяти и фантазии, в основе которых как будто бы читаются традиции Египта. Как они попали к ним из Африки? Объяснить это войной, которую вели персы против Египта, невозможно — совпадение относится к более раннему периоду, оно очень давнее. Не значит ли все это, что был какой-то общий источник сведений о Сириусе, который и направил мысль египтян в нужном направлении? Удивительно, но никто не задумывался, почему вдруг египтяне обнаружили и даже ввели в систему событие, которое повторяется раз в 1461 год: иными словами, практически не повторяется вовсе. Для меня это служит немаловажным доказательством того, что, несомненно, существовал предыдущий виток цивилизации, оборванный древним катаклизмом, катастрофой. От того первого витка сохранилась память потомков. Атлантида не могла не существовать, она и дала начало цивилизации».

В первой книге встреч с Богоматерью я не был так категоричен, читатель, вероятно, обратил на это внимание. Секрет прост: я узнал о богине, о богах, об их жизни. Это затмило все остальное. То, что рассказала великая богиня Исида, она же Божья Матерь, заставило меня, естественно, пересмотреть свои взгляды на все окружающее. И на прошлое тоже. Атлантида для меня продолжала существовать, но только на втором плане моего сознания, И вдруг, уже после написания первой книги, я узнаю, что Божья Матерь расскажет мне об Атлантиде сама. Сама! И что она когда-то жила именно там, в Атлантиде. К этому можно добавить лишь строки дневника встреч с ней и еще пять-шесть строк, которые читатель найдет в следующем разделе.

Семнадцатого октября… Незабываемый день. Ни облачка, ни тени, ни звука свет и море. Был полный штиль. Вода сливалась с воздухом. Я не различал горизонта, как ни всматривался. Теплоход застыл, повис не то над зеркалом моря. не то в небе. Я объяснил это влагой, легким туманом, который пропускал лучи, но вдали как бы глотал их. Не знаю. верно ли объяснение.

Ни звука. Умолкли парни на катере, что остановился метрах в двухстах от мыса. Заглох мотор. Сначала они обсуждали, как быть. Но вот все стихло. Я остался наедине с солнцем. Возникла иллюзия хрустального дворца. Ни шальной волны, ни даже ряби. Не хотелось нарушать тишину. Я не поплыл, как всегда, а просто лег на дно. У самого берега. Я выставил голову, опираясь грудью о камень, покрытый бурой травой. Потянуло в маленькую лагуну — там было еще теплее. Под руками шевелилась галька. Мелкие крабы вылезали из-под моих пальцев. Раки-отшельники бродили по голышам. Раковины их конические, витые или круглые, почти пурпурные. Впервые видел, как обедают крабы. Они щиплют клешнями сероватые водоросли, покрывшие валуны, иногда для этого вылезают из воды. Движутся непрерывно их клешни. Добыча их мизерная — мне ее не заметить. Только потом присмотревшись, я улавливал изменение тона — там, где работал краб, угадывалась дорожка. Самый большой из них — с треть моей ладони. Он вылез на плоскость скалы. Я понял замысел его вода успевает размыть водоросли, напоминающие серовато-зеленую пыльцу, поэтому лучше собирать их на сухом месте.

Не помню таких дней на Кавказе. Однажды в Крыму я засмотрелся на катер шедший бесшумно по небу, — было похоже на происходившее семнадцатого октября, в предпоследний день моего отдыха, только там не стояло такой тишины, как здесь сейчас.

Приключения в Шаданакаре

Помню пронзительную мысль: коршун, напавший на лебедь белую в сказке Пушкина, это же Гагтунгр! Так меня снова развернуло лицом к простецкому на первый взгляд сочинению поэта. Я даже представил себе его сидящим за столом, улыбающимся мне и произносящим свое хитровато-лукавое «Куда нам, дуракам, чай пить!»

Итак, снова передо мной раскрыта «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной Царевне Лебеди».

А чтобы читатель понял, почему она оказалась на моем письменном столе, я должен процитировать другого русского пророка, Даниила Андреева. (В первой книге я назвал пророком Пушкина.)

«Сущность Гагтунгра, великого демона Шаданакара, несмотря на его исполинские, сравнительно с нами, масштабы, может быть, при благоприятных условиях, осознана в несколько большей степени (чем сущность Люцифера). Главное, становится ясной его троичность, хотя причины этой троичности, ее происхождение и цель — если в ней есть цель — остаются нераскрытыми».

Гагтунгр — великий демон Шаданакара. Но что такое Шаданакар? — спросит читатель, который вправе не все запомнить из сочинения Даниила Андреева «Роза мира» (и даже волен его не прочесть).

Шаданакар — это брамфатура нашей планеты, состоит из многих десятков слоев. Всего этих слоев более двухсот сорока. Вообще же брамфатурами называются системы таких слоев у разных небесных тел. Тут важен переход к законам небес: слои эти в брамфатурах планет и в брамфатуре нашей планеты, то есть в Шаданакаре, многомерны и многопространственны. В «Асгарде», увидевшем свет в том же 1991 году, что и «Роза мира» Андреева, я писал о двенадцати пространствах. Я был приятно удивлен после прочтения книги Андреева, мы оказались единомышленниками. Он не считает общего количества пространств, но часто говорит о пятимерности, шестимерности, четырехмерности, об ином времени. Все это он прилагает и к Шаданакару.

Так уж устроена наша Земля, что вместе с ней существуют двести и более того слоев с разным ходом времени и с разным количеством измерений. Мы не видим Шаданакар. Физики пока его тоже не видят. Он, однако, существует. Фактов множество. Но они почти всегда отрицаются. Одна вера тоже не помогает их принять в наше сознание. Попробуйте-ка объяснить появление в небе египетских пирамид, если мираж исключен, или еще чище того — сражающихся армий времен давно минувших (тут уж и вопрос о мираже отпадает в самом начале). Между тем это будни внимательных, может быть, как раз самых внимательных наблюдателей, только подыскивающих ключи к возможным объяснениям. Даниил Андреев владел этими ключами.

И вот он описал Шаданакар, всю эту систему почти неведомых никому пространств, измерений, времен, которые соединены и сопутствуют Земле по общим законам неба. Ну а теперь о великом демоне Шаданакара — словами Андреева:

«Прежде всего уясняется, что здесь налицо какой-то кощунственный параллелизм ипостасям Пресвятой Троицы. Но вопрос о сущности Божественного Триединства — едва ли не глубочайшая из проблем богословия — может быть, хотя бы немного затронут лишь в другой части книги… Можно только сказать, что первой ипостаси Божественного Триединства Гагтунгр стремится противостоять своим первым лицом — Великим Мучителем, второй ипостаси — вторым лицом, которое точнее всего охарактеризовать наименованием Великой Блудницы, а третьей ипостаси Троицы противостоит антипод, именуемый Урпарп: это осуществитель демонического плана… это та сторона великого демонического существа, которая открывается в жизни различных слоев Шаданакара как начало, активно переделывающее их… согласно замыслам и целям мучителя, начало формирующее. Великая Блудница — ее имя Фокерма — сторона демонического существа, втягивающая, всасывающая души и судьбы в орбиту Гагтунгра. Первое же лицо, Гистург, Великий Мучитель, — последняя глубина демонического Я, носитель высшей воли, власти и желания» (Андреев Д. Л. Роза мира. М., 1991. С. 76).

Так Андреев беспристрастно фиксирует троичность великого демона Шаданакара, отмечая, что еще более высокий демонический уровень, уже за пределами брамфатуры нашей планеты, превышает все возможности нашего понимания.

Гагтунгр един в трех лицах или в трех своих демонических ипостасях.

«Безмерно жуток его облик, каким видели его духовные очи немногих людей, проникших в темные высоты Дигма — мира его обитания — пишет Андреев (там же. с, 76, 77). — Как бы возлежащий на бушующем лиловом океане, с черными крыльями, раскинутыми от горизонта до горизонта, он поднимает свое темно-серое лицо в зенит, где полыхают инфралиловые зарева, раскачиваются и гаснут протуберанцы, а в самом зените блещет светило непредставимого цвета, отдаленно напоминающего фиолетовый, Горе тому, на кого Гагтунгр опустит свой взор и кто этот взор встретит открытыми очами».

Человек и человечество занимают лишь очень небольшую часть Шаданакара, все остальное-невидимо. Когда я думаю об этом, в моем воображении возникает цветок. Пусть он похож на розу, я допускаю это. Его лепестки соприкасаются, нередко охватывают друг друга, соединяются у основания. Это и есть брамфатура, или, в нашем случае, Шаданакар. Один из лепестков-человечество и трехмерное пространство, в котором оно живет или, возможно, прозябает. Сознаю, что картину эту принять еще труднее, чем некогда необыкновенное положение людей-антиподов, стоящих на гладком шарике вниз головой.

Упрощенная аналогия не дает желаемой точности, о которой я только еще мечтаю. Тем не менее с каждого лепестка открывается иной вид, своя панорама, неповторимый ландшафт, свое небо, свои светила, своя, в общем, картина Вселенной, ибо мир многолик еще более, чем любая брамфатура.

Очень хотелось бы увидеть все это, но как? Задать такой вопрос я, пожалуй, не осмелюсь. Рассмотреть две сотни с лишним слоев и пространств? Мой предел восприятия — узнать одну розу из десяти-пятнадцати. Только в особом состоянии, когда звезды и планеты благоволят к рожденным под знаком Водолея, я способен на большее. Но мне нипочем не запомнить расположение и переплетение всех этих измерений и границ слоев. А если еще учесть, что время течет нередко иначе, чем у нас? Или его вообще может не быть?

Можно себе представить, сколько вопросов мне нужно было бы задать. чтобы понять и запомнить устройство Шаданакара со всеми его закоулками (каждый из которых может иметь свое небо и свою связь с соответствующими ему участками многомерной Вселенной).

Я выбрал простые темы. Если в образах отражен Шаданакар, если Мать Мира это подтверждает, то нарисованная Андреевым и мной перспектива верна. И она в самом деле верна!

Еще до начала работы над второй книгой встреч я просил Жанну передать Божьей Матери мои вопросы, относящиеся к Шаданакару. Их было два. Первый: правда ли, что в образе князя Гвидона отражен образ самого Бога? Второй: правда ли, что коршун в сказке Пушкина о Царевне Лебеди — это Гагтунгр?

Читатель, внимательно прочитавший несколько предшествующих страниц, согласится, что эти вопросы имеют непосредственное отношение к реальности Шаданакара.

Да, Шаданакар существует, это не фантазия. Его структура именно такая: не все нам, людям, видно. И есть Гагтунгр, как есть принадлежащее ему пространство. Вот что следовало из ответов великой богини. В тот раз я задал еще один вопрос. Какое у великой Исиды было имя в Атлантиде?

Исида почиталась в Египте намного раньше того времени, к коему иные атлантологи относят цивилизацию Крита и Санторина. Я уже высказался: Атлантида — это не Крит и не Санторин, как иногда пишут. Не было смысла египетским мудрецам и жрецам рассказывать сказки о Крите и мелких островах в Средиземном море, которые для них были самой близкой и к тому же изъезженной провинцией. Для меня речь всегда шла не о втором тысячелетии до нашей эры, не о Крите, а об Атлантиде в Атлантике, погибшей примерно за девять тысяч лет до уничтожения Санторина взрывом вулкана.

Исида не сообщила своего имени в Атлантиде. Слишком рано я спросил об этом. Но ее ответ тем не менее таков, что заставил меня пережить волнующие дни.

Атлантида была. Она располагалась там, где ее искали Н. Жиров и я. Мы писали об этой именно Атлантиде — в Атлантике, среди океана. И она была, была там, потом погибла. Я приведу теперь протокольно точную запись беседы с Божьей Матерью, подтверждающей это.

Накануне я просил Жанну запомнить мои вопросы.

— Да, — сказала пресветлая Богоматерь — князь Гвидон — это одно из воплощений Бога, образно говоря. Коршун и впрямь Гагтунгр. А имя мое в Атлантиде назвать не могу — нужно тогда рассказать и об Атлантиде. А у меня мало времени. Потом назову это мое имя, для другой его книги.

— Для какой книги?

— После той книги, о которой я сказала, он будет писать книгу об Атлантиде. Тогда он узнает еще одно мое имя.

— Он уже написал книгу «Все об Атлантиде».

— Не все.

— А с изданием нашей работы опять задержка?

— Да. Вмешиваются темные силы.

— Как тогда, когда он писал ее?

— Похоже. Постепенно я снимаю их действие. Пусть не волнуется. Книга будет! Сегодня у него тяжелый день…

— Как! Я же не предупредила его об этом дне! — воскликнула Жанна.

— Я упустила из виду, — ответила Богоматерь. — Но все будет нормально, передай.

— Скоро ему начинать новую книгу, которая будет продолжением уже написанной?

— Пусть пока отдыхает. Я скажу. Пока больше отдыха!

— Как понять — больше отдыха?

— Больше воздуха.

— Ты сообщишь дни для работы?

— Потом. После его отдыха. Пока же сообщи ему дни, как всегда. Благоприятные и не очень… — И Богоматерь дала Жанне дни для меня, потом для нее. Добавила: — Меньше общения с людьми, не ввязываться ни в какие переговоры, делать свое дело.

Довольно будничное, рабочее продолжение этой беседы читатель найдет в дневнике встреч с Богоматерью. Раз уж так получилось, что упомянуты были неизвестные мне силы, которые ранее олицетворяли женщины, мне предстоит рассказать подробности о подготовке к изданию первой книги встреч с Богоматерью.

…Из каких глубин Шаданакара они явились? Не знаю.

Наши столкновения были тоже невидимы для меня. Но они-то хорошо, вероятно, все видели. Для начала выследили художника. Еще до моего отпуска, в начале сентября, он получил задание от художественного редактора. Ему было рассказано, что и как рисовать, к какому сроку. Он согласился. Началась работа над обложкой. Так я считал, уезжая в отпуск, хотя срыв первого срока должен был бы меня насторожить. Но оттяжка представления работы на неделю-другую — довольно обычное для художников дело. Поэтому я не волновался. Тем более что за дело взялся Роберт Авотин, которого я знаю около двадцати лет: он пунктуален, одарен, у него свой стиль и своя манера. В семьдесят пятом он иллюстрировал мою первую книгу — увидела свет она в следующем году.

Представим себе лысоватого, солидного человека с мягким выражением лица, внимательными добрыми глазами, немногословного, способного на чудеса, с карандашом в руке. Это Роберт. Теперь представим себе растерянного, ошарашенного, с отрешенным взором человека, которого Роберт пытается успокоить. Это я. Выяснилось, что Авотин не сделал даже обложку. Появился с эскизом. Художественный редактор его забраковал, что само по себе вызвало мое изумление: раньше за Робертом такого не водилось. Попытаемся представить себе также дальнейший ход событий. Роберт Авотин отправляется в мастерскую после возврата эскиза, а по существу, почти готовой уже обложки и начинает интенсивно работать. Потом… исчезает. Его нет. Он не отвечает на звонки. Он не звонит сам. Сроки сорваны уже давно. Сорваны и третьи сроки. Я появляюсь из отпуска, неприлично загорелый, радостно жму руку художественному редактору. А он спокойно заставляет меня проглотить пилюлю и добавляет, что, получив свой эскиз обратно, Роберт сообщил следующее: автор, то есть я, не объяснил ему, что рисовать, и не дал ему хотя бы части рукописи книги, не сказал о сроках или назвал не те сроки, которые приняты. Все это повергло меня в уныние, как пишут иногда в романах. Но куда он исчез сам? Тайна, покрытая мраком неизвестности, — я продолжаю пользоваться лексиконом беллетристов или, может быть, пародистов.

Я покупал для художественного редактора пирожки и фрукты, ласково говорил с ним о погоде и нашей нелегкой жизни. Однажды он прослезился. Стальное сердце не выдержало.

— Откуда ты взялся на мою голову! — вскричал он, вытирая слезы рукавом курточки.

Дело было сделано. Он схватил рукопись, побежал прочь.

— Ты куда, Боря?

— В мастерскую! — крикнул он, повернув ко мне на мгновение заплаканное лицо пятидесятилетнего расстроенного до чертиков мужчины.

Через три минуты главный художник издательства остановил меня у выхода.

— Ты что сделал с нашим художественным редактором?

— Ничего. Ну, так…

— А с художником?

— Тоже ничего.

— Финтишь. Куда исчез художник?

— Не знаю.

Еще несколько дней прошло в подобных разговорах. Потом все стихло. Недели три я не видел никого из них, потом возник художественный редактор. Все было готово, как я догадался по его виду. Он же, однако, придерживался иного мнения на этот счет.

— Ты знаешь — сказал он с улыбкой, — я бы сделал обложку, сделал бы шмуцтитулы, но у меня не было образца, ты же ничего не рассказал, ничего не показал… так нельзя! Ты что побледнел? Был такой загорелый вроде…

— То-то и оно… — нашелся я, потому что обычный лексикон мой подошел к концу.

— Да ладно, сделаю я твою книжку! — воскликнул он. — Но потерпи, ты же видишь, куда страну завели!

История эта не продолжалась, она начиналась теперь снова. Тогда-то и вызрела в моей голове идея Шаданакара до осязаемости. В его кладовых, подземных, естественно, было припрятано для меня немало сюрпризов.

Дошло, почему великая богиня говорила и просила передать мне, чтобы я не волновался за книгу. Книга будет! Это ее слова. Единственное утешение на фоне черной энтропии и пятикратных скачков цен вверх и вверх перед их готовящимся глобальным повышением, о котором объявлялось каждый день по радио, пока же они росли от этого как бы сами по себе, без участия наших мудрых руководителей.

…Пророчество Исиды начало исполняться: настал день, когда я увидел обложку и все остальное. Это было уже на втором месяце после моего возвращения в Москву.

Я пытался уловить закономерности проявления сил Шаданакара. Но они прятались от меня, надежно скрывались в складках пространства и времени, выходя на поверхность в обличье переставшего улыбаться художника или даже без всякого обличья — это когда он исчез.

Немного терпении — осталось зафиксировать момент появления Роберта Авотина. Вот он, этот момент, я вбегаю в хорошо знакомое мне издательство, и вдруг мне навстречу крупно, броско вышагивает он собственной персоной, расставив руки шире плеч как бы для дружеского объятия. Я делаю те же движения, что и он, не проигрывая в скорости ни доли секунды.

— Где ты пропадал? — спрашивает Роберт меня.

— Дела, дела, друг мой — отвечаю я покорно.

— А я искал, искал тебя — продолжает Роберт, оглядывая меня с ног до головы.

— И не нашел? — позволяю я себе догадаться.

— Нет, не нашел. Ты как сквозь землю провалился. Спрашиваю — никто не видел.

Заметим: ни слова о работе, так, дружеский разговор. Работы, ему порученной, просто не было, не существовало, о ней никогда не шла речь, и она мне приснилась, а ему даже и во сне не привиделась. Любопытно это. Прозаик называет это психологизмом. Хотя, может быть, я ошибаюсь, и психологизм это когда человек ходит вверх ногами, чего в данном случае не наблюдалось. Кто-нибудь, может быть, спросил бы насчет заказа на оформление книги. А я сдержался.

Едва различимые тени бродили по этажам Шаданакара. Мне не хотелось их лишний раз тревожить. Этап закончен.

Читателю повезло. Я излагаю эти события тогда, когда они стали прошлым. Если бы я писал по горячим следам, то и сам расстроился бы, и других расстроил. Не смог бы смягчить рассказ хотя бы гомеопатической дозой иронии или юмора, а если и попытался бы это сделать, то по всем законам гомеопатии оказал бы обратное воздействие. (Не знаю, как лучше выразить эту мысль.)

Могу себе представить, как это действовало на Жанну: ведь ей-то я рассказывал много больше, именно по горячим следам, сам при этом вздрагивая. Сдерживался, конечно. Но все же она раз-другой взмолилась, беседуя с Божьей Матерью. Потом тема издания книги стала для нее постоянной идеей. Я успокаивал Жанну. Не надо досаждать богине, она и так знала все. Богиня успокаивала нас.

Отчетливо вырисовывается разница между нашим и божественным восприятием и пониманием проблем. Боги видят будущее. Мы нет. Более того, если нам говорят о будущем, мы не готовы поверить. Даже если боги показывают это будущее, мы не сразу принимаем его. Это стоит усилий.

Точно так же мы не всегда верим прошлому, нас легко сбить с толку. Моя память иногда с трудом противостоит различного рода текстам и публикациям.

Хорошо бы поскорее привыкнуть к тому простому факту, что из небесного мира виднее, что там будущее уже существует или почти существует. Весь этот мир похож как раз на раскрывшиеся лепестки розы и на ее бутон, ее сердцевину, все остальное ниже и глубже. Даниил Андреев говорил о Розе мира как о новой религии, общей для человечества. Она будет состоять из многих лепестков. И сам наш мир, как я думаю, таков же. Здесь под словами «наш мир» я понимаю весь Шаданакар, всю нашу планету.

Две розы. Роза идей, знаний, веры. Роза Шаданакара. Будет ли это? Должно быть. Точнее сказать пока не могу.

Новое поручение Богоматери

Итак, на море было тихо, ослепительно, тепло. Это все, и отпуск, и все его дни подарены мне в преддверии новой работы.

— Ты снова со мной! — воскликнул а Жанна восемнадцатого октября увидев богиню.

— Да.

— Что ждет меня и его?

— Мир. Ты обязана донести до него все обо мне.

— А он?

— И он тоже. Людям нужна помощь. Он будет работать над второй книгой.

— При чем же тут я?..

— Почему опять говоришь не то?

— Я не знаю.

— Помогай ему и молись.

— Где?

— Ты хорошо знаешь монастырь в Москве и бывала там.

— Что делать с мамой?

— Мы присматриваем за ней.

— А бумаги (деньги), без которых у нас нельзя жить?

— Помощь будет. Прошу тебя, слушайся нас с Гором. Я молюсь за тебя. Делай, как я прошу!

Читатель должен отметить здесь: Божья Матерь молится за Жанну, это проливает свет на общность законов Шаданакара, его земных и верхних этажей.

— У вас на Земле сейчас очень плохо, и будет еще хуже. Тебе нужно помочь — и это твои молитвы Отцу.

— Я их не знаю.

— Иди и купи в церкви.

— Как дела у Володи?

— Трудности будут, но они преодолимы. Остерегаться женщин. Дни для него сообщу потом. Скажу, что делать. Ты сама береги его.

— Опять я должна беречь его…

— Сколько можно тебе объяснять? До встречи!

Я был несказанно рад: значит, с первой книгой я справился. Я ценил оказанную честь писать вторую книгу, как лучший подарок мне, о котором можно было разве что мечтать.

Девятнадцатого октября я вернулся в Москву. На следующий день Жанна тоже была дома. Неделю спустя явилась богиня в голубом платье с серебристой отделкой.

Вот ее слова:

— Благодарю его за все!

— Что ему еще передать?

— И еще раз большое спасибо за то, что он делает. Тебе тоже. Передай ему, что в понедельник не нужно стимулировать творческую деятельность возбуждающими средствами.

— Черной водой, кофе?

— Да, и этим тоже, 29-го благодатный для него день. 30-го начинается период для профессиональной и творческой его реализации. 2 ноября избегать женщин.

Богоматерь сказала о следующей книге:

— Скоро ему работать над следующей книгой. Это будет продолжение уже написанного. Пусть расскажет, откуда все пошло. В завершение дать предсказания на будущее.

— А ты будешь ему помогать?

— Буду.

— Что еще?

— Я вас благословляю.

Начало второй книги давалось нелегко. В ноябре было много неблагоприятных дней. Настроение неважное. Для творчества нужны не только убеждения и знания — еще важнее настрой. Лучше всего не просто эмоции, а вдохновение. Самое обычное вдохновение, о котором даже и спорить не надо — оно есть, и каждый писатель знает об этом.

В ноябре-декабре я знал, что богам тоже трудно. Иногда об этом говорила Божья Матерь. Мне кажется, я и сам догадывался об их трудных днях.

Можно сопоставить: раньше богиня сообщала расписание работы, сейчас она сказала: пусть работает как получится. Позднее были названы дни работы, но они были редкими. То ли мне давался отдых, то ли жизнь на Земле и небе входила в экстремальную область. Или то и другое совмещалось?.. Скорее всего!

Я усаживал себя за стол по ночам, когда стихали городские шумы. Богиня решила позднее: пусть Жанна сама называет дни, ей это уже дано.

Вполне понимая эту заботу, я старался их угадывать иногда и сам — часто это были даже и не дни, а ночи; мой режим: во мне просыпалась ночная птица сова.

Не мог спать иногда. Верил в помощь звезд и всего неба, населенного удивительными существами астрального и ментального миров Шаданакара. Раньше я не подразделял так сферу пространства. Это приходило: верхний этаж астрального мира и ментал — это небо в нашем понимании, это простор, проникающий нас с вами и распространяющийся вверх, вокруг планеты. То, что выше ментального мира (или плана, как часто говорят), оставалось мне незнакомым даже по описаниям или словам богини. Но я, безусловно, знал, что миров в Шаданакаре много, и самый верхний, то есть высшее из небес, есть обитель Бога единого, творца. Я называл его и называю отцом богов и людей. Следовательно, он и мой отец. Его методы воспитания идеальны — он дает простор и освобождает от частой опеки: в конце концов, у всех нас есть вторая и третья жизнь. У меня — только вторая, я еще молод душой, недавно сотворенной.

Должно понять: раз я выполнял поручение, то меня защищали и опекали. В этом съехавшем набекрень мире трудно было думать о семи небесах ментального мира, я уже не говорю о небе небес. Да и работа эта была нашей общей — не я один был автором, да и само мое авторство было расплывчато.

Меня, как и всех, пронизывало невидимое пространство. И как я понял осенью девяносто первого, мой небесный двойник — это мое ментальное тело. Он был там, вверху. И он тоже участвовал в работе.

Таков закон. Могу написать: физический закон, и буду прав. Там есть души умерших, точнее, их ментальные тела, которые поднимаются постепенно из астрала, как бы всплывают. Мое же было там уже при жизни — не так часто, но бывает! (Это мой небесный двойник, о коем я упоминал в первой книге.)

Начиная с декабря количество тяжелых дней было резко уменьшено. Произошел перелом. Я мог работать почти как прежде, как летом, под ласковыми летними звездами. Великая Богоматерь Исида сказала еще в конце ноября:

— Будем его ограждать, защищать, тяжелых дней во время работы над книгой будет меньше.

Сама эта формула по законам небесной магии меня защищала, я вспоминал эти слова Богоматери, и становилось легче. Мне хотелось, чтобы богам было тоже легче. Ведь прекрасная богиня говорила не раз, что им тоже трудно.

Меня предупреждали об опасностях и неприятностях. Вот что однажды случилось. В конце ноября был день, когда мне не следовало принимать участие в серьезных делах, сделках и тому подобном. Но утром я не вспомнил этого, пошел в сбербанк, чтобы взять довольно крупную сумму денег. Могу сказать: выписал три тысячи двести. Кое-что следовало купить из одежды, из продуктов, которые так вздорожали, что сумма, раньше казавшаяся очень большой, теперь может вызвать улыбку начинающего бизнесмена этой удивительной страны. Однако для меня это было крупное денежное дело — пусть надо мной подтрунивают бизнесбои, а также красивенькие секретарши совместных предприятий, которым мои «деревянные» могли понадобиться разве что для мелкой сдачи, а гораздо большие суммы скорее всего лишь для того, чтобы заменить поизносившиеся обои на самой дальней от Москвы даче.

Прошу внимания, как ни мелок с их точки зрения повод. Я пошел в сбербанк, по дороге разделяя их возможные иронические замечания и всецело к ним присоединяясь, что помешало мне быть серьезным. Ну, и я получил эти купюры вложенными в сберкнижку, повернулся, пошел, сунув их в карман довольно небрежно. Вышел из сбербанка, прошел десятка два метров. Сунул руку в карман, точно по наитию. Там не было денег. Вытянул из кармана только сберкнижку. А карман пуст. Можете себе представить.

Резко повернулся, двинул к банку. Голова стала ясной: предупреждала Божья Матерь об этом, предупреждала! Бегом в банк! Навстречу, из его дверей — женщина в белых сапожках. Оглянулась на меня. Такой у меня выгляд, как говорят в Польше… Бросаюсь в тамбур — и мой бросок свидетельствует о том, что мне далеко до начинающих бизнесменов, равно как и до самых заурядных депутатов, по-прежнему выполняющих функции слуг народа. Зрелище и впрямь достойное пера: сторублевки рассыпаны в тамбуре сбербанка. На одной из бумажек след подошвы дамского сапога. Взволнованный, собирал я эти бумажки на глазах у вкладчиков, сновавших туда и обратно. Так родился один из моих афоризмов: будь серьезен — пора.

Вышел оттуда, из этого предбанника, пересчитал купюры. Все в норме. И вы хотите, чтобы я не вспомнил после этого о ментальном мире?

Вечером рассказал Жанне о сем происшествии. Она сразу сказала:

— Тебе деньги на этот раз вернули. Должен понять!

Так. Не иначе. Потом был разговор, два дня спустя. Великая Исида, Божья Матерь, Богородица сделала мне замечание.

— Мы вас оберегаем, а вы делаете свое… — так она сказала.

— О чем ты? — спросила Жанна (рано утром трудно все вспомнить).

— Он потерял ценные бумаги. Теперь нужно освятить каждую бумажку, передай ему.

Это было выполнено беспрекословно. Великая Богиня знала, что для меня эта сумма — не пустяк. Знала!

И тоже в ноябре я узнал, что души враждебных мне при жизни людей еще не успокоились. Они могли нести зло. Это сказывалось на работе. Так я понял.

— 29 ноября ему надо поставить свечку в церкви за упокой душ тех людей, которые были враждебны ему при жизни.

Слова великой богини необычны, они на практике вводили меня в проблемы Шаданакара — мало было того, что я знал о нем. Он реально воздействовал на меня. И это воздействие не всегда было позитивным. Боги наблюдали это. Божья Матерь видела — и давала простой и эффективный алгоритм защиты от дурных влияний и нападений злых сил. Так. Не иначе…

Это следовало сделать в пятницу. Но вечером, когда мы с Жанной собрались в церковь, то узнали от соседей, что она закрыта. Такой был день. Я звонил в другие храмы — та же картина. Мы пошли все же к церкви. Там я оставил деньги на свечки — пусть догадаются. Моя молитва была короткой. А вот запись о следующем дне…

На богине синее с блеском платье, малиновая отделка украшает его. Гор в рубашке с каймой — цвет гармонирует с ее нарядом. Она стояла дальше от балкона, чем обычно. Сказала:

— Ты просишь прощения? Мы знаем.

— Так получилось. Мы ходили в церковь вечером, а она не работала, и другие церкви не работали. И он не поставил свечку.

— Хорошо сделали, что пришли к церкви и там просили о сказанном… Сейчас, утром же, сходи в церковь, поставь за него свечку, как я просила.

— За что подожгли мою дверь? (Ночью накануне кто-то поджег дверь квартиры, и Жанна с матерью просили помощи у соседей.)

— Жгла она, — и Богоматерь показала женщину, заведующую детским садом по соседству с домом, где живет Жанна. — Еще может быть попытка. Эта женщина закодирована. (Я не могу пока объяснить смысл сказанного.)

— Как ему писать, в какие дни?

— Скажу завтра. А сейчас назову неблагоприятные дни… — И Богоматерь перечислила их, более того, на этот раз назвала, кроме дней, и часы.

Такая вот беседа: в тот же день сказано и о потере ценных бумаг. И тут же история с дверью, которую подожгла заведующая детским садом. (Она сожгла уже пять дверей в разных подъездах, и все знают, что это именно она, но подают в милицию абстрактные заявления, как и мать Жанны, боясь указать ее имя, в милиции же эти заявления попадают в руки энтузиастов, которые с жаром восклицают: что нам делать с вашими заявлениями! Они совершенно не знают, что с ними надо делать. Погорельцы же говорят: пусть ищут, мы специально не указываем имени.) Происходящее интересно своей полной закодированностью.

Саддукеи и фарисеи

Снова бывал в ближнем парке. Летом, когда я писал первую книгу, он ждал меня по вечерам. Днем он не скучал и без меня. Когда по выходным я выбирался туда, всюду раздавались голоса. Даже в дремучих зарослях я с трудом отрывался от повседневности. Но и она шла на пользу. Теперь же, поздней осенью, здесь остались призраки. Я видел темные силуэты. Они точно таяли в туманах, в чернильной мгле. Я иногда догонял их — они оборачивались прохожими, одинокими, похожими на меня. О нет, они не гуляли, как и я. Они приходили удостовериться, что звезды светили по-прежнему, постепенно разгораясь на вечернем небе, что не все меняется к худшему и есть, есть в природе постоянство. Постоянство зеркальной темной воды, постоянство шумящих сосен, а также полный набор свидетельств ничем не нарушенной смены времен года и дня ночью. То же с землей: она не обманывала, ее можно было достоверно измерить шагами, пробираясь через кусты с облетевшими листьями, минуя разводья самых сырых мест в осинниках, скругляя повороты троп на взгорках с пожухлой травой. Все было здесь как надо этой осенью девяносто первого.

И вверху, в мглистом небе, я угадывал пути звезд Эры Водолея. Пытался представить их вид на другом небе, еще на одном небе, на всех небесах Шаданакара. Я бежал от дней, наполненных ложью, голосами отчаяния, безверием все это было усилено по сравнению с летом многократно. Многократно!

Я выходил на тропу войны в своих мыслях подобно индейцу: мои кулаки сжимались, сердце стучало. Тщетный порыв бессилия. Ведь я знал уже тайну перехода в расширяющееся пространство, знал тайну розы Шаданакара. Здесь можно было изменить что-то существенное, лишь выйдя за пределы — и одновременно оставаясь в них. Моя мысль и моя тень переносились тогда в астрально-ментальные измерения.

Я переставал замечать движение призраков, они застывали. Я проносился мимо. Впрочем, возгласы «дай сигарету!» показывали, что я не окончательно подключался к астралу, равно как и убедительные жесты нищих на выходе из парка, близ метро и особенно в подземном переходе. Или это были души всех нищих планеты, переселившиеся в мой город за два-три года? Шаданакар вытряхнул их из своих складок, где они застряли кто на сто, кто на тысячу лет, — и вот они рядом со мной, весь город наполнен ими.

…Но был день отдыха, когда и снег казался темным, и я никак не мог даже на минуту расстаться с тоской: казалось, что все вокруг погибает и будущего нет. Как назвать это? Назову так: минута отчаяния.

Зимний воздух казался тяжелым. Я сопротивлялся такому настроению, А многие не могли. Я же видел, знал это. Казалось еще, что город вымирает и земля эта тоже, и через двести лет ничего не останется, придут полудикие, во всяком случае, чуждые нам люди, как бывало в истории, древней и современной. И мы, мы прокладывали им сюда дорогу. Чтобы они зарыли наши древности, сожгли дома и памятники, сожгли оставшихся в живых, как это уже делалось на окраинах.

Опять то же — биение сердца, горячая волна в висках, гнев. И та же мысль о бессилии. Потом — полет. Все изменяется. Я вдруг вижу, как сияет солнце на стекле. Ослепительный свет. Это как ответ. Что это? А, это же Останкинская башня! Только она вся охвачена странным, неповторимым грозным сиянием. Никогда я не видел ее такой. Далеко-далеко. Но лучи от нее почти как от солнца. Нет, нет, не все потеряно. Ответ успокаивает, внушает надежду. И тогда невидимое крыло осеняет тебя, защищает. Это она, богиня. Та, кого ты считал когда-то лишь мечтой. Ответ, однако, убедителен.

Небо и Москва отвечали: нет, город не погибнет, не будет погребен под кучами хлама, выстоит. Отчего же смутилась моя душа?

Я, как все, долго не понимал причины. Точнее, не узнавал ее. А она вечна как мир. Она отражена в Евангелии. Более того, я писал уже о ней, и даже со ссылкой! Но тогда я был пророком, теперь — еще и наблюдателем.

Вокруг меня я рассмотрел сейчас фарисеев и саддукеев. Только сейчас, в первый месяц зимы девяносто первого года…

Первые, догматики, соблюдали внешние предписания, им безразличны внутренние побуждения души, чуждо раскаяние, не нужна смиренная молитва. Это они уподоблялись «окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты» (Мф. 23.27). Вместо убеждений, основ веры у них только внешнее, внутри — пустота, лицемерие. Они презирали всякого, кто не был фарисеем, их чванство и чрезмерная самооценка, постоянно внушаемая вражда к римлянам были узнаваемы по временам гораздо более поздним, как и их идеал счастливого будущего. Но они все же внимательны к нуждам простого народа и строги в жизни своей и оказывали влияние на массы. И тоже говорили о независимости веры от государства.

Вторые, саддукеи, были другими, они либералы, космополиты, первым народом признавали римлян, первым государством — Рим (сейчас он за океаном). Они не веровали в Промысел Божий, вся цель их в жизни сводилась к сохранению за собой господствующего положения, к личным интересам, к достижению только земных благ, для чего подходит любой ловкий способ. Св. Иоанн Предтеча говорит о них как о порождениях ехидниных (Мф. 3.7).

Саддукеи отрицают (я имею в виду и современных саддукеев) и будущую жизнь, и воскресение, а значит, и душу в ее полном выражении.

Вот к чему я пришел, и вот что подтверждалось в постоянной борьбе на площадях Москвы, в прессе, в спорах, в толпах нищих и новых проповедников, даже в завываниях солистов новых ансамблей.

А тогда, когда это еще не было ясно, я вдруг, как бы ни с того ни с сего написал в «Чаше бурь» о тех и о других:

«…Невысокого светловолосого человека из Назарета казнили традиционным римским способом, а фэры (фарисеи) и садики (саддукеи) бессмертны».

И вот история (в который раз?) повторялась с вариациями, разумеется, на новом материале, с новыми поворотами и подробностями. Главное же оставалось. Два неистинных течения мысли. Теперь только мне стали понятны слова великой богини о нейтралитете, о моем неприсоединении к разным течениям. Я знал теперь, что она имела в виду. Нужно пройти между Сциллой и Харибдой. Сохранить объективность, не поддаться, а в таких условиях, когда все вокруг съехало набекрень, человеку трудновато и просто невозможно даже не только разобраться, но и выжить.

Вот та истина, которая открылась мне в ближнем парке. Как странно: я уже, казалось бы, знал ее давным-давно, в начале восьмидесятых. А по-настоящему открыл только недавно, только сейчас.

Меня, как и всех, преследовали трудности и неустроенность, дороговизна и отсутствие элементарных продуктов. Поражали цены: под Новый год килограмм индейки на рынке стоил двести рублей, а целая индейка — семьсот с лишним. Это две месячные зарплаты инженера периода демократизации. Килограмм говяжьих ребер стоил сто рублей. Я отскочил от прилавка. Только свиное сало по восемьдесят рублей. Еще два килограмма мандаринов по тридцать. На этом я должен был продержаться праздники. Меня пригласила Жанна на праздничный обед, и это повышало мои шансы выжить. Что делать людям? На месячную зарплату женщины не могли купить и десяти пар колготок. Еще примерно два года назад героиня «Асгарда», получив возможность ежедневно покупать колготки, решила все же убежать от нищеты на юг, записаться в хиппи, в бомжи и обитать там.

А теперь? Когда исчезло или почти исчезло довольно дешевое молоко единственный продукт питания, а домашний сыр на рынке стоил столько, что на месячную зарплату его можно было купить не более пяти килограммов?..

Мне помогали провиденциальные силы — скрывать это я не вижу смысла. Я покупал продукты еще раньше — те, которые не портились. Это консервы. Питался до недавних пор баклажанной икрой, рыбой в томатном соусе и масле. Виноградный сахар велся у меня еще с позапрошлого года. Я полагал, что мне хватит этого на весь период работы над второй книгой. Оставалось кое-что покупать на рынке, но эти недостающие мелочи, вроде ребрышек для супа, могли, конечно, разорить кого угодно, кроме современных саддукеев-бизнесменов, выгребавших деньги подборной лопатой в государственных и личных закромах с благословения демократов и избирателей.

Иногда хотелось помитинговать, но я сдерживал себя. Богиня советовала не вести пустых разговоров. Меня, поди, считали замкнутым, но именно мне предстояло многое рассказать.

Я стремился сохранить неприкосновенный запас — и продуктов и денег. Я думал о работе в любых условиях, запасаясь, например, спиртом, купленным по баснословной цене (топливо на случай отключения тепла и электричества), но и о родственниках тоже, а это мать, дети, Жанна, которую в «Асгарде» я назвал двоюродной сестрой по наитию, не желая тогда раскрывать давнюю историю нашего неудавшегося брака. Это Татьяна, вторая жена, болезненная женщина, которую, кажется, собирались уволить с работы, но она еще чудом держалась, не уходила на пенсию по инвалидности, на которую не просуществуешь. Я обязан был точно рассчитать за каждого из названных и не названных здесь поименно. И пока мне это удавалось.

Я выходил победителем всех прошлых и будущих скорбей, по Козьме Пруткову, хотя иногда был побеждаем настоящими. Спасала работа. Она переносила в желанные миры. В чащобах Шаданакара было, безусловно, лучше, чем здесь, на Земле. Свет Эры Водолея еще только пробивался сюда.

Интермедия: борьба с соблазнами

В конце октября Жанна спросила великую богиню:

— Ты говорила, что ему надо остерегаться женщин. И назвала дни неудач, связанные с женщинами. Это еще в силе?

— Да. Весь предстоящий месяц такой.

— Каких женщин остерегаться? Покажи!

Богоматерь подняла руку, под ее рукой возник мой образ: я был в голубой майке с черным изображением Несси на груди (эта майка была на мне в тот день и ту ночь).

— Зачем ты мне его-то показываешь? — воскликнула Жанна.

— Ой, извини, — сказала Богоматерь и показала женщину.

Высокая, в темной ночной сорочке, короткая стрижка, прямой с небольшой горбинкой нос, нижняя губа пухлая. Так Жанна смогла рассказать мне о ней.

— Эта, — сказала Богоматерь, — будут и другие, но эту особенно остерегаться.

— А от чего его предостерегать-то?

— От постели!

— А что, он может заболеть?

— Да, и очень серьезно.

Эта мысль беспокоила, даже тревожила. Она появится, эта женщина. Ну и что ты будешь делать? Бегать от нее? Допустим. А если промедлишь, не успеешь убежать? Или, положим, один раз получится, второй тоже, а третий? — Нет ясности. А тебе нужны гарантии. Ты озабочен ситуацией. Ты знаешь, как в них попадают. Ты знаешь, как из них выходят — другие. Тебе же удалось выйти сухим из воды только с помощью Божьей Матери, великой Исиды. Не забывай этого. А теперь вот она тебя очень серьезно предупреждает.

Что ж, попробуем сначала мои методы… Пусть я буду пионером в этом опасном для меня деле. Если виной самых драматических коллизий были мои впечатлительность, эмоциональность, то их нужно использовать для достижения полезного эффекта. Моя теория, мой метод.

Еще немного — я смогу… я мыслю и существую, потом только мыслю, потом, уже на грани сна и бодрствования, меня уносит в мир, созданный воображением. Он окрашен в те тона, которые я могу представить. Он будет воздействовать на меня подобно яду, предохраняющему от отравления, почти как прививка.

Теплая волна приливает к моей голове, потом я закрываю глаза ладонью. Лежу ничком, как тогда, когда явились помощники прекрасной богини. Сейчас не то.

Сейчас появится та, которую я могу себе представить сам. Вот она, я вижу ее все отчетливее. Пока ничего особенного. Но далеко. Вот ближе. Она нагая… нет, нет! Не совсем. Вижу овал ее лица, над ним башня иссиня-черных волос. Лоб невысокий, покатый, по нему едва заметно бежит тонкая морщина. Глаза темные, чуть раскосые, я не замечаю в них внутренних граней — зрачки не похожи на светлые или темные камни, они бездонны. Брови резкие, не очень густые, нос удлиненный, губы выпуклые, резко очерченные. Остальное несущественно. Она приближается… рост ее примерно метр восемьдесят пять.

Поразительно выпуклые формы, хочется смотреть на нее. Ноги… икры под серебристым нейлоном — там полутени. На ней гольфы чуть выше колен. И там две резинки — одна у колена, сверкающая антрацитовая лента, вшитая в серебро, другая повыше — тоже антрацитово-черная, но с зеленым отливом, и на каждой ноге в этом месте, чуть с боков, — плоские, будто разглаженные серебряные розы. То, что выше, — белое, просторное, очень большое — не просто скульптурный объем, а нечто необъяснимое, неповторимое, тоже с полутенями и переходами освещенности до самого темного, анилиново-черного, где выразительная огромная астра. Стараюсь быть бесстрастным — да, эти ноги как живые, и она подходит. Еще отмечаю две шоколадные конфеты. Они рифленые. Это, конечно, уже на фоне бело-розовых грудей. Верхнее и нижнее в ее фигуре соединены рельефом живота, прихотливым изгибом талии. Лицом к лицу. Она выше меня — это нравится. Темные зрачки бездонны, нельзя понять ее. Загадка.

Что будет? Я скован. Она сама… движется, в ее руке черная вещица… что это? Молча кладет руку на мое плечо. Это как в танце.

Теперь взгляд — прямой, тяжелый, понимающий. Ощущаю почти электрическое притяжение. Все так странно и крупно обрисовано — обычная женщина лишь бледная плоская тень по сравнению с ней. Все темное в ней впитывает лучи моих глаз (в том, что такие лучи существуют, я нимало не сомневаюсь). Скрученные лепестки иссиня-черной астры могут напугать, но это лишь кольца и полукольца волос, внушаешь ты себе и пытаешься понять, почему это так действует…

Если бы сейчас между ее коленями проскочила молния, ты не заметил бы ее, по всей вероятности, или она не привлекла бы твоего внимания. Еще два-три танцевальных движения. Опасно. Ты должен знать наверняка, что таких женщин не бывает вообще — нигде, ни в Европе, ни в Азии, ни на экваторе, ни к югу от него. Если — да, бывает, то не исключена хотя бы мизерная вероятность встречи. А это будет означать поражение. Но ты не знаешь, есть или нет такие. Есть или нет похожие. Значит… возможно… поэтому прими яд. Словно отвечая на мысль, она приближает к твоему лицу руку с темной игрушкой нагана. Увы, это вовсе не игрушка. Обе ее руки на твоих плечах.

— Ну что? — спрашивает она.

— Так… — отвечаешь ты.

— Я тебе нравлюсь?

— Очень.

— Значит, будем танцевать?

— Да, если хочешь.

— Ты сделаешь все, что я хочу?

— Постараюсь.

— Постараешься?.. Ты говорить не умеешь с такими женщинами?

— В твоем присутствии я потерял дар речи. Хорошо, что ты это заметила.

— Не ты один такое можешь сказать.

— Зато единственной женщине.

— Все это немногого стоит.

— Ты права.

— Лучше молчи.

— Говори ты.

— После танца, если ты мне понравишься, мы уйдем туда, за ширму. но ты будешь молчать.

События разворачиваются теперь помимо моей воли.

— Я буду молчать, но туда мы не уйдем.

— Хорошо. Тогда здесь произойдет вот что! — Она быстрым сильным движением всунула дуло нагана мне сквозь зубы, которые я не успел стиснуть.

И продолжала танцевать. Я не пытался освободиться.

— Ну, у тебя проявился ко мне настоящий интерес или еще нет? Она освободила меня от упершегося в нёбо холодного ствола.

— Разве я уже не сказал этого? Ты прекрасна, в моем вкусе.

— Что же тебе во мне понравилось?

— Все… все… лицо, грудь, ноги.

— И ноги? А я подумала, что тебе больше понравился мой наган, потому что ты сразу примолк. Тебе придется доказать, что я прекрасна.

— Нет!

Снова тем же движением, но еще более резким, она вставила наган мне в рот, повернула барабан.

— Ты знаешь игру в русскую рулетку?

Я кивнул.

— Тогда начнем.

Она нажала. Слабо щелкнуло. Пронесло.

— Еще попробовать? Или ты передумал?

Она вела меня в танце по комнате. Эта комната была круглой, как танцплощадка. Кто знает, почему ее такой сконструировало мое воображение…

Щелкнуло. Снова повезло.

Только на третий раз у нее получилось. Удар. Я вздрогнул, вскочил с постели, медленно приходил в себя… щупал пульс, сердце билось. Побежал под холодный душ. Все, все стряхнуть с себя. Это наваждение! Я сам виноват. Но что я чувствовал!.. Ни одна из женщин не могла сравниться с ней… Не могла! И я выдержал это испытание, даже на уровне подсознания. Черный пистолет в ее правой руке мне особенно помог. Я был готов к неожиданностям лирического плана. Такого масштаба соблазна не должно быть. Ибо я создал его сам, на свой вкус. И все же устоял.

Прививка удалась, как я считал. Яд ее проник в меня, я был в безопасности. Скажу сразу: я устоял и в тот день, когда сбылось предсказание великой богини и явилась женщина. Она была не такой, о нет. Она уступала фантому, созданному воображением, и у нас ничего не получилось.

Вокзальный детектив

Ах, какое скверное настроение было у меня двадцать пятого января утром. Это потому, что я обнаружил существенную для меня потерю. Из кармана моего пальто выпали накануне две сберегательные книжки. Это все, что у меня было. После многих лет работы писатель и ученый Владимир Щербаков обнаружил, что после перестройки, в период так называемой демократии, когда по ночам люди стоят в очереди, чтобы получить утром молоко для детей, утрата двух тоненьких книжек может означать непоправимое. Еще вечером двадцать четвертого января в гастрономе на улице Горького пол-литровая баночка маринованных лисичек стоила семьдесят рублей. А если бы появились подосиновики? Это означало полную победу демократии: на месячную зарплату московский педагог мог купить три килограмма грибов. Или, на выбор, три литра баночного пива. Профессор же — в два раза больше. Произошло это также в результате интенсивной помощи Запада: баночное пиво, запрещенное в Дании из-за вреда для здоровья, нашло наконец жаждущих в нашей стране, но по указанной выше цене. Самое странное, что фекалии с Запада обходились бы, видимо, дешевле, несмотря на то, что они практически безвредны для человеческого организма. Есть, правда, объяснение, почему их не ввозили: за слежавшееся сухое молоко и низкосортную тушенку, безусловно вредные, было отдано более трехсот тонн золота: на другое золотого запаса страны, попавшего в руки юристов и мудрецов-демократов, просто не хватило.

Прошу извинить меня за это отступление. Вполне вероятно, что оно все же уместно и созвучно моему настрою в тот день. Представьте: ни рубля, ни одной деревяшки, и в такое удивительное время. Я побежал в сберкассу, где долго не понимали, чего же я хочу.

Прошел час, пока меня послали в регистрационно-алфавитную группу, хотя могли бы туда позвонить и узнать номер моего счета. Ведь нужна была всего-навсего цифра, забытая мной, записанная в утерянной книжке. В результате мне ни денег не выдали, ни новую книжку не завели, а я получил назначение в группу контроля по другому адресу. Не успел — все было закрыто. Суббота! Как не успел во вторую кассу, где была вторая сумма. Но из-за чего расстроился?.. Вы можете предположить, что не стоило этого делать. И будете правы. На обе суммы я не смог бы купить, пожалуй, даже хорошей дубленки. (Ведь это всего лишь материальный результат тридцатилетнего труда ученого и писателя сначала в самом справедливом, передовом и гуманном обществе, а затем уже в правовом государстве и настолько гуманном обществе, что все вокруг звенело от западной гуманитарной помощи и демократии.) На практике, однако, обстоит иначе: терять малые деньги, если они последние, огорчительнее, чем большие, если их много. Я мог их вернуть. Но сколько дней придется бегать по инстанциям, по комиссиям? К тому же надо хоть что-нибудь кушать сегодня и завтра, не так ли, коллеги?

Все это поняли там. Когда я ввалился, усталый, в мою квартиру, в ту самую, куда в молодости приглашал иностранных журналистов-коллег, и один из них, раздевшись и дойдя до балкона, спросил меня, здесь ли вход в квартиру, — дребезжал звонок, тоже усталый. По телефону я узнал оценку моих действий. Не надо волноваться. Деньги вернутся. А летом денег (дословно: таких бумаг) будет больше.

Жанна передавала мне слова пресветлой Божьей Матери, которая явилась рано утром в малиновом платье с синей оторочкой, с рубином на накидке и желтыми камнями, нерукотворными, самосияющими. Исида-Богоматерь успокаивала меня. Как обычно, я записал все, что сказала пресветлая богиня, и читатель найдет ее слова в дневниковых записях последней части этой книги. Жанна говорила о тираже первой книги встреч. О здоровье — своем и моем. Мне передана просьба — беречь его на ближайшей неделе. По моей просьбе последовал ответ на вопрос, не прослушиваются ли наши телефонные разговоры теми силами, о которых не раз говорилось на страницах обеих книг. Иногда (дословно: местами) прослушиваются. Немного не по себе. После такого ответа я решил: нужна осторожность, нельзя называть вещи своими именами. Тот вывод, мой старый еще вывод о мистическом и магическом значении имен и отдельных слов, подтверждая.

Богиня предупреждала нас.

Боги защищали нас.

Но… необходима осторожность!

В ту ночь, когда я обнаружил пропажу кольца, подаренного мне Богоматерью, я не подозревал, какие возникнут осложнения. И вот они возникали изо дня в день. Взять хотя бы мои хлопоты о тираже книги!.. Об этом как-нибудь потом. Позднее…

И вот снова: на этот раз хлопоты об издании двух новых сберегательных книжек…

Нужно кольцо. Об этом сказала Богоматерь. Какое именно, она не говорила, но я догадался. Речь шла о другом кольце. Я представлял его себе из золота, без магического рисунка (он уже выполнил свою роль). Как тогда, я передам его Жанне. Богоматерь придет и поставит на нем знаки, возможно невидимые, своим лучом. Это будет не расходящийся, а, наоборот, фокусирующийся на кольце пучок яркого божественного света, от которого ее ладонь кажется сверкающим золотом. О золоте солнцеликая Богоматерь сказала однажды: наш цвет. Значит, мне она назначает кольцо того же цвета, божественного. Но дело не в золоте, не в пробе его. Потому что это будет кольцо Богоматери, данное мне.

Сберкнижки были вложены в записную книжку, скорее всего их выкрали. И вот позвонил человек. Сначала мне передавали знакомые. чьи телефоны записаны мной, что меня разыскивает мужчина, говорящий по-русски с очень сильным кавказским акцентом. Они дали ему мой домашний телефон. Потом я понял, почему не взяли телефон у него.

Вечером — звонок.

— Это вы? — И он назвал мое имя-отчество.

— Да. Я рад, что мои сберегательные книжки в надежных руках на ближайшие годы.

— Я вас буду ждать сегодня или завтра.

Ни тени юмора. Это насторожило.

— Хорошо. Можно сегодня. Еще не поздно.

— Сколько времени?

— Девять тридцать. Где вы находитесь?

— Я буду ждать вас на вокзале. — Он назвал вокзал его старым именем.

— Вы собираетесь ехать в Санкт-Петербург?

— Нет. Я сейчас просто здесь нахожусь.

— Где вы будете меня ждать?

— У игровых автоматов.

— Я давно не был там. Где это?

— У табло с расписанием.

— Под табло, так?

— Да.

— Давайте, лучше я увижу вас в другом месте, где не так много народу.

— Нет, на вокзале. Здесь мало народу.

— Со мной будет гонорар для вас.

— Я буду ждать в десять тридцать.

— Хорошо. Как вы одеты?

— Серое пальто, темная шляпа.

Сразу, как только я повесил трубку, раздался еще один звонок. Звонила Жанна. Я сказал, что спешу.

— Куда это ты спешишь?

— На вокзал.

— Зачем?

— Нашлись мои сберегательные книжки.

— С кем ты встречаешься?

Я рассказал о своих впечатлениях.

— Он не один. Ты не должен с ними никуда ехать.

— Конечно, нет.

— Пригласи милиционера! — настаивала Жанна.

— Ты что, не знаешь, что от продавщицы жареных пирожков толку больше, чем от всей милиции, всех этих куколок-лимитчиков? И потом все давно знают, что зарплата их не устраивает, что им надо помогать, что они — объект благотворительности, как и детские ясли.

— Все равно пригласи.

— О нет! Я лучше возьму оружие.

— Оружие? Какое еще оружие?

— Нож, финку.

— Ты что, всерьез?

— Есть решения, которые должен принимать лично я, не перекладывая их тяжесть на богов. Я еду на вокзал. Они хотят именно там встретиться со мной. Другое место им не подходит.

— Я поеду с тобой!

— Что ж, прогуляемся. От тебя это недалеко.

Я щелкнул складной финкой, положил ее в карман пальто. Я не мог быть безоружным перед лицом, точнее, перед физиономией стаи. Особенно если она вооружена. Мое первое оружие — удар ребром ладони, резкий и невидимый глазу со стороны. Это берет энергию. Следующий удар почти обычный, он видим, и его можно отразить. Финка — следующее оружие, это почти термояд в моем раскладе. Он уравнивает шансы в схватке со стаей. Или почти уравнивает. И если будет знак… я оценю возможность и момент, когда надо ее хотя бы предъявить.

Если это те самые силы, которые хотели жертв с моей стороны, частично прослушивали мои телефонные разговоры, они же частично могли спрыснуть нас бензином и поджечь, как было сделано это с наружной дверью в квартире Жанны… Но, значит, я должен был, пусть тоже частично, владеть холодным оружием.

Не люблю стаю. Откуда эта нелюбовь, даже страх? Истоки в моем дальневосточном детстве, думал я. Вспомни тот серый день, бурый склон сопки, кусты стланика. А как выскальзывали тогда из-под ног плитки глинистого сланца помнишь?

И я возвращался туда, в тот день, мысленно, конечно. И даже раньше на несколько дней — тогда я еще не знал, что азербайджанец Айрапетов наводил ужас даже на старшеклассников. Я был почти новичок, вернулся в этот поселок после нескольких лет, проведенных с матерью в Москве. И я положил его на лопатки, ничего о нем не зная. Сцепились в буфете, мгновенно, он лез без очереди. Когда все произошло, я вернулся в коридор, и ко мне подходили и восхищались мной. Ну, и я узнал, что я содеял. И те, кто подходил, были сильнее меня и намного старше. Как неприятно было потом вспоминать выражение лиц трусов. Оно типовое. Я много раз видел его, оно нет-нет да проскальзывало в улыбке, во взгляде, в написанном на лице. Все, что было много лет спустя — в жизни, на студенческой скамье, на работе, пополняло мои знания об этом состоянии человека или даже о такой вот второй его природе.

И вот меня повстречала компания мальчиков, которые отводили взгляд поодиночке, но вместе… всем почти тем классом, из которого был мой случайный противник, — вместе они были смелыми, даже подчеркнуто смелыми. Это оборотная сторона трусости.

Еще тогда я любил быть один и бродить по этим рыжим и бурым склонам. Я чего-то искал там, может быть, свое будущее. Они окружили меня. Моя участь была решена в несколько минут. Стая смяла меня.

Может быть, живший в них страх спас меня. Я остался самим собой. Но в мою память, в сознание было записано: стая!

Она первая увидела меня на станции метро. Мы пошли по переходу, потом вышли на улицу и направились в вокзал, в тот зал, где были игровые автоматы. Еще на улице я открыл лезвие и острием вниз положил его в левый карман. Правая рука мне была нужна как реальная, мгновенная сила которую я мог пустить в ход смотря по обстоятельствам. Левая рука… это почти невероятное в моем представлении, мой удар левой резче и неожиданней, и простое лезвие превращалось в фантастическое оружие. Я всегда обходился без него, разумеется, и даже не носил, хотя длина клинка была вполне допустимой. Мои немногочисленные стычки были очень быстротечны. И только стая внушала мне неприязнь, отвращение, страх. И я должен был победить страх в самом начале.

Мы вошли в зал не вместе, а врозь. У табло его не было. Я изучал расписание. В это время уходили поезда на Санкт-Петербург, три или даже четыре поезда с небольшим интервалом. Я обошел зал.

Она дала знак, проходя мимо. Я пошел и увидел его. Их было двое.

Я поздоровался с тем, кто был в сером пальто и темной шляпе — брюнет среднего роста, немного ниже меня, на вид не то чеченец, не то азербайджанец, не то армянин. Второй, с мягкими манерами, тоже брюнет, попросил закурить.

— Не курю.

Он улыбнулся и отошел.

Я сразу предложил гонорар — четыреста рублей. Книжки я еще не восстановил и прикинул, что у меня на это уйдет дня два. Потому и готов был заплатить.

Он ответил:

— Мне гонорар не нужен. Видите ли, я… — И он рассказал мне прямо-таки доверительно о своем приезде в Москву, ссоре с дядей, о незавершенных торговых делах и о том, что ему негде жить. Я должен был дать ему в долг три тысячи.

— Не могу — сказал я.

— Но я оставлю свой паспорт и расписку.

— Он вам еще может пригодиться. Не даю в долг, не имеет смысла, деньги обесцениваются с каждым днем.

— Мне сказали, что в феврале будет обмен. Это правда?

— Не знаю. Итак, вот деньги. С вас моя записная книжка и две сберегательных.

Он колебался. Смотрел мимо меня, словно ждал подсказки со стороны. Так оно и было, как я понял потом.

— Ладно, вот… — он извлек из кармана пальто все перечисленное и протянул мне.

Я проводил его до выхода из вокзала, потому что по пути он говорил о моей визитной карточке, спрашивая разрешения оставить ее у себя. Я разрешил. Потом вернулся в зал. Жанна ждала меня. Когда вышли на улицу, она просила меня не идти с ней рядом.

Ее страх был обоснован с точки зрения женщины. Она рассказала позднее, что их было четверо, и она слышала разговор двоих, стоявших недалеко от нее. Они говорили о том, что сейчас сорвут крупный куш. Она видела, как тот, что был со мной, смотрел куда-то в сторону временами, и там, оказалось, стоял еще один из этой шайки. Он делал какие-то знаки, наблюдая за мной. Последний из этих знаков — взмах рукой, имевший скорее отрицательный смысл. Видимо, он отменял решительные действия, как я мог предположить. Интересно, на каком основании он пришел к таким выводам? Что такого он заметил во мне?

Пока я провожал Жанну, сложилась картина: небольшая шайка орудует на вокзалах, иногда координируя действия карманников или участвуя в таких делах самостоятельно.

Потеря ко мне вернулась. Я ни на минуту не забывал слов великой богини, обещавших такой исход. Я, правда, не знал, каким способом я получу обратно потерянное. Потому и принял меры предосторожности, о которых уже знает читатель. Кроме того, во время разговора финка в левом кармане моего пальто лежала вниз раскрытым лезвием и, вполне возможно, конец ее красной рукояти показывался или даже торчал из кармана. Делавший знаки напарнику мог его заметить.

Думаю, эту картину заранее видела богиня и смогла упрочить мое положение неизвестными мне путями, отводя грозу.

Жанна потом рассказывала:

— Как только я увидела его, меня словно толкнуло что-то в грудь, а когда он приблизился, я ощущала жжение, просто жгло в груди, сил не было. Я прошла недалеко от тебя и сказала, что он на месте и ждет тебя. Потом отошла к выходу из зала, там поняла, что их много, один делал знаки тому, что говорил с тобой. Двое разговаривали, обсуждали, какой они сорвут куш, но об этом я тебе уже рассказывала…

— В метро ты тоже боялась, даже перепутала направление, повела меня к посадке не на свою линию.

— Нет, не боялась!

— Молодец! А мне показалось, что ты испугалась. А вот я боюсь стаи, страшусь ее и не стыжусь признаться. Но я всегда иду ей навстречу, меня не остановить. Было заметно, что я боюсь… испытываю страх?

— Нет, не было. Ты был такой, как всегда. Говорил с ним даже очень спокойно, я хотела крикнуть, что их много… но сдержалась. Было обидно, что ты их не замечаешь.

— Я замечал. Очень даже замечал. Ну. а страх… он всегда удесятеряет мои силы. Я бегу от него — к таким, как они, уничтожаю его. Я не стыжусь. Страх меня посещает, мне неприятна стая черненьких шакалов, но еще больше я боюсь бегства, собственного бегства, я иду только вперед и до конца. И это уже не страх, а что-то другое — то, во что я его превратил. Может быть, это просто ярость или, как я думаю, смесь чувств. Что-то сложное. Я иногда мечтал и мечтаю о настоящей драке. Но такое бывало очень редко: три-четыре случая за всю жизнь. А стаю я встретил только в детстве, когда ничего о ней не знал.

Несколько строк прозы

Да, хочу ненадолго окунуться в рваные ритмы прозы, в ее течение, уже почти никак не связанное с шаржем повседневности. И все же… Что еще, кроме прозы, приблизит к жизни этих нелепых, невероятных, сокрушительных лет? Ведь сама эта жизнь уже почти безгласна, бессильна, — ничего, кроме стонов!

Когда-то я писал и прозу, вовсе не фантастику. Удавалось. Тогда нужно было сгущать, концентрировать события. Сейчас они до предела сгущены сами по себе — и нет просвета.

Помню разговор сразу после Рождества Христова. Что-то вроде жалобы прозвучало на этом конце телефонного провода.

— Ты спрашиваешь о настроении? — повторил я вопрос Жанны. — Лучше не спрашивай. Нездоровится. Хотел работать — не идет работа. Тело как ватное, голова тоже. Думать могу, а электричества нет.

— Подключись к электросети.

— Да? Поможет?

— Уверена. Еще лучше отдохнуть. Или зарядиться атмосферным электричеством.

— Не волнуйся, я сделаю и то и другое. Спасибо за идею.

— А теперь шутки в сторону. Отдыхать!

— Как строго, дорогая… так и быть. Выдержу пару часов отдыха.

— Не пару часов.

— Неужели весь вечер придется бездельничать?

— Придется.

Разговор об отдыхе сам по себе уже является формой отдыха, поэтому я не спешил закончить обмен репликами и продолжал в том же духе. Может быть, недоставало всего нескольких микроампер, но откуда их взять?

Каждый день на моем столе появлялся сыр — купил по случаю. О цене умолчу. Достал фруктовый компот; была мороженая рыба, тушенка. Раньше доставалось в магазине молоко — из него я делал творог. Теперь не то, молоко исчезло наряду с такими лакомствами, как сахар, подсолнечное масло, печенье, варенье, мороженое. Кое-что было в моем кухонном шкафу и холодильнике даже из перечисленного. Но как это убого выглядело, я понял только тогда, когда на следующий день увидел на рынке свежие помидоры по такой цене: половина месячной зарплаты за килограмм. Тем не менее в ларьке через час я купил их не по стократной по сравнению с прежними временами цене, а всего по десятикратной. Тогда я не задумался над происшедшим, но когда Жанна позвонила и сказала, что купила для меня мед по половинной цене, то объяснить это, не выходя за рамки трехмерного пространства, я не смог. Пришлось выйти. К тому же: пол-литровая банка хрена в магазине вечером всего за червонец, виноград на улице — за четвертной билет, дешевый лавровый лист для матери Жанны, обещанный мной еще накануне отъезда на юг. И вот я приблизился к истине. Это все произошло как бы само собой, по стечению случайностей. Только вот каскад этих случайностей был освещен хорошо знакомым мне светом. Излишне, наверное, сообщать читателю, что на следующий же день недостатка в электричестве уже не было. Да, чуть не забыл про баранину — взял в обычном магазине, всего по тридцать пять рублей за кило, что в пять раз ниже цены пресловутого рынка. Но как я ее готовил… Срезал все сало — и на горячую сковороду. Образовались шкварки. Мой метод — обходиться без масла, когда это возможно. И я порезал лук. После этого только жарил баранину на сильном огне, затем — на слабом, под крышкой. Излишки горячего бараньего жира слил в небольшую банку, потом принял его внутрь — как лекарство и как лакомство одновременно. Я бы рассказал и о других деталях моей кухонной технологии, но читателю полезно самому прийти к азам нехитрой науки — будь он мужчина или тем более женщина. Ведь ему нужно учиться готовить не из тех продуктов, которые можно купить только раз в месяц, а то и реже. И побоку кулинарные книги — они ведь не для нас.

Был вечер отдыха. Приехал в гости однокашник. Сиживали вместе на лекциях в студенческие еще времена. Мое место нередко, впрочем, пустовало: я тогда очень любил утром поспать. Это мой недостаток, который мне надлежало исправить с возрастом. Я сознавал это, но шел как раз в обратном направлении, пока не стал типичной совой.

А передо мной за столом сейчас листал одну из моих книг типичный жаворонок.

Держался он молодцом, выглядел хорошо, вот только с работой не все ладилось в это бесшабашное время, как у многих. Сначала он расспрашивал об особенностях моего ремесла. Это было ранним вечером, в субботу, я еще не вполне проснулся, к его приходу едва успел позавтракать. Вяло отвечал на вопросы. Не успел оглянуться, как он смог меня вычислить. Или, быть может, все узнал обо мне еще раньше, из книг, телефонных разговоров. Так что, когда прошло полчасика, он уже не спрашивал, а сам учил меня особенностям искусства письма.

Постепенно просыпаясь, я попал в довольно щекотливое положение. Сначала подписал ему на память «Асгард», а теперь вот убедился, что он уже читал книгу раньше. Я не спрашивал об этом — просто почувствовал, потом и понял.

О мире богов у него складно выходило. Вдруг — поворот темы.

— Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? — Это его вопрос.

— Понимаю.

— Как? И ты продолжаешь?

— Да, в том же духе. Представь себе.

— Как ты можешь подчинять свою волю кому-то?

— Твой упрек несправедлив. Я совершенно самостоятелен, если говорить о моей работе и о книгах.

— Э нет! Ты понимаешь, о чем я?

— Еще бы!.. Понимаю… А упрек твой или замечание, как угодно, относится к тебе самому. Ты ведь себя считаешь свободным?

— Сказать по правде, да.

— Но ты только что говорил о работе…

— Ну и что?

— И ты материалист, не так ли?

— Допустим. И что же?

— Буду говорить на языке материалистов, ведь я неплохо знаком с этим учением. Вот соответствующий аргумент: жить в обществе и не быть зависимым от общества нельзя.

— Но это совсем другое!.. Ты путаешь разные вещи.

— Напомню: свобода есть осознанная необходимость. Опять на этом языке, хотя мысль принадлежит еще старику Гегелю. Вспомнил?

— Понимаю тебя. А ты?

— И я тебя понимаю.

Последняя реплика — моя. Он умолк, словно размышлял о разнице в наших позициях. Я предложил:

— Жахнешь красного?

— Нет.

— Коньяку?

— Если десяток капель…

— Именно столько я и хотел тебе предложить, учитывая, что ты совершенно свободен и должен сегодня рапортовать жене, а завтра начальству.

— Ну ты зря… — мы чокнулись. — Хотя в этом что-то есть.

— Попытка примирить наши взгляды? А между тем я действительно никогда не чувствовал свободы, кроме тех недель, когда писал «Асгард», и особенно главу «Утро богов». Тогда сложилась моя система.

— Ты ее изложил?.. Не помню.

— Нет. Скажу тебе по секрету. Никому не говори, не поверят. Она вот как выражается: чем ты сегодня удивил или порадовал господа Бога? Понял, рыженький?

— Бога? Все-таки его?

— Да. С учетом того, что он во мне тоже.

— Ну… — Он задумался. — Это оригинально.

— Это верно. Ибо Бог хочет видеть тебя свободным. Если сравнивать с твоим состоянием свободы — это как небо и земля. Буквально.

— Удивил? Порадовал? И все? Как ты можешь удивить небо, если оно, конечно, существует?..

— Существует! Успокойся на этот счет. И там читают книги. И там существует астральный архив. И еще ментальный архив. Это такие небесные зеркала. В них все отражается.

— Что там еще отражается, объясни!

— Отражаются храмы, памятники искусства. Отражается Кремль. Есть небесный Кремль.

— Это требует чего-то большего, чем доказательства и аргументы.

— Да, большего. Требует свободного сознания. И еще умения рассмотреть хотя бы материю, сняв запрет на ее номенклатуру. Ясно я выражаюсь?

— Понимаю. Это гипотеза. Гипотезу может опровергнуть практика.

— Этим прошу тебя заняться очень серьезно, не за столом.

Так мы прошли мимо, успев увидеть друг друга, немного рассказать о себе, прошли и даже не задели плечом — ни он меня, ни я его. Такая тема.

…Впрочем, пора его отпустить домой — пусть на досуге подумает о свободе воли, а также о той всеобщей свободе, которую он лично недавно получил, судя по его словам. Вместе со всеми — и уже во второй, кажется, раз.

Автоинтервью

— Давай поговорим, — обращаюсь я к себе самому, сознательно выбрав на этот раз жанр автоинтервью.

— Давай поговорим, раз ты выбрал именно этот жанр. Я готов.

— Скажи, что ты намерен делать в ближайшем будущем?

— Не знаю точно. Но книга об Атлантиде за мной.

— А что случится до ее написания?

— Ты задаешь трудные для меня вопросы. Бывает тяжело даже богам. Я должен быть готов и к этому.

— Осторожно сказано для человека, жену и дочь которого недавно уволили с работы по сокращению штатов, а первая жена тоже не работает, и ей тоже нужно помогать. А это ведь нелегко сейчас, не так ли?

— Нелегко. И это сущая правда, что я остался один работающий среди близких.

— И ты не молод к тому же. У тебя один выход: остаться в этом трехмерном материальном мире, из которого ты хотел выпрыгнуть, говоря твоими же словами, и прокормить их и себя. Так ведь?

— Да, мне уже не удастся совершить прыжок. Хотя я и раньше не смог бы предложить себе яд, по крайней мере, с тех пор, как совершенно достоверно убедился в том, что боги живы и душа мне подарена. Не могу же я вернуть подарок!

— Ладно. Это исключено. А что ты будешь делать? Твое положение далеко за гранью наличных возможностей. И ты, кажется, уже дал понять, что не обращался к великой богине за помощью, тебе, видите ли, было неудобно просить самую очаровательную из женщин Галактики. Или это… гордость в твоем понимании?

— Нет, моя гордость запрятана глубже. Я сказал и написал правду. Я обязан найти выход сам. Она юна и прекрасна. Я влюблен в нее и хочу ей помогать. И не будем забывать все же, что она живет на небе. Как и другие боги. Это верхний этаж астрального мира и ментальный план, а над ними еще несколько небес. Вверху — творец. Мне предоставлена свобода. Буду работать.

— А возраст, здоровье?

— Я пока еще силен и достаточно гибок. В «Асгарде» я писал, что перебиваю на лету пополам кирпич ребром ладони.

— Этого недостаточно.

— Я называл себя левитатором, человеком с почти абсолютным интеллектом. Это обязывает.

— Но не облегчает жизнь в этом мире. Скорее наоборот, затрудняет ее. Ты не находишь?

— Да, нахожу. Нужно еще уметь управлять собой и своим интеллектом. А это уже зависит от других явлений и даже от космической энергии.

— Ты надеешься найти золотую жилу?

— Это лишь мечта, сознаю.

— Что еще?

— Обычная работа…

— Но тебя почти не переиздавали! Вспомни, память у тебя тоже близка к абсолютной, хоть кто-нибудь переиздал твою брошюру об эликсире бессмертия?

— Никто.

— Кто-нибудь собирался это сделать?

— Нет, не собирался.

— А сколько раз переизданы самые легкомысленные вариации на эту тему?

— Не сосчитать.

— Для кого же ты собираешься писать?

— Для людей.

— Они почти лишены способности мыслить. Твой вывод?

— Мой.

— Ну и?..

— Значит, не только писать, но и находить дорогу к людям…

— Помешает интеллект. Тебя никто не примет.

— Нет, нет, ты ошибаешься. Интеллект — это не только решение в уме дифференциальных уравнений и не только интуиция Водолея. Это еще твое другое «я». И весь диапазон его проявлений.

— Весь диапазон проявлений на ближайшие годы будет заключен в количестве ценных бумаг, попадающих в чужие руки. И за счет тебя в том числе. Другого диапазона не предвидится.

— Ты пессимист.

— А оптимисты — это те, кто с надеждой ждет конца света. Или, может быть, тебя утешает изречение о птицах, имеющих пропитание?

— Прекрати. Ты разговариваешь со мной на этом языке… на котором все упрощено до предела. Язык для слепых, которые воспринимают лишь цифры.

— Даже у них теперь заметные преимущества перед тобой. Они по крайней мере могут распоряжаться своей жизнью, могут получать пенсию, могут заниматься только цифрами, показывая чудеса устного счета на эстраде. Чего ты при прочих равных условиях делать не будешь. Как ты прокомментируешь это положение?

— Оставлю без комментариев. Ты уже сейчас хочешь загнать меня в угол. Пока рано. Я еще очень силен.

— И способен это доказать?

— Если возникнет необходимость.

— Но ты не сможешь даже воспользоваться оружием. Так?

— Отчего же? Если я буду защищать моих богов, или близких, или даже себя… то это не исключено. Я свободен.

— А как же евангельские заповеди?

— Я их принимаю. Но понимаю теперь шире.

— Как это можно пояснить?

— Мне не хотелось бы это прояснять в отношении себя. Ведь тогда я действительно дам оружие в руки моих возможных врагов. Причем самое действенное. Мир сложен. Он сложнее евангельского. Я знаю это. Я выстою.

— Уверен?

— Уверен. Точнее: почти уверен.

— Ах, какая осторожная уверенность!

— Ты пользуешься своими родственными связями.

— Вот как! Но ты же принял жанр автоинтервью, возражений не было. Изволь отвечать.

— Я знаю тебя. Будешь спрашивать до бесконечности. И еще постараешься загнать в угол. Чтобы потом милостиво отпустить с миром.

— Это не самая плохая черта.

— Конечно. Но пора. Пора! Не будем терять времени. До конца Эры Водолея не так уж далеко, поверь. А что случится в первые ее годы, ты скоро увидишь.

Воспоминание

Хочу завершить эту часть воспоминанием об удивительном человеке. Он явился в первый раз лет семь назад. Стал рассказывать мне о статье Энгельса, в которой тот обрушился на безбожников. Я не читал.

— Пойдемте, я покажу вам эту статью.

Мы пришли в библиотеку, он нашел нужный том сочинений классиков марксизма и показал мне текст. Я вспомнил, что Энгельс воспитывался в духе веры. Потом изменил этим идеалам, его кругозор сузился до пределов трех измерений, где первенствует наше же бытие, вполне животное, судя по «Капиталу», а также «Государству и революции».

Не раз наблюдал я потом, какие глаза делали современные философы, если я говорил о воинствующей вере Энгельса в бога. Когда им становилось неловко и нужно было признаваться в том, что они не читали этого произведения, с удивительной диалектичностью эти философы заявляли вдруг, что классик пародировал верующих и саму веру.

Но я — о том человеке, не назвавшем своего имени… У него незаурядная внешность. Он бедно, но чисто одет, лицо светлое, и глаза его светлы. И он вправду беден. Тогда он говорил мне, что на каждого члена его семьи приходится всего пятьдесят рублей (даже тогда это было немного). Лицо одухотворенное. Он даже и не просто верил — он знал. Удивительно это подействовало на меня. Я воскликнул:

— Помолитесь за меня!

И потом он появился лет через пять. Он был таким же. Мы пили кофе. Я сказал наугад:

— А вы, наверное, не выполнили свое обещание.

— Нет, выполнил, — ответил он. — Я молился за вас.

Я так и не узнал его имени. Эти встречи поразили меня.

Мой двойник

Это случилось в конце марта, в тот год, когда я думал о женщине из другого города и которую в первой книге встреч с Богоматерью называл Ксенией и Кармен. Отзвуки истории этой любви остались и в этой, второй, книге. Я несколько раз захаживал к одной знакомой, сорокалетней статной женщине с сильным взглядом красивых карих глаз. Что я искал? Возможно, утешения. Она великолепно гадает на картах и на пепле. Я чувствовал это. И вот она раскладывала пасьянс для меня, отвечая на мои вопросы. А они были довольно однообразны — о Ксении (Кармен).

Мы обычно садились за кухонным, очень приличным столом. Однажды после кофе с коньяком эта очень привлекательная женщина подняла свою правую ногу, расположив ее вдоль всего стола, и спросила у меня и подруги:

— Ну как?

— Станкоимпорт! — ответил я (она работает в «Станкоимпорте»).

— Ты даешь! — сказала подруга.

— Нет, — ответил я подруге.

В присутствии той же подруги она гадала так: сожгла смятую бумагу на тарелке, потом поворачивала тарелку и по тени от пепла рассказывала (помню дословно).

— Первый период твоей жизни совсем неблагоприятный, но ты многого успеваешь добиться. Второй период (она повернула тарелку с пеплом на некоторый угол) будет сплошным обманом. Третий тоже. Но в четвертом периоде твоей жизни ты скажешь: жизнь прожита не зря!

Я видел, как от боковой лампы ложились на стену эти четыре тени. То были знаки моей жизни. В первый период — всегда идеализирую его — я учился и одновременно работал слесарем четвертого разряда в одном из московских институтов: учился на дневном факультете, а работал вечерами. Мне был двадцать один год, а у меня было двое детей. И я довольно успешно закончил радиофакультет, потом двухгодичный философский факультет, поступил в аспирантуру, и моим научным руководителем был академик (тогда еще член-корреспондент) Юрий Борисович Кобзарев. Позднее мы с ним совместно выступили в прессе по поводу эффекта кожного зрения (назвав это эффектом Розы Кулешовой). Второй период это вторая женитьба, и снова жизнь врозь. Потом я узнал, что гороскопы нередко обещают это рожденным под знаком Водолея. Второй период — это еще и неудачи с изданиями моих рассказов и повестей и остальное, о чем не рассказать сразу. Третий период — это Ксения, история, которую читатель в сжатом виде уже знает. И многое другое, разумеется. Все точно было в гадании.

И карты в ее руках словно оживали. Они были вещими. Они подготовили меня к восприятию тех горестей, которые ждали меня в моей любви. Подготовили отчасти.

Одна поразительная деталь. Она говорила тогда:

— Тебе покровительствует одна очень высокопоставленная особа.

— Кто же эта особа?

— Женщина. Крестовая дама.

— Женщина? Вот уж чего не ожидал. Да и женщины такой нет. Ты теперь лучше меня знаешь о моих женщинах.

— Нет, я не ошибаюсь, я вообще гадаю так, что все сбывается, запомни. Хотя от этого страдает мое здоровье, тоже запомни! Вот она, крестовая дама. У нее необыкновенно высокое положение в обществе, Она тебе помогает, она твой покровитель!

Такой вот диалог. Только позднее до меня дошло. Я понял, кто эта покровительница. И разумеется, знаю, какое она положение занимает. Если бы колода состояла из пятидесяти, ста, трехсот карт и более, то ни одна из карт и даже все вместе не смогли бы передать ее ранг, ее роль, ее «положение». По той простой причине, что речь ведь шла о богине.

А потом… ее тревожный звонок за полночь. Что там она говорит? Голос взволнованный. Телефонная трубка почти вибрирует в моей руке.

— Ты дома? Дома?

— А где же мне еще быть?

— Я тебя видела! Только что!

— Где же?

— В метро. Это был ты!

— Нет. Я дома весь вечер.

— Не разыгрывай! Ты был в своей темно-серой куртке, я разговаривала с тобой.

— О чем же?

— Ты что, в самом деле… прекрати! Ты причитал — и все по этой женщине. Вспомни! Полчаса назад!

— Еще раз, еще раз: я дома, только дома. Значит, это двойник.

— Не надо, Володенька. Ты только что в метро говорил: эта женщина меня доконает!

— Значит, уже.

— Что уже?

— Доконала.

Моя шутка повисла в воздухе на другом конце провода. Пауза. Ее дыхание. Она немного успокоилась. И тут я стал расспрашивать ее всерьез. Не тот это человек, не та женщина, чтобы ошибиться или впасть в оптический обман. Она меня узнает, когда я иду за ее спиной на расстоянии ста метров. Она уже спокойно рассказала о моем двойнике. Я был без шапки, одет как в те дни, когда заходил к ней гадать. Снова надоедал ей с этой своей возлюбленной, потом удалился на переход.

Она подумала, что я направился не домой. А я вообще в этот вечер не выходил из дому.

Вскоре она нагадала мне неприятность, даже смертельный исход. Но опять, кажется, крестовая дама спасала меня. Она вообще так часто появлялась, что я должен был вспоминать свое прошлое, чтобы найти хоть подобие заботы обо мне со стороны высокопоставленной особы. Но нет! Мне почти никто не помогал. Во всяком случае, я не мог никак объяснить появление дамы в пасьянсе в такой вот роли постоянной защитницы.

Только потом я все понял! Тогда, прикрывая глаза и бледнея и краснея, я вспоминал необъясненные случаи, я постигал тайны моей собственной жизни. И нить памяти не отказывала мне, вела в сокровенное. И я узнал, что появление двойника — это не просто доказательство существования иных миров. Двойник сулит беду, чаще — смерть.

«Совсем давно, еще до школы, я любил бродить по вздыбленным ветром сугробам. Жили мы тогда еще не в городе, а далеко от него. на метеостанции. В поселке было двадцать-тридцать старых-престарых домов. На коньке пластиковой крыши над нашим подъездом я видел иногда белку. Испугавшись, она прыгала на одну из двух лиственниц, что росли рядом (их посадил мой дед), и замирала на вершине дерева».

Это строки из моего романа «Семь стихий». Действие происходит в будущем, но описываю я хорошо знакомые мне места на Дальнем Востоке. Вот что произошло — в романе и в моей жизни:

«Как-то я провалился: шел, шел, да и упал в яму, прикрытую снегом. Я как будто не испугался. Я едва дотягивался до глинистых промороженных краев неизвестно откуда взявшейся ловушки; выбраться из нее на волю мне бы самому не удалось. Я стоял на дне, по колено в снегу, который упал вместе со мной. Не помню, чтобы звал на помощь. Прошло примерно полчаса. Я увидел руку, протянутую мне, ухватился за женскую варежку и выбрался наружу. У моей спасительницы было серьезное лицо. Успел запомнить ее зеленое пальто с маленьким светлым меховым воротником и зеленую вязаную шапочку. Одета была она, пожалуй, не по-зимнему. Кажется, я забыл поблагодарить ее (в детстве я иногда забывал это делать). Ноги у меня озябли, и я направился прямо к дому.

Темнело. Когда через минуту-другую я оглянулся, женщины не было. Она как-то незаметно исчезла. А когда я рассказал эту историю отцу, он задумался на минуту и сказал, что женщины такой в поселке нет вообще.

— Как же, я видел! — удивленно воскликнул я, пытаясь убедить его.

— Могло показаться, — сказал он с тем удивительным хладнокровием, которое я не раз подмечал у взрослых.

Странная история. Продолжения у нее не было. Но я пытался придумать его… Я не забыл ту женщину».

Это случилось в сорок третьем году. Я перенес действительный случай из моего детства в роман и придумал к нему продолжение. Какое же?

Будто бы прошло много лет, и герой романа (от лица которого — весь рассказ) ведет электрическую машину (элль). С ним — друг.

«Впереди стеной стоял лес, украшенный багрянцем и золотом. Я различал там жаркие краски кленов и черемух, ярко-желтый цвет осиновой листвы, огненно-красные пятна кустов, исполинские кроны дубов».

Осень. Октябрь.

Машина бежала вдоль пламеневшей стены леса. Вдруг — свечение, светлый шар, ореол. И женщина. Та самая. В том же пальто со светлым меховым воротником. Герой романа восклицает «Смотри!» Но элль уже проскочил мимо. «Что случилось?» — спрашивает друг. Герой махнул рукой. Слишком долго пришлось бы объяснять. И все же он повернул машину, но никого не было у пламеневшей по-прежнему стены осеннего леса, а багряная его стена казалась бесконечной.

Прошло время. Вновь появляется незнакомка из детства. На ее стройной шее коралловые бусы. Она сидела у самого окна. А появилась ранним утром, как бы из ниоткуда: точно во сне. Эта женщина спрашивает, узнал ли ее герой романа. Да, он узнал ее. «Хорошо, что вспомнили», — сказала она.

Да, я все помню. В романе идет разговор о судьбе цивилизации. В жизни тоже. И это она. Только в романе богиня написана не с натуры, а так, как я видел ее внутренним взором задолго до начала диалога. Как странно, непривычно… и это хорошо: я не разучился еще удивляться. Как давно писал я роман! В семидесятых годах. Какая необычная публикация попалась мне на глаза в одном чешском журнале где-то в восьмидесятом или восемьдесят первом году! Представьте, там были выбраны из романа только эпизоды встречи с незнакомкой, поистине таинственной. И они были чешским переводчиком объединены под одним заголовком: «Три встречи». Да, трижды появляется на страницах романа эта женщина моей мечты, в которую я был влюблен, когда писал, но стеснялся в этом признаться, и потому так скупы страницы, посвященные ей. Отчетливо помню: когда писал, думал о том, что все равно это самое важное в книге. И это поразительно точно уловил чех, переводивший эпизоды для журнала. Как он их усмотрел? Всего несколько страниц, рассыпанных в тексте… У него то же зрение, что и у меня. Второе, астральное.

Меня очаровала пламеневшая стена осеннего леса, который я видел под Москвой, гладь осеннего озера, похожего на Балатон. На фоне багрянца крон и кустов я и увидел ее. Этого как раз не было. Это я придумал. Так мне казалось, когда я писал. И вот она появилась В моей жизни. Сказанное и — казалось бы — придуманное, созданное чистой фантазией, исполнилось: пришло время.

Мой ангел-хранитель

Восьмого февраля богиня в темно-синем одеянии с малиновой отделкой, с красным пятигранным камнем на челе в окружении ярких желтых овальных камней пришла дать советы и рассказать обо всем; это ее слова.

— Ты устала, да? — спросила Жанна.

— Да.

— С чем это связано?

— С вашей державой. Много работы.

— Володя просил о знаке на кольце… — сказала Жанна (речь шла о новом кольце).

— Мы думали об этом. Лучше всего дать нашу систему… — сказала Божья Матерь. — Смотри!

Пресветлая богиня провела правой рукой в воздухе у своего плеча. Возникло розоватое облачко. Она сделала еще одно движение рукой и словно стерла облачко, вместо него засияли золотые фигуры. В центре — золотой круг с золотой спиралью, уходящей вглубь. К нему обращены вершинами восемь треугольников, тоже золотых, с углублениями у основания. Из вершин исходили золотые лучи, не достигавшие центрального круга. Между этими треугольниками сияли золотые же треугольники числом восемь, но вершины их острых углов с лучами были обращены наружу, в обратную сторону от круга. Всего шестнадцать золотых треугольников и круг.

— Вы вот здесь — и Божья Матерь показала на один из треугольников справа.

— Подожди, я зарисую! — воскликнула Жанна.

— Да, конечно. Отойди немного — попросила Божья Матерь и направила луч на золотое кольцо, которое лежало на подоконнике. Так, как она делала это третьего февраля. Кольцо стало необыкновенно ярким, оно сверкало в луче. Нам с Жанной потом казалось, что то золото изменило цвет: вероятней всего, это так и было.

— Это зачем? — спросила Жанна.

— Мы еще не всю силу дали его кольцу… Луч угас.

— Что теперь?.. — спросила Жанна.

— Теперь кольцо будет давать ощущение холода и тепла, предохранять и предупреждать, Владимир будет знать, что его ждет. Заранее.

— А знак для чего?

— Это знак нашей системы. Но не все могут его видеть…

— А его можно снаружи поставить на кольце?

— Можно.

— А на внутренней стороне можно?

— Да.

— Тогда я его поставлю изнутри! — сказала Жанна.

— Хорошо, — пресветлая богиня и Гор улыбались.

— Он все болеет.

— Болезнь уже отступает — сказала Божья Матерь — недружественные ему силы уйдут!

— У него горло болит! — сказала Жанна (у меня действительно вот уже неделю болело горло, и антибиотики не помогали).

— Да, они его душат… — сказала Божья Матерь.

— Но ему же нужно помочь, — сказала Жанна.

— Да. С ним теперь будет ангел-хранитель. А кольцо надень ему на безымянный палец.

— А книгу как он кончит? Он не мог работать…

— Ну… пусть продлит работу до 1 марта — сказала мягко Божья Матерь.

— А почему у него ангел-хранитель, а у меня нет?

— Пока я тебя охраняю. Но почему ты не носишь свое кольцо? Помнишь свой металл?

— Да.

— Сделай кольцо!

— Ты не можешь указать ему дни работы?

— Он стал сам чувствовать дни, он проникает к нам…

— Это хорошо?

— Хорошо. Передай ему наше благословение перед завершением работы.

Упоминание о силах, которые влияли на меня так, что я заболел и болел вот уже неделю, подействовало, как и следовало ожидать при моем звездном знаке. Я немедленно воспротивился всем существом этой так называемой болезни. По своему обыкновению, образно говоря, я немедленно выступил в поход против всех сил на свете, желающих зла моему делу. Я создал теплый поток сил другого знака. По моей гипотезе, каждого человека сопровождает собственная брамфатура. Если моя брамфатура не справлялась с посторонними воздействиями — что ж! — я готов был ее немедленно изменить.

Вечер я провел в размышлениях о словах Богородицы.

Да, я все сделал, чтобы прикончить болезнь. Она от меня отходила уже, как сказала богиня. Но в тот день, 8 февраля, произошло удивительное событие в моей жизни.

Богородица сказала, что у меня теперь есть ангел-хранитель. Для несведущего читателя поясню: это невидимое существо, его тело состоит из тонкой материи, о которой я часто рассказываю на страницах книги, но это не значит, что он внематериален. О нет, все небеса, все планы и миры состоят из тонких эфирных веществ. И я говорил, что энергия от этого может возрастать во много крат, хотя бы из-за увеличения количества измерений. И я невольно провожу теперь аналогию или параллель: ангел-хранитель не просто бестелесное облачко, которое нельзя рассмотреть невооруженным глазом. Это не соответствует действительности. Вполне можно обнаружить его действия, как я думаю, а сила, которую он может проявить, во всяком случае, больше моей собственной. Быть может, когда-нибудь я расскажу читателю о моих наблюдениях. Пока же они скромны. То, как я поступил с болезнью… что это? Я сам или помог ангел-хранитель? Ответ я даю тот, который сложился во мне сразу: да, он помог, и прежде всего помог мне собрать воедино мою волю, мои силы. Впервые в жизни я произношу и записываю здесь сердечные слова признательности моему ангелу-хранителю. Но если его действия я пытаюсь оценить словами, то мне не дано выразить так же просто все, что я чувствую при мысли о небесной Деве. Ее известие об ангеле, оберегающем меня, обрадовало несказанно, невыразимо. Ко мне возвращалось ощущение волшебного полета. И снова я был молод и юн, я теперь как ребенок хотел говорить все, что думаю, я не хотел молчать, моя собственная брамфатура согревала меня, поддерживала, как поддерживают в воздухе крылья летящую птицу.

…Тут же я хочу записать пришедшую в голову мысль о брамфатуре атома и начинаю искать книгу М. Намиаса «Ядерная энергия» — того периода издания, когда писали еще ясно и лаконично. Но не могу найти ее — и все тут. А на глаза мне попадается другая книга — «Атомная физика» М. Борна. И тут я начинаю понимать, что раскрыть надо именно «Атомную физику» на нужной странице. Это реальная помощь мне моего невидимого помощника. Я не могу дать иной оценки ситуации, потому что я сам искал нечто иное.

И я раскрываю книгу и нахожу удивительную таблицу. Все знают закон Д. Менделеева. А то, что Н. Бор дал вслед за ним свою схему периодической системы элементов, вероятно, не все химики и физики знают. Именно эту схему я вижу в книге М. Борна. По ней легко читаются и химические свойства атомов, и строение их электронных оболочек. Семь электронных оболочек. Семь планов, где могут находиться электроны. Семь столь же почти волшебных пространств, как и в брамфатуре планеты И каждый этаж в атоме состоит из подуровней. Точно так устроен астрал со своими подпланами.

А верхняя оболочка, седьмая — у радия, урана, тория, актиния… Не правда ли, они отличаются от других химических элементов? Ведь они излучают, светят своим особым светом, и это радиация. Верхний, почти божественный уровень в мире атомов. Всемогущий, всеблагой, но и грозный свет! Актис по-гречески луч.

Возникает ассоциация. Лучи в атомах. Лучи в руках богов. Свойство высших уровней и тех структур, которые включают эти высшие уровни!

Семь планов — семь миров

Семь планов пространства насчитывается в оккультной литературе Это семь миров. Первый — физический. Второй — астральный. Третий — ментальный. Затем идут будхический, духовный, монадический, божественный. Можно встретить и другие названия. Считается, что и в каждом человеке есть семь тел. Шесть тонких тел, соответствующих материи высших миров, пронизывают как бы всего человека, но незримо для него. Смерть освобождает их.

Все легче и легче вещество планов или миров в порядке их перечисления. Их основа — эфир разного вида и свойства. Я думаю, что они отличаются от нашего физического плана еще и числом измерений, то есть структурой пространства. Общий закон таков — чем меньше число измерений, тем плотнее вещество, материя. Наш мир плотен. Четвертое измерение разрежает материю, пятое — еще больше.

На мысль о возрастании числа измерений по мере подъема в тонкие сферы меня навело замечание Божьей Матери, сказавшей как-то, что она находится за семь измерений. Это записано в дневнике встреч с ней.

Возникает очень стройная картина. По мере подъема простые действия в верхних пространствах воспринимаются в нижних планах иначе, более того, они кажутся нам, например, в нашем физическом мире необъяснимыми, ну а для многих ученых, конечно, и несуществующими. Я уже писал в первой книге о гравитации, которая в нашем плане порождает электромагнитные эффекты. Так мы это наблюдаем.

Не следует думать, что энергия верхних миров мала из-за разреженности вещества. Нет, она гораздо больше нашей. Вещество может быть чрезвычайно разрежено, но оно распределено по большему числу измерений, подвижней, его энергию трудно измерить. Таков Шаданакар вверху. Иными словами, энергия чуда может быть непредставимо велика.

Великая богиня сказала Жанне, что выше астрала есть другой мир, он ярче, красочнее, в нем больше света. Думаю, речь шла о ментальном (или каузальном, как его еще называют) мире. Это мир сверхдуши, разума. И если астральный план удерживает желания, эмоции человека, то выше, в ментале, человек сбрасывает многое из этого не всегда нужного груза, освобождая высшие способности, проявляя их в образе своего ментального тела.

И в этом именно порядке «я» человека поднимается вверх после смерти и очищения. Смерть — это тот момент, когда он освобождается от физического тела, сбрасывает его, покидает.

Меня заинтересовали некоторые подробности строения пространства. Я думал: разве наличие добавочных измерений никак не должно сказаться на структуре нашего, простого мира? И пришел к выводу: должно сказаться. И вот каким образом. То, что пронизывает нас, как бы растворено частично повсюду. И это приводит к эффекту добавочного измерения в нашем физическом мире. Этот добавок очень небольшой, мизерный. Что-то вроде тысячной доли сверх обычных трех измерений. Высота. Длина. Ширина. И еще нечто, почти неощутимое, незаметное, ускользающее. Но оно есть, существует! Другие измерения и пространства как бы немного расширяют наш мир, раздвигают его. Иногда это даже видно. Если умирает человек, иногда заметно, как над ним формируется нечто вроде туманного тела. Видны частички света над полем битвы: из них складывается иногда образ человека, его световая копия. Так «просвечивают» другие планы, и прежде всего астрал — сквозь нашу действительность.

Это гипотеза. Я не могу привести решающих доказательств. Нужны наблюдения и факты, затем — измерения. Таких приборов я не придумал.

Так можно подойти к реальным основаниям астрологии. Расположение планет в день рождения дает особый рисунок совокупности их брамфатур. В этот день они так взаимно расположены, как получилось благодаря их движению. И брамфатуры взаимодействуют, их тонкие лепестки могут даже частично перекрываться. Это воспринимается как игра света. А раз так, они и придают особый характер тому телу, которое к ним относится по самому составу вещества — к ментальному. И астральное тело небезучастно к расположению и взаимным деформациям брамфатур планет (слово «деформация» я употребляю условно, взаимодействие, конечно, сложнее).

И самое большое влияние оказывает мощная брамфатура Солнца и близкая брамфатура Луны.

Так формируется предрасположение человека в его день рождения к реакциям на внешние воздействия, ритмы времени и его судьба, его душа. Брамфатуры планет, простирая свои поля и лучи, складываясь друг с другом, образно говоря, лепят человека, наносят на его тонкие тела отметины — вечные, неисчезающие. Отсюда — характер, темперамент, способности, сила и слабость, все, что можно сказать о нем. Потом, уже в течение жизни, пружины воспитания, тиски обстоятельств довершают формирование.

Астрал как он есть

Ребенок может не знать даже о газообразном состоянии вещества Его мир устроен проще нашего: мы ведь всегда помним о воздухе, которым дышим, хотя и не видим его. Но мы, опередив ребенка, не успели все же познакомиться с другой реальностью, помимо трех состояний вещества. Только плазма заставила нас задуматься о чем-то, кроме давно известного, ничему другому нас не учили. А все эти мифы мы чаще всего считали выдумками, неизвестно для чего сочиненными древним человеком, В крайнем случае они, с нашей точки зрения, понадобились далеким предкам, чтобы объяснять явления дождя, гроз, ветра и других метеорологических явлений. И тут ничего не поделаешь — упомянутые предки были не так развиты, как мы, и даже вроде глуповаты, никак не могли взять в толк, например, что такое вода, падающая с неба, или камни того же небесного происхождения. Только современные ученые, вооруженные могучим знанием, объяснили в прошлом веке, что такое метеоры и метеориты. Тут, правда, — вспомним — имел место казус: оказалось, что несколько тысяч лет назад древние египтяне не только хорошо знали о падении метеоритов, но и пользовались иероглифическими знаками для обозначения таких событий. А мы сначала открыли падение небесных камней, а уже затем, лет через сто, узнали, что приоритет в этой области знания держит прочно Древний Египет. А до него? Ну а на этот вопрос мы даже и приблизительно ответить не можем.

Нам также непонятны другие науки древних — откуда они знали о шарообразной Земле, планетах, зодиаке, влиянии его на человека, если они ничего этого не должны знать? Таково наше отношение к древности, если убрать кое-какие надоевшие декорации.

Ну а чистилище? Один молодой упитанный ученый, побагровев, стал всерьез доказывать мне, что это выдумка в квадрате. Думаю, этот его математический термин понятен. Хочу избежать повторения этой сцены. Мне лучше один раз написать, чем выдержать несколько раз подобную дискуссию и потом еще изредка убирать осколки разбитой посуды.

Царство теней древних греков в чем-то подобно чистилищу. В средние века пространства этого ряда называли астральным планом. Это название мне нравится больше других, и я употреблял его в этой книге, иногда даже в расширенном значении. Мне приходилось вводить читателя в небесный мир, и путь этот начинается на Земле физической, а ведет он к небесам именно через астральное пространство. Поэтому я нередко говорил о таком пространстве, включая в него и другие, верхние миры.

Пришло время сказать несколько слов о собственно астрале. Это не только коридор, ведущий в следующий за ним по порядку ментальный план (или мир). У него свои законы. Они довольно любопытны и нередко вызывают раздражение и даже гнев у современных ученых, что засвидетельствовано мной выше.

Так говорят и пишут, любой предмет там иногда виден снаружи и изнутри, со всех сторон. (Прошу извинить меня за возможные неточности — я пользуюсь трудами оккультистов, но стараюсь писать короче и понятнее для читателя, чтобы не превратить необыкновенные пространства в неодолимые дебри.) Еще одна особенность — цифры там точно отражаются в зеркале: вместо 211 мы увидим 112. Мне не удалось найти в литературе такой же закон зеркального отражения для слов. Подозреваю, что он существует. Вообще же это мир света, иллюзий. Только нижние его этажи темны или почти темны. Вещество почти повсюду разрежено, оно легкое, подвижное, его можно сравнить с паром или газами. По каким-то удивительным правилам там отражаются, точно в зеркале, не только некоторые предметы, сооружения Земли, даже частицы, но и наши эмоции, мысли. Мы не видим астрал, но он незримо для нас пронизывает атмосферу и выходит за ее пределы.

И есть еще семь подпланов астрала. Тонкая материя их проникает всюду.

Есть люди, наделенные зрением четвертого измерения, или астральным зрением. Они свидетельствуют, перспектива там слабо проявляется, с расстоянием угловые размеры почти не изменяются.

Люди и животные окружены особой атмосферой. Это аура. Она хорошо видна в астральном плане. Я уже говорил о ней. Ее показывала Богоматерь. Внутри человека заключено астральное тело. Это астральный двойник. И есть аура такого двойника. Есть другой двойник — ментальный, еще более легкий, разреженный. У него своя аура — ментальная. В отличие от астральной она меняется медленно — это происходит в темпе его духовного развития, изменения его интересов, направленности мышления.

С чем сравнить астральную ауру? Это, пожалуй, напоминает бабочку в полете. Цвета мелькают, отражая изменение сиюминутных желаний человека.

В основе невидимого небесного вещества — эфир четырех видов. Я пока не выяснил, как же из него строятся более сложные структуры.

Я встречал такие названия для обитателей астрального мира: элементеры и элементалы. Они хорошо видят свой план, но не наш. Они различают наших астральных двойников, но не нас — таких, какими мы видим себя. В египетском папирусе трехтысячелетней давности можно отыскать описание самого низшего подплана астрала:

«Что это за место, куда я попал? Где я нахожусь? Здесь нет воды, нет воздуха. Оно глубокое, его не измерить взглядом, оно как темная ночь — и тут бродят несчастные люди! Здесь не в силах оставаться тот, кто кроток сердцем».

(Читатель узнает из этой книги также замеченное Жанной — то, что она увидела, примерно соответствует древнеегипетскому источнику. Разве что света побольше. А люди, как она сказала мне, похожи на облака. Таков нижний срез астрала.)

Здесь, по другим наблюдениям, черные и липкие флюиды прилипают к вашему освобожденному астральному телу, материя еще довольно плотна, она вам мешает, вы как будто барахтаетесь в киселе, будучи к тому же сами похожи на облако. Желаю вам провести поэтому здесь как можно меньше времени, что зависит от вас и вашей жизни в нашем комфортабельном мире — комфортабельном, конечно, по сравнению с нижним астралом, но не с верхним.

Ибо верхний астрал — это цветущие долины, сады, леса, говорят, они прекрасны и живописны. Земные угодья — лишь тень их. Обитатели верхнего астрала, двойники людей в том числе, сами способны менять пейзажи, создавать и парки, и леса, и даже невиданных зверей. Заметим — все это одной лишь силой мысли и воображения. Земная наша деятельность, когда мы вырубаем леса в одном месте и сажаем их в другом, поворачиваем и уничтожаем реки заодно со всеми природными комплексами и животным миром, а также рубим до последнего все сучья, на которых почти буквально сидим сами — все это лишь пародия или карикатура на деятельность верхних двойников. Не оттуда ли тянутся нити? И вдруг, злобно сверкнув зенками, новый преобразователь природы превращает в пустыню окрестность и вотчину, а пустыню во что бы то ни стало хочет превратить в цветущий сад для тех, кто видит его разве что через оптический прицел. Странное занятие. Забавные создания эти люди, в массе своей объявляющие астрал несуществующим и до того же состояния пытающиеся довести собственную землю.

Остается рассказать о среднем астрале. Там располагаются так называемые астральные архивы. О них рассказал Д. Андреев в своей «Розе мира». Я нашел и другие, более ранние сведения об этом. Архивы эти — материализация божественной памяти, живые фотографии того, что существовало когда-либо на Земле. Зеркало. Очень важно вот что: подлинный божественный архив расположен на другом небе, в ментальном плане. В астрале же можно наблюдать лишь его отражение, причем, кажется, отрывочное, эпизодическое.

Наши ученые нажимают на коэффициент преломления лучей света в воздухе, когда с ними начинаешь говорить о небесном архиве и его отдельных страницах, ставших достоянием гласности. Приходилось убеждаться, что они не всегда правильно представляют не только процессы, происходящие в глазу, но и само преломление. Иначе как объяснить попытки назвать миражом небесные города древних кельтов над Атлантикой? Какие города к западу от Ирландии или Шотландии могли тогда быть видны после преломления лучей в атмосфере? Городов тогда таких не было — в этом убеждают хотя бы раскопки. Точно так же, как нет городов, которые видны и по сей день в тех же прибрежных районах Никто никогда не наблюдал там, к примеру, Нью-Йорка. И никто не узнал небесных архитектурных ансамблей, являвшихся пораженным людям.

В небе над Гренландией в июле 1820 года с судна «Баффин» был замечен большой город с храмами, обелисками, руинами замков. Об этом рассказал капитан судна Скорсби. Что это за город? Никто не знает. Как никто не в состоянии узнать огромный красивый город, который видел в небе над Африкой путешественник Греллуа. Изумленные голоса наблюдателей, видевших такие необъяснимые небесные картины, можно было слышать в Штатах, Англии, Швеции, Германии, других странах.

А знаменитый «Летучий голландец»?.. Тоже мираж? О нет, свидетельства таких серьезных очевидцев, как король Георг V (он видел этот корабль в Атлантике в 1881 году), сходятся в одно русло: игра света не может создавать веками один и тот же образ корабля без команды на борту.

Преломляясь в атмосфере, лучи могут дать вид судна сбоку, но не снизу.

Тем не менее в 1743 году, как свидетельствуют хроники, в Британии, близ местечка Холихэд, в воздухе на высоте полторы тысячи футов плыл пакетбот водоизмещением примерно девяносто тонн, причем хорошо наблюдался именно киль, В Корнуолле сохранилось множество преданий о плавании таких же кораблей над самой землей, над холмами и возделанными полями, долинами и дорогами. В день смерти старшего из рода Кэмпбеллов в Шотландии появляется одна и та же галера со свернутыми парусами, красными флагами и флажками, черными веслами. Мерно движутся весла, и галера из поколения в поколение совершает свое традиционное небесное плавание. Лорд Галифакс, как сообщается в современной литературе, записал рассказ сына Арчибальда Кэмпбелла о смерти отца и этой старинной галере, которая в тот день подошла с командой из трех человек к берегу и над землей ушла дальше. Ее видели и местные жители и приезжие. Было это в 1913 году.

Не раз вспоминали публикацию от 28 апреля 1897 года в газете «Хьюстон дэйли пост». Воспроизвожу ее:

«26 апреля, Меркал, штат Техас. Вчера вечером несколько человек, возвращавшихся из церкви, заметили некий предмет с привязанным к нему канатом, который полз по земле. Они шли за ним, пока на переезде он не зацепился за рельс. Посмотрев вверх, они увидели нечто, что, по их предположению было воздушным судном. Поскольку оно находилось довольно высоко, было трудно определить его размеры. Из нескольких иллюминаторов били лучи света, а один яркий луч светил спереди, как прожектор локомотива. Минут через десять по канату начал спускаться человек, который оказался так близко, что можно было рассмотреть его внешность. На тщедушном его теле был легкий голубой костюм моряка. Увидев, что подле якоря люди, он остановился, перерезал под собой канат и уплыл вместе с кораблем на северо-запад. Якорь теперь выставлен на всеобщее обозрение в кузнице Эллиота и Миллера и привлекает внимание сотен людей».

Я упоминал уже обитателей астрала. Это и люди, когда-то жившие в нашем мире, и другие существа, в том числе созданные… воображением. Случай редкий даже для астрала. Тем не менее таково одно из его свойств. Особенно часто загадочные существа появляются в связи со смертью. Думаю, так обстоит дело с командой старинной галеры в Шотландии. Предания о черной даме связаны со смертью коронованных особ. Но это уже выходит за рамки небесного архива, куда мы должны сейчас вернуться.

Несколько лет назад я работал над повестью «Меч короля Артура» Листая книги и документы, находил то тут, то там свидетельства простых крестьян, в давние времена наблюдавших кавалькаду всадников с легендарным королем во главе. До недавней сравнительно поры у местных жителей не иссякала вера в возвращение короля. Когда стране будет трудно — он вернется, проснется в своей потаенной пещере, встанет и придет на помощь. Мне тогда пришло в голову, что в наше время техники Артур со своим знаменитым мечом должен не просто вернуться. Его появление должно было быть созвучно реальности… И я построил гипотезу о битве за Англию в воздухе. Британская истребительная авиация и выполнила роль легендарного меча Экскалибура — по всем законам магии. Астрал как бы вернул давние события, повторив их на новом уровне. Должен оговориться: повесть моя художественная, в ней можно заметить и явные преувеличения. Сейчас же я должен придерживаться фактов.

Но складывается парадоксальная ситуация: факты оказываются намного необычнее художественного вымысла. Судите сами. В пятидесятых годах нашего века не раз видели прямо в воздухе шотландских стрелков, которые вели огонь из ружей. Форт в книге «Новые земли» написал о солдатах, маршировавших в небе в день похорон силезского генерала фон Козеля, В Штатах, Англии, Австрии, Германии, других странах Европы не раз появлялись небесные рати. Нередко они палили из ружей и мушкетов, причем с неба чуть ли не на головы очевидцев сыпались иногда шапки, шлемы, сабли. Наблюдали и солдат, маршировавших по воде. В Хорватии несколько дней кряду в конце прошлого века по небу мчалась кавалерия. Загадочны сообщения о людях в белом одеянии и белых шлемах или накидках в Северной Америке. Но я вспоминаю о том. что викинги, некогда прибывшие в Америку (еще до Колумба), видели или слышали рассказы индейцев о таких вот американцах во всем белом. И все становится на свои места. Небо отражает давние события, старые корабли, рати минувших времен.

Следует отметить, не все способны видеть небесное. Находятся в возбужденной толпе один, два, три, несколько человек, которые сначала ровным счетом ничего такого не наблюдают. Потом и они точно прозревают. Это отмечено неоднократно. Многие находят здесь путь к простому объяснению — массовому психозу или иллюзии, вовлекающей всех без исключения, но не сразу, а по мере того, как страсти накаляются. Я должен дать другое объяснение происходящему. Второе, астральное. зрение не всегда открывается. Оно иногда вообще отказывается служить человеку и только пример окружающих стимулирует его. Надеюсь, это не более сложно, чем игра воображения или иллюзия, которую трудно навязать толпе так, чтобы были совпадения даже в деталях.

Правда о соляном столпе

Божья Матерь назвала Эру Рыб суровой. Слышал я и от людей о суровом обращении бога с людьми, иногда и о жестокости неба. В этом нужно разобраться. Нам трудно представить себе своеобразие законов небесного мира, мы их не понимаем. Между тем мир этот до некоторой степени есть наше собственное зеркало. Самые сильные наши желания и даже мысли оставляют в нем следы: об этом не надо забывать. Мы получаем иногда от неба то, что послали туда, только с некоторым запозданием. Иногда, впрочем, ответ следует немедленно.

Обратимся к Библии.

«И пришли те два ангела в Содом вечером, когда Лот сидел у ворот Содома. Лот увидел и встал, чтобы встретить их, и поклонился лицом до земли».

Вместе с Господом эти два ангела были у Авраама, дяди Лота. Когда-то Авраам вместе с племянником переселился в Ханаан. Здешние пастухи вздорили из-за пастбищ, и Лот по совету дяди переходит в цветущий Иорданский край, обосновавшись в Содоме. Лот побывал в плену после похода эламского царя против городов Заиорданья. Авраам освобождает его, и Лот снова попадает в Содом. Именно здесь разыгрывается трагедия. Давно уже жаловались небу люди именно на жителей Содома и Гоморры, погрязших в великих грехах.

Господь сказал Аврааму в присутствии ангелов и об этом, и о грядущей расплате… «Велик вопль Содомский и Гоморрский, и грех тяжел весьма». Авраам спросил:

— Неужели ты погубишь праведного с нечестивым? Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели ты погубишь и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников в нем? Не может быть, чтобы ты поступил так, чтобы ты погубил праведного с нечестивым, чтобы то же было с праведным, что и с нечестивым. Разве судия всей Земли может поступить неправосудно?

Господь отвечает:

— Если я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то я ради них пощажу все место сие.

Авраам, однако, продолжает спрашивать Господа, пощадит ли он город, где живет его племянник, если там найдется только сорок пять, сорок, тридцать, двадцать, десять праведников. Эти вопросы задаются последовательно, Авраам все время уменьшает число безгрешных и получает от Господа ответ да, он пощадит это место, если найдет хотя бы десятерых. И вот два ангела у порога дома Лотова, и Лот радушно приглашает их к себе. Они отказываются, говорят, что заночуют на улице. Затем уступают просьбам хозяина, входят в его дом. Пока они усаживаются ужинать, обратим внимание на то, что древние умели разговаривать с небом: просили войти в дом ангелов — и они входили, не оставались на улице, спрашивали Господа, и он отвечал, прислушиваясь к словам Авраама, проникаясь его сочувствием. Секрет умения прост: если вы привыкли быть добры и внимательны к людям, то и к небу вы относитесь уважительно, внимательно и ведете с ним диалог, даже в чем-то его убеждая. (Это правило: убедить можно, неоднократно повторяя просьбу от всего сердца. Правило это действует и на Земле, и в астральном мире.)

Итак, ужин готов, они сели за стол. В это время начали собираться городские жители. Содомляне обступили дом, потребовали выдать им двух незнакомцев. Это требование сопровождалось, прямо скажем, хулиганскими формулами вроде: выведи их к нам, мы познаем их.

Лот вышел к содомлянам, запер за собой дверь, смиренно обратился к ним как к братьям и предложил двух своих дочерей, лишь бы они не трогали гостей. В ответ на это содомляне заявили, что они поступят с самим Лотом еще хуже (можно представить себе, как они при этом орали и ржали).

Первая фаза этой истории завершилась тем, что пришедшие ангелы освободили Лота, втащили его в дом и поразили слепотой содомлян. Но это как будто бы не успокоило их, они еще некоторое время продолжали искать вход в дом Лота. Я так и вижу эту орущую толпу: ослепленные звериной яростью, они готовы были даже не замечать слепоту, наведенную на них с неба.

Выполняя поручение ангелов, Лот торопит своих зятьев, но те отказываются уйти из города, полагая, что старик шутит. Ангелы же торопят самого Лота, его жену и двух дочерей, оставшихся при нем. Тот тоже не спешит, но его выводят под руки за пределы города.

«Один из них сказал: спасай душу свою: не оглядывайся назад, и нигде не останавливайся в окрестности сей: спасайся на горе, чтобы не погибнуть!»

Лот же намеревается спасаться не на горе, а в городе Сигоре. И получает на это разрешение.

«И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь…»

«Жена же Лотова оглянулась позади его и стала соляным столпом».

Можно по-разному относиться к подробностям истории, рассказанной Библией. Можно искать более древние источники и заимствования, проводить аналогии с гибелью Атлантиды, с падением метеорита, с геологическим катаклизмом. Но как относиться к странной записи о соляном столпе? Неужели всерьез?

Я раскрываю комментарий Зенона Косидовского — ни слова о достоверности происшествия. Упоминание о соляном столпе завершает раздел его книги. Обращаюсь к мифологическому словарю. Читаю буквально следующее:

«Талмуд обвиняет Лота в ростовщичестве и стяжательстве, вследствие чего тот не торопится покинуть город. Жена же Лотова обращена была в соляной столп за то, что «согрешила солью», то есть не желала давать ее пришельцам (другой вариант: ходила по соседям и одалживала у них соль, чтобы при этом похвалиться гостями). Существовало поверье, что столп этот привлекает к себе диких животных и скот, уничтожающих его до основания, однако за ночь столп вырастает вновь».

Все оставалось для меня неясным. Не хотелось мне и поверить, что соляной столп, в который превратилась несчастная жена Лота, уничтожается животными. Я не мог следовать талмудической традиции и стал искать истину.

Давние следы вели к излюбленному мной астральному миру с его удивительными обычаями. Я нашел описание поразительной истории, трагичной и неповторимой: современная девушка была превращена именно в соляной столп. На мой взгляд, это было отголоском библейского эпизода. Можно сказать, судьба этой девушки по имени Зоя была решена тогда еще, когда жена Лота оглянулась на горящие города. Для астрального мира почти нет прошлого, настоящего и будущего. Когда я цитировал мифы в первой книге встреч с Богоматерью, я пытался обратить на это внимание читателя исподволь. Теперь надо это сделать прямо и решительно. Да, трудно себе такое представить, но так уж устроено небо.

Сейчас же вернемся к современному варианту происшествия.

На рождественский пост, в канун 1956 года, к Зое в город Самару (Куйбышев) приехал ее жених. Состоялся разговор Зои с женихом, затем с матерью. Набожная женщина умоляла дочь не устраивать вечеринки в тот день. Тщетно. И вот мать уходит в церковь, а к Зое прибывают подруги с молодыми людьми общим числом четырнадцать. Пятнадцатым должен был явиться Николай, жених, но его нет как нет. Ждут около часа. Потом начинается веселье. Все танцуют, кроме Зои. Ей танцевать не с кем. Тогда она снимает со стены икону св. Николая и заявляет:

— У меня найдется еще один Николай!

Держа перед собой икону, девушка танцует с ней. Подруги уговаривают ее вернуть икону на место. Зоя восклицает.

— Если есть бог, он меня накажет!

Несколько мгновений — и музыка стала не слышна. Грохот и шум совершенно ее заглушили. Ослепительно вспыхнул свет — точно молнии сверкнули. По комнате прошелся вихрь, почти смерч. В ослепительном столбе света стояла Зоя с иконой, она застыла на месте. Остальных охватил страх, почти ужас. Они еще не знали, что произошло. Но вот все стало как будто бы возвращаться на свои места. Кто-то натянуто улыбнулся. И тут стало еще страшнее. Произошло нечто такое, чему нельзя подыскать слов.

Зоя стояла как мраморное изваяние. К ней подходили гости и убеждались в невозможном: ее тело стало камнем. Впрочем, многих гостей еще раньше как ветром сдуло. Скоро ушли и остальные, чтобы разнести по городу весть о случившемся. Мать Зои лишилась чувств, когда вернулась из церкви, ее отправили в больницу на несколько дней. Так девушка стояла в комнате много дней: их было 128, таких дней и ночей. Ее сердце билось под камнем. Удары его прослушивались. Врачи пытались делать уколы, но иглы шприцев ломались. С таким же успехом можно попытаться делать уколы мраморной колонне. Множество зевак стекались к дому, где жила Зоя. Иные проникали в комнату. Вскоре появилась милиция. Только наряд милиции прекратил это паломничество. Днем и ночью несли вахту милиционеры, трижды сменяясь в течение суток. Зоя не ела, хотя были попытки кормить ее. Она просто не могла принимать пищу. Трудно представить, что пережила ее мать, молившаяся ночами. Что касается милиционеров, то самые молодые не выдерживали, это считалось самым трудным дежурством: нелегкие ночи оставили им на память раннюю седину. Потому что ночами девушка кричала. Такая вот странность: днем гробовое молчание, по ночам — душераздирающие крики. Постепенно содержание просьб-воплей девушки становилось все более ясным, обретало устойчивость:

— Молитесь, молитесь за грехи наши! Мир в грехе гибнет! Земля в беззаконии горит!

Так было много ночей подряд.

— Кто наказал, тот и помилует! — ответил якобы патриарх, когда к нему обратились с просьбой принять участие в судьбе Зои.

Было очевидно влияние неземных сил на события. Никто, ни мать, ни сердобольные люди, ни священники не могли вернуть икону св. Николая на место. Окаменевшие руки девушки не отдавали ее никому. Только в праздник Рождества Христова отец Серафим сумел освободить образ св. Николая и вернуть его на место. Перед этим он освятил всю комнату.

Когда я впервые слышал от Жанны эту историю (она хорошо о ней наслышана), то именно на эту подробность внимания не обратил.

У меня сложилась такая гипотеза: налицо вмешательство астрального мира, эмоции и экстравагантные поступки девушки привели к быстрому формированию элементалов, они дословно выполнили желание девушки «быть с другим Николаем». Астральная эссенция, как отмечается в литературе, вообще часто обращается в камень.

А сейчас я должен сообщить нечто очень важное. Я решился спросить у Божьей Матери, прав ли я в моих предположениях. Я передал, как всегда, мой вопрос через Жанну. Она не смогла сформулировать его в терминах астральной реальности, потому что никогда не занималась оккультизмом.

— Правильно ли он объясняет происшедшее? — таков был вопрос Жанны к Божьей Матери.

В формулировке вопроса Жанне удалось избежать астральных терминов и тонкостей. Она предполагала, что Божья Матерь знает мое объяснение и без слов. Разумеется, так оно и есть: пресветлой богине, великой Исиде не обязательно сообщать текст моего вопроса. Достаточно спросить: он прав? И вот что ответила Божья Матерь:

— Частично.

Я частично прав. Мои объяснения, опиравшиеся на законы астрального мира, отражали в какой-то степени истину. Эссенция, пронизывающая наш мир и остающаяся невидимой для людей, может обращаться в камень, ибо это особая, астральная эссенция — ее называют иногда злементальной. Кроме того, она может выполнять желания людей, разума. И есть еще элементалы, как я уже говорил, они тоже готовы до некоторой степени материализовать мысль. Все это и есть частичное отражение моим мозгом истины.

Богиня Исида, она же Божья Матерь и Мать Мира, сообщила об этом.

Моя первая реакция на ответ богини Исиды: я слишком ненаходчив в объяснении свойств астрального мира (или, как еще пишут и говорят, астрального плана). Потом пришло прозрение. А что такое вообще попытки людей понять мир, миры, пространства, особенно иные? Разве их можно назвать правильными? Увы, они лишь частично правильны, и то в лучшем случае.

Вернемся к девушке Зое.

К ней приезжал московский митрополит Николай. Я отдаю ему должное и придаю большое значение совпадению имени его с именем святого. Митрополит служил молебен и утешил:

— Нужно ждать Великого Праздника Воскресения Христова.

Еще один многозначительный визит: к девушке пришел старец, откуда он, никто не знал и не знает. Он спросил ее:

— Что, устала стоять?

Милиционеры дважды отказывали старцу, не пускали его в квартиру. Только на третий раз, в канун праздника Благовещения, он был допущен и произнес эти три слова. Никто не слышал, что ответила Зоя, днем обычно молчавшая. Но если бы она и ответила ему, то именно то, что он ожидал услышать. В комнату вошли милиционеры, чтобы проводить его к выходу, но не обнаружили старца. Он исчез. (Потом, когда Зою спросили куда делся ее посетитель, она ответила, что он ушел в угол, т. е. в икону св. Николая. Дополнено наборщиком.)

На праздник Пасхи Зоя пришла в обычное состояние. Ее тело освободилось от каменных оков, стало упругим и мягким. Зою уложили в постель.

— Кто кормил тебя? — спрашивали ее.

— Меня голуби кормили! — отвечала Зоя.

На третий день Пасхи девушка скончалась.

Об этом знают многие.

— Это было так, как рассказывают люди? — спросила Жанна богиню.

— Да.

— Были ли такие случаи еще?

— Есть случаи — ответила Богоматерь.

— Где теперь Зоя?

Исида подняла правую руку, указав на небо.

Зоя теперь в верхних слоях астрального, или ментальном плане, — так я понимаю ответ пресветлой богини. Люди часто не делают различий между этими слоями, поэтому я скажу на языке людей: девушка теперь в раю.

Кость или камень оживают. Известно и такое. Миф рассказывает о Пигмалионе с Крита, настоящем отшельнике, не пользовавшемся услугами местных красоток. Из слоновой кости он сделал статую прекрасной женщины, в которую влюбился. Согласно его замыслу богиня Афродита могла вдохнуть жизнь в статую. Он молился великой богине об этом. Статуя ожила. Имя женщины — Галатея. Они поженились. Родилась дочь Пофос. Так же именовался город на Кипре, центр культа Афродиты.

Мне очень хотелось узнать от самой Афродиты-Богоматери, откуда пошла молва. Может быть, такое случилось на самом деле? Я сдержал мгновенный приступ любопытства. В конце концов, тонкая субстанция астрального мира, или эссенция, как ее иногда называют, способна затвердеть, породив камень или соляной столп, но она же готова к обратному превращению. Это ответ.

Я верю в главное: в сам мир богов. Достоверно знаю, что Афродита — богиня подлинная, живая, здравствующая ныне. Верующие знают ее под именем Божьей Матери, Богородицы, Девы Марии. Этой изумительной истиной можно, как мне представляется, удовлетворить человеческое любопытство всех степеней. Рассказывая же новую редакцию мифа о Пигмалионе или пространно комментируя известную издревле версию его, мы углубляемся в науку об астральном пространстве, обычно невидимом и неощутимом.

Теперь это ясно. И эта наука уже перестает быть оккультной, сокровенной.

Еще во II веке нашей эры греческий сатирик и философ Лукиан засвидетельствовал странный случай. Он якобы видел, как жрецы, поднявшие статую Аполлона, не смогли ее удержать, она вырвалась из их рук, но не упала, а поднялась вверх и улетела подобно птице. А в нашем веке много раз описаны случаи оживающих картин, скульптур и даже кукол. Это происходило по обе стороны Атлантики и лишь укрепляло веру ученых в силу иллюзий. Появилось много верующих в оптические обманы разного рода, даже когда это переходило все рамки дозволенного оптикой — именно в этом суть безграничной научной веры в то, что нет ничего нового и неизвестного о в этом мире. А между тем еще в 1856 году появилось газетное сообщение о строительстве железной дороги во Франции («Пресс грелуа») И описанное там диво тоже пытались объяснить игрой света. Когда рабочие прокладывали тоннель, то раскололи большой камень из него появилось чудище, взмахнуло крыльями. издало жуткий крик и тут же упало замертво. На лапах его были перепонки. кожа голая, толстая, маслянистая. Иллюзия уникальна: она дала возможность впервые увидеть живого птеродактиля, замурованного в камне в течение десятков тысяч лет. В то время, в середине прошлого века, это воспринималось как вполне достоверное событие. Теперь в это поверить действительно трудно даже либералам от науки. Еще больший протест вызывают, конечно же, оживающие картины и статуи. Признан многими лишь портрет Дориана Грея, да и то в рамках литературного произведения.

Место действия — рейнский замок Линденберг. Главное действующее лицо привидение монахини с кинжалом в одной руке и зажженной лампой в другой. На ней белое платье с пятнами крови. Время действия — XVI век нашей эры.

Все знали о привидении, и, когда молодой человек, влюбившийся в дочь управляющего замком, решил по обоюдному согласию похитить ее, им пришла в голову мысль устроить побег пятого мая — именно в этот день раз в пять лет появлялось привидение, обходило замок и исчезало в склепе, который оставляли открытым. Влюбленные решили использовать это. Девушка должна была одеться в белое платье, чтобы под видом монахини, возникавшей из небытия, без помех пройти к жениху, ожидавшему ее близ замка на быстроногом скакуне.

Привидение появлялось в полночь. Влюбленный ждал. Оставалось примерно четверть часа. Полная тишина. Ни души. Никто не хотел встречи с монахиней. И в то же время — настороженность. Много, слишком много глаз тайно следили из окон, подстегиваемые любопытством. Вот показался огонь. Он двигался вдоль галереи. Это, конечно, лампа. Потом огонь мелькнул среди темных кустов на дорожке и вскоре оказался у ворот замка. Соскочив с коня, влюбленный принял возлюбленную на руки, в следующий миг конь понес их к Рейну.

Случилось несчастье — конь споткнулся, упал. Юноша потерял сознание. Утром крестьяне случайно увидели его и павшего коня. Его доставили в один дом, где он через пару дней пришел в себя. Конечно же, с той минуты, как он очнулся, его интересовала лишь невеста. Никто не видел ее.

Но вот в полночь в его спальню вошла как будто бы она в том самом белом платье, держа в руке лампу, а в другой — кинжал. Он приподнялся, всматриваясь в ее лицо. Замер. Она подошла, наклонилась над ним, сказала:

— Ты меня любишь, и я буду приходить к тебе каждую ночь!

Он вскрикнул. Ее лицо было другим, незнакомым. Крик повторился. Послышались торопливые шаги. Хозяева дома, приютившие его, были уже на пороге комнаты. Привидение исчезло. Никто, кроме него, не успел увидеть монахиню, так быстро она ушла.

Позднее он узнал вторую часть истории.

Его возлюбленная вышла к воротам замка в условленное время. Она опоздала всего на несколько мгновений. Всадник и женщина в белом уже удалялись, все глуше становился стук конских копыт. Девушка упала в обморок тут же, у ворот.

Прошло время. Она оказалась в монастыре.

В другом монастыре нашел успокоение ее возлюбленный.

Настоятель, которому он рассказал историю своей любви, был сведущ в тайных науках и вызвал привидение. То была испанка, умершая столетие назад. Когда-то в свое время она тоже была в монастыре, но бежала в Германию с влюбившимся в нее молодым человеком. Ему она изменила, сошлась с владельцем замка Линденберг, но и тому изменила, в конце концов убив его кинжалом, тем самым, что видели в ее руке. Лампа тоже осталась с той памятной ночи, когда она совершила злодейство.

Жизнь ее вскоре подошла к концу — она болела и умерла, и ее без исповеди бросили в заброшенный колодец.

Настоятель проявил милосердие, выполнив ее посмертную просьбу: останки ее из колодца, который она указала, были погребены: сотворили молитву. И тогда привидение в последний раз появилось, но видел его один настоятель. Всего несколько слов сказала бывшая испанская монахиня: она прощена богом, ее душа обрела покой.

Астральное вещество — напомню — свободно проникает в камень, воду, не говоря уже о воздухе. В книгах можно найти примеры, показывающие, как стихийные духи астрала находят пристанище в земле, в скалах, в каменных глыбах. Да, они невидимы, как и весь эфемерный астрал. Но они существуют. Феи — не выдумка. Даже в самых причудливых легендах есть доля истины об этих существах. Вообще же стихийные духи никак не соотносятся с душами людей, с их астральными телами. Это особая группа населения невидимого мира.

Поэтическое сказание о Мелюзине переносит нас в Албанию. Мне почему-то кажется, что это Албания Кавказская и происшедшее относится примерно к пятому веку до нашей эры. Потом, как водится, сказание было дополнено более современными деталями и дошло до наших дней уже в измененном виде.

Мелюзина была лишь наполовину феей. Ее отцом был король Албании Элинас, женившийся на Прессине, прекрасной строгой фее с причудами. Она взяла с него слово, что он не будет входить в ее спальню, пока она не встанет с постели. Но вскоре после рождения трех дочерей-близнецов, в том числе Мелюзины, король нарушил это слово и появился в покоях супруги. Строгая фея покинула его вместе с дочерьми. Король горевал, а Прессина показывала в первое время трем маленьким сестрам живописную Албанию. Дорога вела их по склонам высоких гор, и дочери ее должны были понять, что это отец их виноват в том, что они потеряли власть над живописной страной. Когда сестры подросли, они все вместе заточили своего отца внутрь самой высокой горы и замуровали вход в пещеру.

Прессина рассердилась. Она все еще любила своего короля. Каждой из дочерей она придумала наказание. Мелюзина должна была каждую субботу превращаться в полуженщину, полузмею. Нетрудно отыскать параллель в русской сказке о царевне-лягушке, а также в легендах о скифской богине-сирене.

В случае с Мелюзиной должен был отыскаться мужчина, который женился бы на ней. В свою очередь, Мелюзина должна была позаботиться о том, чтобы он не узнал тайны ее превращения.

В современном варианте сказания такой мужчина нашелся и был он французом. Имя его Раймонд де Лузиньян. Встретив, как это нередко бывает в такого рода историях, свою красавицу в глухом лесу, он тут же страстно влюбился в нее. Она же после короткого объяснения заявила, что он никогда-никогда не должен был видеть ее по субботам, точнее, вечером в этот день после заката солнца и до восхода его утром в воскресенье. Это те самые колдовские часы, когда Мелюзина отбывала наказание, назначенное ее матушкой, в образе полузмеи. В скифской легенде, записанной в Древней Греции, красавица полузмея встретилась со странствующим Гераклом, и тому это отнюдь не показалось странным, более того, у них родились сыновья.

Что касается утонченного француза, то на него было трудно рассчитывать в этом щекотливом вопросе, и Мелюзина была, пожалуй, права. Извинить эту излишнюю утонченность Раймонда с точки зрения простого героя — Геракла ли, другого ли богатыря — можно было разве лишь во время совместной трапезы, когда Раймонд, его сородич или хотя бы потомок его славного рода показал бы нашим древним полубогам во время трапезы, как надо лакомиться лягушачьей лапкой.

Нужно сказать, что у Мелюзины, возможно, по желанию более поздних интерпретаторов этой истории, был уже к моменту знакомства с Раймондом великолепный замок, отстроенный лесными духами, то есть, по существу, астральными существами. Высокая башня принадлежала только Мелюзине, и она уединялась там каждую субботу, как сказано. Можно понять все возраставшее любопытство Раймонда, который терялся в догадках, что же делает его очаровательная супруга в этой башне каждые вечер и ночь с субботы на воскресенье. Друзья, как заведено среди них, все чаще указывали ему на неверность Мелюзины.

Однажды, обуреваемый страшными картинами измены его жены. Раймонд стал подслушивать за дверью. И он услышал незнакомый голос. Раздавались звуки, какие-то слова, разобрать их он не мог. И немедленно ринулся за топором. Высадив дверь, ревнивый француз увидел ту же Мелюзину, но в другом, уже знакомом нам образе. Похожа она была на сирену, но за плечами у нее были еще и крылья. Раскрыв в изумлении рот, Раймонд безучастно наблюдал полет своей жены через распахнутое окно башни. На прощанье она успела воскликнуть:

— Раймонд, ты потерял меня навсегда!

Печальнейшие из своих дней после этого Раймонд завершил в какой-то пещере среди нищих и паломников. Мелюзина же иногда навещала замок, где ее видели в той же угловой башне.

В этой истории соединилось так много от разных времен и традиций, что я не берусь судить, где кончается тут наш трехмерный мир и начинается астрал. Мне это не по силам. Но что для нашего обычного пространства подобные случаи чрезвычайная редкость, можно поручиться.

Пришельцы из иных миров

Сверхпространство. Планы астрального и ментального мира. Верхние миры, или планы, как их называют оккультисты, не рискующие описывать это чудо. Страницы книги Д. Андреева: свет, его тональность, интенсивность в астрале и ментале. Что это за волны? Это ведь другой свет, не наш, я об этом писал в первой книге! И это не все, что я пытался себе представить.

Помню звонок Жанны. Она увидела астральный мир. Это как во сне. Неожиданно. Я расспрашивал. Было, как я думал. Она увидела души, и были они, как облака, как туман. Лица, тела — все такое, слегка призрачное. Голос сказал ей: это первый и второй этажи, на первом — темень. Только на втором — эти фигуры, закутанные в туманы и дымку. Страшно! Это ее восклицание.

Хотел ли я увидеть то же?

Не знаю. Меня поражало спокойствие, мое собственное. Даже равнодушие. Я не спрашивал даже о годе своей смерти — хотя мог бы узнать его от Божьей Матери. Меня по-прежнему интересовали вопросы. Но только те, которые вдруг воспламеняли. Они пробивали ту броню спокойствия, которая защищала меня от случайностей. Еще осталась известная усталость — я никогда раньше не брался за следующую книгу. если после окончания предыдущей работы прошло меньше года-двух. Я не спешил. Быть может, даже данные о моей кончине не заставили бы меня ускорить продвижение вперед. И только они, простые вопросы. держали меня на плаву, я несся тогда с ними вместе по стремнинам, которые рождали другие, сопутствующие идеи.

Однажды во время обмена репликами за плечами и спиной великой богини было сияние: это как светящееся облако. Потом оно разошлось — и Жанна с удивлением увидела три зеленых дерева с большими листьями, густые кусты под ними. Слышался мелодичный звон.

— Что это за деревья? — воскликнула она.

— Это у нас — ответила Божья Матерь.

Это значит, что наряду с астралом Жанне дано было увидеть и кусочек верхнего небесного мира.

Я же углублял свои знания об иных мирах по книгам и журналам.

Имя девочки — Шанти Деви. Она родилась в Индии, в Дели, в 1926 году, а спустя три года стала рассказывать взрослым о своей предыдущей жизни. Тогда якобы ее звали Лугла и жила она в восьмидесяти милях от Дели, в городе Мутра. Выдуманная, как полагали, девочкой Лугла родилась, по ее словам, в 1902 году, то есть была старше самой Шанти Деви почти на четверть века.

Каприз ребенка? Стремление скомпенсировать недостаток к ней внимания со стороны других детей или взрослых? Игра? Если это игра, то стало ясно, что она слишком серьезна для ребенка такого возраста. Девочка рассказывала о своем муже в прежней жизни, он был торговцем, его звали Кеддар Нат, у них родился сын, который умер через десять дней. Так прошло шесть лет.

Когда девочке исполнилось уже девять лет, выяснилось, что Кеддар Нат действительно существует. В семью приехал его родственник, потом он сам. Девочка узнала того и другого. Они ее, естественно, впервые видели. Кому-то пришло в голову повезти ребенка в Мутру. Собрали настоящую комиссию. На вокзале Деви узнала встречавшего их другого родственника ее мужа в другой жизни. Наконец дело дошло до того, что Деви заявила о деньгах, которые она, будучи женой Кеддара Ната, спрятала в доме, в укромном уголке, по обычаю всех женщин, независимо от страны и места жительства. Деньги не нашли. Девочка настаивала на своем. Кеддар Нат в некотором смущении вынужден был признаться, что действительно нашел деньги после смерти жены и спрятал их в другом месте. Это, говорят, произвело большое впечатление на комиссию, не меньшее, чем тот факт, что Деви говорила на местном диалекте.

Подобные случаи не редкость. Редкостью можно считать объективное отношение к ним ученых, которых, судя по всему, можно убедить лишь в том, в чем они сами давно убеждены.

Американец Эдгар Кейс родился в 1876 году, а умер в 1945-м. Однажды он вспомнил эпизод из своей прошлой жизни. Он сидел на берегу реки с молодым солдатом. Шла война с индейцами. Оба были голодны, но этот молодой солдат тем не менее отдал ему свою еду. После этого воспоминания прошло едва ли несколько месяцев. В городе Вирджиния-Бич Эдгар зашел в парикмахерскую, уселся в кресло. Вдруг в ту же парикмахерскую вошел мальчик лет пяти с отцом. И этот мальчик, улыбнувшись, немедленно забрался к Эдгару на колени. Отец мальчика изумился такой доверчивости своего отпрыска, его странному поступку. Он тут же воскликнул: «Оставь, пожалуйста, чужого дядю в покое!» Мальчик возразил отцу: «Я знаю этого дядю, мы вместе сидели голодными у реки!»

Вернемся в густонаселенную Индию, где такие происшествия не редкость, как мы уже выяснили.

«Я Суреш Варма, владелец магазина радиотоваров в Агре, у меня есть жена и двое детей!» — заявил недавно своим родителям пятилетний Торан. Журналист Михаил Капустин рассказал об этом на страницах журнала «Эхо планеты».

«Однажды я возвращался домой с работы на машине — убеждал родителей Торан. — Подъезжая к дому, я дал гудок, чтобы моя жена Ума открыла ворота. Тут же я увидел двоих. Они бежали к моей машине с пистолетами в руках. Раздались выстрелы. Одна из пуль попала мне в голову». Порой после таких рассказов мальчик начинал швырять в родителей тарелками, кричал, что он их не знает, что они не его родители. И родители мальчика, Шанти и Махавир Прасад, вынуждены были поехать из деревни Вадх, где они проживают, в Агру, до которой не так уж далеко — тринадцать километров. Обнаружилось, что некий Суреш Варма там действительно проживал и торговал именно радиотоварами. Пять лет назад его не стало. И все произошло именно так, как говорил мальчик. Его вдова Ума воспитывает двоих детей, она согласилась встретиться с Тораном. Мальчик бросился к ней и ее детям с объятиями, он узнал всех троих и тут же спросил о своем старом автомобиле марки «фиат». Ума ответила, что теперь у них автомобиль «марути», а «фиат», купленный Сурешем Вармой, продан. Мальчика это огорчило.

Нашлись двое ученых, которые обследовали мальчика. На его правом виске обнаружили странный рубец. Ознакомились с результатами вскрытия тела Суреша Вармы. Оказалось, что пуля попала именно в правый висок, рикошетировала от черепа и вышла над правым ухом. Здесь, над правым ухом, у Торана большое родимое пятно.

Специалисты только одного Бангалорского института психического здоровья и невропатологии с 1975 года изучили более двухсот пятидесяти случаев, подобных этому. Примерно в половине случаев «предыдущая жизнь» кончалась убийством. Пол человека при возвращении меняется редко. Люди (часто это дети) испытывают страх к тому, что было причиной смерти «тогда». Боятся колодцев, в которых утонули, пожаров, оружия и т. п.

Жаль, что материалистическая диалектика в исполнении чиновников от науки с набитыми дипломами карманами, полученными при содействии таких же «диалектиков», открыв наподобие Колумба новый и бесконечный мир познания, тут же и закрыла его с помощью обычного вульгарного материализма.

Мы еще не можем оценить последствия этого факта и не знаем, к чему приведет несостоявшееся второе рождение всемогущего метода познания объективной реальности в условиях новой информации. Но, может быть, и первое рождение прошло не вполне благополучно?

Вернемся к фактам, ведь они — воздух науки.

На этот раз обратимся снова к американскому материалу, отраженному в недавно вышедшей книге Билла Шула «Бессмертные животные — наши питомцы и их жизнь после жизни». Отметим сначала, что заглавие книги явно перекликается с названием книги Р. Моуди. Речь же в ней идет о призраках домашних животных, которые спасали своих хозяев.

Робин Деланд вел машину глухой ночью по горной дороге, где вряд ли можно разминуться двум автомобилям, разве что на предусмотренных на этот случай площадках. Это штат Колорадо. Впереди, в луче света от фар, возникла собака. Машина почти догнала ее. Робин тормознул, и по его спине пробежали мурашки. Он узнал собаку, это был его колли Джефф, умерший полгода назад.

Угадает ли читатель, что сделал Робин?.. Он вышел из машины и стал звать свою собаку, которой полгода не было в живых. Но Джефф даже не обернулся, он шел вперед, к повороту, такому крутому, что за ним ничего не было видно с этого места. Обвал — вот что увидел Робин. Глыба сорвалась со склона и перегородила полотно. В движении ее ни за что не заметить вовремя!.. Но где Джефф, спасший ему жизнь? Робин оглянулся. Призрак его собаки исчез.

Штат Колорадо. Вечер. Гроза. Фрэнк Талберт спит в своей постели, спит так крепко, что никакая гроза с громом и молнией его не разбудит! И все же ему пришлось проснуться. Совсем рядом с его домом оглушительно залаяла собака. Это был нервный, призывный лай. Он сбросил одеяло, оделся, потому что лай повторился. На этот раз собака рычала у самой двери. Фрэнк открыл дверь и увидел пса. Рыжий сеттер с белым пятном на груди медленно удалялся от дома, он словно звал за собой Фрэнка. Тот последовал за собакой. Прошла минута. Сверкнуло в небе. Грохот! Небо раскололось над самой головой. Фрэнк замер, оглянулся. Его спальня уже занялась огнем. Молния угодила в его дом… Нужно ехать к соседу, решил Фрэнк. Прошло еще несколько минут. Он рассказывал соседу эту странную историю и, конечно же, не забыл упомянуть, как собака, спасшая ему жизнь, внезапно исчезла, точно сквозь землю провалилась.

— Пес очень похож на моего Сэнди, судя по твоему описанию, — сказал сосед задумчиво.

— Я обязан ему жизнью! — воскликнул Фрэнк. — Где твой сеттер?

— Сэнди… видишь ли, Сэнди мой умер два месяца назад, — прошептал сосед.

А теперь я выношу на суд современного читателя три истории, записанные в нашем отечестве и опубликованные в прошлом веке.

Вот первая из них, опубликованная в журнале «Ребус»…

«Самым лучшим гульбищем в летнее время служит для жителей г. Симбирска так называемая Киндяковская роща, находящаяся в трех верстах от города, по Саратовскому тракту. В этой роще в самой глуши деревьев красуется и доныне, хотя и крайне попорченная непогодами и годами, каменная массивная беседка в виде довольно большого (вроде языческого) храма с колоннами и с каменными урнами на четырех столбах вокруг круглого купола. С этою беседкою соединено у старожилов города много легендарных рассказов, и многие кладоискатели, полагая, что под беседкою сокрыт клад, нередко подрывались под фундамент или портили каменный пол. Но вот истинный рассказ, слышанный от старого владельца села Киндяковки, умершего в шестидесятых годах столетним стариком, Льва Васильевича Киндякова. Вышеупомянутая беседка, по его словам, сооружена еще в середине прошлого, XVIII, столетия над прахом одной родственницы семейства Киндяковых, лютеранского вероисповедания, и сам Киндяков, служивший при императоре Павле Петровиче, не помнит времени этой постройки. Вот что случилось с ним самим в 1835 году. Однажды собрались в доме у г. Киндякова в селе Киндяковке в летнее время гости и играли в карты. Часу в первом пополуночи вошел в комнату лакей и доложил Льву Васильевичу, что какая-то старая дама вошла из сада через террасу в лакейскую и неотступно требует о себе доложить, имея важное дело. Г. Киндяков встал из-за стола, вышел в прихожую и действительно увидал высокого роста бледную старушку, одетую в старомодный костюм. На вопрос о том, что ей угодно в такое позднее время и кто она, старушка ответила:

— Я Эмилия, родственница твоя, схороненная в саду под беседкой. Сегодня в одиннадцать часов двое грабителей сняли с меня золотой крест и золотое обручальное кольцо и потревожили прах мой.

С этими словами старушка быстро пошла в отворенные двери террасы и скрылась в саду. Г. Киндяков, сроду ничего не боявшийся, счел все это явление за продукт расстроенного картежною игрою воображения, велел подать себе умыться холодной воды и как ни в чем не бывало возвратился к гостям метать банк. Но каково же было его удивление, когда на другой день, в десять часов утра, явились к нему караульщики сада и доложили, что пол в беседке выломан и какой-то скелет выброшен из полусгнившого гроба на землю. Тут поневоле пришлось уже верить, и г. Киндяков, предварительно удостоверясь, что и лакей в прошлую ночь видел то же видение и слышал ясно (от слова до слова) все произнесенное привидением, немедленно обратился к бывшему в то время в Симбирске полицмейстеру, полковнику Орловскому. Тот энергически принялся за розыски, и действительно обнаружено было, что два симбирских мещанина ограбили труп и заложили золотые крест и кольцо в одном из кабаков: главною же целью их было отыскание клада. Этот же рассказ слышали лично от г. Киндякова симбирский помещик Сергей Николаевич Нейков, доктор Евланов и многие другие.

Из числа подобных фактов факт этот замечателен тем, что привидение не только явилось, но и отчетливо говорило, что редко встречается, и что, наконец, посмертный призрак явился отнюдь не ранее, как лет через сто после смерти. К этому мы можем присовокупить, что г. Киндяков был старик в высшей степени правдивый и не верящий ни во что сверхъестественное и пользовался до самой смерти прекрасным здоровьем».

Вот вторая история, опубликованная в «Вестнике Европы» (имени своего рассказчик не сообщил).

«Осенью 1796 года тяжкая болезнь родителя вызвала отца моего в Туринск, он поспешил к нему вместе со своею супругою, нежно им любимою, и почти со всеми детьми, и имел горестное утешение лично отдать отцу последний долг, но через несколько дней (26 октября) на возвратном пути из Сибири скончался от желчной горячки в Ирбите, где и погребен у соборной церкви.

Супружеский союз моих родителей был примерный: они жили, как говорится, душа в душу. Мать моя, и без того огорченная недавнею потерею, лишившись теперь неожиданно нежно любимого супруга, оставшись теперь с восемью малолетними детьми, из которых старшему было 13 лет, а младшему только один год, впала в совершенное отчаянье, слегла в постель, не принимая никакой пищи, и только изредка просила пить. Жены ирбитских чиновников, видя ее в таком положении, учредили между собою дежурство и не оставляли ее ни днем, ни ночью. Так проходило тринадцать уже дней, как в последний из них, около полуночи, одна из дежурных барынь, сидевшая на постланной для нее на полу перине и вязавшая чулок (другая спала подле нее), приказала горничной запереть все двери, начиная с передней, и ложиться спать в комнате перед спальнею, прямо против незатворенных дверей, для того, чтобы в случае надобности можно было ее позвать скорее. Горничная исполнила приказание: затворила и защелкнула все двери: но только что, постлав на полу постель свою, хотела прикрыться одеялом, как звук отворившейся двери в третьей комнате остановил ее; опершись на локоть, она стала прислушиваться. Через несколько минут такой же звук раздался во второй комнате и при ночной тишине достиг до слуха барыни, сидевшей на полу в спальне: она оставила чулок и тоже стала внимательно прислушиваться. Наконец щелкнула и последняя дверь, ведущая в комнату, где находилась горничная… И что же? Входит недавно умерший отец мой, медленно шаркая ногами, с поникшею головою и стонами, в том же халате и туфлях, в которых скончался. Дежурная барыня, услышав знакомые ей шаги и стоны, потому что находилась при отце моем в последние два дня его болезни, поспешила, не подымаясь с пола, достать и задернуть откинутый для воздуха полог кровати моей матери, которая не спала и лежала лицом к двери, — но, объятая ужасом, не могла успеть в том. Между тем он вошел с теми же болезненными стонами, с тою же поникшею головою, бледный как полотно, и, не обращая ни на кого внимания, сел на стул, стоявший подле двери, в ногах кровати. Мать моя, не заслоненная пологом, в ту же минуту его увидала, но от радости забыв совершенно, что он скончался, воображая его только больным, с живостью спросила: «Что тебе надобно, друг мой?» — и спустила уже ноги, чтобы идти к нему, как неожиданный ответ его: «Подай мне лучше нож!» — ответ, совершенно противный известному образу его мыслей, его высокому религиозному чувству, остановил ее и привел в смущение. Видение встало и, по-прежнему не взглянув ни на кого, медленными шагами удалилось тем же путем. Пришед в себя от охватившего всех оцепенения, дежурившая барыня разбудила свою подругу, и вместе с нею и горничною пошли осматривать двери: все они оказались отворенными!

Событие непостижимое, необъяснимое, а для людей, сомневающихся во всем сверхъестественном, и невероятное: но ведь оно подтверждается свидетельством трех лиц! Если б видение представилось только одной матери моей, пожалуй, можно бы назвать его следствием расстроенного воображения женщины больной и огорченной, которой все помышления сосредоточены были на понесенной ею потере. Здесь, напротив, являются еще две сторонние женщины, не имеющие подобного настроения, находившиеся в двух разных комнатах, но видевшие и слышавшие одно и то же. Смиримся перед явлениями духовного мира, пока недоступными исследованиям ума человеческого и, по-видимому, совершенно противными законам природы, нам известным».

А вот и третья история-снова из «Ребуса»…

«Нижеследующий рассказ относится ко времени первого замужества моей покойной жены (сообщает А. Аксаков) и был написан ею по моей просьбе в 1872 году: воспроизвожу его здесь дословно по рукописи…

Это было в мае 1855 года. Мне было девятнадцать лет. Я не имела тогда никакого понятия о спиритизме, даже этого слова никогда не слыхала. Воспитанная в правилах греческой православной церкви, я не знала никаких предрассудков и никогда не была склонна к мистицизму или мечтательности. Мы жили тогда в городе Романово-Борисоглебске Ярославской губернии. Золовка моя, теперь вдова по второму браку, полковница Варвара Тихоновна, а в то время бывшая замужем за доктором А. Ф. Зенгиреевым, жила с мужем своим в городе Раненбурге Рязанской губернии, где он служил. По случаю весеннего половодья всякая корреспонденция была сильно затруднена, и мы долгое время не получали писем от золовки моей, что, однако ж, нимало не тревожило нас, так как было отнесено к вышеозначенной причине.

Вечером с 12-го на 13-е число мая я помолилась Богу, простилась с девочкой своей (ей было тогда около полугода от роду, и кроватка ее стояла в моей комнате, в четырехаршинном расстоянии от моей кровати, так что я ночью могла видеть ее), легла в постель и стала читать какую-то книгу. Читая, я слышала, как стенные часы в зале пробили двенадцать часов. Я положила книгу на стоявший около меня ночной шкафчик и, опершись на левый локоть, приподнялась несколько, чтобы потушить свечу. В эту минуту я ясно услыхала, как отворилась дверь из прихожей в залу и кто-то мужскими шагами взошел в нее: это было до такой степени ясно и отчетливо, что я пожалела, что успела погасить свечу, уверенная в том, что вошедший был не кто иной, как камердинер моего мужа, идущий, вероятно, доложить ему, что прислали за ним от какого-нибудь больного, как случалось весьма часто по занимаемой им тогда должности уездного врача: меня несколько удивило только то обстоятельство, что шел именно камердинер, а не моя горничная девушка, которой это было поручено в подобных случаях. Таким образом, облокотившись, я слушала приближение шагов — не скорых, а медленных, к удивлению — и когда они, наконец, уже были слышны в гостиной, находившейся рядом с моей спальной, с постоянно отворенными в нее на ночь дверями, и не останавливались, я окликнула: «Николай (имя камердинера), что нужно?» Ответа не последовало, а шаги продолжали приближаться и уже были совершенно близко от меня, вплоть за стеклянными ширмами, стоявшими за моей кроватью: тут уже в каком-то странном смущении я откинулась навзничь на подушки.

Перед моими глазами приходился стоявший в переднем углу комнаты образной киот с горящей перед ним лампадой всегда умышленно настолько ярко, чтобы света этого было достаточно для кормилицы, когда ей приходилось кормить и пеленать ребенка. Кормилица спала в моей же комнате за ширмами, к которым, лежа, я приходилась головой. При таком лампадном свете я могла ясно различить, когда входивший поравнялся с моей кроватью, по левую сторону от меня, что то был именно зять мой А. Ф. Зенгиреев, но в совершенно необычном для меня виде — в длинной черной, как бы монашеской рясе, с длинными по плечи волосами и с большой окладистой бородой, каковых он никогда не носил, пока я знала его. Я хотела закрыть глаза, но уже не могла, чувствуя, что все тело мое совершенно оцепенело: я не властна была сделать ни малейшего движения, ни даже голосом позвать к себе на помощь: только слух, зрение и понимание всего, вокруг меня происходившего, сохранялись во мне вполне и сознательно — до такой степени, что на другой день я дословно рассказывала, сколько именно раз кормилица вставала к ребенку, в какие часы, когда кормила его, а когда и пеленала, и проч. Такое состояние мое длилось от 12 часов до 3 часов ночи, и вот что произошло в это время.

Вошедший подошел вплоть к моей кровати, стал боком, повернувшись лицом ко мне, по левую мою сторону, и, положив свою левую руку, совершенно мертвенно-холодную, плашмя на мой рот, вслух сказал:

— Целуй мою руку.

Не будучи в состоянии ничем физически высвободиться из-под этого влияния, я мысленно, силою воли противилась слышанному мною велению. Как бы провидя намерение мое, он крепче нажал левую руку мне на губы и громче и повелительнее повторил:

— Целуй эту руку.

И я, со своей стороны, опять мысленно еще сильнее воспротивилась этому приказу. Тогда в третий раз, еще с большей силой повторились то же движение и те же слова, и я почувствовала, что задыхаюсь от тяжести и холода налегавшей на меня руки; но поддаться велению все-таки не могла и не хотела. В это время кормилица в первый раз встала к ребенку, и я надеялась, что она почему-нибудь подойдет ко мне и увидит, что делается со мной; но ожидания мои не сбылись: она только слегка покачала девочку, не вынимая ее даже из кроватки, и почти тотчас же опять легла на свое место и заснула. Таким образом, не видя себе помощи и думая почему-то, что умираю, — что-то, что делается со мною, есть не что иное, как внезапная смерть, — я мысленно хотела прочесть молитву Господню «Отче наш». Только что мелькнула у меня эта мысль, как стоявший подле меня снял свою руку с моих губ и опять вслух сказал:

— Ты не хочешь целовать мою руку, так вот что ожидает тебя.

И с этими словами положил правой рукой своей на ночной шкафчик, совершенно подле меня, длинный пергаментный сверток величиною в обыкновенный лист писчей бумаги, свернутой в трубку: и когда он отнял руку свою от положенного свертка, я ясно слышала шелест раздавшегося наполовину толстого пергаментного листа и левым глазом даже видела сбоку часть этого листа, который, таким образом, остался в полуразвернутом или, лучше сказать, в легко свернутом состоянии. Затем положивший его отвернулся от меня, сделал несколько шагов вперед, стал перед киотом, заграждая собою от меня свет лампады, и громко и явственно стал произносить задуманную мною молитву, которую и прочел всю от начала до конца, кланяясь по временам медленным поясным поклоном, но не творя крестного знамения. Во время поклонов его лампада становилась мне видна каждый раз, а когда он выпрямлялся, то опять заграждал ее собою от меня. Окончив молитву одним из вышеописанных поклонов, он опять выпрямился и стал неподвижно, как бы чего-то выжидая; мое же состояние ни в чем не изменилось, и когда я вторично мысленно пожелала прочесть молитву Богородице, то он тотчас так же внятно и громко стал читать и ее; то же самое повторилось и с третьей задуманной мною молитвой «Да воскреснет Бог». Между этими двумя последними молитвами был большой промежуток времени, в который чтение останавливалось, покуда кормилица вставала на плач ребенка, кормила его, пеленала и вновь укладывала. Во все время чтения я ясно слышала каждый бой часов, не прерывавший этого чтения: слышала и каждое движение кормилицы и ребенка, которого страстно желала как-нибудь инстинктивно заставить поднести к себе, чтобы благословить его перед ожидаемой мною смертью и проститься с ним; другого никакого желания в мыслях у меня не было.

Пробило три часа; тут не знаю почему мне пришло на память, что еще не прошло шести недель со дня Светлой Пасхи и что во всех церквах еще поется пасхальный стих «Христос воскресе!». И мне захотелось услыхать его… Как бы в ответ на это желание вдруг понеслись откуда-то издалека божественные звуки знакомой великой песни, исполняемой многочисленным полным хором в недосягаемой высоте… Звуки слышались все ближе и ближе, все полнее, звучнее и лились в такой непостижимой, никогда дотоле мною неслыханной, неземной гармонии, что у меня замер дух от восторга; боязнь смерти исчезла, я была счастлива надеждой, что вот звуки эти захватят меня всю и унесут с собою в необозримое пространство… Во все время пения я ясно слышала и различала слова великого ирмоса, тщательно повторяемые за хором и стоявшим передо мною человеком. Вдруг внезапно вся комната залилась каким-то лучезарным светом, также еще мною невиданным, до того сильным, что в нем исчезло все — и огонь лампады, и стены комнаты, и самое видение… Свет этот сиял несколько секунд при звуках, достигших высшей, оглушительной, необычайной силы, потом он начал редеть, и я могла снова различить в нем стоявшую передо мною личность, но только не всю, а начиная с головы до пояса; она как будто сливалась со светом и мало-помалу таяла в нем, по мере того как угасал и тускнел и самый свет: сверток, лежавший все время около меня, также был захвачен этим светом и вместе с ним исчез. С меркнувшим светом удалялись и звуки так же медленно и постепенно, как вначале приближались.

Я стала чувствовать, что теряю сознание и приближаюсь к обмороку, который действительно наступил, сопровождаемый сильнейшими корчами и судорогами всего тела, какие только когда-либо бывали со мной в жизни. Припадок этот своей силой разбудил всех окружавших меня и, несмотря на все принятые против него меры и поданные мне снадобья, длился до девяти часов утра: тут только удалось наконец привести меня в сознание и остановить конвульсии. Трое последовавших затем суток я лежала совершенно недвижима от крайней слабости и крайнего истощения вследствие сильного горлового кровотечения, сопровождавшего припадок. На другой день после этого странного события было получено известие о болезни Зенгиреева, а спустя две недели и о кончине его, последовавшей, как потом оказалось, в ночь на 13 мая, в 5 часов утра.

Замечательно при этом еще следующее: когда золовка моя, недель шесть после смерти мужа, переехала со всей своей семьей жить к нам в Романов, то однажды совершенно случайно в разговоре с другим лицом, в моем присутствии она упомянула о том замечательном факте, что покойного Зенгиреева хоронили с длинными по плечи волосами и с большой окладистой бородой, успевшими отрасти во время его болезни; упомянула также и о странной фантазии распоряжавшихся погребением — чего она не была в силах делать сама — не придумавших ничего приличнее, как положить покойного в гроб в длинном черном суконном одеянии вроде савана, нарочно заказанном ими для этого.

Характер покойного Зенгиреева был странный; он был очень скрытен, мало общителен; это был угрюмый меланхолик; иногда же, весьма редко, он оживлялся, был весел, развязен. В меланхолическом настроении своем он мог два, три, даже восемь, десять часов просидеть на одном месте, не двигаясь, не говоря даже ни единого слова, отказываясь от всякой пищи, покуда подобное состояние само собою или по какому-нибудь случаю не прекращалось. Ума не особенно выдающегося, он был по убеждениям своим, быть может, в качестве врача совершенный материалист, ни во что сверхчувственное — духов, привидения и тому подобное — он не верил; но образ жизни его был весьма правильный. Отношения мои к нему были довольно натянуты вследствие того, что я всегда заступалась за одного из его детей, маленького сына, которого он с самого его рождения совершенно беспричинно постоянно преследовал; я же при всяком случае его защищала; это его сильно сердило и восстановляло против меня. Когда, за полгода до смерти своей, он вместе со всем семейством своим гостил у нас в Романове, у меня вышло с ним все по тому же поводу сильное столкновение, и мы расстались весьма холодно. Эти обстоятельства не лишены, быть может, значения для понимания рассказанного мною необыкновенного явления».

Интерлюдия: попытка увидеть будущее

После тревог и волнений, приступов бессилия, непередаваемо странной хандры, усталости меня подхватили светлые течения и эманации моего звездного знака. Гении-деканы Водолея поддерживали меня — точно наполняли невидимые паруса упругими ветрами. Я снова был молод, почти юн, я снова летал над мокрыми или заснеженными московскими тротуарами. Незримо, но ощутимо сиял на небе Сатурн, и его дух, и дух Урана, и духи других планет следили за дорогой мудрого Хирона, моего проводника. Я замкнул первый из циклов Эры Водолея почти год прошел под этим знаком; прорываясь иногда сквозь темень отчаяния, я проложил путь от первого месяца Водолея ко второму. Это длилось год. За ним последует второй цикл — двенадцатигодичный. Потом другие, долгие, протяженные. Но первый из периодов вел я. В мире великих духов светилась стрела Хирона. В мире людей являлись боги, я слышал их. Пресветлая богиня Исида-Богоматерь помогала мне ежедневно, защищала и простирала свой покров на пространство, которое можно было окинуть взглядом. А свет ее золотых глаз проникал еще дальше — в непредставимую даль мира. Юный Гор был рядом. Светлый Осирис незримо для меня сопровождал их, и великий творец окидывал взглядом измеренные уже и самые дальние пространства.

Первый цикл новой эры — самый трудный.

Подобно тигру, чей восточный знак тоже наполовину сопутствует мне, я прорвался ко второму периоду, отмеченному движением Юпитера. Еще несколько лет — и откроются главные дороги новой эры. Пока они угадываются. Люди пристально вглядываются, отыскивая их. Как бы там ни было — как бы там ни было! — я по-прежнему рвался к знаниям, рвался вперед и не утратил способность изумляться.

Еще одиннадцать лет я готов вести других по первому большому космическому кругу Юпитера. Быть может, я снова буду выглядеть усталым, что отметят знающие меня. Но я завершу большой цикл — тогда мудрый кентавр Хирон выпустит стрелу.

Бессмертным богам это время кажется часами и минутами. Мне дано ощущать оба его хода — быстрый и медленный, космический. Я могу менять свой шаг. Могу останавливаться. Но не пропущу того мига, когда надо вырваться далеко вперед. Тогда блеснет молния — ее свет знак мне.

Не хочется отвечать на вопрос: что потом? Главное произойдет скоро. Я сосредоточен на этом. Не хочу утратить возможность с изумлением увидеть несказанное, невыразимое.

Как много предсказаний пришествия антихриста! Мы найдем их и в книге Даниила Андреева «Роза мира». Сроки указываются разные. Суть одна. Меня интересовало вот что: фатально ли это? Божья Матерь назвала это испытанием. Неужели это будет? Точного ответа не дано.

Не лучшие силы человечества управляют им, не лучшие умы. Я вижу скорее признаки умственной немощности, которая рядится в тогу высокомерия и правдолюбия. Человек не способен пока мыслить. Даже история недавних лет моей страны — прямое тому свидетельство.

Человек глух к голосу неба, не слышит слова вестников, спотыкается на том же месте. Умеет молиться, но не умеет верить, тем более не знает небес. Небо для него — скопище холодных и горячих шаров и шариков. Земля же нелюбима.

Само строение миров и небес не предполагает жесткой необходимости исполнения всех предсказаний. Явления сначала существуют как возможности — и так же предсказываются и видятся. Они могут быть почти фатальны, но никогда абсолютно. Недостаточно одной решимости изменить ход событий. Нужны знания. Нужно умение выходить за рамки планов будущих событий. Так проблемы плоского двумерного пространства легче решить в мире трех измерений. Судьба трехмерного нашего мира решается в пространствах многих измерений. Но мысль касалась тех многомерных пространств, когда осуществлялись сами предсказания. Поэтому изменить ход событий можно, лишь коснувшись еще более сложных пространств. Я ищу эти законы, мысль должна получить большую свободу, чем мысль предсказателя.

Мне стал недавно понятен ход умозаключений Божьей Матери. Она сказала как-то Жанне в ответ на ее вопрос о едином государстве.

— Это будет, если звезда Антарес засияет над Прозерпиной!

На небе — запись событий. Антарес — звезда, о ней я говорил в первой книге. Прозерпина — астрологическая (фиктивная) планета…

Подлинная история Руслана и Людмилы

Отмечу веху. 8 декабря Божья Матерь предупредила об опасности простуды. В тот же день — ослепительная вспышка. Осенило. Прости меня, пресветлая Мать Мира, я не мог удержать в своей голове одновременно заботу о своем здоровье и эту сверкнувшую идею.

В чем ее соль? Боюсь сообщать об этом без предварительной подготовки. Сначала читатель должен вспомнить, что я писал о мифах, их рождении, их жизни, их законах. О том, как они изменяются, и не раз, как сливаются друг с другом, как обретают новые подробности, как теряют старые. Как изменяется в них время, как древнее переносится в позднее время, потом еще раз, еще.

И вот… Я думал о прошлом, о племенах, народах, их странствиях по континентам. Никакое из племен не сидело на месте. Рисунок расселения менялся. Взять готов, которые невесть как и почему возникли вдруг не где-нибудь, а у самого Черного моря. Да, пришли с севера, а потом разделились на отдельные племена, точнее, ветви. Часть ушла далеко на запад, часть оставалась на востоке, но почему?.. Историк готов Иордан называет их гетами, но не готами. У меня мелькнуло подозрение, что он буквально прав: фракийское племя гетов, которые жили у Черного моря, соединилось с пришельцами готами или, точнее, гаутами.

Потом думал вот об этом имени готского вождя, князя, короля — Германарих. Эрманарих — написано у Иордана. Внимание: рождается идея. Еще одно имя — Черномор. Кто нашептал мне его? Не знаю. Может быть, духи. Может быть, сам вспомнил. Приятно думать, что это дар Богоматери. Герой русской сказки, записанной Пушкиным — это Германарих! Он стал в народной молве через полторы тысячи лет Черномором. Когда по телефону я объяснял это Жанне, заодно пересказывая содержание «Руслана и Людмилы», то произнес для нее промежуточную форму имени: Чернаморих. Потом я откинул окончание и изменил гласный: Черномор. Примерно так, но немного все же сложнее трансформировалось это имя в устных рассказах русов. Промелькнуло много столетий — срок для мифа или сказа небольшой — изменились всего несколько звуков в имени знаменитого гота.

Другая героиня хроник Иордана. Сунильда. Она же Сванегильда. В этом имени я улавливал много слившихся имен или их форм. Одна из них, как я думал, породила славяно-русское имя Людмила. Сунильда — дочь загадочного племени росомонов. Кто они, эти росомоны Иордана? Прав ли я относительно Черномора-Германариха и Сунильды-Людмилы?..

Конечно, сказка не похожа на сочинение Иордана о готах. И все же у меня была уверенность, что совпадения есть и они не случайны. Иначе бы я не решился спрашивать богиню.

…У богини усталый вид. Камни, украшающие ее накидку, казались матовыми. Меньше света вокруг нее. Одета она в синее платье с малиновой оторочкой. (Гор в алой рубашке с синей каймой.)

— Ты устала? — спросила она Жанну.

— Да.

— Время такое наступило. Нам тоже сложно и трудно.

Это богам сложно и трудно!

— У меня три вопроса, которые его интересуют — сказала Жанна и зачитала их так, как я сформулировал. — Ответы или подтверждения нужны для написания книги. Прав ли он?

— Ему дано самому это решить, — ответила богиня.

— А все-таки прав он или нет? — настаивала Жанна.

— Он у цели, — ответила богиня.

Я приблизился к самому невероятному. Жанне удалось увидеть Сунильду. И к этой сказочной Людмиле — и одновременно вполне реальной русской деве IV века нашей эры Жанна обращалась со словами. Вместо ответа — удивительная, милая и сдержанная улыбка Сунильды.

За нее Жанне ответила Божья Матерь.

Тому, кто внимательно читал книгу, легко догадаться, как это произошло.

Это случилось во время следующей встречи. (В ту встречу, когда богиня отвечала на три моих вопроса, Жанна забыла о моей просьбе показать героиню сочинения Иордана.)

Эпизод незабываем. Под правой рукой великой богини Исиды-Богоматери возник образ девушки несказанной красоты. Жанна буквально раскрыла рот. В жизни она — никогда не видела таких. Поразительно милое лицо у нее. Глаза ясные, голубые, волосы светло-золотистые, длинные. Она крупная, рослая, статная, у нее неповторимая фигура — выпуклая, соразмерная, и это ощущались явственно, когда она стояла под рукой богини в длинном платье, очень похожем на русский сарафан с вышивкой на груди, рукавах и подоле. Жанна заметила красные фигурки птиц на вышивке — средние птицы смотрели друг на друга, крайние нет, они отвернулись в другую сторону. Был еще красный орнамент.

Сарафан Сунильды слегка притален, на лбу ее — тонкая ленточка, почти алая. Цвет платья-сарафана желто-кремовый.

Жанна обратилась к Сунильде, сказала, что хочет побывать там, где она сейчас живет. Божья Матерь ответила за Сунильду: рано еще. Сунильда улыбнулась.

Я по памяти признал наряд Сунильды фракийским, вспомнил фракийские изображения женщин с такими же волосами: это как косы, а все же нет — особая прическа. Изображения птиц часто сопутствуют фракийкам. Русы Фракии сдвинулись с места во времена Рима. Они переселились на Днепр и Днестр. Римляне и греки звали их одрюсами (одрисами). Но ведь и «этруски» — это латинское изобретение, сами себя они называли расенами (росенами). И они пришли на территорию Италии еще в VIII–VII веках до н. э. Из той же Фракии. И все это были русы, которые занимали значительную часть трояно-фракийского региона Фракию и районы Малой Азии поблизости от венедов. Естественно, что и на западе венеды-венеты оказались соседями этрусков-расенов. Более того, они использовали общий алфавит. Письмена венедов Италии известны с периода VI века до н. э. Чуть раньше оставили свои письмена здесь этруски. Такова подлинная история. Быть может, ученые это поймут. Но я рассчитываю и на понимание со стороны простого читателя в следующем разделе этой книги, который нельзя было не посвятить долетописной Руси после того, что я узнал от великой богини.

Я был у цели. Итак, прообразом Черномора был действительно Германарих, вождь готов, Сунильда из племени росомонов стала Людмилой в сказке Александра Пушкина «Руслан и Людмила», записанной со слов Арины Родионовны. Около пятнадцати столетий эту историю рассказывали русы-росомоны. И только великий поэт и пророк ее записал — в то время, когда господа и дамы в салонах не только не замечали традиций своего народа, но на разные лады грассировали на языке другого народа, которого тоже не понимали и не знали.

История стала сказкой. И трагическая быль изменялась в среде русов вполне естественно так, чтобы самое страшное уходило. Это свойство памяти вообще. И люди переделали ее на свой, несколько мажорный лад. Впрочем, счастливый конец характерен не только для многих русских сказок.

Росомоны помнили о Людмиле, помнили о Руслане. За полторы тысячи лет, как и за предыдущие тысячелетия истории, несмотря на явное нежелание отечественных историков и так называемых славистов их замечать, они сохранили и свое имя — имя древнейшего народа с древнейшим языком.

Я был потрясен, когда, в сотый, наверное, раз листая этимологический словарь русского языка М. Фасмера, буквально поймал слово «русманка». Означает оно женщину, вышедшую из центральной России (Фасмер М. III, с. 521. М., 1987). Произведено от слова «Русь» — так свидетельствует Фасмер. Где же употреблялось такое название русских женщин? В Лифляндии. А Лифляндией немцы называли Ливонию. Это примерно ареал готов, а также их соплеменников и потомков спустя столетия, когда они вернулись в Прибалтику. Нить соединилась. Росомонку Сунильду можно с полным правом теперь назвать русманкой, женщиной из земли Русь.

Кто же Руслан? На этот счет не может быть сомнений. Если уж сохранилось до недавнего времени слово «русманка», то должно было некогда выходцев из земли Русь называть русманами. Или росомонами, как это сделал историк Иордан еще в VI веке н. э., описывая события IV века.

Однако имя Руслан скорее всего результат изменения первоначального «русман». (Недаром кое-кто упоминает тюркское «арслан». Но это уже детали. Возможно, вся истина в том, что Руслан благозвучнее Русмана. Кроме того, переход «м» в «л» допустим законами лингвистики.)

Русь и готы — такова главная тема русской сказки, которая вовсе еще не раскрыла всей своей глубины в деталях и поворотах сюжета. Эту глубину предстоит еще выявить.

Деяния готов описаны Иорданом, начиная с IV столетия н. э. Иордан пишет о венетах (венедах): «Хотя их наименования теперь меняются соответственно различным родам и местностям, все же преимущественно они называются склавенами и антами».

Склавены (они же позднее «ас-сакалиба» у арабских ученых ал-Хорезми, ал-Фергани, ал-Балазури, Ибн Хордадбеха) — это славяне, они же венеды, венды, венеты, известные со времен Троянской войны. Их переселения из Малой Азии на запад (в нынешнюю Италию) и на восток (в будущее государство Урарту) описал Страбон. Анты — те же венеты. Иордан говорит об этом без всяких предположений, точно и ясно. Он знал также и другое — то, чего не знают современные историки, а именно: венеты имели много названий «соответственно различным родам и местностям». Вот почему так много названий славянских племен. Они «по местностям». И пусть не обманывают историков слова «дряговичи», «древляне», «поморяне» и другие. Это венеды, венды, расселившиеся еще во втором тысячелетии до н. э., после Троянской войны (примерно так, как пишет Страбон, а также и другими путями), на многих землях Европы и Азии. Венеды второго тысячелетия до н. э. — это и есть славяне. И о них можно прочитать многое в «Географии» Страбона. Другое дело, что иные слависты не читали этого сочинения, разве что в отрывках.

Северная часть венедов оставила нам Зарубинецкую археологическую культуру с ее характерными домами, углубленными в землю, с ее металлургией и другими достижениями, явно приспособленными к северным условиям. Но это лишь малая часть венедов.

Ниже я постараюсь рассказать, как фракийцы-русы переместились, ушли от римского гнета на север, на Днепр, на Днестр. Потом они соединились с венедами, дав свое имя Руси.

Росомоны северного Причерноморья могли быть тем звеном, которое связывало наконец воедино все фрагменты истории долетописной Руси. И протяженность этой истории во времени намного превышает летописную историю, начинающуюся лишь с киевских князей. Венеды-ваны и русы должны были соединиться на Днепре и севернее, на Оке. К этому соединению они шли много веков после Троянской войны.

Вот почему я снова вчитывался в хронику Иордана:

«Германарих, король готов, хотя, как мы сообщили выше, и был победителем многих племен, призадумался, однако, с приходом гуннов. Вероломному же племени росомонов, которое в те времена служило ему в числе других племен, подвернулся тут случай повредить ему. Одну женщину из вышеназванного племени, по имени Сунильда, за изменнический уход от короля, ее мужа, Германарих: движимый гневом, приказал разорвать на части, привязав ее к диким коням и пустив их вскачь. Братья же ее, Cap и Аммий, мстя за смерть сестры, поразили его в бок мечом. Мучимый этой раной, король влачил жизнь больного. Узнав о несчастном его недуге, Баламбер, король гуннов, двинулся войной… Между тем Германарих, престарелый и одряхлевший, страдал от раны и, не перенеся гуннских набегов, скончался на сто десятом году жизни».

Иордан писал это спустя примерно два столетия после событий. Значит, он пользовался устными источниками. Такими источниками могли быть героические песни готов. Их варианты известны и в Скандинавии, они вошли в эддический цикл. И здесь имя героини не Сунильда, а Сванхильд, она дочь Гудрун, которая зовет сыновей за ее смерть отомстить Ёрмунрекку (Германариху):

Это строки из «Речей Хамдира» (3). Сёрли и Хамдир, они же Cap и Аммий Иордана, «двинулись в путь через влажные горы на гуннских конях, к мести готовые». По пути они убивают за нанесенное им оскорбление Эрпа, не совсем родного своего брата, в жилах которого течет гуннская кровь. Сванхильд, согласно эддическим песням, была дочерью Гудрун от другого отца. Вся эта родословная, возможно, лишь след рассыпавшейся истории Сунильды, которую мы собираем теперь по кусочкам.

Поднялся шум, падали чаши, ступали герои по крови готов, — так описывает песня дальнейшее. И тут братья впервые жалеют об убитом ими Эрпе. Сил им не хватает. Вот их последние слова — и конец песни:

В другой песне эддического цикла Гудрун вспоминает дни былые:

Король готского (точнее, остготского) царства Германарих в 375 году покончил с собой, рассказывает около 390 года историк Аммиан Марцеллин. Причина самоубийства — страх перед нашествием гуннов. Еще одна версия. Но ее нетрудно согласовать с остальными. Ведь и Иордан пишет о страхе Германариха в связи с нашествием гуннских орд. Раненный, заболевший после этого, король готов вполне мог сократить дни остававшейся ему жизни.

Как бы там ни было, Сунильда-Сванхильд осталась в истории готов, в северных песнях (а это и песни потомков асов и ванов). Добавим, что она оказалась жертвой интриги Бикки, советника Германариха (согласно песне о Гудрун). Этот Бикки посоветовал Рандверу, сыну Германариха, овладеть Сунильдой, а потом все рассказал своему королю. Германарих казнил и Сунильду и Рандвера того просто повесил.

Я предполагал, что время действия в русской сказке перенесено в Киев летописный, куда народ относил и действие многих былин. Владимир Красное Солнышко, великий русский князь, стал для народа постоянным героем, собирательным по своей природе.

Но поставим себя на место сказителей и певцов. Куда отнести действие, если вся история летописи начиналась примерно тогда же или чуть раньше, в девятом веке? Понятно, что история да и многие рассказы были канонизированы на христианский лад. Но отсюда следовало вот что: герои русских былин и песен начинали свой путь на том же самом рубеже. Это я объясняю, в частности, и сильной властью князей в период Киевской Руси, а также значением Киева, как безусловного центра русской средневековой культуры. Мне могут возразить и подставить другое слово: «древнерусской». На это я отвечу: нет, говорю именно о русской культуре. Тацит равно повествует о германцах и венедах. Никому не приходит в голову исправлять слово «германцы» на «древние германцы». Почему же я должен исправлять имя «русы», «русомоны», «Русь», приписывая эпитет «древний»? Нет, даже венеды Троянской войны, хорошо описанные Страбоном — это не древние славяне, а просто славяне. (Древние же русы — это нечто иное, чем русы Киева, Фракии или росомоны Иордана. Это русы VII тысячелетия до н. э., известные по древнейшим надписям на камнях и барельефам.)

…Однако Сунильда в русской сказке начинает путь свой в другое царство из Киева — под именем Людмилы.

Народная молва донесла до поэта сказку со всеми ее непременными элементами и героями. Действуют волшебники, коварные соперники, красавица княжна. Главный герой отважен и благороден. Из гридницы князя Владимира начинаются его долгие и опасные странствия. Отсюда похищена Людмила. Вот как это произошло:

Отметим голос странный, дымную глубину, полет неизвестного, туман, свет, погасшую лампаду, грозную тишину. (Это не похоже на то, о чем говорилось выше. Нельзя приписать готскому королю Германариху эти чудеса и световые эффекты. Сама сцена загадочна.)

Если грозная и пока неизвестная нам сила отважилась похитить княжну, то исключительно потому, вероятно, что игра стоила свеч. Княжна росомонов прекрасна. Я с трепетом перечитываю пушкинские строки. Отныне это еще одно свидетельство о Сунильде, которую я описал выше.

Красы, достойные небес. Если бы знал Пушкин, что рассказ его — о русской княжне долетописного времени! — И что краса ее буквально достойна небес, и красавица княжна ныне там, на небесах.

Вот еще слова о росомонке Людмиле-Сунильде:

Наряду с супружеской верностью поэт замечает и некоторую ветреность. Мы уже знаем, чего стоило это Сунильде согласно скандинавским и готским источникам. Русский поэт, высоко ценивший красоту дев и жен, и хмурый старец Германарих смотрят на это милое качество княжны, так сказать, с разных позиций.

В сказке находим важное описание состояния княжны, соответствующее (!) ее образу, показанному Божьей Матерью.

Первое: сарафан! В таком вот платье предстала Сунильда во время беседы Божьей Матери с Жанной. Молчание и неподвижный взгляд тоже замечены тогда же. Перлов ряд, камни ожерелья… Эти украшения характерны для русской княжны периода Киевской Руси. Но у Сунильды их нет. Почему? Погребения Черняховской археологической культуры довольно скромны. Это новое для русов пространство, новая родина. Они пришли после долгих тысячелетий своей истории в трояно-фракийском регионе (включающем и земли Иллирии) на север. Они колонисты. Так вот русские перебирались на жительство в Сибирь, на Дальний Восток — уже в близкое нам время. Они брали с собой необходимое: орудия для обработки земли, инструменты, предметы хозяйственного обихода. Для того чтобы запастись всем этим, они должны были обменять украшения на самое необходимое в долгой дороге и на новых местах поселений.

Нет в Черняховской культуре на огромных пространствах даже типично княжеских, королевских могил. Вот почему первые русы севернее Черного моря, пришедшие с юга, скромно одеты, скромно живут. Платье-сарафан с типично русской вышивкой, характерной для Фракии, узкая ленточка на голове, простая прическа, вышитый орнамент на рукавах и на подоле — таков наряд русской княжны периода готского нашествия, задолго до летописного начала Киевской Руси.

Та же история с переселением ванов-вятичей. Фракийские русы создали могучее государство одрисов — и позднее покинули его земли, так же как и иллирийцы-славяне, почитавшие Даждьбога, ушли с берегов Адриатики на Дунай, затем еще севернее, в будущие новгородские земли. Ваны же создали древнейшее государство в Закавказье — Урарту. И тоже покинули его, перешли на Дон и в соседние земли, создав Лебедию, о которой шла речь в первой книге. И ваны оказались в более суровых условиях существования на новой родине. Для них характерны углубленные в землю дома с четырехскатной крышей. Это соседняя с Черняховской Зарубинецкая культура.

Обратимся снова к волшебному зеркалу народной русской сказки. В нем вновь отразился образ русской княжны:

Удивительное единство образа, вылепленного поэтом… Еще строки о ней:

Скупы строки скандинавских песен. Но русский поэт работает намного позднее — и уже со сказочным материалом. Стоит ли удивляться красочности описаний тех же чертогов Черномора-Германариха?

Другие строки еще более убеждают в этом. Поэт явно вспоминает весь джентльменский набор (из восточных, впрочем, источников), которым окружает любимую наложницу или жену богатый владетель.

В том же восточном ключе работает поэт, создавая образ самого Черномора. Старый Германарих был бы немало удивлен некоторыми подробностями. Вполне возможно, седая длинная борода была бы ему к лицу, но бороде, которую несет на подушках «арапов длинный ряд», бесспорно, место в опере или сказке. Во всяком случае, за пределами готских владений.

С другой стороны, скандинавские источники более позднего времени помнят тюрков. Что касается настрадавшейся от них Византии и ее воспреемницы Руси, то остается лишь расширить пределы памяти, с арабами торговали запросто, как с соседями, с тюрками и дружили, и воевали, и не раз. В русской сказке действуют половцы, а в источниках, рассказывающих о росомонке Сунильде, их место как будто бы занимают гунны. Так что в целом восточные элементы в сказке Пушкина не могут вызывать удивления или звучать диссонансом.

Руслан узнает, где спрятана Людмила. На пути героя долина смерти «старой битвы поле». Здесь рассеяны мертвые кости и доспехи погибших воинов. В пустыне смерти Руслан встречается с гигантской живой головой. После битвы победивший ее Руслан узнает от нее вот что. Жили два брата. Один удалой витязь, второй — «коварный, злобный Черномор», «карла с бородой». Черномор рассказал брату, что из черных книг ему довелось узнать о мече, который погубит их: сам он лишится бороды в которой заключена его сила, а его брат-головы. Вместе ищут они этот меч. И находят. Кому же владеть мечом? Черномор решает спор так: «К земле приникнем ухом оба (Чего не выдумает злоба!), И кто услышит первый звон, Тот и владей мечом до гроба». Подкравшись к брату, Черномор снес ему голову. Голова витязя стережет меч с тех пор.

Руслан вызывает на поединок колдуна. Черномор в воздухе, Руслан же не выпускает его бороды. Черномор носит героя по воздуху, потом просит пощады. Руслан отсекает зловещую бороду: «Знай наших! — молвил он жестоко. — Что, хищник, где твоя краса? Где сила? И на шлем высокий Седые вяжет волоса…»

Но Людмилы нет в чертогах, и Руслан крушит мечом все вокруг, «и вдруг нечаянный удар С княжны невидимой сбивает Прощальный Черномора дар…» шапка Черномора, сделавшая Людмилу невидимой падает. «Волшебства вмиг исчезла сила: В сетях открылася Людмила!» Но княжна спит. Голос доброго волшебника Финна возвещает, что Людмила проснется в Киеве.

Колдунья Наина ненавидит Руслана и помогает его сопернику Фарлафу. Фарлаф похищает Людмилу, убив спящего героя, и спешит и Киев. Но Людмипа по-прежнему погружена в сон. Финн оживляет Руслана дает ему кольцо, которое разрушит чары и пробудит Людмилу. А у Киева печенеги. Руслан успевает к битве, а после нее спешит к Владимиру. Людмила пробуждается ото сна.

Интересно, что добрый Финн возвращает Руслана к жизни с помощью мертвой и живой воды, о которой шла речь в первой книге. Ее действие подобно действию амброзии. Один сказочный элемент — гигантская голова, стерегущая меч, мне не вполне ясен. Кажется, это из мифологических древностей венедов.

Свидетельство великой богини дает волшебный ключ к далекому прошлому. Историков, лингвистов да и просто читателей интересует, конечно же, вся цепь событий, их документальное изложение. Об этом речь в следующей части книги.

Секрет этрусских зеркал

В языке хаттов, населявших Малую Азию пять-шесть тысяч лет назад можно найти корень «рас» или «раш» в слове «леопард». Этруски же называли себя расенами. Можно утверждать, что черная керамика, найденная недавно в Малой Азии близ Гордиона и датированная вторым тысячелетием до нашей эры, очень близка керамике этрусков — знаменитой буккеро.

Этрусские надписи до сих пор не поняты учеными. Можно говорить лишь об отдельных удачах в их переводе. Однако на многие вопросы можно получить ответы, лишь изучив их и открыв тайны этрусских зеркал. Бронзовые зеркала этруски клали в могилы, они сопровождали покойника в дальний путь.

Особенность этрусских надписей состоит вот в чем: текст может читаться справа налево, слева направо, сверху вниз и снизу вверх, буквы оказываются повернутыми, вместо одних букв иногда пишутся другие. Таковы надписи на полированных бронзовых зеркалах.

Эта особенность, кажущаяся странной, объясняется тем, что художники и мастера, исполнявшие надписи на бронзовых зеркалах, были зачастую неграмотными. Копируя слова и буквы с других зеркал, они прибегали к зеркальному отражению. Но при отражении, тем более многократном, буквы поворачивались, слова искажались — так появились все особенности и головоломки этрусского письма. После тщательного изучения этрусских надписей мне удалось найти парные зеркала, доказывающие зеркальный метод копирования.

Думается, удалось обнаружить и второй главный ключ к этрусскому. Этруски писали, как слышали, как произносили (в отличие, скажем, от современного языка). «Рожь» мы произносим «рош». А этруски так и писали: «рош», «раш». Мягкого знака не было вообще, как не было букв Э. Ы, Щ, Ф, Ъ, Я. Ю. Некоторые звуки передавались в этрусских надписях двумя буквами. Вместо Ы писалась И, как в украинском. Эта же буква И выполняла роль мягкого знака в конце слова. Часто У читалось как О, Ё, а 3 как Ж. Звонкие согласные звучали глухо: Д звучало как Т, Б как П и т. д. — почти как в современном русском.

Вот несколько этрусских слов (некоторые из них известны этрускологам):

Ита — эта; али — или; ми — я; мини — меня; ен — он; ени — они; араж лев (созвучно русскому «орать»); мак — мак; пулу — поле; зар, жар — жар, заря; царес — царица; лар — ларь, гроб; лад — ладо, дорогой; спур — сбор, город; лаутни — люди (людни: ау-ю).

Остановимся на двух заключительных строках надписи А — главной этрусской надписи на золотой пластинке из Пирги, найденной сравнительно недавно. Считается, что это финикийско-этрусская билингва. Из этого некоторые этрускологи делают далеко идущие выводы. Однако вряд ли это билингва. Параллельный финикийский текст гласит «Годы как звезды». Этрусский текст двух последних строк в русской транскрипции: «Авил ени ака пулу мква». (Надпись разбита на отдельные слова в соответствии с современной нормой — этруски, как и хетты, тяготели к сложным словам.) Применим сформулированные выше правила чтения этрусских надписей. Ени — они. Пулу — поло, поле. Ака — аки, яко, как. Мква — маково (пропущены гласные). Точный перевод: «Годы, как поле маков (маково)». На этом примере хорошо видно, на каком языке говорили этруски. Образность и древние корни роднят его с хеттским и хаттским. Медь по-хеттски называлась куваной. Корень этого слова остался в глаголе «ковать». Хаттское «свит» — свет перевода не требует. В хаттском языке есть важное слово «капрас». Его переводят как «леопард». Но это не просто леопард, а священный леопард. Корень «кап» остался в этрусском слове «капен-кепен» — жрец и в славянском «капище» — святилище. Священный леопард хаттов — наследие глубокой древности, роль его подобна ягуару у мифических атлантов.

В Чатал-Гююке, как уже отмечено, найдена статуя Богини-Матери, восседающей на троне, подлокотники которого выполнены в виде двух леопардов. Этой статуе около семи тысяч лет. Мотив с леопардом близок этрускам. На древнейшей этрусской фреске «Кампана» изображен мальчик верхом на лошади и леопард за его спиной. Корень «рас-рус» (леопард) остался в самоназвании этрусков. Этруски назвали себя расенами или, с учетом более позднего славянского нажима на О, — росенами. Не будем уверять, что подготовленный читатель, усвоивший изложенные выше правила чтения, легко сможет понять этрусские надписи. Нет, конечно. Но многие надписи тем не менее русскому читателю будут доступны, и смысл их будет ясен. Чаще всего тексты искажались при копировании и переписке. Корни сохраняются, но слова приобретают со временем иной оттенок, нередко происходит переосмысливание.

Корни праславянского языка уходят в глубь тысячелетий, и об этом еще раз свидетельствуют этрусские надписи. Одно из трудных этрусских слов записывается так: suthi. Но эта запись не может передать своеобразия этрусского произношения. Само слово переводится этрускологами так — «могила», «гробница». Но перевод этот выполнен, исходя из контекста, а не из звучания слова. Звучание же этого слова латиница передать не в состоянии: букв для шипящих звуков, а также звука Ч в ней попросту нет. Этруски передавали звук Ч буквой, которую латиница передает как th. Она неоднократно встречается вместе с этрусским алфавитом, начертанным рукой ученика. Как выше говорилось, этрусскую букву У (U) следует читать как О или Ё. Буква И означает смягчение.

Установленные выше правила звучания и чтения этрусских надписей помогут и в этом случае. Слово звучит так «сёчь». Да, его можно переводить как «могила» (именно так поступают этрускологи), но точный перевод, как видим, иной. Сёчь-сечь… Лишь незначительное отличие в звучании от всем известного славянского «сечь». Но существительное «сечь» означает «сруб». Именно в этом значении надо воспринимать «Запорожскую Сечь», «засеку» и многие другие слова. Тот же этрусский корень и в словах «просека», «лесосека» и т. д. Перевод этрусской «сечи» дает возможность заглянуть в далекое прошлое. Ведь науке известны срубные погребения и целые срубные культуры далеких эпох. Этрусская «сечь» восходит к тем именно временам. Историкам и археологам хорошо известна срубная культура эпохи бронзы. Некогда представители ее хоронили умерших в могилах, обложенных деревом наподобие бревенчатого сруба. Такие могилы найдены во множестве и на территории нашей страны, например в Нижнем Поволжье. Иногда погребения срубной культуры встречаются в курганах, оставленных людьми еще более древней «ямной» культуры, процветавшей в III тысячелетии до н. э., в так называемый медно-каменный век.

…Слово странствует, подобно мифам и легендам. Давно забытое, исчезнувшее в языке слово вдруг вновь приходит в живой говор и в словарь литературного языка. Иные странствия слов трудно объяснить, иные понятны тогда, когда привлечены древнейшие языковые пласты общего наследия многих народов. В этимологическом словаре можно прочесть, например, что клич «ура!» восходит к немецким истокам и означает быстрое движение. Однако на метательном снаряде из этрусского города Клузия можно прочесть слово того же, по-видимому, корня: «хара» (Hara в латинской транскрипции). Означает оно «порази!», «рази!». Близко по звучанию это древнее слово и к русскому «кара».

Общеславянское «зеркало» родственно словам «зреть», «зоркий», «зрак». Но оно же родственно и этрусскому «срен» в значении «рисунок». В этом этрусском слове сохранился древнейший звук С, именно он является атрибутом архаической эпохи и знаком почти всем народам издавна. Но «срен» звучит почти так же, как «зрен», с заменой С на З. Срен — зрен — зрелище. Эта цепочка закрепляет родство древнего этрусского и многих русских слов.

Этрускологи гадают, как точнее перевести этрусское слово «рува», и склонны считать, что переводить его следует так: «брат», «младший брат». Но латинская транскрипция не передает особенностей этрусского произношения. Звук, обозначенный латинской буквой У, был иным, он был порой близок к звуку, обозначаемому современной русской буквой Ё — недаром же для этого «упрямого» звука пришлось ввести не так давно дополнительно специальную букву. И вот, реконструировав этот древний и не исчезнувший до сего дня звук, мы получим: «рёва». Что это за слово? Русский глагол «реветь», употребляемый по отношению к громко плачущему ребенку, дает точный ответ, который почти не нуждается в комментариях. Да и слово «рёва» не умерло в живом русском языке. Рёва (ruva) — это младший ребенок в этрусской семье. Того же корня слова «ребята», «ребятня» и даже мальчишечье слово «рёбя». Ибо две буквы В и Б и два звука, которые они изображают, многократно заменяли один другой и переходили друг в друга во множестве слов.

Одна из этрусских фресок найденная на стенах склепа близ Орвието, изображает кулачный бой под звуки деревянной флейты или дудки. «Флейтист» по-этрусски «суплу». С учетом правил произношения получается «сопло». Этот корень есть и в русском языке. Сопель — деревянная дудка. Сопелить — играть на сопели. Сопельщик, сопец — тот, кто играет на сопели. (Этрусское «суплу» было первым словом, которое автор этой статьи отожествил с русским корнем в 1963 году; публикации, однако, помешала работа Майяни, в которой был развит иной подход.)

В подземном мире, созданном фантазией этрусков, обитает демон Тухулка, воплощающий смерть и мучения. У него клюв хищной птицы, крылья грифа, волосы его, как змеи, уши ослиные или конские, весь облик его внушает ужас. Как правильно прочесть и перевести слово, давшее имя этому демону? Прежде всего необходимо учесть звучание и произвести замену, подставив вместо У другую букву — О. Как выяснено выше, звук, изображаемый буквой Т, сейчас казался бы звонким. Это приводит к необходимости использовать букву Д. В согласии с законами замены получим слово «дохолка». У него тот же корень, что и у русского слова «дохлый» и многих других слов, связанных именно со смертью, как ее представляли в древности.

Известно, что римские цифры — это заимствованные римлянами этрусские цифры. Они хранят в себе тайны, по крайней мере, 20 тысячелетий. Во многих пещерах кроманьонской эпохи обнаружены отпечатки рук с «отрезанными пальцами». Специалисты связывают это с магическими обрядами левой и правой руки. Но это не так. Никто не отрезал пальцев в этом «обряде», потому что следы раскрытых ладоней служили кроманьонцам цифрами — первыми цифрами в истории человека и человечества. И эти первые цифры очень похожи на римские цифры, доныне украшающие циферблаты современных часов или страницы монографий. Кроманьонцы просто красили те или иные пальцы руки, и отпечаток означал: столько-то соплеменников погибло на охоте.

Число «двадцать» звучит по-этрусски так: «зачром», «за чиром».(Zathrum в латинской транскрипции; и здесь th означает звук Ч.) Чир, чира — черта, и в этой форме слово это до нашего века широко употреблялось в народных русских играх, где оно означало некоторый предел, грань. Что за предел имели в виду этруски, говоря «за чиром»? Это выясняется, стоит лишь правильно «озвучить» числительные 16, 17, 18, 19. Они образуются у этрусков вычитанием соответственно 4, 3, 2, 1 от 20. Так, семнадцать по-этрусски означает три за чертой, восемнадцать — два за чертой. Это подтверждает двадцатеричный характер этрусской системы счисления, по крайней мере, в ее древнейшей форме.

Однако и числа первого десятка читаются этрускологами неточно. Между тем слова, означающие эти числа, не только наделены вполне конкретным смыслом, но и имеют точный эквивалент в современном русском. Так, цифре 2 соответствует слово «жал», буквально «жало», «раздвоение». «Три» по-этрусски звучит так: «щи». Именно этому этрусскому числительному обязано русское слово «цыпленок». Оно означает в буквальном переводе: «трехпалый». Украинское слово «цибуля» того же корня, означает «три боли» (от лука болит горло, глаза, нос). Сходно звучит и итальянское «чиполло» — луковица. Этрусская четверка — «са» осталась в русском языке, например, в числительном «сорок». При этом корень «са» перешел, в соответствии со славянским нажимом на О, в «со». Но что означает вторая часть «сорока»? Рок. Или, как удобнее произносить, рук: Перевод не требуется. Сорок — это дословно «четверо рук», четыре раза по две руки, сорок пальцев. Следующее число — пять. У этрусков оно звучало так: мах. Почему? Ответ прост на руке пять пальцев, русское слово «мах» означает именно действие, производимое одной рукой. Со всего маху, с маху, одним махом… Эти исконные русские выражения и многие пословицы и поговорки используют именно этрусское числительное «пять». Это лишний раз убеждает в близости русского и этрусского языков.

И все же можно было бы возразить: если действительно «чир» означает черту, предел, то важно знать, с какой стороны от черты, справа или слева, располагаются этрусские числа, меньше двадцати. В самом деле, черта, предел названы, а точности вроде бы нет. Так, может быть, «чир» вовсе не черта? И все, что выше сказано об этрусских числах — выдумка?

Нет, это не выдумка. Этрусские мудрецы лишь один раз точно указали направление отсчета от двадцати. И сделали они это в ближайшем к «чиру» числе в девятнадцати. Вот как звучит по-этрусски девятнадцать: «чо нем за чром».(Thunemzathrum в латинской транскрипции.) Это означает буквально следующее: «единицы нет за чертой». Действительно, числу девятнадцать не хватает именно единицы, чтобы получилось двадцать. Из этого следует два важных вывода. Во-первых, этрусская система счисления построена именно так, как об этом рассказано выше. Во-вторых, само число девятнадцать дает нам еще одно этрусское слово, которого не найти в словариках лингвистов. «Нем» — нет. Собственно, слово это почти не требует перевода и пояснений. Ведь по-украински оно звучит так и до сего дня, если не считать окончания: «нема» означает именно «нет».

И в заключение фрагмента о числах вспомним об этрусской единице thu. Произносилось это так: чё. Именно она, этрусская единица, дала начало стольким русским словам, что и перечислить их здесь невозможно. Счет, считать, читать, учет, чохом, чета — это лишь некоторые из них. И во всех этих словах либо подчеркивается элемент единства, либо указывается, что действие (счет) начинается с единицы. Еще раньше этих слов в письменных памятках зафиксирован глагол «чьсти», «чьту» — еще одно слово из этого семейства.

Итак, этрусские надписи рассказывают о том, что в древности пользовались двадцатеричной системой счисления, которая соответствует числу пальцев на руках и ногах: ведь в глубокой древности не было обуви! Однако система счисления уже была. Вот почему в кроманьонских пещерах находят отпечатки человеческих рук.

…Поразительно, но факт если бы не было Платона и египетских жрецов, скупые этрусские строчки сами по себе служили бы доказательством существования Восточной Атлантиды.

Этруски были отважными мореплавателями. Историки свидетельствуют, что они не раз выходили в океан. То же можно сказать о ближайших родственниках этрусков — филистимлянах и первопоселенцах Финикии.

Многих исследователей привлекает загадка происхождения гуанчей, населявших Канарские острова. Сохранились даже отдельные надписи гуанчей, начертанные на камнях. Однако оставшийся материал ввиду незначительности объема пока не позволяет произвести расшифровку. Можно говорить лишь о более или менее достоверном прочтении одного-единственного слова: «жизнь». Так же, как этруски, гуанчи были гостеприимным народом, любившим музыку и танцы. Жили они в каменных домах, умели бальзамировать тела умерших. Их добродушие и честность поражали европейских пришельцев. Поклонялись гуанчи солнцу. Одна из морских экспедиций этрусков могла привести к заселению одного или нескольких островов Канарского архипелага.

Но в подобных экспедициях корабли могли сбиваться с курса, бури могли относить их далеко в океан. Человеческую маску с высунутым языком этруски изобразили на бронзовых зеркалах. Точную копию этой маски конкистадоры обнаружили в Америке. Она и сейчас украшает стены храмов, созданных во времена древних цивилизаций Америки.

Некоторые этрускологи считают, что маска эта — изображение головы Горгоны, Что касается ее американской копии, то о ней предпочитают умалчивать. Дело в том, что такая маска не может быть «дублирована» случайно: это явный признак культурных контактов. Можно объяснить сходство пирамид, календарей, некоторых обрядов, исходя из того, что солнце одинаково светит всем — на том и на этом берегу Атлантики. Однако маска с высунутым языком несет вполне конкретную и однозначную информацию. Чтобы разобраться в этом, обратим прежде всего внимание на этрусские тексты, которые не переведены этрускологами. На одном из зеркал изображена человеческая голова с высунутым языком. Женщина протыкает эту голову копьем. Рядом стоит мужчина с кинжалом наготове. Текст гласит «Ведме акоенем». Перевода эта надпись, как и большинство других этрусских надписей, не требует. «Ведьме окаянному!» — таков, вероятнее всего, смысл начертанного рукой этрусского мастера. Что же за сцена изображена на зеркале? Не может быть и речи о Медузе Горгоне, ведь голова — мужская. Речь идет о борьбе с колдуном. Ведем, ведьма — так они назывались у этрусков, второе из этих слов осталось у нас до сего дня. Корень тот же, что и в слове «ведать». Колдун, ведьма знают то, что сокрыто от других. Они могут наслать болезнь, сглазить. Слово было мужского рода.

В капитальном труде А. Н. Афанасьева о верованиях древних славян читаем: «Умирая, колдун и ведьма испытывают страшные муки: злые духи входят в них, терзают им внутренности и вытягивают из горла язык на целые пол-аршина».

Древних русов с этрусками объединяют не только общий язык и верования. Какую же роль выполняла маска на предполагаемой второй родине этрусков — в Америке? Ответ может быть таким: она символизировала погибель колдуна, ведьмы, конец колдовских чар. Ведь известно, что такого рода символы — лучшее оружие против живых колдунов. Маски майя и ацтеков охраняли людей — и в этом и в загробном царстве.

Любопытно, что бог и властелин духов Гитчи Манито, воспетый в индейских легендах, а затем и в «Песне о Гайавате», неожиданно отождествляется с яйцом. «Гитчи Манито, могучий, как яйцо был нарисован; выдающиеся точки на яйце обозначали все четыре ветра неба. «Вездесущ Владыка Жизни» — вот что значит этот символ».

Речь в этом эпизоде идет о том, как Гайавата задумал изобразить знаками на бересте «наши мысли, наши речи». Бог — яйцо. Мысль Гайаваты, как ни парадоксально, совпадает с мыслями этрусских мудрецов. Это обстоятельство тем не менее не было известно этрускологам и не подсказало им правильного перевода корневого слова «аис», которое обозначает у этрусков и яйцо и бога одновременно! К тому же оно весьма сходно с русским «яйцо». Аис-айс-яйцо. (В этом примере близости этрусского и русского слова нужно учесть, что древнее С позднее было заменено Ц, а также то простое обстоятельство, что у этрусков не было буквы Я, хотя звук, изображаемый с помощью буквы А в слове «аис», был сходен с современным Я.)

Имена богов и владык жизни древних египтян — это имена восточных атлантов. Зариду (Сориду) арабские источники приписывают строительство пирамиды. Жрецы якобы предсказали потоп, и Зарид построил эту пирамиду, дабы сохранить достижения людей того времени: железо, «которое не ржавеет», гибкое стекло и т. д. Заметим, что эти арабские источники относятся к тому периоду, когда никто не имел понятия о нержавеющей стали и пластмассах. Отметим и следующее обстоятельство: лишь недавно нашли пирамиду, неизвестную ранее. Быть может, под песками пустыни будет когда-нибудь обнаружена и пирамида Зарида?

И в имени Озирис и в имени Зарид присутствует этрусский корень «зар-зир». Имя Озирис звучало на языке пеласгов так Озаре, что означает буквально «озаренный». И действительно, он бог зеленого царства, которое озаряется солнцем. Враг солнца — змей Апоп. Хвост этого змея, быть может, символизирует магму, выплеснувшуюся вверх после того, как земную кору пробил гигантский метеорит. Вода и магма породили камнепад — и в соответствии с этим на другом берегу Атлантики в мифах майя говорится о том, что кожа и кости Великого змея упали на землю. После этого наступило время хаоса, отраженное в мифах многих народов. На бронзовом этрусском кораблике, найденном в городе Ветулонии, разместился целый зверинец. Здесь «каждой твари по паре», как и на борту Ноева ковчега. Разница только в том, что этрусский кораблик и соответствующие предания древнее Библии.

Пеласгами — белыми богами древности были и первопоселенцы Леванта, как называлась в древности Финикия. Первопоселенцы Финикии близки к этрускам по своей культуре. Волчья голова на финикийских кораблях — особый символ скрытности, быстроты, помощи страннику и путешественнику. Капитолийская волчица этрусков стала позднее символом Рима. Серый волк помогает героям многочисленных сказок, отправляющимся в дальний путь. Близки к пеласгам и филистимляне, от этого племенного имени произошло название целой страны — Палестины. В этом слове, в правильно произносимом названии племени «палестимляне», в слове «пеласги» и во многих других словах и именах Ближнего Востока один и тот же корень.

Культура древней Палестины — это во многом культура филистимлян-пеласгов. Ханаанеи, жившие здесь задолго до филистимлян и иудеев, также были пеласгами. Двенадцать колен израилевых появились в Палестине сравнительно недавно. Библия была записана на языке канаан, то есть на языке ханаанеев.

Этруски считали запад страной мертвых. Вовсе не потому, что на западе заходит Солнце, а потому, что именно с запада некогда пришла смерть. Земля на западе, Атлантида, была уничтожена во время катастрофы, были уничтожены и все прибрежные поселения кроманьонцев-охотников. Вот почему этруски располагали кладбища у реки — на одном берегу они строили город, на другом хоронили умерших. Это символизировало тот порядок вещей, который установили на земле грозные неумолимые боги, покаравшие род людской за прегрешения. Сам великий Зевс испепелил Землю. Имя этого бога упоминает и Платон. Его сочинение об Атлантиде осталось незаконченным. Текст обрывается на словах: «И сказал бог богов Зевс…» Можно догадаться, что же сказал Зевс. Он решил покарать людей Земли. Но что означает само имя Зевс? К грекам оно пришло от пеласгов, потомков восточных атлантов. Это лишь многократно измененное, искаженное имя пеласгов, которое можно перевести как «сияющий», «светлый». Имя главного бога этрусков означает то же самое, но звучит иначе: Тин. Так же, как этрусское слово «день». Боги, подобно людям, дают потомство, их имена меняются, главные боги становятся второстепенными, и наоборот. Но имя Тин осталось у тех племен, которые, подобно этрускам, происходят из Малой Азии. Древний бог германцев Доннар (Тин-Дон) напоминает об этом. Русское слово «день» обязано этрусскому «тин». Снорри Стурлусон писал о том, что родиной скандинавов является Черноморское побережье. Викинги под натиском римлян ушли оттуда и двинулись на север по великим русским рекам. Их вел Один. Снорри Стурлусон считает, что это имя князя, который вывел скандинавов на север. Это, видимо, не так. Князя звали иначе, просто его решение и его поступки приписали потом богу Одину — главному богу скандинавского пантеона. Это в истории бывает.

Многие и многие народы и языки произошли от одного корня. Этрусские источники называют время становления человеческой цивилизации. Истоки цивилизации отстоят от эпохи самих этрусков на двенадцать тысячелетий. За эти 12 тысячелетий должна была возникнуть и развиться культура восточных атлантов. Земля должна была пережить катастрофу и потоп, оставшиеся в живых восточные атланты должны были приспособиться к новым условиям и дать начало первым городам Малой Азии и Ближнего Востока. Раскопки на Крите показывают, что даже пять-шесть тысяч лет спустя после того года, который вычислен как год гибели Атлантиды, жители этого средиземноморского острова селились далеко от берега. Неведомый страх гнал их подальше от моря. Первые центры земледелия и культуры «второго витка» человеческой истории после потопа располагаются также поодаль от моря. Наверное, память о гигантской волне, смывшей все сущее с лица земли, осталась в мифах и служила грозным предостережением людям спустя тысячелетия.

Древнейшие жители Крита — пеласги. Даже имя из минойской легенды Икар это современное имя Игорь (в русском звучании), то есть буквально «горевший».

Некоторые исследователи не устают проводить параллели между древнегреческой и этрусской культурами, подчеркивая, что этруски многое переняли у греков. Это, однако, не так. Обо культуры восходят к общим малоазийским корням, но многое в культуре этрусков-расенов старше, древнее, чем в культуре греков. Это, впрочем, не исключает поздние заимствования у тех же греков после переселения этрусков на территорию современной Италии и развития торговых связей, прежде всего с греческими поселениями на Апеннинском полуострове.

Греческий владыка подземного царства Аид восходит к этрусскому Аита. На его голове — волчья шкура с оскаленной пастью. Традиция со времен Геродота связывает этрусков с малоазийскими лидийцами. А имя лидийского бога Кандаулеса содержит два корня: один из них КАН, а другой ДАУ или ДАВ. Первый совпадает с индоевропейским названием собаки, второй дал начало современному русскому глаголу ДАВИТЬ. Прежде всего вспоминается в связи с этим слово ВОЛКОДАВ. Собака, волк играют важную роль в мифологии.

Еще один символ глубокой древности… Впереди этрусского войска часто бежали жрецы со змеями в руках. Об этом пишет Ливий. Жрица со змеями известна из раскопок на Крите. Две змеи, обвившие руки женщины воочию свидетельствуют о духовной близости этрусков и жителей Минойского Крита: Средиземноморье до прихода греков было населено древнейшими племенами, близкими к лувийцам Малой Азии.

Этруски — древнейшая ветвь средиземноморских племен.

История с восстанием рабов в одном из этрусских городов завершилась тем что едва одетые этруски прибежали в Рим искать защиты и помощи. Они жаловались римлянам, что рабы, с которыми они обходились мягко, овладели даже их русокосыми женами.

Где истоки этой поразительной наивности? Они коренятся в тех временах которые в преданиях именуются золотым веком. Это не гипербола. Этруски еще помнили справедливые, но беспомощные в сравнении с поздним рабством патриархально-родовые установления матриархата. Та удивительная свобода, которой пользовались этрусские женщины, берет истоки там же, в средиземноморской и понтийскои древности, и еще ранее — в первобытных формах эмансипации и матриархата.

Этрурия дала начало Риму и его культуре. Но этрусские города-полисы были завоеваны Римом. Эти города, или скорее княжества, как ни странно не оказывали друг другу помощи в борьбе с Римом. Этрурия в целом была вначале намного сильнее Рима (к тому же сам «вечный город» был отстроен этрусками). Но постепенно вся Этрурия попала под власть южного соседа. Римляне начали селиться на землях Этрурии, осуществляя демографический нажим. На последних землях, еще принадлежавших этрускам, разразилась эпидемия малярии. Древнейший из народов Италии, давший ей письменность, искусство градостроительства, математику, медицину и многое другое, вымер. Последний акт этой драмы символичен. Некогда этруски соорудили водоотводную систему для Рима, которая и поныне является частью городского муниципального хозяйства. Прошло немногим более четырех столетий — и последние потомки этих строителей вымерли от малярии, потому что некому было наладить осушение наступавших болот на исконных их землях.

Некоторым образам этрусских мифов суждена была долгая жизнь. Сцена пира, неоднократно изображенная древними мастерами в этрусских домах, объединяет представления о жизни и смерти. В центре стола — покойник хозяин дома, со страусовым яйцом в руке, символизирующим бессмертие. Пуи-пир сродни современному слову «бой». Пир, кровавый пир найдем в «Слове» именно в значении смертельной битвы. В одной из сказок А. С. Пушкина есть рифма «волна-вольна». Интуиция поэта поражает. Ведь этрусская «Белена» («Воля синяя» — название озера) прямо связана с «волной». Птица Сва, родственница отца неба Сварога, по-народному весело и непосредственно ожила в «Сказке о золотом петушке». А кот — баюн, голос которого разносится на несколько верст, олицетворяет грозовую тучу, и сила его восходит к леопарду и рыси.

Живой язык постоянно изменяется, за тысячелетия он далеко уходит от языка-предка. Только умерев, язык перестает меняться, и, к примеру, через три тысячи лет потомки с удивлением вслушиваются в странные созвучия.

В зеркале «Слова»

Этруски оказались в Италии почти по соседству с венетами-венедами У них — общие знаки для письма, много общих слов. Спустя тысячелетия ученые будут биться над загадкой русов и славян, то объединяя их, то разделяя и объявляя этносы разными. Венетов Италии и этрусков-расенов они просто не будут замечать. Их не будет интересовать даже сам исторический приход венетов-венедов в Италию из Малой Азии, засвидетельствованный в античных источниках, как не будут интересовать данные о приходе этрусков из того же трояно-фракийского региона. Они не переведут надписей венетов Италии, оставшихся с VI века до н. э., как не переведут правильно почти ни одной надписи этрусков. И не убедятся, что древними знаками письма записаны русские и славянские слова.

Произойдет самое невероятное, на мой взгляд. Их внимание не привлечет всерьез строка русской летописи: норицы сиречь славяне. Не заинтересует область Норик, соседствующая с Северной Италией — район древнейшего расселения венетов. Не заинтересует их всерьез и параллельное упоминание в летописи Иллирии, и тоже как земли славян, хотя Норик при императоре Константине стал частью именно Иллирии.

Между тем на всех старинных картах венеты указаны именно здесь, где и их город — Венеция. Это лишь ветвь венетов-венедов. Но она рядом с будущей провинцией Норик; территории частично перекрываются. Рим теснил венетов Северной Италии именно сюда, потом подчинил их здесь. Римская провинция Норик существовала с конца первого века до н. э., она лежала между Дунаем и верхним течением Дравы. И раз уж венеты были известны римлянам, а через них греческим авторам несколько столетий, то и в русской летописи это должно было найти отражение. И нашло. И русские летописи помнят, хотя и очень кратко, те древние времена, первые века нашей эры.

Примерно тогда, когда Норик вошел в состав Рима. Тацит писал о венедах, исходивших значительную часть Восточной Европы, а южный берег Балтики назывался Венедским заливом. Могли ли норицы летописи за десять или даже за сто лет захватить огромные территории Европы? Конечно, нет. Между тем летописное свидетельство о Норике если и упоминается ныне, то в том смысле, что славяне пришли из этой провинции лишь в IX веке.

А нужно было выслушать Иордана и Тацита. Тогда стало бы ясным: венеды были на западе, в Норике, и были одновременно на востоке — на нижнем Дунае, на Балтике, на Днепре.

Да, верить летописи надо. Норицы — это славяне. Но славяне — это не только норицы. Жители Норика — лишь часть славян.

Судя по всему, славяне Норика были по включении в Рим частично ассимилированы. Этруски же были уничтожены Римом. И русы Киева, Москвы произошли не от этрусков. Они пришли из Фракии, точнее, из трояно-фракийского региона, общей родины венедов и русов. Отсюда и из Закавказья пришли когда-то и венеды-славяне — на Днепр, на Оку и западнее. Это общая родина русов и славян-венедов. Северные русы на Днепре и позднее на Оке — это родственники этрусков, но не потомки их, а скорее братья. Из Фракии русам было проще добраться к Днестру и Днепру, чем венетам из Норика. Тем не менее путь венедов из Иллирии-Норика на север засвидетельствован «Лебединой книгой». И это движение привело их на Русь, они известны уже не как венеты-венеды, а как ильмерцы (иллирийцы).

Ильмерцы «Лебединой книги» (напомню: это другое название «Влесовой книги») соответствуют летописным свидетельствам. Точно так же «Лебединая книга», говоря о Карпатском исходе, подтверждает существование Фракийской Руси. (Текст, где упоминаются ильмерцы и Карпатский исход, приведен в первой книге встреч с Богоматерью.)

К Дунайской южной прародине возводят историю русов московские историки эпохи Ивана Грозного (в связи с отношениями с Византией). В созданной ими «Степенной книге» говорится о войне, которую вел против русов римский император Феодосий Великий (379–395 гг.).

Какие источники древности попали в руки историков? Можно лишь гадать об этом. Вот это место «Степенной книги»:

«Еще же древле и царь Феодосий Великий имяше брань с русскими вои; его же укрепи молитвою великий старец египтянин именем Иван Пустынник».

Вполне возможно, что источник этот — византийский. Тон сообщения явно сочувственный по отношению к императору Феодосию, признанному другу готов. Готы же совершили нашествие в то давнее время на территорию будущей Киевской Руси и Подунавья. Вполне понятно, готский вопрос не может после этого не заинтересовать слависта. В «Степенной книге» указано самое раннее время действия русов, когда-либо зафиксированное письменными источниками. Именно здесь они прямо названы своим именем.

Воевать с Византией они могли где-то на Дунае.

Мы должны быть благодарны авторам записей, составленных при Иване Грозном, за неоценимое свидетельство. Они дают ключ к пониманию событий времен готского нашествия, о котором речь ниже. Но не только. Следуя ему, нужно попытаться понять, какие же причины побудили русов воевать с Византией в столь отдаленное время. Ведь Киевская Русь возникла позднее и ее первоначальная территория была небольшой — полоса земли в Поднепровье. Продолжая историю этой Руси в прошлое, с IX века и вплоть до IV века н. э., трудно не только понять причины войны с Византией, но и поверить, что предшественница Киевской Руси могла воевать со столь могущественным государством.

Мы должны быть признательны письменной традиции, запечатлевшей историю Киева и Новгорода и вместе с тем оставившей место для драгоценных, поистине золотых строк о Дунайском периоде истории славян, об Иллирии, о приходе славян на Дунай из других земель, на которых они обосновались после мифического потопа.

Указания летописцев и историков — авторов «Степенной книги» не могли не привлекать внимания. Затруднительно даже перечислить здесь те работы, в которых дается оценка этим указаниям. Но толкуются они часто так свободно, что летописцу приписывается желание отметить таким образом движения славян на Дунай с севера, то есть в прямо противоположном направлении. В этом же ключе разбирается вопрос о двойных именах некоторых племен, например друговитов на Дунае и дряговичей на Припяти.

По пути на север, на Днепр русы некогда миновали Дунай. Но вряд ли они могли вынести с Дуная предания об императоре Траяне: даже клады римских монет на берегах Днепра не позволяют связать века Трояновы с землей Трояновой. В «Слове о полку Игореве» читаем:

«Уже, братья, невеселое время настало, уже степь силу русскую одолела. Обида встала в силах Даждьбожьего внука, вступила девою на землю Троянову, взмахнула лебедиными крылами на синем море у Дона: прогнала времена счастливые».

Этот короткий фрагмент вызывает множество вопросов. Почему «обида» встала в силах русских? Почему она «вступила девою на землю Троянову»? Что это за лебединые крылья у синего моря, которыми она якобы «взмахнула»? И почему, наконец, обида прогнала времена счастливые? Причем последний из этих вопросов представляется особенно трудным, если записать последнюю строку фрагмента без «осмысленного» перевода на современный русский: «плещучи упуди жирня времена».

Плещутся лебединые крылья у синего моря, и это не что иное, оказывается, как мотив, сопровождающий трагический факт: степь силу русскую одолела! И обида именно встала в силах Даждьбожьего внука и ступила-таки на землю Троянову! Это ли не шарада для досужих умов? Между тем переводчики «Слова» даже не заметили этого сложного места в прославленном нашем памятнике, проскочили мимо, отметив лишь, что Троян — это либо римский император Траян, либо древний бог Троян. Что касается обиды, вставшей в силах внуков Даждьбога, плескающейся и машущей лебедиными крыльями, то это, конечно же, считается поэтическим украшением — мало ли их в «Слове»!

Излишне напоминать, что древняя литература конкретна, она обычно не терпит ничего лишнего, не нужного по ходу действия. Но она охотно использует литературные заготовки из более ранних источников. «Синее море» — этот постоянный знак «Слова» — возвращает нас к ранним источникам малоазийского периода. Ведь именно тогда море занимало умы и сердца людей.

Древняя Троя на берегу «синего моря» — только этот город соединяет воедино непонятное и загадочное в вышеприведенном отрывке. Как это ни парадоксально, для того, чтобы рассказать о битве у Дона, автор явно использовал литературный блок, слив в несколько строк и море, и деву-обиду, и лебединые крылья, и поражение, страшное и однозначное в своей предопределенности, а вовсе не такое, каким оно могло быть в половецкий период.

Цикл героических сказаний о Троянской войне послужил легендарному Гомеру основой для создания поэмы из 15 700 стихов. Согласно сказаниям царевич Парис из Трои похитил у спартанского царя Менелая жену, красавицу Елену. Как только дева эта вступила на землю Трои, спартанский царь Менелай и его брат Агамемнон собрали рать для морского похода на Трою. Вот почему «обида встала в силах» и обернулась девой! Паруса греческих кораблей напоминали несметную стаю встревоженных лебедей, и весла раскропили, расплескали воду синего моря близ убежища Париса, у берега земли Трояновой. И совсем как в «Слове», создатель «Илиады» обращается к Музе — только в «Слове» Муза эта представлена Бояном, соловьем старого времени.

Итак, сказания о Троянской войне были той общей сокровищницей, из которой почерпнули вдохновение легендарный Гомер и не менее легендарный Боян, внук Велеса. Но не только. Сам факт использования Троянского цикла в «Слове», а также характер и освещение событий свидетельствуют земля Трояна — это земли Трои и одновременно это синоним русской земли (независимо от масштабов подлинных событий история Трои — это, по крайней мере, литературный факт или факт-сообщение, говоря языком специалистов).

Что ж, вправе спросить историк или читатель, значит, это единственное место в «Слове» и является основой гипотезы и одновременно ее доказательством? На этот вопрос необходимо сразу же ответить отрицательно: в нескольких местах короткой русской поэмы речь недвусмысленно идет о временах Трояновых. Более того, автор поэмы сам говорит об этом, как бы предупреждая читателя. Но для того чтобы в этом убедиться, недостаточно беглого чтения. Попробуем же прочесть несколько таких мест «Слова» с подобающим случаю вниманием.

Вот, к примеру, автор вспоминает Бояна, который мог бы воспеть храбрые русские полки, «скача по мыслену древу, умом летая под облаками, свивая славу давнего и нынешнего времени, волком рыща по тропе Трояновой через поля на горы». Допустим, что тропа Троянова — это действительно дорога, проложенная императором Траяном и ведущая в Рим. Что же получается? Боян, внук самого Велеса, пустился бы по этой дороге стремглав в сторону Рима? Или, быть может, волком рыскал бы в обратном направлении? Вероятно, это обстоятельство и не заслуживало бы удивления: чего не бывает в поэтических произведениях! Но здесь все же следует удивиться. Потому что не надо забывать о цели такого экстравагантного маршрута великого русского певца. А целью является поэтическое вдохновение и ничто иное. Строкой выше автор называет древнего певца соловьем времени, и воспеть полки Боян мог бы по-соловьиному.

Воспеть полки… Для этого-то Боян должен почерпнуть вдохновение на тропе Трояновой — легендарной тропе, с которой только и могут быть связаны предания или воспоминания, дорогие его сердцу, понятные ему, заветные. Впрочем, точный смысл сказанного в «Слове» был уже утрачен ко времени княжения Игоря и его ратного подвига: тропа Троянова воспринималась уже как тропа, освященная поэтической традицией, тропа богов, тропа легенд.

«Свивая славу…» Это Боян «свивал» славу времен, но свивал он ее все же на тропе Трояновой и нигде иначе. Троянский цикл был близок и понятен древнему певцу.

«О, далече зашел сокол, птиц избивая, к морю!» Остановимся на этой строке, так странно указывающей место действия, удаленное от степняков-половцев с их табунами. Здесь опять звучит морская тема. (Вообще же море, как указывалось выше, упоминается в «Слове» гораздо чаще, чем поле — факт более чем странный с точки зрения обычной, не «поэтической» логики.)

Но если сокол-князь «зашел к морю», то, значит, была какая-то причина тому. Какая же? Вряд ли в древнерусской истории можно отыскать много подобных случаев, когда дружина князя вместе с самим князем совершает демарш к морю, «избивая» по пути врага. Как же удалось это Игорю, второстепенному, повторяем, князю? Или опять поэтическое преувеличение? Нет, все обстоит гораздо проще: использованы литературные заготовки древних преданий. Преданий о Троянской войне. Ведь предупреждал же автор «Слова», что Боян мог бы «рыскать» по тропе Трояновой! Какие же основания не верить самому автору «Слова»?

Каких же птиц избивал сокол? И что это за «пламенный рог» тремя-четырьмя строками ниже? Что за клик карны? И почему «жля поскочи по Русской земле»?

Выше говорилось о греческих парусах, которые поэту могут напоминать стаю лебедей. Поэтический Илион их помнил. В шестнадцатой книге «Илиады» Ахилл передает свои доспехи Патроклу, Патрокл с дружиной отбивает натиск троянцев. Цель троянцев — поджечь корабли противника. Это один из важных героических эпизодов всей Троянской войны и, возможно, Троянского цикла. Патрокл преследует троянцев до самых стен их родного города. Здесь, у городских стен, разгорается бой. В шестнадцатой и последующих книгах «Илиады» намечен резкий перелом в событиях войны. Троянцы обречены на поражение. Этому должны были с неизбежностью соответствовать самые драматические эпизоды Троянского цикла. И если принять версию об использовании их певцом Бояном и вслед за ним автором «Слова», то именно об этих эпизодах надо вспомнить прежде всего. Они наиболее значимы, и к ним автор должен был обратиться, ища вдохновения на тропе Трояновой.

Не станем, однако, перечислять и объяснять все эпизоды и темные места «Слова», относящиеся к тропе Трояновой и векам Трояновым. Внимательный историк или читатель сможет выделить их и понять.

Но если тропа троян — жителей Трои, искавших место для новых поселений, начиналась у берегов Средиземного моря, то где она могла кончаться? Куда она вела? Первый рубеж — Босфор, мост между Европой и Азией, Второй — Дунай. Далее, за Дунаем, простирались степи и леса, и путь мог пролегать вдоль рек. Это естественно, что морской народ выбирал большие, судоходные многоводные реки. «Тропа Трояна» вела вовсе не в Рим, а далеко на север, к новому морю Балтийскому. От моря и до моря — таков путь многих народов.

Народы и племена вовсе не сидели на одном месте. Даже на рубеже нашей эры, в эпоху расцвета земледелия, история, например, многих германских племен представляет собой непрерывное блуждание по огромной территории, иногда от Средиземного до Балтийского моря и от Черного моря до Атлантического океана.

Отметим теперь важный факт.

Во время расцвета Этрурии прах покойников помещали в так называемые антропоморфные канопы, или лицевые урны. Это керамические сосуды, которым придавалось иногда почти фотографическое сходство с умершим или умершей. А далеко от Этрурии, в Балтийском Поморье, хорошо известен тот же обычай — и в то же самое время. Вот что пишет академик Б. А. Рыбаков: «В восточнопоморской культуре, называемой новейшими учеными «вейхеровско-кротошинской» (VI–II вв. до н. э.), хорошо представлены знаменитые лицевые урны с прахом сожженных покойников. Группируясь главным образом в Гданьском Поморье, они доходят на юго-западе до среднего течения Одера, встречаясь на всем пространстве поморской культуры и тем самым внедряясь в основной праславянский массив… Лицевые урны не только снабжены схематическими личинами женщин с серьгами и бородатых мужчин, но вся урна в целом воспроизводит схематично фигуру человека».

Точно так же воспроизводят фигуру человека и этрусские урны. И урны из Трои. (На этот факт обратил внимание автора статьи проф. А. Г. Кузьмин.) Только вот троянские урны древнее этрусских и поморских. Так и должно быть, ведь сначала была процветающая Троя, затем — война, разорение, бегство, исход из родного города. Этот исход означал, что вся область, называвшаяся Троадой, была разорена. И потому была проложена «тропа Трояна». Прошло несколько столетий — и выходцы из Трои, из Троады, из Малой Азии расселились в новых для них местах — на Балтике, по берегам рек, озер, а часть из малоазийцев перебралась на территорию нынешней Италии. Там возникла Этрурия — колыбель Рима, впоследствии уничтожившего ее, поправшего даже память о ней — в истории, увы, не воздается добром за добро, светом за свет, ее законы вовсе не повторяют идиллические умозаключения иных теоретиков.

Древнейший слой верований и представлений живет в «Слове» параллельно с реальными событиями XII века н. э., то есть спустя два с половиной тысячелетия. Это говорит о глубине памяти. Но не только. Нет мистической «народной памяти». Сложная картина древней жизни отражается в мифах, сказаниях, в обрядах и таким путем передается потомкам.

Дорога Юг — Север

Во II–IV веках н. э. в Поднепровье произошли удивительные перемены. Сложилась, по существу, новая система хозяйства, резко возросла плотность населения. Археологи находят свидетельства этих перемен на территории всей так называемой Черняховской культуры (называемой по имени села Черняхов, где найден первый памятник).

Область Черняховской культуры на севере доходит до Припяти, на востоке — до Северного Донца, на юге — до Дуная, на западе — до хребтов Южных Карпат в центральной части современной Румынии. Памятники этой культуры находят в непосредственной близости от античных городов Северною Причерноморья. Эта огромная территория во II веке н. э. оказалась вдруг вовлеченной в стремительный процесс развития. Все менялось буквально на глазах. Этот скачок по своей значимости и достижениям равен предыдущему тысячелетию, если не более того. За сто лет появились ямы-зернохранилища, ротационные жернова и мукомольни, гончарные мастерские и горны. Заметно совершеннее стала выплавка металлов.

В двадцатых годах эту культуру назвали культурой римских влияний. Ведь зарождение ее совпадает по времени с захватом римлянами обширных областей к северу от Дуная, где была образована провинция Дакия. Некоторые историки делают упор на римское влияние на основе многочисленных находок: римских монет, стеклянных кубков, даже золотых медальонов римского императора Траяна (53-117 гг. н. э.), завоевавшего Дакию (однако медальоны найдены на славянской территории, на Волыни).

И такое влияние отрицать трудно. Римские завоевания не прошли бесследно. Но трудно заподозрить римскую администрацию в стремлении оказать позитивное влияние. Торговля же была затруднена тем, что провинцию Дакию от славянских территорий отделяли Карпаты.

Карпаты были неудобной зоной торговли, и торговые пути даже при наличии развитого товарного хозяйства у славян должны были бы проходить по горным перевалам, мрачным долинам, по крутым откосам и берегам быстрых шумных рек, ввиду древневулканических образований и ландшафтов, по тропам, которые сильно увлажняются летом и покрываются льдом и снегом большую часть года. Вряд ли развитая торговля могла осуществляться через Карпатский узел. Но почему же тогда на Волыни находят медальоны римских императоров, золотые монеты римской чеканки, клады с вещами римского происхождения?

Влияние Рима налицо. Но каков конкретно механизм этого влияния?

Ответить на этот вопрос можно, сопоставив последовательность главнейших событий на Волыни. Первое событие: появление здесь дорогой серебряной и стеклянной утвари и огромного количества римских монет. Второе событие: начало интенсивного развития региона, то есть, по существу, формирование Черняховской культуры. Первое событие отмечено уже в первом веке. Второе событие относится в своей развитой форме к веку второму. Появление римских монет предшествует формированию товарного сельского хозяйства во всем интересующем нас регионе Черняховской культуры. То, что могли дать местные поселенцы на рубеже эр, не может оправдать и объяснить россыпей монет римской чеканки, которые здесь обнаружены вплоть до Днепра и далее. Значит, торговли почти не было. Монеты же находят объяснение как факт массового переселения на эти земли фракийцев с территорий, подвластных Риму, то есть из ближайших провинций: Дакии, Фракии, Мезии.

Таким образом, сначала — переселение, затем — развитое хозяйство (событие второе, несколько запаздывающее по времени). Это доказывает, по-видимому, факт переселения и одновременно раскрывает механизм влияния римских провинций на регион Черняховской культуры. В составе более поздних кладов монет обнаружена более ранняя чеканка. Это означает передачу римских динариев по наследству. Императорские медальоны — достояние местной знати. Это не военные трофеи.

Это еще одно свидетельство переселения.

Кому, как не легионерам первых веков, знать о набегах и нашествиях, волны которых захватывали огромные пространства? Кому, как не им, живо представлять себе запустение придунайских степей? Но кто они, эти легионеры, защищавшие северные и восточные пределы Рима на Дунайском лимесе?

Это те же фракийцы. И прежде всего одрисы, самые многочисленные из них и самой своей историей как бы подготовленные к службе в императорских когортах. Они-то, конечно, хорошо знали положение на своей родине, которое сложилось в результате хозяйничания римской администрации. А грозные волны нашествий докатились вскоре и до Фракии. Двойной пресс вытеснял население на север — в лесостепи Поднепровья. Степь оставалась относительно слабозаселенной — здесь больше опасностей.

Легионеры-фракийцы знали географию приграничных районов. Возвращаясь в свои полуразоренные деревни и селения, они и должны были возглавить группы переселенцев или, по крайней мере, принимать в этом активное участие.

Степь была особой зоной, где сменяли друг друга орды кочевников и полукочевников в период великого переселения народов. Она реже заселялась земледельцами. Она была как бы своеобразным зеркалом, проектировавшим южные районы сразу в зону лесостепи. Альтернатива: благодатные долины Фракии или север. Ответ давала обстановка, жизнь. Судя по находкам в Черняховских кладах, бывшие легионеры-одрисы знали эту обстановку. Так была заселена вся Волынь (Голунь), затем Поднепровье. Эти легионеры, занимавшие и командные должности (фракийцам, особенно одрисам, их доверяли), и принесли с собой императорские реликвии, или же они достались по наследству их потомкам. Но есть ли письменные доказательства факта переселения? Да, есть. Обратимся к документам.

Вот отрывок из прошения (Cagnat R. Inscriptiones graecae ad res Romanas pertinentes. P., 1927. I, 674.) жителей фракийского селения Скаптопары римскому императору Гордиану III:

«Мы живем и владеем землей в вышеназванном районе, легко уязвимом вследствие того, что здесь имеются горячие воды, и он лежит посередине между двумя находящимися в твоей Фракии лагерями… Когда в двух милях от нашего селения совершаются празднества, прибывающие туда ради празднества не остаются пятнадцать дней на месте празднования, но, оставляя его, прибывают к нам и принуждают нас предоставлять им гостеприимство и доставлять многое другое для обслуживания их без денег. К тому же и воины, посылаемые в другое место, сворачивая с дороги, прибывают к нам и тоже принуждают нас предоставлять им гостеприимство и провиант, не давая никакой платы. Прибывают также для пользования водами правители провинции, а также твои прокураторы. И вот властей мы очень часто принимаем по необходимости, не имея же силы вынести прочих, мы многократно обращались к правителям Фракии, которые, согласно божественным предписаниям, приказали не чинить нам обид, ибо мы заявили, что не можем более оставаться здесь, но намерены покинуть даже отчие очаги из-за насилий приходящих к нам людей, ведь от прежнего большого числа домов и домохозяев осталась уже небольшая часть. И на некоторое время распоряжения правителей возымели силу, никто не отягощал нас ни под предлогом гостеприимства, ни по части доставки бесплатного провианта, но по прошествии некоторого времени очень многие опять принялись за нас, презирая наши интересы. И вот, так как мы более не можем сносить тяготы и может случиться, что мы, как и остальные, будем принуждены оставить прародительские очаги, то просим тебя, августейший и непобедимый, чтобы ты своим божественным рескриптом приказал каждому идти своей дорогой…»

Далее в письме излагается просьба освободить селение от бесплатного предоставления провианта, помещений и услуг всем, кроме лиц, посылаемых по делам службы. Просьба обычна и понятна, хотя ей уже около двух тысяч лет; но нас интересует прежде всего указание на то, что уходили они за пределы досягаемости римских властей иными словами, покидали Фракию и территории иных римских провинций, оказываясь на новых местах поселения — за Дунаем, за Карпатскими горами, в общем направлении к северо-востоку от Фракии Это восточный регион Черняховской культуры, Поднепровье и Поднестровье, Волынь.

Конечно, этот документ отражает общее состояние отношений местных властей с фракийцами во многих и многих селениях, жители которых постепенно должны были разувериться в указаниях фракийских областных правителей да и римских императоров тоже.

Дело не в горячих источниках.

Грабеж сельского населения — дело обычное. И если в селении нет горячих источников, а есть одни холодные, то и тут изобретательные власти и легионеры, надо полагать, не растеряются. Знаменитое фракийское вино, керамика, домашний скот… Все это можно взять бесплатно. Если нет соответствующих постановлений, то их можно тут же издать и провозгласить на главной улице. Всегда найдется что взять у крестьянина, пока он жив или пока он не ушел «от прародительского очага».

Характерно обращение к правителям Фракии и ссылка на него в письме к императору. Важно указание на требование легионеров и других должностных лиц кормить их и размещать в домах бесплатно, без денег. Из этого можно сделать вывод, что нормы, действовавшие во Фракии предусматривали оплату за услуги и провиант. Ведь, помимо прочего, крестьяне платили еще и подати и выполняли распоряжения властей о чем говорится в письме. Значит, деньги должны были все же поступать к крестьянам в том или ином количестве. Вот откуда римские монеты во множестве обнаруживаемые в кладах на Волыни и в Поднепровье! Эти клады относятся к I–IV векам н. э. Уходя из Фракии, Дакии и других областей, крестьяне брали деньги с собой, брали они и инвентарь необходимый для ведения хозяйства. Конечно, правомерно и предположение о ведении ими торговли с империей.

Но время кладов примерно соответствует времени нашествий готов. Значит жители покидали римские провинции целыми племенами целыми селениями и округами, а готское нашествие застало их в движении, они лишь осваивали новые земли, у них, вероятно было мало оружия. Черняховские захоронения бедны мечами, щитами, клинками, копьями. Хотя, быть может, оружие, как самое ценное достояние, не предавалось земле, а передавалось по наследству. Оно было нужно в то суровое время — для отражения набегов и грабительских походов.

Приходится встречать порой историков, которые с изумлением выслушивали сообщение о том, что донские казаки — это потомки рязанцев Когда-то население рязанских деревень бежало на Дон — об этом свидетельствуют этнография и раскопки. Легко представить себе, как трудно донести до таких специалистов идею, связанную с распространением той или иной культуры. Впрочем, пока речь идет о переселении вандалов из Европы в Африку и об основании ими там королевства или о походе готов в Италию и Испанию, можно рассчитывать на понимание. Готы и вандалы в некотором роде легенда. Но славяне и балты…

В первом веке нашей эры и позднее на долю именно фракийцев выпала защита Рима. Легионеры, бессы и одрисы, кораллы и кробизы, лаии и мезы, светловолосые, бесстрашные, защищали сам Рим и его владения на протяжении тысяч километров. Когорты отважных фракийцев вели братоубийственную войну с варварами, сами являясь варварами в глазах римлян и византийцев. И когда Рим пал, когда по Европе прокатилась гроза гуннского и тюркского нашествий, именно фракийцы держали на замке границы Византии — последнего оплота империи. Мир и Европа стали иными, и лишь Византия пережила этот период великих переселений народов и неслыханных нашествий. Гунны вторглись в Центральную Европу, авары и их союзники вошли в пределы самой Фракии. Волна переселений юг-север вовлекала фракийские племена, захватывая прежде всего славян. Нет нужды доказывать, что славяне на своей прародине, во Фракии и в Иллирии, говорили по-славянски. Однако во время грандиозного передвижения на север, взаимодействуя с другими племенами, они неизбежно утрачивали некоторые слова древнего языка и приобрели взамен другие.

Имена предков

Фракийский язык (или, точнее, фракийские наречия) реконструировать трудно. До наших дней дошли лишь немногие надписи. Все же исследователи (Д. Дечев, В. Георгиев и др.) смогли установить некоторые закономерности, присущие фракийскому языку. В книге «Характеристика фракийского языка» (София, 1952) Д. Дечев отметил и сходство этрусского и фракийского. В последующем речь будет часто идти о передаче доевропейских согласных и гласных во фракийском языке, о взаимных соответствиях — почти всегда в согласии с работами Д. Дечева и В. Георгиева. (Главная особенность — во фракийском звонкие согласные нередко становятся глухими; это случается и в русском.)

Отсутствие сколько-нибудь значительных текстов, дошедших из древности, заставляет обратиться к другим источникам.

Это прежде всего личные имена фракийцев — легионеров или крестьян, иногда рабов. Они остались на надгробиях. Латиница донесла до нас эти имена, греческие надписи тоже.

Мне посчастливилось изучить около десяти тысяч дохристианских славянских имен в связи с фракийской проблемой. (Источники имен: Словарь древнерусских личных собственных имен Н. М. Тупикова. Спб., 1903; Словарь собственных имен людей/Под ред. С. Ф. Левченко. Киев, 1961; Летописи, берестяные грамоты. Фракийские имена названы в исследовании Fol Al «Les Thraces dans I'Empire Remain d'Occident» (а также в ежегодниках Софийского университета, 1964–1969 гг.).

Фракийское имя Yiscar созвучно русскому слову «искра». Это имя интересно тем, что оно помогает ответить на вопрос, кому обязан своим основанием один из древнейших городов Искоростень. В названии этого города древлян искали и находили скандинавские слова, например слово «утес». Вряд ли это может иметь отношение к делу. Искар — вот наиболее вероятное имя его основателя.

Асдула. Русская транскрипция точно передает написание этого имени одрисов. Первая часть «ас» является составной частью и других фракийских имен. Такие сложные имена — не редкость для этого региона. Но другая часть, «дула», как это бывало, выступает в качестве самостоятельного имени. И оно осталось у славян. Дула — так нарекали детей в Киевской Руси. Дулио, Дуло так нарекали своих детей фракийцы.

Староукраинское имя Епафрас напоминает о древнем фракийском имени Ептетрас. Драгутин — тоже староукраинское имя. Его основная часть, «драг», встречается во многих славянских областях и в качестве первого и в качестве второго компонента. Одновременно это и составная часть фракийских имен — в форме «драс-драш».

Одно из значений слова «битюг», «битюк» — здоровяк, силач. Раскрыв этимологический словарь русского языка М. Фасмера, найдем, что слово это якобы заимствовано из староузбекского и там оно звучит как «битю» и означает «верблюд». Здесь авторитет Фасмера должен отступить: незачем привлекать староузбекский, если у одрисов есть имя Битус. Оно писалось и так: Битиус, что, конечно же, обусловлено отсутствием буквы «ю» в латинском письме, Битиус это Битюс. Окончание «с» переходит в «к». Совпадение точное. На ста десяти надгробьях оставлено это самое распространенное фракийское имя. Одна из форм — Витус. Это сродни балтийским языкам.

Мукала. Созвучия знакомы. Имя затем несколько видоизменилось, впрочем, в рамках, дозволенных лингвистикой. Микула. Так писалось позднее, через тысячу с лишним лет. Это известный герой русских былин. У него есть отчество: Селянинович. Значит, имя его отца — Селянин. У фракийцев находим имя Местус. У болгар есть слово «място», у чехов и украинцев — «мисто», в старославянском — «место». Значение хорошо известно: площадь, селение, место. Оказывается, фракиец Местус тезка славянского Селянина. Интересно сохранение смысла имени, его происхождения. У этрусков было имя Спурина от слова «спур-сбор», что означало город. Та же природа имени!

Фракийское «е» порой звучало как «и». И поэтому нужно переосмыслить значение древнего русского имени Мстислав. Оно встречается в Киевской летописи в форме Мистислав, и первая часть его произошла от фракийского слова «мисто-место». Это подтверждается именем Мистиша, Мьстиша — уменьшительным от Мистислава в Киевской летописи.

Раз уж мы коснулись Киевской летописи, внимательно отнесемся к именам, в ней записанным. Жирослав. Это киевское имя первой своей частью обязано фракийскому «жера-жира». Жирох, Жирята — имена из новгородских берестяных грамот. Но откуда все-таки это так часто повторяемое в славянских именах «слав»? Ростислав, Вячеслав, Ярослав, Веслав. Где искать истоки этого многократного повтора? Фракийские имена близки к иллирийским. По летописным данным «Повести временных лет», славяне вышли из Иллирии (надо полагать, не все славяне, а только часть их). И вот в списке иллирийских имен находим: Весцлев. Ввиду важности приведем и латинскую транскрипцию: Vescleves. Это и есть имя Веслав и, с позднейшими поправками, Вячеслав. Вот откуда — из Иллирии — вышло семейство славянских «славов»! (Что ж, Иллирия соседствовала с Македонией, а Македония — эллинизированная позднее часть Фракии.)

Упоминается в Киевской летописи Дюрдев внук. Имя Дюрд хорошо знакомо фракийцам. От него пошли и другие имена — с участием суффиксов, обычных для фракийского языка. Одно из таких сложных имен — Диурданус, Дюрданус, Дюрдано.

Русское имя Дюрги из Киевской летописи встречается у фракийцев в форме Дурже, Дюрге и Дюрис-Дюрисес. А Серослав — в форме Серрос. Жаль, что лишь некоторые из надгробий разысканы и далеко не все имена известны!

Имя Дижапор (Dizapor). Вторая часть его повторяет известную славянскую форму «бор», она такая же, как в имени Ратибор. Нужно лишь учесть приглушенное звучание согласных в древней речи, которое непосредственно, без учета правил позднейшего происхождения, передавалось на письме. Но если «бор», «пор» означало и две тысячи лет назад борьбу, то на чьей стороне сражался Дижапор? Ратибор — ратник. это ясно. Попробуем определить место Дижапора в боевом строю символической древней дружины.

Для этого прежде всего нужно снова и снова изучить несколько сот имен, чтобы исключить случайности: ведь надписи на надгробьях сделаны не рукой записного грамотея латинской эпохи, а рукой простого деревенского парня, попавшего на римскую службу вместе с земляком. И вот этот земляк отправился в последний свой путь. Осталась запись его имени — чаще всего с его слов.

Первый компонент имени встречается в форме Даж (для иллирийцев и фракийцев характерны двухкомпонентные имена). Встречается он и в форме Дюж (Dius), Причина разнобоя ясна — это различное произношение, иногда обусловленное диалектами. Если взять за основу среднюю, так сказать, литературную норму, то имя пишется как Дажпор, Дажбор. Вот на чьей стороне сражался фракиец — на стороне Дажбога! Имя Даж хорошо известно славистам, но в этом контексте оно не должно удивлять: ведь языческие боги жили столетиями, лишь христианство с большим трудом разделалось с ними. Оказывается, сами имена способны рассказать об их чрезвычайной древности. Не будем останавливаться на других именах, содержащих корневое слово «бор», отметим лишь, что их много.

Если нет фактов, древние имена и слова получают порой фантастические объяснения. Возьмем только одно слово: заяц. Оно связано с личными именами фракийцев, и связь эта идет из глубокой древности: когда-то животные и звери передавали людям свои видовые названия в качестве личных имен.

В словаре М. Фасмера можно отыскать сравнение зайца с конем, козлом, козой на многих языках. Но готское «dauts» (коза) и латинское «haedus» (козел) все же далеки от славянского звучания, так же далеки от него и армянское «конь», литовское «прыгать», которые привлекаются для объяснения.

Между тем, как и многие другие «редкости» в этимологических словарях, находящие довольно фантастические объяснения, слово это вышло из Фракии. Там оно звучало и писалось так: зайка. Приведем написание этого фракийского слова греческими буквами: Zaixa. В болгарском современном осталось «заек», в русском же это слово без всяких изменений звучит в детской речи.

Зайка — личное имя у фракийцев. Детская речь, ласкательные и уменьшительные обращения сохранили или восстановили многие древнейшие созвучия. Многие этрусские, иллирийские и фракийские антропонимы оканчиваются на «а»: Пава (этр.), Сипа (илл., фрак), Мока (фрак). Это и особенность многих славянских имен. Вакула. В этом имени типично фракийский суффикс «ула», Саша, Ваня, Миша, Саня, Ивашка, Митя — все эти и многие другие уменьшительные формы образованы по всем правилам фракийского языка. Еще одно фракийское имя: Козинта (Кодзинта, Кодзинтэ). Оно образовано от фракийского же слова «коза» и перевода не требует, потому что совпадает с русской фамилией Козинцев.

В этимологических словарях ищется связь слова «коза» с готским «плащ», древнеисландским «верхняя одежда», древнеиндийским «козел», упоминаются многие языки мира, и только на фракийский нет ссылок.

У болгарского исследователя В. Георгиева можно обнаружить такое написание слова «козел»: «бидзес». С козой как будто бы ничего общего. Откуда это «незаконное» слово? Не ошиблись ли болгарские лингвисты снабдив его таким переводом? Нет, не ошиблись. Только бидзес — это второе имя животного, его главное, ритуальное имя, которое требует специального разъяснения и одновременно дает еще одно подтверждение фракийско-славянской общности.

Древние божества — это и небесные светила и созвездия, указывавшие судьбы людей и народов. Когда новолуние приходилось на такое созвездие, обычно по улицам древнего города водили животное ему посвященное.

Фракийцы-одрисы, по сообщению Платона и Тита Ливия, водили козу. совсем как славяне на Днепре в праздник новолуния, которое сопутствует зимнему солнцестоянию в созвездии Стрельца. Обычай этот до недавнею времени был жив на Украине!

Вот откуда второе — и главное — фракийское имя животного. Бидзес. Видзес. Вижес. А теперь сравним с литовским «вадити», латышским «ваду», украинским «водити», русскими «вожу», «вожак». Совпадение созвучий. Но не только. Совпадение смысла: Вижес-вожак ведет за собой солнце на прибыль.

Чтобы лучше оценить и понять распространенность замены «б»-«в», проиллюстрируем ее личными именами фракийцев: Биса, Бенило. Первому имени соответствует болгарское имя Виша, второму — чешское Венило. Очень важен переход «с»-«ш» (в первом имени).

Теперь можно объяснить имя Вузлев, встречающееся в договоре Игоря с греками. Оно образовано по всем правилам иллирийского именослова. Турбид из этого же источника — фрако-иллирийское имя (Турвид). Воист — иллирийское (в передаче фракийских и иллирийских имен сказываются поздние влияния).

Много ли славянских имен сохранили древнее фракийское звучание? Вот лишь некоторые из славяно-фракийских параллелей: Astius — Осташ, Остик. Biarta — Бердо, Вереда, Варадат, Варета. Bessula — Вислой. Burtzi — Борсч, Бортко, Борщ. Buris — Борко, Бор. Brigo — Брайко (распространенное славянское имя!), Брейко, Брех (летописное имя). Brais — Брашко. Bisa — Буса, Буцко. Bessa — Бес, Беско. Bassus — Bacc, Васой. Vrigo — Верига (распространенное славянское имя). Auluzanus — Галуза. Durze — Дружина (переосмысленное имя). Didil — Дидим, Дедило. Doles — Долаш. Dines — Тинец, Tинко. Tutius Туча, Тучко (Михайло Туча — новгородский посадник, 1456 г.). Mis — Мисура. Mettus — Митус, Митуса (летописное имя). Muca — Мука (Янка Мука — нежинский мещанин, Ивашко Мука — крестьянин и др.) Mucasis — Мукосея, Мукосей (переосмысленное на славянский лад имя), Мокосея (Иосиф Мокосея Баковецкий — епископ Владимирский, 1633 г.). Purus — Паруска, Парус. Sipo — Сипа. Surus — Сирош. Suarithus — Сирич. Scorus — Скора, Скорина, Скорец, Скорына, Скорята. Suarithens — Сорочно. Sudius — Судило (летописное имя), Судислав (летописное имя), Судимир (летописное имя), Судеч и др. Seuthens — Сеченой. Serrus — Серой, Серко (очень распространенное имя), Сера, Серик. Тrаех — Тарах. Tarsa Topyca (очень распространенное имя).

Несколько сот дохристианских славянских имен обязаны своим происхождением древнему именослову Иллирии и Фракии.

Нельзя ожидать полного совпадения написания ведь раньше чаще писали так, как слышали. Поэтому древние имена (фракийские, иллирийские и этрусские) воспринимаются лучше на слух.

В союзе племен, сложившемся во II веке н. э. против Римской империи, принимали участие костобоки. Летом 170 года они вторглись в балканские провинции Рима. Дважды упоминает их Птолемей, вместе со скифами называет их Аммиан Марцеллин в IV веке нашей эры при описании Восточной Европы. Известны две латинские эпитафии из Рима с именами представителей царского рода костобоков. Это бесценные документы, поскольку племя это территориально относится к региону Дакии, той самой Дакии, культура которой именно в этот период идентична культуре Черняховских племен. Трудно согласиться с тем, что написано о костобоках современными исследователями. Но ответ дает «фракийский ключ».

В 30-х годах XIX века Цейс уже писал о фракийском происхождении костобоков, а Шафарик выдвинул в то же время славянскую теорию. О. В. Кудрявцев в 1955 году в специальной работе отдавал предпочтение славянскому варианту, считая его несовместимым с фракийской гипотезой Цейса и даже исключающим ее.

Между тем только славяно-фракийский вариант лишен, на мой взгляд, противоречий, то есть соединение казавшегося до сих пор несоединимым.

Прежде всего личные имена в латинской эпитафии — Пиепор, Натопор — безусловно, фракийские. Второй элемент «пор-бор» достаточно красноречив, он же стал компонентом славянских имен. Но позднее. Нельзя искать в глубокой древности «чистых» славян, «чистых» германцев и даже «чистых» греков. Греки ассимилировали часть фракийцев и пеласгов, славяне — часть готов, а германцы славян. Это, конечно, упрощение, но оно показывает, как трудно проводить условную грань между племенами древности.

Натопор и Дригиса — внуки Зиаис, супруги костобокского царя Пиепора. В честь Зиаис ими поставлено надгробие, из надписи на нем следует, что Зиаис дакийка. Вторая надпись называет имя костобокского царя Сабитуя, по происхождению дака.

Имя Натопор соответствует славянскому имени Надбор, неоднократно засвидетельствованному в старопольском языке. С этим наблюдением О. В. Кудрявцева и его предшественников можно согласиться — но с оговоркой, что это одновременно и фракийское имя — в латинском (Натопор) и славянском (Надбор) написании. Недаром же славянское имя Божибор в латинских документах пишется с глухим согласным: Бозепор, Бодепор! Имя Пиепор можно сопоставить со славянской (более поздней) формой Воебор, хотя первая часть должна переходить скорее всего в «Буй» и, возможно, дать начало имени-обращению «Буйтур» в «Слове».

Дригиса (Дрильгиса) — фракийское имя, оно засвидетельствовано на берегах Дуная, в его низовье. Зиаис — также имя фракийское.

Сабитуй из второй надписи имеет прямое отношение к Фракии, но это же имя сохранено и у славян. Известен новгородский боярин Завид Негочевич (Новгородская летопись), имя это носили и новгородские посадники. Известно оно и у южных славян, сербов и хорватов.

Каков же вывод? Костобоки — одно из типичных племен дакийской общности, племя это и фракийское и славянское одновременно, оно уже оторвалось от своей первой родины, но сохранило, как и многие жители римской провинции Дакии, личные имена, дошедшие из глубокой древности. Это типичная судьба фрако-иллирийских племен. Но некоторые из этих племен помнили о своей родине и стремились вернуться туда. Этим, а не безотчетным стремлением к экспансии объясняется волна более поздних славянских нашествий на Рим и Византию (IV–IX века н. э.). Недаром же в те времена славяне считали, что лучшие земли — у Рима и Византии. Это память о прошлом, о фрако-иллирийской родине.

Именно у фракийцев, задолго до основания Киева тремя братьями — Кыем, Щеком и Хоривом — можно найти имя одного из них: Saecus. Две гласные в этом имени нужны, чтобы подчеркнуть открытость звука «е», а переход «с»-«ш» типичен (буквы «ш» не было!).

Шеку. Шеко. Вот настоящее имя одного из трех летописных братьев, основавших Киев, названный по имени старшего из них.

Имя известно из «Повести временных лет» как «Щек». Но это поздний вариант. В «Золотом чертоге Посейдона» (в книге «В поисках Атлантиды», написанной автором этих строк совместно с Ж.-И. Кусто. М.: Мысль, 1986) удалось предвидеть форму «Шеко-Шеку», исходя из других соображений.

Сердце сжалось, когда я прочел одно из имен: то было имя певца Бояна из «Слова о полку Игореве». Это имя сохранили и новгородские грамоты тысячелетней давности. Теперь оно стало старше еще на тысячу лет. Форма, в которой донесла до нас это имя латиница, бессильная вроде бы донести славянское сочетание гласных, сама по себе не менее интересна, чем установленный факт. Paeonus. Так это записано на фракийском надгробье. Похоронен, конечно, не сам Боян, но лишь его тезка.

В имени этом — древнейший корень, который можно обнаружить и в названии родины Муз Пиэрии. Греки считали Пиэрию частью Фракии, и других точек зрения на этот счет нет. Ясно, что буква «я» гораздо более позднее изобретение, и в древности обходились без нее. Но не только поэтому древнему грамотею понадобились целых три гласных, чтобы хоть приблизительно передать звучание этого сложного для латиницы имени. Ведь даже в русском нужны две гласные подряд. Дело в другом. Корень имени связан именно с Пиэрией, он как бы поется, и поется намного заметнее, явственнее, чем русское слово «песнь». О глухих и звонких согласных уже сказано. Паёно. Так передается надпись. Необходима замена начальной буквы. Баёно. Или Баяно, Баян. Но по неумолимым законам лингвистики и произношения мы должны предусмотреть и еще одну возможную замену. На Западе известно имя Базиль, а в России форма этого имени чуть иная — Василий. Итак. Баёно. Или Ваёно, Вайно, Вяйнё. Таково имя певца в «Калевале». Вяйнямейнен, или Вяйнё, — это Баян, Боян. Три гласные древнего имени заключают в себе все оттенки возможного звучания в веках имени славного певца из Пиэрии, какой бы народ впоследствии ни делал его героем своих преданий.

Это имя еще раз подтверждает факт Дунайской прародины также и для карел (карьяла).

Имена племен

Историк готов Иордан назвал племена, которых, по мнению некоторых историков, вообще не существовало.

«После того как король готов Геберих отошел от дел человеческих, через некоторое время наследовал королевство Германарих, благороднейший из Амалов, который покорил много весьма воинственных северных племен и заставил их повиноваться своим законам. Немало древних писателей сравнивали его по достоинству с Александром Великим. Покорил же он племена гольтескифов, тиудов, инаунксов, васинабронков, мерено, морденс, имнискаров, рогов, тадзанс, атаул, навего, бубегенов, колдов».

Перечень действительно озадачивает. Почему вдруг меренс-меря, обитатели севера, оказались рядом со скифами? (А речь идет о племенах Черняховской культуры, обитавших вблизи Днепра.) Что за необыкновенное племя васинабронков отыскалось вдруг, хотя другие источники о нем даже не упоминают? Откуда взялось племя тадзанс, вовсе никому не ведомое?

Попробуем ответить на эти вопросы.

Васинабронки. Упоминание их в перечне помогает оценить ситуацию в Поднепровье IV века, причем других источников пока нет. Васин — это весин, представитель племени весь. Васинабронки — Белая Весь. Таков ответ. Приведем теперь аргументы в пользу высказанного утверждения.

Римлянам хорошо известно племя бессов во Фракии. В 28 году до н. э. Марк Лициний Красс одержал над ними победу. Но и после его похода бессы не примирились с римской экспансией. Борьба продолжалась. Не подчинившись римской власти, отважные бессы ушли на север, в области, еще свободные от римских легионов, на территорию теперешней Добруджи (Румыния). Самоотверженная борьба бессов против римских легионов создала им репутацию «самых диких» и «жестоких» фракийцев. О переселении бессов на север, в Добруджу, свидетельствуют античные авторы.

Добруджа — это область будущей Черняховской культуры. Бессы внесли, несомненно, свой вклад в становление поселений к западу и востоку от Карпат. По всей видимости, это в их честь названа горная гряда Бескиды. Но и новый район поселения бессов был захвачен Римом. Бессам нужно было уходить снова из римской провинции Дакии, образованной на территории современной Румынии.

И они это сделали. Нет письменных тому свидетельств. Но таким свидетельством отныне нужно считать текст Иордана. Восточная буква «вита» неизбежно заменяет западную «бету». Бессы — это весь более поздних славянских источников. Васины — это весины, представители того же свободолюбивого племени. Характерно, что имя племени передается в славянском звучании! Весины… Второй компонент «бронки» также не требует перевода. Броный — белый, светлый. Слово это есть в русских церковнославянских текстах, в древнечешских источниках именно в таком значении. Внесено оно М. Фасмером в его «Этимологический словарь русского языка». Белая Весь. Почему белая? А почему было племя белых хорватов? Это, конечно, еще не ответ, но эпитет «белый» характерен для названий рек и озер в земле веси, вепсов. Имеется в виду уже четвертое место поселения племени — Новгородская земля. Родопские горы, Добруджа, Днепр, Ильмень — таков маршрут движения бессов — веси, Германарих застал весь в Приднепровье. Нашествие готов и гуннов — наиболее вероятная причина ухода веси еще дальше на север. Это могущественное, отважное племя неоднократно упоминается в древнерусских источниках — уже на новой, четвертой территории его расселения. Эта новая территория охватывала район близ Белого озера (Белозерский край) и другие места.

Все сказанное, заметит, пожалуй, любознательный историк, могло бы служить аргументом, если бы удалось открыть также весь черную. Говорится же в «Повести временных лет» о черных и белых уграх, там же упоминаются и просто угры. Предвидя это замечание, я отыскал весь черную. Правда, в совсем иных источниках.

Это бастерны, бастарны. Свидетельства Страбона, Тацита, Плиния дали основания сближать бастернов (бастарнов) с германцами. Полибий, Плутарх, Тит Ливий считали бастернов кельтским племенем. Соответственно и современные историки разделены на два лагеря, и дискуссия продолжается. Вопрос важен: бастерны, появившиеся на берегах Дуная в III веке до нашей эры, играли во II–I веках до н. э. очень заметную роль в военно-политической жизни Западного Причерноморья. Затем их гегемония стала клониться к упадку, и наконец они вовсе исчезли из этого региона. Почему? Ответ дает великое переселение народов юг-север, переселение, которое почему-то оказалось не замеченным историками старых и новых времен Бастерны ушли на север.

Бас-терны. Это запись, не звучание. Буквы «ч» не было (о записи соответствующего звука с помощью «т» речь пойдет и ниже). Латинские авторы используют «бету» вместо «виты», как и должно быть, ведь свидетельства об этом племени относятся к гораздо более раннему времени, чем свидетельства о васинабронках, имя которых озвучено и записано уже чисто по-славянски готским историком.

Итак, вас-черны. Это звучание: таким оно было у славян. Весь черная. Весь — почти две с половиной тысячи лет назад!

Племя сыграло большую роль в делах Руси. Прошли века, и основная масса веси слилась с славянским населением, переняв русский язык.

Мерено. После сказанного легче ответить на вопрос о племени меря. Вверх по Днепру — таков маршрут его следования. Племя расселилось в районе Переяславского, Ростовского, Чухломского озер.

Морденс. Да, это мордва, но неясно, входили тогда в мордву те же племена, что и сейчас, или состав «морденс» был другим.

Имнискары. Относительно этого племени трудно что-либо утверждать. Возможен союз племен, скрывающихся за этим общим названием. Если это так, то первый компонент «им-имн» можно понимать как указание на племя емь, также переселившееся на север.

Бубегены. Это скорее всего певкины — именно под этим именем племя известно из многих источников. Переход от «б» к «в» обусловлен славянским влиянием. «Б» и «г» стали глухими, «у» перешло в «е».

Тиуды. Упоминание об этом племени представляется очень важным. Оно рассеивает сомнения относительно движения многих племен на север. Тиуды — это чудь. В древнерусских источниках писалось: чюдь. Вторая буква передается готским историком с помощью сочетания «иу», Переход «т»-«ч» характерен и для звучаний и для письма, его можно найти в этрусском и в поздних языках. Кроме того, Иордан не владел той виртуозной техникой, которая позволяет современным немцам передать звук «ч» с помощью четырех латинских букв. Именно так этот звук передается в названии немецкого народа и языка: «дейч» (об этом будет сказано ниже). Однако в древности немцы ограничивались буквой «т» (латинская «т» и обозначала звук «ч»). Было бы странно, если бы Иордан стал изобретать новую букву вместо латинской «т», которая часто использовалась для передачи на письме «ч».

Понятно теперь, как важно упоминание тиудов. Ведь вариантов, в сущности, нет: это «чюдь» поздних русских источников. Чудь!

Атаулы. Не будет ничего удивительного в свете сказанного выше, если и для этого племени подыщется место в русской летописи. Одно предварительное замечание: княгиня Ольга в летописи именовалась так: Вольга. Вот почему, в силу закона славянских созвучий, атаулы — это «вада-улы». В славянском «а» переходит в «о»: водю-лы, водь. С IV века до летописного начала Руси прошла половина тысячелетия. Первое указание, относящееся к племени водь, находим в Новгородской летописи под 1069 годом. Это было многочисленное племя, давшее начало Вотской пятине Великого Новгорода. Отметим, что тогда писалось чаще «Вотская», а не «Водская» — это первый шаг к написанию Иордана. Второй шаг указывает само название племени: ватя. Но это позднее самоназвание. Нет риска в предположении о том, что «ватяулы» (именно так имя племени реконструируется) аналогично «карелы». Ватя-улы. Кар-елы.

Раз уж упомянуты карелы, нужно сказать и о них, хотя в перечне Иордана их нет. Но зато они хорошо известны не только римским историкам, но и поэту Публию Овидию Назону, сосланному в ссылку на Нижний Дунай (в город Томы).

Овидий называет их желтоволосыми кораллами. Кораллы — это их племенное имя, слегка латинизированное. Сами себя они называют карьяла. В I веке н. э. кораллы (или их часть) еще находились в Подунавье.

Поскольку они оказались после переселения самыми северными племенами из всех фракийских племен (Ладога!) и отделены от своей родины Фракии наибольшим расстоянием, то интересно в этом крайнем случае хотя бы кратко проследить преемственность культурных традиций.

Прежде всего отметим орнаменты, а также изображения Солнца. Фракийцы поклонялись именно Солнцу. Знак Солнца весьма характерен — это симметричный крест, окруженный одной или несколькими концентрическими линиями. Он остался на украшениях карел в юго-восточной Финляндии (могильник Туоккала), в других захоронениях. Но тот же знак был и у фракийцев!

Еще одна характерная особенность — шумящие подвески и подвески с бубенчиками. Мы находим их во Фракии и в Карелии. Бронзовые птицы с бубенчиками, изображения водоплавающих птиц, выполненные в одной и той же манере — во Фракии и в Карелии — и многие другие находки убеждают в тождестве кораллов и карел.

Главные руны «Калевалы» записаны в Карелии. Именно в Карелии помнили Вяйнё — древнего культурного героя, певца, прорицателя. Характеристика, данная Бояну в «Слове о полку Игореве», совпадает со многими чертами, присущими Вяйнё — Вяйнямяйнену. Это один и тот же герой дунайского периода истории карел и славян, как уже сказано выше. Но «Калевала» содержит больше чисто фракийских сюжетных деталей, которые роднят Вяйнё с Орфеем и Тамиром — певцами из Фракии. Об этом свидетельствуют, например, морские эпизоды. Можно было бы привести множество доказательств в пользу тождественности карел и кораллов. На одно из таких доказательств нельзя не обратить внимание.

В Карелии есть так называемое людиковское наречие. О нем писал финно-угровед Д. В. Бубрих в работе «Историческое прошлое карельского народа в свете лингвистических данных» в 1948 году. Говорящие на этом наречии называют себя не карьяла, а луд. Часть вепсов тоже называют себя луд. К тому же людиковское наречие близко к языку вепсов. Что это? Как объяснить это явление? Д. В. Бубрих придерживался мнения, что здесь следует видеть русский термин «люди». Однако доказательств в пользу этого ученый не привел.

Это объяснение представляется искусственным, особенно в свете сказанного о фракийском прошлом карел. Но можно ли, право, найти объяснение во Фракии?

Да. «Арабский Геродот» Ал-Масуди писал: «Русы — многочисленные народы, подразделяющиеся на различные племена: среди них одно племя, называемое Луд'аана: они наиболее многочисленны и ходят по торговым делам в Анатолию, Византию, Константинополь и к хозарам» (перевод Б. А. Рыбакова). Но если и добрая часть веси, и карелы называли себя в древности луд, то не приходится удивляться, что среди «многочисленных народов русов» это племя «наиболее многочисленно». Выше уже говорилось о могуществе и храбрости веси — бессов. Теперь к этому надо прибавить, что и карелы в древности были столь же могущественны. Конечно, Ал-Масуди, как всегда, писал об этом с большим опозданием, когда карелы и весь двинулись на север в свой беспримерный поход и даже уже достигли новой родины, выйдя на время из союза русов.

Известно, что луд'аана иногда отождествляются с уличами — славянами, упоминаемыми в летописи. Правда, позднее эти упоминания исчезают. В чем дело? Дело в том, что, как это чаще всего бывало, и луд'аана, бесспорно, представляли союз различных племен. Недаром же они занимали весь левый берег нижнего Дуная и территории чуть ли не до Днепра. Недаром Ал-Масуди отождествляет их с русами (из последующего станет ясно, что связь с русами действительно была).

В летописи уличи упоминаются всегда рядом с тиверцами. Это, как полагают, тоже славянское племя, соседи уличей. Но если два племени или племенных союза являются соседями, то нельзя ли отыскать уже на новой территории поселения карел, в Карелии, следы тиверцев?

Русские грамоты XV века называют «пять родов карельских детей», то есть отдельные роды карел. Один из пяти родов — Тиврульцы, то есть Тивер, тиверцы. Пояснения излишни. Такое упоминание ни о чем бы не говорило, если бы не сведения о Фракии — их древней родине.

Вернемся к Иордану и его сочинению, которое, как становится ясным, является важнейшим источником по истории племен Черняховской культуры.

Гольтескифы. Это последнее из скифских племен. После эпохи великого переселения скифов на Днепре просто не осталось. Гольтескифы — это голядь, племя, жившее южнее прусов. Из последующего будет ясно, что скифы действительно дали начало некоторым племенам и народностям севера, а их боги не были забыты вплоть до принятия христианства.

Но где же славяне, вправе спросить читатель, разве в списке Иордана их нет вовсе?

Есть. Это тадзаны. Имя, которое не известно ни летописцам, ни поздним историкам. Оно нигде не записано более, но тем выше ценность свидетельства готского историка.

Тадзаны, с поправкой на латиницу и произношение, это Даджаны — внуки Даждьбога.

Теперь предстоит доказать это утверждение, которое переносит Даждьбога и его внуков — в части письменных свидетельств — сразу на полтысячи лет в древность (IV век!).

Выше говорилось о фракийском имени с корнем, соответствующим имени этого древнего бога. Этого, однако, недостаточно. Нужно подкрепить данные антропонимики прямым свидетельством, относящимся к пантеону богов древности. Фракийцы жили и в западной части Малой Азии, которая составляла некогда этническое целое с Фракией. Именно в Малой Азии мне удалось отыскать необходимые свидетельства. Богиня-мать, которой поклонялись не одно тысячелетие, известна и фракийцам, и малоазийским племенам. Источники донесли до наших дней имя этой богини: Тадзена. Это подлинное имя, не испорченное греческим влиянием. Оно обнаружено на надгробьях малоазийских крестьян (Голубцова Е. С. Мировоззрение горожанина и крестьянина Малой Азии в I–III вв. В кн.: Культура Древнего Рима. Т. II. М., 1985. С. 318).

Но имеет ли Тадзена отношение к Даждьбогу? Ведь Тадзена женское имя, имя богини-матери. Да, это так. И чтобы в этом разобраться, сошлемся на работу Е. М. Штаермана (Штаерман Е. М. От религии общины к мировой религии. В кн.: Культура Древнего Рима. Т. I. С. 109), она посвящена как раз вопросам религии крестьянской общины в указанный период. Вслед за Манхардтом автор указывает, что духи или божества, наиболее тесно связанные со средой, окружающей крестьянина, и с его деятельностью, могли быть разных полов и нести одни и те же функции. В связи с этим упоминается Церера, которая в Италии в некоторых местностях была мужского пола.

Эти выводы естественно распространить и на божество Тадзену. Тадзена Тадз. В таком случае тадзаны Иордана поклоняются мужскому божеству, имя которого Тадз, или Даждьбог. Обстоятельство это представляется важным потому, что первое письменное свидетельство, относящееся к щедрому богу славянского пантеона, увеличивает его возраст сразу на столетия.

Росомоны. Упоминание этого племени Иорданом дало повод к жарким спорам, суть которых будет ясна из последующего. В книге Б. А. Рыбакова «Киевская Русь и русские княжества» события изложены эпически спокойно: «Среди племен, временно служивших Германариху, упомянуты «росомоны», самовольно покинувшие готов. Два росомона, мстя за свою сестру, Сунильду, ранили конунга мечом».

Напротив, в одной из работ А. И. Попова рассказ Иордана вызвал целый шквал категорических заключений и рекомендаций: «В нашей отечественной научной литературе нередко привлекалось имя одной племенной или родовой группы, связанной с готами и носившей название росомоны. Привлекало это имя исследователей (историков) тем, что в нем заключается слог «рос», а это давало смелость некоторым авторам объявлять его «русским», то есть будто бы славянским.

Подобное утверждение не может быть признано правдоподобным, так как личные имена росомонов, указанные в сочинениях писателя VI века Иордана, ничего общего со славянством не имеют; в частности, имя женщины этого рода, упоминаемое этим автором, — Сунильда (или Сванегильда) — чисто германское. Это показывает лишний раз рискованность поспешных заключений с помощью случайных этнонимических созвучий вроде росы (русы) — росомоны — роксоланы, выдвигаемых некоторыми авторами в качестве якобы серьезных аргументов для оправдания тех или других исторических построений». В том же духе А. И. Попов продолжает и далее, и нельзя не признать его правоту: действительно, ни один из историков не приводил никаких аргументов, кроме упомянутых выше созвучий.

Итак, в нашем распоряжении три имени росомонов: Аммий, Cap, Сунильда. Два брата и сестра. Название племени уже обсуждалось — и обсуждение это восстанавливает справедливую картину. Дополнительные аргументы может дать анализ имен.

Аммий. Чтобы разобраться, каким именем нарекли брата Сунильды, нужно искать параллели с раннеславянскими именами, которые не всегда похожи на позднеславянские (дохристианские, разумеется). Главная часть «амм» или просто «ам», две последующие буквы — лишь оформление этого имени, соответствующее правилам того времени. Фракийские надгробья помогают отыскать компонент «ам». Он встречается, например, в имени Амадок. Оно сложное, это имя. Так, фракийское имя Садок делится на две части точно так же, как делится на две части форма Амадок: Са-док, Амадок. Компонент «док» встречается и в других сочетаниях. Но если Амм или Аммий — самостоятельное фракийское имя, то нельзя ли найти аргументы в пользу этого предположения? Есть известное славянское имя: Гам. На первый взгляд имя это разнится с корнем «ам», но следует учесть, что имя Германариха Иордан пишет так Эрманарих. Это означает, что ответ мы получили, не выходя из круга имен фракийско-славянского региона.

Сар. Второй брат Сунильды. Вспомним Серослава из Киевской летописи. Компонент «слав» вовсе не обязателен, фракийцы обходились чаще всего без него. Но «е» переходит порой в «a». Cap. Так и должно звучать и писаться это исконно фракийское и славянское имя.

Немногие строки, написанные рукой Иордана, являются, как мы выяснили, единственным и к тому же точным свидетельством именно того периода Руси, на который нет и намеков у других авторов (если не считать «Степенной книги»). Это обязывает внимательно изучить каждое имя.

Имя Cap должно получить еще одно, дополнительное, толкование — из славянского дохристианского именослова. Известно странное имя — Царь. Выпишем из словаря Н. М. Тупикова всех носивших это имя. Василий Царь, слуцкий боярин. 1443 г. Трофимко Царь, крестьянин. 1495 г. Омельянко Царь, крестьянин. 1495 г. Гридка Царь, крестьянин. 1495 г. Исак Царь, крестьянин. 1495 г. Царко Ижерянин, крестьянин. 1500 г. Степан Царь, барский мещанин. 1565 г. Царко Максимович, барский мещанин. 1565 г. Царь, полковник войска Запорожского. 1665 г. Царь Хведко, крестьянин, 1667 г.

Напомним теперь, что русские имена в старину настолько теряли свое значение личных имен, что делались фамильными прозвищами, переходили от отца к сыну. Царь — имя наследственное, но не царственное, как видно из перечня. Откуда оно, это странное имя? Это и есть фракийское имя Cap, которое ведь передавалось устно! А устно разницы почти и не ощущается! Переход «с-ц» так же естествен, как и «с-ш». Царь — это переосмысление, возникшее из стремления сделать понятным хоть в какой-то степени древнее наследственное фракийское имя. Словарь дает примеры. Но и они показывают, что имя это типичное и к тому же широко известное на Руси в старину. Итак, фракийское имя явилось родоначальником двух известных славянских имен.

Росомоны, вероятней всего, целый союз племен. Имя это собирательное, оно могло быть в ходу и у самих русов.

Поскольку король был женат на росомонке, целый союз племен был привлечен на сторону готов. Это закрепляло скорее союзнические отношения готов и росомонов, нежели отношения вассалитета. Уход Сунильды от короля свидетельствует о необыкновенном чувстве свободы. Братья казненной королевы проткнули Германариха мечом. И это, быть может, по странному совпадению, стало началом крушения королевства. О другой возможности немецкий историк, поставивший целью восхвалять деяния готов и Германариха, понятно, не пишет. Да и как он может писать, что утрата союза с росомонами привела королевство к началу краха? Доказательство именно союзнических отношений с росомонами вытекает и из текста сочинения Иордана: росомонов нет в перечне покоренных племен!

Археологические данные показывают, что после первого натиска готов конфликтов между ними и русами не было вплоть до прихода гуннов. О конфликте, совпавшем с вторжением гуннов, мы уже знаем. Область контакта гуннов, готов и русов того времени совпадает по времени с Черняховской культурой.

Имена богов

Помимо богов-олимпийцев, в Малой Азии, Фракии, Иллирии, Этрурии известны боги, глубокая древность которых несомненна. Это прежде всего Матерь богов. Известны посвящения Матери-Земле, которые оставлены фракийцами. У этрусков сложился миф о Таге, младенце, наделенном мудростью старца. Якобы он был выкопан плугом из земли во время полевых работ и обратился к пахарю с речью. Тот испугался и поднял крик. На зов сбежались люди. Таг рассказал им об искусстве предсказания будущего по внутренностям животных. С тех пор этруски гадали по печени жертвенных животных. Легенда эта рассказана Цицероном.

Римская традиция засвидетельствовала родство Тага и Гения, духа — прародителя. В латинских источниках имя Гений производится от греческого «Гея» — «земля». Хотя у греков не было бога или героя по имени Таг, римляне удержали в своей памяти древнейшую эту связь с землей Гения, сделав его отцом Тага. На самом деле Таг намного старше Гения. В Передней Азии поклонялись богу подземного мира Дагону еще в третьем тысячелетии до нашей эры. Имена сходны, и потому, возможно, в имени Таг отражена вера во всесилие одаряющей плодами Земли, матери-прародительницы всего сущего, и в бога Дагона. Не будем повторять правила перехода согласных, уже известные из предыдущего, но о переходе «г»-«ж» нужно хотя бы упомянуть. Именно он дает основания отнести Дажбога (Даждьбога) ко временам Тага, ведь это, по существу, одно и то же имя, записанное в разное время с незначительными вариациями.

Таг является в легенде, пересказанной Цицероном, как бы полномочным представителем Матери-Земли. Это древний бог пахарей, ставший героем народных мифов. Нет сомнений в том, что он явился на свет не затем только, чтобы рассказать о гадании по внутренностям животных. Но вся история с Тагом вызывала у римлян ироническое отношение. Иронически относились они и к самим этрускам, называя их толстыми этрусками, подсмеиваясь над остатками народа, который некогда дал им письменность, города в Италии, искусство врачевания, культуру, древнюю мифологию, металлургию, а также Капитолийскую волчицу. Несмотря на то, что отношение к наполовину уже ассимилированному и лишенному земельных участков народу было иронически-снисходительным, римские власти позаботились все же о том, чтобы стереть все следы этрусков в истории Италии. Римские императоры были объявлены потомками богов. Этруски, стоявшие как бы между богами и римлянами в качестве посредников, были преданы забвению.

Но вернемся к тексту Цицерона. «Найдется ли глупец, который поверит, что был вырыт бог или человек? Если бог, то почему же он вопреки своему естеству скрывался в земле, чтобы появиться на свет выкопанным? Как же так, разве не мог этот бог познакомить людей со своим учением с места более возвышенного? Если же этот Таг был человеком, то как он мог жить под землей? И далее, где он мог научиться тому, чему учил других? Право же, я сам глупей тех, кто такому болтуну верит, если против них так долго говорю».

Тем не менее искусство гадания по печени пережило Рим. Еще в VII веке нашей эры издавались указы о том, чтобы запретить гаруспикам, то есть гадателям, заниматься своей деятельностью. Христианство уничтожило гаруспицину, гаруспиков, и самого Даждьбога, видимо, последнего из языческих представителей круга богов и — в расширенном представлении — живительной силы Солнца. Заметим, что гадание по внутренностям жертвенного вепря было известно в Киевской Руси!

Одно из фракийских племен — сатры. Сатров упоминает Геродот. В Малой Азии, во Фригии, почитался бог Сатра. Он и был, несомненно, племенным богом сатров. В Древнем Риме знали, что Сатурн чужеземец и пришел он с Востока. Французский исследователь А. Гренье в сороковых годах нашего века обобщил данные, касающиеся Сатурна, и нашел его родину на Крите. Именно там жили пеласги, родственники этрусков. Эти близкие народности относятся к древнейшему населению Средиземноморья, обладавшему общей культурой и языком.

Сатрес. Сатрос — так писали этруски имя этого бога. У восточных славян это Стрибог. Основа «Стри» претерпела обычные изменения в написании, связанном с пропуском гласных, весьма характерным для многих слов южных славян и в наше время.

Стрибог свидетельствует о важном явлении — включении в пантеон племенных фракийских богов. Племя сатров могло влиться в дакийскую общность. Во всяком случае, Стрибог пришел на берега Днепра из Фракии. О племенных богах уже говорилось в предыдущем разделе в связи с происхождением тадзанов. Можно сделать вывод: это характерное для Фракии явление. Такое же характерное, как объединение в одном пантеоне разных племенных богов Фракии в связи с объединением племен.

Богиня Рима Минерва произошла от этрусской Менрвы. У римлян она покровительствовала искусствам и ремеслам, была богиней-целительницей, на нее возлагали надежду рыбаки и школьные учителя, легионеры и писцы. Эти метаморфозы иллюстрируют эволюцию, расширение функций божества. Вообще боги, созвучные фантазии человека, подобны живым существам и самому человеку. Они рождаются, набираются сил, растут, вступают в борьбу с другими богами, женятся, учатся и познают то, что сначала было довольно далеко от их интересов, стареют и умирают. Конечно, это лишь образное сравнение.

Другое написание имени этой этрусской богини — Менерува. И это имя, в связи с троянско-фракийским происхождением этрусков, открывает возможность не только для точного уяснения смысла самого имени, но и открывает путь к дальнейшим подтверждениям вывода о первой родине славян.

Прежде всего разобьем имя древней богини на две части: Мене-рува. Предварительные пояснения начнем со второй части. Мне уже приходилось писать, что рува — это ребенок в точном переводе с этрусского. Этимология русского слова «ребенок» в словарях получает странное, на мой взгляд, объяснение: «робя» в древнерусском явилось производным от «роб» — «раб» и было образовано по типу «теля», «ягня»; слово писалось в форме «ребенок» и было образовано от «робя» с помощью суффикса.

Ребенок — раб? С этим невозможно согласиться.

Ребенок — это «рува». Уже знакомая — и закономерная — замена букв дает: «рёва», «рёба», «ребя». Значение слова «рёва» не требует пояснений для человека, владеющего русским. От этого корня происходит глагол «реветь». Плач, рев ребенка был причиной возникновения слова.

Обратимся к первой части имени богини. Мене. Что оно означает? Хорошо известен малоазийский Мен. Это крестьянский бог, народный бог, и пока горожане спешили обратиться в греческую веру, он продолжал линию своей жизни на лоне природы. Мен стал одним из покровителей крестьянской общины в Малой Азии. (В то же примерно время римляне уничтожали этрусские деревенские общины и быстро пришли к краху. На малоазийской древности выросла Византия, державшаяся именно деревенской общиной и потому пережившая Рим на целое тысячелетие.)

Менерува. Это еще одно написание, приспособленное к женскому полу богини (о перемене пола божества говорилось выше). Старое русское слово «минеи», форма «поминки» и другие свидетельствуют о подлинном значении первой части имени этрусской богини. Есть польское слово «паментник», которое еще лучше передает компонент «мен». Все эти предварительные пояснения приводят к значению, «память о детях». Менерува — память о детях. На первый взгляд в таком божестве не было вроде необходимости, поскольку функция заботы и памяти о детях ложилась на родителей. Однако в глубокой древности иногда детей приносили в жертву. Амфоры с полусожженными их костями — прямое тому свидетельство. Но нужно было «создать» особое божество, чтобы хоть частично освободить человеческую совесть от памяти.

На одном из этрусских керамических сосудов, выполненных уже тогда, когда обычая этого в цивилизованной Этрурии не было, изображена Менрва-Менерува. Она отложила в сторону свой щит и шлем и помогает выйти из дымящейся амфоры обнаженному мальчику. В правой его руке — копье, в левой — щит, на голове — шлем. Пальцами правой руки богиня прикрывает мальчику рот. Это означает призыв к молчанию. Над головой мальчика надпись: Марс. Рождение Марса? Трудно сказать. Но сюжет вполне соответствует имени богини.

Менерува — не единственное имя женщины, заботящейся о них. В Муниципальном музее итальянского города Пьяченцы (древней Плаценции) хранится бронзовая модель овечьей печени. На отдельных участках печени даны имена богов. Это могло быть своеобразным учебным пособием для гаруспиков — гадателей. Загадкой является отсутствие имени Менрвы среди имен богов и богинь. В связи с этим было высказано предположение, что Менрва записана там под именем Тие.

К 1420-м годам относится церковное запрещение, опубликованное Станиславом Урбанчиком. Место действия — Польша. Имя запрещаемого церковью идола Туа. Невозможно было бы отождествить это языческое польское божество с древней богиней эгейско-анатолийского региона Менерувой, если бы читатель не убедился уже в том, что боги поляков, как и других славян, намного древнее, чем думали до сих пор. Нет сомнений в том, что польская Туа имеет отношение к Тие этрусков, хотя функции божеств меняются со временем. Хочется отметить попутно черты родства этрусского и польского языков, проявляющиеся в том, например, что, помимо сходных по звучанию слов, сохраняется и довольно точно передается даже мазурское произношение. Так, вместо «ч» (передается в латинице двумя буквами) и «т» нередко нужно читать «ц». Особенность эта возродилась и в некоторых северных русских говорах, хотя, вполне возможно, она была присуща им с самого начала, то есть с эпохи переселения на север из трояно-фракийского региона.

Культ Солнца во Фракии играл главную роль. Одрисы и другие представители фракийцев верили в бессмертие души, боготворили возрождающуюся природу, приносили в жертву животных. Красочные, в маскарадных одеяниях, кукерские игры, народная одежда, украшения, встреча времен года — все это сохранилось на территории Фракии и было передано позднейшему болгарскому населению, стало элементами его культуры. Но те же основные черты фракийской культуры характерны и для многих славянских племен — и это, несомненно, эстафета, переданная фракийцами после их передвижения на новые земли. Славяне верили в бессмертие души и в загробную жизнь, боготворили природу, совсем как фракийцы. Случалось так, что после смерти мужа вдова добровольно шла на смерть, чтобы не расставаться с ним. Этруски, славяне, фракийцы одухотворяли силы видимого мира, поклонялись источникам и священным рощам. Близки к славянам балты. Они также вышли из Фракии. Прокопий в VI веке писал о боге славян Перуне. Но у албанцев известен Перында, у пруссов Перкунс, у литовцев Перкунас. Известен этот бог и у латышей. От Албании до Балтики — вот ареал распространения веры в Перуна. И это указывает примерное направление переселения племен: Иллирия, Фракия — Прибалтика, Поднепровье. Путь богов — это путь людей. Бог фракийцев — Перкон. Перун!

Остается найти племя с корнем «рос», «рус». Но не всякое имя тут подойдет. Эта народность должна будет выстоять в жестокой борьбе с аварами, готами, тюрками, гуннами и другими захватчиками. Причем выстоять вскоре после переселения, так сказать, на взлете, не успев ни освоиться, ни наладить хозяйство. Второе качество: у этого племени или народности должен проявиться вскоре дух организации, который приведет к образованию крупнейшего государства — Киевской Руси. Это может быть и прошлый опыт.

Можно ли, право, отыскать такое племя или народность?

Да, можно.

Это одрисы (odrysae). Звучало это так «одрюсы» или «одрусы».

У одрисов было государство. Они потеряли его на крутом изломе истории, примерно в то же время, когда лишенные земельных участков этруски-росены окончательно вымерли.

Сказанное выше о фракийцах, об их культуре, обычаях, языке относится прежде всего к одрисам, к той их части, которая не была эллинизирована. Это самое многочисленное племя во Фракии. Одрисы — пахари, они жили сначала на юге Фракии, но постепенно заняли обширные территории. Многие из них оказались в городах-полисах на побережье Черного моря, особенно усилился поток переселенцев после присоединения Фракии к Риму.

Правильнее говорить о племенном союзе одрисов, в который входили, вероятней всего, не только сыны леопарда (а таких племен, как уже отмечено было, множество), но и балты, а также отдельные кельтские племена.

Союз этот был основой государства одрисов. Собственно, провинция Фракии территориально почти совпадает с государством одрисов.

Первое одрисское государство сложилось в V веке до нашей эры. «Фракийские племена, издавна жившие независимо друг от друга, — пишет Т. В. Блаватская, — были объединены царями племени одрисов и образовали могущественное царство» (Западнопонтийские города в VII–I веках до нашей эры. АН СССР. М., 1952).

В цитируемой книге со ссылкой на Ксенофонта отмечено, что любимым занятием фракийской знати был конный спорт. Конные состязания у фракийцев, и одрисов в особенности, упоминаются в древних источниках не однажды. Типична для раннеклассового общества идеология знати: достойным уважения считалось всегда военное дело. Геродот сообщает, что аристократия отделяла себя от простого народа, с пренебрежением относилась ко всякого рода ремеслам и земледелию.

В первой половине V века до нашей эры сложилась монархия одрисского царя Тереса, которая объединила большинство фракийских племен, не разрушая их социальных отношений. У фракийских племен, живших в горных и труднодоступных районах, отмечает Т. В. Блаватская, сохранились устои первобытнообщинного строя во всей его полноте в течение длительного времени.

Терес — историческая личность, правда, о нем известно не так уж много. Дочь свою он выдал замуж за скифского царя Ариапейфа (Геродот, IV). В своей политике Терес ориентировался на Элладу.

Образование сильного одрисского царства положило предел военным конфликтам. Скифы не могли одолеть одрисов. Был заключен союз. Близ Пловдива в кургане обнаружен золотой перстень одного из одрисских правителей, на котором выгравировано имя владельца: Скифодок. Это свидетельство мира и родства фракийских династов со скифами.

Выдающейся личностью был преемник Тереса Ситалк. Его деятельность описана Фукидидом. Ситалк взимал дань не только с фракийцев, но и с эллинских городов, он создал государственную казну своего царства, наладил выпуск полноценной монеты. Афины поспешили задобрить одрисского царя.

Племянник Ситалка Севт чеканил серебряную монету со своим именем и изображением всадника. Конные воины составляли основу фракийского войска. Фукидид (II) сообщает, что войско Ситалка насчитывало не менее 150 тысяч человек, из них одну треть составляла конница. Большинство конников — одрисы и геты. Ситалк был на стороне Афин в Пелопонесской войне.

При Ситалке и Севте государство одрисов, выросшее из союза фракийцев, объединило большинство племен. То была эпоха наивысшего подъема его могущества. Междоусобицы членов царствующего рода после смерти Севта привели к расколу и раздроблению: южное побережье Фракии находилось под властью Севта II, а внутренние области подчинились Медоку.

Царь Котис, стремившийся восстановить единство Фракии, вел антиафинскую политику и был убит в 358 году до нашей эры.

Вскоре государство одрисов потеряло независимость. Македонские династы (Филипп) захватили значительную часть государства одрисов. Поход Александра Македонского на Фракию поставил страну в зависимость от усилившегося соседа.

Македонию населяли также фракийские племена, но они были сильно эллинизированы. Теперь, после признания власти Александра, в его армию входили одрисы, трибаллы, иллирийцы. Внутреннее управление оставалось за местными князьями и царьками.

Одрисы начали антимакедонское движение; князь одрисов Севт III восстановил независимость государства. Он выпускал серебряную монету, перечеканивая македонское серебро с изображением Александра Великого.

Вскоре, однако, после неудачных боев на горных перевалах с войсками диадоха Лисимаха одрисы снова потеряли независимость. Только после третьей Македонской войны (171–168 гг. до н. э.) Фракия вышла из-под влияния Македонии. Примерно через сто лет государство одрисов оказалось в сфере влияния Рима.

Одрисы вели в I веке до нашей эры проримскую политику, однако Рим все более вмешивался в их дела. В 31 году до нашей эры Рим возвел на одрисский престол фактически своего ставленника Котиса. Это усилило проримскую ориентацию государства. В I веке нашей эры Фракия стала провинцией империи. При Траяне севернее Фракии образована провинция Дакия.

Первый век был роковым для Фракии. Одрисское государство занимало территорию до Дуная, но Рим готовил аннексию страны. Именно в это время произошли крупные народные восстания на севере и юге страны (21 г. н. э.).

В своей книге «Мезия в I–II веках нашей эры» Г. Д. Златковская пишет:

«В 44 г., после смерти Реметалка II, Фракия была отдана старшему из сыновей Котиса — Реметалку III, не воспитывавшемуся на родине, не знавшему обычаев и традиций своей страны, римлянину по духу и полуримлянину по происхождению. Теперь римляне сочли подготовку полной аннексии Фракии законченной и объединение под одной властью балканских провинций излишним: они стали теперь управляться каждая отдельно; Фракия же в 46 г. н. э. была превращена в римскую провинцию. Мезийская часть Одрисского царства вошла в состав провинции Мезии.

Античная традиция ничего не сообщает нам относительно обстоятельств смерти последнего фракийского царя. Весьма вероятно, во фрагментированной надписи в честь Трифены, матери Реметалка III. сообщается об убийстве этого царя. После этого события, происшедшего в промежутке между 44 и 46 годами, Фракия не упоминается более как отдельное государство. Несмотря на почти полное отсутствие литературных источников (за исключением нескольких слов у Тацита в Анналах, XII, 63), все же можно утверждать, что превращение Фракии в провинцию не прошло гладко и сопровождалось народной борьбой».

…История фракийских племен восходит к глубокой древности. Во втором тысячелетии до нашей эры они занимали территорию от Черного и Эгейского до Адриатического моря, причем малоазийские области близ Трои этнически были идентичны собственно Фракии, и их населяли те же фракийские племена.

В XIII веке до нашей эры родственные по языку племена иллирийцев вклинились между фракийцами и Адриатикой, образовав ту самую Иллирию, о которой вспоминает автор летописи.

Древняя культура одрисов и других фракийцев была воспринята пришельцами-греками. Это мифы, культы Диониса и Орфея, бывшего, по преданию, царем фракийцев. Легендарный певец дал имя учению, которое распространилось в Греции (орфизм).

Орфизм вырос в частности, из древнейших представлений об эволюции мироздания. «Рапсодическая теогония» открывает грандиозную картину. Нестареющее Время рождает эфир-воздух и бездну-хаос. Затем возникает серебряное яйцо. Из яйца рождается демиург Тан, Танес (у этрусков Тин — также главный бог пантеона). Корень этого имени (со звонким согласным) остался в слове «день». Танес — отец последующих поколений богов, он творит небо и землю, «другую землю» — Луну. Фракийцы включили эту космологическую систему в песни и мифы. Прямые ее отзвуки слышны в русских сказках и «Калевале». В карельских рунах найдем и космическое яйцо, и творение из него Земли, Солнца, Луны и звезд. Образы богов, отраженные позднее — сначала у фракийцев, затем у греков пришедших на их земли, — позволили концентрированно изложить в образной форме и передать потомкам систему представлении о мире и его силах. Эта система питала гений самого известного из певцов Трои и Фракии — Омира (Гомера).

Тысячью нитей связано искусство одрисов со Средиземноморьем, с Трипольем (Трипольская культура — лишь вариант общей культуры средиземноморско-фракийских племен). Фракийская гробница в Казанлыке — шедевр строительного искусства, а живописные изображения со знаменитыми фракийскими конями поражают воображение.

Особое место занимала у фракийцев выплавка и обработка металлов. Именно искусство выплавки металлов из руд принесли с собой в Италию и этруски-росены. Исследователи отмечают давние связи между южной и северной Фракией. Серая гончарная посуда к северу от Дуная (с. Александрия) близка к керамике южной Фракии.

Фракийская керамика найдена на Верхнем Днестре и в Среднем Приднепровье (с. Иване Пусте в Тернопольской области УССР и др. места).

Впрочем, раскопки на Украине уже дали богатый материал, который пора опознать. На Днепре, близ Киева, в той самой области, которая соответствует изначальной Руси, найдены фибулы дунайского типа. Фибулы — это застежки для одежды. Но они позволяют судить о прошлом наряду с другими находками. Литые фибулы вошли в моду в последний период Римской империи. Их несколько типов. Все они представлены в раскопках близ Киева, а также в причерноморских городах. Время: IV–V века нашей эры. Это уже не города-полисы классического типа. Греческие надписи — дань истории. Но городское население уже в основном местное. Овидий еще на рубеже нашей эры сообщал своим друзьям в Рим, что в Томах не услышишь правильной греческой речи, что в самом городе много «варваров».

Варваризация греческих городов отмечается многими исследователями. Но варвары — это новопоселенцы. В I веке нашей эры отмечено резкое увеличение фракийских вещей в черноморских поселениях и городах. Это второй поток переселения — на побережье, в города Северного Причерноморья, подконтрольные одрисам и хорошо известные многим фракийцам. Ясно, что вместе с богатыми князьками и владетелями переселялись и целые деревни. Каждый город окружал пояс сельских поселений. Время совпадает с включением Фракии в число римских провинций! Это знаменательно. Потому что массовое переселение — естественная реакция на тяготы, налоги и поборы римской администрации.

Антропологические изыскания свидетельствуют черепа в сельских поселениях интересующего нас периода — негреческие.

Мартыновский клад того же периода на Днепре состоит из комплекта серебряных вещей. Среди них — изображение человека в вышитой рубахе и двух коней. Естественное расположение их такое, что кони обращены к человеку. Это фракийский сюжет, причем самый распространенный. Изображения двух коней с человеком посередине характерны для Фракии и особенно для левобережья Дуная, то есть для поселений в римской провинции Дакии.

На вышитых славянских полотенцах, в том числе русских, нередок тот же сюжет. Вышитые кони на них соответствуют коням Мартыновского клада.

Более тысячи изображений во Фракии посвящены так называемому фракийскому всаднику, божеству, широко распространившемуся именно в первые века нашей эры, то есть в период переселения фракийцев на север и восток. Фракийский всадник не просто спутник массового переселения, он его символ и надежда. На русских вышитых полотенцах мы найдем этого всадника. Это, к примеру, полотенце из бывшего Пудожского уезда Олонецкой губернии в коллекции В. Н. Харузиной. Всадник на небесном коне воздел вверх руки. Вместо головы у него фигура с символами солнца, во всем подобными фракийским. Обычно у фракийского всадника в руке меч. Это относится и к наскальным изображениям. Но у всадника из коллекции В. Н. Харузиной меча нет. Это и понятно: зачем всаднику мирных хлебопашцев меч?

На многих полотенцах изображены женщины. Среди них, как отмечает Б. А. Рыбаков, богиня Макошь. Но вот что любопытно: даже на этих «женских» полотенцах фигуры расположены на фракийский манер! В середине Макошь, по обе стороны от нее две всадницы.

Ну а сами полотенца и обычай их вышивания разве не из Фракии? А вышитые рубашки? Разве такие рубашки не стали символом славянского мира?

Двух коней и центральную фигуру не спутаешь ни с какими другими и на русских подвесках-амулетах XI–XII веков нашей эры. Дальнюю дорогу одолели и фракийские священные птицы из этого же круга находок, и фракийские звери, и фракийские солярные знаки.

Пора бы все это узнать и признать.

Уместно назвать имена одрисских династов и правителей — Терес, Садок, Котис — в сопоставлении со славянскими именами. Терес — Тарас (переход «е» в «а», как в случае Ксения — Оксана). Садок — Садко (герои былин и сказаний новгородских славян). Осталась и старая форма: Садоф (украинское имя). Котис-Котек, Коташ, Котко (очень распространенное имя — от Литвы до Киева).

Имена фракийцев содержат иногда составную часть «рус». Это, например Пурирус, Тарус, Пуррус. Пури можно озвучить как Бури, Бори. Бори-рус. Это понятно. Но вряд ли это имя было широко распространено в земле одрисов. Скорее всего оно характерно для бессов или других племен соседей одрисов. Почему? Потому же, почему фамилия Мордвинов принадлежит, к примеру, скорее всего выходцу из Мордовии. Имя с составной частью «рус» давалось точно так же в земле бессов выходцу из племени одрисов. Это прямое свидетельство того, что земля одрисов называлась тогда землей русов, а сами одрисы — русами. Вспомним что одрисы — имя, данное племени чужаками. «Этруски» — «изобретение» римлян. На самом деле этруски называли себя расенами.

И сами одрисы и их ближайшие соседи знали другое имя: русы. Воспользуемся именем Пурирус, чтобы проверить правильность умозаключений. Справедливо ли разбиение на две части: Пури-рус? В словаре древних славянских имен можно прочесть: Буривой. Иных это восхищает как же в имени слышен вой бурь! Но согласиться с этим невозможно. Вой — это, безусловно, воин, а Бури-Пури та же первая часть фракийского имени, которая определяет однозначно и вторую, интересующую нас часть — рус. Концы сошлись с концами. Одрисы действительно русы, с такой же степенью достоверности, с какой этруски — расены.

Это снова возвращает нас к теме переселения на север и к главной волне переселений на рубеже эр. Источник, оставивший как бы мгновенное фото этого процесса, который длился веками, — сочинение Иордана.

Росомоны — союз, подобный союзу одрисов. Недаром здесь встречаем те же имена племен, что и во Фракии. Памятники Черняховской культуры свидетельствуют о высоком уровне развития хозяйства пахарей-земледельцев. Можно предполагать, что и здесь установился обычай дани, подобный тому, который ввели одрисы во Фракии.

Готам был нанесен невосполнимый урон именно на территориях, контролируемых росомонами. Иордана трудно заподозрить в симпатиях к росомонам, но скупые строки открывают словно сами по себе удивительную картину. Двести лет спустя после событий Иордан в сердцах называет росомонов вероломным племенем, как водится, забывая, что именно готы вломились на их земли непрошеными гостями.

За этими удивительными событиями не мог не стоять вековой опыт государственности, навыков управления, поразительной смелости (вспомним отомщенную Сунильду и разрыв союза с готами). И еще и еще раз пройдут страшные в своей многочисленности и натиске орды кочевников именно через земли росомонов, и все же земли эти поднимутся, стряхнув с себя эти пришлые орды, точно по мановению волшебной палочки.

В истории был пример подобного рода: одрисы смогли соединить мужество, стойкость и государственный ум в невероятных почти ситуациях, когда требовалось противостоять скифам, эллинам, соединениям местных племен и — позднее еще и Риму. И все же государство одрисов было обречено. Римские легионы докатились впоследствии до Карпат. Эту махину нельзя было остановить.

Так, описав пространственно-временной круг, мы снова возвращаемся к росомонам. В этом имени — притягательность тайны. Но не только. Теперь мы знаем: именно они были наследниками русов на новых, северных территориях. Я чувствовал это, и само их имя подсказывало, что так оно и было. Историки вспоминали их. Но не было путеводной нити. И не было ключа к истории этого удивительного племени, воспетого, оказывается, не только самими русами, но и скандинавами, а точнее — ванами, асами и готами.

Эддический цикл пришел в Скандинавию из причерноморских степей.

Ваны-венеды собирали дань со шведов в течение правления первых своих династий (о чем пишет Снорри Стурлусон в «Круге земном»), они перенесли в Скандинавию вместе с асами не только свойственные Великой Свитьод порядки, но и свои сказания. Хроника событий, о которой я писал в «Асгарде», такова: первая война ванов с асами в Великой Свитьод (Великой Швеции на берегах Черного моря), победа ванов, союз с асами, обмен заложниками (скорее похожий на включение племен асов в состав ванов, оставшихся в Причерноморье, и соответственно отход части ванов вместе с асами на северо-запад, затем — в Скандинавию). Культ асов был известен у готов, пришедших в Причерноморье из той же Скандинавии в III веке н. э. И новые события здесь, у синего моря, захватили и готов и росомонов — они были отражены в более позднем цикле сказаний, дошедших до Скандинавии уже благодаря готам. Нить и ключ к ним даны великой богиней, пресветлой Исидой-Богоматерью. Я спрашивал ее не из простого любопытства, а потому, что именно росомоны соединяли Фракийскую Русь и Киевскую Русь. Между двумя этими государствами — восемьсот лет, о которых можно было строить догадки. Теперь эти восемь веков оживают. Русы Фракии — росомоны русы Киева — русы и ваны Москвы. Такова цепь событий и истории.

В русской сказке, записанной А. Пушкиным, Руслан сначала погибает, потом оживает — ему помогает добрый волшебник. И в этой гибели Руслана — правда. Она отражена в эддических песнях. Там это смерть двух героев, мстящих Германариху за свою сестру. Но русы победили готов. Это мы читаем теперь наконец-то в «Лебединой книге». Великая богиня, она же Птица Матерь Сва «Лебединой книги», защищала своим крылом таинственных росомонов. Руслан ожил. В этом тоже правда. Ведь он олицетворяет стойкость русов, переживших нашествие.

Тем не менее реальные герои русов-росомонов, братья Людмилы, погибли с честью. Мы все давно забыли свои древние фракийские имена и помним лишь поздние, христианские. Напомню два древних имени русов, сражавшихся с готами (как о том рассказывает и «Лебединая книга»). Имена эти, правда, донесли до нас эддические песни.

1991 год

Божья Матерь была в голубом платье с серебром. На ее головной накидке прозрачные камни. Гор в белом с голубым. Ее образ был виден сквозь легкую дымку. Богиню отделяла от Жанны словно бы тонкая ряднина тумана. По моей просьбе Жанна спросила о книге «Асгард — город богов».

— Еще не все экземпляры книги раскуплены читателями… Как быть?

— Что ты волнуешься? — сказала Богоматерь. — Мы даем эту книгу только тем, кто этого заслуживает.

— А он не заходит ко мне, забыл меня. — Такова следующая реплика Жанны, не вполне соответствующая положению вещей.

— И сегодня его не будет. — Великая богиня улыбнулась.

— Нет! Он обещал сегодня прийти, — заявила Жанна.

— Сегодня он не придет, — сказала богиня уже без улыбки.

Еще не зная содержания разговора с богиней, я позвонил Жанне около шести вечера, попросил извинения, что не смогу зайти, как обещал, и тогда услышал от нее это.

— Он спрашивает насчет черной воды. Можно ему ее пить? — Таков был следующий вопрос Жанны. Во время работы над первой книгой я отменил кофе, который богиня мне не рекомендовала, не без основания называя его черной водой (думаю, в том кофе, который можно найти было в магазине, содержались в основном какие-то смолы темного цвета, уже без кофеина).

— Можно, — ответила Богоматерь. — Чуть-чуть.

Жанна приступила к решению личных проблем:

— Денег не прибавили. Ты несправедлива ко мне. Люди одеваются, а я нет.

Представляю себе, как это могло выглядеть. Излюбленная тема Жанны. Но и не ее только. Жить становилось действительно почти невозможно.

— Ты забываешь, зачем ты на этой землей! — Богиня ответила энергично, почти резко, и при ее словах Гор стремительно повернул голову, точно впервые увидел Жанну.

— Скажи, у нас будет лучше потом?

— Да.

— А как с нашей культурой, с нашим языком, вообще с нашей судьбой. Это и его интересует.

На это Божья Матерь ответила:

— У русского языка большое будущее. Это язык с самыми древними истоками. И его ждет счастливая судьба.

1 сентября или в ночь на 2-е я потерял серебряное кольцо с магическими знаками, подаренное Божьей Матерью. Пропажу я обнаружил около часу ночи. Непередаваемая тревога владела мной до того, по-видимому, часа, пока она не появилась и не заговорила с Жанной. Судя по времени, которое я сопоставлял, именно тогда немного отлегло от сердца. Ее слова, переданные мне, успокоили.

Она была в голубом платье с серебристой каймой. Гор был в белой рубашке с голубой оторочкой.

— Все знаю, — сказала она. — О волнении его знаю. Он потерял обруч. Пусть успокоится, все вернется к нему.

— Ты можешь указать место, где потеряно кольцо?

— Дома. Обруч у него дома!

— А где именно?

— В бумагах.

Богиня сообщила о ближайших благоприятных и неблагоприятных для меня днях.

Богиня улыбнулась, сказала:

— Я нравлюсь себе.

— Как это? Ты о чем? — спросила Жанна.

— О книге.

Великая богиня была в голубом наряде. Как чаще всего бывало, она стояла за перилами балкона, и в утренний час на фоне сентябрьского неба все казалось прозрачным — темные кроны тополей, дома, весь наш еще не проснувшийся мир. Слова богини, улыбка разбудили Жанну окончательно. Помню, как она советовала мне: «Вставай пораньше, бери пример с богов». Очень дельный совет. Жаль, что я сова. В это утро Жанна вспомнила о предстоящем отпуске — ее и моем. У нее была уже путевка. А мне не хотелось уезжать просто так. Хотелось услышать совет Божьей Матери.

— Он устал, — сказала Жанна обо мне. — Ему нужен отдых.

— Знаю, — ответила Богоматерь.

— Когда ему отдыхать?

— С середины сентября до середины октября.

— Что ему брать с собой в отпуск? — Вопрос Жанны относился, вероятно, к книгам, кроме того, я сначала хотел взять с собой талисман, подаренный богиней, но потом передумал: боялся его потерять.

— Его решение правильное, — ответила Божья Матерь.

Она снова улыбнулась. Добавила:

— То, что тебе давно хотелось, ты приобретешь сегодня.

Вечером Жанна зашла в комиссионный магазин. Зашла случайно. Увидела вязальную машину. Но цена!.. Она расплакалась, повернулась и пошла. У выхода из магазина навстречу женщина. «Что расстраиваетесь?..» Короткий разговор. И женщина направила ее в другой магазин, где были довольно дешевые вязальные машины марки «Северянка». Мечта Жанны исполнилась. Моя мечта тоже, ведь первая книга о встречах с Богоматерью в этот день была напечатана на машинке (я сдавал текст частями). Она существовала!

Ее появление было таким же, как три дня назад, в тот же час, и она была в том же наряде. Великая богиня сообщила для меня дни удач и неудач. 9 сентября от меня требовалось большое внимание, собранность, неторопливость, другие дни были менее ответственными, только вторник мог привести к стрессовой ситуации — и это был следующий день, 10 сентября.

— В воскресенье нужно отдыхать и не забыть о друзьях! — Этот совет великой богини был исполнен мной в точности.

— Передай, он может собираться в дорогу, — и этот совет великой богини оказался полезным: я всегда что-то забывал дома, на этот раз, забегая вперед, могу сказать — сборы мои были успешными, и я заранее подал заявление об отпуске, успел взять обратный авиабилет и ничего не забыл из вещей, прихватив даже электрокипятильник.

Жанне же было сказано, что ей лучше всего не ездить, оставаться дома.

— Так хочу поехать! — воскликнула она.

Юный Гор отрицательно отнесся к этой идее, покачал головой: лучше не надо.

Жанна спросила о кофе:

— Почему все же нельзя пить кофе? — Вопрос ее не нов для меня.

— Черная вода вызывает перенапряжение, — ответила богиня.

(Значит, затем и отбирает энергию, как уже было сказано.)

Жанна опять спросила о кольце. Богиня повторила: оно в бумагах. На прощанье Божья Матерь сказала:

— Я благодарю его за работу!

В этот день на указательном пальце правой руки богини Жанна впервые видела перстень с большим желтым камнем. По-прежнему голубые и желтые камни украшали накидку ее платья. Юный Гор был в белой с желтым рубашке. Вот первый вопрос великой богини:

— Ты снова волнуешься?

— Как наши дела?

— У него все нормально. Сегодня его голос услышит мир.

Так и случилось. Спустя двенадцать часов после этих слов Божьей Матери состоялось мое выступление по радио. Но когда шла радиопередача (прямой эфир), я еще не знал о встрече Жанны с богиней: позвонил ей после студии.

— Спасибо тебе большое, даже не знаю, как тебя благодарить.

— Ты уже отблагодарила меня, — сказала богиня.

Жанна поняла, что эти слова великой богини относятся к посещению церкви Даниловского монастыря. Жанна была там за день до этой беседы.

— У него потеря большая… он все теряет, — Жанна снова говорила о потерянном кольце.

— Пусть не волнуется. Обруч в бумагах.

Богиня снова успокаивала меня. Я воспринимал это не как повторение только после этой встречи остатки моего волнения ушли или растаяли совсем.

— Где именно? — спросила Жанна. — В каких бумагах? Покажи!

— Трудно, — ответила Божья Матерь.

Я понимал ее. Разобрать мои бумаги или определить точное местонахождение в них любого мелкого предмета невозможно. Для меня самого это работа примерно на пятеро суток.

— Он взял билет, едет отдыхать девятнадцатого этого месяца.

— Отдохнуть ему нужно. Пусть едет.

— Я тоже еду отдыхать.

— А тебе лучше не ездить.

И это повтор. Понимаю Жанну: она, возможно, рассчитывала, что ее желание изменило ситуацию, что оно может быть учтено и одобрено. Но этого не произошло. Видимо, на то были веские причины.

— Как наша книга, будет удачной?

— Благодари его. Спасибо! — ответила Божья Матерь.

Гор улыбнулся.

И эта встреча началась с вопроса Божьей Матери:

— Печалишься?

— Печалюсь.

— Хочу сообщить дни… — И Божья Матерь назвала мои удачные и неудачные дни. — По четвергам там, на отдыхе, не замыкаться в себе, ну, и быть осторожным в знакомствах во все дни. По субботам и воскресеньям возможно проявление его дара предвидения.

— Что это? — спросила Жанна. — Как будет проявляться?

— Усилится интуиция. Передай: не употреблять черной воды, можно только чуть-чуть.

Забегая вперед, скажу, что качество черной воды в Сочи и других местах побережья, как я обнаружил, стало таким, что проза бессильна.

— Что ты скажешь для меня?

— Тебе надо уйти с работы.

— Поменять работу?

— Нет. Отдыхать.

— Но я же еду отдыхать. Значит, уйти с работы и отдыхать здесь?

— Да.

— Как с книгой?

— Нормально.

Жанна опять беспокоилась о книге.

Встреча была короткой. Я воспринял ее как напутствие великой богини — с несказанной признательностью. Она была в голубом, Гор — в белой рубашке-косоворотке.

— Завтра он улетает отдыхать. Передай ему: будет все нормально. Пожелай ему счастья!

— А книга? — опять спросила Жанна, она впервые переживала за судьбу книги; если бы она знала, чего мне стоило на этот раз взамен прорывавшегося наружу моего желания поскорее увидеть первую книгу встреч с Богоматерью обрести в какой-то степени профессиональную выдержку!

— Пусть не волнуется, — ответила Божья Матерь, понимая, что профессионализм даже и наполовину не защищал меня от переживаний за судьбу сочинения. — Все идет как надо!

Рано утром — мой вылет в Сочи. Между часом и двумя ночи Жанна молилась и просила Божью Матерь охранять меня. Но я уже не мог записать события с телефонной трубкой в руке, как обычно: на прощанье я просил остававшуюся пока в Москве Жанну вести записи самостоятельно. Просил и на будущее — там, в санатории «Северная Ривьера», куда она собиралась ехать. Первую из страничек, написанных рукой Жанны, думаю, лучше процитировать:

«По моей просьбе охранять и помогать Володе и дать мне знать, что голос мой услышан, произошло вот что. Вдруг показалось сияние в небе овальной формы. Голос Божьей Матери мне сказал: «Смотри в окно. Я его буду сопровождать. Все хорошо». Я сказала не спавшей еще маме:

— Мама! Посмотри в окно!

Она все увидела, удивилась чуду. Стала спрашивать. Я отвечала сдержанно. Да, это явление, чудо. Но как я ни старалась рассмотреть образ Божьей Матери, это не удавалось. Было только сияние, свет. Может быть, так надо. Потому что не я одна была или было не то время, до утра было еще далеко».

На этой странице Жанна нарисовала на полях овал с лучами — похоже на то, как дети рисуют солнце.

Я спал сном утомленного праведника в знакомой мне гостинице на берегу Черного моря (сначала мне мешали спать шум и звуки, усиливавшиеся длинными коридорами). А в это время в Москве имело место следующее (цитирую Жанну Щербакову):

«Я просила ее снова явиться ко мне и получить подарок к ее дню рождения. Она явилась снова в виде сияния. Теперь это были два овала, разделенных темным поясом, один больше, другой меньше. По бокам верхнего овала — звезды, по одной с каждой стороны. Голубые, яркие. Над ним третья звезда. Опять моя мама видела это. Сияние вскоре удалилось, ушло. А утром Божья Матерь явилась в своем одеянии в окне, у балкона.

— Как он доехал? — спросила я.

— Не волнуйся за Володю.

— Мы поздравляем тебя с праздником. Прими от нас подарок.

— Отдай это в собор Святой Богородицы, — ответила она.

— А где он, я не знаю.

— Найдешь его там, куда ты едешь.

— Что меня ждет?

— Болезнь. Молись! — ответила Божья Матерь.

— Я устала от всего. Я хочу пожить немного спокойно. В семье.

— А он и есть твоя семья.

— Он женат.

— Но ты его судьба.

— Как это понять, Божья Матерь?

— Ты должна его охранять всю его жизнь, и духовную, и земную.

— Освободи меня от этого, уволь.

— Это твоя миссия. Оберегай его.

— У меня нет сил, нет энергии.

— Будет!

— А зачем моя болезнь?

— Ты должна была оставаться здесь. Ты не послушала нас. Терпи и молись!

Гор добавил:

— Слушай мать нашу!

Санаторий «Северная Ривьера» под Санкт-Петербургом. Раннее утро. Знакомый свет будит Жанну. Она видит Божью Матерь у окна.

— Тебе все еще нездоровится? — спрашивает она.

— Да, я еще плохо себя чувствую, — отвечает Жанна.

— Ты мне не верила.

— Как теперь мне быть?

— Не печалься, силы твои восстановятся. Сходи в собор, отдай твой и Владимира подарок на возрождение храма. (Мое имя Божья Матерь произносит так: Володимир.)

— Хорошо. Что с ним происходит? С Володей. Я даже не знаю его телефона.

— Вот, запиши.

На раскрытой правой ладони Божьей Матери возникают цифры. Жанна записывает номер моего телефона в гостинице под Сочи.

— Чем он там занимается, интересно? — спрашивает Жанна.

— Вот, посмотри, — отвечает Божья Матерь, поднимает правую руку, и под ней возникает мой образ, а также образ некой молодой особы, очень высокой брюнетки.

(К сожалению, этот факт мне приходится придать огласке: я обязан быть точным.)

Жанна раскрывает рот от изумления.

— Не волнуйся, — говорит Божья Матерь. — Он все поймет. Встреча с этой темной женщиной пусть будет случайностью.

— Да-а… ничего себе случайность! — восклицает Жанна (здесь я вынужден привести ее реплику в несколько отредактированном варианте).

— Что происходит? — продолжает Жанна. — Как же мне теперь быть?

— Все улажу, дай время, — говорит Божья Матерь. — Он останется с тобой и все поймет.

— Я этого теперь не хочу! Не хочу! — восклицает Жанна в гневе.

— Так надо. Помогай ему во всем. Книга его будет! Люби его!

— Любить к тому же?..

— Передай ему дни… — Великая богиня сообщает эти дни.

— Я передам ему. Но за что это я должна его любить?

— Старший любит больше.

— Я младшая! — восклицает Жанна (она, безусловно, права, потому что родилась на три недели позднее меня).

— Нет, я говорю о твоей душе, — поясняет великая богиня.

И позднее я пытаюсь уточнить, насколько же моя душа моложе. Это удается не без труда. Призрак конфликта разделяет нас еще долгое время, несмотря на мои усилия по части так называемого консенсуса (употребляю модное и умное слово сознательно — оно позволяет без труда маскировать даже исчезновение приличий в государственной политике). Итак, моя душа примерно на шесть столетий моложе души моей бывшей супруги. Это все, что я могу сказать, не упоминая точной даты рождения женской и легкоранимой души Жанны.

— Устала я! — восклицает Жанна в заключение.

Но кто из нас не устает? В первой книге я рассказывал, как устает сама Божья Матерь, великая богиня. Я тоже устаю, конечно, и после очередного состояния усталости сажусь за письменный стол, чтобы прийти вскоре к аналогичному же состоянию.

Ранняя прогулка Жанны по берегу Финского залива увенчалась беседой. Было тихо, ясно. Великая богиня как бы всплыла из воды, остановившись в воздухе. Сначала же было облако.

— Ты молодец, все хорошо. Я говорю о храме.

— Но я живу в Москве, — начала Жанна объяснять богине свое отношение к происходящему. — Вдруг, оказывается, я должна идти в этот храм. Почему?

— Так надо. А в Москве есть монастырь, который ты хорошо знаешь.

— Что ему сказать?

— Пусть не забывает о вреде черной воды. Пятница для него — день отдыха, от всего серьезного отвлечься в этот день. Не забыть мать.

— Передам все. А я чувствую себя лучше? — Это Жанна спрашивает Божью Матерь о своем собственном самочувствии, точно так, например, мы с ней спрашивали, как идет моя работа над книгой.

— Ты еще не совсем поправилась, — отвечает Божья Матерь.

— Хочу домой! — В этом восклицании Жанны непоколебимая логика женщины, которая несколько дней назад ни за что не хотела оставаться дома, несмотря на рекомендации неба и лично Богоматери!

— Нельзя сейчас возвращаться домой. Для такой дороги плохие дни. — Таков ответ богини.

— Нет, хочу, мне же нужно устраиваться с работой, я почти совсем ушла с прежней работы, оставила заявление. — И тут уместно вспомнить о женской логике — в исполнении моей бывшей супруги.

— Не спеши, — терпеливо разъясняет богиня ситуацию, так же терпеливо она уговаривала Жанну не ехать сюда.

— Нет денег! — восклицает Жанна. — Не могу больше здесь!

— Я не знаю денег, — осторожно повторяет великая богиня, точно так она пыталась убедить Жанну раньше (описано в первой книге), но на этот раз Жанна настроена решительно:

— Не на что жить! Нет бумаг для покупок.

— Но у нас их тоже нет, — резонно замечает богиня.

Право улыбнуться Жанна почему-то оставляет за мной.

— Помоги ему, — говорит богиня.

— Ты имеешь в виду, чтобы я ему звонила?

— Умница! — восклицает Гор.

Сквозь сон Жанна слышала голос богини. Так уже бывало — в первой книге об этом рассказано.

— Ты делаешь все как надо, помогаешь ему, я все вижу!

— Он меня не любит! — Это ответ Жанны.

Дальше в тетради Жанны несколько строк заняты только точками — очевидно, она кое-что опустила из этого разговора. Жаль, я бы нашел форму, в которой можно передать пропущенное. Как заметил один из мэтров, для литературы нет запретных тем, все дело в чувстве меры. После точек реплика Жанны:

— Он передает тебе спасибо за хорошую погоду в том месте, где он отдыхает.

Божья Матерь улыбнулась и слегка наклонила голову.

— Поправляйся! Передай, что благоприятные дни для него… — И богиня сообщила дни. Умолкла. Пауза.

— Что ты молчишь. Матерь Божья?

— Так. Приятно смотреть на тебя сегодня.

Я должен хотя бы и с опозданием присоединиться к этим словам Богоматери, потому что живо представлял себе Жанну во время наших телефонных разговоров.

Богиня явилась утром, и Жанну разбудил свет в окне. Богоматерь была в голубом платье.

— Можешь уезжать отсюда домой! Береги себя.

— Устала, устала я! — громко сказала Жанна, и, надо полагать, устала она на этот раз от отдыха. От чего же еще?

— Тебе плохо одной?

— Да, плохо.

— Все будет хорошо, не волнуйся. Мы любим тебя, но еще рано… — так закончила разговор великая Исида-Богоматерь.

— Ты снова со мной!

— Да.

— Что ждет меня и его?

— Мир. Ты обязана донести до него все обо мне.

— А он?

— И он тоже. Людям нужна помощь. Он будет работать над второй книгой.

— При чем тут я?..

— Почему опять говоришь не то? — Это довольно серьезная реплика Богоматери-Исиды, ведь Жанна спрашивает о том, что обязана понять самостоятельно.

— Я не знаю.

— Помогай ему и молись.

— Где?

— Ты хорошо знаешь монастырь в Москве и бывала там.

— Что делать с мамой?

— Мы присматриваем за ней.

— А бумаги (деньги), без которых у нас нельзя жить?

— Помощь будет. Прошу тебя, слушайся нас с Гором. Я молюсь за тебя. Делай, как я прошу!

Читатель должен отметить здесь: Божья Матерь молится за Жанну, это проливает свет и на законы мира богов.

Пауза.

— У вас на Земле сейчас очень плохо, и будет еще хуже. Тебе нужно помочь — и это твои молитвы Отцу.

— Я их не знаю.

— Иди и купи в церкви.

— Как дела у Володи?

— Трудности будут, но они преодолимы. Остерегаться женщин. Дни для него сообщу потом. Скажу, что делать. Ты сама береги его.

— Опять я должна беречь его…

— Сколько можно тебе объяснять? До встречи!

Мне неловко так часто упоминать себя в связи с заботой обо мне Божьей Матери. Пусть же те читатели, кто считает это лишним, извинят меня великодушно: не поднимается рука сокращать сказанное. Другие же читатели, надеюсь, поймут меня.

19 октября я вернулся в Москву. На следующий день Жанна тоже была дома. Неделю спустя явилась богиня в голубом платье с серебристой отделкой, на ее головной накидке — желтые и прозрачные камни. Гор в белой рубашке. Вот первые слова пресветлой богини:

— Благодарю его за все!

— Что ему еще передать?

— И еще раз большое спасибо за то, что он делает. Тебе тоже. Передай ему, что в понедельник не нужно стимулировать творческую деятельность возбуждающими средствами.

— Черной водой, кофе?

— Да, и этим тоже. 29-го благодатный для него день. 30-го начинается период для профессиональной и творческой реализации, 2-го ноября избегать женщин.

Богоматерь перечислила затем все благоприятные дни и дни возможных неудач. Она сказала о следующей книге:

— Скоро ему работать над следующей книгой. Это будет продолжение уже написанного. Пусть расскажет, откуда все пошло. В завершение дать предсказания на будущее.

— А ты будешь ему помогать?

— Буду.

— Что еще?

— Я вас благословляю.

В пять утра богиня появилась в малиновом платье с ярко-голубой каймой оно похоже на сарафан. На ее накидке — рубиновый пятигранник и желтовато-прозрачные камни. Гор в серой рубашке с алой оторочкой.

— Мне предложили работу, как быть? — спросила Жанна.

— Не ходи, — ответила Богоматерь.

— Что у нас творится! Будет тяжело?

— Тебе не будет тяжело.

— А как с книгой, с изданием? Ты все говоришь, говоришь, а она ни с места.

— Сегодня все будет решено. — Богоматерь улыбнулась, Гор тоже.

— Ты говорила, что ему надо остерегаться женщин. И назвала дни неудач, связанные с женщинами. Это еще в силе?

— Да. Весь предстоящий месяц такой.

— Каких женщин остерегаться? Покажи!

Богоматерь подняла руку, под ее рукой возник мой образ: я был в голубой майке с черным изображением Несси на груди (эта майка была на мне в тот день и ту ночь).

— Зачем ты мне его-то показываешь? — воскликнула Жанна.

— Ой, извини — сказала Богоматерь и показала женщину.

Высокая, в темной ночной сорочке, короткая стрижка, прямой с небольшой горбинкой нос, нижняя губа пухлая. Так Жанна смогла рассказать мне о ней.

— Эта, — сказала Богоматерь, — будут и другие, но эту особенно остерегаться.

— А от чего его предостерегать-то?

— От постели!

— А что, он может заболеть?

— Да, и очень серьезно.

Она во всем голубом с белесой каймой. Прозрачные камни. Он тоже в голубом. Пресветлая Мать сказала:

— Завтра праздник.

— Я не забыла, — ответила Жанна (это накануне дня Казанской Богоматери). — Ты знаешь, что к тебе есть вопросы?

— Знаю.

Накануне я просил Жанну запомнить мои вопросы. Правда ли, что коршун в сказке Пушкина о Царевне Лебеди — это Гагтунгр? Правда ли, что в образе князя Гвидона отразился образ бога? Какое у Богоматери было имя в Атлантиде?

— Да, — сказала пресветлая Богоматерь, — князь Гвидон — это одно из воплощений бога, образно говоря. Коршун и впрямь Гагтунгр. А имя мое в Атлантиде назвать не могу — нужно тогда рассказать и об Атлантиде. А у меня мало времени. Потом назову это мое имя, для другой его книги.

— Для какой книги?

— После той книги, о которой я сказала, он будет писать книгу об Атлантиде. Тогда он узнает еще одно мое имя.

— Он уже написал книгу «Все об Атлантиде».

— Не все…

— А с изданием нашей работы опять задержка?

— Да. Вмешиваются темные силы.

— Как тогда, когда он писал ее?

— Похоже. Постепенно я снимаю их действие. Пусть не волнуется. Книга будет! Сегодня у него тяжелый день…

— Как! Я же не предупредила его об этом дне! — воскликнула Жанна.

— Я упустила из виду, — ответила Богоматерь. — Но все будет нормально, передай.

— Скоро ему начинать новую книгу, которая будет продолжением уже написанной?

— Пусть пока отдыхает. Я скажу. Пока больше отдыха!

— Как понять — больше отдыха?

— Больше воздуха.

— Ты сообщишь дни для работы?

— Потом. После его отдыха. Пока же сообщи ему дни, как всегда. Благоприятные и не очень… — И Богоматерь дала Жанне дни для меня, потом для нее. Добавила: — Меньше общения с людьми, не ввязываться ни в какие переговоры, делать свое дело.

В этот момент Жанна подумала о том, что раньше Богоматерь сообщала даже часы работы — и это заранее! Ответ на эту мысль:

— Обязательно все уточню и скажу.

— А срок написания книги? — допытывалась Жанна.

— Все сообщим.

— У него дома легкий шум от бойлерной.

— Я не знаю, отчего это, но устраню. Ему будет дан отдых.

У нее синее платье, синяя накидка, все с темно-красной каймой. Гор в темно-вишневой рубашке с серо-голубой каймой. Пресветлая богиня в этот день казалась строгой, быстрой, необыкновенно собранной и чуткой.

— Ты не соскучилась? — спросила она Жанну.

— Я ждала тебя еще вчера. Почему задержалась?

— Мы очень заняты. Нужно оградить Землю от нечисти и войн.

— Я чем-то могу помочь?

— Да. Прошу его и тебя не ввязываться в споры и обсуждения, быть нейтральными.

— Разве меня это тоже касается?

— Это очень даже касается его, передай!

— А с книгой опять задержка! — Жанна готова была каждую встречу задавать один и тот же вопрос, за что я делал ей уже замечания.

— Я же говорила: мешают силы. Но все образуется. Владимир пусть отдыхает. Больше воздуха!

— Ему же снова писать… когда начинать?

— Начать нужно 16 ноября. В какие дни продолжить — о том его уведомлю особо.

— А часы работы?

— Сообщу дополнительно. Еще раз прошу соблюдать нейтралитет! Передай это Владимиру обязательно.

Пресветлая Божья Матерь в голубом платье со светлой оторочкой. Гор в светлой рубашке.

— Что, переживаешь?

— Да. Что творится! — воскликнула Жанна. — Божья Матерь, люди умирают от холода, замерзают в своих домах без топлива. (Кажется, в Хабаровске.)

— Это ждет и вас.

— Меня и его?

— Нет. Но будут трудности с теплом и едой.

— Как же нам спастись или чем запастись?

— Огнем — кратко ответила Божья Матерь.

— Но у нас есть газ!

— Нужно иметь свой огонь.

После этого разговора я узнал, что на рынке коробок спичек стоит четырнадцать рублей — это больше того, что в среднем зарабатывает за день инженер.

Богиня сообщила, что меня ожидает или может ожидать в течение ближайшей недели, охарактеризовав каждый день. 11 ноября не вступать в пререкания и лучше уступить свою власть другим. 12-го мой отрешенный вид может привлечь лжеучителей, мне надо соглашаться с ними (замечу: в этот день меня и впрямь поучали лжеучителя, и поучали, и лгали в глаза, и черное представляли белым). 13-го — благоприятный день, мне сохранять милосердие, не быть жестоким. 14-го — по отношению ко мне может быть допущена жестокость: не обращать внимания (это тоже случилось). 15-го — благоприятный день, больше внимания уделить детям. 16-го — никому не давать денег, 17-го — не спорить ни с кем, отдыхать на воздухе. И главное: 16 ноября постараться начать работу вот над этой книгой — вечером. Многое сказано этим словом «постараться». Работу я начал, но подвигалась она с трудом, даже руки не слушались меня, и я часто ошибался за машинкой.

Богоматерь уходила, повернувшись через левое плечо; прощаясь, подняла правую руку.

Пресветлая богиня была в малиновом платье с синей каймой. На головной накидке желтые камни. Два прозрачных камня по бокам. В центре — лучистый алый пятигранник.

— Ты меня вызывала, вот я и пришла. Почему волнуетесь?

— Это его волнения передались мне. Ты знаешь об этом?

— Да, зов услышан.

— Вы ему помогаете?

— Да.

Гор улыбнулся.

Жанна сказала о болезни матери.

— Успокойся.

— А книга?

— Все сейчас идет как положено.

— Почему столько сил против?

— Не волнуйся. Дело продвигается пока медленно, но нет повода для беспокойства.

— Ты скажешь, когда именно, в каком часу ему начинать новую книгу?

— После десяти вечера. Возьми у меня моего мальчика, подержи.

— Боюсь, ты вся горячая. Разве, если я его подержу, ты отдохнешь?

— Да. Все равно придет время, и ты примешь его из моих рук.

Божья Матерь сказала в этот день:

— Я пришла, чтобы благословить его в начале работы.

На ней было голубое платье с накидкой. Гор — в белой рубашке.

— А что мне делать? — спросила Жанна.

— Передай ему наше благословение.

— Дай, пожалуйста, ему часы работы на каждый день.

— Дам после воскресенья.

— Еще что?

— 18-го будет хороший день для контактов с людьми извне. Отказываться не надо, если будет предложено.

(В этот день мне сообщили о приглашении в зарубежную поездку.)

— Что мне предстоит?

— Тебе не нервничать, отдыхать.

— Спасибо за все, Божья Матерь.

Как и накануне, великая Исида-Богоматерь явилась в голубом платье с серебристой каймой. Гор — в белой рубашке с голубой отделкой. Она сказала:

— Передай ему: стараться избегать серьезных разговоров с женщинами. Будет разговор с мужчиной средних лет, не отказываться.

Жанна по моей просьбе попросила показать Зою из города Самары, которая за прегрешения была превращена в камень. Зоя стояла под правой рукой Богоматери в легкой дымке. На девушке было белое платье. У нее милое лицо, русые волосы до плеч.

— Это было так как рассказывают люди? — спросила Жанна.

— Да.

— Были ли такие случаи еще?

— Есть случаи.

— Где теперь Зоя?

Богоматерь подняла правую руку, указав на небо.

— Правильно ли он объясняет происшедшее?

— Частично.

— Что ему передать?

— Не разговаривать пока об инопланетянах (именно с такого рода разговорами ко мне подступали многие).

— Какие дни работы у него дальше?

— Пусть работает пока как получится. Передай: не из легких дни для него — 19, 22, 26, 28 ноября, а благоприятные дни такие… — И Богоматерь перечислила их.

На ней было голубое платье. Гор в белом.

— Ты пришла сказать обо всем, что ему нужно для работы? — Это вопрос Жанны.

— Я пришла сообщить о днях, которые его ожидают.

— Можно, я запишу?

— Пиши. Неделя не должна быть очень тяжелой. Тяжелых дней не будет.

— Почему?

— Это связано с его работой. Будем его ограждать, защищать, тяжелых дней во время работы над книгой будет меньше.

Пресветлая богиня охарактеризовала дни, меня ожидающие. Я приведу лишь две из этих характеристик. 28 ноября мне не следовало участвовать а серьезных делах, сделках и т. п. 29-го мне нужно поставить свечку в церкви за упокой душ тех людей, которые мне были враждебны при жизни.

(Именно 28 ноября, утром, я затеял взять деньги из сберегательного банка и тут же потерял их, но они были мне возвращены.)

Она в том же платье.

— Писать книгу пока так, как получается — сказала Богоматерь. — Не удалось пока свести на нет происки сил. Дни работы сообщу после того, как он поставит свечку в церкви. В январе не ввязываться ни в какие интриги! Избави бог его в январе употреблять спиртное. С 20 по 25 января может начаться хандра. Но все пройдет. С 1 по 6 января возможны неожиданные повороты в его жизни, а также и 19-20-го и 30-31-го. Четыре дня будут плохих, — и Богоматерь назвала эти дни (отрицательные эмоции и возможность травм).

— Что еще ему передать?

— Не возбуждаться. Стараться не вести разговоров с женщинами.

На богине синее с блеском платье, малиновая отделка украшает его. Гор в рубашке с каймой — цвет гармонирует с ее нарядом. Она стояла дальше от балкона, чем обычно. Стояла, как всегда, просто в воздухе. Она сказала:

— Ты просишь прощения? Мы знаем.

— Так получилось. Мы ходили в церковь вечером, а она не работала, и другие церкви не работали. И он не поставил свечку.

— Хорошо сделали, что пришли к церкви и там просили о сказанном — Сейчас, утром же, сходи в церковь, поставь за него свечку, как я просила.

— За что подожгли мою дверь? (Ночью накануне кто-то поджег дверь квартиры, и Жанна с матерью просили помощи у соседей.)

— Жгла она, — и Богоматерь показала женщину, заведующую детским садом по соседству с домом, где живет Жанна. — Еще может быть попытка. Эта женщина закодирована. (Я не могу пока объяснить смысл сказанного.)

— Как ему писать, в какие дни?

— Скажу завтра. А сейчас назову неблагоприятные дни… — И Богоматерь перечислила их, более того, на этот раз назвала, кроме дней, и часы. — Мы вас оберегаем, а вы делаете свое…

— О чем ты?

— Он потерял ценные бумаги. Теперь нужно освятить каждую бумажку, передай ему.

Великая богиня появилась только для того, чтобы Жанна записала дни, благоприятные для работы над книгой. Я не привожу их здесь — объяснения этому читатель найдет в первой книге.

Богоматерь в малиновом с синей отделкой, Гор в голубой рубашке с малиновой отделкой. Богиня предупредила:

— Беречься от простуды вам обоим, избегать холода и сквозняков. Ему передай: 9-го терпеливей разговаривать с начальством, 10-го не отворачиваться от старых партнеров, если есть возможность — в этот день отдыхать, 11-го жизнь пойдет своим чередом, но может заставить плыть против течения, 12-го день без регламента, свободный, 13-го отказаться от услуг покровителя (чтобы избежать участи марионетки), 14-го, если представится случай, доказать наличие таланта, стараться быть кратким, 15-го быть внимательным к человеку близкому (ко мне).

(Я привел характеристику дней для примера, несколько сократив ее.)

Жанна констатировала:

— Я не была давно в церкви.

— Сходи и поклонись целителю Пантелеймону, — сказала богиня.

— Кому, кому?

Богоматерь подняла правую руку. Золотыми горящими буквами, старинной прописью, на ладони ее обозначилось: Пантелеймон.

У богини усталый вид. Камни, украшающие ее накидку, кажутся сегодня матовыми. Меньше света вокруг ее чела. Одета она в синее, оторочка платья малиновая. Гор в алой рубашке с синей каймой.

— Ты устала? — спросила она Жанну, словно предупреждая ее вопрос.

— Да.

— Время такое наступило. Нам тоже сложно и трудно.

(Запомним этот день: богам сложно и трудно!)

— У меня три вопроса, которые его интересуют, — сказала Жанна и зачитала их так, как я сформулировал. — Ответы или подтверждения нужны для написания книги. Прав ли он?

— Ему дано самому это решить, — ответила пресветлая богиня.

(Угораздило же меня задавать вопросы, когда богам трудно и они, судя по всему, устают!)

— А все-таки прав он или нет? — настаивала Жанна совсем так, как я настаивал, чтобы она записала эти вопросы именно моими словами и постаралась быстрее получить ответы.

— Он у цели, — ответила богиня.

— А он все сможет сделать?

— Да-а, — протяжно вымолвила Божья Матерь.

— Я плохо себя чувствую. Хочу устроиться на работу, — Жанна в эти трудные для всех — и людей и богов — дни, кажется, вознамерилась вернуться к своей вечной теме.

— Не надо устраиваться, — ответила Божья Матерь. — Сегодня сходи в церковь.

— За всех молиться?

— Да, за всех, как всегда.

— Будут ли дополнения или изменения в расписании его работы?

— Нет. Все в силе. Если надо, попробуй регулировать сама.

— Я не смогу! — воскликнула Жанна.

— Обучение было. Тебе это потихонечку уже дано.

— Как потихонечку?

— Ты во время работы Владимира над первой книгой уже уточняла время.

(Жанна — я вспомнил — действительно иногда говорила мне: хватит работать, отдыхай; или: ну, если нужно, продли время на час-два.)

Затем пресветлая Богоматерь сообщила для Жанны и меня два неожиданно тяжелых дня, о которых я услышал впервые.

— Ты поможешь снять в эти дни влияние сил?

— Мы все делаем, чтобы помочь вам. Но этих сил много!

— Тебя давно не было. Мы соскучились. Он спрашивал о тебе каждый день…

— Я понимаю. По мере возможности буду.

Затем прозвучало ее прощальное слово: отдыхай! Оно было повторено. Это как отзвук, как эхо.

Теперь вопросы. В моем личном дневнике я записал восьмого декабря: ослепительная идея! Меня осенило: Черномор из сказки Пушкина — это Германарих, предводитель готов, а Сунильда, его супруга из племени росомонов (ее имя называл историк готов Иордан), не кто иная, как Людмила из той же русской сказки! Да, время в сказке изменено, действие перенесено в Киевскую Русь. Основа же осталась. Это два вопроса. Не терпелось узнать, прав ли я. Третий вопрос о русах Фракии, живших там за полторы тысячи лет до Киевской Руси и основавших там царство одрюсов (русов, росомонов) за пять столетий до нашей эры.

Я просил еще показать Сунильду. И вот богиня явилась, а Жанна сразу спросила ее:

— Покажи ее.

Богоматерь простерла правую руку, и под рукой ее возникла Сунильда. Она как бы в легкой дымке, Жанна плохо видела ее лицо.

— Плохо видно! — воскликнула Жанна.

Богоматерь провела рукой своей перед Сунильдой — движения такие, словно она стекло протирала, — и тогда Жанна увидела ее всю. В жизни таких красивых женщин она не видела. Сунильда-Людмила рослая, статная, у нее неповторимая фигура, волосы светло-золотистые, голубые глаза, миндалевидные, большие, уголки глаз подняты чуть вверх. У нее густые пушистые ресницы, брови темнее волос, губы выпуклые, подбородок овальный, лицо удлиненное, нос довольно тонкий, прямой (это Жанна рассмотрела, когда она повернулась перед уходом). Высокий красивый лоб…

Одета она в желтовато-кремовое платье, длинное, скрывавшее ноги. Оно очень похоже на русский сарафан. На груди — полукруглая полоса вышивки: красные фигуры двух птиц, повернувшихся друг к другу, две другие птицы за ними смотрят в разные стороны, и еще орнамент, какой — не рассмотрела. «Как русская вышивка», — отметила Жанна. На рукавах и подоле (он весь этакими крупными волнами) тоже красный орнамент.

— Можно посмотреть, где ты живешь? — спросила Жанна Сунильду.

Сунильда спокойно улыбнулась, промолчала.

— Тебе еще рано! — ответила за нее Божья Матерь.

Тут же Сунильда повернулась. Жанна увидела не косы, как показалось, а распущенные волосы за ее спиной — они до самых бедер. Они ожили словно от ветра. В это мгновение Сунильда исчезла, растаяла.

— Все, я спешу! — сказала Богоматерь. — Ему передай, чтобы остерегался конфликтов, был лоялен ко всем.

Великая богиня одета в темно-синее, отделка на рукавах и накидке — малиновая. Гор в малиновой рубашке. Жанна заметила, что он за последнее время подрос.

— Ты все волнуешься? — спросила богиня Жанну.

— Мы же люди, волнуемся понемногу.

— Что тебя волнует больше всего?

— Тебе, наверное, это уже известно…

— Ты читала предсказания. Должна понять: у иных разум может помутиться от нечистой силы.

— Ты говорила об антихристе, — Жанна вслух вспоминала старый разговор. — А теперь вдруг предсказывают его предтечу…

— А я тебе обо всем рассказала, — произнесла богиня. — Что ты хочешь еще узнать?

— Ты предупредишь, когда ждать рождения монстра? — Прочитавши несколько скороспелых предсказаний, Жанна пыталась выяснить подробности.

— Я все скажу!

— А воспрепятствовать всему этому можно?

— Это все сложно, — сказала богиня. — Есть законы. Это испытание. Но многое зависит от желания и веры. Не волнуйся слишком.

— А ты поможешь?

— Не торопись. Всему свое время.

— Я вспоминаю, что ты говорила: будет тяжело.

— Так и есть. Владимиру передай: в эту неделю особых изменений не будет.

— Ему звонила женщина, — вспомнила Жанна разговор со мной по телефону, когда я рассказал ей о беседе по междугородному с женщиной, которую преследуют видения (она просила помочь).

— Да, знаю, — ответила Божья Матерь. — Эта женщина — контактер. Контакт с планетой Прай. Ему с ней лучше не беседовать. Ты сама можешь отвечать на многие вопросы. С помощью палочек. Или возьми солнечный камень (т. е. янтарь). Обращайся с ним как с живым существом, готовь его, тогда получишь ответы. Владимиру это передай, он тоже сможет.

— А как насчет его работы?

— Если бы что-то было, я сказала бы, а так все идет своим чередом.

Богиня в голубом, Гор в белой рубашке.

— Ты меня не ждала сегодня?

— Нет, — ответила Жанна на вопрос богини.

— Пришла предупредить, что могу долго не быть. Мы помогаем людям, миру. Много работы.

— Как у нас с ним дела?

— Хочу предупредить.

— Его?

— Да. 4 января тяжелый день. Передай ему обязательно: не вступать в конфликты ни с кем, кончиться это может нехорошо.

— Как дела с книгой?

Богиня раскрыла ладонь, и на ладони ее возникла книга с голубым рисунком на обложке.

— Все нормально, — сказала Божья Матерь.

— Он хотел узнать у тебя…

— Да, он прав насчет инков, — сказала Божья Матерь. — Остальное как-нибудь потом. Предвидится встреча с женщиной.

— Любовная?

— Да. Предостереги.

— А если ему надо это?

— Мое дело предупредить вас.

Должен добавить: вопрос об инках касался сообщения в прессе об изнасиловании археолога из Швейцарии, молодой женщины, мумией инка во время раскопок. Незаурядное событие. Не смог удержаться, спросил великую богиню!

Богиня в голубом платье с красным камнем на головной накидке, а слева и справа — блестящие голубые камни. Такое сочетание Жанна видела впервые. Богиня сказала:

— Вот смогла прийти. Благословляю вас обоих. Сходи в церковь.

— Хорошо. У нас есть вопросы.

— Отвечу потом. Не забудь, у Владимира 4-го тяжелый день, и передай, что 6-го тоже.

— Рождество будем отмечать?

— Конечно. Отметим. Чтобы все было хорошо, поставь сосуд с водой на подоконник. Пусть стоит с 1-го по 6-е. Ему передай: пусть сделает то же.

— Зачем?

— Потом объясню.

— Скоро Новый год, а ему нельзя даже выпить. Даже кагору нельзя, — Жанна произнесла это так грустно, что богиня с жаром воскликнула:

— Передай ему: в праздник можно! И мы в праздники пьем кагор. — Эти слова великой богини я воспринял с энтузиазмом.

После паузы богиня сказала:

— Ты спрашивала о монстре. Он родится, но раньше, чем тебе сообщили.

— Ты предупредишь?

— Да, позднее.

— Я смогу его видеть? Это опасно для нас? Можем мы помочь?

— Да. Мы это потом обсудим.

— Мы бы хотели… — сказала Жанна, — можем мы сделать тебе подарок к Рождеству?

— Ничего не надо, — ответила богиня. — Здоровья вам!

1992 год

Пресветлая богиня в малиновом платье с синей каймой. На ее головной накидке желтый яркий пятигранник. Остальные камни прозрачно-желтоватые, круглые. Вокруг чела — солнечный ореол. Гор одет в тон.

— Ну вот, я пришла, — сказала богиня.

— А я почему-то думала, что ты придешь позднее, — сказала Жанна.

— Я была недалеко от тебя.

— И решила навестить?

— Да.

— Что ты делала в последние дни?

— Мы очищали кое от кого пространство.

— Удалось? Все нормально?

— Да.

— Ты сегодня откуда?

— С Венеры.

Богиня показала ладонь, на ладони появилась надпись: Тири.

— А это что?

Молчание. Потом:

— Меркурий.

— Что Володе передать?

— Ничего. Нужно остерегаться того, о чем уже сказано.

При этих словах великая богиня подняла указательный палец вверх, словно обращая внимание Жанны и мое на небо.

Богоматерь в синем платье с малиновой каймой. Она рассказала, что сделать с водой, оставленной на подоконнике. Более чем на треть вода испарилась, улетучилась. Почему так быстро, я не знаю. Оставшейся водой нужно умыться.

Жанна рассказала о некоторых происшествиях и неприятностях личного плана. И о моих тоже.

— Это случилось потому, что было затмение Солнца, — пояснила Божья Матерь. — Нас закрыли от вас. Действовало темное начало.

— И долго это будет продолжаться? — спросила Жанна.

— Потерпите. Мы помогаем.

— Хоть одним глазом хочу увидеть твой город!

— Очень-очень хочешь?

— Да.

— Давай договоримся, когда очистится пространство. Тогда.

— А он хочет увидеть тебя.

— Даю слово, он меня увидит. Это время близко.

— Он пишет вторую книгу, — сказала Жанна, хотя богиня об этом прекрасно знала и без напоминаний.

— Мы знаем. Все пока хорошо. Ладно, я спешу… Нам сейчас очень трудно.

Божья Матерь в ярком желтом платье с белой отделкой. На ее накидке огромные прозрачные круглые камни. Юный Гор в розовом с белой каймой.

— Поздравляю вас с Рождеством Христовым! — сказала Божья Матерь.

— Спасибо. Мы поздравляем вас всех.

— Благодарю.

— Скажи нам что-нибудь.

— Я пришла поздравить, увидеть тебя и предупредить. Неделя сложная. Работы будет много. Надейтесь на нашу помощь. Передай Владимиру: пятница — хороший день для работы, особенно к вечеру ближе.

— Как дела у вас? — спросила Жанна.

— Тяжеловато. Спешу!

Богородица появилась в том же платье, что и 7 января.

— Я пришла по твоему зову, — сказала Богородица. — Ваши волнения напрасны. Не беспокойтесь. Еще раз: предупреди Владимира, чтобы он не вступал в конфликты, особенно на работе.

— Но этот человек… — начала Жанна, вступаясь за меня и рассказывая как раз о намечающемся с «этим человеком» конфликте.

— Передай: держать нейтралитет. А этот человек сам уйдет. Жанна отметала: Гор повзрослел, он уже почти полусидел на колене Божьей Матери.

Богиня в голубом. Сказала, почти воскликнула:

— Я на миг! Предупреди Владимира: 18-го его здоровье будет неустойчиво, пусть побережется.

— Что еще передать?

— Скажи, что 19-го он обретет уверенность в своих силах. Завтра у него будут разговоры о книге, о работе.

Так и было. Еще богиня рассказала о предстоящих разговорах с дочерью и женой, сообщила о благоприятных днях.

Возникло яркое сияние. Из него появилась богиня в голубом платье с белой отделкой. На ее головной накидке прозрачные камни. Гор в светлой рубашке.

— С праздником! — сказала Жанна.

— Вас тоже!

— Я устроилась на работу.

— Ты поспешила.

Это традиционная для осени-зимы тема Жанны. Великая богиня и я отговаривали ее от работы, но она возвращалась к этой мысли, хотя, разумеется, я помогал ей примерно в том размере, сколько она получала бы на работе. Работа ее утомляла, сбивала мысли, она могла пропустить потом сказанное.

Во время обмена репликами за плечами и спиной великой богини было сияние, это как светящееся облако. Потом оно разошлось — и Жанна с удивлением увидела три зеленых дерева с большими листьями, густые кусты под ними. Слышался мелодичный звон.

— Что это за деревья? — воскликнула она.

— Это у нас, — ответила Божья Матерь.

— Как у Володи сейчас обстоят дела с работой, с книгой?

— Передай Владимиру: писать надо, как разум и сердце подсказывают.

— А дни скажешь ему?

— Дни пока отменяются. Дай ему святой воды, освятите двери, углы.

— У него головные боли…

— Пройдет. Пусть наберется мужества. На него устремились чуждые силы. Мы поможем.

— Может быть, мне тоже писать? Ум хорошо, а два лучше…

— Нет. Ему жить своим умом. Такую книгу дано писать не всем!

У нее был такой вид, как будто она утомлена. Световой ореол тусклый. Гор выглядел тоже утомленным, у него усталые глаза.

— Я пришла, — сказала богиня. — Какие проблемы?

— Он просит устранить препятствия в работе.

— Хорошо.

— А вообще, как дела у него в этом году?

— Пусть в этом году ничего не планирует. Придется надеяться только на себя. Даже близкие друзья могут его подвести. Ему будут предлагать новую работу, но он останется на своей нынешней.

— Сейчас ему трудно, — сказала Жанна.

— Нервничать ему не надо, нет оснований.

Божья Матерь была в малиновом платье с синей отделкой. Гор — в голубой рубашке с алой каймой. У нее желтые овальные камни и в середине-красный пятигранник. Жанна отметила еще раз цвет волос Гора — он шатен, и волосы у него с золотистым отливом. Он полусидел-полустоял у ее ног.

— Передай Владимиру, — сказала пресветлая богиня, — чтобы не волновался, утерянное будет восстановлено (речь шла о двух моих утерянных сберегательных книжках).

— Он волнуется за тираж книги.

— Поясни, что вы хотите?

— Чтобы количество книг было побольше, сейчас трудно с типографской бумагой.

— Все будет нормально.

— Что его ждет?

— Пусть побережет здоровье. У него будут маленькие неурядицы, но все пройдет в основном стороной. Тебе и ему нужны кольца, которые будут защищать вас.

— Слышат ли силы наши разговоры по телефону?

— Да. Местами. Но идет защита.

Богиня в голубом. Уставшая. Она объяснила, что надо сделать с кольцом для меня.

Надо беречь его от разговоров. Пусть не ввязывается в драку. Его ожидают такие ситуации.

— Как его здоровье?

— У него будут головные боли.

— А работа над книгой?

— С понедельника усиленно работать.

(Понедельник — это 3 февраля.)

У богини утомленные глаза, как и два дня назад. Она в голубом.

— Пусть отключит разговор с женщиной, — сказала богиня, и я понял, что это лучшая формулировка ситуации, в которую я попал, нужно было именно «отключить» ее.

— Мне нездоровится, — сказала Жанна.

— Мы принимаем меры, чтобы ты поправилась, — сказала богиня.

— Как дела с работой над книгой?

— Она будет закончена в срок.

— У него сложности в отношениях с людьми, о чем ты говорила…

— Все пройдет стороной.

Пресветлая богиня в голубом. Жанна сказала:

— Я болею.

— Болезнь уже отступает.

— Он тоже болен.

— Это скорее наслоение. В среду и пятницу можно работать больше. Предстоит разговор. Пусть будет внимателен, взвешивает все возможности, советуется с нами.

— Кольцо для него готово. Вот оно.

— Я вижу.

Богиня направила луч на кольцо. Сказала:

— Пусть следит за кольцом. Оно будет изменять цвет и тускнеть — это предупреждения о неприятностях и невзгодах. Оно будет предостерегать его и охранять.

Жанна вызвала богиню. Она пришла в голубом платье, спросила:

— Что надо?

— Он просит отметку на кольце, знак на память от вас.

— Хорошо, согласуем.

— Как у него дела?

— Его ждет разговор. Не сдаваться. Стоять на своем. Завтра с 15 до 16 часов не вступать в конфликты и споры. Завтра у него неблагоприятный день, если что, пусть обратится к целителю.

Пресветлая богиня в темно-синем одеянии с малиновой отделкой с красным пятигранным камнем на челе в окружении ярких желтых овальных камней.

— Пришла дать советы и рассказать обо всем, — сказала Божья Матерь.

— Ты устала, да?

— Да.

— С чем это связано?

— С вашей державой. Много работы.

— Володя просил о знаке на кольце… — напомнила Жанна.

— Мы думали об этом. Лучше всего дать нашу систему… — сказала Божья Матерь. — Смотри!

Пресветлая богиня провела правой рукой в воздухе у своего плеча. Возникло розоватое облачко. Она сделала еще одно движение рукой, и облачко исчезло, а вместо него засияли золотые фигуры. В центре золотой круг с золотой спиралью. К нему обращены вершинами восемь треугольников, тоже золотых, с углублениями у основания. Из их вершин исходили золотые лучи, не достигавшие центрального круга. Между этими треугольниками сияли золотые же треугольники числом восемь, но их вершины острых углов с лучами были обращены наружу, в обратную сторону от круга.

— Вы вот здесь, — и Божья Матерь показала на один из треугольников справа.

— Подожди, я зарисую! — воскликнула Жанна.

— Да, конечно. Отойди немного, — попросила Божья Матерь и направила луч на золотое кольцо, которое лежало на подоконнике. Так, как она делала это 3 февраля. Кольцо стало необыкновенно ярким, оно сверкало в луче. Нам с Жанной потом казалось, что золото изменило цвет вероятней всего, это так и было.

— Это зачем? — спросила Жанна.

— Мы еще не всю силу дали его кольцу…

Луч угас.

— Что теперь? — спросила Жанна.

— Теперь кольцо будет давать ощущение холода и тепла, предохранять и предупреждать, и Владимир будет знать, что его ждет. Заранее.

— А знак для чего?

— Это знак нашей системы. Но не все могут его видеть…

— А его можно снаружи поставить на кольце?

— Можно.

— А на внутренней стороне можно?

— Да.

— Тогда я его поставлю изнутри! — сказала Жанна.

— Хорошо. — Пресветлая богиня и Гор улыбались.

— Он все болеет.

— Болезнь уже отступает, — сказала Божья Матерь. — Недружественные ему силы уйдут!

— У него горло болит! — сказала Жанна (у меня действительно вот уже неделю болело горло, и антибиотики не помогали).

— Да, они его душат… — сказала Божья Матерь.

— Но ему же нужно помочь! — сказала Жанна.

— Да. С ним теперь будет ангел-хранитель. А кольцо надень ему на безымянный палец.

— А книгу как он кончит? Он не мог работать…

— Ну… пусть продлит работу до первого марта — сказала мягко Божья Матерь.

— А почему у него ангел-хранитель, а у меня нет?

— Пока я тебя охраняю. Но почему ты не носишь свое кольцо? Помнишь свой металл?

— Да.

— Сделай кольцо!

— Ты не можешь указать ему дни работы?

— Он стал сам чувствовать дни, он проникает к нам…

— Это хорошо?

— Хорошо. Передай ему наше благословение перед завершением его работы.

Пресветлая богиня пришла в голубом платье. Гор в белой рубашке с голубой оторочкой. Божья Матерь сказала, что Жанна правильно сделала, что сразу передала мне кольцо.

— Ваш знак нельзя разместить на кольце, трудно! — сказала Жанна. — Можно его перенести на другую вещь или на другое кольцо побольше?

— Можно. Но все надо сделать точно так, как с первым кольцом Передай ему, что будут хлопоты с договором. Это на его усмотрение.

Великая богиня в том же платье. У нее сияющие глаза.

— Дела пошли хорошо! — сказала она.

— А он то болел, то начал уставать, то еще что-то…

— Ну, это год такой у него. Прыгающий. Помогаем ему. Ангел-хранитель его оберегает, было бы хуже. Он нас не послушался. Кольцо снимать не надо. На груди носить серебряный крестик. Почему нет кольца со знаком, о котором говорили?

— Мы скоро сделаем это, — ответила Жанна, ни она, ни я не подозревали, что это так важно и срочно.

— Это важно, — сказала Божья Матерь. — Сделайте. Передай ему: планы его исполнятся. Если трудно — вызывайте меня немедленно. Пожелай ему счастья!

— Мы поздравляем тебя с праздником, Божья Матерь!

— Благодарю. — Божья Матерь перекрестила Жанну. — С праздником! В этот раз Божья Матерь была одна. Гора не было с ней. И в конце беседы великая богиня сказала:

— Я спешу. Мне надо идти за ним!

Записи на полях

А теперь, в заключение, несколько моих личных записей, сделанных на полях дневника встреч с Богоматерью…

В день полнолуния, 18 февраля, как бы в ответ на мое беспокойство о судьбе книги, грозно слепящая Луна вдруг была стремительно закрыта облаками. Как будто сработал затвор небесной фотокамеры. А за минуту до этого я произносил имя творца, отца богов и людей, затем имена великого духа планеты Сатурн, невидимого гиганта, покровительствующего мне, и духа моей планеты Уран; и еще гениев Водолея, властителей Новой Эры. Я распознал, воспринял ответ. Книга была завершена, судьба ее определена.

…В первой книге я говорил о вере, праве на веру. Я не хотел, чтобы время слишком быстро сминало старинные обычаи, и сейчас не хочу этого. Мы вряд ли должны терять что-то из прошлого. Если же сохранение его не по силам человеку, пусть он использует технику — нельзя допустить, чтобы богатства веры и древних обычаев были утрачены, растерялись бы. И если когда-то они будут изменены или забыты — пусть все же они останутся в памяти, в записях, в коллекциях.

Об этом надо было думать и раньше. Теперь же мы становимся свидетелями преобразования наших представлений. Вера в богов и в творца дополняется знанием о них. От веры мы идем к знанию. Так было в давние времена, когда человек беседовал с богами. И вот кое-что вернулось к нам. Небеса свидетельствуют мир богов — реальность. Это и есть знание. Не надо думать, что оно теснит веру. Оно помогает ей. Но и вера должна помочь знанию.

Образ пресветлой богини именно в это время, в эту эпоху и эру становится неповторимо ярким: она явилась, чтобы возвестить верность традициям в новых условиях и вместе с тем привнести и донести до нас знание о небе. Что может быть сложнее этой задачи?

Но есть в образе Богоматери и другое качество, вызывающее у меня даже и сейчас, после того, что я узнал, неподдельное изумление. И я, может быть, только в будущем смогу привыкнуть к этому: ведь ее золотые глаза, ее неповторимый волшебный стан, светлый облик сопровождали человека и человечество. Солнцеликая рослая дева — наш идеал красоты и символ всей нашей культуры с древнейших времен. Это изысканно-прекрасная Афродита, украшавшая еще Олимп. Это величавая Анахита, с неподражаемой грацией танцевавшая на небесных пирах. Это роскошно-таинственная Исида и великая богиня Урарту Багбарту. Это Дева Мария с ее верностью Отцу, ее идеалами, ее земной судьбой и небесным преображением. Это всеобщая Божья Матерь, Богородица, наша надежда.

Вся культура нашей цивилизации слита в образе и облике великой богини. Вера и знание о ней дают нам ключи к нашей истории. И нельзя представить славян и русов без волшебной птицы в небе с сияющим оперением — Птицы Матери Сва. Точно так же нельзя представить их культуру, их историю без волшебно-прекрасной Царевны Лебеди и других сказочно-мифологических образов величайшей и самой светлой из богинь. Ей поклонялись скифы и сарматы, хатты и хетты, албанцы и фракийцы, другие языки и племена. Человек становился на ноги, напутствуемый ею, оберегаемый ею, удостоенный ее чуткости, ее помощи, ее участия. Может быть, без нее он едва попытался бы приподняться над животным царством. А сейчас он видит само небо! Создатель поручил ей опекать хрупкое творение — человека. И она привела его через тысячелетия — от самой Атлантиды! — к порогу Эры Водолея. Удивительная красота, сила и деликатность небесной девы не сразу будут поняты человеком новой эры. Несмотря на всю тысячелетнюю историю, мифологию и традиции искусства. Я не тороплю этого человека: пусть разберется сам, пусть увидит ее образ, который я надеюсь снова и снова запечатлеть.

Я знаю больше ее имен, чем привел в книге. Люди помнили части ее биографии, молва домысливала и почти всегда упрощала ее черты, ее появления. Я же должен соединить все это. И вот пытаюсь это делать — и вижу в ней то силуэт удивительной сирены на водной глади, то плавность большой златокрылой птицы, то необъясненную наполненность светом ее одежд, данных еще Эрой Рыб и потому скрывающих неизъяснимо статное выпуклое тело с лунами бедер и грудей. Ее глаза наполнены влагой неземных лучей, они чарующе нежные, притягивающие и правдиво-строгие. Их можно назвать живой душой драгоценных камней, как лик ее — душой и мечтой мира. Все вокруг меркнет и застывает, когда появляется она.

Ее появление до неузнаваемости изменило мою жизнь, мои представления и взгляды на мир. То, что раньше было скрыто, — открылось, то, о чем другие могли рассказать мне лишь вкратце, неясно, мозаично, соединилось в поразительную и цельную картину — благодаря ей, небесной деве, щедро наделенной и небесной и земной красотой, — так что сказать о ней: прекрасна! — значит сказать очень мало.

Все объединилось в сверкающий волшебный узор, и если я когда-нибудь привыкну к нему, пусть ко мне хоть на минуту возвращается иногда вот это к нему отношение — это просто и сложно, это чудо, это главное, это закон. Сколько бы лет ни прошло, пусть оно вернется. И тогда своеобычным светом своим сопровождает волшебнейший из всех образов, остающийся со мной навсегда, во все времена — немеркнущий и самосиянный. Ибо это образ живой богини, превосходящий само чудо.

Все очевидней становится, что человек, тратящий и жизнь и средства на ненужные, а то и вредные вещи (уж не буду вспоминать об оружии и губительных для природы технологиях), не удосужился задуматься о причинах своей эволюции и об этапах культуры. Единственный памятник далекому прошлому, который он сейчас может соорудить — это памятник обезьяне, от которой он якобы произошел.

Энроф — так называется трехмерный мир. Мы еще мыслим в рамках Энрофа. Между тем даже инопланетяне, уступающие порой человеку в развитии мозга, свободно могут переходить вместе со своими аппаратами из одного пространства в другое — и тогда мы видим, как инокорабли будто растворяются на наших глазах подобно куску сахара в стакане с чаем или сразу исчезают.

Наш мозг спит. Он занят косной работой. Наши сердца спят. Я постоянно думаю о том памятнике, который должен возникнуть на этой планете. Когда человек проснется, он создаст его. Это будет прежде всего, по моим представлениям, большая роща, что-то вроде сада. И будут две большие пересекающиеся аллеи, и будет круговая дорога. Скажу прямо: это кельтский крест и одновременно план столицы атлантов в концентрированном виде. Но в то же время это и христианский крест. заключенный в зеленое обрамление, и крест Древнего Египта, тот самый крест, который высился на священных обелисках Исиды несколько тысяч лет назад.

Ясно, что должны быть и кресты в вертикальных плоскостях. И, конечно, храмы Богоматери. В эту волшебную рощу должны быть внесены все ступени небесного знания, данного людям. Я вижу ее среди пологих холмов, за каждым из них открывается новый вид — и новые храмы, скульптуры и памятники. Они посвящаются великой Божьей Матери, удивительной небесной женщине, сопровождающей человека в его тысячелетней истории. Мы могли бы уже исчезнуть. Мы могли бы впасть в дикость, могли бы уничтожить друг друга. Нас могли бы отсечь от нашей же культуры и наших древностей. Этого не случилось. Боги шли выше и впереди нас. Прекрасная Божья Матерь во всех своих ипостасях, в звучании всех своих мудрых имен, со свойственной ей настойчивостью, деликатностью, но и строгостью вела всех нас в той области пространства Вселенной, которая, как я знаю, наименее приспособлена для проявления разума да и самой жизни. Она дарила нам энергию и силы для преодоления препятствий, которых просто не было в других регионах Энрофа и иных пространств.

И вот мы на пороге новой эры.

Это звездная эра. Мы открываем новые миры.

И только сейчас понимаем, где истоки этого движения. В сотнях образов и проявлений представала небесная женщина поразительной красоты и вела наших предков, как ведет сейчас нас. У творца нет лучшего помощника.

Это поражающее воображение движение должно быть запечатлено. Человек должен создать памятник-музей и одновременно земной дом Божьей Матери, главный и единый. Он должен быть доступен для всех, кто верит в нее или знает о ее присутствии.

Мы это должны сделать.

Это будет и символом познания мира — такого, каков он есть на самом деле. Высшие слои и пространства Шаданакара должны быть спроектированы на архитектурные объемы. Ведь пресветлая богиня хорошо знает все слои Шаданакара, и в этом залог того, что и человеку будет дано это знать. Пока же, отряхая грязь и прах, падая и снова поднимаясь, карабкаясь вверх, проявляя волю и настойчивость, отсекая тех, кто сознательно мешает этому, человек вступает в новый круг своего существования, отмеченный и отмеренный богами. В его свете он должен рассмотреть и новые образы, олицетворяющие связь с небом, участие в его судьбе великой богини — Божьей Матери.