ИНСПЕКТОР БАТТЛ

Тайна замка Чимниз

Глава 1 Энтони Кейд нанимается на работу

— Джентльмен Джо!

— Никак старина Джимми Макграт!

Группа туристов, семь скучающих дам и трое вспотевших мужчин, с нескрываемым интересом смотрели на эту встречу. Очевидно, их мистер Кейд встретил старого друга. Они все так восхищались мистером Кейдом, его высокой, стройной фигурой, загорелым лицом, умением легко улаживать споры и поддерживать в группе дружелюбное настроение. Друг его тоже отличался необычной внешностью. Он был одним из тех персонажей, что кочует из книги в книгу, и очень подходил под описание хозяина салуна. Туристам уже порядком осточертел Булавайо. Отель плохонький; смотреть было не на что. Разве что предстоящая экскурсия в Матоппос предвещала что-то новенькое, да еще мистер Кейд предложил великое множество открыток с видами достопримечательностей.

Энтони Кейд с другом отошли в сторонку.

— Что ты делаешь с такой толпой женщин? — спросил Макграт. — Завел гарем?

— С этими дамами? — усмехнулся Кейд. — Ты хорошо разглядел их?

— Хорошо. И решил, что у тебя проблемы со зрением!

— Со зрением у меня все в порядке. Нет, это туристы из «Касл силект тур», а я служу там сопровождающим.

— За каким чертом тебе это понадобилось?

— Как это ни печально, нужда в наличных! Уверяю тебя, мне это вовсе не по душе!

Джимми Макграт усмехнулся:

— А постоянную работу ты, конечно, не искал?

Энтони проигнорировал язвительный вопрос друга.

— Здесь, наверное, скоро что-то произойдет, — с надеждой заметил он. — Здесь ведь всегда что-нибудь происходит!

Джимми засмеялся:

— Если заварится какая-нибудь каша, Энтони Кейд рано или поздно обязательно в нее ввяжется! Уж я-то это знаю! У тебя безошибочное чутье на всяческие конфликтные ситуации и девять жизней, как у кошки! Когда мы сможем свободно поболтать?

Энтони вздохнул:

— Я должен отвезти этих куриц на могилу Родса.

— Это то, что надо! — обрадовался Джимми. — Они собьют себе ноги на этой дорожке и сразу завалятся по постелям. Тут мы с тобой и обменяемся новостями!

— Прекрасно! До встречи!

Энтони вернулся к своей пастве. Мисс Тэйлор, самая молодая и кокетливая из всех дам в группе, тотчас же прилипла к нему с вопросами:

— О, мистер Кейд, это был ваш старый друг?

— Да, мисс Тэйлор. Один из друзей моей безупречной юности.

Мисс Тэйлор недоверчиво хмыкнула:

— По-моему, он очень интересный молодой человек!

— Я передам ему ваши слова!

— О, мистер Кейд, можно ли быть таким фривольным! Как вам могло такое прийти в голову? А как он назвал вас? Джентльмен Джо?

— Да.

— А разве вас зовут Джо?

— Мне кажется, вы прекрасно знаете, что меня зовут Энтони, мисс Тэйлор!

— Да ладно вам! — кокетливо хихикнула мисс Тэйлор.

Энтони уже хорошо освоился со своими обязанностями. Кроме организации экскурсий, ему надлежало успокаивать раздражительных старых джентльменов, если что-то задевало их достоинство, заботиться о том, чтобы все пожилые дамы успели приобрести почтовые открытки с видами и пококетничать со всеми, кто моложе сорока. Последняя задача облегчалась тем, что эти дамы были готовы уловить нежные намеки даже в самых невинных замечаниях!

Мисс Тэйлор возобновила атаку:

— Тогда почему он назвал вас Джо?

— Просто потому, что это не мое имя!

— А почему джентльменом Джо?

— По той же причине!

— Ах, мистер Кейд, — возразила расстроенная мисс Тэйлор, — зачем вам такие отговорки? Папа только вчера говорил, какие у вас изысканные манеры!

— Это очень мило со стороны вашего папы, мисс Тэйлор!

— И мы все считаем, что вы настоящий джентльмен!

— Я счастлив!

— Нет, это чистейшая правда!

— Добрые сердца дороже венца, — уклончиво ответил Энтони, оставляя собеседнице самой догадаться о смысле сказанного; он уже с нетерпением ожидал время ленча.

— По-моему, прекрасное стихотворение! Вы разбираетесь в поэзии, мистер Кейд?

— Я мог бы продекламировать кусочек из «На палубе в огне один»: «На палубе в огне один, а прочих в море смыло». Это все, что я помню. Но я могу сыграть вам этот отрывок. «На палубе в огне один — пых, пых, пых! — это бушует пламя! — а прочих в море смыло», — и тут я начинаю бегать взад-вперед, как собака!

Мисс Тэйлор громко рассмеялась:

— Нет, вы только посмотрите на мистера Кейда! Как забавно!

— Пора пить чай, — заметил Кейд. — Сюда, пожалуйста! На соседней улице есть превосходное кафе!

— Надеюсь, — низким голосом спросила миссис Кэлдикотт, — утренний чай входит в стоимость тура?

— Утренний чай, миссис Кэлдикотт, — профессионально произнес Энтони, — оплачивается дополнительно.

— Позор!

— Жизнь полна неожиданностей, не так ли? — весело заметил Энтони.

Глаза миссис Кэлдикотт сверкнули, и она с негодованием ответила:

— Я так и предполагала! Поэтому за завтраком отлила немного чая во флягу. Теперь его можно разогреть на спиртовке. Идем, папочка!

Мистер и миссис Кэлдикотт торжествующе направились к отелю. Леди явно гордилась своей предусмотрительностью.

— О господи, — пробормотал Энтони, — сколько же чудаков носит земля!

Он повел остальных туристов в кафе. Мисс Тэйлор пристроилась рядом с ним и снова засыпала его вопросами:

— Вы давно не виделись с вашим другом?

— Больше семи лет.

— Вы познакомились с ним в Африке?

— Да, но в другой части. Когда я впервые увидел Джимми Макграта, из него собирались сварить суп! В центральной части Африки, знаете ли, живут племена каннибалов. Мы подоспели как раз вовремя.

— И что же произошло?

— Была небольшая потасовка. Некоторых из этих бродяг мы бросили в котел, а остальных взяли в плен.

— Ах, мистер Кейд, какая у вас, наверное, была насыщенная жизнь!

— Уверяю вас, очень спокойная!

Но леди, очевидно, ему не поверила.


Часов в десять вечера Энтони Кейд вошел в маленькую комнатку, где Джимми Макграт колдовал над батареей бутылок.

— Сделай покрепче, Джеймс! — взмолился он. — Иначе я сейчас умру!

— Могу себе представить, мой мальчик! Я бы ни за что не пошел на такую работу!

— Предложи мне другую, я не откажусь!

Макграт перелил свою порцию в стакан и начал готовить смесь для Энтони. Взбивая коктейль, он задумчиво проговорил:

— Ты это серьезно, старина?

— О чем?

— О том, чтобы послать к черту эту работу, если подвернется другая?

— А что? Ты хочешь сказать, что у тебя на примете есть для меня работа? Что же ты сам за нее не хватаешься?

— Я бы схватился, да ума не хватает! Поэтому и хочу сплавить ее тебе.

Энтони насторожился:

— А чем же она плоха? Уж не преподавать ли в воскресной школе?

— Ты думаешь, кто-то решился бы пригласить меня преподавать в воскресной школе?

— Тот, кто тебя хорошо знает, не пригласил бы!

— Предлагаю отличную работу, и ничего плохого в ней нет!

— Случайно не в Южной Америке? Я давненько приглядываюсь к ней. В одной из маленьких республик Южной Америки скоро произойдет тихая, маленькая революция!

Макграт усмехнулся:

— Тебе бы только втянуться в какую-нибудь революцию, ты всегда любил их!

— Я чувствую, что там мои таланты будут востребованы! Так или иначе я могу пригодиться революции. Это лучше, чем тянуть здесь лямку за кусок хлеба!

— Я и раньше слышал твои измышления, сынок! Нет, эта работа не в Южной Америке. Это в Англии.

— В Англии? Вернуться после долгого отсутствия в родные края героем? А не потребуют ли с меня оплаты счетов за семь лет, Джимми?

— Не думаю. Ну, так как, хочешь узнать о работе подробнее?

— Конечно, только меня настораживает, почему ты сам за нее не берешься.

— Я тебе отвечу. Я отправляюсь за золотом, далеко, в центральную часть страны!

Энтони присвистнул и посмотрел на друга:

— Ты всегда был одержим золотом, сколько я тебя знаю! Это твое слабое место, маленькое хобби! Никто не затевал столько авантюр, как ты!

— И в конце концов оно будет моим! Вот увидишь!

— Ладно, у каждого свое хобби. У меня заварушки, у тебя золото!

— Я расскажу тебе с самого начала. Ты, наверное, имеешь представление о Герцословакии?

Энтони резко вскинул голову.

— Герцословакии? — с любопытством переспросил он.

— Да. Что ты о ней знаешь?

После значительной паузы Энтони ответил:

— Только то, что известно всем. Это одно из балканских государств, так ведь? Больших рек нет. Больших гор нет, но очень много маленьких. Столица Экарест. Население — в основном разбойники. Хобби — убивать королей и совершать перевороты. Последний король, Николай Четвертый, был убит лет семь назад. С тех пор это республика. В общем, место что надо. Мог бы и раньше сказать, что речь идет о Герцословакии.

— Разве что косвенно.

Энтони бросил на него скорее печальный, нежели гневный взгляд.

— Тебе что-то надо делать, Джеймс, — сказал он. — Учиться заочно, что ли. Если бы в старые добрые времена на Востоке ты стал рассказывать так же, как сейчас, тебя бы подвесили вниз головой и били бы по пяткам или придумали что-нибудь похлеще!

Джимми как ни в чем не бывало продолжил свой рассказ:

— Ты когда-нибудь слышал о графе Стилптиче?

— Вот это уже другой разговор, — обрадовался Энтони. — Даже у тех, кто никогда не слышал о Герцословакии, загораются глаза при упоминании о графе Стилптиче. Великий Балканский Старик. Величайший государственный деятель современности. Величайший разбойник, по которому плачет веревка. Точка зрения зависит от того, какую газету читаешь. Но будь уверен, Джеймс, графа Стилптича будут помнить еще долго после того, как мы с тобой сгнием в могилах. За каждым сколько-нибудь значительным событием на Балканах за последние двадцать лет стоит граф Стилптич. Он был и диктатором, и патриотом, и государственником, — никто точно не знает, чему он отдавал предпочтение, не говоря о том, что он был и непревзойденным королем интриги. Ну, так что там насчет него?

— Он был премьер-министром Герцословакии, вот почему я о нем заговорил прежде всего.

— У тебя нет чувства пропорции, Джимми! Герцословакия и Стилптич несопоставимы. Она лишь место его рождения и деятельности. Но я думал, он умер?

— Так и есть. Он умер в Париже месяца два назад. То, о чем я тебе рассказываю, случилось несколько лет назад.

— А о чем, собственно, ты мне рассказываешь? — удивился Энтони.

Джимми принял упрек и поспешно продолжил:

— Дело было так. Я находился в Париже — четыре года назад, если быть точным. Прогуливаясь по довольно уединенной улочке, я вдруг увидел, как полдюжины крепких французских головорезов бьют респектабельного старого джентльмена. Ненавижу, когда шестеро бьют одного, поэтому я незамедлительно вмешался и разогнал их. Полагаю, им прежде никогда так сильно не доставалось. Они растаяли, как снег!

— Ты отлично поступил, Джеймс, — смягчился Энтони. — Хотел бы я видеть эту потасовку.

— Ах, пустяки, — скромно заметил Джимми. — Но старик был мне бесконечно благодарен. Он, безусловно, был под хмельком, но не настолько, чтобы не узнать мое имя и адрес, а на следующий день пришел ко мне и поблагодарил. И сделал это от души. Тогда-то я и узнал, что спас графа Стилптича. У него был дом неподалеку от Булонского леса.

Энтони кивнул:

— Да, после убийства короля Николая он уехал в Париж. Впоследствии его просили вернуться и стать президентом, но он не пожелал, храня верность своим монархическим принципам. Говорят, правда, что он принимал участие во всех закулисных интригах, происходящих на Балканах. Непостижим был покойный граф Стилптич!

— Это у Николая Четвертого был странный вкус на женщин, да? — спросил вдруг Джимми.

— Да, — подтвердил Энтони. — Это беднягу и погубило. Она была третьеразрядной певичкой из парижского мюзик-холла, не годящейся даже для морганатического брака. Но Николай влюбился в нее без памяти, а она только и мечтала о том, чтобы стать королевой. Это невероятно, но им удалось все устроить. Назвали ее графиней Пополевски, или что-то в этом роде, и заявили, что она состоит даже в некотором родстве с Романовыми. Они поженились в соборе Экареста, к великому неудовольствию двух архиепископов, вынужденных проводить обряд венчания, и она была коронована как королева Варага. Николай щедро одарил своих министров и, полагаю, думал, что этого достаточно. Но он забыл о массах. Они в Герцословакии высокомерны и реакционны. Они любят, чтобы их короли и королевы были благородных кровей. Они ворчали и выражали недовольство, которое обычно удавалось безжалостно подавлять, но в конце концов восставшая толпа штурмом взяла дворец, убила короля и королеву и провозгласила республику. С тех пор там республика — но, насколько я слышал, обстановка от этого спокойнее не стала. Были убиты один или два президента, так, для упражнения. Но вернемся к нашим баранам. Итак, граф Стилптич провозгласил тебя своим спасителем.

— Да. Но на том дело и кончилось. Я вернулся в Африку и никогда больше об этом не вспоминал, пока две недели назад мне не пришла какая-то странная посылка, которая искала меня бог знает как долго. Из газет я узнал, что граф Стилптич недавно умер в Париже. Так вот, в посылке были его мемуары, или воспоминания, называй как хочешь. К ней прилагалась записка, в которой говорилось, что если я до тринадцатого октября сего года доставлю рукопись в определенное лондонское издательство, то получу тысячу фунтов.

— Тысячу фунтов? Ты сказал, тысячу фунтов, Джимми?

— Да, сынок. Надеюсь, это не розыгрыш. Как говорит поговорка, не верь принцам и политикам. Вот так. Учитывая, что рукопись так долго искала меня, сейчас время терять нельзя. И все же мне жаль. Но я уже приготовился ехать во внутреннюю часть страны. Еще раз мне такой шанс не представится.

— Ты неисправим, Джимми. Лучше тысяча фунтов в руке, чем какое-то мифическое золото.

— А если это розыгрыш? Во всяком случае, дорога оплачена, я, можно сказать, на пути в Кейптаун, а ты меня совращаешь!

Энтони встал и закурил.

— До меня начинает доходить, к чему ты клонишь, Джеймс. Ты, как и планировал, отправляешься на поиски золота, а я должен для тебя забрать тысячу фунтов. Сколько же из них получу я?

— Как насчет четверти?

— Двести пятьдесят фунтов, не облагающихся, как говорится, налогом?

— Именно.

— Договорились. А теперь скрежещи зубами: я бы согласился и на сто! И позволь тебе сказать, Джимми Макграт: ты не умрешь в своей постели, вожделенно подсчитывая внушительный остаток на банковском счете.

— Это еще как сказать… Итак, по рукам?

— По рукам. Согласен. И к черту «Касл силект тур».

Они торжественно выпили за успех дела.

Глава 2 Леди в беде

— Ну вот и все, — сказал Энтони, допив свой бокал и поставив его на стол. — На каком судне ты собирался отплывать?

— «Грэнарт Касл».

— Билет заказан на твое имя, так что я лучше поеду под именем Джимми Макграта. С паспортом, надеюсь, все в порядке?

— Никаких проблем. Мы совершенно не похожи друг на друга, но приметы у нас, вероятно, одинаковые. Рост шесть футов, волосы каштановые, глаза голубые, нос обычный, подбородок обычный…

— Полегче с этой обыкновенностью. Да будет тебе известно, что «Касл» выбрал меня из нескольких претендентов благодаря приятной внешности и изысканным манерам.

Джимми усмехнулся:

— Видел я сегодня утром твои изысканные манеры!

— Иди к черту!

Энтони зашагал по комнате, сосредоточенно наморщив лоб, и только через несколько минут заговорил:

— Джимми, Стилптич умер в Париже. На кой ляд ему было посылать рукопись из Парижа в Лондон через Африку?

Джимми беспомощно пожал плечами:

— Не знаю.

— Почему было не послать ее по почте?

— Согласен, это было бы разумнее.

— Конечно, — продолжал Энтони, — я знаю, что этикет воспрещает королям, королевам и правительственным чиновникам совершать простые, естественные поступки. Есть дипломатическая почта и все прочее. В Средние века им давали кольцо-знак вроде «Сезам, откройся!». «Королевское кольцо! Проходите, милорд!» И обычно находился ловкач, который крал его. Меня всегда удивляло, почему ни одному смышленому малому не пришло в голову изготовить с дюжину таких колец и продавать их по сто фунтов за штуку? И впрямь в Средние века у людей не было никакой предприимчивости!

Джимми зевнул.

— Похоже, мои размышления о Средневековье тебя не заинтересовали! Вернемся к графу Стилптичу. Из Франции в Англию через Африку — слишком мудрено даже для дипломата! Если он хотел передать тебе тысячу фунтов, он просто мог бы их завещать тебе. Слава богу, ни ты, ни я не настолько горды, чтобы не принять наследство! Стилптич, наверное, малость спятил!

— Ты так думаешь?

Энтони нахмурился и вновь зашагал по комнате.

— А ты вообще читал ее? — вдруг спросил он.

— Что читал?

— Рукопись.

— Господи, конечно, нет! Зачем мне читать этот бред?

Энтони улыбнулся:

— Я просто спросил, вот и все! От мемуаров, знаешь ли, бывает множество неприятностей. Слишком много откровений и так далее. Людям, умевшим при жизни держать язык за зубами, доставляет большое удовольствие тешить себя надеждой, что после своей смерти они поставят кого-нибудь в неловкое положение! Они получают от этого какое-то злобное удовлетворение. Что за человек был граф Стилптич, Джимми? Ты с ним встречался, разговаривал, а ведь ты прекрасно разбираешься в людях. Как тебе показалось, он злопамятен?

Джимми покачал головой:

— Трудно сказать. Видишь ли, в первый вечер он был явно под хмельком, а на следующий день передо мной предстал старый аристократ с самыми изысканными манерами. Он осыпал меня такими комплиментами, что я не знал, куда деваться от смущения.

— А он говорил что-нибудь интересное, когда был пьян?

Джимми задумался, припоминая.

— Кажется, он сказал, что знает, где находится «Кохинор», — с сомнением произнес он.

— Ну, это знают все! Он в Тауэре, да? За толстым стеклом и железными решетками. Его охраняют множество джентльменов в странных нарядах, которые следят, чтобы посетители что-нибудь не стащили!

— Точно, — согласился Джимми.

— А еще чего-нибудь в том же роде Стилптич не рассказывал? Например, что он знает, в каком городе находится коллекция Уоллеса?

Джимми помотал головой.

Энтони хмыкнул, закурил новую сигарету и снова зашагал по комнате.

— Ты, дикарь, наверное, и газет не читаешь, — бросил он наконец.

— Не часто, — просто признался Макграт. — В них, как правило, для меня нет ничего интересного!

— Слава богу, я более цивилизован! Недавно в газетах несколько раз упоминалась Герцословакия. Ходят упорные слухи о реставрации монархии.

— У Николая не было сына, — возразил Джимми. — Хотя я ни минуты не сомневался, что династия Оболовичей не угасла. Вероятно, есть множество молодых кузенов, троюродных и четвероюродных братьев, когда-то устраненных с политической арены и теперь разбросанных по всему свету.

— Значит, найти короля было бы не так трудно?

— Я бы сказал, совсем не трудно, — ответил Джимми. — Знаешь, меня не удивляет, что им надоела республика. Для такого полнокровного, мужественного народа после того, как они прикончили нескольких королей, отстрел президентов — просто забава. Заговорив о королях, я вдруг вспомнил еще кое о чем, о чем мне в тот вечер проговорился граф Стилптич. Он сказал, что знает бандитов, которые на него напали. Это были люди Короля Виктора.

— Что? — вдруг резко развернулся к нему Энтони.

Лицо Макграта расплылось в широкой улыбке.

— Чего ты так взволновался?

— Не дури, Джимми! Ты даже сам не представляешь, какую важную вещь сказал.

Он выглянул в окно.

— Да кто такой Король Виктор? — спросил Джимми. — Еще один балканский монарх?

— Нет, — медленно ответил Энтони. — Это король иного сорта.

— Какого же?

Выдержав паузу, Энтони начал рассказывать:

— Это мошенник, Джимми. Самый известный в мире вор, специализирующийся на драгоценностях. Фантастически смелый и ловкий малый, которого ничто не может запугать. В Париже он был известен под кличкой Король Виктор. В Париже размещалась его штаб-квартира. Его арестовали и по незначительному обвинению посадили в тюрьму на семь лет. Более веских обвинений ему предъявить не сумели. Вскоре он выйдет из тюрьмы — а может быть, уже вышел.

— Думаешь, граф Стилптич имеет какое-нибудь отношение к его осуждению? Поэтому банда на него и напала? Из мести?

— Не знаю, — ответил Энтони. — На первый взгляд это кажется неправдоподобным. Насколько я слышал, Король Виктор никогда не крал драгоценных камней с короны Герцословакии. Однако смерть Стилптича, мемуары, заметки в газетах — не ясно, но интересно, наводит на размышления, не так ли? А еще слухи, что в Герцословакии нашли нефть. Я кожей чувствую, Джеймс, что этой незначительной, маленькой страной еще заинтересуются.

— Кто заинтересуется?

— Хотя бы евреи. Смуглые финансисты из Сити.

— Слушай, к чему ты все время клонишь?

— Пытаюсь тебе втолковать, что дело гораздо сложнее, чем кажется.

— Не хочешь ли ты сказать, что передать рукопись в издательство будет сложно?

— Нет… — небрежно заметил Энтони. — Не думаю, что с этим возникнут трудности… Сказать тебе, Джеймс, куда я предполагаю отправиться со своими двумястами пятьюдесятью фунтами?

— В Южную Америку?

— Нет, дружок, в Герцословакию. Наверное, поддержу республику. Вероятно, стану президентом.

— А почему не объявить себя наследником престола и не стать королем?

— Нет, Джимми. Король — это на всю жизнь, а президентом становишься на четыре года или что-то вроде этого. Забавно было бы четыре года править таким государством, как Герцословакия.

— Короли в среднем правят даже меньше, я бы сказал, — вставил Джимми.

— Вероятно, у меня будет сильное искушение растратить твою долю из тысячи фунтов. Да они тебе и не понадобятся, знаешь ли, ведь ты вернешься с грудой самородков. Я вложу твои деньги в нефть Герцословакии. Знаешь, Джеймс, чем больше я думаю об этом, тем больше мне нравится твоя идея. Я бы никогда и не заикнулся о Герцословакии, если бы ты о ней не упомянул. Один день я проведу в Лондоне, собираясь в дорогу, а затем на «Балканский экспресс»!

— Тебе не удастся так быстро уехать. Я не успел тебе сказать, что у меня есть к тебе еще одно небольшое поручение.

Энтони опустился в кресло и сурово посмотрел на друга:

— Я как чувствовал, что ты мне подстроишь какую-нибудь гадость. Ах ты, хитрец!

— Ничуть. Речь идет о том, чтобы помочь леди.

— Джеймс, я раз и навсегда отказываюсь вмешиваться в твои любовные истории.

— Это не любовная история. Я никогда не видел этой женщины. Сейчас я тебе все объясню.

— Если мне предстоит выслушать твою очередную длинную, бессвязную историю, то предлагаю еще выпить.

Хозяин охотно удовлетворил просьбу и начал рассказ:

— Я тогда был в Уганде. Спас жизнь одному старателю…

— На твоем месте, Джимми, я бы написал книжонку под названием «Жизни, которые я спас». За сегодняшний вечер я слышу уже вторую такую историю.

— Ну, на этот раз случай был пустяковый. Просто вытащил одного бедолагу из реки. Как все старатели, он не умел плавать.

— Погоди, это имеет какое-нибудь отношение к первому делу?

— Никакого, хотя, как ни странно, этот человек был из Герцословакии. Впрочем, мы его звали Голландцем Педро.

Энтони равнодушно кивнул.

— Хорошее имя для старателя, — заметил он. — Продолжай, Джеймс.

— Так вот, этот малый был очень мне благодарен. Вертелся возле меня, как пес. Месяцев шесть спустя он умер от лихорадки. Я был рядом. Умирая, он подозвал меня и возбужденным шепотом принялся делиться со мной каким-то секретом, бормотал что-то о золотой жиле. Вручил мне завернутый в клеенку пакет, который всегда держал при себе. Мне было тогда недосуг им заниматься, и только неделю спустя я открыл пакет. Признаюсь, я и не думал, что у Голландца Педро достанет ума найти золотую жилу, но никогда ведь не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

— И при одной мысли о золоте у тебя, как всегда, учащенно забилось сердце, — перебил его Энтони.

— Я никогда в жизни не испытывал подобного разочарования. Тоже мне, золотая жила! Может быть, для него, грязного пса, это и была золотая жила. Знаешь, что это было? Письма женщины. Да, письма женщины, притом англичанки. Этот подлец ее шантажировал. И у него хватило наглости поручить мне продолжать его грязное дело.

— Мне приятно видеть твой благородный гнев, Джеймс, но позволь заметить тебе, что таковы все мошенники. Намерения у него были самые лучшие. Ты спас ему жизнь, он завещал тебе выгодный источник заработка, а на твои высокие идеалы англичанина ему было начхать.

— Ну, так что же мне делать с этими письмами? Сначала я подумал о том, чтобы их сжечь. Потом мне вдруг пришло в голову, что бедная дама, не зная, что они уничтожены, постоянно живет в страхе, что этот мерзавец когда-нибудь объявится.

— А у тебя воображение сильнее, чем я думал, Джимми, — заметил Энтони, закуривая. — Вынужден признать, дело гораздо тоньше, чем мне сначала казалось. Почему бы не послать их ей по почте?

— Как все женщины, она на большинстве писем не поставила ни даты, ни адреса. Только на одном что-то вроде адреса. Всего одно слово: «Чимниз».

Энтони замер с горящей спичкой в руке и, лишь когда обжег палец, бросил ее на пол.

— Чимниз? — переспросил он. — Невероятно!

— А ты знаешь это место?

— Это один из самых знаменитых домов в Англии, дорогой мой Джеймс! Короли и королевы проводят там уик-энды, дипломаты и сановники решают важные государственные вопросы.

— Вот почему я так рад, что ты поедешь в Англию вместо меня! Тебе там все известно! — просто признал Джимми. — Невежда из канадского захолустья вроде меня наломал бы там немало дров! Но ты, закончивший Итон и Харроу…

— Только один из них, — скромно поправил Энтони.

— Ты сможешь все выполнить на высшем уровне. Ты спрашиваешь: почему я их не отослал по почте? Мне показалось это опасным. Насколько я понял, у нее ревнивый муж. А если бы он нечаянно вскрыл этот пакет? Что стало бы с бедной дамой? А может быть, она умерла, ведь письма написаны давно? Нет, как ни крути, а единственный выход — доставить их в Англию и передать ей лично в руки!

Энтони отбросил сигарету, подошел к другу и любовно похлопал по спине.

— Ты настоящий рыцарь, Джимми! — сказал он. — Канадское захолустье может гордиться своим сыном! Ты справился бы с этим делом не хуже меня!

— Так ты согласен?

— Конечно!

Макграт встал, подошел к комоду, вынул из ящика связку писем и бросил ее на стол.

— Вот! Лучше прогляди их!

— Это необходимо? Как-то неприлично.

— Из того, что ты рассказал о Чимнизе, следует, что она вполне могла гостить там. Лучше прочитать письма, может быть, найдется хоть какое-то упоминание, где она может жить.

— Пожалуй, ты прав!

Они тщательно просмотрели письма, но никакой информации о местопребывании загадочной дамы не нашли. Энтони задумчиво связал их в пачку.

— Бедняжка, — заметил он, — судя по всему, она была напугана до полусмерти.

Джимми кивнул.

— Думаешь, тебе удастся разыскать ее? — тревожно спросил он.

— Я не уеду из Англии, пока не найду ее. Ты очень волнуешься за эту незнакомку, Джимми?

Тот задумчиво провел пальцем по подписи.

— Мне понравилось ее имя, — виновато ответил он, — Вирджиния Ревел!

Глава 3 Тревога в высших сферах

— Конечно, мой друг, конечно, — произнес лорд Катерхэм.

Он уже трижды повторил эти слова, надеясь ими закончить встречу и поскорее уйти. Он очень не любил торчать на ступеньках элитарного лондонского клуба, членом которого имел честь состоять, и слушать нескончаемые разглагольствования почтенного Джорджа Ломакса.

Клемент Эдвард Алистер Брент, девятый маркиз Катерхэм, невысокий, обычно одетый джентльмен, совершенно не соответствовал традиционным представлениям о маркизах. У него были выцветшие голубые глаза, тонкий нос, придававший ему несколько меланхолический вид, и простовато-небрежные, хотя и достаточно изысканные манеры.

Главное несчастье жизни маркиза заключалось в том, что четыре года назад он унаследовал титул брата, восьмого лорда Катерхэма. Предыдущий лорд был выдающейся личностью, известной всей Англии. Занимая одно время пост министра иностранных дел, он всегда имел веское слово при обсуждении дел империи, а его загородная резиденция Чимниз славилась гостеприимством. При помощи замечательной жены лорда Катерхэма, дочери герцога Перта, по уик-эндам в неофициальной обстановке в Чимнизе вершилась история. В Англии, да и в Европе не было сколько-нибудь заметного лица, которое хоть раз не гостило бы там.

Все шло прекрасно. Девятый маркиз Катерхэм свято чтил память своего выдающегося брата, который вполне заслужил это. Однако его тяготила необходимость следовать по его стопам, поскольку Чимниз скорее стал национальным достоянием, нежели собственно загородным домом. Ничто не удручало так лорда Катерхэма, как политика, а еще больше — политики. Поэтому он с нетерпением ждал окончания разговора с велеречивым Джорджем Ломаксом, крепким, склонным к полноте человеком, с красным лицом, пронзительными глазами и огромным самомнением.

— Видите ли, Катерхэм, мы не можем, мы просто не можем допустить, чтобы сейчас разразился скандал! Положение крайне деликатное!

— Положение всегда несколько деликатное, — не без иронии отозвался лорд Катерхэм.

— Друг мой, уж мне-то это известно!

— О, конечно, конечно, — кивнул лорд Катерхэм, возвращаясь на старую линию обороны.

— Один промах в этом герцословацком деле, и нам конец! Сейчас крайне важно предоставить британской компании нефтяные концессии!

— Конечно, конечно!

— В конце недели приезжает принц Михаил Оболович, и все дело можно будет уладить в Чимнизе под стук бильярдных шаров.

— А я собирался на этой неделе съездить за границу, — ответил лорд Катерхэм.

— Ерунда, дорогой Катерхэм! Никто не ездит за границу в начале октября!

— Мой врач считает, что у меня серьезные проблемы со здоровьем, — заявил Катерхэм, нетерпеливо поглядывая на пролетающие такси.

Однако вырваться на свободу ему не удавалось, поскольку Ломакс обладал неприятной привычкой удерживать человека, с которым у него завязался разговор, и, несомненно, немалым опытом в этом деле. В настоящее время он крепко держал лорда Катерхэма за лацкан пиджака.

— Друг мой, заявляю со всей ответственностью! В преддверии национального кризиса, который ждет нас в ближайшем будущем…

Лорд Катерхэм зябко поежился. Он вдруг понял, что предпочел бы дать несколько приемов, чем слушать повторение одной из скучных речей Джорджа Ломакса. А ведь тому ничего не стоит проговорить без остановки хоть двадцать минут!

— Хорошо! — быстро согласился он. — Я все устрою. Полагаю, вы уладите свои вопросы!

— Друг мой, тут нечего устраивать! Чимниз, не говоря о его историческом значении, идеально расположен! Я буду у себя, меньше чем в семи милях оттуда. Разумеется, мне не пристало присутствовать на домашнем приеме!

— Разумеется, — быстро согласился лорд Катерхэм, который не знал, да и не хотел знать, почему, собственно, не пристало.

— Вы не возражаете взять в помощники Билла Эверсли? Он может пригодиться для связи со мной.

— С удовольствием, — оживился лорд Катерхэм. — Билл вполне приличный малый, да и Бандл прекрасно к нему относится.

— Бильярд, разумеется, не так уж и важен. Это лишь предлог.

Лорд Катерхэм снова погрустнел:

— Тогда все. Принц, его свита, Билл Эверсли, Герман Айзекстайн…

— Кто?

— Герман Айзекстайн. Представитель синдиката, о котором я вам говорил.

— Всебританского синдиката?

— Да. А что?

— Ничего… ничего… я лишь поинтересовался, вот и все. Любопытные у этих людей имена.

— Потом, конечно, надо бы пригласить посторонних, одного-двух человек, — только для того, чтобы прием выглядел как настоящий. Леди Эйлин могла бы об этом позаботиться. Желательно заполучить людей молодых, некритичных, совершенно не разбирающихся в политике.

— Бандл отлично со всем справится, я уверен.

— Я вот о чем хочу вас спросить. — Ломакса, похоже, осенило. — Помните, о чем я вам только что рассказывал?

— Вы много о чем рассказывали.

— Нет-нет, я имею в виду это несчастное осложнение. — Он понизил голос до таинственного шепота. — Мемуары… мемуары графа Стилптича.

— Мне кажется, тут вы заблуждаетесь, — сказал лорд Катерхэм, подавляя зевок. — Люди любят скандалы. Черт возьми, я сам читаю мемуары… и с удовольствием.

— Дело не в том, прочтут их или нет, — невелика важность, а в том, что их публикация именно сейчас может все разрушить… все. Народ Герцословакии хочет реставрировать монархию и готов предложить корону принцу Михаилу, имеющему поддержку правительства его величества.

— И который готов предоставить мистеру Герману Айзекстайну и компании концессии в обмен на миллионный заем, чтобы сесть на трон…

— Катерхэм, Катерхэм! — мученическим шепотом взмолился Ломакс. — Осторожнее, умоляю, прежде всего осторожнее.

— Дело в том, — с удовольствием продолжил лорд Катерхэм, уступив, однако, просьбе собеседника и понизив голос, — что воспоминания Стилптича могут расстроить чьи-то планы. Тирания и недостойное поведение семьи Оболовичей, а? Эти вопросы обсуждались в парламенте. Зачем заменять нынешнее широко мыслящее и демократическое правительство абсолютной тиранией? Политика, диктуемая кровососами-капиталистами. Правительству грозит опасность. Ну, как вам?

Ломакс кивнул.

— А может быть и хуже, — тихо произнес он. — Предположим… только предположим, что кто-то упомянет об этом досадном исчезновении… вы знаете, что я имею в виду.

Лорд Катерхэм недоуменно посмотрел на него:

— Нет, не знаю, что за исчезновение?

— Как, вы не слышали? Это произошло в Чимнизе. Генри был очень расстроен. Его карьере чуть не пришел конец.

— Вы меня просто заинтриговали, — оживился лорд Катерхэм. — Кто или что исчезло?

Ломакс подался вперед и приложился губами к уху лорда Катерхэма. Тот поспешно отдернулся:

— Ради бога, не шипите!

— Вы слышали, что я сказал?

— Да, слышал, — неохотно ответил лорд Катерхэм. — Теперь кое-что припоминаю. Очень любопытное дело. Интересно, кто же это сделал? Так ничего и не выяснилось?

— Так и не выяснилось. Разумеется, действовать пришлось очень осторожно. Не должно было просочиться ни намека на потерю. Но Стилптич тогда был там. Он что-то знал, не все, но что-то. Мы с ним один или два раза ссорились по турецкому вопросу. Предположим, в порыве безумной злобы он изложил это в своих мемуарах. Подумайте о скандале и далекоидущих последствиях. Все бы недоумевали: почему это замалчивалось?

— Конечно, — с явным удовольствием согласился лорд Катерхэм.

Ломакс, говоривший совсем тихо, взял себя в руки.

— Я должен сохранять спокойствие, — пробормотал он. — Спокойствие и еще раз спокойствие. Но я вот о чем хочу вас спросить, мой друг. Если у него не было злого умысла, почему он послал рукопись в Лондон таким окольным путем?

— Это, конечно, странно. Вы уверены в фактах?

— Абсолютно. У нас… э… есть агенты в Париже. Мемуары были тайно отправлены за несколько недель до его смерти.

— Да, тут что-то есть, — произнес лорд Катерхэм с тем же удовольствием, что и раньше.

— Мы выяснили, что они были посланы человеку по имени Джимми, или Джеймс, Макграт, канадцу, живущему сейчас в Африке.

— Дело касается империи, не так ли? — весело спросил лорд Катерхэм.

— Завтра, в четверг, Джеймс Макграт прибудет на «Грэнарт Касл».

— И что же нам делать?

— Мы, разумеется, встретимся с ним, обрисуем ему, какими серьезными последствиями чревата публикация мемуаров, и попросим его хотя бы в течение месяца ничего не предпринимать, и, во всяком случае, позаботимся о том, чтобы они были тщательно отредактированы.

— А если он откажется или пошлет вас к черту или еще куда-нибудь? — предположил лорд Катерхэм.

— Этого-то я и боюсь, — признал Ломакс. — Вот почему мне вдруг пришло в голову, что хорошо бы его тоже пригласить в Чимниз. Естественно, он будет польщен знакомством с принцем Михаилом, и с ним, может быть, будет легче справиться.

— Я не буду его приглашать, — поспешно возразил лорд Катерхэм. — Я не люблю канадцев, и никогда не любил, особенно тех, кто долго живет в Африке!

— А может быть, он окажется отличным малым, этаким неотшлифованным алмазом?

— Нет, Ломакс. Мое слово твердо. Пусть с ним возится кто-нибудь другой.

— По-моему, — сказал Ломакс, — здесь бы очень пригодилась женщина, которой можно рассказать достаточно, но не слишком много. Женщина могла бы деликатно и тактично уломать его. Не то чтобы мне нравилось участие женщин в политике, здесь лучше обойтись без них. Но в своей области женщина может творить чудеса. Только вспомните, как жена Генри влияла на него. Марсия была необыкновенной, уникальной женщиной, блестящей хозяйкой политического салона!

— Уж не хотите ли вы пригласить Марсию на этот прием? — слабым голосом спросил лорд Катерхэм, побледнев при одном упоминании о ненавистной невестке.

— Нет-нет, вы меня не так поняли. Я говорил о влиянии женщины вообще. Нет, я предлагаю пригласить молодую женщину, очаровательную, красивую, умную.

— Не Бандл же? Бандл тут вовсе не годится. Она прожженная социалистка и просто рассмеется над подобным предложением.

— Я говорю не о леди Эйлин. Ваша дочь, Катерхэм, очаровательна, просто очаровательна, но она совсем ребенок. Нам нужна женщина опытная, уравновешенная, знающая жизнь. Ах, ну, конечно, тут пригодится только один человек: моя кузина Вирджиния.

— Миссис Ревел?

Лорд Катерхэм оживился, почувствовав, что, возможно, прием все же будет не так уж скучен.

— Мне нравится ваше предложение, Ломакс. Самая очаровательная женщина Лондона.

— К тому же она в курсе всех дел Герцословакии. Ее муж, напомню вам, служил там в посольстве. И согласен с вами, она обладает огромным обаянием.

— Чудесное создание, — охотно подтвердил лорд Катерхэм.

— Что ж, тогда договорились.

Мистер Ломакс ослабил свою хватку, и лорд Катерхэм не преминул освободить лацкан пиджака.

— До свидания, Ломакс, вы все устроите, не так ли?

Он быстро шмыгнул в проходящее такси. Лорд Катерхэм не любил достопочтенного Джорджа Ломакса, как только может один добропорядочный христианин не любить другого добропорядочного христианина. Он не любил его одутловатое красное лицо, тяжелое дыхание и назойливый взгляд выпуклых голубых глаз. Подумав о ближайшем уик-энде, он вздохнул. Досада, ах какая досада! Однако при мысли о Вирджинии Ревел он несколько приободрился.

— Чудесное создание, — пробормотал он себе под нос. — Чудесное!

Глава 4 Очаровательная леди

Джордж Ломакс вернулся в Уайтхолл. Войдя в роскошные апартаменты, где вершились государственные дела, он услышал какое-то шуршание.

Мистер Билл Эверсли усердно писал письма, но огромное кресло возле окна еще хранило тепло человеческого тела.

Билл Эверсли был очень симпатичным молодым человеком. Лет двадцати пяти, крупный и довольно неуклюжий, с приятным, но некрасивым лицом, белоснежными зубами и честными карими глазами.

— Ричардсон еще не прислал отчет?

— Нет, сэр. Напомнить ему об этом?

— Необязательно. Были какие-нибудь телефонные сообщения?

— Ими в основном занимается мисс Оскар. Мистер Айзекстайн хочет знать, не согласитесь ли вы пообедать с ним завтра в «Савое».

— Попросите мисс Оскар заглянуть в мой ежедневник. Если у меня ничего не назначено, пусть позвонит ему и примет приглашение.

— Да, сэр.

— Кстати, Эверсли, не позвоните ли для меня в одно место? Посмотрите номер в книжке. Миссис Ревел, Понт-стрит, 487.

— Да, сэр.

Билл взял телефонную книгу, пробежал невидящими глазами нужную колонку, громко захлопнул книгу и подошел к телефону. Прикоснувшись к трубке, он остановился, словно вдруг что-то вспомнив:

— Ах да, сэр, чуть не забыл! У нее что-то не в порядке с телефоном. Я имею в виду у миссис Ревел. Я только что пытался ей дозвониться.

Джордж Ломакс нахмурился.

— Досадно, — сказал он, — очень досадно. — Он нерешительно побарабанил пальцами по столу.

— Если у вас что-то важное, сэр, я мог бы съездить к ней на такси. Я уверен, она сейчас дома.

Джордж Ломакс заколебался, обдумывая предложение. Билл с нетерпением ждал, готовясь немедленно сорваться с места и выполнить приятное поручение.

— Вероятно, это было бы лучше всего, — согласился наконец Ломакс. — Хорошо, поезжайте к миссис Ревел на такси и спросите ее, будет ли она дома сегодня в четыре часа, потому что у меня к ней очень важное дело.

— Хорошо, сэр.

Билл взял шляпу и исчез.

Десять минут спустя такси доставило его на Понт-стрит, 487. Он позвонил и вдобавок громко постучал в дверь молоточком. Дверь открыл важного вида слуга, которому Билл кивнул, как давнему знакомому.

— Доброе утро, Чилверс, миссис Ревел дома?

— Полагаю, сэр, она собирается уходить.

— Это вы, Билл? — раздался голос сверху. — Я узнала вас по грохоту! Поднимайтесь, поговорим.

Билл посмотрел на смеющееся лицо, которое всегда настолько покоряло его — да и не только его, — что он терялся и начинал мямлить что-то бессвязное. Он поднялся по лестнице, взлетая через две ступеньки, и крепко сжал протянутую руку Вирджинии Ревел.

— Привет, Вирджиния!

— Привет, Билл!

Обаяние — совершенно особенное качество; сотни молодых женщин, даже красивее Вирджинии Ревел, могли бы сказать «Привет, Билл» с той же интонацией, и это не произвело бы на него особого впечатления. Но эти два слова, прозвучавшие из уст Вирджинии, повергли Билла в шок.

Вирджинии Ревел было двадцать семь лет. Высокая и настолько стройная и пропорционально сложенная, что о ее фигуре можно было бы слагать поэмы. Бронзового цвета волосы с зеленовато-золотистым оттенком; решительный маленький подбородок, прелестный носик, раскосые, синие, как васильки, глаза, блестящие из-под полузакрытых век, и великолепный, четко очерченный рот, один уголок которого кокетливо загибался вверх. Это было очень выразительное лицо, а его живость и лучезарность невольно приковывали взоры. Не обратить внимания на Вирджинию Ревел было просто невозможно.

Она отвела Билла в небольшую гостиную, выдержанную в бледно-сиреневых, зеленых и желтых тонах, создающих впечатление луга с крокусами.

— Билл, дорогой, — улыбнулась Вирджиния, — как же министерство иностранных дел без вас? Я думала, вы там незаменимы!

— Я к вам с посланием от Коддерса. — Так непочтительно Билл за глаза величал своего шефа. — Кстати, Вирджиния, если он спросит, помните, что у вас сегодня утром не работал телефон.

— Но он работал.

— Я знаю. Пришлось сказать, что не работал.

— Зачем? Просветите меня, что творится в министерстве иностранных дел?

Билл с упреком взглянул на нее:

— Ведь тогда бы я не приехал сюда и не увиделся с вами!

— Ах, Билл, дорогой, как же я глупа! И как это мило с вашей стороны!

— Чилверс сказал, что вы собираетесь уезжать.

— Да, на Слоун-стрит. Там есть магазин, где продаются замечательные набедренные пояса.

— Набедренные пояса?

— Да, Билл, на-бед-рен-ные — понимаете? — набедренные по-я-са. Пояса на бедра. Надеваются прямо на тело.

— Увольте, Вирджиния! Не следует описывать свое белье молодому человеку, с которым вас не связывают близкие отношения. Это неделикатно.

— Но, Билл, дорогой, в бедрах нет ничего неделикатного! У всех у нас есть бедра, хотя мы, бедные женщины, отчаянно пытаемся делать вид, что их у нас нет. Этот набедренный пояс сделан из красной резины и достает почти до колен. В нем просто невозможно ходить!

— Какой ужас! — вскричал Билл. — Зачем же вам это нужно?

— Потому что это помогает нам верить, будто мы страдаем ради фигуры. Но хватит о поясах! Что нужно Джорджу?

— Он хочет знать, будете ли вы дома сегодня в четыре часа.

— Не буду. Я собираюсь в Рейнлэх. А почему такое официальное обращение? Он что, собирается сделать мне предложение?

— Меня бы это не удивило.

— В таком случае можете передать ему, что я предпочитаю мужчин, которые делают предложение, повинуясь влечению.

— Как я?

— У вас не влечение, Билл. У вас привычка!

— Вирджиния, вы когда-нибудь…

— Нет, нет и нет, Билл! Утром до ленча ко мне лучше не подходить! Вы только подумайте, кто я? Симпатичная женщина, приближающаяся к среднему возрасту, принимающая близко к сердцу ваши интересы.

— Вирджиния, я вас люблю именно такую!

— Знаю, Билл, знаю! Мне просто нравится быть любимой! Неужто это так ужасно и безнравственно с моей стороны? Мне хочется влюбить в себя всех мужчин на свете…

— Полагаю, своей цели вы уже добились! — мрачно заметил Билл.

— Джордж, надеюсь, не влюблен в меня! Не думаю, чтобы он был на это способен. Он женат на своей карьере. Так что он еще просил передать?

— Только то, что это очень важно.

— Билл, я заинтригована. Джордж так редко что-то считает очень важным. Бог с ним, с Рейнлэхом. В конце концов в Рейнлэх я могу поехать и в другой день. Передайте Джорджу, что я покорно буду ждать его в четыре часа.

Билл посмотрел на часы.

— Вряд ли имеет смысл возвращаться до ленча. Пойдемте, Вирджиния, перекусим.

— Я и так собиралась на ленч.

— Отлично. Мы прекрасно проведем время, и к черту все остальное.

— Это было бы очень мило, — сказала Вирджиния, улыбнувшись.

— Вирджиния, вы прелесть! Скажите, я хоть немного нравлюсь вам? Больше остальных?

— Билл, я вас обожаю! Если бы мне пришлось выйти за кого-то замуж — просто пришлось, я имею в виду, если бы это было начертано в книге судеб и какой-нибудь гадкий мандарин сказал мне: «Выйди за кого-нибудь замуж или умри в медленных муках», я бы сделала выбор незамедлительно. Сказала бы: «Дайте мне малыша Билла!»

— Что ж, тогда…

— Да, только я не хочу ни за кого выходить. Мне нравится быть веселой вдовой!

— Вы бы занимались тем же, чем и сейчас. Делали бы все, что вам захочется, а меня бы даже не замечали!

— Билл, вы не понимаете. Я из тех, кто выходит замуж только по велению сердца, если вообще выходит.

Билл тихо застонал.

— Я, наверное, когда-нибудь застрелюсь, — печально вздохнул он.

— Да нет, дорогой Билл, не застрелитесь! Вы пригласите на ужин хорошенькую девушку — как позавчера вечером!

Билл покраснел:

— Если вы имеете в виду Дороти Киркпатрик, девушку из кордебалета, то, конечно, она очень мила, как и все они, но у меня с ней нет ничего серьезного.

— Разумеется, Билл, дорогой! Мне нравится, когда вы наслаждаетесь жизнью! Только не притворяйтесь, будто умираете от неразделенной любви!

Мистер Эверсли принял вид оскорбленного достоинства.

— Вы не понимаете, Вирджиния, — строго произнес он. — Мужчины…

— Полигамны! Я знаю. Иногда у меня закрадывались эти жуткие подозрения! Если вы действительно меня любите, Билл, поедем скорее завтракать!

Глава 5 Первый вечер в Лондоне

Даже в самые лучшие планы нет-нет да и проскользнет изъян. Джордж Ломакс совершил одну ошибку. В его стратегии оказалось слабое звено: Билл.

Билл Эверсли был очень славным парнем. Прекрасный игрок в крокет и гольф, с приятными, доброжелательными манерами, он своему положению в министерстве иностранных дел был, однако, обязан не уму, а хорошим связям. Работе, которую он выполнял, Билл вполне соответствовал. В некотором смысле он был собакой Джорджа. Никакой ответственной или чрезмерно умственной работой он не занимался. Его обязанности состояли в том, чтобы постоянно быть под рукой у Джорджа, принимать незначительных людей, с которыми не хотел встречаться Джордж, служить мальчиком на побегушках и вообще подчищать всяческую мелочовку. Все это Билл выполнял достаточно добросовестно. В отсутствие шефа он растягивался в самом большом кресле и, согласно благоприобретенной привычке, почитывал спортивные новости.

Джордж послал Билла в контору «Юнион Касл» выяснить, когда прибывает «Грэнарт Касл». Как и большинство образованных молодых англичан, Билл говорил приятным, но не очень четким голосом. Любой опытный оратор придрался бы к тому, как он произносит слово «Грэнарт». Его можно было истолковать как угодно. Клерк расслышал «Гарнфре».

«Гарнфре Касл» прибывал в следующий четверг. Так сказал клерк. Билл поблагодарил его и ушел. Ломакс в соответствии с полученной информацией выстроил свои планы. Он ничего не знал о названиях лайнеров «Юнион Касл» и принял как должное, что Джеймс Макграт прибудет в четверг.

Он был бы немало удивлен, узнав, что в тот момент, когда он вел нудную беседу с лордом Катерхэмом на ступеньках клуба в среду утром, «Грэнарт Касл» пришвартовался в Саутгемптоне. В два часа того же дня Энтони Кейд, путешествующий под именем Джеймса Макграта, сошел с речного трамвайчика в Ватерлоо, остановил такси и, поколебавшись с минуту, велел водителю отвезти его в отель «Блиц».

«Хорошо бы устроиться поудобнее», — подумал Энтони, с интересом глядя в окно такси.

Он не был в Лондоне четырнадцать лет.

Приехав в отель и заказав номер, Энтони отправился на небольшую прогулку по набережной. Ему было приятно вновь оказаться в Лондоне. Конечно, все тут изменилось. Он вспомнил маленький ресторанчик, как раз за Блэкфрайарс-Бридж, где часто обедал в компании серьезных молодых людей. Тогда он был социалистом и носил струящийся красный галстук. Молод… как молод он тогда был!

Энтони вернулся в «Блиц». Переходя дорогу, он столкнулся с каким-то прохожим и чуть не упал. Когда оба пришли в себя, мужчина пробормотал слова извинения, при этом пристально разглядывая Энтони. Это был невысокий, плотный человек, по виду рабочий, но что-то в нем выдавало иностранца.

Энтони зашагал в отель, раздумывая, чем так заинтересовал незнакомца. Вероятно, случайность. А может быть, причиной был сильный загар, непривычный для вечно бледных лондонцев? Он поднялся к себе в номер и, повинуясь внезапному импульсу, посмотрелся в зеркало. Узнал бы его сейчас кто-нибудь из немногих, совсем немногих прежних друзей, столкнувшись с ним лицом к лицу? Он медленно покачал головой.

Когда он уезжал из Лондона, ему было всего восемнадцать лет — белокурый, круглолицый мальчик с обманчиво-ангельской внешностью. Вряд ли кто узнал бы того мальчика в худощавом, загорелом мужчине с насмешливым выражением глаз.

Зазвонил телефон, и Энтони снял трубку:

— Алло!

Это был гостиничный портье.

— Мистер Джеймс Макграт?

— Да, это я.

— К вам джентльмен.

Энтони удивился:

— Ко мне?

— Да, сэр, иностранец.

— Как его зовут?

Немного помолчав, портье ответил:

— Я пришлю к вам рассыльного с его визитной карточкой.

Энтони положил трубку и стал ждать. Через несколько минут в дверь постучали, и, получив приглашение войти, порог переступил мальчик-рассыльный с визитной карточкой на подносе.

Взяв карточку, Энтони прочел: «Барон Лолопретжил».

Теперь ему стало ясно, почему портье замялся. Рассмотрев еще раз карточку, он принял решение:

— Проводи этого джентльмена ко мне!

— Хорошо, сэр!

Через несколько минут в номер вошел барон Лолопретжил, крупный человек с огромной веерообразной черной бородой и высоким лысым лбом.

— Мистер Макграт? — спросил он, щелкнув каблуками и поклонившись.

Энтони как можно точнее ответил ему тем же.

— Прошу вас, барон, присаживайтесь, — предложил он, пододвигая стул. — Кажется, я не имел удовольствия встречаться с вами раньше?

— Кажется, — подтвердил барон, садясь. — К сожалению! — вежливо добавил он.

— Мне тоже очень жаль, — в тон ему ответил Энтони.

— Перейдем к делу давайте, — произнес барон. — Я в Лондоне монархическую партию Герцословакии представляю.

— И уверен, представляете с честью.

Барон поклонился, благодаря за комплимент.

— Вы любезны слишком, — каким-то деревянным слогом произнес он. — Мистер Макграт, я скрывать не буду ничего от вас. Настала пора монархию реставрировать, которая угасла со смертью мученической всемилостивейшего величества Николая Четвертого, память ему светлая.

— Аминь, — вырвалось у Энтони. — Я слышал об этом.

— На трон его высочество принц Михаил взойдет, которого британское правительство поддерживает.

— Великолепно! — отозвался Энтони. — Как мило с вашей стороны рассказать мне все это!

— Все готово уже, а… приезжаете вы и ситуацию усложняете.

Барон сурово смотрел на него.

— Дорогой барон! — запротестовал Энтони.

— Да, да, я знаю, говорю о чем! У вас с собой графа Стилптича мемуары! — Он с упреком посмотрел на Энтони.

— А если и так? Какое отношение мемуары графа Стилптича имеют к принцу Михаилу?

— Они скандал вызовут.

— Все мемуары почти всегда вызывают скандалы! — утешил его Энтони.

— Он секретов знал много. Если бы известна стала хоть часть из них, война разразится в Европе!

— Ну-ну, — добродушно возразил Энтони. — Не может быть, чтобы все обстояло так плохо!

— Об Оболовичах сложится мнение неблагоприятное за границей. А англичане демократичны очень.

— Я охотно верю, что Оболовичи временами бывали несколько своевольными, — допустил Энтони. — Это у них в крови. Но Европа от Балкан и не ждет ничего хорошего. Не знаю почему, но это так!

— Вы не понимаете, — упорствовал барон. — Вы ничего не понимаете, а мои уста запечатаны. — Он вздохнул.

— Чего же вы так боитесь? — удивился Энтони.

— Пока я мемуары не прочел, не знаю! — просто ответил барон. — В них, безусловно, есть что-то. Всегда несдержанны эти великие дипломаты бывают. Тележка с яблоками опрокинута будет, как говорит пословица.

— Послушайте, — мягко обратился к нему Энтони, — я уверен, вы слишком пессимистично настроены. Я все знаю об издателях. Они высиживают рукописи, как яйца! Пройдет не менее года, прежде чем мемуары будут опубликованы!

— Вы или обманщик, или молодой человек очень простодушный. Все устроено так, чтобы уже в воскресных газетах были опубликованы отрывки!

Ошеломленный Энтони ахнул.

— Но вы всегда можете все отрицать, — с надеждой предположил он.

Барон печально покачал головой:

— Нет-нет, ерунду говорите вы. К делу перейдем. Получить тысячу фунтов должны вы, не так ли? Вот видите, я имею о вас сведения достаточные.

— Что ж, поздравляю службу разведки лоялистов.

— Более полутора тысяч тогда я предлагаю вам.

Энтони удивленно посмотрел на него, затем печально покачал головой.

— Боюсь, это невозможно, — с сожалением возразил он.

— Хорошо. Две тысячи вам предлагаю.

— Вы меня соблазняете, барон, соблазняете, согласитесь, но я все равно говорю, что это невозможно.

— Цену свою тогда назовите.

— Боюсь, вы не понимаете ситуации. Я очень хочу верить, что вы ведете честную игру и что эти мемуары могут повредить вашему делу. Однако я взялся за эту работу и должен ее выполнить. Связан словом. Так что не могу позволить себе быть подкупленным другой стороной.

Барон слушал очень внимательно. В конце речи Энтони он несколько раз кивнул:

— Понятно. Ваша честь англичанина.

— Что ж, сами мы называем это несколько иначе, — сказал Энтони. — Но позволю себе заметить, что, выражаясь по-разному, мы оба имеем в виду одно и то же.

Барон встал.

— Я очень уважаю англичанина честь, — заявил он. — Сделаем еще одну попытку. Всего доброго.

Он щелкнул каблуками, поклонился и вышел из комнаты, по-прежнему держась безупречно прямо.

— Хотел бы я знать, что он имел в виду, — задумчиво произнес Энтони. — Была ли это угроза? Нельзя сказать, чтобы я нисколько не боялся старого Лоллипопа. Кстати, хорошее имя для него. Я буду называть его бароном Лоллипопом.

Раз-другой он в нерешительности прошелся по комнате. До встречи, на которой ему надлежало передать рукопись, оставалось чуть более недели. Сегодня пятое октября. Энтони собирался вручить ее издателям в последний момент. Честно говоря, ему теперь просто не терпелось прочесть рукопись. Он намеревался сделать это на судне, но слег с лихорадкой и был не в настроении расшифровывать неразборчивый почерк: мемуары написаны от руки. Сейчас же он, как никогда, преисполнился решимости узнать, из-за чего же разгорелся сыр-бор.

Было у него и другое дело.

Повинуясь порыву, он взял телефонную книгу и отыскал фамилию Ревел. Обладателей этой фамилии оказалось шестеро: Эдвард Генри Ревел, хирург, Харли-стрит; Джеймс Ревел и компания, шорники; Леннокс Ревел из особняков Эбботбери, Хэмпстед; мисс Мэри Ревел из Илинга; достопочтенная миссис Тимоти Ревел с Понт-стрит, 487; и миссис Уиллис Ревел с Кадоган-сквер, 42. Он исключил шорников и мисс Мэри Ревел, и у него осталось четыре имени. Да и с чего он решил, что леди живет в Лондоне? Коротко покачав головой, он захлопнул книгу.

— Придется предоставить все на волю случая, — решил он. — Потом что-нибудь прояснится.

Вероятно, таким, как Энтони Кейд, везет отчасти потому, что они верят в свою удачу. Энтони нашел, что искал, примерно полчаса спустя, когда перелистывал иллюстрированный журнал. Это была выставка картин, организованная герцогиней Перт. Под центральным изображением — яркая женщина в восточном костюме — он прочел подпись:


«Достопочтенная миссис Тимоти Ревел в роли Клеопатры. До замужества миссис Ревел была достопочтенной Вирджинией Которн, дочерью лорда Эджбастона».


Энтони некоторое время смотрел на портрет, медленно покусывая губы, словно сдерживая свист. Потом он вырвал целую страницу, сложил ее и положил себе в карман. Снова поднявшись к себе, он открыл чемодан, вынул оттуда связку писем и засунул сложенную страницу под тесемку, которой пачка была перевязана.

Внезапно услышав у себя за спиной какой-то звук, он резко обернулся. В дверях стоял мужчина, из тех, которые, как представлял Энтони, существуют только в комических операх. Зловещая фигура с лохматой головой и толстыми губами, скривившимися в недоброй улыбке.

— Какого черта вы тут делаете? — спросил Энтони. — И кто вас впустил?

— Я прохожу туда, куда хочу, — ответил незнакомец гортанным голосом с иностранным акцентом, хотя его английский звучал отлично.

«Еще один иностранец», — подумал Энтони.

— Убирайтесь отсюда, слышите?

Незнакомец уставился на связку писем, которую Энтони тотчас же схватил.

— Я уйду, когда вы отдадите мне то, за чем я пришел.

— И за чем же вы пришли, позвольте спросить?

Незнакомец сделал шаг вперед.

— За мемуарами графа Стилптича, — прошептал он.

— Я просто не могу принимать ваши слова всерьез, — сказал Энтони. — Вы похожи на негодяя из какой-то пьесы. Мне очень нравится ваш костюм. Кто вас сюда прислал? Барон Лоллипоп?

— Барон?.. — Далее последовал ряд резко выговариваемых согласных.

— Значит, вы так это произносите, да? Что-то среднее между бульканьем и собачьим лаем. Не думаю, что смогу сам это воспроизвести, так уж устроено мое горло. Мне придется по-прежнему называть его Лоллипопом. Так это он вас прислал?

Опереточный злодей решительно возразил и в подтверждение своих слов несколько раз яростно плюнул. Затем он вынул из кармана листок бумаги и швырнул его на стол.

— Смотри, — приказал он. — Смотри и дрожи, проклятый англичанин.

Энтони охотно посмотрел на листок, а вот вторую часть указания выполнить не потрудился. На листке красным цветом была грубо нарисована человеческая рука.

— Похоже на руку, — заметил он. — Однако я готов согласиться, что это кубистское изображение солнца на Северном полюсе.

— Это знак Братства Красной Руки. Я член Братства Красной Руки.

— Что вы говорите? — спросил Энтони, с большим интересом глядя на лохматого. — А остальные похожи на вас? Я не знаю, что бы сказало по этому поводу евгеническое общество.

— Пес! — сердито проворчал незнакомец. — Хуже пса. Платный раб пришедшей в упадок монархии. Отдайте мне мемуары, и вы будете невредимы. Таково милосердие Братства.

— Уверен, это очень любезно с его стороны, — сказал Энтони, — но, боюсь, и вы, и оно пребываете в неведении. Мне указано доставить эту рукопись не в ваше милое общество, а в одно издательство.

Незнакомец засмеялся:

— Неужели вы думаете, что вам позволят дойти до офиса живым? Хватит болтать. Отдайте бумаги, или я стреляю.

Он выхватил из кармана револьвер и прицелился в собеседника.

Но он недооценил Энтони Кейда. Он не привык иметь дело с людьми, действующими столь же быстро, как и думают, — или даже быстрее. Энтони не ждал, пока в него выстрелят. Как только незнакомец вынул револьвер, Энтони бросился вперед и выбил оружие у него из руки. От сильного удара тот развернулся спиной к нападавшему.

Шанс был слишком хорош, чтобы его упустить. От мощного, хорошо рассчитанного пинка незнакомец вылетел за порог и растянулся на полу.

Энтони вышел вслед за ним, но доблестный член Братства Красной Руки уже свое получил. Он с трудом поднялся и поплелся по коридору. Энтони не бросился за ним, а вернулся к себе в комнату.

«Вот вам и Братство Красной Руки, — размышлял он. — Выглядят живописно, а от малейшего прикосновения рассыпаются в прах. Интересно, как этот тип сюда проник? Одно ясно — задание не так просто, как я думал. Я уже поссорился как с лоялистской, так и с радикальной партиями. Вскоре, полагаю, ко мне заявятся делегации от националистов и независимых либералов. Решено. Сегодня вечером я возьмусь за эту рукопись».

Посмотрев на часы, Энтони удивился — уже почти девять, и решил пообедать в номере. Неожиданных визитов, он надеялся, сегодня больше не будет, но чувствовал, что надо быть настороже. Ему вовсе не хотелось, чтобы кто-то рылся в его вещах, пока он будет внизу, в ресторане. Он позвонил, попросил меню, выбрал пару блюд и заказал бутылку «Шамбертена». Официант принял заказ и удалился.

Ожидая, пока ему принесут еду, он вынул рукопись и положил на стол рядом с письмами.

В дверь постучали, и официант вкатил столик с едой. Энтони в это время находился у камина. Стоя спиной к двери, он оказался лицом к зеркалу и, мельком глянув в него, заметил нечто любопытное.

Официант неотрывно смотрел на рукопись. Косо поглядывая на неподвижную спину Энтони, он медленно двигался вокруг стола. У него дрожали руки, и он нервно облизывал сухие губы. Энтони более внимательно всмотрелся в него. Высокий, гибкий, как все официанты, с гладко выбритым, подвижным лицом. «Итальянец, — подумал Энтони, — не француз».

В критический момент Энтони резко развернулся. Официант слегка вздрогнул, но сделал вид, что поправляет солонку.

— Как вас зовут? — спросил вдруг Энтони.

— Джузеппе, мсье.

— Итальянец?

— Да, мсье.

Энтони заговорил с ним по-итальянски, и тот отвечал достаточно бегло. В конце концов Энтони отпустил его кивком, но, даже поглощая превосходную еду, которую принес Джузеппе, не переставал обдумывать происшедшее.

Может быть, он ошибся и интерес Джузеппе к рукописи лишь обычное любопытство? Может быть, и так, но, вспомнив лихорадочное возбуждение официанта, Энтони укрепился в своем подозрении.

«А к черту все, — подумал Энтони, — не могут же все встречные-поперечные охотиться за этой проклятой рукописью. Вероятно, мне почудилось».

Пообедав, он погрузился в чтение мемуаров. Из-за неразборчивого почерка покойного графа дело шло медленно. Энтони позевывал с подозрительной частотой. Дочитав до четвертой главы, он остановился.

Пока что он находил мемуары нестерпимо скучными и не обнаружил в них ни малейшего намека на скандал.

Энтони взял письма, завернул их в бумагу, которой была обернута рукопись, и спрятал в чемодан. Затем он запер дверь и в качестве дополнительной предосторожности придвинул к ней стул и поставил на него графин с водой.

Гордясь своей предусмотрительностью, он разделся и лег в постель. Еще раз взглянул на мемуары, но, почувствовав, что веки у него слипаются, положил рукопись под подушку, выключил свет и почти мгновенно заснул.

Часа через четыре Энтони внезапно проснулся. Он не понял, что его разбудило, может быть, звук, а может быть, сознание опасности, сильно развитое у любителей приключений.

Сначала он лежал тихо, пытаясь сосредоточиться на своих ощущениях. До него донеслось робкое шуршание, а затем он увидел темную фигуру где-то между собой и окном — на полу, возле чемодана.

Энтони резко соскочил с постели и включил свет. Человек, стоявший на коленях перед чемоданом, метнулся в сторону.

Это был официант Джузеппе. В его правой руке сверкнул длинный тонкий нож. Он бросился прямо на Энтони, который уже полностью осознал опасность. Энтони был безоружен, а Джузеппе заблаговременно позаботился об оружии.

Энтони отскочил в сторону, и Джузеппе промахнулся. В следующую минуту оба, сплетясь в крепких объятиях, катались по полу. Энтони сосредоточил все свои силы на том, чтобы крепко держать правую руку Джузеппе и не дать ему возможности воспользоваться стилетом. Он медленно отклонял оружие и в то же время чувствовал, как другой рукой итальянец схватил его за горло, но, даже задыхаясь, не ослаблял своих отчаянных усилий.

Нож с резким звоном упал на пол. В то же мгновение итальянец резким рывком освободился от захвата. Энтони тоже вскочил, но совершил ошибку, бросившись к двери и преградив противнику путь к отступлению. Он слишком поздно увидел, что стул и графин с водой находятся там же, где он их оставил.

Джузеппе проник через окно и сейчас воспользовался им снова. Когда Энтони отпрыгнул к двери, он выскочил в окно, перелез на соседний балкон и исчез в смежном номере.

Энтони прекрасно понимал, что преследовать его бесполезно. Путь отступления у итальянца был предельно надежный. Энтони бы просто создал себе дополнительные проблемы.

Он подошел к постели, засунул руку под подушку и достал мемуары. По счастью, они лежали там, а не в чемодане. Подойдя к чемодану, он заглянул внутрь, намереваясь извлечь письма.

Тут он тихо выругался.

Письма исчезли!

Глава 6 Тонкое искусство шантажа

Ровно без пяти четыре Вирджиния Ревел, движимая здоровым любопытством, вернулась в свой дом на Понт-стрит. Открыв дверь, она вошла в холл и тут же столкнулась с бесстрастным Чилверсом.

— Простите, мадам, но… к вам один субъект…

Сначала Вирджиния не обратила внимания на существительное, которое употребил Чилверс.

— Мистер Ломакс? Где он? В гостиной?

— О нет, мадам, не мистер Ломакс. — В голосе Чилверса прозвучал легкий упрек. — Мужчина — я не хотел его впускать, но он уверял, что у него чрезвычайно важное дело, насколько я понял, связанное с капитаном. Поэтому я подумал, что вы, может быть, захотите его увидеть, и впустил его. Он в кабинете.

Вирджиния с минуту подумала. Она уже несколько лет была вдовой, и то, что она редко говорила о покойном муже, некоторые понимали так, будто за ее беззаботным поведением скрывается незаживающая рана. Другие истолковывали это в прямо противоположном смысле: Вирджиния, мол, на самом деле не любила Тима Ревела и сейчас считает лицемерием выказывать горе, которого никогда не испытывала.

— Я забыл упомянуть, мадам, — продолжил Чилверс, — что этот человек, по-моему, иностранец.

Вирджиния оживилась. Ее муж находился на дипломатической службе, и они вместе были в Герцословакии незадолго до сенсационного убийства короля и королевы. Вероятно, это герцословак, какой-нибудь старый слуга, для которого наступили черные дни.

— Вы правильно поступили, Чилверс, — одобрительно кивнула она. — Куда вы его проводили, в кабинет?

Легкой, изящной походкой она прошла по коридору и открыла дверь в небольшую комнату, примыкающую к столовой.

Посетитель сидел в кресле у камина. При ее появлении он встал и пристально уставился на нее. Обладая блестящей зрительной памятью, Вирджиния была уверена, что никогда раньше не видела этого человека. Высокий, смуглый, худощавый, явно иностранец, но на славянина не похож. Скорее итальянец или испанец.

— Вы хотели видеть меня? — спросила она. — Я миссис Ревел.

Минуту-другую незнакомец молчал, медленно и оценивающе разглядывая ее. Вирджиния сразу же почувствовала в нем завуалированную дерзость.

— Какое же дело привело вас ко мне? — несколько нетерпеливо спросила она.

— Вы миссис Ревел? Миссис Тимоти Ревел?

— Да. Я только что представилась вам.

— Конечно. Хорошо, что вы согласились принять меня, миссис Ревел. Иначе, как я уже сказал вашему дворецкому, мне пришлось бы иметь дело с вашим мужем.

Вирджиния изумленно взглянула на него, но что-то удержало ее от резкого ответа, готового сорваться с языка. Она ограничилась лишь сухим замечанием:

— Вам было бы весьма сложно это сделать.

— Не думаю. Я очень настойчив. Но перейду к делу. Вам это знакомо?

В руке он держал какой-то цветной листок. Вирджиния без особого интереса взглянула на него.

— Вы узнаете, что это такое, мадам?

— Кажется, письмо, — ответила Вирджиния, приходя к выводу, что перед ней психически неуравновешенный человек.

— Вы, вероятно, заметили, кому оно адресовано? — многозначительно спросил посетитель, протягивая ей письмо.

— Я умею читать, — любезно сообщила она. — Оно адресовано капитану О’Нилу, живущему в Париже на рю де Кенель, 15.

Незнакомец, казалось, что-то искал в ее лице, но не находил.

— Не угодно ли прочесть?

Вирджиния взяла у него конверт, вынула письмо, проглядела его, но тотчас же брезгливо протянула обратно.

— Это личное письмо… Оно не предназначено для моих глаз.

Гость сардонически расхохотался:

— Поздравляю, миссис Ревел! Вы великолепная актриса! Однако, по-моему, подпись вы не сможете отрицать!

— Подпись?

Вирджиния перевернула листок и застыла, пораженная. Письмо, написанное тонким, наклонным почерком, было подписано Вирджинией Ревел. Чуть не вскрикнув от изумления, она вернулась к началу письма и медленно прочла его. Потом она некоторое время стояла, раздумывая. По содержанию письма стало ясно, что за черный умысел привел к ней незнакомца.

— Ну что, мадам? — спросил посетитель. — Это же ваше имя?

— Да, конечно, — согласилась Вирджиния, — это мое имя.

«Но не мой почерк», — могла бы добавить она.

И тут она одарила посетителя ослепительной улыбкой.

— Давайте сядем и все обговорим! — любезно предложила она.

Ее поведение озадачило визитера. Такого он не ожидал. Он почувствовал, что дама совсем не боится его.

— Во-первых, мне хотелось бы знать, как вы меня нашли?

— Это было несложно!

Он вынул из кармана листок, вырванный из иллюстрированного журнала, и протянул ей. Энтони Кейд узнал бы его.

Она вернула ему листок, задумчиво нахмурившись.

— Понятно, — сказала она. — Это и впрямь несложно.

— Вы, конечно, понимаете, миссис Ревел, что это не единственное письмо. Есть и другие.

— Господи, — сказала она, — я, кажется, была ужасно неосторожна.

Она снова увидела, что он озадачен ее легкомысленным тоном. Теперь она была полностью довольна собой.

— Во всяком случае, — сказала она, любезно улыбаясь ему, — очень мило с вашей стороны вернуть их мне.

Возникла пауза, и он прочистил горло.

— Я беден, миссис Ревел, — многозначительно сказал он.

— Тогда, насколько я слышала, вам, несомненно, будет легче войти в царство небесное.

— Я не могу позволить себе отдать вам эти письма просто так.

— По-моему, вы чего-то не понимаете. Эти письма принадлежат тому, кто их написал.

— По закону, может быть, и так, мадам, но в этой стране есть поговорка: «Владение имуществом почти равносильно праву на него». Да и вообще, вы готовы обратиться за помощью к закону?

— Закон суров по отношению к шантажистам, — напомнила ему Вирджиния.

— Что вы, миссис Ревел, я не так глуп. Я прочел эти письма — письма женщины к своему любовнику, в каждом из которых чувствуется страх, что их отношения станут известны ее мужу. Вы хотите, чтобы я передал их вашему мужу?

— Вы не предусмотрели только одно обстоятельство. Эти письма были написаны несколько лет назад. Дело в том, что за это время я овдовела.

Он равнодушно пожал плечами:

— В таком случае… если вам нечего бояться… вы бы не стали обсуждать со мной условия.

Вирджиния улыбнулась.

— Какова ваша цена? — деловым тоном спросила она.

— За тысячу фунтов я отдам вам всю пачку. Я прошу очень мало; но, видите ли, я не деловой человек.

— У меня и в мыслях нет платить вам тысячу фунтов, — решительно ответила Вирджиния.

— Мадам, я никогда не торгуюсь. Тысяча фунтов, и я отдаю вам письма.

Вирджиния помолчала.

— Вы должны дать мне немного времени на раздумье. Мне будет нелегко раздобыть такую сумму.

— Несколько фунтов — скажем, пятьдесят — в счет причитающейся суммы, и я зайду снова.

Вирджиния посмотрела на часы. Было пять минут пятого, и ей показалось, что она услышала звонок.

— Хорошо, — поспешно заговорила она. — Приходите завтра, но попозже. Часов в шесть.

Она подошла к письменному столу, открыла ящик и вынула оттуда неаккуратную пачку банкнотов.

— Здесь примерно сорок фунтов. Это должно вас устроить.

Он жадно схватил деньги.

— А теперь, пожалуйста, уходите, — попросила Вирджиния.

Он покорно покинул комнату. В открытую дверь Вирджиния увидела Джорджа Ломакса, которого Чилверс только что впустил в холл. Когда передняя дверь закрылась, Вирджиния позвала его:

— Проходите, Джордж! Чилверс, принесите нам, пожалуйста, чаю.

Она распахнула оба окна, и Джордж Ломакс, войдя в комнату, увидел ее стоящей у окна с блестящими глазами и развевающимися волосами.

— Сейчас я их закрою, Джордж, но комнату просто необходимо проветрить. Вы не столкнулись в холле с шантажистом?

— С кем?

— Шантажистом, Джордж. Шан-та-жис-том… Человеком, который шантажирует.

— Вирджиния, дорогая, вы серьезно?

— Серьезно, Джордж.

— Но кого он приходил шантажировать?

— Меня, Джордж!

— Вирджиния, дорогая, что же вы натворили?

— Если уж на то пошло, я ничего не натворила. Сей джентльмен принял меня за другую.

— Вы, полагаю, позвонили в полицию?

— Нет. А вы считаете, что мне следовало это сделать?

Джордж нерешительно потоптался.

— Нет, нет, вероятно, нет! Пожалуй, вы поступили мудро. Дело могло бы получить нежелательную огласку. Может быть, вам даже пришлось бы давать показания.

— Мне бы этого хотелось, — озорно улыбнулась Вирджиния. — Мне бы хотелось, чтобы меня вызвали в суд: я бы сама увидела, действительно ли судьи отпускают непристойные шутки, о которых мы читаем. Это было бы очень интересно. Однажды я была на Вайн-стрит, искала потерянную брошь, и там был замечательный инспектор — самый славный человек, которого я когда-либо встречала.

Джордж, по своему обыкновению, пропустил все не относящееся к делу.

— Как вы поступили с этим негодяем?

— Боюсь, Джордж, я ему позволила!

— Что?

— Шантажировать меня!

На лице Джорджа отразился такой ужас, что Вирджиния невольно прикусила нижнюю губу.

— Вы хотите сказать — я правильно понимаю? — вы не объяснили, что он обратился не по адресу?

— Нет, — подтвердила Вирджиния, искоса взглянув на него.

— Господи, Вирджиния, вы, наверное, сошли с ума!

— Я так и думала, что вы меня осудите.

— Но почему? Ради бога, почему?

— По нескольким причинам. Во-первых, он так красиво это делал, я имею в виду — шантажировал меня! Ненавижу прерывать артиста, когда он хорошо выполняет свою работу. А во-вторых, видите ли, меня никогда не шантажировали!

— Надеюсь.

— И я хотела узнать, что это такое.

— Отказываюсь вас понимать, Вирджиния!

— Я знала, что вы не поймете.

— Надеюсь, вы не дали ему денег?

— Совсем немного, — виновато призналась Вирджиния.

— Сколько?

— Сорок фунтов.

— Вирджиния!

— Джордж, дорогой, столько я плачу за вечернее платье. А купить новое впечатление так же интересно, как заказать новое платье. Даже интереснее.

Джордж Ломакс гневно замотал головой, и лишь появление Чилверса, который принес чай, помешало ему выразить свои оскорбленные чувства. Вирджиния, ловко управляясь с тяжелым серебряным чайником, продолжила разговор:

— Есть еще один мотив, Джордж, — гораздо более значительный. Говорят, мы, женщины, язвы, но сегодня я сделала доброе дело другой женщине. Вряд ли этот человек догадается искать другую Вирджинию Ревел. Он думает, что набросил сеть на птичку. Бедняжка, она, наверное, писала эти письма в ужасном страхе. Уж мистер Шантажист там бы поживился. А теперь, хотя он этого не знает, перед ним стоит трудная задача. Пользуясь таким преимуществом, как моя безупречная жизнь, я буду играть с ним, как говорится в книгах, до его полного уничтожения. Коварство, Джордж, бездна коварства!

Джордж продолжал удрученно качать головой.

— Мне это не нравится, — твердил он. — Мне это не нравится.

— Ладно, Джордж, дорогой. Вы же пришли сюда не для того, чтобы говорить о шантажистах. Кстати, зачем вы пришли? Правильный ответ: «Чтобы увидеть вас!» Сделайте акцент на слове «вас» и многозначительно сожмите мою руку, если вы случайно не ели перед этим густо намазанную маслом булочку, а если ели, то сверкните глазами!

— Я пришел увидеться с вами, — серьезно ответил Джордж. — И я рад застать вас одну.

— «Ах, Джордж, это так неожиданно, — сказала она, поглощая смородину», — рассмеялась Вирджиния.

— Я хотел просить вас об одном одолжении. Я всегда считал вас, Вирджиния, очаровательной женщиной.

— Ах, Джордж!

— И умной женщиной!

— Да что вы? Как же хорошо вы меня знаете!

— Дорогая Вирджиния, завтра в Англию приезжает молодой человек. Я хотел бы, чтобы вы его встретили.

— Хорошо, Джордж, но при чем здесь я? Говорите яснее!

— Я уверен, вы могли бы, при желании, пустить в ход все ваше огромное обаяние.

Вирджиния слегка наклонила голову набок.

— Милый Джордж, обаяние не профессия, да будет вам известно. Когда мне человек нравится, я ему нравлюсь тоже. Но я не думаю, что мне удастся хладнокровно очаровать беспомощного незнакомца. Не пойдет, Джордж, не пойдет. Есть профессиональные сирены, которые сделают это гораздо лучше, чем я.

— Об этом не может быть и речи, Вирджиния. Этот молодой человек — кстати, он канадец, по фамилии Макграт…

— Канадец шотландского происхождения, — мгновенно сообразила она, проявив склонность к дедукции.

— Вероятно, не привыкший к английскому высшему обществу. Я бы хотел, чтобы он оценил шарм и изящество настоящей английской леди.

— Это вы обо мне?

— Именно.

— Почему?

— Простите?

— Я спрашиваю, почему? Вы же не просите других настоящих английских леди встречать каждого странствующего канадца, ступающего на наши берега. В чем заключается ваша великая идея, Джордж? Грубо говоря, зачем вам это нужно?

— Это не имеет никакого отношения лично к вам, Вирджиния!

— Я не могу ехать на встречу и очаровывать, пока не узнаю зачем и почему!

— Вы совершенно непредсказуемое существо, Вирджиния! Можно подумать…

— Ах, можно? Давайте, Джордж, выкладывайте все, что знаете!

— Дорогая Вирджиния, похоже, в одной из стран Центральной Европы сложилось несколько напряженное положение. По причинам, которые нас не касаются, важно, чтобы мистер… э… Макграт понял, что реставрация монархии в Герцословакии необходима для сохранения мира в Европе.

— Насчет мира в Европе все вздор! — спокойно возразила Вирджиния. — А впрочем, я всегда была за монархию, особенно для такого колоритного народа, как герцословаки. Значит, у вас есть кандидатура короля для Герцословакии? Кто же это?

Джордж не хотел откровенничать, но не видел способа уклониться от ответа. Разговор пошел совсем не так, как планировал он. Ему казалось, что Вирджиния, как послушное орудие, с благодарностью примет его предложение и не станет задавать никаких вопросов. Не тут-то было! Она хотела знать все, и Джордж, не верящий в сдержанность женщин, сейчас старался не наговорить лишнего. Он совершил ошибку! Вирджиния не годилась для этой роли! Она могла создать серьезные проблемы. Да и ее рассказ о разговоре с шантажистом внушил ему серьезные опасения. Она — чудесное независимое создание, не принимающее, увы, всерьез даже архисерьезные вещи!

— Принц Михаил Оболович, — ответил он, видя, что Вирджиния с нетерпением ждет ответа. — Только, пожалуйста, не распространяйтесь об этом!

— Не глупите, Джордж! Газеты полны намеков, и династия Оболовичей превозносится до небес! Об убитом Николае Четвертом говорят так, словно он был чем-то средним между святым и героем, а не глупым, маленьким человеком, потерявшим голову при виде прелестей третьеразрядной актрисы!

Джордж заморгал. Теперь он был еще более убежден, что совершил ошибку, обратившись за помощью к Вирджинии. Надо срочно идти на попятную.

— Вы правы, милая Вирджиния, — быстро согласился он, вставая и собираясь поспешно ретироваться. — Мне не следовало обращаться к вам. Но в герцословацком кризисе мы бы не хотели оказаться в конфронтации с доминионами, а Макграт, кажется, имеет влияние в журналистских кругах. Я полагал, что будет лучше всего, если именно вы его встретите. Ведь вы ярая монархистка и великолепно знаете эту страну.

— Дело только в этом?

— Да, но смею заметить, вам совершенно не обязательно очаровывать его!

С секунду посмотрев на него, Вирджиния рассмеялась:

— Джордж, вы неисправимый лжец!

— Вирджиния!

— Неисправимый, совершенно неисправимый! Будь у меня ваш опыт, я бы справилась с таким делом так, чтобы мне поверили! Но я и сама все об этом выясню, бедный Джордж! Не беспокойтесь! Тайна мистера Макграта! Я не удивлюсь, если в этот уик-энд в Чимнизе мне удастся кое-что разузнать!

— В Чимнизе? Вы едете в Чимниз?

Джордж не смог скрыть своей досады. Он еще надеялся успеть к лорду Катерхэму и попросить его отозвать приглашение Вирджинии.

— Сегодня утром позвонила Бандл и пригласила меня.

Джордж предпринял последнюю попытку.

— Полагаю, прием будет довольно скучный, — сказал он. — Вряд ли вам там понравится, Вирджиния.

— Бедный мой Джордж, почему вы не расскажете мне правду и не доверитесь мне? Еще не поздно.

Джордж взял ее руку и снова уронил.

— Я рассказал вам правду, — холодно изрек он, не покраснев.

— Вот так-то лучше, — похвалила Вирджиния. — Но еще недостаточно хорошо. Приободритесь, Джордж, я поеду в Чимниз и буду расточать свое неповторимое обаяние, как вы и просите. Жизнь стала гораздо веселее. Сначала шантажист, потом Джордж с дипломатическим заданием. Расскажет ли он все красивой женщине, так искренне просящей его довериться ей? Нет, он ничего ей не расскажет, будет держаться до последнего. Прощайте, Джордж! Ну, хоть один нежный взгляд на прощание? Нет? Ах, Джордж, дорогой, не сердитесь!

Как только Джордж вышел тяжелой походкой, Вирджиния бросилась к телефону.

Она набрала номер и попросила леди Эйлин Брент:

— Это вы, Бандл? Завтра я еду в Чимниз. Что? Скучно? Нет, не скучно. Бандл, вы же знаете, я боюсь только диких лошадей! До скорого!

Глава 7 Макграт не принимает приглашения

Письма исчезли!

Когда ты поставлен перед фактом исчезновения, ничего не остается, как только принять его. Энтони прекрасно понимал, что бессмысленно гнаться за Джузеппе по коридорам отеля «Блиц». Это бы означало нежелательную огласку, и, по всей вероятности, своей цели он все равно бы не добился.

Подумав, он решил, что Джузеппе ошибочно принял пачку писем, завернутую в обертку от мемуаров, за сами мемуары. Поэтому, когда обнаружит ошибку, возможно, предпримет еще одну попытку завладеть мемуарами. Энтони решил тщательно подготовиться к этой попытке.

В его голове созрел еще один план: осторожно сообщить в газеты просьбу о возвращении писем. Если Джузеппе — шпион Братства Красной Руки или, что Энтони казалось более вероятным, его использует монархическая партия, письма, вероятно, не представляют интереса для тех, кому он служит, и тогда появится шанс выкупить их за небольшую плату.

Энтони вернулся в постель и мирно проспал до утра. Он был уверен, что Джузеппе в эту ночь больше не посетит его номер.

Энтони встал, хорошо позавтракал, проглядел газеты, шумевшие об открытии нефти в Герцословакии, и попросил встречи с управляющим.

Управляющий, француз с изысканно-учтивыми манерами, принял его в своем кабинете.

— Вы, насколько я понимаю, хотели видеть меня, мистер… э… Макграт?

— Да. Я поселился в вашем отеле вчера во второй половине дня, и обед мне принес в номер официант по имени Джузеппе.

Он замолчал.

— Смею сказать, что у нас есть официант с таким именем, — равнодушно согласился управляющий.

— Меня поразили несколько необычные манеры этого человека, но сначала я не придал этому особого значения. Позже, ночью, я проснулся от какого-то копошения в номере. Включив свет, я увидел, что этот самый Джузеппе роется в моем чемодане.

От равнодушия на лице управляющего не осталось и следа.

— Но я ничего об этом не слышал! Почему вы раньше не сказали мне? — воскликнул он.

— У нас с ним произошла короткая стычка, кстати, у него был нож. В конце концов ему удалось улизнуть через окно.

— Что вы сделали потом, мистер Макграт?

— Проверил содержимое моего чемодана.

— Что-нибудь пропало?

— Ничего… существенного, — медленно ответил Энтони.

Управляющий с облегчением откинулся назад.

— Я рад. Но позвольте заметить, мистер Макграт, что мне не совсем понятно ваше поведение! Почему вы не подняли тревогу? Почему не бросились за вором?

Энтони пожал плечами:

— Я же сказал, ничего важного не исчезло. Конечно, я понимаю: строго говоря, мне следовало вызвать полицию…

Управляющий отозвался без особого энтузиазма:

— Полицию… Конечно…

— Во всяком случае, я был совершенно уверен, что этому человеку все равно удастся убежать, так зачем тревожить полицию?

Управляющий чуть заметно улыбнулся:

— Вижу, мистер Макграт, вы понимаете, что я вовсе не горю желанием связываться с полицией. С моей точки зрения, это всегда неприятно. Если в прессе появится информация о краже в таком фешенебельном отеле, как наш… А газетчики всегда раздуют дело, как бы незначительным ни был украденный предмет.

— Конечно, — согласился Энтони. — Я ведь сказал, что ничего существенного не пропало, и в некотором смысле это правда. Но вор все же стащил кое-что очень ценное для меня!

— Вот как?

— Личные письма, понимаете ли.

На лице управляющего появилось выражение крайнего сострадания, на которое способны только французы.

— Понимаю, — пробормотал он. — В полицию, естественно, обращаться не следует.

— Полностью с вами согласен. Но вы же понимаете, я должен получить эти письма обратно. Там, откуда я приехал, люди привыкли сами решать свои проблемы. Поэтому я прошу вас рассказать мне все, что вы знаете об этом официанте Джузеппе.

— Не возражаю, — ответил управляющий после короткой паузы. — Я не могу дать вам всю информацию сразу. Но могли бы вы зайти через полчаса?

— Благодарю вас. Это меня вполне устраивает.

Когда через полчаса Энтони вернулся в кабинет, управляющий протянул ему листок с информацией о Джузеппе Манелли.

— Он появился у нас месяца три назад. Искусный, опытный официант. Нас он полностью удовлетворяет. В Англии живет лет пять.

Они вместе пробежали список отелей и ресторанов, в которых работал итальянец. Один факт поразил Энтони. В двух отелях именно в то время, когда там работал Джузеппе, произошли дерзкие ограбления, хотя в обоих случаях он остался вне подозрений. Но эти совпадения настораживали.

Неужели Джузеппе обычный гостиничный вор и поиски в чемодане Энтони лишь часть его профессионального занятия? Может быть, когда Энтони включил свет, связка писем была у него в руках и он машинально сунул ее в карман? В таком случае это обыкновенное ограбление!

Однако против этой версии свидетельствовало возбуждение, с которым Джузеппе накануне вечером разглядывал бумаги, лежавшие на столе. А ведь это были не деньги или ценные предметы, которые привлекли бы внимание обычного вора.

Нет, Энтони был убежден, что Джузеппе работает на кого-то другого. С помощью информации, полученной от управляющего, может быть, удастся что-нибудь узнать о его частной жизни и в конечном счете выследить его. Он взял листок бумаги и встал.

— Благодарю вас. Полагаю, нет необходимости спрашивать, не появился ли в отеле Джузеппе?

Управляющий кивнул:

— Его постель не смята, и вещи остались. Он, наверное, пустился в бега сразу после нападения на вас. Не думаю, что у нас есть шанс снова увидеть его.

— Полагаю, так. Что ж, благодарю еще раз. Я пока останусь здесь.

— Надеюсь, вы успешно выполните вашу задачу, но, признаюсь, я в этом сильно сомневаюсь.

— Я всегда надеюсь на лучшее.

Первым делом Энтони расспросил служащих отеля, друживших с Джузеппе, но узнал очень мало. Потом написал объявление и отослал его в пять наиболее читаемых газет. Он уже собирался отправиться в отель, где раньше работал Джузеппе, но его остановил телефонный звонок. Энтони взял трубку:

— Алло, слушаю.

Бесстрастный голос спросил:

— Я говорю с мистером Макгратом?

— Да. А с кем говорю я?

— Вас беспокоят из издательства «Болдерсон и Ходжкинс». Минутку, пожалуйста. Я вас соединяю с мистером Болдерсоном.

«Наши почтенные издатели, — подумал Энтони. — Чего это они всполошились? Время еще есть. Еще неделя».

На том конце провода дружелюбно спросили:

— Мистер Макграт?

— Да.

— Это Болдерсон из «Болдерсон и Ходжкинс». Как насчет рукописи, мистер Макграт?

— Все в порядке, — ответил Энтони. — А в чем дело?

— Вот в чем. Как я понимаю, мистер Макграт, вы приехали в эту страну из Южной Африки и не совсем понимаете создавшееся положение. Из-за этой рукописи могут возникнуть неприятности, мистер Макграт, большие неприятности. Иногда мне кажется, нам с ними не справиться.

— В самом деле?

— Уверяю вас. Мне необходимо как можно быстрее получить рукопись и сделать с нее копии. Так мы подстрахуемся, если оригинал будет уничтожен.

— Господи! — воскликнул Энтони.

— Да, вам это, наверное, кажется абсурдным, мистер Макграт. Но уверяю вас, вы недооцениваете ситуацию. Предпринимаются решительные попытки не допустить, чтобы рукопись попала в наш офис. Говорю вам откровенно и без обмана, что, если вы сами попытаетесь отнести ее, десять к одному — вам это не удастся.

— Сомневаюсь, — сказал Энтони. — Если я хочу чего-то добиться, я обычно этого добиваюсь.

— Вы противостоите очень опасным людям, мистер Макграт. Месяц назад я бы никогда в это не поверил. Говорю вам, мистер Макграт, нас подкупают, упрашивают, нам угрожают так, что мы уже перестали понимать, на каком мы свете! Не советую вам самому нести рукопись. Один из наших людей придет к вам в отель и возьмет ее у вас.

— А если бандиты убьют его? — спросил Энтони.

— Тогда ответственность будет лежать на нас, а не на вас. Вы отдадите рукопись нашему представителю и получите расписку. Чек на… э… тысячу фунтов, который мы должны вам вручить, не будет оплачен до следующего вторника. Таковы условия нашего соглашения с адвокатом покойного… э… автора… вы знаете, кого я имею в виду, но, если вы настаиваете, я сам выпишу вам чек на эту сумму и пришлю со своим посыльным.

Энтони размышлял минуту-другую. Он твердо намеревался не передавать мемуары до последнего дня, так как хотел прочесть их и понять, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор. Однако он понимал и силу аргументов издателя.

— Хорошо, — со вздохом произнес он. — Поступайте как знаете. Присылайте вашего человека. И если не возражаете, пришлите мне и чек, потому что я, может быть, покину Англию еще до следующей среды.

— Разумеется, мистер Макграт. Наш представитель придет к вам завтра утром. Разумнее будет не присылать кого-либо прямо из офиса. Наш мистер Холмс живет на юге Лондона. Он зайдет к вам по дороге на работу и возьмет рукопись. Предлагаю вам на ночь поместить в сейф управляющего фальшивый сверток. Ваши враги узнают об этом и не станут докучать вам этой ночью.

— Прекрасно, я так и поступлю.

Задумчиво повесив трубку, Энтони отправился на поиски новостей о сбежавшем Джузеппе. Однако его и след простыл. Джузеппе работал в этом ресторане, но никто, похоже, ничего не знал о его личной жизни и друзьях.

— Я найду тебя, приятель, — пробормотал Энтони сквозь зубы. — Я найду тебя. Это лишь вопрос времени.

Вторая его ночь в Лондоне прошла мирно.

На следующее утро в девять часов принесли карточку мистера Холмса, а вскоре появился и он сам. Маленький блондин с мягкими манерами. Энтони протянул ему рукопись и получил чек на тысячу фунтов. Мистер Холмс уложил рукопись в маленький коричневый портфель, который принес с собой, пожелал Энтони всего наилучшего и удалился. Все прошло достаточно спокойно.

— А ведь на него могут напасть по дороге, — пробормотал Энтони вслух, отойдя от окна. — Что-то мне тревожно… очень тревожно.

Он положил чек в конверт, написал на нем несколько строк и тщательно запечатал. Джимми, который во время встречи с Энтони в Булавайо был более или менее при деньгах, дал ему взаймы значительную сумму, пока оставшуюся практически нетронутой.

«Одно дело сделано, а другое нет, — сказал Энтони про себя. — До сих пор я действовал неудачно. Но никогда не стоит отчаиваться. Думаю, если я хорошо загримируюсь, мне удастся заглянуть на Понт-стрит, 487».

Он собрал свои вещи, спустился, расплатился по счету и велел отнести багаж в такси. Щедро вознаградив всех, даже тех, кто ничего не сделал для его комфорта, он уже собрался уезжать, как вдруг увидел мальчика, бегущего по лестнице с письмом в руках.

— Это вам, сэр, только что пришло.

Энтони со вздохом достал еще один шиллинг. Такси, взревев, помчалось, и Энтони под противный шум мотора распечатал письмо.

Это было любопытное послание. Энтони пришлось прочесть его четыре раза, прежде чем до него дошел смысл. В письме, написанном особым, туманным слогом, свойственным посланиям правительственных чиновников, говорилось, что мистеру Макграту, прибывшему сегодня, в четверг, в Англию из Южной Африки, предлагается не предпринимать никаких решительных шагов с имеющейся в его распоряжении рукописью графа Стилптича до конфиденциальной беседы с мистером Джорджем Ломаксом и другими заинтересованными влиятельными лицами. В письме также содержалось настоятельное приглашение в Чимниз в качестве гостя лорда Катерхэма на завтра, в пятницу.

Таинственное и весьма загадочное предание. Энтони оно очень понравилось.

— Милая старая Англия, — с нежностью пробормотал он. — Как всегда, отстает от времени. Жаль. И все же я не могу ехать в Чимниз под вымышленным именем. Интересно, впрочем, есть ли поблизости какая-нибудь гостиница? Мистер Энтони Кейд вполне может остановиться там незамеченным.

Он высунулся из окошка и дал таксисту новые указания, которые тот, презрительно фыркнув, принял.

Такси подъехало к одному из самых малоизвестных отелей Лондона, и Энтони расплатился с водителем.

Заказав номер на имя Энтони Кейда, Энтони прошел в обшарпанную комнату, вынул фирменный бланк отеля «Блиц» и быстро набросал записку.

Он объяснил, что приехал в прошлый вторник, рукопись передал господам Болдерсону и Ходжкинсу и, к сожалению, должен отклонить приглашение лорда Катерхэма, так как сейчас же покидает Англию. И подписал: «Искренне ваш Джеймс Макграт».

— Теперь, — сказал Энтони, запечатывая конверт, — к делу. Долой Джеймса Макграта, добро пожаловать, Энтони Кейд!

Глава 8 Покойник

В тот же четверг Вирджиния Ревел играла в теннис в Рейнлэхе. На обратном пути на Понт-стрит, откинувшись в роскошном длинном лимузине, она с чуть заметной улыбкой репетировала предстоящий разговор. Возможно, конечно, шантажист больше не появится, но Вирджиния была уверена, что ей еще придется с ним увидеться. Она не проявила тогда достаточной твердости. Что ж, на этот раз его ждет сюрприз!

Когда машина подъехала к дому, она, прежде чем выйти, заговорила с водителем:

— Как ваша жена, Уолтон? Я забыла спросить.

— Кажется, лучше, мадам. Доктор обещал заглянуть в половине седьмого. Вам еще нужна машина?

Вирджиния подумала:

— Я уеду на уик-энд. Отправляюсь в шесть сорок с Паддингтонского вокзала, но вы мне не понадобитесь. Доберусь на такси. Вам надо повидаться с доктором. Если он сочтет, что вашей жене лучше отдохнуть на свежем воздухе, увезите ее куда-нибудь, Уолтон. За мой счет.

Нетерпеливо кивнув, Вирджиния прервала бесконечные благодарности шофера, поднялась по лестнице, поискала в сумочке ключ, но, вспомнив, что ключа у нее нет, поспешно позвонила в дверь.

Ей открыли не сразу, а пока она ждала, к ней подошел убого одетый молодой человек с кипой брошюр. Одну из них, под заглавием «Почему я служу своей стране?», он протянул Вирджинии. В левой руке он держал коробочку для денег.

— Я не могу приобретать по две таких жутких книжонки в день, — взмолилась Вирджиния. — Я уже купила сегодня утром, честное слово!

Молодой человек, запрокинув голову, рассмеялся. Вирджиния рассмеялась вместе с ним. Небрежно оглядев его, она решила, что он не похож на обычного лондонского безработного. Ей понравилось его смуглое лицо и стройная, упругая фигура. Она даже пожалела, что у нее нет для него работы.

Но в этот момент щелкнул замок, и Вирджиния тотчас же забыла о симпатичном безработном, потому что, к ее удивлению, дверь открыла ее горничная Элиза.

— А где Чилверс? — резко спросила она, входя в холл.

— Но он уехал, мадам, вместе с остальными.

— С остальными? Куда?

— В Датчет, мадам. В коттедж, как вы велели в телеграмме.

— Я не посылала никакой телеграммы. Что же в ней говорится?

— По-моему, она на столе внизу.

Элиза убежала и через некоторое время с торжествующим видом принесла хозяйке телеграмму.

— Voilа[2214], мадам.

Телеграмма была адресована Чилверсу, и говорилось в ней следующее:


«Пожалуйста, немедленно со всей прислугой отправляйтесь в коттедж и займитесь приготовлениями к приему на уик-энд. Сядьте на поезд 5.49».


Ничего необычного, она сама не раз оставляла такие послания, когда ей надо было наскоро устроить прием в своем бунгало, расположенном на берегу реки. Она всегда привозила туда всю прислугу, оставляя в доме только одну старушку. Чилверс не нашел в этом послании ничего странного и, как добросовестный слуга, в точности выполнил поручение.

— Я осталась, — объяснила Элиза, — помня, что мадам хотела, чтобы я собрала ее вещи.

— Это глупая шутка! — воскликнула Вирджиния, гневно отбросив телеграмму. — Вы прекрасно знаете, Элиза, что я еду в Чимниз. Я вам сегодня утром говорила.

— Я решила, что мадам передумала. Иногда такое случается, не так ли, мадам?

Вирджиния в ответ на справедливый упрек чуть заметно улыбнулась. Она пыталась найти причину этой необычной шутки. Предположение выдвинула Элиза.

— Mon Dieu![2215] — всплеснула она руками. — А вдруг это преступники, воры? Они посылают фальшивую телеграмму, удаляют из дома всю прислугу, а затем грабят!

— Наверное, так оно и есть, — с сомнением согласилась Вирджиния.

— Да, мадам, бесспорно. Об этом каждый день пишут в газетах. Мадам, сразу же звоните в полицию, сразу же, пока они не пришли и не перерезали нам горло!

— Не волнуйтесь так, Элиза. Какие грабители в шесть часов дня перережут нам горло?

— Мадам, умоляю, позвольте мне сейчас же вызвать полицейского!

— Зачем? Не глупите, Элиза. Идите соберите мои вещи, если вы еще этого не сделали. Новое вечернее платье от Кайо, белое креп-марокеновое и… да, черное бархатное… черный бархат так подходит для политической беседы, не так ли?

— Мадам восхитительно выглядит в атласе цвета нильской воды, — предложила Элиза.

— Нет, я его не возьму. Поспешите, Элиза, будьте хорошей девочкой. У нас очень мало времени. Я отправлю телеграмму Чилверсу в Датчет, поговорю с дежурным полицейским и попрошу его присматривать за домом. Не делайте круглые глаза, Элиза… если вы так напуганы, когда еще ничего не произошло, что с вами будет, если из-за угла выскочит некто и вонзит в вас нож?

Элиза пронзительно пискнула и быстро побежала по лестнице, нервно оглядываясь через плечо.

Состроив ей вслед гримасу, Вирджиния отправилась в маленький кабинет, в котором был телефон. Ей понравилась идея Элизы позвонить в полицейский участок, и она решила не откладывать дело в долгий ящик.

Она подошла к телефону и вдруг, уже держа руку на трубке, замерла. В кресле, как-то странно съежившись, сидел человек. Вся эта суматоха с телеграммами выбила Вирджинию из колеи, и она забыла, что ждет гостя. По-видимому, он заснул, ожидая ее.

Она с озорной улыбкой подошла к креслу, но улыбка тотчас же исчезла с ее лица.

Человек не спал. Он был мертв.

Вирджиния поняла это сразу же, поняла еще до того, как увидела маленький блестящий пистолет на полу, опаленное отверстие над сердцем с кровавым пятном вокруг него и ужасную, отвисшую челюсть.

Она стояла неподвижно, бессильно опустив руки. В тишине до нее донесся голос Элизы, сбегающей по лестнице:

— Мадам! Мадам!

— В чем дело?

Вирджиния бросилась к двери, инстинктивно желая хотя бы на время скрыть от Элизы, что случилось. Она прекрасно знала, что Элиза легко впадает в истерику, а ей нужно было все спокойно обдумать.

— Мадам, а может быть, набросить на дверь цепочку? Эти преступники могут заявиться в любую минуту!

— Как вам угодно. Делайте все, что хотите.

Вирджиния посмотрела на человека в кресле и на телефон. Ей было ясно, что делать: сейчас же звонить в полицию.

Но она этого не сделала. Она стояла как вкопанная, парализованная ужасом, и в ее мозгу боролось множество прямо противоположных мыслей. Фальшивая телеграмма! Имеет ли она какое-то отношение к убийству? А если бы Элиза уехала со всеми? Она бы вошла — то есть если бы у нее был ключ, как всегда, — и осталась бы наедине с убитым, которому она позволила себя шантажировать. Конечно, у нее было объяснение; но от этого объяснения ей становилось не по себе. Она вспомнила, каким невероятным показалось ее поведение Джорджу. Будут ли остальные более понятливы? Да еще и письма… разумеется, она их не писала, но так ли легко это доказать?

Вирджиния крепко сжала руками лоб: «Я должна подумать… Я просто должна подумать».

Кто впустил этого человека? Разумеется, не Элиза. Она бы сразу об этом сказала. По мере того как она размышляла, события казались ей все более запутанными. Оставалось одно — позвонить в полицию.

Протянув руку к телефону, она вдруг подумала о Джордже. Да, да, именно он ей был сейчас нужен — хладнокровный, неэмоциональный мужчина, трезво глядящий на жизнь и способный найти выход из любой ситуации…

К сожалению, нет. Не Джордж. Джордж прежде всего подумает о собственном положении. Он не станет вмешиваться в такие дела. Джордж тут не годится.

Вдруг лицо ее посветлело. Разумеется, Билл! Не колеблясь, она тут же набрала его номер.

Ей сказали, что он час назад уехал в Чимниз.

— Ах, черт! — ругнулась Вирджиния, бросив трубку.

Как ужасно находиться в одном доме с покойником, когда не с кем даже словом перемолвиться!

И в эту минуту в дверь позвонили.

Вирджиния подскочила от неожиданности. Через мгновение позвонили снова. Она знала, что Элиза наверху собирает ее вещи и не слышит звонка.

Вирджиния вышла в холл, отодвинула цепочку, а затем принялась за засовы, которые закрыла охваченная страхом Элиза. На лестнице стоял тот самый безработный молодой человек.

Вирджиния с облегчением бросилась к нему.

— Проходите, — пригласила она. — Кажется, у меня есть для вас работа.

Она проводила его в столовую, усадила в кресло, сама села напротив и очень внимательно посмотрела на него.

— Простите, — сказала она, — но вы… я имею в виду…

— Итон и Оксфорд, — ответил молодой человек. — Вы это хотели спросить, да?

— Что-то вроде того, — призналась Вирджиния.

— Оказался безработным ввиду полной неспособности выполнять обычную работу. Надеюсь, вы мне предлагаете не постоянную работу?

Она невольно улыбнулась:

— Совсем не постоянную!

— Хорошо, — с удовлетворением кивнул молодой человек.

Вирджиния с удовольствием оглядела его загорелое лицо и высокую, стройную фигуру.

— Видите ли, — принялась объяснять она, — я попала в нелепое, затруднительное положение, а большинство моих друзей… довольно высокопоставленные люди. Им всем есть что терять.

— Мне терять нечего. Так что продолжайте. В чем проблема?

— В соседней комнате находится покойник, — выпалила Вирджиния. — Убитый, понимаете? И я не знаю, что с ним делать.

Она говорила по-детски просто. То, как молодой человек воспринял сногсшибательную новость, еще больше возвысило его в ее глазах. Можно было подумать, что он каждый день выслушивал подобные сообщения.

— Прекрасно, — с энтузиазмом отозвался он. — Я иногда мечтал поработать частным детективом. Пойдемте посмотрим на тело, или сначала вы мне все расскажете?

— Пожалуй, сначала я все вам расскажу. — Она задумалась, прикидывая, как короче и проще изложить свою историю. — Этот человек впервые пришел вчера и захотел увидеться со мной. У него были письма… любовные письма, подписанные моим именем…

— Но написанные не вами, — спокойно вставил молодой человек.

Вирджиния изумленно воззрилась на него:

— Откуда вы знаете?

— Дедукция. Продолжайте.

— Он хотел шантажировать меня… и я… не знаю, поймете ли вы меня, но я… поддалась ему.

Она умоляюще посмотрела на него, и он ободряюще кивнул:

— Разумеется, я вас понимаю. Вы хотели испытать чувства человека, попавшего в сети негодяя.

— Вы поразительно догадливы! Именно этого я и хотела!

— Да, я умен, — без всякого бахвальства согласился молодой человек. — Но дело в том, что лишь немногие поймут вас. У большинства, видите ли, нет никакого воображения.

— Полагаю, так оно и есть. Я велела этому человеку прийти сегодня в шесть часов. Вернувшись из Рейнлэха, я обнаружила, что мои слуги, получив фальшивую телеграмму, все уехали. Осталась только горничная Элиза. Затем я прошла в кабинет и увидела застреленного.

— Кто его впустил?

— Не знаю. Если бы это сделала Элиза, она бы мне сказала.

— Она знает о случившемся?

— Я ничего ей не сказала.

Молодой человек кивнул и встал.

— А теперь посмотрим на тело, — оживленно произнес он. — Но вот что я вам посоветую: всегда лучше говорить правду! Одна ложь влечет за собой целую вереницу лжи, и в этом хитросплетении легко запутаться.

— Так вы мне советуете позвонить в полицию?

— Вероятно. Но сначала мы взглянем на этого малого.

На пороге комнаты Вирджиния остановилась и оглянулась на незнакомца.

— Кстати, — сказала она, — вы даже еще не представились.

— Разве? Меня зовут Энтони Кейд.

Глава 9 Энтони избавляется от трупа

Энтони, внутренне улыбаясь, последовал за Вирджинией. События принимали довольно неожиданный оборот. Но, подойдя к сидящей в кресле фигуре, он вновь стал серьезным.

— Он еще теплый, — удивился он. — Его убили менее получаса назад.

— То есть незадолго до моего прихода?

— Именно.

Он выпрямился, нахмурив брови, и задал вопрос, смысл которого она поняла не сразу:

— Ваша горничная, конечно, не заходила в эту комнату?

— Нет.

— Она знает, что вы сюда входили?

— Ну да. Я уже подходила к двери, когда разговаривала с ней.

— После того как нашли тело?

— Да.

— И вы ничего не сказали ей?

— А было бы лучше, если бы сказала? С ней, наверное, случилась бы истерика. Она, знаете ли, француженка, а они такие возбудимые. Я хотела сначала все обдумать.

Энтони кивнул, но ничего не сказал.

— Вы, как я вижу, считаете, что я поступила неправильно?

— Все складывается довольно неудачно, миссис Ревел. Если бы вы с горничной обнаружили тело вместе, сразу после вашего возвращения, ваше положение не было бы так осложнено. Тогда было бы ясно, что этого человека определенно застрелили до вашего возвращения.

— А теперь могут предположить, что его застрелили после… понятно…

Он наблюдал, как она осмысливает его слова. Первое впечатление, которое сложилось у него, когда он разговаривал с ней на лестнице, подтвердилось. Она была не только красива, но также смела и умна.

Вирджинию же настолько поглотила возникшая головоломка, что ей и в голову не пришло удивиться, что незнакомый человек назвал ее по фамилии.

— А почему же, интересно, Элиза не слышала выстрела? — пробормотала она.

Энтони указал на открытое окно, сквозь которое доносился шум проезжающих машин:

— Вот вам и ответ. В Лондоне не так-то легко услышать выстрел.

Вирджиния с некоторым содроганием повернулась к телу, сидящему в кресле.

— Он похож на итальянца, — отметила она.

— Он и есть итальянец, — подтвердил Энтони. — Я бы сказал, что он официант. В свободное время занимался шантажом. Зовут, возможно, Джузеппе.

— Господи! — воскликнула Вирджиния. — Вы случайно не Шерлок Холмс?

— Нет, — с сожалением ответил Энтони. — Боюсь, скорее просто шарлатан. Я вам после расскажу. Так говорите, этот человек показал вам какие-то письма и потребовал денег? Вы ему дали?

— Дала.

— Сколько?

— Сорок фунтов.

— Плохо, — сказал Энтони, но без особого удивления. — А теперь посмотрим телеграмму.

Вирджиния протянула Энтони бланк. Прочтя ее, он заметно помрачнел.

— В чем дело?

Он молча указал на место отправления.

— Барнес, — сказал он. — И вы сегодня ездили в Рейнлэх. Что могло вам помешать самой отправить эту телеграмму?

Вирджинию удивили его слова. Похоже, петля затягивалась вокруг ее шеи все плотнее и плотнее. Слова Энтони помогли ей увидеть то, что она сама смутно ощущала в глубине души.

Обернув руку носовым платком, он поднял пистолет.

— Мы, преступники, должны быть осторожными, — пошутил он. — Отпечатки пальцев и все такое.

Вдруг она увидела, как вся его фигура напряглась. У него даже голос изменился, стал отрывистым и резким.

— Миссис Ревел, — спросил он, — вы когда-нибудь раньше видели этот пистолет?

— Нет, — удивленно ответила Вирджиния.

— Вы уверены?

— Вполне.

— У вас есть собственный пистолет?

— Нет.

— А когда-нибудь был?

— Нет, никогда.

С минуту он неотрывно смотрел на Вирджинию, совершенно изумленную его вопросами. Потом, вздохнув, расслабился.

— Странно, — сказал он. — А как вы объясните это?

Он протянул ей пистолет. Маленькая, изящная вещица, почти игрушка, однако вполне смертоносная игрушка. На рукоятке выгравировано имя «Вирджиния».

— Это невозможно! — вскричала Вирджиния.

Ее удивление было настолько искренним, что Энтони невольно ей поверил.

— Сядьте, — распорядился он. — Дело гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Во-первых, какие у нас гипотезы? Их только две. Есть, конечно, реальная Вирджиния, писавшая эти письма. Она могла так или иначе выследить шантажиста, застрелить, бросить пистолет, схватить письма и скрыться. Такое возможно, правда?

— Полагаю, да, — неохотно согласилась Вирджиния.

— Вторая гипотеза гораздо интереснее. Тот, кто хотел убить Джузеппе, сделал так, чтобы подозрение пало на вас, а может быть, именно это было его основной целью. Его могли без труда убить в любом другом месте, и тем не менее все было подстроено так, чтобы труп оказался в вашем доме. Тот, кто это осуществил, знал о вас все: и о вашем коттедже в Датчете, и о распределении обязанностей среди слуг, и то, что сегодня вы будете в Рейнлэхе. Вопрос, конечно, абсурдный, но есть ли у вас враги, миссис Ревел?

— Разумеется, нет… во всяком случае, таких.

— Понятно. Что ж нам теперь делать? Выхода у нас два. Первый: позвонить в полицию, рассказать всю историю и положиться на ваше прочное положение в обществе и безупречную репутацию. Второй: попытаться избавиться от трупа. Лично я, естественно, склоняюсь ко второму варианту! Я всегда хотел попробовать, хватит ли у меня хитрости скрыть преступление, но питаю патологическое отвращение к кровопролитию. В целом, полагаю, вариант первый более разумен. Принимаем его в упрощенном виде: звоним в полицию, но прячем пистолет и письма, которыми вас шантажировали… если они, конечно, еще у него.

Энтони быстро осмотрел карманы покойного.

— Его полностью обчистили, — сообщил он. — У него ничего нет. Теперь эти письма можно будет встретить на любом перекрестке. Эй, а это что? Дыра в подкладке. Там что-то нашли и грубо вырвали, остался только клочок бумаги.

Он вынул клочок и поднес к свету. Вирджиния наклонилась к нему.

— Жаль, что у нас нет всего текста, — пробормотал он. — Чимниз, одиннадцать сорок пять, четверг. Похоже на приглашение.

— Чимниз? — воскликнула Вирджиния. — Невероятно!

— Почему невероятно? Слишком изысканное место для этого простецкого покойника?

— Сегодня вечером я еду в Чимниз. По крайней мере, должна была ехать!

Энтони развернулся:

— Что? Повторите!

— Сегодня вечером я должна была ехать в Чимниз, — послушно повторила Вирджиния.

Энтони уставился на нее:

— Я начинаю кое-что понимать. Конечно, я могу ошибаться… но это идея! А что, если кому-то очень хотелось помешать вам поехать в Чимниз?

— Мой кузен Джордж Ломакс очень не хочет, чтобы я там появилась, — улыбнулась Вирджиния, — но я не могу подозревать Джорджа Ломакса в убийстве!

Энтони было не до улыбок. Чувствовалось, что он окончательно запутался.

— Если вы позвоните в полицию, то ни в какой Чимниз вам сегодня попасть не удастся, да и завтра тоже. А я бы хотел, чтобы вы поехали в Чимниз! Полагаю, это собьет с толку наших неуважаемых друзей! Вы можете полностью довериться мне, миссис Ревел?

— То есть соглашаюсь ли я со вторым вариантом?

— Да. Но, во-первых, надо удалить из дома вашу горничную. Вы сможете это сделать?

— Легко!

Вирджиния вышла в холл и позвала Элизу.

— Мадам?

Энтони услышал короткий диалог, потом передняя дверь открылась и закрылась. Вирджиния вернулась в комнату.

— Она ушла. Я отправила ее в магазин, сказав, что он открыт до восьми. Он, разумеется, будет закрыт.

— Хорошо. Теперь можем приступать к нашей операции. Это устаревший метод, но, боюсь, мне придется спросить: есть ли в доме свободный сундук?

— Конечно, есть. Спуститесь в подвал и выберите любой.

Сундуков в подвале было несколько. Энтони выбрал подходящий по размеру.

— Я сам займусь упаковкой багажа, — тактично сказал он, — а вы поднимитесь к себе и подготовьтесь к отъезду.

Вирджиния сняла теннисный костюм, надела мягкое коричневое дорожное платье и великолепную оранжевую маленькую шляпку. Спустившись вниз, она увидела ждущего ее Энтони. Рядом стоял аккуратно перевязанный сундук.

— Я бы хотел рассказать вам историю своей жизни, — заметил он, — но вечер предстоит довольно хлопотный. Сейчас вам надо сделать следующее. Вызовите такси, погрузите ваш багаж, в том числе и сундук, и поезжайте на Паддингтонский вокзал. Сдайте сундук в камеру хранения слева. Я буду ждать вас на платформе. Проходя мимо меня, уроните багажную квитанцию. Я подниму ее и сделаю вид, что возвращаю вам, а на самом деле оставлю у себя. Поезжайте в Чимниз, а остальное предоставьте мне.

— Как это мило с вашей стороны, — улыбнулась Вирджиния. — А я себя чувствую ужасно неловко, заставляя совершенно незнакомого человека возиться с трупом!

— Мне это нравится, — небрежно ответил Энтони. — Будь здесь мой друг Джимми Макграт, он бы сказал вам, что я просто создан для подобной работы!

Вирджиния пристально посмотрела на него:

— Как вы сказали? Джимми Макграт?

— Да, а что? Вы слышали о нем?

— Да, и совсем недавно. — Она нерешительно замолчала, потом продолжила: — Мистер Кейд, нам надо бы поговорить! Обстоятельно. Не могли бы вы приехать в Чимниз?

— Мы с вами очень скоро увидимся, миссис Ревел! Обещаю вам. А теперь выпустите конспиратора А через заднюю дверь. Конспиратор Б торжественно выйдет с парадного входа и сядет в такси!

Операция прошла без сучка без задоринки. Энтони, приехавший на вокзал на другом такси, стоял на платформе и, как и было договорено, поднял оброненную квитанцию. Затем он отправился за потрепанным, подержанным «Моррисом Коули», нанятым им сегодня на случаи крайней необходимости.

Вернувшись на этой развалюхе на Паддингтонский вокзал, он протянул квитанцию носильщику, который осторожно извлек из камеры хранения сундук и поместил его в багажник машины. Энтони уехал.

Теперь ему предстояло выбраться из Лондона. Миновав Ноттинг-Хилл и Шефердс-Буш, он свернул на голдхаукскую дорогу, проехал Брентфорд и Ханслоу и направился в сторону Стайнса. Это был довольно загруженный участок дороги. Энтони было нужно, чтобы в глаза не бросались ни отпечатки шин его машины, ни его собственные следы. Остановившись на обочине, он вышел и первым делом залепил грязью номера машины. Выждав удобный момент, когда на дороге было безлюдно, вытащил сундук, открыл его, вынул труп Джузеппе и аккуратно уложил в кювет, так, чтобы фары проезжающих машин его не освещали.

Затем Энтони сел в машину и уехал. Вся операция заняла ровно полторы минуты. Повернув направо, он поехал в Лондон через Банхэм-Бичес. Там он снова остановился, выбрал в лесу высокое дерево и залез на него. Это потребовало немалых усилий даже у Энтони. Он привязал к ветке маленький, обернутый коричневой бумагой сверточек и сунул его в ближайшее дупло.

— Хороший способ избавиться от оружия, — похвалил он сам себя. — Всегда ищут в земле или в воде. На это дерево мало кто в Англии решится забраться!

Теперь в Лондон, на Паддингтонский вокзал! Там он оставил сундук в камере хранения в зале прибытия и вдруг ощутил нестерпимый голод. Сейчас бы бифштекс или пару сочных отбивных да побольше жареной картошки! Однако, взглянув на часы, Энтони печально покачал головой, заправил «Моррис» и снова двинулся в путь. На этот раз на север.

Ровно в половине двенадцатого Энтони остановился на дороге, ведущей в парк Чимниза. Выйдя из машины, он довольно легко перелез через ограду и направился к дому. Путь оказался длиннее, чем он предполагал, и ему пришлось бежать. Из темноты показался силуэт огромного замка. Где-то вдали часы пробили три четверти.

11.45 — время, упомянутое в обрывке записки. Энтони поднялся на террасу и внимательно оглядел дом. Всюду царили мрак и тишина.

«Рано они ложатся спать, эти политиканы», — мелькнула неодобрительная мысль.

Вдруг он услышал хлопок — никак звук выстрела? Энтони быстро обернулся. Звук донесся из дома, в этом он не сомневался. С минуту подождал, но все было тихо. Энтони подошел к одному из высоких французских окон, за которым, как ему показалось, стреляли, потрогал ручку. Она не поддавалась. Он ткнулся в другое окно, все время внимательно прислушиваясь. Но ничто не нарушало тишину.

В конце концов, сказал он себе, звук ему, может быть, и послышался, или это вредничает браконьер в лесу. Он повернулся и пошел обратно к машине, неудовлетворенный и раздосадованный.

Оглянувшись назад, Энтони увидел, что в одном из окон на верхнем этаже зажегся свет. Через мгновение свет погас, и снова воцарилась темнота.

Глава 10 Чимниз

Инспектор Бэджуорти в своем кабинете. Восемь тридцать утра. Высокий, дородный человек с тяжелой строевой поступью. Склонен к одышке в моменты наивысшего увлечения. С ним констебль Джонсон, новичок в полиции, похожий на неоперившегося цыпленка.

На столе резко зазвонил телефон, и инспектор взял трубку, явно не ожидая услышать ничего хорошего:

— Да. Полицейское управление Маркет-Бейзинг. Инспектор Бэджуорти. Что?

Выражение лица инспектора заметно изменилось. Как он, инспектор, выше Джонсона по положению, так есть люди выше его.

— Слушаю, милорд. Простите, милорд. Я не совсем вас понял.

Во время долгой паузы, пока инспектор слушает, выражение его обычно бесстрастного лица меняется несколько раз. Наконец он положил трубку, коротко бросив:

— Сию минуту, милорд. — Он повернулся к Джонсону, похоже, переполненный чувством собственной значимости: — У его светлости… в Чимнизе… убийство.

— Убийство? — переспросил Джонсон, пораженный услышанным.

— Убийство, — с удовлетворением подтвердил инспектор.

— Насколько я знаю, здесь никогда не случалось убийств, если не считать Тома Пирса, который застрелил свою возлюбленную.

— То было никакое не убийство, а простой пьяный скандал, — неодобрительно поправил инспектор.

— Верно, его даже не повесили, — с сожалением согласился Джонсон. — Но сейчас действительно убийство, да, сэр?

— Да, Джонсон. Один из гостей его светлости, иностранный джентльмен, обнаружен застреленным. Окно открыто, снаружи следы.

— Жаль, если это иностранец, — заметил Джонсон.

Это обстоятельство делало происшествие менее значимым. Джонсон почему-то искренне считал, что иностранцы более подвержены убийствам.

— Его светлость крайне взволнован, — продолжал инспектор. — Захватим доктора Картрайта и сразу отправимся в замок. Надеюсь, тот, чьи следы остались возле дома, далеко не ушел.

Бэджуорти был на седьмом небе. Убийство! В Чимнизе! Дело поручено инспектору Бэджуорти. У полиции имеется улика. Сенсационный арест. Продвижение по службе и всевозможные почести вышеупомянутому инспектору.

«Если, конечно, — сказал про себя инспектор Бэджуорти, — не встрянет Скотленд-Ярд».

От этой мысли ему стало не по себе. При данных обстоятельствах такое вполне возможно.

Они заехали к Картрайту, и доктор, сравнительно молодой человек, тоже проявил живой интерес. Его реакция была такой же, как и у юного Джонсона.

— Господи! — воскликнул он. — У нас не было убийства со времени Тома Пирса!

Все трое сели в маленькую машину доктора и помчались в Чимниз. Когда они проезжали мимо местной гостиницы «Веселые крикетисты», доктор заметил в дверях человека.

— Незнакомец, — сказал он. — Довольно симпатичный малый. Интересно, как давно он здесь и что делает в «Крикетистах»? Я никогда его здесь не видел. Наверное, приехал вчера вечером.

— И приехал не поездом, — уточнил Джонсон.

Брат Джонсона работал носильщиком на местном вокзале, и поэтому констебль всегда был в курсе относительно приезжающих и отъезжающих.

— Кто вчера приехал в Чимниз? — спросил инспектор.

— Поездом в три сорок леди Эйлин с двумя джентльменами. Один из них американец, а второй молодой офицер, оба без лакеев. Его светлость приехал с иностранным джентльменом, вероятно, тем, кого застрелили, — поездом в пять сорок. С ними был камердинер иностранного джентльмена. Тем же поездом прибыл мистер Эверсли. Миссис Ревел приехала поездом в семь двадцать пять, как и один джентльмен, похожий на иностранца, с лысой головой и крючковатым носом. Горничная миссис Ревел сошла с поезда в восемь двадцать пять. — Джонсон остановился, чтобы перевести дыхание.

— И никто не остановился в «Крикетистах»?

Джонсон мотнул головой — нет.

— Тогда он, наверное, приехал на машине, — предположил инспектор. — Джонсон, на обратном пути наведите справки в «Крикетистах». Нам надо все знать обо всех приехавших. У этого джентльмена необычный загар. Вероятно, прибыл из-за границы.

Инспектор понимающе кивнул, приняв вид бдительного человека, от недремлющего ока которого не укроется ни одна мелочь.

Машина въехала в ворота парка Чимниз. Описание этого исторического места можно найти в любом путеводителе, а также под номером три в «Исторических домах Англии». По четвергам из Миддлинхэма прибывают специальные автобусы, и туристы осматривают участки, открытые для публики. Поэтому описывать здесь Чимниз было бы излишне.

Дверь им открыл безукоризненно вышколенный седовласый дворецкий.

Мы не привыкли, всем своим видом говорил он, к убийствам в этих стенах. Но таковы черные дни. Давайте встречать беду спокойно и изо всех сил делать вид, что ничего необычного не произошло.

— Его светлость, — произнес он чопорно, — вас ждет. Сюда, пожалуйста.

Он проводил их в маленькую, уютную комнатку, в которой лорд Катерхэм уединялся от бурной светской жизни, и доложил о них:

— Полиция, милорд, и доктор Картрайт.

Лорд Катерхэм возбужденно расхаживал по комнате.

— А! Инспектор, вот и вы, наконец. Я вам благодарен. Как поживаете, Картрайт? Скверно обстоят дела, знаете ли. Очень скверно.

Лорд Катерхэм нервно провел руками по волосам, отчего они поднялись маленькими пучками, делая его еще менее похожим, чем обычно, на пэра королевства.

— Где тело? — коротко, по-деловому спросил доктор.

Лорд Катерхэм повернулся к нему, словно испытывая облегчение от этого прямого вопроса.

— В зале заседаний… там, где его нашли… я приказал ничего не трогать. Я считал… что поступаю правильно.

— Вполне правильно, милорд, — одобрил инспектор. Он вынул записную книжку и карандаш. — А кто обнаружил тело? Вы?

— Господи, нет, — всполошился лорд Катерхэм. — Не думаете ли вы, что я встаю в столь ранний час? Нет, его обнаружила горничная. Представляю, как она кричала! Правда, сам я не слышал. Потом рассказали мне. Я, конечно, встал и спустился… и сам увидел тело…

— Вы узнали в нем одного из ваших гостей?

— Верно, инспектор.

— Как его имя?

Совершенно простой вопрос, казалось, вывел лорда Катерхэма из равновесия. Он открыл рот, снова закрыл и наконец промямлил:

— Вы спрашиваете… как его зовут?

— Да, милорд.

Лорд Катерхэм медленно оглядел комнату, словно надеясь, что его осенит вдохновение:

— Его звали… звали… да, точно… граф Станислав!

Лорд Катерхэм держался настолько странно, что инспектор перестал писать и посмотрел на него. Но в этот момент произошло нечто, что отвлекло лорда и вывело его из замешательства.

Дверь открылась, и в комнату вошла девушка. Высокая, стройная, смуглая, с привлекательным мальчишеским лицом и очень решительными манерами. Это была леди Эйлин Брент, больше известная как Бандл, старшая дочь лорда Катерхэма. Кивнув остальным, она обратилась прямо к отцу.

— Я его нашла, — сообщила она.

На мгновение инспектор подумал, что юная леди поймала убийцу с поличным, но почти тотчас же понял, что она имеет в виду совсем другое.

Лорд Катерхэм вздохнул с облегчением:

— Хорошо. Что он сказал?

— Он очень скоро будет здесь. Мы должны «соблюдать строжайшую секретность».

Ее отец с досадой вздохнул:

— Именно такая глупость в духе Джорджа Ломакса. Однако, раз он приезжает, я умываю руки.

Полученное известие, похоже, немного приободрило лорда.

— Значит, убитого звали граф Станислав? — переспросил доктор.

Отец с дочерью обменялись короткими, как молния, взглядами, и лорд с достоинством произнес:

— Разумеется. Я только что это сказал.

— Я спросил, потому что вы, похоже, сами не были в этом уверены, — объяснил Картрайт.

Увидев, как блеснули глаза доктора, лорд Катерхэм с упреком взглянул на него.

— Я провожу вас в зал заседаний, — сказал он, немного оживившись.

Они последовали за ним. Инспектор, замыкающий шествие, зорко посматривал по сторонам, словно ожидая найти улики в картинной раме или за дверью.

Лорд Катерхэм отпер дверь и широко распахнул ее. Они вошли в большую, отделанную дубом комнату с французскими окнами, выходящими на террасу. В комнате стоял длинный обеденный стол с прекрасными старинными стульями. На стенах висели портреты почивших Катерхэмов.

Возле левой стены, между дверью и окном, на спине, широко раскинув руки, лежал человек.

Доктор Картрайт подошел к телу и склонился над ним. Инспектор тем временем занялся окнами. Центральное было прикрыто, но не плотно. На ступеньках снаружи он увидел следы, ведущие к окну и спускающиеся обратно.

— Ясно, — сказал инспектор, кивнув. — Но следы должны были остаться и в комнате. Они были бы заметны на паркетном полу.

— Думаю, это можно объяснить, — вмешалась Бандл. — Утром горничная натирала пол и только позже увидела тело. Когда она вошла сюда, было еще темно. Она подошла к окнам, отдернула шторы, принялась за уборку и, естественно, не заметила тело, так как оно было скрыто столом. Она увидела его только тогда, когда подошла к нему вплотную.

Инспектор кивнул.

— Хорошо, — сказал лорд Катерхэм, которому не терпелось улизнуть. — Я покидаю вас, инспектор. Вы сможете найти меня, если… э… понадоблюсь. Но из Виверн-Эбби приедет Джордж Ломакс, он сможет рассказать вам гораздо больше, чем я. Это его дело. — И лорд Катерхэм поспешно удалился, не дожидаясь ответа.

— Черт бы побрал этого Ломакса! — негодовал он. — Да еще меня втянул в эту историю! В чем дело, Тредуэлл?

Седовласый дворецкий почтительно тронул его за локоть.

— Я взял на себя смелость, милорд, переменить для вас время завтрака. В столовой все готово.

— Вряд ли я смогу что-нибудь съесть, — вздохнув, печально произнес лорд Катерхэм. — По крайней мере, сейчас.

Бандл взяла его под руку, и они вместе направились в столовую. На буфете стояло с десяток тяжелых серебряных блюд, которые каким-то непонятным способом удалось сохранить горячими.

— Омлет, яичница с беконом, почки, птица со специями, треска, холодная ветчина, холодный фазан, — принялся перечислять лорд Катерхэм, поднимая каждую крышку по очереди. — Меня ничто из этого не привлекает, Тредуэлл. Попросите, пожалуйста, кухарку сварить мне яйцо в мешочек.

— Хорошо, милорд.

Тредуэлл удалился. Лорд Катерхэм рассеянно положил себе обильную порцию почек и ветчины, налил кофе и сел за длинный стол. Бандл уже аппетитно уплетала яичницу с беконом.

— Я чертовски голодна, — заметила Бандл с набитым ртом. — Наверное, от возбуждения.

— Тебе хорошо, — пожаловался отец. — Вы, молодые, любите возбуждение. Но у меня очень слабое здоровье. Избегать всяческих волнений — вот что сказал сэр Абнер Уиллис, избегать всяческих волнений. Легко так говорить, когда сидишь в своем кабинете на Харли-стрит. Как я могу избегать волнений, когда этот осел Ломакс устроил мне такое? На этот раз мне следовало проявить больше твердости.

Печально покачав головой, лорд Катерхэм пододвинул к себе блюдо с ветчиной.

— На этот раз Коддерс, безусловно, подложил тебе свинью, — весело заметила Бандл. — Я почти ничего не поняла из того, что он лопотал по телефону. Он будет здесь с минуты на минуту и станет с пеной у рта уговаривать нас соблюдать секретность и замять скандал.

Лорд Катерхэм застонал от этой перспективы.

— Он уже встал? — спросил он.

— Сказал, — ответила Бандл, — что с семи часов не спит и диктует письма и документы.

— И еще гордится этим! — заметил отец. — Удивительные эгоисты эти государственные люди. Они заставляют своих несчастных секретарей вскакивать на заре, чтобы записывать всякую чушь! Если бы провести закон, повелевающий им вставать не ранее одиннадцати, какую пользу это принесло бы нации! Насколько меньше они наговорили бы всякой галиматьи! Ломакс всегда напоминает мне о моем «положении». Как будто оно у меня есть! Кому в наше время хочется быть пэром?

— Никому, — согласилась Бандл. — Уж лучше держать процветающий паб!

Тредуэлл принес на серебряном подносе два яйца и молча поставил их перед лордом Катерхэмом.

— Что это, Тредуэлл? — спросил лорд, с отвращением посмотрев на них.

— Яйца в мешочек, милорд.

— Я терпеть не могу яйца в мешочек, — проворчал лорд Катерхэм. — Они совершенно безвкусные. Мне даже смотреть на них противно. Уберите их, пожалуйста, Тредуэлл!

— Хорошо, милорд.

Тредуэлл молча унес яйца.

— Слава богу, в этом доме никто не встает рано! — с удовольствием заметил лорд Катерхэм. — Полагаю, когда наши гости проснутся, нам придется все рассказать им! — Он вздохнул.

— Кто же, интересно, убил его? — спросила Бандл. — И почему?

— Слава богу, нас это не касается, — ответил лорд Катерхэм. — Пусть разбирается полиция. Я, правда, сомневаюсь, что Бэджуорти удастся когда-нибудь что-то найти. А знаешь, это, наверное, Айзекстайн!

— То есть…

— Всебританский синдикат!

— Зачем мистеру Айзекстайну убивать его, когда он приехал сюда, чтобы встретиться с ним?

— Высокие финансовые интересы, — туманно объяснил лорд Катерхэм. — Кстати, я не удивлюсь, если этот господин привык рано вставать. Он может появиться с минуты на минуту. У них в Сити так принято. Полагаю, как бы богат ты ни был, но на поезд в девять семнадцать всегда успеешь!

В открытое окно донесся звук машины, подъехавшей на большой скорости.

— Коддерс! — вскочила из-за стола Бандл.

Отец и дочь высунулись в окно и замахали хозяину машины, остановившейся у входа в дом.

— Сюда, дружище, проходите сюда! — крикнул лорд Катерхэм, быстро доедая ветчину.

Влезать в окно вовсе не входило в намерения Джорджа. Он исчез в передней двери и тотчас же появился в сопровождении Тредуэлла, который немедленно удалился.

— Позавтракайте с нами! — пригласил лорд Катерхэм. — Как насчет почек?

Джордж нетерпеливо отодвинул почки.

— Ужасное несчастье, ужасное, ужасное!

— Ужасное. Может быть, трески?

— Нет-нет. Дело надо замять! Замять любой ценой!

Как и предсказывала Бандл, Джордж пустился в словоблудие.

— Я понимаю ваши чувства, — сочувственно произнес лорд Катерхэм. — Попробуйте яичницу с беконом или треску!

— Совершенно непредвиденный случай… национальное горе… концессия под угрозой…

— Переведите дух, — мягко предложил лорд Катерхэм. — И поешьте. Вам обязательно надо поесть, чтобы прийти в себя. Хотите яйца в мешочек? Минуту назад сюда приносили яйца в мешочек!

— Не хочу, — вскипел Джордж. — Я уже позавтракал, да если бы и не позавтракал, я все равно не смог бы проглотить ни кусочка. Мы должны придумать, что нам делать. Вы пока никому не говорили об убийстве?

— Здесь только мы с Бандл. И местная полиция с врачом Картрайтом. Ну и, разумеется, слуги!

Джордж застонал.

— Возьмите себя в руки, дорогой друг! — продолжал увещевать его лорд Катерхэм. — И все-таки поешьте! Похоже, вы не понимаете, что там, где есть труп, дело не замнешь! Его надо похоронить и соблюсти тысячу формальностей. Мне очень жаль, но это так!

Джордж внезапно успокоился:

— Вы правы, Катерхэм! Говорите, прибыла местная полиция? Так не пойдет! Надо вызвать Баттла!

— Борьба, убийство и внезапная смерть? — озадаченно спросил лорд Катерхэм.

— Нет-нет, вы не поняли! Я говорю о суперинтенданте Баттле из Скотленд-Ярда. Он умеет держать язык за зубами. Работал с нами над плачевным делом о партийных фондах.

— Что это за дело? — поинтересовался лорд Катерхэм.

Тут взгляд Джорджа упал на Бандл, наполовину свесившуюся из окна, и он понял, что излишне разоткровенничался. Он встал.

— Нельзя терять ни минуты! Я сейчас же отправлю телеграмму.

— Если вы напишете текст, Бандл передаст его по телефону.

Джордж вынул авторучку и начал писать с невероятной быстротой. Он протянул листок бумаги Бандл, которая прочла ее с огромным интересом.

— Господи! Ну и имя! Барон — кто?

— Барон Лолопретжил.

Бандл заморгала.

— Я-то разобрала, а вот почта помучается!

Джордж продолжал писать. Затем протянул Бандл плоды своего труда и обратился к хозяину дома:

— Вам, Катерхэм, лучше всего…

— Да? — с опаской спросил лорд Катерхэм.

— Целиком положиться на меня!

— Разумеется! — с готовностью согласился лорд Катерхэм. — Я и сам считаю так же. Полицию и доктора Картрайта вы найдете в зале заседаний. Возле… э… там… знаете ли. Дорогой Ломакс, Чимниз полностью в вашем распоряжении. Поступайте как считаете нужным!

— Благодарю, — ответил Ломакс. — Если мне потребуется посоветоваться с вами…

Но лорд Катерхэм уже прошмыгнул в заднюю дверь. Бандл с ироничной улыбкой проводила его взглядом.

— Я сейчас же отправлю эти телеграммы, — сказала она. — Вы найдете дорогу в зал заседаний?

— Благодарю вас, леди Эйлин!

Джордж стремительно вышел из комнаты.

Глава 11 Суперинтендант Баттл приезжает на место преступления

Боясь, что Джордж начнет опять советоваться с ним, лорд Катерхэм все утро прогуливался по своему поместью. Только голод заставил его вернуться в дом. Поразмыслив, он решил, что худшее уже позади.

Он тихо пробрался в дом через небольшую боковую дверь, а оттуда прямо в свой кабинет, радуясь, что ему удалось остаться незамеченным, но ошибся. От бдительного Тредуэлла ничего никогда не ускользало. Вот и сейчас он уже стоял в дверях.

— Простите, милорд…

— В чем дело, Тредуэлл?

— Мистер Ломакс хотел видеть вас, как только вы вернетесь. Он в библиотеке.

Таким деликатным оборотом речи Тредуэлл дал понять, что, если надо, он скажет, что лорд Катерхэм еще не вернулся.

Вздохнув, лорд Катерхэм встал.

— Полагаю, рано или поздно мне придется увидеться с ним. В библиотеке, говорите?

— Да, милорд.

Снова вздохнув, лорд Катерхэм прошествовал по просторному родовому дому и подошел к библиотеке. Дверь была заперта. Он повертел ручку, дверь открылась изнутри, и в проеме показалось настороженное лицо Джорджа Ломакса.

При виде лорда Катерхэма выражение его лица изменилось.

— А, Катерхэм, проходите. А мы уже начали волноваться, не произошло ли что с вами!

Пробормотав что-то невнятное о неотложных делах в поместье, лорд Катерхэм с виноватым видом проскользнул в комнату. Там находились еще двое. Полковник Мелроуз, старший констебль, и коренастый человек средних лет, с абсолютно бесстрастным лицом.

— Суперинтендант Баттл приехал полчаса назад, — объяснил Джордж. — Он уже повидался с инспектором Бэджуорти и доктором Картрайтом. А теперь хочет кое-что узнать у вас.

Лорд Катерхэм поздоровался с Мелроузом и суперинтендантом Баттлом, и все сели.

— Вряд ли мне нужно вам говорить, Баттл, — торжественно заявил Джордж, — что мы хотели бы держать это дело в строжайшей тайне.

Суперинтендант энергично кивнул, что сразу понравилось лорду Катерхэму.

— Хорошо, мистер Ломакс. Но попрошу ничего не скрывать от нас. Насколько я понимаю, убитого джентльмена звали графом Станиславом — по крайней мере, под таким именем его здесь принимали. Это было его настоящее имя?

— Нет.

— А как же его звали на самом деле?

— Принц Михаил Герцословацкий.

Баттл ничем не выдал своего удивления, разве чуть расширившимися глазами.

— А какова, позвольте спросить, была цель его визита сюда? Развлечение?

— У него были более дальние цели, Баттл. Только это, разумеется, строго между нами.

— Да-да, мистер Ломакс.

— Полковник Мелроуз?

— Конечно.

— Так вот, принц Михаил приехал сюда исключительно для того, чтобы встретиться с мистером Германом Айзекстайном. Они должны были договориться о ссуде на определенных условиях.

— Каких?

— Подробности мне неизвестны. Вообще-то они еще не пришли к соглашению. Но в случае своего восшествия на трон принц Михаил пообещал предоставить нефтяные концессии компаниям, в которых заинтересован мистер Айзекстайн. Британское правительство готово поддержать претензии принца Михаила на трон, принимая во внимание его ярко выраженные симпатии к Британии.

— Что ж, — сказал суперинтендант Баттл, — не думаю, что мне надо вдаваться в дальнейшие подробности. Принц Михаил хотел денег, мистер Айзекстайн хотел нефти, а британское правительство готово сыграть роль благородного отца. Один только вопрос: кто-нибудь еще заинтересован в этих концессиях?

— Полагаю, американские финансисты пробовали обсуждать этот вопрос с его высочеством.

— И получили отказ?

Но Джорджа не так-то легко было сбить с толку.

— Симпатии принца Михаила были полностью пробританскими, — повторил он.

Суперинтендант Баттл не стал настаивать.

— Лорд Катерхэм, я понимаю, что произошло вчера. Вы встретились в городе с принцем Михаилом и вместе с ним приехали сюда. Принца сопровождал его камердинер, герцословак по имени Борис Анчуков, а его телохранитель, капитан Андраши, остался в городе. Приехав, принц заявил, что очень устал, и удалился в отведенные ему покои. Обед ему был подан туда, и ни с кем из приглашенных на прием он не встречался. Правильно?

— Правильно.

— Сегодня утром прислуга обнаружила тело примерно в семь пятнадцать. Доктор Картрайт осмотрел убитого и установил, что смерть наступила в результате огнестрельного ранения. Револьвер не обнаружен, а выстрела никто не слышал. Но при падении часы покойного ударились об пол и остановились, показывая время одиннадцать сорок пять. В котором часу вы вчера легли спать?

— Рано. День почему-то не задался, если вы понимаете, что я имею в виду, суперинтендант. Мы легли спать, наверное, в половине одиннадцатого.

— Спасибо. А теперь, лорд Катерхэм, я попрошу перечислить всех, кто приехал к вам.

— Простите, я не думаю, что это сделал кто-то из приглашенных!

Суперинтендант Баттл улыбнулся:

— Осмелюсь с вами не согласиться. И я все равно должен знать, кто приглашен на прием. Такая уж у меня работа!

— Что ж, приехали принц Михаил, его камердинер и мистер Айзекстайн. Вам все о них известно. Потом мистер Эверсли…

— Он работает в моем департаменте, — снисходительно вставил Джордж.

— И ему известна истинная причина визита принца Михаила?

— Нет, я бы не сказал, — убедительно произнес Джордж. — Он, конечно, понимал, что что-то происходит, но я не счел необходимым посвящать его в подробности.

— Понятно. Не продолжите ли, лорд Катерхэм?

— Так, затем мистер Хирам Фиш.

— Кто такой мистер Фиш?

— Мистер Фиш — американец. Он привез рекомендательное письмо от мистера Люциуса Готта. Вы знаете, кто такой Люциус Готт?

Суперинтендант Баттл утвердительно улыбнулся. Кто не знает мультимиллионера Люциуса Готта?

— Мистер Фиш очень хотел познакомиться с моим собранием первоизданий. Конечно, оно не сравнится с коллекцией мистера Готта, но и у меня есть несколько уникальных раритетов. Мистер Фиш заядлый коллекционер! Мистер Ломакс предложил мне пригласить на прием одного-двух человек со стороны, чтобы все выглядело более натурально, вот я и позвал мистера Фиша. Что касается женщин, то только миссис Ревел. Полагаю, она приехала с горничной. Потом моя дочь и, конечно, дети, их няни, гувернантки и прочая прислуга.

Лорд Катерхэм замолчал и перевел дыхание.

— Благодарю, — кивнул детектив. — Обычная, но необходимая работа!

— Полагаю, вы не сомневаетесь, — тоном, не допускающим возражений, спросил Джордж, — что убийца проник в окно?

Помолчав с минуту, Баттл медленно ответил:

— Имеются следы, идущие к окну и обратно. Возле парка вчера в одиннадцать десять вечера остановилась машина. В двенадцать часов вечера в «Веселые крикетисты» приехал молодой человек и снял комнату. Свои ботинки он оставил перед дверью, чтобы их почистили: они были мокрыми и грязными, словно перед этим человек бродил по траве.

Джордж нетерпеливо подался вперед:

— А нельзя ли ботинки сравнить со следами?

— Их уже сравнили.

— И что же?

— Они полностью совпадают.

— Все ясно, — вскричал Джордж. — Убийца у нас в руках. Этот молодой человек… Кстати, как его зовут?

— В гостинице сказали, что он назвался Энтони Кейдом.

— Надо незамедлительно разыскать и арестовать этого Энтони Кейда!

— Нам нет нужды гоняться за ним, — ответил суперинтендант Баттл.

— Почему?

— Потому что он все еще там.

— Что?

— Любопытно, не так ли?

Полковник Мелроуз пристально посмотрел на него:

— Что вы намерены делать, Баттл? Выкладывайте.

— Я сказал, что это любопытно, вот и все. Молодой человек уже давно мог бы убежать, но не убежал. Он здесь, и у нас была возможность сравнить следы.

— Так что же вы думаете?

— Не знаю, что и думать. Очень неприятное состояние.

— Вы полагаете, — начал полковник Мелроуз, но осекся, услышав негромкий стук в дверь.

Джордж встал и подошел к двери. На пороге стоял Тредуэлл, внутренне страдающий от необходимости столь некстати стучать в дверь. Он обратился к своему хозяину:

— Простите, милорд, но джентльмен хочет видеть вас по срочному и важному делу, связанному, насколько я понимаю, с утренней трагедией.

— Как его зовут? — спросил вдруг Баттл.

— Его зовут, сэр, мистер Энтони Кейд, но он предупредил, что его имя ничего никому не скажет.

Но четверым присутствующим это имя, похоже, кое-что говорило. Все они удивились, правда в разной степени. Лорд Катерхэм хихикнул:

— Это мне уже нравится! Впустите его, Тредуэлл. Впустите его сейчас же!

Глава 12 Энтони Кейд рассказывает свою историю

— Мистер Энтони Кейд, — доложил Тредуэлл.

— Подозрительный незнакомец из деревенской гостиницы, — представился Энтони.

Повинуясь редкому для незнакомца инстинкту, он подошел к лорду Катерхэму. Остальных же троих мысленно он оценил так: 1. Скотленд-Ярд. 2. Местный важный чин, вероятно, старший констебль. 3. Встревоженный джентльмен, которого вот-вот хватит апоплексический удар — возможно, близок к правительственным кругам.

— Я должен извиниться, — продолжал Энтони, по-прежнему обращаясь к лорду Катерхэму, — за то, что я проник сюда таким образом. Но в «Веселой собаке», или как там называется ваш местный паб, прошли слухи, что здесь совершено убийство, и я решил прийти, подумав, что смогу пролить кое-какой свет на это событие.

Некоторое время все молчали. Суперинтендант Баттл — потому, что он был опытным человеком и знал, что лучше дать высказаться другому, чем говорить самому; полковник Мелроуз в силу своей природной молчаливости; Джордж — потому, что привык, чтобы вопросы задавали ему первому; лорд Катерхэм — потому, что не имел ни малейшего представления о том, что сказать. Наконец он все же заговорил, потому что остальные трое попросту онемели и потому что обращались непосредственно к нему.

— Э… да… да, — занервничал он. — Не… присядете ли?

— Благодарю вас, — сказал Энтони.

Джордж громко прочистил горло.

— Э… когда вы сказали, что можете пролить свет на это дело, вы имели в виду?..

— Я имею в виду, что вторгся во владения лорда Катерхэма (за что он, надеюсь, меня простит) вчера в одиннадцать сорок пять вечера и слышал выстрел. С определенной точностью я могу сообщить время убийства.

Он поочередно оглядел всех троих, но дольше всех задержался на суперинтенданте Баттле, похоже, оценив бесстрастное выражение его лица.

— Но полагаю, вряд ли это для вас новость, — мягко добавил он.

— Что вы хотите этим сказать, мистер Кейд? — спросил Баттл.

— Только то, что сказал. Встав утром, я надел ботинки. Позже, когда мне понадобились сапоги, я не смог их получить. Их взял какой-то симпатичный молодой констебль. Поэтому я, естественно, сложил два и два и помчался сюда, чтобы, если возможно, восстановить свое доброе имя.

— Очень разумный шаг, — уклончиво заметил Баттл.

Энтони чуть заметно сверкнул глазами:

— Я оценил вашу сдержанность, инспектор. Вы ведь инспектор, не так ли?

Вмешался лорд Катерхэм. Энтони начинал ему нравиться.

— Суперинтендант Баттл из Скотленд-Ярда. Это полковник Мелроуз, наш старший констебль, а это мистер Ломакс.

Энтони пристально посмотрел на Джорджа:

— Мистер Джордж Ломакс?

— Да.

— Кажется, мистер Ломакс, — сказал Энтони, — я вчера имел удовольствие получить от вас письмо.

Джордж уставился на него.

— А мне кажется, нет, — холодно произнес он.

Он пожалел, что здесь нет мисс Оскар. Мисс Оскар писала за него все письма и помнила, кому они адресованы и о чем в них говорится. Такой великий человек, как Джордж Ломакс, просто не мог держать в памяти все эти досадные детали.

— Полагаю, мистер Кейд, — дипломатично заметил он, — вы нам… э… объясните, что вы делали на этих землях вчера в одиннадцать сорок пять вечера?

Тон его подразумевал: и что бы ты ни сказал, вряд ли мы тебе поверим.

— Да, мистер Кейд, что вы делали? — живо поддержал его лорд Катерхэм.

— Боюсь, — с сожалением произнес Энтони, — это довольно длинная история. — Он вынул портсигар. — Не возражаете?

Лорд Катерхэм кивнул, и Энтони, закурив, приготовился к мучительному рассказу.

Он отлично сознавал свое опасное положение. За какие-то двадцать четыре часа он оказался замешан в двух различных преступлениях. Его соучастие в первом не имеет никакого отношения ко второму. Умышленно избавившись от первого тела и учинив таким образом противодействие полиции, он оказался на месте второго преступления именно в тот момент, когда оно было совершено. Для молодого человека, ищущего приключений, вряд ли можно желать большего.

«Южная Америка, — подумал Энтони, — не идет с этим ни в какое сравнение!»

Он уже продумал свои действия. Рассказать всю правду, изменив мелочи и скрыв одну важную деталь.

— История началась, — начал Энтони, — недели три назад в Булавайо. Мистер Ломакс, конечно, знает, где это — аванпост империи: «Что знают об Англии те, кто знает лишь Англию?» и тому подобное. Я говорил со своим другом, мистером Джеймсом Макгратом…

Это имя он произнес медленно, задумчиво глянув на Ломакса. Джордж подскочил на месте и с трудом удержался от возгласа.

— В результате нашего разговора я отправился в Англию с небольшим поручением от мистера Макграта, который в силу ряда причин не смог сам осуществить эту поездку. Поскольку билет был заказан на его имя, я поехал под именем Джеймса Макграта. Я не знаю, насколько это серьезное правонарушение — суперинтендант, наверное, скажет мне и, если понадобится, посадит меня в тюрьму на несколько месяцев.

— Продолжайте, пожалуйста, вашу историю, сэр, — попросил Баттл, но глаза его заметно заблестели.

— В Лондоне я остановился в отеле «Блиц», по-прежнему под именем Джеймса Макграта. Поручение заключалось в том, чтобы доставить одну рукопись в издательство, но ко мне почти незамедлительно пожаловали представители двух политических партий иностранного королевства. Методы одной из них строго конституционны, а другой — нет. Соответственно я с ними и обошелся. Но мои неприятности не кончились. В ту же ночь официант отеля ворвался в мою комнату и попытался ограбить меня.

— Вы, думаю, не сообщили об этом в полицию? — спросил суперинтендант Баттл.

— Вы правы. Не сообщил. Видите ли, у меня ничего существенного не пропало. Я переговорил с управляющим гостиницы. Он подтвердит мою историю, как и то, что официант скрылся в ту же ночь. На следующий день мне позвонили из издательства и предложили передать им рукопись. Я согласился, и мы условились о встрече. Полагаю, рукопись попала по адресу в целости и сохранности. Вчера, опять-таки как Джеймс Макграт, я получил письмо от мистера Ломакса.

Энтони замолчал. Он уже начинал осваиваться. Джордж неловко поежился.

— Я вспомнил, — пробормотал он. — Такая обширная корреспонденция. Имя к тому же было изменено. И могу сказать, — Джордж возвысил голос, демонстрируя моральную устойчивость, — я считаю этот маскарад с переменой лиц в высшей степени неправомерным. Не сомневаюсь, что вы заслуживаете сурового наказания.

— В своем письме, — невозмутимо продолжал Энтони, — мистер Ломакс сделал несколько предложений, касающихся этой рукописи. Он также передал приглашение лорда Катерхэма на этот прием.

— Очень рад с вами познакомиться, дорогой друг, — отозвался лорд. — Лучше поздно, чем никогда, правда?

Джордж нахмурился.

Суперинтендант Баттл неотрывно смотрел на Энтони.

— И этим вы объясняете ваше присутствие здесь вчера вечером, сэр? — спросил он.

— Разумеется, нет, — горячо возразил Энтони. — Когда меня приглашают в загородный дом, я не забираюсь по стене поздно ночью, не бреду через парк и не пытаюсь залезть в окно. Я подъезжаю к передней двери, звоню и вытираю ноги о циновку. Продолжу. Я ответил на письмо мистера Ломакса, объяснив, что рукописи у меня больше нет, и поэтому с сожалением отклонил любезное приглашение лорда Катерхэма. Однако потом кое о чем вспомнил. — Он замолчал, чувствуя, что настал деликатный момент. — Должен сказать, что во время борьбы с официантом Джузеппе я вырвал у него клочок бумаги, на котором было написано несколько слов. Они тогда мне ничего не говорили, но, услышав о Чимнизе, я вспомнил о них. Вот этот клочок бумаги, господа, вы сами убедитесь. На нем написано: «Чимниз, 11.45, четверг».

Баттл внимательно осмотрел обрывок письма.

— Конечно, — продолжал Энтони, — слово «Чимниз», может быть, не имеет никакого отношения к этому дому. А может быть, и имеет. И несомненно, этот Джузеппе был просто мелким воришкой. Я решил приехать сюда вчера вечером, удостовериться в том, что все идет так, как должно идти, остановиться в ближайшей гостинице, а утром прийти к лорду Катерхэму и предупредить его на тот случай, если в этот уик-энд замышляется какое-то зло.

— Продолжайте, — подталкивал его лорд Катерхэм. — Продолжайте.

— Я опоздал — у меня было мало времени. Поэтому я остановил машину, перелез через стену и пробежал через парк. Когда я поднялся на террасу, весь дом был окутан тьмой и тишиной. Услышав выстрел, я огляделся. Мне показалось, что звук исходит изнутри, и я, пробежав по террасе, попробовал открыть окна. Но они были плотно закрыты, и изнутри не раздавалось даже шороха. Я немного подождал, но вокруг по-прежнему стояла гробовая тишина, и я решил, что ошибся и что это был выстрел браконьера — в данных обстоятельствах вывод, полагаю, вполне естественный.

— Достаточно естественный, — без всякого выражения согласился суперинтендант Баттл.

— Я вернулся в гостиницу, остановился там, как я и говорил, а сегодня утром услышал новость. Мне, разумеется, стало ясно, что на меня могло пасть подозрение, чего и следовало ожидать в данных обстоятельствах, и приехал сюда, чтобы рассказать свою историю, надеясь, что на меня сразу же не наденут наручники.

Возникла пауза. Полковник Мелроуз искоса взглянул на суперинтенданта Баттла.

— Кажется, история достаточно ясна, — заметил он.

— Да, — подтвердил Баттл. — Не думаю, что сегодня нам понадобятся наручники.

— Какие-нибудь вопросы, Баттл?

— Я бы хотел узнать одно. Что это за рукопись?

Он посмотрел на Джорджа, и тот несколько неохотно ответил:

— Мемуары покойного графа Стилптича. Видите ли…

— Можете не продолжать, — остановил его Баттл. — Мне все ясно. — Он повернулся к Энтони: — Вы знаете, кого здесь застрелили, мистер Кейд?

— В «Веселой собаке» судачили, будто убитого звали граф Станислав или что-то в этом роде.

— Скажите ему, — лаконично обратился Баттл к Джорджу Ломаксу.

Джордж неохотно объяснил:

— Джентльмен, инкогнито приехавший сюда под именем графа Станислава, был его высочеством принцем Герцословакии Михаилом.

Энтони присвистнул.

— Чертовски неловкая ситуация, — заметил он.

Суперинтендант Баттл, наблюдавший за Энтони, что-то удовлетворенно проворчал и резко встал.

— Я бы хотел задать мистеру Кейду один-два вопроса, — сообщил он. — Если можно, мы с ним пройдем в зал заседаний.

— Конечно, конечно, — засуетился лорд Катерхэм. — Ведите его, куда вам угодно.

Энтони с детективом вышли из библиотеки и прошли в зал заседаний.

Тело уже убрали. На полу, там, где оно лежало, осталось темное пятно, и лишь оно напоминало о происшедшей здесь трагедии. Комнату заливал солнечный свет, проникающий в три окна и окрашивающий старую панельную обшивку в сочные, мягкие тона. Энтони одобрительно огляделся.

— Очень мило, — прокомментировал он. — Ничего нет милее старой доброй Англии, не так ли?

— Значит, вам показалось, что выстрел прозвучал именно в этой комнате? — спросил суперинтендант, не отвечая на панегирик Энтони.

— Дайте посмотреть.

Энтони открыл окно и, выйдя на террасу, оглядел дом.

— Да, именно в этой комнате, — сказал он. — Она пристроена и занимает целый угол. Если бы стреляли где-нибудь в другом месте, выстрел прозвучал бы слева, а так он прозвучал справа, как бы позади меня. Поэтому я и подумал о браконьерах. Она ведь расположена в самом конце крыла.

Он переступил порог и спросил так, словно эта идея только что осенила его:

— А почему вы спрашиваете? Вы же знаете, что его застрелили здесь?

— А! — махнул рукой суперинтендант. — Мы никогда не знаем столько, сколько хотели бы знать. Но его действительно застрелили здесь. Вы, кажется, говорили, что попробовали открыть окна?

— Да. Они были плотно закрыты изнутри.

— Какие окна вы пробовали открыть?

— Все три.

— Вы в этом уверены, сэр?

— Я привык быть уверенным. А почему вы спрашиваете?

— Странно, — заметил суперинтендант.

— Что странно?

— Когда утром обнаружили убитого, среднее было открыто, точнее, не заперто.

— Вот так так! — удивился Энтони, сел на стул и вынул портсигар. — Вот так сюрприз! Дело принимает совсем другой оборот. У нас остаются два варианта. Или его убил кто-то из присутствующих в доме, и этот кто-то отпер окно уже после того, как я пытался сделать это снаружи — кстати, используя меня в роли Крошки Уилли; или, попросту говоря, я лгу. Смею предположить, вы склоняетесь ко второму варианту, но, клянусь честью, вы заблуждаетесь.

— Никто не покинет этот дом до тех пор, пока я всех не проверю, будьте спокойны, — решительно заявил суперинтендант Баттл.

Энтони проницательно посмотрел на него.

— Как долго вы верили, что убийца — посторонний? — спросил он.

Баттл улыбнулся:

— Я все время это подозревал. Однако ваши следы как-то уж слишком… бросались в глаза, если так можно выразиться. Как только мы убедились, что следы на террасе оставлены вашими ботинками, я начал сомневаться.

— Поздравляю Скотленд-Ярд, — легкомысленно произнес Энтони.

Но в этот момент, когда Баттл, по-видимому, полностью признал непричастность Энтони к преступлению, сам Энтони сильнее, чем когда-либо, почувствовал, что надо быть настороже. Суперинтендант Баттл очень проницательный офицер. С ним нельзя допустить промаха.

— Так это произошло здесь, да? — спросил Энтони, кивнув в сторону темного пятна на полу.

— Да.

— Он был застрелен из… револьвера?

— Скорее всего, да, но точно мы будем знать после вскрытия и извлечения пули.

— Оружие не нашли?

— Нет, не нашли.

— И никаких улик?

— Ну, вот это у нас есть.

Суперинтендант Баттл, искоса посмотрев на Энтони, жестом фокусника достал половину листка бумаги, вырванного из блокнота.

Энтони и не пытался скрывать, что узнал рисунок.

— Ага! Снова Братство Красной Руки! Если они собираются это и дальше распространять, могли бы отпечатать в типографии! Адский труд — рисовать каждый в отдельности! Где его нашли?

— Под телом. Вы это раньше видели, сэр?

Энтони подробно рассказал ему о своей короткой встрече с этой движимой духом патриотизма ассоциацией.

— Так что же, это Братство прикончило его?

— Вы так думаете, сэр?

— Это было бы в духе их пропаганды. Но я всегда считал, что тот, кто больше всего кричит о крови, никогда не видел, как она течет. Боюсь, что для такого дела у господ из Братства кишка тонка. А еще у них у всех чересчур колоритный вид. Вряд ли кто-либо из них мог быть приглашен в такой загородный дом. А впрочем, кто знает?

— Правильно, мистер Кейд. Никто не знает.

Энтони вдруг оживился:

— Как все сходится. Открытое окно, след, подозрительный незнакомец в деревенской гостинице. Но могу заверить вас, дорогой суперинтендант, что я кто угодно, только не местный агент Красной Руки.

Суперинтендант Баттл чуть заметно улыбнулся. Затем выбросил свою последнюю карту.

— Не согласитесь ли вы посмотреть на тело? — вдруг выпалил он.

— Конечно, — согласился Энтони.

Баттл достал из кармана ключ, прошел вместе с Энтони по коридору, остановился у двери и отпер ее. Это была одна из гостиных поменьше. Тело лежало на столе, покрытое простыней.

Суперинтендант Баттл подождал, пока Энтони подойдет к нему, и резко отдернул простыню.

Ему вдруг все стало ясно, когда он увидел, как удивился Энтони и даже с трудом подавил возглас.

— Значит, вы узнаете его, мистер Кейд? — спросил суперинтендант, изо всех сил стараясь не показывать своего торжества.

— Да, я раньше видел его, — кивнул Энтони, придя в себя. — Но не как принца Михаила Оболовича. Он говорил, что пришел от господ Болдерсона и Ходжкинса, и назвался мистером Холмсом.

Глава 13 Посетитель-американец

Суперинтендант Баттл удрученно натянул простыню обратно с видом человека, самые светлые надежды которого рассыпались в прах. Энтони стоял, засунув руки в карманы и погрузившись в свои мысли.

— Значит, вот что имел в виду старый Лоллипоп, когда говорил о «других средствах», — пробормотал он наконец.

— Не понял, мистер Кейд?

— Ничего, суперинтендант. Простите, отвлекся. Видите ли, меня, или, скорее, моего друга Джимми Макграта, облапошили на тысячу фунтов.

— Тысяча фунтов солидная сумма, — согласился Баттл.

— Дело не столько в тысяче фунтов, — сказал Энтони, — хотя я согласен с вами, это солидная сумма. Меня бесит, что я дал провести себя! Я отдал эту рукопись, как маленькая пушистая овечка! Чертовски обидно, суперинтендант, в самом деле чертовски обидно!

Детектив ничего не ответил.

— Ну что ж, — вздохнул Энтони. — Что толку сокрушаться? Может быть, еще не все потеряно. Мне только надо до следующей среды разыскать воспоминания старого доброго Стилптича, и дело в шляпе.

— Не вернуться ли нам в зал заседаний, мистер Кейд? Я хочу обратить ваше внимание еще на одну вещь.

В зале заседаний детектив подошел прямо к среднему окну.

— Я вот о чем подумал, мистер Кейд. Это окно очень туго открывается, очень туго. Вы, должно быть, ошиблись, решив, что оно плотно заперто. Оно просто могло быть прикрыто. Я уверен… да, я почти уверен, что вы ошиблись.

Энтони пронзительно посмотрел на него:

— А если я скажу, что совершенно уверен в своей правоте?

— И вы не допускаете мысли, что могли ошибиться? — спросил Баттл, неотрывно глядя на него.

— Чтобы доставить вам удовольствие, суперинтендант, скажу: да.

Баттл удовлетворенно улыбнулся:

— А вы сообразительны, сэр. Вы сможете столь же беззаботно сказать это в подходящий момент?

— Разумеется.

Он замолчал, так как Баттл схватил его за руку. Суперинтендант подался вперед, прислушиваясь.

Жестом велев Энтони молчать, он бесшумно, на цыпочках, подошел к двери и вдруг резко распахнул ее.

На пороге стоял высокий человек с черными волосами, аккуратно расчесанными на прямой пробор, фарфорово-голубыми глазами и широким, безмятежным лицом.

— Простите, джентльмены, — медленно и протяжно произнес он с ярко выраженным заокеанским акцентом. — Не позволите ли осмотреть место преступления? Вы, как я понимаю, оба из Скотленд-Ярда?

— Я не имею этой чести, — уточнил Энтони. — Но этот джентльмен суперинтендант Баттл из Скотленд-Ярда.

— Правда? — оживился американский джентльмен. — Рад познакомиться с вами, сэр. Я Хирам Фиш из Нью-Йорка.

— Что вы хотели увидеть, мистер Фиш? — осведомился детектив.

Американец вкрадчиво прошел в комнату и с большим интересом уставился на темное пятно на полу.

— Меня интересует преступление, мистер Баттл. Это одно из моих хобби. В одном из наших еженедельников я печатаю монографию на тему «Дегенерация и преступность».

При этом его глаза плавно, не пропуская ни малейшей детали, скользили по комнате и чуть дольше задержались лишь на окне.

— Тело, — констатировал очевидный факт суперинтендант Баттл, — уже убрали.

— Конечно, — сказал мистер Фиш, разглядывая обшитые панелью стены. — Великолепные картины в этой комнате, джентльмены. Гольбейн, два Ван Дейка и, если не ошибаюсь, Веласкес. Я интересуюсь живописью, а также первоизданиями. Лорд Катерхэм любезно пригласил меня как раз посмотреть некоторые из его раритетов. — Он чуть слышно вздохнул. — Сейчас, полагаю, все кончено. Полагаю, уместно предложить гостям немедленно вернуться в город?

— Боюсь, это невозможно, сэр, — возразил суперинтендант Баттл. — До дознания никто не покинет дом.

— Да что вы? А когда будет дознание?

— Может быть, завтра, а может быть, не раньше понедельника. Надо договориться о вскрытии и увидеться со следователем.

— Я вас понимаю, — сказал мистер Фиш. — Но при нынешних обстоятельствах вечер получится довольно грустным.

Баттл направился к двери.

— Нам лучше отсюда уйти, — сказал он. — Комната должна быть заперта.

Он подождал, пока остальные двое пройдут, повернул ключ и вынул его.

— Полагаю, — спросил мистер Фиш, — вы ищете отпечатки пальцев?

— Может быть, — лаконично ответил суперинтендант.

— Я бы также сказал, что в такой вечер, как вчерашний, непрошеный гость обязательно оставил бы следы на деревянном полу.

— Внутри их нет, а снаружи полно.

— Моих, — весело объяснил Энтони.

Взгляд невинных глаз мистера Фиша упал на него.

— Молодой человек, — сказал он, — вы меня удивляете.

Завернув за угол, они оказались в большом, просторном коридоре, обшитом, как и зал заседаний, старым дубом, и с широкой галереей наверху. В дальнем конце показались две фигуры.

— Ага! — обрадовался мистер Фиш. — Наш радушный хозяин.

Услышав столь неуместный комплимент лорду Катерхэму, Энтони отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

— А с ним, — продолжал американец, — леди, имя которой я вчера вечером не расслышал. Но она прекрасна, прекрасна!

Рядом с лордом Катерхэмом шла Вирджиния Ревел.

Энтони все время ожидал этой встречи. И сейчас не представлял, что делать. Придется предоставить право решения Вирджинии. Нисколько не сомневаясь в ее присутствии духа, он понятия не имел, какую линию поведения она изберет. Но томился он в неведении недолго.

— Да это же мистер Кейд, — радостно щебетнула Вирджиния, протянув к нему обе руки. — Значит, вы в конце концов решили приехать?

— Дорогая миссис Ревел, я и не знал, что мистер Кейд ваш друг, — удивился лорд Катерхэм.

— Это мой старинный друг, — уточнила Вирджиния, озорно сверкнув глазами. — Я вчера неожиданно встретила его в Лондоне и рассказала, что еду сюда.

Энтони быстро понял намек.

— Я объяснил миссис Ревел, — сказал он, — что вынужден был отклонить ваше любезное приглашение, так как оно было адресовано другому. Я не хотел навязывать вам общество совершенно незнакомого человека.

— Ну что вы, что вы, дорогой друг, — возразил лорд Катерхэм, — все кончено. Я пошлю к «Крикетистам» за вашими вещами.

— Это очень любезно с вашей стороны, лорд Катерхэм, но…

— Ерунда! Разумеется, вы должны переехать в Чимниз! «Крикетисты» — ужасное место, я имею в виду гостиницу.

— Конечно, вы должны переехать сюда, — мягко поддержала Вирджиния.

Энтони уловил изменение обстановки. Вирджиния уже многое для него сделала. Он больше не непонятный незнакомец. Ее положение настолько надежно и незыблемо, что всякий, за кого она ручается, должен быть принят в обществе без малейших возражений. Вспомнив о пистолете, оставленном на дереве в Банхэм-Бичес, он внутренне улыбнулся.

— Я пошлю за вашими вещами, — обратился к Энтони лорд Катерхэм. — Полагаю, при сложившихся обстоятельствах охоты не получится. А жаль. Но так уж вышло. И я ума не приложу, что делать с Айзекстайном. Как все неудачно складывается. — Подавленный, пэр тяжело вздохнул.

— Тогда договорились, — сказала Вирджиния. — Для начала познакомьтесь с поместьем и проводите меня к озеру. Там очень красиво, спокойно, никаких преступлений, ничего такого. Разве для лорда Катерхэма не ужасно, что в его доме совершено убийство? Но это вина Джорджа. Ведь прием устраивал Джордж, знаете ли.

— А! — сокрушенно произнес лорд Катерхэм. — Не стоило мне его слушать! — Он принял вид сильного человека, внезапно проявившего слабость.

— Никто еще не смог отказать Джорджу, — улыбнулась Вирджиния. — Он вцепляется в вас мертвой хваткой, так что никому не удается отвертеться от него! Я уже подумываю заказать себе отрывные лацканы!

— Надеюсь, у вас это получится! — обрадовался хозяин дома. — Я рад, что вы приехали к нам, мистер Кейд. Мне нужна поддержка.

— Я очень ценю вашу доброту, лорд Катерхэм, — поклонился Энтони. — Особенно, — учтиво добавил он, — если учесть, что я крайне подозрительный тип. Но если я останусь, Баттлу будет легче.

— Чем же, сэр? — полюбопытствовал суперинтендант.

— За мной будет не так сложно следить, — кротко объяснил Энтони.

Увидев, как суперинтендант сверкнул глазами, он понял: выстрел попал в цель.

Глава 14 Общество политиков и финансистов

Если не считать невольного подергивания век, суперинтендант оставался, как всегда, бесстрастным и невозмутимым. Если он и удивился тому, что Вирджиния узнала Энтони, то не показал этого. Они с лордом Катерхэмом наблюдали, как эти двое вышли в сад. Мистер Фиш также смотрел на них.

— Славный молодой человек, — заметил лорд Катерхэм.

— Очень приятно, что миссис Ревел встретила старого друга, — добавил американец. — Они, наверное, уже давно знакомы?

— Кажется, да, — ответил лорд Катерхэм. — Но она никогда о нем не упоминала. Да, кстати, Баттл, мистер Ломакс вами интересовался. Он в голубой столовой.

— Спасибо, лорд Катерхэм. Я сейчас же туда пойду.

Баттл без труда нашел голубую столовую. Он уже знал расположение комнат в доме.

— А, вот и вы, Баттл! — вместо приветствия произнес Ломакс.

Он нетерпеливо расхаживал по ковру. Кроме него, в комнате находился крупный мужчина, сидящий в кресле перед камином, Его настоящий английский охотничий костюм выглядел в этой обстановке несколько неуместно. У него было толстое смуглое лицо с непроницаемыми, как у кобры, черными глазами, большой орлиный нос и квадратный, тяжелый подбородок.

— Входите, Баттл, — раздраженно пригласил Ломакс. — Да закройте за собой дверь поплотнее. Это мистер Герман Айзекстайн.

Баттл почтительно поклонился.

Он все знал о мистере Айзекстайне, и, хотя великий финансист молчал, а Ломакс беспрерывно шагал по комнате и болтал, Баттл знал, кто здесь настоящая сила.

— Теперь мы можем говорить свободно, — произнес Ломакс. — При лорде Катерхэме и полковнике Мелроузе мне не хотелось обронить лишнего. Понимаете, Баттл? Об этом не стоит распространяться.

— Да, разумеется, — ответил Баттл. — Но тайное всегда становится явным, как это ни печально!

На секунду на толстом смуглом лице финансиста проскользнуло что-то вроде улыбки, но она исчезла так же быстро, как и появилась.

— Ну и что вы думаете об этом молодом человеке… этом Энтони Кейде? — продолжал Джордж. — Вы и сейчас считаете его невиновным?

Баттл слегка пожал плечами:

— Его история вполне правдоподобна, и часть ее мы можем проверить. На первый взгляд все говорит о том, что вчера вечером он был здесь. Я, конечно, телеграфирую в Южную Африку и запрошу информацию о его прошлой жизни.

— И если все подтвердится, вы снимете с него подозрение?

Баттл поднял большую, почти квадратную ладонь:

— Не так скоро, сэр! Я этого не говорил!

— Что вы думаете о преступлении, суперинтендант Баттл? — впервые заговорил Айзекстайн.

У него был низкий, приятный, слегка повелительный голос. Вероятно, такой голос не раз помогал ему в различных переговорах.

— Еще рано делать выводы, мистер Айзекстайн. Я даже не знаю ответа на самый первый вопрос.

— Какой же?

— О, да все тот же! Мотив! Кому выгодна смерть принца Михаила? Прежде всего надо ответить на этот вопрос!

— Революционная партия Герцословакии… — начал Джордж.

Суперинтендант Баттл непочтительно отмахнулся от него.

— Если вы имеете в виду Братство Красной Руки, то это не они, сэр!

— Но листок с рисунком руки?

— Всего лишь трюк, чтобы навести на ложный след!

Достоинство Джорджа было несколько уязвлено.

— Право, Баттл, не понимаю, как вы можете быть так в этом уверены!

— Бог с вами, мистер Ломакс, мы все знаем о Братстве Красной Руки! За ними неусыпно следили с тех пор, как принц Михаил появился в Англии. В этом и состоит работа нашего департамента. Их не подпускали к нему и на пушечный выстрел!

— Я согласен с суперинтендантом Баттлом, — авторитетно изрек Айзекстайн. — Искать надо в другом месте!

— Видите ли, сэр, — продолжил Баттл, ободренный поддержкой, — кое-что об этом деле мы все-таки знаем. Мы не знаем, кому выгодна его смерть, но кому она невыгодна, мы знаем хорошо!

— То есть? — удивился Айзекстайн.

Его черные глаза неотрывно глядели на детектива. Почему-то он напоминал Баттлу кобру с раздутым капюшоном.

— Вам и мистеру Ломаксу, не говоря уже о лоялистской партии Герцословакии. Простите, сэр, но ваше положение не назовешь приятным!

— Право, Баттл! — возмутился шокированный до глубины души Джордж.

— Продолжайте, Баттл! — остановил его Айзекстайн. — Вы излагаете все очень правильно. Вы умный человек!

— У вас был наготове король! Вы потеряли короля, вот так! — Баттл выразительно щелкнул крупными пальцами. — Вам нужно срочно найти замену, а это нелегко. Нет, я не хочу знать подробностей вашего плана, в общих чертах он мне понятен, но ведь я прав, не так ли?

Айзекстайн медленно кивнул:

— Да, вы правы!

— И тут возникает второй вопрос: кто следующий наследник трона Герцословакии?

Айзекстайн взглянул на Ломакса. Тот медленно и неуверенно ответил:

— Это… я бы сказал… да, по всей вероятности, принц Николай.

— И кто этот принц Николай? — поинтересовался Баттл.

— Кузен принца Михаила.

— Я бы хотел все знать об этом принце Николае, особенно где он сейчас.

— О нем известно совсем немного, — ответил Ломакс. — В молодости его обуревали совершенно немыслимые идеи, якшался с социалистами и республиканцами и вел жизнь, абсолютно не подобающую его положению. Его исключили из Оксфорда, думаю, за какую-нибудь безумную выходку. Два года назад прошел слух, что он умер в Конго, но это только слух. Он объявился несколько месяцев назад, когда роялисты вновь подняли головы.

— Правда? — удивился Баттл. — И где же он объявился?

— В Америке.

— В Америке?

Баттл повернулся к Айзекстайну и лаконично спросил:

— Нефть?

Финансист кивнул.

— Он заявил, что если герцословаки будут выбирать короля, то предпочтут его принцу Михаилу, так как он придерживается более прогрессивных идей. Он ссылался на свои прежние демократические взгляды и приверженность республиканским идеалам. В обмен на финансовую поддержку он обещал предоставить нефтяные концессии определенной группе американских финансистов.

Суперинтендант Баттл настолько забыл о свойственной ему бесстрастности, что даже присвистнул.

— Вот так! — пробормотал он. — Лоялистская партия поддерживала принца Михаила, а вы тем временем были уверены, что последнее слово будет за вами. Так и получается!

— Не думаете ли вы… — начал Джордж.

— Это крупная сделка, — сказал Баттл. — Так говорит мистер Айзекстайн. А уж если он называет дело важным, значит, так оно и есть!

— Не всегда удается быть разборчивым в средствах, — спокойно заметил Айзекстайн. — В данный момент побеждает Уолл-стрит. Но они еще не имели дела со мной. Выясните, кто убил принца Михаила, суперинтендант Баттл, и вы сослужите хорошую службу своей стране!

— Одно мне кажется очень подозрительным, — вставил Джордж. — Почему телохранитель, капитан Андраши, не приехал вчера вместе с принцем?

— Я навел об этом справки, — ответил Баттл. — Все очень просто. Он остался в городе, чтобы договориться с одной леди от имени принца Михаила о следующем уик-энде. Барону это очень не понравилось и показалось неуместным при сложившихся обстоятельствах, поэтому его высочеству пришлось действовать тайком. Он, если так можно выразиться, был несколько… э… легкомысленным молодым человеком.

— Боюсь, что так, — кисло признал Джордж, — да, боюсь, что так.

— Полагаю, надо учитывать еще одно, — несколько неуверенно сказал Баттл. — Говорят, в Англии объявился Король Виктор.

— Король Виктор? — Ломакс нахмурился, пытаясь вспомнить.

— Знаменитый французский мошенник, сэр. Мы имеем предупреждение от парижской Сюрте.

— Ах да, — сказал Джордж, — теперь припоминаю. Специализировался на краже драгоценностей, не так ли? Но это же…

Он вдруг осекся. Айзекстайн, который, нахмурившись, рассеянно смотрел на камин, поднял глаза, но не успел увидеть, как суперинтендант Баттл предостерегающе посмотрел на Джорджа. Однако, как человек, чувствительный к колебаниям атмосферы, уловил некую напряженность.

— Я вам больше не нужен, не так ли, Ломакс? — осведомился он.

— Нет, спасибо, дорогой друг.

— Если я вернусь в Лондон, это не нарушит ваших планов, суперинтендант Баттл?

— Боюсь, что нарушит, сэр, — вежливо ответил суперинтендант. — Видите ли, если вы уедете, остальные тоже захотят уехать. А так не пойдет.

— Пожалуй.

Великий финансист покинул комнату, закрыв за собой дверь.

— Отличный малый этот Айзекстайн, — небрежно пробормотал Джордж Ломакс.

— Очень могущественный человек, — согласился суперинтендант Баттл.

Джордж снова зашагал по комнате.

— Одно меня очень беспокоит, — начал он. — Король Виктор! Я думал, он в тюрьме.

— Вышел несколько месяцев назад. Французская полиция намеревалась следить за ним, но ему удалось улизнуть. Один из самых хитроумных субъектов, которых я когда-либо встречал. По каким-то причинам французы считают, что он в Англии, и поспешили известить нас.

— Но что он делает в Англии?

— Это вам лучше знать, сэр, — многозначительно заметил Баттл.

— Что вы имеете в виду?.. Вы думаете?.. Вы знаете эту историю, конечно… ах да, я вижу, знаете. Я, конечно, тогда еще не служил в департаменте, но слышал ее от покойного лорда Катерхэма. Неслыханная катастрофа.

— «Кохинор», — задумчиво произнес Баттл.

— Тише, Баттл! — Джордж подозрительно огляделся. — Умоляю вас, не надо имен и названий. Лучше не надо. Упоминая о нем, говорите К.

Суперинтендант, похоже, ничего не понял.

— Уж не связываете ли вы Короля Виктора с этим преступлением?

— Это лишь вероятность, вот и все. Если вы мысленно оглянетесь назад, сэр, вы вспомните, что было четыре места, где… э… некий коронованный гость мог спрятать бриллиант. Чимниз — одно из них. Короля Виктора арестовали в Париже через три дня после… исчезновения, если это так можно сказать, К. Я всегда надеялся, что в один прекрасный день он приведет нас к бриллианту.

— Но Чимниз дюжину раз обыскивали и осматривали.

— Да, — глубокомысленно согласился Баттл. — Но что толку искать, когда не знаешь, где искать? А если предположить, что этот Король Виктор приехал сюда что-то найти, был застигнут врасплох принцем Михаилом и застрелил его?

— Возможно, — признал Джордж. — Наиболее правдоподобный вариант преступления.

— Я бы не стал заходить так далеко. Это возможно, но не более.

— Почему?

— Потому что Король Виктор никогда никого не убивал, — серьезно напомнил Баттл.

— Да, но такой человек… опасный преступник…

Баттл недовольно покачал головой:

— Преступники всегда занимаются лишь своим делом, мистер Ломакс. Это удивительно, но так. И все же…

— Да?

— Я бы хотел расспросить слугу принца. Умышленно оставил его напоследок. Пригласим его сюда, сэр, если не возражаете?

Джордж молча согласился. Суперинтендант позвонил. Тредуэлл получил указания и удалился.

Вскоре он вернулся с высоким светловолосым человеком с выступающими скулами, глубоко посаженными голубыми глазами и почти таким же бесстрастным, как и у Баттла, лицом.

— Борис Анчуков?

— Да.

— Вы были камердинером принца Михаила?

— Да, я был камердинером его высочества.

Он хорошо говорил по-английски, хотя и с ярко выраженным иностранным акцентом.

— Вы знаете, что вчера вечером вашего хозяина убили?

Единственным ответом на этот вопрос послужил низкий крик, похожий на вой дикого зверя. Джордж, встревожившись, осторожно отошел к окну.

— Когда вы в последний раз видели вашего хозяина?

— Его высочество лег спать в половине одиннадцатого. Я, как всегда, лег в приемной, рядом с его спальней. Он, должно быть, вышел из комнаты через другую дверь, выходящую в коридор. Я не слышал, как он выходил. Наверное, мне подсыпали снотворного. Я был неверным слугой, я спал, пока мой хозяин бодрствовал! Будь я проклят!

Джордж изумленно уставился на него.

— Вы любили вашего хозяина? — спросил Баттл.

Черты лица Бориса болезненно исказились.

— Говорю вам, английский полицейский, я бы отдал за него жизнь! А поскольку он умер, а я жив, мои глаза не будут знать сна, а мое сердце не будет знать покоя до тех пор, пока я за него не отомщу. Я, как собака, выслежу его убийцу и, обнаружив его… Ах! — Сверкнув глазами, он выхватил из-за пазухи нож и взмахнул им. — Я не сразу убью его… о нет!.. Сначала я отрежу ему нос, отрежу уши и выколю глаза, а потом… потом я всажу нож в его черное сердце!

Он быстро засунул нож обратно и покинул комнату. Джордж Ломакс, по-прежнему выпучив глаза, чуть не вылезающие из орбит, глядел на закрытую дверь.

— Герцословак в чистом виде, — потрясенно прошептал он. — Совершенно нецивилизованный народ. Нация разбойников.

Суперинтендант Баттл медленно поднялся.

— Или этот человек искренен, — заметил он, — или он самый ловкий обманщик, которого я когда-либо видел. В первом случае один Бог поможет убийце принца Михаила, когда до него доберется эта ищейка в человеческом обличье.

Глава 15 Неизвестный француз

Вирджиния и Энтони шли по тропинке, ведущей к озеру. Выйдя из дому, они еще несколько минут молчали. Тишину наконец нарушил тихий смех Вирджинии.

— О господи, — сказала она, — разве это не ужасно? Мне так о многом нужно вам рассказать и спросить у вас, что я просто не знаю, с чего начать. Во-первых… — она понизила голос… — что вы сделали с телом? Ужасно звучит, правда? Никогда не думала, что буду замешана в преступлении.

— Полагаю, для вас это совершенно новое ощущение, — отозвался Энтони.

— А для вас нет?

— Ну, избавляться от трупа мне, конечно, никогда не приходилось.

— Расскажите, что вы с ним сделали?

Энтони сжато отчитался о том, что он проделал вчера вечером. Вирджиния внимательно слушала.

— По-моему, вы поступили очень умно, — похвалила она, когда он закончил. — Вернувшись на Паддингтонский вокзал, я смогу забрать сундук. Проблема может возникнуть лишь в том случае, если вам придется объяснять, куда вы отлучались.

— Не думаю, что дойдет до этого. Тело еще не нашли ни вчера вечером, ни сегодня утром. Иначе в утренних газетах уже было бы сообщение. А что бы там ни писали в детективных историях, ни один доктор, даже самый лучший, не может точно определить, сколько часов назад умер человек. Точное время смерти так и останется под вопросом. Сейчас для меня гораздо важнее алиби на вчерашний вечер.

— Я знаю. Лорд Катерхэм мне говорил об этом. Но человек из Скотленд-Ярда вроде бы убежден в вашей невиновности, а?

Энтони не ответил.

— Он не производит впечатления очень проницательного человека, — продолжала Вирджиния.

— Не знаю, не знаю, — неуверенно произнес Энтони. — Мне кажется, его не проведешь. Да, похоже, он убежден в моей невиновности, но… Его сейчас ставит в тупик отсутствие у меня видимого мотива.

— Видимого? — вскричала Вирджиния. — Да какой у вас может быть мотив для убийства неизвестного иностранного графа?

Энтони бросил на нее проницательный взгляд.

— Вы ведь когда-то были в Герцословакии? — спросил он.

— Да. Я жила там два года с мужем, в посольстве.

— Незадолго до убийства короля и королевы. Вы когда-нибудь встречались с принцем Михаилом Оболовичем?

— Михаилом? Конечно, встречалась. Маленький негодник! Он, представьте себе, предлагал мне вступить с ним в морганатический брак.

— Да что вы? А как же ваш муж?

— О, у него все было продумано.

— И как вы отреагировали на столь лестное предложение?

— Ну, — ответила Вирджиния, — к сожалению, приходилось действовать дипломатично. Поэтому бедняжка Михаил не получил пощечины, которой заслуживал. Но все равно он был задет. А почему вас так интересует Михаил?

— Кажется, я что-то начинаю понимать. Вы ведь здесь не встречались с убитым?

— Нет. Выражаясь книжным языком, он «сразу же по приезде удалился в отведенные ему апартаменты».

— И тела вы, конечно, тоже не видели?

Вирджиния, с интересом посмотрев на него, мотнула головой.

— А вы могли бы на него посмотреть?

— Используя свои связи в высших сферах, я имею в виду лорда Катерхэма, думаю, могла бы. А что? Это приказ?

— Господи, нет, — с ужасом отмахнулся Энтони. — Неужели я похож на диктатора? Нет, все гораздо проще. Под именем графа Станислава скрывался принц Герцословакии Михаил.

Вирджиния сделала большие глаза.

— Понятно. — Вдруг на ее лице появилась обворожительная улыбка. — Надеюсь, вы не предполагаете, что Михаил отправился в свои покои только для того, чтобы избежать встречи со мной?

— Что-то в этом роде, — признался Энтони. — Видите ли, если я прав, то кто-то действительно хотел помешать вам приехать в Чимниз лишь потому, что вы жили в Герцословакии. И вы единственная из приглашенных знали принца Михаила в лицо!

— Вы подозреваете, что убитый был самозванцем? — резко спросила Вирджиния.

— Такую возможность тоже исключать нельзя. Если вам удастся уговорить лорда Катерхэма показать вам труп, все встанет на свои места.

— Его застрелили в одиннадцать сорок пять, — задумчиво произнесла Вирджиния. — Именно это время указано в записке! Все очень таинственно!

— Да, кстати! Которое из окон ваше? Второе от угла, над залом заседаний?

— Нет, моя комната в елизаветинском крыле, на другой стороне. А что?

— Просто, когда, услышав выстрел, я уходил из парка вчера вечером, мне показалось, что в этом окне вспыхнул и тут же погас свет.

— Любопытно! Я не знаю, чья это комната, но могу справиться у Бандл. Может быть, там тоже слышали выстрел?

— Если и так, то этот человек никому ничего не рассказал. Из слов Бандл я понял, что никто в доме не слышал никаких выстрелов. Это единственная улика, которая у меня есть, и, надо сказать, довольно хилая, но я постараюсь зацепиться за нее, чего бы мне это ни стоило!

— В самом деле любопытно, — повторила Вирджиния.

Они дошли до лодочного домика и остановились.

— Теперь остается взять лодку и покататься по озеру вдали от любопытных ушей Скотленд-Ярда, американских гостей, прислуги и поговорить.

— Я кое-что слышала о вас от лорда Катерхэма, — сказала Вирджиния. — Но этого недостаточно. Для начала, кто вы на самом деле: Энтони Кейд или Джимми Макграт?

Во второй раз за это утро Энтони изложил ей историю последних шести недель своей жизни, с той лишь разницей, что отчет Вирджинии не требовал редактуры. Закончил он на том, как с удивлением узнал в убитом мистера Холмса.

— Кстати, миссис Ревел, я так и не поблагодарил вас за то, что, подвергая опасности свою бессмертную душу, вы назвали меня своим старым другом!

— Да вы и есть мой старый друг! — воскликнула Вирджиния. — Неужели вы считали, что, поручив вам избавиться от трупа и встретив вас позже, я сделала бы вид, что просто знакома с вами? Да никогда! — Она помолчала. — Знаете, что меня поражает во всем этом деле? — продолжила она. — В этих мемуарах содержится какая-то тайна, о которой мы и не подозреваем!

— Думаю, вы правы, — согласился Энтони. — Ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос.

— На какой же?

— Почему вы так удивились, когда вчера на Понт-стрит я назвал имя Джимми Макграта? Вы слышали его раньше?

— Слышала, Шерлок Холмс! Джордж, я имею в виду моего кузена Джорджа Ломакса, на днях обратился ко мне с просьбой помочь ему. Его идея заключалась в том, что я должна была приехать сюда, очаровать этого Макграта и выманить у него мемуары! Разумеется, выражался он иначе! Он нес какую-то чушь о настоящих английских леди, но его истинная цель сразу же стала мне понятна. На такую гнусность способен только бедный старина Джордж! Когда я проявила излишнее любопытство, он начал морочить мне голову такой ложью, которую распознал бы и двухлетний ребенок!

— Что ж, кажется, его план удался, — усмехнулся Энтони. — Ведь я и есть тот самый Джимми Макграт, а вы совершенно очаровали меня! Но, увы, мемуаров старине Джорджу не видать как своих ушей!

— Теперь я задам свой вопрос. Когда я заявила, что не писала тех писем, вы сказали, что знаете это… Почему?

— Просто я хороший психолог, — улыбнулся Энтони.

— Вы хотите сказать — вы настолько хорошо знаете мой характер, что…

Энтони энергично запротестовал:

— Нет-нет, вовсе нет! Я совсем ничего не знаю о вашем характере. У вас мог быть любовник, и вы могли писать ему письма! Но вы никогда бы не позволили себя шантажировать! Вирджиния Ревел, которая писала эти письма, была смертельно напугана. А вы бы боролись!

— Хотела бы я посмотреть на эту Вирджинию Ревел или хотя бы узнать, где она. Вам не кажется, что у меня появился двойник?

Энтони закурил.

— А вы знаете, что одно из писем было написано в Чимнизе? — наконец спросил он.

— Что? — искренне изумилась Вирджиния. — Когда оно было написано?

— На нем нет даты. Странно, правда?

— Я совершенно уверена, что в Чимнизе никогда не бывало второй Вирджинии Ревел! Иначе Бандл или лорд Катерхэм обязательно бы что-нибудь сказали о таком совпадении!

— Да, вы правы. И знаете, миссис Ревел, я почему-то перестаю верить в существование второй Вирджинии!

— Похоже, это только видимость!

— Вот именно. Я начинаю думать, что тот, кто писал эти письма, нарочно использовал ваше имя.

— Но зачем? — воскликнула Вирджиния. — Кому понадобилось использовать мое имя?

— Хороший вопрос. В нем нам и предстоит разобраться.

— Как вы думаете, кто убил Михаила? — вдруг спросила Вирджиния. — Братство Красной Руки?

— Вполне возможно, — осторожно ответил Энтони.

— Тогда за работу! — воодушевилась Вирджиния. — Я вижу, по берегу прогуливается Бандл с лордом Катерхэмом. Пора выяснить, действительно ли убитый — принц Михаил!

Энтони причалил лодку к берегу, и они присоединились к лорду Катерхэму с дочерью.

— Ленч запаздывает, — огорченно сообщил его светлость. — Полагаю, Баттл напугал кухарку.

— Бандл, это мой друг! — представила Вирджиния Энтони. — Будьте с ним поласковее!

Несколько мгновений Бандл рассматривала Энтони, а потом обратилась к Вирджинии, точно его тут и не было.

— Где вы отыскиваете таких красавцев, Вирджиния? Как вам это удается? — с завистью спросила она.

— Отдаю его вам! — расщедрилась Вирджиния. — В обмен на лорда Катерхэма!

Она мило улыбнулась польщенному пэру, взяла его под руку и повела к дому.

— Вы умеете говорить? — осведомилась Бандл. — Или вы просто сильны и молчаливы?

— Говорить? — переспросил Энтони. — Да я лепечу, бормочу, журчу, как бегущий ручеек! А иногда даже задаю вопросы!

— Например?

— Кто занимает вторую комнату слева от конца? — Он показал на окно.

— Ну и вопрос! — удивилась Бандл. — Вы меня заинтриговали! Вспомнила… это комната мадемуазель Брюн, француженки-гувернантки. Она пытается воспитывать моих младших сестер, Дульчи и Дэзи, совсем как в песенке! Смею думать, следующую назвали бы Дороти Мэй! Но маме надоело рожать девочек, и она умерла. Думала, что кто-то другой возьмет на себя труд родить наследника!

— Мадемуазель Брюн, — задумчиво повторил Энтони. — И давно она работает у вас?

— Два месяца. Она приехала, когда мы были в Шотландии.

— Так! — встрепенулся Энтони. — Я чую неладное!..

— А я бы хотела почуять запах еды! — засмеялась Бандл. — Как вы считаете, мне нужно пригласить человека из Скотленд-Ярда позавтракать с нами? Вы светский человек и знаете этикет. В нашем доме никогда не происходило убийств. А это так увлекательно. Очень пожалела, когда сегодня утром выяснилось, что убийца не вы! Я всегда хотела посмотреть на убийцу и увидеть, так ли они очаровательны, как о них пишут воскресные газеты! Боже, что это?

«Это» оказалось подъезжающим к дому такси. В нем сидели двое мужчин: один высокий, лысый, с темной бородой, другой поменьше и помоложе, без бороды, но с черными усами. Энтони узнал лысого и догадался, что именно он, а не машина, в которой он сидел, вызвал возглас изумления, сорвавшийся с губ Бандл.

— Если не ошибаюсь, — заметил он, — это мой старый друг, барон Лоллипоп.

— Барон кто?

— Я называю его Лоллипопом для удобства. У него слишком труднопроизносимое имя.

— У меня от его имени сегодня утром чуть не сломался телефон, — хмыкнула Бандл. — Значит, это и есть барон? Предполагаю, сегодня он будет приставать ко мне, а я и так все утро провела с Айзекстайном. Пусть Джордж занимается своим грязным делом, и к черту политику! Простите, что покидаю вас, мистер Кейд, но я должна быть рядом с моим бедным старым отцом.

Бандл быстро направилась к дому.

Посмотрев с минуту-другую ей вслед, Энтони задумчиво закурил. Вдруг его слух привлек тихий звук, возникший неподалеку. Он стоял возле лодочного домика, а звук, казалось, раздавался из-за угла. Похоже, там кто-то тщетно пытался подавить внезапное чиханье.

— Интересно… очень интересно, кто там скрывается, — удивился Энтони. — Дай-ка посмотрю!

Сказано — сделано. Он отбросил спичку, которую только что задул, и легко и бесшумно забежал за угол домика.

Там Энтони наткнулся на стоящего на коленях человека, который отчаянно пытался встать. Мужчина был высоким, в светлом пальто и очках, с короткой, острой черной бородкой и фатоватыми манерами. Между тридцатью и сорока годами, очень респектабельной наружности.

— Что вы здесь делаете? — спросил Энтони.

Ему было совершенно ясно, что это не один из гостей лорда Катерхэма.

— Простите, — произнес незнакомец с ярко выраженным иностранным акцентом, попытавшись обворожительно улыбнуться. — Я просто хотел вернуться в «Веселые крикетисты», но заблудился. Не будет ли мсье столь любезен, что укажет мне дорогу?

— Конечно, — сказал Энтони. — Но по воде вы туда, я полагаю, не пройдете?

Незнакомец растерянно пожал плечами.

— Я сказал, — повторил Энтони, многозначительно взглянув на лодочный домик, — что по воде вам туда не добраться. Можно пройти через парк, но это частное владение. Вы нарушите границы.

— Мне очень жаль, — сказал незнакомец. — Я совершенно сбился с дороги. Решил зайти сюда и справиться.

Энтони удержался, чтобы не заметить, что стоять на коленях за лодочным домиком — довольно необычный способ наводить справки. Он мягко взял незнакомца за руку.

— Идите этой дорогой, — показал он. — Вокруг озера и прямо. Заблудиться тут невозможно. Выйдя к тропинке, поверните налево и шагайте к деревне. Вы, полагаю, остановились в «Веселых крикетистах»?

— Да, мсье. С утра. Благодарю вас, вы очень добры!

— Не за что, — сказал Энтони. — Надеюсь, вы не простудились?

— Простите? — не понял незнакомец.

— Я имею в виду, стоя на коленях на влажной земле, — объяснил Энтони. — По-моему, я слышал, как вы чихнули.

— Может быть, и чихнул, — признал тот.

— Вот видите, — сказал Энтони. — Но чиханье, смею заметить, не рекомендуют подавлять. Как-то об этом говорил один знаменитый доктор. Это очень опасно. Не помню точно, что при этом происходит — или что-то в вас застаивается, или сжимаются артерии, но делать этого ни в коем случае не следует. Всего доброго.

— Всего доброго, мсье, и спасибо за то, что указали мне дорогу.

«Второй подозрительный незнакомец из деревенской гостиницы, — весело заметил про себя Энтони, глядя вслед удаляющейся фигуре. — И какой-то странный. Похож на французского коммивояжера. Вряд ли он может быть из Братства Красной Руки. Может быть, представляет третью партию в изнуренной волнениями Герцословакии? Гувернантка-француженка занимает второе окно от конца. Таинственный француз застигнут на чужой территории за подслушиванием разговора, не предназначенного для его ушей. Ставлю на кон свою шляпу, здесь что-то не так!»

Размышляя таким образом, Энтони вернулся в дом. На террасе он встретил лорда Катерхэма, крайне подавленного, и еще двоих вновь прибывших гостей. Увидев Энтони, лорд несколько повеселел.

— А, вот и вы, — заметил он. — Позвольте мне представить вам барона… э… э… и капитана Андраши. Мистер Энтони Кейд.

Барон с большим подозрением взглянул на Энтони.

— Мистер Кейд? — натянуто вымолвил он. — А по-моему, нет.

— Мне нужно сказать вам наедине пару слов, барон, — сказал Энтони. — Я все объясню.

Барон поклонился, и они вместе вышли на террасу.

— Барон, — начал Энтони, — я отдаю себя на вашу милость. Я запятнал честь английского джентльмена, путешествуя по этой стране под чужим именем. Я представился вам как мистер Джеймс Макграт, но вы сами, должно быть, видите, что обман незначителен. Вы, безусловно, знакомы с произведениями Шекспира и его высказыванием, что были бы, мол, розы, а как назвать их — не важно? Тут тот же самый случай. Вы хотели видеть человека, владеющего мемуарами. Я был этим человеком. Как вам прекрасно известно, их больше у меня нет. Ловкий трюк, очень ловкий. Кто его придумал, вы или ваш принц?

— Это была его высочества идея. И он никому не позволил ее осуществить, кроме себя.

— Ему это отлично удалось, — похвалил Энтони. — Я ни минуты не сомневался, что он англичанин.

— Принц получил английского джентльмена воспитание, — объяснил барон. — Таков обычай в Герцословакии.

— Даже профессионал не смог бы ловчее стащить эти бумаги, — заметил Энтони. — Скажите мне, только честно, что с ними стало?

— Между джентльменами… — начал барон.

— Вы очень любезны, барон, — перебил его Энтони. — Меня никогда так часто не называли джентльменом, как за последние сорок восемь часов.

— Скажу вам, их сожгли, так я считаю.

— Вы считаете, но не уверены, да? Так ведь?

— Его высочество их у себя оставил. Он прочесть их собирался, а потом сжечь.

— Понятно, — сказал Энтони. — Но это все же не легкое чтиво, которое проглядываешь за полчаса.

— Среди вещей моего несчастного хозяина не обнаружили их. Значит, сожжены были они!

— Гм! — удивился Энтони. — Интересно… — Помолчав минуту-другую, он продолжил: — Я задал вам эти вопросы, барон, потому, что, как вы, наверное, слышали, меня самого подозревают в преступлении. Я должен выяснить все до конца, чтобы насчет меня не осталось никаких сомнений.

— Безусловно, — поддакнул барон. — Требует ваша честь этого.

— Точно, — согласился Энтони. — Вы все блестяще проделали. Я таким мастерством не обладаю. Я могу снять с себя подозрения, лишь найдя настоящего убийцу, а для этого мне нужны все факты. Вопрос о мемуарах очень важен. Вполне возможно, что именно желание завладеть ими является мотивом преступления. Скажите, барон, это слишком заумная идея?

Барон заколебался.

— Вы мемуары читали сами? — полюбопытствовал он наконец.

— Кажется, я уже ответил, — улыбнулся Энтони. — А теперь, барон, вот что. Я бы хотел вас честно предупредить, что по-прежнему намерен доставить рукопись в издательство в следующую среду, тринадцатого октября.

Барон уставился на него:

— Но нет же у вас больше их!

— Я же сказал: в следующую среду. Сегодня пятница. У меня еще пять дней на то, чтобы получить их назад.

— Но сожгли если их?

— Не думаю, что их сожгли. У меня есть веские причины не верить в это.

С этими словами он завернул за угол террасы. К ним приближалась массивная фигура. Энтони, еще не видевший великого Германа Айзекстайна, взглянул на него с нескрываемым интересом.

— А, барон, — сказал Айзекстайн, помахивая большой черной сигарой, — плохо дело… очень плохо.

— Да, дорогой друг, мистер Айзекстайн, — вскричал барон. — Все наше благородное здание в руины превращено!

Энтони тактично удалился, предоставив двум джентльменам вести свой печальный разговор.

Вдруг он остановился. Из самой середины тисовой изгороди поднималась тонкая спираль дыма.

«Там, наверное, две изгороди, — подумал Энтони. — Я раньше слышал о таких хитростях садоводства».

Он быстро посмотрел направо и налево. Лорд Катерхэм с капитаном Андраши стояли на дальнем конце террасы спиной к нему. Энтони подался вперед и стал пробираться сквозь густой тис.

Он не ошибся в своих предположениях. Тисовые изгороди действительно разделял узкий проход. Вход в него находился посередине, со стороны дома. Тайны тут никакой не было, но посторонний, глядя на тисовую изгородь спереди, не догадался бы об этом.

Энтони посмотрел вдоль узкой аллеи. Там в шезлонге привольно расположился мужчина. На подлокотнике лежала наполовину выкуренная сигарета, и джентльмен, казалось, спал.

«Гм! — подумал Энтони. — Очевидно, мистер Хирам Фиш предпочитает отдыхать в тени».

Глава 16 Чаепитие в классной комнате

Энтони вернулся на террасу, все более укрепляясь в мысли, что наилучшее место для конфиденциальных разговоров — середина озера.

Из дома раздался звучный голос гонга, и из боковой двери величественно появился Тредуэлл:

— Ленч подан, милорд.

— О, — оживился лорд Катерхэм, — ленч!

В этот момент из дома выбежали две девочки. Это были две резвые юные леди двенадцати и десяти лет, и, хотя, как утверждала Бандл, их звали Дульчи и Дэзи, все называли их Гаггл и Уинкл. Они исполняли какой-то воинственный танец, сопровождая его пронзительными криками, пока не вышла Бандл и не утихомирила их.

— Где мадемуазель? — спросила она у девочек.

— У нее мигрень, мигрень, мигрень! — пропела Уинкл.

— Ура! — поддержала сестру Гаггл.

Пока Бандл расправлялась с младшими сестрами, лорду Катерхэму удалось увести гостей в дом, где он, немного отстав от общества, осторожно тронул Энтони за плечо.

— Пройдемте в мой кабинет, — заговорщически прошептал он, — у меня там есть кое-что необычное!

Украдкой шмыгнув в коридор, скорее как вор, нежели хозяин дома, лорд Катерхэм прошел в свой кабинет. Подойдя к стенному шкафу, он вынул оттуда несколько бутылок.

— Разговоры с иностранцами всегда вызывают у меня жажду! — виновато объяснил он. — Ума не приложу, почему так происходит!

В дверь постучали, и на пороге появилась Вирджиния.

— Сделайте коктейль и для меня! — попросила она.

— Конечно, — приветливо отозвался лорд Катерхэм. — Проходите!

В течение следующих нескольких минут они занимались серьезным ритуалом.

— Мне это давно было необходимо! — со вздохом произнес лорд Катерхэм, ставя бокал на стол. — Я только что говорил мистеру Кейду, что меня очень утомляет общение с иностранцами. Наверное, оттого, что они ужасно вежливы! Ну что ж, идемте завтракать!

И он повел своих гостей в столовую. Вирджиния взяла Энтони под руку и слегка попридержала его.

— Сегодня я кое-чего добилась! — сообщила она. — Уговорила лорда Катерхэма показать мне тело.

— И что же? — с нетерпением спросил Энтони. Сейчас его предположение либо подтвердится, либо будет опровергнуто.

— Вы ошибались, — шепнула Вирджиния, — это действительно принц Михаил!

Энтони искренне огорчился.

— И у мадемуазель мигрень, — крайне недовольно добавил он.

— А это здесь при чем?

— Вероятно, ни при чем, но я хотел бы с ней познакомиться. Видите ли, я выяснил, что комнату, в которой я вчера видел свет, занимает она!

— Да что вы!..

— Может быть, она тут и ни при чем, но я все равно хотел бы ее сегодня повидать!

Ленч был сплошной мукой. Даже веселая и доброжелательная Бандл не смогла сблизить незнакомцев. Барон и Андраши держались корректно, официально, неукоснительно соблюдали этикет, словно присутствовали на трапезе в королевском дворце. Лорд Катерхэм был апатичен и подавлен. Билл Эверсли бросал на Вирджинию страстные взгляды. Джордж, сознавая свое затруднительное положение, вел дипломатичную беседу с бароном и мистером Айзекстайном. Гаггл и Уинкл, искренне веселившихся оттого, что в доме произошло убийство, приходилось постоянно одергивать, а мистер Хирам Фиш медленно поглощал еду, изредка вставляя в разговор сухие замечания. Суперинтендант Баттл исчез, и никто не знал, куда он подевался.

— Слава богу, кончилось, — пробормотала Бандл, обращаясь к Энтони, когда они выходили из-за стола. — Джордж сегодня уводит иностранный контингент в свое поместье обсуждать государственные секреты.

— Это, вероятно, разрядит атмосферу, — предположил Энтони.

— Я совсем не против американца, — продолжила Бандл. — Они с отцом в уединении довольно мило обсудили первоиздания. Мистер Фиш, — объект разговора как раз приблизился к ним, — я все думаю, что бы предпринять, чтобы вам здесь не было скучно!

Американец поклонился:

— Это очень мило с вашей стороны, леди Эйлин.

— Мистер Фиш, — заметил Энтони, — очень приятно провел сегодняшнее утро.

Мистер Фиш бросил на него быстрый взгляд:

— Так вы следили за мной в моем уединении? Бывают моменты, сэр, когда единственная цель человека, любящего спокойствие, — убежать подальше от шумной толпы.

Бандл удалилась, и американец с Энтони остались наедине. Мистер Фиш немного понизил голос.

— Полагаю, — предположил он, — во всем этом переполохе есть какая-то тайна?

— Еще какая, — ответил Энтони.

— Этот малый с лысой головой, вероятно, родственник хозяев дома?

— Что-то вроде этого.

— Эти центральноевропейские нации просто потрясающи, — заявил мистер Фиш. — Я что-то слышал, будто убитый джентльмен был его королевским высочеством. Это так, вы не знаете?

— Сюда он приехал под именем графа Станислава, — уклончиво ответил Энтони.

В ответ мистер Фиш изрек загадочное:

— Идиот!

После этого на некоторое время он погрузился в молчание.

— Этот ваш полицейский капитан, — продолжил он, — Баттл, или как там его зовут, хорошо знает свое дело?

— Скотленд-Ярд считает — да, — сухо ответил Энтони.

— Мне он кажется несколько ограниченным, — заметил мистер Фиш. — Никакой напористости. Что это за гениальная идея никому не позволять покинуть дом? — С этими словами он бросил на Энтони проницательный взгляд.

— Завтра утром, видите ли, все должны быть на дознании.

— А в чем идея? Больше ему ничего не нужно? Он смеет подозревать гостей лорда Катерхэма?

— Дорогой мой мистер Фиш!

— Мне становится немного неуютно быть иностранцем в этой стране. Преступление, разумеется, работа постороннего? И окно обнаружили незапертым, верно?

— Да, — подтвердил Энтони, глядя прямо перед собой.

Мистер Фиш вздохнул и через минуту-другую жалобно произнес:

— Молодой человек, вы знаете, как откачивают воду из шахты?

— Как?

— Насосом, но это ужасно тяжелая работа! Смотрите, наш радушный хозяин шагает от одной группы к другой. Я должен присоединиться к нему.

Мистер Фиш легко отошел, и Бандл снова подошла к Энтони.

— Мистер Фиш очень забавен, правда? — заметила она.

— Пожалуй.

— С Вирджинией что-то произошло, — резко сказала Бандл.

— Я не заметил.

— В самом деле? Не понимаю, что именно. Но причина не та, о которой она говорит. И все же она каждый раз получает то, что хочет. Она всегда начеку. Кстати, она велела мне быть с вами ласковой, и я буду с вами ласкова, даже через силу!

— А вот этого не надо, — заверил ее Энтони. — Но если вам все равно, я бы хотел, чтобы вы были ласковы со мной на воде, в лодке.

— Неплохая идея, — охотно согласилась Бандл.

Они вместе спустились к озеру.

— Я хотел задать вам только один вопрос, — сказал Энтони, когда они медленно отгребли от берега, — прежде чем мы перейдем к действительно интересным темам. Делу время, а потехе час.

— Чья спальня вас интересует на этот раз? — устало и терпеливо спросила Бандл.

— На этот раз не спальня. Я бы хотел узнать, где вы нашли эту гувернантку-француженку?

— Да вы просто одержимы, — изумилась Бандл. — Я нашла ее через агентство и плачу ей тысячу фунтов в год, ее зовут Женевьева. Что вас еще интересует?

— Допустим, в агентстве, — сказал Энтони. — А рекомендации у нее были?

— О боже! Она десять лет жила у одной графини.

— У какой графини?

— У графини де Бретей, замок Бретей, Динар.

— А с самой графиней вы не виделись? Ваше общение происходило через переписку?

— Точно.

— Гм-м! — вздохнул Энтони.

— Вы меня заинтриговали, — оживилась Бандл. — Вы меня не на шутку заинтриговали. Тут любовь или преступление?

— Вероятно, просто идиотизм с моей стороны. Забудем это.

— «Забудем», — небрежно говорит он, выудив всю нужную ему информацию! Мистер Кейд, кого вы подозреваете? Я бы подозревала Вирджинию, как самую невероятную женщину, но она подходит меньше всего! Или, может быть, Билл?

— А как насчет вас?

— Аристократка в Братстве Красной Руки! Это была бы сенсация.

Энтони засмеялся. Бандл ему нравилась, хотя он немного побаивался пронзительного взгляда ее серых глаз.

— Вы должны гордиться этим, — вдруг произнес он, показав на огромный дом.

Бандл прищурилась и опустила голову.

— Да… полагаю, в нем что-то есть. Но к этому слишком привыкаешь. Во всяком случае, все лето мы живем в Каусе и Довиле, а потом в Шотландии. Чимниз пять месяцев открыт для посетителей. Раз в неделю сюда приезжают туристы, и Тредуэлл рассказывает им о замке. «Справа от вас портрет четвертой маркизы Катерхэм, написанный сэром Джошуа Рейнолдсом», и так далее, и какой-нибудь Эд или Берт, записной шутник, легонько подталкивает свою девушку и говорит: «Эй, Глэдис, две картинки тут ничего!» А потом они уходят, не глядя на картины, шаркают ногами и с нетерпением ждут возвращения домой.

— Но здесь все же вершились исторические события!

— Вы наслушались Джорджа, — устало возразила Бандл. — Он всегда рассказывает нечто подобное.

Энтони, приподнявшись на локте, посмотрел на берег:

— Что за третий подозрительный иностранец с унылым видом стоит у лодочного домика? Или это один из приглашенных на прием?

Бандл подняла голову от алой подушки, на которой лежала.

— Это Билл, — пояснила она.

— Кажется, он кого-то ищет.

— Вероятно, меня, — без энтузиазма подтвердила Бандл.

— Срочно гребем в другую сторону?

— Решение правильное, но потребует от вас слишком много усилий.

— После такого замечания я буду грести с удвоенной энергией.

— Вовсе нет, — возразила Бандл. — Гордость не позволяет мне убегать. Гребите туда, где ждет этот молодой осел. Кто-то, полагаю, должен за ним присмотреть. Вирджиния, должно быть, от него улизнула. Когда-нибудь, каким бы немыслимым это ни казалось, я, может быть, решусь выйти замуж за Джорджа, так что нужно привыкать быть «одной из хорошо известных хозяек политических салонов».

Энтони принялся покорно грести к берегу.

— А что, интересно, станет со мной? — жалобно произнес он. — Я отказываюсь быть третьим лишним. А там, вдалеке, дети?

— Да. Будьте осторожны, или они вас заманят.

— Я люблю детей, — сказал Энтони. — Я мог бы обучить их милым, спокойным интеллектуальным играм.

— Что ж, не говорите, что я вас не предупреждала.

Оставив Бандл на попечение безутешного Билла, Энтони зашагал туда, где тишина дня нарушалась пронзительными криками. Приняли его с восторгом.

— Вы умеете играть в краснокожих индейцев? — строго спросила Гаггл.

— Немного, — ответил Энтони. — Вы бы слышали, как я ору, когда с меня снимают скальп! Вот так. — Он завопил.

— Неплохо, — проворчала Уинкл. — А теперь кричите так, как тот, кто снимает скальп.

Энтони издал воинственный клич. Еще через минуту игра в краснокожих индейцев была в самом разгаре.

Примерно через час, вытирая лоб, Энтони справился о мигрени, мучившей мадемуазель, и с удовольствием услышал, что Женевьева полностью поправилась. Он завоевал такое доверие детей, что его пригласили выпить чая в классной комнате.

— А вы расскажете нам о человеке, которого вы видели повешенным? — спросила Гаггл.

— Нам говорили, что у вас с собой та веревка? — подхватила Уинкл.

— Она у меня в чемодане, — торжественно заверил Энтони. — Каждая из вас получит по кусочку.

Уинкл незамедлительно издала удовлетворенный вопль дикого индейца.

— Нам, наверное, придется вымыться, — грустно произнесла Гаггл. — Так вы придете к нам? Не забудете?

Энтони торжественно поклялся, что ничто не помешает ему принять приглашение. Юная парочка, удовлетворенная, побежала к дому. С минуту Энтони смотрел им вслед и вдруг заметил человека, вышедшего из небольшой рощицы и торопливо идущего через парк. Он был почти уверен, что это тот самый чернобородый незнакомец, которого он встретил сегодня утром. Пока он колебался, броситься вслед за ним или нет, кусты прямо перед ним раздвинулись, и из них появился мистер Хирам Фиш. Увидев Энтони, он слегка растерялся.

— Хорошо провели время, мистер Фиш? — осведомился Энтони.

— Да, благодарю вас.

Однако вид у мистера Фиша был не такой уж довольный. Он покраснел и дышал тяжело, словно после долгой пробежки.

— Полагаю, — сказал он, посмотрев на часы, — согласно вашим британским традициям, пора пить чай.

Звучно захлопнув свои часы, мистер Фиш неторопливо зашагал к дому.

Энтони стоял, погрузившись в свои мысли, пока внезапно не увидел суперинтенданта Баттла. Ни малейший звук не возвестил о его приближении; казалось, он буквально материализовался из воздуха.

— Откуда вы взялись? — раздраженно спросил Энтони.

Слегка тряхнув головой, Баттл показал на маленькую рощицу.

— Сегодня это, кажется, популярное место, — заметил Энтони.

— Вы очень ошибаетесь, мистер Кейд.

— Возможно. Знаете, чем я занимался, Баттл? Я пытался так сложить два, один, пять и три, чтобы получилось четыре. Это невозможно, Баттл, просто невозможно.

— Да уж, нелегко, — согласился детектив.

— Но я хотел видеть именно вас. Баттл, я хочу уехать. Можно?

Верный своим привычкам, суперинтендант Баттл не выказал ни малейшего удивления.

— Смотря куда вы хотите ехать, сэр, — ответил он просто.

— Выложу вам все карты, Баттл. Я хочу отправиться в Динар, в замок графини де Бретей. Можно?

— Когда вы хотите ехать, мистер Кейд?

— Скажем, завтра, после дознания. Вернусь в воскресенье к вечеру.

— Понятно, — многозначительно произнес суперинтендант.

— Ну, так как?

— Не возражаю, при условии, что вы поедете туда, куда вы говорите, и обязательно вернетесь.

— Вы редкий человек, Баттл. Или вы привязались ко мне, или вы совершенно непостижимы. Что же?

Суперинтендант Баттл слегка улыбнулся, но не ответил.

— Хорошо, хорошо, — сказал Энтони, — надеюсь, вы примете меры предосторожности. За каждым моим шагом будут следить доблестные блюстители порядка. Что ж, будь по-вашему. Но я постараюсь распутать эту головоломку сам.

— Я вам не советую, мистер Кейд.

— Мемуары… из-за них и поднялся весь сыр-бор? Дело только в мемуарах? Или тут кроется какая-то тайна?

Баттл пожал плечами:

— Думайте как хотите. Я делаю вам одолжение, потому что вы произвели на меня благоприятное впечатление, мистер Кейд. Я бы хотел, чтобы вы работали над этим делом вместе со мной. Любитель и профессионал составят хорошую пару. Один, так сказать, хорошо знаком с ситуацией, за плечами у другого опыт.

— Хорошо, — медленно произнес Энтони. — Я с удовольствием признаюсь в том, что искренне сомневаюсь в своих способностях в одиночку раскрыть подоплеку этого убийства.

— У вас есть какие-нибудь идеи относительно этого дела, мистер Кейд?

— Полно, — ответил Энтони. — Но еще больше вопросов.

— Например?

— Кто займет место убитого Михаила? Мне кажется, это очень важно.

На лице суперинтенданта Баттла появилась довольно кривая улыбка.

— Мне было интересно, думали ли вы об этом, сэр. Следующим наследником является принц Николай Оболович — кузен этого джентльмена.

— А где он сейчас? — спросил Энтони, отвернувшись, чтобы зажечь сигарету. — Только не говорите мне, что не знаете, Баттл, потому что я вам не поверю.

— У нас есть основания полагать, что он в Соединенных Штатах. Во всяком случае, еще совсем недавно был там. Вообще-то его интересуют только деньги.

Энтони удивленно присвистнул.

— Понятно, — сказал он. — Михаила поддерживала Англия, а Николая — Америка. В обеих странах группы финансистов стремятся получить нефтяные концессии. Лоялистская партия утвердила Михаила своим кандидатом на престол. Теперь им придется искать кого-то другого. Это неудача для Айзекстайна и компании и Джорджа Ломакса и очень хорошо для Уолл-стрит. Я прав?

— Вы недалеки от истины, — согласился суперинтендант Баттл.

— Я почти готов поклясться, что знаю, зачем вы были в этой рощице, — сказал Энтони.

Детектив невозмутимо улыбался.

— Международная политика, конечно, очень увлекательна, — продолжал Энтони, — но боюсь, что должен вас покинуть. У меня назначена встреча в классной комнате.

Он весело зашагал к дому. Достопочтенный Тредуэлл показал ему дорогу в классную комнату. Он постучал в дверь и вошел. Его приветствовали радостными криками.

Гаггл и Уинкл немедленно бросились к нему навстречу и торжественно представили его мадемуазель.

Энтони неожиданно почувствовал угрызения совести. Мадемуазель Брюн была маленькой женщиной средних лет, с желтоватым лицом, тронутыми сединой волосами и крошечными усиками.

Она совсем не походила на искательницу приключений.

«Наверное, — подумал Энтони, — я попал в дурацкое положение. Ничего, я должен и через это пройти».

Он был в высшей степени приветлив с мадемуазель, а она, в свою очередь, несказанно обрадовалась вторжению в классную комнату приятного молодого человека. Чаепитие прошло великолепно.

Но вечером, оставшись один в отведенной ему очаровательной спальне, Энтони несколько раз удрученно покачал головой.

«Я ошибся, — сказал он себе. — Второй раз ошибся. И никак не могу понять, что происходит».

Он долго расхаживал по комнате.

— Какого черта! — воскликнул он.

Дверь тихо приоткрылась. Еще через минуту в комнату вошел человек и почтительно остановился у порога.

Это был высокий, светловолосый, крупный мужчина с высокими, славянскими скулами и фанатичным взглядом.

— Кто вы, черт возьми? — спросил Энтони, уставившись на него.

Тот ответил на безупречном английском:

— Меня зовут Борис Анчуков.

— Слуга принца Михаила?

— Да. Я служил моему хозяину. Он умер. Теперь я ваш слуга.

— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал Энтони. — Но мне не нужна прислуга.

— Вы теперь мой хозяин. Я буду вам верно служить.

— Да… но… послушайте… мне не нужна прислуга. Я не могу себе это позволить.

Борис Анчуков посмотрел на него с некоторым пренебрежением:

— Я не прошу денег. Я служил моему хозяину. Поэтому буду служить вам… до смерти!

Быстро пройдя вперед, он опустился на одно колено, взял руку Энтони и приложил ее к своему лбу. Затем встал и вышел из комнаты так же быстро, как и вошел.

Энтони удивленно смотрел ему вслед.

«Ну и чудак, — сказал он себе. — Верный пес. Любопытные инстинкты у этих славян».

Он встал и опять зашагал по комнате.

— Все равно, — пробормотал он, — неловко… чертовски неловко… именно сейчас!

Глава 17 Полночное приключение

Дознание состоялось на следующее утро. Оно в корне отличалось от дознаний, описанных в детективной литературе, и удовлетворило даже Джорджа, несмотря на тщательное сокрытие всех интересных деталей. Суперинтендант Баттл и следователь, работавшие вместе при поддержке старшего констебля, немного развеяли охватившую всех скуку.

Сразу же после дознания Энтони потихоньку уехал.

Его отъезд стал для Билла Эверсли единственным светлым событием этого дня. Джордж Ломакс, одержимый страхом, что в прессу просочится нечто, способное навредить его департаменту, был невыносим. Мисс Оскар и Билл все время находились в состоянии нервного напряжения. Все сколь-нибудь полезное и интересное делалось мисс Оскар. Обязанности Билла заключались в том, чтобы бегать взад-вперед с различными поручениями, расшифровывать бесчисленные телеграммы и выслушивать жалобы Джорджа.

В субботу вечером Билл лег спать совершенно изможденным. Из-за домогательств назойливого Джорджа ему фактически так и не представилось случая поговорить с Вирджинией, и он чувствовал себя обиженным и обделенным. Слава богу, этот колониальный тип куда-то пропал. Слишком уж он злоупотреблял обществом Вирджинии. И конечно, если Джордж Ломакс продолжает валять дурака… Кипя негодованием, Билл заснул. А во сне пришло успокоение. Ведь ему приснилась Вирджиния!

Это был героический сон, в котором ему отводилась роль галантного спасителя. Он вынес Вирджинию на руках с верхнего этажа горящего дома. Она была без сознания. Он положил ее на траву. Затем отправился искать пакет с сандвичами. Ему было очень важно найти эти сандвичи. Они были у Джорджа, но вместо того, чтобы отдать их Биллу, он принялся диктовать телеграммы. Теперь они находились в ризнице церкви, и в любую минуту там могла появиться Вирджиния, чтобы обвенчаться с ним. Ужас! На нем была пижама! Он должен сейчас же ехать домой и одеться как подобает. Он бросился к машине. Машина не заводилась. В бензобаке нет бензина! Он отчаялся. Затем подошел рейсовый автобус, и из него вышла Вирджиния под руку с лысым бароном. Она была восхитительна в жемчужно-сером изысканном платье. Подошла к нему и игриво потрясла за плечи. «Билл, — сказала она. — Ах, Билл. — Она потрясла его сильнее. — Билл, проснитесь. Да проснитесь же, наконец».

Совершенно ошеломленный, Билл проснулся. Он лежал в своей спальне в Чимнизе. В пижаме. Но ему казалось, что он все еще спит.

Вирджиния склонилась над ним и с небольшими вариациями повторяла одни и те же слова:

— Проснитесь, Билл! Да проснитесь же! Билл!

— Привет! — сказал Билл, садясь на постели. — В чем дело?

Вирджиния с облегчением вздохнула:

— Слава богу. Я думала, вы уж никогда не встанете. Я трясла вас и трясла. Вы полностью проснулись?

— Думаю, да, — неуверенно произнес Билл.

— Вы форменный чурбан, — осерчала Вирджиния. — Сколько же я с вами провозилась! У меня даже руки болят.

— Эти оскорбления незаслуженны, — с достоинством возразил Билл. — Позвольте сказать, Вирджиния, что вы ведете себя не так, как подобает порядочной молодой вдове.

— Не будьте идиотом, Билл. Тут происходят непонятные вещи!

— Что такое?

— Нечто странное. В зале заседаний. Мне показалось, я слышала, как где-то хлопнула дверь, и пошла посмотреть. Прокралась по коридору и заглянула в щелочку приоткрытой двери. Увидела я немного, но зрелище было столь необыкновенным, что мне захотелось увидеть еще больше. Затем вдруг я почувствовала — мне необходимо немедленное присутствие рядом с собой симпатичного, большого, сильного мужчины. Поскольку из всех гостей вы самый симпатичный, большой и сильный, я пришла и попыталась вас тихо разбудить. Но мне на это понадобились века.

— Понятно, — сказал Билл. — Чего же вы от меня хотите? Встать и поймать грабителей?

Вирджиния приподняла брови:

— Я не уверена, что это грабители. Билл, это очень подозрительно. Но не будем терять время. Вставайте.

Билл покорно поднялся с постели.

— Подождите, пока я обуюсь… Где мои ботинки? Каким бы крупным и сильным я ни был, я не собираюсь преследовать закоренелых преступников босиком.

— Мне нравится ваша пижама, Билл, — одобрительно произнесла Вирджиния. — Яркая, но не вульгарная.

— Если уж на то пошло, — заметил Билл, протягивая руку ко второму ботинку, — мне нравится эта ваша штучка. Очень приятный оттенок зеленого. Как это называется? Не халат же, правда?

— Это неглиже, — ответила Вирджиния. — Рада, что вы вели столь целомудренную жизнь, Билл, что даже не знаете таких слов.

— Не такую уж целомудренную, — с негодованием возразил Билл.

— Вы сами себя выдали. Вы очень милый, Билл, и вы мне нравитесь. Пожалуй, завтра утром, скажем, часов в десять, в самое безопасное время, чтобы не возбудить нежелательных кривотолков, я бы даже могла вас поцеловать.

— Я всегда полагал, что такие вещи делаются без подготовки, — предположил Билл.

— У нас есть дела поважнее, — сказала Вирджиния. — Если не будете надевать противогаз и кольчугу, может быть, начнем?

— Я готов, — сказал Билл.

Он запахнулся в свинцового цвета халат и взял кочергу.

— Патриархальное оружие, — пояснил он.

— Идемте, — поторопила Вирджиния, — и старайтесь не шуметь.

Они вышли из комнаты, пробрались по коридору и подошли к широкой лестнице. Оказавшись у ее основания, Вирджиния нахмурилась:

— В этих ваших ботинках на тайное дело не пойдешь, вам не кажется, Билл?

— Что поделаешь, это ботинки, — фыркнул Билл. — Я стараюсь изо всех сил.

— Вам придется их снять, — твердо заявила Вирджиния.

Билл что-то проворчал себе под нос.

— Можете нести их в руках. Я хочу посмотреть, что происходит в зале заседаний. Билл, это невероятно таинственно. Зачем грабителям понадобились старинные доспехи?

— Полагаю, они не могли забрать их целиком. Они разобрали их на части и упаковали.

Вирджиния недовольно замотала головой.

— Зачем кому-то понадобились старые рыцарские доспехи? В Чимнизе немало ценностей, которые легче украсть.

— Сколько их там? — спросил Билл, сжимая кочергу.

— Я не смогла разглядеть. Вы же знаете, что такое узенькая щелка! К тому же у них был только фонарь.

— Надеюсь, они уже ушли! — шепнул Билл.

Он сел на нижнюю ступеньку и снял ботинки. Потом, держа их в руках, тихонько пробрался по коридору, ведущему к залу заседаний. Вирджиния неотступно следовала за ним. Они остановились возле массивной дубовой двери. За дверью было тихо, но Вирджиния вдруг сжала его руку, и он кивнул: сквозь щелку мелькнул яркий свет.

Билл опустился на колени и заглянул в замочную скважину. То, что он увидел, привело его в крайнее замешательство. По-видимому, здесь только что разыгралась какая-то драма. Время от времени что-то позвякивало. Значит, грабители еще трудились над доспехами. Билл вспомнил, что рыцарей было два. Они стояли у стены под портретом работы Гольбейна. Очевидно, свет электрического фонаря был направлен только на то место, где осуществлялась операция. Остальная часть комнаты пребывала в темноте. Билл не смог как следует разглядеть фигуру, мельком появившуюся в поле его зрения. Было даже неясно, мужчина это или женщина. Через минуту-другую снова мелькнул свет, и до него донеслось звяканье. Наконец он услышал еще один звук: тихое постукивание костяшек по дереву.

Билл внезапно встал на цыпочки.

— Что это? — прошептала Вирджиния.

— Ничего. Так дальше не пойдет. Мы ничего не видим и не догадываемся, что они затеяли. Я должен войти туда и попробовать справиться с ними. — Он зашнуровал ботинки и встал. — А теперь, Вирджиния, слушайте меня. Мы как можно тише откроем дверь. Вы знаете, где выключатель?

— Да, прямо у двери.

— Не думаю, что их больше двух. А может быть, только один. Я осторожно войду, и как только я скомандую: «Вперед!» — вы включите свет. Понятно?

— Абсолютно.

— Только не кричите, не падайте в обморок, ничего такого. Я никому не позволю причинить вам вред.

— Мой герой! — прошептала Вирджиния.

Билл с подозрением посмотрел в темноту. Он услышал слабый звук, напоминающий не то всхлип, не то подавляемый смех, и, крепко сжав кочергу, выпрямился. Ему казалось, что он полностью владеет ситуацией.

Он очень тихо повернул ручку. Дверь медленно подалась внутрь. Билл чувствовал, что Вирджиния ни на шаг не отстает от него. Они вместе бесшумно проскользнули в комнату.

В дальнем углу свет фонаря играл на картине работы Гольбейна. Рядом на стуле стоял человек и мягко постукивал по панельной обшивке. Он, разумеется, стоял к ним спиной и казался просто ужасающей тенью.

И именно в это самое напряженное мгновение под ногами Билла скрипнул паркетный пол. Человек быстро обернулся, соскочил со стула и, схватив фонарь, ослепил их ярким лучом света.

Билл не растерялся.

— Вперед! — крикнул он Вирджинии и метнулся к грабителю, а она послушно повернула выключатель.

Раздался щелчок, но, вопреки ожиданиям, большая люстра не залила арену сражения светом. В комнате по-прежнему было темно.

Вирджиния услышала, как выругался Билл. В следующую минуту до нее донеслись тяжелое дыхание и звуки потасовки. Фонарь упал на пол и погас. Отчаянная борьба продолжалась, но кто берет в ней верх, да и кто вообще в ней участвует, Вирджиния не представляла. Находился ли в комнате еще кто-то, кроме человека, постукивавшего по панельной обшивке? Может быть. Ведь свет вспыхнул только на миг.

Впервые Вирджинией овладел страх, парализовавший ее волю. Она не знала, что предпринять, но ввязаться в схватку не осмелилась. Это могло бы повредить Биллу, а не помочь ему. Наконец она додумалась встать в дверях, чтобы пресечь любую попытку покинуть комнату этим путем. Забыв все указания Билла, она стала громко звать на помощь.

Она услышала, как наверху кто-то открыл дверь, и увидела свет, вспыхнувший в холле и на большой лестнице. Только бы Билл удержал этого человека до тех пор, пока подоспеет подмога!

Но в эту минуту все окончательно пошло кувырком. Должно быть, противники задели одну из фигур в доспехах, и она с оглушительным грохотом упала на пол. Вирджиния смутно различила силуэт, метнувшийся к окну, и услышала проклятия Билла, пытавшегося освободиться от частей рассыпавшегося рыцаря.

Она неосмотрительно оставила свой пост и стремительно бросилась к окну. Но окно было уже открыто. Непрошеному гостю не пришлось останавливаться и искать его ощупью. Он выпрыгнул, побежал по террасе и завернул за угол дома. Вирджиния погналась за ним. Она была молода и спортивна, и ей удалось завернуть за угол террасы лишь ненамного позже шустрого беглеца.

Но там она попала в объятия человека, появившегося из маленькой боковой двери. Это был мистер Хирам П. Фиш.

— Вот так так! Да это леди! — воскликнул он. — Простите, миссис Ревел. Я принял вас за бандита, убегающего от правосудия.

— Он только что пробежал в эту сторону, — вскричала, задыхаясь, Вирджиния, — неужели нам не поймать его?

На самом деле она понимала, что уже поздно. Таинственный гость, должно быть, добежал до парка, а ловить его там в безлунную ночь бесполезно. Она вернулась в зал заседаний в сопровождении мистера Фиша, произносящего монотонную речь о нравах грабителей, в которых он, похоже, неплохо разбирался.

Лорд Катерхэм, Бандл и кучка перепуганных слуг стояли в дверях зала заседаний.

— В чем, собственно, дело? — спросила Бандл. — Грабители? Что вы делаете с мистером Фишем, Вирджиния? Совершаете полночную прогулку?

Вирджиния рассказала о происшедших событиях.

— Как интересно, — прокомментировала Бандл. — Не часто в один уик-энд совершаются и убийство, и ограбление. Что же случилось со светом? Лампочки вроде были в порядке.

Тайна вскоре объяснилась. Просто лампочки вывернули и рядком положили у двери. Поднявшись, Тредуэлл, величественный даже не при параде, восстановил освещение.

— Если я не ошибаюсь, — печально произнес лорд Катерхэм, озирая комнату, — здесь недавно произошла бурная схватка.

Замечание было не лишено справедливости. Все, что могло быть перевернуто, было перевернуто. На полу валялись обломки кресел, разбитого фарфора и доспехов.

— Сколько их здесь было? — осведомилась Бандл. — Похоже на настоящее побоище.

— Думаю, один, — ответила Вирджиния.

Но она не была полностью уверена в этом. Конечно, в окно выскочил только один человек — мужчина. И все же, когда она бросилась за ним, ей показалось, будто где-то совсем близко послышалось тихое шуршание. Если это так, то второй, находившийся в комнате, мог выбежать в дверь. Впрочем, вероятно, это ей только показалось.

Вдруг в окне возник запыхавшийся Билл.

— Будь проклят этот малый! — гневно выкрикнул он. — Он убежал. Я гнался за ним по всему саду. Увы!

— Не огорчайтесь, Билл, — ободрила его Вирджиния. — В следующий раз вам повезет больше!

— Ну, — сказал лорд Катерхэм, — и что же, по-вашему, нам теперь делать? Возвращаться в постель? Я не могу звонить Бэджуорти в столь поздний час. Тредуэлл, вы знаете, что необходимо сделать. Позаботьтесь об этом, ладно?

— Хорошо, милорд.

Лорд Катерхэм, вздохнув с облегчением, собрался уходить.

— Этот Айзекстайн спит как убитый, — не без зависти заметил он. — А я думал, такой шум обязательно разбудит его. — Он посмотрел на мистера Фиша. — Вы, как я вижу, успели одеться, — добавил он.

— Да, я кое-что на себя набросил, — признался американец.

— Очень разумно с вашей стороны, — заметил лорд Катерхэм. — В этих пижамах чертовски прохладно.

Он зевнул, и все, глубоко подавленные, вернулись в свои комнаты.

Глава 18 Второе полночное приключение

Первым человеком, которого увидел Энтони, сойдя с поезда на следующий день, был суперинтендант Баттл. Энтони улыбнулся.

— Я вернулся, как и договаривались, — доложил он. — Вы пришли сюда, чтобы удостовериться в этом?

Баттл покачал головой:

— Я в этом не сомневался, мистер Кейд. Просто я еду в Лондон, вот и все.

— Вы очень доверчивы, Баттл.

— Вы так считаете, сэр?

— Нет, конечно нет! Я думаю, вы очень проницательны. В тихом омуте… Ну, вы знаете, что там водится! Значит, вы едете в Лондон?

— Да, мистер Кейд.

— Зачем, позвольте спросить?

Баттл промолчал.

— Вы очень разговорчивы, — заметил Энтони. — Это мне в вас и нравится!

Баттл только сверкнул глазами.

— А как ваши успехи, мистер Кейд? — осведомился он. — Удалось что-нибудь выяснить?

— Полный провал, Баттл. Я в очередной раз безнадежно ошибся. Неприятно, правда?

— Какова была ваша идея, сэр, можно спросить?

— Я подозревал гувернантку-француженку, Баттл. Во-первых, она показалась мне в высшей степени непривлекательной особой, таким, знаете ли, образчиком настоящего синего чулка. Во-вторых, в тот вечер, когда произошла трагедия, в ее комнате вспыхнул свет. Вспыхнул и погас.

— Негусто.

— Вы правы. Но я узнал, что она здесь недавно, а также обнаружил подозрительного француза, шпионящего в саду. Вы, полагаю, все о нем знаете?

— Вы имеете в виду человека, назвавшегося мсье Шеллем? Остановившегося в «Крикетистах»? Коммивояжер, торгующий шелком.

— Вот как? И что же? Что думает Скотленд-Ярд?

— Его действия и впрямь были подозрительны, — подтвердил суперинтендант Баттл.

— Очень подозрительны, я бы сказал. Так вот, я сложил два и два. Гувернантка-француженка в доме, незнакомец-француз в саду. Я решил, что они как-то связаны друг с другом, и поспешил встретиться с графиней, у которой мадемуазель Брюн жила последние десять лет. Я уже был готов узнать, что она не слышала ни о какой мадемуазель Брюн, но я ошибся, Баттл! Мадемуазель Брюн — настоящая гувернантка!

Баттл кивнул.

— Должен признать, — сказал Энтони, — что, как только я впервые увидел ее, мне, как это ни неловко, стало совершенно ясно, что я иду по ложному следу. Она действительно оказалась типичной гувернанткой.

Баттл снова кивнул:

— Все равно, мистер Кейд, нельзя всегда руководствоваться первым впечатлением. Женщины умеют прекрасно маскироваться. Я видел очень хорошенькую, с выкрашенными волосами, болезненным цветом лица, слегка подкрашенными веками и, что самое эффектное, довольно неряшливо одетую. Ее не узнали бы девять из десяти человек, знавших ее раньше. У мужчин нет такого преимущества. Вы можете что-нибудь сделать с бровями или изменить свою внешность с помощью искусственных зубов. Но есть еще уши, а это очень характерная деталь, мистер Кейд.

— Не смотрите на меня так сурово, Баттл, — жалобно взмолился Энтони. — Я от этого нервничаю.

— Я уже не говорю о фальшивых бородах и гриме, — продолжал суперинтендант. — Это только в книгах. Нет, лишь очень немногие мужчины могут удачно загримироваться. Фактически я знал только одного мужчину, который был настоящим гением маскировки. Короля Виктора. Вы когда-нибудь слышали о Короле Викторе, мистер Кейд?

Этот вопрос был задан так резко и так неожиданно, что Энтони предпочел не произносить слова, вертящиеся у него на языке.

— Король Виктор? — задумчиво переспросил он. — Кажется, это имя мне знакомо.

— Один из самых известных в мире воров, специализирующийся на краже драгоценностей. По отцу ирландец, по матери француз. Говорит по меньшей мере на пяти языках. Он отбывал срок, но несколько месяцев назад вышел.

— Правда? И где же он сейчас?

— Вот это, мистер Кейд, мы и хотели бы знать.

— Да, становится все интереснее, — легкомысленно заметил Энтони. — А он не может объявиться здесь? Правда, его вряд ли заинтересовали бы политические мемуары. Только драгоценности.

— Это само собой разумеется, — согласился суперинтендант Баттл. — Насколько нам известно, он вполне уже может быть здесь.

— Замаскированный под второго лакея? Великолепно! Вы узнаете его по ушам и покроете себя славой!

— Мне нравится ваша милая шутка, мистер Кейд! Кстати, что вы думаете об этом любопытном деле в Стайнсе?

— В Стайнсе? — переспросил Энтони. — А что случилось в Стайнсе?

— Об этом писали в субботних газетах. Я думал, вы читали. У обочины нашли застреленного человека. Иностранца. Сегодня об этом, конечно, опять пишут.

— Что-то такое слышал, — небрежно бросил Энтони. — По-видимому, это не самоубийство.

— Нет. Оружие не нашли. Да и самого его не опознали.

— Вы, похоже, этим очень заинтересовались, — улыбнулся Энтони. — Тут нет никакой связи со смертью принца Михаила?

Руки его не дрогнули. Глаза оставались совершенно спокойными. А может быть, ему только показалось, что суперинтендант Баттл смотрит на него особенно пристально?

— Убийства, похоже, превращаются в эпидемию, — сказал Баттл. — Но, на мой взгляд, связи тут никакой.

Он отвернулся, чтобы подозвать носильщика: подходил лондонский поезд. Энтони чуть слышно с облегчением вздохнул.

Он шел по парку в необычном для него задумчивом расположении духа. Он намеренно предпочел подойти к дому с той же стороны, что и в тот роковой вечер четверга, а подойдя поближе, принялся усиленно вспоминать, в каком же окне он видел свет. Было ли это второе окно от конца?

Внезапно он сделал открытие. На углу дома было еще одно окно. Когда стоишь на одном месте, оно кажется первым, а первое, находящееся над залом заседаний, вторым, но если отойти на несколько ярдов правее, то часть замка, находящаяся над залом заседаний, кажется концом дома. Первое окно уже не видно, а два окна комнат над залом заседаний кажутся первым и вторым от конца. Где же он стоял, когда увидел, как загорелся свет?

Вопрос оказался очень сложным. Какой-то ярд меняет все дело! Но одно стало абсолютно ясно. Вполне возможно, он ошибся, утверждая, что свет зажегся во второй комнате от конца. Это вполне могла быть и третья комната.

Но кто же занимает это помещение? Энтони твердо решил как можно скорее это выяснить. Удача улыбнулась ему. В холле Тредуэлл ставил массивный кофейник на чайный поднос. Больше никого не было.

— Здравствуйте, Тредуэлл, — поздоровался Энтони. — Я хотел задать вам один вопрос. Кто занимает третью комнату от конца на западной стороне? Я имею в виду, над залом заседаний?

Тредуэлл думал минуту-другую.

— Американский джентльмен, сэр. Мистер Фиш.

— Да? Благодарю вас.

— Не за что, сэр.

Тредуэлл собрался уходить, но остановился. Желание первыми сообщать новости добавляет человечности даже чопорным дворецким.

— Вы, вероятно, слышали, что произошло вчера вечером?

— Ничего не слышал, — ответил Энтони. — А что произошло вчера вечером?

— Попытка ограбления, сэр!

— Да что вы? И что же взяли?

— Ничего, сэр. Воры разбирали на части доспехи в зале заседаний. Их застали врасплох, и им пришлось бежать. К сожалению, им удалось скрыться.

— Невероятно, — сказал Энтони. — Опять зал заседаний. Как они туда попали?

— Предполагается, сэр, они проникли в окно.

Довольный тем, что его информация вызвала такой интерес, Тредуэлл снова собрался уходить, но вдруг, замешкавшись, повернулся:

— Простите, сэр, что не поздоровался с вами. Я не видел, как вы вошли, и не знал, что вы стоите у меня за спиной.

Мистер Айзекстайн, которого он невольно толкнул, дружелюбно помахал рукой:

— Ничего, мой друг. Уверяю вас, не произошло ничего страшного.

Тредуэлл с достоинством удалился, и Айзекстайн опустился в мягкое кресло.

— Здравствуйте, Кейд, вот вы и вернулись. Слышали о маленьком представлении, разыгравшемся вчера вечером?

— Да, — ответил Энтони. — Довольно оживленный уик-энд, не так ли?

— Полагаю, здесь поработали местные ребята, — сказал Айзекстайн. — Работа грубая, любительская.

— Здесь есть кто-нибудь, кто собирает доспехи? — полюбопытствовал Энтони. — Довольно странный вкус у этих грабителей, не так ли?

— Да, — согласился Айзекстайн и, с минуту помолчав, медленно добавил: — Все складывается не лучшим образом.

В его тоне было что-то почти угрожающее.

— Я не совсем вас понимаю, — сказал Энтони.

— Почему всех нас задерживают здесь? Ведь дознание вчера закончилось. Тело принца перевезут в Лондон, где всем сообщат, что он умер от сердечной недостаточности. А нас до сих пор не отпускают! Мистеру Ломаксу известно не больше, чем мне. Он отправляет меня с моими вопросами к суперинтенданту Баттлу!

— Суперинтендант Баттл что-то скрывает от нас, — задумчиво отозвался Энтони. — Похоже, его план и состоит в том, что никто не должен покидать Чимниз.

— Но вы же, простите меня, мистер Кейд, уезжали!

— Я все время был на коротком поводке. Не сомневаюсь, что за мной следили. У меня не было возможности избавиться от револьвера или чего-нибудь в этом роде!

— Ах, револьвер, — меланхолично покивал Айзекстайн. — Полагаю, его еще не нашли?

— Нет еще.

— Вероятно, его бросили в озеро.

— Вполне возможно.

— А где суперинтендант Баттл? Я его еще сегодня не видел.

— Он уехал в Лондон. Я встретился с ним на вокзале.

— Уехал в Лондон? В самом деле? А когда вернется, не сказал?

— Завтра, рано утром.

В комнату вошли Вирджиния, лорд Катерхэм и мистер Фиш. Вирджиния приветливо улыбнулась Энтони:

— Вы уже вернулись, мистер Кейд? Вы уже слышали, что приключилось ночью?

— Правда, мистер Кейд, — подхватил Хирам Фиш. — Этой ночью нам не пришлось скучать! Вы знаете, я принял миссис Ревел за одного из грабителей!

— А тем временем, — усмехнулся Энтони, — грабитель…

— Совершенно верно, скрылся, — мрачно закончил мистер Фиш.

— У меня к вам просьба, — обратился лорд Катерхэм к Вирджинии. — Я не знаю, где Бандл! Побудьте, пожалуйста, за хозяйку!

Вирджиния села рядом с Энтони.

— После чая встретимся у лодочного домика, — прошептала она. — Нам с Биллом есть что рассказать вам. — И присоединилась к общей беседе.

Они, как и условились, встретились на пристани. Вирджинии не терпелось поскорее посвятить Энтони во все новости. Все вместе они пришли к выводу, что лодка в середине озера — самое безопасное место для конфиденциальных разговоров. Когда они отплыли довольно далеко от берега, Вирджиния рассказала Энтони о своих ночных приключениях. Билл выглядел мрачноватым. Ему не хотелось, чтобы Вирджиния откровенничала с этим малым.

— Странно, — произнес Энтони, выслушав историю до конца. — И что же вы думаете по этому поводу? — спросил он Вирджинию.

— По-моему, они что-то ищут, — быстро ответила она. — Версия ограбления абсурдна!

— Они решили, что это «что-то» спрятано в доспехах, тут все ясно. Но зачем простукивать панельную обшивку? Похоже, они проникли в зал по потайному ходу или потайной лестнице.

— Я знаю, в Чимнизе есть потайные ходы, — заявила Вирджиния. — А может быть, и потайная лестница. Надо расспросить лорда Катерхэма. Интересно, что они могут там искать?

— Только не мемуары! — ответил Энтони. — Они слишком объемные. Должно быть, что-то маленькое!

— Джордж, наверное, знает, — предположила Вирджиния. — Если бы удалось выведать у него! Я все время чувствовала, что все не так просто!

— Вы говорите, там был только один человек, — продолжил Энтони, — но, возможно, был и второй, поскольку вам показалось, что кто-то шмыгнул в дверь, когда вы бросились к окну.

— Шорох был очень слабый, — сказала Вирджиния. — Может быть, мне просто послышалось.

— Вполне возможно, но если вам все-таки не послышалось, этот второй должен быть обитателем дома. Интересно…

— Что вам интересно? — спросила Вирджиния.

— Меня настораживает предусмотрительность мистера Фиша, который успел полностью одеться, едва услышав снизу крики о помощи!

— В этом что-то есть, — согласилась Вирджиния. — Да и Айзекстайн, проспавший всю ночь, тоже подозрителен.

— Вы забыли Бориса, — напомнил Билл. — Он похож на отпетого бандита. Я имею в виду слугу принца Михаила.

— В Чимнизе много подозрительных личностей, — напомнила Вирджиния. — Думаю, остальные точно так же могут подозревать нас! Жаль, что суперинтендант Баттл уехал в Лондон. По-моему, это очень неосмотрительно с его стороны. Кстати, мистер Кейд, я раз или два видела этого странного француза. Он шпионил в парке.

— Здесь какая-то путаница, — признался Энтони. — Я погнался за химерами. Сейчас все вопросы для меня сводятся к одному: нашли ли наши гости вчера то, что искали?

— А если не нашли? — предположила Вирджиния. — Я совершенно уверена, что они убежали с пустыми руками!

— В таком случае они еще вернутся! Они знают, или вскоре узнают, что Баттл в Лондоне. Они рискнут и сегодня ночью повторят попытку.

— Вы действительно так думаете?

— Это шанс. Давайте образуем маленький синдикат из трех человек! Мы с Эверсли, соблюдая все меры предосторожности, спрячемся в зале заседаний…

— А я? — перебила Вирджиния. — Не думайте, что я останусь в стороне!

— Послушайте, Вирджиния! — возразил Билл. — Это мужская работа!

— Не будьте идиотом, Билл! Я тоже участвую. Не заблуждайтесь на этот счет! Сегодня ночью синдикат приступит к работе!

На том и порешили, обговорив все детали плана. Когда все улеглись спать, они один за другим тихонько спустились вниз. Все были вооружены мощными электрическими фонарями, а в кармане Энтони лежал револьвер.

Энтони был уверен: поиски обязательно возобновятся. Однако он не считал, что непрошеные гости попытаются проникнуть снаружи. Он предполагал, что Вирджиния не ошиблась и вчера вечером кто-то действительно прошмыгнул мимо нее в темноте. Поэтому он спрятался за старым дубовым шкафом, откуда можно было следить и за дверью, и за окном. Вирджиния притаилась за фигурой в латах, а Билл пристроился у окна.

Шли минуты, казавшиеся вечностью. Пробило час, потом половина второго, два, половина третьего. Энтони чувствовал, как немеют ноги. Он начал подозревать, что снова ошибся. Никакой попытки сегодня предпринято не будет!

Тело его затекло, на душе было тревожно. Вдруг снаружи, с террасы, до него донеслись шаги. Снова тишина, потом тихое поскрипывание по оконному стеклу. Створка окна открылась, и в комнату залез человек. Некоторое время он стоял неподвижно, оглядываясь и словно вслушиваясь в тишину. Через минуту-другую он, похоже, успокоился, включил электрический фонарь и быстро провел лучом по комнате. По-видимому, его ничто не насторожило. Трое наблюдателей затаили дыхание.

Человек подошел к тому самому участку обшивки, который он обследовал прошлой ночью.

И в этот момент Билл понял, что сейчас провалит всю операцию. Он вот-вот чихнет! Наверное, простудился после вчерашней пробежки по влажному парку. Весь день его мучил насморк. Сейчас он опять собрался чихнуть и сдержаться уже не мог!

Он принял все меры, которые только мог: прикусил верхнюю губу, сильно сглотнул, запрокинул голову и зачем-то посмотрел в потолок. Наконец крепко сжал нос. Бесполезно! Он чихнул!

Сдавленное, сдерживаемое чиханье в мертвой тишине комнаты показалось громче выстрела пушки.

Незнакомец развернулся, и в то же мгновение Энтони приступил к действиям. Включив фонарь, он бросился на грабителя. В следующую минуту оба клубком катались по полу.

— Свет! — закричал Энтони.

Вирджиния уже была наготове. Комната озарилась светом. Энтони подмял под себя непрошеного гостя. Билл наклонился и схватил его за руки.

— А теперь, — сказал Энтони, — посмотрим, кто вы такой, дорогой приятель!

Он перевернул свою жертву. Это был аккуратный темнобородый незнакомец из «Крикетистов».

— Очень мило, — одобрительно произнес чей-то голос.

Все удивленно подняли глаза. В открытых дверях высилась внушительная фигура суперинтенданта Баттла.

— Я думал, вы в Лондоне, суперинтендант Баттл, — не без упрека сказал Энтони.

Баттл сверкнул глазами.

— Правда, сэр? — довольно спросил он. — Что ж, я счел за лучшее, если меня будут считать уехавшим.

— Так и вышло, — согласился Энтони, глядя на поверженного противника.

К его удивлению, на лице незнакомца появилась слабая улыбка.

— Могу я встать, джентльмены? — осведомился он. — Вас трое, а я один.

Энтони любезно помог ему подняться. Незнакомец одернул пиджак, поправил воротник и окинул Баттла проницательным взглядом.

— Простите, — спросил он, — но вы, насколько я понимаю, представитель Скотленд-Ярда?

— Верно, — подтвердил Баттл.

— Тогда я вам предъявлю свои документы. — Он довольно печально улыбнулся. — Разумнее было бы сделать это раньше.

Он вынул из кармана какие-то бумаги и протянул их детективу из Скотленд-Ярда. Одновременно отвернул лацкан пиджака и показал что-то приколотое там.

Баттл издал возглас изумления. Он просмотрел бумаги и с легким поклоном вернул их.

— Простите за грубое обращение, мсье, — сказал он, — но вы сами в этом виноваты.

Баттл улыбнулся, заметив удивленное выражение лиц всех присутствующих.

— Это коллега, которого мы уже давно ждем из Парижа, — представил он. — Мсье Лемуан из Сюрте.

Глава 19 Тайная история

Компания уставилась на французского детектива, который радушно улыбался им в ответ.

— Это действительно так, — подтвердил он.

Наступила пауза. Все были настолько ошеломлены, что им было необходимо осмыслить и переварить происходящее. Вирджиния повернулась к Баттлу:

— Знаете, что я думаю, суперинтендант Баттл?

— Что же вы думаете, миссис Ревел?

— Я думаю, что вам пора немного просветить нас.

— Просветить вас? Я не совсем вас понимаю, миссис Ревел.

— Прекрасно понимаете, суперинтендант Баттл. Смею утверждать, что мистер Ломакс рекомендовал вам соблюдать секретность, это похоже на него, но вам, безусловно, лучше рассказать нам правду, чем допустить, чтобы мы, стремясь сами раскрыть тайну, нанесли непоправимый вред делу. Мсье Лемуан, вы со мной не согласны?

— Я полностью согласен с вами, мадам.

— Вы не можете бесконечно пребывать в неведении, — согласился Баттл. — Так я и сказал мистеру Ломаксу. Мистер Эверсли — секретарь мистера Ломакса, и я не возражаю, чтобы он узнал то, что ему надо знать. Что касается мистера Кейда, он оказался здесь по воле случая и, полагаю, имеет право знать, в какую историю ввязался. Но…

Баттл замолчал.

— Я поняла, — вспыхнула Вирджиния. — Все считают, что женщины отличаются несдержанностью! Я часто слышала, как это говорил Джордж.

Лемуан внимательно разглядывал Вирджинию. В конце концов он повернулся к человеку из Скотленд-Ярда:

— Я слышал, вы назвали мадам именем Ревел?

— Это моя фамилия, — сказала Вирджиния.

— Ваш муж был на дипломатической службе, верно? И вы жили с ним в Герцословакии незадолго до убийства покойных короля и королевы?

— Да.

Лемуан снова повернулся к Баттлу:

— Полагаю, мадам имеет право выслушать историю. Она имеет к ней косвенное отношение. Более того, — он покосился на Вирджинию, — в дипломатических кругах мадам славится своим благоразумием.

— Я рада, что у меня такая прекрасная репутация, — засмеялась Вирджиния. — И я рада, что не останусь в стороне.

— Как насчет того, чтобы подкрепиться? — спросил Энтони. — Где состоится обмен мнениями? Здесь?

— Если вам угодно, сэр, — ответил Баттл, — я бы не хотел покидать эту комнату до утра. Выслушав историю, вы поймете почему.

— Тогда я пойду принесу еду и питье!

Билл ушел с ним, и они вернулись с блюдом закусок, сифоном и бокалами.

Разросшийся синдикат, удобно располагавшийся в углу возле окна, теперь уселся за длинный дубовый стол.

— Вы, конечно, понимаете, — заговорил Баттл, — все, что здесь будет сказано, строго секретно. Не должно произойти никакой утечки информации. Я предчувствую, что это скоро произойдет. Благодаря кому-нибудь вроде мистера Ломакса, который все скрывает хуже, чем ему кажется. Все началось семь лет назад. Всюду, особенно в странах Восточной Европы, происходили крупные государственные преобразования. Всем, как опытный кукловод, заправлял граф Стилптич. Его поддерживала Англия. Все балканские государства были вовлечены в эту политическую игру. Я не собираюсь вдаваться в детали, но однажды кое-что исчезло, причем столь невероятным образом, что возникли два предположения: вор был коронованной особой или же кража была исполнена профессионалом высшего класса. Мсье Лемуан подтвердит вам, что такое вполне возможно, и расскажет, кто мог это сделать.

Француз поклонился и начал рассказ:

— Возможно, вы в Англии даже не слышали о нашем знаменитом и фантастическом Короле Викторе. Его настоящее имя никому не известно, но это очень храбрый и изобретательный человек, говорящий на пяти языках и не имеющий равных в искусстве перевоплощения. Его отец был не то англичанином, не то ирландцем, но сам он работал в основном в Париже. Именно там лет восемь назад он, живя под именем капитана О’Нила, совершил серию дерзких ограблений.

У Вирджинии вырвался слабый возглас. Мсье Лемуан бросил на нее проницательный взгляд:

— Кажется, я понимаю, что взволновало мадам. Через минуту поймете и вы. В Сюрте имеются подозрения, что капитан О’Нил не кто иной, как Король Виктор, но никаких доказательств получено не было. В то время на подмостках «Фоли Бержер» подвизалась молодая актриса Анжела Мори. Имелись подозрения, что она была замешана в операциях Короля Виктора, но снова не нашлось никаких подтверждений. Примерно в это же время Париж готовился к визиту молодого короля Герцословакии Николая Четвертого. Нам в Сюрте дали особые указания по обеспечению безопасности его величества, обратив особое внимание на деятельность некоей революционной организации, называемой Братством Красной Руки. Сейчас нам достоверно известно, что Братство связалось с Анжелой Мори и предложило ей огромную сумму за то, чтобы она помогла им осуществить их план. Ее роль заключалась в том, чтобы соблазнить молодого короля и заманить его в заранее оговоренное с ними место. Анжела Мори взяла деньги и пообещала исполнить свою роль. Но молодая актриса оказалась более умной и амбициозной, чем думали ее наниматели. Она успешно пленила короля, который без памяти влюбился в нее и осыпал драгоценностями. Тогда-то ее осенила идея стать не любовницей короля, а королевой! И всем известно, что свое желание она осуществила. Ее представили в Герцословакии как графиню Варагу Пополевски, отпрыска семьи Романовых, и, представьте себе, она стала королевой Герцословакии Варагой. Неплохо для незаметной парижской актриски! Я слышал, что она успешно играла свою роль. Но ее триумф оказался недолговечным. Братство Красной Руки дважды покушалось на ее жизнь за вероломное предательство. В конце концов венценосная чета довела страну до такого состояния, что разразилась революция и король с королевой были убиты. Их тела, изуродованные до неузнаваемости, были отданы на растерзание народу, ненавидевшему иностранную выскочку, ставшую их королевой. Совершенно ясно, что королева Варага поддерживала связь со своим сообщником Королем Виктором. Известно, что она переписывалась с ним, используя тайный код. Ради безопасности переписка велась по-английски и письма подписывались именем английской леди, муж которой служил в английском посольстве в Герцословакии. Если бы письма были перехвачены и эта леди стала бы отрицать свое авторство, возможно, ей бы не поверили, потому что это были письма женщины к своему любовнику. Королева воспользовалась вашим именем, миссис Ревел!

— Это я знаю, — сказала Вирджиния, покраснев. — Значит, письма действительно настоящие! А я никак не могла понять!

— Какая подлость! — взвился Билл.

— Письма были адресованы капитану О’Нилу на его парижскую квартиру и проливали свет на один любопытный факт, который стал известен значительно позже. После убийства короля и королевы многие из драгоценностей короны, разумеется, оказались в руках толпы, и тут-то было обнаружено, что в девяти случаях из десяти камни были заменены на обычные стекляшки. Заметьте, что это были очень известные камни герцословацкой короны! Значит, уже будучи королевой, Анжела Мори не оставила свои прежние занятия! Николай Четвертый с королевой Варагой посетили Англию и были однажды приглашены в гости покойным маркизом Катерхэмом, бывшим в то время министром иностранных дел. Хоть Герцословакия и маленькая страна, но не считаться с нею было нельзя. Королеву Варагу принимали с подобающими почестями. Никто не знал, что королева Герцословакии одновременно и опытная воровка! Не приходится сомневаться, что подмена драгоценностей, способная ввести в заблуждение любого, кроме эксперта, была произведена Королем Виктором и именно он является автором этого дерзкого плана.

— Что же произошло потом? — спросила Вирджиния.

— Дело замяли, — лаконично ответил суперинтендант Баттл. — О нем до сих пор нигде не упоминалось. Но мы делали для этого все, что могли… и даже гораздо больше, чем вы думаете. У нас есть свои, особые методы. Так вот, королева Варага, покидая Англию, не сумела увезти самый главный настоящий камень с собой, ее величество где-то его спрятала… но пока мы не можем обнаружить где. И я нисколько не удивлюсь, — суперинтендант Баттл медленно огляделся, — если он окажется в этой комнате.

Энтони вскочил.

— Что? После стольких лет? — не веря своим ушам, воскликнул он. — Нет, это невозможно!

— Вы не все знаете, мсье, — быстро вмешался француз. — Через две недели в Герцословакии произошла революция, и король с королевой были убиты. А в Париже по незначительному обвинению арестовали капитана О’Нила. Мы надеялись найти в его доме пачку зашифрованных писем, но, похоже, их украл какой-то герцословак. Он объявился в Герцословакии перед самой революцией, а потом бесследно исчез.

— Вероятно, сбежал за границу, — задумчиво предположил Энтони. — Может быть, в Африку. И держу пари, письма были при нем. Он дорожил ими больше, чем золотом. Странный поворот событий! Вероятно, там его звали Голландцем Педро, или как-то в этом роде. — Поймав безразличный взгляд суперинтенданта Баттла, он улыбнулся. — Это не ясновидение, Баттл! Хотя очень похоже. Сейчас я все расскажу!

— Вы не объяснили одного, — вмешалась Вирджиния. — При чем здесь мемуары? Должна же быть какая-то связь!

— Мадам очень сообразительна, — похвалил Лемуан. — Связь действительно существует. Похоже, именно в это время в Чимнизе гостил и граф Стилптич.

— Значит, он мог знать об этом?

— Точно.

— И конечно, — заявил Баттл, — если он все изложил в своих мемуарах, разразится грандиозный скандал. Особенно после столь долгих лет замалчивания этой истории.

Энтони закурил.

— В мемуарах не может быть хоть какого-то намека на то, где спрятан камень? — спросил он.

— Маловероятно, — решительно ответил Баттл. — Граф никогда не был сторонником королевы и изо всех сил сопротивлялся этому браку. Вряд ли бы она стала доверяться ему.

— Я ни на минуту не сомневался в этом, — сказал Энтони. — Но граф был, безусловно, очень хитрым человеком и мог втайне от нее разведать, где спрятан драгоценный камень. Что в этом случае он бы сделал?

— Держал бы это при себе, — немного подумав, ответил Баттл.

— Согласен, — присоединился француз. — Положение было щекотливым. Вернуть камень анонимно было бы очень трудно. Знание же о его местонахождении давало ему огромную власть, а этот неугомонный старик очень любил власть. Он не только мог держать в руках королеву, но и обладал мощным оружием для переговоров. Это была не единственная тайна, которой он обладал… О нет! Он коллекционировал тайны, как старинный фарфор. Говорят, что незадолго до смерти он похвастал, что если захочет, то сможет рассказать людям немало сногсшибательных историй. А один раз он заявил, что в своих мемуарах намерен сделать потрясающие откровения. С тех пор началась настоящая погоня за его записками. Наша тайная полиция тоже охотилась за ними, но граф принял меры предосторожности и избавился от них до своей смерти.

— И все же у нас нет оснований полагать, что ему была известна именно эта тайна, — возразил Баттл.

— Простите, — тихо произнес Энтони, — но это его слова.

— Что?

Оба детектива уставились на него, не веря своим ушам.

— Когда мистер Макграт доверил мне эту рукопись, чтобы я передал ее в Англию, он рассказал мне о своей встрече с графом Стилптичем. Она произошла в Париже. Мистер Макграт с риском для жизни спас его от банды апашей. Граф был, насколько я понимаю… скажем так, немного… возбужден! И вот в таком состоянии он обронил два довольно интересных замечания. Во-первых, он сказал, что знает, где находится «Кохинор»… но на это мой друг не обратил особого внимания. А во-вторых, он узнал в людях, напавших на него, сообщников Короля Виктора. Если сопоставить эти факты, они очень даже значительны.

— Боже правый! — воскликнул суперинтендант Баттл. — Я бы сказал, очень значительны! Даже убийство принца Михаила видится в другом свете!

— Но Король Виктор никогда никого не убивал, — напомнил ему француз.

— А если его застигли на месте преступления, когда он искал драгоценный камень?

— Так он в Англии? — резко спросил Энтони. — Вы говорите, он освободился несколько месяцев назад. Вы следили за ним?

На лице французского детектива появилась довольно печальная улыбка.

— Мы пытались, мсье. Но этот человек сущий дьявол. Он сразу же улизнул от нас — сразу же. Мы, конечно, подумали, что он направится прямо в Англию. Но нет. Он уехал… куда бы вы думали?

— Куда? — спросил Энтони.

Он пристально смотрел на француза, рассеянно вертя в пальцах коробок спичек.

— В Америку. В Соединенные Штаты.

— Что?

В голосе Энтони прозвучало неподдельное изумление.

— Да, и как вы думаете, за кого он себя выдал? Как вы думаете, чью роль он там сыграл? Роль принца Герцословакии Николая!

Спичечный коробок выпал у Энтони из рук. Он удивился не меньше Баттла.

— Невозможно!

— Не так уж невозможно, мой друг. Утром вы узнаете все новости. Это колоссальный обман! Как вы знаете, ходили слухи, что принц Николай умер в Конго много лет назад. Наш друг Король Виктор воспользовался этим, прекрасно понимая, что подобную смерть доказать трудно. Он воскрешает принца Николая и теперь играет его роль, собирая огромные суммы от тех, кто желает с его помощью получить нефтяные концессии. Но по несчастному стечению обстоятельств его разоблачили, и ему пришлось спешно покинуть страну. На этот раз, возможно, он приехал в Англию. Вот почему я здесь. Рано или поздно он появится в Чимнизе. Если уже не появился!

— Вы думаете?..

— Я думаю, он был здесь в ту ночь, когда погиб принц Михаил, и вчера ночью тоже.

— Значит, это была очередная попытка? — спросил Баттл.

— Это была очередная попытка.

— Меня беспокоило, — продолжал Баттл, — что произошло с мсье Лемуаном. Я получил известие из Парижа, что он отправился сюда работать со мной, и не понимал, почему он так и не появился.

— Я должен извиниться, — сказал Лемуан. — Видите ли, я прибыл утром после убийства. Мне сразу же пришло в голову, что лучше изучить ситуацию в качестве неофициального лица, нежели в качестве вашего коллеги. Я подумал, что так передо мной открываются дополнительные возможности. Я, конечно, понимал, что обязательно вызову подозрения, но это в некотором смысле способствовало осуществлению моих планов, так как, оставаясь в стороне, я бы мог вмешаться в любую минуту и защитить вас от опасности. Уверяю вас, за последние два дня я узнал много интересного.

— Тогда вы, может быть, согласитесь объяснить нам, — спросил Билл, — что же все-таки произошло вчера ночью?

— Боюсь, — вздохнул мсье Лемуан, — я задал вам работу.

— Так это я за вами гнался?

— Да. Я вам все расскажу. Я пробрался сюда, чтобы проследить, убежденный, что тайна имеет какое-то отношение к этой комнате, поскольку здесь был убит принц. Я стоял снаружи, на террасе, ждал. Потом мне показалось, что в этой комнате кто-то есть. Несколько раз мелькали вспышки фонаря. Я попытался открыть среднее окно и обнаружил, что оно не заперто. Не знаю, вошел человек через него или заранее подготовил путь к отступлению. Я очень тихо открыл окно и проник в комнату. Шаг за шагом нащупывал дорогу до тех пор, пока не оказался на месте, где мог следить за развитием событий, оставаясь незамеченным. Самого человека я разглядеть не мог. Он, разумеется, стоял ко мне спиной, и при свете фонаря был виден только его силуэт. Но его действия меня удивили. Он рассматривал рыцарские доспехи, проверяя каждый, часть за частью. Убедившись, что того, что он искал, там нет, он принялся простукивать панельную обшивку стены под картиной. Что бы он сделал потом, не знаю. Ваше вторжение положило его изысканиям конец… — Он посмотрел на Билла.

— Мы вторглись из лучших побуждений, а оказалось, некстати, — смущенно произнесла Вирджиния.

— В некотором смысле некстати, мадам. Этот человек выключил свой фонарь, и я, не желая пока раскрываться, освободился от хватки мистера Эверсли, бросился к окну и выскочил в парк. Мистер Эверсли, приняв меня за вора, гнался за мной.

— Я первая бросилась за вами, — возразила Вирджиния. — Билл был вторым.

— А у грабителя хватило ума затаиться и улизнуть через дверь. Ничего удивительного в том, что он не попался преследователям. Да за ним и не было погони, — уточнил Лемуан.

— Вы действительно полагаете, что этот Арсен Люпен — кто-то из слуг или гостей лорда Катерхэма? — спросил Билл, гневно вращая глазами.

— Почему нет? — пожал плечами Лемуан. — Он вполне мог сойти за слугу. Насколько нам известно, это мог быть, например, Борис Анчуков, верный слуга покойного принца Михаила.

— Подозрительный тип, — согласился Билл.

— И по части ловкости не уступает вам, мсье Лемуан, — улыбнувшись, мягко добавил Энтони.

Француз тоже улыбнулся.

— Вы его наняли своим камердинером, не так ли, мистер Кейд? — спросил суперинтендант Баттл.

— Баттл, я снимаю перед вами шляпу. От вас ничего не утаишь! Но фактически не я его нанял, а он меня.

— Интересно, почему, мистер Кейд?

— Не знаю, — легкомысленно ответил Энтони. — У него странный вкус, но, вероятно, я понравился ему. А может быть, он считает, что я убил его хозяина, и, приблизившись ко мне, выбирает удобный момент, чтобы отомстить.

Он встал, подошел к окну и отдернул шторы.

— Уже рассвело, — сказал он, слегка зевнув. — Вряд ли теперь следует ждать каких-либо происшествий.

Лемуан также поднялся.

— Я вас покидаю, — сказал он. — Может быть, встретимся позже.

Грациозно поклонившись Вирджинии, он выбрался через окно.

— Пора спать, — согласилась Вирджиния, зевнув. — Все было очень захватывающе. Давайте, Билл, ступайте в постель, как хороший мальчик. Думаю, за завтраком обойдутся без нас.

Энтони, стоя у окна, наблюдал за удаляющейся фигурой мсье Лемуана.

— Глядя на него, никогда не скажешь, — заметил Баттл, — но он считается самым способным детективом Франции.

— Не знаю, — задумчиво произнес Энтони. — Вообще-то похоже.

— Что ж, — сказал Баттл, — вы правы, потрясения этой ночи кончились. Кстати, помните, я рассказывал о человеке, которого нашли застреленным возле Стайнса?

— Да. А что?

— Ничего. Его опознали, вот и все. Его звали Джузеппе Манелли. Он работал официантом в лондонском отеле «Блиц». Любопытно, правда?

Глава 20 Баттл и Энтони совещаются

Энтони ничего не ответил. Он по-прежнему смотрел в окно. Суперинтендант Баттл некоторое время молча сверлил взглядом его неподвижную спину.

— Ну, спокойной ночи, сэр, — сказал он наконец и направился к двери.

Энтони повернулся:

— Минутку, Баттл.

Суперинтендант послушно остановился. Энтони отошел от окна, вынул из портсигара сигарету и закурил. Затем, между двумя затяжками, небрежно бросил:

— Вас, кажется, очень интересует это происшествие в Стайнсе?

— Не так чтобы очень, сэр. Это необычно, вот и все.

— Как вы думаете, этот человек был застрелен там, где его нашли, или его убили где-то в другом месте?

— Думаю, его застрелили где-то в другом месте, а тело привезли туда на машине.

— Я тоже так думаю, — согласился Энтони.

Что-то в его тоне заставило детектива насторожиться.

— У вас есть какие-нибудь идеи, сэр? Вы знаете, кто привез его туда?

— Да, — ответил Энтони. — Так уж случилось.

Его несколько огорчило невозмутимое спокойствие собеседника.

— Должен сказать, вы прекрасно принимаете эти удары, Баттл, — заметил он.

— «Никогда не показывай своих эмоций». Когда-то я принял для себя это очень полезное правило.

— Вы, безусловно, придерживаетесь его неукоснительно, — похвалил Энтони. — Я не могу сказать, что когда-либо видел вас встревоженным. Так хотите услышать всю историю?

— Я весь внимание, мистер Кейд.

Энтони пододвинул два кресла, оба сели, и Энтони рассказал о событиях вечера прошлого четверга.

Баттл молча слушал.

— Знаете, сэр, — сказал он, когда Энтони закончил, — вы оказались втянуты в очень неприятную историю.

— Но это еще не значит, что меня надо опекать!

— Мы всегда стараемся быть в курсе дела, — ответил суперинтендант Баттл.

— Очень деликатно сказано, — кивнул Энтони. — Даже не сделали акцент в конце фразы.

— Я только не понимаю, сэр, — спросил Баттл, — почему вы сейчас решили все мне выложить?

— Это довольно трудно объяснить, — сказал Энтони. — Видите ли, Баттл, я начинаю очень высоко ценить ваши способности. Вы всегда оказываетесь там, где нужно. Взять хотя бы сегодняшнюю ночь. И мне пришло в голову, что, скрывая эти сведения, я серьезно затрудняю вам вашу работу. Вы заслуживаете того, чтобы знать все факты. Я делал все, что мог, но до сих пор только все портил. До сегодняшнего вечера я опасался говорить из-за миссис Ревел. Но сейчас, когда выяснилось, что эти письма не имеют к ней никакого отношения, предположение о ее соучастии выглядит абсурдным. Вероятно, я дал ей неверный совет, но мне кажется, что вполне можно поверить ее заявлению, будто она из чистого каприза заплатила шантажисту, чтобы эти письма не стали достоянием гласности.

— Суд присяжных, может быть, в это и поверит, — согласился Баттл. — Судьи редко обладают воображением.

— И вы так легко это принимаете? — удивился Энтони, с любопытством глядя на него.

— Видите ли, мистер Кейд, я в основном работаю с людьми, которые причисляют себя к высшему обществу. Так вот, большинство из них интересует, что подумают о них другие. Но бродяг и истинных аристократов это не волнует — они делают первое, что придет им в голову, менее всего задумываясь о чужом мнении. Я имею в виду не только праздных богачей, людей, которые дают пышные балы и тому подобное. Я имею в виду тех, кто с молоком матери впитал эти вековые традиции и кого не интересует ничье мнение, кроме их собственного. Я всегда считал представителей высшего общества бесстрашными, верными и иногда невероятно глупыми людьми.

— Очень интересная лекция, Баттл. Наверное, вы когда-нибудь напишете мемуары, достойные внимания читателей.

Детектив с улыбкой воспринял предположение, но оставил его без комментариев.

— Я бы хотел задать вам один вопрос, — продолжил Энтони. — Вы вообще-то считали, что я как-то связан с происшествием в Стайнсе? По вашему поведению я подумал, что да.

— Верно. У меня было такое предчувствие. Но ни за что определенное не мог ухватиться. Вы, если так можно выразиться, правильно себя ведете, мистер Кейд. Не теряете бдительности.

— Я рад, — сказал Энтони. — У меня есть ощущение, что с тех пор, как я встретил вас, вы расставляете мне маленькие ловушки. В основном мне удавалось не попадаться в них, но иногда напряжение становится довольно сильным.

Баттл мрачно улыбнулся:

— И поэтому вы все время стараетесь убежать от меня? Колесите кругами, петляете, крутитесь на месте, бежите по прямой? Учтите, рано или поздно ваши нервы сдадут, и вы попадетесь!

— Вы веселый малый, Баттл. Интересно, когда же вы меня поймаете?

— Всему свое время, сэр, — процитировал суперинтендант.

— А пока, — спросил Энтони, — я по-прежнему ваш помощник-любитель?

— Да, мистер Кейд.

— Ватсон при вас, Шерлоке, да?

— Детективные истории большей частью чепуха, — категорически заявил Баттл. — Но они развлекают людей, — добавил он, подумав. — И иногда бывают полезными.

— Чем же? — полюбопытствовал Энтони.

— В них всегда проводится мысль о глупости полиции. Когда мы имеем преступление, совершенное любителем, такое, например, как это убийство, это на самом деле очень полезно.

В течение нескольких минут Энтони молча смотрел на него. Баттл выглядел совершенно спокойным, ни один мускул не дрогнул на его безмятежном лице. Наконец он поднялся.

— Хорошо бы поспать, — заметил он, — но мне надо переговорить с его светлостью, как только он встанет. И пока он один. Все, кто хочет покинуть дом, теперь могут это сделать. И все же я был бы благодарен его светлости, если бы он — разумеется, неофициально — попросил своих гостей остаться еще на некоторое время. Примите, пожалуйста, его приглашение, сэр, и миссис Ревел пусть тоже его примет.

— Вы нашли револьвер? — спросил вдруг Энтони.

— Вы имеете в виду тот, из которого застрелили принца Михаила? Нет, не нашел. Однако он, должно быть, или в доме, или где-нибудь на территории. Я пошлю мальчишек проверить птичьи гнезда и дупла. Если я найду револьвер, мы сможем немного продвинуться. И еще письма. Говорите, среди них было письмо, написанное в Чимнизе? Хотелось бы знать, было ли оно последним. В нем может содержаться зашифрованное указание, где спрятан камень.

— Что вы думаете об убийстве Джузеппе? — спросил Энтони.

— Я бы сказал, он был опытным вором и работал или на Короля Виктора, или на Братство Красной Руки. Я бы нисколько не удивился, если бы оказалось, что Братство и Король Виктор действуют сообща. У организации полно денег и силы, но недостаточно мозгов. Задача Джузеппе заключалась в том, чтобы добыть мемуары. Они не могли знать, что у вас еще и письма, ведь они оказались у вас по какому-то странному совпадению.

— Интересно, когда вы это поняли?

— Джузеппе украл письма по ошибке и сначала очень огорчился. Затем он видит выдранную из журнала фотографию, и ему в голову приходит блестящая идея шантажировать леди. Их истинного значения он, разумеется, не представлял. Братство узнает об этом, считает, что он ведет двойную игру, и приговаривает его к смерти. Они очень любят казнить предателей. В этом есть живописный элемент, который, похоже, их привлекает. Одного не пойму: почему на револьвере выгравировано «Вирджиния»? Для Братства это слишком тонко. Как правило, они любят всюду оставлять свой знак Красной Руки, чтобы вселять ужас в потенциальных предателей. Нет, мне кажется, Король Виктор был с ними связан. Но мотив его мне неясен. Похоже, они умышленно пытаются обвинить миссис Ревел в убийстве, и на первый взгляд в этом нет особого смысла.

— У меня есть идея, — сказал Энтони. — Но ее нелегко осуществить.

Он рассказал Баттлу, что Вирджиния опознала Михаила. Баттл кивнул:

— О да, нет никакого сомнения, что это был он. Кстати, старый барон о вас весьма высокого мнения. Он отзывается о вас в самых возвышенных выражениях.

— Очень любезно с его стороны, — улыбнулся Энтони. — Особенно если учесть, что я честно предупредил его о своем намерении сделать все возможное, чтобы до следующей среды заполучить пропавшие мемуары.

— Вам придется для этого очень потрудиться, — посочувствовал Баттл.

— Д-да. Вы так думаете? Что касается писем, то они, скорее всего, находятся в руках Короля Виктора или Братства.

Баттл кивнул:

— Их забрали у Джузеппе в тот день на Понт-стрит. Хорошо спланированная работа. Да, они завладели письмами, видимо, расшифровали их и теперь знают, где искать.

Оба собирались выйти из комнаты.

— Здесь? — спросил Энтони, кивнув назад.

— Именно здесь. Но приз они еще не нашли и, конечно, попытаются с огромным риском для себя завладеть им.

— Полагаю, — сказал Энтони, — в вашей проницательной голове созрел план?

Баттл не ответил. Он выглядел каким-то вялым, наверное, попросту уставшим.

— Нужна моя помощь? — спросил Энтони.

— Нужна. И не только ваша.

— Чья же?

— Миссис Ревел. Вы, может быть, не заметили этого, мистер Кейд, но эта леди сумеет провести кого угодно!

— Я это заметил, — ответил Энтони. Он посмотрел на часы. — Я склонен последовать вашему примеру и отправиться спать. Прогулка по озеру и обильный завтрак нас подождут.

Он легко поднялся в свою спальню и, рассеянно насвистывая, снял вечернюю одежду, взял халат, банное полотенце и направился в ванную комнату, как вдруг…

Он остолбенел, остановившись перед туалетным столиком и уставившись на нечто, скромно лежащее перед зеркалом.

Он никак не мог поверить своим глазам, боясь ошибиться.

Да, это была связка писем, подписанных Вирджинией Ревел. Они были в целости и сохранности. Ни одно не пропало.

Энтони опустился в кресло с письмами в руках.

— Мои мозги этого не выдержат! — пожаловался он. — Я не могу понять и четверти того, что происходит в доме. Почему письма вновь появились? Что это за фокус? Кто положил их на мой туалетный столик? И зачем?

На все эти более чем уместные вопросы удовлетворительного ответа у него не нашлось.

Глава 21 Чемодан мистера Айзекстайна

В десять часов утра лорд Катерхэм и его дочь завтракали. Бандл выглядела непривычно молчаливой.

— Папа, — сказала она наконец.

Лорд Катерхэм, поглощенный чтением «Таймс», не ответил.

— Папа, — уже громче повторила Бандл.

Лорд Катерхэм, оторвавшись от интересного чтения заметки о предстоящей продаже редких книг, рассеянно поднял взгляд.

— А? — отозвался он. — Ты что-то сказала?

— Да. Этот, как его, завтракал? — Она кивнула на пустой стул.

— О ком ты?

— Ну, как там его зовут.

— Толстый Айки?

Бандл и ее отец были настолько близки, что понимали друг друга с полуслова.

— Он самый… Ты сегодня до завтрака разговаривал с детективом?

Лорд Катерхэм кивнул:

— Да, он, вообрази, подкараулил меня в холле. А ведь часы до завтрака для меня священны. Мне придется уехать за границу. Мои нервы на пределе…

Бандл бесцеремонно перебила отца:

— Что он сказал?

— Сказал, что любой, кто хочет, может уехать.

— Что ж, — заметила Бандл, — это хорошо. Ты этого и хотел.

— Я знаю. Но это еще не все. Он также сказал, что тем не менее хотел бы, чтобы я всех пригласил погостить еще.

— Не понимаю, — наморщила Бандл носик.

— Все непонятно и загадочно, — жалобно произнес лорд Катерхэм. — Да еще до завтрака.

— И что ты ответил?

— Ну, я, конечно, согласился. С такими людьми лучше не спорить. Особенно до завтрака, — добавил лорд Катерхэм, продолжая настаивать на своем принципе.

— И кого ты уже попросил?

— Кейда. Он сегодня рано встал. Он останется. Я не возражаю. Он, конечно, вещь в себе, но мне нравится… очень нравится.

— Вирджинии тоже, — сказала Бандл, водя вилкой по столу.

— А?

— И мне тоже. Но это, кажется, не так уж важно.

— И я попросил Айзекстайна, — продолжал лорд Катерхэм.

— И что же?

— Но он, к сожалению, должен вернуться в город. Кстати, не забудь заказать машину на десять пятьдесят.

— Хорошо.

— Если бы еще избавиться от Фиша, — продолжил лорд Катерхэм, несколько повеселев.

— А мне казалось, тебе нравится разговаривать с ним о своих заплесневелых старых книгах.

— Нравится, нравится. Скорее нравилось. Говорить все время одному становится как-то скучно. Фиш живо интересуется, но никогда не высказывает собственного мнения.

— Это лучше, чем все время слушать, — сказала Бандл. — Например, Джорджа Ломакса.

Лорд Катерхэм пожал плечами.

— Джордж любит поговорить, — продолжала Бандл. — Я сама ему аплодировала, несмотря на то что он нередко несет галиматью. И вообще я социалистка…

— Я знаю, дорогая, я знаю, — поспешно произнес лорд Катерхэм.

— Но ты не бойся, — успокоила его Бандл. — Дома я не буду заниматься политикой. Этим занимается Джордж. Он произносит речи даже в ванной комнате! Надо бы запретить это указом парламента.

— Вот именно, — радостно согласился лорд Катерхэм.

— А Вирджиния? — спросила Бандл. — Ее ты тоже попросил остаться?

— Баттл сказал — всех.

— Звучит как приказ! Ты еще не предложил ей стать моей мачехой?

— Не думаю, что это было бы уместно, — смутился лорд Катерхэм. — Хотя вчера вечером она сказала мне «дорогой». Но это самая худшая черта привлекательных и любвеобильных молодых женщин. Они говорят все, что угодно, не придавая словам никакого значения.

— Да, — согласилась Бандл. — Было бы гораздо больше надежды, если бы она запустила в тебя туфлей или попыталась тебя укусить.

— У вас, современных молодых людей, похоже, несколько своеобразные представления о любви, — с горечью произнес лорд Катерхэм.

— Это оттого, что мы читаем «Шейха», — пояснила Бандл. — Любовь в пустыне. Брось ее на растерзание и так далее.

— Что такое «Шейх»? — спросил лорд Катерхэм. — Поэма?

Бандл посмотрела на отца со снисходительной жалостью. Затем она подошла и поцеловала его в макушку.

— Дорогой старый папочка, — ласково сказала она и вышла на террасу.

Лорд Катерхэм уже направился к двери, как в столовую бесшумно вошел мистер Хирам Фиш.

— Доброе утро, лорд Катерхэм!

— А, доброе утро. Славный сегодня день.

— Восхитительная погода, — согласился мистер Фиш.

Он налил себе кофе и взял тост.

— Я правильно понял, что арест снят? — спросил он через минуту-другую. — Мы все можем уехать?

— Да… э… да, — промямлил лорд Катерхэм. — Фактически я надеялся, я имею в виду, я буду в восторге, — он собирался с силами, — да, в восторге, если вы останетесь еще на некоторое время.

— Но, лорд Катерхэм…

— Я понимаю, визит был не из приятных, — поспешно продолжил лорд Катерхэм. — Совсем не из приятных. Не стану упрекать вас, если вы захотите поскорее уехать.

— Вы недооцениваете меня, лорд Катерхэм! Пребывание здесь было хлопотно, этого никто не отрицает. Но сельская жизнь в Англии, в этих роскошных особняках, меня очень привлекает и интересует. Я ее изучаю. У нас в Америке нет ничего подобного. Я с огромным удовольствием принимаю ваше любезнейшее предложение остаться.

— Ну что ж, — обрадовался лорд Катерхэм, — прекрасно! Я в полном восторге, дорогой друг, в полном восторге!

Сообщив с напускным радушием, что ему необходимо увидеться с управляющим имением, лорд Катерхэм вышел из комнаты.

В холле он увидел Вирджинию, спускающуюся по лестнице.

— Проводить вас к завтраку? — нежно спросил лорд Катерхэм.

— Спасибо, я позавтракала в постели. Мне еще хочется спать.

Она зевнула.

— Плохо спали?

— Не совсем. Можно даже сказать, хорошо. Ах, лорд Катерхэм, — она взяла его под руку, — мне так хорошо в вашем доме! Как мило с вашей стороны попросить меня остаться!

— Так вы еще останетесь? Баттл снял… запрет, но я был бы особенно рад задержать вас. И Бандл просит.

— Разумеется, я останусь. Как это мило с вашей стороны.

Лорд Катерхэм тяжело вздохнул.

— Что вас так печалит? — спросила Вирджиния. — Вас кто-то обидел?

— Обидели, — мрачно ответил лорд Катерхэм.

Вирджиния удивилась.

— Вам случайно не хотелось иногда запустить в меня туфлей? — спросил он. — Вижу, вижу, что не хотелось. Впрочем, это не важно.

Лорд Катерхэм, опечаленный, отошел, а озадаченная Вирджиния через боковые ворота вышла в сад.

Некоторое время она стояла, вдыхая свежий, живительный октябрьский воздух. И вдруг с удивлением обнаружила рядом с собой суперинтенданта Баттла. Он, казалось, обладал особым даром появляться словно из-под земли.

— Доброе утро, миссис Ревел! Не очень устали, надеюсь?

Вирджиния помотала головой.

— Ночь, конечно, была тревожной, — ответила она. — Но ради таких острых ощущений не жалко и недоспать. Только день кажется после этого несколько скучным.

— Под кедром есть приятное тенистое место, — сообщил суперинтендант. — Отнести вам туда стул?

— Если вы настаиваете, суперинтендант Баттл, — со светской учтивостью ответила Вирджиния.

— Вы очень проницательны, миссис Ревел. Да, верно, я хочу с вами поговорить.

Он принес на лужайку высокий плетеный стул. Вирджиния последовала за ним, сжимая под мышкой подушку.

— Очень коварное место эта терраса, — заметил детектив. — Я имею в виду, там не посекретничаешь.

— Я снова начинаю нервничать, суперинтендант Баттл.

— Не беспокойтесь, ничего важного. — Он посмотрел на свои большие часы. — Половина одиннадцатого. Через десять минут я отправляюсь в Виверн-Эбби, чтобы доложить мистеру Ломаксу о ходе расследования. У меня еще есть время. Я только хотел попросить вас немного больше рассказать мне о мистере Кейде.

— О мистере Кейде? — Вирджиния удивленно посмотрела на полицейского.

— Да, где вы впервые с ним встретились, как долго вы его знаете и тому подобное.

Манеры Баттла были легки и непринужденны. Он даже старался не глядеть на нее, и от этого ей почему-то стало еще больше не по себе.

— Это труднее, чем вы думаете, — заговорила она наконец. — Однажды он оказал мне огромную услугу…

Баттл прервал ее:

— Прежде чем вы продолжите, миссис Ревел, я хотел бы кое-что сказать. Вчера вечером, после того, как вы и мистер Эверсли покинули нас, мистер Кейд рассказал мне о письмах и о человеке, который был убит в вашем доме.

— Рассказал? — ахнула Вирджиния.

— Да, и поступил очень разумно. Сказанное им многое проясняет. Он не уточнил только одного — как долго он с вами знаком? Теперь у меня сложилось об этом некоторое представление. Вы мне скажете, прав я или не прав. Полагаю, он впервые увидел вас, когда пришел к вам домой на Понт-стрит. А! Вижу, я прав! Так оно и было!

Вирджиния ничего не ответила. Она впервые испугалась этого флегматичного человека с невыразительным лицом. Ей стало ясно, что имел в виду Энтони, когда говорил, что суперинтенданта Баттла не проведешь.

— Рассказывал ли он вам что-нибудь о своей жизни? — продолжал детектив. — Где он был до тех пор, как попал в Южную Африку? В Канаде? Или в Судане? А может, вспоминал о своем детстве?

Вирджиния беспомощно развела руками.

— А я держу пари, что ему есть о чем рассказать. Он вел жизнь, полную дерзких приключений, на этот счет не заблуждайтесь. Если бы он захотел, он мог бы поведать вам много чего интересного!

— Если вас интересует его прошлая жизнь, почему вы не телеграфируете его другу, мистеру Макграту?

— Мы пытались связаться с ним, но он сейчас, кажется, где-то в Центральной Африке. Не сомневаюсь, что мистер Кейд был в Булавайо именно тогда, когда он говорит. Я поинтересовался, чем он занимался до приезда в Южную Африку. Там он проработал проводником в туристической фирме совсем недолго. О, я должен поторопиться, меня ждет машина!

Вирджиния проследила, как он торопливо уходит, но со стула не поднялась. Она надеялась, что ее найдет Энтони, но вместо него появился смачно зевающий Билл Эверсли.

— Слава богу, Вирджиния! Вы одна! Наконец-то я смогу поговорить с вами! — заискивающе произнес он.

— Только говорите со мной осторожно, Билл, а не то я расплачусь!

— Вас кто-то обидел?

— Не обидел, а просто влез в душу и вывернул ее наизнанку! У меня такое чувство, словно меня растоптал слон!

— Это Баттл?

— Баттл. Он поистине ужасный человек!

— Не переживайте, Вирджиния, ведь я вас так сильно люблю…

— Не сейчас, Билл! Мне сейчас не до любви! И вообще, я всегда говорю, что порядочные люди не делают предложение до обеда!

— Боже правый! Я уже не раз делал вам предложение, в том числе и после обеда!

Вирджиния пожала плечами:

— Билл, будьте умницей, сосредоточьтесь хоть на минуту! Мне нужен ваш совет.

— Если вы решитесь и скажете, что выйдете за меня замуж, уверен, вам станет намного легче! Легче и надежнее!

— Послушайте меня, Билл. По-моему, у вас это навязчивая идея! Все мужчины делают предложения либо от скуки, либо оттого, что не знают, что сказать! Вспомните о моем возрасте и статусе вдовы и найдите себе милую, юную девушку!

— Дорогая Вирджиния! Ах, черт! Опять этот французский идиот!

Это действительно был чернобородый мсье Лемуан, как всегда отличавшийся безукоризненными манерами.

— Доброе утро, мадам! Надеюсь, вы не устали?

— Нисколько.

— Прекрасно. Доброе утро, мистер Эверсли. Как вы отнесетесь к предложению прогуляться втроем? — предложил француз.

— Как вы, Билл? — спросила Вирджиния.

— Хорошо, — неохотно согласился раздосадованный влюбленный.

Он поднялся с травы, и все трое отправились в парк. Вирджиния шла между мужчинами. Она сразу же уловила в поведении француза какое-то странное возбуждение, хотя не понимала, чем оно вызвано.

Однако вскоре она умело разговорила его, задавая вопросы и слушая ответы. В конце концов он завел разговор о знаменитом Короле Викторе. Рассказывал он хорошо, не без горечи описывая, как знаменитому вору удавалось перехитрить детективов.

Несмотря на непрерывный поток слов, Вирджинию не покидало чувство, что думает мсье Лемуан совсем о другом. Более того, ей казалось, что, отвлекая их своей болтовней, Лемуан намеренно ведет их через парк туда, куда ему нужно. Это была не просто прогулка. Он вел их в определенное место!

Вдруг Лемуан оборвал свой рассказ и огляделся. Они стояли там, где дорога пересекала парк, прежде чем повернуть в густые заросли. Лемуан пристально наблюдал за машиной, приближающейся к ним от дома.

Вирджиния проследила за его взглядом.

— Это грузовик, — объяснила она. — Он везет багаж мистера Айзекстайна и его камердинера на вокзал.

— Да что вы? — Посмотрев на часы, Лемуан испугался. — Тысяча извинений! Я пробыл здесь дольше, чем предполагал! Такое очаровательное общество! Как вы думаете, меня смогут подбросить до деревни?

Он вышел на дорогу и поднял руку. Грузовик остановился, Лемуан что-то быстро сказал водителю и залез в машину. Он вежливо приподнял шляпу, прощаясь с Вирджинией, и уехал.

Вирджиния и Билл стояли и озадаченно глядели вслед исчезающей машине. Когда она завернула за поворот, из машины выпал чемодан. Автомобиль поехал дальше.

— Идемте, — обратилась Вирджиния к Биллу. — Сейчас мы увидим что-то интересное. Его определенно выбросили!

— И никто этого не заметил, — добавил Билл.

Они подбежали к упавшему чемодану. В этот самый момент из-за поворота показался раскрасневшийся от быстрой ходьбы Лемуан.

— Я был вынужден сойти, — любезно сообщил он. — Обнаружил, что кое-что потерял.

— Это? — Билл показал на чемодан.

Это был красивый чемодан из тяжелой свиной кожи с инициалами «Г.А.».

— Какая жалость! — тихо произнес Лемуан. — Он, должно быть, нечаянно выпал. Унесем его с дороги?

Не дожидаясь ответа, он взял чемодан, отнес его к деревьям и склонился над ним. Что-то мелькнуло в его руках, и замок как бы сам собой открылся.

Он заговорил уже по-другому, быстро и повелительно.

— Машина будет здесь через минуту, — сказал он. — Вы ее видите?

Вирджиния посмотрела на дорогу:

— Нет.

— Хорошо.

Он стал проворно выбрасывать вещи из чемодана. Бутылка с золотой пробкой, шелковые пижамы и огромное количество носков. Вдруг вся его фигура напряглась. Он схватил что-то вроде узелка шелкового белья и быстро развернул.

У Билла вырвался чуть слышный возглас. В свертке лежал тяжелый револьвер.

— Я слышу гудок, — предупредила Вирджиния.

Лемуан с быстротой молнии снова упаковал вещи. Револьвер он завернул в шелковый носовой платок, засунул в карман и, закрыв чемодан, быстро повернулся к Биллу:

— Возьмите его. Мадам будет с вами. Остановите машину и объясните, что он выпал из грузовика. Не упоминайте обо мне.

Билл быстро подошел к дороге, и в этот момент за угол завернул большой лимузин «Ланчестер», в котором сидел Айзекстайн. Шофер притормозил, и Билл передал ему чемодан.

— Упал с грузовика, — объяснил он. — Мы его случайно увидели.

На короткий миг перед ним мелькнуло удивленное смуглое лицо финансиста, и машина умчалась.

Они вернулись к Лемуану. Тот стоял с револьвером в руке, и на лице у него читалось удовлетворение.

— Рискованное дело, — сказал он. — Но оно удалось!

Глава 22 Красный сигнал

Суперинтендант Баттл стоял в библиотеке Виверн-Эбби.

Джордж Ломакс, сидящий за заваленным бумагами столом, зловеще хмурился.

Суперинтендант Баттл кратко, по-деловому, доложил ему о ходе расследования. Дальше разговор вел в основном Джордж, а Баттл довольствовался односложными ответами на вопросы собеседника.

На столе перед Джорджем лежала пачка писем, которую нашел Энтони.

— Ничего не понимаю, — раздраженно сказал Джордж, взяв пачку. — Говорите, они зашифрованы?

— Именно так, мистер Ломакс.

— И он сказал, что нашел их на туалетном столике?

Баттл слово в слово повторил рассказ Энтони о том, как письма снова оказались у него.

— И он сразу же принес их вам? Это очень правильно… очень правильно. Но кто мог подбросить их к нему в комнату?

Баттл смущенно крякнул.

— Такие вещи вам следует знать, — назидательно указал Джордж. — Мне это кажется подозрительным… очень подозрительным. И вообще, что известно об этом Кейде? Появился он очень таинственно, при крайне сомнительных обстоятельствах, и мы ничего о нем не знаем. Мне лично он вовсе не нравится. Вы, надеюсь, навели о нем справки?

Суперинтендант Баттл позволил себе терпеливо улыбнуться.

— Мы тотчас же отбили телеграмму в Южную Африку, и его история полностью подтвердилась. Он был в Булавайо с мистером Макгратом в то время, которое он называет. До их встречи он работал проводником в туристическом агентстве «Касл».

— Как я и ожидал, — сказал Джордж. — Уверенность в себе помогает ему добиться успеха в некоторых занятиях. Но что касается этих писем… какие-то шаги нужно предпринимать незамедлительно… незамедлительно…

Ломакс надул щеки.

Суперинтендант Баттл было открыл рот, но Джордж его опередил:

— Дело безотлагательное. Эти письма надо срочно расшифровать. Как же зовут этого человека? Связан с Британским музеем. Все знает о шифрах. Заведовал отделом во время войны. Где мисс Оскар? Она знает. Кажется, что-то вроде Уин… Уин…

— Профессор Уинвуд, — подсказал Баттл.

— Точно. Теперь припоминаю. Ему надо немедленно телеграфировать.

— Я уже это сделал час назад, мистер Ломакс. Он приедет сюда поездом в двенадцать десять.

— Прекрасно, прекрасно. Слава богу, камень с души свалился. Я должен сегодня быть в городе. Надеюсь, вы без меня обойдетесь?

— Полагаю, да, сэр.

— Вы уж постарайтесь, Баттл, постарайтесь. Я сейчас чрезвычайно загружен работой.

— Я понимаю, сэр.

— Кстати, а почему с вами не пришел мистер Эверсли?

— Он еще спит, сэр. Как я вам уже говорил, мы всю ночь не сомкнули глаз.

— Ах да, конечно! Я сам часто всю ночь провожу без сна. Чтобы выполнить всю работу, мне нужно не двадцать четыре часа в сутки, а тридцать шесть! Как только вернетесь в Чимниз, пришлите ко мне Эверсли, хорошо, Баттл?

— Я обязательно передам ему вашу просьбу, сэр.

— Благодарю вас, Баттл. Я отлично понимаю, что вы вынуждены прибегнуть к его помощи. Но так ли уж необходимо вовлекать в расследование мою кузину, миссис Ревел?

— Да, мистер Ломакс. Ведь на письмах значится ее имя.

— Поразительная дерзость, — пробормотал Джордж, мрачно посмотрев на связку писем. — Я помню покойного короля Герцословакии. Очаровательный был человек, но слабый, до обидного слабый! Игрушка в руках безнравственной женщины! У вас есть какие-нибудь соображения, почему эти письма вновь оказались у мистера Кейда?

— Я считаю, — ответил Баттл, — что если человеку не удается чего-нибудь добиться одним способом, он пробует другие.

— Я не совсем вас понимаю, — сказал Джордж.

— Этот мошенник, Король Виктор, уже отлично знает, что за залом заседаний следят. Поэтому он решил так: пусть эти письма попадут к нам в руки, пусть их расшифруют и найдут тайник. А дальше — дело техники! Но мы с Лемуаном предусмотрели такую возможность.

— Так у вас есть план?

— Я бы не стал называть это планом, скорее идея. Идеи иногда бывают очень полезны!

С этими словами суперинтендант Баттл удалился.

Ему не хотелось посвящать Джорджа в свои дела больше, чем следовало.

На обратном пути на дороге он увидел Энтони и остановил машину.

— Хотите подбросить меня до дому? — спросил тот. — Это хорошо!

— Где вы были, мистер Кейд?

— Ездил на вокзал посмотреть расписание поездов.

Баттл поднял бровь.

— Хотите снова покинуть нас? — спросил он.

— Не сейчас! — засмеялся Энтони. — Кстати, чем был так расстроен мистер Айзекстайн? Мы встретились с ним на вокзале, и он выглядел ужасно удрученным!

— Мистер Айзекстайн?

— Да.

— Я не знаю. Полагаю, что его не так легко расстроить. Чтобы вывести его из себя, должно было случиться что-то чрезвычайное.

— Мне тоже так кажется, — согласился Энтони. — Эти финансисты тоже прекрасно умеют владеть собой.

Вдруг Баттл подался вперед и тронул шофера за плечо:

— Остановитесь, пожалуйста. И подождите меня здесь.

К немалому удивлению Энтони, он выскочил из машины, а через минуту-другую Энтони заметил спешащего ему навстречу мсье Лемуана и понял, что внимание Баттла привлек его сигнал.

Между ними состоялся короткий разговор, после чего суперинтендант вернулся в машину и приказал ехать дальше. Выражение его лица изменилось до неузнаваемости.

— Револьвер нашли, — коротко бросил он.

— Что? — Энтони удивленно уставился на него. — Где?

— В чемодане Айзекстайна.

— Не может быть!

— Ничего невозможного нет, — философски изрек Баттл. — Мне следовало бы помнить об этом!

— Кто его нашел?

Баттл повернул к нему голову:

— Лемуан. Умный малый. Говорят, в Сюрте ему нет равных!

— Но не идет ли это вразрез со всеми вашими предположениями?

— Нет, — очень медленно произнес суперинтендант Баттл. — Я бы этого не сказал. Хотя, надо признать, немного удивительно. Но моим предположениям это нисколько не противоречит.

— Как же так?

Но суперинтендант Баттл вдруг перевел разговор в совершенно иное русло:

— Не найдете ли вы мистера Эверсли, сэр? Мистер Ломакс очень просил передать ему, чтобы он немедленно прибыл в Виверн-Эбби.

— Хорошо, — кивнул Энтони, когда машина подъехала к парадному подъезду. — Вероятно, он еще спит.

— Не думаю, — возразил детектив. — Кстати, вон он прогуливается под деревьями с миссис Ревел.

— Замечательное у вас зрение, Баттл, — восхитился Энтони, отправляясь выполнять поручение.

Просьба Ломакса, переданная Биллу, вовсе того не обрадовала.

«Черт бы все это побрал! — ворчал Билл про себя, направляясь к дому. — Почему Коддерс хоть иногда не может оставить меня в покое? И почему эти проклятые приезжие не торчат в своих колониях? Зачем они появляются здесь и волочатся за самыми лучшими нашими девушками? Надоело мне все это, дальше некуда!»

— Вы слышали о револьвере? — тихо спросила Вирджиния, когда они остались одни.

— Баттл мне рассказал. Поразительно. Айзекстайн был вчера в ужасном состоянии, но я подумал, ему нездоровится. Он почти единственный человек, которого я считал вне подозрений. Вы видите какую-нибудь причину, по которой он хотел убрать принца Михаила?

— Что-то здесь не сходится, — нерешительно согласилась Вирджиния.

— Ничего не сходится, — недовольно поправил ее Энтони. — Я вообразил себя детективом-любителем, но до сих пор мне удалось только собрать некоторые сведения о гувернантке-француженке ценой кучи неприятностей и небольших затрат.

— Вы для этого ездили во Францию? — осведомилась Вирджиния.

— Да, я поехал в Динар и встретился с графиней де Бретей, несказанно гордясь своим умом и готовясь узнать, что графиня никогда не слышала ни о какой мадемуазель Брюн. Вместо этого она охотно сообщила, что эта дама действительно жила в ее доме семь лет. Значит, если графиня тоже не мошенница, все мои домыслы лишены смысла.

— Мадам де Бретей вне всяких подозрений, — возразила Вирджиния. — Я ее прекрасно знаю и полагаю, встречалась у нее и с мадемуазель. Я, безусловно, не очень помню, как она выглядит — лишь смутно, как запоминаешь гувернанток, компаньонок и попутчиков в поезде. Ужасно, но я никогда не рассматриваю их как следует. А вы?

— Только если они обладают исключительной красотой, — признался Энтони.

— Что ж, в таком случае… — Она осеклась. — В чем дело?

Энтони пристально смотрел на человека, вышедшего из-за деревьев и настороженно остановившегося. Это был герцословак Борис.

— Простите, — извинился Энтони. — Я должен поговорить со своим псом.

Он подошел к Борису.

— В чем дело? Что вам нужно?

— Хозяин, — сказал Борис, поклонившись.

— Да, все это очень хорошо, но не надо ходить за мной по пятам. Это выглядит странно.

Не произнеся ни слова, Борис вынул грязный клочок бумаги, очевидно обрывок письма, и протянул его Энтони.

— Что это такое? — спросил Энтони.

На бумаге был написан адрес, больше ничего.

— Он уронил это, — сказал Борис. — Я несу это хозяину.

— Кто уронил?

— Иностранный джентльмен.

— Но зачем это мне?

Борис с упреком посмотрел на него.

— Ладно, ладно, можете быть свободны, — разрешил Энтони. — Я занят.

Борис поклонился, по-военному развернулся и зашагал прочь. Энтони подошел к Вирджинии, засунув в карман клочок бумаги.

— Что ему надо? — полюбопытствовала она. — И почему вы называете его псом?

— Потому что он ведет себя как верный пес, — ответил Энтони. — В прошлой жизни он, наверное, был охотничьей собакой. Он только что принес мне обрывок письма, которое, как он сказал, уронил иностранный джентльмен. Скорее всего, имея в виду Лемуана.

— Наверное, — неохотно согласилась Вирджиния.

— Он повсюду ходит за мной по пятам, — продолжал Энтони. — Как телохранитель. И почти ничего не говорит. Просто преданно смотрит на меня большими круглыми глазами.

— А может быть, он имел в виду Айзекстайна? — предположила Вирджиния. — Айзекстайн почему-то очень похож на иностранца.

— Айзекстайн? — Энтони поморщился. — А он-то здесь при чем, черт возьми?

— Вы жалеете, что ввязались во все это? — спросила вдруг Вирджиния.

— Жалею? Вовсе нет. Мне нравится. Я всю жизнь любил трудности. Может быть, сейчас их несколько больше, чем я предполагал.

— Но теперь все трудности позади, — сказала Вирджиния, удивившись серьезности его тона.

— Не совсем.

Какое-то время они шли молча.

— Есть люди, — нарушил молчание Энтони, — которые не признают сигналов. Обычно машинист при виде красного света или замедляет ход, или останавливает поезд. Вероятно, я рожден дальтоником. Увидев красный свет, я ничего не могу с собой поделать и продолжаю нестись вперед. Сами понимаете, ничем хорошим это не кончается. И поделом! На дороге такие шутки опасны!

Он говорил очень серьезно.

— Вероятно, — сказала Вирджиния, — вы в своей жизни немало рисковали?

— Почти всегда… Разве что в брак не вступил!

— Звучит довольно цинично!

— Я не хотел. Брак в моем понимании был бы самой крупной авантюрой в моей жизни.

— Это мне нравится! — покраснев, заметила Вирджиния.

— Есть только один тип женщины, на которой я хотел бы жениться. Это женщина, чей образ жизни не имеет ничего общего с моим. И что же прикажете делать? Принять ей мой образ жизни или мне — ее?

— Если она вас любит…

— Сентиментальность, миссис Ревел! Вы и сами это понимаете! Любовь — это не наркотик, позволяющий уйти от окружающей среды. Если вы считаете, что это так, мне вас жаль! Любовь — это нечто большее, чем наркотик! Как, вы думаете, чувствовали себя король и его актрисуля, прожив в браке год-другой? Не жалела ли она о своих лохмотьях, босых ногах и беззаботной жизни? Держу пари, что жалела! Было бы им лучше, если бы он ради нее отказался от короны? Тоже нет. Уверен, из него получился бы очень плохой нищий! А ни одна женщина не уважает мужчину, если он что-то плохо делает.

— Вы влюбились в нищенку, мистер Кейд? — тихо спросила Вирджиния.

— У меня другой случай, но принцип тот же!

— И нет никакого выхода?

— Выход есть, — грустно ответил Энтони. — Согласно моей теории, можно получить все, что желаешь, но только за определенную цену. Вы знаете, какова эта цена в девяти случаях из десяти? Компромисс! Ужасная вещь компромисс, но, когда приближаешься к среднему возрасту, он необходим. Сейчас такая проблема возникла и передо мной. Чтобы получить женщину, которую я люблю, я бы даже согласился поступить на постоянную работу!

Вирджиния рассмеялась.

— Знаете, а я ведь учился ремеслу!

— Но бросили его?

— Да.

— Почему?

— Из принципа.

— Скажите пожалуйста!

— Вы совершенно необыкновенная женщина, — вдруг произнес Энтони, повернувшись и посмотрев ей в лицо.

— Почему?

— Вы можете удержаться от лишних вопросов!

— Это потому, что я не спросила вас, каково же было ваше ремесло?

— Именно.

Они снова замолчали, приближаясь к дому и вдыхая чудесные ароматы цветов.

— Мне кажется, вы отлично понимаете, когда в вас влюблен мужчина! — нарушил молчание Энтони. — Полагаю, вам до меня, да и до других здесь, нет никакого дела, но, господи, как бы я хотел, чтобы вы обратили на меня капельку внимания!

— Думаете, вам это удастся? — тихо спросила Вирджиния.

— Вероятно, нет, но я буду очень стараться!

— Вы жалеете, что встретились со мной? — вдруг спросила она.

— Господи, нет! Это еще один красный сигнал! Увидев вас впервые, там, на Понт-стрит, я понял, что меня ждет что-то, что причинит мне боль, как неудачная шутка! На меня произвело впечатление ваше лицо… лишь ваше лицо! В вас ощущается какая-то магия! У некоторых она тоже есть, но я никогда не встречал женщин, которые обладали бы ею в той же мере, что и вы. Полагаю, вы выйдете замуж за процветающего и респектабельного человека, а я вернусь к своей беспутной жизни! Но прежде чем навсегда уйти, клянусь, я хоть раз вас поцелую!

— Вы не можете сделать этого прямо сейчас, — мягко возразила Вирджиния. — Из окна библиотеки за нами наблюдает суперинтендант Баттл!

Энтони посмотрел на нее.

— Вы настоящая дьяволица, Вирджиния, — к ее удивлению, заявил он, — но… очень симпатичная дьяволица! — Он легкомысленно помахал рукой суперинтенданту Баттлу. — Поймали сегодня кого-нибудь из преступников, Баттл?

— Пока нет, мистер Кейд!

— Звучит обнадеживающе!

Баттл с проворством, удивительным для внешне столь флегматичного человека, выпрыгнул из окна библиотеки и подошел к ним.

— Ко мне приехал профессор Уинвуд, — шепотом сообщил он. — Сейчас он расшифровывает письма. Хотите посмотреть, как он работает?

Таким тоном обычно объявляют о каком-нибудь экзотическом зрелище. Получив утвердительный ответ, он подвел их к окну и предложил залезть в комнату.

За столом перед разбросанными письмами сидел маленький рыжеволосый человечек средних лет, с невероятной скоростью строча что-то на листе бумаги. Он раздраженно ворчал и время от времени почесывал нос, пока тот не приобрел цвет его волос.

Наконец он поднял голову:

— Это вы, Баттл? И я вам понадобился для того, чтобы расшифровать этот бред? Да это под силу даже младенцу! Двухлетний ребенок сделает это в уме! Где тут шифр? Все ясно с первого взгляда, приятель!

— Я рад, профессор! — кротко произнес Баттл. — Но мы, по-видимому, не так умны, как двухлетние дети!

— Да тут и не надо особого ума, — огрызнулся профессор. — Это самый обычный шифр. Вы хотите, чтобы я расшифровал всю связку? Это долгая работа. Она требует лишь усердия и внимания и абсолютно никакого интеллекта. Я расшифровал одно, которое написано в Чимнизе и которое вы назвали самым главным. Остальные могу захватить с собой и поручить работу своим помощникам. У меня действительно нет времени. Я сейчас работаю над трудной задачей и не хочу отвлекаться на пустяки!

В его глазах чуть заметно сверкнули искорки.

— Хорошо, профессор, — согласился Баттл. — Мне очень жаль, что потревожили вас из-за такой мелочи. Я все объясню мистеру Ломаксу. Нам хотелось поскорее расшифровать именно это письмо. Вероятно, лорд Катерхэм пригласит вас остаться на ленч.

— Никакого ленча, — подпрыгнул от возмущения профессор. — В середине дня здоровому человеку нужен один банан, тост и стакан воды.

Он взял свое пальто, висевшее на спинке стула. Баттл проводил его, и вскоре Энтони с Вирджинией услышали звук отъезжающей машины.

Баттл вернулся в комнату. В руках у него была половинка листа бумаги, переданная ему профессором.

— Он всегда такой, — заметил Баттл, имея в виду профессора. — Всегда куда-то спешит. Но умен необыкновенно! Да, так вот в чем суть письма ее величества. Хотите взглянуть?

Вирджиния торопливо протянула руку; Энтони читал, заглядывая через ее плечо. Он помнил длинное послание, дышащее страстью и отчаянием. Гений профессора Уинвуда превратил его в обычное деловое сообщение.


«Операции прошли успешно, но С. нас обманул. Он взял камень из тайника. В его комнате камня нет. Я обыскала. Нашла записку, думаю, имеющую отношение к нашему делу: Ричмонд. 7 прямо. 8 налево. 3 направо».


— С.? — сказал Энтони. — Стилптич, конечно. Хитрый старый пес! Он перепрятал камень!

— Ричмонд, — включилась в разгадку Вирджиния. — Неужели бриллиант спрятан где-то в Ричмонде?

— Это любимое место коронованных особ, — согласился Энтони.

Баттл с сомнением теребил мочку уха.

— Я все же думаю, что речь идет о тайнике, находящемся в этом доме.

— Я знаю! — вскричала вдруг Вирджиния.

Мужчины, как флюгеры, повернулись к ней.

— Портрет работы Гольбейна в заде заседаний! Они стучали по стене как раз под ним. А это портрет графа Ричмонда!

— Он у нас в руках!

Баттл в восторге хлопнул себя по ляжке. Даже в его голосе звучало совсем несвойственное ему оживление.

— Картина — отправной пункт, и мошенникам не больше, чем нам, известно, о чем говорят цифры. Эти две фигуры в доспехах стоят прямо под названным полотном, и они поначалу решили, что бриллиант спрятан в одной из них. Они, наверное, прощупали каждый дюйм. Безрезультатно. И тогда они принялись искать потайной ход, лестницу или скользящую панель. Вы о них знаете, миссис Ревел?

Вирджиния покачала головой.

— Я знаю, что здесь имеется тайник и по крайней мере один потайной ход, — сказала она. — Кажется, мне их когда-то показывали, но я плохо помню. Вот Бандл, спросим у нее.

По террасе к ним стремительно двигалась Бандл.

— Я после ленча еду в город, — заметила она. — Кого-нибудь подвезти? Не хотите проехаться, мистер Кейд? К обеду вернемся.

— Нет, благодарю вас, — ответил Энтони. — Мне здесь хорошо, и дел хватает.

— Этот человек меня боится, — гордо заявила Бандл. — Или ехать со мной, или попасть под мои роковые чары! Так чего же?

— Последнего, — ответил Энтони. — Вы же знаете…

— Бандл, дорогая, — тут же вмешалась Вирджиния, — здесь есть потайной ход, ведущий к залу заседаний?

— Вроде. Только он очень старый. Кажется, ведет из Чимниза к Виверн-Эбби. Так было в старину, а сейчас он местами обвалился. По нему можно пройти только несколько сотен ярдов от этого конца. Там, наверху, в Белой галерее, гораздо занятнее, и тайник не так уж плох.

— Мы рассматриваем их не с художественной точки зрения, — объяснила Вирджиния. — У нас дело. Как попасть в ход из зала заседаний?

— Там отодвигается панель. После ленча покажу, если хотите.

— Благодарю вас, — сказал суперинтендант Баттл. — Скажем, в два тридцать?

Бандл посмотрела на него, подняв брови.

— Хотите поймать преступников? — ехидно поинтересовалась она.

На террасе появился Тредуэлл.

— Ленч подан, миледи, — сообщил он.

Глава 23 Встреча в розарии

В два тридцать в зале заседаний собралась небольшая группа: Бандл, Вирджиния, суперинтендант Баттл, мсье Лемуан и Энтони Кейд.

— Не стоит ждать, пока освободится мистер Ломакс, — сказал Баттл. — Это дело надо провернуть быстро.

— Если вы думаете, что принца Михаила убил кто-то, проникший сюда этим путем, то вы заблуждаетесь, — предупредила Бандл. — Это невозможно. С другой стороны вход полностью завален камнями.

— Об этом не может быть и речи, — быстро ответил Лемуан. — У нас совсем другая цель.

— А, так вы что-то ищете, да? — незамедлительно спросила Бандл. — Уж не историческую ли безделушку случайно?

Лемуан явно озадачился.

— Объясни, что ты имеешь в виду, Бандл, — велела Вирджиния.

— Уж не этот ли, — начала Бандл, — исторический бриллиант порфироносных особ, который стащили в незапамятные времена, когда я была еще ребенком?

— Кто вам рассказал о нем, леди Эйлин? — спросил Баттл.

— Я всегда о нем знала! Мне рассказал один из лакеев, когда мне было двенадцать лет.

— Лакей! — воскликнул Баттл. — О господи! Слышал бы это мистер Ломакс!

— Это один из строго охраняемых секретов Джорджа? — спросила Бандл. — Просто поразительно! Я никогда не верила, что это правда! Ну и Джордж! Ну и болван! Неужели он не знает, что слугам всегда все известно?

Она подошла к портрету работы Гольбейна, нажала на пружину, спрятанную где-то сбоку рамы, и тотчас же часть панельной обшивки с оглушительным грохотом отодвинулась, открыв темное отверстие.

— Entrez, messieurs et mesdames! — тоном ярмарочного зазывалы произнесла Бандл. — Проходите, проходите, дамы и месье! Лучшее представление сезона — и всего за шесть пенсов!

Включив фонари, Лемуан с Баттлом первыми шагнули в отверстие. Остальные пошли за ними.

— Воздух приятный и чистый, — заметил Баттл. — Наверное, где-то есть сообщение с поверхностью.

Он пошел вперед. Пол был выложен грубыми, неровными каменными плитами, стены из кирпича. Как и сказала Бандл, длина хода не превышала приблизительно ста футов. А дальше — тупик, образованный опавшей каменной кладкой. Убедившись в том, что прохода нет, Баттл заговорил, оглянувшись через плечо:

— Ну а теперь вернемся обратно. Я хотел только, так сказать, произвести разведку.

Через несколько минут все вернулись к закрытому панелью входу.

— Начнем отсюда, — сказал Баттл. — Семь прямо, восемь налево, три направо. Предположим, что речь идет о шагах.

Он тщательно отмерил семь шагов и, нагнувшись, посмотрел себе под ноги.

— Кажется, верно. Когда-то здесь была пометка, сделанная мелом. Теперь восемь налево. Здесь речь идет не о шагах. Ход настолько узок, что люди могут пройти только гуськом.

— Тогда, может быть, кирпичи, — предположил Энтони.

— Правильно, мистер Кейд. Восемь кирпичей снизу или сверху с левой стороны. Попытаемся сначала снизу — так легче. — Он отсчитал восемь кирпичей. — Теперь три справа. Один, два, три… Эй… эй, что это?

— Еще минута, и я умру от любопытства, — взвизгнула Бандл. — Что же там такое?

Суперинтендант Баттл поддел кирпич кончиком ножа. Его опытный глаз сразу заметил, что этот кирпич отличается от остальных. Повозившись с минуту, Баттл смог его вытащить. За ним зияло темное углубление. Баттл просунул туда руку.

Все ждали, затаив дыхание.

Баттл вынул руку.

У него вырвался возглас удивления и досады.

Остальные столпились кругом и недоуменно смотрели на предметы, которые лежали на ладони суперинтенданта. Сначала им показалось, что их обманывает зрение.

Несколько маленьких перламутровых пуговок, кусок кружева из грубых ниток и листок бумаги, на котором в ряд было написано несколько заглавных букв «Е»!

— Ну и ну, — сказал Баттл. — Будь… будь я проклят, если понимаю, в чем дело!

— Mon Dieu, — пробормотал француз. — Da, c’est un peu trop fort![2216]

— Но что это значит? — воскликнула заинтригованная Вирджиния.

— Что это значит? — переспросил Энтони. — Это может значить только одно. Покойный граф Стилптич, должно быть, любил порой посмеяться. Так что перед нами образец его юмора. Хотя, должен признаться, лично мне совсем не смешно.

— Не объясните ли поподробнее, сэр? — попросил суперинтендант Баттл.

— Разумеется. Это была маленькая шутка графа. Он, наверное, подозревал, что его послание прочли. Придя за драгоценным камнем, мошенники вместо него нашли эту запутанную головоломку. Похоже на игру, когда участники прикалывают к одежде какие-то маленькие вещицы, по которым остальные должны определить, какого литературного героя вы изображаете!

— Так эти предметы несут в себе определенный смысл?

— Я бы сказал, несомненно. Если бы граф хотел просто посмеяться над ними, он бы оставил табличку с надписью «Продано», картинку с изображением осла или что-нибудь еще более обидное!

— Вязаная вещичка, заглавные «Е» и множество пуговок, — недовольно пробормотал Баттл.

— C’est inoui[2217], — разъяренно произнес Лемуан.

— Шифр номер два, — сказал Энтони. — Интересно, справился бы с ним профессор Уинвуд?

— Когда в последний раз пользовались этим ходом, миледи? — спросил француз у Бандл.

Бандл задумалась.

— Думаю, последние два года сюда никто не заходил. Обычно американцам и туристам показывают только потайную комнату.

— Любопытно, — пробормотал француз.

— Почему любопытно?

Лемуан остановился и поднял с пола какой-то маленький предмет.

— А вот это! — ответил он. — Эта спичка лежит здесь не два года и даже не два дня. Не обронил ли ее случайно кто-нибудь из вас, леди и джентльмены? — спросил он.

Все ответили отрицательно.

— Что ж, — сказал суперинтендант Баттл, — тогда мы видели все, что заслуживает внимания. Теперь можно и уходить.

Предложение было принято с удовольствием. Панель, прикрывающая потайной ход, стояла на месте, но Бандл показала, как открыть ее изнутри. Она отодвинула невидную постороннему задвижку, и дверь бесшумно отъехала в сторону. Бандл ловко перепрыгнула через порог и оказалась в зале заседаний.

— Черт! — вскрикнул лорд Катерхэм, подскочив в кресле, где он устроился вздремнуть после завтрака.

— Бедный старый папочка, — сказала Бандл. — Я тебя испугала?

— Ума не приложу, — ответил лорд Катерхэм, — почему в наши дни никто не отдыхает после еды? Потерянное искусство. Видит бог, в Чимнизе достаточно просторно, но даже здесь я не могу побыть в покое. Боже правый, сколько вас? Это напоминает мне пантомимы, которые я видел в детстве. В них орды демонов вылезали из люков.

— Демон номер семь, — засмеялась Вирджиния, подойдя к нему и погладив его по голове. — Не сердитесь, дорогой. Мы просто исследовали потайной ход, вот и все.

— Сегодня прямо какой-то бум на потайные ходы, — проворчал лорд Катерхэм, еще не совсем смягчившись. — Мне пришлось все утро показывать их этому Фишу.

— Когда? — быстро спросил Баттл.

— Перед самым ленчем. Он где-то слышал о потайных ходах в Чимнизе. Я показал ему этот, потом повел в Белую галерею, а закончили мы осмотром потайной комнаты. Но к тому времени его энтузиазм уже улетучился. Он выглядел смертельно усталым. И все же я заставил его испить эту чашу до дна! — При этом приятном воспоминании лорд Катерхэм довольно потер руки.

Энтони повернулся к Лемуану.

— Давайте выйдем, — тихо произнес он. — Мне надо поговорить с вами.

Они вышли через застекленную дверь. Отойдя на достаточное расстояние от дома, Энтони вынул из кармана клочок бумаги, который ему утром дал Борис.

— Скажите, — спросил он, — это не вы потеряли?

Лемуан взял бумажку и с интересом рассмотрел.

— Нет, — ответил он. — Впервые вижу. А почему вы спрашиваете?

— Вы уверены?

— Абсолютно уверен, мсье.

— Странно.

Он повторил Лемуану рассказ Бориса. Лемуан слушал с большим вниманием.

— Нет, обронил не я. Вы говорите, он нашел эту бумажку среди деревьев?

— Ну, полагаю, что так, хотя он этого не говорил.

— Возможно, она выпала из чемодана мистера Айзекстайна. Допросите еще раз Бориса. — Он вернул бумажку Энтони и, помолчав минуту-другую, сказал: — Что вам известно об этом Борисе?

Энтони пожал плечами:

— Насколько я понимаю, он был верным слугой покойного принца Михаила.

— Может быть, это и так, но не сочтите за труд выяснить. Спросите у кого-нибудь, кто может его знать, например у барона Лолопретжила. Вероятно, этого человека наняли всего несколько недель назад. Я лично считаю его честным. Но кто знает? Король Виктор вполне способен в мгновение ока превратиться в преданного слугу.

— Вы действительно думаете…

Лемуан прервал его:

— Буду с вами откровенен. Я просто одержим Королем Виктором. Он мне видится повсюду. Вот и сейчас я спрашиваю себя: может быть, человек, с которым я разговариваю, мсье Кейд, и есть Король Виктор?

— Боже правый! — охнул Энтони. — Да с вами действительно не все в порядке!

— Зачем мне нужен этот чертов бриллиант? Зачем мне искать, кто убил принца Михаила? Пусть этим занимается мой коллега из Скотленд-Ярда. Это его дело. Я приехал в Англию только с одной целью: взять Короля Виктора, и взять его с поличным. Все остальное меня не интересует!

— Вы думаете, вам это удастся? — спросил Энтони, закуривая.

— Откуда мне знать? — ответил внезапно помрачневший Лемуан.

— Гм-м! — пробормотал Энтони.

Они вернулись на террасу. Суперинтендант Баттл неподвижно стоял возле французского окна.

— Посмотрите на бедного старого Баттла, — сказал Энтони. — Давайте приободрим его. — Помолчав минуту, он добавил: — Знаете, мсье Лемуан, вы в некотором смысле странный человек.

— В каком же, мсье Кейд?

— Ну, — сказал Энтони, — я бы на вашем месте записал адрес, который я вам показал. Это может не иметь никакого значения — вполне возможно, но, с другой стороны, может быть, это и важно.

Лемуан с любопытством смотрел на него, словно стараясь прочитать его мысли. Затем, слегка улыбнувшись, приподнял обшлаг левого рукава пиджака. На манжете белой рубашки карандашом было написано: «Хартсмер, Лэнгли-роуд, Дувр».

— Простите, — сконфузился Энтони. — Признаю свое поражение.

Он присоединился к суперинтенданту Баттлу.

— Вы выглядите очень озабоченным, Баттл, — заметил он.

— Мне многое надо обдумать, мистер Кейд.

— Да, полагаю, что это так.

— Что-то здесь не сходится. Совсем не сходится!

— Очень жаль, — посочувствовал Энтони. — Ничего, Баттл, в худшем случае вы всегда можете арестовать меня! Не забывайте, что в качестве доказательства моей вины у вас есть мои следы.

Но суперинтендант не поддержал шутки.

— У вас здесь есть какие-нибудь враги, мистер Кейд? — осведомился он.

— Мне кажется, меня недолюбливает третий лакей, — легкомысленно ответил Энтони. — Он все время обносит меня самыми вкусными блюдами! А почему это вас заинтересовало?

— Я получил анонимные письма, — ответил суперинтендант Баттл. — Вернее, анонимное письмо.

— Обо мне?

Вместо ответа Баттл вынул из кармана сложенный листок дешевой бумаги для заметок и протянул его Энтони. На нем неразборчивым почерком было написано:


«Присмотритесь к мистеру Кейду. Он не тот, за кого себя выдает».


Энтони, чуть слышно засмеявшись, вернул записку.

— Это все? Не унывайте, Баттл! Теперь у вас есть все основания считать, что я действительно мошенник!

Насвистывая что-то веселое, он вошел в дом. Но едва он оказался в своей спальне и закрыл за собой дверь, лицо его изменилось. Оно стало неподвижным и суровым. Энтони сел на край постели и мрачно уставился в пол.

— Дело принимает серьезный оборот, — сказал он самому себе. — Что-то надо делать. Ситуация чертовски осложняется.

Посидев минуту-другую, Энтони подошел к окну. Сначала он рассеянно смотрел вдаль, затем его взгляд внезапно сосредоточился на одной точке, и он повеселел.

— Разумеется, — сказал он. — Розарий! Вот! Розарий, конечно!

Он снова спустился вниз, вышел в сад через боковую дверь и окольным путем подошел к розарию, с каждой стороны которого имелась калитка. Прошел к солнечным часам на холмике в самом центре розария.

Там Энтони остановился как вкопанный и уставился на человека, который, увидев его, удивился не меньше.

— Я не знал, что вы любитель роз, мистер Фиш, — мягко произнес Энтони.

— Сэр, — ответил мистер Фиш, — я очень люблю розы.

Они настороженно смотрели друг на друга, словно изучая силу противника.

— Я тоже, — ответил Энтони.

— Правда?

— Я просто обожаю розы, — не полез за словом в карман Энтони.

На лице мистера Фиша появилась едва заметная улыбка, улыбнулся и Энтони. Обстановка, похоже, разрядилась.

— Посмотрите на эту красавицу, — сказал мистер Фиш, наклонившись и указав на самый красивый цветок. — Кажется, это «Мадам Абель Шатене». Да, я прав. А эта белая роза до войны была известна под названием «Фрау Карл Друски». Наверное, ее переименовали. Слишком сентиментально, вероятно, но поистине патриотично. «Франция» всегда была популярна. А красные розы вы любите, мистер Кейд? Ярко-алая роза…

Медленный, протяжный голос мистера Фиша прервался. Из окна первого этажа высунулась Бандл.

— Подвезти вас в город, мистер Фиш? Я сейчас уезжаю.

— Спасибо, леди Эйлин, но мне и здесь очень хорошо.

— А вы, конечно, не передумали, мистер Кейд?

Энтони засмеялся и помотал головой. Бандл исчезла.

— Я бы сейчас не прочь поспать, — признался Энтони, широко зевнув. — После ленча всегда неплохо вздремнуть! — Он вынул сигарету. — У вас не найдется спички?

Мистер Фиш протянул ему спичечный коробок. Энтони достал спичку и с благодарностью вернул коробок.

— Розы на удивление хороши, — еще раз сказал Энтони, обезоруживающе улыбнувшись и весело кивнув. — Но я сегодня что-то не склонен говорить на тему цветоводства.

До них донесся оглушительный рев.

— Какой мощный мотор у ее машины, — заметил Энтони. — Это она уезжает.

Они увидели машину, набирающую скорость на длинной дороге.

Энтони снова зевнул и зашагал к дому.

Когда он вошел к себе, у него, казалось, вдруг открылось второе дыхание. Он пробежал по холлу, выскочил в окно на дальнем конце и промчался по парку. Бандл, конечно, должна сделать крюк, выехать в главные ворота и проехать по деревне.

Он передвигался с невероятной быстротой. Это был бег на время. Добежав до парка, он услышал звук мотора и выскочил на дорогу.

— Эй! — закричал Энтони.

От удивления Бандл резко затормозила, и автомобиль развернуло поперек дороги. К счастью, она довольно крепко держала руль. Энтони подбежал к машине, открыл дверцу и сел рядом с Бандл.

— Я еду с вами в Лондон, — заявил он. — В последнюю минуту передумал!

— Невероятный вы человек, — сказала Бандл. — Что это у вас в руках?

— Всего лишь спичка, — ответил Энтони.

Он задумчиво рассмотрел свой трофей. Это была розовая спичка с желтой головкой. Он бросил свою незажженную сигарету и аккуратно спрятал спичку в карман.

Глава 24 Дом в Дувре

— Вы, надеюсь, не возражаете, — сказала Бандл через километр дороги, — если я прибавлю скорости? Я выехала позже, чем предполагала.

Энтони казалось, что они и так несутся с головокружительной скоростью, но вскоре выяснилось, что это ничто по сравнению с тем, чего может достичь Бандл на своем «Паккарде», если постарается.

— Некоторых, — сказала Бандл, моментально сбросив скорость, когда они въехали в деревню, — моя езда ужасает. Бедного старого папочку, например. Ничто не заставит его поехать со мной на этом старом драндулете.

В глубине души Энтони подумал, что лорд Катерхэм полностью прав. Езда с Бандл — не для нервного джентльмена средних лет.

— Но вы, похоже, совсем не нервничаете, — одобрительно продолжала Бандл, сделав головокружительный поворот на двух колесах.

— У меня, видите ли, хорошая подготовка, — равнодушно объяснил Энтони. — А еще, — добавил он, подумав, — я тоже очень спешу.

— Можно, я еще прибавлю скорости? — вежливо спросила Бандл.

— Господи, нет, — поспешил возразить Энтони. — Мы и так превышаем километров на пятьдесят.

— Я сгораю от любопытства, мне не терпится узнать причину вашего неожиданного отъезда, — сказала Бандл, нажав на клаксон и огласив окрестности оглушительным сигналом. — Но, может быть, я не должна этого спрашивать? Вы скрываетесь от правосудия, да?

— Я не совсем уверен, — ответил Энтони. — Вскоре узнаю.

— А этот человек из Скотленд-Ярда не так прост, как я думала, — поделилась своим открытием Бандл.

— Баттл хороший человек, — согласился Энтони.

— Вам надо было бы стать дипломатом, — заметила Бандл. — Так и не поделитесь информацией?

— У меня такое впечатление, что я и так много болтаю.

— О господи! Уж нет ли у вас случайно интрижки с мадемуазель Брюн?

— Вот уж в этом-то я не грешен! — категорически заявил Энтони.

Несколько минут они молчали. Бандл вновь развила скорость и обогнала три машины. Потом вдруг спросила:

— Как давно вы знакомы с Вирджинией?

— На этот вопрос трудно ответить, — сказал Энтони чистую правду. — Я встречался с ней не очень часто, и тем не менее мне кажется, я знаю ее всю жизнь.

Бандл кивнула.

— Вирджиния с мозгами, — прямолинейно заметила она. — Она часто несет околесицу, но мозги у нее есть. В Герцословакии, наверное, она имела невероятный успех. Будь Тим Ревел жив, он бы сделал головокружительную карьеру, и в основном благодаря Вирджинии. Она работала ради него изо всех сил. Делала для него все, что могла, и я знаю почему.

— Потому что любила его? — спросил Энтони, глядя прямо перед собой.

— Нет, именно потому, что не любила. Неужели не понимаете? Она никогда его не любила и делала все возможное, чтобы загладить свою вину. В этом вся Вирджиния. И не заблуждайтесь, Вирджиния действительно не любила Тима Ревела!

— Вы говорите об этом очень уверенно, — сказал Энтони, повернувшись к ней.

Бандл крепко сжала руль своими маленькими ручками и решительно выпятила подбородок.

— Мне кое-что известно. Я была ребенком, когда она вышла замуж, но кое-что слышала и, зная Вирджинию, легко могу свести концы с концами. Тим Ревел пленился Вирджинией. Он был ирландцем, очень привлекательным, с хорошо подвешенным языком. Вирджиния была совсем молоденькой — ей исполнилось всего восемнадцать лет. Где бы она ни появилась, Тим следовал за ней по пятам. Он с несчастным видом клялся застрелиться или начать пить, если она не станет его женой. Девушки верят таким словам, во всяком случае, тогда верили. Увы, за последние восемь лет многое изменилось. Тогда Вирджинии показалось, будто она влюбилась. Она стала его женой и всегда была по отношению к нему ангелом. Если бы она его любила, ей бы это не удалось и наполовину. В Вирджинии много непредсказуемого. И могу вам сказать одно: она очень дорожит своей свободой. И заставить ее отказаться от этой свободы будет очень трудно.

— А почему вы мне это говорите? — недоумевая, спросил Энтони.

— Интересно же знать о людях, разве нет? О некоторых, во всяком случае.

— Я хотел бы все знать о ней, — признался он.

— А Вирджиния вам никогда о себе не рассказывала? Но мне вы можете смело верить. Вирджиния очаровательна. Ее любят даже женщины, потому что она не сплетница. И во всяком случае, — несколько неясно закончила Бандл, — необязательно же быть паинькой, правда?

— Согласен, — кивнул Энтони.

Он был озадачен. Почему Бандл вдруг выдала ему такое количество непрошеной информации? Правда, Энтони не отрицал, что его это крайне заинтересовало.

— Ну вот и доехали до трамваев, — вздохнула Бандл. — Теперь, наверное, придется плестись осторожно.

— Конечно, — согласился Энтони.

Его представления о том, что такое ехать осторожно, вряд ли совпадали с представлениями Бандл. Оставив позади негодующие пригороды, они в конце концов выехали на Оксфорд-стрит.

— Неплохая скорость, а? — сказала Бандл, посмотрев на часы.

Энтони охотно согласился.

— Где вас высадить?

— Где угодно. Как вы поедете?

— К Найтсбриджу.

— Хорошо, высадите меня на углу Гайд-парка.

— До свидания, — сказала Бандл, подъезжая к Гайд-парку. — Как насчет обратного пути?

— Спасибо, я вернусь сам.

— Все-таки я вас напугала, — хохотнула Бандл.

— Нервным старым леди я бы не рекомендовал ездить с вами, но лично мне понравилось. В последний раз я попал в столь же опасное положение, когда за мной гналось стадо слонов.

— По-моему, вы невероятно грубы, — заметила Бандл, — ведь за все время поездки мы даже ни с кем не столкнулись!

— Мне очень жаль, если вы сдерживались ради меня, — съехидничал Энтони.

— Мужчины никогда не отличались смелостью, — отплатила Бандл.

— Это возмутительно, — ответил Энтони. — Я ухожу униженный.

Бандл кивнула и уехала. Энтони остановил такси.

— Вокзал Виктория, — сказал он водителю, садясь в машину.

Приехав на вокзал и расплатившись с таксистом, он навел справки о следующем поезде на Дувр. К сожалению, поезд только что ушел.

Следующего придется ждать более часа. Энтони ходил взад-вперед, сдвинув брови. Один или два раза он нетерпеливо покачал головой.

Путешествие в Дувр прошло без приключений. Приехав, Энтони быстро вышел из здания вокзала, но, словно что-то внезапно вспомнив, вернулся и с улыбкой на губах осведомился, как пройти в «Хартсмер», Лэнгли-роуд.

Лэнгли-роуд оказалась длинной улицей, ведущей к пригороду. Носильщик сообщил, что «Хартсмер» находится в самом конце улицы. Энтони терпеливо шагал в указанном направлении. Между бровей у него снова появилась небольшая морщинка, однако, как всегда в минуты повышенной опасности, он испытывал душевный подъем.

«Хартсмер», как и говорил носильщик, находился в самом конце улицы. Дом стоял в отдалении, в середине запущенного участка, заросшего травой. Энтони решил, что здание пустует уже года два. Большие чугунные ворота проржавели и обветшали, а надпись на столбе ворот стерлась.

— Одинокое место, — пробормотал Энтони себе под нос, — лучше не придумаешь!

Постояв какое-то время, он оглядел безлюдную улицу и быстро скользнул через скрипящие ворота на заросшую травой тропинку. Пройдя немного, он остановился и прислушался. От дома его еще отделяло значительное расстояние. Кругом мертвая тишина. Некоторые из рано пожелтевших листочков уже упали на землю, и в тишине их шуршание казалось почти зловещим. Энтони вздрогнул, потом улыбнулся.

— Нервы, — прошептал он. — Раньше я не знал, что это такое!

Он пошел по тропинке дальше. В том месте, где она плавно поворачивала, он нырнул в кусты, чтобы под их прикрытием его не было видно из дома. Вдруг он приподнялся и осторожно раздвинул ветки кустов. Где-то вдалеке залаяла собака, но внимание Энтони привлек звук, возникший совсем близко.

Слух не обманул его. Из-за угла дома показался низенький коренастый человек, по виду иностранец. Он уверенно обошел дом и скрылся за другим углом.

— Часовой! — догадался Энтони. — Они службу знают!

Как только человек скрылся из вида, Энтони быстро прошел дальше, завернул налево и пошел по следам часового.

Сам он ступал бесшумно.

Стена дома находилась справа от него, он осторожно вышел на усыпанную гравием тропинку, освещенную широким лучом света, падающим из открытого окна, и ясно услышал говор мужских голосов.

— Господи! Ну что за идиоты, — ругнулся Энтони. — Неплохо бы их пугнуть.

Он подкрался к окну и немного наклонился, чтобы оставаться незамеченным, потом очень осторожно поднял голову на уровень подоконника и заглянул в комнату.

За столом расположилась мужская компания. Четверо из них были крупными, плотными особями, с высокими скулами и раскосыми венгерскими глазами. Двое других — маленькие, подвижные, суетливые — походили на крыс. Они изъяснялись на французском, но четверо крупных мужчин говорили на нем неуверенно, хриплыми, гортанными голосами.

— Босс? — прорычал один из них. — Ну, когда же он приедет?

Один из тех, что поменьше, пожал плечами:

— Теперь уже с минуты на минуту.

— Пора бы уже, — проворчал первый. — Я этого вашего босса никогда не видел, но сколько великих, славных дел мы могли бы совершить за эти дни праздного ожидания!

— Глупец, — с некоторой горечью произнес маленький человек, скорее всего француз. — Ваша драгоценная компания только на то и способна, что попадаться в руки полиции! Гориллы-неумехи!

— Ага! — пророкотал другой коренастый малый. — Вы оскорбляете Братство? Хотите, чтобы вас нашли со знаком Красной Руки на шее?

Он приподнялся, свирепо глядя на наглеца, но один из собратьев дернул его за рукав.

— Не надо ссориться, — примирительно сказал он. — Мы же делаем одно общее дело. Насколько я слышал, Король Виктор не терпит неповиновения.

Энтони услышал в темноте шаги часового и спрятался за кустом.

— Кто это? — спросил один из мужчин.

— Карло совершает обход.

— А! А как там с узником?

— С ним все в порядке. Быстро приходит в себя. Уже оправился от моего удара по голове.

Энтони тихо отодвинулся.

«Господи! Что за люди, — подумал он. — Обсуждают свои проблемы при открытом окне, а этот дурак Карло расхаживает вокруг дома, как слон, и ничего не видит, как летучая мышь! К тому же герцословаки и французы вот-вот подерутся. Да, штаб Короля Виктора в опасном положении. Забавно, очень забавно было бы преподать им урок».

С минуту он стоял в нерешительности, чему-то улыбаясь.

Вдруг у него над головой раздался приглушенный стон.

Энтони посмотрел вверх. Стон повторился.

Энтони быстро огляделся. Карло появится еще не скоро. Ухватившись за толстый ствол дикого винограда, он ловко вскарабкался до подоконника второго этажа. Окно было закрыто, но инструментом, вынутым из кармана, он отодвинул засов.

Послушав с минуту, он легко спрыгнул в комнату. В дальнем углу стояла кровать, на ней лежал человек, фигура которого была едва различима в полумраке.

Энтони подошел к кровати и осветил карманным фонарем лицо пленника. Это было лицо иностранца, бледное и изнуренное. Голова его была обмотана толстым слоем бинтов.

Руки и ноги его были связаны. Увидев Энтони, человек не сумел скрыть удивления.

Энтони склонился над ним, но, услышав у себя за спиной какой-то шум, развернулся и полез в карман пиджака.

Его остановила резкая команда:

— Руки вверх, сынок! Ты не ожидал увидеть меня здесь, но я сел на вокзале Виктория на тот же поезд, что и ты!

В дверях стоял мистер Хирам Фиш. Он улыбался, а в руке у него блестел большой автоматический пистолет.

Глава 25 Вечер вторника в Чимнизе

После обеда лорд Катерхэм, Вирджиния и Бандл сидели в библиотеке. Это был вечер четверга. Со времени довольно таинственного исчезновения Энтони прошло часов тридцать.

Бандл по крайней мере седьмой раз повторяла последние слова Энтони, сказанные у Гайд-парка.

— «Спасибо, я вернусь сам», — задумчиво повторила Вирджиния. — Похоже, он не собирался отсутствовать так долго. И вещи свои оставил здесь.

— И он не сказал вам, куда едет?

— Нет, — ответила Вирджиния, глядя прямо перед собой. — Он ничего мне не говорил.

Минуту-другую стояла тишина, которую нарушил лорд Катерхэм.

— Я бы сказал, — произнес он, — держать отель менее хлопотно, чем загородное поместье.

— Вы имеете в виду…

— Маленькую табличку, которая висит во всех номерах: «Постояльцы должны сообщить администрации о своем отъезде до двенадцати часов дня».

Вирджиния улыбнулась.

— Вынужден признаться, — продолжал он, — что я старомоден и неразумен. Я знаю, сейчас модно приезжать и уезжать когда заблагорассудится, словно ты остановился в отеле. Та же свобода передвижений, разве что никто тебе не предъявит счет!

— Ты старый брюзга, — упрекнула его Бандл. — У тебя есть мы с Вирджинией. Что тебе еще надо?

— Ничего, ничего, — поспешно заверил их лорд Катерхэм. — Дело вовсе не в этом. Дело в принципе. Моя жизнь полна беспокойства. Хотя последние двадцать четыре часа я провел почти идеально. Покой, полный покой. Ни ограблений, ни какого бы то ни было другого насилия, ни детективов, ни американцев. Но я бы получил от этого покоя еще больше удовлетворения, если бы чувствовал себя по-настоящему в безопасности. Я все время повторял себе: «Кто-то из них может появиться в любую минуту». И это мне отравляло все удовольствие.

— Что ж, пока никто не появился, — отозвалась Бандл. — Мы в полном одиночестве, о нас, можно сказать, забыли. И Фиш как-то странно исчез. Он что-нибудь сказал?

— Ни слова. Когда я видел его в последний раз, он ходил взад-вперед по розовому саду и курил эти свои отвратительные сигары. А потом словно испарился.

— Наверное, его кто-то похитил, — выразила надежду Бандл.

— Через день-другой, полагаю, люди из Скотленд-Ярда вытащат из озера его тело, — оживленно подхватил лорд. — Поделом мне. В мои годы мне бы спокойно отправиться за границу, заботиться о своем здоровье, а не позволять Ломаксу вовлекать себя в рискованные игры. Я…

Его прервал Тредуэлл.

— Ну, — раздраженно спросил лорд Катерхэм, — что там?

— Пришел французский детектив, милорд, и он был бы рад, если бы вы уделили ему несколько минут.

— Что я вам говорил? — саркастически спросил лорд Катерхэм. — Я знал, что ничто хорошее не может длиться долго. Бьюсь об заклад, труп Фиша нашли в пруду с золотыми рыбками.

Тредуэлл с присущей ему строгой почтительностью вернул хозяина к теме:

— Так я скажу ему, что вы примете его, милорд?

— Да, да. Приведите его сюда.

Тредуэлл удалился и через минуту-другую вернулся, доложив мрачным голосом:

— Мсье Лемуан.

Француз вошел быстрой, легкой походкой, выдававшей его возбуждение больше, чем его лицо.

— Добрый вечер, Лемуан, — поздоровался лорд Катерхэм. — Выпить хотите?

— Спасибо. — Лемуан церемонно поклонился дамам. — Наконец-то в нашем деле наметился некоторый прогресс. Я почувствовал, что при данных обстоятельствах надо познакомить вас со своими открытиями — очень важными открытиями, которые мне удалось сделать за последние двадцать четыре часа.

— Я так и думал, что где-то происходит что-то важное, — заметил лорд Катерхэм.

— Милорд, вчера один из ваших гостей покинул дом очень любопытным образом. Должен вам сказать, у меня с самого начала были некоторые подозрения. Здесь появился человек, приехавший из диких мест. Еще два месяца назад он жил в Южной Африке. А до этого… где?

У Вирджинии перехватило дыхание. Взглянув на нее с некоторым подозрением, он продолжил:

— До этого… где? Никто не может сказать. И это именно такой человек, которого я ищу, — веселый, отважный, дерзкий, способный на поступок. Я посылаю телеграмму, но не узнаю ни слова о его прошлой жизни. Да, десять лет назад он был в Канаде, но с тех пор — неизвестность. Мои подозрения усиливаются. И вдруг в один прекрасный день я подбираю листок бумаги там, где он только что прошел. На этом листке написан адрес какого-то дома в Дувре. Потом я, как бы случайно, роняю этот листок. Краем глаза вижу, как Борис, герцословак, подбирает его и передает своему хозяину. Я все время был уверен, что Борис — эмиссар Братства Красной Руки. Мы знаем, что Братство работает над этим делом вместе с Королем Виктором. Если Борис признал мистера Энтони Кейда своим хозяином, он тем самым перенес на него свою верность Братству. Иначе зачем бы ему было связываться с незначительным чужаком? Это было подозрительно, говорю вам, очень подозрительно. Но Энтони Кейд почти обезоружил меня, принеся мне этот листок и спросив, не обронил ли я его. Как я уже сказал, я был почти обезоружен, но не совсем! Ведь это может означать, что он или невиновен, или очень, очень умен. Я сразу же навел кое-какие справки и только сегодня получил ответ. Дом в Дувре спешно покинули, но до вчерашнего дня там размещалась группа иностранцев. Вне всякого сомнения, это была штаб-квартира Короля Виктора. Теперь оцените значение этих новостей. Вчера мистер Кейд поспешно уезжает отсюда. Поскольку он уронил эту бумажку, он должен знать, что ведется какая-то игра. Он приезжает в Дувр, и банда мгновенно разбегается. Каков будет следующий шаг, я не знаю. Ясно только одно: мистер Кейд сюда не вернется! Но, зная Короля Виктора, как знаю его я, уверен, что он не выйдет из игры, не попытавшись еще раз завладеть бриллиантом. Тогда-то я его и возьму!

Вирджиния внезапно встала, подошла к камину и заговорила голосом, холодным, как сталь.

— По-моему, вы не учитываете одного, мсье Лемуан, — сказала она. — Мистер Кейд не единственный гость, исчезнувший вчера подозрительным образом.

— Вы имеете в виду, мадам…

— То, что вы только что сказали, может быть отнесено и к другому человеку. Ведь так же таинственно исчез и мистер Хирам Фиш!

— Ах, мистер Фиш!

— Да, мистер Фиш! Не вы ли говорили нам здесь, что Король Виктор недавно приехал из Америки? А мистер Фиш приехал в Англию именно из Америки! Конечно, он привез рекомендательное письмо от очень известного лица, но ведь для Короля Виктора организовать такое письмо сущий пустяк! Фиш, безусловно, не тот, за кого себя выдает. Лорд Катерхэм отметил любопытный факт: когда речь заходит о первоизданиях, с которыми он якобы приехал ознакомиться, мистер Фиш только слушает, но ничего не говорит сам. Кроме того, есть еще пара любопытных фактов. В ночь убийства в его комнате зажегся свет. Теперь вспомним тот вечер в зале заседаний. Когда я выскочила из окна и встретилась с ним на террасе, он был полностью одет. И бумажку мог уронить он. Ведь никто не видел, что ее уронил мистер Кейд. Мистер Кейд мог поехать в Дувр. Если это так, его могли там похитить. Нет, поведение мистера Фиша гораздо подозрительнее поведения мистера Кейда!

Француз резко ответил:

— С вашей точки зрения, мадам, это выглядит так. И я не скрою, что мистер Фиш действительно не тот, за кого себя выдает!

— Ну, так что же?

— А то, что вы, извините, попали пальцем в небо! Видите ли, мадам, мистер Фиш один из детективов агентства Пинкертона!

— Что? — воскликнул лорд Катерхэм.

— Да, лорд Катерхэм. Он приехал сюда, чтобы тоже выследить Короля Виктора. Мы с суперинтендантом Баттлом давно знаем об этом.

Ничего не ответив, Вирджиния бессильно опустилась в кресло. Эти несколько фраз в одну минуту обрушили все стройное здание защиты, которое она с таким старанием воздвигала.

— Видите ли, — продолжал Лемуан, — нам было понятно, что рано или поздно Король Виктор объявится в Чимнизе. Здесь-то мы и собирались схватить его с поличным!

Вирджиния как-то странно оглядела всех присутствующих и неожиданно рассмеялась.

— Вы его еще не поймали! — сказала она.

Лемуан с интересом взглянул на нее:

— Нет. Но поймаю!

— Он ведь перехитрит любого, не так ли?

Лицо француза исказилось от гнева.

— Пора бы уж положить конец всему этому, — прошипел он сквозь зубы.

— Он очень обаятельный человек! — заметил лорд Катерхэм. — Очень обаятельный! Но, Вирджиния, вы же утверждали, что он ваш старый друг?

— Именно поэтому, — сдержанно ответила Вирджиния, — я считаю, что мсье Лемуан ошибается.

Она выдержала взгляд детектива, но того, похоже, не так легко было сбить с толку.

— Время покажет, мадам, — ответил он.

— Вы хотите сказать, что принца Михаила застрелил он?

— Конечно.

Вирджиния замотала головой.

— О нет! — возразила она. — Нет и нет! В одном я уверена полностью: Энтони Кейд не убивал принца Михаила!

Лемуан бросил на нее острый взгляд.

— Возможно, вы и правы, мадам, — в раздумье произнес он. — Но только возможно. Это мог сделать по его приказу герцословак Борис. Кто знает, может быть, Борис за что-то мстил принцу Михаилу?

— Этот вполне мог убить, — согласился лорд Катерхэм. — Горничные, наверное, взвизгивают, встречаясь с ним в темных коридорах!

— Что ж, — сказал Лемуан, — мне пора. Я думал, милорд, вам надо знать, как обстоят дела на самом деле.

— Это очень любезно с вашей стороны, — вежливо поблагодарил лорд Катерхэм. — Выпить вы, конечно, не хотите? Ну, как знаете. До свидания.

— Терпеть не могу этого человека вместе с его острой бородкой и очками! — выпалила Бандл, как только за Лемуаном закрылась дверь. — Надеюсь, Энтони проведет его! Хотела бы я видеть, как он запляшет от ярости! А вы что думаете, Вирджиния?

— Не знаю, — ответила та. — Я устала. Пойду спать.

— Неплохая мысль, — поддержал ее лорд Катерхэм. — Уже половина двенадцатого!

Проходя по широкому коридору, Вирджиния впереди заметила знакомую широкую спину. Человек уже собирался войти в комнату.

— Суперинтендант Баттл! — властно окликнула она.

Суперинтендант, а это был действительно он, неохотно повернул назад.

— Слушаю вас, миссис Ревел!

— Здесь был мсье Лемуан. Он сказал… Скажите, это правда, что мистер Фиш — американский детектив?

Баттл кивнул:

— Правда.

— И вы все время это знали?

Суперинтендант снова кивнул.

Вирджиния повернулась к лестнице.

— Понятно, — холодно кивнула она, — благодарю вас.

До этой минуты она отказывалась верить услышанному. А теперь?..

Сев за туалетный столик в своей комнате, она глубоко задумалась. Каждое слово, сказанное Энтони, приобретало новый смысл. И о каком ремесле он говорил? Ремесло, которое он оставил… Но тогда…

Ее отвлек непривычный звук. Она испуганно подняла голову. Маленькие золотые часики показывали половину второго. Она просидела в раздумье почти два часа!

Звук повторился. Это был резкий щелчок в оконное стекло. Вирджиния подошла к окну, открыла его и выглянула наружу, Внизу, на тропинке, высокая фигура склонилась к земле за очередным камешком.

Сердце Вирджинии учащенно забилось. Но это был массивный, высокий герцословак Борис.

— В чем дело? — тихо спросила она.

Почему-то ей не показалось странным, что в столь поздний час Борис бросает камешки в ее окно.

— В чем дело? — нетерпеливо повторила она.

— Я от хозяина, — тихо, но отчетливо произнес Борис. — Он послал за вами.

Это заявление было сделано тоном, не допускающим возражений.

— Послал за мной?

— Да, я должен привезти вас к нему. Вот записка. Сейчас я вам ее брошу.

Вирджиния немного отступила от окна, и к ее ногам упал камешек, завернутый в записку. Она развернула записку и увидела почерк Энтони:


«Дорогая, я влип, но намерен победить. Поверьте мне и приезжайте!»


Минуты две Вирджиния стояла неподвижно, снова и снова перечитывая эти несколько слов. Она подняла голову и оглядела роскошную спальню, словно увидела ее впервые.

Потом снова выглянула в окно.

— Что я должна делать? — тихо спросила она.

— Детективы на другой стороне дома, в зале заседаний. Спуститесь вниз и выйдите через боковую дверь. Я буду там. На дороге ждет машина.

Вирджиния кивнула, быстро переоделась в бежевое трикотажное платье и надела маленькую кожаную бежевую шляпку.

Затем, слегка улыбнувшись, она написала коротенькую записочку Бандл и приколола ее к подушечке для иголок.

Она тихо спустилась вниз и отперла боковую дверь. На мгновение остановившись, она элегантно тряхнула головой, как когда-то это делали ее предки, отправляясь в крестовые походы, и вышла из дома.

Глава 26 13 октября

В среду в десять часов утра 13 октября Энтони Кейд вошел в отель «Харридж» и спросил, не здесь ли остановился барон Лолопретжил.

Заставив Энтони довольно долго ждать, его проводили в номер к барону. Барон, не скрывая удивления, застыл на коврике перед камином. Рядом, в столь же чопорной позе, стоял внешне враждебно настроенный маленький капитан Андраши.

Положенные этикетом поклоны и другие официальные приветствия. Энтони уже начал осваиваться с обстановкой.

— Простите за столь ранний визит, барон, — бодро заговорил он, положив на стол шляпу и трость. — У меня к вам небольшое деловое предложение.

— Ха! Вот как? — сказал барон.

Капитан Андраши, так и не сумев скрыть своего первоначального недоверия Энтони, подозрительно уставился на него.

— Дело, — продолжал Энтони, — основано на хорошо известном принципе спроса и предложения. Вам что-то нужно, а у другого это есть. Остается только договориться о цене.

Барон, зыркнув на гостя, ничего не ответил.

— Герцословацкий дворянин и английский джентльмен легко договорятся, — добавил Энтони.

Сказав это, он слегка покраснел. Англичанину нелегко произнести эти слова, но он не раз замечал, какое впечатление они производят на барона. Конечно, подействовало и обаяние.

— Так это, — согласился барон, кивнув. — Это так именно.

Даже капитан Андраши, казалось, немного расслабился и тоже одобрительно кивнул.

— Очень хорошо, — сказал Энтони. — Я больше не буду ходить вокруг да около…

— Что говорите вы? — перебил барон. — Ходить вокруг да около? Не понимаю я.

— Риторика, барон. Выражаясь проще, вам нужен товар, у нас он есть! Судно хорошо, но у него нет носового украшения. Под судном я подразумеваю лоялистскую партию Герцословакии. В данную минуту вашей политической программе не хватает основного пункта. Вам не хватает принца! А теперь предположим — только предположим, — что я могу предложить вам принца?

Барон уставился на него.

— Я не понимаю совсем вас, — заявил он.

— Сэр, — сказал капитан Андраши, разъяренно покручивая ус, — вы нас оскорбляете!

— Нисколько, — возразил Энтони. — Я пытаюсь вам помочь. Вы же понимаете: спрос и предложение. Я с вами предельно честен. Принцы бывают только подлинные — так сказать, торговая марка. Если мы договоримся об условиях, вы увидите, что я предлагаю только подлинный товар. Из запасников!..

— Я вас совсем не понимаю никак, — снова заявил барон.

— Это не важно, — добродушно кивнул Энтони. — Я просто хочу, чтобы вы освоились с этой мыслью. Выражаясь грубо, у меня кое-что есть в рукаве. Вам нужен принц? При определенных условиях вы его получите.

Барон и Андраши, недоумевая, тупо смотрели на него. Взяв шляпу и трость, Энтони собрался уходить.

— Подумайте над моим предложением. Да, барон, вот еще что. Вы должны сегодня вечером приехать в Чимниз, и капитан Андраши тоже. Там произойдет ряд очень любопытных событий. Назначим встречу? Скажем, в зале заседаний в девять часов? Спасибо, джентльмены, я могу на вас положиться?

Барон сделал шаг вперед и испытующе посмотрел в лицо Энтони.

— Мистер Кейд, — не без достоинства спросил он, — вы надо мной посмеяться не хотите, надеюсь?

Энтони твердо выдержал его взгляд.

— Барон, — несколько изменившимся голосом произнес он, — думаю, вечером вы первым признаете, что я не шучу!

Поклонившись обоим, он вышел из номера.

Следующий визит он нанес в Сити, где отослал свою визитную карточку мистеру Герману Айзекстайну.

После недолгого ожидания его принял бледный, изысканно одетый клерк с располагающими манерами.

— Вы хотели видеть мистера Айзекстайна, не так ли? — спросил молодой человек. — Боюсь, сегодня он занят, у него заседание правления. Могу ли я чем-нибудь помочь вам?

— У меня к нему сугубо личное дело, — ответил Энтони и беззаботно добавил: — Я только что из Чимниза.

При упоминании о Чимнизе молодой человек слегка заколебался.

— А! — с сомнением в голосе произнес он. — Хорошо, я посмотрю.

— Скажите ему, что дело очень важное! — предупредил Энтони.

— Известие от лорда Катерхэма? — предположил молодой человек.

— Что-то в этом роде, — ответил Энтони, — но я должен обязательно сейчас же увидеться с ним.

Две минуты спустя Энтони проводили в роскошный кабинет, где особое впечатление на него произвели огромные размеры и глубина кожаных кресел.

Мистер Айзекстайн поднялся навстречу Энтони.

— Простите за нежданное вторжение, — извинился Энтони. — Я знаю, вы человек занятой, и не отниму у вас больше времени, чем нужно. У меня к вам небольшой деловой разговор.

Насупленный Айзекстайн посмотрел на него похожими на бусинки глазами.

— Угощайтесь сигарой, — неожиданно предложил он, протягивая открытую коробку.

— Благодарю, — ответил Энтони. — Не откажусь. — Он взял сигару. — Дело касается Герцословакии, — начал Энтони, заметив, как на мгновение блеснули глаза собеседника. — Убийство принца Михаила, должно быть, спутало все ваши карты?

Мистер Айзекстайн поднял бровь, вопросительно пробормотал «Хм?» и перевел взгляд на потолок.

— Нефть, — сказал Энтони, задумчиво созерцая полированную поверхность стола. — Удивительная штука эта нефть!

Он почувствовал, как финансист слегка насторожился.

— Не перейдете ли к делу, мистер Кейд?

— Сию минуту. Полагаю, мистер Айзекстайн, если нефтяные концессии будут предоставлены другим компаниям, вам это не понравится?

— Что вы предлагаете? — спросил Айзекстайн, глядя прямо на него.

— Подходящего претендента на трон, известного своими пробританскими симпатиями.

— Где вы его откопали?

— Это мое дело.

Айзекстайн отреагировал на этот резкий ответ чуть заметной улыбкой, и взгляд его сразу стал суровым и проницательным.

— А этот претендент — подлинный? Вы меня не разыгрываете?

— Абсолютно подлинный.

— Абсолютно?

— Абсолютно.

— Верю вам на слово.

— А вас, похоже, не приходится слишком долго уговаривать? — сказал Энтони, с любопытством глядя на него.

Герман Айзекстайн улыбнулся.

— Я бы не был тем, кем являюсь сейчас, если бы не научился определять, правду говорит человек или нет, — просто ответил он. — Ваши условия?

— Тот же кредит, на тех же условиях, что вы предлагали принцу Михаилу.

— А лично вам?

— На данный момент ничего, но мне нужно, чтобы сегодня вечером вы приехали в Чимниз.

— Нет, — решительно ответил Айзекстайн. — Я не могу этого сделать.

— Почему?

— У меня сегодня очень важный обед.

— И все же, боюсь, вам придется его отменить. Это ради вашего же блага.

— Что вы имеете в виду?

Почти минуту Энтони разглядывал финансиста, а потом медленно произнес:

— Вы знаете, что найден револьвер, тот самый, из которого был застрелен принц Михаил? И знаете, где его нашли? В вашем чемодане!

— Что? — Айзекстайн так и взвился с кресла. Он был взбешен. — Что за чушь вы несете? Что это значит?

— Сейчас узнаете.

И Энтони любезно рассказал, при каких обстоятельствах был найден револьвер. От ужаса лицо его собеседника приобрело сероватый оттенок.

— Но это ложь! — вскричал он, когда Энтони закончил. — Я никогда не клал его в чемодан! Я ничего о нем не знаю! Это просто какой-то заговор!

— Не волнуйтесь, — попытался утешить его Энтони. — Если вы говорите правду, то легко сможете это доказать.

— Доказать? Как я это докажу?

— На вашем месте, — вкрадчиво произнес Энтони, — я бы поехал сегодня в Чимниз.

Айзекстайн с сомнением посмотрел на него:

— Вы так советуете?

Энтони подался вперед и что-то прошептал ему на ухо. Потрясенный финансист отпрянул, уставившись на собеседника:

— Вы хотите сказать…

— Приезжайте и убедитесь сами! — пообещал Энтони.

Глава 27 13 октября (продолжение)

Часы в зале заседаний пробили девять.

— Что ж, — сказал лорд Катерхэм, глубоко вздохнув, — вот они и собрались снова, как толпа малышей, играющих в прятки! — Он печально оглядел комнату. — Шарманщик с обезьянкой, — пробормотал он, остановив взгляд на бароне. — Любопытный Паркер с Трогмортон-стрит.

— Мне кажется, ты несколько несправедлив по отношению к барону, — возразила Бандл, к которой были обращены эти откровения. — Он мне сказал, что считает тебя великолепным образцом английского гостеприимства среди haute noblesse[2218].

— Это в его стиле, — согласился лорд Катерхэм, — он всегда так говорит. Как мне надоели эти его разговоры! Но могу заверить тебя, я уже не тот гостеприимный английский джентльмен, которым когда-то был. Как только мне представится такая возможность, я продам Чимниз какому-нибудь предприимчивому американцу, а сам поселюсь в отеле. Там, если что-то тебе не нравится, ты можешь попросить счет и съехать.

— Не унывай, — утешила его Бандл. — Зато мы, кажется, наконец-то расстались с мистером Фишем!

— Я всегда находил его довольно занятным, — сказал лорд Катерхэм, движимый духом противоречия. — Твой драгоценный молодой человек вовлек меня в это. Ну зачем я созвал это собрание у себя в доме? Почему он не арендовал Ларчис, Элмхерст или какую-нибудь виллу вроде Стрейтхэм, чтобы проводить там сборы своей компании?

— Атмосфера не та, — объяснила Бандл.

— Надеюсь, никто не собирается выкинуть со мной какой-нибудь трюк? — нервно спросил отец. — Я не верю этому французу, Лемуану. Французская полиция способна на любые каверзы. Человеку затягивают руки резиновыми жгутами, а потом рассказывают о преступлении, и у него подскакивает температура, которую измеряют специальным градусником. Я знаю, что если мне на ухо рявкнут: «Кто убил принца Михаила?» — у меня температура прыгнет до ста двадцати двух или что-нибудь в этом роде, и меня тотчас же упекут за решетку!

Дверь отворилась, и Тредуэлл доложил:

— Мистер Джордж Ломакс. Мистер Эверсли.

— Ну вот и Коддерс со своей верной собакой, — съехидничала Бандл.

Билл направился прямо к ней, а Джордж нарочито сердечно, как всегда на людях, поздоровался с лордом Катерхэмом.

— Дорогой Катерхэм, — сказал Джордж, пожимая ему руку, — я получил ваше приглашение и, разумеется, сразу же приехал!

— Очень любезно с вашей стороны, дорогой друг, очень любезно! Рад вас видеть.

Лорд Катерхэм обладал удивительной способностью быть образцом радушия, даже когда терпеть не мог гостя.

— Приглашение было не от меня, но это не важно!

Билл же тем временем атаковал Бандл:

— Я спрашиваю вас, в чем дело? Как случилось, что Вирджиния исчезла посреди ночи? Уж не похитили ли ее?

— Нет, нет, — успокоила его Бандл. — Она оставила записку, приколотую к булавочной подушечке.

— Она уехала с кем-то? Не с этим ли колониальным Джонни? Мне он всегда не нравился, и, насколько я слышал, он отпетый мошенник! Одно не могу понять: как это может быть?

— Что именно?

— Этот Король Виктор — француз, а Энтони Кейд стопроцентный англичанин!

— А вы разве не слышали, что Король Виктор превосходно владеет многими языками и, более того, в нем течет половина ирландской крови?

— О господи! Так почему же он сбежал?

— Понятия не имею. Как нам известно, он исчез позавчера. Но сегодня утром мы получили от него телеграмму, в которой говорится, что в девять часов вечера он будет здесь, и в которой он просит пригласить Коддерса. Все остальные тоже явились по просьбе мистера Кейда!

— Целое сборище, — оглядевшись, заметил Билл. — Французский детектив у окна, английский — у камина. Засилье иностранцев. А где же представитель Штатов?

Бандл развела руками:

— Мистер Фиш просто растворился. Вирджинии тоже нет. Но все остальные собрались, и я костями чувствую, Билл, что близок момент, когда кто-то скажет: «Джеймс, лакей» — и все разъяснится. Сейчас мы ждем только Энтони Кейда.

— Очень сомнительно, что он появится, — возразил Билл.

— Тогда зачем созывать это собрание, как его называет отец?

— Ах, за этим стоит очень глубокая идея, уверяю вас. Он хочет, чтобы мы собрались здесь, пока он будет где-то в другом месте, вы же знаете, как это делается.

— Так вы считаете, он не придет?

— Боюсь, что нет. Совать голову в пасть льва? Зачем, когда в комнате полно детективов и высокопоставленных чиновников?

— Вы плохо знаете Короля Виктора, если думаете, что это его удержит. По общему мнению, подобные головоломки — его стихия, ему всегда удавалось выходить из них победителем.

Мистер Эверсли с сомнением глянул на девушку.

— Над этим ему придется попотеть — все факты против него. Он никогда…

Дверь открылась, и Тредуэлл доложил:

— Мистер Кейд.

Энтони направился прямо к хозяину.

— Лорд Катерхэм, — начал он, — я доставляю вам множество хлопот и очень сожалею об этом. Но я действительно думаю, что сегодня одна тайна раскроется.

Лорд Катерхэм, похоже, смягчился. В глубине души Энтони ему всегда нравился.

— Что вы, какие там хлопоты, — радушно возразил он.

— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал Энтони. — Я вижу, все в сборе. Тогда я могу начать работу.

— Не понимаю, — авторитетно возвысил голос Джордж Ломакс. — Я ровным счетом ничего не понимаю. Все это незаконно. У мистера Кейда нет никакого статуса. Положение очень сложное и деликатное. Я убежден…

Поток красноречия Джорджа был неожиданно прерван. Потихоньку подобравшись к великому человеку, суперинтендант Баттл что-то шепнул ему на ухо. На лице Джорджа появилось выражение растерянности.

— Хорошо, если вы настаиваете, — проворчал он и добавил уже громче: — Я уверен, что все мы с удовольствием выслушаем мистера Кейда.

Энтони проигнорировал явно снисходительную нотку в голосе Джорджа.

— Просто у меня появились кое-какие соображения, вот и все! — весело начал Энтони. — Вам всем, вероятно, известно, что на днях нам попалось одно зашифрованное послание. В нем упоминался Ричмонд и какие-то числа. — Он помолчал. — Так вот, мы пытались расшифровать его, но у нас ничего не вышло. А в мемуарах графа Стилптича, которые мне посчастливилось прочесть, упоминается о некоем обеде, «Цветочном обеде», на котором у всех присутствующих были значки с изображением какого-нибудь цветка. У графа на костюме был дубликат того любопытного символа, который мы нашли в тайнике потайного хода, а именно розы. Если помните, наша находка состояла из нескольких рядов: пуговиц, букв «Е» и, наконец, петелек кружева. Итак, джентльмены, что в этом доме упорядочено в ряды? Книги, не так ли? Прибавим к тому же, что в каталоге библиотеки лорда Катерхэма есть том под названием «Жизнь графа Ричмонда», и вам станет совершенно ясно, где расположен тайник! Начиная с этой книги и используя цифры для определения полок и книг, вы, полагаю, обнаружите, что… э… предмет, который мы ищем, спрятан либо в самой книге, либо где-то за ней!

Энтони скромно огляделся, очевидно, ожидая аплодисментов.

— Честное слово, это очень изобретательно! — воодушевился лорд Катерхэм.

— Очень изобретательно, — снисходительно подтвердил Джордж, — но надо еще убедиться…

Энтони рассмеялся:

— Чтобы узнать, что пудинг хорош, надо его съесть… так ведь? Что ж, скоро вы будете иметь удовольствие убедиться сами! — Он вскочил. — Я иду в библиотеку!

Продолжить ему не удалось. Мсье Лемуан отошел от окна.

— Минутку, мистер Кейд. Разрешите, лорд Катерхэм?

Он подошел к письменному столу, поспешно нацарапал несколько строчек, запечатал записку в конверт и позвонил. Появился Тредуэлл. Лемуан протянул ему записку:

— Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы это было тотчас же доставлено по назначению.

— Будет сделано, сэр, — сказал Тредуэлл и удалился полной достоинства поступью.

Стоявший в нерешительности Энтони снова сел.

— Что за великая идея, Лемуан? — мягко спросил он.

Атмосфера в комнате внезапно накалилась.

— Если драгоценный камень там, где вы говорите, а он там пролежал более семи лет, то четверть часа роли не играет.

— Продолжайте, — вздохнул Энтони. — Это же не все, что вы хотели сказать.

— Нет, не все. И при данных обстоятельствах неразумно было бы позволить кому-либо из присутствующих покинуть комнату. Особенно тем, у кого довольно сомнительное прошлое.

Энтони вскинул брови и закурил.

— Полагаю, жизнь бродяги у вас не вызывает уважения, — задумчиво произнес он.

— Два месяца назад, мистер Кейд, вы были в Южной Африке. Это подтвердилось. А где вы пребывали до этого?

Энтони откинулся назад в кресле, лениво вдыхая клубы дыма.

— В Канаде. На диком Северо-Западе.

— Вы уверены, что не в тюрьме? Во французской тюрьме?

Суперинтендант Баттл машинально сделал шаг к двери, чтобы преградить путь к отступлению, но Энтони, похоже, не собирался делать ничего из ряда вон выходящего.

Вместо этого он уставился на французского детектива и разразился смехом:

— Бедный мой Лемуан! Да вам лечиться нужно! Вам повсюду мерещится Король Виктор. Я вам действительно напоминаю этого интересного джентльмена?

— А вы это отрицаете?

Энтони отряхнул пепел с рукава пиджака.

— Я не отрицаю ничего, что меня забавляет, — иронически прищурился он. — Но ваше обвинение уж слишком смехотворно!

— Да? Вы так считаете? — Француз, явно озадаченный, подался вперед, поморщившись, словно от боли. — А что, если я скажу вам, мсье, что на этот раз… на этот раз… я обязательно схвачу Короля Виктора и меня ничто не остановит!

— Очень похвально, — прокомментировал Энтони. — Вы и раньше пытались схватить его, не так ли, Лемуан? А он вас провел. Вы не боитесь, что вновь опростоволоситесь? Он малый проворный, это уж точно!

Разговор превратился в дуэль между детективом и Энтони. Все присутствующие в комнате чувствовали ее напряжение. Это была битва насмерть между болезненно-серьезным французом и человеком, который спокойно курил и которого, казалось, ничто на свете не волновало.

— На вашем месте, Лемуан, — продолжал Энтони, — я был бы очень, очень осторожен. Просчитывал бы каждый свой шаг и поступок.

— На этот раз, — зловеще заверил Лемуан, — ошибки не будет.

— Вы, кажется, очень в этом уверены, — сказал Энтони. — Но есть еще такая вещь, как улики!

Лемуан улыбнулся, и что-то в его улыбке привлекло внимание Энтони. Он выпрямился и загасил сигарету.

— Вы видели записку, которую я только что написал? — спросил французский детектив. — Она адресована моим людям в гостинице. Вчера я получил из Франции отпечатки пальцев и бертильоновские замеры Короля Виктора, так называемого капитана О’Нила. Я попросил прислать их сюда. Через несколько минут мы узнаем, не тот ли вы человек, которого я ищу!

Энтони неотрывно смотрел на него. На его лице появилась чуть заметная улыбка.

— Вы действительно способный человек, Лемуан! Я об этом не подумал. Вы получите документы, заставите меня опустить пальцы в чернила или сделать что-нибудь столь же неприятное, измерите мне уши и посмотрите, нет ли у меня особых примет. И если они совпадут…

— Что ж, — сказал Лемуан, — если они совпадут…

Энтони подался вперед в своем кресле.

— Да, если они совпадут, — строго произнес он, — что тогда?

— Что тогда? — удивился детектив. — Тогда… у меня будут доказательства, что вы и есть Король Виктор!

Но в его голосе впервые зазвучала нотка неуверенности.

— Вы, конечно, будете удовлетворены, — сказал Энтони. — Однако я не вижу, как это мне повредит. Я ничего не утверждаю, но предположим, только предположим, что я Король Виктор… тогда я, знаете ли, мог и раскаяться в своих грехах!

— Раскаяться?

— Да, раскаяться. Поставьте себя на место Короля Виктора, Лемуан. Пустите в ход все ваше воображение. Вы только что вышли из тюрьмы. Ваша жизнь налаживается. Первый восторг от жизни, полной приключений, прошел. Может быть, вы даже встретили красивую девушку. Думаете жениться, поселиться где-нибудь в деревне и выращивать овощи. Словом, вести безупречную жизнь. Поставьте себя на место Короля Виктора. Вы на это способны?

— Не думаю, — с сардонической улыбкой произнес Лемуан.

— Вполне вероятно, — признал Энтони. — Но вы ведь не Король Виктор, правда? Вы не можете знать, что он чувствует.

— Позвольте, это же нонсенс, — выпалил француз.

— Ничуть, Лемуан! Если я Король Виктор, что конкретно вы имеете против меня? Не забывайте, что за все предыдущие годы вы так и не нашли необходимых доказательств. Я отбыл свой срок, и все. Наверное, вы бы могли арестовать меня по французской статье «Намерение совершить преступление», но это было бы вам слабым утешением, правда?

— Вы забываете, — взорвался Лемуан, — об Америке! Как насчет того, что вы обманом добывали деньги, выдавая себя за принца Николая Оболовича?

— Не надо, Лемуан, — прервал его Энтони. — Я не был в то время в Америке. И могу легко это доказать. Если Король Виктор играл в Америке роль принца Николая, тогда я не Король Виктор. А вы уверены, что его роль вообще кто-то играл? Что это не был сам принц Николай?

Внезапно вмешался суперинтендант Баттл:

— Это была подставная фигура, мистер Кейд.

— Не стану с вами спорить, Баттл, — повернулся к нему Энтони. — Вам почему-то свойственно часто оказываться правым. Скажите, вы тоже уверены, что принц Николай умер в Конго?

Баттл с любопытством посмотрел на него:

— Я бы в этом не стал клясться, сэр. Хотя все так считают.

— Вы очень осторожный человек. Какой ваш девиз? Полная свобода действий? Я воспользовался вашим правилом и дал мсье Лемуану полную свободу действий. Не отрицал его обвинений. Боюсь, однако, что его ждет разочарование. Видите ли, я всегда готов ко всяким неожиданностям. Предполагая какую-нибудь маленькую неприятность, я принял меры предосторожности и заготовил козырь. Он… наверху.

— Наверху? — заинтересовался лорд Катерхэм.

— Да, ему, бедняге, в последнее время пришлось нелегко. Он получил от кого-то сильный удар по голове. Я за ним ухаживал.

Вдруг все услышали глубокий голос мистера Айзекстайна:

— Мы можем догадаться, кто это?

— Попробуйте, если хотите, — ответил Энтони, — но…

Рассвирепевший Лемуан прервал его:

— Все это глупости! Вы снова хотите меня провести! Может быть, то, что вы говорите, и правда — вы действительно не были в Америке. У вас хватило бы ума не говорить сейчас неправду. Но есть еще кое-что. Убийство! Да, убийство. Убийство принца Михаила. Он столкнулся с вами в ту ночь, когда вы искали драгоценный камень.

— Лемуан, вы когда-нибудь слышали, чтобы Король Виктор совершал убийство? — резко оборвал его Энтони. — Вам известно не хуже… лучше, чем мне, что он никогда не проливал крови.

— Кто, как не вы, мог его убить? — вскричал Лемуан. — Докажите!

Не успело последнее слово сорваться с его уст, как с террасы донесся пронзительный свист. Энтони вскочил, отбросив напускную беспечность.

— Вы спрашиваете меня, кто убил принца Михаила? — воскликнул он. — Я вам не скажу… я вам покажу. Этот свист — сигнал, которого я ждал. Убийца принца Михаила сейчас в библиотеке.

Энтони вышел через застекленную дверь, остальные последовали за ним. Он провел всех через террасу до самого окна библиотеки, толкнул его, и оно подалось.

Он очень тихо отодвинул шелковую штору, чтобы все смогли заглянуть в комнату.

Темная фигура, стоящая у книжного шкафа, поспешно вынимала книги и ставила их на место, полностью поглощенная своим занятием.

Пока они наблюдали, пытаясь рассмотреть силуэт в свете электрического фонаря, который она держала в руке, кто-то огромный с диким рычанием проскочил мимо них.

Фонарь упал на пол и потух, и комнату наполнили звуки ожесточенной борьбы. Лорд Катерхэм пробрался к выключателю и зажег свет.

Они увидели двух людей, сцепившихся в смертельной схватке. Конец наступил неожиданно. Резкий звук пистолетного выстрела — и один из них осел на пол. Другой повернулся, и все узнали Бориса. Его глаза горели от ярости.

— Она убила моего хозяина, — прорычал он. — Теперь она пыталась прикончить меня. Я собирался отнять у нее пистолет и застрелить ее, но пистолет выстрелил сам. Это воля святого Михаила! Злая женщина мертва.

— Женщина? — вскричал Джордж Ломакс.

Они подошли поближе. На полу, сжимая в руке пистолет, с выражением смертельной злобы на лице лежала… мадемуазель Брюн.

Глава 28 Король Виктор

— Я с самого начала подозревал ее, — объяснил Энтони. — В вечер убийства в ее комнате вспыхнул световой сигнал. Потом я начал сомневаться. Навел о ней справки в Бретани и вернулся успокоенным: она оказалась той, за которую себя выдавала. Я оказался полным идиотом! Мадемуазель Брюн действительно служила у графини де Бретей, и та очень высоко о ней отзывалась. Мне и в голову не могло прийти, что настоящую мадемуазель Брюн могли похитить по пути на новое место службы и подменить другой женщиной. Вместо того чтобы заподозрить такой вариант, я переключился на мистера Фиша. Но только до тех пор, пока он не оказался со мной в Дувре. Там мы объяснились друг с другом, и мне все стало ясно. Выяснив, что он служит в агентстве Пинкертона, разыскивающем Короля Виктора, я снова вернулся к своим подозрениям. Больше всего меня беспокоило то, что миссис Ревел эта женщина показалась знакомой. Потом я вспомнил, что это произошло после того, как я упомянул, что она служила гувернанткой у мадам де Бретей. Определенным было только одно: ей приходилось видеть эту женщину. Суперинтендант Баттл расскажет вам, что кто-то предпринял все возможное, чтобы помешать миссис Ревел приехать в Чимниз. Ей даже подкинули труп — ни больше ни меньше! И хотя убийство — дело рук Братства Красной Руки, якобы в наказание за предательство со стороны жертвы, сама инсценировка указывала на то, что операцией руководил мощный интеллект. Я с самого начала предполагал какую-то связь с Герцословакией. Миссис Ревел единственная из приглашенных на прием была в этой стране. Сначала я подозревал, что принц Михаил — подставное лицо, но здесь я полностью заблуждался. Когда я осознал, что мадемуазель Брюн может быть самозванкой и что ее лицо знакомо миссис Ревел, мне все стало ясно. Ей, очевидно, было очень важно, чтобы ее не узнали, и присутствие миссис Ревел пришлось вовсе некстати.

— Но кем она была? — спросил лорд Катерхэм. — Миссис Ревел знала ее в Герцословакии?

— Полагаю, об этом нам бы мог рассказать барон, — сказал Энтони.

— Я? — Барон уставился сначала на него, затем на неподвижную фигуру.

— Всмотритесь хорошенько, — попросил Энтони. — Пусть вас не смущает грим. Не забывайте, что она когда-то была актрисой.

Барон снова посмотрел и вдруг вздрогнул.

— Боже мой, — прошептал он, — не может быть это!

— Чего не может быть? — спросил Джордж. — Кто эта женщина? Вы ее узнаете, барон?

— Нет, нет, не может быть, — продолжал бормотать барон. — Она же погибла. Они оба погибли. На лестнице дворца. Ее тело обнаружено было.

— Изуродованное до неузнаваемости, — напомнил ему Энтони. — Ей удалось всех перехитрить. Думаю, она бежала в Америку и несколько лет прожила там в смертельном страхе перед Братством Красной Руки. Они, если вы помните, готовили революцию и, образно выражаясь, всегда имели на нее зуб. После освобождения Короля Виктора они решили вместе завладеть драгоценным камнем. В ту ночь, когда она внезапно встретилась с принцем Михаилом и он ее узнал, она искала бриллиант. При обычных обстоятельствах она могла не опасаться встречи с ним. Гости королевского происхождения не вступают в контакт с гувернантками, и она просто могла укрыться от опасных свидетелей под предлогом мигрени, что она и сделала, когда тут появился барон. Однако ее встреча с принцем Михаилом лицом к лицу состоялась именно тогда, когда он меньше всего этого ожидал. Ей грозили разоблачение и позор. Она его застрелила. Именно она положила револьвер в чемодан Айзекстайна, чтобы запутать расследование, и именно она вернула письма.

Лемуан сделал несколько шагов вперед.

— Вы говорите, она в ту ночь спустилась на поиски драгоценного камня, — сказал он. — А может быть, она шла на встречу со своим сообщником, Королем Виктором? А? Что вы на это скажете?

Энтони вздохнул:

— Вы все о том же, дорогой Лемуан? Как вы назойливы! Я же вам намекнул, что у меня заготовлен для вас козырь. Вы не поняли?

Но тут в разговор вступил Джордж, до которого только что дошел смысл услышанного:

— Я в полном недоумении. Кто эта леди, барон? Вы ведь, кажется, узнали ее?

Но барон стоял неподвижно, как статуя.

— Вы ошибаетесь, мистер Ломакс. Насколько известно мне, я этой леди не видел раньше. Мне она совершенно незнакома.

— Но…

Джордж в замешательстве уставился на него.

Барон отвел его в угол комнаты и что-то прошептал ему на ухо. Энтони с удовольствием наблюдал, как Джордж медленно побагровел, глаза у него выпучились, казалось, его вот-вот хватит удар. До него донесся шепот гортанного голоса Джорджа:

— Конечно… конечно… безусловно… в этом нет необходимости… осложнит ситуацию… строгая секретность.

— А! — Лемуан резко хватил себя рукой по лбу. — Меня это не касается! Я занимаюсь только убийством принца Михаила. Мне нужен Король Виктор!

Энтони мягко покачал головой.

— Мне вас очень жаль, Лемуан. Вы действительно очень способный человек. Но из вашего трюка все равно получился пшик. Я пускаю в ход свой козырь!..

Он прошел по комнате и позвонил. На пороге тотчас же появился Тредуэлл.

— Тредуэлл, сегодня вместе со мной приехал джентльмен.

— Да, сэр, иностранный джентльмен.

— Верно. Пожалуйста, попросите его как можно скорее прийти сюда.

— Да, сэр.

Тредуэлл удалился.

— Выход козыря, таинственного мсье Икс, — театрально провозгласил Энтони. — Кто же он такой? Кто-нибудь догадывается?

— Сложим два и два, — сказал Герман Айзекстайн. — Учитывая ваши таинственные намеки, сделанные сегодня утром, и ваше поведение днем, я бы заявил, что сомнений тут нет. Вам каким-то образом удалось разыскать принца Герцословакии Николая.

— Вы так же думаете, барон?

— Да. Если только не подсовываете обманщика одного. Но в это никогда не поверю я. Вы были со мной честны всегда.

— Спасибо, барон. Я не забуду ваши слова. Итак, вы все полагаете, что это принц?

Он оглядел присутствующих. Только Лемуан не отреагировал. Он продолжал неотрывно рассматривать стол, словно пытаясь что-то прочесть на его поверхности.

Чуткие уши Энтони уловили звук шагов в коридоре.

— И все-таки позвольте вам заметить, — произнес он со странной улыбкой, — вы все ошибаетесь.

Он быстро подошел к двери и распахнул ее.

На пороге стоял человек с аккуратной черной бородой и в очках. Его щеголеватую внешность несколько портила повязка на голове.

— Разрешите мне представить вам настоящего мсье Лемуана из Сюрте!

Кто-то стремительно бросился к окну, выскочил в него, снаружи послышались звуки потасовки, и вдруг раздался гнусавый американский говорок мистера Хирама Фиша, вкрадчивый и успокаивающий:

— Нет, нет, парень… так не пойдет! Я здесь торчу весь вечер с одной-единственной целью: помешать тебе убежать. Гляди внимательно, у тебя перед носом дуло моего пистолета! Я приехал сюда за тобой, и вот ты и попался! Но надо признать, ты парень не промах!

Глава 29 Дальнейшие объяснения

— По-моему, мистер Кейд, вам пора объясниться, — сказал Герман Айзекстайн позже этим же вечером.

— Объяснять-то особенно нечего, — скромно признал Энтони. — Я отправился в Дувр, а Фиш последовал за мной, считая, что я и есть Король Виктор. Там мы обнаружили таинственного пленника, и, как только мы выслушали его историю, нам все стало ясно. Тот же самый прием. Настоящий детектив похищен, а мнимый — в данном случае сам Король Виктор — занял его место. Но похоже, Баттл всегда полагал, что в его французском коллеге есть что-то подозрительное, и телеграфировал в Париж, попросив отпечатки пальцев и другие приметы.

— А! — вскричал барон. — Отпечатки пальцев! Бертильоновские измерения, о которых этот негодяй говорил?

— Это была хорошая идея, — сказал Энтони. — Я просто в восторге, что мне пришлось сыграть этот спектакль. Кроме того, я этим немало озадачил мнимого Лемуана. Видите ли, как только я намекнул насчет «рядов» и о том, где на самом деле находится драгоценный камень, он решил во что бы то ни стало передать эту новость своему сообщнику и в то же время удержать нас всех в этой комнате. Записка была предназначена мадемуазель Брюн. Он велел Тредуэллу немедленно передать ее, и Тредуэлл выполнил поручение, поднявшись в классную комнату. Обвинив меня в том, что я и есть Король Виктор, Лемуан с помощью этого отвлекающего маневра помешал всем покинуть это помещение. К тому времени, как все разъяснилось и мы перебрались бы в библиотеку искать камень, его там уже и след простыл бы!

Джордж прочистил горло.

— Должен сказать, мистер Кейд, — напыщенно произнес он, — что я нахожу ваши действия крайне предосудительными. Если бы хоть что-то помешало осуществлению ваших планов, одно из наших национальных достояний пропало бы безвозвратно. Вы действовали безрассудно, мистер Кейд, чудовищно безрассудно.

— У меня такое впечатление, что вы ничего не поняли, мистер Ломакс, — протяжно прогундосил мистер Фиш. — Этот исторический бриллиант никогда не находился в библиотеке.

— Никогда?

— Никогда в жизни.

— Видите ли, — объяснил Энтони, — этот маленький символ графа Стилптича имел лишь одно значение: он обозначал розу. Когда в понедельник мне пришла в голову эта идея, я пошел прямо в розовый сад. Мистера Фиша озарила та же догадка. Если, стоя спиной к солнечным часам, сделать семь шагов вперед, восемь налево и три направо, можно выйти к кустам ярко-красных роз под названием «Ричмонд». Тот, кто рвался к тайнику, разворотил весь дом, но не додумался поискать в саду. Предлагаю предпринять поиски завтра утром.

— Тогда история о книгах в библиотеке…

— Это западня, в которую я твердо решил заманить предприимчивую леди. Мистер Фиш вел наблюдение на террасе и свистнул, когда настал удобный момент. Могу добавить, что мы с мистером Фишем установили в доме в Дувре военное положение и предостерегли Братство от общения с мнимым Лемуаном, который отдал им распоряжение немедленно уехать. Ему доложили, что приказ выполнен. Поэтому, ничего не подозревая, он приступил к осуществлению направленного против меня предательского плана.

— Хорошо, хорошо, — весело подытожил лорд Катерхэм, — сейчас, похоже, все прояснилось.

— Все, кроме одного, — хмуро возразил мистер Айзекстайн.

— Чего же?

Великий финансист пристально посмотрел на Энтони:

— Зачем вы меня сюда позвали? Присутствовать при драматической сцене в качестве заинтересованного зрителя?

Энтони отрицательно мотнул головой:

— Нет, мистер Айзекстайн. Вы занятой человек, для которого время — деньги. С какой целью вы впервые приехали сюда?

— Договориться об условиях важного займа.

— С кем?

— С принцем Герцословакии Михаилом.

— Точно. Принц Михаил мертв. Вы готовы предложить его кузену Николаю тот же кредит на тех же условиях?

— А где его найти? Насколько мне известно, он был убит в Конго?

— Он действительно был убит. И убил его я. Нет, я, конечно, не убийца. Говоря, что я его убил, я имею в виду, что я распространил слухи о его смерти. Я обещал вам принца, мистер Айзекстайн. А моя кандидатура вам не подойдет?

— Ваша?

— Да. Мое полное имя — Николай Сергий Александр Фердинанд Оболович. Не правда ли, длинновато для той жизни, что я вел? Поэтому я уехал из Конго под именем никому не известного Энтони Кейда.

Маленький капитан Андраши подскочил.

— Но это невозможно… невозможно, — выпалил он. — Отдавайте себе отчет, сэр, в том, что вы говорите!

— Я могу представить вам множество доказательств, — невозмутимо продолжал Энтони. — Полагаю, мне удастся убедить барона.

Барон поднял руку:

— Да, я проверить ваши доказательства могу. Но мне не нужно это. Мне достаточно одного вашего слова. Кроме того, вы на вашу матушку-англичанку очень похожи. Всегда говорил я: «Этот молодой человек благородного происхождения».

— Вы всегда верили мне на слово, барон, — сказал Энтони. — Уверяю вас, в обозримом будущем я об этом не забуду. — Затем он посмотрел на суперинтенданта Баттла, лицо которого, по обыкновению, оставалось бесстрастным. — Вы должны понять, — улыбнулся Энтони, — что я находился в крайне опасном положении. У меня из всех присутствующих в доме вроде бы могли быть самые веские причины для устранения Михаила Оболовича, потому что я становился наследником престола. Поэтому я смертельно боялся Баттла. Мне все время казалось, что он подозревает меня и удерживает его только отсутствие мотива.

— Я ни минуты не верил, что вы застрелили принца Михаила, сэр, — возразил суперинтендант Баттл. — У нас чутье на такие вещи. Но я чувствовал, что вы чего-то боитесь, и это меня озадачивало. Если бы я раньше узнал, кто вы такой на самом деле, я бы поверил вполне убедительным уликам и арестовал вас.

— Я рад, что мне удалось скрыть от вас хоть одну опасную для меня тайну. Все остальное вы у меня благополучно выпытали. Вы чертовски хороший работник, Баттл. Я всегда буду думать о Скотленд-Ярде с уважением.

— Потрясающе, — пробормотал Джордж. — Самая потрясающая история, которую я когда-либо слышал. Я… я едва могу в это поверить. Вы уверены, барон, что…

— Дорогой мистер Ломакс, — несколько жестко произнес Энтони, — я не намерен просить министерство иностранных дел о поддержке без представления самых веских документальных доказательств. А сейчас предлагаю прерваться и обсудить с вами, барон и мистер Айзекстайн, условия кредита.

Барон встал и щелкнул каблуками.

— Когда я увижу вас королем Герцословакии, — торжественно произнес он, — это будет самым счастливым моментом в моей жизни, сэр.

— Кстати, барон, — беззаботно произнес Энтони, взяв того под руку, — я забыл вам сказать. Тут есть один тонкий момент. Я, видите ли, женат!

Барон, с выражением нескрываемой досады на лице, сделал шаг-другой назад.

— Я знал, что тут нечисто что-то, — прогудел он. — Боже милосердный! Он женился на чернокожей женщине в Африке!

— Ну-ну, не так все плохо, — засмеялся Энтони. — Она белая — белая с головы до пят!

— Хорошо. Тогда это респектабельный морганатический брак.

— Ни в коем случае! Она будет моей королевой! И не надо мотать головой! Она полностью соответствует этому посту. Она дочь английского пэра, род которого восходит ко временам Вильгельма Завоевателя. К тому же сейчас даже модно, когда особы королевской крови вступают в брак с представителями аристократии. Кроме того, она немного знакома с Герцословакией!

— Бог мой! — взволнованно воскликнул обычно спокойный Джордж Ломакс. — Это случайно не… Вирджиния Ревел?

— Совершенно верно, — подтвердил Энтони, — Вирджиния Ревел.

— Дорогой друг, — радостно вскочил лорд Катерхэм, — я имею в виду… сэр, я вас поздравляю! От всей души. Она — изумительное создание!

— Благодарю вас, лорд Катерхэм, — ответил Энтони. — Она действительно изумительное создание, и даже больше!

Мистер Айзекстайн с любопытством смотрел на него.

— Простите, ваше высочество, а когда же состоялось бракосочетание?

Энтони улыбнулся:

— По правде говоря, только сегодня утром!

Глава 30 Энтони вступает в новую должность

— Прошу вас, джентльмены, я присоединюсь к вам через минуту, — произнес Энтони.

Он подождал, когда все выйдут, и повернулся к суперинтенданту Баттлу, сосредоточенно изучавшему панельную обшивку.

— Ну что, Баттл? Хотите меня о чем-то спросить?

— Да, сэр, хочу, хотя не представляю, как вы об этом догадались? Впрочем, я сразу понял, что вы очень сообразительный человек. Полагаю, убитая — это покойная королева Варага?

— Именно так, Баттл. Надеюсь, вы не станете распространяться об этом. Вам известно, как я отношусь к семейным тайнам.

— Доверьтесь мистеру Ломаксу, сэр. Никто никогда ничего не узнает. То есть знать будут многие, но дальше этого не пойдет.

— Так о чем вы хотели меня спросить?

— Нет, сэр… это так, между прочим. Мне интересно знать, почему вы так надолго отказались от своего имени? Я не слишком много себе позволяю?

— Ничуть. Я вам расскажу. Я убил себя по вполне понятным причинам, Баттл. Моя мать была англичанкой. Я получил образование в Англии, и она интересовала меня гораздо больше, чем Герцословакия. С этим опереточным титулом я чувствовал себя совсем по-дурацки. Видите ли, в ранней юности я был одержим демократическими идеями. Верил в чистоту идеалов и всеобщее равенство. И особенно не доверял королям и принцам.

— А с тех пор? — осторожно осведомился Баттл.

— О, с тех пор я много путешествовал и повидал мир. Равенства как такового на свете ничтожно мало. Заметьте, я до сих пор верю в демократию, но ее приходится насаждать насильно, буквально запихивать людям в глотки. Люди не хотят быть братьями. Может быть, когда-нибудь захотят, но не сейчас. Моя вера во всеобщее братство окончательно умерла в тот день, когда на прошлой неделе, приехав в Лондон, я увидел, как люди, стоявшие в вагоне метро, наотрез отказывались потесниться и впустить входящих! В обозримом будущем людей нельзя превратить в ангелов, взывая к лучшим сторонам их натуры, но разумными усилиями их можно заставить вести себя более или менее прилично. Я по-прежнему верю в человеческое братство, но его пока нет. И не будет по крайней мере еще тысячу лет. Что толку в нетерпении? Эволюция — процесс продолжительный.

— У вас очень интересные воззрения, сэр, — усмехнулся Баттл. — Если позволите, я уверен, вы будете прекрасным королем!

— Благодарю вас, Баттл, — тяжело вздохнул Энтони.

— Вы, кажется, не особенно рады этому, сэр?

— Даже не знаю. Думаю, это может оказаться забавным. Но ведь я всегда бежал от постоянной работы!

— Сейчас, полагаю, вы считаете это своим долгом, сэр?

— Боже правый! Нет! Что за мысли? Дело в женщине, Баттл, и только в женщине! Ради нее я бы стал больше чем королем!

— Понимаю вас, сэр!

— Я все устроил так, что барон с Айзекстайном не передерутся! Одному нужен король, другому — нефть. Каждый получит, что хочет, а я… Господи, Баттл, вы когда-нибудь любили?

— Я очень привязан к миссис Баттл, сэр!

— Очень привязан к миссис… о, вы не понимаете, о чем я говорю! Это совсем другое!

— Простите, сэр, этот ваш человек ждет за окном?

— Борис? Да, вот он. Удивительный малый. Это счастье, что пистолет сам выстрелил во время потасовки и убил леди. Иначе Борис свернул бы ей шею, и вам пришлось бы его повесить. Его привязанность к династии Оболовичей просто поразительна. Мне показалось странным, что после смерти Михаила он привязался ко мне — ведь не мог же он знать, кто я такой.

— Инстинкт, — объяснил Баттл. — Как у собаки.

— Из-за этого инстинкта я пережил немало неприятных минут. Я боялся, что вы обо всем догадаетесь. Узнаю все-таки, что ему нужно.

Он вышел. Суперинтендант Баттл, оставшийся один, с минуту смотрел ему вслед, а затем сказал, обращаясь, по-видимому, к панельной обшивке:

— Ну и дела творятся на свете!

Борис, увидев Энтони, сказал:

— Хозяин, — и повел его по террасе, указывая дорогу.

Энтони следовал за ним, спрашивая себя, что его ждет.

Вскоре Борис остановился и вытянул вперед указательный палец, показывая на каменную скамейку, на которой сидели двое.

«Он действительно похож на собаку, да не на какую-нибудь, а на ищейку», — подумал Энтони.

Он прошел вперед. Борис исчез в тени.

Увидев его, оба встали. Ему приветливо улыбнулась Вирджиния, и ее спутник… что это?

— Привет, Джо, — послышался хорошо знакомый голос. — Отличная у тебя девчонка!

— Джимми Макграт собственной персоной! — вскричал Энтони. — Какими судьбами?

— То мое путешествие во внутреннюю часть страны кончилось крахом. Затем вокруг меня стали вертеться какие-то иностранцы. Хотели купить у меня ту рукопись. И однажды ночью я чуть не получил нож в спину. Тогда я понял, что поручение, которое я тебе дал, серьезнее, чем казалось вначале. Я подумал, что тебе, наверное, нужна помощь, и следующим судном отплыл вслед за тобой.

— Ну разве это не великолепно? — сказала Вирджиния, сжимая руку Джимми. — Почему ты мне не сказал, какой он милый? Джимми, вы просто душка!

— Вы, кажется, неплохо столковались, — сказал Энтони.

— Разумеется, — довольно заулыбался Джимми. — Пытаясь узнать какие-то новости о тебе, я столкнулся с этой дамой. Она оказалась вовсе не такой, какой я ее себе представлял — знаешь, из тех высокомерных светских дам, что всегда внушали мне страх.

— Он рассказал мне о письмах, — подхватила Вирджиния. — И мне почти стыдно, что у меня из-за них не было серьезных неприятностей! Ведь тогда Джимми, как настоящий рыцарь, пришел бы мне на помощь и мог бы совершить подвиг!

— Если бы я вас знал хоть немного, — галантно поклонился Джимми, — я бы ни за что не отдал ему эти письма! Я бы сам привез их вам! Ну что, приятель, все уже позади? На мою долю приключений не осталось?

— Да нет же, — возразил Энтони, — осталось. Подожди минутку.

Он исчез в доме и вскоре вернулся с бумажным свертком, который передал Джимми.

— Ступай в гараж и возьми машину покрасивее. Езжай в Лондон и передай этот пакет на Эвердин-сквер, 17. Это частный адрес мистера Болдерсона. В награду получишь тысячу фунтов.

— Что? Это же не мемуары? Насколько я понимаю, их сожгли!

— За кого ты меня принимаешь? — возмутился Энтони. — Ты думаешь, что я попался на такую удочку? Я тотчас же позвонил в издательство, выяснил, что звонок был ложный, и решил действовать по обстоятельствам. Как мне и предписывалось, я сделал бутафорский сверток. Настоящую рукопись положил в сейф управляющего, а куклу вручил самозванцам. Мемуары все время находились у меня.

— Молодец, старина, — похвалил Джимми.

— Ах, Энтони, — встревожилась Вирджиния. — Ты же не допустишь, чтобы их опубликовали?

— Я ничего не могу сделать. Я не могу подвести такого друга, как Джимми. Но не волнуйся. Я на досуге проглядел их и теперь понимаю, почему люди всегда намекают, что важные персоны не сами пишут мемуары, а нанимают для этой цели бойкое перо. Как писатель Стилптич невыносимый зануда. Он пишет только о государственных делах и совершенно не балует читателя пикантными историями и солененькими анекдотами. Он просто одержим страстью к секретности. В мемуарах нет ни слова, которое оскорбило бы самого впечатлительного политика. Утром я позвонил Болдерсону и договорился с ним, что сегодня до полудня передам ему рукопись. Но раз уж Джимми здесь, он может сам провернуть свое темное дело!

— Улетаю, — вскочил Джимми. — Эта тысяча фунтов мне не помешает, особенно сейчас, в моем бедственном положении.

— Секундочку, — задержал его Энтони. — Я должен кое в чем признаться тебе, Вирджиния. Об этом уже всем известно, кроме тебя.

— Не хочешь рассказывать, скольких странных женщин ты любил, — не надо, мне это неинтересно.

— Женщин! — провозгласил Энтони тоном ходячей добродетели. — Женщин? Спроси Джеймса, в обществе каких женщин он видел меня в последний раз!

— Развалины, — подтвердил Джимми. — Совершенные развалины. Моложе сорока пяти лет никого не было.

— Спасибо, Джимми, — расчувствовался Энтони, — ты настоящий друг. Нет, гораздо хуже, милая. Я обманул тебя относительно своего настоящего имени.

— Оно так ужасно? — испугалась Вирджиния. — Что-нибудь дурацкое вроде Побблса, да? Всю жизнь мечтала называться миссис Побблс!

— И придет тебе такое в голову.

— Признаюсь, минуты полторы я надеялась, что ты Король Виктор, но вовремя опомнилась!

— Кстати, Джимми, у меня для тебя есть работа — поиски золота в скалистых горах Герцословакии.

— Там есть золото? — недоверчиво спросил Джимми.

— Обязательно должно быть, — заверил друга Энтони. — Замечательная страна!

— Значит, ты принимаешь мой совет и едешь туда?

— Да, — сказал Энтони. — Твой совет оказался гораздо ценнее, чем ты думаешь. Теперь пора сделать признание. Меня не подменили в младенчестве, никаких таких романтических историй не было, но я действительно принц Герцословакии Николай Оболович!

— Ах, Энтони, — изумилась Вирджиния. — Как потрясающе! И я стала твоей женой! И что же нам теперь с этим делать?

— Мы отправимся в Герцословакию и поиграем в короля и королеву. Правда, Джимми Макграт как-то сказал, что король или королева там правят не более четырех лет. Надеюсь, ты не боишься?

— Боюсь? — вскричала Вирджиния. — Да я просто в восторге!

— Ну разве это не здорово? — пробормотал Джимми.

Он неслышно вышел, и через несколько минут ночную тишину прорезал грохот отъезжающей машины.

— Хорошо, что он отправился по своим темным делишкам, — удовлетворенно заметил Энтони. — Я ж не знал, как деликатнее от него избавиться! С тех пор как мы поженились, я и минуты не пробыл с тобой наедине!

— Да уж, дел нам с тобой хватает, — согласилась Вирджиния. — Научить разбойников не разбойничать, убийц — не убивать, и тем самым улучшить моральный дух страны!

— Мне нравятся твои высокие идеалы, — одобрил Энтони. — Чувствую, что моя жертва не напрасна!

— Ерунда, — спокойно возразила Вирджиния. — Тебе понравится быть королем. Это у тебя в крови. Тебя растили для королевского престола, к тому же здесь нужен врожденный талант, ничуть не меньший, чем быть, скажем, хорошим водопроводчиком!

— Вот уж никогда об этом не думал, — признался Энтони. — Но, ради бога, не будем терять время на разговоры о водопроводчиках! Ты знаешь, что именно сейчас я должен быть на совещании с Айзекстайном и стариной Лоллипопом? Они говорят о нефти. Господи, нефть! Могут и подождать мое королевское высочество! Вирджиния, ты помнишь, я как-то обещал тебе, что постараюсь заставить тебя полюбить себя?

— Помню, — тихо ответила Вирджиния, — но из окна выглядывал суперинтендант Баттл!

— Но сейчас-то он не выглядывает!

Он прижал ее к себе, целуя ее веки, губы, золотистые волосы.

— Я так люблю тебя, Вирджиния! — шептал он. — Так люблю! А ты любишь меня?

Он посмотрел на нее, не сомневаясь в ответе.

— Нисколько! — ответила она тихим, дрожащим голосом, крепче прижимаясь к нему.

— Ах ты, маленькая ведьма! — зашелся в восторге Энтони, снова целуя ее. — Теперь я точно знаю, что буду любить тебя до конца своих дней!

Глава 31 Дополнительные подробности Чимниз, 11 часов утра, четверг

Джонсон, полицейский, сняв пиджак, копает.

Сцена похожа на похороны. Друзья и родственники стоят вокруг могилы, которую роет Джонсон.

Джордж Ломакс возвышается с видом человека, которому досталась львиная доля наследства.

Суперинтендант Баттл сохраняет, как обычно, невозмутимость. Похоже, он доволен, что похороны идут вполне благопристойно. Он все организовал не хуже сотрудника похоронного бюро. Лорд Катерхэм выглядит торжественным и подавленным, как все англичане во время религиозных церемоний.

Мистер Фиш в общую картину не вписывается. На его лице нет подобающей случаю серьезности.

Джонсон поглощен своей работой. Вдруг он выпрямляется. Все присутствующие замирают в ожидании.

— Достаточно, сынок, — останавливает его мистер Фиш. — Дальше мы справимся сами.

Всем становится ясна его роль в этой церемонии. Он — семейный врач.

Джонсон уходит. Мистер Фиш с подобающей торжественностью склоняется над ямой. Хирург готов приступить к операции.

Он вынимает небольшой матерчатый сверток и церемонно протягивает его суперинтенданту Баттлу. Тот передает его Джорджу Ломаксу. Этикет полностью соблюден.

Джордж Ломакс разворачивает сверток, вспарывает брезент и засовывает внутрь руку. Сначала он что-то рассматривает у себя на ладони, потом быстро заворачивает это обратно в вату.

Откашливается.

— В этот благословенный миг… — начинает он голосом опытного оратора.

Лорд Катерхэм быстро удаляется. На террасе он находит старшую дочь.

— Бандл, твоя машина в порядке?

— Да. А что случилось?

— Отвези меня немедленно в город! Я сегодня же отправляюсь за границу!

— Но, отец…

— Не спорь со мной, Бандл! Джордж Ломакс утром сказал мне, что ему нужно переговорить со мной с глазу на глаз по крайне, крайне важному вопросу. Он добавил, что вскоре в Лондон приедет король Тимбукту. Я этого не переживу, Бандл, слышишь? Больше никаких Джорджей Ломаксов! Если Чимниз так ценен для нации, пусть нация покупает его! Иначе я продам его синдикату, а они пусть превратят его в отель!

— Где сейчас Коддерс?

Бандл наконец уловила суть ситуации.

— В данный момент, — ответил лорд Катерхэм, глядя на часы, — он еще минут пятнадцать, не меньше, будет разглагольствовать о благе империи!

Еще одно явление.

Мистер Билл Эверсли, не приглашенный на кладбищенскую церемонию, у телефона.

— Нет, правда, я имел это в виду… пожалуйста, не сердись… Ну, так ты, по крайней мере, поужинаешь со мной сегодня?.. Нет. Мне не давали ни минутки продыху. Ох, этот ужасный Коддерс… Говорю, Долли, ты же знаешь, как я к тебе отношусь… Ты же знаешь, что я никогда не любил никого, кроме тебя… Да, я, конечно, пойду на спектакль. Как там говорится? «Девочка застежки расстегнула…»

Неземные звуки. Мистер Эверсли, жутко фальшивя, пытается напевать припев.

Наконец Джордж заканчивает свою речь:

— …Продолжительный мир и процветание Британской империи!

— Пожалуй, неделька-то удалась на славу! — подытожил мистер Фиш, словно желая оповестить об этом весь мир.


1925 г.

Перевод: А. Ганько


Тайна Семи Циферблатов

Глава 1 Кто рано встает…

Обаятельный молодой человек по имени Джимми Тесайгер пронесся вниз по большой лестнице особняка Чимниз, перепрыгивая через две ступеньки. Его появление было столь неожиданным, что он столкнулся с Тредуэллом, величественным дворецким, в тот момент, когда последний пересекал зал, неся новые порции горячего кофе. Никто не пострадал только благодаря изумительному присутствию духа и необычайной ловкости дворецкого.

— Прошу прощения, — извинился Джимми. — Скажите, Тредуэлл, я последний?

— Нет, сэр, мистер Уэйд еще не спускался.

— Хорошо, — сказал Джимми и вошел в столовую.

Столовая была не до такой степени заполнена, чтобы его не увидела хозяйка, взглянувшая на него весьма укоризненно, после чего Джимми испытал то же чувство дискомфорта, как обычно бывало у него, когда он смотрел в глаза мертвой трески в рыбной лавке. Черт возьми, почему эта женщина так на него смотрит? Спускаться к завтраку ровно в девять тридцать во время отдыха в деревне просто нереально. Правда, сейчас было уже четверть двенадцатого…

— Боюсь, я немного опоздал, леди Кут.

— О, ничего страшного, — произнесла леди Кут, скрывая недовольство.

На самом деле люди, опоздавшие к завтраку, очень возмущали ее. В первые десять лет супружеской жизни сэр Освальд Кут, тогда еще просто мистер, грубо говоря, закатывал скандалы, если завтрак ему подавали даже на полминуты позже восьми часов. И леди Кут была приучена считать непунктуальность непростительным смертным грехом. Привычки же умирают тяжело. И, будучи солидной дамой, она не могла не спрашивать себя, что хорошего могут сделать в жизни эти молодые люди, если они не умеют рано вставать. Как говорил сэр Кут репортерам и всем остальным: «Я отношу свой успех полностью на счет моей привычки рано вставать, умеренных расходов и разумного образа жизни».

Леди Кут была полной миловидной женщиной, но в ее облике угадывалось нечто трагическое. У нее были большие темные печальные глаза и глубокий голос. Художник, ищущий модель для картины «Рахель, оплакивающая своих детей», отнесся бы к леди Кут с восторгом. Столь же неотразимо выглядела бы она в мелодраме, играя глубоко несчастную жену злодея, бредущую сквозь снежную пелену.

Леди Кут производила такое впечатление, будто в жизни у нее было какое-то ужасное тайное горе. На самом же деле в ее жизни вообще не происходило никаких событий, кроме резкого скачка благосостояния сэра Освальда. В молодости она была веселым, ярким созданием, страшно влюбленным в Освальда Кута, предприимчивого молодого человека из велосипедной мастерской, расположенной по соседству со скобяной лавкой ее отца. Жили супруги очень счастливо, сначала в двух комнатках, потом в маленьком домике, доме побольше, затем последовательно в домах все увеличивающихся размеров, однако в недорогих районах для рабочих. Так продолжалось до тех пор, пока наконец сэр Освальд не достиг такой высоты положения, когда он и рабочие районы перестали устраивать друг друга — у него появилась возможность снять, к своему удовольствию, любые, самые большие и роскошные апартаменты в Англии. Чимниз был историческим местом, и, арендовав его на два года у маркиза Катерхэма, сэр Освальд понял, что он достиг высшей точки своих устремлений.

Леди Кут не разделяла его счастья до такой степени. Она чувствовала себя одинокой женщиной. Главным развлечением первых лет ее супружеской жизни были беседы с самой собой: она мысленно возвращалась в то время, когда была еще девушкой. Когда же «девушка» умножилась на три, основным разнообразием жизни леди Кут стали разговоры с домашней прислугой.

Однако и теперь, с кучей прислуги: дворецким, копией архиепископа, несколькими внушительной выправки лакеями, стадом суетящихся кухарок и судомоек, ужасающе темпераментным поваром-иностранцем, экономкой необъятных форм, которая скрипела и шуршала при каждом движении, — леди Кут все равно чувствовала себя высадившейся на необитаемый остров.

Тяжело вздохнув, она выплыла через стеклянную дверь, и Джимми Тесайгер, к большому своему облегчению, тут же угостился почками с беконом. Он видел, как леди Кут некоторое время постояла на террасе в трагической позе, затем собралась с духом и заговорила с Макдональдом, старшим садовником, обозревавшим обихаживаемые им владения взглядом самодержца. Макдональд был царь и бог среди всех старших садовников. Он знал свое призвание — править. И правил он деспотически.

Нервничая, леди Кут обратилась к нему:

— Доброе утро, Макдональд.

— Доброе утро, миледи.

Он говорил так, как должен говорить глава садовников, скорбно, но с достоинством, как император на похоронах.

— Я хотела узнать, можно ли собрать немного позднего винограда на десерт?

— Он еще не созрел для сбора, — ответил Макдональд.

Ответил вежливо, но твердо.

— О, — сказала леди Кут, прибавив храбрости. — Вчера я была на дальнем участке и попробовала виноград. По-моему, он уже созрел.

Макдональд взглянул на нее, и она едва не залилась краской. Ее заставили почувствовать, что она допустила непростительную вольность. Очевидно, покойная маркиза Катерхэм никогда до такой степени не нарушала приличий — не ходила в свои виноградники и не собирала там ничего собственноручно.

— Если вы приказываете, миледи, гроздь будет срезана и послана вам, — сурово произнес Макдональд.

— Спасибо, — сказала леди Кут. — Как-нибудь в другой раз.

— Виноград еще не созрел как следует для сбора.

— Я тоже так думаю, — пробормотала леди Кут.

Макдональд величественно молчал. Леди же Кут собралась с духом еще раз:

— Я хотела поговорить с вами о лужайке за розарием. Интересно, можно ли устроить там площадку для игры в гольф? Сэр Освальд очень любит эту игру.

«А почему бы и нет?» — подумала леди Кут. Она изучала историю Англии. Разве не играл в гольф сэр Френсис Дрейк со своими благородными товарищами у Арманды на виду? Самое джентльменское занятие, против которого у Макдональда не может быть разумных возражений. Но она недооценила доминирующую черту характера старшего садовника — противиться любому и каждому предложению.

— Ее нельзя использовать для этого, — уклончиво ответил Макдональд.

Он внес обескураживающий оттенок в свое замечание, но главной его целью было начать уничтожение леди Кут.

— Но, если ее почистить и… э… постричь и… э… и так далее… — с надеждой продолжала леди Кут.

— Да, — медленно процедил Макдональд. — Можно. Но для этого придется забрать Уильяма с нижнего уровня.

— О, — в сомнении сказала леди Кут.

Слова «нижний уровень» совершенно ничего ей не говорили, кроме неясного намека на какую-то шотландскую песню, но было ясно, что для Макдональда они являются непреодолимым препятствием.

— Это будет печально, — усилил напор Макдональд.

— Конечно, — сникла леди Кут. — Это так.

И удивилась, почему она согласилась так быстро.

Макдональд продолжал смотреть на нее тяжелым взглядом.

— Конечно, если это ваш приказ, миледи… — начал он снова, но приостановился.

Его тон был невыносим для леди Кут. Она тут же сдалась.

— О нет! — воскликнула она. — Я понимаю вас, Макдональд. Нет, Уильяму лучше остаться на нижнем уровне.

— Я так и думал, миледи, — осознал свой верх Макдональд.

— Да, — окончательно уступила леди Кут. — Да, конечно.

— Я был уверен, что вы поймете, миледи, — добавил Макдональд.

— О, конечно, — повторила леди Кут.

Макдональд притронулся к своей шляпе, повернулся и удалился.

Леди Кут обреченно вздохнула и посмотрела ему вслед.

Джимми Тесайгер, насытившись почками с беконом, вышел на террасу, остановился рядом с леди Кут и тоже вздохнул, но совершенно по-другому.

— Славное утро, а? — заметил он.

— Да? — переспросила леди Кут. — О да, думаю, что да. Я не заметила.

— А где все? Катаются на озере?

— Думаю, да. Я хочу сказать, не удивилась бы, если бы так оно и было.

Леди Кут резко повернулась и поспешила в дом. Тредуэлл вошел следом и занялся кофейником.

— Скажите, — спросила леди Кут, — мистер… э… мистер…

— Уэйд, миледи?

— Да, мистер Уэйд. Разве он еще не спустился?

— Нет, миледи.

— Уже очень поздно.

— Да, миледи.

— О боже. Я надеюсь, он когда-нибудь спустится, Тредуэлл?

— Несомненно, миледи. Вчера мистер Уэйд спустился в половине двенадцатого, миледи.

Леди Кут мельком взглянула на часы. Было без двадцати двенадцать.

— Не везет вам, Тредуэлл. Нужно все убрать, а к часу уже накрыть стол для ленча.

— Я знаком с привычками молодых джентльменов, миледи.

Возражение было хоть и вежливым, но явным. Так кардинал Святой Церкви мог бы упрекнуть язычника или атеиста, нечаянно преступившего нормы, предписанные великой верой.

Вторично в это утро леди Кут чуть не покраснела. Но тут, к ее облегчению, внезапно отворилась дверь и в комнату заглянул серьезный молодой человек в очках:

— Вот вы где, леди Кут. Сэр Освальд хочет вас видеть.

— Иду, мистер Бейтмен.

И леди Кут поспешила из комнаты.

Руперт Бейтмен, личный секретарь сэра Освальда, направился через стеклянную дверь в ту сторону, где грелся на солнышке Джимми Тесайгер.

— Привет, Орангутанг, — сказал Джимми. — Думаю, пора пойти потрепаться с подружками. Ты идешь?

Бейтмен покачал головой и, пройдя по террасе, свернул в дверь библиотеки. Джимми довольно усмехнулся его удаляющейся спине. Они с Бейтменом вместе учились в школе, Бейтмен и тогда был серьезным мальчиком в очках, которого прозвали Орангутангом совершенно без всяких на то причин.

Орангутанг, размышлял Джимми, остался таким же ослом, каким был и раньше. Слова «жизнь истинна и серьезна», должно быть, написаны специально для него.

Джимми зевнул и медленно побрел к озеру. Там были три девушки, самые обычные: две темноволосые с короткой стрижкой и одна блондинка, но тоже коротко подстриженная. Ту, которая хихикала больше всех, звали, как ему удалось расслышать, Хелен, другую — Нэнси, а к третьей почему-то обращались — Конфетка. С ними были двое друзей Джимми — Билл Эверслей и Ронни Деврё, которые лишь ради красивых глаз состояли на службе в министерстве иностранных дел.

— Привет! — сказала Нэнси, а может, Хелен. — Джимми идет. А где этот, как его там?

— Не хочешь ли ты сказать, — воскликнул Билл Эверслей, — что Джерри Уэйд еще не встал? С этим надо что-то делать!

— Если он будет таким беспечным, — сказал Ронни Деврё, — то когда-нибудь прозевает свой завтрак! Окажется, что уже ужин, когда он скатится наконец вниз.

— Стыдно, — высказалась девушка по прозвищу Конфетка. — Это так беспокоит леди Кут! Она все больше и больше становится похожа на курицу, которая хочет снести яйцо и не может. Очень плохо.

— Давайте вытащим его из постели, — предложил Билл. — Давай, Джимми!

— Будем более утонченными, — жеманно скривилась Конфетка. Она ужасно любила слово «утонченный» и употребляла его, где только могла.

— Я не утонченный, — ответил Джимми. — Я не знаю, что это такое.

— Давайте соберемся и придумаем что-нибудь завтра утром, — уклончиво предложил Ронни. — Ну, разбудим его часов в семь. Экономка будет потрясена. Тредуэлл потеряет свои фальшивые бакенбарды и выронит кофейник, а с леди Кут случится истерика, и в обмороке она упадет на руки Билла — Билл будет носильщиком. Сэр Освальд скажет: «Ха!» — и акции на его сталь возрастут, а Орангутанг выразит свои эмоции тем, что швырнет наземь очки и растопчет их!

— Вы не знаете Джерри, — возразил Джимми. — Полагаю, достаточное количество холодной воды, залитой в определенное место, могло бы разбудить его. Но он перевернется на другой бок и заснет опять.

— Следует придумать что-нибудь более утонченное, чем холодная вода, — продолжала жеманиться Конфетка.

— Что? — грубовато спросил Ронни.

Ответа ни у кого не было.

— Мы должны что-нибудь придумать! — настаивал Билл. — У кого есть идеи?

— У Орангутанга, — ответил Джимми. — А вот и он! Как всегда, несется словно на пожар. У Орангутанга всегда варил котелок. Это было его несчастьем с самого детства. Спросим его!

Мистер Бейтмен терпеливо выслушал бессвязные объяснения, продолжая оставаться в стартовой позе. Он предложил решение без малейшего промедления.

— Я бы выбрал будильник, — живо сказал он. — Я сам всегда пользуюсь им, чтобы не проспать. Я думаю, утренний чай, который бесшумно разносят по комнатам, вряд ли способен разбудить кого-либо.

И он поспешил прочь.

— Будильник. — Ронни покачал головой. — Один будильник. Нужно около дюжины, чтобы побеспокоить Джерри Уэйда!

— А почему бы и нет?! — сказал с внезапной убежденностью Билл. — Я понял! Давайте поедем на рынок и все купим по будильнику.

Начались обсуждения, прерываемые смехом. Билл и Ронни отправились за машинами. Джимми было поручено выяснить обстановку в столовой. Вернулся он быстро.

— Он там. Наверстывает упущенное, заглатывая тосты с вареньем. Как же нам не дать ему увязаться за нами?

Было решено договориться с леди Кут, чтобы она подыграла им. С этим справились Джимми, Нэнси и Хелен. Леди Кут была сбита с толку и встревожена:

— Подшутить? Вы будете осторожны, мои милые, не правда ли? Я имею в виду, вы не будете ломать мебель, крушить вещи и поливать все водой? Вы знаете, мы возвращаем дом владельцу на следующей неделе, и я бы не хотела, чтобы лорд Катерхэм подумал…

— Все будет в порядке, леди Кут. Бандл Брент, дочь лорда Катерхэма, моя отличная подруга, а она уж ни перед чем не остановится, абсолютно ни перед чем! Поверьте мне. И, кроме того, никакого ущерба мы не нанесем. Это будет тихая безобидная шутка.

— Утонченная, — добавила Конфетка.

Леди Кут печально прогуливалась по террасе, когда из столовой появился Джерри Уэйд. Если Джимми Тесайгер был светловолосым румяным молодым человеком, то о Джеральде Уэйде можно было сказать только то, что волосы его были еще более светлыми, а щеки более румяными, и бессмысленное выражение лица по контрасту с Джимми делало лицо Уэйда довольно умным.

— Доброе утро, леди Кут, — сказал Джеральд Уэйд. — А где все остальные?

— Уехали на рынок, — ответила леди Кут.

— Зачем?

— Это какая-то шутка, — сказала леди Кут своим глубоким печальным голосом.

— Довольно раннее утро для шуток, — заметил мистер Уэйд.

— Не такое уж раннее, — многозначительно возразила леди Кут.

— Боюсь, немного поздновато я спустился сегодня, — сказал мистер Уэйд с очаровательной искренностью. — Удивительная вещь: где бы я ни ночевал, всегда спускаюсь к завтраку позже всех!

— Очень удивительно, — подтвердила леди Кут.

— И не знаю, почему это, — размышлял вслух мистер Уэйд. — Просто не представляю.

— А почему бы вам не вставать раньше? — предложила леди Кут.

— О! — воскликнул мистер Уэйд. Простота решения ошеломила его.

Леди Кут серьезно продолжала:

— Сэр Освальд столько раз повторял, что для молодого человека, желающего достичь чего-то в жизни, нет ничего лучше режима дня.

— О, я знаю, — ответил мистер Уэйд. — И мне приходится соблюдать его в городе. То есть я должен быть в нашем веселом старом министерстве иностранных дел к одиннадцати часам. Вы не должны думать, леди Кут, будто я бездельник. Послушайте, какие ужасно веселые цветочки растут у вас там на нижнем уровне! Не помню, как они называются, но у нас дома тоже есть немного этих розовых… Как же их там?.. Моя сестра страшно любит заниматься цветоводством!

Леди Кут немедленно заинтересовалась этим:

— А какие у вас садовники?

— О, всего один! Какой-то старый недотепа. Ничего не соображает, но выполняет все, что ему скажут. А это большое дело, не так ли?

Леди Кут согласилась, и в голосе ее отразилась такая глубина чувств, какая бы сделала честь трагической актрисе. И они пустились в рассуждения о несправедливостях садовников.

Между тем экспедиция проходила успешно. Хозяин главного магазина рынка был определенно сбит с толку внезапно нахлынувшей толпой, требующей будильники.

— Жаль, что с нами нет Бандл, — пробормотал Билл. — Ты знаешь ее, Джимми? Она тебе понравится! Она чудесная девчонка, в самом деле, то, что надо! И заметь, с головой на плечах. Ты знаешь ее, Ронни?

Ронни отрицательно покачал головой.

— Не знаешь Бандл? Где ты воспитывался? Она чудо!

— Будь чуть более утонченным, Билл, — сказала Конфетка. — Перестань трещать о своих подружках и займись делом.

Мистер Мургатройд, владелец «Магазинов Мургатройда», принялся упражняться в красноречии:

— Если вы позволите посоветовать вам, мисс, то я бы не стал брать эти часы за семь шиллингов одиннадцать пенсов. Это хорошие часы, я отнюдь не умаляю их достоинств, заметьте, но я бы очень советовал вот эти, за десять шиллингов шесть пенсов. Они стоят лишних денег. Надежность, вы понимаете? Я бы не хотел, чтобы вы потом сказали…

Для всех было совершенно очевидным, что мистера Мургатройда нужно отключить, как кран в умывальнике.

— Нам не нужны надежные часы, — перебила его Нэнси.

— Они должны идти один день, и все, — добавила Хелен.

— Нам не нужны утонченные часы, — сказала Конфетка. — Нам нужны часы с хорошим, громким звонком.

— Нам нужны, — начал Билл, но не смог закончить, так как Джимми, обнаруживший склонность к технике, в этот момент разобрался в устройстве механизма. На следующие пять минут магазин превратился в ад — на все голоса надрывно звонили множество будильников.

Наконец остановились на шести лучших образцах.

— Вот что я вам скажу, — заявил щедрый Ронни. — Я куплю один для Орангутанга. Это его идея, и будет некрасиво, если он останется в стороне. Он непременно должен участвовать.

— Правильно! — согласился Билл. — Я куплю еще один для леди Кут. Чем больше их будет, тем веселее! Леди Кут и сейчас трудится для нас, морочит голову старине Джерри.

И действительно, именно в этот момент леди Кут рассказывала в подробностях нескончаемую историю о Макдональде и вожделенном винограде и была очень довольна собой.

Продавец упаковал часы и принял за них оплату. Мистер Мургатройд смотрел на отъезжающие машины с озадаченным выражением лица. Очень энергична золотая молодежь в наше время, очень энергична, но не всегда понятна. Он с облегчением повернулся обслужить жену викария, пришедшую за новым чайником.

Глава 2 Заботы с будильниками

— Ну а куда мы поставим их?

Обед был окончен. Леди Кут опять проинструктировали о ее обязанностях по отвлечению внимания мистера Уэйда. Неожиданно на помощь пришел сэр Освальд, предложив сыграть в бридж, хотя «предложил» не совсем верное слово. Сэр Освальд, один из «флагманов нашей промышленности», просто выразил пожелание, и все вокруг немедленно поспешили поддержать желание великого человека.

Руперт Бейтмен и сэр Освальд играли в паре против леди Кут и Джеральда Уэйда, что было очень удачным разделением. Сэр Освальд играл в бридж, как делал и все остальное, чрезвычайно хорошо, любил он также и то, чтобы у него был соответствующий партнер. Бейтмен был настолько же квалифицирован в игре, как и в секретарском деле. Оба они понимали друг друга с полувзгляда, обмениваясь лишь короткими, отрывистыми фразами: «Две без козыря… пара… три пики». Леди Кут и Джеральд Уэйд были любезны и доброжелательны в игре, причем молодой человек не уставал повторять после каждой партии тоном искреннего восхищения: «Знаете, вы сыграли просто великолепно!» — и леди Кут каждый раз находила это новым и невероятно лестным. И карта продолжала им идти.

Считалось, что все остальные танцуют под радиоприемник в большом зале. В действительности же они сгрудились у дверей спальни Джеральда Уэйда, стараясь соблюдать тишину, все же нарушаемую сдавленными смешками и громким тиканьем часов.

— В ряд под кровать, — предложил Джимми в ответ на вопрос Билла.

— На сколько поставим стрелки? Чтобы вместе зазвенели или по очереди?

Этот вопрос обсуждался очень горячо. Одна группа утверждала: чтобы разбудить такого чемпиона среди сонь, как Джерри Уэйд, необходим совместный трезвон восьми будильников. Другая настаивала на длительном и непрерывном звоне.

Наконец победили последние. Часы были заведены, чтобы звонить последовательно, один за другим, начиная с 6.30.

— Надеюсь, — заявил Билл, — это послужит для него уроком!

— Тихо, слушайте! — шепнула Конфетка.

Припрятывание часов не успело начаться, как возникла помеха.

— Тс-с! — Джимми приставил палец к губам. — Кто-то поднимается по лестнице.

Не лопнет ли затея?

— Все в порядке, — успокоил Джимми. — Это Орангутанг.

Будучи свободным при очередной сдаче, мистер Бейтмен шел в свою комнату за носовым платком. По пути он остановился и окинул взглядом приготовления друзей, после чего тут же сделал замечание, простое и практичное:

— Он услышит их тиканье, когда будет ложиться спать.

Заговорщики в растерянности посмотрели друг на друга.

— Что я вам говорил! — произнес Джимми почтительным тоном. — У Орангутанга всегда работала голова!

Обладатель работающей головы пошел дальше.

— Это точно, — признал Ронни Деврё, склонив набок голову. — Восемь будильников, тикающих вместе, создают чертовский шум. Даже старина Джерри, каким бы он ни был ослом, и тот заметит. И догадается, что что-то не так.

— Сомневаюсь, — сказал Джимми Тесайгер.

— В чем?

— В том, что он такой осел, как мы думаем.

Ронни уставился на него:

— Мы все отлично знаем старину Джеральда.

— В самом деле? — переспросил Джимми. — Я иногда думаю, что не так это просто — строить из себя осла, как это делает старина Джерри.

Все внимательно посмотрели на него. Лицо Ронни было очень серьезным.

— Джимми, — сказал он, — ты тоже не дурак!

— Второй Орангутанг! — поддержал Билл.

— Мне это просто пришло в голову, вот и все, — стал оправдываться Джимми.

— Давайте не будем такими утонченными! — воскликнула Конфетка. — Что будем делать с часами?

— Орангутанг возвращается. Спросим его! — предложил Джимми.

Орангутанг, направив свой великий мозг на решение новой проблемы, тут же выдал решение:

— Подождите, пока он ляжет в постель и заснет, потом потихоньку войдите в комнату и поставьте будильники на пол.

— Малыш Орангутанг опять прав, — согласился Джимми. — Забираем пока часы и спускаемся вниз, чтобы не было подозрений.

Игра в бридж продолжалась с незначительными изменениями. Сэр Освальд теперь играл со своей женой и добросовестно указывал ей на все ошибки, которые она допускала во время игры. Леди Кут воспринимала замечания своего мужа добродушно и с полным отсутствием малейшего интереса. Она повторяла снова и снова:

— Понимаю, дорогой. Как мило, что ты подсказал мне.

И продолжала делать точно такие же ошибки.

В перерывах между сдачами Джеральд Уэйд говорил Орангутангу:

— Отлично сыграно, партнер, чертовски отлично сыграно!

Билл Эверслей с Ронни Деврё занимались подсчетами:

— Допустим, он ляжет спать около двенадцати. Сколько, по-твоему, нам ему дать? Около часа?

Деврё зевнул:

— Странное дело, обычно я иду баиньки в три ночи, а сегодня, зная, что нам придется немного посидеть, я все отдал бы, чтобы мамочка уложила меня в постельку сейчас же!

И каждый признал, что чувствует то же.

— Дорогая моя Мария! — В голосе сэра Освальда звучало легкое раздражение. — Сколько раз я тебе говорил не колебаться, когда решаешь, прорезать карты или нет! Ты раскрываешь все свои комбинации!

У леди Кут был готов на это отличный ответ, а именно, что сэр Освальд, как свободный от сдачи, не имеет права комментировать игру. Но она не сказала этого. Она только ласково улыбнулась, легла своей обширной грудью на стол и твердым взглядом уставилась в карты Джеральда Уэйда, сидящего справа от нее.

Ее тревоги улетучились, когда к ней пришла дама, леди Кут пошла с валета, взяла взятку и стала открывать карты.

— Четыре взятки и роббер! — объявила она. — Да, это была большая удача — взять здесь четыре взятки!

— Удача, — пробормотал Джерри Уэйд, отодвинув стул и присоединившись к своим друзьям, стоящим у камина. — Она называет это удачей! За этой женщиной нужен глаз да глаз!

Леди Кут собирала банкноты и серебро.

— Знаю, я не отличный игрок, — объявила леди Кут скорбным тоном, в котором тем не менее звучал оттенок самодовольства. — Но мне везет в игре.

— Ты никогда не станешь отличным игроком в бридж, Мария, — сказал сэр Освальд.

— Да, дорогой, — согласилась леди Кут. — Я знаю. Ты всегда говорил так. Но я стараюсь изо всех сил.

— Это правда, — пробормотал Джерри Уэйд вполголоса. — Возражений нет. Она кладет голову вам на плечо, если по-другому ей не удается заглянуть в ваши карты.

— Я знаю, что стараешься, — сказал сэр Освальд. — Просто у тебя нет чувства карт.

— Дорогой, — улыбнулась леди Кут. — Ты всегда мне это говоришь. И ты должен мне еще десять шиллингов, Освальд.

— Вот как? — удивился сэр Освальд.

— Да. Тысяча семьсот, значит, восемь фунтов десять шиллингов. Ты дал мне только восемь фунтов.

— Боже! — воскликнул сэр Освальд. — Виноват!

Леди Кут грустно улыбнулась ему. Она очень любила своего мужа, но не собиралась дать ему надуть себя на десять шиллингов. Сэр Освальд протянул руку к боковому столику и угостился виски с содовой. Было уже половина первого, когда он пожелал всем спокойной ночи.

Ронни Деврё, комната которого находилась рядом со спальней Джеральда Уэйда, поручили следить за развитием событий. Без четверти два он обошел всех, царапаясь в двери, и вся компания, одетая в пижамы и ночные рубашки, хихикая, перешептываясь и подталкивая друг друга, была в сборе.

— Он выключил свет около двадцати минут назад, — доложил Ронни хриплым шепотом. — Я думал, никогда не дождусь. Я только что открывал дверь посмотреть, как он. Похоже, готов. Ну что?

Опять были торжественно собраны часы, но вдруг возникло новое препятствие.

— Мы не можем все туда ввалиться. Этому не будет конца. Нужно, чтобы кто-нибудь один сделал это, а остальные будут подавать ему игрушки на пороге.

Сразу возник горячий спор о выборе лучшей кандидатуры для выполнения плана.

Трех девушек сразу же исключили на том основании, что они будут хихикать. Билл Эверслей был отклонен по причине своего роста, веса и тяжелой походки, а также общей неуклюжести, что он, впрочем, яростно отрицал. Джимми Тесайгер и Ронни Деврё тоже были признаны неподходящими, и в конце концов подавляющее большинство высказалось в пользу Руперта Бейтмена.

— Орангутанг — вот кто нам нужен, — заявил Джимми. — Он ходит как кот. И даже если Джерри проснется, Орангутанг всегда сможет придумать какую-нибудь ерунду в свое оправдание. Придумать что-нибудь правдоподобное, что успокоит его и не даст возникнуть подозрениям.

— Что-нибудь утонченное, — задумчиво предположила Конфетка.

— Именно, — подтвердил Джимми.

Орангутанг справился с задачей четко и аккуратно. Осторожно открыв дверь спальни, он исчез в темноте, унося с собой два самых больших будильника. Через минуту-другую он появился на пороге и получил еще пару, потом еще и еще. Наконец он вышел из комнаты. Все затаили дыхание и прислушались. Равномерное дыхание Джеральда Уэйда еще можно было услышать, но его заглушало и растворяло в себе ликующее и торжественное тиканье восьми будильников мистера Мургатройда.

Глава 3 Шутка, которая провалилась

— Двенадцать часов! — в отчаянии воскликнула Конфетка.

Шутка обернулась ситуацией нешуточной. Что касается будильников, то они оказались на высоте. Они гремели с непревзойденной силой и мощью, которая вышвырнула из постели Ронни Деврё со смутной мыслью о наступлении дня Страшного суда. Если такое ощущение было в соседней комнате, то что же должно твориться рядом?! Ронни выскочил в коридор и приник ухом к шели в двери.

Он ожидал услышать ругань, ожидал ее в самоуверенном предвкушении. Но не услышал ничего. То есть он не услышал ничего такого, что ожидал. Часы тикали вовсю — громко, надменно, раздражающе. И вдруг зазвонили вторые часы — резко зазвонили, оглушительно, так, что были способны вызвать острый приступ раздражения даже у глухого.

Сомнений не было — часы славно справились со своей ролью. Они сделали все и даже больше, чем обещал мистер Мургатройд. Но, очевидно, они встретили достойного противника в лице Джеральда Уэйда.

Компания находилась на пути к унынию.

— Это не человек, — проворчал Джимми Тесайгер.

— Возможно, он подумал, что где-то звонит телефон, повернулся на другой бок и снова заснул, — предположила Хелен, а может, Нэнси.

— Мне это кажется очень странным, — серьезно сказал Руперт Бейтмен, — думаю, ему нужно показаться врачу.

— Какое-нибудь заболевание барабанных перепонок, — с надеждой высказался Билл.

— По-моему, не мы над ним подшутили — он над нами, — оценила ситуацию Конфетка. — Конечно, он проснулся, но решил надуть нас, притворившись, что ничего не слышал.

Все посмотрели на Конфетку с уважением и восхищением.

— Это мысль! — сказал Билл.

— Он утонченный, вот в чем дело, — пояснила Конфетка. — Вот увидите, сегодня он встанет к завтраку еще позже, чтобы проучить нас.

Так как часы показывали уже начало первого, общая мысль склонилась в пользу теории Конфетки. Сомневался один только Ронни Деврё:

— Вы забыли, я ведь был прямо за дверью, когда зазвонил первый будильник. Что бы Джерри ни решил сделать потом, первый трезвон должен был хотя бы удивить его. И он бы хоть что-то сделал! Куда ты поставил их, Орангутанг?

— На маленький столик прямо ему под ухо, — ответил мистер Бейтмен.

— Очень разумно с твоей стороны, Орангутанг, — сказал Ронни. — Теперь скажи, — повернулся он к Биллу, — если чертов колокол загремит в нескольких сантиметрах от твоего уха в полседьмого утра, что ты скажешь на это?

— О господи! — начал Билл. — Я скажу… — И запнулся.

— Правильно, — сказал Ронни. — Я скажу то же самое. И любой скажет. Реакция нормального человека, как говорится. Так вот, этого не случилось! Поэтому я согласен, что Орангутанг, как всегда, прав и у Джерри скрытая форма заболевания барабанных перепонок.

— Уже двадцать минут первого, — грустно сообщила одна из девушек.

— Послушайте, — медленно произнес Джимми, — это уже слишком, вам не кажется? Шутки шутками, но эта зашла слишком далеко. Бросает тень на Кутов.

Билл внимательно посмотрел на него:

— Ты о чем?

— Ну, — пояснил Джимми, — в любом случае это не похоже на старину Джерри.

Трудно выразить словами то, что он имел в виду. Он не хотел говорить многого, но все же… Он увидел, что на него смотрит Ронни. Ронни был явно встревожен… В этот момент в комнату вошел Тредуэлл и в нерешительности огляделся.

— Я думал, мистер Бейтмен здесь, — объяснил он извиняющимся тоном.

— Только что вышел, — ответил ему Ронни. — Чем-нибудь помочь?

Тредуэлл перевел взгляд на Джимми Тесайгера и снова взглянул на Ронни. Оба молодых человека, не сговариваясь, вышли за ним из комнаты. Тредуэлл осторожно закрыл за собой дверь столовой.

— Ну, что случилось? — спросил Ронни.

— Мистер Уэйд все еще не спустился, сэр, и я взял на себя смелость послать Уильямса к нему в комнату.

— Дальше!

— Уильямс только что прибежал в большом волнении, сэр. — Тредуэлл остановился, собираясь с духом. — Боюсь, сэр, несчастный молодой джентльмен, должно быть, скончался во сне.

Джимми и Ронни в недоумении уставились на него.

— Глупости! — вскричал наконец Ронни. — Это невозможно! Джерри… — Вдруг его лицо изменилось. — Я… я побегу посмотрю. Этот дурак Уильямс, наверное, ошибся!

Тредуэлл протянул руку и задержал его. Со странным, неестественным чувством отрешенности Джимми понял, что дворецкий является хозяином положения.

— Нет, сэр, Уильямс не ошибся. Я уже послал за доктором Картрайтом и взял на себя смелость запереть дверь. И собираюсь сообщить сэру Освальду о случившемся. Теперь мне нужно найти мистера Бейтмена.

Тредуэлл поспешил прочь. Ронни стоял ошеломленный.

— Джерри… — пробормотал он про себя.

Джимми взял своего друга под руку и направился с ним через боковую дверь в укромную часть террасы. Там он заставил его сесть.

— Успокойся, парень, — мягко сказал он. — Сейчас ты придешь в себя.

Но смотрел он на него как-то странно. Он и не подозревал, что Ронни был таким близким другом Джерри Уэйда.

— Бедняга Джерри, — задумчиво произнес он. — Если кто и выглядел здоровяком, так это он.

Ронни кивнул.

— Эта шутка с часами кажется теперь такой отвратительной, — продолжал Джимми. — Странно, почему комедия так часто превращается в трагедию?

Он говорил что придет в голову, просто давая Ронни время оправиться. Тот нетерпеливо зашевелился:

— Когда же придет врач? Хотел бы я знать…

— Что знать?

— Отчего он… умер.

Джимми поджал губы.

— Сердце? — предположил он.

Ронни коротко и мрачно усмехнулся.

— Послушай, Ронни, — начал Джимми.

— Что?

Джимми с трудом подбирал слова:

— Ты не хочешь сказать… ты не думаешь, то есть тебе не пришло в голову, что… что, ну, я имею в виду, его не стукнули по голове или что-нибудь в этом роде? Тредуэлл запер дверь, и все такое…

Джимми казалось, что его слова заслуживают ответа, но Ронни продолжал молча смотреть прямо перед собой.

Джимми покачал головой и снова замолчал. Он не думал, что сейчас можно что-нибудь сделать. Оставалось только ждать. Он и ждал.

Их молчание прервал Тредуэлл:

— Доктор хотел бы увидеться с вами, джентльмены, в библиотеке, если вы не возражаете.

Ронни вскочил. Джимми последовал за ним.

Доктор Картрайт был худым энергичным молодым человеком с умным лицом. Он приветствовал их коротким кивком. Орангутанг, выглядевший еще более серьезным и умным, чем обычно, представил их друг другу.

— Я понял так, что вы были близким другом мистера Уэйда, — сказал доктор Ронни.

— Его лучшим другом.

— Хм. Что ж, дело представляется совершенно ясным, хотя и печальным. Он выглядел очень здоровым молодым человеком. Вы не знаете, у него была привычка принимать что-нибудь перед сном?

— Перед сном? — поразился Ронни. — Он всегда спал как сурок!

— И вы никогда не слышали, чтобы он жаловался на бессонницу?

— Никогда.

— Ну, факты не вызывают сомнений. Тем не менее, думаю, все же будет проведено расследование.

— Как он умер?

— В этом не приходится сомневаться — чрезмерная доза хлорала. Лекарство было у его постели, и флакон, и стакан. Прискорбно.

Джимми задал вопрос, который, он чувствовал, крутился на языке его друга:

— Нет сомнения в том, что это… что с этим все чисто?

Врач резко взглянул на него:

— Почему вы спрашиваете? Есть какие-то причины для подозрений?

Джимми взглянул на Ронни. Если Ронни знал что-нибудь, теперь было самое время сказать об этом. Но, к его удивлению, Ронни отрицательно покачал головой.

— Абсолютно никаких, — внятно сказал он.

— А самоубийство?

— Ни в коем случае.

Ронни был категоричен, в отличие от врача, который не был настолько в этом убежден.

— О каких его проблемах вы знаете? Денежные затруднения? Женщины?

Ронни опять покачал головой.

— А его родственники? Они должны быть поставлены в известность.

— У него есть сестра. Единокровная. Живет в Дин-Прайори. Миль двадцать отсюда. Когда Джерри не было в городе, он жил у нее.

— Хм, — сказал врач. — Ей надо сообщить.

— Я съезжу, — сказал Ронни. — Неприятное занятие, но кому-то надо это сделать. — Он взглянул на Джимми: — Ты знаешь ее?

— Немного. Танцевали пару раз.

— Тогда поедем на твоей машине. Ты не возражаешь? Боюсь браться за это один.

— Конечно, — успокоил его Джимми. — Я сам собирался предложить тебе это. Пойду заводить старый драндулет.

Он был рад найти себе занятие. Поведение Ронни озадачивало его. Что он знает или подозревает? И почему он не сказал о своих подозрениях, если они у него есть, врачу?

И вскоре два друга неслись в машине Джимми, бесшабашно пренебрегая такой, по их мнению, ерундой, как ограничение скорости.

— Джимми, — произнес наконец Ронни, — я думаю, ты лучший мой друг… теперь.

— Ну и что? — спросил Джимми. Голос его охрип.

— Хочу сказать тебе кое-что. Тебе нужно это знать.

— О Джерри Уэйде?

— Да, о Джерри Уэйде.

Джимми ждал:

— Ну?

— Не знаю, могу ли я…

— Почему?

— Я связан своего рода обещанием.

— Ну, тогда, может, лучше не надо?

Наступило молчание.

— И все же я бы хотел… Знаешь, Джимми, у тебя голова работает лучше моей.

— Могла бы и твоя работать не хуже! — резко сказал Джимми.

— Нет, не могу! — внезапно решил Ронни.

— Ладно, — ответил Джимми. — Дело твое.

После долгого молчания Ронни спросил:

— Какая она?

— Кто?

— Эта девушка. Сестра Джерри.

Джимми молчал некоторое время, затем ответил изменившимся голосом:

— Она в порядке. Знаешь, она что-то потрясающее!

— Джерри был очень предан ей, я знаю. Часто рассказывал о ней.

— И она была очень предана Джерри. Это будет удар для нее.

— Да, чертово дело.

Они молчали, пока не подъехали к Дин-Прайори.

Служанка сказала, что мисс Лорейн в саду. А если они хотят увидеть миссис Коукер…

Джимми красноречиво объяснил, что они не хотят увидеть миссис Коукер.

— Кто эта миссис Коукер? — спросил Ронни, когда они вошли в несколько запущенный сад.

— Старая селедка, которая живет с Лорейн.

Они ступили на мощеную дорожку. В конце ее стояла девушка с двумя черными спаниелями. Небольшого роста, светловолосая, одетая в старенький, потертый твидовый костюм. Ронни совсем не такой ожидал увидеть мисс Уэйд. Она совсем не во вкусе Джимми.

Держа одну собаку за ошейник, она пошла по дорожке навстречу им.

— Добрый день, — сказала она. — Не обижайтесь на Элизабет. Она только что ощенилась и сейчас очень подозрительна.

Мисс Уэйд держалась необычайно свободно, и, когда улыбалась, казалось, что неяркая дикая роза озаряет своим светом ее щеки. Глаза же были темно-синими, как васильки.

Вдруг глаза ее расширились. В них мелькнула тревога. Как будто она уже догадалась.

Джимми поспешил заговорить:

— Это Ронни Деврё, мисс Уэйд. Вы должны были много слышать о нем от Джерри.

— О да! — Она одарила его теплой, доброй улыбкой. — Вы оба были в Чимниз, правда? Почему вы не привезли с собой Джерри?

— Мы… э… не смогли, — сказал Ронни и замолчал.

Опять Джимми заметил вспышку страха в ее глазах.

— Мисс Уэйд, — сказал он, — я боюсь, то есть у нас плохие новости для вас.

Она тревожно взглянула на него:

— Джерри?

— Да. Джерри. Он…

Она в нетерпении топнула ножкой:

— О, говорите, говорите! — И вдруг повернулась к Ронни: — Скажите вы!

Джимми почувствовал укол ревности, и в этот момент он понял то, в чем так долго не хотел себе признаваться. Он понял, почему Хелен, Нэнси и Конфетка были просто «девочками» для него, и не более того.

Как сквозь преграду, до него донеслись слова Ронни:

— Да, мисс Уэйд. Я скажу вам. Джерри умер.

Присутствие духа не оставило ее. У нее перехватило дыхание, она отшатнулась, но через минуту-другую уже в волнении спрашивала:

— Когда? Как?

Ронни отвечал ей мягко, как мог.

— Снотворное?.. Джерри?! — Голос ее был полон недоверия.

Джимми взглянул на нее. Это был почти предупреждающий взгляд. Внезапно он почувствовал, что в своей наивности Лорейн может сказать лишнее.

В свою очередь он объяснил необходимость расследования так мягко, как это было возможно. Лорейн вздрогнула. Она отклонила их предложение взять ее с собой в Чимниз, но пообещала приехать позже. У нее есть свой двухместный автомобиль.

— Мне нужно побыть… побыть одной сначала, — жалобно сказала она.

— Я понимаю, — ответил Ронни.

— Хорошо, — согласился Джимми.

Они смотрели на нее, чувствуя неловкость и беспомощность.

— Большое вам спасибо, что вы приехали.

Они уехали назад в молчании, ощущая какую-то скованность, возникшую между ними.

— Боже мой! Какая отважная девушка! — только однажды нарушил молчание Ронни.

Джимми согласился с ним.

— Джерри был моим другом, — добавил Ронни. — Теперь моя обязанность присматривать за ней.

— О да! Конечно.

Больше они не разговаривали.

В Чимниз Джимми ждала встреча с заплаканной леди Кут.

— Бедный мальчик! — повторяла она. — Бедный мальчик!

Джимми высказал все подходящие к случаю замечания, какие смог придумать.

Леди Кут начала рассказывать ему длинную историю, насыщенную множеством подробностей, о болезнях своих многочисленных обожаемых друзей. Джимми слушал с сочувствующим видом, и наконец ему удалось освободиться, даже не нагрубив.

Он легко взбежал по лестнице. Ронни как раз выходил из комнаты Джерри Уэйда и, казалось, растерялся, увидев Джимми.

— Я ходил посмотреть на него, — сказал он. — Ты пойдешь?

— Думаю, нет, — ответил Джимми, для которого, как и для любого здорового молодого человека, было естественно нежелание лишний раз напоминать себе о существовании смерти.

— Я думаю, все его друзья должны проститься с ним.

— Да? — переспросил Джимми. У него создалось впечатление какой-то странности в поведении Ронни Деврё.

— Да, в знак уважения.

Джимми вздохнул и уступил.

— Хорошо, — сказал он и вошел в комнату, сжав зубы. Белые цветы лежали на покрывале, комната была убрана и выглядела надлежащим образом.

Джимми бросил быстрый нервный взгляд на спокойное белое лицо. Неужели это ангелоподобный румяный Джерри Уэйд? Эта спокойная, тихая фигура…

Джимми передернуло.

Когда он поворачивался, чтобы уйти, его взгляд скользнул по каминной полке, и он в удивлении остановился. На ней аккуратно в ряд были выставлены будильники.

Он быстро вышел из комнаты. Ронни ждал его.

— Он выглядит очень спокойным. Да, какое несчастье, — пробормотал Джимми. Потом добавил: — Слушай, Ронни, кто там выставил в ряд эти часы?

— Откуда я знаю! Кто-нибудь из слуг, наверное.

— Интересная штука, — продолжал Джимми, — их там семь, а не восемь. Ты заметил?

Ронни что-то невнятно пробормотал.

— Семь вместо восьми, — хмурясь, повторил Джимми. — Интересно почему?

Глава 4 Письмо

— Эгоцентричность — вот так я бы это назвал, — сформулировал лорд Катерхэм.

Он говорил мягким, спокойным голосом и, казалось, был доволен найденным определением.

— Да, абсолютная эгоцентричность. Я часто нахожу этих самостоятельных людей эгоцентричными. Очень возможно, что именно поэтому им удается сколотить такие большие состояния.

Он оглядел мрачным взором свои родовые владения, которые только сегодня были возвращены ему.

Его дочь, леди Эйлин Брент, известная среди своих друзей и в свете просто как Бандл, рассмеялась.

— Ты наверняка никогда не сколотишь большого состояния, — сухо заметила она, — хотя твоя мысль поселить здесь старого Кута была вовсе не дурна. Каков он? Презентабелен?

— Один из этих великих людей, — ответил лорд Катерхэм, слегка передернув плечами. — С красным квадратным лицом и серо-стальными волосами. Властный, представь себе. Что называется, сильная личность. Человек, в которого превратился паровой каток.

— Слегка утомляющий? — сочувствующе предположила Бандл.

— Ужасно утомляющий! Полный самых нудных добродетелей, таких, как умеренность и пунктуальность. Я не знаю, кто хуже: властная личность или ревностный политик. Я лично предпочитаю веселых бездельников.

— Веселый бездельник вряд ли был бы в состоянии платить ту цену, которую ты запросил за этот древний мавзолей, — напомнила ему Бандл.

Лорд Катерхэм поморщился:

— Я бы не хотел, чтобы ты употребляла это слово, Бандл. И вообще мы отклонились от темы.

— Не понимаю, почему ты так чертовски близко принимаешь это к сердцу! — сказала Бандл. — Все равно ведь людям надо где-то умирать.

— Им не надо умирать в моем доме, — заявил лорд Катерхэм.

— Не понимаю, почему нет? Куча людей умерла здесь. Дюжина строгих прадедушек и прабабушек.

— Это другое дело, — возразил лорд Катерхэм. — Естественно, Бренты должны умирать здесь, они не в счет. Но я категорически против посторонних. И особенно против расследований. Это скоро станет здесь нормой. Уже во второй раз. Помнишь, сколько шума было здесь четыре года назад? В чем, кстати, я целиком и полностью обвиняю Джорджа Ломакса.

— А теперь ты обвиняешь бедный старый паровой каток по фамилии Кут. Уверена, ему все это было так же неприятно, как и всем остальным.

— Очень эгоцентрично, — упрямо повторил лорд Катерхэм. — И людям, которые имеют склонность так поступать, не следует просить о сдаче дома. Можешь говорить что хочешь, Бандл, но я не люблю расследований. Не любил и не буду.

— Но это ведь не то же самое, что было в прошлый раз, — успокоила его Бандл. — Я имею в виду, это ведь не убийство!

— А какой шум поднял здесь этот тупоголовый суперинтендант — хуже, чем после убийства! Он еще не пришел в себя от того дела четырехлетней давности. Он уверен, что каждая смерть, случившаяся в этом доме, — это громкое политическое убийство. Ты не представляешь, какой переполох он тут устроил! Мне об этом рассказывал Тредуэлл. Проверял все мыслимое на отпечатки пальцев. И разумеется, нашли только принадлежащие покойнику! Яснее дела не бывает — а самоубийство это было или несчастный случай, уже другой вопрос.

— Я видела как-то Джерри Уэйда, — вспоминала Бандл. — Он был другом Билла. Он бы понравился тебе, папа. Веселый бездельник, каких мало.

— Мне не нравится никто, кто приходит в мой дом и умирает в нем, только чтобы позлить меня, — упрямо сказал лорд Катерхэм.

— И я совершенно не могу представить себе никого, кто бы хотел убить его, — продолжала Бандл. — Сама мысль об этом абсурдна.

— Конечно, — согласился лорд Катерхэм. — Для всех, кроме такого осла, как суперинтендант Реглэн.

— Уверена, ища отпечатки пальцев, он чувствовал себя невероятно важным, — успокоила его Бандл. — А эту историю они отнесут к смерти в результате несчастного случая, да?

Лорд Катерхэм кивнул:

— Им придется быть предупредительными к его сестре.

— У него была сестра? Я не знала.

— Единокровная, мне кажется. Она была намного моложе его. Старый Уэйд сбежал с ее матерью, он постоянно этим занимался. Женщины привлекали его, только если принадлежали другим мужчинам.

— Я рада, что хоть этой дурной привычки нет у тебя, — сказала Бандл.

— Я всегда вел очень порядочную, богобоязненную жизнь, — ответил лорд Катерхэм. — Удивительно, почему меня не могут оставить в покое, учитывая, как мало вреда я приношу окружающим. Если только…

Он замолчал, так как Бандл внезапно выглянула в окно.

— Макдональд! — позвала Бандл ясным властным голосом.

Император приблизился. Некое неопределенное выражение, которое можно было бы принять за доброжелательную улыбку, забрезжило на его лице, но тут же было рассеяно природной мрачностью садовника.

— Ваша светлость? — произнес Макдональд.

— Как ваше здоровье? — спросила Бандл.

— А, не очень, — ответил Макдональд.

— Я хотела поговорить с вами о лужайке для игры в гольф. Она невероятно заросла. Пошлите кого-нибудь на нее, хорошо?

Макдональд в сомнении покачал головой:

— Для этого придется снять Уильяма с нижнего уровня, миледи.

— К чертям нижний уровень! — ответила Бандл. — Пусть начинает сейчас же. И, Макдональд…

— Да, миледи?

— Соберите виноград на дальнем участке. Я знаю, сейчас неподходящее время для этого, потому что оно у вас всегда неподходящее, но я тем не менее хочу. Понятно?

Бандл отошла от окна библиотеки.

— Извини, папа, — сказала она, — я хотела поймать Макдональда. Ты что-то говорил?

— Представь, да, — ответил лорд Катерхэм. — Но это не важно. Что ты сказала Макдональду?

— Попыталась вылечить его от мысли, что он Господь Всемогущий. Но это нереальная затея. Боюсь, Куты были невежливы с ним. Макдональду наплевать на гудки даже самого большого в мире паровоза. А что собой представляет леди Кут?

Лорд Катерхэм задумался над ответом.

— Мне кажется, она большая любительница театральных постановок, — ответил он наконец. — Думаю, она была очень расстроена из-за этих часов.

— Каких часов?

— Тредуэлл только что мне рассказал. Похоже, компания хотела пошутить. Они накупили много будильников и спрятали их где-то в комнате этого молодого Уэйда. А потом парень умер, и это сделало всю затею, конечно, очень неприятной.

Бандл кивнула.

— Тредуэлл рассказал мне еще кое-что странное об этих часах, — продолжал лорд Катерхэм, теперь очень довольный собой. — Похоже, кто-то собрал их вместе и выстроил в ряд на камине уже после смерти бедняги.

— Ну и что? — не поняла Бандл.

— Я тоже думаю, что ничего особенного, — согласился лорд Катерхэм. — Но очевидно, что вокруг всего этого был большой шум. Никто не признается, что сделал это, представляешь? Все слуги были опрошены и клянутся, что не прикасались к проклятым будильникам. В общем, загадка. А потом еще и коронер задал вопросы на следствии, а ты ведь знаешь, как трудно объяснить что-либо людям этого толка.

— Совершенно невозможно, — согласилась Бандл.

— И конечно, невероятно трудно понять смысл того, что они говорят, — добавил лорд Катерхэм. — Я не понял половину из того, что рассказал мне Тредуэлл. Между прочим, Бандл, парень умер в твоей комнате!

Бандл поморщилась.

— Почему необходимо было умирать именно в моей комнате? — с возмущением спросила она.

— Об этом-то я и говорил! — торжественно воскликнул лорд Катерхэм. — Эгоцентричность. Все теперь чертовски эгоцентричны.

— В моей так в моей! Не возражаю, — расхрабрилась Бандл. — Мне-то что?

— А я возражаю! — заявил ее отец. — Я очень возражаю. Мне теперь будет сниться разное, ну, ты знаешь: светящиеся руки и гремящие цепи.

— Хорошо, — сказала Бандл. — Тетя Луиза умерла на твоей кровати. Интересно, ты часто видишь парящее над тобой ее видение?

— Иногда, — подтвердил лорд Катерхэм. — Особенно после омаров.

— Слава богу, я несуеверна, — объявила Бандл.

И тем не менее, сидя вечером у камина в своей комнате, — стройная фигурка в пижаме, — она поймала себя на том, что мысли ее возвращаются к этому веселому, праздному человеку, Джерри Уэйду. Невозможно представить, чтобы такой, как он, переполненный радостями жизни, мог обдуманно совершить самоубийство. Нет, скорее правомерен другой вывод. Джерри принимал снотворное и по чистой случайности выпил лишнее. Это было возможно. Она не могла представить себе Джерри Уэйда, терзаемого душевными муками.

Ее бегающий взгляд остановился на каминной полке, и она стала думать об этой истории с часами. Ее служанка, тщательно проинформированная второй горничной, только об этом и говорила. Она добавила подробность, которую Тредуэлл посчитал нестоящей, чтобы рассказывать о ней лорду Катерхэму, но которая возбудила любопытство Бандл.

Семь будильников были аккуратно выставлены в ряд на каминной полке, а один оставшийся был найден на лужайке за домом, куда его, очевидно, выбросили из окна.

Бандл озадачило подобное положение вещей как абсолютно бессмысленное. Она еще могла представить себе, что одна из служанок убрала часы, а потом, испугавшись расследования, стала отрицать это. Но наверняка ни одна из служанок не могла выбросить часы в сад. Может, это сделал сам Джерри Уэйд, когда первый будильник разбудил его своим грохотом? Но нет, это тоже невозможно. Бандл предположила, что его смерть, должно быть, наступила ранним утром, но еще до этого он некоторое время находился в коматозном состоянии.

Бандл нахмурилась. Эта история с часами очень любопытна. Нужно поговорить с Биллом Эверслеем. Она знала, что он был там.

Для Бандл думать значило действовать. Она встала и подошла к письменному столу. Это было складывающееся сооружение с крышкой, открывающейся назад. Бандл села за него, положила перед собой лист бумаги и написала:

«Дорогой Билл…»

Бандл остановилась, чтобы выдвинуть нижнюю часть стола. Однако та застряла на полпути, как это часто с ней бывало. Бандл нетерпеливо дергала ее, но безрезультатно. Она вспомнила, что как-то однажды за стол завалился конверт и заклинивал крышку до тех пор, пока его не достали. Она взяла тонкий нож для разрезания бумаги и просунула его в узкую щель. Ей повезло, и вскоре показался уголок белой бумаги. Бандл схватила его и вытащила наружу. Это был исписанный листок, немного смятый.

Дата сразу же приковала к себе внимание Бандл. Крупная, размашистая дата бросалась в глаза: «21 сент.».

— Двадцать первое сентября, — медленно произнесла Бандл. — Так ведь это же!..

Она замолчала. Да, она была уверена в этом. Двадцать второго Джерри Уэйд был найден мертвым. Тогда это должно быть письмо, которое он писал в тот самый последний вечер перед трагедией. Бандл разгладила письмо и прочла его. Оно было не окончено.


«Моя дорогая Лорейн! Я приеду к тебе в среду. Чувствую я себя ужасно хорошо и вообще доволен собой во всех отношениях. Будет чудесно увидеться с тобой. Послушай, прошу тебя, забудь, что я говорил тебе о той истории про Семь Циферблатов! Я думал, это более или менее шутка, но оказалось вовсе не так — все, что угодно, кроме этого. Я жалею, что вообще говорил с тобой об этом, это не то дело, в которое можно вмешивать таких детей, как ты. Поэтому забудь о нем, поняла?

Что же еще я хотел тебе написать? Мне так хочется спать, что с трудом заставляю глаза не закрываться. А, вспомнил! О Ларчере. Я думаю…»


На этом письмо обрывалось.

Бандл сидела нахмурясь. «Семь Циферблатов». Где это? Где-нибудь в трущобах Лондона, что ли? Слова «Семь Циферблатов» напоминали ей еще о чем-то, но в этот момент она не могла сообразить о чем. Вместо этого она обратила внимание на две фразы: «Чувствую я себя ужасно хорошо» и «Мне так хочется спать, что с трудом заставляю глаза не закрываться».

Это не сходилось. Это совсем не сходилось. Потому что именно этой ночью Джерри Уэйд принял такую сильную дозу хлорала, что не проснулся. А если то, что он написал в письме, правда, то зачем ему нужно было принимать хлорал? Бандл покачала головой. Она оглядела комнату и слегка вздрогнула, представив, что сейчас Джерри Уэйд наблюдает за ней здесь, в этой комнате, где он умер.

Она сидела очень тихо. В нерушимой тишине было слышно только тиканье ее маленьких золотых часиков. Они звучали неестественно громко и многозначительно.

Бандл глянула в сторону камина. Живая картина возникла перед ее глазами. Покойник, лежащий на кровати, и семь будильников, тикающих на камине, тикающих громко, зловеще… тикающих… тикающих…

Глава 5 Человек на дороге

— Папа, — Бандл просунула голову в кабинет лорда Катерхэма, — я поеду в город на автомобиле. Возьму «Хиспано». Терпеть не могу однообразие.

— Но мы только вчера вернулись домой, — произнес лорд Катерхэм, не радуясь тому, что задумала Бандл.

— Вчера? А кажется, что сто лет назад. Я и забыла уже, как скучно за городом.

— Не могу согласиться с тобой, — заявил лорд Катерхэм. — Здесь мирно, вот именно — мирно. И чрезвычайно удобно. А как я рад вернуться к Тредуэллу, и описать не могу. Этот человек оберегает мой покой самым чудесным образом. Кто-то приходил не далее как сегодня утром узнать, не могут ли они организовать здесь залет девушек-экскурсоводов…

— Слет, — поправила Бандл.

— Слет или залет — какая разница? Глупейшее слово и ничего не значащее. И я бы оказался в очень неловком положении — я бы, может быть, и не смог отказать. Но Тредуэлл выручил меня. Не помню, что он сказал, но что-то чертовски остроумное и, конечно, не задевающее ничьих чувств, что напрочь выбило из головы саму мысль об этом слете.

— Удобства еще не самое главное для меня, — возразила Бандл. — Мне нужны волнения!

Лорд Катерхэм содрогнулся.

— Не достаточно ли у нас было волнений четыре года назад? — печально вопросил он.

— Я уже готова к новым, — парировала Бандл. — Не то чтобы я надеялась найти их в городе, но в любом случае я уже не сверну челюсть от зевоты.

— Мой опыт подсказывает, — сказал лорд Катерхэм, — что люди, ищущие неприятностей, обычно находят их. — Он зевнул. — Все равно, — добавил он, — я бы и сам не прочь проехать в город.

— Так давай! Только не задерживайся, а то я спешу.

Лорд Катерхэм, уже начавший вставать со стула, остановился.

— Ты сказала, что спешишь? — подозрительно переспросил он.

— Как черт спешу, — ответила Бандл.

— Это решает все, — заключил лорд Катерхэм. — Я не еду. Ехать с тобой в «Хиспано», когда ты за рулем и спешишь, — нет, это неподходящее занятие для пожилого человека. Я останусь здесь.

— Дело хозяйское! — воскликнула Бандл и исчезла.

Ее место занял Тредуэлл.

— Милорд, вас очень хотел видеть викарий. Спорный вопрос возник о статусе Отряда Мальчиков.

Лорд Катерхэм застонал.

— Мне показалось, милорд, что за завтраком вы упомянули о том, что собираетесь сегодня утром прогуляться в деревню и побеседовать с викарием на эту тему.

— Вы ему так и сказали? — нетерпеливо спросил лорд Катерхэм.

— Да, милорд. Он ушел, если можно так выразиться, весьма поспешно. Надеюсь, я поступил правильно, милорд?

— Конечно, Тредуэлл. Вы всегда правы. Вы не сможете быть не правы, даже если захотите.

Тредуэлл скромно улыбнулся и вышел.

Тем временем Бандл нетерпеливо нажимала на сигнал у ворот с домиком привратника до тех пор, пока оттуда не выскочила маленькая девочка и не понеслась со всех ног открывать ворота, подгоняемая своей матерью, спешащей за ней.

— Поторопись, Кэти. Это ее светлость, летит как на пожар.

Спешить действительно было характерно для Бандл, особенно находясь за рулем. У нее были опыт и выдержка, и она была хорошим водителем, хотя эта безрассудная гонка не раз могла окончиться трагически.

Стоял свежий октябрьский день, с ослепительным солнцем в синем небе. Свежий студеный воздух разрумянил щеки Бандл и наполнил ее чувством радости жизни.

Этим утром она отправила Лорейн Уэйд в Дин-Прайори неоконченное письмо Джеральда Уэйда, добавив от себя несколько пояснительных строк. Странное впечатление, которое это письмо произвело на нее, немного рассеялось с наступлением дня, хотя она все же была уверена, что объяснения необходимы. Она намеревалась найти Билла Эверслея и вытянуть из него все подробности того вечера, который закончился так трагически. А сейчас было чудесное утро, чувствовала она себя превосходно, и ее «Хиспано» летел как на крыльях.

Бандл сильнее нажала ногой на педаль акселератора, и машина отреагировала немедленно. Миля исчезала за милей, остановки встречались очень редко, и дорога просматривалась далеко вперед.

И вдруг без всякого предупреждения из-за живой изгороди на дорогу прямо под колеса машины, шатаясь, вышел человек. Вовремя остановиться было уже невозможно. Изо всех сил Бандл сжала руль и резко вывернула его вправо. Машина почти провалилась в кювет, почти, но не совсем. Это был опасный маневр, но он удался. Бандл была почти уверена, что не задела человека.

Она оглянулась и почувствовала, как у нее засосало под ложечкой. Машина не переехала человека, но, должно быть, ударила его. Он лежал на дороге лицом вниз и был зловеще недвижим.

Бандл выпрыгнула из машины и побежала назад. Раньше она, за исключением, может, заблудившихся куриц, никого никогда не сбивала. Мысль, что вряд ли она виновата в этом несчастном случае, не утешала ее. Человек выглядел пьяным; но, пьяный он или нет, она сбила его. Она была совершенно уверена, что сбила его. Ее сердце стучало резкими, громкими ударами, и этот звук отдавался в ушах.

Она опустилась на колени перед распростертым телом и очень осторожно перевернула его. Человек даже не застонал. Это был хорошо одетый юноша с очень приятным лицом и тоненькой кисточкой усов на верхней губе.

Бандл не видела каких-либо наружных ран, но была совершенно уверена, что он умер или умирает. Его веки дрогнули, и глаза слегка приоткрылись. Жалобные глаза, такие страдающие, как у собаки. Казалось, он старается заговорить. Бандл наклонилась над ним.

— Эй! — затормошила она. — Эй!

Он что-то пытался сказать, она видела это. Пытался изо всех сил. А она не могла помочь ему, не могла ничего сделать.

Наконец раздались слова, почти беззвучный выдох:

— Семь Циферблатов… Скажите…

— Эй! — опять затормошила Бандл. Он старался произнести какое-то имя, старался из последних сил, уже оставлявших его. — Эй… Кому я должна сказать?

— Скажите… Джимми Тесайгер… — произнес он наконец, и тут же голова его откинулась назад и тело обмякло.

Бандл сидела на корточках, по ее телу пробегала дрожь с головы до ног. Она никогда не предполагала, что что-нибудь настолько ужасное может произойти с ней. Он был мертв, и она убила его.

Бандл попыталась взять себя в руки. Что же теперь делать? Первая ее мысль была о враче. Ведь, возможно, мужчина просто без сознания, а не мертв. Ее интуиция восставала против вероятности трагического исхода, но она заставила себя действовать. Так или иначе она должна уложить его в машину и отвезти ближайшему врачу. Это был пустынный участок загородной дороги, и помочь ей было некому.

Бандл, несмотря на стройность фигуры, была физически сильной девушкой. У нее железные мускулы. Она подогнала «Хиспано» так близко, как только было возможно, и, собрав все силы, подняла и втащила в машину безжизненное тело. Дело было непростое, но, сжав зубы, она все же справилась с ним. Затем прыгнула на водительское место и завела мотор. Через пару миль она оказалась в маленьком городке и, расспросив прохожих, быстро направилась к дому врача.

Доктор Кэссел, приятный мужчина средних лет, был озадачен, когда, войдя в приемную, он увидел там молодую девушку на грани истерики.

Бандл отрывисто заговорила:

— Я… я думаю, что убила человека. Я сбила его машиной. Я привезла его. Он сейчас в моей машине. Наверное, я… я ехала слишком быстро. Я всегда езжу слишком быстро…

Врач окинул ее профессиональным взглядом, шагнул к полке, налил что-то в стакан и протянул ей.

— Выпейте, — почти приказал врач, — и вам станет лучше. У вас шок.

Бандл послушно выпила, и ее мертвенно-бледное лицо слегка порозовело. Доктор одобрительно кивнул:

— Так-то лучше. Теперь я хочу, чтобы вы тихонько посидели здесь, а я пойду посмотрю, в чем там дело. Если увижу, что бедняге нечем помочь, вернусь, и мы обо всем поговорим.

Некоторое время он отсутствовал. Бандл смотрела на часы на камине. Пять минут, десять, четверть часа, двадцать минут, — вернется ли он когда-нибудь?

Открылась дверь, и доктор Кэссел вошел в комнату. Бандл сразу заметила, что он изменился — помрачнел и выглядел встревоженным. Что-то еще было в его облике, но Бандл не могла сразу определить это — какой-то намек на скрытое возбуждение.

— Итак, юная леди, — начал он, — давайте поговорим. Вы утверждаете, что сбили этого человека? Расскажите, как все произошло.

Бандл объяснила подробно, как только могла. Врач следил за ее рассказом с пристальным вниманием.

— То есть машина не проехала по его телу?

— Нет, я думала, что все же увернулась.

— Вы говорите, он шатался?

— Да, я думала, что он пьян.

— И он появился из-за живой изгороди?

— Наверное, там была калитка. Должно быть, он вышел из нее.

Врач кивнул, откинулся на спину стула и снял пенсне.

— У меня нет сомнений, — сказал он, — что вы очень опрометчивый водитель и однажды все же задавите какого-нибудь беднягу, но на сей раз вы этого не сделали.

— Но…

— Машина даже не коснулась его. Этого человека застрелили.

Глава 6 Опять Семь Циферблатов

Бандл уставилась на него. И очень медленно мир, который был перевернут вверх ногами последние три четверти часа, начал принимать свое нормальное положение. Только через пару минут Бандл смогла заговорить, но теперь это была уже не охваченная паникой девушка, а прежняя Бандл, хладнокровная, деятельная и рассудительная.

— Как он мог быть застрелен? — спросила она.

— Как — не знаю, — сухо ответил врач, — но был. В его теле сидела пуля от винтовки, а кровотечение было внутренним, поэтому вы ничего и не заметили.

Бандл кивнула.

— Вопрос в том, — продолжал врач, — кто застрелил его. Вы никого не видели рядом?

Бандл отрицательно покачала головой.

— Странно, — сказал доктор. — Если это был несчастный случай, то тот, кто это сделал, должен был выбежать вслед за помощью, хотя, возможно, он и не знал, что натворил.

— Рядом никого не было, — повторила Бандл. — Я имею в виду, на дороге.

— Мне кажется, — сказал доктор, — что бедняга бежал и пуля настигла его в тот момент, когда он был в воротах, потому-то он и вышел на дорогу шатаясь. Вы не слышали выстрела?

Бандл покачала головой.

— Но может быть, я и не могла его услышать из-за шума двигателя, — предположила она.

— Именно так! Он ничего не сказал перед смертью?

— Пробормотал несколько слов.

— Ничего, что могло бы пролить свет на трагедию?

— Нет. Он хотел передать что-то своему другу, вот только я не поняла что. Да, он еще упомянул Семь Циферблатов.

— Хм, — произнес доктор Кэссел. — Не слишком подходящий район для его круга. Может, его убийца был оттуда? Ну, теперь вам нет смысла об этом беспокоиться. Можете предоставить все мне. Я сообщу в полицию. Вы, конечно, должны оставить свое имя и адрес, так как полиция наверняка захочет задать вам вопросы. Впрочем, может, вам лучше отправиться в полицейский участок вместе со мной прямо сейчас? Они могут сказать, что я должен был задержать вас.

Они поехали в машине Бандл. Полицейский суперинтендант оказался очень медлительным в разговоре. Фамилия и адрес Бандл, когда она назвала их, привели его в благоговейный трепет, и он записывал ее показания с большой старательностью.

— Молодежь! — сказал он. — Вот что это такое. Молодежные забавы! Жестокие и глупые эти шалопаи. Вечно палят по птицам без всякой мысли, что кто-то может оказаться с другой стороны ограды!

Доктор считал этот вывод наименее вероятным, но решил, что скоро дело попадет в более опытные руки и нет смысла сейчас возражать.

— Имя пострадавшего? — спросил сержант, слюнявя карандаш.

— У него были визитные карточки. Его звали мистер Рональд Деврё, адрес в Олбани.

Бандл нахмурилась. Имя Рональда Деврё вызвало у нее какие-то смутные ассоциации. Она была уверена, что слышала его раньше.

И только на полпути назад в Чимниз, сидя за рулем своей машины, она вдруг вспомнила. Конечно! Ронни Деврё. Друг Билла из министерства иностранных дел. Он и Билл и… да… Джеральд Уэйд.

Когда эта мысль пришла ей в голову, Бандл чуть не врезалась в ограду. Сначала Джеральд Уэйд, потом Ронни Деврё. Если смерть Джеральда Уэйда могла еще быть несчастным случаем в результате неосторожности, то происшествие с Ронни Деврё должно иметь более зловещее объяснение.

И тут Бандл вспомнила кое-что еще. Семь Циферблатов! Когда умирающий человек произнес эти слова, они показались знакомыми, и теперь она поняла, почему Джеральд Уэйд упоминал Семь Циферблатов в своем последнем письме сестре ночью перед смертью. И это, в свою очередь, тоже было связано с чем-то, что ускользало от нее.

Обдумывая все это, Бандл снизила скорость до таких пределов, что сама подивилась столь несвойственной ей трезвости мысли. Она подогнала машину к гаражу и отправилась на поиски отца.

В счастливом расположении духа лорд Катерхэм читал каталог предстоящей распродажи редких изданий и был несказанно удивлен, увидев Бандл.

— Даже ты, — заявил он, — не смогла бы съездить в Лондон и обратно за это время!

— Я не была в Лондоне, — ответила Бандл. — Я задавила человека.

— Что?

— Правда, на самом деле не задавила. Его застрелили.

— Как это так?

— Не знаю как, но тем не менее это так.

— Но зачем ты застрелила его!

— Я его не застрелила.

— Ты не должна стрелять в людей! — произнес лорд Катерхэм тоном легкого упрека. — Никак не должна. Я согласен, что кое-кто из них очень заслуживает этого, но все равно это приведет только к лишним неприятностям.

— Я говорю, что я его не застрелила.

— Кто тогда?

— Никто не знает, — ответила Бандл.

— Чепуха! — сказал лорд Катерхэм. — Человек не может быть застрелен или задавлен так, чтобы этого никто не делал.

— Он не был задавлен, — сказала Бандл.

— Ты утверждала, что был.

— Мне показалось, что я его задавила.

— Наверное, покрышка лопнула, — предположил лорд Катерхэм. — Этот звук похож на выстрел. Так пишут в детективных романах.

— Папа, ты совершенно невозможен! Я не замечала раньше, что у тебя мозги как у кролика!

— Вовсе нет, — возразил лорд Катерхэм. — Ты влетаешь в дом с дикой и невероятной историей о задавленных и застреленных людях и не знаю, о чем еще, и хочешь, чтобы я, как волшебник, обо всем догадался сам!

Бандл устало вздохнула.

— Только послушай, — попросила она. — Я тебе расскажу все еще раз односложными словами.

И рассказала.

— Все, — сказала она, закончив. — Ну как, понял?

— Конечно, теперь я отлично все понял. Я могу принять во внимание, что ты была немного взволнована, дорогая. Но я был недалек от истины, когда заявил тебе сегодня, что люди, ищущие неприятностей, обычно находят их. Я рад, — закончил лорд Катерхэм, — что я остался дома.

И он опять взял в руки каталог.

— Папа, а где это — Семь Циферблатов?

— Я думаю, где-то в Ист-Энде. Я часто видел автобусы, идущие туда… Или я имею в виду Семь Сестер? Сам я там никогда не был. И очень рад тому. Не думаю, что мне понравилось бы это место. Хотя, что весьма любопытно, мне кажется, я слышал о нем недавно в какой-то связи.

— Ты не знаешь некоего Джимми Тесайгера?

Внимание лорда Катерхэма опять было поглощено каталогом. Раньше он делал усилие, чтобы вникнуть в проблему Семи Циферблатов, теперь он такого усилия уже не сделал.

— Тесайгер, — задумчиво пробормотал он. — Тесайгер. Один из йоркширских Тесайгеров?

— Об этом я тебя и спрашиваю. Пожалуйста, папа, припомни. Это очень важно.

Лорд Катерхэм предпринял отчаянную попытку выглядеть задумчивым, хотя голова его была чиста от каких-либо мыслей.

— Есть йоркширские Тесайгеры, — важно сказал он, — и, если я не ошибаюсь, есть еще и девонширские Тесайгеры. Твоя двоюродная бабушка Селина была замужем за Тесайгером.

— Какая польза от этого? — воскликнула Бандл.

Лорд Катерхэм довольно хихикнул:

— Зато была кое-какая польза для нее, если я не ошибаюсь.

— Ты невозможен, — поднялась Бандл. — Надо разыскать Билла.

— Давай, дорогая, — рассеянно сказал отец, переворачивая страницу. — Конечно. Несомненно. Именно так.

Нетерпеливо вздохнув, Бандл поднялась на ноги.

— Если бы я помнила, что было в том письме, — пробормотала она скорее про себя, чем вслух. — Я читала его очень внимательно. Что-то о шутке, о том, что Семь Циферблатов — это не шутка.

Вдруг лорд Катерхэм поднял голову от каталога.

— Семь Циферблатов? — переспросил он. — Конечно. Теперь я вспомнил.

— Вспомнил?

— Я понял, почему это звучит так знакомо. Заходил Джордж Ломакс, и Тредуэлл просчитался — впустил его. Джордж ехал в город. Вроде бы он организует какой-то политический прием в аббатстве на следующей неделе и получил предупреждающее письмо.

— Что значит — предупреждающее письмо?

— Точно не знаю. Он не вдавался в подробности. Мне кажется, там было написано «остерегайтесь» и «возможны неприятности» и тому подобное. Но письмо было от Семи Циферблатов, я точно помню, что он это говорил. Он ехал в город, чтобы посоветоваться об этом в Скотленд-Ярде. Ты ведь знаешь Джорджа?

Бандл кивнула. Она была хорошо знакома с этим полным патриотического духа членом совета министров, сменным помощником министра иностранных дел Джорджем Ломаксом, которого многие избегали из-за его укоренившейся привычки в частных беседах говорить цитатами из своих публичных выступлений. Обладатель чрезмерно выпученных глаз, он был известен многим, и Биллу Эверслею в том числе, как Филин.

— Скажи, — спросила она, — Филин интересовался смертью Джеральда Уэйда?

— Не слышал об этом. Хотя мог, конечно.

Несколько минут Бандл молчала. Она изо всех сил старалась вспомнить точный текст письма, которое она отправила Лорейн Уэйд, и в то же время пыталась представить себе девушку, которой было адресовано это письмо. Что это за девушка и почему ей так глубоко был предан Джеральд Уэйд? Чем больше она думала об этом, тем сильнее ей казалось, что такое письмо не характерно для брата.

— Ты говорил, что эта Уэйд единокровная сестра Джерри? — неожиданно спросила она.

— Ну конечно. Строго говоря, я думаю, она, ну, то есть я хочу сказать, вообще ему не сестра.

— Но ее фамилия Уйэд?

— Не совсем. Она не была дочерью старого Уэйда. Как я уже говорил, он сбежал со своей второй женой, которая была замужем за полнейшим негодяем. Я думаю, суд разрешил этому подлецу опекать ребенка, но подлец наверняка не воспользовался этой возможностью. Старый Уэйд души не чаял в ребенке и настоял, чтобы девочка носила его фамилию.

— Ясно, — сказала Бандл. — Это все объясняет.

— Что объясняет?

— То, что озадачило меня в письме.

— Она очень приятная девушка, я думаю, — сказал лорд Катерхэм. — Или это кто-то говорил мне?

Бандл в задумчивости поднялась по лестнице. Она одновременно размышляла над несколькими вариантами действий. Сначала ей нужно найти этого Джимми Тесайгера. В этом, может быть, поможет Билл. Ронни Деврё был другом Билла. Если Джимми Тесайгер тоже был другом Ронни, тогда Билл должен знать его. Потом эта девушка, Лорейн Уэйд. Возможно, ей удастся пролить свет на загадку Семи Циферблатов. Несомненно, Джерри Уэйд рассказывал ей что-то об этом. В ее мозгу непроизвольно возникла тревожная мысль, что она должна обо всем забыть, ибо в противном случае последствия ей рисовались самые зловещие.

Глава 7 Бандл наносит визит

Встреча с Биллом была сопряжена с некоторыми трудностями. Бандл приехала в город следующим утром, на этот раз без приключений, и позвонила ему. Билл отозвался с готовностью, тут же начав делать различные приглашения на ленч, чай, обед и танцы, которые Бандл отклоняла по мере поступления.

— Через день-другой мы поразвлечемся с тобой, Билл. Но сейчас у меня дело.

— О, — зевнул Билл, — какая скука!

— На этот раз нет, — возразила Бандл. — Все, что угодно, кроме скуки. Послушай, Билл, ты знаешь парня по имени Джимми Тесайгер?

— Конечно. И ты тоже знаешь.

— Не уверена.

— Должна знать. Все знают старину Джимми.

— Извини, на этот раз я не отношусь ко всем.

— Ты должна знать Джимми — такой розовощекий парень. Выглядит ослом, но в действительности мозгов у него не меньше, чем у меня.

— Не может быть! — воскликнула Бандл. — Тогда он, должно быть, ходит довольный как гусь.

— Это сарказм?

— Это хилая попытка его. Чем занимается Джимми Тесайгер?

— Что значит — чем занимается?

— Служба в министерстве иностранных дел мешает тебе понимать родной язык?

— Понял, ты хочешь знать, работает ли он? Нет, валяет дурака. Зачем ему работать?

— У него что, денег больше, чем мозгов?

— Не сказал бы. Я говорю только, что мозгов у него больше, чем ты думаешь.

Бандл помолчала. Сомнения все больше и больше одолевали ее. Этот представитель золотой молодежи не выглядел многообещающим союзником. И все же именно его имя произнес умирающий. Внезапно в трубке опять возник голос Билла:

— Ронни всегда был высокого мнения о его мозгах. Ты знаешь Ронни Деврё? Лучший друг Тесайгера.

— Ронни…

Бандл в нерешительности замолчала. Ясно, что Билл ничего не знает о смерти Ронни. Впервые Бандл пришла в голову мысль, что очень странно, почему утренние газеты даже не упомянули о трагедии. Острая же тема, мимо которой никогда бы не прошли! Этому могло быть только одно объяснение — полиция по каким-то своим причинам держала происшествие в тайне.

А Билл продолжал говорить:

— Сто лет не видел Ронни, с того самого уик-энда в твоем доме. Помнишь, когда скончался бедняга Джерри Уэйд?

Он помолчал немного и заговорил опять:

— Темное дело. Думаю, ты осведомлена о нем. Эй, Бандл, ты слушаешь меня?

— Да, да, конечно.

— Ты молчишь, ничего не говоришь целую вечность. Я думал, тебя уже нет.

— Нет, я просто кое-что обдумывала.

Сказать ему о смерти Ронни? Она решила не говорить, это не телефонный разговор. Но скоро, очень скоро ей нужно будет встретиться с Биллом. И тогда…

— Билл?

— Да?

— Я могла бы пообедать с тобой завтра.

— Отлично, а потом потанцуем. Мне нужно о многом тебе рассказать. Ты знаешь, мне очень досталось, такое невезение…

— Ладно, расскажешь завтра, — не очень вежливо перебила его Бандл. — А пока скажи, где живет Джимми Тесайгер.

— Джимми Тесайгер?

— Именно о нем я и спрашиваю.

— У него квартира на Джермин-стрит… Подожди, Джермин-стрит или нет?

— Призови на помощь свои первоклассные мозги!

— Да, Джермин-стрит. Подожди немного, я посмотрю номер.

Наступила пауза.

— Ты слушаешь?

— Я все время слушаю.

— Ни в чем нельзя быть уверенным с этими чертовыми телефонами. Его номер 103. Записала?

— 103. Спасибо, Билл.

— Пожалуйста, но, послушай, зачем он тебе? Ты же сказала, что не знаешь его.

— Это так, но узнаю через полчаса.

— Ты что, собираешься к нему домой?

— Так точно, Шерлок.

— Вот как? Но я думаю, что, ну, он еще не встал.

— Не встал?

— Думаю, да. Я хочу сказать, кому вздумалось бы вставать в этот час без особой на то необходимости? Подумай сама. Ты не представляешь, каких трудов стоит мне приходить на службу каждое утро к одиннадцати, а шум, который поднимает Филин, если я чуть опаздываю, просто ужасен. Тебе и в голову не может прийти, Бандл, какая это собачья жизнь.

— Расскажешь мне обо всем этом завтра вечером, — торопливо сказала Бандл.

Она бросила трубку и оценила ситуацию. Взглянула на часы. Было без двадцати пяти двенадцать. Несмотря на знание Биллом привычек своего друга, она все же склонялась к мысли, что мистер Тесайгер будет в надлежащем состоянии в этот час, чтобы принять гостью. Она взяла такси и поехала на Джермин-стрит, 103.

Дверь ей открыл прекрасный образец джентльмена, отошедшего от дел. Его лицо, невозмутимое и спокойное, было именно таким, какие преобладают в этом районе Лондона.

— Не пройдете ли сюда, мадам?

Он проводил ее наверх в чрезвычайно удобную гостиную с кожаными креслами огромных размеров. Утопая в одном из этих чудовищ, сидела еще одна девушка, немного моложе Бандл. Маленькая, приятная девушка, одетая в черное.

— Как я должен вас представить, мадам?

— Не надо меня представлять, — ответила Бандл. — Я просто хочу видеть мистера Тесайгера по важному делу.

Мрачный джентльмен поклонился и вышел, беззвучно прикрыв за собой дверь.

Наступила пауза.

— Чудесное утро сегодня, — робко сказала светловолосая девушка.

— Ужасно чудесное утро, — согласилась Бандл.

Опять возникла пауза.

— Я только сегодня утром приехала из пригорода, — снова заговорила Бандл. — Думала, опять здесь будет этот дурацкий туман, но нет, не было.

— Нет, — подтвердила девушка, — не было. — И добавила: — Я тоже приехала из пригорода.

Бандл оглядела ее более внимательно. Она была слегка расстроена, встретив ее здесь. Бандл относилась к энергичному типу людей, которые не любят откладывать дела в долгий ящик, и предполагала, что от девушки нужно будет избавиться до того, как она начнет излагать суть. Это был не тот разговор, который можно вести при посторонних.

Сейчас, при более внимательном рассмотрении, удивительная мысль пришла ей в голову. Может ли это быть? Да, девушка была в глубоком трауре, об этом говорили ее черные шелковые одежды. Это была чистая догадка, но Бандл была уверена, что права. Она глубоко вздохнула.

— Послушайте, — начала она, — вы случайно не Лорейн Уэйд?

Брови Лорейн удивленно приподнялись.

— Да, это я. Как вы догадались? Мы ведь не встречались раньше, не так ли?

Бандл покачала головой:

— Я написала вам вчера. Я — Бандл Брент.

— Это было так любезно с вашей стороны переслать мне письмо Джерри, — сказала Лорейн. — Я написала вам, что очень благодарна за это. Никак не ожидала встретить вас здесь.

— Я скажу вам, почему я здесь, — ответила Бандл. — Вы знали Ронни Деврё?

Лорейн кивнула:

— Он приезжал ко мне в тот день, когда Джерри… ну, вы знаете. И с тех пор еще два-три раза приезжал. Он был одним из лучших друзей Джерри.

— Он умер.

Губы Лорейн в удивлении раскрылись.

— Умер? Но он всегда был таким здоровым!

Бандл рассказала о событиях предыдущего дня так коротко, как это было возможно. Страх и ужас отразились на лице Лорейн.

— Выходит, это правда. Это правда.

— Что правда?

— Что я думала… о чем я думала все эти недели. Джеральд умер не своей смертью. Его убили.

— Вы так думали?

— Да. Джерри никогда не стал бы принимать снотворное. — Она слегка усмехнулась. — Он всегда спал слишком хорошо, чтобы нуждаться в нем. Мне это показалось странным. И ему тоже, я знаю.

— Кому?

— Ронни. И теперь это случилось. Теперь и его убили. — Она немного помолчала, затем продолжала: — Поэтому я и приехала сюда сегодня. Это письмо Джерри, которое вы прислали мне… Как только я прочла его, я постаралась найти Ронни, но мне ответили, что он уехал. Тогда я решила договорить с Джимми, он тоже близкий друг Ронни. Я думала, может, он скажет мне, что делать.

— Вы имеете в виду… — Бандл остановилась. — Семь Циферблатов?

Лорейн кивнула.

— Понимаете… — начала она.

Но в этот момент в комнату вошел Джимми Тесайгер.

Глава 8 Посетительницы у Джимми

В этом месте мы должны вернуться минут на двадцать назад, к тому моменту, когда Джимми Тесайгер, освобождаясь от туманов сна, слушал знакомый голос, произносящий незнакомые речи.

На мгновение его заспанный мозг попытался вникнуть в ситуацию, но успеха не имел. Джимми зевнул и повернулся на другой бок.

— Молодая леди, сэр, хочет видеть вас.

Голос был неумолим. В нем звучала такая готовность повторять эти слова неограниченное количество раз, что Джимми смирился с неизбежностью. Он открыл глаза и прищурился.

— А, Стивенс? — произнес он. — Повторите.

— Молодая леди, сэр, хочет видеть вас.

Джимми приложил все силы, чтобы оценить ситуацию.

— Зачем?

— Не могу сказать, сэр.

— Да, думаю, не можете. Да. — Он еще раз все обдумал. — Думаю, не можете.

Стивенс бросился за подносом, стоящим на столике у кровати.

— Я принесу вам свежего чая, сэр. Этот уже остыл.

— Вы думаете, мне следует встать и… э… принять леди?

Стивенс ничего не ответил, но держал спину очень прямо, а Джимми безошибочно понимал условные знаки.

— Ну хорошо, — сказал он. — Думаю, я так и сделаю. Она назвала свое имя?

— Нет, сэр.

— Хм. А это случайно не может быть моя тетя Джемайма? Потому что если это она, то черта с два я встану.

— Я бы сказал, сэр, что леди просто не может быть ничьей тетей, разве что самой младшей в большой семье.

— Ага! — сказал Джимми. — Молодая и привлекательная. А она… Какая она?

— Молодая леди, сэр, несомненно, comme il faut[2219], если мне будет позволено так выразиться.

— Вам позволено, — милостиво разрешил Джимми. — у вас очень хорошее французское произношение, Стивенс. Много лучше моего.

— Благодарю вас за эти слова, сэр. Я недавно окончил заочные курсы французского языка.

— В самом деле? Вы прекрасный парень, Стивенс!

Стивенс самодовольно улыбнулся и вышел из комнаты. Джимми лежал, стараясь припомнить имена молодых и привлекательных девушек строго «высшего класса», которые могли бы желать увидеться с ним.

Стивенс вернулся со свежим чаем, и Джимми стал прихлебывать, ощущая растущее любопытство.

— Я надеюсь, Стивенс, вы дали ей газету и все такое? — спросил он.

— Я дал ей «Морнинг пост» и «Панч», сэр.

Звонок в дверь вызвал Стивенса из комнаты. Через несколько минут он вернулся:

— Еще одна молодая леди, сэр.

— Что? — Джимми схватился за голову.

— Еще одна молодая леди. Она отказывается назвать свое имя, сэр, но говорит, что у нее важное дело.

Джимми уставился на него:

— Это чертовски странно, Стивенс. Чертовски странно. Послушайте, во сколько я вернулся вчера домой?

— Около пяти часов, сэр.

— И что, я был… Как я был?

— Слегка навеселе, сэр, не более того. Порывались петь «Правь, Британия!».

— Что вы говорите! — воскликнул Джимми. — «Правь, Британия!», да? Не помню, чтобы когда-нибудь в трезвом виде пел «Правь, Британия». Во мне проснулся скрытый патриотизм под действием… э… пожалуй, мы переборщили. Помню, мы гуляли в «Горчице и крессе». Не такое уж невинное место, как можно предположить, судя по названию, Стивенс. — Он помолчал. — Интересно…

— Да, сэр?

— Интересно, может, под действием вышеупомянутого стимула я дал в газеты объявление о том, что мне нужна сиделка или гувернантка?

Стивенс кашлянул.

— Две девушки ждут меня! Это странно. Нужно будет избегать впредь «Горчицу и кресс». Хорошее это слово — «избегать», Стивенс. Как-то я встретил его в кроссворде, и оно пришлось мне по душе.

Говоря все это, Джимми быстро одевался. По прошествии десяти минут он был готов к встрече с незнакомыми гостьями. Когда он открыл дверь гостиной, то первой увидел темноволосую стройную и совершенно незнакомую ему девушку. Она стояла у камина, облокотившись на него. Потом его взгляд перешел на большое кожаное кресло, и сердце его замерло. Лорейн!

И именно она встала и, нервничая, заговорила первой:

— Должно быть, вы очень удивлены, увидев меня. Но мне пришлось приехать. Я сейчас все объясню. Это леди Эйлин Брент.

— Бандл — так меня обычно зовут. Вы, возможно, слышали обо мне от Билла Эверслея.

— О да, конечно, — ответил Джимми, стараясь оценить положение. — Послушайте, садитесь, прошу вас, и давайте выпьем по коктейлю или что-нибудь еще.

Но обе девушки отказались от предложения.

— Собственно говоря, — продолжал Джимми, — я только что встал.

— Именно это и говорил Билл, — заметила Бандл. — Я сказала ему, что собираюсь к вам, а он возразил, что вы еще не встали.

— Ну, теперь-то я уже встал, — мужественно заявил Джимми.

— Дело касается Джерри, — сказала Лорейн. — А теперь еще и Ронни…

— Что вы хотите сказать этим «а теперь еще и Ронни»?

— Вчера его застрелили.

— Что?! — закричал Джимми.

Бандл рассказала свою историю во второй раз. Джимми слушал ее как во сне.

— Старина Ронни… убит, — пробормотал он. — Что за чертово дело?

Он присел на край стула, задумался на минуту-другую и заговорил спокойным, размеренным голосом:

— Я думаю, что должен кое-что рассказать вам.

— Да? — подбодрила его Бандл.

— Это было в тот день, когда умер Джерри Уэйд. Когда мы ехали к вам, — он кивнул Лорейн, — чтобы сообщить об этом, Ронни сказал мне кое-что. Точнее, он начал что-то говорить. Он хотел что-то рассказать мне и уже начал было, но потом сказал, что связан обещанием и не может продолжать.

— Связан обещанием, — задумчиво повторила Лорейн.

— Так он сказал. Естественно, я не давил на него после этого. Но все равно, он выглядел странно, очень странно… У меня сложилось впечатление, что он подозревает, ну, что дело нечисто. Я думал, он скажет об этом врачу. Но нет, он даже не намекнул. Тогда я подумал, что ошибся. И потом, с доказательствами и со всем прочим… ну, дело казалось совершенно ясным. Я подумал, что все мои подозрения — ерунда.

— Но вы думаете, что Ронни все же подозревал кого-то? — спросила Бандл.

Джимми кивнул:

— Теперь я так думаю. Ведь никто из нас не видел его с тех пор. Я думаю, он стал действовать в одиночку, пытаясь выяснить правду о смерти Джерри, и более того, мне кажется, он выяснил ее. Поэтому негодяи и убили его. Так вот, он хотел передать мне что-то, но произнес только эти два слова…

— Семь Циферблатов, — сказала Бандл и вздрогнула.

— Семь Циферблатов, — мрачно повторил Джимми. — В любом случае начинать надо с этого.

Бандл повернулась к Лорейн:

— Вы как раз собирались рассказать мне…

— О да! Но сначала о письме, — обратилась она к Джимми. — Джерри оставил письмо. Леди Эйлин…

— Бандл.

— Бандл нашла его. — И она в нескольких словах описала ситуацию.

Джимми слушал с нескрываемым интересом. Только сейчас он впервые услышал о письме. Лорейн достала его из своей сумочки и протянула Джимми. Он прочел его и взглянул на Лорейн:

— Вот в чем вы можете помочь нам! О чем Джерри хотел, чтобы вы забыли?

Брови Лорейн приподнялись в растерянности.

— Сейчас так трудно точно вспомнить! Я по ошибке вскрыла письмо Джерри. Оно было написано, как я помню, на дешевой бумаге и было очень безграмотным. В начале его был какой-то адрес. Семи Циферблатов. Я поняла, что письмо не мне, и положила его в конверт не читая.

— Правда? — очень мягко спросил Джимми.

Лорейн впервые засмеялась:

— Я знаю, что вы подумали, и признаюсь, что женщины действительно слишком любопытны, но, видите ли, это письмо даже не показалось мне интересным. Просто какой-то список имен и дат.

— Имен и дат, — задумчиво повторил Джимми.

— Не похоже было, чтобы Джерри очень разозлился, — продолжала Лорейн. — Он смеялся, спрашивал, слышала ли я когда-нибудь о мафии, потом сказал, что было бы странно, если бы такая организация, как мафия, возникла в Англии: такой вид секретного общества не будет иметь популярности у англичан. Наши преступники, сказал он, лишены живого воображения.

Джимми задумчиво свистнул.

— Я начинаю понимать, — сказал он. — Семь Циферблатов должны быть штабом какой-то секретной организации. Как написано в письме, сначала он думал, что это просто шутка. Но, очевидно, это не было шуткой, тем более он сам это пишет. И к тому же еще его беспокойство о том, что вы должны забыть все, что он вам говорил. На это есть только одна причина: если эта организация подозревает, что вы обладаете какими-то сведениями о ее деятельности, то ваша жизнь тоже в опасности. Джерри сознавал степень опасности и был в большой тревоге за вас.

Он помолчал, потом спокойно продолжил:

— И я уверен, что все мы окажемся в опасности, если возьмемся за это дело.

— Если?.. — возмущенно воскликнула Бандл.

— Я говорю о вас двоих. Для меня это другое дело. Я был другом бедняги Ронни. — Он взглянул на Бандл: — Вы сделали свое дело, передали мне его последние слова. Нет, ради бога, не вмешивайтесь в эту историю, вы и Лорейн.

Бандл вопросительно посмотрела на другую девушку. Ее собственное решение давно уже созрело, но она не подавала и виду. У нее не было ни малейшего желания насильно втягивать Лорейн Уэйд в это опасное предприятие. Но маленькое личико Лорейн уже горело негодованием.

— Как вы можете так говорить! Как вы могли хоть на минуту подумать, что я удовлетворюсь тем, что останусь в стороне, когда они убили Джерри, моего дорогого Джерри, самого любящего, добрейшего и лучшего брата, какого только может желать девушка! Единственного близкого человека, который был у меня во всем мире!

Джимми смущенно откашлялся. Лорейн, подумал он, восхитительна, просто восхитительна!

— Послушайте, — нерешительно сказал он, — вы не должны так говорить. О том, что вы одна во всем мире, и весь этот вздор. У вас множество друзей, которые рады сделать все возможное для вас. Понимаете, что я хочу сказать?

Видимо, Лорейн поняла, потому что внезапно густо покраснела, и, чтобы скрыть смущение, нервно заговорила:

— Решено, — сказала она. — Я буду помогать вам. И никто меня не остановит!

— И я тоже, разумеется, — добавила Бандл.

Они обе взглянули на Джимми.

— Да, — медленно сказал он. — Да. Именно так.

Они вопросительно смотрели на него.

— Интересно, — произнес Джимми, — с чего нам следует начать?

Глава 9 Планы

Слова Джимми сразу подняли обсуждение на качественно новый уровень.

— Принимая все во внимание, — сказал он, — не так уж многим мы располагаем. Всего лишь словами о Семи Циферблатах. По правде говоря, я даже не знаю точно, где находятся эти Семь Циферблатов. Но в любом случае мы не можем тщательно прочесать весь этот район дом за домом.

— Можем, — возразила Бандл.

— Конечно, можем найти случайно, хотя я далеко не уверен. Мне кажется, это очень густонаселенный район — прочесывать не очень утонченно.

Слово напомнило ему девушку Конфетку, и он улыбнулся.

— Еще, конечно, мы знаем район, где был убит Ронни. Мы можем там все пронюхать, но полиция наверняка делает все, что мы могли бы сделать, и делает намного лучше.

— Что мне нравится в тебе, — Бандл не скрывала сарказма, — так это твой веселый и оптимистичный характер!

— Не обращай на нее внимания, — мягко сказала Лорейн. — Продолжай, Джимми.

— Не будь такой нетерпеливой, — обратился Джимми к Бандл. — Все лучшие сыщики приступают к делу именно так: исключают лишние и ненужные направления. Теперь я подхожу к третьей альтернативе — смерти Джеральда. Теперь, когда мы знаем, что он был убит… Между прочим, вы обе так думаете?

— Да, — сказала Лорейн.

— Да, — сказала Бандл.

— Хорошо. И я тоже. Итак, здесь, я думаю, у нас есть небольшой шанс. Ведь если Джерри не принял хлорал сам, то кто-то должен был забраться к нему в комнату и подбросить его ему — растворить в стакане воды, чтобы Джерри выпил, когда проснется. И конечно, оставил пустую коробку или флакон, или что там было. С этим согласны?

— Да-а, — медленно произнесла Бандл. — Но…

— Подожди. И этот кто-то должен был быть в тот момент в доме. Он не мог быть кем-нибудь посторонним.

— Конечно, — согласилась Бандл более решительно.

— Очень хорошо. Тогда круг поисков значительно сужается. Полагаю, большинство слуг постоянные, то есть ваши, хочу сказать?

— Да, — подтвердила Бандл, — практически вся прислуга осталась, когда мы сдали дом. Все старшие слуги и сейчас там, ну а среди младших, конечно, были кое-какие изменения.

— То же самое и я имею в виду. Ты, — обратился он к Бандл, — должна заняться этим. Выясни, когда были наняты новые слуги, лакеи например.

— Есть один новый лакей. Его звать Джон.

— Хорошо, разузнай все о Джоне. И обо всех остальных, кто нанят недавно.

— Полагаю, что это должен быть кто-то из слуг. Ведь не может же быть, чтобы кто-то из гостей?!

— Не думаю, чтобы такое было возможно.

— А кто именно там был?

— Ну, были три девушки: Нэнси, Хелен и Конфетка…

— Конфетка Дейвентри? Я знаю ее.

— Девушка, которая всегда говорит об утонченных вещах.

— Конечно, это Конфетка. «Утонченный» — ее коронное слово.

— И еще были Джерри Уэйд, я, Билл Эверслей и Ронни. И конечно, сэр Освальд и леди Кут. Да! И Орангутанг.

— Орангутанг!

— Парень по фамилии Бейтмен, секретарь старого Кута. Серьезный малый и очень добросовестный. Я с ним учился в школе.

— Среди них нет никого подозрительного, — заметила Лорейн.

— Да, — согласилась Бандл. — Как ты сказал, нам надо будет поискать среди слуг. Кстати, вам не кажется, что часы, выброшенные из окна, имеют какое-то отношение к этому делу?

— Часы, выброшенные из окна? — удивленно переспросил Джимми. Он впервые услышал о них.

— Не понимаю, какое они могут иметь отношение, — сказала Бандл. — Но все равно странно. Кажется, что в этом нет смысла.

— Я помню, — медленно проговорил Джимми. — Я вошел… э… проститься с беднягой Джимми, а на камине были расставлены эти часы. Я еще обратил внимание, что их было только семь, а не восемь.

Его внезапно передернуло, и он извинился, оправдываясь:

— Прошу прощения, но те часы всегда вызывают у меня дрожь. Они мне даже иногда снятся. Ужасно было войти в темную комнату и увидеть их там выставленные в ряд!

— Ты бы не увидел их, если бы там было темно, — возразила практичная Бандл. — Разве что у них были светящиеся циферблаты… Ох! — Она онемела от изумления, и кровь бросилась к ее щекам. — Понимаете? Семь Циферблатов!

Они посмотрели на нее в сомнении, но она продолжала настаивать на своей мысли с нарастающей страстностью:

— Должно быть так! Не может быть просто совпадением!

Наступила пауза.

— Возможно, ты и права, — произнес наконец Джимми Тесайгер. — Это… все чертовски странно.

Бандл начала нетерпеливо расспрашивать его:

— Кто покупал часы?

— Все мы.

— А кто придумал это?

— Тоже все.

— Чепуха! Кто-то должен был подумать о них первым.

— Все было не так. Мы спорили, как заставить Джерри проснуться, и Орангутанг предложил будильник, и кто-то сказал, что одного не хватит, а кто-то еще, по-моему, Билл Эверслей, сказал, почему бы не купить дюжину. Все мы решили, что это прекрасная мысль, и помчались покупать их. Каждый взял по одному, и еще один взяли для Орангутанга и один для леди Кут, просто от сердечной щедрости. В этом не было ничего преднамеренного, все вышло случайно.

Бандл молчала, но она еще не была убеждена.

Джимми продолжал говорить, суммируя все сведения в систему:

— Мы можем быть уверены в определенных фактах. Существует некое секретное общество, подобное мафии. Джерри Уэйд что-то узнал о нем. Сначала он расценивал все как шутку, скажем, как глупость. Он не мог поверить, что оно действительно опасно. Но потом случилось что-то, что убедило его в этом, и он всерьез испугался. Я даже думаю, что он мог сказать что-то Ронни Деврё. В любом случае, когда они избавились от Джерри, Ронни стал что-то подозревать, и, должно быть, он знал достаточно, чтобы и с ним поступили так же. К несчастью, нам приходится начинать в полной темноте. У нас нет тех знаний, которые были у ребят.

— Может, тут наше преимущество, — холодно возразила Лорейн. — Нас ни в чем не станут подозревать и, таким образом, не будут пытаться убрать с дороги.

— Если бы я был уверен! — взволнованно произнес Джимми. — Ты ведь знаешь, Лорейн, старина Джерри сам хотел, чтобы ты не впутывалась. Может быть, ты можешь…

— Нет, не могу, — ответила Лорейн. — Давай не будем обсуждать все вновь. Пустая трата времени.

При упоминании слова «время» взгляд Джимми остановился на часах, и он издал возглас удивления. Потом поднялся и открыл дверь:

— Стивенс!

— Да, сэр?

— Как насчет ленча, Стивенс? Можно устроить?

— Я ожидал, что он потребуется, сэр. Миссис Стивенс сделала необходимые приготовления.

— Чудесный человек, — сказал Джимми, повернувшись и вздохнув с облегчением. — Голова у него, знаете ли! Умнейшая голова. Он окончил заочные курсы. Иногда я думаю: не будут ли они и мне полезны?

— Не валяй дурака, — сказала Лорейн.

Стивенс открыл дверь и вошел, неся самую изысканную пищу. За омлетом следовали перепелки и нежнейшее суфле.

— Отчего мужчины так счастливы, когда они одиноки?! — трагически воскликнула Лорейн. — Отчего за ними намного лучше ухаживают другие люди, а не мы?

— О, но это ведь вздор, ты знаешь! — возразил Джимми. — Все не так! Как они могут быть счастливы? Я часто думаю…

Он запнулся и замолчал, а Лорейн покраснела в очередной раз.

Неожиданно Бандл вскрикнула, и оба быстро взглянули на нее.

— Идиотка! — сказала она. — Слабоумная! Я чувствовала, что забыла о чем-то!

— О чем?

— Вы знаете Филина, то есть Джорджа Ломакса?

— Часто слышал о нем, — ответил Джимми. — От Билла и Ронни.

— Так вот, Филин устраивает какой-то прием на будущей неделе, и он получил по этому поводу предупредительное письмо от Семи Циферблатов.

— Что?! — возбужденно воскликнул Джимми, подавшись вперед. — Не может быть!

— Может. Он рассказал об этом отцу. И в чем, по-вашему, суть?

Джимми откинулся на спинку стула. Он обдумывал услышанное. Наконец заговорил. Его речь была краткой и конкретной.

— Что-то должно случиться на приеме, — заявил он.

— Я тоже так думаю, — согласилась Бандл.

— Все сходится, — произнес Джимми как во сне.

Он повернулся к Лорейн.

— Сколько лет тебе было во время войны? — неожиданно спросил он.

— Девять… нет, восемь.

— Джерри, значит, было около двадцати. Большинство ребят двадцати лет участвовали в войне, а Джерри нет.

— Нет, — согласилась Лорейн, подумав. — Нет, Джерри не был на войне. И я не знаю почему.

— Могу сказать почему, — ответил Джимми. — Или в крайнем случае сделать очень вероятное предположение. Его не было в Англии с 1915-го по 1918 год. Я побеспокоился, чтобы узнать это. И похоже, никому точно не известно, где он был в то время. Мне кажется, в Германии.

Краска залила щеки Лорейн. Она смотрела на Джимми с восхищением:

— Какой ты умный!

— Он хорошо говорил по-немецки, не так ли?

— О да, как на родном!

— Я уверен, что прав. Слушайте обе. Джерри Уэйд служил в министерстве иностранных дел. Он оказался таким же милым идиотом — прошу прошения за выражение, вы понимаете, что я хочу сказать, — как Билл Эверслей и Ронни Деврё. Чисто внешняя декорация. В действительности он был кое-кем другим. Я думаю, Джерри Уэйд был настоящим специалистом. Наша секретная служба считается лучшей в мире. Считаю, Джерри Уэйд занимал довольно высокий пост. И это объясняет все! Я помню, ляпнул в тот последний вечер в Чимниз, что Джерри не может быть таким ослом, каким хочет казаться.

— И если ты прав?.. — спросила Бандл, практичная как всегда.

— Тогда дело серьезней, чем мы думали. Эти Семь Циферблатов — организация не просто уголовная, а международная. Одно ясно: кто-то из нас должен быть на приеме у Ломакса.

Бандл слегка скривилась:

— Я хорошо знаю Джорджа, но он не любит меня. Ему никогда не придет в голову пригласить меня на серьезное мероприятие. Но все равно я могла бы…

На мгновение она задумалась.

— Может, попытаться действовать через Билла? — спросил Джимми. — Он обязательно будет там как правая рука Филина. Может, ему удастся провести меня туда?

— Почему бы и нет? — сказала Бандл. — Тебе надо будет проинструктировать Билла говорить то, что нужно, а то он сам не способен ничего придумать.

— Что ты предлагаешь? — заинтересованно спросил Джимми.

— О, это совсем просто. Билл представляет тебя как состоятельного молодого человека, интересующегося политикой и желающего стать кандидатом в члены парламента. Джордж тут же клюнет. Ты же знаешь, что представляют собой политические приемы: сплошные поиски новых толстосумов. Чем более богатым представит тебя Билл, тем легче выгорит дело.

— Не возражаю, если меня представят как Ротшильда, — согласился Джимми.

— Договорились! Я обедаю с Биллом завтра и постараюсь достать у него список приглашенных. Он нам будет полезен.

— Жаль, ты не сможешь там быть, — сказал Джимми. — Но в целом это все же к лучшему.

— Не уверена, что меня там не будет, — ответила Бандл. — Филин шарахается от меня как черт от ладана, но есть и другие пути.

И она задумалась.

— Как же я? — тихим, кротким голосом спросила Лорейн.

— В этом деле ты не участвуешь, — мгновенно ответил Джимми. — Поняла? В конце концов, мы должны иметь кого-то для… э…

— Для чего? — спросила Лорейн.

Джимми решил не следовать этим курсом. Он обратился к Бандл.

— Послушай, — сказал он. — Лорейн не должна вмешиваться, правда?

— Так будет лучше.

— В другой раз пусть вмешивается, — ласково пошутил Джимми.

— Если другого раза не будет? — возразила Лорейн.

— О! Наверняка будет. Не сомневайся.

— Получается, мне требуется возвращаться домой и… ждать.

— Именно, — ответил Джимми с явным облегчением. — Я знал, что ты поймешь.

— Понимаешь, — объяснила Бандл, — если мы все трое будем пробивать дорогу туда, все будет выглядеть довольно подозрительно. А тебе будет особенно трудно. Ты ведь понимаешь, правда?

— О да! — ответила Лорейн.

— Тогда все решено — ты ничего не делаешь, — сказал Джимми.

— Я ничего не делаю, — робко повторила Лорейн.

Бандл подозрительно взглянула на нее. Покорность, с которой та приняла их решение, казалась неестественной. Лорейн посмотрела на нее своими синими простодушными глазами. Даже ресницы их не дрогнули, когда взгляды встретились. Смиренность Лорейн Уэйд казалась Бандл очень подозрительной.

Глава 10 Бандл обращается в Скотленд-Ярд

Теперь можно признаться, что в вышеизложенной беседе каждый из трех ее участников оставил кое-что про запас. Истинным девизом каждого было: «Никто не говорит всего».

Лорейн Уэйд, например, можно было расспросить, была ли она до конца искренней, когда говорила о мотивах, которые заставили ее разыскивать Джимми Тесайгера.

Также и у Джимми Тесайгера были различные идеи и планы, связанные с предстоящим приемом у Джорджа Ломакса. Однако раскрываться, ну, скажем, перед Бандл, он не собирался.

И у самой Бандл был вполне созревший план, претворением в жизнь которого она намеревалась немедленно заняться и о котором она не сказала ни слова.

Покинув квартиру Джимми Тесайгера, Бандл отправилась в Скотленд-Ярд, где попросила суперинтенданта Баттла принять ее.

Суперинтендант Баттл был довольно крупным мужчиной. Он занимался почти исключительно делами, связанными с щепетильными политическими вопросами. Именно по такому делу он приезжал в Чимниз четыре года назад, и Бандл откровенно старалась воспользоваться их знакомством.

После непродолжительной задержки ее провели через несколько коридоров в кабинет суперинтенданта. Баттл был человеком вялым, с невозмутимым лицом. Он выглядел в высшей степени примитивным и походил скорее на швейцара, чем на детектива.

Когда она вошла, суперинтендант стоял у окна, с безразличным видом разглядывая воробьев.

— Добрый день, леди Эйлин, — поздоровался он. — Присаживайтесь.

— Благодарю вас, — ответила Бандл. — Боялась, что вы не вспомните меня.

— Запоминать людей — необходимость в моей работе.

— А, — уныло отозвалась Бандл.

— Итак, чем могу служить?

И Бандл сразу перешла к делу:

— Я слышала, что у вас в Скотленд-Ярде есть списки всех секретных организаций и им подобных, которые существуют в Лондоне.

— Стараемся быть в курсе, — осторожно ответил суперинтендант.

— Мне кажется, подавляющее большинство из них в действительности не опасно?

— Мы руководствуемся одним очень хорошим правилом, — сказал Баттл. — Чем больше они говорят, тем меньше будут делать. Вы были бы удивлены, если бы знали, насколько это верно.

— И я слышала, что очень часто вы не мешаете им существовать?

Баттл кивнул:

— Это так. Почему бы человеку не назвать себя Братом Свободы, не собраться дважды в неделю в подвале и не поговорить там о реках крови — такое не повредит ни ему, ни нам. А если возникают осложнения, мы знаем, где брать смутьянов.

— Но иногда организация может оказаться более опасной, чем кажется.

— Маловероятно.

— Но так может случиться? — настаивала Бандл.

— Конечно, может, — признал суперинтендант.

На некоторое время наступила тишина. Затем Бандл спокойно сказала:

— Суперинтендант Баттл, не могли бы вы мне дать список секретных организаций, штаб-квартиры которых находятся в Семи Циферблатах?

Предметом особой гордости суперинтенданта Баттла было то, что он никогда не показывал своих эмоций. Но Бандл могла поклясться, что на мгновение его веки дрогнули и он, казалось, растерялся. Однако только на мгновение. Суперинтендант опять принял свое обычное непроницаемое выражение, когда сказал:

— Откровенно говоря, леди Эйлин, теперь нет такого места, как Семь Циферблатов.

— Нет?

— Нет. Основная его часть снесена и перестроена. Когда-то это был весьма скверный район, но теперь он респектабельный и представительный. Совсем не романтическое место для поисков таинственных секретных обществ.

— Да? — произнесла Бандл в замешательстве.

— Но все равно мне бы очень хотелось узнать причину, по которой район поселился в ваших мыслях, леди Эйлин.

— Я должна рассказать вам?

— Вдруг это предотвратит неприятности, не так ли? Расставим точки над «i».

Бандл с минуту поколебалась.

— Вчера застрелили человека, — с расстановкой начала она. — Я думала, что переехала его…

— Мистера Рональда Деврё?

— Вы знаете об этом, конечно. А почему ничего не было в газетах?

— Вы действительно хотите знать, леди Эйлин?

— Конечно.

— Хорошо. Мы просто подумали, что лучше иметь свободные сутки, понимаете? Все будет в газетах завтра.

— Да? — Бандл озадаченно изучала его.

Что пряталось за неподвижным лицом суперинтенданта? Считал ли он гибель Рональда Деврё несчастным случаем или преступлением?

— Он упомянул Семь Циферблатов, когда умирал, — медленно сказала Бандл.

— Благодарю вас, — ответил Баттл. — Я запишу.

Он написал несколько слов в блокноте, лежащем перед ним на столе.

Бандл начала с другого конца:

— Как я поняла, мистер Ломакс приезжал к вам вчера с угрожающим письмом, которое он получил?

— Приезжал.

— И которое было отправлено из Семи Циферблатов?

— Слова «Семь Циферблатов» были написаны вверху листа, насколько я помню.

Бандл чувствовала себя бессмысленно барабанящей в запертую дверь.

— Если позволите дать вам совет, леди Эйлин…

— Я знаю, что вы хотите сказать.

— Что вам лучше поехать домой и не думать больше об этом деле.

— То есть предоставить его вам?

— Да, — сказал суперинтендант Баттл. — В конце концов, мы — профессионалы.

— А я только любитель? Да, но вы забыли одну вещь: может быть, у меня нет ваших знаний и опыта, но у меня есть одно преимущество перед вами. Я могу действовать тайно.

Ей показалось, что суперинтендант немного растерялся, как будто ее слова попали в цель.

— Конечно, — заколебалась Бандл, — если вы не дадите мне список секретных обществ…

— О, этого я не говорил. Вы получите полный их список.

Он подошел к двери, просунул в нее голову и выкрикнул что-то, затем вернулся на свой стул. Бандл почувствовала себя сбитой с толку. Легкость, с которой была выполнена ее просьба, казалась ей подозрительной. Теперь он безмятежно смотрел на нее.

— Вы помните о смерти мистера Джеральда Уэйда? — резко спросила Бандл.

— В вашем доме, не так ли? Выпил смертельную дозу снотворного.

— Его сестра говорит, что он никогда ничего не принимал от бессонницы.

— А! — сказал суперинтендант. — Вы были бы удивлены, если бы знали, сколько существует вещей, о которых сестры и не подозревают!

Опять Бандл почувствовала себя сбитой с толку. Она сидела молча, пока в кабинет не вошел человек, неся лист бумаги с отпечатанным текстом, который он передал суперинтенданту.

— Ну вот, пожалуйста, — сказал суперинтендант, когда человек вышел из кабинета. — Кровные Братья Святого Себастьяна. Волчья Свора. Товарищи Мира. Клуб Товарищей. Друзья Угнетения. Дети Москвы. Носители Красного Знамени. Сельди. Товарищи Павших и полдюжины еще.

Когда он передавал список Бандл, в глазах его мелькнул огонек.

— Вы даете его мне, — сказала Бандл, — потому что знаете, что мне от него не будет ни малейшей пользы. Вы хотите, чтобы я бросила все это дело?

— Я бы предпочел подобное решение, — ответил Баттл. — Понимаете, если вы будете копаться во всех этих местах, то у нас может возникнуть много лишних хлопот.

— Чтобы следить за мной, хотите сказать?

— Чтобы следить за вами, леди Эйлин.

Бандл поднялась со стула. Теперь она стояла в нерешительности. До сих пор преимущество было на стороне суперинтенданта Баттла. Тогда она вспомнила одно незначительное происшествие и построила на нем свою последнюю просьбу:

— Я сказала, что любитель иногда может сделать то, что не может профессионал. Вы не возражали мне, потому что вы честный человек, суперинтендант Баттл. Вы знали, что я права.

— Продолжайте, — спокойно сказал Баттл.

— В Чимниз вы позволили мне помочь вам. Позволите ли вы мне помочь вам теперь?

Казалось, Баттл взвешивал в уме такую возможность. Ободренная его молчанием, Бандл продолжала:

— Вы знаете очень хорошо, что я собой представляю, суперинтендант Баттл. Я просто натыкаюсь на происшествия. Я повсюду сую свой нос. Я не хочу становиться у вас на пути или заниматься вещами, которые вы делаете или можете делать намного лучше меня. Но если есть здесь шанс для любителя, дайте его мне.

Опять наступила пауза, после которой суперинтендант Баттл спокойно сказал:

— Вы бы не смогли выразиться точнее, леди Эйлин. Но я повторяю вам еще раз: то, что вы предлагаете, — опасно. А когда я говорю «опасно», это значит опасно.

— Понятно. Я не дура.

— Никогда не встречал более умной молодой леди. Вот что я сделаю для вас: дам вам один маленький намек. И я делаю так, потому что никогда не был высокого мнения о девизе «Безопасность — в первую очередь». По моему мнению, половина людей, которые живут, думая только о том, как бы не попасть под автобус, имеют намного больше шансов попасть под него и быть спокойно унесенными на кладбище. Они мне не нравятся.

От этой изумительной речи, сошедшей с губ суперинтенданта Баттла, у Бандл просто захватило дух.

— Что за намек, о котором вы говорили? — наконец спросила она.

— Вы знакомы с мистером Эверслеем, не так ли?

— Знакома ли я с Биллом? Ну конечно! Но что…

— Я думаю, мистер Билл Эверслей сможет рассказать вам все, что вы хотите знать о Семи Циферблатах.

— Билл знает о них? Билл?!

— Этого я не говорил. Но, мне кажется, такая сообразительная молодая леди, как вы, узнает от него все, что захочет. А теперь, — твердо закончил суперинтендант Баттл, — я не произнесу больше ни слова.

Глава 11 Обед с Биллом

Бандл ожидала своего свидания с Биллом на следующий вечер, горя от нетерпения.

Билл приветствовал ее явно в приподнятом настроении.

«Билл в самом деле очень мил, — подумала Бандл. — Он как большая неуклюжая собака, виляющая хвостом, когда рада встрече с вами».

«Большая собака» коротким лающим стаккато выдавала информацию и комментарии:

— Ты выглядишь восхитительно, Бандл! Не могу выразить, как я рад видеть тебя. Я заказал устриц, ты ведь любишь устриц, правда? Ну, как дела? Что это ты так долго развлекалась за границей? Весело провела время?

— Нет, ужасно, — ответила Бандл. — Отвратительно. Старые больные полковники, греющиеся на солнце, и резвые сморщенные старые девы, управляющие библиотеками и церквами.

— Признаю только Англию, — поддержал ее Билл. — Я против заграничных поездок, кроме Швейцарии, — это нормально. Мечтаю поехать туда на Рождество. Почему бы нам не поехать вместе?

— Я подумаю об этом, — ответила Бандл. — А чем ты занимался последнее время, Билл?

Опрометчивый вопрос. Бандл задала его только лишь из вежливости и для подготовки к предложению своей темы беседы. Однако это была та благоприятная возможность, которую так ждал Билл, чтобы поговорить о своем — совсем не про то, что интересовало Бандл.

— Как раз об этом-то я и хотел рассказать тебе! Ты умница, Бандл, и мне нужен твой совет. Ты знаешь это музыкальное шоу, «Будь прокляты твои глаза»?

— Да.

— Так вот, я расскажу тебе о самой невероятной и грязной интриге. Бог мой! Театральная публика! Там есть девушка, она американка, совершенно потрясающая…

У Бандл оборвалось сердце. Жалобы подружек Билла были бесконечны, они продолжались, и ничто не могло их остановить.

— Эта девушка, ее звать Малышка Сент-Мор…

— Интересно, откуда это у нее такое имя? — с сарказмом спросила Бандл.

Билл педантично объяснил:

— Она взяла его из «Кто есть кто». Открыла справочник и ткнула пальцем в страницу не глядя. Остроумно, верно? Ее настоящая фамилия Гольдшмидт или Абрамайер — что-то совершенно невозможное.

— О да, весьма! — согласилась Бандл.

— Малышка Сент-Мор очень ловкая и сильная. Она была одной из восьми девушек, которые делали живой мостик…

— Билл, — в отчаянии воскликнула Бандл, — вчера утром я была у Джимми Тесайгера!

— Да, старина Джимми, — сказал Билл. — Ну вот, как я тебе говорил, Малышка очень ловкая. Приходится быть такой в наше время! Она на голову выше всей этой театральной толпы. Если хочешь жить, будь своевольным — вот что говорит Малышка. И, заметь, она очень талантлива. Она может играть… просто восхитительно, как она может играть! У нее было немного шансов в «Будь прокляты твои глаза» — просто затерялась в толпе смазливеньких девочек. Я сказал ей, почему бы вам не попробовать себя на драматической сцене — ты знаешь миссис Танкверей, что-нибудь вроде этого, — но Малышка просто смеялась…

— Ты видел Джимми?

— Да, сегодня утром. Подожди, о чем я говорил? А! Я еще не дошел до ссоры. И обрати внимание, это была ревность, откровенная, злобная ревность. Другая девушка была ничто по сравнению с Малышкой, и она знала это. И она у нее за спиной…

Бандл смирилась с неизбежным и выслушала полностью историю несчастливых обстоятельств, которые в итоге привели к тому, что Малышка Сент-Мор была вынуждена покинуть труппу «Будь прокляты твои глаза». Рассказ занял много времени. Когда наконец Билл остановился, чтобы передохнуть и услышать сочувствие, Бандл сказала:

— Ты совершенно прав, Билл. Просто ужасно! Сколько должно быть ревности!

— Весь театральный мир прогнил от нее!

— Должно быть, так. Джимми что-нибудь говорил тебе о поездке в аббатство на следующей неделе?

Впервые за вечер Билл обратил внимание на то, что говорила Бандл.

— Он нес какой-то вздор, который я должен был повесить на уши Филину. Что-то о желании помочь интересам консерваторов. Но ты знаешь, Бандл, все чертовски рискованно.

— Ерунда! — возразила Бандл. — Если Джордж раскусит его, ты ни в чем не будешь виноват. Ты просто был обманут, только и всего.

— Совсем нет. Я имею в виду, что это чертовски рискованно для Джимми. Не успеет он понять, что произошло, как его увезут куда-нибудь в Тутинг-Уэст с заданием целовать младенцев и выступать с речами. Ты и не представляешь, какой Филин основательный и какой ужасно предприимчивый!

— Что ж, придется рискнуть. Джимми сам сможет позаботиться о себе.

— Ты не знаешь Филина, — повторил Билл.

— Кто будет на приеме, Билл? Есть кто-нибудь особенный?

— Обычная дрянь. Миссис Макатта, например.

— Член парламента?

— Постоянно озабоченная благотворительностью, беспримесным молоком и спасанием детей. Представь себе беднягу Джимми, беседующего с ней!

— Черт с ним, с Джимми. Продолжай!

— Потом венгерка, как ее называют, Юная Венгерка. Графиня Что-то-непроизносимое. Она в порядке.

Он сглотнул, как будто в смущении, и стал нервно теребить бороду.

— Юная и красивая? — вежливо осведомилась Бандл.

— Очень!

— Не подозревала, что Джордж обращает большое внимание на женскую красоту!

— О нет. Она руководит кормлением детей в Будапеште или чем-то в этом роде. Естественно, она и миссис Макатта хотят встретиться.

— Кто еще?

— Сэр Стенли Дигби…

— Министр авиации?

— Да, и его секретарь, Теренс О’Рурк. Он стоящий парень, между прочим. Или был таким, когда летал. Потом там будет совершенно ядовитый немец по имени герр Эберхард. Не ведаю, кто он такой, но все мы подняли чертовский шум вокруг него. Дважды мне пришлось сопровождать его на ленч, и, скажу тебе, Бандл, это была не шутка! Он не похож на ребят из посольства, которые очень воспитанны. Этот человек всасывает в себя суп и ест горох при помощи ножа. И это еще не все: эта скотина постоянно грызет ногти, просто гложет их!

— Отвратительно!

— Правда? Думаю, он изобретатель, что-то вроде этого. Ну вот и все. А, да, сэр Освальд Кут.

— И леди Кут?

— Предполагаю, она тоже будет.

Несколько минут Бандл сидела задумавшись. Список Билла был многообещающим, но у нее не было сейчас времени взвесить различные возможности. Нужно было переходить к следующему вопросу.

— Билл, — сказала Бандл, — что это за Семь Циферблатов?

Билл мгновенно смутился. Он заморгал и стал избегать ее взгляда.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — сказал он.

— Глупости, — возразила Бандл. — Мне сказали, что ты знаешь все!

Это был трудный вопрос. Бандл подошла с другой стороны.

— Не понимаю, почему ты такой скрытный, — посетовала она.

— Мне нечего скрывать. Почти никто туда и не ходит сейчас. Раньше была просто мода.

— Стоит только куда-нибудь уехать — и ты уже не в курсе дел, — грустно сказала Бандл.

— О, ты ничего не потеряла, — успокоил ее Билл. — Все ходили туда, только чтобы сказать, что они там были. Это было ужасно скучно, и, боже мой, ты бы устала от обилия жареной рыбы!

— Куда все ходили?

— В клуб «Семь Циферблатов», конечно, — озадаченно ответил Билл. — Ты же о нем спрашивала?

— Я не знала, как он называется, — ответила Бандл.

— Был такой захудалый район около Тоттенхэм-Корт-роуд. Теперь он снесен и расчищен. Но клуб «Семь Циферблатов» остался верен традициям старины. Жареная рыба с жареным картофелем. Убожество. Типичная истэндовская штука, но ужасно удобно было забегать туда с концерта.

— Это ночной клуб, я полагаю? — спросила Бандл. — Танцы и все такое?

— Именно! Ужасное разношерстное общество. Далеко не шикарное. Знаешь, художники, одинокие женщины всех сортов и капля представителей нашего круга. Говорят там очень много! Обычная болтовня, чтобы почесать языки.

— Хорошо, — кивнула Бандл. — Мы едем туда сегодня.

— О, лучше не стоит! — возразил Билл. Растерянность вернулась к нему. — Сказал же тебе, его время прошло. Никто туда уже не ездит.

— Ничего, мы поедем.

— Тебе будет там неинтересно, Бандл.

— Ты повезешь меня в клуб «Семь Циферблатов», и никуда больше, Билл. И мне хотелось бы знать, почему ты не хочешь.

— Я? Не хочу?

— Мучительно не хочешь. Что за греховная тайна?

— Греховная тайна?

— Перестань повторять, что я говорю! Ты тянешь время.

— Нет! — возмущенно возразил Билл. — Только…

— Ну? Я знаю, тут что-то не так. Ты не умеешь ничего скрывать.

— Мне нечего скрывать. Только…

— Ну?

— Долгая история… Видишь ли, однажды я был там с Малышкой Сент-Мор…

— О, опять Малышка Сент-Мор!

— Почему бы нет?

— Не догадывалась, что это из-за нее… — проговорила Бандл, сдерживая зевок.

— Как я сказал, я был там с Малышкой. У нее была прихоть заказывать омаров. И вот, когда омар уже лежал передо мной…

Рассказ продолжался… Когда омар был наконец разорван на части в борьбе между Биллом и совершенно посторонним молодым человеком, Бандл опять удалось привлечь внимание Билла к себе.

— Понятно, — сказала она. — Был скандал?

— Конечно, но ведь омар был мой! Я купил его и заплатил за него. И у меня было полное право…

— О! Было, было, — торопливо согласилась Бандл. — Но я уверена, что все уже забыто. И в любом случае мне наплевать на омаров. Так что поехали.

— Мы можем попасть в полицейскую облаву. Там есть комната наверху, где играют в баккара.

— Отцу придется приехать и забрать меня под залог, только и всего. Давай, Билл!

Билл продолжал упорствовать, но Бандл оставалась непреклонной, и вскоре они уже неслись в такси по указанному адресу.

Место, когда они достигли его, оказалось именно таким, каким Бандл его представляла. Это был высокий дом на узкой улице. Бандл обратила внимание на табличку: «Ханстентон-стрит, 14».

Дверь открыл человек, лицо которого казалось удивительно знакомым. Бандл почудилось, что он слегка вздрогнул, когда увидел ее, но Билла он узнал и приветствовал с почтительностью. Это был высокий светловолосый человек с бегающими глазками на слабовольном, анемичном лице. Бандл задумалась, где же она могла видеть его раньше.

Билл наконец восстановил душевное равновесие и теперь получал удовольствие от своей роли экскурсовода. Они танцевали в подвале, полном дыма настолько, что могли видеть друг друга только сквозь сизую завесу. Запах жареной рыбы был почти нестерпимым.

На стенах висели грубые рисунки углем, но некоторые из них были выполнены действительно талантливо. Публика была чрезвычайно разнообразна. Были там и представительные иностранцы, и богатые еврейки, и настоящие щеголи, и несколько дам, представляющих самую древнюю профессию в мире.

Вскоре Билл повел Бандл наверх. Там стоял на страже человек с анемичным лицом, наблюдая рысьими глазками за теми, кто входил в игровую комнату. Внезапно Бандл узнала его.

— Конечно, — сказала она. — Как глупо с моей стороны! Это же Альфред, он был вторым лакеем в Чимниз. Как поживаете, Альфред?

— Чудесно, благодарю вас, ваша светлость.

— Когда вы покинули Чимниз, Альфред? Задолго до нашего возвращения?

— Около месяца назад, ваша светлость. У меня появился шанс получить повышение, и было бы неразумно не воспользоваться им.

— Надеюсь, вам здесь хорошо платят? — спросила Бандл.

— Очень хорошо, ваша светлость.

Бандл вошла в комнату. Казалось, в этой комнате была представлена настоящая жизнь клуба. Ставки были высокие, она сразу заметила это, и люди, столпившиеся вокруг двух столов, были именно те — бдительные, осунувшиеся, с азартным лихорадочным блеском в глазах.

Они с Биллом пробыли там около получаса. Затем Билл начал беспокоиться:

— Уйдем отсюда, Бандл, давай потанцуем!

Бандл согласилась. Тут не на что было смотреть. Они опять спустились вниз, потанцевали еще с полчаса, поужинали рыбой с жареным картофелем, и тогда Бандл объявила, что она готова отправиться домой.

— Но ведь еще так рано! — запротестовал Билл.

— Нет, уже совсем не рано. И тем более завтра у меня будет трудный день.

— Чем ты собираешься заняться?

— Зависит от обстоятельств, — загадочно ответила Бандл. — Но вот что я могу сказать тебе, Билл: под лежачий камень вода не течет.

— Этого никогда не случается, — согласился мистер Эверслей.

Глава 12 Расследование в Чимниз

Свой темперамент Бандл унаследовала от кого угодно, но только не от отца, основной характеристикой которого была полная и добродушная инертность и вялость. Как очень верно заметил Билл Эверслей, Бандл руководствовалась принципом, что под лежачий камень вода не течет.

На следующее утро после обеда с Биллом Бандл проснулась полная энергии. У нее были три определенных плана, которые она была намерена осуществить в этот день, и она понимала, что в этом ей могут препятствовать временные и пространственные границы.

К счастью, она не страдала недугом Джерри Уэйда, Ронни Деврё и Джимми Тесайгера, которые были не в силах вставать рано. Сам сэр Освальд Кут и тот не нашел бы, к чему придраться, что касается времени ее пробуждения. В половине девятого Бандл уже позавтракала и была за рулем своего «Хиспано» на пути в Чимниз.

Ее отец, казалось, был приятно удивлен, увидев дочь.

— Никогда не угадаешь, когда ты появишься, — сказал он. — Но это избавит меня от телефонных звонков, которые я терпеть не могу.

Полковник Мелроуз, старый друг лорда Катерхэма, был начальником полиции графства.

— Ты имеешь в виду расследование смерти Ронни Деврё? Когда оно состоится?

— Завтра. В двенадцать. Мелроуз вызовет тебя. Так как ты нашла тело, тебе придется дать показания, но он говорит, что тебе совершенно не нужно волноваться.

— С какой стати я должна волноваться?!

— Ну, знаешь, — сказал лорд Катерхэм извиняющимся тоном, — Мелроуз немного старомоден.

— В двенадцать часов, — повторила Бандл. — Хорошо. Я приеду, если буду жива.

— У тебя есть какие-то причины предполагать, что ты не будешь жива?

— Кто знает! — ответила Бандл. — Напряжение современной жизни, как пишут в газетах.

— Это напомнило мне, что Джордж Ломакс просил меня приехать в аббатство на следующей неделе. Я отказался, разумеется.

— Совершенно правильно, — согласилась Бандл. — Тебе не нужно связываться ни с какими подозрительными делами.

— А там что, намечается подозрительное дело? — спросил лорд Катерхэм с внезапно пробудившимся интересом.

— Ну, предупреждающие письма и все такое, ты же знаешь, — ответила Бандл.

— Может, Джорджа убьют? — с надеждой спросил лорд Катерхэм. — Как ты думаешь, Бандл, может быть, мне все же поехать?

— Обуздай свои кровожадные инстинкты и тихонько сиди дома, — сказала Бандл. — Я поговорю с миссис Хауэлл.

Миссис Хауэлл была экономка, та самая величественная и скрипучая дама, которая внушала ужас леди Кут. Она была совершенно не страшна для Бандл, которую, кстати, она всегда называла мисс Бандл — след тех дней, когда Бандл жила в Чимниз, длинноногая, проказливая девчонка, до того еще, как ее отец получил свой титул.

— Ну, Хауэллочка, — сказала Бандл, — давай-ка выпьем по чашечке крепкого какао, и ты расскажешь мне домашние новости.

Она разузнала все, что хотела, без особого труда, делая в уме следующие замечания:

«Две новые посудомойки… из деревни… в этом, кажется, ничего нет… Новая третья горничная… племянница старшей горничной. Здесь все в порядке. Похоже, Хауэллочка здорово запугала леди Кут. С нее станет!»

— Никогда не думала, что наступит день, когда я увижу Чимниз, населенный незнакомцами, мисс Бандл.

— О, приходится идти в ногу со временем, — ответила Бандл. — Тебе повезет, Хауэллочка, если ты не увидишь, как он превратится в многокомнатный дом, предназначенный для роскошных развлечений.

Миссис Хауэлл задрожала всей возмущенной аристократической сущностью.

— Я ни разу не видела сэра Освальда Кута, — заметила Бандл.

— Сэр Освальд, несомненно, очень умный джентльмен, — сдержанно ответила миссис Хауэлл.

Бандл поняла, что сэр Освальд был не слишком любим своими слугами.

— Конечно, это мистер Бейтмен следил за всем, — продолжала экономка. — Очень квалифицированный джентльмен. Действительно, очень квалифицированный джентльмен и всегда знающий, что к чему.

Бандл перевела разговор на смерть Джеральда Уэйда. Миссис Хауэлл только рада была поговорить об этом, но ее жалобные восклицания о бедном молодом джентльмене не сообщили Бандл ничего нового. Тогда Бандл оставила миссис Хауэлл и опять спустилась вниз, где она сразу же вызвала звонком Тредуэлла.

— Тредуэлл, когда уволился Альфред?

— Около месяца, миледи.

— Почему он уволился?

— По собственному желанию, миледи. Я думаю, он направился в Лондон. У меня не было к нему никаких претензий. Надеюсь, вы найдете нового лакея, Джона, вполне удовлетворительным. Похоже, он знает свою службу и очень старается.

— Откуда он?

— У него отличные рекомендации, миледи. Перед нами он служил у лорда Маунт-Вернона.

— Ясно, — задумчиво произнесла Бандл.

Она вспомнила, что в настоящее время лорд Маунт-Вернон находится на длительной охоте в Восточной Африке.

— Как его фамилия, Тредуэлл?

— Бауэр, миледи.

Тредуэлл подождал минуту-другую, затем, видя, что Бандл закончила, тихо вышел из комнаты. Бандл оставалась погруженной в свои мысли.

Сегодня Джон открыл ей дверь, когда она приехала, и это поневоле заставило ее обратить на него внимание. Несомненно, он был отличным слугой, хорошо обученным, с невозмутимым лицом. Возможно, у него была несколько солдатская выправка, в отличие от большинства лакеев, и еще что-то необычное в форме его затылка.

Но эти детали, как понимала Бандл, вряд ли имели какое-то отношение к делу. Она хмуро смотрела на листок бумаги, лежащий перед ней. В руке она держала карандаш и машинально снова и снова писала на листке фамилию Бауэр.

Вдруг внезапная мысль осенила ее, и она остановилась, уставившись на листок. Затем она опять вызвала Тредуэлла:

— Тредуэлл, как пишется «Бауэр»?

— Б-а-у-э-р, миледи.

— Это не английская фамилия!

— Возможно, что он по происхождению швейцарец, миледи.

— Спасибо, Тредуэлл.

Швейцарец по происхождению? Нет. Немец! Эта военная осанка, этот плоский затылок. И он появился в Чимниз за две недели до смерти Джерри Уэйда.

Бандл поднялась с кресла. Здесь она сделала все, что могла. Теперь нужно приняться за другое! Она направилась на поиски отца.

— Я опять уезжаю, — объявила она. — Мне надо повидать тетушку Марсию.

— Повидать Марсию? — Голос лорда Катерхэма был полон изумления. — Во что ты собираешься впутаться?

— На этот раз, — сказала Бандл, — я поступаю так, как хочу!

Лорд Катерхэм смотрел на нее с удивлением. То, что у кого-то может появиться искреннее желание повидать его устрашающую невестку, было для него совершенно непостижимо. Марсия, маркиза Катерхэмская, вдова его покойного брата Генри, была очень выдающейся личностью. Лорд Катерхэм признавал, что она была замечательной женой для Генри, который без ее участия ни в коем бы случае не занял пост государственного секретаря в министерстве иностранных дел.

С другой стороны, лорд Катерхэм всегда рассматривал раннюю смерть Генри как счастливое освобождение.

Лорду Катерхэму казалось, что Бандл по собственной глупости сует голову в пасть льву.

— О! — сказал он. — Ты знаешь, я бы не стал этого делать. Ты не представляешь, к чему все может привести.

— Со мной все в порядке, папа. Не волнуйся за меня.

Лорд Катерхэм вздохнул и устроился поудобнее в кресле. Он вернулся к изучению газеты «Филд». Но через минуту-другую Бандл опять просунула голову в кабинет.

— Извини, — сказала она, — но я еще кое о чем хотела тебя спросить. Что собой представляет сэр Освальд Кут?

— Говорил же тебе — паровоз!

— Мне не нужно твое личное мнение о нем. На чем он делает деньги — пуговицы для брюк, медные кровати или что?

— У него сталь. Сталь и чугун. У него крупнейшие стальные заводы, или как они там называются в Англии. Сейчас он, конечно, не управляет ими лично. Это компания или компании. Он взял меня директором чего-то там. Очень подходящее занятие для меня — ничего не делать, только ездить в город раз или два в год в какую-нибудь гостиницу на Кэннон-стрит или Ливерпуль-стрит и сидеть вокруг стола, где у них чудесная новая бумага для заметок. Потом Кут или какой-нибудь умник Джонни произносит речь, изобилующую цифрами, но, к счастью, ее не нужно слушать, и могу заверить тебя, часто дело заканчивается весьма недурным ленчем.

Не заинтересованная в ленчах лорда Катерхэма, Бандл опять исчезла еще до того, как он кончил говорить. Во время возвращения в Лондон она старалась сопоставить узнанное ею.

Насколько она понимала, сталь и детская благотворительность не составляли единое целое. Одно из этих двух было, очевидно, добавкой, и, скорее всего, последнее. Миссис Макатта и венгерская графиня не подходили для такой команды. Они были скорее маскировкой. Центром всей затеи, похоже, был непривлекательный герр Эберхард. Он казался не тем типом гостя, которого Джордж Ломакс должен был пригласить. Билл неопределенно сказал, что он какой-то изобретатель. Кроме того, там будут министр авиации и сэр Освальд Кут, у которого сталь. Это в какой-то степени увязывалось.

Так как делать дальнейшие предположения не имело смысла, Бандл оставила эти попытки и сконцентрировалась на предстоящей беседе с леди Катерхэм.

Леди жила в большом мрачном доме в одном из самых респектабельных районов Лондона. В нем пахло сургучом, птичьим кормом и слегка увядшими цветами. Леди Катерхэм была большой женщиной, большой во всех смыслах. Ее пропорции были величественными, более чем достаточными. У нее был крупный клювообразный нос, пенсне в золотой оправе и легкий намек на усы на верхней губе.

В некоторой степени она была удивлена, увидев племянницу, но подставила ей холодную щеку, которую Бандл церемонно поцеловала.

— Совершенно неожиданное удовольствие, Эйлин, — холодно заметила она.

— Мы только что вернулись, тетя Марсия.

— Знаю. Как отец? Как всегда?

Ее тон выражал пренебрежение. Она была невысокого мнения об Элестере Эдварде Бренте, девятом маркизе Катерхэмском. Она бы назвала его простофилей, если бы ей было известно такое слово.

— Папа чувствует себя хорошо. Он в Чимниз.

— Вот как? Ты знаешь, Эйлин, я никогда не одобряла сдачу Чимниз внаем. Это место — во многом исторический памятник. Нельзя допустить, чтобы оно обесценилось.

— Оно, должно быть, было чудесным во времена дяди Генри, — с легким вздохом сказала Бандл.

— Генри понимал всю ответственность, — ответила его вдова.

— Подумать только о людях, останавливавшихся там! — возбужденно продолжала Бандл. — Все основные государственные деятели Европы!

Леди Катерхэм вздохнула.

— Могу поручиться, что не раз там делалась история, — заметила она. — Если бы только твой отец… — И она печально покачала головой.

— Политика скучна для папы, — сказала Бандл, — хотя, я бы сказала, это одна из самых очаровательных наук. Особенно если знать ее изнутри.

Она сделала свое невероятно лживое заявление, даже не покраснев. Ее тетя посмотрела на нее с удивлением.

— Рада слышать это от тебя, — сказала она. — Я всегда мечтала, Эйлин, что ты посвятишь себя столь современному и приятному занятию.

— Стараюсь, — ответила Бандл.

— Правда, ты еще очень молода, — задумчиво продолжала леди Катерхэм. — Но с твоими преимуществами и если ты выгодно выйдешь замуж, ты можешь стать одним из ведущих политических деятелей современности.

Бандл почувствовала легкую тревогу. На мгновение она испугалась, что ее тетя может немедленно предъявить подходящего супруга.

— Но я чувствую себя еще такой глупой, — сказала Бандл. — Хочу сказать, что знаю так мало!

— Легко исправить, — живо ответила леди Катерхэм. — Могу дать тебе любое количество необходимой литературы.

— Спасибо, тетя Марсия, — поблагодарила Бандл и поспешно приступила ко второму этапу наступления: — Интересно, вы знаете миссис Макатту, тетя Марсия?

— Разумеется, знаю. Достойнейшая уважения женщина с блестящим умом. Могу сказать, что, как правило, я не поддерживаю женщин, выдвигающих свои кандидатуры в парламент. Они могут использовать для достижения своих целей женские средства. — Она помолчала в сомнении, стоит ли говорить о женских средствах, которые она применила для выдвижения своего сопротивлявшегося супруга на политическую арену, и о колоссальном успехе, увенчавшем ее и его усилия. — Но времена меняются. И работа, которую проводит миссис Макатта, имеет государственное значение и величайшую ценность для всех женщин. Я могу назвать ее настоящей женской работой. Ты должна непременно познакомиться с миссис Макаттой.

Бандл уныло вздохнула:

— Она будет на приеме у Джорджа Ломакса на следующей неделе. Он пригласил папу, который, конечно, не поедет, но ему и в голову не пришло пригласить меня. Думает, что я идиотка, наверное.

Леди Катерхэм решила, что ее племянница действительно чудесным образом изменилась в лучшую сторону. Может быть, у нее была несчастная любовь? По мнению леди Катерхэм, несчастная любовь часто оказывается в высшей степени полезной для молодых девушек — учит их серьезно относиться к жизни.

— Мне кажется, что Джордж Ломакс не осознает, что ты, скажем, выросла. Эйлин, дорогая, — добавила она, — я должна переговорить с ним.

— Он не любит меня, — сказала Бандл. — Я знаю, он не пригласит меня.

— Чепуха! — возразила леди Катерхэм. — Я знала Джорджа Ломакса, когда он был так высоко. — Она указала на совершенно невозможную высоту. — Он будет только рад оказать мне услугу. И он сам убедится в том, как важно, что в настоящее время молодые девушки нашего круга проявляют разумный интерес к благоденствию своей страны.

Бандл чуть не воскликнула «Правильно! Правильно!», но вовремя сдержалась.

— А теперь я подберу тебе кое-какую литературу, — сказала, поднимаясь, леди Катерхэм. Она позвала пронзительным голосом: — Мисс Коннор!

Вбежала аккуратненькая секретарша с испуганным выражением лица, которой леди Катерхэм дала различные инструкции. И вскоре Бандл возвращалась на Брук-стрит с охапкой скучнейших на вид книг, которые только можно было себе представить.

Ее следующим действием был звонок Джимми Тесайгеру. Его первые слова были полны восторга.

— Мне удалось! — воскликнул он. — Хотя у меня была куча сложностей с Биллом. Он вбил себе в башку, что там я буду ягненком среди волков. Но в конце концов я заставил его уловить смысл. Теперь я обложился этой абракадаброй и изучаю ее. Знаешь, Синие книги, Белые книги, эти официальные издания, ответы английской парламентской комиссии или тайного совета. Смертная скука, но нужно делать дело на совесть. Ты когда-нибудь слышала о пограничных дебатах Санта-Фе?

— Никогда, — ответила Бандл.

— Ну вот, я прилагаю особые усилия для изучения их. Они продолжались несколько лет и были очень запутанны. Я делаю их своим козырем. В наше время необходима специализация.

— У меня тоже куча таких же вещей, — сказала Бандл. — Тетя Марсия дала их мне. Тетя Марсия папина невестка. Она без ума от политики. В общем, она собирается устроить так, чтобы Джордж пригласил меня на свой прием.

— Нет! То есть я хочу сказать, было бы чудесно. — После паузы Джимми добавил: — Послушай, я думаю, не стоит говорить Лорейн о том, что… а?

— Может быть, не стоит.

— Понимаешь, ей может не понравиться оставаться в стороне. А ее в самом деле нельзя подпускать к подобной затее.

— Да.

— Я имею в виду, нельзя подвергать такую девушку опасности.

Бандл подумала, что мистер Тесайгер слегка страдает отсутствием такта. Не похоже было, что ее собственное предложение подвергнуться опасности вызвало у него хоть малейшее беспокойство.

— Ты еще слушаешь? — спросил Джимми.

— Да, я просто задумалась.

— Понятно. Послушай, ты завтра будешь на расследовании?

— Да, а ты?

— Буду. Между прочим, дело уже в вечерних газетах. Но запихнуто в самый угол. Странно, мне казалось, они раздуют из него сенсацию.

— Мне тоже.

— Ладно, — сказал Джимми, — мне надо возвращаться к своему заданию. Я уже дошел до места, где Боливия направила нам ноту.

— Мне тоже надо полистать свои книги, — сказала Бандл. — Собираешься зубрить весь вечер?

— Пожалуй. А ты?

— Наверное. Спокойной ночи.

Оба они были самыми бессовестными лжецами. Джимми Тесайгер знал совершенно определенно, что он приглашает Лорейн Уэйд на обед в ресторан.

Что касается Бандл, то не успела она положить трубку, как принялась наряжаться в живописные одежды, принадлежащие, по правде говоря, ее служанке. Одевшись, она вышла из дому, размышляя, каким образом, на автобусе или метро, ей было бы удобней добраться до клуба «Семь Циферблатов».

Глава 13 Клуб «Семь Циферблатов»

Бандл была на Ханстентон-стрит, 14, около шести часов вечера. В этот час, как она справедливо рассудила, в клубе «Семь Циферблатов» должна быть мертвая тишина. Цель у Бандл была простая — надо выйти на бывшего лакея Альфреда. Бандл была уверена, что стоит ей только увидеться с ним, и остальное будет легко. У нее был просто деспотический метод обращения с уволившимися. Метод редко не удавался, и она не видела причин, почему бы ему не выручить ее и на сей раз. Единственное, в чем она не была уверена, — сколько людей находится сейчас в клубе. Естественно, она хотела, чтобы ее видело здесь как можно меньше посетителей.

В то время как она колебалась, выбирая лучшую линию атаки, проблема решилась сама собой и самым простым образом. Дверь дома номер 14 открылась, и из нее вышел Альфред собственной персоной.

— Добрый день, Альфред, — ласково сказала Бандл.

Альфред подпрыгнул на месте:

— Добрый день, ваша светлость. Я… я сразу не узнал вашу светлость.

Мысленно отдав должное наряду своей служанки, Бандл перешла к делу:

— Нужно сказать вам несколько слов, Альфред. Куда мы пойдем?

— Ну, я, ваша светлость… я не знаю… здешнее место нельзя назвать очень привлекательным… не знаю, честное слово…

Бандл перебила его:

— Кто в клубе?

— Сейчас никого, ваша светлость.

— Тогда мы войдем.

Альфред достал ключ и открыл дверь. Бандл вошла в дом. Альфред, взволнованный и покорный, последовал за ней. Бандл уселась и строго посмотрела на неуверенного в себе Альфреда.

— Надеюсь, вы знаете, — начала она, — что то, чем вы тут занимаетесь, чертовски противозаконно?

Альфред неловко переминался с ноги на ногу.

— Правда, дважды мы подвергались облавам, — признался он. — Но ничего запрещенного не нашли, благодаря аккуратности и предосторожности мистера Мосгоровского.

— Я говорю не только о картах, — сказала Бандл. — Есть кое-что посерьезнее, может, даже намного серьезнее того, что вы в состоянии себе представить. Спрошу вас прямо, Альфред, и хочу слышать правду. Сколько вам заплатили за то, чтобы вы уволились из Чимниз?

Альфред дважды оглядел карниз как будто в поисках вдохновения, сглотнул три или четыре раза и принял линию поведения, неизбежную при столкновении слабой и сильной воли.

— Было так, ваша светлость. Мистер Мосгоровский, он приехал с компанией однажды на банкет в Чимниз. Мистер Тредуэлл, он вроде приболел, вросший ноготь на ноге, как оказалось, ну, мне и пришлось прислуживать на банкете вместо него. В конце банкета мистер Мосгоровский, он остался после всех, дал мне кое-что и начал разговор.

— Ну-ну! — ободряюще сказала Бандл.

— Короче говоря, — продолжал Альфред с внезапным ускорением своего повествования, — он предложил мне сотню фунтов, если я сразу же уйду оттуда и буду присматривать за этим клубом. Ему нужен был слуга, привыкший работать в знатных семьях, придать месту шик, как он выразился. Отказаться было бы искушением судьбы, не говоря даже о том, что здесь я получаю втрое больше, чем когда был вторым лакеем.

— Сто фунтов, — проговорила Бандл. — Большие деньги, Альфред. Он говорил что-нибудь о том, кто займет твое место в Чимниз?

— Я немного сомневался, миледи, в том, что можно уволиться немедленно. Я так и сказал, что это необычно и может причинить неудобства. Но мистер Мосгоровский, он знал одного парня, который служил в достойной семье и был готов взамен меня приступить к работе в любой момент. Ну, я шепнул его имя мистеру Тредуэллу, и все устроилось, ко всеобщему удовольствию.

Бандл кивнула. Ее собственные подозрения были верны, и тактика ее поведения была именно такой, какой и должна быть. Она продолжила расспросы:

— Кто такой мистер Мосгоровский?

— Джентльмен, который заправляет клубом. Русский. Весьма умный джентльмен.

Бандл решила не углубляться в тему и перешла к другой:

— Сто фунтов очень большие деньги, Альфред.

— Больше, чем я когда-либо держал в руках, миледи, — согласился Альфред с искренней непосредственностью.

— Вы никогда не подозревали, что здесь что-то нечисто?

— Нечисто, ваша светлость?

— Да. Я не имею в виду карточную игру. Я говорю о значительно более серьезных вещах. Вы не хотите, чтобы вас приговорили к каторжным работам, а, Альфред?

— О господи, миледи, что вы говорите?

— Позавчера я была в Скотленд-Ярде, — многозначительно продолжала Бандл. — И услышала там много интересного. Я хочу, чтобы вы помогли мне, Альфред, и если вы сделаете это, то, когда, ну, вдруг запахнет жареным, я замолвлю за вас словечко.

— Все, что угодно! Буду только рад, ваша светлость. То есть, конечно, я согласен.

— Хорошо. Во-первых, я хочу осмотреть все помещение снизу доверху.

В сопровождении заинтригованного и запуганного Альфреда она произвела тщательную проверку. Ничего не бросилось ей в глаза, пока она не вошла в игровую комнату. Здесь она обнаружила неприметную дверь в углу, которая была заперта. Альфред с готовностью объяснил:

— Она используется как черный ход, ваша светлость. Там есть комната и дверь на лестницу, которая выходит на соседнюю улицу. Этим путем господа уходят во время облав.

— Полиция не знает о ней?

— Видите ли, то хитрая дверь, миледи. Выглядит как шкаф, вот и все.

Бандл ощутила нарастающее возбуждение.

— Я должна войти туда! — заявила она.

Альфред покачал головой:

— Невозможно, ваша светлость. Мистер Мосгоровский, ключ у него.

— Что ж, существуют и другие ключи.

Она обнаружила, что замочная скважина была совершенно обычной, которая, возможно, могла быть легко открыта ключом от какой-нибудь другой двери. Альфред, весьма встревоженный, был послан на поиски похожих образцов. Четвертый из использованных Бандл подошел. Она повернула его, открыла дверь и переступила порог.

Бандл оказалась в маленькой мрачной комнатке. Ее середину занимал длинный стол, вокруг которого были расставлены стулья. Другой мебели в комнате не было. Два встроенных шкафа находились по обе стороны камина. Альфред кивком указал на ближайший из них.

— Это он, — объяснил слуга.

Бандл потянула за ручку дверцы, но шкаф оказался заперт, и она сразу увидела, что замочная скважина была с секретом. Это был патентованный замок, который сдался бы только своему собственному ключу.

— Очень искусно, знаете ли, — объяснил Альфред. — Полки, знаете ли, а на них — гроссбухи и все такое. Никогда бы ничего не заподозрил, но стоит дотронуться до правой стенки, и все открывается само собой.

Бандл обошла комнату, задумчиво осматривая все вокруг. Первое, на что она обратила внимание, было то, что дверь, в которую она вошла, аккуратно обита сукном. Это делало ее, должно быть, совершенно звуконепроницаемой. Затем взгляд Бандл остановился на стульях. Их было семь, по три с каждой стороны, и один, значительно более внушительный, во главе стола.

Глаза Бандл загорелись. Она нашла то, что искала. Здесь, она была уверена, и находилось место встреч членов тайного общества. Помещение спланировано почти идеально. Оно выглядело невинно — можно войти в него прямо из игровой комнаты, можно проникнуть через секретную дверь, и вся таинственность, все предосторожности легко объяснялись карточной игрой, происходящей в соседней комнате.

В то время как мысли проносились у нее в голове, Бандл машинально поглаживала пальцами по мраморной крышке камина. Альфред заметил ее движение и истолковал по-своему.

— Вы не найдете здесь пыли, об этом не может быть и речи, — сказал он. — Мистер Мосгоровский, он приказал выдраить помещение еще утром, и я все исполнил в его присутствии.

— Да? — произнесла Бандл, глубоко задумавшись. — Сегодня утром?

— Приходится делать время от времени, — ответил Альфред. — Хотя нельзя сказать, чтобы комнатой часто пользовались.

В следующий момент он был шокирован.

— Альфред, — сказала Бандл, — вы должны найти мне место в комнате, где я могла бы спрятаться.

Альфред взглянул на нее в смятении:

— Невозможно, ваша светлость! У меня будут неприятности, и я потеряю работу!

— Вы потеряете ее в любом случае, когда отправитесь в тюрьму, — резко ответила Бандл. — Но, заверяю вас, можете не волноваться, никто ничего не узнает.

— И здесь нет такого места, — причитал Альфред. — Посмотрите сами, ваша светлость, если не верите.

Бандл была вынуждена признать, что в его возражениях была доля правды. Но у нее была душа человека, склонного к приключениям.

— Глупости! — возразила она. — Место должно быть!

— Но его же нет, — канючил Альфред.

Во всем мире не существовало комнаты более не подходящей для того, чтобы спрятаться в ней. Выцветшие жалюзи перед грязными оконными стеклами, занавеси отсутствовали. Наружный подоконник, как определила Бандл, был всего лишь около четырех дюймов шириной! Внутри комнаты были только стол, стулья и шкафы.

В замочной скважине второго шкафа торчал ключ. Бандл повернула его и открыла дверцу. Внутри были полки, уставленные разнообразной стеклянной и глиняной посудой.

— Излишки посуды, которыми мы не пользуемся, — объяснил Альфред. — Сами видите, ваша светлость, здесь даже кошке негде укрыться!

Но Бандл внимательно осматривала полки.

— Ненадежная работа, — сказала она. — Альфред, есть у вас шкаф внизу, куда можно сложить всю эту посуду? Есть? Хорошо! Тогда несите поднос и начинайте сейчас же убирать ее туда. Поторопитесь, лишнего времени у нас нет.

— Невозможно, ваша светлость. К тому же слишком поздно. Повара могут прийти в любой момент.

— Мистер Мосго… Как там его? Он придет позже, я думаю?

— Он всегда приходит около полуночи. Но, о, ваша светлость!..

— Не говорите так много, Альфред, — сказала Бандл. — Несите поднос. Если вы будете продолжать спорить, то у вас точно будут неприятности!

Делая то, что широко известно как «заламывание рук», Альфред вышел из комнаты. Вскоре он вернулся с подносом и, поняв, что его протесты бесполезны, принялся за работу с какой-то удивительной нервной энергией. Как Бандл и предполагала, полки были съемными. Она вынула их, поставила у стены и залезла внутрь.

— Хм, — заметила она, — здесь довольно тесно. Закройте аккуратно за мной дверь, Альфред. Вот так. Теперь мне нужен буравчик.

— Буравчик, ваша светлость?

— Именно…

— Не знаю…

— Ерунда, у вас должен быть буравчик. Может, у вас есть сверло. Если у вас нет того, что мне нужно, вам придется пойти и купить это, так что постарайтесь найти.

Альфред вышел и скоро вернулся с многообещающим набором инструментов. Бандл схватила, что ей было нужно, и принялась быстро и старательно сверлить маленькое отверстие на уровне своего правого глаза. Она проделала его снаружи, чтобы оно было менее заметно — не очень большим, не привлекающим внимания.

— Достаточно, — наконец произнесла она.

— Но, ваша светлость, ваша светлость…

— Да?

— Они найдут вас, стоит только открыть шкаф!

— Они не откроют шкаф, — ответила Бандл, — потому что вы запрете его и унесете ключ с собой.

— А если мистер Мосгоровский потребует ключ?

— Скажите, что он потерялся, — быстро ответила Бандл. — Но никому не будет дела до этого шкафа: он здесь только для того, чтобы отвлекать внимание от другого и составлять ему пару. Давайте, Альфред, пока никто не пришел, заприте меня, возьмите ключ, а когда все разойдутся, вернитесь и выпустите меня отсюда.

— Вам станет плохо, ваша светлость. Вы потеряете сознание…

— Я никогда не теряю сознания, — парировала Бандл. — Но вы можете приготовить мне коктейль. Мне он наверняка понадобится. Потом опять запрете дверь в комнату, не забудьте об этом, и отнесете все ключи на место. И еще, Альфред, не будьте таким трусливым! Запомните: если что-то будет не в порядке, я выручу вас. — «Вот так», — сказала Бандл сама себе, когда, принеся ей коктейль, Альфред ушел.

Она не боялась того, что нервы Альфреда могут не выдержать и он выдаст ее. Она знала, что его инстинкт самосохранения был слишком силен. Его тренированность помогала ему скрывать свои чувства под маской вышколенного слуги.

Только одна вещь волновала Бандл. Предположение, которое она приняла за истину, насчет утренней уборки комнаты, могло быть и неверным. И если так… Бандл тяжело вздохнула, запертая в тесном шкафу. Перспектива провести в нем долгие часы без толку была не слишком привлекательной…

Глава 14 Собрание Семи Циферблатов

Было бы желательно, чтобы эти ужасные четыре часа ожидания прошли как можно скорее. Бандл чувствовала себя чрезвычайно неудобно, стиснутая в узком шкафу. Она решила, что собрание состоится, если оно вообще состоится, в то время, когда клубные развлечения будут в полном разгаре, — где-то между полуночью и двумя часами утра.

Она как раз размышляла о том, что уже, должно быть, часов шесть утра, когда ее уши уловили желанный звук — звук отпираемой двери.

В следующий момент зажегся электрический свет. Гул голосов, который минуту-другую воспринимался ею как отдаленный рокот морских волн, прекратился так же внезапно, как и возник, и Бандл услышала звук закрываемой задвижки. Кто-то вошел из соседней игровой комнаты, и она отдала должное тщательности, с которой смежная дверь была сделана звуконепроницаемой.

В следующую минуту вошедший попал в поле ее зрения, которое было далеко не обширным, но тем не менее отвечало ее целям. Это оказался высокий мужчина, крепкий и широкоплечий, с длинной черной бородой. Бандл вспомнила, что видела его за одним из карточных столов прошлой ночью.

Это наверняка был таинственный русский господин, владелец клуба, зловещий мистер Мосгоровский. От возбуждения сердце Бандл забилось чаще. Она настолько не походила на своего отца, что в столь трудный момент искренне гордилась крайним неудобством своего положения.

Несколько минут русский стоял у стола, поглаживая бороду. Затем вынул часы из кармана и взглянул на них. Одобрительно кивнул, опять сунул руку в карман, достал что-то невидимое для Бандл и покинул поле ее зрения.

Когда он появился снова, она с трудом сдержала возглас удивления.

Его лицо теперь скрывала маска, но маска не в общепринятом смысле слова. Она не повторяла очертаний лица. Это был просто кусок материи с двумя вырезанными отверстиями для глаз, висящий на лице как занавеска. По форме маска была круглой, с изображением циферблата часов и стрелками, показывающими шесть часов.

«Семь Циферблатов!» — подумала Бандл.

И в тот же момент она услышала новый звук — семь приглушенных ударов в дверь.

Мосгоровский прошел через комнату к тому месту, где, как знала Бандл, находилась дверца второго шкафа. Она услышала резкий щелчок и затем голоса, приветствующие друг друга на незнакомом языке.

Вскоре она увидела пришедших.

На них тоже были маски, изображавшие часы, но на этот раз стрелки указывали разное время — четыре и пять часов соответственно. Оба мужчины были одеты в вечерние костюмы, но выглядели не одинаково. Один из них, элегантный, стройный молодой человек, носил вечерний костюм изысканного покроя. Изящество, с которым он двигался, говорило о том, что он скорее иностранец, чем англичанин. Другой мог бы быть лучше всего описан как жилистый и худой. Его костюм сидел на нем достаточно хорошо, но не более того. И Бандл догадалась о его национальности еще до того, как услышала его голос:

— Полагаю, мы первые прибыли на эту маленькую встречу.

Чистый приятный голос с легким, приятным растягиванием слов и с чуть заметным влиянием ирландского.

Элегантный молодой человек сказал на хорошем, но не совсем естественном английском:

— Сегодня у меня было много сложностей с уходом. Такое не всегда проходит гладко. Я, в отличие от номера четвертого, не принадлежу себе.

Бандл попыталась определить его национальность. Пока он молчал, она думала, что он француз, но акцент был не французским. Возможно, он австралиец, или венгр, или даже русский, гадала она.

Американец прошел к противоположной стороне стола, и Бандл услышала звук отодвигаемого стула.

— «Один час» добился большого успеха, — сказал он. — Я поздравляю вас с тем, что вы взяли на себя смелость…

«Пять часов» пожал плечами.

— Если не рисковать… — Он оставил предложение незаконченным.

Опять послышались семь ударов, и Мосгоровский направился к потайной двери.

Некоторое время ей не удавалось заметить ничего определенного, пока вся компания была вне поля ее зрения, но вскоре она вновь услышала голос бородатого русского:

— Начнем?

Затем он обошел вокруг стола и занял место рядом с креслом, стоящим во главе. Сидя таким образом, он был обращен лицом прямо к шкафу, в котором скрывалась Бандл. Элегантный «пять часов» занял место рядом с ним. Третий стул с этой стороны не был виден Бандл, но американец, номер четвертый, перед тем как сесть, на мгновение показался в поле ее зрения.

У ближней стороны стола тоже были видны два стула, и Бандл заметила, как чья-то рука перевернула второй, а именно средний стул ножками вверх. И после этого один из пришедших быстро промелькнул перед шкафом и сел напротив Мосгоровского. Спина пришедшего была обращена к Бандл, и именно эту спину она разглядывала с большим интересом. Спина принадлежала исключительно красивой женщине в сильно декольтированном платье.

И именно женщина заговорила первой. Голос ее был мелодичным, с иностранным акцентом привлекательного оттенка. Она смотрела на пустой стул во главе стола.

— Так мы и сегодня не увидим номера седьмого? — спросила она. — Скажите, друзья, а вообще когда-нибудь мы увидим его?

— Чертовски верно! — поддержал ее американец. — Чертовски верно. Что касается «семи часов», я уже начинаю подозревать, что этого человека просто не существует!

— Не советовал бы думать так, друзья мои, — мягко сказал русский.

Наступило молчание, как показалось Бандл, весьма неловкое молчание.

Она не могла оторвать взгляд от обращенной к ней спины, как будто зачарованная ею. Прямо под правой лопаткой была маленькая темная родинка, подчеркивавшая белизну кожи. Бандл почувствовала, что слова «прекрасная искательница приключений», которые она так часто встречала в романах, наконец обрели для нее смысл. Бандл была абсолютно уверена, что у этой женщины и лицо так же красиво — смуглое славянское лицо со странными глазами.

Голос русского, который был, похоже, распорядителем на этой церемонии, вернул ее к действительности.

— Начнем заниматься делом? Сначала о нашем отсутствующем товарище. Номер второй!

Он указал рукой в сторону перевернутого стула по соседству с женщиной, и все присутствующие повернулись к нему.

— Жаль, что номера второго нет сегодня с нами, — продолжал он. — Но предстоит много сделать. Возникли непредвиденные осложнения.

— У вас есть его доклад? — спросил американец.

— Пока… от него ничего нет… — И после паузы: — Я не могу этого понять.

— Вы думаете… дело неладно?

— Да… возможно.

— Другими словами, — мягко сказал «пять часов», — существует… опасность?

Он произнес это слово осторожно, но с нажимом.

Русский энергично кивнул:

— Да, опасность существует. Слишком многим становится известно о нас. И об этом месте. Я знаю нескольких человек, которые что-то подозревают. — И холодно добавил: — Надо заставить их молчать.

Бандл почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине. Если ее найдут, заставят ли ее замолчать? Внезапно новые слова опять привлекли ее внимание.

— Итак, дело в Чимниз не прояснилось?

Мосгоровский покачал головой:

— Нет.

Вдруг номер пятый наклонился вперед:

— Согласен с Анной! Где наш президент, номер седьмой? Тот, кто собирает нас. Почему мы ни разу не видели его?

— У номера седьмого, — ответил русский, — свои методы работы.

— Вы так всегда говорите!

— Замечу даже больше, — добавил Мосгоровский, — мне жаль того человека, который станет на его пути.

Опять наступило неловкое молчание.

— Мы должны продолжать работу, — спокойно сказал Мосгоровский.

— Номер третий, у вас есть какие-нибудь планы насчет аббатства Вайверн?

Бандл напрягла слух. До сих пор она даже мельком не видела номера третьего и не слышала его голоса. Теперь она услышала его и безошибочно определила: низкий, приятный, отчетливый голос хорошо воспитанного англичанина.

— Они у меня с собой, сэр.

Он передал через стол несколько листов бумаги. Все склонились над ними. Через некоторое время Мосгоровский поднял голову:

— А список гостей?

— Вот он.

Русский стал читать его вслух:

— Сэр Стенли Дигби. Мистер Теренс О’Рурк. Сэр Освальд и леди Кут. Мистер Бейтмен. Графиня Анна Радская. Миссис Макатта. Мистер Джеймс Тесайгер… — Он остановился, затем резко спросил: — Что это за мистер Джеймс Тесайгер?

Американец рассмеялся:

— Я думаю, вам не стоит из-за него волноваться. Обычный молодой осел.

Русский продолжал читать:

— Герр Эберхард и мистер Эверслей. Вот и все гости.

«В самом деле? — сказала про себя Бандл. — А насчет этой лапочки леди Эйлин Брент?»

— Да, похоже, здесь не о чем беспокоиться, — заключил Мосгоровский. Он посмотрел через стол. — Полагаю, у вас нет сомнений в ценности изобретения Эберхарда?

«Три часа» ответил по-британски лаконично:

— Ни малейших!

— Коммерчески оно стоит миллионы, — сказал русский, — а в международном смысле… ну, сами знаете довольно хорошо аппетиты наций.

Бандл показалось, что он неприятно ухмыльнулся под маской.

— Да, — продолжал он, — это золотая жила.

— Вполне стоящая нескольких жизней, — цинично добавил номер пятый и рассмеялся.

— Но вы знаете, что такое изобретения, — сказал американец. — Иногда эти штучки ни черта не работают.

— Такой человек, как сэр Освальд Кут, не ошибется, — сказал Мосгоровский.

— Как авиатор, я могу сказать, — заявил номер пятый, — что такое изобретение вполне вероятно. Оно обсуждалось годами, но нужен был гений Эберхарда, чтобы сделать его реальностью.

— Хорошо, — сказал Мосгоровский. — Больше нет необходимости это обсуждать. Все вы видели планы. Я не думаю, что наша первоначальная схема может быть улучшена. Кстати, я слышал, что было найдено письмо Джеральда Уэйда, письмо, упоминающее о нашей организации. Кто нашел его?

— Дочь лорда Катерхэма — леди Эйлин Брент.

— Бауэр должен был заняться ею, — сказал Мосгоровский. — Промедление неосторожно с его стороны. Кому было адресовано письмо?

— Мне кажется, его сестре, — ответил номер третий.

— Плохо, — проговорил Мосгоровский. — Но этого уже не исправить. Предварительное расследование смерти Рональда Деврё назначено на завтра. Полагаю, к нему все готово?

— Мы распустили повсюду слухи, что местные парни упражнялись в стрельбе из винтовок, — ответил американец.

— Тогда все должно быть в порядке. Больше нечего обсуждать. Считаю, все мы должны поздравить нашу дорогую «один час» и пожелать ей удачи в той роли, которую ей предстоит сыграть!

— Ура! — закричал номер пятый. — Ура Анне!

Все руки взметнулись вверх в одном жесте, который Бандл уже видела раньше.

— Ура Анне!

«Один час» ответила на приветствие типичным иностранным салютом. После она встала, и ее примеру последовали остальные. В первый раз Бандл мельком увидела номера третьего в тот момент, когда он подошел к Анне, чтобы накинуть на нее плащ, — это был высокий, крепкий мужчина.

Потом собрание по одному вышло через потайную дверь. Мосгоровский запер ее за ними. Он подождал некоторое время, потом Бандл услышала, как он отворил другую дверь и, выключив свет, вышел в нее.

Не раньше чем спустя два часа бледный и встревоженный Альфред пришел освободить Бандл. Она буквально упала ему на руки.

— Ничего, — сказала Бандл. — Просто ноги затекли. Дайте мне сесть.

— О боже, ваша светлость, это было ужасно!

— Чепуха, — сказала Бандл. — Все прошло великолепно. Нечего переживать, когда все уже позади. Наша затея могла бы и провалиться, конечно, но, слава богу, все обошлось.

— Да, слава богу, как вы сказали, ваша светлость. Меня трясло весь вечер. Это интересная компания, знаете ли.

— Чертовски интересная, — согласилась Бандл, растирая себе руки и ноги. — Знаете, это такая компания, которая, как я думала до сегодняшнего вечера, существует только в книгах! В жизни, Альфред, никогда не поздно учиться!

Глава 15 Предварительное расследование

Бандл вернулась домой около шести часов утра. К половине десятого она встала, оделась и позвонила Джимми Тесайгеру.

Скорость, с которой он ответил, удивила ее, но он объяснил, что собирается присутствовать на расследовании.

— Я тоже, — сказала Бандл. — И у меня куча новостей для тебя.

— Тогда, может, я заеду за тобой и мы поговорим по дороге? Как ты?

— Хорошо, но заезжай пораньше, потому что тебе придется отвезти меня в Чимниз. Начальник полиции заедет за мной туда.

— Зачем?

— Потому что он милый человек, — ответила Бандл.

— И я тоже, — сказал Джимми, — очень милый.

— О, ты… ты осел! — возразила Бандл. — Я слышала это кое от кого прошлой ночью.

— От кого?

— Ну, если быть точной, то от русского еврея. Нет, это был не он. Это был…

Но ее слова утонули в резком протесте.

— Я могу быть ослом! — кричал Джимми. — Может быть, я и есть осел, но я не позволю русским евреям говорить так! Чем ты занималась ночью, Бандл?

— Об этом-то я и собираюсь тебе рассказать, — ответила та. — Ну, пока!

И, заинтриговав приятно озадаченного Джимми, она повесила трубку. Он относился к возможностям Бандл с глубочайшим уважением, хотя в его чувствах к ней не было и намека на сентиментальность.

«Она что-то разнюхала, — размышлял он, делая последний поспешный глоток кофе, — судя по всему, она что-то разнюхала!»

Через двадцать минут его маленький двухместный автомобиль подъехал к дому на Брук-стрит, и Бандл, уже ожидавшая его, сбежала вниз по ступенькам. Джимми обычно нельзя было назвать наблюдательным человеком, но и он заметил темные круги у Бандл под глазами, и весь ее вид говорил о том, что легла она не слишком рано прошлой ночью.

— Итак, — произнес он, когда машина отправилась в путь по пригороду, — какими же темными делишками ты занималась?

— Расскажу, — сказала Бандл, — но не перебивай меня, пока я не закончу!

У нее получился довольно длинный рассказ, и Джимми пришлось уделять немало внимания дороге, чтобы не попасть в аварию. Когда Бандл закончила, он вздохнул, затем пристально посмотрел на нее:

— Бандл?

— Да?

— Слушай, ты меня не разыгрываешь?

— Что ты хочешь сказать?

— Прошу прощения, — извинился Джимми, — но у меня такое чувство, что все это я уже слышал, как будто во сне.

— Понимаю, — сказала Бандл с сочувствием.

— Нереально, — сказал Джимми, продолжая думать о своем. — Красивая иностранка — искательница приключений, международная банда, таинственный номер седьмой, которого никто никогда не видел, — я сотни раз читал обо всем этом!

— Конечно. И я тоже. Но почему бы этому не случиться в действительности?

— В самом деле, — согласился Джимми.

— И вообще, романы основываются на правде. Я имею в виду, что, пока что-то не произойдет, люди не могут думать об этом.

— В твоих словах что-то есть, — признал Джимми. — Но все равно трудно избавиться от мысли, что нужно ущипнуть себя, чтобы проснуться.

— Я тоже так себя чувствую.

Джимми глубоко вздохнул:

— Нет, думаю, мы не спим. Смотри: русский, американец, англичанин, возможно, австриец или венгр и леди, которая может быть любой национальности на выбор — русской или польской, — весьма представительная компания!

— И немец, — добавила Бандл, — ты забыл немца.

— О! — медленно произнес Джимми. — Ты думаешь…

— Отсутствующий номер второй — Бауэр, наш лакей. Они говорили о докладе, который не получили, хотя я не представляю себе, что можно докладывать о Чимниз.

— Это может быть как-то связано со смертью Джерри Уэйда, — сказал Джимми. — Что-то мы здесь еще не до конца понимаем. Говоришь, они называли Бауэра по имени?

Бандл кивнула:

— Они обвинили его в том, что он не нашел письмо.

— Яснее ясного. Возражений нет. Ты должна простить мне мою недоверчивость, Бандл, но, знаешь, твой рассказ был слишком невероятен. Ты говоришь, они знают, что я собираюсь в аббатство Вайверн на следующей неделе?

— Да, вот тогда-то американец — это был он, а не русский — и сказал, что не стоит беспокоиться, потому что ты — обыкновенный осел!

— Ага! — сказал Джимми. Он со злостью нажал на акселератор, и машина резко рванулась вперед. — Я очень рад, что ты мне об этом рассказала. Теперь у меня есть, так сказать, личная заинтересованность в деле.

Минуту-другую он помолчал, потом спросил:

— Ты сказала, этого немецкого изобретателя зовут Эберхард?

— Ну и что?

— Подожди-ка, кое-что вспоминаю, Эберхард, Эберхард… да, уверен, так его и звали.

— Расскажи!

— Эберхард была фамилия того парня, который разработал какой-то процесс по переработке стали. Не могу объяснить подробно, у меня нет специальных знаний, но я знаю, что в результате переработки сталь становилась настолько прочной, что проволока не уступала по прочности стальному брусу. Эберхард занимался аэропланами, и идея его была в том, чтобы настолько облегчить их вес, что случилась бы революция в их строительстве, я имею в виду их стоимость. Думаю, он предложил свое изобретение правительству Германии, а оно отказалось от него, найдя какие-то надуманные причины, но сделали они все очень грубо. Он засел за работу и исправил все недостатки, какие они нашли, но был оскорблен их отношением к себе и поклялся, что они не получат его детища. Я всегда думал, что все эти разговоры о нем — сплошная болтовня, но теперь все представляется мне иначе.

— Вот именно! — возбужденно воскликнула Бандл. — Ты наверняка прав, Джимми. Эберхард, должно быть, предложил свое открытие нашему правительству. А они узнали или собираются узнать авторитетное мнение сэра Освальда Кута. В аббатстве состоится неофициальная конференция. Сэр Освальд, Джордж, министр авиации и Эберхард. У Эберхарда будут с собой планы или процесс, или как там ты его называешь…

— Формула, — подсказал Джимми. — Мне кажется, «формула» — подходящее слово.

— У него будет с собой формула, а Семь Циферблатов проберутся туда, чтобы выкрасть ее. Я помню, русский говорил, что она стоит миллионы.

— Думаю, так и есть, — согласился Джимми.

— И вполне стоит нескольких жизней, как сказал кто-то еще.

— Похоже, что ты права, — помрачнел Джимми. — Подумай о чертовом сегодняшнем расследовании. Бандл, ты уверена, что Ронни больше ничего не сказал?

— Нет, — ответила Бандл, — только «Семь Циферблатов… Скажи… Джимми Тесайгер…». Это все, что он смог сказать, бедняга.

— Если бы мы только знали, что знал он! — воскликнул Джимми. — Но мы хоть что-то выяснили наверняка. Я так понимаю, лакей Бауэр, несомненно, ответствен за смерть Джерри. Знаешь, Бандл…

— Что?

— Иногда я слегка волнуюсь. Кто будет следующим? Дело, не подходящее для того, чтобы в него вмешивалась девушка!

Бандл усмехнулась про себя. Она решила, что Джимми понадобилось немало времени, чтобы отнести ее к категории Лорейн Уэйд.

— По-моему, у тебя гораздо больше шансов стать следующим, чем у меня, — улыбнувшись, заметила Бандл.

— Ладно, ладно, — сказал Джимми. — А как насчет нескольких жертв с другой стороны для разнообразия? Сегодня с утра я что-то очень кровожаден. Скажи, Бандл, а ты бы узнала кого-нибудь из них, если бы увидела?

Бандл поколебалась.

— Узнала бы номера пятого, — наконец ответила она. — У него странная манера говорить: какая-то змеиная, сильно шепелявит, уверена, что узнаю его.

— А насчет англичанина?

Бандл покачала головой:

— Его я видела меньше всех, только мельком, и у него самый обычный голос. Кроме того, что он очень крупный мужчина, больше не за что ухватиться.

— Там еще есть женщина, — продолжал Джимми. — С ней должно быть проще. Но, похоже, ты ее не запомнила. Она, наверное, приглашается на обеды к влюбчивым министрам, а потом вытягивает из них государственные тайны, когда они опрокинут пару рюмок. По крайней мере, так поступают в романах. Но на самом деле единственный мой знакомый министр пьет только воду с лимоном.

— Взять, к примеру, Джорджа Ломакса. Можешь ты представить его влюбившимся в заморскую красавицу? — со смехом спросила Бандл.

Джимми согласился с абсурдностью предположения.

— Теперь о таинственном номере седьмом, — продолжал он. — Ни малейшего подозрения, кем бы он мог быть?

— Ни малейшего.

— Опять же — то есть по литературным стандартам — он должен быть кем-то очень хорошо всем знакомым. Как насчет самого Джорджа Ломакса?

Бандл неохотно покачала головой.

— В книге такое было бы совершенством, — согласилась она. — Но я знаю Филина… — И она отдалась внезапному приступу веселья. — Филин — великий уголовный преступник! — выдохнула она, смеясь. — Ну не чудесно ли?

Джимми согласился. Их дальнейшие рассуждения заняли еще некоторое время, и раза два Джимми непроизвольно нажимал на тормоз, замедляя движение. Когда они приехали в Чимниз, оказалось, полковник Мелроуз уже ждет их. Джимми был представлен ему, и все трое они направились на слушание дела.

Как и предполагал полковник Мелроуз, вся процедура оказалась очень простой. Бандл дала свои показания, врач — свои. Были представлены доказательства подобной стрельбы из винтовок по соседству. И было вынесено решение о смерти в результате несчастного случая.

После окончания слушания полковник Мелроуз предложил отвезти Бандл в Чимниз, а Джимми Тесайгер вернулся в Лондон. Несмотря на все его легкомыслие, рассказ Бандл произвел на него глубокое впечатление. Он упрямо сжал зубы.

— Ронни, старина, — пробормотал он, — я займусь этим делом! Жаль, тебя не будет рядом, чтобы принять участие в нем!

И вдруг новая мысль вспыхнула в его сознании. Лорейн! Угрожает ли и ей опасность?.. После минутного колебания он подошел к телефону и позвонил ей.

— Это я, Джимми. Подумалось, ты захочешь узнать о результатах расследования. Смерть признана несчастным случаем.

— О, но ведь…

— Да, я тоже думаю, что тут что-то не так. И сыщик, по-моему, тоже что-то подозревает. Кое-кто старается замять это дело. Послушай, Лорейн…

— Да?

— Послушай, затевается какая-то заварушка. Будь очень осторожна, ладно? Ради меня.

В ее голосе промелькнула нотка тревоги:

— Джимми, ведь это же опасно и для тебя!

Он рассмеялся:

— О, за меня не беспокойся. Я живучий как кошка! Пока, старушка!

Он положил трубку и минуту-другую не двигался, размышляя. Потом вызвал Стивенса:

— Вы можете пойти купить мне пистолет, Стивенс?

— Пистолет, сэр?

Благодаря своей вышколенности Стивенс не выказал и тени удивления.

— Какой тип пистолета вы бы предпочли?

— Такой, у которого нажимаешь пальцем на спуск, и он палит, пока ты палец не снимешь.

— Автоматический, сэр.

— Вот именно, — согласился Джимми. — Автоматический. И я бы хотел, чтобы он был тупорылым, если вы с продавцом знаете, что это значит. В американских романах герой всегда носит в заднем кармане брюк тупорылую автоматическую пушку.

Стивенс позволил себе легко и осторожно улыбнуться.

— Большинство американских господ, которых я знал, сэр, носили кое-что совсем другое в задних карманах брюк, — мягко возразил он.

Джимми Тесайгер рассмеялся.

Глава 16 Прием в аббатстве

В пятницу вечером Бандл приехала в аббатство Вайверн как раз к чаю. Джордж Ломакс встретил ее с подчеркнутым радушием.

— Моя дорогая Эйлин, — говорил он, — у меня просто нет слов, чтобы выразить свою радость от того, что я вижу тебя здесь! Ты должна простить меня за то, что я не пригласил тебя сразу, когда приглашал твоего отца, но, откровенно говоря, мне непросто было предположить, что подобный вечер может привлечь тебя! Я был одновременно и… э… удивлен и… э… польщен, когда леди Катерхэм рассказала мне о твоем… э… интересе к… э… политике.

— Я так хотела приехать! — просто и искренне ответила Бандл.

— Миссис Макатта приедет только следующим поездом, — продолжал говорить Джордж. — Вчера она выступала на собрании в Манчестере. Ты знакома с Тесайгером? Довольно молодой человек, но удивительно сведущ в международной политике! А по внешнему виду и предположить нельзя!

— Я знакома с мистером Тесайгером, — ответила Бандл и обменялась с Джимми церемонным рукопожатием. Разглядывая его, она обратила внимание, что он сделал пробор по середине головы в попытке придать больше серьезности своему лицу.

— Послушай, — торопливо прошептал Джимми, когда Джордж на минуту оставил их одних, — ты не обижайся на меня, но я рассказал обо всем Биллу.

— Биллу? — недовольно воскликнула Бандл.

— В конце концов, — ответил Джимми, — Билл — один из наших друзей. И Ронни был его другом, и Джерри тоже.

— Да, я знаю, — сказала Бандл.

— По-твоему, я зря это сделал? Извини.

— С Биллом все нормально, конечно! Не в том дело, — сказала Бандл. — Просто он, знаешь, невероятный путаник!

— Хочешь сказать, не очень сообразительный? — догадался Джимми. — Но ты забыла одну вещь: у Билла весьма тяжелый кулак. А у меня есть подозрения, что тяжелый кулак нам не помешает!

— Может, ты и прав. Как он это воспринял?

— Схватился за голову, то есть я хочу сказать, мне пришлось потрудиться, чтобы разжевать ему все. Потом я повторил ему свой рассказ односложными словами, и, надеюсь, до него дошло. И естественно, теперь он с нами, как говорится, до гроба.

Внезапно вернулся Джордж.

— Должен представить вас, Эйлин. Познакомьтесь: сэр Стенли Дигби — леди Эйлин Брент. Мистер О’Рурк. — Министр авиации оказался маленьким круглым человечком со счастливой улыбкой. Мистер О’Рурк, высокий молодой человек со смеющимися глазами на типично ирландском лице, с энтузиазмом приветствовал Бандл.

— Убежден, это будет ужасно скучный политический прием, — прошептал он с загадочной улыбкой.

— Тс-с, — ответила Бандл. — Я вся в политике, абсолютно вся!

— С сэром Освальдом и леди Кут ты знакома, — продолжал Джордж.

— Мы почти никогда не встречались, — улыбнулась Бандл.

Мысленно она аплодировала описательным способностям своего отца. Сэр Освальд сжал ее руку, как клещами, и она слегка поморщилась.

Леди Кут после печальных приветствий повернулась к Джимми Тесайгеру, и на ее лице отразилось что-то весьма похожее на удовольствие. Несмотря на его ужасную привычку опаздывать к завтраку, леди Кут была расположена к этому милому розовощекому молодому человеку. Ее привлекала его чистая, свободная натура. Она испытывала материнское желание излечить его от всех дурных привычек и воспитать беззаветным тружеником. А будет ли он таким же привлекательным, если ее воспитание принесет плоды, такой вопрос она себе никогда не задавала. Теперь она начала рассказывать ему об ужасной автомобильной катастрофе, которая произошла с одним из ее друзей.

— Мистер Бейтмен. — Джорджу будто не терпелось заняться чем-нибудь более достойным.

Серьезный бледный молодой человек поклонился.

— Представлю тебя графине Радской, — предложил ему Джордж.

Графиня Радская беседовала с мистером Бейтменом. Откинувшись далеко назад на спинку дивана, очаровательно скрестив ноги, она курила сигарету в чрезвычайно длинном бирюзовом мундштуке.

Бандл подумала, что перед ней одна из красивейших женщин, которых ей приходилось когда-либо видеть. У графини были большие синие глаза, угольно-черные волосы, бархатная кожа, чуть вздернутый славянский нос, подвижное, стройное тело. Ее губы были накрашены до того ярко, что, как была уверена Бандл, в аббатстве Вайверн ничего подобного прежде не видывали.

Бандл с воодушевлением спросила:

— Это миссис Макатта, да?

Стоило Джорджу ответить отрицательно и представить Бандл, как графиня безразлично кивнула и сразу же возобновила прерванную беседу с серьезным мистером Бейтменом.

Бандл услышала голос Джимми у своего уха.

— Орангутанг совершенно очарован милой славянкой, — сказал он. — Трогательно, не правда ли? Пойдем попьем чаю.

Опять они оказались по соседству с сэром Освальдом Кутом.

— Какое замечательное у вас поместье Чимниз, — заметил тот.

— Очень рада, что вам там понравилось, — ответила Бандл.

— Ему нужна новая оросительная система, — добавил сэр Освальд. — Она придаст ему современный вид, знаете ли.

Минуту-другую он размышлял.

— Я покупаю поместье герцога Олтона. Три года. Столько лет я выбирал себе поместье. Вашему отцу не удалось бы продать его, если бы он и захотел, я полагаю.

Бандл затаила дыхание. Ее посетило кошмарное видение Англии с неисчислимыми Кутами в неисчислимых поместьях, как Чимниз, и, разумеется, с совершенными новыми оросительными системами.

Она ощутила внезапное острое чувство обиды, которое, как она понимала, конечно, было нелепым. Все-таки, при сравнении лорда Катерхэма и сэра Освальда Кута, не было сомнения, кто из них разорится. Сэр Освальд был настолько мощной личностью, что затмевал всех, с кем ему приходилось общаться. Он был, как выразился лорд Катерхэм, живым паровозом. И тем не менее, несомненно, во многих отношениях сэр Освальд был просто глуп. Несмотря на все свои специальные знания и необыкновенную мощь, он был абсолютно несведущ во всех остальных вопросах. Сотни прелестей жизни, которыми лорд Катерхэм мог пользоваться и пользовался, были для сэра Освальда книгой за семью печатями.

Размышляя над этим, Бандл продолжала непринужденную беседу. Она услышала, что герр Эберхард уже приехал, но лежит с головной болью. Об этом ей сказал мистер О’Рурк, которому удалось занять место рядом с ней и не оставлять его.

В общем, Бандл отправилась переодеваться в приятном настроении ожидания, к которому примешивался легкий ужас перед скорым приездом миссис Макатты. Бандл чувствовала, что ее общение с миссис Макаттой не будет безоблачным.

Первое потрясение она испытала, когда, одетая в скромное черное кружевное платье, шла через холл. В дверях стоял лакей, по крайней мере человек, одетый лакеем. Но его квадратная, крепкая фигура была плохим подспорьем для затеянного им маскарада. Бандл остановилась и уставилась на него.

— Суперинтендант Баттл! — выдохнула она.

— Он самый, леди Эйлин.

— О, — неуверенно сказала Бандл, — вы здесь для того, чтобы…

— Чтобы присматривать за происходящим.

— Понятно.

— То предупреждающее письмо, помните? — объяснил суперинтендант. — Оно нагнало такого страху на мистера Ломакса! Ничто не могло успокоить его, кроме моего личного присутствия здесь.

— А вам не кажется… — начала Бандл и замолчала. Ей не хотелось говорить суперинтенданту, что его маскировка выглядела не слишком убедительной. Все в его облике говорило о том, что он офицер полиции, и Бандл вряд ли могла представить себе самого беспечного преступника, которого бы этот «лакей» застал врасплох.

— Вы считаете, — вяло спросил суперинтендант, — что меня могут узнать?

— Именно так я и думаю, — призналась Бандл.

То, что при известном воображении можно было принять за улыбку, осветило каменные черты лица суперинтенданта Баттла.

— Дать им узнать меня, а? А почему бы и нет, леди Эйлин?

— Почему бы и нет? — эхом отозвалась Бандл, как ей показалось, довольно глупо.

Суперинтендант Баттл медленно кивал.

— Мы ведь не хотим неприятностей, правда? — спросил он. — Не надо быть слишком активным, нужно просто показать ловкачам, которые могут крутиться здесь, ну, дать им понять, что кое-кто начеку, так сказать.

Бандл смотрела на него в восхищении. Она могла представить, каким разочарованием для заговорщиков явится внезапное появление такой известной личности, как суперинтендант Баттл.

— Большой ошибкой было бы проявлять излишнюю активность, — повторил Баттл. — Главное сегодня — не допустить никаких неприятностей.

Бандл прошла дальше, размышляя, как много из присутствующих гостей узнают, если уже не узнали, детектива из Скотленд-Ярда. Посреди гостиной стоял хмурый Джордж с оранжевым конвертом в руках.

— Чрезвычайно огорчительное известие, — сказал он. — Телеграмма от миссис Макатты о том, что она не сможет присоединиться к нам. Ее дети заболели свинкой.

Сердце Бандл учащенно забилось от облегчения.

— Выражаю тебе свое особое сочувствие по этому поводу, Эйлин, — мягко сказал Джордж. — Я знаю, с каким нетерпением ты хотела познакомиться с ней. И графиня тоже будет глубоко разочарована.

— О, ничего страшного, — ответила Бандл. — Хуже было бы, если бы она приехала и заразила меня свинкой!

— Да, мучительная болезнь, — согласился Джордж. — Но я не думаю, что инфекция может передаваться таким путем. В самом деле, я уверен, что миссис Макатта не рискует заразиться. Она женщина высокопринципиальная и с чувством ответственности за судьбы общества. В дни национальных потрясений мы должны принять во внимание…

И тут Джордж сам оборвал свою едва начавшуюся речь.

— Ну, в другой раз, — сказал он. — К счастью, в твоем деле можно не торопиться. Но вот графиня, увы, всего лишь гостья на наших берегах!

— Она венгерка, да? — спросила Бандл, весьма заинтересованная графиней.

— Да. Ты, несомненно, слышала о Молодой Венгерской партии? Графиня — ее лидер. Очень богатая женщина, рано ставшая вдовой, она посвятила все свое состояние и талант общественной деятельности. Она занимается главным образом проблемами детской смертности, принявшей ужасные масштабы в нынешнем положении Венгрии. Я… А! Вот и герр Эберхард!

Немецкий изобретатель оказался моложе, чем представляла его себе Бандл. Ему было не больше тридцати трех — тридцати четырех лет. Он казался неотесанным и чувствовал себя не в своей тарелке, но тем не менее не производил неприятного впечатления. Его голубые глаза были скорее застенчивыми, чем хитрыми, а причиной его самой ужасной привычки, которую Билл описал как глодание ногтей, являлась, как подумала Бандл, наверняка нервозность, а не что-нибудь еще. На вид он был худым и хилым и выглядел анемичным и болезненным.

Он завел с Бандл довольно неуклюжую беседу на неестественно правильном английском языке, и оба они были рады, когда ее прервал веселый мистер О’Рурк.

Вскоре в зал вломился, другого слова и не придумаешь, Билл и сразу же направился к Бандл. Он выглядел встревоженным и растерянным.

— Привет, Бандл! Слышал, что ты здесь. Был по уши в работе весь этот чертов день, а то я бы увиделся с тобой раньше.

— Обременительны теперь государственные заботы? — с сочувствием спросил О’Рурк.

Билл тяжело вздохнул.

— Сразу и не скажешь, что представляет собой этот парень, — пожаловался он. — Выглядит добродушным коротконогим толстячком. Но Филин совершенно невозможен. Давай, давай, давай! И так с утра до ночи. Что бы ни сделал, все не так, а все, что не сделал, нужно было обязательно сделать!

— Совсем как цитата из молитвенника, — заметил подошедший Джимми.

Билл укоризненно взглянул на него.

— Никто и не подозревает, — жалобно произнес он, — с чем мне приходится мириться!

— Развлекать графиню, например? — предположил Джимми. — Бедный Билл! Какая это, должно быть, пытка для такого женоненавистника, как ты!

— О чем вы? — спросила Бандл.

— После чая, — с ухмылкой объяснил Джимми, — графиня попросила Билла показать ей окрестности.

— Ну я ведь не мог отказаться? — вставил Билл, лицо его в этот момент приняло красно-кирпичный оттенок.

Бандл почувствовала легкое беспокойство. Она знала, и знала слишком хорошо, восприимчивость мистера Уильяма Эверслея к женским чарам. В руках такой женщины, как графиня, Билл станет пластилиновым. И она еще раз задумалась, стоило ли Джимми Тесайгеру посвящать Билла в их тайну.

— Графиня, — продолжал Билл, — очаровательная женщина! И не менее умная. Вы бы видели, как она обходила дом! Какие только вопросы не задавала!

— Какие вопросы? — спросила вдруг Бандл.

— Не знаю, — неопределенно ответил Билл. — О его истории. И о старинной мебели. И… ну какие угодно вопросы!

Тут в комнату величавой походкой вошла графиня. Она выглядела немного запыхавшейся. Она была великолепна в своем облегающем черном бархатном платье. Бандл обратила внимание, как Билла стало мгновенно притягивать поближе к графине. Его примеру последовал и серьезный молодой человек в очках.

— Все, Билл и Орангутанг пропали! — рассмеялся Джимми Тесайгер.

Но Бандл ни в малейшей степени не находила это смешным.

Глава 17 После обеда

Джордж не доверял современным новшествам. В аббатстве не было даже таких удобств, как центральное отопление. В результате, когда дамы собрались в гостиной после обеда, температура в ней далеко не соответствовала их вечерним нарядам. Огонь, пылавший за отполированной до блеска стальной решеткой камина, притягивал как магнит. Три женщины собрались около него.

— Бр-р! — Графиня издала непривычный иностранный звук.

— Дни становятся короче, — сказала леди Кут и плотнее закутала свои обширные плечи в некое цветастое подобие шали.

— Почему, в самом деле, Джордж не сделает нормальное отопление? — спросила Бандл.

— Вы, англичане, никогда не отапливаете свои дома, — заметила графиня.

Она вынула длинный мундштук и закурила.

— Камин такой старомодный! — сказала леди Кут. — Все тепло вылетает в трубу, вместо того чтобы распространяться по комнате.

— Вот как?

Наступила пауза. Графиня настолько явно скучала в такой компании, что продолжать беседу стало трудно.

— Смешно, — нарушила молчание леди Кут, — что дети миссис Макатты могут заболеть свинкой! То есть я не хочу сказать, что заболеть — действительно смешно…

— Что такое свинка? — спросила графиня.

Бандл и леди Кут одновременно бросились объяснять. Наконец совместными усилиями им удалось добиться своего.

— Наверное, и у венгерских детей есть она? — спросила леди Кут.

— Что? — переспросила графиня.

— Венгерские дети. Они болеют ею?

— Я не знаю, — сказала графиня. — Откуда мне знать?

Леди Кут посмотрела на нее с некоторым удивлением:

— Но я думала, что вы занимаетесь…

— А, это! — Графиня выпрямила ноги, вынула мундштук изо рта и стала быстро говорить: — Я расскажу вам о таком кошмаре! О кошмаре, который я лично видела. Неслыханный кошмар! Вы не поверите.

И она была верна своему слову. Она рассказывала быстро, ярко описывая подробности. Невероятные картины голода и нищеты, как живые, проходили перед глазами ее слушательниц. Она рассказала о послевоенном Будапеште и проследила все изменения в нем до настоящего времени. Ее рассказ звучал очень эффектно, но, по мнению Бандл, в то же время сильно смахивал на граммофонную пластинку. Вы ее заводите, и она играет. А скоро закончится и замолчит.

Леди Кут была потрясена до мозга костей — это было очевидно. Она слушала со слегка приоткрытым ртом, а ее большие, печальные, темные глаза не отрывались от графини. Время от времени она вставляла собственные замечания.

— У одной из моих кузин трое детей сгорели заживо! Ну не ужас ли?!

Графиня не обратила на это никакого внимания. Она говорила и говорила и наконец замолчала так же неожиданно, как и начала.

— Вот! — выдохнула она. — Я рассказала вам. У нас есть деньги, но нет организации. Организация — вот что нам нужно!

Леди Кут вздохнула:

— Мой муж всегда говорит, что во всем нужна правильная система. Он относит свой собственный успех полностью на ее счет. Он утверждает, что никогда бы ничего без нее не добился.

Она вздохнула еще раз. Внезапно перед ее мысленным взором возникло мимолетное видение сэра Освальда, ничего не добившегося в жизни. Сэра Освальда, сохранившего все доминирующие отличительные черты того радостного юноши из велосипедной мастерской. И на секунду ей представилось, насколько приятнее была бы ее жизнь, если бы у сэра Освальда не было столь правильной системы.

По вполне понятной мысленной ассоциации она повернулась к Бандл.

— Леди Эйлин, вам нравится ваш старший садовник? — спросила она.

— Макдональд? Ну… — Она заколебалась. — Макдональд не может именно нравиться, — объяснила она извиняющимся тоном. — Но садовник он первоклассный.

— О! Да, я знаю, — согласилась леди Кут.

— Он хорош, если его поставить на место, — добавила Бандл.

— Правильно, — подтвердила леди Кут.

Она завистливо посмотрела на Бандл, которая с такой беспечностью подошла к задаче поставить Макдональда на место.

— Я просто обожаю аристократические сады, — мечтательно заявила графиня.

Бандл озадаченно посмотрела на нее, но тут ее отвлек Джимми Тесайгер, который, войдя в комнату, обратился прямо к ней. Речь его была странно торопливой.

— Извините, не хотели бы вы взглянуть на те гравюры? Они готовы.

Бандл поспешно вышла из комнаты, Джимми шел следом за ней.

— Какие еще гравюры? — спросила она, как только дверь гостиной закрылась за ними.

— Никакие, — ответил Джимми. — Мне нужно было что-нибудь сказать, чтобы вызвать тебя. Пойдем, Билл ждет нас в библиотеке. Там никого нет.

Билл в крайне взволнованном состоянии вышагивал взад и вперед по библиотеке.

— Послушайте, — воскликнул он, — мне это не нравится!

— Что не нравится?

— То, что вы вмешиваетесь! Десять к одному за то, что здесь намечается драка, и тогда…

Он посмотрел на Бандл с какой-то трогательной тревогой, и от его взгляда ей стало тепло и уютно.

— Она должна быть в стороне, правда, Джимми?

— Я и сам ей говорил то же, — сказал Джимми.

— К черту, Бандл! Понимаешь, кто-нибудь ведь может пострадать!

Бандл повернулась к Джимми:

— Ты много ему рассказал?

— Все!

— Я еще сам не во всем разобрался, — признался Билл. — Что ты там делала в «Семи Циферблатах» и все такое. — Он страдальчески посмотрел на нее. — Послушай, Бандл, лучше не надо!

— Что не надо?

— Связываться.

— Почему нет? — спросила Бандл. — Это так интересно!

— Да… Интересно. Но может быть чертовски опасно! Вспомни беднягу Ронни!

— Да, — согласилась Бандл, — если бы не твой друг Ронни, мне бы, я думаю, и не пришлось, как ты говоришь, связываться. Но я уже связалась. И нет ни малейшего смысла больше болтать попусту.

— Я знаю, Бандл, ты самый отчаянный парень на свете, но…

— Хватит делать комплименты! Давайте займемся делом.

К ее облегчению, Билл благосклонно отнесся к этому предложению.

— Вы были правы насчет формулы, — сказал он. — У Эберхарда есть с собой какая-то формула, или даже скорее она у сэра Освальда. Эта штука прошла проверку на его заводах, строго секретно между прочим. Эберхард тоже был с ним там. Сейчас они все в кабинете, что называется, уточняют последние детали.

— Сколько еще здесь собирается пробыть сэр Стенли Дигби? — спросил Джимми.

— Завтра возвращается в город.

— Хм, — произнес Джимми. — Одно тогда вполне ясно. Если, как я предполагаю, сэр Стенли собирается увезти формулу с собой, то заварушка произойдет сегодня ночью.

— Убежден, так и будет.

— Без сомнения! И это очень удачно облегчает нам задачу. Ну а теперь мудрецы должны напрячь все свои мозговые извилины. Давайте обсудим детали. Во-первых, где эта секретная формула будет находиться ночью? У Эберхарда или сэра Освальда Кута?

— Ни у того, ни у другого. Я предполагаю, что вечером ее передадут министру авиации, чтобы он завтра отвез ее в город. В таком случае она будет у О’Рурка. Я уверен.

— Тогда остается последняя возможность. Если мы думаем, что кто-то попытается стащить бумагу, нам придется покараулить сегодня ночью, Билл.

Бандл открыла рот, как будто хотела что-то возразить, но передумала и ничего не сказала.

— Между прочим, — сказал Джимми, — кто там стоит в холле — швейцар из универмага «Хэрродс» или наш старый друг Лестрейд из Скотленд-Ярда?

— Блестяще, Уотсон, — ответил Билл.

— Тогда, — продолжал Джимми, — мы просто отбиваем у него кусок хлеба.

— Ничего не поделаешь, — сказал Билл. — Придется, если мы хотим довести дело до конца.

— Значит, договорились, — сказал Джимми. — Разделим ночь на две вахты?

Опять Бандл открыла рот и опять закрыла его, ничего не сказав.

— Правильно, — согласился Билл. — Кто будет дежурить первым?

— Бросим жребий?

— Можно.

— Хорошо. Вот монета. Орел — ты идешь первым, я — второй. Решка — наоборот.

Билл кивнул. Монета завертелась в воздухе. Джимми нагнулся посмотреть на нее.

— Решка, — сказал он.

— Черт! — воскликнул Билл. — Тебе выпала первая половина и наверняка вся предстоящая забава!

— Кто знает! — возразил Джимми. — Разве можно быть уверенным в преступниках! Во сколько тебя разбудить? В половине четвертого?

— Так, пожалуй, будет на равных.

И теперь наконец заговорила Бандл.

— А как же я? — спросила она.

— Ничего не поделаешь! Пойдешь в постельку и ляжешь спать.

— Да? — сказала Бандл. — Не очень захватывает!

— Кто знает! — ласково повторил Джимми. — Может быть, тебя убьют во сне, а мы с Биллом останемся невредимыми!

— Ну что ж. Есть, конечно, и такая возможность. Знаешь, Джимми, мне совсем не нравится графиня. Я подозреваю ее.

— Глупости! — горячо воскликнул Билл. — Она совершенно вне всяких подозрений!

— Откуда ты знаешь? — возразила Бандл.

— Знаю. Ну, один из ребят в венгерском посольстве поручился за нее.

— А, — сказала Бандл, на мгновение ошеломленная его пылом.

— Все вы, девушки, одинаковые, — проворчал Билл. — Только лишь из-за того, что она потрясающе симпатичная женщина…

Но Бандл была слишком хорошо знакома с этим лживым мужским оправданием.

— Ладно, не пойти ли тебе признаться в доверии прямо в розовую раковину ее ушка? — спросила она. — Иду спать, потому что до смерти окоченела в гостиной и не собираюсь туда возвращаться.

Она вышла из комнаты. Билл взглянул на Джимми.

— Старушка Бандл, — сказал он. — Я боялся, что нам не удастся с ней договориться. Знаешь, как она любит всюду соваться! Мне кажется, она восприняла все просто замечательно!

— И мне тоже, — согласился Джимми, — я просто потрясен.

— У нее есть здравый смысл. Она понимает, когда спорить абсолютно бесполезно. Слушай, нам не нужно вооружиться? Так ведь обычно делают, когда собираются участвовать в подобных фокусах!

— У меня есть тупорылый автоматический, — ответил Джимми со скромной гордостью. — Он весит несколько фунтов и выглядит чертовски убийственно. Я одолжу его тебе, когда придет твоя очередь.

Билл посмотрел на него с уважением и завистью.

— Почему ты заранее позаботился о нем? — спросил он.

— Не знаю, — беззаботно ответил Джимми. — Просто пришло в голову.

— Надеюсь, мы не пристрелим кого-нибудь по ошибке! — сказал Билл с некоторым беспокойством.

— Было бы несчастьем, — мрачно согласился мистер Тесайгер.

Глава 18 Приключения Джимми

В этом месте наше повествование нужно разделить на три отдельные и различные части. Ночь оказалась богатой на события, и каждый из трех вовлеченных в них действующих лиц наблюдал их со своей собственной точки зрения.

Мы начнем с этого приятного и обаятельного молодого человека, мистера Джимми Тесайгера, в тот момент, когда он обменялся наконец последними пожеланиями доброй ночи со своим товарищем-заговорщиком Биллом Эверслеем.

— Не забудь, — напомнил Билл. — В три часа. Конечно, если ты еще будешь жив, — ласково добавил он.

— Может быть, я и осел, — зло сказал Джимми, вспомнив чье-то мнение о себе, которое передала ему Бандл, — но я далеко не такой осел, каким выгляжу!

— То же самое ты говорил о Джерри Уэйде, — медленно сказал Билл. — Помнишь? И в ту самую ночь он…

— Заткнись, чертов идиот! — закричал Джимми. — У тебя что, совсем нет чувства такта?

— Конечно, у меня есть чувство такта, — возразил Билл. — Я подающий большие надежды дипломат, а у всех дипломатов есть чувство такта!

— А, — сказал Джимми. — Ну, тогда ты находишься еще в — как бы получше выразиться? — зачаточном состоянии.

— Не идет из головы Бандл, — внезапно вернулся Билл к прежней теме. — Я был совершенно уверен, что с ней будет, ну, трудно договориться. Бандл умнеет. Она умнеет прямо на глазах.

— Про то же сказал и твой шеф, — подтвердил Джимми. — Он сказал, что был приятно удивлен.

— Мне самому казалось, что Бандл хватила через край, — сказал Билл. — Но Филин такой осел, что купится на что угодно. Ну, ладно. Спокойной ночи. Боюсь, тебе придется попотеть, чтобы разбудить меня, когда придет время, но ты уж не отступай!

— Много добра не будет, если ты соберешься последовать примеру Джерри Уэйда, — злобно сказал Джимми.

Билл укоризненно посмотрел на него.

— Какого черта ты портишь человеку настроение перед сном? — воскликнул он.

— Просто дал тебе сдачи, — ответил Джимми. — Давай проваливай!

Но Билл не торопился уходить. Он продолжал стоять, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

— Послушай… — сказал он.

— Ну?

— Что я хочу сказать? С тобой ведь все будет в порядке, правда? Все это, конечно, шутки, но стоит мне подумать о бедняге Джерри… и о бедняге Ронни…

Джимми с раздражением взглянул на него. Билл был одним из тех, кто, несомненно, хочет сделать как можно лучше, но результат всех их усилий никак нельзя назвать положительным.

— Понятно, — заметил он, — мне придется показать тебе свой «леопольд».

Он сунул руку в карман своего темно-синего костюма, в который только что переоделся, и, вынув оттуда пистолет, показал его Биллу.

— Самый настоящий тупорылый автоматический, — заявил он со скромной гордостью.

— Да ты что! — воскликнул Билл. — Правда?

Пистолет явно произвел на него впечатление.

— Стивенс, мой человек, достал его для меня. В розыске не находится и работает как часы. Нажимаешь на спуск, и «леопольд» делает все остальное!

— Слушай, Джимми!

— Да?

— Будь осторожней, ладно? Не разряди его случайно в кого-нибудь! Чертовски неприятно получится, если ты застрелишь старого Дигби, разгуливающего во сне!

— Ладно, — сказал Джимми. — Конечно, я хотел бы выжать максимум из «леопольда», раз уж я купил его, но, так и быть, постараюсь сдерживать свои кровожадные инстинкты, сколько будет возможно.

— Спокойной ночи, — сказал Билл в четырнадцатый раз и после этого действительно удалился.

Джимми остался один и приступил к дежурству.

Сэр Стенли Дигби занимал комнату в самом конце западного крыла. С одной стороны к ней примыкала ванная, с другой — дверь вела в смежную маленькую комнату, где жил мистер Теренс О’Рурк. Двери всех трех комнат выходили в короткий коридор. Задача наблюдателя была простой. Со стула, поставленного незаметно в тени дубового шкафа, как раз в том месте, где коридор соединялся с главной галереей, открывалось обширное поле зрения. В западное крыло не было другого пути, и кто бы ни входил или ни выходил из него, непременно был бы замечен. К тому же в коридоре горела одна лампочка.

Джимми устроился в засаде поудобнее, закинул ногу на ногу и стал ждать. На его коленях в боевой готовности лежал «леопольд».

Он взглянул на часы. Было сорок минут первого, ровно час с тех пор, как прислуга отправилась отдыхать. Ни один звук не нарушал тишину, за исключением тикающих где-то часов.

Эти звуки воскрешали в памяти Джимми воспоминания о прошлом. Джеральд Уйэд… и семь тикающих часов на каминной полке. Чья рука расставила их там и зачем? Его передернуло.

От этого ожидания мурашки бежали по коже. Его не удивляло, что во время спиритических сеансов происходят всякие чудеса. Сидя во мраке, нетрудно перепугаться от самого малейшего звука. Голову его заполнили тревожные мысли.

Ронни Деврё! Ронни Деврё и Джерри Уэйд! Оба молодые, оба полные жизни и энергии, обыкновенные веселые здоровые ребята. А теперь? Что с ними стало? Где они теперь? В сырой земле… черви копошатся в них… Ух! И почему он не может избавиться от этих кошмарных мыслей?!

Он опять посмотрел на часы. Всего лишь двадцать минут второго. Как ползет время!

Удивительная девушка Бандл! Представить только, сколько же нужно иметь нервов и мужества, чтобы пробраться в самое логово «Семи Циферблатов»! Почему у него не хватило выдержки и сообразительности подумать об этом первым? Но все ведь оказалось настолько невероятным!

Номер седьмой. Кем, черт побери, может быть этот номер седьмой? Может, он и сейчас в доме? Переодетый слугой. Конечно, он не может быть одним из гостей. Нет, это невозможно. Хотя, впрочем, все выглядит невозможным. Если бы он не верил в то, что Бандл сказала чистую правду… Да, тогда бы он подумал, что все это она выдумала.

Он зевнул. Странное состояние — он хочет спать и в то же время находится в напряжении. Он посмотрел на часы. Без десяти два.

Время шло.

И вдруг он затаил дыхание и весь подался вперед, прислушиваясь. Ему показалось, что он что-то услышал.

Проходили минуты… И вот опять! Скрип доски. Но он донесся откуда-то снизу. И опять! Тихий, зловещий скрип. Кто-то крался по дому! Джимми бесшумно вскочил на ноги. Не нарушая тишины, он пробрался к лестнице. Все казалось совершенно спокойным. Но он тем не менее был абсолютно уверен, что действительно слышал этот крадущийся звук. Ему не почудилось.

Очень тихо и осторожно он стал спускаться вниз по лестнице, крепко сжимая в правой руке свой «леопольд». В большом зале стояла полная тишина. Если он не ошибся в своем предположении, что приглушенный звук раздавался прямо под ним, значит, он доносился из библиотеки.

Джимми тихо подкрался к ее двери, прислушался, но ничего не услышал. Тогда он рывком распахнул дверь и включил свет.

Ничего! Большая комната была залита светом, но она была пуста.

Джимми нахмурился.

— Я готов поклясться… — вслух произнес он, обращаясь к самому себе.

Библиотека располагалась в просторной комнате с тремя окнами, выходящими на террасу. Джимми пересек комнату. Среднее окно было не заперто.

Он открыл его и, выйдя на террасу, оглядел ее из конца в конец. Ничего!

— Вроде бы все в порядке, — пробормотал он. — И все же…

Некоторое время он постоял в задумчивости. Потом шагнул назад в библиотеку. Подойдя к двери, он запер ее и опустил ключ в карман. Затем выключил свет. Минуту он стоял прислушиваясь. Тихо вернулся к раскрытому окну и остановился там, держа «леопольд» наготове.

Услышал ли он опять легкий шорох шагов по террасе? Нет, показалось. Он покрепче сжал «леопольд» и весь обратился в слух.

Где-то вдали часы пробили два раза.

Глава 19 Приключения Бандл

Бандл Брент была находчивой девушкой. Она обладала также и ярким воображением. Она предвидела, что Билл или Джимми станут возражать против ее участия в полных опасностей событиях ночи. Не будучи любительницей тратить время на споры, Бандл построила свои собственные планы и сделала все необходимые для их выполнения приготовления. Выглянув из окна своей спальни незадолго до обеда, она испытала глубокое удовлетворение. Мрачные стены аббатства были обильно увиты плющом, и плющ этот выглядел особенно крепким и надежным, что облегчало при ее физических возможностях выход из спальни не через дверь — спуск через окно.

Бандл не собиралась критиковать приготовления Билла и Джимми. Но, по ее мнению, ими не все принято во внимание. Короче говоря, в то время как Джимми и Билл сосредоточились на внутренних помещениях аббатства, она решила обратить самое пристальное внимание на то, что снаружи.

Избранная роль кроткой, покорной овечки бесконечно забавляла ее, хотя она и удивлялась с легким презрением, как просто двое мужчин дали себя провести. Билл, конечно, никогда не выделялся блистательным умом, но, с другой стороны, он знал или должен был знать, кто такая Бандл. И Джимми Тесайгеру, пусть даже недавно познакомившемуся с ней, следовало бы знать, что не так уж легко и просто от нее избавиться.

Оказавшись одна в своей комнате, Бандл поспешно принялась за работу. Сначала она сбросила с себя вечернее платье и всякую мелочь, которая была под ним надета, и занялась переодеванием. Бандл приехала без служанки и сама укладывала свой багаж. Служанку, будь она тут, могло бы озадачить, зачем ее хозяйке брать с собой бриджи для верховой езды, если больше никакого жокейского снаряжения не взято?

Облаченная в бриджи, туфли на каучуковой подошве и пуловер темных тонов, Бандл была готова лезть в драку. Она взглянула на часы. Было только половина первого. Пока еще слишком рано. Всем гостям и слугам нужно дать какое-то время, чтобы улечься спать. Половина второго — таким был час, определенный для начала операции.

Бандл выключила свет и присела в ожидании у окна. Точно в назначенное время она встала, подняла кверху оконную раму и перебросила ногу через подоконник. Ночь была чудесная, холодная и тихая. Ярко горели звезды, но луны не было.

Спуститься было простым делом. Бандл и ее две сестры провели все свое детство без присмотра в парке Чимниз и умели лазать как кошки.

Бандл приземлилась на клумбу, слегка запыхавшаяся, но совершенно невредимая. Минуту она оставалась неподвижной, воспроизводя в уме свои планы. Ей известно, что комнаты, занимаемые министром авиации и его секретарем, находятся в западном крыле здания. Эта часть аббатства была противоположной той, где Бандл сейчас находилась. Терраса огибала здание с южной и западной стороны, неожиданно упираясь в забор, огораживающий фруктовый сад.

Бандл сошла с клумбы и повернула за угол к началу террасы с южной стороны. Бесшумно пробиралась, стараясь держаться в тени здания. Но как только второй угол остался позади, ей пришлось остановиться как вкопанной — перед ней появился мужчина, у которого были явные намерения преградить ей путь.

В следующее мгновение она узнала его:

— Суперинтендант Баттл! И напугали же вы меня!

— Иначе зачем бы мне торчать здесь, — мягко ответил суперинтендант.

Бандл взглянула на него. И опять ее поразило, в который уже раз, что он практически не прибегает ни к каким уловкам, чтобы скрыть свои намерения. Суперинтендант в темноте казался еще более крупным, массивным и очень заметным. Можно сказать, очень английским. Но в одном она была абсолютно уверена: он не был дураком.

— В самом деле, зачем? — спросила Бандл, причем спросила шепотом, чтобы не мог услышать никто другой и не обнаружить их.

— Поглядываю, — ответил Баттл, — чтобы никто, кому не полагается, не бродил здесь.

— О, — растерялась Бандл.

— Вы, леди Эйлин, например. Не уверен, что вы обычно прогуливаетесь в этот час.

— Вы хотите сказать, что мне надо бы вернуться обратно?

Суперинтендант одобрительно кивнул:

— Вы очень сообразительны, леди Эйлин. Это именно то, что я хотел сказать. Вы вышли в… э… дверь или окно?

— В окно. Нет ничего проще, чем лазать по плющу.

Суперинтендант Баттл окинул стены задумчивым взглядом.

— Да, — согласился он, — так оно и есть.

— Вы впрямь хотите, чтобы я вернулась? — повторила Бандл. — Меня просто тошнит от этой мысли! Я хотела пройти на западную сторону террасы.

— Возможно, вы не единственная, кто этого хочет, — возразил Баттл.

— Но никто не пройдет мимо, не заметив вас! — язвительно сказала Бандл.

Замечание, казалось, доставило суперинтенданту удовольствие.

— Надеюсь, — ответил он. — Никаких неприятностей — вот мой девиз. Прошу прощения, леди Эйлин, но мне кажется, сейчас самое время вам вернуться в постель.

Твердость его тона говорила о бесполезности вступать в пререкания. Весьма удрученная, Бандл повернула назад. Половина ведущего к окну плюща была уже преодолена, когда внезапная мысль осенила ее, и она чуть не упала на землю, от неожиданности ослабив хватку.

Вдруг суперинтендант Баттл подозревает ее?!

Что-то было, да, несомненно, что-то было в его поведении такое, что смутно указывало на догадку. Бандл не могла сдержать смеха, перелезая через подоконник своей спальни. Представить только, что могло взбрести в голову суперинтенданту!

Хотя Бандл и выполнила приказание Баттла вернуться в свою комнату, но отнюдь не намеревалась ложиться спать. Не думалось ей, чтобы и Баттл рассчитывал на то же самое. Это был не тот человек, который верил в невероятное. При всем том оставаться бездеятельной в то время, когда рядом, возможно, происходит что-то опасное и волнующее, было для Бандл совершенно невозможно.

Она взглянула на часы. Без десяти два. После небольшого колебания осторожно открыла дверь. Ни звука. Тихо и мирно. Бесшумно крадясь по коридору, она услышала скрип половой доски и замерла. Но, решив, что ей показалось, двинулась дальше. Достигнув угла, где пересекались главный коридор и коридор западного крыла, Бандл осторожно выглянула. И замерла в немом изумлении.

Наблюдательный пост был пуст. Джимми Тесайгера не было.

Бандл стояла как громом пораженная. Что случилось? Почему Джимми оставил свой пост?

Она услышала, как часы пробили два, однако все еще стояла на месте, размышляя, что делать дальше. Вдруг сердце в груди у нее подпрыгнуло, а потом, казалось, остановилось.

Ручка двери комнаты Теренса О’Рурка медленно поворачивалась!

Бандл смотрела на нее как загипнотизированная. Но дверь не открылась. Вместо этого ручка так же медленно вернулась в прежнее положение. Что бы это значило?

Внезапно Бандл приняла решение: Джимми по какой-то неизвестной причине оставил свой пост, ей нужно увидеть Билла.

Быстро и бесшумно она побежала назад и бесцеремонно ворвалась в комнату Билла:

— Билл, проснись! Ну пожалуйста, проснись!

Она продолжала звать настойчивым громким шепотом, но ответа не было.

— Билл!

В нетерпении она зажгла свет и замерла, ошеломленная.

Комната была пуста, а постель даже не смята.

Где тогда Билл?

И тут осознала — перед ней комната не Билла! Элегантный пеньюар, переброшенный через спинку стула, женские безделушки на туалетном столике, черное бархатное вечернее платье, небрежно брошенное на стул…

Конечно, в спешке Бандл ошиблась дверью. Это была комната графини Радской.

Где же сама графиня?

И именно в тот момент, когда Бандл задавала себе этот вопрос, тишина ночи была внезапно нарушена, причем нарушена самым решительным образом.

Шум доносился снизу. В мгновение ока Бандл выскочила из комнаты графини и понеслась вниз по лестнице. Звуки раздавались в библиотеке — страшный грохот переворачиваемых стульев.

Тщетно рвалась Бандл в дверь библиотеки. Та была заперта. Но ясно слышался шум борьбы — учащенное дыхание, шарканье ног, ругань мужских голосов и время от времени грохот каких-то легких предметов мебели, попадавших, видимо, под руку дерущимся.

Зловеще и отчетливо, окончательно разрывая мирную тишину ночи, прогремели два быстро следующих один за другим выстрела.

Глава 20 Приключения Лорейн

Лорейн Уэйд села в кровати и включила свет. Было ровно без десяти час. Она рано легла спать — в половине десятого. Ей, обладавшей удивительной способностью просыпаться в необходимое время, вполне хватало для отдыха нескольких часов освежающего сна.

Обе собаки спали в ее комнате, и одна из них, подняв голову, вопросительно взглянула на хозяйку.

— Спокойно, Ларчер, — сказала Лорейн, и большое животное послушно положило голову на лапы, поглядывая из-под мохнатых ресниц.

Бандл однажды посетили сомнения в кротости Лорейн Уэйд, но краткий миг подозрений быстро прошел. Лорейн всегда казалась такой исключительно благоразумной, такой стремящейся ни во что не вмешиваться!

И тем не менее, изучая лицо Лорейн, можно было обнаружить силу воли в ее маленьком, решительном подбородке и твердость в плотно сжатых губах.

Лорейн встала, оделась в твидовый пиджак и юбку. В один из карманов пиджака положила электрический фонарик. Потом открыла ящик ночного столика и вынула оттуда маленький пистолет с рукояткой из слоновой кости, напоминавший по внешнему виду игрушку. Лорейн купила его накануне в универмаге «Хэрродс» и была им очень довольна.

В последний раз она окинула взглядом комнату, проверяя, не забыла ли чего, и тут большая собака поднялась на ноги, смотря на нее просящими глазами и помахивая хвостом.

Лорейн покачала головой:

— Нет, Ларчер. Нельзя. Хозяйка не может взять тебя с собой. Оставайся на месте и будь хорошим мальчиком!

Лорейн коснулась губами головы собаки, и та вернулась на подстилку.

Бесшумно выскользнув из комнаты через боковую дверь, Лорейн подошла к гаражу, где в полной готовности находился небольшой двухместный автомобиль. Прямо перед домом был плавный спуск, и машина бесшумно покатилась по нему, что дало возможность не заводить мотор, пока расстояние от дома не оказалось значительным. Взглянув на часы, она надавила ногой на педаль газа.

Интересующее ее место было предусмотрительно осмотрено заранее. В заборе была дыра, через которую легко проникнуть внутрь. Несколькими минутами позже, слегка запыхавшаяся, Лорейн стояла уже на территории аббатства Вайверн и бесшумно, насколько возможно, стала подкрадываться к древним, увитым плющом стенам здания.

Вдалеке часы пробили два. Когда Лорейн оказалась около террасы, сердце забилось чаще. Рядом ни малейшего признака живого существа. Все спокойно. Она подобралась к террасе и остановилась, оглядываясь.

Неожиданно какой-то предмет шлепнулся сверху, упав прямо у ее ног. Лорейн наклонилась, чтобы поднять его. Пакет, обернутый в коричневую бумагу! Держа его в руке, Лорейн взглянула вверх.

Прямо над ее головой находилось раскрытое окно, из которого торчала чья-то высунувшаяся нога. В следующее мгновение показался человек, быстро спускавшийся по плющу.

Лорейн не стала ждать дальше — пустилась наутек, сжимая пакет в руке. Сзади раздался шум борьбы. Хриплый голос воскликнул: «Пусти!» — и другой, который она хорошо знала: «Ну уж нет! Ах так…»

Лорейн продолжала бежать — безрассудно, как будто охваченная паникой, — и только завернула за угол, как влетела в руки большого крепкого мужчины.

— Спокойно, — мягко проворковал суперинтендант Баттл.

Лорейн с трудом заговорила:

— Быстрее, быстрее! Они убьют друг друга! Пожалуйста, поторопитесь!

Раздался резкий щелчок револьверного выстрела, и сразу за ним — еще один.

Суперинтендант Баттл бросился бежать. Лорейн следом. Опять за угол террасы и вдоль по ней к окну библиотеки. Окно было распахнуто.

Баттл пригнулся и включил фонарик. Лорейн сзади выглядывала из-за плеча и испуганно всхлипывала.

У самого окна лежал Джимми Тесайгер. Его правая рука свешивалась в неестественном положении и была в крови.

Лорейн резко вскрикнула.

— Его убили! — зарыдала она. — О, Джимми! Джимми! Его убили!

— Тише, — успокаивал ее суперинтендант Баттл. — Не волнуйтесь так! Молодой джентльмен не убит. Постарайтесь найти выключатель и зажгите свет!

Лорейн повиновалась. Спотыкаясь, она пересекла комнату, обнаружила выключатель около двери и нажала на него. Комната наполнилась светом. Суперинтендант Баттл вздохнул с облегчением:

— Все в порядке! Его только ранили в правую руку. Он в обмороке от потери крови. Идите сюда, помогите мне!

Раздался громкий стук в дверь. Были слышны голоса: просящие, уговаривающие, требующие.

Лорейн в нерешительности посмотрела на дверь:

— Может, мне…

— Не спешите, — остановил ее Баттл. — Сейчас мы их впустим. Пока лучше помогите мне.

Лорейн покорно подошла к нему. Суперинтендант достал большой чистый носовой платок и стал аккуратно перевязывать им руку раненому. Лорейн помогала ему.

— С ним все будет в порядке, — сказал суперинтендант. — Не волнуйтесь. На молодых ребятах все как на собаках заживает. И даже не от потери крови он в обмороке. Он, должно быть, ударился головой о пол, когда упал.

Стук в дверь снаружи громче и настойчивее. Громко и отчетливо раздался высокий от ярости голос Джорджа Ломакса:

— Кто там? Немедленно откройте дверь!

Суперинтендант Баттл вздохнул.

— Боюсь, придется открыть, — сказал он. — А жаль.

Он окинул взглядом комнату, увидел лежащий рядом с Джимми пистолет, осторожно поднял его и внимательно осмотрел. Затем проворчал что-то и положил пистолет на стол. Лишь после этого подошел к двери и отпер.

В комнату буквально ввалились несколько человек. И каждый из них что-то говорил. Джордж Ломакс выкрикивал, захлебываясь от возбуждения, слова, спотыкаясь и запинаясь на каждом:

— Что… что… что это значит?! А, суперинтендант! Что случилось?! Я спрашиваю: что… что… здесь произошло?!

— Что… что… здесь произошло?!

Билл Эверслей воскликнул:

— О боже! Старина Джимми! — и уставился на распростертое на полу тело.

Леди Кут, одетая в ослепительный фиолетовый халат, выкрикнула:

— Бедный мальчик! — и, промчавшись мимо суперинтенданта Баттла, наклонилась и приняла материнскую позу над повергнутым Джимми.

Бандл сказала:

— Лорейн!

Герр Эберхард сказал:

— Готт им химмель! — и другие подобающе слова.

Сэр Стенли Дигби сказал:

— Господи, что это такое?

— Посмотрите на эту кровь! — завизжала горничная в возбуждении.

Лакей воскликнул:

— Боже!

Дворецкий со значительно большей смелостью в поведении, чем это было заметно несколькими минутами раньше, замахал руками на младших слуг и сказал:

— Ладно, ладно, хватит, идите!

Рассудительный мистер Руперт Бейтмен спросил у Джорджа:

— Не следует ли нам отослать всех этих людей, сэр?

И только потом все замолчали, чтобы перевести дух.

— Невероятно! — воскликнул Джордж Ломакс. — Баттл, что произошло?

Баттл глянул на него, и обычный осторожный характер, присущий Джорджу Ломаксу, взял верх.

— Так, — выдохнул он, направляясь к двери, — все расходятся по комнатам, прошу вас. Тут произошел… э…

— Небольшой несчастный случай, — подсказал суперинтендант Баттл.

— А… э… несчастный случай. Я буду много обязан вам, если вы все разойдетесь по комнатам.

Но никто явно не спешил выполнять его просьбу.

— Леди Кут, прошу вас.

— Бедный мальчик!.. — повторила леди Кут с материнскими интонациями.

С огромной неохотой она поднялась с колен. И как только сделала это, Джимми зашевелился и сел.

— Привет! — произнес он заплетающимся языком. — Что случилось?

Минуту-другую он растерянно оглядывался вокруг себя, затем взор его сделался осмысленным.

— Вы поймали его? — с жаром спросил он.

— Кого?

— Этого человека. Он спустился вниз по плющу. А я стоял здесь у окна. Схватил его, и уж мы побарахтались!..

— Ах, эти ужасные, отвратительные домушники! — возмущенно воскликнула леди Кут. — Бедный мальчик!

Джимми посмотрел по сторонам:

— Да… боюсь… э… мы покрушили тут кое-что! Парень был силен как бык, и нам с ним пришлось повальсировать по всей комнате!

Состояние библиотеки находилось в полном согласии с его утверждением. Все легкое и ломкое в радиусе двадцати футов, что можно было сломать, было сломано.

— Что случилось потом?

Джимми оглядывался в поисках чего-то:

— Где «леопольд»? Гордость тупорылых автоматических?

Баттл указал на стол, где лежал пистолет:

— Ваш, мистер Тесайгер?

— Точно. Это малыш «леопольд». Сколько было сделано выстрелов?

— Один.

Джимми огорченно скривился.

— Я разочарован в «леопольде», — пробормотал он. — Наверное, я неправильно нажал на спуск, а то бы он не перестал палить.

— Кто выстрелил первым?

— Боюсь, что я, — ответил Джимми. — Понимаете, этот человек вдруг вырвался у меня из рук. Я увидел, как он метнулся к окну. Мне ничего не оставалось, как выхватить «леопольд» и нажать на спуск. Тогда бандит развернулся в окне и выстрелил в меня… ну… тогда, думаю, я и был нокаутирован.

Он уныло потер ладонью лоб.

Внезапно встревожился сэр Стенли Дигби:

— Спускался вниз по плющу, вы сказали? Господи, Ломакс, неужели они украли ее?

Он выскочил из комнаты. По какой-то непонятной причине никто не вымолвил ни слова, пока он отсутствовал. Через несколько минут сэр Стенли вернулся. Его круглое, упитанное лицо было смертельно-белым.

— Господи, Баттл, — проговорил он, — ее украли! О’Рурк спит как убитый, со снотворным наверное. Я не могу добудиться его. А бумаги исчезли!

Глава 21 Возвращение формулы

— Дер либе готт! — свистящим шепотом произнес герр Эберхард.

Его лицо стало белым как мел.

На лице Джорджа, когда он повернул его к Баттлу, был написан горделивый упрек.

— Это правда, Баттл? Все меры предосторожности были возложены на вас!

Железная выдержка суперинтенданта проявилась в полной мере. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Даже самые лучшие из нас иногда терпят поражения, сэр, — тихо сказал он.

— Вы хотите сказать… Вы действительно хотите сказать… что документы пропали?!

Но, к всеобщему великому удивлению, суперинтендант Баттл покачал головой:

— Нет-нет, мистер Ломакс, все не так плохо, как вы думаете. Все в порядке. Но в этом нет моей заслуги. Вы должны благодарить вот эту молодую леди.

Он указал на Лорейн, которая в удивлении уставилась на него. Баттл шагнул к ней и вежливо взял коричневый бумажный пакет, который та все время продолжала автоматически сжимать в руках.

— Думаю, мистер Ломакс, — сказал он, — здесь вы найдете все, что вас интересует.

Сэр Стенли Дигби, опередив Джорджа, выхватил пакет, вскрыл его и стал жадно изучать его содержимое. Он издал возглас облегчения и вытер со лба пот. Герр Эберхард, чуть не свихнувшись от радости, прижал его к груди, что-то быстро выкрикивая по-немецки.

Сэр Стенли повернулся к Лорейн и энергично затряс ее руку.

— Моя дорогая юная леди, — сказал он. — Мы бесконечно признательны вам! Заверяю вас!

— Да, действительно, — подтвердил Джордж. — Хотя я… э…

Он замолчал, в некоторой растерянности разглядывая молодую девушку, которая была ему абсолютно незнакома. Лорейн умоляюще посмотрела на Джимми, и он пришел ей на помощь.

— Э… это мисс Уэйд, — сказал Джимми. — Сестра Джеральда Уэйда.

— Вот как! — сказал Джордж, продолжая трясти ее руку. — Моя дорогая мисс Уэйд, я должен выразить вам свою глубочайшую благодарность за то, что вы сделали. Должен признаться, что не совсем понимаю…

Он вежливо замолчал, и четверо присутствующих почувствовали, что объяснения будут сопряжены с определенными трудностями. На выручку пришел суперинтендант Баттл.

— Может быть, мы не станем сейчас разбираться с этим, сэр? — тактично предложил он.

Рассудительный мистер Бейтмен еще дальше отклонился от темы.

— Не стоит ли сейчас кому-нибудь взглянуть на мистера О’Рурка? Вам не кажется, сэр, что нужно послать за доктором?

— Разумеется, — сказал Джордж. — Разумеется. Чрезвычайно невнимательно с моей стороны было не подумать об этом раньше. — Он посмотрел на Билла: — Вызовите по телефону доктора Картрайта. Пусть приедет. Намекните ему, если сможете, что… э… нужно соблюдать осторожность.

Билл отправился выполнять поручение.

— Я пойду с вами, Дигби, — сказал Джордж. — Может быть, что-нибудь нужно будет сделать, принять какие-нибудь меры до приезда доктора.

Он беспомощно посмотрел на Руперта Бейтмена. Только Орангутанг мог взять на себя контроль над ситуацией.

— Мне пойти с вами, сэр?

Джордж с радостью принял предложение. Это человек, чувствовал он, на которого можно положиться. Он испытывал то ощущение полной веры в способности мистера Бейтмена, которое было знакомо всем, кто сталкивался с этим выдающимся молодым человеком.

Трое мужчин вместе вышли из комнаты. Леди Кут, бормоча себе под нос глубоким, низким голосом: «Бедный юноша. Может быть, я что-нибудь смогу сделать…» — поспешила за ними.

— Сколько материнского чувства в этой женщине, — задумчиво проговорил суперинтендант. — Интересно…

Три пары глаз вопросительно взглянули на него.

— Интересно, — медленно повторил суперинтендант Баттл, — где может быть сэр Освальд Кут?

— Ох, — выдохнула Лорейн, — вы думаете, его убили?

Баттл укоризненно покачал головой.

— Не нужно устраивать мелодрам, — сказал он. — Я скорее думаю…

И замолчал, наклонил голову набок и прислушался, подняв свою большую руку в призыве соблюдать тишину.

В следующий момент все услышали, что его острый слух уловил первым, — звук шагов на террасе снаружи. Он раздавался четко и ясно, идущий и не пытался ступать тише. Через мгновение оконный проем закрыла громоздкая фигура, обладатель которой стоял, рассматривая их. Чувствовалось, что он владел ситуацией.

Сэр Освальд, а это был он, медленно переводил взгляд с одного лица на другое. Его пронзительные глаза вникали в детали. Джимми с небрежно перевязанной рукой. Бандл в каком-то ненормальном наряде. Лорейн, абсолютно ему незнакомая. Наконец его взгляд остановился на суперинтенданте Баттле.

Сэр Освальд спросил резко и решительно:

— Что здесь произошло, офицер?

— Попытка ограбления, сэр!

— Только попытка?

— Благодаря этой молодой леди, мисс Уэйд, грабителям не удалось совершить задуманное.

— Ага! — воскликнул сэр Освальд, закончив осмотр комнаты. — Что вы скажете на это, офицер?

Он вынул маленький «маузер», осторожно держа его за кончик ствола.

— Где вы нашли его, сэр Освальд?

— На лужайке. Полагаю, его выбросил один из грабителей, спасаясь бегством. Я держал «маузер» аккуратно, так как думал, вы захотите проверить на нем отпечатки пальцев.

— Вы ни о чем не забываете, сэр Освальд, — заметил Баттл.

Он взял пистолет, соблюдая соответствующую осторожность, и положил его на стол рядом с «кольтом» Джимми.

— Теперь, если вы позволите, — потребовал сэр Освальд, — я хотел бы в подробностях услышать, что произошло.

Суперинтендант Баттл сделал краткое резюме событий ночи. Сэр Освальд задумчиво нахмурился.

— Понял, — резко сказал он. — После того как грабитель ранил и, таким образом, вывел из строя мистера Тесайгера, он пустился наутек и убежал, выбросив по пути пистолет. Чего я не могу понять — это почему никто не преследовал его.

— Пока мы не услышали рассказ мистера Тесайгера, мы не знали, что есть кто-то, кого нужно преследовать, — сухо заметил суперинтендант Баттл.

— И вы не… э… даже не заметили его, как он удирал, когда завернули за угол?

— Нет, я опоздал секунд на сорок. Луны нет, и побег стал совершенно невидимым, стоило бегущему только сбежать с террасы в сторону. Он, наверное, спрыгнул с нее, как только выстрелил.

— Хм, — хмыкнул сэр Освальд, — я все же думаю, что следует организовать поиски. Нужно было поставить еще кого-нибудь на караул…

— На территории находятся трое моих людей, — тихо ответил суперинтендант.

— О! — Сэр Освальд, казалось, несколько растерялся.

— Им поручено задержать и арестовать любого, кто попытается выбраться с территории.

— И тем не менее они не сделали этого?

— И тем не менее они не сделали этого, — мрачно согласился Баттл.

Сэр Освальд глянул на него так, как будто эти слова чем-то озадачили его. Он резко спросил:

— Вы рассказываете мне все, что знаете, суперинтендант Баттл?

— Да, сэр Освальд. Что я думаю — другое дело. Может быть, я и думаю о некоторых весьма любопытных вещах, но, пока этим мыслям нет подтверждения, что толку говорить о них?

— И все равно, — настаивал сэр Освальд, — я хотел бы знать, что вы думаете, суперинтендант Баттл.

— Во-первых, сэр, я думаю, что в этом месте слишком много плюща — извините, сэр, он у вас даже на пальто, — да, очень, слишком много плюща.

Сэр Освальд в недоумении уставился на него, но, какое бы возражение ни намеревался предъявить, не успел этого сделать, так как был прерван появлением Руперта Бейтмена.

— О, вот вы где, сэр Освальд. Я так рад. Леди Кут только что обнаружила, что вас нет, и настаивает, что вас убили грабители. Я думаю, сэр Освальд, вам лучше сразу же пройти к ней. Она ужасно расстроена.

— Мария невероятно глупая женщина, — отрубил сэр Освальд. — С какой стати мне быть убитым? Я иду с вами, Бейтмен.

Он вышел из комнаты со своим секретарем.

— Какой рассудительный молодой человек! — отметил Баттл, глядя им вслед. — Как его звать? Бейтмен?

Джимми кивнул.

— Бейтмен… Руперт, — сказал он. — Известен всем как Орангутанг. Я с ним учился в школе.

— В самом деле? Это очень интересно, мистер Тесайгер. Каково было ваше мнение о нем в те годы?

— Он всегда был таким же ослом!

— Не сказал бы, — возразил Баттл, — что он осел.

— Вы не поняли меня… Конечно, на самом деле он не осел. Тонны мозгов, и постоянно занимался зубрежкой. Зубрил все подряд. Но смертельно серьезный. Ни грамма юмора.

— А, — махнул рукой суперинтендант Баттл. — Жаль. Джентльмены, у которых нет чувства юмора, заставляют принимать себя слишком всерьез, а это приводит к неприятностям.

— Не могу представить себе, чтобы у Орангутанга были неприятности, — возразил Джимми. — Он воспитал из себя выдающегося специалиста. Ишачит на старого Кута и, кажется, всегда занимал эту должность.

— Суперинтендант Баттл, — позвала Бандл.

— Да, леди Эйлин.

— Вам не кажется странным, что сэр Освальд не сказал, почему он прогуливался по саду в середине ночи?

— Сэр Освальд — большой человек. А большие люди не настолько глупы, чтобы объяснять свое поведение, если у них не требуют объяснений. Пускаться в объяснения и извинения — признак слабости. Сэр Освальд знает это так же хорошо, как и я. И он не станет прибегать к объяснениям и извинениям, нет, только не он! Он просто торжественно входит и задает мне трепку. Большой человек сэр Освальд!

Такое горячее восхищение звучало в голосе суперинтенданта, что Бандл решила не развивать тему дальше.

— Теперь, — продолжил суперинтендант, оглядывая всех с хитрым блеском в глазах, — теперь, когда мы остались одни и так дружелюбно настроены, я бы очень хотел услышать, как случилось, что мисс Уэйд оказалась столь своевременно на месте происшествия.

— Ей должно быть стыдно, — возмутился Джимми. — Одурачила всех нас!

— Почему я должна была остаться в стороне? — страстно воскликнула Лорейн. — И никогда я не собиралась этого делать, с того самого дня, когда вы оба объясняли, как полезно мне будет тихонечко сидеть дома и не подвергать себя опасности! Я ничего не сказала, но еще тогда все решила.

— Я подозревала такое, — заметила Бандл. — Ты была так удивительно покладиста! Мне нужно было догадаться, что ты что-то замышляешь!

— Мне казалось, что ты удивительно разумна, — встрял Джимми Тесайгер.

— Дорогой Джимми, — согласилась Лорейн, — тебя было так легко провести!

— Спасибо на добром слове, — ответил Джимми. — Продолжай и не обращай на меня внимания.

— Когда ты позвонил и предупредил, что это дело может оказаться опасным, я стала решительной как никогда, — рассказывала Лорейн. — Я поехала в универмаг «Хэрродс» и купила пистолет. Вот он.

Она достала изящное оружие. Суперинтендант Баттл взял его у нее и осмотрел.

— Весьма смертоносная игрушечка, мисс Уэйд, — резюмировал он. — Вы много с ним… э… упражнялись?

— Ни разу! Но я подумала, что, если я возьму его с собой, ну, он придаст мне необходимое спокойствие.

— Совершенно верно, — мрачно заключил Баттл.

— Я собиралась поехать сюда и посмотреть, что здесь происходит. Оставила машину на дороге, перелезла через ограду и вышла на террасу. Стою, осматриваюсь вокруг, когда — хлоп! — что-то упало прямо к моим ногам. Я подняла и посмотрела, откуда оно могло взяться. И тогда увидела мужчину, спускающегося по плюшу, и побежала.

— Именно так, — подтвердил Баттл. — Теперь, мисс Уэйд, не могли бы вы приблизительно описать того человека?

Девушка покачала головой:

— Было слишком темно, чтобы рассмотреть. Думаю, он был крупного сложения, но, пожалуй, и все.

— Теперь вы, мистер Тесайгер. — Баттл повернулся к нему. — Вы боролись с этим человеком. Можете вы что-нибудь о нем сказать?

— Он был довольно здоровым парнем. Несколько раз он что-то хрипло прошипел, когда я держал его за горло. «Ты, а ну, пусти, дерьмо!» Что-то вроде этого.

— Необразованный человек, судя по речи?

— Думаю, да.

— Я все еще не совсем понимаю насчет пакета, — сказала Лорейн. — Почему он бросил его вниз? Пакет что, мешал ему спускаться?

— Нет, — ответил Баттл. — У меня на это есть совершенно другая теория. Пакет, мисс Уэйд, был умышленно брошен вам, так я думаю, по крайней мере.

— Мне?!

— Ну, скажем, человеку, за которого вас принял грабитель.

— Не слишком усложняете? — засомневался Джимми.

— Мистер Тесайгер, когда вы вошли в комнату, вы включали здесь свет?

— Да.

— И в комнате никого не было?

— Никого!

— Но перед этим вам показалось, что вы слышали, как внизу кто-то ходит?

— Да.

— И потом вы проверили окно, опять выключили свет и заперли дверь?

Джимми кивнул.

Суперинтендант Баттл медленно огляделся. Его взгляд остановился на большой ширме из испанской кожи, стоявшей около одного из шкафов.

Он резко пересек комнату и заглянул за нее.

Громкое восклицание, вырвавшееся у суперинтенданта Баттла, заставило трех молодых людей мгновенно присоединиться к нему. Свернувшись калачиком, в глубоком обмороке на полу лежала графиня Радская.

Глава 22 Рассказ графини Радской

Привести в чувство графиню оказалось намного труднее, чем Джимми Тесайгера, — процесс был значительно длиннее и несравненно артистичнее.

«Артистичнее» — так определила Бандл. Она очень рьяно отнеслась к оказанию графине помощи, но помощь главным образом выразилась в обливании холодной водой. Графиня мгновенно отреагировала, в недоумении проведя по лбу белой вялой рукой и что-то чуть слышно пробормотав.

Билл, наконец справившись со своими обязанностями по вызову доктора, ввалился в комнату и моментально возобновил попытки строить из себя, по мнению Бандл, вызывающего самое глубокое сочувствие идиота.

Он навис над графиней с озабоченным и беспокойным лицом и разразился залпом необыкновенно идиотских замечаний:

— Послушайте, графиня, все в порядке! Все действительно в порядке! Не пытайтесь говорить! Вам вредно. Лежите спокойно. Сейчас вам станет лучше. Все пройдет. Ничего не говорите, пока не придете в себя. Не торопитесь. Лежите спокойно и закройте глаза. Через минуту вы все вспомните. Выпейте глоток воды. Выпейте немного коньяку. Это именно то, что вам нужно. Как тебе кажется, Бандл, немного коньяку…

— Ради бога, Билл, оставь ее в покое! — раздраженно сказала Бандл. — С ней все в порядке.

И натренированной рукой она плеснула полную пригоршню холодной воды на покрытое изысканной косметикой лицо графини.

Графиня вздрогнула и села. Теперь она выглядела уже значительно более очнувшейся.

— Ах! — пробормотала она. — Мне лучше. Да, мне уже лучше.

— Не спешите! — сказал Билл. — Не говорите, пока вы не почувствуете себя совсем хорошо.

Графиня теснее запахнула вокруг себя полы своего слишком прозрачного пеньюара.

— Я прихожу в себя, — проговорила она. — Да, я прихожу в себя.

Она оглядела небольшую компанию, столпившуюся вокруг нее. Возможно, что-то во внимательных лицах, обращенных к ней, показалось ей недостаточно участливым. В любом случае она сознательно улыбнулась одному конкретному лицу, на котором явно отражались совершенно противоположные чувства.

— Ах, мой большой англичанин, — встрепенулась она, — не тревожьтесь! Со мной все в порядке.

— Вы уверены? — взволнованно спросил Билл.

— Абсолютно! У нас, венгров, стальные нервы.

На лице Билла отразилось невероятное облегчение, сменившее совершенно глупое выражение, которое вызвало у Бандл горячее желание покрепче стукнуть.

— Выпейте воды, — холодно предложила она.

От воды графиня отказалась. Джимми, более благожелательный к красавице в беде, предложил коктейль. К этому предложению графиня отнеслась более благосклонно. Проглотив коктейль, она еще раз огляделась вокруг, теперь уже оживленным взглядом.

— Расскажите, что здесь произошло? — бодро попросила она.

— Мы надеялись, что вы сами расскажете нам, — озадачил ее суперинтендант Баттл.

Графиня быстро взглянула на него. Казалось, она впервые испугалась этого большого и спокойного человека.

— Я заходила к вам в комнату, — сказала Бандл. — Постель была не смята, и вас не было там.

И замолчала, подозрительно глядя на графиню. Та закрыла глаза и медленно кивнула.

— Да-да, теперь я все вспомнила. О, это было ужасно! — Графиня передернула плечами. — Вы хотите, чтобы я вам рассказала?

Суперинтендант Баттл кивнул: «Будьте так любезны!» — в тот самый момент, когда Билл воскликнул:

— Не надо, если вы не чувствуете себя достаточно хорошо!

Графиня перевела взгляд с одного на другого, но спокойные, уверенные глаза суперинтенданта Баттла выиграли поединок.

— Я не могла заснуть, — начала графиня. — Этот дом, он действовал угнетающе на меня. Я вся была, как у вас говорится, будто на иголках, не находила себе места. Я знала, что в таком состоянии бесполезно было и думать о том, чтобы заснуть. Я ходила по комнате, читала. Но книги, которые нашла, не очень заинтересовали меня. Я решила спуститься сюда, в библиотеку, и выбрать что-нибудь более увлекательное.

— Естественное желание, — подбодрил Билл.

— И очень часто встречающееся, — поддержал Баттл.

— Как только мысль о библиотеке пришла мне в голову, я вышла из комнаты и направилась вниз. В доме было очень тихо…

— Извините, — перебил ее суперинтендант, — не могли бы вы попытаться назвать время, когда это происходило?

— Я никогда не обращаю внимания на время, — надменно ответила графиня и вернулась к своему рассказу: — В доме было очень тихо. Можно было услышать, как мышка пробежит, если бы мыши здесь были. Я стала спускаться по лестнице, очень тихо…

— Очень тихо?

— Естественно! Я не хотела беспокоить прислугу, — укоризненно ответила графиня. — Я пришла сюда. Я прошла в этот угол и стала искать на полках подходящую книгу.

— Включив, конечно, свет?

— Нет, я не включала свет. У меня был, знаете, маленький фонарик. И с его помощью я рассматривала полки.

— А! — чуть не пропел суперинтендант.

— Вдруг, — продолжала графиня драматическим голосом, — я услышала какой-то звук! Приглушенный звук. Крадущиеся шаги. Я выключила фонарик и прислушалась. Шаги приближались — таинственные, ужасные. Я скользнула за ширму. В следующее мгновение дверь открылась и вспыхнул свет. Человек… грабитель был в комнате!

— Да, но… — начал мистер Тесайгер.

Громадный ботинок наступил ему на ногу, и, сообразив, что суперинтендант Баттл дает ему знак, Джимми замолчал.

— Я чуть не умерла от страха, — продолжала графиня. — Я старалась не дышать. Человек подождал минуту, прислушиваясь. Потом той же ужасной, скрытной походкой…

Опять Джимми протестующе открыл рот и опять молча закрыл его.

— …он пересек комнату и выглянул в окно. Он оставался там минуту или две, потом вернулся назад и, выключив свет, запер дверь. Я была в ужасе. Какой кошмар! А вдруг он наткнется в темноте на меня?! В следующее мгновение я услышала, что он опять подошел к окну. И — тишина. Я надеялась, что, может быть, он уже вышел из комнаты. Время шло, я не слышала больше ни звука и была почти уверена, что он так и поступил. И уже совсем было собралась включить фонарик и все исследовать, как — престиссимо! — все это началось!

— Да?

— Ах! Это было просто ужасно! Никогда… никогда не забыть мне такого кошмара! Двое мужчин старались убить друг друга. Какой кошмар! Они катались по комнате, и кругом ломалась мебель. Мне показалось, что я услышала и женский крик… но он прозвучал не в комнате. Кричали где-то снаружи. Один повторял: «Пусти, пусти!» Другой, судя по выговору, явно был джентльмен.

Джимми выглядел довольным.

— Он ругался главным образом, — продолжала графиня.

— Несомненно, джентльмен, — согласился суперинтендант Баттл.

— Потом, — продолжала рассказ графиня, — вспышка и выстрел! Пуля ударила в книжный шкаф прямо за мной. Я… и я, наверное, потеряла сознание.

Она взглянула на Билла. Тот взял ее руку и стал поглаживать ее.

— Бедняжка! — сказал он. — Какой ужас вы пережили!

«Безмозглый идиот», — подумала Бандл.

Суперинтендант Баттл быстрым бесшумным шагом подошел к книжному шкафу справа от ширмы. Он наклонился, осматриваясь, и вскоре выпрямился, подняв что-то с пола.

— Это была не пуля, графиня, — сказал он, — это гильза от патрона. Где вы стояли, когда выстрелили, мистер Тесайгер?

Джимми занял место у окна:

— Не знаю, насколько точно, но приблизительно здесь.

Суперинтендант Баттл подошел к нему и стал на его место.

— Все правильно, — согласился он. — Стреляную гильзу выбросит прямо назад. Калибр — 0,455. Неудивительно, что в темноте графиня приняла ее за пулю. Она ударила в книжный шкаф примерно в футе от нее. Сама пуля задела оконную раму, и завтра мы найдем ее снаружи, если, конечно, ваш противник не унес ее в себе.

Джимми огорченно покачал головой:

— Боюсь, «леопольд» не покрыл себя славой.

Графиня посмотрела на него с вниманием и восторгом.

— Ваша рука! — воскликнула она. — Она перевязана! Значит, это были вы…

Джимми шутливо поклонился ей.

— Я так рад, что у меня речь культурного человека, — сказал он. — И я хотел бы заверить вас, что мне и в голову не пришло бы использовать выражения, которые вы слышали, будь у меня хотя бы малейшее подозрение, что здесь присутствует дама.

— Я не все их поняла, — поспешила объяснить графиня. — Хотя в детстве гувернанткой у меня была англичанка…

— Вряд ли она стремилась научить вас чему-то ненужному, — согласился Джимми. — Знаю я эти дела!

— Но что же все-таки случилось? — спросила графиня. — Я хочу знать! Я требую, чтобы мне рассказали, что здесь произошло.

Мгновенно наступила тишина, и все посмотрели на суперинтенданта Баттла.

— Все очень просто, — спокойно сказал Баттл. — Попытка ограбления. Некоторые политические документы украдены у сэра Стенли Дигби. Воры чуть было не скрылись с ними, но благодаря молодой леди, — он указал на Лорейн, — им не удалось.

Графиня стрельнула глазами на девушку, это был довольно странный взгляд.

— Вот как, — холодно сказала она.

— По невероятно счастливому стечению обстоятельств она оказалась в нужном месте в нужное время, — пояснил, улыбаясь, суперинтендант Баттл.

Графиня вздохнула и опять слегка прикрыла глаза.

— Странно, но я все еще чувствую себя чрезвычайно слабой, — пробормотала она.

— Конечно, ничего удивительного! — воскликнул Билл. — Позвольте мне проводить вас в вашу комнату. Бандл посидит с вами.

— Очень любезно со стороны леди Эйлин, но я лучше побуду одна, — возразила графиня. — Со мной все в порядке. Если бы вы только помогли мне подняться по лестнице…

Она встала с пола, оперлась на руку Билла и, тяжело повиснув на ней, вышла из комнаты. Бандл проводила их до холла, где вторично услышала заверения графини, причем с явной резкостью, что с ней все в порядке, и не стала подниматься наверх.

Но, наблюдая изящную фигуру графини, поддерживаемую Биллом, Бандл внезапно застыла и напрягла внимание. Пеньюар графини, как всегда, был тонок, будто вуаль из оранжевого шифона. И сквозь него под правой лопаткой Бандл отчетливо увидела маленькую черную родинку.

Чуть не задохнувшись от изумления, Бандл стремительно повернула назад к библиотеке, из двери которой уже выходил суперинтендант Баттл. Впереди него шли Джимми и Лорейн.

— Ну вот, — сказал Баттл, — окно я запер, снаружи будет дежурить мой человек. Теперь я запираю эту дверь и кладу ключ в карман. Утром же мы проделаем, как говорят французы, реконструкцию преступления… Да, леди Эйлин, что случилось? — Суперинтендант уставился на Бандл.

— Суперинтендант Баттл, я должна поговорить с вами. Немедленно.

— Ну конечно, я…

Внезапно появился Джордж Ломакс, рядом с ним — доктор Картрайт.

— Вот вы где, Баттл! Вам будет приятно узнать, что с О’Рурком, оказывается, ничего страшного.

— Не думал, что с мистером О’Рурком что-нибудь страшное, — ответил Баттл.

— Он находится под действием сильного снотворного, — уточнил доктор. — Утром проснется в полном порядке. Может быть, будут легкие головные боли, а может, и нет. Теперь, молодой человек, давайте-ка взглянем на вашу руку!

— Давай, нянька, — сказал Джимми Лорейн. — Подержи таз или мою руку. Будь свидетелем мук сильного человека! Ты знаешь эти штуки.

Джимми, Лорейн и доктор вышли вместе. Бандл продолжала бросать отчаянные взгляды в направлении суперинтенданта Баттла, которому что-то скучно и утомительно рассказывал Джордж.

Суперинтендант терпеливо ждал, пока словоохотливость Джорджа не прервала маленькая пауза, и тут же воспользовался предоставленной возможностью:

— Скажите, сэр, можно ли мне переговорить с глазу на глаз с сэром Стенли? Вот здесь, в маленьком кабинете.

— Конечно, — ответил Джордж. — Разумеется. Я сейчас же пойду и приведу его.

И он поспешил наверх по лестнице. Баттл быстро увлек Бандл за собой в гостиную и закрыл дверь.

— Итак, леди Эйлин, что случилось?

— Я расскажу вам все так кратко, как смогу, но вообще-то это длинная и запутанная история.

Быстро, насколько было возможно, Бандл рассказала о своем знакомстве с клубом «Семь Циферблатов» и о явившихся его результатом приключениях. Когда она закончила, суперинтендант Баттл сделал медленный глубокий вдох. На мгновение каменные черты его лица разгладились.

— Поразительно, — удивился он. — Не верится, что такое возможно. Мне нужно было подумать об этом раньше!

— Вы же сами намекнули мне, суперинтендант Баттл! Вы сказали, чтобы я спросила Билла Эверслея!

— Опасно намекать на что-либо таким смекалистым людям, как вы, леди Эйлин. Мне и в голову не пришло, что вы решитесь на такое!

— Все в порядке, суперинтендант Баттл. Вам не приходится винить себя в моей смерти!

— Пока нет! — мрачно ответил Баттл.

Он замолчал, как будто в задумчивости перебирая мысли в голове.

— Не могу понять, о чем думал мистер Тесайгер, разрешая вам подвергать себя такой опасности!

— Он обо всем узнал только потом, — ответила Бандл. — Я не полная простофиля, кроме того, он по уши занят ухаживаниями за мисс Уэйд.

— Вот как? — переспросил суперинтендант. — А!..

Он слегка подмигнул ей.

— Мне придется поручить мистеру Эверслею поухаживать за вами, леди Эйлин!

— Биллу?! — презрительно воскликнула Бандл. — Но, суперинтендант Баттл, вы не дослушали мой рассказ до конца! Женщина, которую я видела там, — Анна, — «номер первый»! Точно! «Номер первый» — графиня Радская!

И быстро стала рассказывать, как узнала ту по родинке.

К ее удивлению, суперинтендант неуверенно захмыкал:

— Родинка еще ни о чем не говорит, леди Эйлин. Две разные женщины нередко могут иметь совершенно одинаковые родинки. Вы не должны забывать, что графиня Радская — очень известная в Венгрии личность.

— Тогда это не настоящая графиня Радская! Говорю вам! Уверена, что это та самая женщина, которую я видела там. Ну а сегодня ночью как мы нашли ее? Не верю, что у нее вообще был обморок!

— О, я бы не был столь категоричен, леди Эйлин. Стреляная гильза, ударившая в книжный шкаф рядом с ней, могла бы до смерти перепугать любую женщину.

— Все равно, что она здесь делала? Никто не ищет книги с фонариком!

Баттл поскреб пальцами щеку. Казалось, ему очень не хотелось продолжать разговор. Он начал вышагивать взад и вперед по комнате, как будто размышляя. Наконец повернулся к девушке:

— Послушайте, леди Эйлин. Я поверю вам. Поведение графини действительно подозрительно. Я знаю это так же хорошо, как и вы. Оно очень подозрительно, но нам нужно соблюдать осторожность. С посольствами нельзя допускать никаких неприятностей. Нужно быть до конца уверенным.

— Понимаю. Если бы вы были уверены…

— И еще кое-что. Во время войны, леди Эйлин, было много гневных протестов насчет немецких шпионов, оставленных на свободе. Сующие нос во все дырки постоянно писали об этом письма в газеты. Мы не обращали внимания. От оскорблений нам не было больно. Мелкая рыбешка была оставлена в покое. Почему? Потому что через нее рано или поздно мы выйдем на большую рыбу, на самую большую!

— Вы хотите сказать…

— Не важно, что я хочу сказать, леди Эйлин. Запомните вот что. Я знаю все о графине. И хочу, чтобы ее оставили в покое. А теперь, — уныло добавил суперинтендант Баттл, — мне надо придумать, что сказать сэру Стенли Дигби.

Глава 23 За дело берется суперинтендант Баттл

Было десять часов следующего утра. Солнце заливало своим светом библиотеку, где с шести часов уже работал суперинтендант Баттл. По его вызову Джордж Ломакс, сэр Освальд Кут и Джимми Тесайгер только что присоединились к нему, уже успев восстановить утраченные за ночь силы основательным завтраком. Рука Джимми была на перевязи, как единственный след ночной драки.

Суперинтендант доброжелательно разглядывал всех троих с выражением гостеприимного хранителя музея, знакомящего маленьких детей со своими владениями. На столе рядом с ним были разложены различные предметы с аккуратно прикрепленными к ним бирочками. Среди них Джимми узнал «леопольд».

— Суперинтендант, — сказал Джордж, — меня очень интересует, как далеко вы продвинулись? Вы поймали грабителя?

— Его поймают, обязательно! — просто ответил суперинтендант.

Провал в этом деле, казалось, ничуть не огорчал его.

Джордж Ломакс не выглядел особенно довольным. Он питал отвращение к любого рода неуместной веселости.

— У меня все измерено совершенно четко, — продолжал детектив.

Он взял со стола два предмета.

— Вот две пули. Большая из них калибра 0,455 была выпущена из автоматического «кольта» мистера Тесайгера. Она чиркнула по подоконнику, и я нашел ее торчащей в стволе вон того кедра. Вот этой малышкой выстрелили из «маузера» калибра 0,25. Пройдя через руку мистера Тесайгера, она застряла в кресле. Что касается самого пистолета…

— Да? — заинтересованно спросил сэр Освальд. — Какие-нибудь отпечатки?

Баттл покачал головой.

— Человек, который стрелял из него, был в перчатках, — медленно проговорил он.

— Жаль, — сказал сэр Освальд.

— Человек, знающий, на что идет, наверняка наденет перчатки. Я не ошибаюсь, сэр Освальд, что вы нашли этот пистолет на расстоянии приблизительно двадцати ярдов от начала ступеней, ведущих на террасу?

Сэр Освальд шагнул к окну:

— Абсолютно точно.

— Не хочу придираться, но было бы разумнее с вашей стороны, сэр, оставить пистолет там, где вы его обнаружили.

— Виноват, — глухо пробубнил сэр Освальд.

— Ничего страшного! Мне удалось восстановить происшедшее. Видите ли, я нашел ваши следы, ведущие из глубины сада, и место, где вы, очевидно, остановились и нагнулись… И что-то вроде вмятины на траве, наводящей на определенные размышления. Кстати, как, по вашему мнению, пистолет оказался там?

— Предполагаю, грабитель в спешке выронил его.

Баттл покачал головой:

— Не выронил, сэр Освальд. Есть два возражения. Для начала: только одна цепочка следов пересекает лужайку — ваша собственная.

— Понимаю, — задумчиво произнес сэр Освальд.

— Вы уверены, Баттл? — удивился Джордж.

— Абсолютно, сэр. Еще одна цепочка следов, принадлежащих мисс Уэйд, пересекает лужайку, но она проходит левее.

Он помолчал, затем продолжил:

— И вмятина. Пистолет, должно быть, ударился о землю со значительной силой. Все указывает на то, что он был выброшен.

— Почему бы нет! — согласился сэр Освальд. — Скажем, грабитель побежал по дорожке налево. Он не оставил на ней следов, пистолет вышвырнул на середину лужайки, а, Ломакс?

Джордж согласно кивнул.

— Это правда, что он не оставил следов на дорожке, — подчеркнул Баттл, — но, исходя из формы вмятины и того, как был вырван дерн, я не думаю, что пистолет был брошен в этом направлении. А думаю я, что бросили его отсюда, с террасы.

— Очень может быть, — согласился сэр Освальд. — Это имеет какое-то значение, суперинтендант?

— Да, Баттл, — вклинился Джордж, — очень… э… важно?

— Может, и нет, мистер Ломакс. Знаете ли, у нас принято на все обращать внимание. Джентльмены, не возьмет ли кто-нибудь из вас пистолет, чтобы бросить его туда? Сэр Освальд? Очень любезно с вашей стороны. Становитесь здесь, в оконном проеме. А теперь швырните пистолет на середину лужайки!

Сэр Освальд подчинился, сильным взмахом руки запустив пистолет в воздух. Джимми Тесайгер с затаенным интересом подошел ближе. Суперинтендант грузно побежал за пистолетом, как хорошо натасканная охотничья собака. Вернулся он с сияющим лицом:

— Так и есть, сэр. Точно такая же вмятина. Хотя, между прочим, вы зашвырнули его на добрых десять ярдов дальше. Вы очень сильный человек, не правда ли, сэр Освальд? Простите, мне показалось, что кто-то стоит за дверью.

Слух суперинтенданта, вероятно, был намного острее, чем у остальных. Никто больше не услышал ни звука, но догадка Баттла оказалась верной, так как за дверью стояла леди Кут, держа в руке мензурку.

— Твое лекарство, Освальд, — сказала она, входя в комнату. — Ты забыл выпить его после завтрака.

— Я очень занят, Мария, — ответил сэр Освальд. — И не хочу никакого лекарства.

— Ты бы никогда его не пил, если бы не я. — К нему подошла его жена. — Ты прямо как капризный ребенок! На, выпей сейчас же!

И великий стальной магнат покорно и смиренно выпил лекарство!

Леди Кут улыбнулась всем ласково и грустно:

— Помешала вам? Вы очень заняты? Ой, посмотрите, какие револьверы! Какие мерзкие, шумные орудия убийства! Подумать только, Освальд, что грабитель мог убить тебя прошлой ночью!

— Вы, наверное, сильно встревожились, когда обнаружили, что вашего мужа нет, леди Кут? — поинтересовался Баттл.

— Сначала я об этом не подумала, — призналась леди Кут. — Этот бедный раненый мальчик, — она указала на Джимми, — все такое ужасное, но захватывающее! И пока мистер Бейтмен не спросил меня, где сэр Освальд, я и не вспомнила, что за полчаса до этого он отправился на прогулку!

— Бессонница, сэр Освальд? — спросил Баттл.

— Обычно я сплю замечательно, — ответил сэр Освальд. — Но должен признаться, что прошлой ночью я чувствовал себя необыкновенно беспокойно. Подумалось, что ночной воздух пойдет мне на пользу.

— Вы вышли через окно, полагаю?

Показалось ли Баттл или сэр Освальд действительно заколебался перед тем, как ответить?

— Да.

— И в легких туфлях к тому же, — уточнила леди Кут, — вместо того чтобы надеть теплые ботинки! Что бы ты делал, если бы я не следила за тобой!

Она грустно покачала головой.

— Мария, если ты не возражаешь, оставь нас. Нам еще очень многое нужно обсудить.

— Знаю, дорогой. Уже ухожу.

Леди Кут удалилась, торжественно неся пустую мензурку — как кубок, в котором она только что предложила смертельное зелье.

— Что ж, Баттл, — сказал Ломакс, — все, кажется, достаточно ясно. Да, совершенно ясно. Грабитель стреляет, выводя из строя мистера Тесайгера, выбрасывает оружие, затем убегает по террасе и по гравийной дорожке.

— Где он должен был попасть в руки моим людям, — вставил Баттл.

— Ваши люди, если мне будет позволено так выразиться, Баттл, оказались необыкновенно нерадивыми. Они не видели, как входила мисс Уэйд. Если они прозевали ее приход, то с такой же легкостью могли прозевать уход вора!

Суперинтендант Баттл открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом, видимо, передумал. Джимми Тесайгер взглянул на него с любопытством. Много бы он отдал, чтобы узнать, что было на уме у суперинтенданта.

— Должно быть, он чемпион по бегу, — единственное, что позволил себе возразить детектив из Скотленд-Ярда.

— Что вы имеете в виду, Баттл?

— Только то, что сказал, мистер Ломакс. Я был за углом террасы не позже чем через пятьдесят секунд после выстрела. Для человека пробежать все это расстояние в моем направлении и завернуть за угол на дорожку до того, как я появился с той стороны здания… Да он должен быть чемпионом по бегу!

— Затрудняюсь понять вас, Баттл. У вас есть какая-то своя мысль, которую я не могу… э… постичь. Вы говорите, что человек не перебегал через лужайку, а теперь вы намекаете… На что, собственно, вы намекаете? Что он и по дорожке не убегал? Тогда, по вашему мнению, э… куда же он делся?

Вместо ответа суперинтендант Баттл выразительно ткнул вверх большим пальцем.

— А? — не понял Джордж.

Суперинтендант повторил свой жест еще резче. Джордж задрал голову и посмотрел на потолок.

— Наверх, — сказал Баттл. — Опять по плющу наверх.

— Ерунда, суперинтендант! То, что вы предполагаете, невозможно!

— Очень даже возможно, сэр. Однажды он уже проделал это. Значит, мог проделать и еще раз.

— Невозможно не в этом смысле. Если человек хочет убежать, он не станет убегать внутрь дома!

— Внутри самое безопасное место для него, мистер Ломакс.

— Но дверь комнаты мистера О’Рурка была заперта изнутри, когда мы пришли к нему!

— И как же вы к нему попали? Через комнату сэра Стенли. Этим же путем и вышел наш грабитель. Леди Эйлин рассказывала мне, что она видела, как поворачивалась ручка двери комнаты мистера О’Рурка. Это случилось, когда наш приятель был там в первый раз. Я подозреваю, что ключ спрятан у мистера О’Рурка под подушкой. Но как он вышел во второй раз, совершенно ясно — через смежную дверь и комнату сэра Стенли, которая, разумеется, была пуста. Как и все остальные, сэр Стенли помчался вниз в библиотеку. И путь нашему приятелю был свободен.

— И куда он пошел потом?

Суперинтендант Баттл пожал своими массивными плечами, уклончиво ответил:

— Да куда угодно. В пустую комнату в другом конце здания или снова вниз по плющу… Или вышел через боковую дверь… Если это был кто-то из своих, так и остался в доме.

Джордж возмущенно посмотрел на него:

— В самом деле, Баттл, я бы… я бы был поражен до глубины души, если бы кто-то из моих слуг… э… я абсолютно доверяю им… меня бы очень мучила необходимость подозревать.

— Никто вас не просит никого подозревать, мистер Ломакс. Я всего лишь раскрываю перед вами все варианты. Ваши слуги, возможно, и в порядке… даже наверняка.

— Вы расстроили меня, — сказал Джордж. — Вы страшно расстроили меня.

Его глаза выпучились еще больше обычного.

Чтобы отвлечь его, Джимми мягко притронулся к странному черному предмету на столе.

— Что это? — спросил он.

— Экспонат Зет, — процедил Баттл. — Последний из нашей небольшой коллекции. Это скорее была перчатка.

В руке у него были скорее ее обуглившиеся останки. Он с гордостью показал их всем.

— Где вы нашли? — спросил сэр Освальд.

Баттл мотнул головой через плечо:

— В камине… почти сгорела, но не совсем. Странно, выглядит так, как будто ее жевала собака.

— Может быть, это перчатка мисс Уэйд? — предположил Джимми. — У нее несколько собак.

Суперинтендант покачала головой:

— Не женская перчатка… нет! Даже не большой размер тех свободных перчаток, которые сейчас в моде у женщин. Примерьте ее, сэр, на секунду!

Он приложил почерневший предмет к руке Джимми.

— Видите, даже вам она велика.

— Вы придаете большое значение своему открытию? — холодно поинтересовался сэр Освальд.

— Кто может сказать, сэр Освальд, что будет важным, а что нет.

Раздался короткий стук в дверь, в комнату вошла Бандл.

— Простите меня, — извинилась она, — но только что позвонил папа. Он говорит, что я должна ехать домой, потому что все там беспокоят его.

Она замолчала.

— Да, моя дорогая Эйлин? — ободряюще сказал Джордж, предполагая, что должно последовать продолжение.

— Я бы не прерывала вас, только подумала, что это может иметь какое-то отношение ко всему происходящему. Понимаете, папа расстроился из-за того, что пропал один из наших лакеев. Он ушел прошлой ночью и больше не возвращался.

— Как его имя? — уставился на нее сэр Освальд.

— Джон Бауэр.

— Англичанин?

— Кажется, он говорил, что он швейцарец, но я думаю, что он немец. Хотя он в совершенстве владеет английским.

— А! — И сэр Освальд втянул в себя воздух с долгим и удовлетворенным свистом. — И он служил в Чимниз… как долго?

— Около месяца.

Сэр Освальд повернулся к двум другим мужчинам:

— Вот и наш пропавший человек. Мы с вами, Ломакс, отлично знаем, что за этим делом стоят несколько иностранных правительств. Я теперь точно вспомнил этого человека — высокий, вышколенный. Появился приблизительно за две недели до нашего отъезда. Тонкий расчет. Все новые слуги здесь были бы самым тщательным образом проверены, а в Чимниз, в пяти милях отсюда…

Он не стал заканчивать предложение.

— Вы думаете, что весь план был разработан задолго до приема?

— Почему нет? Эта формула стоит миллионы, Ломакс. Несомненно, что Бауэр надеялся получить доступ к моим личным бумагам еще в Чимниз, чтобы что-нибудь узнать из них о предстоящей договоренности. Вполне возможно, что у него был сообщник здесь, в доме, тот, который мог познакомить его с расположением комнат и взять на себя усыпление О’Рурка. Но Бауэр был тем мужчиной, спускавшимся по плющу, которого видела мисс Уэйд, — большой, сильный мужчина.

Он повернулся к суперинтенданту Баттлу:

— Бауэр был тот, кто вам нужен, суперинтендант. Но так или иначе вы дали ему проскользнуть у вас между пальцами.

Глава 24 Бандл задает вопросы

Не приходилось сомневаться, что суперинтендант Баттл был ошеломлен. Он в задумчивости потирал пальцами подбородок.

— Сэр Освальд прав, Баттл, — успокаивал его Джордж. — Бауэр и есть тот человек. Есть какие-нибудь надежды его поймать?

— Может быть, сэр. Конечно, такое выглядит… да, подозрительно. Может быть, он появится опять? В Чимниз, я имею в виду.

— Вы думаете?

— Не уверен, — признался Баттл. — Конечно, все указывает на то, что это был Бауэр. Но я все же не совсем понимаю, как он мог пробраться сюда и обратно незамеченным.

— Я уже высказал вам свое мнение о ваших людях, — сказал Джордж. — Безнадежно неумелые. Не хочу обвинять вас, суперинтендант, но… — И он многозначительно замолчал.

— Ничего, — легкомысленно ответил Баттл, — переживу! — Он потряс головой и вздохнул. — Мне нужно срочно позвонить. Прошу извинить меня, джентльмены. Очень жаль, мистер Ломакс, но мне кажется, что я запутался в этом деле. Но оно очень загадочное, более загадочное, чем вы думаете.

И он быстро вышел из комнаты.

— Пойдем в сад, — обратилась Бандл к Джимми. — Мне нужно поговорить с тобой.

Они вместе вышли. Джимми, нахмурясь, уставился на лужайку.

— В чем дело? — спросила его Бандл.

Джимми рассказал, как они бросали пистолет.

— Интересно, — закончил он, — что было на уме у старой лисы Баттла, когда он просил Кута бросить пистолет? Что-то было, клянусь! В любом случае пистолет упал почти в десяти ярдах дальше, чем должен был. Знаешь, Баттл — тертый калач!

— Он потрясающий человек! — сказала Бандл. — Я хотела рассказать тебе о прошлой ночи.

Она пересказала ему свой разговор с суперинтендантом. Джимми внимательно слушал.

— Итак, графиня — «номер первый», — задумчиво произнес он. — Тогда все сходится. «Номер второй» — Бауэр — приезжает сюда из Чимниз, залезает в комнату О’Рурка, зная, что того графиня уже накачала каким-то образом снотворным. Договорились, что Бауэр выбросит документы в окно графине, которая будет ждать их внизу. Потом она удирает с документами назад в библиотеку и через нее наверх, в свою комнату. Если Бауэра, уходящего с территории, поймают, у него ничего не найдут. Да, план был хорош, но не удался. Не успела графиня пробраться в библиотеку, как услышала, что я иду, и ей пришлось спрятаться за ширмой. Чертовски неудачно для нее, так как она не могла предупредить своего сообщника. «Номер второй» стащил документы, выглянул в окно, увидел, как он решил, ожидающую графиню, бросил пакет ей вниз и стал спускаться по плющу на землю, где его ждал неприятный сюрприз в моем лице. Пришлось понервничать графине, ожидая его за ширмой! Все совпадает, она придумала очень достоверную историю. Да, все отлично сходится.

— Слишком уж сходится, — уверенно сказала Бандл.

— А? — удивленно переспросил Джимми.

— Как насчет «номера седьмого»? «Номера седьмого», которого никто не видел и который всегда остается в тени? Графиня или Бауэр? Нет, все это не так просто. Бауэр был здесь прошлой ночью, согласна. Но он был здесь только на тот случай, если операция не удастся, что и произошло. Его роль — быть козлом отпущения, отвлечь на себя все внимание от «номера седьмого», босса.

— Слушай, Бандл, — волновался Джимми, — боюсь, ты читаешь слишком много сенсационной литературы!

Бандл окинула его полным величественного упрека взглядом.

— Ладно, — Джимми пошел на попятную, — я не Черная Королева. И не могу поверить в шесть невозможных вещей перед завтраком.

— Завтрак уже прошел, — возразила Бандл.

— И после завтрака тоже. У нас есть чудесная гипотеза, которая объясняет все факты, а ты ни за что не хочешь ее принять, и все это только потому, что, как любительница всяких загадок, ты стремишься все усложнить.

— Извини, но я все-таки останусь верна своему убеждению, что таинственный «номер седьмой» присутствовал на приеме!

— А что думает Билл?

— Билл просто невозможен, — холодно ответила Бандл.

— Да? Наверное, ты рассказала ему о графине? Его следует предупредить. Иначе кто знает, что он может наболтать ей!

— Он и слова не хочет слышать против нее! Он просто идиот. Если бы ты смог вбить ему в башку про эту родинку!

— Забываешь, что не я был в шкафу. И все равно я, пожалуй, не стал бы спорить с Биллом о родинке его приятельницы. Нельзя ведь быть таким ослом и не видеть, как все совпадает!

— Еще какой он осел! — горько сказала Бандл. — Ты сделал ужасную ошибку, Джимми, рассказав ему все.

— Тоже жалею, — сокрушенно отозвался Джимми. — Тогда я так не думал, но теперь вижу, что был не прав, был дураком.

— Ты же знаешь, что представляют собой иностранные искательницы приключений. Как они впиваются в людей.

— По правде говоря, не знаю. В меня никто никогда не пытался впиться. — И Джимми грустно вздохнул.

На минуту-другую воцарилась тишина. Джимми перебирал в уме известные ему факты. И чем больше о них думал, тем меньше они его удовлетворяли.

— Ты сказала, Баттл хочет, чтобы графиню оставили в покое?

— Да.

— И смысл в том, чтобы через нее выйти на кого-нибудь еще?

Бандл кивнула.

Джимми нахмурился, стараясь сообразить, к чему это приведет. Несомненно, у Баттла есть какая-то определенная идея на сей счет.

— Сэр Стенли Дигби уехал в город сегодня рано утром, так? — поинтересовался Джимми.

— Да.

— О’Рурк с ним вместе?

— Думаю, да.

— Ты не думаешь… нет, это невозможно!

— Что?

— Что О’Рурк может быть каким-то образом связан с этим?

— Возможно, — задумчиво ответила Бандл. — Он, как говорится, очень яркая личность. Нет, меня бы не удивило, если… ох, честно говоря, меня бы ничего не удивило! Действительно, только в одном человеке я уверена, что это не «номер седьмой».

— В ком же?

— Суперинтендант Баттл.

— Предполагал, ты скажешь — Джордж Ломакс.

— Ш-ш-ш! Вот он идет!

И действительно, Джордж направлялся именно к ним. Джимми извинился и тут же исчез. Джордж присел рядом с Бандл:

— Моя дорогая Эйлин, тебе в самом деле необходимо покинуть нас?

— Да, похоже, у папы всерьез разыгрались нервы. Я думаю, мне лучше поехать домой и подержать его за руку.

— Эта маленькая ручка подействует поистине успокоительно, — сказал Джордж, беря ее руку в свои и игриво пожимая ее. — Моя дорогая Эйлин, я понимаю твои побудительные причины, и они делают тебе честь. В дни меняющегося и неустойчивого общественного положения…

«Понесло!..» — безнадежно подумала Бандл.

— …когда семейная жизнь в большом почете… рушатся все старые нормы!.. наш класс должен подать пример… показать, что мы ни в малейшей степени не подвержены современным условностям. Нас называют крайними консерваторами… я горжусь этим… я повторяю, что я горжусь этим! Есть понятия, в которых необходимо оставаться консерватором: чувство собственного достоинства, красота, скромность, чистота супружеской жизни, сыновье уважение… Разве что-нибудь умрет, если это будет существовать? Как я сказал, моя дорогая Эйлин, я завидую твоим преимуществам, которые дает тебе юность. Юность! Какое замечательное время! Какое замечательное слово! А мы не ценим ее, пока не дорастем до… э… зрелого возраста. Должен признаться, мое дорогое дитя, что в прошлом меня глубоко удручало твое легкомыслие. Теперь понимаю, что это было не более чем беззаботное и очаровательное легкомыслие ребенка. Теперь я ощущаю серьезность и недюжинную глубину твоего ума. Ты позволишь мне, надеюсь, помочь тебе с литературой?

— О, спасибо, — едва слышно ответила Бандл.

— И ты больше не должна меня бояться. Я был поражен, когда леди Катерхэм сказала, что ты испытываешь страх передо мной. Могу заверить тебя, что я самый простой человек.

Этот спектакль о скромности Джорджа ошеломил Бандл. А Джордж продолжал:

— Никогда не стесняйся меня, дорогое дитя. И не бойся наскучить мне. Для меня будет великой радостью… если так можно сказать… формировать твой расцветающий разум. Я буду твоим политическим наставником. Никогда мы не нуждались в молодых, талантливых и очаровательных женщинах в нашей партии более, чем мы нуждаемся в них теперь. Твое предназначение — пойти по стопам твоей тети, леди Катерхэм.

Это ужасное предложение окончательно выбило Бандл из колеи. Она могла только беспомощно смотреть на Джорджа. Но ее беспомощность не обескуражила его — напротив! Его главной претензией к женщинам было то, что они слишком много говорят. Редко удавалось ему найти среди них то, что он называл хорошей слушательницей. Он благосклонно улыбнулся Бандл:

— Бабочка появляется из куколки. Замечательная картина. У меня есть очень интересный труд по политической экономии. Я сейчас разыщу его, и ты можешь взять его с собой в Чимниз. Когда прочтешь, мы его с тобой обсудим. Без колебаний пиши мне, если что-нибудь будет тебе непонятно. У меня много общественных обязанностей, но и в своей постоянной занятости я всегда нахожу время, чтобы помочь своим друзьям в их делах. Пойду посмотрю книгу.

Он зашагал прочь. Бандл, ошеломленная, смотрела ему вслед. Ее вспугнуло неожиданное появление Билла.

— Послушай, — сказал Билл, — какого черта Филин хватал тебя за руку?

— То была не рука, — испуганно ответила Бандл.

— Не будь ослицей, Бандл!

— Извини, Билл, но я слегка встревожена. Помнишь, ты говорил, что Джимми подвергает себя смертельному риску, появившись здесь?

— Так и есть! — согласился Билл. — Чертовски трудно избавиться от Филина, стоит ему только заинтересоваться тобой. Джимми попадет в западню раньше, чем сообразит, что случилось.

— Не Джимми попал в западню, я! — чуть не взвизгнула Бандл. — Мне придется встречаться с нескончаемыми миссис Макаттами, читать политическую экономию, обсуждать ее с Джорджем, и один только Господь Бог знает, когда все закончится!

Билл присвистнул:

— Бедная старушка Бандл! Слегка перестаралась?

— Должно быть! Билл, похоже, я ужасно запуталась.

— Ничего страшного, — утешил ее Билл. — Джордж не очень-то верит в выдвижение женщин в парламент, так что тебе не придется простаивать на помостах и рассказывать всякую чушь или целовать грязных детей в Бермондси. Пойдем выпьем по коктейлю. Уже почти время ленча.

Бандл встала и покорно пошла рядом с ним.

— Мне так ненавистна политика! — жалобно пробормотала она.

— Конечно. Как и всем разумным людям. Только такие, как Филин и Орангутанг, принимают политику всерьез и упиваются ею. Но все равно, — Билл внезапно вернулся к прежней теме, — ты не должна была позволять Филину держать себя за руку!

— Ради бога, почему нет? — улыбнулась Бандл. — Он знает меня всю жизнь.

— Мне не нравится!

— Добродетельный Уильям… О! Посмотри на суперинтенданта Баттла!

Они входили в здание через боковую дверь. В маленькой передней их взгляду предстал чулан, в котором хранились клюшки для гольфа, теннисные ракетки, кегли и другие предметы, необходимые для загородной жизни. Суперинтендант Баттл проводил тщательное исследование различных клюшек для гольфа. При восклицании Бандл он глуповато взглянул на них.

— Собираетесь заняться гольфом, суперинтендант?

— Что ж, это мысль, леди Эйлин. Говорят, начинать никогда не поздно. И у меня есть одна хорошая черта, которая пригодится в любой игре.

— Какая? — поинтересовался Билл.

— Не признаю поражений. Если все идет не так, я бросаю и начинаю все сначала!

И с решительным выражением лица суперинтендант Баттл вышел из чулана и, захлопнув за собой дверь, присоединился к молодым людям.

Глава 25 Джимми излагает свои планы

Джимми Тесайгер находился в подавленном настроении. Избежав встречи с Джорджем, которого подозревал в намерении привязаться с обсуждением какого-нибудь серьезного вопроса, Джимми ускользнул сразу после ленча. Хотя он и был посвящен в детали пограничного конфликта в Санта-Фе, у него не было ни малейшего желания выдерживать экзамен по этому вопросу в данную минуту.

Вскоре произошло то, на что он надеялся. Лорейн Уэйд, тоже в одиночестве, прогуливалась по одной из тенистых дорожек сада. Через секунду Джимми оказался рядом с ней. Некоторое время они шли в молчании, потом Джимми начал разговор:

— Лорейн!

— Да?

— Послушай, я не мастер говорить, но что ты думаешь о том, чтобы нам взять разрешение на венчание, потом счастливо жить вместе?

Удивительное предложение совершенно не смутило Лорейн. Вместо ответа она откинула назад голову и рассмеялась.

— Не смейся над человеком, — укоризненно сказал Джимми.

— Не могу сдержаться! Ты такой смешной!

— Лорейн… ты маленький дьявол!

— Вовсе нет. Я, как говорится, невероятно чудесная девушка.

— Только для тех, кто не знает тебя… Для тех, кого вводит в заблуждение твоя кроткая и благопристойная внешность.

— Мне нравятся твои длинные слова.

— Они из кроссвордов.

— Какой ты образованный!

— Лорейн, дорогая, не ходи вокруг да около! Ты согласна или нет?

Лицо Лорейн стало серьезным. Оно приняло присущий ему решительный вид. Ее губы сжались, а маленький подбородок вызывающе вздернулся вверх.

— Нет, Джимми. Не сейчас, когда все еще… все не закончено.

— Знаю, мы не сделали того, что планировали, — согласился Джимми. — Но все равно… ну, это конец главы. Документы в безопасности в военно-воздушном министерстве. Справедливость торжествует. И… сейчас все равно ведь нечего делать!

— Так что же, давай жениться? — рассмеялась Лорейн.

— Чудесная мысль!

Но Лорейн вновь покачала головой:

— Нет, Джимми. Пока все не закончится… пока мы не будем в безопасности…

— Ты думаешь, нам угрожает опасность?

— А ты — нет?

Румяное невинное лицо Джимми помрачнело.

— Ты права, — сказал он наконец. — Если невероятная болтовня Бандл окажется правдой… а я полагаю, что так и есть, как бы неправдоподобно она ни звучала… тогда мы не будем в безопасности, пока не рассчитаемся с этим «номером седьмым».

— А с остальными?

— Остальные не в счет. Только «номер седьмой» с его собственными методами работы — вот кто пугает меня. Потому что я не знаю ни кто он, ни где его искать.

Лорейн вздрогнула.

— Я боюсь. — Ее голос звучал скованно. — Боюсь еще со смерти Джерри.

— Тебе нечего бояться. Предоставь все мне. Обещаю тебе, Лорейн, добраться до «номера седьмого»! Когда он будет у нас в руках, не думаю, что будет много проблем с остальными членами банды, кем бы они ни оказались.

— Если ты доберешься до него. Вдруг он доберется до тебя?

— Исключено! — весело ответил Джимми. — Я слишком умный. Мой девиз — всегда будь о себе хорошего мнения!

— Когда я думаю о том, что могло произойти прошлой ночью… — Лорейн передернуло.

— Но ведь не произошло! — сказал Джимми. — Мы оба целые и невредимые… Хотя, должен признаться, рука болит чертовски!

— Бедняжка!

— Что ж, ради святого дела можно пострадать. Зато своими ранами и веселой болтовней я полностью завоевал сердце леди Кут!

— Да? Ты считаешь это важным?

— У меня есть одна идея, для которой благоволение леди Кут может быть полезным.

— У тебя есть план, Джимми? Расскажи!

— Молодые герои никогда не раскрывают своих планов, — твердо отшутился Джимми. — Они разрабатывают их втайне!

— Ты дурак, Джимми.

— Знаю. Так все думают. Хочу заверить тебя, Лорейн, что мое подсознание не дремлет. Ну а какие твои планы? Есть что-нибудь на уме?

— Бандл предложила мне поехать с ней ненадолго в Чимниз.

— Чудесно! — одобрил Джимми. — Ничего не может быть лучше. Я бы хотел, чтобы кто-нибудь присматривал за Бандл. Разве узнаешь, какая сумасшедшая затея придет ей в голову в следующий раз? Она пугающе непредсказуема. А что хуже всего — поразительно удачлива. Говорю тебе, удержать Бандл от авантюр — работа без выходных.

— Лучше Биллу присматривать за ней, — предложила Лорейн.

— Билл и без нее достаточно занят.

— Не обольщайся!

— Что? Не с графиней? Но парень просто с ума сходит по ней!

Лорейн продолжала качать головой:

— В этом я сама что-то недопонимаю. Билл увлечен не графиней, а Бандл. Еще бы! Только сегодня утром Билл разговаривал со мной, когда мистер Ломакс подошел к Бандл, сел рядом и взял ее за руку… или что-то такое. Ты бы видел, как взвился Билл! Как ракета.

— Странные манеры у людей! Примитивно вел себя Ломакс, — задумчиво проговорил мистер Тесайгер. — Понравилось бы мне, чтобы кто-нибудь во время разговора с тобой захотел бы сделать что-нибудь подобное! Но ты очень удивила меня, Лорейн. Я думал, наш простак Билл запутался в силках очаровательной искательницы приключений! И Бандл того же мнения, я знаю. На поверку же…

— Не допускаешь, что Билл сам может заниматься небольшой слежкой?

— Билл? У него не хватит ума!

— Не уверена. Если такой простой и сильный мужчина, как Билл, вдруг решит стать утонченным, никто не поверит ему.

— Следовательно, он может заняться кое-чем. Да, что-то есть. Но все равно я не думаю, что Билл в чем-то замешан. Он ведь настоящая овечка с графиней. Наверное, ты не права, Лорейн. Графиня — потрясающе красивая женщина. Не в моем вкусе, конечно, — поспешно добавил мистер Тесайгер, — но у старины Билла сердце всегда было как гостиница.

Лорейн, не убежденная, покачала головой.

— Ладно, — сказал Джимми, — думай об этом как хочешь. Кое о чем мы все-таки договорились. Ты возвращаешься с Бандл в Чимниз, и, ради бога, не дай ей сунуться опять в клуб «Семь Циферблатов». Один Господь знает, куда это может привести!

Лорейн согласно кивнула.

— Теперь, — сказал Джимми, — я думаю, полезно перекинуться парой слов с леди Кут.

Леди Кут сидела на садовой скамейке, занятая вышивкой. Темой вышивки была безутешная и даже в чем-то несчастная молодая девушка, рыдающая над могилой.

Леди Кут освободила место для Джимми рядом с собой, и он немедленно, будучи воспитанным молодым человеком, принялся восхищаться ее работой.

— Правда нравится? — Леди Кут была польщена. — Ее начала моя тетя Селина за неделю до смерти. У бедняжки был рак печени.

— Ужасно!

— Как ваша рука?

— О, уже в порядке. Небольшие неудобства доставляет, и все.

— Вы должны быть осторожным! — взволнованным тоном предупредила леди Кут. — Я слышала, что случается заражение крови, тогда можно вообще потерять руку!

— Надеюсь, обойдется!

— Я только предупреждаю вас, — сказала леди Кут.

— Куда вы направляетесь отсюда? — спросил мистер Тесайгер. — В город или…

Принимая во внимание то, что он знал ответ на свой вопрос абсолютно точно, можно сказать, что прозвучал он необыкновенно искренне.

Леди Кут тяжело вздохнула:

— Сэр Освальд снял поместье герцога Олтона в Лезербери. Вы там бывали?

— О, конечно! Отличный дом, не так ли?

— Не знаю. Очень большой и очень мрачный, знаете ли. Нескончаемые ряды картинных галерей с портретами таких непривлекательных лиц! Так называемые старые мастера очень угнетают, мне кажется. Если бы вы видели наш маленький домик в Йоркшире, мистер Тесайгер. Когда сэр Освальд был просто мистером Кутом. Там была такая миленькая комнатка для отдыха и такая веселая гостиная с камином… И белые полосатые обои с выбитыми на них глициниями, я, помню, сама выбирала. Атласные полоски, знаете ли, не муаровые. Намного больше вкуса в этом, я уверена. Столовая у нас выходила на северо-восток, и поэтому в ней никогда не было много солнца, но с замечательными ярко-алыми обоями и смешными сценками охоты там было всегда так весело, будто в Рождество!

Придя в возбуждение от воспоминаний, леди Кут уронила несколько маленьких клубков шерсти, которые Джимми с готовностью подхватил.

— Спасибо, мой дорогой. Так о чем это я говорила? А! О домах… Да, я очень люблю веселые дома. Выбирать для них обстановку и украшения так интересно!

— Надеюсь, сэр Освальд скоро купит собственный дом, — предположил Джимми. — И тогда вы сможете сделать в нем все так, как хотите.

Леди Кут грустно покачала головой:

— Сэр Освальд говорит, что этим занимается фирма… Вы знаете, что это такое.

— Но они будут советоваться с вами!

— Это будет что-нибудь очень громадное и очень древнее, памятник старины. Они презирают то, что я считаю удобством и уютом. И по этой причине, я думаю, сэр Освальд никогда не чувствовал себя дома уютно и спокойно, хотя, смею утверждать, в глубине души вкусы у него такие же. Но теперь ничто его не удовлетворит, кроме самого лучшего. Доходы его неизменно растут, и, естественно, он стремится это в чем-то отразить, но я давно уже жду, когда же всему придет конец!

У Джимми был сочувствующий вид.

— Он как несущаяся лошадь, — продолжала леди Кут, — которая закусила удила и несется выпучив глаза. Становится все богаче, богаче и уже не может остановиться. Сейчас он один из богатейших людей Англии, но, думаете, его что-нибудь удовлетворяет? Нет, ему надо все больше и больше. Он хочет стать… я даже не знаю, кем он хочет стать! Признаюсь вам, иногда это пугает меня.

— Как тот перс, — сказал Джимми, — который плакался везде, что нет новых миров для завоевания.

Леди Кут молча кивнула, не представляя себе, о чем говорит Джимми.

— Что меня беспокоит — выдержит ли его желудок? — продолжала она со слезами в голосе. — Если он превратится в инвалида… с его планами… о, я не могу и подумать!

— Он выглядит очень крепким.

— Но что-то есть у него на уме. Что-то беспокоит его. Я знаю.

— Что же его беспокоит?

— Возможно, что-то связанное с работой. Большая удача, что у него работает мистер Бейтмен. Такой серьезный молодой человек и такой добросовестный!

— Потрясающе добросовестный, — согласился Джимми.

— Освальд высоко ценит мнение мистера Бейтмена и говорит, что мистер Бейтмен всегда прав.

— Это была одна из его худших характеристик много лет назад, — сочувственно сказал Джимми.

Леди Кут была слегка озадачена.

— Я провел у вас в Чимниз невероятно веселый уик-энд, — продолжил Джимми. — То есть я хочу сказать, это был бы невероятно веселый уик-энд, если бы старина Джерри не протянул ноги. Такие хорошенькие девочки были!

— Меня очень беспокоят современные девушки, — нахмурилась леди Кут. — В них, знаете ли, совсем нет романтики. Представьте, когда мы были помолвлены, я вышила собственным волосом несколько носовых платков для сэра Освальда.

— Правда? Как замечательно. Боюсь, у нынешних девушек недостаточно длинные волосы.

— Оно так, — признала леди Кут. — Но непонятны манеры современных девушек. Помню, когда я была молодой, один из моих, ну… один из моих молодых людей подобрал полную пригоршню гравия… И служанка, которая была со мной, сказала, что тот хранит гравий как сокровище, потому что на него ступила моя нога. Какая чудесная мысль! Хотя позже оказалось, что он изучал курс минералогии… или я имею в виду геологию?.. в техническом колледже. Однако мне нравится сама мысль, что тобой могут увлечься!

— А еще ужасно, когда девушки сморкаются, — сморозил практичный мистер Тесайгер.

Леди Кут отложила в сторону свою вышивку и испытующе посмотрела на него.

— Ну-ка! — сказала она. — Вы мечтаете о девушке, для которой вы хотели бы трудиться и создать свой маленький домик?

Джимми покраснел и что-то невнятно пробормотал.

— Мне показалось, вы чудесно ладили с одной из девушек там, в Чимниз. С Верой Дейвентри.

— С Конфеткой?

— Да, так ее называли, — подтвердила леди Кут. — Не понимаю почему. Некрасиво.

— О, она чудесная девушка, — встрепенулся Джимми. — Я хотел бы опять встретиться с ней.

— Она приезжает погостить у нас на следующий уик-энд.

— В самом деле? — переспросил Джимми, стараясь вложить как можно больше томящейся страсти в свои три слова.

— Да. Вы… вы хотите приехать?

— Очень! — страстно ответил Джимми. — Огромное вам спасибо, леди Кут!

И, продолжая повторять пылкие слова благодарности, он оставил ее.

Вскоре сэр Освальд подошел к своей жене.

— С чем этот молодой выскочка приставал к тебе? — возмущенно спросил он. — Не выношу его!

— Милый мальчик, — возразила леди Кут. — И такой смелый! Вспомни только, как его ранили прошлой ночью!

— Болтался без дела, где не надо было.

— Ты несправедлив к нему, Освальд.

— Ни дня честно не работал за всю жизнь! Настоящий бездельник! Он бы никогда ничего не добился, случись ему самому пробиваться в жизни.

— Ты, должно быть, промочил ноги прошлой ночью, — сказала леди Кут. — Надеюсь, у тебя не будет пневмонии. Фредди Ричардс умер от нее. Господи, Освальд, у меня кровь стынет в жилах, как только я подумаю о том, что ты бродил там по саду вблизи этого ужасного бандита! Он мог застрелить тебя. Я пригласила мистера Тесайгера в гости на уик-энд, кстати говоря.

— Глупости! Я не потерплю этого юношу в своем доме.

— Почему?

— Мое дело.

— Жаль, дорогой, — мягко сказала леди Кут. — Я уже пригласила его, так что ничего не поделаешь. Будь добр, подай мне, пожалуйста, розовый клубок шерсти, Освальд.

Сэр Освальд, с потемневшим от гнева лицом, повиновался. Он смотрел на свою жену и колебался. Леди Кут безмятежно продевала нитку в иголку.

— Категорически не хочу видеть у себя Тесайгера на следующем уик-энде, — проговорил он наконец. — Я много чего слышал о нем от Бейтмена. Они вместе учились в школе.

— И что же говорит мистер Бейтмен?

— Ничего хорошего. А именно — он предостерег меня от него самым серьезным образом.

— В самом деле? — задумчиво спросила леди Кут.

— Я очень высоко ценю мнение Бейтмена. Не помню, чтобы он когда-нибудь ошибался.

— Господи! — всполошилась леди Кут. — Какую же глупость я сделала! Ни за что не стала бы приглашать молодого Тесайгера, если бы знала. Ты должен был раньше рассказать мне обо всем, Освальд. Теперь уже слишком поздно.

Она стала очень аккуратно сворачивать свою вышивку. Сэр Освальд посмотрел на нее, собрался было что-то сказать, но лишь пожал плечами и проводил жену в дом. У леди Кут, идущей впереди, на губах играла легкая улыбка. Она гордилась своим мужем, но также она гордилась — тихо, скромно и чисто по-женски — собственным умением настоять на своем.

Глава 26 Главным образом о гольфе

Затосковав от зимы, проведенной за границей, лорд Катерхэм занялся гольфом. Он был никудышным игроком, однако пылал страстью к игре. За гольфом он проводил каждое утро, запуская мячи высоко над кустами или, скорее, пытаясь их туда запустить, вырывая большие куски бархатного дерна и всем этим приводя в отчаяние Макдональда.

— Мы должны выбрать направление, куда бить, — говорил лорд Катерхэм, обращаясь к Бандл. — Наблюдай внимательно. Отставить правое колено, медленно отклониться назад, голову держать неподвижно и работать кистями.

И мяч, запущенный сильным ударом, пронесся через лужайку и исчез в непроходимых зарослях рододендрона.

— Интересно, — лорд Катерхэм проводил мяч взглядом, — что же у меня получилось, хотел бы я знать? Так вот, как я говорил тебе, Бандл, эта твоя подружка Лорейн — чудесная девушка. Думаю, мне удалось возбудить в ней настоящий интерес к игре. Сегодня утром она сделала несколько блестящих ударов, почти таких, какие удаются мне.

Лорд Катерхэм сделал еще один беспечный взмах клюшкой и опять вырвал внушительный кусок дерна. Макдональд, проходивший мимо, вернул дерн на место и с силой притоптал ногой. Взгляд, которым он наградил лорда Катерхэма, заставил бы любого провалиться сквозь землю, но только не этого страстного игрока в гольф.

— Если Макдональд был бессердечен к Кутам, в чем я его сильно подозреваю, — сказала Бандл, — то теперь он сполна наказан за это!

— Почему бы мне не делать то, что я хочу, в своем собственном саду? — вопрошал отец. — Макдональда должно очень интересовать, как протекает моя игра, — шотландцы большие любители гольфа.

— Мой бедный старичок, — сказала Бандл, — из тебя никогда не получится хорошего игрока, но в любом случае гольф хотя бы отвлекает тебя от твоих неприятностей.

— Ты не права, — возразил Катерхэм. — На днях я добился очень высокого результата. Даже профессионал был очень удивлен, когда я рассказал ему об этом.

— Еще бы! — ответила Бандл.

— Что касается Кутов, то сэр Освальд играет хорошо, очень хорошо. Стиль его, конечно, не очень хороший, слишком закрепощенный. Но мяч попадает куда надо!

— Думаю, он из тех, кто любит действовать наверняка, — поддакнула Бандл.

— Но его стиль противоречит духу игры, — возразил отец. — К тому же он не интересуется теорией. Говорит, что играет только ради зарядки. А вот его секретарь Бейтмен совсем другое дело. Его интересует именно теория. У меня плохо получалась подсечка мяча, и он сказал, что все из-за того, что я сильно полагаюсь на правую руку. В гольфе нужна левая рука, левая рука в гольфе — это все! Он развил очень интересную теорию на этот счет. Он говорит, что играет в теннис левой рукой, и в гольфе сказывается это преимущество.

— Бейтмен играет хорошо? — засомневалась Бандл.

— Нет, — признал лорд Катерхэм. — Но из него мог бы получиться отличный игрок. Я очень хорошо понимаю его теорию и уверен, что в ней большие резервы. А! Видела, какой удар, Бандл? Прямо через рододендроны. Блестяще! Если бы можно было быть уверенным, что так будет получаться каждый раз! Тредуэлл, что такое?

Тредуэлл обратился к Бандл:

— Мистер Тесайгер просит вас подойти к телефону, миледи.

Бандл со всех ног понеслась к дому, крича на бегу: «Лорейн! Лорейн!» Лорейн подошла к ней в тот момент, когда она поднимала трубку.

— Алло, Джимми, это ты?

— Привет! Как там ты?

— Нормально, хотя уже начинаю скучать.

— Как Лорейн?

— В порядке. Она здесь. Хочешь поговорить с ней?

— Подожди минуту. Мне нужно кое-что сказать тебе. Для начала я собираюсь к Кутам на уик-энд, — многозначительно прозвучало в трубке. — Слушай, Бандл, ты не знаешь случайно, где взять отмычки?

— Не имею ни малейшего представления. Это действительно необходимо — брать к Кутам отмычки?

— Они могут пригодиться. Не знаешь никакой лавки, где можно было бы их купить?

— Кто тебе нужен в приятели, так это хороший грабитель, который ввел бы тебя в курс дела.

— Бандл, к несчастью, у меня нет ни одного знакомого грабителя… Придется, как обычно, положиться на Стивенса. Скоро он будет думать обо мне черт-те что — сначала я заказал ему тупорылый автоматический, теперь еще и отмычки. Подумает, что я стал уголовником.

— Джимми!

— Да?

— Слушай, будь осторожен, ладно? Я хочу сказать, если сэр Освальд заметит, что ты вынюхиваешь что-то с отмычками… ну, мне кажется, он может доставить немало неприятностей, если захочет.

— Молодой человек приятной наружности на скамье подсудимых! Ладно, буду осторожен. Орангутанг — вот кто действительно меня пугает. Вечно крадется бесшумно повсюду! Никогда не слышишь, как он подходит. И всегда у него был дар совать свой нос туда, где он меньше всего нужен. Но верьте в своего юного героя!

— Если бы мы с Лорейн могли быть там, чтобы присмотреть за тобой!

— Спасибо, нянечка. Хотя, честно говоря, у меня есть план.

— Ну?

— Как думаешь, могли бы вы с Лорейн устроить подходящую аварию, в которую бы я попал, недалеко от Лезербери завтра утром?

— Что-о?!

— Лезербери — это ведь не очень далеко от вас, правда?

— Сорок миль. Пустяк.

— Для тебя — конечно! Только не убей, пожалуйста, Лорейн. Знаешь, она мне очень нравится. Договорились? Тогда где-то около четверти первого.

— Авария нужна, чтобы они пригласили нас на ленч?

— Правильно. Представляешь, Бандл, я забежал вчера к Конфетке, и что бы ты думала? Теренс О’Рурк тоже будет там на уик-энде!

— Джимми, ты думаешь, что он…

— Подозревай каждого, как говорится. Он смелый и дерзкий парень, такими они себя воспитывают. И я не удивлюсь, если он окажется руководителем тайного общества. Они с графиней могут быть вместе замешаны. В прошлом году он был в Венгрии.

— Он мог стащить формулу когда угодно!

— Как раз не мог! Ему нужно сделать это при обстоятельствах, когда он будет вне подозрений. Забраться назад по плющу и опять улечься в постель… да, это было бы весьма хитро. Теперь инструкции для вас. После обмена любезной ерундой с леди Кут ты и Лорейн должны всеми правдами и неправдами завладеть Орангутангом и О’Рурком и занять их до ленча. Ясно? Это будет несложно для пары таких красавиц, как вы.

— Понятно, прибегаешь к грубой лести.

— Констатирую факт!

— Ладно, твои инструкции учтены надлежащим образом. Хочешь теперь поговорить с Лорейн?

Бандл передала трубку и тактично вышла из комнаты.

Глава 27 Ночное приключение

Солнечным днем Джимми Тесайгер прибыл в Лезербери, где его встретили с нежной радостью леди Кут и с холодной неприязнью сэр Освальд. Сознавая, что леди Кут смотрит на него внимательным взглядом свахи, Джимми приложил все усилия, чтобы заставить себя быть чрезвычайно милым с Конфеткой Дейвентри.

О’Рурк находился уже там, причем в отличном расположении духа. Ему хотелось казаться официальным и скрытным в том, что касалось таинственных событий в аббатстве. Но когда Конфетка с большой оживленностью расспрашивала его о них, официальная замкнутость приняла новую форму — он раскрашивал свой рассказ о событиях такими фантастическими красками, что никто не мог понять, где же правда.

— Четыре человека с револьверами и в масках, — испугалась Конфетка.

— Ах, теперь я вспоминаю, что, когда они свалили меня с ног и влили мне в рот эту гадость, их было даже полдюжины. Конечно, я был уверен, это яд и мне конец!

— А что было украдено или что они хотели украсть?

— Бриллианты российской короны, которые были тайно переданы мистеру Ломаксу, чтобы он сдал их на хранение в Английский банк! — сострил О’Рурк.

— Ужасный лгун, — без эмоций отнеслась к остроте Конфетка.

— Лгун? Бриллианты доставлены на самолете летчиком — моим лучшим другом. То, что я рассказываю вам, Конфетка, — тайна. Не верите мне — спросите Джимми Тесайгера. Хотя я не стал бы серьезно относиться к тому, что он скажет.

— Верно, что Джордж Ломакс был без вставной челюсти, когда спустился вниз? Вот что я хочу знать! — Конфетка попыталась все же выведать что-либо стоящее.

— Там было два револьвера, — встряла леди Кут. — Ужасные вещи! Я их сама видела. Просто чудо, что этого бедного мальчика не убили.

— О, я рожден, чтобы быть повешенным, — ухмыльнулся Джимми.

— Слышала, что там была русская графиня утонченной красоты, — поинтересовалась Конфетка. — И что она соблазнила Билла.

— То, что она рассказывала о Будапеште, было ужасно, — сказала леди Кут. — Я этого никогда не забуду. Освальд, нам надо послать пожертвование.

Сэр Освальд что-то проворчал.

— Я запишу это, леди Кут, — предложил Руперт Бейтмен.

— Спасибо, мистер Бейтмен. Кто-то же должен сделать благодарственную жертву. Не могу успокоиться… Сэра Освальда лишь чудом не застрелили, не говоря уже о том, что он мог умереть от пневмонии.

— Чепуха, — не согласился сэр Освальд.

— Всегда испытывала ужас перед грабителями, — съежилась леди Кут.

— Встретиться бы с одним из них лицом к лицу! Потрясающе! — возликовала Конфетка.

— Не надо встречаться, — возразил Джимми. — Может оказаться чертовски больно! — И он осторожно похлопал себя по правой руке.

— Как ваша рука? — спросила леди Кут.

— Уже в полном порядке. Но самой страшной неприятностью была необходимость делать все левой рукой. И у меня абсолютно ничего не получалось.

— Каждый ребенок должен воспитываться амбидекстральным, — сказал сэр Освальд.

— Это как у тюленей? — Конфетка попыталась что-то извлечь из глубин памяти.

— Амбидекстральный — значит одинаково хорошо владеющий обеими руками, — объяснил мистер Бейтмен.

— И вы можете так? — Конфетка с уважением выпучилась на сэра Освальда.

— Могу писать обеими руками.

— Одновременно?

— Писать одновременно обеими руками непрактично, — кратко ответил сэр Освальд.

— Боюсь, это было бы слишком утонченно! — задумчиво согласилась Конфетка.

— Потрясающая штука получилась бы в государственном департаменте, — заметил мистер О’Рурк, — если бы там правая рука не знала, что делает левая!

— Вы что, тоже можете пользоваться обеими руками?

— Нет, абсолютно нет! Я правша правшой.

— Но вы сдаете карты левой рукой, — проявил наблюдательность мистер Бейтмен. — Я однажды обратил на это внимание.

— Ну, это совсем разные вещи, — не задумываясь ответил мистер О’Рурк.

На мрачной ноте раздался звук гонга, и все направились наверх переодеться к обеду.

После обеда сэр Освальд и леди Кут играли в бридж против мистера Бейтмена и мистера О’Рурка, а у Джимми с Конфеткой состоялся вечер ухаживаний. Последние слова, которые слышал Джимми этим вечером, поднимаясь по лестнице, принадлежали сэру Освальду, обращавшемуся к своей жене:

— Ты никогда не станешь хорошим игроком в бридж, Мария.

И ее ответ:

— Дорогой, знаю. Ты должен мистеру О’Рурку еще один фунт, Освальд.

Приблизительно двумя часами позже Джимми бесшумно, по крайней мере так ему казалось, крался вниз по лестнице. Нанеся краткий визит в столовую и затем пробравшись в кабинет сэра Освальда, он поприслушивался минуту-другую и принялся за работу. Большинство ящиков письменного стола были заперты, но в ход пошла необычной формы проволока, и вскоре ящики один за другим поддались.

Методично просматривая их, Джимми внимательно складывал все назад в том же порядке. Раз-другой он замирал, когда ему казалось, что до него доносится отдаленный звук. Но опасения были напрасны.

Последний ящик осмотрен. Теперь Джимми знал — или мог знать, будь он более внимательным, — множество интересных деталей, касающихся стали. Однако ему не удалось обнаружить ничего из того, что хотел, — никакого упоминания изобретения герра Эберхарда и ничего, что могло бы дать ему ключ для установления личности таинственного «номера седьмого». Впрочем, Джимми и не слишком на это надеялся. У него был маленький шанс, и он использовал его, но не ждал большого результата, надеясь на чистую случайность.

Прекратив поиски, подергал ящики, чтобы убедиться — запер ли? Известно, что от Руперта Бейтмена ничто не ускользнет, поэтому окинул комнату взглядом, чтобы быть уверенным — следов, изобличающих его, Джимми, присутствие, не осталось.

— Вот и ладненько, — тихо пробормотал он про себя. — Здесь ничего нет. Может, завтра утром повезет больше. Если девочки постараются помочь.

Выйдя из кабинета, Джимми закрыл за собой дверь и запер ее на ключ. На мгновение ему показалось, что рядом раздался какой-то звук, но решил — ошибся. Бесшумно продвигаясь через большой зал, он оказался возле сводчатого окна. Сюда проникало достаточно света, чтобы можно было выбирать путь и ни обо что не споткнуться.

Опять какой-то тихий звук…

Теперь Джимми услышал его совершенно ясно, тут уже не могло быть и речи об ошибке. Кроме него, в зале есть кто-то еще и передвигается столь же осторожно. Сердце Джимми заколотилось. Резким прыжком отскочив в сторону, он наткнулся на выключатель и щелкнул им. Яркая вспышка света заставила его зажмуриться, но не помешала рассмотреть все достаточно четко. Не далее четырех футов от него стоял Руперт Бейтмен.

— Бог мой, Орангутанг! — воскликнул Джимми. — Ну и перепугал же ты меня! Крадешься тут в темноте!

— Послышался шум, — строго объяснил мистер Бейтмен. — Я подумал, что сюда забрались грабители.

Джимми задумчиво посмотрел на туфли на каучуковой подошве, которые были надеты на мистере Бейтмене.

— Ты обо всем позаботился, Орангутанг, — добродушно сказал он. — Даже о смертельном оружии.

Взгляд Джимми переключился на выпуклый карман Бейтмена.

— Неплохо быть вооруженным. Никогда нельзя знать наверняка, кого встретишь.

— Рад, что ты не выстрелил. Знаешь, мне уже немного поднадоело, что в меня стреляют.

— Я вполне мог выстрелить.

— Это было бы абсолютно противозаконно, если бы ты так поступил. Ты должен был в точности убедиться, что вор грабит дом, знаешь ли, а потом уже палить в него. Нельзя руководствоваться скороспелыми заключениями. В противном случае тебе пришлось бы объяснять, за что ты застрелил гостя.

— Кстати, что ты здесь делаешь?

— Проголодался, мне захотелось сухого печенья.

— В тумбочке у твоей кровати есть печенье, — возразил Руперт Бейтмен.

Он пристально смотрел на Джимми через очки в роговой оправе.

— Прислуга дала маху, старина! В тумбочке есть коробка под названием «Печенье Для Умирающих С Голоду Гостей». Когда же умирающий с голоду гость открывает ее, внутри — пусто! Пришлось брести в столовую.

И Джимми с милой искренней улыбкой вынул из кармана своего халата полную пригоршню печенья, будто бы взятого в столовой.

На минуту наступила тишина.

— Пора отправляться назад в постель, — наконец сказал Джимми. — Спокойной ночи, Орангутанг!

С напускной беспечностью Джимми поднялся по лестнице. Руперт Бейтмен следовал за ним. На пороге своей комнаты Джимми остановился, как будто решив еще раз пожелать спокойной ночи.

— Очень страшные вещи ты говоришь о печенье, — сказал мистер Бейтмен. — Ты не будешь возражать, если…

— Конечно, парень! Посмотри сам.

Мистер Бейтмен пересек комнату, открыл коробку для печенья и удивленно уставился в ее пустоту.

— Какая невнимательность! Ладно, спокойной ночи.

Он удалился. Джимми присел на край кровати и минуту прислушивался.

— Рискованное было положение, — пробормотал он про себя. — Подозрительный парень этот Орангутанг. Похоже, он никогда не спит. И что за дурацкая привычка у него рыскать везде с револьвером!

Джимми поднялся с кровати и открыл один из ящиков ночного столика. Среди груды галстуков лежала пачка печенья.

— Ничего не поделаешь, — сказал Джимми, — придется съесть эти чертовы сладости. Десять к одному, Орангутанг утром все обыщет.

Тяжело вздохнув, Джимми принялся поглощать печенье, хотя у него не было ни малейшего желания.

Глава 28 Подозрения

Ровно в двенадцать часов Бандл и Лорейн вошли в парковые ворота, оставив «Хиспано» в гараже неподалеку.

Леди Кут встретила девушек удивленно, но с явной радостью и немедленно принялась настаивать, чтобы они остались на ленч.

О’Рурк, полулежавший в обширном кресле, сразу же с большим оживлением заговорил с Лорейн, которая вполуха слушала насыщенные техническими терминами объяснения Бандл о неприятностях, которые приключились с ее «Хиспано».

— Замечательно, что эта чертовщина случилась именно здесь! В последний раз что-то подобное произошло в местечке под названием Маленький Спедлингтон Под Холмом. И оно в полной мере оправдывало свое название, смею вас уверить! — тараторила Бандл.

— Название для фильма, — заметил О’Рурк.

— Место рождения простой деревенской девушки, — уточнила Конфетка возможный вариант названия.

— Интересно, где мистер Тесайгер? — оглянулась леди Кут.

— Наверное, в бильярдной, — отозвалась Конфетка. — Пойду приведу его.

Она вышла, но не прошло и минуты, как появился Руперт Бейтмен с присущим ему встревоженным видом.

— Леди Кут? Тесайгер сказал, что вы разыскиваете меня. Добрый день, леди Эйлин…

Он принялся приветствовать вновь прибывших девушек, и Лорейн немедленно взяла контроль над ситуацией:

— О, мистер Бейтмен! Я так хотела повидать вас! Вы рассказывали, что нужно делать, если у собаки постоянно нарывают лапы?

Секретарь отрицательно покачал головой:

— Должно быть, кто-нибудь другой, мисс Уэйд. Хотя, по правде говоря, я действительно знаю…

— Какой же замечательный вы человек! — перебила его Лорейн. — Вы знаете абсолютно все!

— Следует идти в ногу с современными знаниями, — серьезно ответил мистер Бейтмен. — О лапах вашей собаки.

Теренс О’Рурк пробормотал вполголоса на ухо Бандл:

— Этот парень из тех, что пишут короткие заметки для еженедельников. «Не все знают, что, для того чтобы ваша каминная решетка всегда блестела…» И так далее. «Жук-навозник — одно из наиболее интересных существ мира насекомых», «Брачные обряды Фингале» и тому подобное.

— Что называется, общие знания.

— Может быть что-либо ужаснее этих двух слов? — воскликнул мистер О’Рурк и добавил набожным тоном: — Слава богу, я человек образованный и абсолютно ничего ни о чем не знаю!

— Вижу, у вас здесь есть площадка для гольфа, — обратилась Бандл к леди Кут.

— Приглашаю вас осмотреть ее, леди Эйлин, — сказал О’Рурк.

— Позовем тех двоих, — предложила Бандл, показывая на Лорейн и мистера Бейтмена.

— Сыграйте, мистер Бейтмен, — сказала леди Кут, увидев, что секретарь на мгновение заколебался. — Уверена, сэр Освальд не нуждается в вас.

Все четверо пошли на лужайку.

Партия, окончившаяся около часу дня, принесла победу Бейтмену и Лорейн.

— Вы согласитесь со мной, партнер, — важничал мистер О’Рурк, — что мы играли более спортивно!

Он шел чуть позади Бандл.

— Старина Орангутанг — осторожный игрок, совсем не рискует. Касательно меня, так я на карту ставлю все! Кстати, неплохой жизненный девиз! Не правда ли, леди Эйлин?

— У вас никогда не было из-за него неприятностей? — смеясь, спросила Бандл.

— Честно говоря, были. Миллион раз. Но я от них только крепчаю. Только петля сможет победить Теренса О’Рурка!

Из-за угла дома выскочил Джимми Тесайгер.

— Бандл, клянусь, вот здорово! — воскликнул он.

— Вы пропустили соревнования за Осенний кубок, — сказал О’Рурк.

— Был на прогулке, — ответил Джимми. — А откуда свалились эти девушки?

— Пришли своими собственными ножками, — сказала Бандл. — «Хиспано» подвел нас.

И она пересказала обстоятельства аварии.

Джимми слушал с сочувствующим вниманием.

— Не повезло! — соизволил он ответить. — Если починка потребует времени, я мог бы после ленча отвезти вас на своей машине.

Прозвучал гонг, все вошли в дом. Бандл тайком изучала Джимми. Ей почудилась в его голосе необычная нотка ликования. Все идет отлично?

После ленча они вежливо распрощались с леди Кут, и Джимми вызвался отвезти их в гараж на своей машине. Стоило им только отправиться в путь, как одно и то же слово одновременно сорвалось с губ обеих девушек:

— Ну?

— Ну?

Джимми решил выглядеть раздражительным.

— О, от всего сердца благодарю! Легкое несварение желудка благодаря чрезмерному поглощению сухого печенья!

— Да что случилось?

— Я и рассказываю. Беззаветная преданность делу заставила меня съесть слишком много сухого печенья. Но разве наш герой отступил? Нет и еще раз нет!

— Ох, Джимми! — укоризненно сказала Лорейн.

Он смягчился:

— Что именно вы хотите знать?

— Все! Разве мы плохо справились? Я хочу сказать, как мы завлекли в игру Орангутанга и Теренса О’Рурка.

— Поздравляю вас с тем, как вы справились с Орангутангом. О’Рурк, может быть, и лопух, но Орангутанг сделан из другого теста. Для него есть только одно определение — это слово было на прошлой неделе в кроссворде в «Санди Ньюсберг». Из десяти букв, означающее «всюду в одно и то же время». Вездесущий. Это слово описывает Орангутанга с ног до головы. Нет такого места, куда бы ты пошел и не встретился с ним. И что самое плохое — никогда не слышишь, как он подходит.

— Он опасен?

— Опасен? Конечно нет. Представить только, что Орангутанг опасен! Он осел. Но, как я только что сказал, вездесущий осел. По-моему, он даже и в сне не нуждается, как простые смертные. Грубо говоря, чертов зануда.

И несколько оскорбленным тоном Джимми рассказал о событиях прошлой ночи.

У Бандл рассказ не вызвал большого сочувствия.

— Не знаю, чем ты занимался, слоняясь здесь!

— «Номером седьмым», — твердо ответил Джимми.

— И ты мечтал найти его в этом доме?

— Мне казалось, именно здесь можно найти ключ.

— Не нашел?

— Прошлой ночью — нет.

— А сегодня утром? — внезапно вмешалась в разговор Лорейн. — Джимми, ты ведь нашел что-то сегодня утром! У тебя же написано на лице.

— Не уверен, стоит ли придавать этому значение. Но во время своей прогулки…

— Прогулка, которая не завела тебя далеко от дома…

— Как ни странно, не завела. Мы можем назвать ее внутренней экскурсией по дому. Итак, не знаю, стоит ли придавать большое значение моей находке. Но нашел я вот что.

С ловкостью фокусника он вынул маленькую бутылочку и бросил ее девушкам. Она была наполовину полна белого порошка.

— И что это, по-твоему? — спросила Бандл.

— Белый кристаллический порошок, любому читателю детективной литературы знакомый и понятный. Если это окажется новым сортом патентованного зубного порошка — буду крайне огорчен и раздосадован.

— Где ты нашел бутылочку?

— Тайна!

Больше у него ничего нельзя было выведать ни упрашиваниями, ни упреками.

— Вот и гараж, — сказал он. — Будем надеяться, что наш храбрый «Хиспано» не подвергся здесь никаким унижениям.

Служащий гаража предъявил им счет на пять шиллингов, сделав какие-то неопределенные замечания об открутившихся гайках. Бандл заплатила ему с милой улыбкой.

— Приятно иногда осознавать, что у нас есть деньги, которые можно выбросить на ветер, — шепнула она Джимми.

Втроем они стояли на дороге, молча обдумывая положение.

— Знаю! — осенило Бандл.

— Что знаешь?

— Помните ту перчатку, что нашел суперинтендант Баттл… полусгоревшую?

— Конечно!

— Ты, Джимми, говорил, что он попросил тебя примерить ее?

— И она оказалась мне велика. Подтверждается мысль, что он был крупным парнем, этот здоровяк, который ее носил.

— Совершенно не то, что меня беспокоит. Бог с ней и ее размером! Джордж и сэр Освальд тоже были там, так?

— Так!

— Он мог бы дать ее примерить кому-нибудь из них?

— Без сомнения.

— Не дал же! Он выбрал тебя! Джимми, ты понимаешь, что это значит?

Мистер Тесайгер в недоумении уставился на нее:

— Извини, Бандл, наверное, мой веселый старый котелок варит не так быстро, и я не могу дотумкать, о чем ты говоришь.

— Лорейн, а ты понимаешь?

Лорейн с интересом посмотрела на Бандл, но отрицательно покачала головой:

— Какое это имеет значение!

— Еще какое! Как вы не понимаете?.. У Джимми правая рука была перевязана!

— Господи, Бандл, — медленно произнес Джимми. — Теперь это и мне кажется странным. Перчатка же на левую руку, но Баттл про это ничего не сказал!

— Именно! Раз у тебя правая рука забинтована, то выглядело естественным, что ты примерил перчатку на левую, незабинтованную. Этим было отвлечено внимание всех, какая перчатка — левая или правая. Никто бы ничего не вспомнил! Никаких бы доказательств, что левая! И о размере он ничего не упоминал, чтобы еще более все затуманить. Но я абсолютно уверена, что человек, стрелявший в тебя, держал пистолет в левой руке!

— Искать левшу? — задумалась Лорейн.

— Добавлю еще кое-что. Перебирая клюшки для гольфа, Баттл искал такую клюшку, которая для левши!

— Господи! — воскликнул Джимми.

— Что такое?

— Весьма любопытно!

И Джимми пересказал состоявшуюся накануне беседу за чаем.

— Получается, сэр Освальд Кут амбидекстральный? — предположила Бандл.

— Вспоминаю тот вечер в Чимниз… ну, когда умер Джерри Уэйд… я смотрел, как они играли в бридж, и удивлялся — странно как-то сдают карты… потом понял, что карты сдавали левой рукой. Не могу точно утверждать, но, кажется, это был сэр Освальд!

Все трое переглянулись, Лорейн покачала головой:

— Сэр Освальд Кут! И карты, и перчатка… Это невозможно! Совпадение — не более. Какая ему, миллионеру, корысть влезать в то, что связано с убийствами?

— Выглядит глупо, — согласился Джимми. — И все же.

— У «номера седьмого» собственные методы работы, — тихо процитировала Бандл. — Вдруг именно таким образом сэр Освальд делает свое состояние?

— Зачем было устраивать всю эту комедию в аббатстве, если у него уже эта формула на его собственных заводах?

— Объяснимо! — не согласилась Лорейн. — Та же самая причина, о которой мы говорили, обсуждая О’Рурка, — отвести подозрение от себя и направить их на другого.

Бандл нетерпеливо закивала:

— Все сходится! Подозрения падают на Бауэра и графиню. Кому в голову придет заподозрить в чем-то сэра Освальда Кута?

— Интересно, пришло ли это в голову Баттлу? — медленно произнес Джимми.

И тут давнее воспоминание возникло в мозгу Бандл. Суперинтендант Баттл снимает лист плюща с пальто миллионера.

Подозревал ли это Баттл уже тогда?

Глава 29 Странный поступок Джорджа Ломакса

— Мистер Ломакс, милорд!

Лорд Катерхэм вздрогнул от неожиданности. Полностью поглощенный изучением своего левого запястья, он не слышал, как по мягкому дерну к нему подошел дворецкий. Вздрогнув, посмотрел на Тредуэлла скорее с грустью, чем с раздражением.

— Вам за завтраком, Тредуэлл, было сказано, что сегодня утром я буду чрезвычайно занят.

— Да, милорд, но…

— Идите и скажите мистеру Ломаксу, что вы ошиблись, что я ушел в деревню, что я лежу с приступом подагры, или, если это не убедит Ломакса, скажите, что я умер, наконец!

— Мистер Ломакс, милорд, уже заметил вашу светлость, когда подъезжал.

Лорд Катерхэм тяжело вздохнул:

— Хорошо, Тредуэлл, я иду.

Для лорда Катерхэма была характерна покладистость в необходимости возвращаться от уединенных занятий к реальности, и Ломакса он приветствовал с беспримерной сердечностью:

— Мой дорогой друг, рад видеть вас! Несказанно рад! Присаживайтесь! Налейте себе чего-нибудь. Да это просто замечательно, что вы заглянули.

И, подтолкнув Джорджа к большому креслу, он сел напротив и нервно прищурился.

— Мне потребовалось увидеть вас по очень личному делу, — начал Джордж.

— О! — тихо произнес лорд Катерхэм, и сердце его упало, в то время как мозг лихорадочно перебирал все ужасные перспективы, которые могла скрывать за собой эта простая фраза. Неужели на него, лорда Катерхэма, падает подозрение?..

Ерунда какая-то, однако.

— По очень важному делу, — повторил Джордж с многозначительным ударением.

Сердце лорда Катерхэма провалилось глубоко, как никогда. Он почувствовал, что сейчас ему предстоит услышать нечто худшее, чем можно себе представить.

— Да? — сказал лорд Катерхэм, отважно стараясь казаться беззаботным.

— Эйлин дома?

Вместе с ощущением отсрочки приведения в исполнение смертного приговора лорд Катерхэм почувствовал легкое удивление.

— Дома, — кивнул он. — Со своей новой подругой, молодой мисс Уэйд… Чудесная девушка эта Уэйд! Когда-нибудь из нее вырастет замечательный игрок в гольф. У нее такой прелестный удар!

Он пустился в словоохотливую болтовню, но Джордж безжалостно перебил его:

— Рад, что Эйлин дома. Надеюсь, мне можно будет переговорить с ней?

— Разумеется, мой дорогой друг, разумеется! — Лорд Катерхэм все еще испытывал большое удивление, но в то же время будто наслаждался чувством отсрочки своей гибели. — Если вам не будет скучно.

— Ничто не может быть для меня менее скучным, — возразил Джордж. — Мне кажется, вы, Катерхэм, вряд ли по достоинству оцениваете мое напоминание вам о том, что Эйлин уже выросла. Она уже не ребенок. Она уже женщина, и, с вашего позволения, женщина очаровательная и талантливая. Мужчина, которому удастся завоевать ее расположение, будет чрезвычайно счастлив. Повторяю: чрезвычайно счастлив!

— О, возможно! Но она, знаете ли, очень неугомонная. Никогда не согласится посидеть на одном месте две минуты подряд. Однако, думаю, нынешние молодые люди не возражают против такой неусидчивости.

— Вы хотите сказать, что она не может быть бездеятельной. Эйлин умная девушка, Катерхэм, и честолюбивая. Она интересуется проблемами нашего времени и прилагает весь свой яркий и живой молодой ум для их решения.

Лорд Катерхэм уставился на него в недоумении. Он решил, что то, что принято сейчас называть «напряжением современной жизни», начало сказываться на Джордже. То, как Джордж изображает Бандл, выглядело для лорда Катерхэма до смешного не соответствующим действительности.

— Вы уверены, что чувствуете себя хорошо? — с беспокойством спросил он.

Джордж нетерпеливо отмахнулся от вопроса:

— Возможно, Катерхэм, вы начали получать отдаленное представление о целях моего утреннего визита. Я не тот человек, который с легкостью принимает на себя дополнительную ответственность. У меня достаточно здравого смысла, что подтверждает мое положение в обществе. Мною рассмотрен вопрос о Бандл самым глубоким и серьезным образом. На супружество, особенно в моем возрасте, нельзя решиться без глубокого… э… размышления. Равенство по рождению, схожесть вкусов, общее соответствие и одинаковые религиозные убеждения — все «за» и «против» должны быть взвешены и обдуманы. Я могу, надеюсь, дать своей жене положение в обществе, которое нельзя не принять во внимание. Эйлин превосходно займет его. По происхождению и воспитанию она полностью ему соответствует, а ее ум и острое политическое чутье не могут не продвинуть мою карьеру для нашего взаимного благополучия. Единственное, что меня волнует, Катерхэм, — это некоторое различие в возрасте. Но могу заверить вас, что я чувствую себя полным сил, нахожусь в превосходном состоянии. Преимущество в возрасте должно быть на стороне мужа. У Эйлин же серьезные вкусы, и взрослый мужчина подойдет ей больше, чем молодые выскочки, у которых нет ни жизненного опыта, ни воспитанности. Я могу заверить вас, мой дорогой Катерхэм, что буду лелеять ее… э… чудесную юность, буду лелеять ее… э… она будет высоко цениться. Наблюдать, как распускается изысканный цветок ее разума, — какая привилегия! Подумать только, что я никогда не подозревал…

Он с усердием затряс головой, а лорд Катерхэм, с трудом обретя голос, тупо спросил:

— Если правильно вникнуть в то, что вы высказали… ох, мой дорогой друг. Вы ведь не имеете в виду, что хотите жениться на Бандл?!

— Вам это кажется неожиданным. Но вы разрешите мне поговорить с ней?

— О да! Если вам нужно мое разрешение, то, конечно, пожалуйста! Но, знаете, Ломакс, на вашем месте я бы не стал торопиться. Поезжайте домой и спокойно обдумайте все еще раз. И все тому подобное. Не очень приятно сделать предложение и остаться в дураках!

— Сознаю, что вы желаете мне добра, давая такой совет. Хотя, должен признаться, выразили вы его в довольно странной форме. Но я твердо решил, Катерхэм, испытать свою судьбу. Так можно увидеться с Эйлин?

— Ничего не имею против, — поспешно ответил лорд Катерхэм. — Эйлин сама способна решать свои проблемы. Если завтра утром она придет ко мне и скажет, что выходит замуж за шофера, у меня не будет никаких возражений. В наше время это единственно правильный образ действий. Дети могут сделать жизнь невероятно неприятной, если им постоянно не уступать. Я сказал Бандл: «Поступай как хочешь, но только не беспокой меня», и, действительно, в целом она неплохо с этим справляется.

Джордж сосредоточенно встал.

— Право, не знаю, — неопределенно ответил лорд Катерхэм. — Она может быть где угодно. Как я вам только что сказал, у нее нет привычки задерживаться на одном месте дольше чем на две минуты. Никаких передышек.

— Полагаю, мисс Уэйд вместе с ней? Мне кажется, Катерхэм, лучше всего будет вам вызвать дворецкого, попросить его разыскать Эйлин и сказать, что я хочу поговорить с ней несколько минут.

Лорд Катерхэм покорно нажал на звонок.

— Тредуэлл, — обратился он, когда дворецкий явился на вызов, — разыщите ее светлость, будьте так добры. Скажите ей, что мистер Ломакс очень желает поговорить с ней в гостиной.

— Слушаюсь, милорд.

Тредуэлл удалился. Джордж схватил руку лорда Катерхэма и стал страстно ее пожимать, к большому неудовольствию последнего.

— Тысяча благодарностей! — засобирался Джордж. — Надеюсь скоро принести вам добрые вести! — И поспешил из комнаты.

— Так! — проговорил лорд Катерхэм. — Так! — И после длинной паузы: — Что это выкинула Бандл?

Дверь снова открылась.

— Мистер Эверслей, милорд.

Билл быстро вошел в комнату, и лорд Катерхэм, поздоровавшись с ним за руку, озабоченно заговорил:

— Здравствуйте, Билл. Вы, наверное, ищете мистера Ломакса? Послушайте, если вы хотите сделать доброе дело, то поспешите в гостиную и скажите ему, что кабинет министров созывает срочное собрание, или каким-нибудь другим путем вытащите его оттуда. Совсем нехорошо позволять старому грешнику делать из себя дурака из-за каких-то шалостей глупой девчонки!

— Мое появление не из-за Филина, — удивился Билл. — Даже не знал, что он здесь. Бандл — вот кого я хочу видеть. Она здесь?

— Вы не можете увидеть ее, — ответил лорд Катерхэм. — По крайней мере, не сейчас. С ней Джордж.

— Что… какое это имеет значение?

— Еще какое! Джордж, наверное, что-то невразумительное лопочет в эту самую минуту, и мы не должны вмешиваться, чтобы не сделать ему еще хуже.

— Что он может лопотать?

— Одному Богу известно. В любом случае это куча дурацкой ерунды. Никогда не говори слишком много — такой у меня всегда был девиз. Бери девушку за руку, и пусть события идут своим чередом.

Билл удивленно смотрел на него:

— Послушайте, сэр, я очень спешу и должен поговорить с Бандл.

— Вам придется ждать долго. Должен признаться, я рад, что вы здесь, со мной… мне кажется, Ломакс будет настаивать на том, чтобы вернуться сюда и поговорить со мной, когда все закончится.

— Когда что закончится? Что, по-вашему, Ломакс там делает?

— Тише, — предостерег лорд Катерхэм. — Джордж делает предложение.

— Предложение? Что он предлагает?

— Руку. Наверное, он вступил в так называемый опасный возраст. Другого объяснения не нахожу.

— Делает предложение Бандл?! Грязный нахал! В его-то возрасте! — Билл побагровел.

— Джордж уверяет, что он в расцвете сил, — осторожно заметил лорд Катерхэм.

— Он?! Он дряхлый… старикашка! Я… — Билл задыхался от гнева.

— Совсем не дряхлый, — холодно возразил лорд Катерхэм. — Он на пять лет моложе меня.

— Какая наглость! Филин и Бандл! Такая девушка, как Бандл! Вы не должны допустить!

— Мое правило — не вмешиваться!

— Вам следовало сказать ему, что вы о нем думаете.

— К сожалению, современные правила поведения не допускают этого, — печально сказал лорд Катерхэм. — Если бы в каменном веке… Хотя, думаю, и тогда я бы не способен был… Я слабый человек.

— Бандл! Господи… Я никогда не осмеливался попросить Бандл выйти за меня замуж, потому что знал — она только рассмеется. А Джордж — омерзительный пустозвон, беспринципный, лицемерный старый болтун, грязный, отвратительный, самовлюбленный тип…

— Продолжайте. Мне это нравится.

— Боже мой! — воскликнул Билл просто и с чувством. — Послушайте, я должен бежать.

— Нет, не уходите! Мне бы очень хотелось, чтобы вы остались. Кроме того, вы хотели увидеть Бандл.

— Не сейчас. Вы случайно не знаете, где может быть Джимми Тесайгер? Кажется, он гостил у Кутов. И возможно, все еще там?

— По-моему, вчера Джимми вернулся в город. Бандл и Лорейн были там в субботу. Если бы вы только подождали…

Однако Билл энергично покачал головой и выбежал из комнаты. Лорд Катерхэм на цыпочках, крадучись, перешел в холл, схватил шляпу и быстро вышел через боковую дверь. Зачем? Вдалеке он увидел Билла, промчавшегося по дороге на своей машине.

«Попадет в аварию», — тревожно подумалось ему.

Однако Билл достиг Лондона без неприятностей и сумел припарковать машину на Сент-Джеймс-сквер. Затем он разыскал жилище Джимми Тесайгера, который оказался дома.

— Привет, Билл! Эй, что случилось? Ты выглядишь тускло, как никогда!

— И прежде было от чего беспокоиться, теперь произошло еще кое-что и окончательно выбило меня из колеи, — действительно тускло промолвил Билл.

— В чем дело? Можно тебе в чем-нибудь помочь?

Билл не ответил. Он сидел, уставившись на ковер, и выглядел таким озадаченным и встревоженным, что не возбуждал — взбудораживал любопытство Джимми.

— Что-нибудь из ряда вон выходящее, Уильям? — не отлипал тот.

— Чертовски странное, в чем нельзя разобраться.

— Касательно Семи Циферблатов?

— Да… это касается Семи Циферблатов. Сегодня утром я получил письмо.

— Письмо?

— От душеприказчиков Ронни Деврё.

— Господи! Через столько времени!

— Похоже, он оставил инструкции. Если он внезапно умрет, определенный запечатанный конверт должен быть послан мне ровно через две недели после смерти.

— И они переслали его тебе?

— Да.

— Ты вскрывал его?

— Да.

— Ну и что там?

Билл бросил на него взгляд, такой странный и неопределенный, что Джимми еще более встревожился.

— Послушай, старина, — сказал он. — Возьми себя в руки. Похоже, письмо просто ошеломило тебя, не знаю уж, что там. На, выпей!

Джимми налил в стакан виски с содовой и передал Биллу. Взяв стакан, Билл, однако, не сразу выпил его содержимое. Лицо Билла имело все то же ошеломленное выражение.

— Мое волнение из-за того, что в письме, — сказал он. — Я просто не могу поверить этому, вот и все.

— Ерунда! Ты должен выработать в себе привычку верить в шесть невозможных вещей до завтрака. Я это делаю постоянно. Ну а теперь давай послушаем обо всем по порядку. Подожди минутку.

Джимми вышел из комнаты.

— Стивенс!

— Да, сэр.

— Купите мне сигарет, ладно? Мои закончились.

— Хорошо, сэр.

Джимми подождал, пока не услышал, как закрылась парадная дверь. Он вернулся в гостиную как раз в тот момент, когда Билл ставил на стол свой пустой стакан. Теперь Билл выглядел уже лучше, более решительным и более уверенным в себе.

— Итак, — продолжил Джимми, — я отослал Стивенса, так что нас никто не подслушивает. Ты расскажешь мне обо всем?

— Это настолько невероятно!

— Коли так, то наверняка правда. Давай выкладывай!

Билл набрал полные легкие воздуха.

— Хорошо, расскажу тебе все.

Глава 30 Срочный вызов

Лорейн, игравшая с маленьким симпатичным щенком, была несколько удивлена, когда после двадцатиминутного отсутствия увидела запыхавшуюся Бандл с неописуемым выражением на лице.

— Фух! — выдохнула Бандл, падая на садовую скамейку.

— Что такое? — удивилась Лорейн, глядя на нее с любопытством.

— В Джордже дело… В Джордже Ломаксе.

— Натворил что-нибудь?

— Сделал мне предложение. Это было ужасно! Он что-то лопотал и заикался, но все же ему удалось справиться со своей речью… наверное, вызубрил ее из какой-нибудь книги. Остановить его было невозможно. О, как я ненавижу мужчин, которые заикаются! И, к сожалению, не знала, что ему ответить.

— Но ты должна знать, чего ты хочешь.

— Разумеется, я не собиралась выходить замуж за такого апоплексического идиота, как Джордж! Хочу сказать, мне не удалось вспомнить надлежащего ответа из учебника по этикету. Я смогла только произнести: «Нет, не выйду». А должна была сказать что-нибудь вроде того, что очень признательна ему за честь, которую он мне оказывает, и так далее и тому подобное. Но я была настолько ошеломлена, что в конце концов удрала.

— Ну, Бандл, это на тебя не похоже.

— Не представляла, что такое может произойти! Джордж, который, как мне думалось, терпеть меня не может, и он туда же! Ты бы слышала, какую чушь Джордж нес о моем девичьем разуме и о том наслаждении, которое доставит ему возможность формировать его. Мой разум! Если принять во внимание хоть четверть того, что происходит в моем разуме, можно в обморок грохнуться от ужаса.

Лорейн рассмеялась, не в силах сдержаться.

— Сама во всем виновата, дала втянуть себя в это… А, вон папа прячется за рододендроном. Привет, папа! — крикнула Бандл.

Лорд Катерхэм с загнанным выражением лица подошел к ним.

— Ломакс уехал, а? — спросил он с несколько напускной веселостью.

— В хорошенькое дельце ты меня втравил, — напустилась Бандл. — Джордж хвастается, что получил твое полное одобрение и поддержку.

— Что мне, по-твоему, оставалось? — спросил лорд Катерхэм. — По правде-то я не сказал ему ничего обнадеживающего.

— Так и думала! Наверное, Джордж загнал тебя в угол своей болтовней и довел до такого состояния, что ты мог только едва кивать.

— Очень похоже на то, что случилось. Как он это воспринял? Плохо?

— Боюсь, я была немного резка.

— Пустяки, — успокоил лорд Катерхэм. — Может, к лучшему. Слава богу, Ломакс впредь бросит свою ужасную привычку заскакивать ко мне по любому поводу и беспокоить меня. Что ни делается, все к лучшему, как говорится. Вы тут нигде не видели мою клюшку?

— Надеюсь, партия-другая в гольф вернет мне душевное равновесие, — обрадовалась Бандл. — Играем на шесть пенсов, Лорейн!

Час прошел очень мирно. Все трое вернулись домой в прекрасном расположении духа. На столе в зале лежала записка.

— Мистер Ломакс оставил ее для вас, милорд, — объяснил Тредуэлл. — Он был очень разочарован, обнаружив, что вы ушли.

Лорд Катерхэм разорвал конверт и издал страдальческое восклицание, повернувшись к дочери. Тредуэлл удалился.

— В самом деле, Бандл, тебе нужно было вести себя понятнее!

— Что?

— Вот, прочти это.

Бандл взяла записку и прочла:

«Мой дорогой Катерхэм, мне очень жаль, что я не смог поговорить с вами. Я думал, что выразился достаточно ясно о своем желании увидеться с вами еще раз после моего разговора с Эйлин. Она, милый ребенок, очевидно, совершенно не подозревала о чувствах, которые я питаю к ней. Она была, я боюсь, очень напугана. У меня нет ни малейшего желания торопить ее. Ее девичье смущение было очаровательным, теперь я испытываю к ней еще большее уважение, также высоко ценю и ее скромную сдержанность. Я должен дать ей время привыкнуть к этой мысли. Само ее смущение уже говорит о том, что я ей не совсем безразличен, и у меня нет сомнений в моем окончательном успехе. Верьте мне, дорогой Катерхэм. Ваш преданный друг

Джордж Ломакс».

— Да… — поразилась Бандл. — Да… Будь я проклята!

Дар речи оставил ее.

— Парень, должно быть, сошел с ума, — проворчал лорд Катерхэм. — Никто не мог бы написать о тебе такие слова, Бандл, находясь в здравом уме и твердой памяти. Бедняга! Но какая настойчивость! Неудивительно, что он пролез в кабинет министров… И поделом ему. Если ты и вправду выйдешь за него, Бандл, то поделом ему!

Зазвонил телефон, Бандл подняла трубку. В следующую минуту Джордж и его предложение были забыты, она яростно замахала рукой Лорейн, чтобы та приблизилась. Лорд Катерхэм удалился в свой кабинет.

— Это Джимми. И он чем-то ужасно возбужден, — сказала Бандл.

— Бандл, слава богу, я застал вас, — доносился из трубки голос Джимми. — Нельзя терять ни минуты. Лорейн с тобой?

— Да, она здесь.

— Хорошо. Слушай, у меня нет времени, чтобы все объяснить… Особенно по телефону. В общем, у меня был Билл с самой невероятной историей, которую мне когда-либо приходилось слышать. Если все правда… Да, если все правда, то это самая потрясающая сенсация века. Теперь слушай, что вы должны сделать. Сейчас же поезжайте в город. Вы обе. Поставьте где-нибудь машину и идите прямо в клуб «Семь Циферблатов». Как ты думаешь, вы сможете избавиться от твоего знакомого лакея, когда доберетесь туда?

— От Альфреда? Конечно. Предоставь это мне.

— Отлично. Избавьтесь от него и ждите меня с Биллом. Не высовывайтесь в окна, но, как только мы подъедем, сразу же впустите нас. Понятно?

— Да.

— Тогда все в порядке. Бандл, никому не говори, что вы едете в город. Придумай какое-нибудь другое объяснение. Скажи, что ты отвозишь Лорейн домой.

— Чудесно! Джимми, я уже вся дрожу от возбуждения!

— А еще тебе бы не мешало сделать завещание перед отъездом.

— Вот так раз! Но я хотела бы знать, в чем все-таки дело.

— Узнаешь, как только мы встретимся. Скажу тебе вот что: мы приготовим очень неприятный сюрприз для номера седьмого.

Повесив трубку и повернувшись к Лорейн, Бандл вкратце пересказала ей содержание разговора. Лорейн помчалась наверх и принялась спешно укладывать вещи, а Бандл просунула голову в кабинет отца:

— Папа, я отвезу Лорейн домой.

— Почему? Она не собиралась уезжать сегодня.

— Там хотят, чтобы она вернулась, — неопределенно ответила Бандл. — Только что позвонили. Пока!

— Эй, Бандл, подожди минутку! Ты когда будешь дома?

— Не знаю. Как приеду, увидимся.

После бесцеремонного прощания Бандл понеслась наверх, надела шляпку, нырнула в меховую куртку и была готова отправиться в путь. Она уже распорядилась заранее, чтобы «Хиспано» подали к дому.

Поездка в Лондон прошла без приключений, не считая тех незначительных мелочей, которые были присущи Бандл, управлявшей автомобилем. Они оставили машину в гараже и направились прямо в клуб «Семь Циферблатов».

Дверь им открыл Альфред. Бандл бесцеремонно прошла мимо него, Лорейн последовала за ней.

— Закройте дверь, Альфред, — велела Бандл. — Я приехала сюда специально, чтобы отплатить вам добром за добро. За вами охотится полиция.

— О, миледи! — Альфред смертельно побледнел.

— Услуга за услугу, Альфред! Потому и торопилась предупредить о грозящей вам опасности. Уже есть ордер на арест мистера Мосгоровского, и лучшее, что вы можете сделать, — исчезнуть отсюда так быстро, как только удастся. Если вас здесь не найдут, они не станут слишком беспокоиться. Вот десять фунтов, они помогут вам уехать подальше.

Через три минуты ошеломленный и насмерть перепуганный Альфред покинул Ханстентон-стрит, 14, с единственной мыслью никогда больше сюда не возвращаться.

— Кажется, удачно получилось, — обрадовалась Бандл.

— Стоило ли быть такой… ну, крутой? — возразила Лорейн.

— Так безопаснее, — ответила Бандл. — Не знаю, что затевают Джимми с Биллом, но нам совсем не нужно, чтобы в самый ответственный момент вернулся Альфред и все испортил. О! Вот и они! Да, времени даром не теряют. Наверное, ждали за углом, когда Альфред уйдет. Иди открой им дверь, Лорейн.

Лорейн повиновалась. Джимми Тесайгер выскочил с водительского места.

— Подожди здесь, Билл! — крикнул он. — Нажми на сигнал, если заметишь, что кто-нибудь следит за домом.

Он взбежал по ступенькам и захлопнул за собой дверь.

— Привет, Бандл! Ну, будем кончать с этим. Где ключ от комнаты, в которой ты была в тот раз?

— Это был один из ключей от комнат нижнего этажа. Лучше взять их все.

— Поторопись. Времени мало.

Ключ был найден быстро, обитая сукном дверь распахнулась, и все трое вошли в комнату. Она оставалась точно такой, как тогда, когда Бандл видела ее в последний раз — с семью стульями, расставленными вокруг стола. Джимми молча рассматривал комнату минуту-другую. Потом его взгляд перешел на два посудных шкафа.

— В каком из шкафов ты пряталась, Бандл?

— В этом.

Джимми подошел к нему и открыл дверцу. Та же коллекция разномастной посуды занимала все полки.

— Нужно убрать посуду, — пробормотал он. — Лорейн, беги вниз и позови Билла. Теперь уже не надо ему следить за домом снаружи.

Лорейн выбежала из комнаты.

— Что ты хочешь делать? — нетерпеливо поинтересовалась Бандл.

Джимми стоял на коленях, пытаясь что-то рассмотреть в щель дверцы другого шкафа.

— Подожди, сейчас придет Билл, и ты услышишь всю историю. Это дело — полностью его заслуга, и оно чертовски делает ему честь! Эй, что это Лорейн так летит по лестнице, как будто за ней гонится разъяренный бык?

Лорейн действительно мчалась по лестнице со всех ног. Она ворвалась в комнату с пепельным лицом и ужасом в глазах:

— Билл… Билл… о, Бандл… Билл!

— Что с Биллом? — Джимми схватил ее за плечо. — Ради бога, Лорейн, что случилось?

Лорейн все еще ловила ртом воздух.

— Билл… по-моему, он мертв… он в машине… но он не двигается и не говорит. Он наверняка мертв!

Джимми пробормотал ругательство и бросился на лестницу, Бандл кинулась за ним, сердце ее застучало неровно, в душе разлилось ужасное ощущение опустошения. «Билл мертв? О нет! О нет! Только не это! Боже, прошу, только не это!» Вместе с Джимми они подбежали к машине, Лорейн — следом.

Джимми заглянул под складной верх автомобиля. Билл сидел так же, как они оставили его, откинувшись назад. Но глаза его были закрыты, и никакой реакции не последовало, когда Джимми потянул его за руку.

— Не могу ничего понять, — пробормотал Джимми. — Но он не мертв. Не унывай, Бандл! Слушайте, нужно отнести его в дом. Будем надеяться, что нам повезет и нас не увидит ни один полицейский. Если кто-нибудь что-нибудь спросит, это наш заболевший друг, мы помогаем ему добраться домой.

Втроем они перенесли Билла в дом, не испытав больших затруднений и не привлекая ничьего внимания, если не считать одного небритого джентльмена, который сочувственно произнес:

— Джентльмен принял лишку, понимаю, — и глубокомысленно закивал.

— Занесем в маленькую заднюю комнату, вниз, — предложил Джимми. — Там диван.

Они осторожно положили Билла, и Бандл, опустившись перед ним на колени, взяла в свои руки его вялую кисть.

— Пульс есть, — сказала она. — Что же случилось с ним?

— Неужели кому-то удалось впрыснуть ему какую-то гадость?! Это было легко сделать — уколоть, и все. Наверное, у него спросили время, — предположил Джимми. — Мы можем сделать только одно. Я сейчас же побегу за врачом. Вы оставайтесь здесь и смотрите за ним.

Он подбежал к двери и остановился:

— Послушайте, вы только не бойтесь! На всякий случай оставлю вам свой пистолет. То есть… на всякий случай. Вернусь быстро, как только смогу.

Он положил револьвер на маленький столик рядом с диваном и поспешил из комнаты. Было слышно, как парадная дверь захлопнулась за ним.

Теперь в доме стало очень тихо. Обе девушки стояли около Билла, не двигаясь. Бандл все еще держала палец у него на пульсе, который, казалось, бился быстро и беспорядочно.

— Просто ужас! — шепнула она Лорейн.

Лорейн кивнула:

— Впечатление такое, что Джимми нет уже давным-давно, на самом деле прошло всего полторы минуты.

— Какие-то звуки, — насторожилась Бандл. — Шаги и скрип досок наверху… Может, всего лишь кажется.

— Интересно, зачем Джимми оставил нам револьвер? Нам угрожает опасность?

— Если им удалось добраться до Билла… — начала Бандл и остановилась. Лорейн передернуло.

— Но в дом никто не может войти незаметно. Кто попытается войти, нас пистолет выручит, — успокоила Бандл.

Внимание Лорейн опять вернулось к Биллу.

— Горячий кофе! Он бы помог Биллу, — размечталась Бандл.

— У меня в сумке есть нюхательная соль, — отозвалась Лорейн. — И немного коньяку. Где же она? Наверное, я оставила ее наверху.

— Я принесу, — опередила ее Бандл. — Вдруг поможет не хуже кофе!

Она быстро побежала по лестнице, затем через игорную и вбежала в открытую дверь комнаты собраний. Сумка Лорейн лежала на столе.

Как только Бандл протянула руку, чтобы схватить ее, тут же услышала за спиной какой-то шум, потом почувствовала тупой оглушительный удар.

Потеряв сознание, Бандл со слабым стоном опустилась на пол.

Глава 31 Семь Циферблатов

Очень медленно к Бандл возвращалось сознание. Она ощущала черную крутящуюся темноту, в центре которой была яростная пульсирующая боль. Перемежалась боль звуками. Хорошо знакомый ей голос снова и снова повторял одни и те же слова:

— Дорогая Бандл! О, дорогая Бандл… Она умерла, я знаю, она умерла. О, моя дорогая. Бандл, дорогая, дорогая Бандл. Я так люблю тебя! Бандл, дорогая…

Бандл лежала все так же тихо, с закрытыми глазами. Но теперь она уже была в полном сознании. Руки Билла крепко обнимали ее.

— Бандл… О, моя дорогая любовь! Что мне делать? Моя самая дорогая, любимая Бандл. Господи, что же мне делать? Я убил ее. Я убил ее.

Опомнившись, Бандл заговорила:

— Нет, не убил, дурашка!

Билл чуть не задохнулся от изумления:

— Бандл — жива?

— Конечно, жива!

— И долго ты… я хочу сказать, когда ты пришла в себя?

— Минут пять назад.

— Почему не открыла глаза… и ничего не сказала?

— Не хотела. Я наслаждалась.

— Наслаждалась?

— Слушая все, что ты мне говорил. Так хорошо у тебя больше никогда не получится. Иначе бы ты смущался!

Билл густо покраснел:

— Бандл… Не сердишься? Ты знаешь, я так люблю тебя! И очень давно. Но я никогда не осмеливался признаться тебе в этом.

— Ах ты дурачок! Почему не осмеливался?

— Боялся, ты будешь смеяться надо мной. Я хочу сказать… у тебя есть голова на плечах и все такое… я думал, ты выйдешь замуж за какого-нибудь важного богача.

— Например, за Джорджа Ломакса? — предложила Бандл.

— Не имею в виду этого слабоумного осла Филина. Но за какого-нибудь действительно хорошего парня, который будет достоин тебя… хотя я не думаю, что найдется такой, кто заинтересует тебя.

— Билл, ты просто душка!

— Бандл, серьезно, ты бы смогла?.. Ты бы когда-нибудь смогла?

— Я бы когда-нибудь смогла — что?

— Выйти за меня замуж! Я ужасно твердолобый… но я так люблю тебя, Бандл! Я буду твоей собакой, или твоим рабом, или кем ты только пожелаешь.

— Ты очень похож на собачку, — улыбнулась Бандл. — Я люблю собачек. Они такие добрые, и преданные, и сердечные. Я думаю, что, возможно, я бы смогла выйти за тебя замуж, Билл.

В ответ на это Билл быстро разжал свои объятия и резко отскочил в сторону. Он смотрел на нее изумленными глазами:

— Бандл, ты это серьезно?!

— Делать нечего, — сказала Бандл. — Я вижу, мне придется опять потерять сознание.

— Бандл… дорогая… — Билл прижал ее к себе. Он дрожал крупной дрожью. — Бандл, ты это серьезно… ты серьезно? Ты не представляешь, как я тебя люблю!

— О, Билл!

Нет нужды подробно пересказывать беседу, занявшую следующие десять минут. Она состояла главным образом из повторения восклицаний.

— Ты правда любишь меня? — недоверчиво произнес Билл в двадцатый раз, наконец выпустив ее из объятий.

— Да! Да! Да! Но давай вести себя разумно. У меня до сих пор невыносимо болит голова, а ты чуть ли не насмерть раздавил меня. Я хочу разобраться, что к чему. Где мы и что случилось?

Впервые Бандл осмотрелась по сторонам. Она увидела, что они в тайной комнате и обитая сукном дверь закрыта и, вероятно, заперта. Значит, они пленники?!

Взгляд Бандл вернулся к Биллу. Совершенно не обратив внимания на то, о чем она спрашивает, он рассматривал ее обожающими глазами.

— Билл, дорогой, возьми себя в руки! Нам нужно выбраться отсюда.

— А? — переспросил Билл. — Что? Ах да. Все будет в порядке. Никаких проблем.

— Твоя влюбленность лишила тебя рассудительности. Тебе мерещится, мы выберемся легко и просто.

— Так и есть, — подтвердил Билл. — Теперь, когда я знаю, что не безразличен тебе…

— Перестань! Стоит нам начать это опять, любой серьезный разговор окажется бессмысленным. Если ты не возьмешь себя в руки и не станешь разумным, то очень возможно, что я передумаю!

— Кто тебе позволит! — радовался Билл. — Ты ведь не думаешь, что, однажды получив тебя, я буду таким дураком, что позволю тебе передумать?

— Надеюсь, ты не станешь принуждать меня делать что-нибудь против моей воли? — высокопарно спросила Бандл.

— Не стану? — переспросил Билл.

— Ты действительно очень мил, Билл. Я боялась, что ты слишком мягкий, но теперь вижу, что такой опасности не существует. Через полчаса ты начнешь приказывать. О, дорогой, мы опять начали валять дурака. Слушай, Билл, нам нужно выбраться отсюда!

— Говорю тебе, все будет хорошо. Я…

Он замолчал, повинуясь жесту Бандл, которая крепко сжала его руку. Она вся подалась вперед, внимательно прислушиваясь. Да, она не ошиблась. Шаги пересекали внешнюю комнату. Снаружи в замочную скважину вставили ключ и повернули. Бандл затаила дыхание. Наверное, это Джимми пришел освободить их… или кто-то другой?

Дверь открылась, и на пороге возник чернобородый мистер Мосгоровский.

Билл сразу же резко сделал шаг вперед, закрыв собой Бандл.

— Послушайте, — обратился он к чернобородому. — Я хочу переговорить с вами наедине.

Русский ничего не отвечал минуту-другую, просто стоял, поглаживая свою длинную черную шелковистую бороду и слегка улыбаясь своим мыслям.

— Вот как! — промолвил он наконец. — Очень хорошо. Не будет ли леди угодно пройти со мной?

— Все в порядке, Бандл, — сказал Билл. — Предоставь все мне. Иди с ним. Никто тебя не обидит. Я знаю, что делаю.

Бандл послушно поднялась. Властная нота в голосе Билла была незнакома ей. Казалось, он был абсолютно уверен в себе и в том, что в состоянии справиться с ситуацией. Бандл смутно удивилась: какой козырь у Билла — или он только думает, что у него есть какие-либо козыри?

Она вышла из комнаты перед русским. Тот запер за собой дверь.

— Сюда, пожалуйста.

Он указал на лестницу, и Бандл послушно стала подниматься на следующий этаж. Здесь она была направлена в маленькую грязную комнатку, которая, как ей показалось, была спальней Альфреда.

Мосгоровский сказал:

— Подождите здесь. И не шумите, пожалуйста.

Удалившись затем из комнаты, он снова не забыл запереть за собой дверь на ключ.

Бандл присела на стул. Голова все еще сильно болела и была не способна к длительным размышлениям. Предположение, что Билл владел ситуацией, усилилось. Рано или поздно, думала она, кто-нибудь придет и выпустит ее отсюда.

Проходили минуты. Часы Бандл остановились, и она считала, что прошло уже около часа с тех пор, как русский привел ее сюда. Что, в самом деле, происходит?

Наконец Мосгоровский вернулся:

— Леди Эйлин Брент, вас вызывают на чрезвычайное заседание Общества Семи Циферблатов. Прошу вас следовать за мной.

Его обращение звучало очень официально. У Бандл перехватило дыхание. Она ожидала все, что угодно, только не это. Он открыл дверь тайной комнаты, и Бандл вошла в нее. И как только она это сделала, ее удивление достигло предела.

Во второй раз она видела то, на что в первый ей удалось лишь мельком взглянуть через отверстие в дверце шкафа. Фигуры в масках сидели вокруг стола. Пока она стояла так, захваченная врасплох открывшимся перед ней зрелищем, Мосгоровский занял свое место, одновременно надевая маску с циферблатом.

Но на этот раз стул во главе стола был занят. Номер седьмой был на своем месте.

Сердце Бандл неистово забилось. Она стояла у противоположной стороны стола прямо напротив него и продолжала напряженно вглядываться в скрывающий черты лица кусок тряпки с нарисованным циферблатом.

Номер седьмой сидел совершенно недвижимо, и Бандл ощутила странные волны власти, исходящие от него. Его бездеятельность не была бездеятельностью слабого, и она страстно, почти истерически пожелала, чтобы он заговорил, чтобы сделал хотя бы какой-нибудь знак, какой-нибудь жест, только бы не сидел так, как гигантский паук в центре своей паутины, беспощадно ожидающий жертву.

Она вздрогнула, и сразу же встал Мосгоровский. Его голос, спокойный, ровный, убежденный, казался удивительно далеким.

— Леди Эйлин, вы посетили без приглашения тайное совещание общества. Вследствие этого вам необходимо ознакомиться с нашими целями и замыслами. Как вы можете заметить, место «двух часов» свободно — оно предлагается вам.

У Бандл перехватило дыхание. Какой-то чудовищный кошмар! Возможно ли, чтобы ее, Бандл Брент, приглашали вступить в преступное тайное общество? Сделали ли такое же предложение Биллу?

— Я не могу этого сделать.

— Не торопитесь с ответом.

Ей показалось, что Мосгоровский многозначительно усмехался в бороду под своей маской с циферблатом.

— Вы до сих пор не знаете, леди Эйлин, от чего отказываетесь.

— Могу сделать довольно точное предположение.

— В самом деле?

Это был голос «семи часов». Он вызвал какие-то неясные ассоциации в мозгу Бандл. Уверена ли она, что знает этот голос?

Очень медленно номер седьмой поднял руку к голове и стал развязывать тесемки маски.

Бандл затаила дыхание. Наконец… сейчас она узнает…

Маска упала.

Бандл смотрела в безразличное, каменное лицо суперинтенданта Баттла.

Глава 32 Бандл ошеломлена

— Все в порядке, — сказал Баттл, когда Мосгоровский вскочил со стула и подбежал к Бандл. — Дайте ей стул. Я вижу, она немного шокирована.

Бандл без сил рухнула на стул. Баттл продолжал говорить свойственным ему спокойным, ровным голосом:

— Вы не ожидали увидеть меня, леди Эйлин. Убежден, не больше вашего ожидали этого некоторые из сидящих сейчас за столом. Мистер Мосгоровский был моим заместителем, так сказать. Только он все знал с самого начала. А большинство слепо повиновалось приказам, полученным от него.

Бандл не сказала ни слова. Она находилась в состоянии — крайне непривычном для нее — полного невладения своей речью.

Баттл понимающе кивнул ей, полностью представляя себе ее состояние:

— Боюсь, вам придется отказаться от одной-другой из заранее сложившихся у вас идей, леди Эйлин. Об этом обществе, например… Я знаю, как обычно бывает в книгах, — секретная организация преступников с суперпреступником во главе… Такая штука может существовать в реальной жизни, но единственное, что я могу сказать, — я никогда не сталкивался ни с чем подобным, а у меня есть немалый опыт в таких делах.

В жизни большое место занимает романтика, леди Эйлин. Людям, особенно молодым, нравится читать приключенческие книги, а еще больше им нравится самим принимать участие в приключениях. Теперь я представлю вам очень способную группу любителей, которые проделали блестящую работу для моего отдела, работу, с которой больше никто не мог справиться. То, что они выбрали себе театральные украшения… почему бы и нет? Они хотели столкнуться с настоящей опасностью, опасностью самого крупного ранга, и они справились с ней по двум причинам: из-за любви к опасности как таковой, что, по-моему, очень здоровый знак в наше время, когда безопасность ценится превыше всего! Плюс искреннее желание служить своей стране.

Теперь, леди Эйлин, начнем знакомство. Во-первых, мистер Мосгоровский, с которым вы, если так можно выразиться, уже знакомы. Как вы уже знаете, он управляет клубом, а также и некоторыми другими вещами. Он наш самый полезный агент в Англии, Номер пятый — граф Андраш из венгерского посольства, очень близкий и крепкий друг покойного мистера Джеральда Уэйда. Номер четвертый — Хайворд Фелпс, американский журналист, у которого очень глубокие симпатии к Британии и способность которого разнюхивать сенсации необычайна. Номер третий…

Он замолчал, улыбаясь, и Бандл уставилась, ошеломленная, в застенчивое, но довольное лицо Билла Эверслея.

— Место номера второго пусто, — продолжал Баттл посуровевшим голосом. — Оно принадлежало мистеру Рональду Деврё, доблестному молодому человеку, который погиб за свою страну. Номер первый… да, номером первым был мистер Джеральд Уэйд, такой же доблестный молодой человек, который погиб таким же образом. Его место было занято — не без веских опасений с моей стороны — леди… леди, которая доказала, что достойна его, и которая оказала нам огромную помощь.

Последний из всех, номер первый, снял маску, и Бандл уже без удивления посмотрела на красивое смуглое лицо графини Радской.

— Я должна была раньше догадаться, — Бандл начала приходить в себя, — что вы слишком похожи на красивую иностранную искательницу приключений, чтобы действительно быть ею.

— Но ты, Бандл, не знаешь самого смешного, — остановил ее Билл. — Это и есть Малышка Сент-Мор, помнишь, я тебе рассказывал о ней и о том, какая она потрясающая актриса? И она доказала это!

— Это не такая уж кошмарная моя заслуга, потому что папочка и мамочка приехали из Европы, так что я запросто могу тараторить, — согласилась мисс Сент-Мор с чистым американским носовым акцентом. — Фу-ты, да я чуть не засыпалась там, в аббатстве, когда стала говорить о садах!

Она помолчала, а потом резко добавила:

— Но это… это не было просто развлечением. Мы были помолвлены с Ронни, и когда он умер… я должна была что-то сделать, чтобы выследить подлеца, который убил его. Вот и все.

— Я совершенно сбита с толку, — уставилась на нее Бандл, — и уже ничего не понимаю.

— Леди Эйлин. — Суперинтендант Баттл говорил успокаивающе. — Все началось с того, что некоторые молодые люди захотели поразвлечься. Первым на меня вышел мистер Уэйд и предложил организовать группу так называемых любителей-детективов для выполнения каких-нибудь секретных поручений. Я предупредил его, что это может быть опасным… но он был не из тех, кто обращает внимание на опасности. Я дал ему понять, что, кто бы ни вступил в это общество, должен отдавать себе полный отчет, чем рискует. Клянусь вам, ничто не остановило ни одного из друзей мистера Уэйда. Так все и началось.

— Но чем же они все-таки занимались? — спросила Бандл.

— Мы разыскивали одного человека… разыскивали его крайне напряженно. Это был не простой преступник. Он работал в кругу интересов мистера Уэйда и был опаснее любого, кто занимался подобным до него. Он занимался большим делом, международным делом. Дважды уже были выкрадены ценные секретные изобретения, и было ясно, что выкрадены они тем, кто имеет информацию о них изнутри. Профессионалы взялись за раскрытие и… потерпели неудачу. Тогда им занялись любители, и их усилия увенчались успехом.

— Успехом?

— Но не всем удалось остаться невредимыми. Преступник действительно был очень опасен. Два человека пали его жертвами. Но Семь Циферблатов не отступали. И, как я сказал, их усилия увенчались успехом. Благодаря мистеру Эверслею этот человек был наконец пойман с поличным.

— Кто он? — спросила Бандл. — Я знаю его?

— Вы знаете его очень хорошо, леди Эйлин. Его имя — мистер Джимми Тесайгер, и он был арестован сегодня днем.

Глава 33 Баттл объясняет

Суперинтендант Баттл начал свой рассказ. Голос его был тихим и спокойным:

— Я и сам долгое время не подозревал его. Первые сомнения закрались мне в голову, когда узнал, каковы были последние слова мистера Деврё. Естественно, вы их поняли так, что мистер Деврё хотел передать мистеру Тесайгеру, что на него, мистера Деврё, напали Семь Циферблатов. На первый взгляд кажется, что его слова это и значат. Но я-то, конечно, знал, что это не может быть так. Именно Семи Циферблатам мистер Деврё хотел что-то передать… и хотел он передать им что-то, что касалось мистера Джимми Тесайгера.

Ситуация представлялась невероятной, так как мистер Деврё и мистер Тесайгер были близкими друзьями. Но я помнил кое-что еще — кражи были совершены кем-то, кто был полностью в курсе всех событий. Кем-то, кто если не сам служит в министерстве иностранных дел, то постоянно слышит все, о чем там говорят. К тому же было крайне сложно выяснить, откуда у мистера Тесайгера деньги. Средства, которые ему оставил отец, очень незначительны, а мистер Тесайгер жил на широкую ногу. Где он брал для этого деньги?

Мистер Уэйд что-то обнаружил и был очень взволнован этим. Будучи полностью уверенным, что вышел на верный след, он никому ничего не сообщил, кроме мистера Деврё. Это случилось как раз перед тем, как они оба поехали в Чимниз на этот уик-энд. Как вы знаете, мистер Уэйд там умер… очевидно, от чрезмерной дозы снотворного. Все казалось совершенно ясным, но мистер Деврё ни на минуту не принял такого объяснения. Он был уверен, что мистера Уэйда убрали с дороги и что кто-то, находящийся в доме, должно быть, и есть преступник, которого мы разыскиваем. Как мне кажется, Деврё чуть было не признался в своих мыслях мистеру Тесайгеру, насчет которого в тот момент не имел ни малейших подозрений. Но что-то сдержало мистера Деврё.

Потом он сделал очень неожиданную вещь — выставил в ряд семь будильников на каминной полке, выбросив восьмой. Это было как символ того, что Семь Циферблатов отомстят за смерть одного из своих членов. Затем Деврё наблюдал, не выдаст ли кто-нибудь себя или не проявит признаков беспокойства.

— И это Джимми Тесайгер отравил Джерри Уэйда?

— Он всыпал яд в виски с содовой, которое мистер Уйэд пил внизу, перед тем как отправиться спать. Вот почему мистер Уэйд уже чувствовал себя сонным, когда писал то письмо мисс Уэйд.

— Получается, лакей Бауэр не имеет никакого отношения к преступлению? — спросила Бандл.

— Бауэр был одним из наших людей, леди Эйлин. Было очевидно, что преступник будет охотиться за изобретением герра Эберхарда, и Бауэр был направлен в ваш дом, чтобы следить за происходящим в наших интересах. Но ему не удалось сделать много. Как я сказал, мистер Тесайгер смог довольно легко всыпать смертельную дозу мистеру Уэйду. Позже, когда все уже спали, мистер Тесайгер оставил около кровати мистера Уэйда бутылку, стакан и пустой флакон из-под хлорала. Мистер Уйэд был тогда уже без сознания, и, возможно, тогда его пальцы были прижаты к стакану и флакону на тот случай, чтобы их отпечатки были обнаружены там, если возникнут какие-нибудь сомнения. Не знаю, какое впечатление на мистера Тесайгера произвели семь будильников на камине. Он, конечно, ничем не выдал себя мистеру Деврё. Все равно, я думаю, немало неприятных минут он провел, обмозговывая, что они значат. И с большой опаской следил за мистером Деврё.

Точно мы не знаем, что случилось после. Никто толком не видел мистера Деврё после смерти мистера Уэйда. Но ясно, что он разрабатывал ту же линию, которая, как ему было известно, и натолкнула мистера Уэйда на догадку, и результатом размышлений стал вывод — мистер Тесайгер и есть тот человек.

— Вы хотите сказать?..

— Мисс Лорейн Уэйд. Мистер Уэйд был очень предан ей… я даже думаю, он мечтал жениться на ней… она ведь не была в действительности ему настоящей сестрой… и, несомненно, он рассказывал ей больше, чем следовало. Но мисс Уэйд душой и телом была предана мистеру Тесайгеру. Она выполняла все, что бы он ей ни велел. И она передавала ему всю известную ей информацию. Таким же образом позже и мистер Деврё был пленен ею, и, возможно, предупредил ее о мистере Тесайгере. Поэтому и мистера Деврё, в свою очередь, заставили замолчать… и, умирая, он пытался передать Семи Циферблатам, что его убийца был мистер Тесайгер.

— Какой ужас! — воскликнула Бандл.

— Что ж, вы не могли этого знать. Честно признаться, я и сам с трудом могу поверить. А теперь мы переходим к приему в аббатстве. Вы помните, как сложно там все получилось, и в особенности сложно для мистера Эверслея. Вы с мистером Тесайгером были близкими друзьями. Мистер Эверслей и так уже был очень взволнован вашими настойчивыми просьбами привести вас сюда, а когда узнал, что вы подслушали то, о чем говорилось на собрании, был просто поражен.

Суперинтендант замолчал, и веселые искорки заблестели в его глазах.

— И я был поражен не меньше, леди Эйлин… И представить себе не мог, что такое возможно. Здесь вы переплюнули меня.

Итак, мистер Эверслей стоял перед выбором. Он не мог раскрыть перед вами тайну Семи Циферблатов, так как это значило бы посвятить в нее и мистера Тесайгера, что было невозможно. У мистера Тесайгера имелась уважительная причина стремиться попасть на прием в аббатстве, и задача для него была несложной.

Должен заметить, что к тому времени Семь Циферблатов уже послали предупреждающее письмо мистеру Ломаксу. Это было сделано для гарантии того, чтобы я был на месте событий самым естественным образом. Как вы знаете, я не делал секрета из своего присутствия.

И опять глаза суперинтенданта хитро сверкнули.

— Мистер Эверслей и мистер Тесайгер якобы разделили ночь на два дежурства. В действительности же так поступили мистер Эверслей и мисс Сент-Мор. Она дежурила у окна библиотеки, когда услышала шаги мистера Тесайгера, и ей пришлось метнуться за ширму.

И здесь сказалась ловкость мистера Тесайгера. Его рассказ казался тогда абсолютно правдивым, и должен признать, что стрельбой и всем остальным я был определенно сбит с толку, возникло сомнение — имеет ли мистер Тесайгер вообще какое-то отношение к кражам и не находимся ли мы на ложном пути. Были еще одно-два подозрительных обстоятельства, которые указывали на совершенно другое направление, и могу сознаться вам, я не знал, что делать, как сопоставить одно с другим.

Я нашел обгоревшую перчатку в камине со следами зубов на ней… и тогда… да, тогда до меня дошло, что я все-таки был прав. Но, даю слово, мистер Тесайгер очень хитер!

— Но что же в действительности произошло? — спросила Бандл. — Кто был другим человеком?

— Никакого другого человека не было. Послушайте, и я расскажу вам, как в конце концов мне удалось восстановить ход событий. Начну с того, что мистер Тесайгер и мисс Уэйд вместе занимались этим делом. У них назначено свидание на определенное время. Мисс Уэйд приезжает на своей машине, пролезает через ограду и подходит к дому. У нее готов чудесный рассказ на тот случай, если ее кто-нибудь остановит, — что она в конце концов и рассказала. Мисс Уэйд спокойно оказывается на террасе сразу же после того, как часы пробили два.

Теперь могу сказать, что ее видели, когда она появилась в аббатстве. Видели мои люди. Но у них был приказ не останавливать никого из тех, кто приходит, они должны были задерживать только выходящих. Мисс Уэйд появляется на террасе, и к ее ногам падает пакет, который она подбирает. Мужчина спускается вниз по плющу, а мисс Уэйд убегает. Что происходит потом? Борьба, и вскоре — револьверные выстрелы. Что делают остальные? Мчатся на место борьбы! А мисс Лорейн Уэйд, воспользовавшись этим, спокойно может уехать, прихватив с собой документы.

Однако все произошло не совсем так. Мисс Уэйд наткнулась на меня — прибежала прямо ко мне в руки. И с этого момента их тактика меняется — уже не атака, а оборона. Мисс Уэйд рассказывает свою заготовленную историю. Весьма продуманную. Теперь перейдем к мистеру Тесайгеру. На одну вещь я сразу обратил внимание. Он не мог потерять сознание всего лишь из-за одного пулевого ранения. Или он упал и ударился головой, или… вовсе и не терял сознания. Позже мы услышали рассказ мисс Сент-Мор, который полностью соответствовал рассказу мистера Тесайгера. Но был один пункт, наталкивавший на размышления. Мисс Сент-Мор поведала, что, после того как свет был выключен, мистер Тесайгер подошел к окну и стоял там так тихо, что ей подумалось — он, должно быть, вышел из комнаты. Только если кто-то находится в комнате, то вы не можете не слышать его дыхания, особенно если прислушиваетесь. Представим теперь, что мистер Тесайгер действительно выходил из комнаты. Куда? Вверх по плющу в комнату мистера О’Рурка! В виски с содовой мистера О’Рурка было еще вечером подмешано снотворное. Мистер Тесайгер берет документы, бросает их вниз, опять спускается на землю по плющу и имитирует драку. Это довольно просто, если продумать заранее. Переворачивать столы, крушить все вокруг, менять свой голос на хриплый полушепот. Затем финальный аккорд: два револьверных выстрела. Его собственный автоматический «кольт», купленный открыто накануне, стреляет в вымышленного противника. Потом левой рукой в перчатке он достает из кармана маленький «маузер» и стреляет себе в мясистую часть правой руки — выбрасывает пистолет в окно, стаскивает зубами перчатку с руки и бросает ее в огонь. Когда я прибегаю, он лежит на полу без сознания.

Бандл сделала глубокий вдох:

— Вы тогда еще не знали этого всего, суперинтендант?

— Нет, не знал. Меня провели так же, как и всех остальных. И только значительно позже удалось свести факты воедино. А началось все с того, что я нашел перчатку. Тогда и попросил сэра Освальда бросить пистолет через окно. Пистолет упал намного дальше, чем должен был. Но если человек не левша, то левой рукой бросит пистолет значительно ближе. Тогда возникло только подозрение, очень смутное.

Обратила на себя внимание такая деталь: документы явно брошены вниз для того, чтобы их кто-то подобрал. Если мисс Уэйд оказалась там случайно, то кто должен их подобрать? Конечно, для тех, кто не был в курсе всего, ответ был очевиден — графиня. Здесь у меня было преимущество перед вами. Я знал, что графиня чиста. Что из того следует? А то, что документы были подобраны именно тем человеком, для которого они предназначались. И чем больше размышлял, тем более замечательным совпадением выглядело для меня то, что мисс Уэйд приехала точно в условленный момент.

— Наверное, вам пришлось нелегко, когда я прибежала к вам, полная подозрений насчет графини?

— Точно, леди Эйлин. Мне нужно было что-то сказать, чтобы сбить вас со следа. Еще труднее пришлось мистеру Эверслею с леди, только что пришедшей в себя после глубокого обморока и не знавшей, что она может говорить.

— Теперь мне понятна взволнованность Билла, — сказала Бандл, — и то упорство, с которым он убеждал ее не говорить ничего, пока она вновь не почувствует себя хорошо.

— Бедный старина Билл, — вставила мисс Сент-Мор. — Бедный мальчик против своей воли должен был играть роль соблазненного роковой женщиной и от этого все время становился бешеным как шмель.

— Так все и было, — подтвердил суперинтендант Баттл. — Я подозревал мистера Тесайгера, но не мог получить веских доказательств. С другой стороны, сам мистер Тесайгер был взволнован. Он уже более или менее догадывался, что имеет дело с Семью Циферблатами, и страшно хотел узнать, кто же номер седьмой. Он добился, чтобы его пригласили к Кутам, так как предполагал, что номером седьмым был сэр Освальд Кут.

— Я тоже подозревала сэра Освальда, — созналась Бандл. — Особенно когда он вышел из сада той ночью.

— И у меня были подозрения, — сказал Баттл. — Но не относительно сэра Освальда — относительно его секретаря, — продолжал раскрывать карты суперинтендант.

— Орангутанга? — изумился Билл.

— Мистер Эверслей! Орангутанг, как вы его называете, очень умелый джентльмен — из тех, кто может провернуть любое дело, будь на то его воля. Сначала я подозревал его, потому что именно он относил часы в комнату мистера Уэйда ночью. Тогда для него не было ничего проще оставить у кровати бутылку и стакан. С другой стороны, он левша. Перчатка указывала прямо на него… если бы не одно обстоятельство…

— Какое?

— Следы зубов. Стягивать перчатку с руки зубами будет только тот, кто не в состоянии сделать это правой рукой.

— Значит, Орангутанг оказался вне подозрений.

— Да. Орангутанг оказался вне подозрений, как вы говорите. Уверен, для мистера Бейтмена будет большим сюрпризом узнать, что он тоже был под подозрением.

— Еще бы, — согласился Билл. — Такой важный глупый осел, как Орангутанг… Как только такое могло прийти вам в голову?..

— Если на то пошло, так мистер Тесайгер был тем, кого вы называете легкомысленным молодым ослом с минимумом интеллекта. Один из них двоих лишь играл такую роль… Когда я решил, что это мистер Тесайгер, мне захотелось узнать мнение о нем мистера Бейтмена. И выяснилось, что с самого начала у мистера Бейтмена также были самые серьезные подозрения насчет мистера Тесайгера, о которых он постоянно говорил и сэру Освальду.

— Поразительно, — сказал Билл, — но Орангутанг всегда прав. С ума сойти.

— Итак, — продолжал суперинтендант Баттл, — мы определенным образом заставили мистера Тесайгера торопиться, он был крайне взволнован Семью Циферблатами и не знал, откуда ждать опасности. То, что мы его в конце концов поймали, полностью заслуга мистера Эверслея, который знал, против кого он действует, и с готовностью пошел на смертельный риск. Но мистер Эверслей и предположить не мог, что и вы окажетесь втянутой в это дело, леди Эйлин.

— Бог мой, нет! — страстно воскликнул Билл.

— Мистер Эверслей направился на квартиру мистера Тесайгера с вымышленной историей, — продолжал Баттл. — Ему предстояло известить мистера Тесайгера, что ему в руки попали определенные бумаги мистера Деврё. И эти бумаги бросают подозрения на мистера Тесайгера. Естественно, мистер Эверслей сыграл роль преданного друга, спешившего к мистеру Тесайгеру в уверенности, что у того есть убедительные объяснения всему. Мы посчитали, что, если мы правы, мистер Тесайгер попытается избавиться от мистера Эверслея, и были абсолютно уверены в способе, который он предпримет. И, конечно же, мистер Тесайгер предложил своему гостю виски с содовой. В ту минуту, когда хозяин вышел из комнаты, мистер Эверслей вылил все в кувшин на камине, но, конечно, притворился, что яд оказал на него свое действие. Он знал, что оно будет медленным, не внезапным, — и начал свой рассказ. Мистер Тесайгер все, конечно, сначала возмущенно отрицал, но, как только увидел, что яд начал действовать, все признал и объявил мистеру Эверслею, что тот будет третьей жертвой.

Когда мистер Эверслей изобразил почти полную потерю сознания, мистер Тесайгер оттащил его в машину. Верх машины был поднят. Мистер Тесайгер, должно быть, уже позвонил вам — о чем не знал мистер Эверслей. Мистер Тесайгер дал вам очень хитрый совет. Вы должны были сказать, что отвезли мисс Уэйд домой.

Это было бы алиби мисс Уэйд.

Мистер Эверслей продолжал играть роль потерявшего сознание. Могу сказать, что, как только два молодых человека покинули Джермин-стрит, один из моих людей пришел туда и обнаружил отравленное виски, содержащее достаточное количество гидрохлорида морфия, чтобы убить двоих. И конечно, за машиной, в которой ехали, следили. Мистер Тесайгер поехал за город, в широко известный гольф-клуб, где старался примелькаться в течение нескольких минут, разговаривая со всеми о том, чтобы сыграть партию. Это было сделано для алиби, если оно понадобится. А машину с мистером Эверслеем он оставил на некотором расстоянии от клуба и после этого поехал в клуб «Семь Циферблатов». Убедившись, что Альфред ушел, он подъехал к двери, нарочито сказал что-то мистеру Эверслею, изображая его как живого на тот случай, если вы услышите, затем вошел в дом и сыграл свою маленькую комедию.

Сделав вид, что пошел за врачом, сам всего лишь хлопнул дверью, потом тихонько прокрался наверх и спрятался в комнате, куда вскоре вас должна была послать по какой-нибудь причине мисс Уэйд. Мистер Эверслей был, конечно, в ужасе, когда увидел вас, но решил, что будет лучше продолжать играть свою роль. Он знал, что наши люди наблюдают за домом, и предположил, что вам не угрожает непосредственная опасность. В любой момент он мог «ожить». Когда мистер Тесайгер оставил на столе свой револьвер и, предположительно, покинул дом, казалось, что стало еще безопаснее. А что случилось дальше… — Суперинтендант помолчал, глядя на Билла. — Может быть, вы хотите рассказать об этом, сэр?

— Лежа на этом чертовом диване, — поперхнулся Билл, — и стараясь выглядеть мертвым, я беспокоился все больше и больше. Потом услышал, как кто-то сбежал вниз по лестнице, а Лорейн встала и подошла к двери. Послышался голос Тесайгера, но не удалось разобрать, что он сказал. Лорейн ответила ему: «Все в порядке, все прошло отлично!» Потом он сказал: «Помоги мне перенести его наверх. Это будет работа не из легких, но я хочу, чтобы они были там вместе. Недурной получится сюрприз для номера седьмого!» Я не совсем понял, о чем это они там мямлили, но так или иначе они потащили меня вверх по лестнице. Дело действительно было не из легких. Я уж точно был тяжелым, как труп. Они дотащили меня, и тогда я услышал, как Лорейн сказала: «Ты уверен, что все в порядке?» А Джимми, проклятый подлец, ответил: «Не бойся. Я стукнул изо всех сил».

Они вышли и заперли за собой дверь, и тогда я открыл глаза и увидел тебя. Господи, Бандл, никогда я больше не буду чувствовать себя так ужасно! Я думал, ты умерла.

— Наверное, шляпа спасла меня, — сказала Бандл.

— Отчасти, — согласился суперинтендант Баттл. — Но отчасти это была и раненая рука мистера Тесайгера. Он сам этого не подозревал, но сил у него было вдвое меньше обычного. То есть в этом нет никакой заслуги моего отдела. Мы не смогли позаботиться о вас, леди Эйлин, так, как должны были. И это легло темным пятном на все дело.

— Я очень крепкая, — успокоила Бандл. — И очень счастливая. Во что не могу поверить, так это в участие Лорейн. Она была такой кроткой маленькой девочкой!

— А! — сказал суперинтендант. — Такой же была и пентонвилльская убийца, которая убила пятерых детей. На это нельзя полагаться. В Лорейн сказалась плохая кровь — ее отцу следовало бы не однажды оказаться за решеткой.

— Ее тоже схватили?

Суперинтендант Баттл кивнул:

— Готов спорить, ее не повесят, присяжные слишком мягкосердечны. Но молодого Тесайгера еще как вздернут! И поделом, я никогда не встречал столь развращенного преступника! Теперь, леди Эйлин, — добавил он, — если у вас не слишком болит голова, то как насчет того, чтобы слегка отпраздновать успех? За углом есть чудесный маленький ресторанчик.

Бандл с готовностью согласилась:

— Я умираю с голоду, суперинтендант Баттл. И, кроме того, — она огляделась вокруг, — мне нужно поближе познакомиться с моими новыми коллегами.

— Семь Циферблатов! — воскликнул Билл. — Ура! Шампанское — вот что нам сейчас нужно! В этом ресторане есть шампанское, Баттл?

— Вам ни о чем не придется беспокоиться, сэр. Предоставьте все мне.

— Суперинтендант Баттл, — ликовала Бандл, — вы потрясающий человек! Как жаль, что вы уже женаты! Раз так, придется мне смириться с Биллом.

Глава 34 Одобрение лорда Катерхэма

— Папа, — сказала Бандл, — у меня для тебя плохие новости. Скоро ты меня потеряешь.

— Чепуха! — ответил лорд Катерхэм. — Только не рассказывай мне, что ты больна скоротечной чахоткой, или что у тебя на исходе сердце, или что-нибудь еще в таком роде, потому что все равно не поверю!

— Это не смерть, — сказала Бандл. — Это свадьба.

— Ненамного лучше, — отреагировал лорд Катерхэм. — Наверное, мне придется присутствовать на церемонии, затянутым в тесную, неудобную одежду, отдавая тебя замуж. А Ломакс может подумать, что ему необходимо поцеловать меня прямо в ризнице.

— Боже праведный! Уж не возомнил ли ты, что я выхожу замуж за Джорджа?! — возмутилась Бандл.

— Нечто похожее витало в воздухе, когда мы с тобой виделись в последний раз. Вчера утром, если помнишь.

— Замуж я собираюсь за человека в сто раз замечательнее Джорджа!

— Надеюсь! Но никогда нельзя быть уверенным. Я чувствую, ты не очень большой знаток людей, Бандл. Ты говорила мне, что молодой Тесайгер — незадачливый весельчак, а из того, что я теперь узнал, выходит, что он один из самых опасных преступников. Самое печальное — мне не довелось его повидать. Подумываю о том, чтобы вскоре начать писать мемуары с отдельной главой о преступниках, которых я встречал, и объяснить, что по чисто технической оплошности не встретился с тем молодым человеком.

— Не валяй дурака! Сам знаешь, что у тебя никогда не хватит сил ни на мемуары, ни на что-нибудь другое.

— Не собирался писать их именно сам, — парировал лорд Катерхэм. — Понимаю, что это невозможно. Но я познакомился на днях с очаровательной девушкой, а это ее работа. Она собирает материал и все записывает.

— Ты тут при чем?

— О, просто даю ей некоторые факты по полчаса в день. И более того. — После незначительной паузы лорд Катерхэм добавил: — Она очень симпатичная девушка, очень спокойная и доброжелательная.

— Папа, — рассмеялась Бандл, — у меня такое чувство, что без меня ты окажешься в опасности.

— Разным людям соответствуют разные виды опасностей, — проявил рассудительность лорд Катерхэм.

Он уже уходил, когда оглянулся назад и спросил через плечо:

— Кстати, Бандл, за кого ты выходишь замуж?

— Я все ждала, когда же ты меня об этом спросишь. Я выхожу замуж за Билла Эверслея.

Лорд Катерхэм с минуту обдумывал ее ответ.

— Отлично, — кивнул он в полном удовлетворении. — Билл Эверслей умеет играть в гольф, не так ли? Мы с ним можем сыграть в паре на соревнованиях за Осенний кубок.[2220]


1929 г.

Перевод: А. Курчакова


Убить легко

Глава 1 Попутчица

Англия!

Англия после стольких лет разлуки!

Понравится ли ему жить здесь?

Люк Фицвильям задавался этим вопросом, спускаясь по сходням на пристань. Эта мысль преследовала его все время, пока Люк ждал на таможне, и неожиданно снова вернулась к нему, когда он наконец-то сел в поезд, который следовал из порта в Лондон.

Одно дело приехать в Англию в отпуск. Куча денег, чтобы их транжирить (хотя бы поначалу!), старые друзья, которых можно навещать, встречи с такими же отпускниками — беззаботная атмосфера, когда думаешь, что все это ненадолго, а пока можно наслаждаться отпуском и вскоре вернуться обратно. Другое дело сейчас, когда о возвращении не могло быть и речи. Никаких больше душных ночей, никакого слепящего солнца и красот роскошной тропической природы, никаких одиноких вечеров, проведенных за чтением и перечитыванием старых номеров «Таймс».

Теперь Люк джентльмен, ушедший с почетом в отставку и ничем не занятый, мужчина со скромными средствами, который возвращается домой в Англию. Что он будет делать с самим собой?

Англия! Июньский пасмурный день с серым небом и резким, холодным ветром. И ни малейшего признака гостеприимства, никакого чувства родины в такой-то день! А люди! Боже, что за люди! Целые толпы людей, и у всех такие же серые, как и небо, лица — обеспокоенные, чем-то встревоженные. Повсюду вдоль дороги рассыпаны, как грибы, дома. Стандартные, маленькие! Отвратительные маленькие домишки, похожие на помпезные курятники!

С большим трудом оторвав глаза от мелькавшего за окнами безрадостного пейзажа, Люк Фицвильям сосредоточил свое внимание на только что купленных газетах — «Таймс», «Дейли кларион» и «Панч».

Он начал с «Дейли кларион». Газета посвятила свое внимание Эпсому.[2221]

«Жаль, что мы не приехали вчера. Я не был на скачках с тех пор, как мне исполнилось девятнадцать», — подумал Люк. Соблазнившись одной лошадкой, он решил посмотреть, каковы шансы, по мнению комментатора «Кларион», «его» фаворитки. И обнаружил, что она пренебрежительно обойдена вниманием: «Остальные, такие, как Джуби Вторая, Маркс Майл, Сантони и Джери Бой, вряд ли могут на что-то претендовать. Вероятным аутсайдером…»

Впрочем, Люк не обратил внимания на этого аутсайдера. Его глаза прошлись по ставкам. Шансы Джуби Второй скромно оценивались как 40:1.

Он бросил взгляд на часы. Без четверти четыре — теперь все уже закончилось. Жаль, что он не поставил на Кларигольда, второго фаворита.

Люк развернул «Таймс» и погрузился в чтение более серьезных новостей. Однако сосредоточиться ему не удалось, поскольку свирепого вида полковник, сидевший в углу напротив, пришел в такое негодование от прочитанного им в газете, что не замедлил поделиться своим возмущением с попутчиком. Прошло целых полчаса, прежде чем полковник утомился от высказываний в адрес «этих проклятых коммунистических пропагандистов», смолк и погрузился в сон, так и не сумев закрыть рот. Вскоре поезд сбавил скорость и наконец остановился. Люк выглянул из окна. Они находились на большой, пустынной станции с несколькими платформами. Неподалеку он увидел газетный киоск с плакатом: «РЕЗУЛЬТАТЫ ДЕРБИ». Открыв дверь купе, Люк соскочил на перрон и бросился к киоску. Минуту спустя он, усмехаясь, рассматривал несколько сжатых, еще не высохших от свежей типографской краски строк:

«РЕЗУЛЬТАТЫ ДЕРБИ

Джуби Вторая. Мазепа. Кларигольд».

Люк расплылся в улыбке. Сотню фунтов можно теперь транжирить. Добрая старушка Джуби Вторая оказалась презрительно обойдена всеми «жучками».[2222]

Продолжая улыбаться, он сложил газету и обернулся — платформа была пуста! Пока Люк радовался победе Джуби Второй, его поезд ушел.

— Когда, черт побери, ушел этот поезд? — потребовал он ответа у мрачного на вид носильщика.

— Какой поезд? — спросил тот. — После трех четырнадцати здесь никаких поездов не останавливалось.

— Да он только что был здесь! Я сошел с него. Экспресс, следующий от порта.

Носильщик сурово повторил:

— Экспресс не останавливается до самого Лондона.

— Однако он все же остановился, — попытался разуверить его Люк. — Я же ехал на нем!

— Экспресс не делает остановок до самого Лондона, — упрямо повторил носильщик.

— Говорю вам, он остановился на этой самой платформе, и я с него сошел.

Озадаченный носильщик сменил доводы.

— Но вам не следовало этого делать, сэр, — с упреком сказал он. — Ему здесь стоять не положено.

— Но он все же остановился.

— Тогда это была незапланированная остановка, а вы нарушили порядок.

— Какая мне разница, — возразил Люк. — Вопрос в том, что мне теперь делать.

Носильщик, не вникая в его слова, повторил с укором:

— Вам не следовало сходить с этого поезда.

— Допустим, вы правы, — сказал Люк. — Но что сделано, то сделано — прошлого не вернуть, как ни старайся. Я хочу лишь, чтобы вы, без сомнения опытный железнодорожник, посоветовали, что делать в такой ситуации.

— Вы меня спрашиваете, что вам делать?

— Именно так, — подчеркнул Люк. — Я спрашиваю. Надеюсь, что есть все же поезда, которые останавливаются здесь по расписанию?

— Ну да, — кивнул носильщик. — Есть, и вам лучше всего сесть на поезд в четыре двадцать пять.

— Если он следует до Лондона, то это как раз то, что мне нужно.

Успокоившись, Люк принялся прогуливаться по платформе. Большой информационный щит говорил о том, что он вышел на железнодорожной станции Фенни-Клайтон с веткой на Вичвуд-андер-Эш, и вскоре поезд, состоящий из одного вагона, медленно выполз на платформу, подталкиваемый сзади старым паровозиком. Немногочисленные пассажиры, сошедшие с него, перешли по железнодорожному мосту и присоединились к разгуливавшему по платформе Люку. Угрюмый носильщик оживился и принялся толкать большую тележку с деревянными ящиками и корзинами к краю платформы. К нему присоединился напарник, задребезжавший молочными бидонами. Станция Фенни-Клайтон ожила.

Наконец к платформе степенно подошел лондонский поезд. Вагоны третьего класса были переполнены, но в купе первого сидело не более одного-двух пассажиров.

Люк критическим взглядом окинул каждое купе. В первом покуривал сигару джентльмен с военной выправкой. Но Люк решил, что на сегодня с него достаточно англо-индийских полковников, и прошел к следующему купе, в котором находилась усталая молодая женщина, вероятно гувернантка, и вертлявый мальчуган лет трех. Люк и здесь торопливо прошел мимо. Дверь следующего купе оказалась открытой. Здесь сидела всего одна пассажирка — пожилая леди. Она напомнила Люку его тетушку Милдред, которая позволяла ему держать ужа, когда ему было лет десять. Милдред была из породы тех самых добрых старушек, какими и полагается быть настоящим тетушкам. Люк вошел в купе и сел.

После пяти минут энергичной погрузки молочных бидонов, дорожных чемоданов и прочих волнений поезд медленно покинул станцию. Развернув газету, Люк принялся изучать новости, которые могли бы еще заинтересовать человека, уже просмотревшего утреннюю газету.

Он не рассчитывал, что ему удастся погрузиться в это занятие надолго. Будучи племянником множества тетушек, он понимал, что симпатичная пожилая леди в углу не собирается путешествовать до Лондона в полном молчании.

Люк оказался прав — не прошло и нескольких минут, как попутчица попросила его закрыть окно, потом ему пришлось поднять упавший зонтик.

— Какой это хороший поезд, — промолвила соседка. — Он идет всего час десять. Это очень удобно, знаете ли. Намного удобнее, чем ехать утром. Утренний идет час сорок пять. — Она помолчала и потом продолжила: — Хотя, разумеется, все торопятся уехать утренним поездом. Это и понятно, глупо потерять целый день и ехать после обеда. Я и сама хотела ехать утром, но пропал Пух — это мой кот, перс, настоящий красавец. К тому же у него разболелось ушко. Не могла же я уехать, пока он не нашелся!

— Разумеется, нет, — пробормотал Люк и демонстративно уткнулся в газету. Но это не помогло. Поток слов попутчицы уже нельзя было остановить. — Пока я со всем управилась, мне пришлось ехать дневным поездом, хотя в этом есть и свое преимущество: он не так переполнен. Конечно, если ехать первым классом. Хотя, разумеется, я обычно так не езжу. Понимаете, для меня это слишком накладно… налоги растут, проценты падают, приходится больше платить слугам, и все такое… Но я была так расстроена… Видите ли, я еду по очень важному делу, и мне необходимо заранее хорошенько обдумать все, что я собираюсь сделать, вы понимаете…

Люк изобразил на лице улыбку.

— Но когда вокруг тебя другие пассажиры… Одним словом, я решила, что один раз я могу себе позволить первый класс, хотя в наше время и без того хватает лишних расходов… Но ведь никто не желает экономить и думать о будущем. Жаль, что второй класс почему-то отменили… все же было бы немного дешевле. — Она окинула быстрым взглядом загорелое лицо Люка и продолжила: — Конечно, я понимаю, военным полагается ехать первым классом. Оно и понятно. Это приличествует офицерам.

Люк выдержал пытливый взгляд внимательных, часто моргающих глаз. И мгновенно сдался. Он понимал, что подобного разговора ему не избежать.

— Я не военный, — сказал он.

— О, простите, я только подумала… вы такой загорелый… наверное, едете в отпуск с Востока.

— Я действительно возвращаюсь с Востока, — ответил Люк. — Но не в отпуск. — И, пресекая дальнейшие расспросы, добавил: — Я полицейский.

— Из полиции? Неужели? Как интересно! Сын моей ближайшей подруги — такой милый мальчик — недавно поступил на службу в полицию Палестины.

— Я служил в Майянг-Стрейтс, — предупредил Люк очередной вопрос.

— О, надо же… как интересно. Нет, в самом деле, какое совпадение, что мы с вами встретились в одном купе. Видите ли, то дело, из-за которого я решила ехать в Лондон… Понимаете, я ведь еду в Скотленд-Ярд!

— Вот как? — удивился Люк.

Про себя он подумал: неужели она будет болтать до самого Лондона? Впрочем, он особенно не возражал, поскольку очень любил свою тетушку Милдред. Люк вдруг припомнил, как в трудный момент она подкинула ему пять фунтов. Кроме того, было что-то милое и уютное, по-настоящему английское в таких пожилых леди, как эта, очень похожая на Милдред. Подобных ей в Майянг-Стрейтс не было и в помине. Они ассоциировались у него с Рождеством и сливовым пудингом, деревенским крикетом и жарко горящим в холодный день камином — с теми вещами, которые начинаешь так высоко ценить, когда лишаешься их, находясь на другом конце света. (Правда, можно и заскучать, когда подобного у тебя в избытке. Но ведь Люк ступил на землю Англии всего лишь несколько часов назад.)

Пожилая леди продолжала возбужденно щебетать:

— Да, я собиралась ехать утром, но тут пропал мой Пух… Я так за него волновалась. Как вы думаете, я приеду не слишком поздно, а? Может быть, там принимают только в определенные часы?

— Я так не думаю, — попытался успокоить ее Люк.

— Ну да, они не должны закрываться, правда? Ведь кому-то может понадобиться сообщить о преступлении в любой момент.

— Вы совершенно правы, — сказал Люк.

На какое-то время пожилая леди замолчала. Она явно выглядела встревоженной.

— Я решила, что лучше всего обратиться прямо к начальству, — наконец сказала соседка. — Джон Рид очень милый молодой человек — это наш констебль в Вичвуде, обходительный и говорит грамотно, но боюсь, ему нельзя доверить серьезное дело. Он привык возиться с пьяницами, водителями, которые превышают скорость, с владельцами собак без лицензии и лишь изредка с ограблениями. Но я не думаю — я больше чем уверена, что это не тот человек, который может на себя взять дело об убийстве!

Брови Люка поползли вверх.

— Об убийстве?

Пожилая леди энергично затрясла головой:

— Да-да, об убийстве. Вы, я вижу, поражены. Я сначала тоже не могла в это поверить. Я подумала, что у меня просто разыгралось воображение.

— А вы уверены, что это не так? — осторожно спросил Люк.

— О! — Она закивала. — Я могла ошибиться в первый раз, но никак не во второй и тем более не в третий. Тогда я убедилась, что это не случайности, а убийства.

— Вы хотите сказать, — сказал Люк, — что их было э… несколько?

— Боюсь, что так, — тихим голосом подтвердила леди. — Вот почему я решила, что лучше всего поехать прямо в Скотленд-Ярд и там рассказать обо всем. Как вы считаете, я права?

Люк в задумчивости посмотрел на нее, потом сказал:

— Ну да… я думаю, правы.

«Уж они там знают, как обращаться с такими впечатлительными особами. Возможно, не менее полудюжины пожилых леди приезжают к ним каждую неделю, чтобы сообщить об ужасных убийствах, совершаемых в их тихих, симпатичных деревушках. В Скотленд-Ярде должен быть специальный отдел, занимающийся подобного рода делами», — подумал он про себя.

И Люк представил себе, как пожилой суперинтендант или вышколенный молодой красавчик-инспектор вежливо говорит:

«Большое спасибо, мадам, мы крайне вам признательны. А теперь вы можете возвратиться к себе домой и больше не волноваться. Предоставьте все нам».

Люк улыбнулся, представив себе эту картину.

Откуда у них берутся такие фантазии? Наверное, виновата однообразная, скучная жизнь. Возникает страстное желание какого-то случая, необычного, кровавого… Некоторые пожилые леди, как он слышал, даже подсыпали друг другу в еду ради развлечения отраву.

Тихий, проникновенный голос попутчицы оторвал Люка от размышлений.

— Вы знаете, я, помнится, где-то читала, кажется, это было дело Аберкромби, ну да, его, он отравил кучу людей, прежде чем навлек на себя подозрение… Да, к чему это я? Ах да, вспомнила — у этого типа был особый взгляд. Стоило ему взглянуть человеку в лицо, как тот вскоре после этого заболевал и умирал. Я не поверила, когда читала об этом, но так оно и было! Это правда.

— В чем правда?

— Да насчет особого взгляда…

Люк уставился на нее. По лицу женщины пробежала дрожь, а пухлые розовые щеки слегка побледнели.

— Первый раз я видела, как он смотрел на Эми Гиббс… и она умерла. А потом был Картер. И еще Томми Пирс. Но теперь… вчера… это был доктор Хамблби… такой замечательный человек. Картер, тот был обыкновенный пьяница, а Томми Пирс — ужасно наглый, дерзкий мальчишка, который постоянно мучил тех, кто младше его, выворачивал им руки и больно щипал. Я не слишком переживала из-за них, но теперь… вчера… это был доктор Хамблби… а он такой хороший человек… и вправду очень хороший… Но хуже всего то, что, если я расскажу обо всем, мне просто не поверят! Поднимут на смех! И констебль Джон Рид тоже не поверит. Но в Скотленд-Ярде, полагаю, к этому отнесутся совсем по-другому. Ведь там, разумеется, привыкли иметь дела с настоящими преступлениями! — Она выглянула в окно. — Смотрите, мы уже подъезжаем, скоро вокзал. — И она засуетилась, открывая и закрывая свою сумку и взяв в руки зонтик. — Большое спасибо… спасибо вам, — обратилась она к Люку. — Я прямо-таки облегчила душу, поговорив с вами. Вы были так добры, что выслушали меня и, я уверена, одобрили мои намерения.

Люк ласково ответил:

— Я уверен, что в Скотленд-Ярде вам дадут хороший совет.

— Нет, я и в самом деле страшно вам благодарна. — Она порылась в сумочке. — Моя визитная карточка… О господи, у меня она только одна. Я должна оставить ее для Скотленд-Ярда…

— Разумеется…

— Моя фамилия Пинкертон.

— Очень подходящая фамилия, мисс Пинкертон,[2223] — улыбнулся Люк и, заметив ее смущение, поспешил добавить: — А меня зовут Люк Фицвильям.

Когда поезд остановился на платформе, он предложил:

— Позвольте мне взять вам такси.

— О нет, благодарю вас. — Казалось, мисс Пинкертон была шокирована таким предложением. — Я воспользуюсь метро. Доеду до Трафальгарской площади, потом пройдусь пешком по Уайтхоллу.

— Ну, тогда желаю вам удачи, — сказал Люк.

Мисс Пинкертон горячо пожала ему руку.

— Вы так добры, — снова пробормотала она. — Сначала мне показалось, будто вы ничему не поверили.

Люк почувствовал, что краснеет.

— Но вы упомянули сразу несколько убийств! Трудно совершить столько преступлений и не навлечь на себя подозрений, не так ли?

Мисс Пинкертон настойчиво затрясла головой:

— Нет-нет, мой дорогой мальчик, тут вы ошибаетесь. Убивать легко — до тех пор, пока вас никто не заподозрит. И видите ли, тот человек, который совершил эти убийства, заслуживает подозрений меньше всего…

— В любом случае, — сказал Люк, — желаю вам удачи.

И мисс Пинкертон быстро затерялась в толпе. А сам он отправился на поиски своего багажа.

«Может, она немного того? Нет, вряд ли. Слишком живое воображение, вот и все. Надеюсь, в Скотленд-Ярде с милой старушкой обойдутся не слишком грубо», — подумал он.

Глава 2 Некролог в газете

Джимми Лорример был одним из старинных и близких друзей Люка. Само собой разумелось, что Люк, прибыв в Лондон, остановится у него. Это с Джимми он совершил вылазку в поисках развлечений в первый же вечер. Это с Джимми он попивал кофе на следующее утро, когда у него раскалывалась голова, и это Джимми ничего не ответил Люку, когда тот несколько раз пробежал глазами маленькую, неприметную заметку в утренней газете.

— Джимми, — повторил Люк. — Извини, но я просто потрясен.

— Во что ты так погрузился — в политику?

Люк усмехнулся:

— Нет, старина. Странная история: милая пожилая леди, с которой я ехал вчера в купе, сбита автомобилем.

— С чего ты взял, что это именно она?

— Может, и не она, но фамилия та же — Пинкертон. Она была сбита, когда переходила Уайтхолл. Водитель и не подумал остановиться.

— Скверное дело, — обронил Джимми.

— Да, такая была симпатичная старая перечница. Я очень огорчен. Она напомнила мне тетушку Милдред.

— Сбить человека и смыться, будто ничего не произошло. Такие водители просто преступники. Если хочешь знать, после таких случаев я боюсь садиться за руль…

— А какая марка твоей новой машины?

— «Форд V-8», мой мальчик…

Их беседа вскоре потекла по обычному руслу.

Джимми нарушил ее, спросив:

— Какого черта ты там бормочешь что-то под нос?

Люк нараспев повторял сам себе: «Ля-ля-ля, ля-ля-ля, вышла муха за шмеля». Потом ответил:

— Детская песенка. Не знаю, с чего она пришла мне на ум…


Спустя неделю Люк, небрежно просматривавший первую страницу «Таймс», воскликнул:

— О! Будь я проклят!

Джимми поднял на него глаза.

— Что случилось? — спросил он.

Люк не ответил. Он не отрывался от фамилии в газетной колонке.

Джимми повторил свой вопрос.

Люк оторвался от газеты и поднял глаза на друга. Выражение его лица было настолько странным, что тот встревожился:

— Что случилось, Люк? Ты выглядишь так, словно увидел привидение!

Люк ничего не ответил. Он уронил газету, подошел к окну, потом вернулся на место. Джимми наблюдал за ним с возрастающим удивлением.

Наконец Люк опустился в кресло.

— Джимми, старина, ты помнишь, я рассказывал тебе о пожилой леди, с которой ехал вместе в поезде до Лондона?

— О той, что напомнила тебе тетушку Милдред? Ее потом еще сбила машина?

— Да-да. Слушай, Джимми. Эта старая леди, божий одуванчик, направлялась в Скотленд-Ярд, чтобы поведать о целой серии убийств, якобы совершенных в ее деревне. По ее словам, у них там свободно разгуливал убийца, который настолько обнаглел, что едва ли не предупреждал свою очередную жертву. И он не сидит сложа руки.

— Ты не говорил мне, что старушка была с приветом, — сказал Джимми.

— Я так не думаю.

— Да ладно тебе, старина. Целая серия убийств… Скажешь тоже…

Люк нетерпеливо перебил его:

— Говорю тебе, она не походила на сумасшедшую. Я тогда подумал, что у нее просто разыгралось воображение, как это бывает иногда у пожилых леди.

— Ну да, видимо, так и было. Однако мне кажется, что все же она была слегка того.

— Не важно, что тебе кажется, Джимми. Важно, что мне не кажется, понимаешь?

— Спокойней, спокойней… не горячись.

— Она говорила обстоятельно, назвала имена нескольких жертв, а потом заявила, что больше всего ее беспокоит знание имени следующей жертвы.

— Неужели? — оживился Джимми.

— Иногда имя застревает в памяти по какой-то дурацкой ассоциации. Я запомнил его, поскольку связал с незатейливой детской песенкой, которую мы напевали в детстве: «Ля-ля-ля, ля-ля-ля, вышла муха за шмеля».

— Очень тонкая связь, но при чем здесь имя?

— При том, мой милый тупица, что того человека звали Хамблби,[2224] доктор Хамблби. Моя попутчица сказала, что следующим будет доктор Хамблби, и она очень расстраивалась, говорила, что он «хороший человек». Это имя и застряло у меня в голове из-за песенки.

— Ну и что с того?

— Вот, взгляни.

И Люк передал другу газету. Его ноготь очертил сообщение в колонке некрологов.

«14 июня в своем доме «Сэндгейт», в Вичвуд-андер-Эш, скоропостижно скончался Джон Эдвард Хамблби, доктор медицины, незабвенный супруг Джесси Рози Хамблби. Похороны в пятницу. Цветы не присылать. Только по приглашению».

— Видишь, Джимми? То самое имя и место, и к тому же он доктор. Что ты на это скажешь?

Джимми ответил не сразу. И его голос прозвучал уже серьезно, когда он наконец неуверенно сказал:

— Мне кажется, что это еще одно чертовски странное совпадение.

— Так ли? Всего лишь совпадение?

— Что же еще? — спросил Джимми.

Люк заходил по комнате из стороны в сторону.

— А предположим, что все, сказанное мне этой бедной старой овечкой, — правда! Допустим, эта невероятная история имела место в действительности!

— Очнись, старина! Это уж слишком! Такие вещи в жизни просто не случаются!

— А что ты скажешь о деле Аберкромби? Разве кому-то могло прийти в голову, что он мог отправить на тот свет столько людей?

— И даже больше, чем установлено официально, — согласился Джимми. — У моего приятеля был кузен, местный коронер. Я кое-что слышал от него. Они взяли Аберкромби, когда тот попытался отравить мышьяком ветеринара, потом откопали труп его жены и обнаружили, что она была буквально напичкана мышьяком. Затем выяснилось, что брат его жены тоже был отправлен в мир иной тем же самым путем. Но и это еще далеко не все. Мой приятель говорил, будто бы, по неофициальным источникам, Аберкромби расправился не менее как с пятнадцатью жертвами. Пятнадцатью!

— Вот видишь! Значит, такое вполне может быть!

— Да. Но, слава богу, они встречаются не так часто.

— Откуда ты знаешь? Возможно, такие случаи бывают чаще, чем ты себе это представляешь!

— В тебе говорит полицейский служака! Но теперь ты в отставке. Пора бы забыть о прошлом.

— Полицейский всегда остается полицейским, я так думаю, — возразил Люк. — Послушай, Джимми, предположим, что, перед тем как Аберкромби настолько обнаглел, что стал убивать людей прямо под носом у полиции, какая-нибудь добропорядочная старая дева обо всем догадалась и поспешила доложить кому следует из местных властей. Как ты думаешь, стали бы ее слушать?

Джимми усмехнулся:

— Сомневаюсь!

— Вот именно. Они бы сказали, что у нее не все дома. Прямо как ты! Или что у нее «слишком живое воображение». Как я! И оба мы ошиблись бы, Джимми!

Приятель немного помолчал, затем сказал:

— В чем, как тебе кажется, тут дело?

Люк медленно произнес:

— В общем, так. Мне поведали историю — невероятную, но все же не невозможную. Смерть доктора Хамблби — одно из доказательств правдивости этой истории. К тому же не следует забывать еще один важный факт: мисс Пинкертон направлялась в Скотленд-Ярд, чтобы рассказать ее там, но она туда так и не попала. Ее сбила насмерть машина, шофер которой и не подумал остановиться.

— Откуда ты знаешь, что она туда не попала, — возразил Джимми. — Ее могли сбить уже после того, как она побывала в Скотленд-Ярде.

— Да, она могла побывать там… но я не думаю, что это так.

— Ты так думаешь. Но в том-то вся и беда, что ты просто вбил себе все это в голову.

Люк резко покачал головой:

— Я бы так не сказал. Одним словом, дело требует тщательного расследования.

— Другими словами, ты собираешься в Скотленд-Ярд?

— Нет, пока нет, не сейчас. Ведь смерть доктора Хамблби может оказаться простым совпадением.

— Тогда, скажи на милость, что ты задумал?

— Хочу отправиться на место преступления и попытаться там во всем разобраться.

— Вот как?

— Это единственное здравое решение, разве ты не согласен?

— Ты серьезно намерен заняться этим делом, Люк? — удивился Джимми.

— Абсолютно.

— Но ведь оно может не стоить и выеденного яйца?

— Так было бы лучше всего.

— Да. — Джимми нахмурился. — Но сам-то ты веришь старой леди?

— Мой дорогой друг, я просто хотел бы выяснить всю правду.

Джимми немного помолчал, потом спросил:

— У тебя уже есть план? Ты ведь должен будешь как-то объяснить свое неожиданное появление в этом городке.

— Полагаю, что-нибудь придумаю.

— Никаких «полагаю». Ты хоть понимаешь, что такое тихое английское захолустье? Там каждый новый человек как на ладони!

— Я кем-нибудь прикинусь, — сказал Люк и неожиданно усмехнулся. — Кем тебе больше нравится? Художником? Вряд ли — рисовать я не умею, так что это не подойдет.

— Скажешь, что ты современный художник, — заметил Джимми. — Тогда будет все равно, что бы ты там ни нарисовал.

Но Люк продолжал размышлять:

— Может, писателем? Пожалуй, писатели иногда селятся в тихой сельской гостинице, чтобы творить, а? Или рыбаком — но сначала следует выяснить, есть ли там подходящая река. Или больным ветераном, которому прописан свежий воздух? Хотя я на него мало похож, к тому же теперь их всех норовят отправить в богадельню. Я могу сделать вид, будто хочу купить подходящий дом где-нибудь в окрестностях. Но это тоже не слишком подходит. Подумай, Джимми, должна же найтись более убедительная причина, по которой в английской деревне может появиться чужак.

— Дай-ка мне еще раз эту газету.

Быстро пробежав глазами некролог, он торжествующе воскликнул:

— Я знаю, что делать! Люк, старина, все можно обставить проще простого. И это будет выглядеть весьма убедительно!

— Как это? — оживился Люк.

— Название городка сразу показалось мне знакомым! Вичвуд-андер-Эш. Ну конечно же! Это то самое место! — радостно продолжил Джимми.

— У тебя, случайно, нет какого-нибудь приятеля, который на короткой ноге с местным коронером?

— На этот раз нет. Но есть что-то гораздо лучшее, мой мальчик! Природа, как ты знаешь, наградила меня кучей родственников — семья моего отца насчитывала тринадцать душ. И в Вичвуде у меня есть кузина.

— Джимми, да ты просто клад.

— Правда, здорово, а? — с деланой скромностью подтвердил Джимми.

— Расскажи мне о ней.

— Ее зовут Бриджит Конвей. Последние два года она служит секретарем у лорда Уитфилда.

— Того самого, что владеет мерзкими еженедельными газетенками?

— Да. Он и сам довольно мерзкий тип! Надутый индюк! Родился в Вичвуде и принадлежит к той категории снобов, которые кичатся своим сельским происхождением и тем, что «сами себя создали». Он вернулся в родную деревню, купил там единственный большой дом в округе (кстати, некогда принадлежавший семье Бриджит) и занялся тем, что перестраивает его в «образцовое имение».

— И твоя кузина у него секретарь?

— Была, — мрачно буркнул Джимми. — Теперь она устроилась получше, будучи с ним помолвлена!

— Ого! — удивленно воскликнул Люк.

— Уитфилд, конечно, богатый улов, — сказал Джимми. — Просто купается в деньгах. Бриджит пережила глубокое потрясение после того, как один молодой человек бросил ее. Это напрочь лишило ее романтических иллюзий. Так что из них выйдет отличная парочка. Она, вероятно, будет вертеть им как захочет, а он — есть у нее с ложечки.

— А под каким предлогам появлюсь я?

— Ты приедешь туда погостить — скажем, под видом еще одного кузена. У Бриджит их столько, что одним больше, одним меньше — никто и не заметит. Я договорюсь с ней обо всем. Мы всегда были большими друзьями. А теперь насчет цели твоего приезда — пусть это будет связано с колдовством, мой мальчик.

— Каким еще колдовством?

— Фольклор, местные суеверия — все то, чем Вичвуд-андер-Эш[2225] сыскал себе особую славу. Это последнее место, где ведьмы устраивали свой шабаш, — бедняжек там жгли на кострах не далее как в прошлом столетии. И ты пишешь об этом книгу, понятно? Сравниваешь обычаи Майянг-Стрейтс со старинным английским фольклором — ищешь сходства и так далее. Будешь ходить повсюду с блокнотом и расспрашивать старожилов о местных обрядах и суевериях. Они там давно привыкли к таким расспросам. Так что если ты остановишься в поместье «Эш», то это послужит тебе поручительством.

— А что скажет на это лорд Уитфилд?

— Насчет него можешь не беспокоиться. Он малообразован и легковерен — принимает за чистую монету всю ту чушь, которую печатает в собственных газетенках. В любом случае Бриджит все уладит. Она не подведет, я за нее ручаюсь!

Люк глубоко вздохнул:

— Джимми, дружище, похоже, все и вправду устроится проще простого. Ты просто волшебник! И впрямь сможешь договориться со своей кузиной?

— Все будет обделано наилучшим образом, предоставь это мне.

— Я не знаю, как высказать тебе свою благодарность…

— Готов сделать все, чтобы помочь тебе поймать этого кровожадного убийцу!

Люк неожиданно вскрикнул.

— Ты что? — спросил Лорример.

— Да просто вспомнил еще одно, сказанное пожилой леди, — медленно произнес Люк. — Я заметил ей, что трудно совершить столько убийств и остаться вне подозрений. Она ответила, что я ошибаюсь… убивать совсем не трудно… — Он запнулся, затем медленно проговорил: — Я хочу знать, Джимми, так ли это? Я хочу это знать…

— Что?

— Так ли легко совершить убийство…

Глава 3 Ведьма без помела

Солнце светило вовсю, когда Люк спустился в маленький городок Вичвуд-андер-Эш. Свой подержанный автомобиль он остановил на выступе холма и выключил мотор.

Летний день выдался теплым и солнечным, внизу раскинулся городок, странным образом оставшийся не изуродованным цивилизацией. Состоящий в основном из длинной, беспорядочно петлявшей улицы, которая шла под нависшим выступом гребня Эш, он лежал, мирный и невинный, весь в солнечном свете, казался далеким и каким-то первозданным.

«Я, наверное, сошел с ума, — подумал Люк. — Все это выглядит просто невероятно».

Он явился сюда с единственной целью — выследить убийцу, основываясь лишь на бессвязном рассказе странной попутчицы и случайно попавшемся на глаза некрологе в газете.

Люк тряхнул головой.

— Такого просто не бывает, — пробормотал он себе под нос. — Или все же бывает? Мой мальчик, тебе предстоит выяснить — доверчивый ли ты осел или опытная полицейская ищейка, которая учуяла горячий след?

Он завел мотор, выжал сцепление и, на первой скорости осторожно спустившись по виляющей дороге, въехал на главную улицу.

Вичвуд, как уже отмечалось выше, почти полностью состоял из центральной улицы. На ней расположились магазины, небольшие дома в стиле доброго короля Георга, чопорные и аристократичные, с белыми крылечками и начищенными до блеска дверными молотками. Были там и живописные коттеджи, окруженные цветущими садами. Немного в стороне от улицы находилась гостиница «Беллс и Мотли». Имелся тут и парк с прудом и утками, но главной достопримечательностью был величественный старинный особняк георгианских времен. Люк сначала решил, что это и есть поместье «Эш». Но когда подошел ближе, то увидел большую табличку, которая говорила о том, что это музей и библиотека. Немного поодаль стоял большой дом современной постройки, чужеродный и неуместный среди живописного беспорядка остального городка. Как догадался Люк, это было общественное здание и здешний «Мужской клуб». Возле него он остановился и спросил дорогу.

Ему сообщили, что поместье «Эш» находится дальше, в полумиле, — справа он должен увидеть ворота.

Люк продолжил свой путь. Он без труда нашел нужные ему ворота — новые, искусно выкованные из железа — и без труда въехал в них. Блики от красного кирпича, вспыхивающие сквозь деревья, зарябили в глазах. Когда Люк завернул за угол, перед ним появилось вызывающе нелепое здание, построенное в виде старинного замка.

Пока он созерцал кошмарное строение, солнце зашло. Зловещая тень хребта Эш словно надвинулась на него; неожиданно сильный порыв ветра сорвал стаю листьев с деревьев. В следующий момент из-за угла дома появилась девушка. Ее черные волосы разметались в стороны, и Люку пришла на память картина одного художника, которую тот назвал «Ведьма». Удлиненное, нежное лицо, окруженное растрепавшимися на ветру прядями волос. Легко можно было представить себе, как она летит на помеле по звездному небу с развевающимися волосами…

Девушка направилась прямо к нему.

— Вы, вероятно, Люк Фицвильям? Здравствуйте! Я — Бриджит Конвей.

Он пожал протянутую руку. Теперь Люк мог хорошо ее разглядеть. Черноволосая, высокая и стройная, с продолговатым лицом, слегка впалыми щеками и ироничным взглядом черных глаз, Бриджит походила на изящную гравюру — волнующую и прекрасную.

Возвращаясь обратно в Англию, Люк хранил глубоко в сердце образ — портрет английской девушки, свежей и загорелой. Она либо поглаживала шею своей лошади; либо прогуливалась по зеленому полю; либо сидела со сложенными руками у огня. Это было согревающее душу прекрасное видение…

Люк не мог решить, нравится ему Бриджит Конвей или нет, но чувствовал, что тайно лелеемая в душе картина потеряла свои очертания, стала бессмысленной и глупой… Он ответил на приветствие и добавил:

— Простите меня за непрошеное вторжение. Но Джимми заверил, что вы ничего не будете иметь против.

— О, разумеется, нет. Мы будем вам только рады. — Она улыбнулась неожиданно широкой улыбкой, отчего уголки ее большого рта слегка приподнялись. — Джимми и я всегда принимали участие в делах друг друга. И если вы собираетесь писать книгу о фольклоре, то лучшего места вам просто не найти. Здесь полным-полно легенд, да и окрестности весьма живописны.

— Великолепно. Это как раз то, что мне надо, — сказал Люк.

Они направились к дому. Люк еще раз окинул его взглядом. На этот раз он разглядел, что сдержанные формы, свойственные стилю времен королевы Анны, задавлены кричащим и напыщенным великолепием. Люк вспомнил упоминание Джимми о том, что дом изначально принадлежал семье Бриджит. Усмехнувшись про себя, Люк подумал, что излишеств в те времена не любили. И он еще раз украдкой кинул взгляд на восхитительный профиль девушки.

Он пришел к выводу, что Бриджит, должно быть, лет двадцать восемь — двадцать девять и что она наделена умом, хотя и принадлежит к тому типу людей, о которых ничего нельзя знать заранее…

Внутри дом выглядел удобным и был обставлен с хорошим вкусом. Бриджит Конвей провела его в комнату с книжными шкафами, удобными креслами и чайным столиком у окна, за которым сидели двое.

— Гордон, — представила она, — это Люк, один из кузенов моего кузена.

Лорд Уитфилд оказался маленьким человечком с почти облысевшей головой, круглым, простодушным лицом с припухлым ртом и маленькими глазками. Небрежный деревенский костюм плохо сидел на нем, выставляя напоказ округлый животик.

Уитфилд приветливо поздоровался с Люком.

— Рад видеть вас, весьма рад, — произнес он. — Я слышал, вы только что вернулись с Востока? Любопытное место. Бриджит сказала мне, что вы пишете книгу. Теперь все пишут книги. Я бы не сказал, что среди всей этой писанины часто попадается хорошая книга.

— Это моя тетя, миссис Анструтер, — сказала Бриджит, и Люк пожал руку женщине средних лет с глуповатым выражением лица.

Миссис Анструтер, как Люк узнал позже, была совершенно помешана на садоводстве. Она не могла говорить ни о чем другом, и ее голова постоянно была занята мыслями о том, будет ли расти редкое растение в том месте, в котором она намеревалась его посадить.

Когда с представлением было покончено, миссис Анструтер сказала:

— Мне кажется, Гордон, что самое подходящее место для рокария будет сразу за розовым садом. Там можно будет сделать чудесный водоем с настоящим ручейком.

Лорд Уитфилд вытянулся в кресле.

— Вам лучше обсудить это с Бриджит, — беззаботно ответил он. — Горные растения неприметны и мелки, насколько мне известно. Но это не важно.

— Просто они не соответствуют вашему представлению о великолепии, Гордон, — заметила Бриджит.

Она налила чай Люку.

Лорд Уитфилд покорно согласился:

— Вы правы. Это совсем не то, во что можно вкладывать деньги. Они слишком мелкие… Мне больше по душе роскошные оранжерейные цветы или клумбы с алой геранью.

Миссис Анструтер, подтвердив потрясающую способность говорить только о вещах, интересующих лишь ее, сказала:

— Мне кажется, новые розы для рокария отлично привьются в нашем климате.

Она замолчала, углубившись в изучение каталога по цветоводству.

Уютно расположившись в кресле, лорд Уитфилд мелкими глотками пил чай, внимательно разглядывая гостя.

— Так, значит, вы пишете книгу, — произнес он.

Ощущая некоторое беспокойство, Люк уже был готов пуститься в объяснения, когда неожиданно сообразил, что на самом деле лорд Уитфилд не ждет их от него.

— Я и сам частенько подумываю, не написать ли мне книгу, — заявил его светлость не без самодовольства.

— Вот как? — сказал Люк.

— И могу вас заверить, — продолжил лорд Уитфилд, — это вышла бы весьма увлекательная книга. Я встречался со многими интересными людьми. Беда в том, что у меня нет времени. Я крайне занятой человек.

— Ну, конечно. У вас, должно быть, много дел.

— Вы просто не поверите, какой груз лежит на моих плечах, — пожаловался лорд. — Я лично слежу за каждой публикацией, которая выходит в моих газетах. И считаю себя ответственным за формирование общественного мнения. На следующей неделе миллионы людей будут мыслить и чувствовать именно так, как я хотел. Это налагает на меня большую ответственность. Но я ничего не имею против. И уверен, что справляюсь.

Лорд Уитфилд выпятил грудь, кинув на Люка благосклонный взгляд.

— Вы у нас просто великий человек, Гордон, — спокойно заметила Бриджит. — Давайте налью еще чаю.

Лорд Уитфилд скромно согласился с ней:

— Да, я великий человек. Спасибо, я не хочу больше чаю.

Затем, спускаясь со своих олимпийских высот до уровня простых смертных, он вежливо поинтересовался у гостя:

— Вы знакомы с кем-нибудь из наших мест?

Люк отрицательно покачал головой. Потом, неожиданно решив, что чем быстрее он приступит к выполнению своей миссии, тем будет лучше, сказал:

— Хотя, кажется, тут проживает один человек, которого я обещал навестить, — друг моих друзей доктор Хамблби.

— О! — Лорд Уитфилд попытался выпрямиться в своем кресле. — Хамблби. Бедняга.

— Почему бедняга?

— Потому что он умер около недели назад.

— О господи! — воскликнул Люк. — Какая печальная новость. Мне очень жаль.

— Впрочем, не думаю, что он пришелся бы вам по душе, — нахмурился лорд Уитфилд. — Хамблби был самоуверенный, напыщенный и взбалмошный старый осел.

— Это потому, — вставила Бриджит, — что доктор во многом не соглашался с Гордоном.

— Например, по вопросу о местном водоснабжении, — сказал лорд Уитфилд. — Должен сказать вам, мистер Фицвильям, что я прежде всего думаю о людях. Благополучие этого городка — моя главная забота. Я здесь родился. Да-да… именно здесь.

Люк, к своему огорчению, понял, что они оставили тему о докторе Хамблби и перешли на лорда Уитфилда.

— Я этого не стыжусь, и пусть все знают, мне все равно, — продолжил напыщенный джентльмен. — Я не имел никаких преимуществ, связанных с происхождением. Мой отец держал обувную лавку — да-да, самую обыкновенную лавку. А я прислуживал в ней, когда был подростком. И выдвинулся благодаря исключительно собственным стараниям, Фицвильям. Я решил выбраться из канавы — и я из нее выбрался! Настойчивость, упорный труд и божья помощь — вот как удалось мне достичь всего и стать тем, кем я стал!

Обстоятельное изложение карьеры лорда Уитфилда предназначалось Люку, и оратор закончил с триумфом:

— И пусть весь мир знает, как я этого достиг! Я не стыжусь своего происхождения… нет, сэр, — я вернулся туда, где родился. Вы знаете, что находится там, где некогда стояла лавка моего отца? Прекрасное здание, выстроенное благодаря вложенным мною средствам, — общественный «Мужской клуб»: все по высшему классу и самое современное! Я нанял лучшего архитектора! Должен заметить, дом получился слишком простым, на мой взгляд. Что-то вроде работного дома или тюрьмы — но все согласились, что здание вполне подходит для своих целей. Поэтому я решил ничего не переделывать.

— Не расстраивайтесь, — вмешалась Бриджит. — Вы отыгрались за все на этом доме!

Лорд Уитфилд довольно хохотнул:

— Да, они пытались настоять на своем! Сохранить, видите ли, прежний дух здания. Нет, сказал я им, я собираюсь жить в этом городе и хочу, чтобы за мои деньги было на что смотреть. Когда архитектор не согласился с моим проектом, я отказался от его услуг и нашел другого. Этот парень наконец-то понял, чего я хочу.

— Он потворствовал самым диким полетам вашей фантазии, — поморщилась Бриджит.

— Ей хотелось, чтобы все осталось как прежде. — Лорд Уитфилд похлопал девушку по руке. — Зачем жить прошлым, моя дорогая? Во времена короля Георга мало что понимали в красоте. Мне не нужен обыкновенный дом из красного кирпича. Мне всегда нравились замки — и теперь у меня есть свой собственный! Я знаю, что у меня не совсем классический вкус, поэтому дал архитектору карт-бланш на внутреннюю отделку. И скажу вам, он неплохо справился с задачей, хотя, на мой взгляд, вышло немного мрачновато.

— Да, — сказал Люк, осторожно подбирая нужные слова, — очень важно знать, чего хочешь.

— Ну, я-то всегда знаю, чего хочу, — самодовольно хохотнул лорд Уитфилд.

— Однако с проектом водоснабжения вы едва не потерпели неудачу, — напомнила ему Бриджит.

— Ах, это! — фыркнул лорд Уитфилд. — Хамблби оказался просто идиотом. Эти старики зачастую упрямятся, как ослы, и не желают слышать никаких доводов.

— Доктор Хамблби, по всей видимости, слыл человеком прямолинейным? — рискнул уточнить Люк. — Могу себе представить, скольких врагов он себе тут нажил.

— Да нет, я бы так не сказал, — возразил лорд Уитфилд, потирая нос. — А как вы думаете, Бриджит?

— Я всегда считала, что его здесь многие любили, — ответила Бриджит. — Я видела его только раз, когда он приходил взглянуть на мою растянутую лодыжку, и он произвел на меня хорошее впечатление.

— Да, в основном его здесь любили, — признал лорд Уитфилд. — Хотя я знаю двух-трех человек, которые на дух не выносили доктора. Такие же упрямые ослы, как и он сам.

— Двух-трех человек из местных? — уточнил Люк.

Лорд кивнул.

— В таком маленьком местечке, как наше, всегда кто-то враждует — по поводу и без него, — сказал он.

— Да, вы правы, — согласился Люк. Он немного помолчал, обдумывая следующий вопрос. — Какие люди здесь живут в основном? — спросил он наконец.

На этот не слишком удачный вопрос он получил, однако, обстоятельный ответ.

— Одни реликты, — усмехнулась Бриджит. — Дочери и сестры священников и вдовы. Шесть женщин на одного мужчину.

— Но есть же здесь и мужчины? — закинул удочку Люк.

— О да! Мистер Эббот, адвокат. И молодой доктор Томас, компаньон покойного Хамблби и… кто еще, Гордон? О! Мистер Эллсворти, который держит антикварную лавку. Он очень мил! И еще майор Хортон со своими бульдогами.

— Помнится, мои друзья упоминали об одной местной жительнице, — как бы невзначай обронил Люк. — Очень милой, но чрезмерно разговорчивой пожилой леди.

Бриджит засмеялась:

— Под это описание подходит большая часть наших жителей!

— Как же ее звали?.. А, вспомнил! Пинкертон.

Лорд Уитфилд сказал с хриплым смешком:

— Вам все время не везет! Она тоже умерла. Попала под автомобиль в Лондоне и скончалась прямо на месте.

— Создается впечатление, что тут довольно часто умирают, — осторожно заметил Люк.

Лорд Уитфилд немедленно встал на защиту родных мест:

— Вовсе нет. Это одно из самых здоровых мест в Англии. Если не считать несчастных случаев, конечно. Но такое может случиться где угодно.

Бриджит, впрочем, задумчиво произнесла:

— А ведь и верно, Гордон, за последний год в Вичвуде умерло довольно много народу.

— Чепуха, моя дорогая.

— И с доктором Хамблби тоже произошел несчастный случай? — спросил Люк.

Уитфилд покачал головой.

— О нет, — сказал он. — Хамблби умер от заражения крови. С докторами такое нередко случается. Поцарапал палец ржавым гвоздем, не обратил сразу внимания — вот вам и сепсис. Он скончался после этого через три дня.

— Да, врачи больше других рискуют заразиться, — сказала Бриджит, — особенно если они недостаточно осторожны. Это очень грустно. Жена Хамблби просто сама не своя от горя.

— Бессмысленно противиться воле Провидения, — заметил лорд Уитфилд.

«Была ли это воля Провидения? — подумал Люк позже, переодеваясь к обеду. — Сепсис? Вполне возможно. Очень быстрая смерть».

Словно невзначай он вспомнил оброненные Бриджит слова: «За последний год в Вичвуде умерло довольно много народу».

Глава 4 Люк начинает действовать

На следующий день Люк, тщательно продумавший план операции, был готов приступить к действию немедленно.

Когда он спустился к завтраку, тети-садовницы не было видно, но Уитфилд доедал жареные почки и допивал кофе, а Бриджит Конвей, уже покончившая с завтраком, стояла у окна и задумчиво глядела во двор.

После обмена утренними приветствиями Люк уселся перед тарелкой с внушительной порцией яичницы с беконом и объявил:

— Я должен начать работать. Не так-то просто вызвать людей на откровенность. Я имею в виду, конечно, не вас или… Бриджит. (Он вовремя спохватился и не назвал ее мисс Конвей.) Я мог бы многое узнать от вас, но беда в том, что вам неизвестны некоторые вещи, о которых мне хотелось бы услышать, — в первую очередь местные суеверия. Вы даже представить себе не можете, насколько они живучи и по сей день в глухих уголках мира. Вот, например, в маленькой деревушке в Девоншире пастору даже пришлось убрать старинные гранитные столбы около церкви, поскольку прихожане упорно продолжали танцевать вокруг них ритуальный танец, когда кто-то умирал. Просто поразительно, до чего неискоренимы языческие поверья.

— Совершенно с вами согласен, — кивнул лорд Уитфилд. — Образование — вот что нужно дать людям. Я вам говорил, что подарил местным жителям прекрасную библиотеку? Это был старинный дом, в котором раньше собирались на песнопения, теперь там очаг культуры…

— Это просто замечательно. — Люк твердо намерился не дать лорду Уитфилду распространиться о своих деяниях. — Очень полезное дело. Вы явно хорошо представляете себе корни невежества, до сих пор существующего здесь. Это как раз то, о чем я хотел бы узнать поподробнее. Старинные обычаи, всякого рода небылицы и обряды, такие, как, например… — Люк говорил по заранее написанному тексту. — Похороны. Похороны и ритуалы, связанные со смертью, почему-то всегда живут дольше, чем любые другие. Сельские жители вообще любят поговорить о смерти.

— Да. Им нравится ходить на похороны, — откликнулась стоявшая у окна Бриджит.

— Полагаю, это и станет для меня отправной точкой, — продолжил Люк. — Если бы я смог получить в вашем приходе список умерших за последнее время, то разыскал бы их родственников и поговорил с ними. Я почти уверен, что вскоре услышал бы то, ради чего приехал сюда. К кому мне лучше обратиться за таким списком — к приходскому священнику?

— Возможно, старого мистера Уэйка это заинтересует, — сказала Бриджит. — Он добряк и большой любитель всяческой старины. Полагаю, что расскажет вам немало интересного.

Люк сразу же почувствовал тревогу и мысленно пожелал, чтобы священник не слишком хорошо разбирался в вопросах старины и не разоблачил его собственное невежество.

Однако вслух он сказал:

— Очень хорошо. Сами вы, наверное, не припомните всех, кто умер за последний год.

— Дайте подумать. — Бриджит помолчала. — Ну да, Картер. Он держал отвратительную пивнушку у реки под громким названием «Семь звезд».

— Горький пьяница, — вставил лорд Уитфилд. — Один из тех горлопанов-социалистов, которые поносят все и вся. Туда ему и дорога!

— Потом миссис Рози, прачка, — продолжила Бриджит. — И еще парнишка, Томми Пирс, — отвратительный маленький негодяй, если хотите знать. О, и, конечно же, Эми, как же ее фамилия?

Голос Бриджит слегка дрогнул, когда она произносила имя девушки.

— Эми? — переспросил Люк.

— Эми Гиббс. Она служила у нас горничной, а потом перешла к мисс Уэйнфлит. По поводу ее смерти даже велось дознание.

— Это почему?

— Глупая девчонка перепутала в темноте бутылки, — сказал лорд Уитфилд.

— Она приняла ядовитую краску для шляпок за микстуру от кашля, — пояснила Бриджит.

Люк удивленно поднял брови:

— Настоящая трагедия!

— Ходили слухи, будто бедняжка сделала это нарочно, — сказала Бриджит. — Из-за ссоры с молодым человеком.

Она произнесла это медленно, как бы нехотя.

Наступила неловкая пауза. Люку показалось, что он ощутил повисшую в воздухе недосказанность.

Эми Гиббс? Да, бедная мисс Пинкертон называла это имя среди других.

Упоминала она и мальчика… Томми, о котором явно была не слишком высокого мнения (видимо, в этом ее взгляды совпадали с Бриджит). И он почти уверен, что она называла фамилию Картер.

Люк встал из-за стола и сказал:

— Подобные разговоры не слишком приятны — создается впечатление, будто я прогуливаюсь по кладбищу. Свадебные обряды тоже не менее интересны, хотя говорить на эту тему куда сложней.

— Еще бы. — Губы Бриджит тронула легкая улыбка.

— Остаются еще наговоры и сглазы — тоже любопытный предмет, — с показным энтузиазмом продолжил Люк. — Об этом нередко можно услышать в подобных местах. Вероятно, и здесь ходили какие-нибудь сплетни. Вы о них знаете?

Лорд Уитфилд медленно покачал головой.

— Мы не охотники выслушивать сплетни… — начала Бриджит, но Люк не дал ей договорить:

— Я в этом не сомневаюсь. Мне следует потереться среди людей более низкого класса, чтобы услышать что-то интересное. Первым делом я отправлюсь к священнику и посмотрю, что мне удастся разузнать у него. А потом, наверное, в… Как вы сказали, «Семь звезд»? А как звали этого негодного мальчишку? У него остались какие-нибудь опечаленные родственники?

— Миссис Пирс держит табачную и газетную лавки на Хай-стрит.

— Тогда это само Провидение, — откликнулся Люк. — Ну что ж, я отправляюсь в путь.

Бриджит отошла от окна.

— Я могла бы составить вам компанию, если не возражаете, — предложила она.

— Ну конечно же нет!

Он произнес это как можно искренней, чтобы она не заметила его замешательства. Люку было бы значительно проще беседовать с пожилым священником — любителем старины — без настороженного наблюдения со стороны этой умной, проницательной девушки. «Что ж, по крайней мере, это заставит меня быстрее войти в роль и постараться держаться как можно убедительней», — подумал он.

— Подождите минутку, Люк, пока я надену другие туфли.

Люк — это имя так легко соскользнуло с ее губ, что он ощутил какую-то странную теплоту. А как еще ей называть его? Раз она согласилась подыграть их родству, то вряд ли он мог ожидать, что Бриджит станет звать его мистером Фицвильямом. Интересно, встревожился он, что она думает обо всем этом? Господи, а что она может подумать о нем?

Странно, что эти мысли не беспокоили его прежде. Кузина Джимми виделась ему просто некоей абстракцией — этакой покладистой особой. Он просто положился на слова Джимми, который сказал, что с «Бриджит все будет в порядке».

Люк представлял себе Бриджит маленькой блондинкой, типичной секретаршей, у которой хватило ума и хитрости заполучить богатого жениха. Но вместо этого оказалось, что у этой девушки острый, холодный ум и незаурядный интеллект. К тому же он понятия не имел, как она может отнестись к нему, и только подумал: «Эту девушку трудно ввести в заблуждение».

— Я готова.

Бриджит подошла так тихо, что он не слышал ее шагов. На голове у нее не было ни шляпки, ни сетки для волос. Так что стоило им выйти за порог, как порыв ветра, набросившегося из-за угла уродливого замка, растрепал черные волосы девушки.

— Я покажу вам дорогу, — улыбнулась она.

— Буду очень рад, — вежливо поблагодарил Люк.

Ему показалось, будто на губах девушки мелькнула лукавая улыбка.

Оглянувшись на стены с бойницами, Люк раздраженно заметил:

— Что за нелепость! Неужели никто не мог остановить его?

— Дом англичанина — его крепость, — ответила Бриджит. — Так что в отношении Гордона это надо понимать буквально! Он просто обожает свое детище.

Сознавая, что поступает бестактно, Люк все же не удержался и спросил:

— Но ведь это дом вашего отца, не так ли? И вы испытываете ностальгию о нем и в теперешнем виде?

Она посмотрела на него пытливо и немного удивленно.

— Боюсь, что разрушу ту сентиментальную картину, которую вы нарисовали себе, — сказала она. — Если хотите знать, я провела в этом доме лишь первые два года своей жизни, так что милые сердцу картины не встают у меня перед глазами. Я даже не помню, как этот дом выглядел раньше.

— Наверное, вы правы, — сказал Люк. — Простите меня за бестактность.

Она засмеялась.

— Правда, — заметила она, — редко бывает романтичной.

В голосе Бриджит прозвучало неожиданное ожесточение, удивившее его. Он покраснел, хотя и быстро сообразил, что ее злость предназначалась не ему. Это была личная горечь девушки. Люк предусмотрительно промолчал. Но с этого момента Бриджит Конвей прочно вошла в его душу.

Короткая прогулка привела их к церкви, рядом с которой стоял дом викария. Они застали хозяина в кабинете.

Альфред Уэйк оказался маленьким, сутулым человечком с необыкновенно ясными голубыми глазами и рассеянными, но учтивыми манерами. Люку показалось, будто викарий обрадовался их визиту, хотя и был слегка удивлен.

— Мистер Фицвильям гостит у нас в поместье, — представила его Бриджит, — и он пожелал, чтобы вы проконсультировали его по вопросам, касающимся книги, которую он пишет.

Мистер Уэйк вопросительно посмотрел на молодого человека. Люк пустился в объяснения. Он немного нервничал — еще бы. В первую очередь из-за того, что викарий, несомненно, куда лучше разбирался в народных обрядах, обычаях и суевериях, чем такой наспех нахватавшийся сведений из случайных книг и журналов дилетант, как он. А во-вторых, потому, что рядом с ним стояла Бриджит Конвей, которая не пропускала ни одного слова мимо ушей.

Люк почувствовал заметное облегчение, когда выяснилось, что викария интересовали исключительно руины римских сооружений. Он чистосердечно признался, что мало что знает о средневековом фольклоре и колдовстве, упомянул о существовании в Вичвуде некоторых старинных достопримечательностей и пообещал отвести Люка к знаменитому выступу на горе, где, как утверждала молва, устраивали свой шабаш ведьмы. Однако сам он ничего не может добавить к этому.

Успокоившись, Люк постарался выразить легкое разочарование, затем пустился в расспросы о суевериях, связанных со смертями и похоронами.

Мистер Уэйк покачал головой:

— Боюсь, что я окажусь последним человеком, который хоть что-то знает об этом. Мои прихожане стараются не упоминать при мне ни о чем, что противоречит ортодоксальному мышлению.

— Это понятно.

— Однако я уверен, что суевериями тут кишмя кишит. Деревенские жители любят цепляться за прошлое.

Набравшись смелости, Люк сказал:

— Я уже спрашивал у мисс Конвей фамилии тех людей, которые умерли здесь за последний год. Но не могли бы вы предоставить мне такой список, чтобы я мог уточнить этот перечень?

— Да-да. Это можно устроить. Гилс, церковный сторож, — добрый малый, но, к несчастью, глухой, — поможет вам. Дайте подумать… Похорон было много… Я бы сказал, предостаточно… Вероломная весна с тяжелой зимой до нее… Потом целая вереница несчастных случаев… просто замкнутый круг бед.

— Иногда, — заметил Люк, — подобный круг обязан присутствию некоей определенной персоны.

— Да-да, вы правы. Однако я не припомню, чтобы у нас тут появлялись чужаки. Не припомню и ничего выдающегося. До меня даже не доходили какие-либо слухи и, как я уже упоминал, не должны были доходить. Дайте мне подумать… совсем недавно мы похоронили доктора Хамблби и бедняжку Лавинию Пинкертон. Замечательный человек был наш доктор.

— Мистер Фицвильям знаком с его друзьями, — вставила Бриджит.

— Вот как? Мне очень жаль. Его потеря просто невосполнима. У него было очень много друзей.

— Но наверняка хватало и врагов, — заметил Люк. — Я сужу исключительно по тому, что слышал, — поспешно добавил он.

Мистер Уэйк вздохнул.

— Доктор имел обыкновение говорить то, что было у него на уме, к тому же не всегда соблюдал такт. — Викарий покачал головой. — Такое вряд ли могло нравиться всем. Но простые люди его просто боготворили.

— Знаете, мне всегда казалось, что смерть одного человека зачастую означает выгоду для другого. При этом я не имею в виду лишь материальную выгоду, — осторожно заметил Люк.

Викарий в задумчивости покачал головой:

— Я понимаю, о чем вы. В некрологе пишут, что все скорбят о кончине такого-то человека, но, боюсь, это редко бывает правдой. В случае с доктором Хамблби никто не станет отрицать, что после его смерти компаньон покойного, доктор Томас, только укрепил свое положение.

— Каким образом?

— Томас, полагаю, весьма способный молодой человек. Доктор Хамблби не раз говорил об этом, однако среди местных жителей Томас не пользовался большой популярностью. Он, насколько я могу судить, был как бы в тени доктора Хамблби, обладавшего несомненным магнетизмом. В сравнении с ним Томас выглядел бледновато и не производил на своих пациентов особого впечатления. Мне кажется, он и сам это осознавал, что лишь ухудшало дело. Томас еще больше нервничал и задирал нос. Если хотите знать, я подметил удивительную вещь: чем больше апломба у человека, тем ярче проявляются его личностные качества. Мне думается, теперь Томас почувствовал себя значительно уверенней. Он и Хамблби редко приходили к единому мнению. Томас придерживался современных методов лечения, тогда как Хамблби предпочитал старые, испытанные временем способы. Они зачастую ссорились между собой — и не только по профессиональным проблемам, но и по другим причинам. Однако я не собираюсь повторять местные сплетни…

— Но кажется, мистер Фицвильям именно за этим и пришел к вам, — мягко напомнила викарию Бриджит.

Люк бросил на нее быстрый, встревоженный взгляд.

Мистер Уэйк с сомнением покачал головой, затем продолжил со слегка осуждающей улыбкой:

— Боюсь, в наше время люди слишком живо интересуются делами соседей. Никто не спорит, Рози Хамблби — прелестная девушка. Неудивительно, что Джоффри Томас потерял из-за нее голову. И, разумеется, не трудно понять чувства доктора Хамблби — девушка молода, а в таком захолустье, как наше, у нее не много шансов выйти замуж.

— Так он был против? — спросил Люк.

— Категорически. Говорил, что они еще слишком молоды. И само собой, молодым людям это не нравилось! Отношения между отцом и женихом были явно натянутыми. Но замечу вам, я абсолютно уверен, что доктор Томас был глубоко потрясен неожиданной кончиной своего компаньона.

— Сепсис. Лорд Уитфилд говорил мне.

— Да… небольшая царапина… Потом инфекция. Профессия доктора всегда таит в себе смертельный риск, мистер Фицвильям.

— Вы совершенно правы, — согласился с ним Люк.

Неожиданно мистер Уэйк сказал:

— Однако как же далеко мы удалились от предмета нашего разговора. Боюсь, что я просто старый сплетник. Мы говорили об уцелевших с языческих времен похоронных обрядах и перешли на недавние смерти. Одна из умерших, Лавиния Пинкертон, была нашей добрейшей прихожанкой и помощницей. Потом эта бедная девушка, Эми Гиббс, — этот случай может представлять для вас особый интерес — ходили слухи, правда всего лишь слухи, будто она покончила с собой, а подобная смерть никогда не обходится без суеверий. Здесь неподалеку живет ее тетка, боюсь, не слишком достойная женщина, которая не испытывала особой привязанности к своей племяннице. Однако она может быть вам полезна, ибо большая охотница поговорить.

— Что весьма ценно, — заметил Люк.

— Потом еще Томас Пирс, одно время он пел в хоре, у него был красивый дискант — прямо ангельский. Хотя на деле это был сущий чертенок. В конце концов нам пришлось от него избавиться — он плохо влиял на других мальчиков. Бедный парнишка, боюсь, мало кто испытывал к нему добрые чувства. Его выгнали и с телеграфной службы, куда взяли посыльным. Какое-то время он работал у мистера Эббота в конторе, но и оттуда Томаса вскоре попросили — слишком уж он любил совать нос в конфиденциальные бумаги. Потом Томас работал помощником садовника в поместье «Эш». Ведь так, мисс Конвей? Но Уитфилд не простил ему какой-то дерзости. Мне было искренне жаль его бедняжку мать — достойную, трудолюбивую женщину. Мисс Уэйнфлит была столь добра, что взяла этого паршивца к себе на временную работу — вымыть окна в библиотеке. Лорд Уитфилд сначала возражал, но потом неожиданно дал согласие, как оказалось, на горе парню.

— Почему?

— Да потому что он разбился насмерть. Мыл окна на самом верхнем этаже библиотеки и, видимо, попытался выкинуть какой-нибудь дурацкий фокус — танцевал на подоконнике или что-то в этом роде, — потерял равновесие, если только у него не закружилась голова, и упал. Скверное дело! Томми умер в больнице через пару часов, так и не приходя в сознание.

— Кто-нибудь видел, как он упал? — поинтересовался Люк.

— Нет, он мыл окна со стороны сада. В больнице сказали, что Томас, по всей видимости, пролежал на земле около получаса, прежде чем его нашли.

— И кто же его нашел?

— Мисс Пинкертон. Вы помните, я упоминал пожилую леди, которую, к великому сожалению, сбила машина. Бедняжка, она пришла в ужас, увидев такое! Ей позволили срезать цветы в саду — она и обнаружила Томми.

— Для нее это, видимо, было страшным потрясением, — задумчиво произнес Люк.

«Куда более страшным, чем вы можете себе это представить», — подумал он про себя.

— Молодая жизнь оборвалась из-за глупой случайности, — грустно покачал головой викарий. — Возможно, проказы Томми инспирированы свыше.

— Он был отъявленным негодяем, — обронила Бриджит. — И вы же это прекрасно знаете, мистер Уэйк. Постоянно мучил кошек и бродячих собак, обижал младших мальчиков.

— Да-да, я знаю. — Мистер Уэйк грустно покачал головой. — Но вы знаете, моя дорогая мисс Конвей, иногда жестокость исходит не из человеческой природы, а из слишком медленно созревающего воображения. Если представить себе взрослого человека с умственными способностями ребенка, вам станет ясно, что хитрость и жестокость не всегда осознаются им самим. Недостаточное взросление ума, я в этом убежден, и есть корень жестокости и неосознанной агрессивности в наши дни. Человек должен освобождаться от детских выходок…

Он покачал головой и развел руками.

— Да, вы совершенно правы, — неожиданно хриплым голосом сказала Бриджит. — Мне понятно, что вы имели в виду. Человек, который так и не вырос, представляет собой большую опасность…

Люк с любопытством посмотрел на нее. Он был уверен, что она имела в виду кого-то конкретно, и, хотя лорд Уитфилд в некотором смысле походил на большого ребенка, он не думал, что она имела в виду его. Лорд Уитфилд, конечно, большой чудак, но явно опасности не представляет.

И все же кого именно имела в виду Бриджит?

Глава 5 Визит к мисс Уэйнфлит

— Дайте мне еще подумать… — пробормотал мистер Уэйк. — Бедняжка миссис Рози, потом старый Велл и еще ребенок Элкинс и Гарри Картер — они, правда, не все мои прихожане. Миссис Рози и Картер — сектанты. А мартовские холода унесли старика Бена Стенбери, но ведь ему уже стукнуло девяносто два.

— Еще в апреле умерла Эми Гиббс, — напомнила Бриджит.

— Да, бедная девушка. Какая ужасная ошибка!

Люк пристально посмотрел на Бриджит. Она быстро опустила глаза.

«Тут что-то не так. С этой Эми что-то нечисто», — подумал Люк.

Когда они вышли от викария, Люк спросил:

— Кто такая эта Эми Гиббс?

Прошло несколько минут, прежде чем Бриджит произнесла явно с трудом:

— Эми была самая нерадивая горничная, какую я только знала.

— Поэтому вы ее и уволили?

— Нет. Но она могла подолгу где-то пропадать и часами кокетничать с молодыми людьми. Гордон большой моралист и придерживается старомодных взглядов. Грешить, по его мнению, не должно раньше одиннадцати вечера, после чего можно давать себе волю. Однажды он все это высказал девушке, а она в ответ надерзила ему.

— Эми была хорошенькой? — спросил Люк.

— Даже очень.

— И она перепутала микстуру от кашля с ядовитой краской?

— Да.

— Какая глупость, — посетовал Люк.

— Вы совершенно правы.

— Она была глуповатой?

— Вовсе нет. Очень даже сообразительной.

Люк украдкой взглянул на Бриджит. И был озадачен. Она отвечала ровным, почти равнодушным тоном, но он чувствовал, что девушка что-то недоговаривает.

Высокий мужчина снял шляпу и сердечно приветствовал Бриджит.

Она остановилась и представила ему Люка:

— Это мой кузен, мистер Фицвильям, который остановился у нас в поместье. Он приехал сюда писать книгу. А это мистер Эббот.

Люк с интересом посмотрел на Эббота. Это был тот самый адвокат, в конторе которого не задержался Томми Пирс.

Люк всегда испытывал предубеждение к адвокатскому сословию, основанное на том, что слишком многие политики выбивались из их братии. Кроме того, его всегда раздражала страсть к пустословию и крючкотворству. Однако мистер Эббот не вполне соответствовал этому типу — он никак не походил на тощего зануду с плотно поджатыми тонкими губами. Это был крупный, цветущий мужчина с открытыми, приветливыми манерами. К уголкам его глаз сбегались тонкие веселые морщинки. Но сами глаза были намного жестче, чем это могло показаться на первый взгляд.

— Так вы пишете книгу? Роман?

— Мистер Фицвильям собирает местный фольклор, — пояснила Бриджит.

— Тогда вы выбрали самое удачное место, — одобрил адвокат. — Места здесь у нас необыкновенные.

— Я уже в этом убедился, — сказал Люк. — Осмелюсь просить вас о помощи. Возможно, вы встречались с какими-либо любопытными случаями, связанными с местными суевериями? Или вам известны какие-то старинные обычаи?

— К сожалению, я мало знаком со всем этим, хотя, возможно, и знаю кое-что.

— Ходят ли здесь, к примеру, слухи о привидениях? — спросил Люк.

— Тут я ничего не могу вам сказать.

— Или о домах, населенных духами?

— Нет… я не слышал ни о чем таком.

— Существуют еще суеверия, связанные с детьми, — не унимался Люк. — Если, к примеру, какой-нибудь мальчик умирает насильственной смертью… то его дух бродит где-то поблизости. (Интересно, что подобное говорят только о мальчиках и никогда о девочках…)

— Да-да, интересно, — кивнул адвокат. — Только я ни о чем подобном не слышал.

Поскольку Люк только что все это выдумал, в словах адвоката не было ничего удивительного.

— Здесь, кажется, жил мальчик… Томми. Он ведь одно время служил у вас в конторе? Не удивлюсь, если местные жители считают, будто его душа бродит где-то поблизости…

Розовощекое лицо мистера Эббота мгновенно побагровело.

— Томми Пирс? Прости грешную душу этого назойливого маленького негодяя.

— Мне кажется, что именно духи смутьянов и бродят по земле. Добропорядочные граждане после смерти редко беспокоят этот мир.

— Неужели кто-то видел дух Томми? Что за странная история?!

— Трудно определить источник. Никто напрямик не говорит об этом. Слухи обычно витают в воздухе.

— Да-да… пожалуй, что так.

Люк поспешил сменить тему разговора:

— Скорее всего, мне следует поинтересоваться этим у местного врача. Врачи многое слышат от своих пациентов, простого люда. О разных суевериях и колдовстве, любовных приворотах и прочей чепухе.

— Тогда вы должны поговорить с доктором Томасом. Добрый малый, наш доктор, но вполне идущий в ногу со временем. Совсем не похож на бедного Хамблби.

— Тот слыл реакционером, не так ли?

— Еще каким, совершенно упертым бараном.

— Вы, кажется, крупно повздорили с ним в связи с проектом новой системы водоснабжения, я права? — вмешалась Бриджит.

Густой румянец снова залил лицо мистера Эббота.

— Хамблби камнем стоял на пути прогресса, — резко сказал он. — Он выступал против нового проекта! Должен сказать, доктор не стеснялся в выражениях. Я и по сей день помню его слова. За подобные оскорбления можно было бы привлечь его к судебной ответственности.

— Но вы же адвокат, а адвокаты не любят судиться, — заметила Бриджит. — Они слишком хорошо знают законы.

Эббот разразился громким смехом. Его гнев погас столь же быстро, как и вспыхнул.

— Прекрасно сказано, мисс Бриджит! И вы недалеки от истины. Да, мы, слуги Фемиды, слишком хорошо знаем законы, ха-ха-ха! Ну что ж, я должен идти. Загляните ко мне как-нибудь, если решите, что я смогу быть вам чем-то полезен, мистер… э…

— Фицвильям, — напомнил ему Люк. — Благодарю вас, я воспользуюсь вашим предложением.

Они прошли еще немного. Бриджит сказала:

— Ваш метод, насколько я успела заметить, заключается в том, чтобы задать провокационный вопрос собеседнику и посмотреть, как он на него отреагирует.

— Он не слишком-то хорош, вы это хотите сказать?

— Именно так.

Люк почувствовал некоторую неловкость, не зная, что ей ответить. Но прежде чем он нашелся, Бриджит сказала:

— Если вас интересуют подробности, связанные с Эми Гиббс, то я знаю, к кому мне следует вас отвести.

— И к кому же?

— К мисс Уэйнфлит. Эми жила у нее после того, как покинула поместье «Эш». Она умерла в ее доме.

— О… — Предложение Бриджит было как нельзя кстати. — Спасибо, буду вам очень признателен.

— Ее дом неподалеку отсюда.

Они прошли через городской парк. Кивнув в сторону большого, выстроенного в георгианском стиле дома, на который Люк обратил внимание накануне, Бриджит пояснила:

— Это «Вич-Холл». Теперь здесь библиотека.

К «Холлу» примыкал маленький домик, казавшийся почти кукольным. Ступени крыльца были выскоблены до белизны, дверной молоток начищен до блеска, а занавески на окнах выставляли напоказ свою крахмальную свежесть.

Бриджит толкнула калитку, и они подошли к крыльцу.

В следующий момент передняя дверь распахнулась. На пороге появилась пожилая женщина.

По мнению Люка, она полностью соответствовала представлению о деревенской старой деве. Ее худая фигурка была облечена в аккуратный твидовый костюм и серую шелковую блузку с брошью из желтоватого топаза. На голове с достоинством восседала шляпка. У мисс Уэйнфлит было приятное лицо, а глаза за стеклами пенсне светились живым умом. Весь ее облик напомнил Люку тех проворных черных коз, которых он видел в Греции. Она взглянула на него с легким удивлением.

— Доброе утро, мисс Уэйнфлит, — поздоровалась Бриджит. — Это мистер Фицвильям. — Люк поклонился. — Он пишет книгу о насильственных смертях, деревенских преданиях и вообще о разных ужасах.

— О господи! — воскликнула мисс Уэйнфлит. — Как интересно!

В ее глазах, обращенных на Люка, вспыхнуло любопытство. Она чем-то напомнила ему мисс Пинкертон.

— Я подумала, — сказала Бриджит, и в ее словах снова зазвучала ирония, — что вы могли бы ему помочь. Он хотел послушать об Эми Гиббс.

— О, — выдохнула мисс Уэйнфлит. — Об Эми? Ну да, об Эми Гиббс.

В ее глазах появилось новое выражение, и Люк понял, что она пытается оценить его.

Затем, словно приняв решение, мисс Уэйнфлит открыла дверь.

— Входите, пожалуйста, — пригласила она. — Я могу отложить свои дела на потом. Нет-нет, — закивала она в ответ, видя протест Люка, — ничего спешного у меня нет. Собиралась всего лишь кое-что купить по хозяйству.

В маленькой гостиной все сияло чистотой, приятно пахло лавандой. На каминной полке в жеманных позах красовались пастухи и пастушки из дрезденского фарфора. На стене висело несколько акварелей, две пастели и три вышитые шелком картины. Там же висели фотографии — видимо, племянников и племянниц. Вся мебель отличалась добротностью — чиппендейлский[2226] стол, несколько маленьких столиков из светлого дерева и неказистый, неудобный диван времен королевы Виктории.

Мисс Уэйнфлит предложила гостям кресла, потом, извинившись, сказала:

— Я сама не курю, поэтому не держу сигарет, но вы, если хотите, курите, не стесняйтесь.

Люк отказался, однако Бриджит тут же затянулась сигаретой. Мисс Уэйнфлит, сидевшая очень прямо в кресле с изогнутыми подлокотниками, некоторое время изучала своих гостей, потом опустила глаза, вроде бы оставшись довольной.

— Так что вы хотите знать о бедняжке Эми? Это очень печальная история, которая повергла меня в ужасное состояние. Такая трагическая ошибка…

— А не могло ли это быть… э… самоубийством? — осторожно спросил Люк.

— Нет, я ни на секунду не поверю в это. Эми была не из таких.

— А из каких? — напрямик спросил Люк. — Мне хотелось бы услышать ваше суждение о ней.

— Честно говоря, служанкой она была никуда не годной. Но в наше время выбирать не приходится. Спасибо, что нашлась хоть такая. Она все делала наспех и постоянно стремилась уйти погулять. Конечно, она была так молода… теперь все девушки таковы. Они ни о чем не хотят задумываться.

Люк изобразил на лице понимание, и мисс Уэйнфлит продолжила развивать тему:

— Не могу сказать, что мне нравилось ее поведение — слишком дерзкая, хотя не следует говорить о ней теперь плохо, когда бедняжки нет в живых. Это не по-христиански… хотя я не считаю нужным скрывать правду.

Люк кивнул. Он догадался, что мисс Уэйнфлит отличается от мисс Пинкертон логичностью суждений и глубиной ума.

— Она обожала, когда ею восхищались, — продолжала мисс Уэйнфлит. — Бедняжка слишком много о себе возомнила. Мистер Эллсворти — он держит антикварную лавку, хоть и настоящий джентльмен — сделал с нее пару набросков акварелью. Это так вскружило Эми голову, что она разругалась с Джимми Харви, молодым человеком, с которым была помолвлена. Он работает механиком в гараже. Джимми очень ее любил.

Мисс Уэйнфлит помолчала, потом продолжила:

— Никогда не забуду той ужасной ночи. Эми неважно себя чувствовала — сильно простудилась (и немудрено, если носить эти дурацкие шелковые чулки и туфли на тонкой подошве). После обеда она сходила к доктору.

— К Хамблби или Томасу? — быстро спросил Люк.

— К доктору Томасу. Он дал ей бутылку микстуры от кашля, которую она принесла с собой. Что-то совсем безвредное, я так думаю. Она рано легла спать, и где-то, должно быть, в час ночи я услышала ужасные звуки, как если бы кто-то задыхался. Я поспешила наверх и попыталась открыть дверь в комнату Эми, но она оказалась запертой изнутри. Я стала звать Эми, но она не откликалась. Кухарка была со мной. Мы обе ужасно перепугались и выбежали на улицу. К счастью, Рид, наш констебль, как раз совершал ночной обход. Мы позвали его. Он забрался по водосточной трубе на крышу, а оттуда через открытое окно в комнату Эми. Затем отпер нам дверь. Бедняжка! Это было ужасно! Ничего сделать уже было нельзя, и она умерла в больнице через несколько часов.

— Она выпила… краску для шляпок?

— Да, в ней содержится щавелевая кислота, как говорят. Бутылка была примерно такого же размера, что и с микстурой, которую потом обнаружили на умывальнике. Бутылка с краской стояла около ее кровати. Она, вероятно, перепутала их в темноте. Такова была версия следствия.

Мисс Уэйнфлит замолчала. Ее умные глаза внимательно смотрели на Люка, и ему показалось, будто в их глубине скрывается нечто значительное. У него появилось чувство, что она что-то недоговаривает. Вместе с тем он был почти уверен, что Уэйнфлит по какой-то причине хочет, чтобы он это понял.

Потом последовало молчание — долгое и неловкое. Люк чувствовал себя актером, забывшим свою роль. В конце концов он несмело спросил:

— Вы не допускаете мысли, что это самоубийство?

— Решительно нет, — заявила мисс Уэйнфлит. — Если бы Эми задумала свести счеты с жизнью, она приняла бы что-нибудь более подходящее. Краска старая, она, вероятно, хранилась у нее не один год. Кроме того, как я вам уже говорила, Эми была не из таких.

— Тогда что же произошло на самом деле, как вы считаете? — напрямую спросил Люк.

— Полагаю, это просто несчастный случай. — Она поджала губы и глянула ему прямо в лицо.

В тот момент, когда Люк мучительно пытался сообразить, что бы еще сказать, за дверью послышалось мяуканье.

Мисс Уэйнфлит поднялась и открыла дверь, в которую осторожно вошел великолепный рыжий персидский кот. Он приостановился, неодобрительно посмотрел на гостя, потом запрыгнул на ручку кресла мисс Уэйнфлит.

Она заговорила с ним воркующим голосом:

— Откуда ты пришел, мой Пух? Где пропадал все утро?

Это имя показалось Люку знакомым. Где-то он уже слышал о персидском коте по имени Пух.

— Какой красавец. Он у вас давно? — спросил Люк.

Мисс Уэйнфлит покачала головой:

— О нет. Он принадлежал моей ближайшей приятельнице, мисс Пинкертон. После того как она погибла под этими ужасными колесами, я не могла допустить, чтобы Пух попал в чужие руки. Лавиния бы страшно огорчилась. Она просто боготворила его. Действительно красавец, не правда ли?

Люк еще раз выразил свое восхищение котом.

— Осторожней с его ушками, — предупредила мисс Уэйнфлит. — Последнее время они его сильно беспокоят.

Люк ласково погладил кота. Тем временем Бриджит поднялась со стула.

— Нам пора идти, — сказала она.

Мисс Уэйнфлит пожала Люку руку.

— Возможно, мы с вами скоро увидимся, — сказала она.

— Я на это искренне надеюсь, — тепло отозвался Люк.

Ему показалось, что мисс Уэйнфлит озадачена и слегка разочарована. Она бросила взгляд на Бриджит — быстрый, с каким-то намеком. Люк почувствовал, что между женщинами существует взаимопонимание, недоступное ему. Это нервировало Люка, и он пообещал себе как можно скорей добраться до сути.

Мисс Уэйнфлит вышла проводить их.

Люк задержался на минуту на верхней ступеньке, любуясь чопорной красотой местного парка и прудом с плавающими утками.

— Изумительное, нетронутое место, — заметил он.

Лицо мисс Уэйнфлит просветлело.

— Да, вы правы, — оживилась она. — Парк точно такой, каким я помню его с детства. Знаете, мы жили в «Холле», но когда дом перешел моему брату, он не захотел в нем оставаться. По правде говоря, просто не смог содержать его, поэтому дом пошел с молотка. Подрядчик собирался приобрести его, чтобы, как он выразился, «усовершенствовать». К счастью, лорд Уитфилд вмешался в это дело и купил дом. Одним словом, он его спас, превратив в музей и библиотеку, — там и вправду все осталось практически нетронутым. Дважды в неделю я выполняю обязанности библиотекаря — безвозмездно, разумеется. Не могу выразить словами, какое это наслаждение находиться в родном доме, зная, что его не изуродовали вандалы. Дом и в самом деле прекрасен. Вы должны как-нибудь посетить наш маленький музей, мистер Фицвильям. У нас есть интересное собрание местных предметов быта.

— С удовольствием принимаю ваше приглашение, мисс Уэйнфлит.

— Лорд Уитфилд настоящий благодетель Вичвуда, — заявила мисс Уэйнфлит. — И меня очень огорчает, что некоторые здешние жители не благодарны ему.

Она поджала губы. Люк не стал задавать больше вопросов, и они распрощались.

За калиткой Бриджит сказала:

— Вы хотите продолжить исследования или мы вернемся домой берегом реки? Это была бы прекрасная прогулка.

Люк обрадовался. Ему больше не хотелось продолжать расспросы под чутким наблюдением Бриджит.

— Конечно, давайте прогуляемся.

Они пошли по Хай-стрит. На одном из последних домов красовалась вывеска, на которой позолоченными буквами было выведено: «Антиквариат». Люк заглянул сквозь витрину в прохладную темноту лавки.

— Я вижу очень даже неплохое обливное керамическое блюдо, — заметил он. — Интересно, сколько за него просят?

— Хотите, зайдем и справимся у хозяина? — предложила Бриджит.

— Вы не против? Мне нравится рассматривать посуду в антикварных лавках. Иногда можно купить по дешевке что-нибудь стоящее.

— Боюсь, здесь вам это не удастся, — сухо заметила Бриджит. — Должна вам заметить, что Эллсворти знает цену своим вещам.

Дверь оказалась открытой. В прихожей стояло несколько столиков с фарфоровой и оловянной посудой. По обе стороны располагались комнаты, полные всякой всячины.

Люк вошел в одну из них и взял керамическое блюдо. Тут из-за орехового стола времен королевы Анны, стоявшего в глубине комнаты, появилась высокая темная фигура.

— А, дорогая мисс Конвей, рад вас видеть, — пропел хозяин лавки.

— Доброе утро, мистер Эллсворти.

Это был весьма изящный молодой человек, облаченный в красновато-коричневый костюм из грубой ткани. Его отличали продолговатое бледное лицо, женский маленький рот, длинные черные волосы и жеманная походка.

Бриджит представила ему Люка. Хозяин мгновенно переключил на него свое внимание:

— Это старинное английское блюдо из обливной керамики. Великолепное изделие, не правда ли? Я обожаю свои вещицы и, должен признаться, с большой неохотой расстаюсь с ними. Но я всегда мечтал жить в сельской местности и держать маленькую лавку. Вичвуд восхитительное место — здесь какая-то особая атмосфера.

— Художественная натура, мистер Эллсворти, — негромко обронила Бриджит.

Эллсворти повернулся к ней, всплеснув длинными белыми кистями рук.

— О, только не это ужасное слово, мисс Конвей. Нет-нет, умоляю вас. Не говорите, что у меня есть художественный вкус — я этого не вынесу. Ну да, я и в самом деле не держу у себя домотканую материю и битые оловянные кружки. Но я всего лишь лавочник, вот и все.

— Но ведь вы и в самом деле художник, разве не так? — спросил Люк. — Я слышал, вы пишете акварели, верно?

— Кто вам это сказал?! — воскликнул мистер Эллсворти, всплеснув руками. — Эта деревня — само очарование, но здесь ничего нельзя держать в секрете! Вот поэтому мне тут безумно нравится. Не то что в больших городах, где все заняты исключительно собственной персоной и никому дела нет друг до друга! Болтовня и даже сплетни прелестны, если только воспринимать их правильным образом!

Люк пропустил мимо ушей излияния мистера Эллсворти и вернулся к своему вопросу:

— Мисс Уэйнфлит говорила нам, что вы сделали несколько набросков одной девушки — Эми Гиббс.

— О, Эми! — воскликнул хозяин лавки. Он отступил немного назад и, взяв в руки пивную кружку, принялся внимательно ее разглядывать. — Разве? О да, припоминаю, я и в самом деле сделал пару набросков.

Казалось, вопрос Люка выбил его из колеи.

— Она была очень хорошенькой, — заметила Бриджит.

— О, вы так считаете? — спросил он. — Мне всегда казалось, что она простушка. Если вас интересует керамика, — переключился Эллсворти на Люка, — то у меня есть парочка обливных керамических птичек — восхитительные вещицы.

Люк, однако, не выказал особого интереса к птицам, а справился о цене блюда.

Эллсворти назвал цифру.

— Благодарю вас, — сказал Люк, — но я не думаю, что вправе лишать вас этой вещи.

— Вы не поверите, но я всегда испытываю облегчение, — воскликнул Эллсворти, — когда вещь остается со мной! Глупо с моей стороны, вы не находите? Знаете, я уступлю вам блюдо меньше чем за гинею. Ведь оно вам понравилось, а это меняет дело. Кроме того, это все же лавка!

— Нет, спасибо, — отказался Люк.

Мистер Эллсворти проводил их к выходу и помахал на прощанье руками. Люк нашел их весьма неприятными, даже не бледными, а какими-то неестественно зеленоватыми.

— Ну и противный же тип этот ваш мистер Эллсворти, замечу я вам, — сказал он Бриджит, когда они отошли от антикварной лавки.

— Вульгарный ум и вульгарные манеры, — отозвалась Бриджит.

— Зачем он на самом деле приехал в такое место, как Вичвуд? — спросил Люк.

— Подозреваю, что он увлекается черной магией. Не то чтобы устраивает черную мессу, но нечто в этом роде. Репутация Вичвуда ему как нельзя кстати.

— О господи! Но это именно тот парень, который мне нужен. Следует поговорить с ним на этот предмет.

— Вы полагаете? — спросила Бриджит. — Но в этой области он действительно настоящий знаток.

— Я загляну к нему как-нибудь, — чувствуя себя неловко, сказал Люк.

Бриджит промолчала. Они вышли из деревни и направились к реке.

Навстречу им вышел маленький человечек с жесткими усами и глазами навыкате. При нем были три бульдога, которых он хрипло окликал по очереди:

— Нерон, ко мне, сэр. Нелли, оставь это. Брось, кому я сказал! Август, Август, я тебе говорю…

Завидев Люка с Бриджит, владелец собак снял шляпу, поклонился и, с явным любопытством взглянув на Люка, переключил свое внимание на собак.

— Майор Хортон и его бульдоги? — вспомнил Люк рассказ Бриджит.

— Совершенно верно.

— Мне кажется, мы видели практически всех, о ком вы упоминали.

— Вроде бы так.

— У меня такое чувство, будто я голый, — вздохнул Люк. — Впрочем, любой чужак в английской деревне виден всем как на ладони, — добавил он, припомнив высказывание Джимми Лорримера.

— Майор Хортон никогда не считает нужным скрывать свое любопытство, — сказала Бриджит. — Он сразу таращится во все глаза.

— Чего еще ожидать от майора, они всюду одинаковые, — заметил Люк довольно сердито.

— Давайте немного посидим, вы не против? — неожиданно предложила Бриджит.

Они присели на поваленное дерево, которое оказалось довольно удобной скамьей.

— Да, майор Хортон настоящий солдафон — привык всеми командовать. Вы не поверите, но всего год назад он был настоящим подкаблучником.

— Кто, этот тип?

— Да, его жена была самой сварливой женщиной, которую только можно себе представить. К тому же у нее имелось состояние, о чем она никогда не упускала случая подчеркнуть.

— Бедняга Хортон…

— Он всегда держался с ней обходительно, как настоящий джентльмен и офицер. Лично мне удивительно, как он ее терпел.

— Насколько я понимаю, она здесь не пользовалась большой любовью.

— Ее никто на дух не выносил. Она всячески унижала Гордона, вела себя покровительственно со мной и ухитрялась повздорить всюду, где появлялась.

— Но, как я догадываюсь, сострадательный Господь прибрал ее к себе?

— Да, где-то с год назад. Острый гастрит. Но прежде она устроила мужу, доктору Томасу и двум своим сиделкам настоящий ад, но в конце концов умерла. Бульдоги тут же повеселели.

— Сообразительные твари!

Они немного помолчали. Бриджит бесцельно щипала пальцами траву. Люк, нахмурившись, смотрел на противоположный берег. В очередной раз он задумался о призрачности своей миссии. Что правда, а что лишь игра воображения? Что может быть хуже, чем подозревать в каждом новом встреченном им человеке потенциального убийцу?

«Черт бы все это побрал, — выругался он про себя, — я слишком долго был полицейским!»

От размышлений его оторвал холодный, четкий вопрос Бриджит.

— Мистер Фицвильям, — сказала она, — что на самом деле привело вас сюда?

Глава 6 Краска для шляпок

Люк как раз чиркнул спичкой, чтобы зажечь сигарету. Он замер на несколько мгновений, спичка догорела и обожгла ему пальцы.

— Черт! — воскликнул Люк, бросая спичку и энергично встряхивая рукой. — Простите, но вы застали меня врасплох.

— Вот как? — Она сочувственно улыбнулась.

— Ну да. — Он вздохнул. — О! Разумеется, любой здравомыслящий человек должен был сразу раскусить меня! Вы с самого начала не поверили, что я и в самом деле пишу книгу о народных суевериях, я прав?

— С той минуты, как увидела вас.

— А до этого верили?

— Ну да.

— Действительно, не слишком-то правдоподобный предлог, — самокритично заметил Люк. — Разумеется, кому угодно может взбрести в голову написать книгу, но для этого совсем не обязательно приезжать сюда и выдавать себя за вашего кузена. Вы в этом почуяли подвох?

Бриджит покачала головой:

— Нет. Этому я нашла объяснение: я подумала, что вы попали в затруднительное положение, подобное случалось со многими друзьями Джимми и моими тоже, одним словом, подумала, что Джимми предложил вам выдать себя за моего кузена… ну, чтобы пощадить вашу гордость.

— Но когда я приехал, моя красноречивая внешность сразу же опровергла ваши предположения?

Ее губы изогнулись в едва заметной улыбке.

— О нет! Дело не в этом, просто вы оказались совсем не таким, каким я себе представляла.

— Недостаточно интеллигентным, чтобы написать книгу? Не бойтесь задеть мое самолюбие! Я не питаю особых иллюзий на свой счет.

— Вы вполне способны написать книгу, но только не на эту тему. Суеверия и копание в старине — это не по вашей части! Вы не тот человек, для которого прошлое имеет большое значение, впрочем, как и будущее. Вас интересует одно настоящее.

— Хм… — Люк скривил лицо. — Черт возьми, вы не зря заставили меня нервничать, когда я впервые вас увидел! Сразу же показались мне чертовски проницательной.

— Простите, — сухо извинилась Бриджит. — А кого вы ожидали увидеть?

— Если честно, то я не особенно задумывался…

Но она спокойно продолжила:

— Смазливую дурочку, у которой, однако, хватило ума воспользоваться положением и заполучить в мужья своего хозяина?

Люк смущенно вздохнул. Она бросила на него насмешливый взгляд.

— Я отлично вас понимаю и не обижаюсь.

— Что-то вроде этого, — признался Люк. — Но я особо не размышлял.

— Верю, что так, — медленно произнесла она. — Вы не берете препятствий, пока не натыкаетесь на них.

Но Люк не спешил себя оправдывать.

— О, не сомневаюсь, я выставил себя круглым болваном! Лорд Уитфилд тоже обо всем догадался?

— Нет, Гордон способен поверить во что угодно. Если бы вы сказали, что приехали к нам изучать повадки водяных жуков и писать о них монографию, Гордон принял бы все за чистую монету. Он потрясающе легковерен.

— И все же меня это не убеждает! Боюсь, я себя выдал.

— Ваш метод бросается в глаза, — сказала Бриджит. — Я его сразу уловила. И, пожалуй, меня это позабавило.

— О, еще бы! Умные женщины, как правило, хладнокровны и бессердечны.

— Приходится обходиться теми удовольствиями, которые можешь получить от жизни, — тихо сказала она. Потом немного помолчала и спросила: — Так зачем вы приехали сюда, мистер Фицвильям?

Она упорно добивалась своего. Люк опасался повторения этого вопроса и уже несколько секунд пытался сообразить, как ему ответить. Глянув на Бриджит, он встретился с проницательным взглядом умных, вопрошающих глаз, с холодным спокойствием смотревших на него. Их неожиданная серьезность поразила Люка.

— Думаю, будет лучше, — сказал он наконец, — больше не лгать вам.

— Вот уж действительно.

— Но правда не всегда удобна… Послушайте, у вас есть на этот счет собственное мнение? Я хотел спросить, что вы думаете о моем появлении?

Она задумчиво кивнула.

— Что вы подумали? Скажите. Мне это может помочь.

— Я подумала, что вы приехали сюда в связи со смертью этой девушки, Эми Гиббс, — тихо ответила она.

— Так вот в чем дело! Я сразу это почувствовал… каждый раз, когда всплывало ее имя… Я знал, что за этим что-то кроется! Значит, вы подумали, что я здесь из-за нее?

— А разве нет?

— В каком-то смысле — да.

Он помолчал, нахмурившись.

Девушка тоже молчала, словно боялась потревожить его мысли.

Наконец Люк собрался с духом:

— Я приехал сюда по совершенно дикой, неправдоподобной причине. Эми Гиббс лишь часть всего дела, и меня действительно интересует, как на самом деле погибла эта девушка.

— Я так и подумала.

— Но черт побери, почему? Что в ее смерти есть такого, что возбуждает ваш интерес?

— Я и сама задумывалась над этим. Здесь явно что-то не так. И тогда я отвела вас к мисс Уэйнфлит.

— Почему?

— Потому что она тоже считает ее смерть загадочной.

— О! — Люк сразу же вспомнил недавнюю встречу. Теперь он понял, на что намекала эта умная старая дева. — Так же как и вы?

Бриджит кивнула.

— Но что именно вас беспокоит?

— Краска для шляпки прежде всего.

— Почему краска?

— Я вам объясню. Двадцать лет назад женщины перекрашивали свои шляпки — в этом сезоне у вас розовая шляпка, в следующем — бутылочка краски, и она темно-синяя, потом еще одна — и теперь черная! Но в наше время шляпки стали дешевыми настолько, что их проще выбросить, чем перекрашивать, когда они выйдут из моды.

— Даже таким небогатым девушкам, как Эми Гиббс?

— Да. Уж скорее я перекрасила бы шляпку, чем она. Бережливость не свойственна современным девушкам. Есть еще одна причина — краска была красная.

— Ну и что?

— А то, что Эми Гиббс рыжеволосая!

— Вы хотите сказать, что этот цвет ей не шел?

Бриджит кивнула:

— Никто с рыжими волосами не носит ярко-красных шляпок. Возможно, мужчинам это и не слишком понятно, но…

— Да, мужчине это непонятно, — перебил ее Люк с мрачной значительностью.

— У Джимми есть несколько странных друзей из Скотленд-Ярда. Вы не…

— Я не официальный детектив, — поспешно сказал Люк. — И даже не знаменитый частный детектив с Бейкер-стрит или что-то в этом роде. Я именно тот, о ком говорил вам Джимми, — отставной полицейский, недавно вернувшийся с Востока. Я ввязался в это дело из-за странной встречи, которая произошла со мной в поезде по пути в Лондон.

И Люк коротко передал Бриджит свой разговор с мисс Пинкертон, а также последовавшие за этим события, приведшие его в Вичвуд.

— Так что, как видите, — закончил он, — все выглядит сплошной загадкой! Я ищу некую персону — тайного убийцу, живущего здесь, в Вичвуде, возможно хорошо известного и уважаемого. Если мисс Пинкертон права и если правы вы и эта мисс — как там ее? — то именно он и убил Эми Гиббс.

Бриджит согласно кивнула.

— Он мог проникнуть в комнату Эми, верно?

— Да, я тоже так думаю, — медленно сказала девушка. — Ведь Рид, констебль, смог влезть в ее окно с крыши дома. Немного рискованно, но любой человек в нормальной физической форме мог бы проделать без особого труда то же самое.

— И как он поступил бы потом?

— Поменял бы местами бутылку с микстурой и бутылку с краской для шляп.

— В надежде, что все будет так, как он задумал — девушка проснется, выпьет краску, и все решат, будто она сделала это по ошибке или пошла на самоубийство?

— Да.

— И следствие не заподозрило никакого, так сказать, «злого умысла»?

— Нет.

— Ну да, ведь его вели мужчины. Вопрос о краске для шляпок даже не возникал?

— Нет.

— Но вы обратили на это внимание?

— Да.

— И мисс Уэйнфлит? Вы обсуждали с ней это?

Бриджит едва заметно улыбнулась:

— О нет… не в том смысле, что вы спрашиваете. Мы не обмолвились ни словом. Я даже не знаю, до чего додумалась эта милая, старая овечка. Могу только сказать, что ее с самого начала что-то встревожило. И как мне кажется, ее тревога постоянно растет. Знаете, она очень умна и проницательна, кажется, училась в Гиртоне или собиралась там учиться. Подавала большие надежды, когда была молода. И ее ум, несмотря на унылую и однообразную местную жизнь, нисколько не притупился, как это бывает со многими.

— Мисс Пинкертон отличалась сумбурностью суждений, насколько я успел заметить. Поэтому сначала я не поверил в ее историю, решив, что это просто игра ее воображения.

— Я всегда считала ее довольно проницательной, — сказала Бриджит. — Большинство из этих милых пожилых леди бывают очень сообразительными. Вы говорили, что она называла и другие имена?

Люк кивнул:

— Да. Паренька — того самого Томми Пирса, я запомнил его имя сразу же. И я почти уверен, что она упомянула человека по имени Картер.

— Картер, Томми Пирс, Эми Гиббс, доктор Хамблби, — задумчиво произнесла Бриджит. — Вы правы, это выглядит слишком невероятно! Кому, ради всего святого, могло понадобиться убить всех этих людей? Они были такими разными!

— А как по-вашему, кому могло понадобиться убить Эми Гиббс? — спросил Люк.

— Не могу себе даже представить. — Бриджит покачала головой.

— А что вы можете сказать о Картере? Кстати, как он умер?

— Упал в речку и утонул. Шел домой ночью в тумане, как всегда пьяный. Через реку ведет мостик с перилами лишь по одной стороне. Вот все и подумали, что он оступился и упал в воду.

— Но с таким же успехом его могли просто столкнуть.

— О да.

— И кто-то с такой же легкостью мог подтолкнуть Томми, когда тот мыл окна и стоял на подоконнике.

— Да, вы снова правы.

— Таким образом, напрашивается вывод, что и в самом деле легко убрать с дороги троих человек и не вызвать никаких подозрений.

— И все же у мисс Пинкертон появились сомнения, — возразила Бриджит.

— Тут вы правы, благослови Господь ее душу. Бедняжка не побоялась, что ее подозрения покажутся другим чистой фантазией.

— Она часто говорила мне, что наш мир полон зла.

— А вы, полагаю, терпеливо улыбались?

— Да еще свысока! «Тот, кто сможет поверить в шесть невозможных вещей до завтрака, легко выигрывает в этой игре», — ответила пословицей Бриджит.

— Думаю, мне не стоит спрашивать, нет ли у вас подозрений на чей-либо счет? Полагаю, в Вичвуде нет человека, который вызывал бы у вас неприятные чувства, заставлял бы испуганно шарахаться в сторону, имел бы мутные глаза… или смеялся странным смехом маньяка?

— Все, кого я знаю в Вичвуде, представляются мне вполне добропорядочными, уважаемыми и совершенно обычными людьми.

— Я знал, что вы это скажете, — промолвил Люк.

— Так вы полагаете, что этот человек определенно сумасшедший? — спросила Бриджит.

— Думаю, что да. Он явный безумец, но невероятно хитрый. Вы бы ни за что не заподозрили его в подобном злодействе… возможно, он столп общества, вроде управляющего банком.

— Мистер Джонс? Вот уж на кого бы я никогда не подумала, так это на него.

— Тогда, возможно, он именно тот, кто нам нужен.

— Но ведь им может быть любой, — возразила Бриджит. — Мясник, булочник, зеленщик, фермер, дорожный рабочий или молочник, доставляющий по утрам молоко.

— Может быть, и так… но мне кажется, что круг следует сузить.

— Почему?

— Когда мисс Пинкертон вычисляла следующую жертву, она говорила об особом взгляде убийцы. У меня создалось впечатление — только впечатление, заметьте, — что тот, кого она имела в виду, был по меньшей мере из ее социального круга. Разумеется, я могу ошибаться.

— Скорее всего, вы правы! Иной раз самые незначительные нюансы в разговоре дают представление, которое редко бывает неверным.

— Знаете, — сказал Люк, — я испытал огромное облегчение, когда открыл вам всю правду.

— Согласна, теперь ваши методы станут более тонкими. А я постараюсь помочь вам.

— Такая помощь была бы неоценимой. Вы что, действительно хотите ввязаться в это дело?

— Ну да.

Почувствовав ее внезапное замешательство, Люк спросил:

— А как быть с лордом Уитфилдом? Вы думаете?..

— Разумеется, мы ничего не скажем Гордону, — ответила Бриджит.

— Вы хотите сказать, что он не поверит в эту цепь преступлений?

— О, еще как поверит! Я же сказала, Гордон поверит во что угодно! Он, скорее всего, страшно испугается и потребует, чтобы его охраняли с полдюжины бравых молодцов! Он обожает такие вещи!

— Это могло бы здорово нам помешать, — согласился Люк.

— Да, боюсь, мы не можем позволить ему подобное удовольствие.

Люк посмотрел на нее. Он хотел что-то сказать, затем передумал и вместо этого посмотрел на часы.

— Да, — сказала Бриджит. — Нам пора домой.

Она встала. Люк подумал, что между ними внезапно возникла неловкость — несказанные слова словно повисли в воздухе.

Они молча направились к дому.

Глава 7 Предположения

Люк сидел у себя в комнате. За ленчем он удовлетворил любопытство мисс Анструтер о том, какие цветы росли в его саду в Майянг-Стрейтс. После чего выслушал советы о том, что нужно сажать в данной местности. Потом он прослушал лекцию лорда Уитфилда на предмет, как молодым людям надо «делать самих себя». И наконец, слава богу, остался один.

Люк взял лист бумаги и составил следующий список:

«Доктор Томас.

Мистер Эббот.

Майор Хортон.

Мистер Эллсворти.

Мистер Уэйк.

Мистер Джонс.

Молодой человек Эми.

Мясник, булочник, изготовитель свеч и т. д.»


Потом он взял другой лист, который озаглавил: «ЖЕРТВЫ». И написал еще один столбик имен:


«Эми Гиббс: отравлена.

Томми Пирс: вытолкнут из окна.

Гарри Картер: оступился и упал с моста. (Пьяный? Чем-то накачанный?)

Доктор Хамблби: умер от заражения крови.

Мисс Пинкертон: сбита автомобилем».


Потом добавил к нему:


«Миссис Рози?

Старый Велл?»


И, еще немного подумав, дописал:

«Миссис Хортон?»


Перечитав написанное, Люк закурил сигарету, потом снова взялся за ручку:


«Доктор Томас. Возможные факты против него.

Явный мотив в случае с доктором Хамблби. Способ смерти вполне подходящий — заражение бактериями. Эми Гиббс посещала его накануне смерти. (Связь между ними? Шантаж?)

Томми Пирс? Никакой видимой связи. (Знал о связи между ним и Эми Гиббс?)

Гарри Картер? Никакой видимой связи.

Отсутствовал ли доктор Томас в тот день, когда мисс Пинкертон уехала в Лондон?»


Люк вздохнул и продолжил:


«Мистер Эббот. Возможные факты против него.

(Юрист вызывает явное подозрение. Возможно, это предубеждение.) Его личностные качества, цветущий вид, доброжелательность и т. д. навлекли бы на себя подозрения в любом детективном романе — доброжелательных людей всегда подозревают. Возражения: это не роман, это реальная жизнь.

Мотивы для убийства доктора Хамблби. Между ним и доктором Томасом существовал очевидный антагонизм. Хамблби оскорбил Эббота. Достаточный повод для сумасшедшего. Их враждебность могла быть легко подмечена мисс Пинкертон.

Томми Пирс? Совал нос в бумаги Эббота. Нашел нечто такое, что ему знать не полагалось?

Гарри Картер? Никакой видимой связи.

Эми Гиббс? Никакой видимой связи. Краска для шляпок вполне соответствует ментальности Эббота — старомодному способу мышления. Отсутствовал ли Эббот в тот день, когда была убита мисс Пинкертон?

Майор Хортон. Возможные факты против него. Никакой видимой связи с Эми Гиббс, Томми Пирсом или Картером.

Что случилось с женой Хортона? Ее смерть похожа на отравление мышьяком. Если это так, то остальные убийства лишь следствие этого — шантажа? NB — Томас был лечащим врачом. (Снова подозрение падает на Томаса.)

Мистер Эллсворти. Возможные факты против него.

Увлекается черной магией. Вполне мог возжелать крови и стать убийцей. Имел связь с Эми Гиббс. Связь с Томми Пирсом? С Картером? Ничего не известно. Хамблби мог проявить интерес к его нездоровым склонностям. Мисс Пинкертон? Отсутствовал ли Эллсворти в Вичвуде, когда она попала под машину?

Мистер Уэйк. Возможные факты против него.

Очень маловероятно. Религиозная мания? Миссия убивать? Праведный старый священник, каких любят изображать в романах, но (и прежде всего) это не роман, а реальная жизнь.

Примечание. Картер, Томми, Эми — все они в той или иной степени были личностями малоприятными. Хотел ли Уэйк убивать их во славу Господа?

Мистер Джонс.

Никаких сведений.

Молодой человек Эми.

Возможно, есть причины убить Эми, но, исходя из здравого смысла, парень здесь ни при чем.

Прочие.

Не представляют интереса».


Люк внимательно прочел написанное и покачал головой.

— Какой-то абсурд! — пробормотал он. — Как здорово сводил все Евклид в своей геометрии!

Он порвал листы и сжег их в камине.

— Пожалуй, это дело совсем не из легких, — сказал он сам себе.

Глава 8 Доктор Томас

Доктор Томас откинулся в кресле, поглаживая холеной рукой густые, светлые волосы. Внешность этого молодого человека вводила в заблуждение. Несмотря на то что ему перевалило за тридцать, на первый взгляд могло показаться, что перед вами юноша. Копна непослушных белокурых волос, слегка удивленное выражение лица и бело-розовая кожа делали его похожим на школьника. Однако внешний вид был обманчив. Диагноз, который он поставил Люку, полученный им всего неделю назад, — ревматический артрит, — полностью соответствовал заключению видных докторов с Харлей-стрит.[2227]

— Спасибо, — поблагодарил его Люк. — Я испытал большое облегчение, когда вы сказали, что физиотерапия способна совершить чудо. Мне бы очень не хотелось превратиться в калеку в моем возрасте…

— О, я не думаю, что вам это угрожает, мистер Фицвильям, — по-мальчишески широко улыбнулся доктор Томас.

— Вот и хорошо, вы облегчили мне душу, — сказал Люк. — Я подумывал, не поискать ли мне специалиста, но теперь уверен — в этом нет необходимости.

Доктор Томас снова улыбнулся:

— Сходите к специалисту, если вас это успокоит. В любом случае мнение эксперта не помешает.

— Нет-нет, я полностью вам доверяю.

— По правде говоря, ваш случай достаточно тривиальный. Если вы последуете моему совету, я совершенно уверен, что с вами все будет в порядке.

— Вы окончательно успокоили меня, доктор. А то я вообразил, что артрит скрутит меня в узел и лишит способности двигаться.

Доктор Томас покачал головой, снисходительно улыбаясь.

— Мужчины становятся такими мнительными, когда заболевают, — быстро сказал Люк. — Полагаю, вам это известно? Я часто думал, что доктор должен чувствовать себя настоящим магом, оказывающим большое влияние на своих пациентов.

— Да, умение внушить веру пациенту — крайне важно в нашей профессии.

— «Доктор сказал…» — эти слова всегда произносят с неким благоговением.

Томас пожал плечами.

— Если бы! — насмешливо изрек он. Потом добавил: — Кажется, вы пишете книгу о магии, мистер Фицвильям?

— Откуда вам это известно? — несколько наигранно воскликнул Люк.

Доктор Томас выглядел сконфуженным.

— О, мой дорогой, новости здесь распространяются моментально. Ведь у нас так мало предметов для разговоров.

— Боюсь, эти слухи сильно преувеличены. Не удивлюсь, если вы услышите, будто бы я вызываю местных духов и имитирую Эндорскую ведьму.

— Странно, что вы так говорите.

— Почему?

— Потому что, по слухам, вы вызываете дух Томми Пирса.

— Пирса? Пирса? А, это того парнишки, который вывалился из открытого окна?

— Да.

— Теперь мне понятно, как… ну да, я упомянул о нем в беседе с адвокатом. Как там его? Эбботом.

— Да, от Эббота все и пошло.

— Вы хотите сказать, что я заставил поверить в привидения хладнокровного адвоката?

— А вы сами верите в них?

— По вашему тону я могу судить, что вы-то в них не верите, доктор. Нет, не могу сказать, что я «верю в привидения» — в примитивном смысле. Но мне известны поразительные феномены, связанные с внезапной или насильственной смертью. Однако я больше заинтересован в различных суевериях, имеющих отношение к насильственной смерти, когда, например, убитый не может обрести покой в своей могиле. Или взять, к примеру, поверье, что, когда к убитому прикоснется убийца, из его тела начинает сочиться кровь. Любопытно, откуда такое взялось?

— Весьма любопытно, — согласился доктор Томас. — Но не думаю, что в наше время кто-то еще помнит нечто такое.

— Таких куда больше, чем вы можете себе представить. Разумеется, я не думаю, что у вас тут полно убийц, так что судить трудно.

Говоря это, Люк улыбался, не спуская глаз с собеседника. Но доктор Томас выглядел совершенно невозмутимым и улыбался в ответ.

— Вы правы, не думаю, что здесь водились убийцы в течение… о, очень многих лет… определенно их появление осталось бы в моей памяти.

— Ваше тихое местечко, безусловно, не подходит для злого умысла. Если только кто-то не вытолкнул из окна бедного Томми.

Люк рассмеялся. И снова на лице доктора улыбка — естественная для удивленного школьника.

— Многие захотели бы прикончить этого маленького негодяя, — сказал он. — Но я не думаю, что кто-то и в самом деле вытолкнул его из окна.

— По всему видно, он был отвратительным маленьким созданием, возможно, кто-то счел его смерть благом для общества.

— Иногда можно только пожалеть, что к подобной теории прибегают не слишком часто.

— Я всегда считал, что смерть нескольких отъявленных негодяев пошла бы только на пользу обществу, — заявил Люк. — Клубному зануде, например, можно подлить яду в бренди. Есть такие женщины, которые места живого не оставляют на своих ближайших друзьях. А еще старые девы, жалящие исподтишка. Да твердолобые консерваторы, которые тормозят прогресс. Если бы их осторожно убрать, то какую неоценимую пользу принесло бы это обществу!

Улыбка доктора Томаса сменилась кривой усмешкой.

— Значит, вы оправдываете убийство ради благой цели?

— Я за благоразумное устранение, — сказал Люк. — Разве вы не согласны? Это принесло бы огромную пользу.

— О, несомненно!

— Да, но вы не восприняли серьезно мои слова. Что касается меня, то у меня отсутствует то благоговение перед человеческой жизнью, которое свойственно обычному англичанину. Любой, кто стоит на пути общественного прогресса, должен быть устранен, я так считаю!

— Да, но какой судья вправе определить, пригоден или нет для общества тот или иной человек? — Доктор Томас взъерошил свои коротко стриженные волосы.

— Разумеется, в этом-то и вся трудность, — признал Люк.

— Католик счел бы, что коммунист недостоин жизни, в свою очередь коммунист приговорил бы католического священника к смерти, как носителя вредных суеверий; доктор уничтожил бы тяжелобольного; пацифист приговорил бы к смерти солдата и так далее…

— Тут в качестве судьи потребовался бы человек ученый, — сказал Люк. — С беспристрастным, но высокоразвитым в своей области интеллектом — врач, например. Возьмем вас, мне кажется, что из вас вышел бы превосходный судья, доктор.

— Отбирать тех, кто не должен жить?

— Ну да.

Доктор Томас отрицательно покачал головой:

— Моя профессия — делать так, чтобы возродить больного к жизни. И должен признаться, в основном этим я и занимаюсь.

— Но давайте возьмем ради примера такого человека, как Гарри Картер, — предложил Люк.

— Картер? — с неудовольствием повторил Томас. — Вы имеете в виду хозяина пивнушки «Семь звезд»?

— Да, именно его. Я сам не был с ним знаком, но, судя по всему, это был отъявленный негодяй.

— В общем-то, да, — согласился доктор. — Пил как сапожник, колотил жену, измывался над дочерью. Он слыл большим скандалистом и ухитрился поссориться со всеми в округе.

— Значит, мир без него стал лучше?

— Согласен, можно сказать и так, — кивнул доктор.

— Следовательно, если бы кто-то столкнул его в реку, а он не упал туда сам собой, споткнувшись, то этот кто-то действовал бы на благо общества?

— А вы пользовались подобным методом, на который так уповаете, в Майянг-Стрейтс? — сухо спросил доктор.

Люк рассмеялся:

— О, для меня это только теория, никак не практика.

— Тут вы правы, вы не похожи на того, из кого может выйти убийца.

— Почему нет? — спросил Люк. — Я ведь откровенно выражаю свои взгляды.

— Вот именно, слишком откровенно.

— Вы хотите сказать, что если бы я и в самом деле способен был прервать человеческую жизнь по собственному выбору, то не стал бы распространяться о своих взглядах?

— Да, именно это я и хотел сказать.

— А если бы это стало для меня чем-то вроде веры? Ведь я мог бы оказаться фанатиком, глубоко убежденным в своей правоте!

— Даже в таком случае ваше чувство самосохранения не изменило бы вам.

— Однако если ищете убийцу, присмотритесь получше к симпатичному джентльмену, который и мухи не обидит.

— Пожалуй, вы слегка преувеличиваете, — сказал доктор Томас, — хотя и не особенно далеки от истины.

— Скажите, меня это очень интересует, — неожиданно прямо спросил Люк, — вы встречали когда-нибудь человека, который, по вашему мнению, мог бы оказаться убийцей?

— Что за странный вопрос, — сухо сказал доктор.

— Неужели? В конце концов, врачу приходится сталкиваться со множеством странных характеров. Он способен, к примеру, определить признаки маниакальной тяги к убийству на ранней стадии? Прежде чем это станет заметно?

— У вас примитивные представления о маньяке, — продолжал раздраженно отвечать доктор. — Вы, видимо, представляете его человеком, который бежит не помня себя, брызжа пеной изо рта и потрясая ножом? Позвольте заверить вас, что маньяка определить всего труднее. Для окружающих он точно такой же, как и все остальные, — возможно, даже робкий и боязливый человек, который говорит, что у него есть враги. Но на первый взгляд это тихое, безобидное существо.

— Неужели и вправду это так?

— Ну конечно же. Маниакальный убийца с больной психикой зачастую убивает (как он считает) в целях самозащиты. Но разумеется, большинство убийц совершенно нормальны, как я или вы.

— Доктор, вы внушаете мне страх! После всего сказанного я не удивлюсь, если вы обнаружите, что на моем счету, скажем, пять или шесть убийств!

Томас улыбнулся:

— Вряд ли, мистер Фицвильям.

— Правда? Тогда я верну вам комплимент. Я тоже не верю, что вы могли бы порешить пять-шесть душ, доктор!

— Не считая моих профессиональных ошибок, — весело добавил Томас.

Оба громко рассмеялись.

Люк встал, собираясь откланяться.

— Боюсь, я отнял у вас слишком много времени, — извинился он.

— О, я не слишком занят. Вичвуд — необыкновенно здоровое место. Для меня было истинным удовольствием побеседовать с человеком из другого мира.

— Меня удивляет… — начал Люк и замолчал.

— Что?

— Мисс Конвей говорила мне, когда направляла к вам, и я вижу — не ошиблась, что вы первоклассный специалист и очень образованный человек. Меня удивляет, как вы можете хоронить себя в таком захолустье, как Вичвуд? Вряд ли здесь есть где развернуться вашему таланту.

— О, такая широкая практика, как здесь, — хорошее начало и весьма ценный опыт для будущего.

— Но вы не собираетесь прозябать здесь всю жизнь? Ваш компаньон, доктор Хамблби, был человеком не слишком честолюбивым, насколько я слышал. Он прожил здесь долгие годы, довольствуясь лишь местной практикой. Интересно, сколько лет Хамблби прожил в Вичвуде?

— Практически всю жизнь.

— Я слышал, он слыл консерватором?

— Временами с ним приходилось довольно трудно… — ответил Томас. — Он очень подозрительно относился к новым методам лечения, однако Хамблби — прекрасный представитель старой школы.

— Как я слышал, у него осталась хорошенькая дочь, — игривым тоном заметил Люк и остался доволен, заметив, как густо покраснел его собеседник.

— О… да, — сказал доктор Томас.

Люк бросил на него теплый взгляд. Он с удовольствием подумал, что доктора Томаса можно исключить из списка подозреваемых.

Тем временем доктор взял себя в руки и сказал:

— Мы говорили о преступлениях, так вот, я могу одолжить вам очень хорошую книгу на эту тему: «Комплекс неполноценности и преступления» Круцхаммера.

— Спасибо, — поблагодарил его Люк.

Доктор Томас провел пальцем по книжной полке и извлек нужный том.

— Вот она. Некоторые теории довольно шокирующие. Но, разумеется, это всего лишь теории. Например, изложение ранних лет жизни Менхельда — так называемого Франкфуртского палача, а также главы, посвященные Анне Хелм, няньке, убийце детей, чрезвычайно интересны.

— Кажется, она убила не меньше дюжины своих питомцев, прежде чем власти задержали ее, — обнаружил знание предмета Люк.

Доктор Томас кивнул:

— Да, она оказалась на редкость чувствительной особой, искренне привязанной к детям и всякий раз непритворно оплакивавшей свою очередную жертву. Поразительный психологический феномен.

— Удивительно, как ей удавалось так долго выходить сухой из воды, — сказал Люк.

— На самом деле тут все очень просто, — заметил Томас.

— Почему просто?

— Оставаться вне подозрений можно, — доктор снова улыбнулся своей обаятельной мальчишеской улыбкой, — если быть осторожным. Вот и все! Умный человек всегда тщательно следит за тем, чтобы не допускать ошибок. Только и всего.

Томас улыбнулся и вышел из дома.

Люк остался стоять, удивленно глядя ему вслед.

В улыбке доктора было что-то снисходительное. В течение всего разговора Люк чувствовал себя зрелым, видавшим виды человеком, в то время как доктор Томас казался ему молодым и неопытным юнцом.

На какое-то мгновение он почувствовал, что их роли переменились. Улыбка доктора походила на улыбку не по годам смышленого ребенка.

Глава 9 Разговор с миссис Пирс

В маленькой лавке на Хай-стрит Люк приобрел пачку сигарет и свежий выпуск местной еженедельной газеты, обеспечивавшей лорду Уитфилду существенную долю его доходов. Раскрыв газету на странице с результатами футбольных матчей, Люк изобразил громкое разочарование по поводу потери ста двадцати фунтов на тотализаторе. Миссис Пирс тут же выразила свое сожаление джентльмену, пояснив, что подобное нередко случается и с ее мужем. Завязав таким образом дружеские отношения, Люк спокойно приступил к беседе.

— Мистер Пирс очень интересуется футболом, он большой любитель, — заявила его вторая половина. — Первым делом он отыскивает эту страницу. И замечу вам, частенько расстраивается, хотя я всегда говорю, что не могут же все выигрывать. Кому удача, а кому нет.

Люк искренне согласился с таким мнением и осторожно развил мысль, выразив сожаление, что, дескать, беда не приходит одна.

— Ох, и не говорите, сэр. Мне ли этого не знать, — вздохнула миссис Пирс. — Когда у женщины шестеро детей, из которых двое умерли, ей хорошо известно, что такое, как вы изволили выразиться, беда.

— Да, да, конечно… — закивал Люк. — И вы потеряли двоих детей?

— Последнего всего лишь месяц назад, — с каким-то скорбным удовлетворением сообщила миссис Пирс.

— Господи, как это печально!

— Печально — не то слово, сэр. Удар, настоящий удар! Я едва не лишилась рассудка, когда мне сказали об этом. Никогда не думала, что с Томми такое может случиться. Вы знаете, когда мальчишка доставляет так много огорчений другим, как-то даже в голову не приходит, что беда может случиться и с ним самим. Он не то что моя малютка Джейн — та была сущим ангелочком. Все говорили, что ей не жить — больно она хороша была. Что правда, то правда. Господь прибрал ее к себе…

Выразив искреннее сочувствие собеседнице, Люк попытался повернуть разговор от «ангелочка» Джейн к куда менее ангельскому Томми.

— Значит, ваш сын умер совсем недавно? — спросил он. — Несчастный случай?

— Да-да, такой случай, сэр. Мыл окно в старой усадьбе, где теперь библиотека, и, должно быть, потерял равновесие. Упал с самого верхнего этажа.

И миссис Пирс пустилась в подробное описание гибели Томми.

— А никто не говорил, — как бы невзначай закинул удочку Люк, — что видел Томми приплясывающим на подоконнике?

Миссис Пирс заявила, что мальчишки всегда мальчишки. И поведение Томми всегда сердило майора — весьма раздражительного джентльмена.

— Майора Хортона?

— Да, сэр, джентльмена с бульдогами. После несчастного случая он обмолвился, будто бы видел нашего Томми, когда тот выделывал свои выкрутасы. Видимо, бедный мальчик внезапно чего-то испугался, раз потерял равновесие и упал. Неукротимость духа — вот в чем была беда Томми. Ох уж и намучилась я с ним! Но ведь мальчик просто озорничал. Подростки в его возрасте частенько бывают несносными. Но Томми не был злым мальчиком и не чинил зла людям, я-то знаю…

— Уверен, это так. Но ведь взрослые, миссис Пирс, порой забывают, что они тоже были детьми и любили проказничать.

Миссис Пирс вздохнула:

— Золотые слова, сэр. Некоторые джентльмены, не буду называть их имена, должны пожалеть, что обошлись с моим мальчиком слишком сурово — им не стоило относиться так серьезно к невинным шалостям.

— Томми, видимо, разыгрывал своих хозяев, а? — с понимающей улыбкой спросил Люк.

Миссис Пирс тут же оживилась:

— Он просто любил передразнивать других, только и всего. Вы бы со смеху покатились, если бы увидели, как он изображал мистера Эллсворти в его антикварной лавке, уговаривающего покупателя приобрести что-нибудь редкое. Или как мистер Хоббс, наш церковный староста, собирает пожертвования. А как-то раз в усадьбе он изобразил их светлость перед двумя садовниками. Они просто помирали со смеху, а тут возьми незаметно да и подойди он сам. Ну, как и следовало ожидать, Томми уволили — и правильно сделали. Но их светлость не держали зла на Томми и помогли найти другое место.

— Однако другие были не столь великодушны, — констатировал Люк.

— Люди есть люди. Не хочу называть имен, сэр, но никогда бы не подумала такого о мистере Эбботе. Он всегда сама любезность и любит пошутить.

— Томми шутил и над ним?

— О нет, — возразила миссис Пирс. — Я уверена, что мальчик не замышлял против него ничего дурного… просто он был слишком любознателен. Кроме того, если бумаги личные и не для постороннего глаза, то не следует оставлять их на столе без присмотра, вот что я вам скажу.

— Вы совершенно правы, — подтвердил Люк. — Личные бумаги в конторе адвоката должны храниться в сейфе.

— Вот именно, сэр! И мистер Пирс со мной согласен. Томми не успел даже толком ничего прочесть.

— А что это были за бумаги? Завещание? — спросил Люк.

Он рассудил, и, возможно, справедливо, что этот вопрос поставит миссис Пирс в затруднительное положение и заставит прикусить язык. Но, к своему удивлению, он получил столь же прямой ответ:

— О нет, сэр. Ничего подобного! Ничего особо серьезного! Чье-то личное письмо — от дамы, но Томми даже не успел прочесть ее имени. Так что мистер Эббот сделал из мухи слона, вот что я вам скажу!

— Видимо, мистер Эббот человек вспыльчивый, — заметил Люк.

— Возможно, хотя он обычно такой обходительный и любит хорошую шутку, с ним всегда приятно поговорить. Правда, я слышала от других, что он на дух не переносит, когда ему перечат. Поговаривают, будто мистер Эббот и доктор Хамблби, как раз перед смертью бедного джентльмена, были прямо-таки на ножах. Думаю, сейчас мистеру Эбботу неприятно об этом вспоминать. Кому хочется поминать всуе покойного — его ведь теперь не воротишь!

— Вы, безусловно, правы! — Люк с серьезным видом покачал головой. Потом продолжил: — Надо же, какое совпадение: недоброе слово доктору Хамблби — и он умирает, грубое обращение с вашим Томми — и мальчик выпадает из окна. Мне кажется, эти два случая должны научить кое-чему мистера Эббота и быть поосторожней в выражениях.

— А Гарри Картер — тот, что держал «Семь звезд», — сказала миссис Пирс, — всего за неделю до того, как утоп, в пух и прах разругался с мистером Эбботом. Но никто не винит в этом адвоката. Первым ссору затеял Картер — пришел пьяный к дому мистера Эббота и стал во всю глотку выкрикивать оскорбления в его адрес. Бедная миссис Картер, намучилась она с ним… Смерть мужа стала для нее настоящим избавлением.

— У него, кажется, осталась еще и дочь?

— О да… — вздохнула миссис Пирс. — Однако не люблю я сплетен…

Подобное замечание прозвучало неожиданно, но многообещающе. Люк с нетерпением ожидал, что она скажет дальше.

— Не думаю, что тут есть что-то, кроме слухов. Но Люси Картер — девушка видная, и кабы не разница в положении, то никто бы не удивился. Но пошли слухи, от них никуда не деться, особенно после того, как Картер, сквернословя на всю округу, притащился пьяный к дому мистера Эббота.

Несколько сбивчивая речь собеседницы привела Люка в замешательство.

— Похоже, мистер Эббот из тех, кто не пропустит мимо ни одной хорошенькой девушки? — обронил он.

— Зачастую джентльмены не имеют в виду ничего плохого — всего лишь несколько комплиментов, — возразила миссис Пирс. — Но в таком местечке, как наше, на все сразу обращают внимание. В этом тихом омуте только и ждут чего-нибудь скандального.

— У вас здесь очаровательно. Так спокойно, ничем не испорчено! — похвалил Люк.

— Приезжие художники все так говорят, но мне кажется, что мы тут отстаем от времени. У нас нет ни одного приметного здания. В Этвейле, например, много новых домов — с зелеными крышами и цветными стеклами в окнах.

Люк слегка дернул плечами.

— Но ведь тут недавно построено общественное здание, — заметил он.

— Говорят, оно очень красивое, — без особого энтузиазма признала миссис Пирс. — Конечно, его светлость старается на благо Вичвуда. Он желает всем столько добра, и мы это знаем.

— И ведь все его усилия, кажется, увенчиваются успехом? — спросил Люк, улыбаясь.

— Пожалуй что так, сэр. Ведь он не настоящий дворянин — не то что мисс Уэйнфлит или, к примеру, мисс Конвей. Отец лорда Уитфилда держал обувную лавку всего в нескольких домах отсюда. Моя мать прекрасно помнит, как в ней прислуживал еще сам Гордон Регг. Понятное дело, он теперь «его светлость» — человек уважаемый и богатый, но ведь это не одно и то же, сэр?

— Видимо, нет, — согласился Люк.

— Простите, что говорю об этом, сэр, — извинилась миссис Пирс. — Я знаю, вы живете в его поместье и пишете книгу. Но вы ведь кузен мисс Бриджит, а это совсем другое дело. Мы будем очень рады, когда она снова станет хозяйкой поместья «Эш».

— Уверен, что так и будет, — отозвался Люк без особого восторга.

Он вдруг заторопился расплатиться за сигареты и газету. А про себя подумал: «Какое мне дело. Нельзя впутывать в мое расследование ничего личного! Черт возьми, я здесь, чтобы выявить преступника. Какая мне разница, за кого выходит эта черноволосая ведьма…»

Он медленно шел по улице, с трудом отодвинув в своих мыслях Бриджит на задний план.

— А теперь, — сказал он сам себе, — Эббот. Что мы имеем против Эббота? Я увязал его с тремя жертвами. Он поссорился с доктором Хамблби, разругался с Картером и выставил из конторы Томми Пирса. И теперь все трое мертвы. А что делать с Эми Гиббс? Интересно, какое еще личное письмо видел этот чертов мальчишка? Знал ли он, от кого оно? Или нет? Он мог и не сказать об этом матери. Но допустим, знал. Допустим, Эббот решил, что ему следует заткнуть рот. Такое вполне возможно! Но не слишком-то убедительно!

Люк ускорил шаг, глядя по сторонам с непонятно откуда взявшимся раздражением.

— Чертов поселок! Он начинает действовать мне на нервы. С виду мирный и приветливый — рай да и только! — и вдруг откуда-то целая полоса насильственных смертей. Или я схожу с ума? Или это Лавиния Пинкертон была сумасшедшей? Ведь, в конце концов, все могло оказаться простым совпадением — и смерть Хамблби, и все остальное…

Он оглянулся на Хай-стрит, и ощущение нереальности окружающего вдруг охватило его…

— Такого не бывает… — пробормотал Люк.

Потом он поднял глаза на мрачный, извилистый хребет Эш — и чувство нереальности мгновенно исчезло. Хребет Эш был реальностью — он хранил память о странном и таинственном, о колдовстве и жестокости, о забытой жажде крови и злых обычаях…

И тут Люк замер. По склону холма двигались две фигуры. Он сразу же узнал в них Бриджит и Эллсворти. Склонив голову к Бриджит, молодой человек энергично жестикулировал своими вызывающими отвращение руками. Парочка походила на привидения. Казалось, они двигались совершенно бесшумно, словно летели по воздуху. Черные волосы девушки разметал ветер, делая ее похожей на ведьму, совсем как в их первую встречу.

— Заколдован, — пробормотал Люк себе под нос. — Я заколдован.

И застыл на месте.

«Кто же снимет это заклятье? — сокрушенно подумал он. — Боюсь, никто».

Глава 10 Рози Хамблби

Легкий звук шагов позади заставил Люка резко обернуться. Перед ним стояла девушка, необыкновенно красивая, с вьющимися каштановыми волосами и застенчивыми темно-голубыми глазами. Она покраснела и с легким замешательством спросила:

— Вы мистер Фицвильям, верно?

— Да, это я…

— А я — Рози Хамблби. Бриджит говорила мне, что вы знакомы с друзьями моего отца.

Люк почувствовал, что краснеет под своим восточным загаром.

— Ну, это было довольно давно, — смущенно пробормотал он. — Они… э… знали его еще молодым человеком… до того, как он женился.

Рози Хамблби выглядела слегка разочарованной, но продолжила:

— Я слышала, вы пишете книгу?

— Да. Пока собираю материал — о всяких местных суевериях… что-то в этом роде.

— Наверное, это безумно интересно?

— Не исключено, что книга выйдет довольно скучной, — усмехнулся Люк.

— О нет. Уверена, что это не так.

Люк улыбнулся девушке, а сам подумал: «Нашему доктору Томасу здорово повезло».

— Знаете, — сказал он, — есть люди, которые даже из самой захватывающей истории могут сотворить нечто совершенно унылое. Боюсь, я из их числа.

— Это почему же?

— Сам не знаю. Просто у меня растет подобное убеждение на свой счет.

— А вдруг вы из тех людей, которые совершенно банальную историю превращают в нечто захватывающее! — воскликнула Рози Хамблби.

— Приятно слышать добрые слова, — сказал Люк. — Спасибо.

Рози Хамблби улыбнулась, потом спросила:

— А сами вы верите в суеверия и всякое такое?

— Трудно сказать. Но это не столь важно. Ведь можно интересоваться какими-то вещами, не веря в них.

— Может, вы и правы, — с сомнением произнесла девушка.

— А вы сами суеверны?

— Н-нет, кажется. Но я считаю, что всякое бывает, иногда это наплывает как волны.

— Волны?

— Да, то полоса удач, то неудач. Понимаете, мне кажется, что над Вичвудом в последнее время как бы повисло дурное заклятие. Умер мой отец, мисс Пинкертон задавил автомобиль, а Томми выпал из окна. Мне… Я уже начинаю ненавидеть это место… и должна уехать отсюда куда-нибудь подальше!

Девушка выглядела взволнованной.

Люк задумчиво посмотрел на нее:

— Значит, у вас возникли дурные предчувствия?

— О, я понимаю, что это глупо. Но ведь папа умер так неожиданно… — Рози поежилась. — А потом мисс Пинкертон, она говорила…

Девушка запнулась.

— Что она говорила? Насколько я успел узнать, это была очень милая пожилая леди, она напомнила мне мою тетю.

— А, так вы ее знали? — Лицо девушки просияло. — Я просто обожала мисс Пинкертон, она была преданным другом отца! Но иногда мне казалось, будто она похожа, как говорят шотландцы, на «вещунью».

— Почему?

— Потому что — это так странно — она все время тревожилась за жизнь отца. Она предостерегала и меня. В первую очередь от несчастных случаев. А в тот день, перед тем как уехать в Лондон, вела себя так странно, словно была не в себе. Вы знаете, мистер Фицвильям, мне кажется, что мисс Пинкертон и вправду обладала шестым чувством. Она предчувствовала, что с ней случится беда… как и с моим отцом. Такие вещи меня просто пугают!

Девушка на шаг приблизилась к Люку.

— Бывает, что некоторые люди могут предвидеть будущее, — заметил Люк. — В этом вовсе нет ничего сверхъестественного.

— Вы правы. Я тоже так думаю, просто у большинства людей такие способности отсутствуют. И все равно меня это сильно тревожит…

— Вы не должны тревожиться, — мягко сказал Люк. — Помните, что плохое уже позади. Не надо все время думать о прошлом — от этого не будет проку. Жить нужно будущим.

— Я знаю, но видите ли… — Рози заколебалась. — Имеются некоторые обстоятельства… ваша кузина…

— Моя кузина? Бриджит?

— Да. Мисс Пинкертон тревожилась и насчет нее, особенно в последнее время. Она всегда спрашивала меня… По-моему, она за нее тоже боялась.

Люк резко повернулся и некоторое время не отводил глаз от склона хребта. Неопределенное чувство страха внезапно охватило его. Бриджит — там, с этим мерзким типом, у которого такие отвратительные, цвета разлагающейся плоти руки! Бред, полный бред! Эллсворти — просто безобидный дилетант, для него антикварная лавка просто игра.

Рози, словно подслушав мысли Люка, спросила:

— Вам нравится мистер Эллсворти?

— Определенно нет.

— Джоффри… доктору Томасу он тоже не нравится.

— А вам самой?

— Да, мне кажется, он ужасный человек. — Она придвинулась немного ближе. — О нем много сплетничают. Мне говорили, будто Эллсворти со своими друзьями из Лондона — кошмарного вида типами — отправлял на Ведьмином лугу какой-то таинственный ритуал. А Томми Пирс был у них чем-то вроде служки.

— Томми? — переспросил Люк.

— Его вырядили в стихарь и красную рясу.

— Когда это было?

— О, не так давно, по-моему, в марте.

— Похоже, что Томми принимал участие во всем, что только происходило здесь.

— Он был жутко любопытен, — сказала Рози. — Постоянно хотел знать, что и где происходит.

— И под конец узнал чуть больше, чем следовало, — мрачно заключил Люк.

Рози приняла его слова за истину:

— Томми был несносным мальчишкой. Отрывал крылья осам и дразнил собак.

— Пожалуй, о нем вряд ли кто-либо пожалел, верно?

— Вы правы. Хотя для его матери смерть Томми стала страшным ударом.

— Насколько я понял, у нее в утешение осталось еще четверо? Эта женщина очень словоохотлива.

— Я бы сказала, даже слишком.

— Стоило мне купить у нее пачку сигарет, как она выложила мне всю подноготную о жителях Вичвуда.

— Это самый большой недостаток в таком месте, как наше. Все обо всех всё знают, — сокрушенно заметила Рози.

— О нет, — запротестовал Люк.

Рози вопросительно взглянула на собеседника.

— Ни один человек не может знать о другом все до конца, — сказал он многозначительно.

Девушка стала серьезной и немного поежилась.

— Да, — согласилась она. — Вы правы.

— Даже о самых близких и дорогих, — добавил Люк.

— Даже о… — Она запнулась. — Я с вами согласна, но прошу вас, не надо больше говорить такие страшные вещи, мистер Фицвильям.

— Вас это пугает?

Она медленно покачала головой, потом резко встрепенулась:

— Мне пора идти. Если вам нечем станет заняться и у вас будет время, навестите нас. Мама будет рада вас видеть. Ведь вы знакомы с давнишними друзьями моего отца.

Рози повернулась и медленно побрела по дороге. Голова ее была опущена, словно под тяжестью невеселых мыслей.

Люк стоял и смотрел ей вслед. Волна жалости неожиданно нахлынула на него. Ему захотелось уберечь и защитить эту славную девушку.

Но от кого? Задав себе этот вопрос, он рассердился. Да, Рози Хамблби недавно потеряла отца, но у нее есть мать и молодой человек, с которым она помолвлена. И он способен постоять за нее. Так чем же он, Люк Фицвильям, может быть ей полезен?

«Я становлюсь сентиментальным. Во мне проснулся дух мужчины-защитника! Того самого — процветавшего в Викторианскую эпоху, ставшего еще сильнее при Эдуарде и до сих пор подающего признаки жизни, несмотря на жалобы лорда Уитфилда на «суету и суматошность современной жизни»! Как бы там ни было, мне нравится эта девушка. Она слишком хороша для доктора Томаса — холодного и самодовольного типа».

Шагая к хребту Эш, он вспомнил прощальную улыбку доктора на пороге своего дома. Определенно она была насмешливой! И даже самодовольной!

Звук шагов прервал раздраженные мысли Люка. Он увидел мистера Эллсворти, спускавшегося с холма по тропинке и внимательно смотревшего под ноги. Выражение лица антиквара, который улыбался каким-то своим мыслям, не понравилось Люку. Эллсворти не просто шел, он пританцовывал, словно в голове у него звучала бравурная музыка. Его губы скривились в самодовольной ухмылке, лукавой и неприятной.

Люк остановился, и Эллсворти едва не налетел на него, остановившись буквально в последний момент. Бегающие, недобрые глазки уставились на Люка, которого он узнал лишь несколько секунд спустя. Потом — если только Люку это не причудилось — лицо антиквара преобразилось. Если минуту назад он походил на пританцовывавшего злого сатира, то теперь перед ним стоял манерный, самодовольный молодой человек.

— О, мистер Фицвильям! Доброе утро.

— Доброе утро, — отозвался Люк. — Любуетесь красотами природы?

Длинные бледные руки Эллсворти взметнулись.

— О нет, нет, — возразил он. — Господи помилуй. Терпеть не могу природу. Это просто грубая, лишенная всякого воображения крестьянка! Я всегда полагал, что нельзя полностью наслаждаться жизнью, пока не поставишь природу на место.

— И как вы намерены это сделать?

— О, есть способы! — заявил Эллсворти. — В таком чудном провинциальном местечке, как это, найдутся и более изысканные развлечения — нужно только обладать фантазией. Я доволен жизнью, мистер Фицвильям.

— Я тоже, — обронил Люк.

— Mens sana in corpore sano, — вежливо-иронически изрек Эллсворти. — Уверен, к вам это относится в полной мере.

— Далеко не всегда, — возразил Люк.

— Мой дорогой друг, быть разумным человеком — невероятно скучно. Для человека с некоторыми отклонениями и завихрениями жизнь открывается в новом свете, под совершенно неожиданным углом…

— Косым взглядом прокаженного, — заметил Люк.

— О, превосходно, просто превосходно! Весьма остроумно! Знаете, в этом что-то есть. Весьма любопытная точка зрения. Но не стану вас больше задерживать. У всех нас свои дела. Привычку трудиться внушили нам еще со школьной скамьи!

— Да. — Поклонившись, Люк пошел дальше.

«Кажется, у меня разыгралось воображение, — подумал он. — Этот парень просто кичливый осел — и ничего более».

Но какое-то непонятное беспокойство заставило его ускорить шаги. Эта странная, самодовольная ухмылка на лице Эллсворти… Или Люку лишь показалось? А та перемена в настроении, произошедшая с ним при виде Люка? Как это понимать?

И со все нарастающей тревогой он подумал: «Где Бриджит? Все ли с ней в порядке? Ведь они шли вдвоем, а возвращался он один».

Люк прибавил шаг. Пока он беседовал с Рози Хамблби, ярко светило солнце, но теперь оно скрылось за тучей. Небо стало темным и мрачным, ветер налетал резкими, сильными порывами. Люку показалось, будто он переступил из обычной, повседневной жизни в странный, загадочный мир, ядовитые пары которого окутали его с самого приезда в Вичвуд.

Тропинка свернула в сторону, и Люк вышел на большую поляну, поросшую зеленой травой, — ту самую, которую ему показывали снизу и которую, как он теперь знал, называли Ведьминым лугом. Именно здесь, если верить преданиям, ведьмы устраивали шабаш на Хэллоуин и в Вальпургиеву ночь.

Но уже в следующий момент Люк облегченно вздохнул.

Бриджит была здесь. Она сидела, прислонившись спиной к утесу, обхватив руками голову.

Люк быстро подошел к ней.

Мягко пружинящая трава под ногами выглядела неестественно яркой.

— Бриджит! — окликнул он.

Она медленно подняла голову. Выражение ее лица поразило Люка. Девушка словно вернулась из какого-то далекого странствия и теперь с трудом привыкала к реальному миру.

— Послушайте… с вами… с вами… все в порядке? — встревожился Люк.

Прошла пара минут, прежде чем Бриджит ответила, словно она еще не совсем распрощалась с тем далеким миром, который никак не желал отпускать ее. Люк чувствовал, что его слова не сразу достигли сознания Бриджит.

— Разумеется, в порядке. А что могло со мной случиться? — Ее голос прозвучал резко, почти неприязненно.

Люк смущенно улыбнулся:

— Будь я проклят, если знаю. Мне вдруг стало страшно за вас.

— Почему?

— Видимо, я живу сейчас в какой-то загадочной атмосфере. Стоит не видеть вас час или два, как мне начинает мерещиться, что ваш окровавленный труп скоро обнаружат в канаве. Словно в какой-нибудь трагедии или детективном романе…

— Героини в книгах никогда не гибнут, — возразила Бриджит.

— Да, но…

Люк запнулся, и как раз вовремя.

— Что вы хотели сказать?

— Да так, ничего.

Слава богу, он вовремя прикусил язык. Не мог же он взять и ляпнуть красивой девушке: «Но вы же не героиня». А Бриджит продолжила:

— Их похищают, сажают под замок, оставляют умирать от зловонных испарений или томиться в тюремных камерах. Всегда подвергают опасностям, но они никогда не погибают.

— И даже не тают в воздухе, — добавил Люк, потом спросил: — Значит, это и есть Ведьмин луг?

— Да.

Он взглянул на нее и добродушно заметил:

— Вам только метлы не хватает.

— Спасибо за комплимент. Мистер Эллсворти сказал мне то же самое.

— Я с ним только что встретился, — буркнул Люк.

— И разговаривали?

— Да, мне показалось, что он намеревался вывести меня из себя.

— И ему это удалось?

— У него слишком примитивные методы. — Люк помолчал, но потом продолжил: — Странный он человек. Сначала кажется, что у него в голове какая-то каша, а потом вдруг начинаешь задумываться, не прячется ли за этим нечто более серьезное.

Бриджит подняла на него глаза:

— Значит, вы тоже это почувствовали?

— Вы согласны со мной?

— Да.

Люк ждал, что она скажет дальше.

— В нем есть что-то странное, — продолжила Бриджит. — Знаете, я тут думала… Всю эту ночь не смыкала глаз, размышляла… Понимаете, если среди наших жителей есть убийца, то я должна знать — кто он! Ведь я живу здесь и всех знаю. Я долго думала и пришла к выводу: если убийца существует на самом деле, то он определенно сумасшедший.

Припомнив слова доктора Томаса, Люк спросил:

— Итак, вы не считаете, что убийца может быть таким же нормальным, как вы или я?

— Во всяком случае, не этот убийца. Насколько я себе представляю, он должен быть ненормальным. Эти мысли, как видите, привели меня прямо к Эллсворти. Из всех местных обитателей он один явно ненормален. Во всяком случае, он очень странный, и этого нельзя не заметить!

— Таких, как он, — с сомнением произнес Люк, — дилетантов и позеров, хоть пруд пруди, но они совершенно безвредны.

— Вы правы. Но мне кажется, что тут кроется что-то еще. И потом, у него такие мерзкие руки.

— Вы заметили? Забавно, и я тоже!

— Не просто бледные, а какие-то мертвенно-зеленые.

— Вы это верно подметили. И все же нельзя заподозрить человека в убийстве лишь на том основании, что у него странный оттенок кожи.

— Разумеется, нет. Нам нужны доказательства!

— Доказательства?! — воскликнул Люк. — Именно этого-то пустяка нам и не хватает. Наш убийца крайне осторожен. Он осторожный сумасшедший!

— Я только хотела помочь, — промолвила Бриджит.

— Вы имеете в виду Эллсворти?

— Да. Я подумала, что смогу разобраться в нем прежде вас. Так что я положила начало.

— Расскажите.

— Значит, так. У него что-то вроде небольшого круга избранных — компания мерзких типов. Время от времени они наезжают сюда из Лондона и устраивают настоящие гульбища.

— Вы хотите сказать — непотребные оргии?

— Не знаю, как насчет непотребных, но оргии — это точно. Хотя все это звучит по-детски глупо.

— Видимо, они поклоняются дьяволу и исполняют непристойные танцы.

— Что-то в этом роде. И очевидно, испытывают огромное удовольствие.

— Могу кое-что добавить, — сказал Люк. — Томми Пирс также принимал участие в отправлении этих ритуалов. Он у них был вроде служки, и его наряжали в красную мантию.

— Значит, Томми знал о гульбищах?

— Да. Возможно, в этом и причина его смерти.

— Думаете, он проговорился?

— Да, или прибег к мелкому вымогательству.

— Я понимаю, что все это выглядит фантастично, — задумчиво произнесла Бриджит, — но и не невероятно, если иметь в виду таких людей, как Эллсворти.

— Согласен. Тогда обвинение становится возможным, вместо того чтобы выглядеть полным абсурдом!

— Теперь у нас есть связь между двумя жертвами: Томми и Эми Гиббс.

— А как быть с доктором Хамблби и хозяином кабака?

— Пока никак.

— С Картером — никак. Но я могу представить себе мотив для устранения Хамблби. Он был врачом и вполне мог быть осведомленным о психическом состоянии Эллсворти.

— Может, вы и правы.

Бриджит рассмеялась:

— Сегодня утром я здорово позабавилась. Похоже, я неплохая актриса и у меня определенно есть талант внушения. Когда я рассказала Эллсворти о том, что одна из моих прапрабабок чудом избежала костра, будучи обвиненной в колдовстве, мои акции резко пошли в гору. Похоже, меня пригласят принять участие в самых ближайших празднествах.

— Бриджит, бога ради, будьте осторожны.

Она удивленно посмотрела на Люка. Он встал.

— Я только что виделся с дочерью доктора Хамблби. Мы говорили с ней о мисс Пинкертон. Рози сказала мне, что пожилая леди очень тревожилась за вас.

Бриджит так и застыла на месте.

— Что? Мисс Пинкертон… тревожилась… за меня?

— Так мне сказала Рози Хамблби.

— Рози?

— Да.

— Что еще она вам поведала?

— Ничего.

— Вы уверены?

— Совершенно уверен.

Повисла пауза, потом Бриджит сказала:

— Понятно.

— Мисс Пинкертон тревожилась за доктора Хамблби — и он умер. А теперь я узнал, что она беспокоилась и о вас…

Бриджит рассмеялась. Она порывисто поднялась и встряхнула головой так, что длинные черные волосы взметнулись веером вокруг ее головы.

— Не тревожьтесь за меня, — сказала она. — Дьявол не дает своих в обиду.

Глава 11 Семейная жизнь майора Хортона

Люк откинулся в кресле, стоявшем по другую сторону стола управляющего местным банком, мистера Джонса.

— Что ж, я вполне удовлетворен результатом, но боюсь, отнял у вас слишком много времени, — сказал Люк.

Мистер Джонс отрицательно покачал головой. Его маленькое круглое лицо с приплюснутым носом выражало саму доброжелательность.

— Нет, что вы, мистер Фицвильям! Знаете, у нас тут так редко что-то происходит. Поэтому мы всегда рады познакомиться с приезжим человеком.

— Да, у вас просто райский уголок, — выразил свое восхищение Люк. — Полный старинных суеверий!

Мистер Джонс вздохнул и заметил, что, для того чтобы изжить суеверия, требуется немало времени на образование населения. Люк заметил, что образование в наши дни стоит слишком дорого, и его слова слегка задели мистера Джонса.

— Лорд Уитфилд, — заявил он, — настоящий благодетель наших краев. Он отлично осознает недостатки, от которых и сам страдал в юности, поэтому намерен сделать все возможное для того, чтобы молодежь получила образование.

— Однако эти недостатки не помешали ему добиться успеха в жизни и сколотить большое состояние, — заметил Люк.

— Да, благодаря исключительно своим выдающимся дарованиям.

— Или удаче, — подсказал Люк.

Мистера Джонса это снова, казалось, огорчило.

— Удача тоже имеет исключительное значение, — продолжил Люк. — Возьмите, к примеру, убийцу. Почему удачливому убийце все сходит с рук? Это за счет его выдающихся способностей? Или просто удачи?

Мистер Джонс признал, что, вероятно, тут имеет место удача.

Люк тем временем продолжил:

— Или взять Картера, хозяина кабачка. Пил шесть дней в неделю и вот однажды оступился с мостика и упал в реку.

— Для кого-то это и впрямь удача, — заметил мистер Джонс.

— Для кого же?

— Хотя бы для его жены и дочери.

— О да, конечно.

Постучавшись, в кабинет вошел клерк с бумагами. Люк поставил подпись в двух местах и, получив чековую книжку, поднялся.

— Ну что ж, я рад, что все устроилось наилучшим образом, — сказал он. — В этом году на скачках мне сопутствовала удача. А вам?

Мистер Джонс, улыбаясь, сказал, что он человек не азартный и на скачках не играет. Тем более что миссис Джонс придерживается самых строгих правил на этот счет.

— Значит, вы не ездите на дерби?

— Конечно нет.

— А кто-нибудь из здешних ездит?

— Майор Хортон. Он заядлый игрок. Да еще мистер Эббот — он всегда берет выходной в День дерби,[2228] хотя редко выигрывает.

— Думаю, не он один, — улыбнулся Люк и, попрощавшись, покинул банк.

Выйдя на улицу, он закурил сигарету. Кроме теории о «менее всего подходящей личности», он не видел причин оставлять в списке подозреваемых мистера Джонса. Управляющий банком никак не отреагировал на тестовые вопросы Люка. Вряд ли его можно представить в роли убийцы. Кроме того, в День дерби он не отлучался из Вичвуда. Между прочим, этот визит не прошел даром — Люк получил ценную информацию: майор Хортон и мистер Эббот бывают на скачках. Таким образом, любой из них мог оказаться в Лондоне в то время, когда попала под колеса мисс Пинкертон.

И хотя Люк больше не подозревал доктора Томаса, он почувствовал бы себя куда спокойнее, если бы точно знал, что в этот день доктор оставался в Вичвуде и исполнял свои профессиональные обязанности. Люк взял себе на заметку уточнить этот пункт.

Теперь Эллсворти. Оставался ли он в деревне в День дерби? Если да, то предположение, что убийца — он, теряло под собой почву. «Хотя, — заметил про себя Люк, — гибель мисс Пинкертон могла оказаться простым стечением обстоятельств».

Однако он отверг подобную теорию. Смерть пожилой леди не могла оказаться случайной.

Люк подошел к стоявшему у обочины автомобилю, сел в него, завел мотор и поехал в гараж, находившийся в конце Хай-стрит.

Незначительные неполадки в моторе послужили поводом для встречи с механиком. Симпатичный молодой парень с веснушчатым лицом внимательно выслушал Люка. Они вместе подняли капот и углубились в обсуждение технических деталей.

— Джим, подойди-ка на минутку, — окликнул кто-то механика.

Веснушчатый парень тут же отошел.

Значит, это Джим Харви. Все верно. Джим Харви, молодой человек, ухаживавший за Эми Гиббс. Джим быстро вернулся, извинился, и они снова погрузились в обсуждение неполадок.

В результате Люк согласился оставить машину для ремонта и, уходя, как бы невзначай спросил:

— Вам удалось выиграть на скачках в этом году?

— Нет, сэр. Я ставил на Кларигольда.

— Вряд ли кто ставил на Джуби Вторую, не так ли?

— Да ни одна газета даже не намекнула, что Джуби вероятная фаворитка из аутсайдеров.

— Скачки — игра ненадежная. Вы бывали когда-нибудь на скачках?

— Нет, сэр. Но очень хотелось бы. В этом году я даже просил выходной на этот день. Можно было купить дешевый билет до города и обратно, чтобы съездить в Эпсом, но хозяин даже слушать не захотел. По правде говоря, у нас было полным-полно работы и рук не хватало.

Люк выразил свое сожаление, и они расстались.

Джим Харви также вычеркивался из списка подозреваемых. Симпатичный парень, вряд ли он мог быть тайным убийцей или тем негодяем, который задавил Лавинию Пинкертон.

Люк зашагал домой вдоль берега реки. И, как это уже случилось однажды, встретил майора Хортона с собаками. Майор точно так же истошно надрывался криком:

— Август! Нелли! Нелли! Кому я говорю! Нерон, Нерон, Нерон!

Как и в первую встречу, его глаза навыкате уставились на Люка.

— Простите, мистер Фицвильям, полагаю?

— Да.

— А я Хортон, майор Хортон. Похоже, я должен познакомиться с вами завтра, в усадьбе. На теннисе. Мисс Конвей любезно пригласила меня. Она ведь ваша кузина, верно?

— Да.

— Так я и думал. Знаете, в таких местах, как наше, каждое новое лицо на виду.

Тут случилось очередное происшествие — все три бульдога набросились на беспородную дворняжку.

— Август! Нерон! Ко мне, ко мне, я сказал!

Когда бульдоги наконец неохотно подчинились команде, майор Хортон вернулся к беседе. Люк принялся поглаживать Нелли, которая поглядывала на него с блаженным выражением.

— Прекрасная сука, а? — не без гордости произнес майор. — Люблю я бульдогов. Всегда их держал. Предпочитаю этих собак любой другой породе. Я живу тут неподалеку, давайте зайдем ко мне и пропустим по стаканчику.

Люк согласился, и они направились к дому майора. По дороге Хортон продолжал разглагольствовать о своей любви к бульдогам и недостатках всех прочих пород перед ними. Люку пришлось выслушать рассказ о призах, полученных Нелли, о том, как Августу несправедливо присудили лишь поощрительный приз и какой триумф одержал Нерон на показательных выступлениях года.

Тем временем они свернули к воротам дома Хортона. Он толкнул незапертую входную дверь. Проводив гостя в небольшую, попахивающую псиной гостиную, сплошь уставленную книжными полками, хозяин занялся приготовлением напитков. Люк осмотрелся. Повсюду висели фотографии собак, на полках лежали журналы и стояли многочисленные кубки. Над камином красовался написанный маслом портрет.

— Моя жена, — пояснил майор, проследив взгляд Люка. — Исключительная женщина. Несокрушимый у нее был характер!

— Это заметно, — согласился Люк, разглядывая покойную миссис Хортон.

Художник написал ее в розовом платье из шелка, в руках — корзина с полевыми лилиями. Каштановые волосы расчесаны на прямой пробор, губы плотно поджаты. Холодные, серые глаза недовольно смотрят на зрителя.

— Исключительная женщина, — повторил майор, наливая виски в стакан Люка. — Она умерла уже больше года назад. С тех пор я совсем другой человек.

— Вот как? — не зная, что сказать, произнес Люк.

— Присаживайтесь, — предложил майор, указав в сторону одного из кожаных кресел.

Сам он уселся в другом, отхлебнул виски с содовой и продолжил:

— Да, совсем другой человек.

— Должно быть, вам ее очень не хватает, — осторожно высказался Люк.

Майор Хортон сокрушенно покачал головой.

— Чтобы мужчина был в форме — ему необходима жена, — заявил майор. — Иначе он становится тряпкой, просто тряпкой, и все.

— Но…

— Мой мальчик, я знаю, о чем говорю. Заметьте, я же не утверждаю, что брак — это сущий рай для мужчины, особенно вначале. Черт побери, говорит он, я уже не принадлежу сам себе! Но потом смиряется. Тут главное — дисциплина.

Люк подумал, что семейная жизнь майора Хортона напоминала больше военную кампанию, чем райскую идиллию.

— Женщины — удивительные создания, — продолжал майор. — Порой нам кажется, что они никогда не бывают довольны. Но, богом клянусь, они заставляют мужчину быть в форме.

Люк уважительно промолчал.

— Вы женаты? — спросил майор.

— Нет.

— Вы еще к этому придете. Поверьте мне, мой мальчик, нет ничего лучше семейной жизни.

— Всегда приятно слышать это. Особенно в наши дни, когда разводятся так часто и так легко.

— Фу! — воскликнул майор. — Меня просто воротит от нынешней молодежи. Слабаки! Никакой выдержки! Ни малейшей терпимости! Никакой тебе стойкости духа!

Люка так и подмывало спросить, для чего необходима в семье исключительная стойкость духа, но он благоразумно промолчал.

— Понимаете, — продолжил майор, — Лидия была женщиной, каких одна на тысячу! Ее здесь все уважали, буквально в рот смотрели.

— Вот как?

— Она не терпела глупостей. Могла поставить человека на место одним только взглядом — и тот тушевался. Особенно кое-кого из этих недопеченных деревенских девиц, которые поступали к нам служанками и мнили о себе бог знает что. Думали, им позволены любые дерзости. Лидия выставляла их в два счета! Вы не поверите, но только за год у нас сменилось пятнадцать кухарок и горничных. Пятнадцать!

Люк предпочел не высказывать своего мнения по поводу методов ведения домашнего хозяйства миссис Хортон, но, чтобы не задеть хозяина, пробормотал нечто невнятное.

— Если ей перечили, она сразу гнала их в шею!

— И так со всеми? — спросил Люк.

— Хм… бывало, они и сами уходили. Скатертью дорога — говорила в таких случаях Лидия!

— Поразительный характер, — сказал Люк, — но ведь это не всегда удобно?

— О! Я никогда не жаловался, — заявил Хортон. — Мне не трудно самому разжечь плиту и разогреть пищу — повар-то из меня неважный. Я не гнушаюсь помыть посуду, если больше некому, а куда деваться!

Люк и тут выразил с ним согласие. Он поинтересовался, как справлялась с домашним хозяйством миссис Хортон.

— Я не из тех мужчин, которые сваливают все на жену, — заявил майор. — И потом, Лидия была слишком хрупкой, чтобы заниматься делами.

— Она была не слишком здорова?

Майор покачал головой:

— Да, но сильная духом! Она никогда не сдавалась. Но какие страдания пришлось вынести бедняжке! И никакого вам сочувствия со стороны докторов. Просто безжалостные скоты! Они признают одну лишь физическую боль. Все неординарное выше их понимания. Взять хотя бы Хамблби, хотя он почему-то считался хорошим врачом.

— Вы с этим не согласны?

— Абсолютный невежа. Ничего не смыслил в достижениях медицины. Сомневаюсь, слышал ли он когда-либо о неврозах! Согласен, он разбирался в краснухе, свинке и переломах — но не более того. В конце концов я с ним поссорился. Он ничего не понял в болезни Лидии. Ну я и рубанул с плеча правду-матку, а ему это не понравилось. Надулся и сразу откланялся. Сказал, чтобы я послал за кем-нибудь другим. После чего мы и пригласили Томаса.

— Он вам нравился больше?

— По крайней мере, он умнее. Если кто и помог ей в последние дни, так это доктор Томас. Лидии даже стало немного лучше, но потом наступил рецидив.

— Она страдала?

— Да, очень. Гастрит. Острая боль, тошнота и слабость. Как она, бедняжка, мучилась! Настоящая мученица! А эти больничные сиделки — от них сроду не дождаться милосердия. Повернут сюда, повернут туда — вот и вся забота. — Майор сокрушенно покачал головой и осушил свой стакан. — Терпеть не могу больничных сиделок! Слишком много о себе воображают. Лидия утверждала, что они хотят ее отравить. Разумеется, это… обычные фантазии больного человека… у многих бывает такое, как говорил доктор Томас… но нет дыма без огня. Эти нахалки ее не любили. Самое отвратительное в женщинах — ревность и зависть.

— Полагаю, — начал Люк, чувствуя, что не слишком удачно ставит вопрос, но не зная, как спросить лучше, — у миссис Хортон все же были преданные друзья в Вичвуде?

— Мир не без добрых людей, — как-то неохотно признал майор. — Уитфилд присылал виноград и персики из своих теплиц. Да еще эти две старые перечницы — Гонория Уэйнфлит и Лавиния Пинкертон — навещали ее.

— Мисс Пинкертон наведывалась часто, не так ли?

— Да, регулярно. Хоть и стопроцентная старая дева, но очень добрая! Очень волновалась за Лидию. Вникала во все подробности ее лечения и питания. Всем хороша была старушка, но больно уж суетлива.

Люк согласно кивнул.

— Терпеть не могу, когда суетятся, — заявил майор. — В Вичвуде и без того слишком много женщин. Не с кем даже сыграть в гольф.

— А молодой человек из антикварной лавки?

Майор фыркнул:

— Он не играет в гольф. Больно женоподобный — ни дать ни взять мисс Нэнси!

— Давно он в Вичвуде?

— Да года два. Пренеприятнейший молодой человек. Терпеть не могу этих длинноволосых, сюсюкающих типов. Но, как ни странно, Лидии он нравился. Никогда не поймешь, почему женщинам нравится тот или иной мужчина. Они падки на развязных парней. Она даже настаивала на приеме какого-то патентованного снадобья, приобретенного у него. Какая-то дрянь в ярко-красном пузырьке со знаками Зодиака! Вроде как травы, собранные в полнолуние. Чистой воды шарлатанство, но женщины легко такое заглатывают, причем в буквальном смысле слова, ха-ха-ха!

Надеясь, что майор этого не заметит, Люк сменил тему разговора.

— А что за человек ваш местный адвокат, мистер Эббот? — спросил он. — Хорошо ли знает законы? У меня возникло небольшое спорное дельце, я бы хотел с ним посоветоваться. Но стоит ли?

— Говорят, он большой крючкотвор. Лично я ничего хорошего о нем сказать не могу. Мы с адвокатом поссорились. Не видел его с тех пор, как он приходил сюда составлять завещание Лидии. Думаю, он просто хам. Но конечно, это не сказывается на его адвокатских качествах.

— Разумеется, — поддакнул Люк. — Похоже, он несколько вздорный человек. Судя по тому, что я о нем слышал, он тут со многими перессорился.

— Беда в том, что адвокат не в меру обидчив, — сказал майор Хортон. — Считает себя чуть ли не господом богом, и любой, кто с ним не согласен, совершает святотатство. Вы, наверное, слышали о его ссоре с доктором Хамблби.

— А разве они ссорились?

— Еще как. Но меня это ничуть не удивило. Хамблби был еще тем упрямым ослом!

— Смерть доктора оказалась совершенно неожиданной.

— Хамблби? Да. Я тоже так думаю. Пренебрег элементарными правилами. Заражение крови — чертовски опасная штука! Я всегда мажу ранку йодом и всем советую! Обычная предосторожность. А Хамблби, хоть и доктор, не захотел подстраховаться. Вот вам и результат.

Люк не был уверен, что майор прав, но решил промолчать. Затем он взглянул на часы и заторопился.

— Торопитесь на ленч? — заметил майор. — Однако да, пора. Ну что ж, было приятно с вами поболтать. Неплохо познакомиться с человеком, повидавшим свет. Нам как-нибудь надо встретиться еще. Где вы служили? В Майянг-Стрейтс? Никогда там не бывал. Слышал, пишете книгу? О предрассудках и прочем таком?

— Да, я…

Но майора Хортона уже понесло:

— Я мог бы быть вам полезен. Могу рассказать вам несколько весьма занимательных историй. Когда я, мальчик мой, служил в Индии…

Люк потерял еще десять минут, выслушивая затрапезные истории о факирах, йогах и фокусах, столь дорогих сердцу каждого отставного служаки из Индии.

Он вышел на свежий воздух и, перебирая в памяти рассказ майора, еще раз подивился странностям его семейной жизни. Похоже, Хортон искренне скорбел о смерти своей жены, которую, судя по всему, можно было бы смело отнести к породе тигров-людоедов.

Если только майор не ломал перед ним комедию.

Глава 12 Обмен ударами

Игра в теннис после полудня удалась. Лорд Уитфилд пребывал в прекрасном настроении, с огромным удовольствием выполнял роль хозяина и часто шутил. Игроков всего было восемь: лорд Уитфилд, Бриджит, Люк, Рози Хамблби, мистер Эббот, доктор Томас, майор Хортон и Хэтти Джонс, дочь управляющего банком мистера Джонса.

Во втором сете Люк играл в паре с Бриджит против лорда Уитфилда и Рози Хамблби. Рози оказалась хорошим игроком с сильными, точными ударами — она не раз принимала участие в соревнованиях графства. Девушка то и дело исправляла промахи лорда, и Бриджит с Люком, не особенно опытные игроки, надеялись хотя бы на ничью. Они сыграли уже три партии, когда Люк почувствовал себя в ударе, и они с Бриджит повели в счете пять — три.

И тут Люк заметил, что лорд Уитфилд стал нервничать. Он возмущался из-за каждого спорного мяча и, несмотря на возражения Рози, заявлял, что мяч ушел за площадку, одним словом, вел себя как капризный ребенок. Они играли решающий сет, когда Бриджит ухитрилась упустить простую подачу и вслед за этим допустить грубую ошибку, подав мяч мимо площадки. Счет сравнялся. Следующая подача шла на среднюю линию, и Люк, приготовившийся взять ее, столкнулся со своей партнершей. После чего Бриджит снова подала мяч мимо площадки, и они проиграли.

— Простите, сегодня я не в форме, — извинилась партнерша Люка.

Это вполне походило на правду. Бриджит била изо всей силы и как попало, словом, делала все невпопад. Сет закончился победой лорда Уитфилда и Рози Хамблби со счетом восемь — шесть.

Быстро обсудили состав игроков для следующей партии. Партнером Рози стал мистер Эббот против доктора Томаса и мисс Джонс.

Лорд Уитфилд присел, отер пот со лба и удовлетворенно улыбнулся. Хорошее настроение снова вернулось к нему. Он завел разговор с майором Хортоном о серии статей в одной из своих газет.

— Покажите мне ваш огород, — попросил Люк Бриджит.

— Почему огород? — удивилась она.

— Что-то мне захотелось капусты прямо с грядки.

— Может, зеленого горошка?

— Еще лучше.

От теннисного корта они направились к окруженному изгородью огороду. В этот субботний день здесь никого не было. Под яркими лучами солнца все здесь выглядело на редкость мирно и спокойно.

— Вот вам горошек, — сказала Бриджит.

Но Люк даже не взглянул на него.

— Какого черта вы поддавались им в этом сете? — сказал он.

Брови девушки взлетели вверх.

— Прошу прощения. Я сегодня не в форме, к тому же вообще плохо играю в теннис.

— Но не до такой же степени! Даже ребенок не сделал бы такой дурацкой подачи! И куда вы так лупили — все время за площадку!

— Да просто я никудышная спортсменка, — спокойно ответила Бриджит. — Если бы я умела играть получше, то постаралась бы, чтобы мои промахи выглядели более правдоподобными! Но как только я пыталась послать мяч чуть-чуть за площадку, он попадал на линию, так что пришлось бить с запасом.

— Итак, вы признаетесь?

— Ну да, мой дорогой Ватсон.

— Но за каким чертом вам это понадобилось?

— По-моему, это очевидно — Гордон не любит проигрывать.

— А я? Думаете, я люблю?

— Боюсь, дорогой мой Люк, это не одно и то же.

— Может, объясните поподробней?

— Если хотите. Со своим кормильцем не ссорятся. А Гордон как раз и есть мой кормилец. А вы — нет.

Люк судорожно глотнул воздух, потом его словно прорвало:

— Почему вы так упорно стремитесь выйти замуж за этого нелепого коротышку? Зачем вам это надо?

— Затем, что в качестве его секретаря я получаю шесть фунтов в неделю, а став его женой, буду иметь в своем распоряжении сотни тысяч, не говоря уже о жемчугах, бриллиантах, нарядах и прочих выгодах замужнего положения!

— Но у вас появятся и определенные обязанности!

— Не стоит воспринимать все так мелодраматично в этой жизни, — холодно сказала Бриджит. — Если вы воображаете Гордона в роли влюбленного мужа, то глубоко заблуждаетесь! Поймите, Гордон так и не вырос. Он остался мальчиком, которому нужна заботливая мамочка. К несчастью, своей матери он лишился, когда ему было всего четыре года. Сейчас ему нужна женщина, которая опекала бы его, выслушивала его жалобы, вселяла уверенность в собственные силы и выслушивала бесконечные разглагольствования о себе самом!

— А у вас злой язык!

— Я не тешу себя сказками, если вы это имеете в виду. Я — молодая женщина, достаточно образованная, придерживающаяся современных взглядов, но без денег. И я намерена вести честную жизнь — мои обязанности в качестве жены Гордона не слишком будут отличаться от нынешних, как его секретаря. Сомневаюсь, чтобы уже через год он вспомнил о необходимости поцеловать меня перед сном. Различие только в жалованье.

Бледный от злости, Люк посмотрел на нее. Бриджит насмешливо продолжила:

— Ну что же вы молчите, мистер Фицвильям? Ведь вы же до смешного старомодны. Почему бы вам не укорить меня доводом о том, что, дескать, продаю себя за деньги!

— Вы хладнокровная, маленькая чертовка! — не выдержал Люк.

— Все лучше, чем быть маленькой дурочкой!

— Неужели?

— Я в этом совершенно уверена.

— Почему вы так категоричны? — фыркнул Люк.

— Я знаю, что такое любить мужчину! Вы не были знакомы с Джонни Корнишем? Так вот, три года назад я была с ним помолвлена. Я обожала его, любила, как говорится, безумно, до боли в сердце! А он бросил меня и женился на премиленькой пухлой вдовушке с северным акцентом и доходом в тридцать тысяч в год! Подобные вещи хорошо лечат от излишнего романтизма, вы не находите?

— Такое случается, — пробормотал Люк.

— Вот со мной и случилось…

Между ними установилось неловкое молчание. Бриджит первая нарушила его, сказав:

— Надеюсь, теперь вам понятно, что вы не имели права говорить со мной в подобном тоне. Вы живете в доме Гордона, а отзываться плохо о хозяине — дурной тон!

— Теперь и вы приводите старомодные доводы, — с трудом сдерживая гнев, сказал Люк.

Бриджит вспыхнула:

— Зато это правда!

— Нет. К тому же у меня есть право!

— Что за чушь!

Люк посмотрел на нее. Ее лицо исказилось, словно от физической боли.

— У меня есть право, — повторил он. — Потому что я люблю вас… Люблю, как вы сказали, безумно, до боли в сердце!

Она отшатнулась от него.

— Вы…

— Что, смешно? Тут есть над чем посмеяться! Я приехал сюда по делу, и вдруг из-за угла дома появляетесь вы… и на меня словно наслали заклятие. Вы только что упомянули про сказку, так вот, я словно попал в нее! Вы околдовали меня! Кажется, укажи вы на меня пальцем и скажи: «Стань лягушкой!» — и я тут же выпучу глаза, примусь квакать и запрыгаю.

Он приблизился к ней на шаг.

— Я безумно люблю вас, Бриджит Конвей. Так что не ждите, что я буду радоваться вашему браку с этим толстопузым, напыщенным ничтожеством, который, проигрывая в теннис, выходит из себя!

— Как же, по-вашему, я должна поступить?

— Выйти замуж за меня! Не сомневаюсь, что подобная перспектива насмешит вас до колик в животе.

— Это точно!

— Отлично, по крайней мере мы выяснили отношения… Пожалуй, пора вернуться на теннисный корт, как вы считаете? Может, на этот раз вы подыщете мне партнершу, с которой я мог бы выиграть?

— Надо же, — сказала Бриджит. — Теперь я вижу, что вы капризны не меньше лорда Уитфилда!

Неожиданно Люк схватил ее за плечи:

— У вас, черт побери, ужасно злой язык, Бриджит!

— Боюсь, что, несмотря на всю страсть ко мне, я не очень-то вам нравлюсь!

— По-моему, вы совсем мне не нравитесь.

Бриджит внимательно посмотрела на Люка, потом сказала:

— Наверняка, возвращаясь с Востока домой, вы мечтали о том, чтобы жениться и начать тихую, спокойную жизнь, не так ли?

— Да.

— Но не с такой девушкой, как я?

— Боже упаси.

— Вы правы. И я знаю, кто бы вам подошел.

— Вы, как всегда, проницательны, дорогая моя Бриджит.

— Я словно вижу ее — это очаровательная девушка… настоящая англичанка… обожающая сельскую жизнь и собак… Вы представляли ее себе в твидовой юбке, подталкивающей туфелькой ветки в костер.

— Вы нарисовали очаровательную картину!

— Еще бы. Ну что, возвращаемся на корт? Вы можете сыграть с Рози Хамблби. Она отлично играет, и вы наверняка выиграете с ней в паре.

— Будучи старомодным, я вынужден оставить последнее слово за дамой.

И снова оба помолчали.

Затем Люк медленно отпустил плечи Бриджит. Оба чувствовали себя неловко, словно между ними осталось что-то недосказанное.

Потом Бриджит резко повернулась и первой зашагала к корту. Только что закончился очередной сет, и Рози отказалась играть снова.

— Двух сетов с меня вполне достаточно, — запротестовала она.

Однако Бриджит продолжала настаивать:

— Я устала и не хочу играть. Вы с мистером Фицвильямом можете сыграть против мисс Джонс и майора Хортона.

Рози оставалась непреклонной, и в конце концов партию сыграли четверо мужчин. Затем все пили чай.

Лорд Уитфилд завел разговор с доктором Томасом, долго и с пафосом описывая свой недавний визит в лабораторию Веллермана и Крейца.

— Я хотел лично вникнуть в суть последних научных открытий, — пылко объяснял он. — Ведь я несу ответственность за то, что пишут мои газеты. Я очень близко принимаю это к сердцу. Мы живем в век научных открытий. И наука должна шире проникать в массы.

— Научные знания могут оказаться достаточно опасной штукой, — слегка пожав плечами, сказал доктор Томас.

— Овладеть наукой — вот наша цель! — продолжал твердить свое лорд Уитфилд. — Люди с научным складом ума — это…

— Мыслящие пробирки, — мрачно продолжила Бриджит.

— Я был потрясен, — продолжал лорд Уитфилд. — Веллерман сам мне все показал. Я просил, чтобы он приставил ко мне кого-нибудь из своих сотрудников, но он настоял на своем.

— Ну, это понятно, — заметил Люк.

Лорд Уитфилд выглядел польщенным.

— И он мне в доходчивой и простой форме все объяснил: культуры микробов… сыворотка… общий принцип работы. К тому же он согласился написать в нашу газету статью, которая откроет научную серию.

Мисс Анструтер неожиданно встряла в разговор:

— Кажется, они используют для опытов морских свинок… как жестоко. Хотя все же лучше, чем собак и кошек.

— Тех, кто ставит опыты на собаках, надо расстреливать, — хрипло заявил майор Хортон.

— Никто и не сомневался, что вы, майор, цените собачью жизнь выше человеческой, — съязвил Эббот.

— Еще бы! — воскликнул майор. — В отличие от людей собаки никогда вас не предадут. Да и злого слова от них не услышишь.

— Однако их злые зубы могут впиться вам в ногу, — возразил мистер Эббот. — Разве я не прав, Хортон?

— Собаки превосходно разбираются в людях, — огрызнулся майор.

— Одна из ваших зверюг чуть не цапнула меня на прошлой неделе, — объявил Эббот. — Что вы на это скажете?

— То же самое, что сказал!

Бриджит тактично вмешалась в спор:

— Может, сыграем еще в теннис?

Сыграли пару сетов. Когда Рози стала прощаться, Люк подошел к ней.

— Я провожу вас домой, — сказал он. — Поднесу ракетку, ведь вы не на машине?

— Нет. Но здесь недалеко.

— Мне хочется прогуляться.

Люк взял ее ракетку и теннисные туфли, и они молча направились по дорожке. Рози обронила пару ничего не значащих фраз. Люк коротко что-то ответил, но девушка словно не замечала его.

К тому времени как они подошли к ее калитке, Люк расплылся в улыбке.

— Ну вот, теперь мне гораздо лучше, — сказал он.

— А вам было плохо?

— Очень мило, что вы сделали вид, будто не заметили этого. У вас, очевидно, дар разгонять дурное настроение. У меня такое чувство, будто я вышел из мрачной тени на яркое солнце.

— Так оно и есть. Когда мы уходили из поместья, солнце закрывали тучи, а теперь оно снова выглянуло.

— Да, как в прямом, так и в переносном смысле. Жизнь все-таки прекрасна.

— Ну, разумеется.

— Мисс Хамблби, могу я позволить себе некоторую дерзость?

— О, я уверена, что вы не можете быть дерзким.

— Не будьте столь уверены. Просто я хотел сказать, что доктору Томасу чертовски повезло!

Девушка вспыхнула и улыбнулась.

— Значит, вы уже слышали? — спросила она.

— А разве это секрет? Тогда прошу прощения.

— О, здесь ничего нельзя держать в секрете! — сокрушенно заметила Рози.

— Значит, это правда, что вы помолвлены?

Она кивнула:

— Совсем недавно. Мы еще официально не объявляли об этом. Понимаете, папа был против и… не совсем прилично заявлять о помолвке сразу после его смерти.

— Отец не одобрял ваш выбор?

— Не то чтобы не одобрял открыто. Но давал это почувствовать.

— Считал, что вы еще слишком молоды? — мягко спросил Люк.

— Так он говорил.

— Но вы считаете, что за этим крылось что-то еще? — осторожно добавил он.

Медленно и неохотно девушка кивнула:

— Да. Боюсь, папа просто невзлюбил Джоффри.

— Между ними часто вспыхивали ссоры?

— Изредка… Папа вообще относился к доктору Томасу с предубеждением.

— Видимо, он очень дорожил вами и не допускал мысли остаться без вас?

Рози согласилась и с этим доводом, однако Люк чувствовал какую-то недоговоренность.

— Значит, все было значительно серьезней? — спросил он. — Отец не желал видеть доктора Томаса вашим мужем?

— Понимаете, папа и Джоффри так не похожи, что это не могло не вызвать разногласий. Джоффри вел себя очень терпеливо и деликатно, но, осознавая, что отец его не любит, все сильнее замыкался в себе. Так что папа, в сущности, не знал его хорошо.

— Да, с предубеждениями нелегко бороться! — вздохнул Люк.

— К тому же беспочвенными!

— Ваш отец не называл причины?

— О нет. Понимаете, ему просто нечего было сказать. Джоффри ему просто не нравился.

— «Я не люблю вас, доктор Фелл, а почему — не могу сказать!» — процитировал Люк.

— Именно так.

— И он не приводил сколь-нибудь убедительных причин? Ведь ваш Джоффри не пьяница и не заядлый игрок на скачках?

— Конечно нет. Джоффри даже понятия не имеет, кто выиграл дерби.

— Забавно, — сказал Люк, — но я готов поклясться, что видел вашего доктора Томаса в Эпсоме в День дерби.

На мгновение Люк забеспокоился. Ему ведь могут напомнить, что в тот день он только что прибыл в Англию. Но Рози, ничего не заподозрив, сразу же ответила на его вопрос:

— Вы думаете, что видели Джоффри на дерби? Вряд ли. Он не мог там находиться, поскольку почти весь день провел в Эшвуде, где принимал тяжелые роды.

— Ну и память у вас!

Рози рассмеялась:

— Я запомнила это, поскольку новорожденной дали имя Джуби — в честь фаворита!

Люк кивнул.

— В любом случае, — продолжила Рози, — Джоффри никогда не ездит на скачки. Считает, что там ужасно скучно.

Потом совсем другим тоном девушка спросила:

— Вы не зайдете? Маме будет приятно познакомиться с вами.

— Вы уверены?

Рози провела его в комнату, где царил печальный полумрак. В кресле, сгорбившись, сидела мать Рози.

— Мама, это мистер Фицвильям.

Миссис Хамблби пошевелилась и протянула Люку руку. Роза неслышно вышла из комнаты.

— Рада познакомиться с вами, мистер Фицвильям. Рози говорила мне, что ваши друзья когда-то знали моего мужа.

— Да, миссис Хамблби. — Люку было неприятно повторять эту ложь овдовевшей женщине. Но другого выхода не было.

— Жаль, что вы так и не повидались с ним, — сказала миссис Хамблби. — Это был замечательный человек и прекрасный доктор. Он вылечил многих безнадежно больных исключительно благодаря силе своего духа и личному обаянию.

— С тех пор как я приехал, я слышал о нем много хорошего, — мягко сказал Люк.

Он не мог видеть выражения лица миссис Хамблби. Голос ее звучал монотонно, без эмоций, но было ясно, что женщина пытается сдерживать свои чувства.

Неожиданно она сказала:

— Мир полон зла, мистер Фицвильям. Вы это знаете?

Люк был слегка поражен.

— Да, возможно, вы правы.

Но она настаивала:

— Нет, вы должны это знать! Вокруг так много зла… Нужно быть готовым сразиться с ним! Джон был готов. Он знал. Он стоял на стороне добра.

— Не сомневаюсь, — мягко ответил Люк.

— Он знал, что зло обитает и здесь, у нас, — сказала мисс Хамблби.

Внезапно она разразилась рыданиями.

— Мне очень жаль… — пробормотал Люк и замолчал.

Она взяла себя в руки так же быстро, как и потеряла над собой контроль.

— Вы должны извинить меня, — сказала она и протянула руку. Люк пожал ее. — Заходите навестить нас, пока вы здесь, — пригласила она. — Рози будет рада. Вы ей очень нравитесь.

— И она мне тоже. Мне кажется, миссис Хамблби, ваша дочь — самая очаровательная девушка, каких я только встречал за последнее время.

— Она такая заботливая дочь.

— Доктор Томас — настоящий счастливчик!

— Да. — Миссис Хамблби уронила руку. Ее голос дрогнул. — Я ничего не понимаю. Для меня все это так сложно…

Люк оставил ее в полумраке гостиной.

По дороге домой он обдумывал услышанное за сегодняшний день.

Большую часть Дня дерби доктора Томаса не было в Вичвуде, он уезжал на своей машине. Вичвуд в тридцати пяти милях от Лондона. По словам Рози, он принимал тяжелые роды. Но так ли это? Впрочем, можно проверить. Мысли Люка вернулись к миссис Хамблби.

Что она имела в виду, столь упорно утверждая, что вокруг так много зла?

Может, она просто расстроена, поскольку еще не оправилась от шока, вызванного внезапной смертью мужа? Или за этими словами стояло нечто большее?

Она что-то знает? Что-то такое, что стало известно доктору Хамблби незадолго до смерти?

— Я должен в этом разобраться, — сказал себе Люк. — Просто обязан.

И его мысли вернулись к стычке, произошедшей между ним и Бриджит.

Глава 13 Разговор с мисс Уэйнфлит

На следующее утро Люк принял решение. Он чувствовал, что все возможное с помощью косвенных расспросов он уже выяснил. Очевидно, рано или поздно придется играть в открытую. Он понимал: наступит время сбросить с себя личину писателя и объявить, что он прибыл в Вичвуд с определенной целью.

Берясь за претворение своего плана, Люк прежде всего решил навестить мисс Уэйнфлит. Не только потому, что ум и проницательность старой девы произвели на него впечатление, он надеялся разузнать у нее кое-что, что могло бы ему помочь. Пожилая леди рассказала ему все, что знала. Теперь он хотел попытаться узнать у нее то, о чем она лишь догадывалась. И у Люка имелись все основания предполагать, что догадки мисс Уэйнфлит могут оказаться недалеки от истины.

Он зашел к ней сразу же после утренней службы.

Мисс Уэйнфлит восприняла его появление как нечто само собой разумеющееся и не выказала ни малейшего удивления. Когда она уселась рядом с ним, чопорно сложив сухие руки на коленях, и умными, как у добродушной козы, глазами посмотрела прямо на Люка, он почувствовал, что ему не просто перейти к цели своего визита.

— Осмелюсь предположить, мисс Уэйнфлит, — начал Люк, — что вы уже догадались, зачем я при-ехал в Вичвуд. Вовсе не для того, чтобы собирать материал для книги о местных обычаях.

Мисс Уэйнфлит наклонила голову, продолжая слушать.

Люк не собирался пока выкладывать все до конца. Может, мисс Уэйнфлит и благоразумна — а она произвела на Люка именно такое впечатление, — но когда дело касалось старых дев, он не мог бы поручиться, что они устоят перед искушением поведать столь захватывающую историю двум-трем закадычным подругам. Так что Люк предпочел придерживаться золотой середины.

— Я здесь для того, чтобы расследовать обстоятельства смерти бедняжки Эми Гиббс.

— Вы хотите сказать, что присланы сюда полицией? — спросила мисс Уэйнфлит.

— О нет. Я не сыщик в штатском, — ответил Люк и добавил с легким юмором: — Скорее я тот самый пресловутый персонаж из детективного романа — частный сыщик.

— Понятно. Значит, это Бриджит Конвей вызвала вас сюда?

Люк поколебался. Потом решил, пусть будет что будет. Ведь без того, чтобы углубиться в историю с мисс Пинкертон, трудновато объяснить его присутствие здесь.

С нескрываемым восхищением мисс Уэйнфлит продолжила:

— Бриджит такая практичная и решительная! Если бы это касалось меня, то я не стала бы предпринимать каких-либо действий, пока полностью не уверилась бы в своих подозрениях.

— Но ведь вы уверились, не так ли?

— Если бы, мистер Фицвильям, — озабоченно ответила она. — Здесь ни в чем нельзя быть уверенной до конца! А вдруг это всего лишь мое воображение? Когда живешь одна и не с кем посоветоваться или поговорить, можно легко впасть в мелодраматическое настроение и вообразить себе невесть что…

Люк с готовностью согласился с этим утверждением, но осторожно добавил:

— Но в глубине души вы все же отбросили свои сомнения?

Но мисс Уэйнфлит продолжала слабо сопротивляться.

— Надеюсь, у вас нет злых намерений? — серьезно спросила она.

Люк улыбнулся:

— Вы бы хотели, чтобы я называл вещи своими именами? Хорошо. Считаете ли вы, что Эму Гиббс убили?

Гонорию Уэйнфлит даже слегка покоробило от такой прямоты.

— Меня ужасно огорчила ее смерть, — сказала она. — Ужасно. И мне далеко не все ясно. Далеко не все.

— Во всяком случае, вы не считаете, что ее смерть была естественной? — спросил Люк.

— Не считаю.

— Так же как и не относите это на несчастный случай?

— Такое мне кажется невероятным. Уж слишком многое…

Люк перебил ее:

— И вы не верите, что это было самоубийство.

— Совершенно уверена — нет.

— Тогда, — сказал мягко Люк, — вы считаете, что это убийство?

Мисс Уэйнфлит помедлила, потом глубоко вздохнула и, словно набравшись храбрости, ответила:

— Да, считаю.

— Хорошо. Теперь можно перейти к деталям.

— Но у меня нет ни единого доказательства, чтобы подкрепить свою уверенность, — встревоженно объявила мисс Уэйнфлит. — Это всего лишь предположение.

— Совершенно верно. Мы с вами просто беседуем и говорим о том, что думаем или предполагаем. Мы с вами подозреваем, что Эми Гиббс была убита. И кто, по-вашему, мог убить ее?

Мисс Уэйнфлит покачала головой. Она выглядела крайне озадаченной.

— Или скажем так: у кого имелись причины убить ее? — наблюдая за ней, спросил Люк.

— Кажется, — медленно произнесла мисс Уэйнфлит, — она поссорилась со своим молодым человеком, механиком из гаража. Но Джим Харви — замечательный, уравновешенный юноша. Я читала в газетах, что молодые люди порой убивают своих возлюбленных из ревности, но я ни за что не поверю, что Джим способен на такое.

Люк согласно кивнул.

— Кроме того, — продолжила мисс Уэйнфлит, — я не верю, что он стал бы действовать подобным способом: забрался в окно, поменял местами бутылочки с микстурой и ядовитой краской. Я хочу сказать, что это не похоже…

Она замялась, и Люк пришел ей на помощь:

— На месть оскорбленного возлюбленного? Согласен. Мне кажется, Джима Харви следует сбросить со счетов прямо сейчас. Эми убил (а мы согласились, что ее убили) тот, кому она мешала и кто планировал убийство девушки настолько тщательно, что оно сошло за несчастный случай. Есть ли у вас какая-то мысль, хотя бы малейшее подозрение, кто бы это мог быть?

— Нет. — Мисс Уэйнфлит вздохнула. — Правда. Никакой мысли.

— Вы в этом уверены?

— Д-да.

Люк задумчиво посмотрел на нее. Ему показалось, что старая леди не совсем искренна.

— А какое-либо предположение о мотивах?

— Тоже ничего.

Тут она, видимо, не кривила душой.

— Ведь Эми служила во многих домах Вичвуда?

— Да. Перед тем как поступить к лорду Уитфилду, она больше года пробыла у Хортонов.

Люк произвел быстрый подсчет в уме.

— Кое-что вырисовывается. Кому-то понадобилось убрать эту девушку. Из имеющихся фактов мы можем сделать вывод: во-первых, это был мужчина, к тому же придерживающийся старомодных взглядов (что следует из истории с краской для шляпок), и, во-вторых, он должен быть достаточно ловким физически, чтобы влезть в окно девушки. Вы согласны?

Мисс Уэйнфлит кивнула.

— Вы не станете возражать, если я попробую проделать то же самое?

— Разумеется, нет. По-моему, это неплохая идея.

Она провела Люка через черный ход на задний двор. Ему удалось без особого труда добраться до крыши пристройки в задней части дома, откуда он, приложив некоторые усилия, чтобы приподнять сдвижную раму окна, забрался в бывшую комнату Эми. Несколько минут спустя Люк вернулся к мисс Уэйнфлит, вытирая ладони носовым платком.

— Это даже проще, — сказал он, — чем кажется на первый взгляд. Немного усилий — вот и все. А на подоконнике не обнаружили никаких следов?

Мисс Уэйнфлит покачала головой:

— По-моему, нет. К тому же констебль влез в комнату тем же путем.

— Так что если следы и оставались, то он их уничтожил. Вот как полиция помогает преступникам. Ладно, теперь ничего не поделаешь!

Мисс Уэйнфлит провела его обратно в дом.

— Эми Гиббс трудно было разбудить?

— По утрам я не могла ее добудиться, — сердито сказала мисс Уэйнфлит. — Порой мне приходилось стучать и звать по нескольку раз, прежде чем она откликалась. Но, как говорят, мистер Фицвильям, самый глухой тот, кто не желает слышать.

— Это точно, — согласился Люк. — Ну а теперь, мисс Уэйнфлит, мы вплотную подошли к вопросу о мотиве убийства. Начнем с наиболее очевидного: как вы считаете, существовала ли связь между этим типом Эллсворти и Эми? — И Люк поспешно добавил: — Я прошу вас высказать лишь собственное мнение. Только и всего.

— Если вы хотите знать мое мнение, то я скажу — да.

Люк кивнул:

— Как по-вашему, могла ли Эми оказаться замешанной в шантаже?

— Если вас снова интересует мое мнение, то я не исключаю, что это так.

— А вы, случайно, не знаете, много ли у нее было денег?

— Не думаю, что много. Если бы это была значительная сумма, я бы об этом узнала.

— И она не делала никаких необычных покупок накануне смерти?

— Нет.

— Все это говорит против версии с шантажом. Обычно жертва вымогательства сначала платит и лишь потом решается на крайние меры. Но есть и другая версия — девушка могла что-то знать.

— Что именно?

— Она могла узнать кое-что. И это угрожало бы кому-то из обитателей Вичвуда. Рассмотрим чисто гипотетический случай. Она служила во многих домах. И предположим, узнала что-то такое, что могло навредить с профессиональной точки зрения, ну, скажем, мистеру Эбботу.

— Эбботу? — удивленно спросила мисс Уэйнфлит.

Но Люк продолжил:

— Это могло касаться небрежности или некомпетентности доктора Томаса.

— Но ведь… — начала мисс Уэйнфлит и осеклась.

— Эми была горничной в доме у Хортонов, когда умерла хозяйка, — так вы говорили?

Наступила короткая пауза, после чего мисс Уэйнфлит сказала:

— Послушайте, мистер Фицвильям, а при чем тут Хортоны? Ведь Лидия умерла больше года назад.

— Да, и Эми тогда служила у них горничной.

— Но при чем тут Хортоны?

— Не знаю. Я просто размышляю. Кажется, миссис Хортон умерла от острого гастрита?

— Да.

— Ее смерть была для всех полной неожиданностью?

— Для меня — да, — медленно ответила мисс Уэйнфлит. — Понимаете, ей стало гораздо лучше, казалось, она выздоравливает, а потом внезапное обострение… и смерть.

— Доктор Томас был поражен?

— Не знаю. Думаю, да.

— А сиделки?

— По моему опыту, больничных сиделок не удивишь ухудшением состояния больного, скорее — выздоровлением!

— Но ее смерть поразила вас?

— Да. Я была у нее всего за день до этого, и она выглядела значительно лучше. Болтала и шутила, что ей не было свойственно даже здоровой.

— А что она сама думала о своей болезни?

— Она жаловалась, что сиделки ее травят. Одну она даже отослала обратно и утверждала, что оставшаяся ничуть не лучше!

— Видимо, вы не обращали на ее слова особого внимания?

— Нет, конечно. Я считала, что это обыкновенная мнительность больного человека. Она никому особенно не доверяла и, хотя о покойниках не принято говорить дурно, любила быть в центре внимания. Ни один доктор так и не разобрался в ее болезни. Сама она считала, что это совершенно особый, никому не известный случай. Впрочем, Лидия не раз говорила, что кто-то пытается убрать ее с дороги.

— А она не подозревала в этом своего мужа? — как можно небрежней спросил Люк.

— О нет. Ей это даже в голову не приходило!

Мисс Уэйнфлит немного помолчала, потом тихо спросила:

— А вы подумали на него?

— Мужья и раньше так поступали, — также тихо ответил Люк. — И выходили сухими из воды. А миссис Хортон, со всех точек зрения, была еще той женщиной. Так что любой мужчина мечтал бы избавиться от нее! Кроме всего прочего, насколько мне известно, после ее смерти майор получил значительное наследство.

— Да, это так.

— И что вы думаете по этому поводу, мисс Уэйнфлит?

— Вы снова хотите знать, что я думаю? — Помолчав, мисс Уэйнфлит спокойно и твердо ответила: — Я считаю, что майор Хортон был искренне предан своей жене и даже в мыслях не замышлял против нее ничего плохого.

Люк пристально посмотрел на свою собеседницу и встретил ясный, спокойный взгляд.

— Ну хорошо, — сказал он. — Видимо, вы правы. Если бы это было не так, то вы бы, вероятно, об этом знали.

Мисс Уэйнфлит позволила себе улыбнуться.

— Вы считаете нас, женщин, особо наблюдательными?

— Еще какими! Как вы думаете, мисс Пинкертон… она была бы с вами в этом согласна?

— Не помню, чтобы Лавиния высказывалась по этому поводу.

— А что она думала в связи со смертью Эми Гиббс?

Мисс Уэйнфлит задумалась, нахмурив брови.

— Трудно сказать. Лавиния носилась с довольно дикой идеей.

— Какой?

— Она считала, будто у нас в Вичвуде происходит нечто весьма странное.

— Например, считала, что Томми Пирса кто-то вытолкнул из окна? — сказал Люк.

Мисс Уэйнфлит глянула на него в замешательстве:

— Откуда вам это известно, мистер Фицвильям?

— Она сама мне это сказала. Не прямо, а навела на мысль.

С порозовевшим от волнения лицом мисс Уэйнфлит подалась вперед.

— Когда это было, мистер Фицвильям?

— В день ее гибели, — спокойно ответил Люк. — Мы ехали с ней в одном купе до Лондона.

— И что именно она вам сказала?

— Только то, что в Вичвуде за последнее время произошло слишком много смертей. Она называла имена Эми Гиббс, Томми Пирса и Картера. Кроме того, она сказала, что следующим будет доктор Хамблби.

Мисс Уэйнфлит задумчиво кивнула:

— Она назвала убийцу?

— Нет, сказала только, что это был человек с пронзительным взглядом, — мрачно ответил Люк. — Если ей верить, то такой взгляд ни с чем не спутаешь. Мисс Пинкертон заметила, как этот человек смотрел на доктора Хамблби, когда с ним разговаривал. Вот почему она считала, что доктор будет следующей жертвой.

— И оказалась права, — прошептала мисс Уэйнфлит. — О господи, господи!

Она откинулась в кресле. В ее глазах застыл ужас.

— Кто этот человек? — спросил Люк. — Вы должны его знать, мисс Уэйнфлит!

— Я не знаю. Она же мне ничего не говорила.

— Но вы можете догадаться, — не унимался Люк. — Вы можете сделать предположение, о ком могла думать мисс Пинкертон.

Мисс Уэйнфлит неохотно кивнула.

— Так скажите же!

Но она отрицательно покачала головой:

— Нет. Вы толкаете меня на дурной поступок! Вы просите угадать, о чем могла — заметьте, только могла! — думать моя дорогая подруга, которая к тому же мертва. Я никого не могу обвинять в таком ужасном злодействе!

— Но это же будет не обвинение, а всего лишь предположение.

Однако мисс Уэйнфлит проявила неожиданную твердость.

— Мне больше нечего добавить, — сказала она. — Лавиния действительно ничего мне не говорила. Я могу кое о чем догадываться, но, поймите, могу и ошибаться. И тогда я введу вас в заблуждение. А это может вызвать самые серьезные последствия. Будет непорядочно, даже безнравственно с моей стороны называть конкретное имя. Ведь я могу заблуждаться! Скорее всего, именно так!

И мисс Уэйнфлит, твердо сжав губы, с непреклонным видом посмотрела на Люка.

Люк понял, что ему больше ничего от нее не добиться.

Не только чувство порядочности мисс Уэйнфлит, но и что-то непонятное — чему он не мог дать названия — было против него.

Люк достойно принял поражение. Он встал и откланялся. Однако не оставлял надежды вернуться к этому разговору вновь.

— Разумеется, вы вольны поступать, как находите нужным, — сказал он. — Спасибо за помощь.

Мисс Уэйнфлит, провожая Люка до двери, похоже, утратила чувство уверенности в своей правоте.

— Надеюсь, вы не думаете… — начала было она, но потом поправилась: — Если вам понадобится моя помощь, то всегда пожалуйста — только дайте мне знать.

— Непременно. Вы никому не станете передавать нашу беседу?

— Конечно нет. Никому ни слова.

Люк надеялся, что это окажется правдой.

— Передавайте привет Бриджит, — сказала мисс Уэйнфлит. — Она такая очаровательная девушка. И умная. Надеюсь, будет счастлива.

А когда Люк вопросительно посмотрел на нее, добавила:

— Я имею в виду с лордом Уитфилдом. Ведь у них такая большая разница в возрасте.

— Да, вы правы.

Мисс Уэйнфлит вздохнула.

— Знаете, а ведь я была с ним когда-то помолвлена, — неожиданно добавила она.

Люк удивленно посмотрел на нее. Мисс Уэйнфлит кивнула и печально улыбнулась.

— Это было очень давно, он был таким многообещающим молодым человеком. Вы знаете, я всячески помогала ему в учебе. Я так им гордилась — его твердостью духа, стремлением к успеху. — Она снова вздохнула. — Для моих родителей, разумеется, наша помолвка явилась настоящим скандалом. В те годы на классовые различия обращали большое внимание. — Немного помолчав, она добавила: — Я всегда с огромным интересом следила за его карьерой. Кажется, мои родители ошибались.

Кивнув Люку на прощанье, она вошла в дом.

Люк попытался привести свои мысли в порядок. Он определенно считал мисс Уэйнфлит «старой» и только сейчас сообразил, что ей нет и шестидесяти. А лорду Уитфилду, должно быть, давно за пятьдесят. Так что если она его и старше, то не больше чем на год-два.

И этот трухлявый пень собирается жениться на Бриджит, которой всего двадцать восемь… молодой и полной жизни…

— Вот черт, — выругался Люк. — Зачем тебе думать об этом. У тебя есть дело. Так что займись-ка лучше им и не отвлекайся на всякие глупости.

Глава 14 Размышления Люка

Миссис Черч, тетка Эми Гиббс, оказалась особой малоприятной. Ее острый нос, бегающие маленькие глазки и пронзительный голос вызывали у Люка отвращение. Вот почему он повел разговор довольно резким тоном и, как ни странно, обнаружил, что это возымело успех.

— Все, что от вас требуется, — сказал он, — это отвечать на мои вопросы как можно правдивее. Если вы что-то утаите или исказите истину, то это может иметь для вас самые неприятные последствия.

— Да, сэр. Я вас поняла. Я так и сделаю. Постараюсь рассказать вам обо всем, что знаю. Я никогда не имела дел с полицией и…

— И не хотели бы их иметь, — закончил за нее Люк. — Если вы будете отвечать, как я вас просил, то вопрос об этом даже не встанет. Я хочу знать о вашей покойной племяннице все. Кто ее друзья, сколько у нее было денег, не говорила ли она чего-то странного. Начнем с друзей. Кто они?

Миссис Черч искоса посмотрела на него своими недобрыми глазками.

— Вы имеете в виду джентльменов, сэр?

— А подруг у нее не было?

— Да особо и некого упомянуть. Разумеется, были девушки, с которыми она вместе служила, но Эми не больно-то их жаловала. Понимаете…

— Она предпочитала другой пол? Продолжайте. Расскажите мне об этом.

— Ближе всего она была с Джимми Харви, механиком из гаража, порядочным, надежным парнем. «Лучше тебе не найти», — тысячу раз говорила я ей…

— С кем еще? — резко прервал ее Люк.

Миссис Черч слегка прищурилась:

— Видно, вы намекаете на джентльмена, что держит антикварную лавку? Лично мне он совсем не нравился, прямо скажу вам об этом, сэр! Я всегда была порядочной женщиной и никаких вольностей себе не позволяла. Но о современных девушках такого не скажешь. Они делают все по-своему и не слушают добрых советов. А потом зачастую жалеют об этом.

— И Эми тоже жалела? — спросил Люк.

— Нет, сэр, я так не думаю.

— В тот день, когда она умерла, она ходила к доктору Томасу. Не из-за этого ли?

— Нет, сэр, уверена, что нет. Да что там, я готова поклясться, что нет! Эми плохо себя чувствовала, но всего лишь кашляла, да и сильно знобило ее. Совсем не то, о чем вы подумали, сэр. Уверяю вас.

— Хорошо, положусь на ваше слово. Как далеко зашли отношения Эми с Эллсворти?

Миссис Черч загадочно улыбнулась:

— Не могу точно сказать вам, сэр. Эми не очень-то делилась со мной.

— Но тем не менее они зашли достаточно далеко? — настаивал Люк.

— У этого джентльмена дурная репутация, сэр. По всем статьям. У него такие неприятные друзья. Приезжают из города и устраивают бог знает что на Ведьмином лугу в полнолуние.

— И Эми бывала там?

— Кажется, один раз, сэр. Ее не было всю ночь, а его светлость узнали об этом (она тогда служила у них в поместье) и сделали ей выговор. А Эми надерзила в ответ, и ее, как и следовало ожидать, выставили оттуда.

— Она рассказывала о том, что там происходило?

Миссис Черч покачала головой:

— Почти ничего. Ее больше интересовали собственные дела.

— Она ведь служила у майора и миссис Хортон?

— Почти год, сэр.

— А почему ушла?

— Да потому что нашла место получше. В поместье, понятное дело, лучше платили.

Люк понимающе кивнул.

— Она была у Хортонов в то время, когда умерла хозяйка? — спросил он.

— Да, сэр. Она очень жаловалась — ей здорово доставалось, все работы по дому были на ней: сделай то, подай это, унеси да принеси, и все такое…

— Но у мистера Эббота она не служила?

— Нет, сэр. У мистера Эббота служат муж с женой. Эми как-то раз ходила к нему в контору, но я не знаю зачем.

Люк подумал, что сей факт, безусловно, заслуживает внимания. Но поскольку миссис Черч, по-видимому, ничего не могла больше добавить к этому, он заговорил о другом.

— Кто еще из джентльменов ухаживал за ней?

— Никто, о ком стоило бы упомянуть.

— Вспомните, миссис Черч, вы должны говорить только правду.

— Только это был далеко не джентльмен, сэр.

— Не могли бы вы выразиться пояснее, миссис Черч?

— Вы, конечно, слышали о кабаке «Семь звезд», сэр? Настоящая дыра, позволю вам заметить, а хозяин, Гарри Картер, был все время под мухой. Он совсем низкого происхождения, сэр.

— Так он ударял за Эми?

— Она пару раз прогулялась с ним, и все. Не думаю, что было что-то еще. Нет, не думаю, сэр.

Люк задумчиво кивнул и сменил тему:

— Вы знали парнишку Томми Пирса?

— Что? Сына миссис Пирс? Конечно. Редкий паршивец.

— Они с Эми часто виделись?

— О нет, сэр! Эми быстренько надрала бы ему уши, если бы он вздумал подшутить над ней.

— А ей нравилось работать у мисс Уэйнфлит?

— Она считала, что у нее скучновато, да и платили мало. Но, разумеется, после того, как ее уволили из поместья, найти приличное место было не так-то просто.

— Но ведь она могла бы уехать?

— В Лондон, хотите вы сказать?

— Или куда-то еще.

Покачав головой, миссис Черч ответила:

— Эми не хотела уезжать из Вичвуда — у нее здесь были свои интересы.

— Что вы имеете в виду?

— Джимми и джентльмена из антикварной лавки.

Люк задумчиво кивнул, а миссис Черч продолжила:

— Мисс Уэйнфлит очень добрая леди, но больно уж привередлива по части чистки серебра и меди, вытирания пыли и переворачивания матрасов. Эми не выдержала бы постоянных выговоров, если бы не развлекалась как могла.

— Могу себе представить, — сухо заметил Люк.

Он решил, что нет смысла продолжать дальнейшие расспросы. Видимо, выжал из миссис Черч все, что можно. И, решив прощупать почву, сказал:

— Осмелюсь заметить, вы, вероятно, догадываетесь о причине этих расспросов. Обстоятельства смерти Эми Гиббс более чем загадочные. Нас не удовлетворяет версия о несчастном случае. Тогда вы сами понимаете, что это могло быть.

— Злой умысел! — едва ли не с удовольствием выговорила миссис Черч.

— Вы правы. Допустим, что ваша племянница впуталась в какое-то грязное дело. Тогда кто, как вы думаете, мог быть повинен в ее смерти?

Миссис Черч вытерла руки о передник.

— Я получу вознаграждение, если направлю полицию на правильный путь? — спросила она.

— Вполне возможно, — сказал Люк.

— Мне не хотелось бы говорить что-то определенное, — миссис Черч алчно облизнула губы, — но джентльмен из антикварной лавки очень уж подозрителен. Помните дело Кастора? Полиция обнаружила останки бедной девушки, прибитые по всему побережью. А потом отыскали пять или шесть женских трупов, с которыми обошлись точно так же. Может, мистер Эллсворти здесь замешан?

— Это ваше предположение?

— А разве этого не может быть, сэр?

Люк согласился, что может. Потом сказал:

— Скажите, мистер Эллсворти уезжал из Вичвуда в День дерби? Мне это крайне важно знать.

Миссис Черч уставилась на него:

— В День дерби?

— Да, две недели назад, в среду.

— Точно не могу сказать. По средам он обычно уезжает в город. В среду запирает лавку рано.

— Так, — протянул Люк. — Значит, запирает лавку пораньше.

Он покинул миссис Черч, не обращая внимания на ее намеки о том, что за потерянное время неплохо бы получить компенсацию.

Миссис Черч внушала Люку глубокую неприязнь. И все же хотя разговор с ней мало что прояснил, кое-какие зацепки он дал.

Люк тщательно перебрал в памяти все имеющиеся у него сведения.

Да, по-прежнему на подозрении четверо: Томас, Эббот, Хортон и Эллсворти. И поведение мисс Уэйнфлит, похоже, только подтверждает это. Особенно ее нежелание назвать имя. Понятное дело, это должно означать, что интересующее нас лицо занимает в Вичвуде важное положение и такие подозрения могли бы нанести урон его репутации. К тому же становится понятным намерение мисс Пинкертон сообщить о своих подозрениях прямо в Скотленд-Ярд. Местная полиция посмеялась бы над ее подозрениями, да и только.

В этом деле не замешаны ни мясник, ни бакалейщик или молочник, ни простой механик из гаража. Подозреваемая персона принадлежит кругу, в котором обвинение в убийстве выглядело бы невероятным… и более того — любого, кто выдвинул бы подобное обвинение, приняли бы просто за сумасшедшего.

Итак, круг резко сузился, осталось четыре кандидата. Люку предстояло еще раз тщательно вникнуть во все доводы за и против и составить собственное мнение.

Прежде всего следовало обратить внимание на нежелание мисс Уэйнфлит высказать свое предположение. Пожилая леди осторожна — она явно догадывается, кого имела в виду мисс Пинкертон, говоря об убийце. Однако, по ее собственным словам, это всего лишь догадка. Не исключено, что она ошибается.

Интересно, кого подозревает мисс Уэйнфлит?

Она беспокоится, что ее выводы могут причинить вред невинному человеку. И тем не менее объектом ее подозрений должен быть человек, занимающий в Вичвуде достаточно высокое положение, пользующийся любовью и уважением здешнего общества.

Но, таким образом, это автоматически исключает из списка Эллсворти. В Вичвуде он недавно, да и репутация у него среди местных жителей — хуже некуда. Люк не мог поверить, чтобы мисс Уэйнфлит подозревала Эллсворти, — тогда бы она не побоялась назвать его имя. Таким образом, если принимать во внимание предположение мисс Уэйнфлит, Эллсворти отпадает.

Теперь об остальных.

Люк считал, что он может спокойно вычеркнуть майора Хортона. Мисс Уэйнфлит горячо защищала его, исключая даже мысль о том, что он мог отравить собственную жену. И, подозревай она его в остальных преступлениях, вряд ли стала бы отстаивать его невиновность в смерти жены.

Теперь оставались только доктор Томас и мистер Эббот. Каждого можно было заподозрить в одинаковой степени. Оба, несомненно, высококвалифицированные профессионалы, не замешанные ни в каких скандалах. Оба пользуются репутацией людей честных и добропорядочных.

Люк решил взглянуть на все с другой точки зрения. Мог ли он сам исключить из списка Эллсворти и Хортона? Он покачал головой. Не все так просто. Мисс Пинкертон знала, действительно знала, кто этот человек. Доказательством тому служат, во-первых, ее смерть, а во-вторых, смерть доктора Хамблби. Но она не назвала мисс Уэйнфлит имени убийцы. И хоть мисс Уэйнфлит полагает, что знает преступника, она вполне может ошибаться. Зачастую нам кажется, что мы догадываемся о предположениях других людей, но на деле глубоко заблуждаемся!

Таким образом, по-прежнему остаются четыре кандидата. Мисс Пинкертон мертва и ничем больше не сможет помочь. Так что Люку не оставалось ничего другого, как только взвесить все доказательства и рассмотреть возможные предположения.

Он начал с Эллсворти, который, ввиду обстоятельств, больше всего вызывал подозрения. Эллсворти явно псих и, вероятно, извращенец. Из него с легкостью вышел бы жаждущий крови «маньяк-убийца».

«Подойдем-ка с этой точки зрения, — сказал сам себе Люк. — Будем подозревать каждого по очереди. Допустим, что Эллсворти на самом деле убийца и мне это доподлинно известно. Теперь расположим его возможные жертвы в хронологическом порядке. Первая — миссис Хортон. Трудно найти мотивы, побудившие Эллсворти расправиться с ней. Однако средство здесь явно просматривается. Хортон упоминал о каком-то шарлатанском зелье, которое его жена приобрела у Эллсворти и принимала внутрь. В нем мог содержаться яд, подобный мышьяку. Остается лишь вопрос: зачем? Теперь следующая жертва — Эми Гиббс. Но и ее Эллсворти убивать вроде бы ни к чему. Самая очевидная причина — она ему мешала! Возможно, он нарушил данное ей обещание и она угрожала рассказать об оргиях, в которых принимала участие? Лорд Уитфилд пользуется в Вичвуде огромным влиянием и, по словам Бриджит, слывет приверженцем строгой морали. Так что, если Эллсворти учинил бы что-нибудь совсем уж неприличное, он вполне мог доставить ему неприятности. И он решил убрать Эми! Думаю, нет, слишком садистское убийство. Избранный метод свидетельствует против него.

Кто следующий? Картер? По какой причине? Вряд ли он мог знать о ночных оргиях (или ему рассказала Эми?) А может, тут замешана его смазливая дочь? Может, Эллсворти ухлестывал за ней? (Следует взглянуть на эту Люси Картер.) Возможно, Картер оскорбил Эллсворти, и тот на него разобиделся. И если он совершил уже одно или два убийства, то мог ожесточиться до такой степени, что теперь ему ничего не стоит убить человека даже по самому незначительному поводу. Теперь Томми Пирс. Почему Эллсворти убил его? Очень просто. Томми прислуживал на одной из ночных оргий и грозил рассказать об этом всем. Или даже рассказал. Ему нужно было закрыть рот.

Доктор Хамблби. Зачем Эллсворти убил его? Тут проще всего! Хамблби врач, он мог знать о психической неуравновешенности Эллсворти. Возможно, даже собирался что-то предпринять по этому поводу. И таким образом, был обречен. Но в способе убийства доктора есть одна загвоздка. Как мог Эллсворти заразить доктора? Или доктор умер от чего-то другого? А порезанный палец — простое совпадение.

И последняя жертва — мисс Пинкертон. По средам Эллсворти рано закрывает свою антикварную лавку. В тот день он вполне мог поехать в Лондон. Интересно, есть ли у него машина? Ни разу не видел его за рулем, но это ничего не доказывает. Он знал, что мисс Пинкертон подозревает его, и опасался, как бы в Скотленд-Ярде не поверили ее истории. А может, там уже о нем что-то знали?

Такие обвинения можно выдвинуть против Эллсворти. А что говорит в его пользу? Ну, хотя бы то, что он не тот человек, на которого, как считает мисс Уэйнфлит, думала мисс Пинкертон. И потом, Эллсворти не соответствует моему впечатлению об убийце, которое я составил себе, когда слушал ее рассказ. Из ее слов следовало, что человек этот совершенно нормальный и, более того, его никто не станет подозревать. Нет, по мне, преступник скорее похож на доктора Томаса.

Итак, доктор Томас. Что у нас с Томасом? После беседы с ним я вычеркнул его из списка подозреваемых. Приятный, скромный молодой человек. Но в том-то и дело — если я только не ошибаюсь, — что убийца и должен быть приятным и скромным человеком, на которого ничего плохого не подумаешь.

Теперь пройдем всю процедуру заново. Зачем доктору Томасу понадобилось убивать Эми Гиббс? Это кажется совершенно невероятным. Однако она приходила к нему именно в день своей смерти, и он дал ей микстуру от кашля. Допустим, в бутылке и вправду содержалась щавелевая кислота. Что может быть умнее и проще! Интересно, кого из докторов допрашивала полиция — Томаса или Хамблби? Если Томаса, то он мог прийти со старой бутылкой краски для шляпок в кармане и незаметно поставить ее на стол, а потом забрать обе бутылки на экспертизу. Проще некуда! При определенном хладнокровии это вполне можно проделать!

Томми Пирс? И снова нет никаких видимых мотивов. Основная проблема с доктором Томасом — у него постоянно отсутствуют мотивы. Даже самые невероятные! То же самое с Картером. Зачем Томасу избавляться от Картера? Остается только предположить, что Эми, Томми и хозяин кабака знали о докторе нечто такое, чего им знать не следовало. О! Или… это связано со смертью миссис Хортон. Ведь доктор Томас ее лечил… и она умерла совершенно неожиданно от обострения болезни. Но он мог сам это подстроить. Вспомним, что Эми Гиббс как раз в это время служила у Хортонов. Она могла что-то увидеть или услышать. Вот вам и мотив. Томми Пирс, по всем отзывам, был не в меру любопытным. Он мог пронюхать что-то. Но Картер никак не вписывается в картину! Допустим, ему что-то рассказала Эми Гиббс, а он передал это своим собутыльникам. И тогда Томас решил, что ему нужно заткнуть рот. Разумеется, все это вилами на воде писано. Но что еще остается делать?

Теперь Хамблби. Ага! Наконец-то у нас появился правдоподобный мотив для убийства и идеальный метод исполнения! И если доктор Томас не смог бы подстроить своему коллеге заражение крови, то тогда кто? Он мог запросто занести инфекцию — хотя бы перевязывая порез на руке. Но предыдущие убийства выглядели куда более очевидными!

Мисс Пинкертон? Здесь все значительно сложнее, но имеется один вполне определенный момент. Доктора Томаса в Вичвуде не было практически весь День дерби. Он утверждает, что принимал трудные роды. Вполне возможно. Однако есть еще один немаловажный факт — он уезжал на машине!

Что еще? Так, всякая ерунда. Тот взгляд, которым он наградил меня при прощании. Высокомерный и снисходительный — будто он показал мне дорожку в темном лесу!»

Люк глубоко вздохнул и вернулся к своим рассуждениям.

«Эббот? Этот тоже подходит. Нормальный, обходительный, уважаемый всеми и так далее. Весьма тщеславен и самонадеян, к тому же ему доверяют много тайн. Обычно убийцы таковыми и бывают. Они чересчур самонадеянны! Всегда думают, что выйдут сухими из воды. Эми Гиббс была у него один раз. Зачем она приходила к нему? Чтобы получить совет адвоката? По какому поводу? Или это было сугубо личное дело? И потом, что за письмо от «дамы» видел этот негодный парнишка Томми Пирс? И не было ли оно от Эми Гиббс? Или это писала миссис Хортон, а Эми держала его у себя? Что такого личного могла написать Эбботу эта дама, раз он едва не прибил Томми, заглянувшего в письмо? Что еще насчет Эми Гиббс? Краска для шляпок? Да, способ довольно старомодный — как раз в духе Эббота. В историях с женщинами всегда замешаны люди, похожие на него. Стиль ловеласа Старого Света! Томми Пирс? Тут все очевидно, если принимать во внимание злополучное письмо (оно действительно должно было быть очень важным!). Картер? Здесь замешана его дочь, и Эббот желал избежать скандала — какое-то пьяное быдло вроде Картера смело ему угрожать! Ему, которому сошли с рук два предыдущих убийства! К чертовой матери Картера! Темная ночь и хорошо рассчитанный толчок. Действительно, убивать легко — даже слишком!

Ну как, сложился ли психологический портрет Эббота? Думаю, да. Угрожающий взгляд, подмеченный пожилой леди. Она думала о нем… потом ссора с Хамблби. Старина Хамблби вздумал противоречить Эбботу, талантливому адвокату и хитроумному убийце. Старый осел, он даже не догадывается, что ему уготовано! Посмел ему перечить!

А что дальше? Привлек к себе внимание Лавинии Пинкертон? Глаза выдали его. Он, который так гордился тем, что остался вне подозрений, все же вызвал их? Мисс Пинкертон знает его тайну… Да, но у нее нет доказательств… Допустим, она их станет искать и расскажет о своих подозрениях. Допустим… Адвокат прекрасно разбирается в людях… он догадывается, что Лавиния в конце концов сделает. И если этот божий одуванчик заявится в Скотленд-Ярд, ее история может вызвать интерес и полиция сможет начать расследование… Нужно предпринять отчаянный шаг. Есть у Эббота машина или он нанял ее в Лондоне? Все так — в День дерби его в Вичвуде не было…»

И Люк снова прервал себя. Он так увлекся размышлениями об Эбботе-убийце, что с трудом переключился на другого подозреваемого. Ему понадобилась целая минута, прежде чем он представил себе в качестве удачливого преступника майора Хортона.

«Хортон убил жену! Начнем с этого. Причина понятна — после ее смерти он получает богатое наследство. А чтобы никто ничего не заподозрил, разыгрывает преданного, заботливого мужа — даже переигрывает порой.

Очень хорошо, первое убийство удалось. Кто следующий? Эми Гиббс? Да, все совершенно правдоподобно. Эми служила у них в доме. Она могла что-то заметить. Например, то, как майор подсыпал какое-то снадобье в чай или суп для жены. Эми могла не сразу об этом догадаться и сообразила лишь позднее. Фокус с краской для шляпок как раз в духе майора — человек он бравый и мужественный, однако малосведущий в женских премудростях. С Эми Гиббс все ясно, и ее участь предрешена.

Пьяница Картер? То же самое, что и раньше. Эми ему что-то рассказала. Еще одно простое убийство.

Теперь Томми Пирс. Тут снова нужно вспомнить о его непомерном любопытстве. Сомневаюсь, что письмо на столе Эббота могло содержать в себе жалобы миссис Хортон на то, что муж пытается отравить ее. Совсем уж нелепое предположение, но кто его знает? Как бы там ни было, майор узнает, что Томми опасен, — и Томми следует за Эми и Картером. Все предельно легко и просто. Убивать легко? О господи, да!

Но вот мы подходим к более сложному случаю. Хамблби! Мотивы? Весьма смутные. Сначала миссис Хортон лечил доктор Хамблби, и, возможно, он что-то заподозрил об истинных причинах ее болезни. Не потому ли Хортон убедил жену сменить старого доктора на менее опытного и наблюдательного? Но если так, то почему кара обрушилась на доктора Хамблби с таким большим опозданием? Да, непонятно… Как и способ убийства. Заражение крови через ранку на пальце. С майором как-то плохо увязывается.

Мисс Пинкертон? Тут все в пределах возможного. У Хортона есть машина, я сам ее видел. В тот день он уезжал из Вичвуда, предположительно на дерби. Вполне возможно. Неужели Хортон и есть тот самый хладнокровный убийца? Хотел бы я знать…»

Люк тупо уставился в пространство. Его брови сошлись в задумчивости на переносице.

«Убийца один из них… Не думаю, что это Эллсворти, но все может быть! Он самый очевидный подозреваемый! Меньше всего для этого подходит Томас, если бы не способ убийства Хамблби. Заражение крови со всей определенностью указывает на врача! Но это мог быть и Эббот. И хотя улик против него даже меньше, чем против остальных, я все же могу представить его в роли убийцы… Да, он подходит в тех случаях, в которых не годятся остальные. Но это мог быть и Хортон! Многие годы унижаемый женой и осознающий собственное ничтожество… Да, мог! Но мисс Уэйнфлит так не считает, а она далеко не дура, к тому же хорошо знает Вичвуд и его обитателей…

Кого же она подозревает — Эббота или Томаса? Это должен быть кто-то из них двоих… И если мне удастся найти к ней правильный подход, то, возможно, я получу ответ.

Но ведь она может ошибаться. И нет способа доказать ее правоту — как это доказала мисс Пинкертон. Побольше улик — вот что мне нужно. Если бы произошло еще одно убийство… только одно… тогда бы я знал…»

Люк в ужасе оборвал себя.

— О боже! — выдохнул он. — Да чего же я хочу — еще одного убийства?..

Глава 15 Недостойное поведение шофера

В кабачке «Семь звезд» Люк опорожнил пинту пива и почувствовал себя как-то неловко. С полдюжины глаз пристально следили за каждым его движением, оживленные разговоры сразу же смолкли при его появлении. Люк обронил несколько обычных фраз о видах на урожай, о погоде и о предстоящих футбольных матчах, но никто из посетителей не поддержал разговора.

За стойкой стояла привлекательная девушка с темными волосами и ярким румянцем на щеках — видимо, это и была мисс Люси Картер. Люк отвесил ей несколько комплиментов, которые были приняты с явным удовольствием. Мисс Картер глуповато захихикала и сказала:

— Да бросьте вы! Я уверена, что вы мне просто льстите!

Было ясно, что она привыкла к вниманию клиентов и отвечает чисто механически.

Люк, чувствуя, что оставаться здесь дольше нет смысла, допил пиво и покинул кабачок.

Он шел по дорожке вдоль реки и остановился у того места, где берега соединял пешеходный мостик. Внезапно Люк услышал позади себя пьяный, дребезжащий голос:

— Да, сэр, именно здесь и свалился старина Гарри.

Люк обернулся и увидел пьянчужку, одного из тех, кого он успел заметить в кабачке. Там он особо упорно отмалчивался, когда Люк пытался заговорить о погоде и будущем урожае.

— Свалился прямо в тину… прямехонько в тину. — Старик явно наслаждался ролью гида, который показывал место ужасного происшествия. — И свернул себе шею.

— Все-таки странно, как он умудрился тут упасть, — сказал Люк.

— Так он же был того… подвыпивши, — словно оправдывая Картера, сказал старик.

— Да, но, должно быть, он ходил здесь пьяным много раз?

— Почти каждый вечер, — согласился его собеседник. — И всякий раз под мухой.

— А может, его просто кто-то столкнул, — словно невзначай, заметил Люк.

— Может, и столкнул, — согласился пьянчужка. — Только не знаю, кому могло это понадобиться, — добавил он.

— Ну, нажил себе, например, парочку врагов? — предположил Люк. — Он ведь на чем свет поносил всех, когда бывал пьян, верно?

— Не приведи господь было его слушать! Только ругался Гарри не со зла. Нет, не со зла. Но кто же станет сталкивать человека с моста, когда тот пьян?

Люк не стал оспаривать это утверждение. Столкнуть с моста пьяного не могло быть воспринято иначе, чем вопиющее злодейство. Старик, казалось, был даже шокирован этой мыслью.

— Да, — протянул Люк. — Печальная вышла история.

— Для его половины не такая уж и печальная, — заявил старик. — Что-то не заметил, чтобы они с Люси больно убивались по нему.

— Может, есть кто-то еще, кто порадовался его смерти? — осторожно спросил Люк.

Старик как-то неопределенно ответил:

— Может, и есть. Только Гарри не делал никому вреда… нет, не делал.

После этой эпитафии по покойному они расстались.

Люк направил свои стопы к старинной усадьбе. Библиотека помещалась в двух передних комнатах. Люк миновал их и вошел в дверь с табличкой «Музей». Здесь он двигался от витрины к витрине с малоинтересными экспонатами. Несколько римских гончарных изделий и монет. Разные диковинки южных морей, малайский тюрбан. Индийские божки с надписью: «Дар майора Хортона», вместе с большим, зловещего вида Буддой и ящичком с сомнительного происхождения — якобы египетским — бисером.

Люк вернулся обратно в холл. Здесь никого не было. Он бесшумно поднялся по лестнице. На втором этаже оказалась комната, полная нераспечатанных бандеролей с журналами и книгами, и еще одна — с разного рода научной литературой.

Люк поднялся этажом выше. Здесь он обнаружил комнаты, полные всякого старого хлама. Побитые молью чучела птиц, за что их и убрали из музея, стопки рваных журналов, и комната с полками, заполненными детской и вышедшей из моды художественной литературой.

Люк подошел к окну. Должно быть, именно здесь Томми Пирс и мыл стекла, весело напевая незатейливую песенку, когда услышал шаги по лестнице.

Кто-то вошел в комнату. Томми решил продемонстрировать свое усердие — далеко высунувшись из окна и натирая стекло с удвоенной энергией. И затем этот «кто-то» подошел к нему и, продолжая разговаривать, вдруг резким движением столкнул паренька.

Люк снова спустился в холл, где немного постоял раздумывая. Никто не видел, как он вошел, как поднимался по лестнице.

— Кто угодно мог это сделать! — пробормотал он. — Нет ничего проще!

Он услышал шаги, приближающиеся со стороны библиотеки. Совесть его была чиста, и Люк не опасался быть здесь замеченным. Если бы он не хотел, чтобы его видели, то с легкостью укрылся бы за дверью в музей.

Со стопкой книг из библиотеки вышла мисс Уэйнфлит. Она натягивала перчатки. Казалось, пожилая леди была погружена в свои мысли. Заметив Люка, она явно обрадовалась.

— О, мистер Фицвильям, вы осматривали музей? Боюсь, там не так много интересного. Лорд Уитфилд говорит, что нам необходимо пополнить экспозицию новыми, интересными образцами.

— Вот как?

— Да, чем-нибудь современным. Как в лондонском Музее науки. Он предлагает выставить модель аэроплана и локомотива и еще какого-нибудь прибора, относящегося к химии.

— Это, вероятно, оживило бы экспозицию.

— Да, я не считаю, что нам надо заниматься исключительно прошлым, как по-вашему?

— Пожалуй, вы правы.

— Можно добавить экспонаты, связанные с рациональным питанием — с калориями, разными витаминами. Лорд Уитфилд живо интересуется деятельностью компании «Грейтер фитнес».

— Да, он упоминал об этом.

— Это как раз в духе времени, правда? Лорд Уитфилд рассказывал мне о своем посещении Института Веллермана, где он видел разных микробов и культуры бактерий! Еще он рассказывал о москитах, летаргическом сне и каких-то глистах — у меня прямо мурашки заходили по коже. Но чего я боялась, сама не совсем поняла.

— Возможно, лорд Уитфилд тоже не совсем понял, — успокоил ее Люк. — Уверен, он все перепутал. У вас, мисс Уэйнфлит, куда более ясная голова.

— Приятно слышать это от вас, мистер Фицвильям, — степенно ответила мисс Уэйнфлит. — Однако, боюсь, женщины мыслят не столь глубоко, как мужчины.

Люк едва подавил в себе желание продолжить критику умственных способностей лорда Уитфилда. Вместо этого он сказал:

— Я заглянул в ваш музей, а потом поднялся наверх — посмотреть на окна третьего этажа.

— Вы хотите сказать, откуда свалился Томми… — Мисс Уэйнфлит поежилась. — Это ужасно.

— Да, не слишком приятное воспоминание. Знаете, я почти час убил на разговоры с миссис Черч — теткой Эми, на редкость неприятная особа!

— Согласна с вами.

— Я был вынужден говорить с ней в резком тоне, — сказал Люк. — Смешно, но, кажется, она приняла меня за важную особу из полиции.

Заметив, что мисс Уэйнфлит изменилась в лице, Люк замолчал.

— О, мистер Фицвильям, вы полагаете, что с ней стоило беседовать? — спросила она.

— Я и сам не знаю, — ответил Люк. — Думаю, моего разоблачения все равно не избежать. История с написанием книги никуда больше не годится — я не могу и дальше прикрываться ею. Кроме того, мне необходимо было задать несколько вопросов, имеющих прямое отношение к делу.

Мисс Уэйнфлит покачала головой. Ее лицо по-прежнему выражало беспокойство.

— Понимаете, в таком месте, как наше, все новости распространяются очень быстро.

— Вы хотите сказать, что теперь, завидев меня на улице, все станут говорить: «Вот идет переодетый полицейский»? Думаю, теперь это не имеет значения. Возможно, так я больше что-либо узнаю.

— Я думала не об этом, — выдохнула мисс Уэйнфлит. — Я подумала… что теперь о вашем расследовании узнает убийца и догадается, что вы идете по его следу.

— Видимо, да, — медленно ответил Люк.

— Но разве вы не понимаете, как это опасно! — взволнованно воскликнула мисс Уэйнфлит.

Люк наконец понял ее беспокойство.

— Вы думаете, что убийца станет охотиться за мной?

— Да.

— Смешно. Никогда об этом не задумывался! Что ж, тем лучше. Он лишь подыграет мне.

— По-моему, — порывисто сказала мисс Уэйнфлит, — вы не даете себе отчета в его проницательности. Он умен и осторожен! К тому же не забывайте — у убийцы огромный опыт… может, даже больший, чем мы думаем.

— Да, — задумчиво промолвил Люк, — возможно, вы правы.

— О, как мне это не нравится! — воскликнула мисс Уэйнфлит.

— Не стоит так беспокоиться, — мягко сказал Люк. — Уверяю вас, я буду как можно осторожнее. Знаете, я сузил круг подозреваемых до минимума. И у меня сложилось некое представление о том, кто может быть убийцей…

Она пристально посмотрела на Люка.

Приблизившись к ней, Люк понизил голос до шепота:

— Мисс Уэйнфлит, если я спрошу вас, кого из двоих вы считаете более подходящим на роль убийцы — доктора Томаса или мистера Эббота, — что вы мне ответите?

— О…

Мисс Уэйнфлит приложила руку к груди и отшатнулась назад. В ее глазах мелькнуло непонятное Люку выражение. В них читалось беспокойство и нечто другое, весьма странное, чему он не нашел объяснения.

— Я ничего не могу вам сказать… — Мисс Уэйнфлит отвернулась и то ли вздохнула, то ли всхлипнула.

Люку пришлось смириться с поражением.

— Вы идете домой? — спросил он.

— Нет, я собираюсь отнести эти книги миссис Хамблби. Это как раз по дороге в поместье, так что часть пути мы можем пройти вместе.

— Это замечательно, — сказал Люк.

Они спустились с крыльца и свернули налево, к зеленой окраине городка. Люк оглянулся на величавые черты здания, из которого они только что вышли.

— Должно быть, при вашем отце это был замечательный дом, — сказал он.

— О да. И мы были так счастливы в нем. Я благодарна хотя бы за то, что его не снесли. Ведь так много старых домов уничтожено.

— Да. И это очень грустно.

— К тому же новые не так хорошо строят.

— Боюсь, им не простоять так долго.

— Хотя, разумеется, — продолжила мисс Уэйнфлит, — новые дома гораздо удобнее. Их легче и дешевле содержать в порядке. В них нет таких длинных коридоров, где постоянно дуют сквозняки.

Люк согласился с ней.

Когда они подошли к воротам дома Хамблби, мисс Уэйнфлит немного помолчала, потом сказала:

— Такой замечательный вечер. Если вы не против, я пройдусь с вами еще немного. Люблю гулять на свежем воздухе.

Слегка удивленный, Люк вежливо выразил свое согласие. Хотя вечер трудно было назвать замечательным. Дул резкий, порывистый ветер, остервенело трепавший листья на деревьях. «Того и гляди, начнется гроза», — подумал он.

Однако мисс Уэйнфлит, придерживая шляпу одной рукой и слегка задыхаясь от ходьбы, была явно довольна прогулкой.

Дорога оказалась совершенно безлюдной, поскольку они прошли к дому лорда Уитфилда коротким путем — не по главной улице, а по боковой дорожке, которая вела к одним из задних ворот поместья «Эш». На них не было такого кружевного орнамента, как на главном входе, зато столбы украшали два тяжелых, зубчатых ананаса. Почему именно ананасы, Люк так и не понял! Он решил, что лорд Уитфилд счел этот плод отличительным признаком знатности и хорошего вкуса.

Когда они приблизились к воротам парка, то услышали чьи-то сердитые голоса. Моментом позже перед их глазами возник лорд Уитфилд, бранившийся с молодым человеком в шоферской униформе.

— Вы уволены! — кричал лорд. — Вы слышите? Я вас увольняю!

— Простите меня, хозяин… ведь это в первый раз.

— Нет, я не стану прощать подобного безобразия! Взять мою машину! Мою машину… да еще и напиться… да-да, напиться. И не смейте отрицать этого! Я ясно дал понять, что не потерплю у себя в поместье пьянства, беспутства и наглости!

Хотя шофер и не был так уж пьян, однако выпитого хватило, чтобы у парня развязался язык:

— Не потерплю того, не потерплю сего, старый вы ублюдок! Ваше имение! Думаете, мы не знаем, что ваш отец держал обувную лавку! Да можно просто со смеху лопнуть, глядя, как вы пыжитесь и распускаете крылья, словно петух! Да кто вы такой, черт вас побери? И чем вы лучше меня, хотел бы я знать?

Лорд Уитфилд побагровел:

— Как вы смеете разговаривать со мной в подобном тоне?

Молодой человек с угрожающим видом шагнул вперед.

— Если бы вы не были таким плюгавым, толстопузым недомерком, я дал бы вам по шее, ей-богу!

Лорд Уитфилд поспешно отступил назад, споткнулся о корень и со всего маху сел на землю.

Люк подошел поближе и грубо крикнул шоферу:

— Убирайся отсюда! И немедленно!

Тот, похоже, пришел в себя. Теперь он выглядел испуганным.

— Прошу прощения, сэр. Сам не знаю, что на меня накатило… честное слово.

— Пара лишних стаканов — вот что, — сказал Люк.

Он помог лорду Уитфилду встать на ноги.

— Я… я очень извиняюсь, хозяин… — бормотал шофер, запинаясь.

— Вы еще пожалеете об этом, Риверс, — дрожащим от гнева голосом произнес лорд Уитфилд.

Парень немного потоптался на месте и медленно побрел прочь.

— Какая наглость! — взорвался лорд Уитфилд. — И это мне! Сметь говорить мне такое! Он непременно за это поплатится! Никакого уважения… никакой благодарности… и это после того, что я сделал для этих людей… Он имел приличное жалованье… все удобства… узаконенная пенсия… Какая неблагодарность… просто черная!

Он задохнулся от негодования, потом заметил мисс Уэйнфлит, которая молча стояла рядом.

— Это вы, Гонория! Мне очень жаль, что вы стали свидетельницей сей безобразной сцены. Выражения этого человека…

— Боюсь, лорд Уитфилд, он был не совсем в себе, — примирительным тоном сказала мисс Уэйнфлит.

— Да он был пьян!

— Просто выпил немного лишнего, — заметил Люк.

— Хотите знать, что он сделал? — Лорд Уитфилд перевел взгляд с Люка на мисс Уэйнфлит. — Взял мою машину — мою машину! Думал, я не скоро вернусь! Бриджит отвезла меня в Лайн на двухместном автомобиле. Этот тип имел наглость катать девицу… кажется, Люси Картер! На моей машине!

— Весьма недостойный поступок, — мягко заметила мисс Уэйнфлит.

Лорд Уитфилд, похоже, слегка успокоился.

— Да-да, именно недостойный.

— Но я уверена, он пожалеет об этом.

— Уж я об этом позабочусь!

— Вы же его уволили, — напомнила мисс Уэйнфлит.

Лорд Уитфилд покачал головой:

— Попомните мои слова, этот парень плохо кончит. — Он расправил плечи. — Идемте в дом, Гонория, и выпьем по рюмочке шерри.

— Благодарю вас, лорд Уитфилд, но я должна отнести эти книги миссис Хамблби. Доброй ночи, мистер Фицвильям. Теперь с вами ничего не случится.

Она с улыбкой кивнула ему и быстро ушла. Ее поведение так живо напомнило Люку няньку, которая привела ребенка на праздник, что у него вспыхнула поразившая его мысль. Возможно ли, чтобы мисс Уэйнфлит провожала его только затем, чтобы от кого-то обезопасить. Мысль показалась ему совершенно нелепой, но… все может быть.

Размышления Люка прервал голос лорда Уитфилда.

— Очень талантливая женщина эта Гонория Уэйнфлит.

— Совершенно с вами согласен.

Лорд направился к дому. Он двигался несколько скованно, осторожно потирая рукой ушибленные ягодицы. Неожиданно он захихикал:

— А ведь когда-то давно я был помолвлен с Гонорией. Тогда она была хорошенькой и веселой девушкой… и не такой тощей, как сейчас. Теперь даже странно вспоминать об этом. Ее родители заправляли здесь всем.

— Вот как?

Лорд Уитфилд пустился в воспоминания:

— Да-да, таким был старый полковник Уэйнфлит. Перед ним все вытягивались в струнку и брали под козырек. Полковник был человеком старой закалки и горд, как сам Люцифер.

Он снова захихикал.

— А какой вышел скандал, когда Гонория объявила родителям о нашей помолвке! Она называла себя радикалом! И вполне искренне. Выступала против сословных различий. Очень серьезная девушка.

— Значит, ее семья погубила вашу любовь?

Лорд Уитфилд почесал нос.

— Ну… не совсем так. На самом деле мы с ней немного повздорили из-за одного пустяка. Из-за ее чертовой канарейки… одной из тех птичек, что постоянно щебечут… Я никогда терпеть их не мог… а тут такая скверная история… свернутая шея. Не слишком приятно вспоминать об этом. Лучше забыть! — Он встряхнул плечами, словно человек, пытающийся сбросить груз неприятных воспоминаний. Потом отрывисто заметил: — Не думаю, что она простила меня. Что ж, это вполне понятно…

— А мне кажется, она вас давно простила, — сказал Люк.

— Вы так думаете? — оживился лорд Уитфилд. — Я был бы рад. Знаете, я очень уважаю Гонорию. Она необыкновенно умная женщина и настоящая леди! Даже в наши дни, что все еще имеет значение… Она так ловко управляется с библиотекой…

Он поднял глаза, и голос его изменился.

— Ага, — произнес лорд Уитфилд. — Вот и Бриджит.

Глава 16 Ананас

Люк весь напрягся при виде приближающейся к ним Бриджит.

Он не разговаривал с ней с того памятного дня, когда они играли в теннис. По взаимному согласию молодые люди избегали друг друга. Он взглянул на нее украдкой.

Бриджит выглядела подчеркнуто спокойной, холодной и невозмутимой.

— Я уже начала беспокоиться, не случилось ли с вами что, Гордон?

— Произошло черт знает что! — воскликнул лорд Уитфилд. — Этот негодяй Риверс без спроса взял мой «Роллс-Ройс».

— Lиse-magestй,[2229] — усмехнулась Бриджит.

— Нехорошо смеяться над этим, Бриджит. Это очень серьезно. Он катал на нем девицу.

— Естественно. Не думаю, что ему доставило бы удовольствие кататься одному!

Лорд Уитфилд кипел от негодования:

— У себя в имении я требую достойного поведения!

— Прогулку с девушкой на автомобиле вряд ли можно назвать аморальным поступком.

— Но ведь это мой автомобиль!

— Это, разумеется, хуже, чем аморальный поступок! Это почти равнозначно богохульству. Однако вы не можете сбросить со счетов притяжение полов, Гордон. Наступает полнолуние, и близится канун Иванова дня.[2230]

— Боже, неужели! — воскликнул Люк.

Бриджит бросила на него взгляд:

— Кажется, вас это интересует?

— Еще бы.

Бриджит снова повернулась к лорду Уитфилду:

— В «Беллс и Мотли» прибыли экстравагантные персоны. Одна — в шортах, очках и чудной шелковой рубашке фиолетового цвета. Вторая — дама без бровей, замотанная шарфами и увешанная гроздьями поддельных египетских бус и в сандалиях. Третья — толстяк в костюме бледно-лилового цвета и таких же штиблетах. Подозреваю, что это друзья мистера Эллсворти! Прошел слух, будто сегодня в полночь на Ведьмином лугу состоится оргия!

Физиономия лорда Уитфилда налилась кровью.

— Я этого не потерплю! — воскликнул он.

— Вы не сможете помешать этому, дорогой! Ведьмин луг — общественное владение!

— Я не хочу, чтобы здесь устраивали эти дьявольские мумбо-юмбо! Я напечатаю об этом в «Скандалах»! — Он помолчал, потом добавил: — Напомните мне, чтобы я не забыл заказать статью Стинли. Я должен завтра же ехать в город.

— Лорд Уитфилд организует кампанию против чертовщины и колдовства! — с издевкой сказала Бриджит. — Средневековые суеверия все еще живы в тихой английской провинции!

Лорд Уитфилд нахмурился, недоуменно глядя на нее, затем повернулся и зашагал к дому.

— Вам следует вести себя более подобающим образом, Бриджит! — усмехнулся Люк.

— Что вы имеете в виду?

— Будет жаль, если вы потеряете свою работу! Эти тысячи фунтов пока еще не ваши. Так же как бриллианты и жемчуга. На вашем месте я бы подождал до свадьбы, а уж потом давал себе волю.

Бриджит холодно посмотрела на него:

— Вы так заботливы, мой дорогой Люк. И чрезмерно добры, раз принимаете мое будущее столь близко к сердцу!

— Доброта и заботливость — главные мои добродетели.

— Что-то не заметила.

— Неужели? Вы меня удивляете.

Бриджит стряхнула с листа какое-то насекомое.

— Чем вы занимались сегодня? — спросила она.

— Как всегда, шел по следу, как ищейка.

— И есть результаты?

— И да и нет, как говорится у политиков. Кстати, у вас дома найдется какой-нибудь инструмент?

— Полагаю, что да. Какой именно вам нужен?

— О, всякая слесарная мелочь. Может, лучше я посмотрю сам?

Через десять минут он осмотрел инструменты, извлеченные из шкафа.

— Вот этот маленький набор мне как раз подойдет, — сказал он.

— Вы собираетесь взломать дверь?

— Возможно.

— Вы не слишком-то разговорчивы.

— Видите ли, ситуация здорово осложнилась. Я попал в ужасное положение. После нашей небольшой размолвки в субботу я вынужден был бы покинуть этот дом.

— Чтобы показать себя безупречным джентльменом.

— Но поскольку я почти уверен, что напал на след кровожадного маньяка-убийцы, то просто вынужден остаться. Впрочем, если вы найдете убедительный предлог, под которым я могу покинуть ваш дом и перебраться в гостиницу, ради всего святого, подскажите его мне.

Бриджит покачала головой:

— Это невозможно — вы мой кузен, и все такое… Кроме того, гостиница переполнена друзьями мистера Эллсворти. Там держат не больше трех гостевых комнат.

— Таким образом, я вынужден остаться, как вам это ни неприятно.

Бриджит мило улыбнулась:

— Пустяки. Я всегда могу снять пару скальпов себе для забавы.

— Это, — с одобрением сказал Люк, — достойный выпад. За что я обожаю вас, Бриджит, так это за то, что вы напрочь лишены инстинкта доброты и сострадания. Да… да. Однако отвергнутый возлюбленный должен удалиться, чтобы переодеться к обеду.

Вечер прошел спокойно. Люк заслужил одобрение лорда Уитфилда тем, что с большим, чем обычно, интересом слушал его вечерние разглагольствования.

Когда они вернулись в гостиную из библиотеки, Бриджит заметила:

— Что-то вы, мужчины, долго беседовали.

— Лорд Уитфилд так интересно рассказывал, что я и не заметил, как пролетело время. Он поведал мне, как основал свою первую газету, — сказал Люк.

— Я нахожу, что эти маленькие фруктовые деревья в горшках просто восхитительны, — как всегда некстати, заявила миссис Анструтер. — Их следует расставить вокруг террасы, Гордон.

Разговор пошел по обычному руслу, и Люк рано откланялся. Однако он не пошел спать. У него были другие планы.

Как только пробило двенадцать, Люк бесшумно спустился в теннисных туфлях по лестнице, миновал библиотеку и выбрался через окно наружу.

Ветер по-прежнему дул сильными, резкими порывами. По небу неслись облака, закрывая луну и не давая ее свету пролиться на землю.

Окольным путем Люк направился к дому мистера Эллсворти. Он хотел провести небольшое расследование, будучи уверенным, что хозяин и его друзья сейчас далеко от дома — на Ведьмином лугу. Канун Иванова дня наверняка должен был быть отмечен особой церемонией. В таком случае самое время обыскать жилище мистера Эллсворти.

Он перелез через забор, завернул за угол дома, вынул инструменты и подобрал нужные. Одно из окон поддалось без труда, и минутой позже Люк был уже в буфетной. Он заблаговременно запасся фонариком и теперь осторожно, короткими вспышками, освещал себе путь, чтобы не налететь на мебель.

Через несколько минут Люк убедился, что дом пуст. Хозяин явно отправился по своим делам. Люк удовлетворенно улыбнулся и принялся за дело.

Он тщательно осмотрел все доступные ему уголки и укромные места. В запертом выдвижном ящичке под тремя безобидными акварельными набросками Люк обнаружил несколько фотографий, при виде которых у него брови поползли на лоб. Он тихонько присвистнул от удивления. Корреспонденция мистера Эллсворти не вызвала у него интереса, в то время как некоторые из его книг — засунутые в глубину шкафа за другие издания — привлекли внимание.

Кроме этого, Люк наткнулся на три весьма любопытные вещи.

Первая — карандашная пометка в блокноте: «Разобраться с Томми Пирсом» и дата, за два дня до смерти мальчика. Вторая — карандашный набросок Эми Гиббс, гневно перечеркнутый по лицу красным карандашом. Третья — бутылка с микстурой от кашля. Ни одна из этих вещей, взятая в отдельности, не могла считаться подозрительной, но, взятые вместе, они наводили на определенные размышления.

Люк как раз водворял все на место, когда неожиданный шум заставил его замереть на месте и погасить фонарик.

Он услышал, как в замочную скважину входной двери вставили ключ.

Люк укрылся за дверью комнаты, в которой находился, и припал глазом к щели, надеясь, что Эллсворти, если это был он, поднимется прямо наверх.

Дверь отворилась, Эллсворти вошел в холл и зажег свет.

Когда он танцующей походкой проходил через холл, Люк успел разглядеть его лицо и затаил дыхание. Оно переменилось до неузнаваемости. На губах пузырилась пена, глаза горели каким-то сумасшедшим блеском. Но то, что заставило Люка похолодеть на месте, были руки — покрытые красно-коричневыми пятнами, цвета запекшейся крови…

Хозяин исчез, поднявшись по лестнице вверх. Немного погодя свет в холле погас. Подождав еще немного, Люк, крадучись, прошел через холл, добрался до буфетной и вылез в окно. Он обернулся. Дом был погружен в кромешную тьму.

Люк судорожно вздохнул.

— Господи боже, — прошептал он. — Этот парень явно сумасшедший! Чем это он там занимался? Готов поклясться, что у него на руках кровь!

Люк сделал круг по деревне и вернулся к поместью «Эш» окольным путем. Он вышел на край лужайки, когда внезапный шорох листьев заставил его резко обернуться:

— Кто здесь?

Высокая фигура в длинном одеянии вышла из тени дерева. Она выглядела настолько зловещей, что у Люка замерло сердце. Но в следующее мгновение он разглядел лицо под капюшоном.

— Бриджит! Как вы меня напугали!

— Где вы были? — резко спросила она. — Я видела, как вы вышли из дому.

— И следили за мной?

— Нет. Вы ушли слишком далеко. Я ждала, когда вы вернетесь обратно.

— Чертовски глупо с вашей стороны, — буркнул Люк.

— И все же, где вы были? — нетерпеливо повторила она.

— Совершал налет на нашего мистера Эллсворти!

Бриджит затаила дыхание.

— Вы… вы что-нибудь нашли?

— Не знаю. Я кое-что разузнал об этом извращенце… о его фотографических пристрастиях и прочем таком… Кроме того, я нашел три любопытные вещицы, которые наводят на определенные мысли.

Она слушала внимательно, пока он докладывал ей о результатах обыска.

— …Хотя все это трудно назвать доказательствами, — закончил он. — Но, Бриджит, когда я уже собрался уходить, Эллсворти вернулся домой. И знаете, что я вам скажу? Этот парень точно помешанный!

— Вы действительно так считаете?

— Я видел его лицо… Это… это невозможно передать словами! Бог знает, чем он там занимался! Был словно в экстазе. А его руки испачканы — клянусь, что кровью.

Бриджит поежилась.

— Ужасно… — прошептала она.

— Вам не следовало выходить одной так поздно, Бриджит, — с раздражением сказал Люк. — Это чистое безумие. Кто-нибудь мог огреть вас по голове.

Она хрипло рассмеялась:

— То же самое я могу сказать и вам, мой дорогой.

— Я могу постоять за себя.

— И я могу постоять… Не хуже вас. Вы, помнится, назвали меня хладнокровной.

Налетел резкий порыв ветра.

— Снимите ваш капюшон, — неожиданно потребовал Люк.

— Зачем?

Резким движением он протянул руку и сдернул с нее капюшон. Ветер подхватил волосы девушки и разметал их в стороны. Она смотрела на него, прерывисто дыша.

— Я уже как-то говорил, что вам не хватает метлы, — сказал Люк. — Такой я увидел вас впервые. — Он немного помолчал, потом сказал: — Вы злая ведьма.

Он надвинул капюшон.

— Лучше так… Пойдемте домой.

— Подождите…

— В чем дело?

Она приблизилась к Люку.

— Я кое-что должна вам сказать, — выдохнула она. — Я ждала вас здесь… перед домом. И скажу, прежде чем мы вернемся в дом… во владения Гордона.

— Я слушаю.

Она засмеялась с горечью:

— О, это так просто! Вы победили, Люк. Вот и все!

— Что вы имеете в виду? — спросил он.

— Я оставила мысль стать леди Уитфилд.

Он шагнул к ней навстречу:

— Это правда?

— Да, Люк.

— И вы выйдете за меня?

— Да.

— Почему, хотел бы я знать?

— Не знаю. Вы говорите обо мне такие злые, гадкие вещи… Но, как ни странно, мне это нравится…

Он схватил ее в объятия и поцеловал в губы.

— Этот мир явно сошел с ума, — сказал он.

— Ты рад, Люк?

— Еще не совсем.

— Ты веришь, что будешь счастлив со мной?

— Не знаю. Но я рискну.

— Да… я тоже так думаю.

Он взял ее руки в свои.

— Нам лучше пока подождать с этим, моя любимая. Пошли. Возможно, утром мы станем немного трезвее.

— Да… меня пугает то, как внезапно все это случилось… — Она опустила глаза. — Люк… Люк… что это?

Луна выплыла из-за облаков. Люк опустил взгляд и увидел у ног Бриджит темную бесформенную массу.

Издав изумленный возглас, он выдернул руку и присел на корточки. Затем поднял глаза — на верхушке одного из воротных столбов отсутствовал каменный ананас.

Наконец он поднялся. Бриджит стояла, зажав руками рот.

— Это шофер Риверс. Он мертв.

— Чертова каменная штуковина… она уже давно плохо держалась… Наверное, ее снесло ветром прямо на бедного парня, да?

Люк отрицательно покачал головой:

— Ветру не сдвинуть с места такую тяжесть. О! Все выглядит так, будто это несчастный случай… Но все подстроено! Убийца действует снова…

— Нет-нет… Люк…

— Говорю тебе, это он. Хочешь знать, что я почувствовал, когда ощупывал голову Риверса, а потом посмотрел на свою руку, — прилипшие песчинки и камушки. Возле ворот нет песка. Говорю тебе, Бриджит, кто-то поджидал его здесь, когда он вошел в ворота, возвращаясь к себе в коттедж. Затем уложил на месте и накатил ананас прямо на голову.

— Люк, на твоих руках кровь… — испуганно сказала Бриджит.

Люк усмехнулся:

— И не только на моих. Хочешь знать, что я подумал сегодня после обеда: если случится еще одно убийство, то мы будем знать, кто преступник. И теперь знаем. Это Эллсворти! Его не было дома, и он вернулся с окровавленными руками и лицом маньяка, насладившегося убийством…

Бриджит посмотрела на неподвижно лежащую фигуру и, вздрогнув, тихо прошептала:

— Бедняга Риверс…

— Да, несчастный парень, — с сожалением сказал Люк. — Ему страшно не повезло. Но это будет последнее преступление, Бриджит! Теперь мы знаем, кто он! Мы его схватим!

Она вдруг покачнулась, и Люк едва успел подхватить ее на руки.

— Люк, я боюсь, — жалобно, точно ребенок, промолвила она.

— Все уже позади, дорогая. Все позади…

— Будь добр ко мне, пожалуйста, — прошептала она. — Я столько страдала.

— Мы причиняли друг другу боль. Но больше этого не будет…

Глава 17 Что рассказал лорд Уитфилд

Доктор Томас уставился на Люка, который сидел напротив стола в его кабинете.

— Удивительно! — произнес он. — Просто удивительно! Вы говорите это совершенно серьезно, мистер Фицвильям?

— Абсолютно. Я убежден, что Эллсворти — опасный маньяк.

— Я не обращал особого внимания на этого человека. Хотя не исключено, что он не совсем нормален, замечу я вам.

— Это слишком мягко сказано, — хмуро буркнул Люк.

— Вы серьезно считаете, что Риверса убили?

— Да. Вы заметили песчинки, прилипшие к его ране?

Доктор Томас кивнул:

— Я пригляделся к ним повнимательней после вашего заявления. Должен признать — вы правы.

— Из чего следует, что несчастный случай подстроен. Шофера убили сильным ударом по голове мешком с песком где-то в другом месте, после чего подтащили к воротам.

— Необязательно так.

— Что вы имеете в виду?

Доктор Томас откинулся на спинку кресла и скрестил пальцы.

— Предположим, что Риверс целый день загорал на пляже — здесь их несколько. Вот откуда могли взяться песчинки в его волосах.

— Послушайте, говорю вам, это убийство!

— Вы можете говорить что угодно, — холодно произнес доктор, — но это еще не доказательство.

Люк с трудом сдержал себя.

— Насколько я понимаю, вы не верите ни единому моему слову.

На лице доктора застыла улыбка превосходства.

— Вы должны согласиться, мистер Фицвильям, что вся ваша история выглядит довольно дико. Вы полагаете, будто Эллсворти без видимых оснований убил горничную, мальчишку, пьяницу Картера, моего коллегу и, в конце концов, шофера Риверса.

— Вы в это не верите?

Доктор Томас пожал плечами:

— У меня есть кое-какие соображения о случае с Хамблби. И мне кажется совершенно невероятным, чтобы Эллсворти мог быть причастен к его смерти. К тому же я не вижу никаких доказательств, что это сделал он.

— Я и сам не знаю, как ему это удалось, — признался Люк, — но это как нельзя лучше увязывается с предостережением мисс Пинкертон.

— Помимо всего прочего, вы обвиняете Эллсворти в том, что он последовал за ней в Лондон и сбил машиной. И снова ни намека на доказательство! Все это — как бы помягче выразиться — лишь плоды вашего воображения!

Люк оборвал его:

— Теперь, когда я знаю истину, мне остается только найти доказательства. Завтра я еду в Лондон, чтобы встретиться со своим старым другом. Два дня назад я прочел в «Таймс», что он назначен помощником комиссара полиции. Выслушав мои предположения, я уверен, он даст приказ провести в Вичвуде самое тщательное расследование.

Доктор Томас задумчиво почесал подбородок:

— Хорошо. Не сомневаюсь, что они попытаются докопаться до истины. И если обнаружится, что вы ошиблись…

Люк не дал ему договорить:

— Вы не верите мне?

— Насчет серийного убийцы? — Доктор Томас поднял вверх брови. — Если хотите честно, мистер Фицвильям, то нет. Все выглядит слишком невероятным.

— Это действительно так выглядит. Но все сходится. Вы должны это признать. Если принять во внимание, что мисс Пинкертон говорила правду.

Доктор Томас покачал головой. На его губах по-явилась едва заметная улыбка.

— Если бы вы только знали этих старых дев так же хорошо, как я… — пробормотал он.

Люк встал, с трудом сдерживая раздражение.

— В любом случае вы просто Фома неверующий!

— Приведите мне хоть несколько серьезных доказательств, мой друг, — добродушно улыбаясь, произнес Томас. — Это все, что я прошу. А не длинную цепочку умозаключений, построенных на фантазиях старой леди.

— Эти фантазии зачастую оказываются правдой. Мою тетушку Милдред никто бы не назвал выдумщицей! А у вас самого есть тетя, Томас?

— Э… нет.

— Вам очень не повезло! — воскликнул Люк. — У каждого человека должны быть тетушки. Они иллюстрируют превосходство догадки над логикой. Только тети могут распознать в мистере А истинного негодяя, потому что он похож на пройдоху дворецкого, которого они знавали когда-то. Все другие резонно замечают — такой респектабельный человек, как мистер А, никак не может быть мошенником. Но старые леди в большинстве случаев оказываются правы.

Доктор Томас снова снисходительно улыбнулся.

— Вы не даете себе отчета в том, что я когда-то был полицейским, — продолжал Люк. — И далеко не дилетант в подобных делах.

Доктор Томас усмехнулся и пробормотал:

— В Майянг-Стрейтс!

— Преступление остается преступлением — даже в Майянг-Стрейтс.

— Ну да… ну да.

Люк покинул кабинет доктора Томаса в самом дурном расположении духа.

Он встретился с Бриджит, которая спросила:

— Ну как, вы поладили?

— Он не поверил ни единому моему слову, — ответил Люк, — что не так уж и удивительно, если хорошенько над этим подумать. Дикая история без каких-либо доказательств! Доктор Томас явно не из тех, кто поверит в шесть невозможных вещей!

— А кто поверит?

— Возможно, никто, но когда я завтра свижусь со стариной Билли Бонсом, то дело завертится. Они прощупают основательно нашего длинноволосого друга Эллсворти и в конце концов выведут его на чистую воду.

— Мы станем играть в открытую? — задумчиво спросила Бриджит.

— Да, придется. Мы не можем… мы просто обязаны не допустить еще одного убийства.

Бриджит вздрогнула:

— Ради бога, будь осторожен, Люк.

— Не волнуйся, я и так осторожен. Не подходить близко к воротам с каменными ананасами, не прогуливаться одному в темном лесу, следить за тем, что ешь и пьешь… Я хорошо знаю все правила.

— Ужасно осознавать, что за тобой охотятся.

— Слава богу, что пока еще не за тобой, моя милая.

— Может, и за мной.

— Я так не думаю. Но не намерен рисковать! Я буду охранять тебя всюду, как самый ревностный ангел-хранитель.

— Как ты думаешь, имеет ли смысл обратиться за помощью к местной полиции?

Люк задумался.

— Нет, вряд ли. Лучше сразу в Скотленд-Ярд.

— Точно так же считала и мисс Пинкертон, — грустно заметила Бриджит.

— Да, но я буду готов к неприятностям.

— Я знаю, что сделаю завтра, — заявила Бриджит. — Потащу Гордона в лавку к этому злодею и заставлю купить у него какую-нибудь безделицу.

— Таким образом, ты сможешь проверить, не засел ли наш любезный мистер Эллсворти в засаде на моем пути к Уайтхоллу.

— Неплохая идея.

— А с Уитфилдом… — начал в некоторой растерянности Люк.

Но Бриджит быстро перебила его:

— Давай подождем с этим до твоего возвращения. Тогда обо всем и скажем.

— Как ты думаешь, он будет очень страдать?

— Не думаю… — Бриджит задумалась. — Скорее окажется раздосадованным.

— Господи! Не слишком ли мягко ты выразилась?

— Нет, потому что Гордон не любит быть раздосадованным. Это его расстраивает.

— Я чувствую себя как-то неловко, — произнес Люк серьезно.

И это чувство не покидало его, пока он готовился в двадцатый раз выслушать историю лорда Уитфилда о себе самом. Он должен был признать, что увести невесту у человека, в доме которого ты гостил, — поступок, мягко говоря, бесчестный. Однако его не оставляла мысль, что этот пухлый, помпезный выскочка с выпирающим животом никогда по-настоящему и не домогался сердца Бриджит!

Однако эти мысли настолько угнетали его, что он слушал разглагольствования лорда с удвоенным вниманием, чем произвел на хозяина самое благоприятное впечатление.

Тем более что лорд Уитфилд пребывал в прекрасном расположении духа. Смерть бывшего шофера скорее возбудила его, чем ввергла в уныние.

— Говорил же я вам, что этот парень плохо кончит! — воскликнул лорд, разливая в бокалы золотистого цвета жидкость и рассматривая ее на свет. — Разве не так?

— Да, сэр, говорили.

— И видите, я был прав! Даже удивительно, как часто я бываю прав!

— Вы исключительный человек, — заметил Люк.

— У меня удивительная жизнь, просто удивительная! Дорога всегда вела меня прямо к цели. Существует такое понятие, как божья справедливость, Фицвильям, и это, несомненно, так!

— Я тоже в это верю, — сказал Люк.

Лорда Уитфилда, как обычно, не интересовало, во что верят другие.

— Действуй согласно воле Творца, и Творец будет к тебе справедлив! Я всегда был человеком прямым. Никогда не жалел средств на благотворительность и зарабатывал свои деньги только честным путем. Вспомните Библию — о том, как начали приумножать свои богатства почтенные мудрецы, как увеличивались их стада и как врагов их поражали болезни и кара!

Люк с трудом подавил зевок и сказал:

— Да-да…

— Это удивительно! — не унимался лорд Уитфилд. — Я имею в виду то, как враги праведного человека повергаются ниц! Вспомните вчерашний день. Этот парень оскорбил меня и даже осмелился поднять на меня руку. И что же? Где он сегодня? — Он многозначительно помолчал, потом торжествующе ответил самому себе: — Он мертв! Повержен божьим гневом!

— Пожалуй, слишком суровое наказание за несколько бранных слов, вы не находите? — произнес Люк, приоткрывая глаза.

Лорд Уитфилд покачал головой:

— Так всегда и бывает! Возмездие мгновенно и безжалостно. Тому есть замечательный древний пример из Библии. Вспомните про детей, которые дразнили пророка. Появились медведи и сожрали их. Вот как это бывает, Фицвильям.

— Я всегда считал подобную кару неоправданно жестокой.

— Нет-нет. Вы смотрите на это с ошибочной точки зрения. Пророк был великим, святым человеком. Никто не смел насмехаться над ним и при этом оставаться в живых! Я убедился в этом на собственном опыте.

Люк удивленно посмотрел на собеседника.

Лорд Уитфилд понизил голос:

— Сначала я едва поверил. Но это случалось всякий раз! Мои враги и обидчики были повержены и истреблены.

— Истреблены?

Лорд Уитфилд осторожно кивнул и отпил из своего бокала.

— Раз за разом. Один случай с мальчишкой в точности похож на случай со святым пророком. Я наткнулся на паршивца у себя в саду — он тогда работал у меня. Хотите знать, что он делал? Он изображал меня, меня! Насмешничал надо мной! Кривлялся перед зрителями, вызывая их смех! Потешался надо мной в моем собственном саду! Хотите знать, что с ним случилось? Не прошло и десяти дней, как он выпал из окна и разбился насмерть!

Затем этот негодяй Картер, пьяница и сквернослов! Он заявился сюда и принялся оскорблять меня. И что случилось с ним? Спустя неделю он был мертв — утонул в болоте. Была еще эта наглая служанка, которая осмелилась повысить голос и обозвать меня. Но наказание не заставило себя долго ждать — она выпила по ошибке яд! Могу поведать вам еще кое-что. Хамблби имел наглость возражать против моего проекта о водоснабжении города. И тогда он умер от заражения крови! О, это тянется не один год. Миссис Хортон, например, была крайне непочтительна и груба со мной, и вскорости ее тоже не стало.

Он помолчал, наклонился и с гордым видом глянул на Люка.

— Да, — сказал он. — Все они умерли. Удивительно, не правда ли?

Люк не мигая смотрел на него. Монстр! Невероятное подозрение пронеслось у него в голове! Совсем иными глазами смотрел он теперь на этого коротышку, восседавшего во главе стола и тихонько кивающего в подтверждение своих слов. Выпуклые глазки лорда безмятежно смотрели на Люка.

Обрывки фраз мгновенно пронеслись в его памяти. Слова майора Хортона о том, что «лорд Уитфилд был так добр, что присылал виноград и персики из своей теплицы». Это лорд Уитфилд милостиво разрешил нанять Томми Пирса для мытья окон в библиотеке. И посетил лабораторию микробиологии Веллермана с культурами бактерий — как раз незадолго до смерти Хамблби… Все сходилось, а он, безмозглый дурак, даже не думал подозревать этого человека…

Лорд Уитфилд продолжал улыбаться совершенно счастливой улыбкой, кивая Люку.

— Они все умерли, — повторил он.

Глава 18 Встреча в Лондоне

Сэр Уильям Оссенгтон, известный среди ближайших друзей как Билли Бонс, недоверчиво уставился на своего друга.

— Разве тебе не достаточно преступлений в Майянг-Стрейтс? — с грустью спросил он. — Неужели ты вернулся домой, чтобы выполнять за нас работу?

— В Майянг-Стрейтс не было ничего похожего на серийные убийства, — возразил Люк. — Мне не дает покоя мысль, что убийца, совершивший по меньшей мере с полдюжины преступлений, вышел совершенно сухим из воды!

Сэр Уильям глубоко вздохнул.

— Такое бывает. На чем он специализируется — на женах?

— Нет. Тут другое. Хоть он пока еще и не мнит себя Господом Богом, но уже близок к этому.

— Сумасшедший?

— О, несомненно!

— А! Хотя он может и не быть таковым в прямом смысле. Понимаешь, это не совсем одно и то же.

— Должен заметить, что он отдает себе отчет в совершенных им поступках и их последствиях, — подчеркнул Люк.

— Понятно… — протянул Билли Бонс.

— Послушай, давай не будем придираться к законным формальностям. Мы пока еще не на той стадии. Возможно, никогда и не будем. Мне нужно от тебя, старина, чтобы ты раздобыл некоторые сведения. В День дерби, где-то между пятью и шестью пополудни, имело место дорожное происшествие. На пожилую леди совершили наезд, и водитель автомобиля скрылся с места преступления. Пострадавшую звали Лавиния Пинкертон. Я хочу, чтобы ты отрыл все возможные факты по этому делу.

Сэр Уильям заметил:

— Это можно сделать быстро. Минут через двадцать ты получишь все, что тебя интересует.

И он сдержал слово. Вскоре Люк уже беседовал с полицейским, который вел следствие по делу о наезде.

— Да, сэр, я помню подробности. У меня все запротоколировано. — И он указал на лист бумаги, изучаемый Люком. — Происшествие расследовал коронер Сачерверелл. Он еще на чем свет поносил водителя.

— Вы разыскали шофера?

— Нет, сэр.

— Какой марки был автомобиль?

— Совершенно ясно — «Роллс-Ройс», большая машина с шофером. Все свидетели единодушно на нее показали. Такую машину трудно спутать.

— Не установили номерной знак?

— К сожалению, нет, сэр. Никто не обратил на это внимания. Есть, правда, свидетельское показание женщины, указавшей на номер FZX 4498. Но это явно ошибка. Какая-то дама якобы заметила номер и передала другой, которая и сообщила его мне. Не знаю, кто из них напутал, но…

— Почему вы так уверены, что номер ошибочный? — спросил Люк.

Молодой полицейский улыбнулся:

— Этот номер принадлежит автомобилю лорда Уитфилда. Как раз в это время его машина стояла около Буммингтон-Хаус, а сам шофер пил чай в ближайшем кафе. У него стопроцентное алиби — вопрос о его причастности к преступлению даже не возникал: машина не отъезжала с этого места до шести тридцати, пока не вернулись его светлость.

— Понятно, — кивнул Люк.

— Знаете, так всегда и бывает, — вздохнул полицейский. — Половина свидетелей исчезает с места происшествия, прежде чем появляется констебль, а вторая дает крайне противоречивые показания.

Сэр Уильям кивнул.

— Мы исходили из предположения, что нужный нам номер похож на FZX 4498 — тоже начинается с двух четверок. И приложили все усилия, но не напали на след преступника. Опрос нескольких водителей машин с похожими номерами показал, что у них у всех имеется надежное алиби.

Сэр Уильям вопросительно посмотрел на Люка.

Люк покачал головой.

— Спасибо, Боннер, — сказал Уильям, — вы можете идти.

Когда полицейский покинул кабинет, Билли Бонс посмотрел на своего друга.

— Ну что скажешь, старина Фиц?

Люк глубоко вздохнул:

— Все сходится. Лавиния Пинкертон приехала сюда выложить свою тайну и поведать умным людям из Скотленд-Ярда о злодее-убийце. Не знаю, стал бы ты ее слушать… возможно, нет…

— Очень даже стал бы, — сказал сэр Уильям. — Довольно часто мы узнаем о серьезных преступлениях именно таким способом. Уверяю тебя, мы не пренебрегаем сплетнями и досужими домыслами.

— И убийца тоже так подумал. Он не собирался рисковать. Он поспешил устранить Лавинию Пинкертон, и, несмотря на то что одна из свидетельниц заметила номер машины, никто этой даме не поверил.

Билли Бонс выпрямился в кресле.

— Ты хочешь сказать…

— Да, хочу. Готов поспорить на что угодно, что это лорд Уитфилд совершил наезд на пожилую леди. Я не знаю, как ему это удалось. Шофер пил чай… каким-то образом он ухитрился взять его куртку и кепку… Но это он переехал ее, Билли!

— Невероятно!

— Вовсе нет. Насколько я знаю, этот лорд совершил за последнее время не менее семи убийств, а может, и больше…

— Невероятно, — снова повторил сэр Уильям.

— Мой дорогой друг, вчера вечером он почти откровенно похвалялся передо мной своими подвигами!

— Он что, сумасшедший?

— Не то слово, но хитер, как настоящий дьявол! Нам следует быть начеку. Нельзя дать ему понять, что мы его подозреваем…

Он положил руку на плечо другу.

— Послушай, Билли, старина, мы должны немедленно начать действовать. Вот некоторые факты.

И двое мужчин погрузились в долгую, откровенную беседу.

На следующий день Люк возвратился в Вичвуд. Он приехал рано утром. Мог бы приехать и накануне вечером, но спать под одной крышей с лордом Уитфилдом при сложившихся обстоятельствах считал невозможным.

Проезжая через Вичвуд, Люк остановил машину у домика мисс Уэйнфлит. Открывшая двери горничная уставилась на него во все глаза, однако провела в маленькую гостиную. Мисс Уэйнфлит как раз завтракала.

Она поднялась и с некоторым удивлением приветствовала его.

Люк не стал терять время.

— Я должен извиниться, что потревожил вас так рано.

Он осмотрелся по сторонам. Горничная вышла из гостиной, закрыв за собой дверь.

— Я хочу задать вам один вопрос, мисс Уэйнфлит. Он очень личный, но я надеюсь, что вы простите мою бестактность.

— Пожалуйста, спрашивайте о чем угодно. Я уверена, что у вас для этого имеются достаточные основания.

— Благодарю вас.

Он помедлил.

— Я хотел бы знать, по какой именно причине вы расторгли помолвку с лордом Уитфилдом много лет назад?

Она не ожидала этого вопроса. На ее щеках появился румянец. Руку она прижала к груди.

— Он говорил вам что-нибудь об этом?

— Рассказывал, что тут была замешана какая-то птичка со свернутой шеей…

— Он рассказал вам об этом? — В ее голосе прозвучало неприкрытое удивление. — Так он признался? Это невероятно!

— Расскажите мне поподробней, пожалуйста.

— Хорошо. Но только умоляю вас, никогда не говорите об этом… Гордону! Это все в прошлом… все давно кончено… мне не хотелось бы ворошить старое. — Она посмотрела на него умоляюще.

Люк кивнул:

— Это только лично для меня. Я никому не скажу ни слова.

— Спасибо. — Ее голос снова стал спокойным. Она продолжила: — Вот как все случилось. У меня была маленькая канарейка… Я ее очень любила… возможно, даже слишком. Знаете, девушки часто носятся со своими домашними питомцами… и, должно быть, это раздражает мужчин. Теперь-то я это понимаю.

— Да, пожалуй, — кивнул Люк, когда она замолчала.

— Гордон ревновал меня к этой канарейке. Однажды он раздраженно сказал мне: «Я уверен, что ты предпочитаешь мне птичку». Я, со свойственной девушкам глупостью, рассмеялась в ответ, посадила канарейку на палец и принялась приговаривать: «Ну конечно же, я люблю тебя, моя милая пташка, люблю сильнее, чем этого глупого мальчишку! Ну конечно же!» А потом… О, это было ужасно… Гордон выхватил из моих рук канарейку и свернул ей шею. Я была в шоке… И до сих пор не могу забыть этот страшный момент!

Она сильно побледнела.

— И тогда вы расторгли помолвку? — спросил Люк.

— Да, я не могла относиться к Гордону по-прежнему. Видите ли, мистер Фицвильям… — Она помедлила. — Он сделал это не просто в порыве гнева и ревности. Я почувствовала, что Гордон свернул шею птичке с наслаждением. Вот что так сильно испугало меня!

— Даже тогда… — пробормотал Люк.

Она накрыла его руку своей:

— Мистер Фицвильям…

Он спокойно и мрачно встретил ее взгляд, в котором угадывался страх.

— Лорд Уитфилд убийца! — произнес он. — И вам это было известно, не так ли?

Она энергично покачала головой:

— Нет, я ничего не знала наверняка! Если бы знала, разумеется, заявила бы об этом… Нет, я просто опасалась, что это так.

— И вы даже не намекнули мне об этом?

Она неожиданно всплеснула руками:

— Как я могла? Как я могла? Ведь я когда-то его любила…

— Да, — мягко кивнул Люк. — Понимаю.

Она отвернулась, достала из кармашка маленький платочек и приложила к глазам. Когда она снова взглянула на Люка, глаза ее были сухими и решительными.

— Я так рада, — сказала она, — что Бриджит расторгла свою помолвку. Кажется, она собирается выйти замуж за вас, не так ли?

— Да.

— Это куда более подходящая партия, — довольно прямолинейно заметила мисс Уэйнфлит.

Люк не сумел даже улыбнуться в ответ.

Теперь лицо мисс Уэйнфлит приняло мрачное, обеспокоенное выражение. Она наклонилась вперед и снова дотронулась пальцами до его руки.

— Но будьте предельно осторожны, — сказала она. — Вы оба должны быть очень осторожны.

— Вы имеете в виду… с лордом Уитфилдом?

— Да. Лучше ему ничего не говорить.

Люк нахмурился:

— Не думаю, что кому-нибудь из нас подобная мысль может понравиться.

— О! Это ничего не значит! Вы просто не понимаете, что он настоящий сумасшедший… сумасшедший! Он не остановится ни перед чем! И если с ней что-то случится…

— С ней ничего не случится!

— Да, я надеюсь. Но вы не отдаете себе отчета, что вам не по силам тягаться с ним! Он невероятно хитер и коварен! Заберите ее отсюда — это единственное, что может спасти ее! Заставьте Бриджит уехать за границу! Вам лучше сделать это обоим.

Люк медленно произнес:

— Действительно. Но лучше бы она уехала, а я остался здесь.

— Я так и знала, что вы это скажете. Но в любом случае уговорите ее уехать! И немедленно, понимаете!

Люк кивнул.

— Думаю, — сказал он, — что вы правы.

— Я знаю, что права! Увезите ее отсюда… пока еще не поздно!

Глава 19 Расторгнутая помолвка

Бриджит слышала, как подъехал Люк. Она выбежала на улицу встретить его и без всякого вступления выложила:

— Я ему все сказала.

— Что? — Люк даже отшатнулся.

Его смятение было столь очевидным, что Бриджит удивленно спросила:

— Люк, что с тобой? Ты, кажется, расстроен?

— Ведь мы договорились подождать, пока я вернусь.

— Да, но я подумала: чем раньше покончить с этим, тем лучше. К тому же он начал строить планы… насчет нашей женитьбы, свадебного путешествия и тому подобного! Я просто была вынуждена сказать ему правду! — потом добавила немного укоризненно: — Я решила, что этого требуют правила приличия.

Люк не мог не согласиться с ней.

— С этой точки зрения — да.

— Я бы сказала, с любой точки зрения!

— Бывают ситуации, когда не до правил приличия, — медленно проговорил Люк.

— Люк, что ты имеешь в виду?

Он сделал нетерпеливый жест:

— Я сейчас не могу объяснить тебе это. Как Уитфилд воспринял твой отказ?

— Ты не поверишь, но совершенно спокойно, — ответила Бриджит. — Невероятно спокойно. Я чувствую себя даже пристыженной. Знаешь, Люк, я недооценивала Гордона… считала его помпезным, порой несносным пустозвоном. Теперь я начинаю думать, что он… одним словом, он потрясающий маленький человек!

Люк кивнул:

— Да, возможно, и потрясающий… в том смысле, о котором мы даже не подозревали. Послушай, Бриджит, ты должна уехать из этого дома, и как можно скорее.

— Ну, разумеется, я уже упаковала свои вещи и сегодня же уезжаю. Ты можешь подвезти меня до Вичвуда. Как ты считаешь, мы можем с тобой остановиться в гостинице, если только гости Эллсворти покинули ее?

Люк покачал головой:

— Нет, тебе лучше уехать в Лондон. Я позже все объясню. А пока, я думаю, мне следует объясниться с Уитфилдом.

— Ты прав. Хотя все это ужасно неприятно, да? Я чувствую себя пригретой на груди змеей.

Люк улыбнулся ей:

— Это была честная сделка. И ты играла по правилам. В любом случае все уже в прошлом, так что не стоит терзать себя. А я пойду к Уитфилду.

Он нашел лорда расхаживающим по библиотеке. Внешне тот выглядел спокойным и даже слегка улыбался. Но при виде Люка на его виске нервно забилась голубая жилка.

— О! Это вы, Фицвильям!

— Нет смысла говорить о том, как мне жаль, что все так вышло, — это выглядело бы лицемерным! Должен признать, что, с вашей точки зрения, я совершил скверный поступок, и мне нечего сказать в свое оправдание. Но что случилось, то случилось.

Лорд Уитфилд продолжал ходить.

— Да уж!.. — Он махнул рукой.

Люк продолжил:

— Бриджит и я очень виноваты перед вами. Но все произошло, можно сказать, помимо нашей воли. Мы любим друг друга. И с этим ничего не поделаешь. Нам остается лишь сказать вам правду.

Лорд Уитфилд остановился. Он уставился на Люка своими бесцветными, выпуклыми глазками.

— Да, — сказал он, — с этим и в самом деле ничего не поделаешь!

В его голосе прозвучали странные нотки. Он стоял, глядя на Люка, и медленно качал головой, словно выражал соболезнование.

— Что вы имеете в виду? — резко спросил Люк.

— Вы уже ничего не можете сделать! — повторил лорд Уитфилд. — Слишком поздно!

— Что вы имеете в виду?

Люк шагнул к нему.

— Спросите Гонорию Уэйнфлит, — неожиданно произнес лорд Уитфилд. — Она все поймет. Она знает, что должно произойти. Как-то раз она сказала мне об этом!

— Что она поймет?

— Зло не остается безнаказанным, — произнес лорд Уитфилд. — Справедливость должна восторжествовать! Мне очень жаль, потому что мне дорога Бриджит. Если хотите знать, жаль вас обоих.

— Вы нам угрожаете? — спросил Люк.

— Нет-нет, мой дорогой. Ничего подобного! Когда я оказал Бриджит честь, предложив стать моей женой, и она согласилась, это означало, что она приняла на себя определенные обязательства. Теперь она отказывается от них, и ничего нельзя в жизни вернуть обратно! Если вы нарушаете свои обязательства, то должны платить за это сполна…

Люк сжал в негодовании кулаки.

— Вы намекаете, что с Бриджит может что-то случиться? Послушайте меня, лорд Уитфилд, с Бриджит ничего не должно случиться и со мной тоже! Берегитесь! Я знаю о вас предостаточно!

— Я тут ни при чем, — пожал плечами лорд. — Я лишь инструмент в руках Высших Сил! Этим силам никто указывать не может: как они решат, так и будет!

— И вы в это верите?

— Да. Потому что это правда! Всех, кто шел против меня, настигло возмездие. И вы с Бриджит не будете исключением!

— Вот тут вы ошибаетесь, — возразил Люк. — Сколько веревочке ни виться, а конца все равно не миновать. Вы близки к своему печальному концу!

— Мой дорогой юноша, — мягко произнес лорд Уитфилд, — вы не отдаете себе отчета, с кем говорите. Меня ничто не может коснуться!

— Неужели? Мы это еще посмотрим! Советую вам быть поосторожней, Уитфилд!

По лицу лорда пробежала легкая тень.

— Вы долго испытывали мое терпение, — сказал он изменившимся голосом. — Не стоит заходить слишком далеко. Убирайтесь отсюда!

— Именно это я и собираюсь сделать, — заявил Люк. — И чем скорее — тем лучше. Но помните — я вас предупреждал!

И, развернувшись на каблуках, он вышел из комнаты и сбежал вниз по лестнице. Бриджит в своей комнате вместе с горничной заканчивала паковать вещи.

— Ты скоро?

— Минут через десять.

В ее глазах читался вопрос, но она не стала задавать его в присутствии посторонней.

Люк слегка кивнул. Он пошел к себе в комнату и наспех побросал вещи в чемодан.

Вернувшись через десять минут, Люк нашел Бриджит готовой к отъезду.

— Ну что, едем?

— Я готова.

Когда они спускались по лестнице, навстречу им попался дворецкий:

— Мисс Уэйнфлит послала за вами…

— Уэйнфлит? Где она?

— В гостиной с их светлостью.

Бриджит направилась прямо в гостиную, Люк последовал за ней.

Лорд Уитфилд стоял у окна, разговаривая с мисс Уэйнфлит. В руках он держал нож с длинным острым лезвием.

— Прекрасная работа, — говорил он. — Один из моих сотрудников привез его мне из Марокко, где был специальным корреспондентом. Нож, несомненно, мавританский. — Он любовно провел пальцем по острию. — Острый как бритва!

Мисс Уэйнфлит сказала:

— Уберите его на место, Гордон, ради всего святого!

Он улыбнулся и положил нож на стол, рядом с другим оружием из своей коллекции.

— Мне нравится ощущать его острие, — негромко сказал он.

Мисс Уэйнфлит утратила свойственное ей спокойствие. Она выглядела бледной и встревоженной.

— А, это вы, Бриджит, моя дорогая, — сказала она.

Лорд Уитфилд кашлянул.

— А вот и Бриджит, — сказал он. — Воспользуйтесь случаем, если хотите ей что-то сказать. Ее скоро с нами не будет.

— Что вы имеете в виду? — спросила мисс Уэйнфлит.

— Я? Только то, что она уезжает в Лондон. Ведь я прав, не так ли? — Он окинул всех взглядом. — У меня для вас небольшая новость, Гонория, — начал он. — Бриджит не собирается выходить за меня замуж. Она предпочла мне Фицвильяма. Странная штука — жизнь. Ну что ж, я вас покину, не хочу мешать вам.

И он вышел из комнаты, бренча монетками в кармане сюртука.

— О боже… — прошептала мисс Уэйнфлит. — О боже…

В ее голосе прозвучало такое глубокое отчаяние, что Бриджит удивилась.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Мне действительно очень жаль, что все так вышло.

— Он разгневан… — выдохнула мисс Уэйнфлит. — Ужасно разгневан… О господи, это ужасно. Что вы собираетесь делать?

Бриджит внимательно посмотрела на нее:

— Что вы имеете в виду?

Мисс Уэйнфлит глянула на них обоих с упреком.

— Вам не следовало говорить Гордону о своем отказе!

— Чепуха. Что еще нам оставалось делать? — сказала Бриджит.

— Вам не следовало говорить об этом сейчас. Нужно было подождать более удобного момента.

— Смотря как на это посмотреть. Я всегда считала, что с неприятными вещами следует разделаться как можно скорее.

— О, моя дорогая, если бы дело было только в этом…

Она запнулась и вопросительно взглянула на Люка.

Тот покачал головой. Его губы сложились во фразу: «Еще нет».

— Понятно, — пробормотала мисс Уэйнфлит.

— Вы хотели меня видеть по какому-то делу, мисс Уэйнфлит? — немного раздраженно напомнила Бриджит.

— Ах да. На самом деле я пришла сюда пригласить вас к себе погостить. Я подумала… э… что вы можете счесть свое пребывание здесь неудобным и могли бы пожить у меня несколько дней. Во всяком случае, пока не определитесь со своими планами.

— Благодарю вас, мисс Уэйнфлит, вы очень добры, — сказала Бриджит.

— Со мной вы будете в полной безопасности и…

Бриджит прервала ее:

— В безопасности?

Мисс Уэйнфлит, немного смутившись, торопливо поправилась:

— Я хотела сказать, что вам у меня будет удобно… Конечно, в моем доме нет таких роскошных условий, как здесь. Но горячая вода у меня действительно горячая, и моя служанка Эмили очень недурно готовит.

— О, я уверена, что у вас мне было бы чудесно, мисс Уэйнфлит! — машинально воскликнула Бриджит.

— Но разумеется, если вы собирались ехать в Лондон, то это гораздо лучше…

— Тут возникает небольшое неудобство, — медленно произнесла Бриджит. — Моя тетя сегодня с утра уехала на цветочную выставку. Так что у меня не было возможности рассказать ей о том, что случилось. Но я оставлю ей записку и сообщу, что возвращаюсь в ее лондонскую квартиру.

— Вы хотите вернуться к тете в Лондон?

— Да. Но там никто не живет. Пообедать я смогу и где-нибудь в городе.

— Вы хотите жить в квартире одна? О, дорогая, на вашем месте я не стала бы этого делать. Ни в коем случае!

— Никто меня там не съест, — немного раздраженно сказала Бриджит. — К тому же тетя завтра уже вернется.

Мисс Уэйнфлит обеспокоенно покачала головой.

— Лучше остановиться в гостинице, — предложил Люк.

Бриджит резко повернулась к нему:

— Что все это значит? Что с вами такое? Почему вы обращаетесь со мной как с неразумным ребенком?

— Нет-нет, дорогая, — запротестовала мисс Уэйнфлит. — Мы просто хотим, чтобы вы вели себя осторожнее… вот и все!

— Но почему, почему? Что вы скрываете от меня?

— Послушай, Бриджит, — сказал Люк. — Я хочу переговорить с тобой. Но только не здесь. Пойдем со мной в машину и давай поедем куда-нибудь, где нам никто не сможет помешать.

Он взглянул на мисс Уэйнфлит:

— Вы позволите заехать к вам домой где-то через час? Мне нужно кое-что рассказать.

— Пожалуйста. Я буду ждать.

Люк взял Бриджит за руку и с благодарностью кивнул мисс Уэйнфлит:

— Мы заберем вещи позже. Пошли.

Он вывел ее из комнаты, провел через холл к выходу и усадил в машину. Потом завел мотор и поехал по гравиевой дорожке. Миновав железные ворота, Люк почувствовал в душе огромное облегчение.

— Слава богу, я вывез тебя отсюда живой и невредимой! — сказал он.

— Ты что, совсем сошел с ума, Люк? Что это у вас за шу-шу-шу? Тебе сказать, что я думаю по этому поводу? — возмутилась Бриджит.

— Понимаешь, очень трудно говорить об убийце, когда находишься под одной с ним крышей, — мрачно изрек Люк.

Глава 20 Это касается нас с тобой

На минуту Бриджит застыла рядом с ним.

— Гордон?

Люк кивнул.

— Гордон? Этот серийный убийца — Гордон? В жизни не слышала большей нелепицы!

— Ни за что бы не подумала, да?

— Вот уж нет. Да ты что, Гордон не обидит и мухи.

— Может, и так, — мрачно сказал Люк. — Но на самом деле он свернул шею канарейке. И я совершенно уверен, что погубил здесь не одну человеческую жизнь.

— Мой дорогой Люк, я ни за что не поверю в это!

— Я знаю, — сказал Люк. — Это звучит совершенно невероятно. До самого последнего момента мне и в голову не приходило подозревать его!

— Но я знаю Гордона как свои пять пальцев! — запротестовала Бриджит. — Если хочешь знать, он очень славный маленький человек, довольно помпезный, да, и невероятно тщеславный… но не более того!

Люк покачал головой:

— Тебе придется изменить свое мнение о нем, Бриджит.

— Ты несешь чушь, Люк. Я ни за что в это не поверю! Откуда у тебя взялась такая абсурдная мысль? Два дня назад ты с такой же горячностью утверждал, будто убийца — Эллсворти.

Люк немного смутился:

— Знаю. Знаю. Ты, вероятно, думаешь, что завтра я начну подозревать Томаса, а послезавтра — майора Хортона! Но я не настолько наивен! Я признаю, что сначала эта мысль выглядит дикой, но если присмотреться ко всему повнимательней — ты увидишь, что все сходится как нельзя лучше. Неудивительно, что мисс Пинкертон не осмелилась обратиться с этим к местным властям. Она знала, что ее просто поднимут на смех! Ее единственной надеждой был Скотленд-Ярд.

— Но какие мотивы могли быть у Гордона, чтобы убить стольких людей? О, это все невероятная глупость!

— Я знаю. Но разве ты не видишь, что Гордон Уитфилд возомнил себя едва ли не самим Господом Богом?

— Он делает вид, будто он страшно важная персона. Но у бедняги обыкновенный комплекс величия!

— Возможно, в этом и кроется причина всех бед. Я точно не знаю. Но подумай, Бриджит… ты только подумай, вспомни все слова, которые ты в шутку говорила о нем… Lиse-magestй и все такое. Разве ты не понимаешь, что его самомнение раздуто свыше всяких мер! К тому же связано с религией. Моя дорогая девочка, он же сумасшедший!

Бриджит на минуту задумалась, потом сказала:

— Я все еще не могу в это поверить. Но какие у тебя доказательства, Люк?

— О, хотя бы его собственные слова. Он сам недавно прямо сказал мне: всякий, кто оскорбит его, неумолимо погибает.

— Продолжай.

— Я не все могу тебе объяснить, что имею в виду… но видела бы ты, как он это говорил! Совершенно спокойно, с полным удовлетворением, как бы получше выразиться — как нечто само собой разумеющееся! Он сидел и улыбался своим мыслям… Это выглядело так ужасно, Бриджит!

— Дальше…

— А потом он перечислил людей, которые поплатились за то, что осмелились оскорбить его и вызвать его монаршую немилость! И ты только послушай, Бриджит, это были миссис Хортон, Эми Гиббс, Томми Пирс, Гарри Картер, Хамблби и, наконец, бедолага шофер Риверс!

Кажется, теперь смысл его слов дошел до Бриджит. Она смертельно побледнела.

— Он упоминал именно этих людей?

— Этих самых! Ну, теперь ты поверила?

— О господи! Наверное, должна… Но по каким причинам?

— Ужасно тривиальным. Вот что больше всего и пугает меня! Миссис Хортон обращалась с ним пренебрежительно; Томми Пирс передразнивал его манеры, чем вызвал смех у садовников лорда; Эми Гиббс повела себя дерзко; Хамблби осмелился публично возразить ему; Риверс угрожал в присутствии мисс Уэйнфлит и меня…

Бриджит закрыла лицо руками.

— Ужасно… Как это все ужасно… — пробормотала она.

— Да. Кроме того, существует еще одно доказательство. Автомобиль, сбивший мисс Пинкертон в Лондоне, был «Роллс-Ройсом», и его номер совпал с номером машины, принадлежащей лорду Уитфилду!

— Это доказательства, — медленно проговорила Бриджит.

— Да, однако полиция решила, что женщина, указавшая номер машины, просто ошиблась. Ошиблась!

— Вполне понятно, — сказала Бриджит. — Когда дело касается таких богатых и влиятельных людей, как лорд Уитфилд, полиция склонна верить только тому, что говорят они!

— Да. Это лишь подчеркивает, в каком затруднительном положении находилась мисс Пинкертон!

— Пару раз она говорила мне очень странные вещи, — задумчиво произнесла Бриджит. — Как если бы хотела предупредить о чем-то… Тогда я ничего не поняла. Но теперь вижу!

— Все сходится, — заявил Люк. — Это единственно правильный ответ. Хотя он и кажется невероятным, но если хорошенько поразмыслить, то все концы сходятся! Он посылал виноград миссис Хортон, а бедняжка думала, будто ее травят сиделки! А его визит в лабораторию микробиологии Веллермана — должно быть, там он украл культуру каких-то бактерий и заразил Хамблби.

— Но мне непонятно, как ему это удалось?

— И мне тоже, но ниточка ведет сюда. Это несомненно!

— Но… Как ты сказал, все сходится. И разумеется, ему удалось то, что у других бы не вышло! Я хочу сказать, что его никто не стал бы подозревать!

— Мне кажется, мисс Уэйнфлит подозревала именно его. Она упомянула о его посещении института словно невзначай… но я уверен, сделала это нарочно, чтобы я обратил внимание на этот факт.

— Тогда она обо всем знала?

— У нее возникли сильные подозрения. Думаю, она давно бы разоблачила его, если бы не любила когда-то.

Бриджит кивнула:

— Да, этим многое объясняется. Гордон говорил мне, что они были помолвлены.

— Видишь ли, она не хотела поверить, что он убийца. Но постепенно все больше и больше в этом убеждалась. Она пыталась намекнуть мне, но решиться открыто идти против лорда она не могла! Женщины — существа непонятные! Мне кажется, она до сих пор по-своему любит его…

— Даже после того, как он расторг с ней помолвку?

— Это она расторгла помолвку с ним. Вышла довольно неприглядная история, скажу я тебе.

И он вкратце передал все, что поведала ему мисс Уэйнфлит. Бриджит удивленно уставилась на него:

— И это сделал Гордон?

— Да, как видишь, даже в те годы он, должно быть, был уже ненормальным!

Бриджит поежилась и пробормотала:

— Все эти годы… все эти годы…

— Может быть, на счету лорда Уитфилда гораздо больше жертв, чем нам известно. И только целая цепочка смертей за последнее время привлекла к нему внимание! Неизменный успех явно ослабил его осторожность!

Бриджит кивнула. Она немного помолчала, размышляя, потом произнесла:

— Что именно сказала тебе мисс Пинкертон тогда, в поезде? С чего она начала свой рассказ?

— Она сказала, что собирается в Скотленд-Ярд. Упоминала местного констебля. Объяснила, что он очень славный малый, но ему не справиться с расследованием всех этих убийств.

— Она с этого начала?

— Да.

— Продолжай.

— Потом сказала: «Вы, я вижу, поражены. Я сначала тоже не могла в это поверить. Я подумала, что у меня просто разыгралось воображение».

— А потом?

— Потом я спросил ее, уверена ли она, что это не просто ее разыгравшееся воображение, на что она ответила совершенно спокойно: «Я могла ошибиться в первый раз, но никак не во второй и тем более не в третий. Тогда я убедилась, что это не случайности, а убийства».

— Потрясающе, — промолвила Бриджит.

— Разумеется, я подбодрил ее — сказал, уверен, что она поступает правильно. Но тогда я ей не поверил, как и тот Фома неверующий.

— Понятно. Нетрудно чувствовать свое превосходство, когда слышишь такое. Я ощущала примерно то же самое, когда бедная овечка предупреждала меня! О чем она говорила потом?

— Дай подумать… О! Она упомянула случай с Аберкромби. Ну, знаешь, с тем уэльсским преступником. Сказала, что не верила, будто преступник смотрит на жертву как-то по-особенному. Но теперь верит, поскольку видела этот самый взгляд сама.

— Повтори, как она это говорила?

Люк задумался, сдвинув брови.

— О, очень приятным голосом: «Я тогда не поверила, когда читала об этом, но так оно и было, это правда!» Я спросил: «В чем правда?» Она ответила: «Насчет особого взгляда». И боже мой, Бриджит, то, как она это сказала, совершенно поразило меня. Ее тихий голос и лицо — словно она видела нечто настолько ужасное, что невозможно передать словами.

— Расскажи мне обо всем подробно!

— А потом она назвала жертвы: Эми Гиббс, Картера и Томми Пирса, еще сказала, что Томми был несносным мальчишкой, а Картер — пьяницей. И добавила: «Но теперь… вчера… это был доктор Хамблби… такой замечательный человек… такой хороший человек». Но если бы она пошла к Хамблби и все ему выложила, он бы не поверил ни одному ее слову и поднял на смех.

Бриджит глубоко вздохнула.

— Теперь понятно… — сказала она.

Люк посмотрел на нее.

— В чем дело, Бриджит? О чем ты думаешь?

— О том, что однажды сказала мне миссис Хамблби. Интересно… нет, неважно… продолжай. Что именно она сказала тебе под конец?

Люк почти точно повторил слова пожилой леди — они произвели на него сильное впечатление, и он хорошо их запомнил.

— Я заметил, что не просто совершить столько преступлений и остаться вне подозрений, а она возразила: «Нет-нет, мой дорогой мальчик, тут вы ошибаетесь. Убивать легко — до тех пор, пока вас никто не заподозрит. И, видите ли, тот человек, который совершил эти убийства, заслуживает подозрений меньше всего…»

Он замолчал. Бриджит поежилась и произнесла:

— Легко убивать? Ужасно легко… вот уж точно! Неудивительно, что эти слова застряли у тебя в голове. Я их тоже буду помнить… всю свою жизнь! Человек вроде лорда Уитфилда… О! Ну конечно же, легко!

— Но уличить его будет сложно, — сказал Люк.

— Ты так считаешь? У меня есть одна идея, как помочь тебе.

— Бриджит. Я тебе запрещаю…

— Ты не можешь. Нельзя оставаться в стороне и ничего не делать. Это касается и меня, Люк. Возможно, это опасно. Да, я это признаю, но должна сыграть свою роль до конца.

— Бриджит…

— Это касается и меня, Люк! Я приму предложение мисс Уэйнфлит и остановлюсь в ее доме!

— Моя любимая, я заклинаю тебя…

— Это опасно для нас обоих. Я знаю. Но это касается нас с тобой, Люк, — нас двоих!

Глава 21 О, почему вы гуляете в поле в перчатках?

После нескольких минут напряженного разговора в машине умиротворяющая обстановка дома мисс Уэйнфлит подействовала на Бриджит расслабляюще.

Хозяйка встретила ее с некоторым беспокойством, поспешив, однако, заверить, что рада приютить гостью, и дала понять, что сомнения ее вызваны совсем иными обстоятельствами.

— Я думаю, это будет самым разумным решением, — сказал Люк. — Мы воспользуемся вашей добротой и гостеприимством, мисс Уэйнфлит. А я остановлюсь в «Беллс и Мотли». Будет лучше, если Бриджит останется под моим наблюдением, а не уедет в Лондон. В конце концов, не стоит забывать, что там случилось.

— Вы имеете в виду Лавинию Пинкертон?

— Да. Впрочем, вы, наверное, думаете, что в большом городе любому человеку намного безопасней, верно?

Мисс Уэйнфлит кивнула, но потом заметила:

— Вы думаете, что безопасность человека зависит от того, есть ли у кого-то намерение убить его?

— Совершенно верно, но мы все под Богом ходим.

Мисс Уэйнфлит задумчиво кивнула.

— Как давно вы поняли, что… что Гордон — убийца, мисс Уэйнфлит? — спросила Бриджит.

Мисс Уэйнфлит вздохнула:

— Трудно сказать, моя дорогая. Где-то в глубине души я давно уже была уверена… Но делала все возможное, чтобы прогнать эти ужасные мысли! Поймите, я не хотела верить этому и внушала себе, что мои подозрения всего лишь плод больного воображения!

— А вам когда-нибудь приходило в голову опасаться за свою жизнь? — спросил Люк прямо.

Мисс Уэйнфлит задумалась:

— Вы хотите сказать, что, знай Гордон о моих подозрениях, он нашел бы способ избавиться от меня?

— Да.

— О, конечно, я этого не исключала… Но старалась вести себя осторожно. Однако не думаю, что Гордон мог опасаться меня всерьез.

— Почему?

Мисс Уэйнфлит слегка покраснела.

— Гордон просто не мог подумать, что я могу… причинить ему зло и выдать его.

— Вы даже зашли столь далеко, что предупредили его? — спросил Люк.

— Да, это правда. Я намекнула ему на то, что происходят странные вещи: со всяким, кто с ним повздорит, через короткое время происходит несчастный случай.

— И что он вам на это сказал? — требовательно спросила Бриджит.

По лицу мисс Уэйнфлит пробежала тень.

— О, совсем не то, что я ожидала. Мне показалось, будто он… это невероятно!.. но будто бы он остался этим доволен… Он сказал: «Вы это тоже заметили?» И… распустил хвост, точно павлин…

— Он явно не в своем уме, — заметил Люк.

Мисс Уэйнфлит горячо согласилась с ним:

— Да, в самом деле. Нельзя дать другого объяснения. Гордон не отвечает за свои поступки. — Она взяла Люка за руку. — Ведь его… его не повесят, правда?

— Нет-нет. Скорее отправят в психиатрическую лечебницу.

Мисс Уэйнфлит вздохнула и откинулась на спинку кресла.

— Я так рада…

Ее глаза остановились на Бриджит, которая, нахмурив брови, разглядывала ковер.

— Но до этого еще далеко, — сказал Люк. — Судя по тому, что я слышал, полицейские, которые прибудут в Вичвуд, намерены отнестись к делу самым серьезным образом. Но не стоит забывать, что пока у нас нет улик.

— Мы их получим, — заявила Бриджит.

Мисс Уэйнфлит посмотрела на нее. Ее взгляд выражал нечто такое, что напомнило Люку о другом, уже виденном им ранее, к тому же не так давно. Он попытался напрячь память и вспомнить, где и когда он с ним столкнулся, но не смог.

— Не стоит быть такой уверенной, моя дорогая, — с сомнением произнесла мисс Уэйнфлит. — Хотя не исключено, что вы правы.

— Я съезжу в поместье на машине и привезу твои вещи, дорогая, — сказал Люк.

— Я поеду с тобой, — встрепенулась Бриджит.

— Лучше не надо.

— И все же я поеду с тобой.

— Не стоит опекать меня, словно ребенка, Бриджит, — сказал Люк раздраженно. — Я не нуждаюсь в твоем присмотре.

— Я тоже считаю, Бриджит, что все обойдется. На машине… да еще средь бела дня… — вмешалась мисс Уэйнфлит.

Бриджит сконфуженно рассмеялась:

— Я становлюсь полной идиоткой. Вся эта история начинает действовать мне на нервы.

— Мисс Уэйнфлит уже однажды служила мне ангелом-хранителем, провожая вечером домой, — улыбнулся Люк. — Сознайтесь, что это так, мисс! Я прав?

Она с улыбкой призналась:

— Видите ли, мистер Фицвильям, вы совершенно ни о чем не подозревали! Но если бы Гордон узнал, что на самом деле вы явились расследовать преступления, а не по какой-то другой причине, то вам бы несдобровать. Дорожка совсем безлюдная — так что всякое могло случиться!

— Я готов ко всему, — мрачно изрек Люк. — Меня врасплох не застать, уверяю вас.

— Но не забывайте, он очень хитер! — встревоженно напомнила мисс Уэйнфлит. — И намного умнее, чем вы себе представляете! Можно сказать, гениальный ум!

— Я буду готов.

— Мужчины храбры и бесстрашны, это так. Но их обмануть гораздо проще, чем женщину.

— Это правда, — подтвердила Бриджит.

— Серьезно, мисс Уэйнфлит, — сказал Люк, — вы действительно думаете, будто мне угрожает опасность? Считаете, что лорд Уитфилд постарается меня устранить?

Мисс Уэйнфлит заколебалась.

— Думаю, — сказала она наконец, — что главная опасность угрожает Бриджит. Она порвала помолвку с Гордоном, чем нанесла ему страшное оскорбление! Я считаю, что, покончив с Бриджит, он переключится на вас. Но несомненно, сначала возьмется за нее.

Люк застонал:

— Боже, как бы мне хотелось, чтобы ты покинула Англию… прямо сейчас… и немедленно, Бриджит.

Девушка плотно сжала губы:

— Я не собираюсь никуда уезжать.

Мисс Уэйнфлит вздохнула:

— Вы храброе создание, Бриджит. Я просто восхищаюсь вами.

— На моем месте вы поступили бы точно так же.

— Возможно.

— Это касается нас обоих — Люка и меня! — с вызовом заявила Бриджит, провожая Люка до двери.

— Я позвоню тебе из гостиницы, когда вырвусь живым из львиного логова, — сказал Люк.

— Да, пожалуйста.

— Моя милая, не волнуйся так за меня. Даже самый матерый убийца нуждается во времени, чтобы подготовиться! Заверяю тебя, нам ничто не угрожает в течение двух-трех ближайших дней. Сам суперинтендант Баттл прибывает сегодня из Лондона. И тогда Вичвуд окажется под неусыпным наблюдением.

— Ну, тогда все в порядке, и нам не нужно разыгрывать трагедию!

Люк положил руку на плечо Бриджит и, нахмурившись, сказал:

— Мой ангел, ты должна пообещать не делать ничего опрометчивого!

— Я прошу тебя о том же, Люк!

Он сжал ее плечо, потом сел в машину и уехал.

Бриджит вернулась в гостиную. Мисс Уэйнфлит несколько суетливо, в свойственной старым девам манере, принялась хлопотать вокруг гостьи.

— Дорогая, ваша комната еще не совсем готова. Эмили сейчас там прибирается. Вы знаете, что я хочу вам предложить? Чашечку чудесного, душистого чая! Это именно то, что вам нужно после стольких тревог и волнений.

— Вы так добры, мисс Уэйнфлит, но мне правда ничего не хочется.

Бриджит не отказалась бы от чего-нибудь покрепче, например коктейля с джином, но такой способ восстановления сил — как она справедливо полагала — здесь вряд ли мог быть предложен. Чай же она вообще не любила. От него ее начинало мутить. Мисс Уэйнфлит, напротив, была уверена, что крепкий чай именно то, что нужно молодой особе. Она поспешила из комнаты и возвратилась минут пять спустя. Ее лицо сияло — на подносе стояли две изящные чашки саксонского фарфора, наполненные дымящимся, ароматным чаем.

— Настоящий «Лапсанг сушонг»,[2231] — с гордостью объявила мисс Уэйнфлит.

Бриджит, которая не любила китайский чай еще больше индийского, слабо улыбнулась.

В следующий момент в дверях появилась Эмили, низенькая, неуклюжего вида девица.

— Простите, мисс… вы сказали, кружевные наволочки?

Мисс Уэйнфлит поспешно покинула комнату, и Бриджит, воспользовавшись этим, вылила свой чай в окно, едва не обварив бедного Пуха, который сидел на клумбе под окном.

Приняв извинения Бриджит, Пух прыгнул на подоконник, потом в комнату прямо на плечи Бриджит и замурлыкал.

— Какой красивый котик, — восхитилась Бриджит, погладив его по спинке.

Пух выгнул хвост и еще громче запел свою песню от удовольствия.

— Очаровательный, — повторила Бриджит, почесав его за ушком.

В следующий момент в комнату вошла мисс Уэйнфлит.

— О боже! — воскликнула она. — Пух сразу же проникся к вам любовью, надо же. Он всегда такой сдержанный! Осторожней с его ушком, дорогая, в последнее время оно у него постоянно болит.

Но ее предупреждение опоздало. Рука Бриджит задела больное ухо, Пух зашипел на нее и с обиженным видом отпрыгнул в сторону.

— О боже, он вас поцарапал? — воскликнула мисс Уэйнфлит.

— Да нет, не успел, — сказала Бриджит.

Мисс Уэйнфлит, казалось, была слегка разочарована. Бриджит торопливо спросила:

— Интересно, сколько времени пробудет там Люк?

— Не волнуйтесь, моя дорогая. Я уверена, мистер Фицвильям способен постоять за себя.

— О, Люк очень храбрый.

В этот момент зазвонил телефон. Бриджит бросилась к аппарату.

— Алло? Это ты, Бриджит? — послышался в трубке голос Люка. — Я уже в гостинице. Ты сможешь обойтись без своих вещей до ленча? Я немного задержусь, только что приехал Баттл, ты понимаешь, о ком я говорю…

— Суперинтендант из Скотленд-Ярда?

— Да. И он хочет сразу же поговорить со мной.

— У меня все в порядке. Привезешь вещи после ленча и расскажешь, что он обо всем этом думает.

— Хорошо. Пока, моя милая.

— Пока.

Бриджит положила трубку на место и вернулась к разговору с мисс Уэйнфлит.

Потом она несколько раз зевнула. Усталость брала верх над возбуждением.

Мисс Уэйнфлит заметила это:

— Вы устали, моя дорогая. Вам лучше прилечь, хотя нет, возможно, не стоить делать этого перед ленчем. Я как раз собиралась отнести кое-какие старые платья одной женщине — она живет отсюда неподалеку. Мы могли бы совершить с вами очаровательную прогулку по полям, вы не против? У нас еще есть время до ленча.

Бриджит охотно согласилась.

Они вышли через заднюю калитку. Мисс Уэйнфлит надела соломенную шляпку и, к большому изумлению Бриджит, перчатки.

«Можно подумать, мы собираемся прогуляться по Бонд-стрит!»[2232] — подумала она.

Мисс Уэйнфлит весело болтала о местных новостях. Они миновали два поля, пересекли утоптанную тропинку и направились по дорожке, ведущей через небольшую рощицу. День выдался жарким, и Бриджит обрадовалась, оказавшись в тени деревьев.

Мисс Уэйнфлит предложила присесть и немного отдохнуть.

— Слишком душно, вы не находите, дорогая? — спросила она. — Наверное, будет гроза.

Бриджит полусонно согласилась с ней. Откинулась на траву — ее глаза почти сомкнулись, — и в ее памяти неожиданно всплыли строчки полузабытых стихов:

О, почему вы гуляете в поле в перчатках,

Толстая, белокурая женщина, которую не любит никто?

Однако это не совсем так. Мисс Уэйнфлит не толстая. Она попыталась изменить слова, чтобы они подходили к случаю:

О, почему вы гуляете в поле в перчатках,

Худая, седая женщина, которую не любит никто?

Мисс Уэйнфлит прервала ее размышления:

— Вы совсем засыпаете, моя дорогая?

Эти слова были сказана будничным, заботливым тоном, но что-то в голосе мисс Уэйнфлит заставило Бриджит разомкнуть ресницы.

Спутница склонилась над ней. В ее глазах угадывалось какое-то странное нетерпение. Она облизала губы и повторила:

— Вы почти спите, не правда ли?

Теперь не могло быть ошибки в многозначительности ее тона. И тут в мозгу Бриджит мелькнула молния — страшная догадка обожгла ее сознание, одновременно вызвав досаду на собственную глупость!

Она уже начала догадываться, в чем дело, но это были одни только смутные подозрения. Бриджит пыталась убедиться в их правоте, однако ни на минуту не задумывалась, что опасность может угрожать и ей самой. Она старалась подавить свои тяжелые мысли. К тому же никак не могла подумать, что это случится так скоро. «Дура, трижды круглая дура!» В ее голове пронеслось: «Чай… в чае что-то было. Но она не знает, что я его не пила. Это мой шанс! Интересно, что она туда подсыпала? Яд? Или просто сонный порошок? Она ждет, чтобы я уснула, — это несомненно!»

Бриджит позволила векам снова сомкнуться. И, стараясь говорить как можно естественней, пробормотала:

— Да, ужасно хочется спать… Просто смешно! Никогда в жизни так не хотелось…

Мисс Уэйнфлит ласково кивнула в ответ.

Бриджит следила за ней через смеженные ресницы.

«По крайней мере, я всегда смогу с ней сладить, — подумала она. — У меня крепкие руки, а она просто костлявая старая кошка… но прежде я должна заставить ее говорить…»

Мисс Уэйнфлит улыбалась. Но теперь эта улыбка казалась зловещей, почти дьявольской.

«Как она похожа на козу, — подумала Бриджит. — Господи! Настоящая коза! Символ зла! Теперь мне понятно почему! Я была права, совершенно права в своих невероятных подозрениях! «У ада нет страшнее фурии, чем женщины отвергнутой…» Вот с чего все началось… и куда зашло».

— Я не знаю, что со мной такое… — пробормотала Бриджит. На этот раз в ее голосе звучало явное беспокойство. — Я чувствую себя как-то странно… очень странно!

Мисс Уэйнфлит быстро огляделась по сторонам. Место выглядело совершенно пустынным. Слишком далеко от городка, чтобы можно было услышать крики, — и никаких жилых домов поблизости. Она принялась разворачивать пакет, который несла с собой. В нем, как полагала Бриджит, была завернута старая одежда. Так и есть. Бумага была отброшена в сторону, и показалась мягкая, шерстяная ткань.

Руки в перчатках продолжали теребить сверток.


О, почему ты гуляешь в поле в перчатках?


Действительно — почему? Почему в перчатках?

Ну конечно же! Конечно же! Все прекрасно спланировано заранее!

Обертка упала на землю. Мисс Уэйнфлит осторожно извлекла из ткани нож, стараясь держать его так, чтобы не стереть с него прежних отпечатков пальцев — лорда Уитфилда, оставленных им на рукоятке в гостиной его поместья.

«У мавританского ножа острое как бритва лезвие», — вспомнила Бриджит слова лорда. И почувствовала легкую тошноту. Она должна притворяться. Да, должна заставить эту женщину говорить, эту худую, седую женщину, которую никто не любил. Это будет нетрудно… совсем нетрудно. Потому что она наверняка сгорает от желания поговорить о себе… И единственный человек, которому она может все выложить, — это Бриджит, которая все равно замолчит навсегда.

— Зачем вам… этот… нож? — слабым голосом пролепетала Бриджит.

И тогда мисс Уэйнфлит рассмеялась.

Это был ужасный смех, мягкий, проникновенный и вместе с тем совершенно нечеловеческий.

— Это для вас, Бриджит. Для вас! Я ненавижу вас уже давно.

— Потому что я хотела выйти замуж за Гордона Уитфилда?

Мисс Уэйнфлит кивнула:

— Вы умны! Вы чертовски умны! Видите ли, ваша смерть будет решающей уликой против него. Вас обнаружат здесь с перерезанным его ножом горлом, с отпечатками его пальцев на рукоятке! Как здорово я все придумала, попросив Гордона показать мне этот нож сегодня утром! Потом я выкрала его и положила к себе в сумочку, завернув в носовой платок, пока вы были наверху. Это же так просто! Все всегда выходило так же просто! Я с трудом могла в это поверить!

— Это потому… — с трудом пробормотала Бриджит, продолжая притворяться обессиленной, — что вы… вы дьявольски умны…

Мисс Уэйнфлит снова рассмеялась своим жутким смехом.

— Да, у меня всегда была голова на плечах, даже в молодости! — с гордостью заявила она. — Но мне ничего не позволяли… Я была вынуждена оставаться дома… и ничего не делать. Потом появился Гордон — сын простого торговца обувью, но я знала — его ждет большое будущее! Я знала — он пойдет далеко. Но он бросил меня! Из-за дурацкой истории с канарейкой…

Она сделала руками странный жест, словно скручивала что-то.

И снова волна тошноты подступила к горлу Бриджит.

— Гордон посмел бросить меня — дочь полковника Уэйнфлита! Я поклялась отомстить ему за это сполна! Я все ночи думала о своей мести… А потом моя семья разорилась. Дом наш пришлось продать. И это он купил его! Как я ненавидела его тогда! Но я никогда не выказывала своих чувств, девушек из хороших семей учили сдерживать чувства и держаться достойно — это очень ценное качество. Я всегда считала, что происхождение неизбежно сказывается.

Она на минуту замолчала. Бриджит следила за ней, затаив дыхание и боясь пропустить хотя бы слово.

— Я очень долго думала, как отомстить Гордону, — продолжила мисс Уэйнфлит. — Вначале решила просто убить его. Вот тогда и начала читать книги по криминалистике — втайне от всех — в библиотеке. И должна вам заметить, обнаружила в них массу полезного для себя. Например, дверь в комнату Эми я закрыла снаружи, а ключ вставила изнутри с помощью пинцета, после того как поменяла бутылки. Как она храпела, эта несносная девчонка, точно пьяный матрос!

Она помолчала.

— Так о чем это я?

Талант Бриджит, с помощью которого она сумела очаровать лорда Уитфилда и который заключался в ее исключительном умении слушать, пришелся сейчас как нельзя кстати. Хотя Гонория Уэйнфлит и была сумасшедшей, убийцей-маньяком, но ничто человеческое не было ей чуждо — ей страстно хотелось поговорить о себе. И ее желание Бриджит могла удовлетворить вполне.

— Поначалу вы хотели убить его… — подсказала она, как бы приглашая продолжить беседу.

— Ах да, но меня эта мысль не удовлетворила… слишком просто, тут нужно было придумать что-нибудь более изощренное. И тогда у меня возникла идея: он должен пострадать за множество преступлений, которых не совершал. Он должен стать серийным убийцей! Его должны повесить за мои преступления! Или на худой конец упрятать в сумасшедший дом… Что даже еще лучше!

Она засмеялась своим леденящим душу смехом. Ее глаза блестели, зрачки расширились, когда она перевела взгляд на свою жертву.

— Как я уже сказала, я прочла много книг о преступлениях, тщательно отбирала своих жертв — поначалу Гордона не должны были заподозрить. Вы понимаете, — ее голос стал глубже, — убивая, я чувствовала наслаждение… Препротивная, вечно спорившая женщина Лидия Хортон. Она смела покровительственно относиться ко мне. А однажды повела себя со мной как со старой служанкой! Я так обрадовалась, когда Гордон поссорился с ней. Одним ударом убить двух зайцев, подумала я тогда. Я развлекалась, когда сидела рядом с постелью Лидии и подсыпала ей мышьяк в чай, а потом говорила сиделке, будто мисс Хортон жалуется на горечь винограда, посланного ей лордом Уитфилдом! Жаль, что эта глупая женщина ни разу не повторила мои слова.

А потом последовали другие! Как только я узнавала, что кто-то обижал Гордона или смеялся над ним, тут же подстраивала несчастный случай! Это было так просто! А он был невероятным дураком! Я сумела внушить Гордону, что он представляет собой нечто особенное! Что любой, кто осмеливается идти против него, будет наказан. И он с такой легкостью в это поверил. Бедняга Гордон, он готов поверить во что угодно! Святая простота!

Бриджит вспомнила, как сама не раз говорила Люку: «Гордон! Да он легко поверит во что угодно!»

Легко? И в самом деле, как легко! Бедный, самовлюбленный, доверчивый Гордон!

Но она должна узнать все до конца! Легко? Это тоже легко. Ведь она столько лет работала секретарем и умела, осторожно подбадривая клиентов, заставлять их выкладывать о себе все. А этой женщине, как никому другому, необходимо выговориться, похвастаться собственной хитростью и умом!

— Но как вам удалось все это? Я даже представить себе не могу, — пробормотала Бриджит.

— О, это довольно легко! Просто нужно все хорошенько организовать! Когда Эми выставили из поместья, я сразу же взяла ее к себе в служанки. Я подумала, что идея с краской для шляпок подходит как нельзя лучше, а запертая изнутри дверь оставляла меня вне всяких подозрений. Разумеется, я всегда оставалась вне подозрений, поскольку у меня не имелось никаких мотивов. Как можно кого-то подозревать в преступлении, если у него нет мотива! С Картером тоже все вышло до смешного просто — он брел домой в густом тумане, пьяный, а я подкараулила его на мостике и лишь слегка подтолкнула. Вы знаете, я очень сильная. Правда, правда.

Она немного помолчала и снова хохотнула своим ужасным смешком.

— Меня это так забавляло! Никогда не забуду лица Томми, когда я столкнула его с подоконника. Он ни сном ни духом ничего не подозревал…

Наклонившись к Бриджит, она доверительным тоном сказала:

— Знаете, люди на самом деле страшно глупы! Я раньше этого как-то не осознавала.

— Просто вы… вы необычайно умны, — еле слышным голосом отозвалась Бриджит.

— Да-да… возможно, вы правы.

— А доктор Хамблби? Наверное, с ним было труднее всего?

— Да. Просто удивительно, что у меня все получилось! Хотя могла выйти промашка. Но Гордон всем похвалялся о своем визите в лабораторию Института Веллермана, и я подумала, что, если мне все удастся, люди потом об этом вспомнят. А ушки у Пуха и в самом деле гноились от какой-то инфекции. Мне удалось поранить руку доктора ножницами, а потом я настояла, чтобы самой смазать ранку йодом и перевязать бинтом. Откуда ему было знать, что бинт заражен бактериями из уха Пуха. Разумеется, могло ничего не выйти — я действовала наугад! Как я обрадовалась, когда все получилось! Особенно если вспомнить, что Пух — кот Лавинии.

Ее лицо омрачилось.

— Лавиния Пинкертон! Она догадывалась… Это она нашла тогда Томми. А потом, когда доктор Хамблби и Гордон повздорили, она уловила мой взгляд, когда я смотрела на доктора… За мной стали следить… И я не знала, что же мне делать… Она обо всем догадалась! Я видела, как она следила за мной. Конечно, она ничего не смогла бы доказать. Я это знала. Но я боялась, что кто-то мог ей поверить. И в первую очередь в Скотленд-Ярде. Я чувствовала, что она туда собирается. Я последовала за ней в том же самом поезде, когда она отправилась в Лондон.

Все вышло так просто. Она намеревалась переходить Уайтхолл. Я стояла за ней, совсем близко. Но она меня не заметила. Приблизилась большая машина, и я с силой толкнула ее. Я очень сильная! Лавиния упала прямо под колеса. Я назвала женщине, что стояла рядом со мной, номер «Роллс-Ройса» Гордона. Я надеялась, что она повторит его полиции.

К счастью, машина не остановилась. Подозреваю, что шофер взял ее без ведома хозяина. Да, мне и тут повезло. Мне всегда везло! Повезло и с этим глупым Риверсом, когда мы с Фицвильямом оказались свидетелями его ссоры с Гордоном! Странно, как много усилий пришлось мне потратить, чтобы Фицвильям заподозрил Гордона! Но после смерти Риверса он должен был в это поверить!

А теперь… теперь остается лишь закончить начатое.

Она поднялась на ноги и приблизилась к Бриджит.

— Гордон бросил меня! Он собирался жениться на вас. Вся моя жизнь — сплошное разочарование. У меня ничего не осталось… ничего…

«Худая, седая женщина, которую не любит никто…»

Она наклонилась над девушкой, улыбаясь и безумно блестя глазами… Сверкнул нож…

Со свойственной юности силой и проворством Бриджит вскочила на ноги. С гибкостью тигрицы она набросилась на обезумевшую женщину, опрокидывая ее на спину и хватая за запястье.

Захваченная врасплох, Гонория Уэйнфлит упала на траву, не успев ничего сообразить. Но, опомнившись, отчаянно принялась сопротивляться. Их силы были неравны. Молодая, здоровая Бриджит с крепкими, натренированными спортом мышцами и Гонория Уэйнфлит — хрупкого сложения женщина, уже далеко не молодая.

Но Бриджит не учла одного. Гонория Уэйнфлит была сумасшедшей! Безумие придавало ей сил. Она дралась как настоящая дьяволица, и ее безумная ярость оказалась сильнее крепких мускулов юной Бриджит. Ни одна из них не могла взять верх. И все же Бриджит удалось отвести в сторону руку с ножом. Но Гонория Уэйнфлит не сдавалась.

Однако постепенно силы Бриджит стали сдавать под натиском сумасшедшей женщины, и она закричала:

— Люк… На помощь… на помощь…

Не было никакой надежды, что он ее услышит. Она и Гонория Уэйнфлит были совсем одни. Одни — в этом мертвом мире. Собрав все силы, Бриджит вывернула запястье противницы, и нож наконец-то со стуком упал на землю.

Но в следующее мгновение пальцы сумасшедшей с нечеловеческой силой сомкнулись на горле девушки, перекрывая ей дыхание. И Бриджит издала сдавленный крик…

Глава 22 О чем поведала миссис Хамблби

Люк был приятно удивлен внешностью суперинтенданта Баттла. Им оказался плотный, приятной наружности мужчина с широким красным лицом и роскошными усами. На первый взгляд он мог показаться простоватым, но, присмотревшись к нему ближе, внимательный наблюдатель не мог не заметить необычайно проницательных глаз.

Люк не мог ошибиться на его счет. Людей вроде Баттла ему доводилось встречать и раньше. Он знал, что им можно доверять. Они всегда добиваются хорошего результата. Люк не мог бы желать лучшего полицейского для расследования дела.

Оставшись с ним наедине, Люк сказал:

— Не слишком ли вы крупная фигура, чтобы посылать вас по такому делу, как это?

Баттл улыбнулся:

— Дело может оказаться куда как серьезным, мистер Фицвильям. А когда встает вопрос о причастности к преступлению таких людей, как лорд Уитфилд, нам нельзя допускать ошибок.

— Согласен с вами. Вы приехали один?

— О нет. Со мной полицейский сержант. Он сейчас в кабачке, в «Семи звездах». Его задача — присматривать за их светлостью.

— Понятно.

— Значит, по-вашему, мистер Фицвильям, — спросил Баттл, — не может быть никаких сомнений? Вы уверены, что лорд Уитфилд и есть убийца?

— На самом деле я не вижу никакой альтернативы. Хотите, чтобы я изложил вам все обстоятельства дела?

— Я уже знаю их от сэра Уильяма, спасибо.

— И что вы думаете? Наверное, вам кажется невероятным, чтобы человек в положении лорда Уитфилда мог быть убийцей?

— Мало что может казаться мне невероятным, — ответил суперинтендант. — В преступлениях ничего невероятного не бывает. Вот что я говорю всегда. Если бы вы заявили мне, что добропорядочная старая дева, или архиепископ, или даже школьница — опасные преступники, то я не стал бы утверждать, что такого не может быть. Я бы принялся изучать обстоятельства дела.

— Если вы уже знаете от сэра Уильяма главные факты, то я расскажу вам о том, что случилось сегодня утром, — сказал Люк.

И он коротко передал суперинтенданту свой разговор с лордом Уитфилдом. Тот слушал его с нескрываемым интересом.

— Вы сказали, он вертел в руках нож? — спросил Баттл. — Обратил ли он ваше внимание на этот нож, мистер Фицвильям? Может, он угрожал им?

— В открытую — нет. Только провел пальцем по лезвию — с каким-то неприятным наслаждением. Уверен, мисс Уэйнфлит тоже это заметила.

— Это та леди, что знает лорда Уитфилда едва ли не всю свою жизнь и когда-то была с ним помолвлена?

— Совершенно верно.

— Думаю, мистер Фицвильям, вам не стоит волноваться по поводу молодой леди. Я позабочусь, чтобы кто-нибудь из моих людей держал ее под присмотром. Так что, учитывая, что Джонсон приглядывает за лордом Уитфилдом, мисс Конвей будет в полной безопасности.

— Я вам очень признателен, — сказал Люк. — Вы меня успокоили.

Суперинтендант сочувственно кивнул:

— У вас незавидное положение, мистер Фицвильям. Вы обеспокоены из-за мисс Конвей. Имейте в виду, дело будет не из легких. Лорд Уитфилд слишком долго водил всех за нос. Возможно, теперь он на время притаится — если только не дойдет до последней стадии.

— Что вы называете последней стадией?

— Когда самомнение раздувается до предела и преступник начинает считать, что его никто не поймает! Он невероятно умен, а все остальные — полные тупицы! И тогда, разумеется, мы его и возьмем!

Люк кивнул и попрощался.

— Ну что ж, — произнес он, — желаю удачи. Позвольте мне помочь вам в меру своих сил.

— Ну, разумеется.

— Может, найдете мне какое-нибудь задание?

Баттл подумал:

— Вряд ли. На данный момент — нет. Пока что я хочу осмотреться на месте и разобраться, что к чему. Возможно, мы еще побеседуем с вами сегодня вечером.

— Буду ждать.

— К тому времени я лучше со всем разберусь.

Люк почувствовал себя несколько успокоенным. Подобное чувство испытывали многие после беседы с суперинтендантом.

Он взглянул на часы. Пойти к мисс Уэйнфлит и повидаться с Бриджит до ленча?

Лучше не надо. Не то мисс Уэйнфлит почувствует себя обязанной пригласить его к столу, а это для нее лишние хлопоты. Пожилые женщины, Люк знал это по своим теткам, склонны излишне беспокоиться в подобных случаях. Интересно, мисс Уэйнфлит тоже чья-нибудь тетка? Вполне возможно.

Люк вышел из гостиницы на улицу. Он увидел спешащую по дороге фигуру в черном, которая, завидев его, сразу же остановилась.

— Мистер Фицвильям.

— Миссис Хамблби, рад вас видеть.

Он подошел к ней и пожал протянутую руку.

— А я думала, что вы уже уехали, — сказала она.

— Да нет, всего лишь переехал. Живу пока здесь, в гостинице.

— А Бриджит? Я слышала, она тоже покинула поместье?

— Да, верно.

Миссис Хамблби вздохнула:

— Я так рада, что она сразу уехала из Вичвуда.

— О, она еще не уехала. Она пока остановилась у мисс Уэйнфлит.

Миссис Хамблби отшатнулась от него. Ее лицо, как с удивлением заметил Люк, исказилось в болезненной гримасе.

— Остановилась у Гонории Уэйнфлит? Но зачем она это сделала?

— Мисс Уэйнфлит была так любезна, что пригласила Бриджит погостить у себя на несколько дней.

Миссис Хамблби слегка поежилась. Приблизившись к Люку, она взяла его за руку.

— Мистер Фицвильям, я знаю, что не имею права ничего говорить… В последнее время мне пришлось пережить много горя и… возможно, из-за этого я кажусь вам странной. Возможно, мои ощущения — лишь болезненная фантазия.

— Какие ощущения? — мягко спросил Люк.

— Возникшее убеждение… насчет зла!

Она робко посмотрела на Люка. Видя, что он слушает нахмурившись и не собирается задавать вопросов, миссис Хамблби продолжила:

— Так много злобы… эта мысль постоянно преследует меня… злобы у нас в Вичвуде. И эта женщина, я уверена, — причина всего этого зла.

Люк был заинтригован.

— Какая женщина?

— Гонория Уэйнфлит. Я уверена — она очень злая женщина! — горячо произнесла миссис Хамблби. — О, я вижу, вы мне не верите! Лавинии Пинкертон тоже никто не верил. Но мы обе это чувствовали. Она, как мне кажется, знала гораздо больше моего… И запомните, мистер Фицвильям, если женщина несчастна, то она способна на самые ужасные вещи.

— Может, вы и правы… — сказал Люк с сомнением.

— Вы мне не верите? — быстро повторила миссис Хамблби. — Да и с какой стати? Но я не могу забыть того дня, когда Джон вернулся от нее домой с перевязанной рукой… как он отмахнулся от меня и сказал, что это всего лишь царапина.

Она повернулась, чтобы идти.

— До свидания. Пожалуйста, забудьте все, что я вам тут наговорила. В последнее время я сама не своя.

Люк стоял и смотрел ей вслед. Почему миссис Хамблби назвала Гонорию Уэйнфлит злой женщиной? Не был ли доктор дружен с мисс Уэйнфлит, а его жене это не нравилось и она его ревновала?

Как она сказала? «Лавинии Пинкертон тоже никто не верил». Значит, мисс Пинкертон поделилась своими подозрениями с миссис Хамблби.

В памяти Люка всплыла та поездка в поезде и обеспокоенное милое лицо старой леди. Люк словно услышал ее голос: «Взгляд этого человека». И как при этом изменилось ее собственное лицо — словно она отчетливо представила себе того, о ком говорила. На какое-то мгновение лицо пожилой леди преобразилось, губы растянулись, слегка обнажив зубы, а в глазах появилось странное, почти зловещее выражение.

Неожиданно он подумал: «Где я встречал такой взгляд… точно такой взгляд… Совсем недавно — когда? Этим утром!.. Ну конечно! У мисс Уэйнфлит, когда она смотрела на Бриджит в гостиной…»

И совершенно неожиданно ему вспомнилось совсем другое. Давно, много лет назад, его тетушка Милдред рассказывала: «Мой дорогой, она выглядела точно полоумная!» И на мгновение лицо его тетки — такое здравое и покойное — приобрело такое же бессмысленное, отрешенное выражение…

Лавиния Пинкертон говорила о взгляде, который она заметила у мужчины… нет, у человека! Возможно ли представить себе хоть на секунду, что ее живое воображение воспроизвело виденный ею взгляд — взгляд смотрящего на очередную жертву убийцы…

Не вполне отдавая себе отчет, Люк бросился к дому мисс Уэйнфлит.

В его мозгу звучало снова и снова:

«Не у мужчины, она ни разу не упоминала, что это был мужчина, ты сам подумал о мужчине… но она ничего такого не говорила… О господи, я, верно, сошел с ума? То, о чем я думаю, просто невозможно… нет, конечно же, невозможно — это просто бессмысленно… Но я все равно должен видеть Бриджит. Я должен знать, что с ней все в порядке… Эти глаза… эти странные глаза янтарного цвета. О, я точно сошел с ума! Преступник — Уитфилд! Должен быть! Он почти в этом признался!»

И опять, словно в ночном кошмаре, в его памяти всплыло лицо мисс Пинкертон, на мгновение преобразившееся в нечто страшное и почти безумное.

Двери ему открыла тщедушного вида маленькая служанка. Слегка напуганная его вторжением, она сказала:

— Леди ушла. Так мне сказала мисс Уэйнфлит. Я посмотрю, дома ли она сама.

Люк протиснулся мимо нее в гостиную, Эмили взбежала вверх по лестнице и тут же вернулась, запыхавшись:

— Хозяйки тоже нет.

Люк схватил ее за плечи:

— Куда? Куда они ушли?

Служанка уставилась на него в изумлении:

— Должно быть, вышли через заднюю дверь. Если бы они уходили через переднюю, то я бы их видела. Кухня выходит окнами как раз туда.

Служанка последовала за Люком, когда он бросился к двери, потом, миновав маленький сад, выбежал на улицу. Садовник подстригал живую изгородь. Люк подошел к нему и, стараясь говорить как можно спокойнее, задал ему тот же самый вопрос.

— Две леди? Да, не так давно. Я как раз решил пообедать под изгородью. Пожалуй, они меня не заметили, — ответил тот.

— Какой дорогой они пошли?

Люк отчаянно пытался скрыть волнение в голосе, но ему это не удалось.

— Через те поля… Вон в ту сторону, — ответил ему садовник, глядя на Люка с удивлением. — А куда дальше — не знаю.

Люк поблагодарил его и бросился бежать, подгоняемый возрастающим чувством тревоги. Он должен догнать их… непременно должен! Видимо, он сошел с ума. Наверное, они просто пошли прогуляться. Однако что-то заставляло Люка торопиться. Быстрей! Быстрей!

Он пересек два поля и в замешательстве остановился на проселочной дороге перед рощицей. Куда теперь?

И вдруг Люк услышал крик — едва слышный, далекий, но различимый…

— Люк, помоги!.. Люк!

Не разбирая дороги, он бросился в рощу, в том направлении, откуда доносился крик. Теперь стали слышны и звуки борьбы, тяжелого дыхания и хриплые, булькающие вскрики.

Он пробрался сквозь рощицу как раз вовремя, чтобы успеть оторвать руки безумной женщины от горла слабеющей жертвы, чтобы удержать ее — вырывающуюся, брызжущую слюной и бранящуюся, — пока она наконец не забилась в конвульсиях и не повисла на его руках.

Глава 23 Начать сначала

— Но я ничего не понимаю, — произнес лорд Уитфилд. — Решительно не понимаю.

Он делал все усилия, чтобы сохранять достоинство, однако под его напыщенностью явно просматривалось замешательство. Лорд с трудом мог воспринимать то, что ему говорили.

— Однако это так, лорд Уитфилд, — терпеливо отвечал ему Баттл. — Начнем с того, что в ее семье были люди с психическими отклонениями. Мы только недавно об этом узнали. Такое довольно часто случается в старинных семьях, где нередки родственные браки. Можно сказать, у нее имелась к этому предрасположенность. И потом, она была леди с амбициями, а им не суждено было осуществиться. Сначала не удалась карьера, потом и личная жизнь. — Он прокашлялся. — Как я понимаю, вы ее бросили.

— Мне не нравится слово «бросил», — чопорно заявил лорд Уитфилд.

Суперинтендант поспешил исправиться:

— Ну, скажем, расторгли помолвку?

— Да.

— Расскажите, Гордон, почему, — попросила Бриджит.

Лорд Уитфилд густо покраснел:

— Ну хорошо, если вы настаиваете… У Гонории была канарейка, которую она просто обожала. Она брала сахар прямо с ее губ. А однажды вместо этого взяла да и сильно клюнула. Гонория пришла в ярость, схватила канарейку и… свернула ей шею! После этого я больше не мог испытывать к ней прежних чувств. Я сказал, что мы оба ошиблись.

Баттл понимающе кивнул:

— С этого все и началось! Как она сказала мисс Конвей, все свои помыслы и незаурядные способности она обратила на одну-единственную цель.

— Подстроить все так, чтобы меня объявили убийцей? — недоверчиво спросил лорд Уитфилд. — Не могу в это поверить.

— Но это правда, Гордон, — вмешалась Бриджит. — Вы же сами удивлялись невероятности того, что все, кто перечил вам, неизбежно погибали.

— Но для этого имелись причины.

— Причиной была Гонория Уэйнфлит, — сказала Бриджит. — Поймите же, наконец, Гордон, что Томми Пирса вытолкнула из окна не рука Провидения и все остальные жертвы тоже погибли от рук Гонории.

Лорд Уитфилд покачал головой.

— Мне это кажется совершенно невероятным! — упорно повторил он.

— Вы говорили, будто не далее как сегодня утром вам звонили по телефону? — спросил Баттл.

— Да, около двенадцати. Якобы по поручению Бриджит. Меня просили срочно прийти в Шо-Вуд, потому что вы, Бриджит, хотите мне что-то сказать. К тому же пешком, а не на машине.

Баттл кивнул:

— Именно так. Это был бы финал. Мисс Конвей обнаружили бы с перерезанным горлом, а рядом с ней нож — ваш нож, с вашими же отпечатками пальцев! А вас самого наверняка кто-нибудь заметил бы поблизости в это время дня! И тогда вам из этого ни за что бы не выпутаться. Любой суд признал бы вас виновным.

— Меня? — воскликнул лорд Уитфилд, пораженный. — Неужели кто-то мог бы поверить в то, что я совершил такое?

— Я никогда бы не поверила, Гордон, — мягко сказала Бриджит. — Никогда.

Лорд Уитфилд холодно посмотрел на нее и напыщенно произнес:

— Учитывая мои заслуги перед страной и мое положение в обществе, я не поверю, чтобы кто-то хоть на минуту мог поверить столь чудовищным обвинениям!

И он с гордым видом покинул комнату.

— Он так никогда и не поймет, что и в самом деле подвергался опасности! — заметил Люк. — Расскажи нам, Бриджит, с чего ты начала подозревать мисс Уэйнфлит? — обратился он к девушке.

— С того момента, как ты сказал, что убийца — Гордон, — пояснила Бриджит. — Я не могла в это поверить! Я знала его как свои пять пальцев! Знала, что он напыщенный, глуповатый и самодовольный, но, кроме того, была уверена, что он добр и до смешного мягкосердечен. Он не мог убить бы даже осу. Так что история про то, как он свернул шею канарейке, — чистая ложь! Он просто не в состоянии был это сделать. Я слышала, будто он бросил Гонорию Уэйнфлит. А ты сказал мне, что все было наоборот. Такое вполне возможно! Гордость могла бы не позволить Гордону сознаться в том, что его отвергли. Но только не история с канарейкой! Только не Гордон! Он даже не охотится, потому что при виде смерти — любой — ему становится дурно!

Так что я точно знала: эта история — ложь. А если так, то мисс Уэйнфлит солгала. Причем это была весьма экстраординарная ложь! Тогда у меня возник вопрос: а не лжет ли она и в другом? Она женщина гордая — это сразу видно. Разрыв помолвки лордом Уитфилдом должен был больно ранить ее самолюбие. У нее могли возникнуть злобные и мстительные чувства к нему — особенно после того, как он вернулся в Вичвуд богатым и знатным. Да, подумала я, она могла бы упиваться местью, пытаясь выставить его преступником. И тогда меня осенила внезапная мысль: а что, если Уэйнфлит лжет во всем остальном? И я вдруг поняла, как такая умная женщина могла бы с легкостью одурачить мужчину! И я подумала: «Хоть это и кажется невероятным, но предположим, что это она убила всех этих людей и внушила Гордону мысль о небесном возмездии!» Ей ничего не стоило убедить его в этом. Как я уже говорила тебе, Гордон способен поверить во что угодно! Значит, она могла совершить все эти убийства. Очень даже могла! Ей ничего не стоило столкнуть с мостика пьяного Картера и выпихнуть парнишку из окна, а Эми Гиббс вообще умерла в ее доме. С мисс Хортон тоже все просто. Гонория Уэйнфлит не раз навещала ее, когда та была больна. А вот с доктором Хамблби ничего не выходило. Тогда я не знала про гноящиеся ушки Пуха и про то, что она перевязала руку доктора зараженным бинтом. С мисс Пинкертон — еще хуже, потому что я не могла представить себе мисс Уэйнфлит переодетой шофером за рулем «Роллс-Ройса».

Но потом, внезапно, я поняла, что это как раз проще всего! Резкий толчок в спину — что легко сделать в толпе. Машина не остановилась, и тогда она назвала одной из свидетельниц номер «Роллс-Ройса» лорда Уитфилда.

Разумеется, я лишь сумбурно представляла себе все это. Но если Гордон точно не убийца — а я знала наверняка, что это так, — то кто тогда? Ответ был очевиден. «Тот, кто ненавидит Гордона!» А кто его ненавидел? Гонория Уэйнфлит!

Но потом я вспомнила, что мисс Пинкертон говорила об убийце-мужчине. Это разрушило всю мою теорию, потому что мисс Пинкертон не стали бы убивать, будь она не права… Поэтому я заставила тебя повторить слово в слово все, что говорила тебе мисс Пинкертон, и обнаружила: она ни разу не сказала слово «мужчина». Тут-то я и поняла, что напала на верный след! И тогда решила принять приглашение мисс Уэйнфлит, остановиться у нее и попытаться докопаться до истины.

— Не сказав мне ни слова? — возмутился Люк.

— Но, дорогой мой, ты был так уверен в своей правоте, а у меня имелись одни лишь домыслы! Впрочем, у меня и в мыслях не было, что я подвергаюсь опасности. Я думала, у меня еще достаточно времени… — Она поежилась. — О, Люк! Это было ужасно… Ее глаза… И этот жуткий, проникновенный, нечеловеческий смех…

— Слава богу, что мне удалось подоспеть в последнюю минуту… — с легкой дрожью в голосе сказал Люк.

Он повернулся к Баттлу:

— Как она сейчас?

— Дошла до последней стадии, — ответил суперинтендант. — С ними такое бывает. Не могут пережить того, что кто-то оказался умнее их.

— Да, никудышный я полицейский, — сокрушенно сказал Люк. — Мне и в голову не приходило заподозрить Гонорию Уэйнфлит. Вы бы справились с этим гораздо лучше, Баттл.

— Может, да, а может, и нет, сэр. Вспомните мои слова, что в преступлении не бывает ничего невероятного. Кажется, я тогда упоминал и старую деву.

— А также архиепископа и школьницу! Я правильно понял, что вы рассматриваете всех этих людей как потенциальных преступников?

Улыбка Баттла сменилась усмешкой.

— Я лишь имел в виду, что преступником может быть кто угодно.

— За исключением Гордона, — возразила Бриджит. — Пойдем, Люк, поищем его.

Они отыскали лорда Уитфилда в его кабинете, озабоченно делающего какие-то пометки.

— Гордон, — ласково произнесла Бриджит. — Теперь, когда вы все знаете, простите ли вы нас?

Лорд Уитфилд милостиво посмотрел на нее:

— Конечно, моя дорогая, конечно. Я был занятым человеком и пренебрегал вами. Правильно как-то заметил Киплинг: «Тот путешествует быстрее, кто путешествует один». И путь мой — в одиночестве. — Он расправил плечи. — На мне лежит большая ответственность. И я должен нести ее в одиночку. У меня не может быть спутников или помощников. Я должен пройти по жизни один — пока не рухну где-нибудь на обочине.

— Дорогой Гордон! — воскликнула Бриджит. — Вы так великодушны!

Лорд Уитфилд нахмурился:

— Дело вовсе не в том, великодушен ли я. Давайте оставим все эти глупости. У меня полно дел.

— Да, я знаю.

— Я готовлю к печати серию статей о преступлениях, совершенных женщинами на протяжении всей истории Англии.

Бриджит восхищенно посмотрела на него:

— Гордон, по-моему, это замечательная мысль.

Лорд Уитфилд выпятил грудь:

— Так что, пожалуйста, оставьте меня. Мне не следует отвлекаться. Мне нужно проделать большую работу.

Люк и Бриджит вышли из кабинета на цыпочках.

— Но он действительно великодушен! — сказала Бриджит.

— Мне кажется, что ты и в самом деле была неравнодушна к нему, Бриджит!

— Знаешь, Люк, мне тоже так кажется.

Люк выглянул в окно.

— Буду счастлив уехать из Вичвуда. Не нравится мне это место. Как говорит мисс Хамблби, здесь слишком много зла. Этот гребень Эш так грозно нависает над городом.

— Кстати, о гребне Эш. Что там с Эллсворти?

Люк несколько сконфуженно засмеялся:

— Ты имеешь в виду кровь на его руках?

— Да.

— Они принесли в жертву белого петуха!

— Боже, как отвратительно!

— Кажется, нашего мистера Эллсворти ждут неприятности. Баттл готовит ему небольшой сюрприз.

— А бедный майор Хортон и не думал убивать свою жену; а мистер Эббот, полагаю, всего лишь получил компрометирующее его письмо от какой-то дамы; а доктор Томас — просто замечательный врач и скромный молодой человек.

— Да он просто надменный осел!

— Ты так говоришь только потому, что ревнуешь его к женитьбе на Рози Хамблби.

— Слишком уж она хороша для него.

— Я всегда подозревала, что она нравилась тебе больше, чем я!

— Дорогая, что за глупости?

— Прости.

Она с минуту помолчала, потом спросила:

— Люк, я тебе сейчас нравлюсь?

Он шагнул было к ней, но она отстранилась от него.

— Я спросила, «нравлюсь», а не «любишь».

— А! Да… очень нравишься, Бриджит… и к тому же я люблю тебя.

— И ты мне нравишься, Люк…

Они улыбнулись друг другу — немного застенчиво, словно только что подружившиеся на празднике дети.

— Нравиться, на мой взгляд, гораздо важнее, чем любить. Это надолго. А я хочу, чтобы то, что есть между нами, длилось очень долго. Я не хочу, чтобы мы просто любили друг друга и поженились, а потом надоели бы друг другу и захотели связать свою жизнь с кем-то другим.

— Да, любовь моя, я понимаю. Ты хочешь настоящего. И я тоже. И то, что есть между нами, будет длиться вечно, потому что это и есть настоящее!

— Правда, Люк?

— Правда, милая. Вот почему я боялся любить тебя.

— И я тоже боялась.

— А сейчас?

— Нет.

— Мы были рядом со смертью долгое время. Но теперь — все позади! И теперь мы начинаем жить…


1939 г.

Перевод: О. Лапикова


По направлению к нулю

Пролог

19 ноября

Собравшуюся у камина компанию отличала одна особенность — все были правоведами, вернее, все в той или иной степени были служителями правосудия. Сию братию представляли здесь адвокат Мартиндейл, Руфус Лорд, заслуживший высшее звание королевского адвоката, и молодой Дениелс, сделавший себе имя на деле Карстайрза, а также судья Кливер Льюис из «Льюис и Тренч» и старый мистер Тревис. Мистеру Тревису было около восьмидесяти, но ему удалось сохранить к столь почтенному возрасту острый, живой ум и превосходную профессиональную память. Прежде он служил в известной конторе адвокатов и был одним из наиболее уважаемых представителей этой конторы. На его счету было множество полюбовных решений щекотливых судебных дел; он был криминалист высшего класса, а кроме того, знаток закулисных историй, и в этом отношении ему не было равных во всей Англии.

Легкомысленные люди поговаривали, что ему следовало бы написать мемуары. Но мистер Тревис был значительно мудрее. Он понимал, что знает слишком много.

Давно отойдя от дел, он уже не занимался частной практикой, но не было в Англии другого такого человека, чье мнение столь же уважали все члены его же братии. Где бы ни раздавался его отчетливый, высокий и тихий голос, там всегда наступала почтительная тишина.

В этот вечер разговор в клубе шел об одном нашумевшем деле, слушание которого как раз сегодня закончилось в Бейли. В результате этого процесса подсудимого, обвинявшегося в убийстве, признали невиновным. И собравшаяся у камина компания занималась тщательным критическим разбором данного прецедента.

Обвинение сделало ошибку, слишком положившись на одного из свидетелей — служанку, тогда как старине Депличу следовало учесть, что ее показания открывают прекрасные возможности для защиты. Молодой Артур ловко этим воспользовался. А Бентмор в своей заключительной речи постарался дать объективную оценку и представить дело в истинном свете, но тем самым он только окончательно все испортил — присяжные поверили молоденькой служанке. Надо сказать, что восприятие присяжных зачастую бывает исключительно странным — никогда не угадаешь заранее, на чью сторону они встанут, кому поверят. Но если уж у них сложилось определенное мнение, то убедить их в обратном практически невозможно. Итак, они поверили рассказу этой девушки, из коего следовало, что ломик не мог быть орудием убийства, и после этого дело можно было считать решенным. Заключение медицинской экспертизы оказалось выше их понимания. Все эти ученые молокососы с их заумными латинскими терминами и прочей научной тарабарщиной — чертовски плохие свидетели. Вечно мямлят да бормочут нечто неопределенное и никогда не могут ответить ни «да» ни «нет» на, казалось бы, элементарный вопрос. Они вечно твердят одно и то же: «При определенных обстоятельствах это, возможно, могло иметь место…» — и так далее в том же духе.

Когда все участники разговора так или иначе высказались и их замечания уже переходили в свободную беседу, всем показалось, что недостает некоего компетентного завершения. И лица собравшихся у камина, одно за другим, обратились в сторону мистера Тревиса, поскольку тот еще не внес свою лепту в данное обсуждение.

Мистер Тревис сидел, удобно откинувшись на спинку кресла, и с рассеянным видом протирал свои очки. Наступившее молчание, видимо, насторожило его, и он, подняв голову, окинул присутствующих пристальным взглядом.

— Извините, я задумался, — сказал он. — Вы спросили меня о чем-то?

— Сэр, мы обсуждали дело Ламорна, — сказал молодой Льюис и выжидательно умолк.

— Да-да, — сказал Тревис. — Я как раз размышлял об этом.

В комнате воцарилась почтительная тишина.

— Но боюсь, — заканчивая полировку стекол, сказал мистер Тревис, — я слишком увлекся собственными фантазиями. Да, я позволил себе погрузиться в мир фантазии. Видимо, начинают сказываться годы. В моем возрасте человек обладает известными привилегиями и при желании может позволить себе пофантазировать.

— Да, сэр, конечно, — сказал молодой Льюис, но вид у него был несколько недоумевающий.

— Я размышлял не столько о процессуальных особенностях дела, — продолжал мистер Тревис, — хотя они были интересными, исключительно интересными… И даже если бы суд вынес иной приговор, все равно остались бы серьезные основания для обжалования. Но, как я уже отметил, меня больше привлекал не сам процесс, а, скажем так, люди, причастные к этому делу.

Все собравшиеся смотрели на него с некоторым удивлением. Они привыкли рассматривать людей, имевших отношение к судебному расследованию, только с точки зрения правдоподобия их показаний, то есть как свидетелей. Никто из них не отваживался задаться вопросом, был ли обвиняемый на самом деле виновен или же суд, оправдав его, вынес верный приговор.

— Я задумался, знаете ли, о человеческой природе, — медленно сказал мистер Тревис, — о человеческой сущности во всем многообразии ее видов, родов и форм. Отдельные индивидуумы обладают изрядными умственными способностями, но преобладающее большинство обходится без оных. Итак, они спокойно живут в разных уголках нашей планеты — в Ланкашире, Шотландии или иных землях, — как небезызвестные вам владелец ресторанчика из Италии и школьная учительница из маленького городка на Среднем Западе. Все они попали в расставленные сети, стали участниками или свидетелями некоего преступного замысла, и в итоге в один из серых ноябрьских дней судьба свела их вместе в зале лондонского суда. Каждый внес свой вклад, сыграл свою маленькую роль в этом деле. И кульминацией стал суд над убийцей.

Он немного помолчал, пальцы его беззвучной барабанной дробью прошлись по колену.

— Мне нравятся ловко закрученные детективные истории, — сказал он. — Однако, знаете, на мой взгляд, все они имеют один недостаток. Они начинаются с убийства! Но убийство — это, в сущности, конец… Ведь история преступления начинается намного раньше — порой подготовка к нему длится многие годы, и в итоге определенные причины и события сводят известных людей вместе в известном месте в известное время и в известный час. Возьмем, к примеру, показания юной служанки — если бы эта судомойка не поссорилась со своим кавалером, то она не отменила бы свидание и не отправилась бы к Ламорну, а следовательно, и не могла бы стать главным свидетелем защиты. Далее идет Джузеппе Антонелли, приехавший на месяц из Италии, чтобы пообщаться со своим братом. Этот брат слеп, как летучая мышь, и он не смог бы увидеть того, что увидели зоркие глаза Джузеппе. Наконец, если бы констебль не любезничал с той кухаркой из сорок восьмого номера, то не опоздал бы на свой участок…

Мистер Тревис слегка кивнул головой, словно соглашался с собственными мыслями.

— Все сходится в некоем данном месте… И затем, когда наступает нужный момент, — наносится завершающий удар. Это и есть час атаки. Черный час. История приобретает иную точку отсчета. Как перед запуском: три, два, один, ноль — старт. И в нулевой точке все участники драмы сходятся вместе… Да, именно в нулевой точке… — повторил он и умолк, слегка вздрогнув.

— Вы замерзли, сэр, подвигайтесь ближе к огню.

— Нет, нет, — сказал мистер Тревис. — Просто, как говорится, дрожь пробирает. Пожалуй, пора мне отправляться домой.

Он слегка склонил голову в знак прощания и с осторожной, старческой неторопливостью вышел из комнаты.

После его ухода в маленькой гостиной ненадолго установилось смущенное молчание, и затем королевский адвокат Руфус Лорд заметил, что старина Тревис начал сдавать.

Сэр Уильям Кливер сказал:

— Острый ум… исключительно острый ум… Но, увы, возраст уже сказывается.

— К тому же сердце давно пошаливает, — сказал Лорд. — Может остановиться в любую минуту, насколько мне известно.

— Он очень трепетно относится к своему здоровью, — сказал молодой Льюис.

В это самое время мистер Тревис осторожно садился в свой старенький «Даймлер», имевший необычайно мягкий ход. Шофер доставил его к дому, окна которого выходили на тихий сквер. Заботливый камердинер помог ему снять пальто, и мистер Тревис прошел в библиотеку, где в камине на углях уже плясали синеватые языки пламени. Его спальня находилась в соседней комнате, поскольку, заботясь о своем сердце, он давно не поднимался выше первого этажа.

Опустившись в кресло перед камином, мистер Тревис подвинул к себе поднос с письмами.

Мысленно он все еще продолжал развивать тему, кратко обрисованную им в клубе.

«Возможно, именно сейчас, — думал мистер Тревис, — некая драма… некое убийство находится в стадии приготовления. Если бы я решился написать одну из тех развлекательных историй о кровавом преступлении, то непременно начал бы с того, что некий пожилой джентльмен сидел перед камином и распечатывал свою почту… приближаясь, без ведома для себя, к той самой нулевой точке…»

Разрезав конверт, он извлек письмо и рассеянно смотрел на исписанный лист бумаги.

Внезапно выражение его лица изменилось. Он словно вернулся из мира фантазии в реальный мир.

— О боже, — сказал мистер Тревис. — Какая досада! Какое исключительно неприятное известие! После стольких лет!.. Да, придется менять все мои планы.

«ДВЕРЬ ОТКРОЙ! — ПОЛНО ЛЮДЕЙ»[2233]

11 января

Мужчина, лежавший на больничной койке, слегка пошевелился и издал болезненный стон.

Дежурившая в палате сестра встала из-за стола и подошла. Она поправила подушки и устроила его поудобнее.

Ангус Мак-Виртер ворчливо пробормотал что-то в знак благодарности.

Все его существо переполняли чувства возмущения и горькой досады.

К этому времени все должно было уже кончиться. Он уже должен был избавиться от всего этого! Будь проклято чертово дерево, которому вздумалось вырасти на склоне скалы! Черт побери тех услужливо-назойливых влюбленных, которые не побоялись назначить свидание на скале холодной зимней ночью…

Если бы не они (и не дерево!), то все уже закончилось бы, — ледяная глубина воды, возможно, краткое бессознательное сопротивление и, наконец, забвение… конец некой бесполезной, никчемной и неудавшейся жизни.

И где же он оказался вместо этого? Какая нелепость! Почему он должен лежать на больничной койке со сломанным плечом и с перспективой предстать перед городским судом за преступную попытку самоубийства?

Проклятие! Разве он не имеет права распоряжаться собственной жизнью?

Если бы ему удалось осуществить задуманное, то, возможно, его похоронили бы надлежащим образом по христианскому обряду как умалишенного.

Разумеется, умалишенного, как же иначе! Хотя он никогда не поступал более здраво. И это самоубийство было самым логичным и разумным поступком, который мог сделать человек, оказавшийся в его положении.

Он скатился на дно жизни, тело его постоянно мучили какие-то болезни, жена бросила его ради другого. Без работы, без семьи, без денег, лишенный здоровья, лишенный даже надежды… Разумеется, из такого ахового положения есть единственный возможный выход…

А вместо этого он лежит в этой смехотворной позе в больничной палате. И возможно, вскоре явится некий лицемерный чиновник с набожными увещеваниями и будет настраивать его на благоразумное отношение к некоему предмету потребления, который принадлежит только ему и никому другому, поскольку это его собственная жизнь.

Он раздраженно фыркнул. Его захлестнула волна гнева.

Сиделка вновь подошла к нему. Это была молодая рыжеволосая девушка с добрым и довольно безучастным лицом.

— Вам очень больно?

— Нет, не очень.

— Может, дать вам снотворное?

— Спасибо, обойдусь.

— Но…

— Неужели вы думаете, что меня мучает боль в плече или бессонница?

На лице девушки появилась мягкая, немного снисходительная улыбка.

— Доктор сказал, что снотворное вам не помешает.

— Мне плевать, что сказал ваш доктор.

Она расправила салфетку на тумбочке и подвинула стакан лимонада к нему поближе. Мак-Виртер сказал слегка пристыженно:

— Извините меня, похоже, я излишне груб.

— Не беспокойтесь, все в порядке.

Его раздосадовало, что девушку совсем не задела его вспышка. Ничто не могло пробить броню ее снисходительного равнодушия. Она не воспринимала его как человека, в данном случае он был всего лишь пациентом.

— Проклятие, — сказал он. — Во всем виноваты эти проклятые спасатели…

— Успокойтесь, не надо так говорить, — с упреком сказала она. — Вот это уже действительно не слишком любезно с вашей стороны.

— Не слишком любезно? — с горькой насмешкой воскликнул он. — Черт побери! Может, мне еще поблагодарить их?!

Она спокойно сказала:

— Утром вы почувствуете себя гораздо лучше.

— Вы, сиделки… — с тихим раздражением буркнул он. — Вы не люди, вы всего-навсего сиделки! Вот вы кто!

— Поймите же, мы знаем, что лучше для вас.

— Да, именно это и доводит человека до бешенства. Все всё знают — и вы, и доктора, все в этом мире! И все постоянно вмешиваются! Словно они действительно знают, что лучше для других людей. Я пытался покончить с собой. Вам ведь это известно, не так ли?

Она кивнула.

— Мне захотелось спрыгнуть с этой чертовой скалы, и это мое личное дело, оно никого не касается. Я покончил счеты с жизнью. Я потерял все и желал только смерти.

Тихо прищелкнув языком, она посмотрела на него рассеянно-сочувствующим взглядом. Это был всего-навсего очередной пациент. И ее умиротворяющая миссия состояла в том, чтобы дать ему выговорить, выплеснуть накопившееся раздражение.

— Почему я не вправе покончить с собой, если я сам хочу этого? — требовательно спросил Мак-Виртер.

— Потому что это плохо, — совершенно серьезно сказала сиделка и с сомнением посмотрела на него. Ее собственные убеждения остались непоколебимыми, но ей явно не хватало слов, чтобы объяснить свой ответ. — Э-э… я имею в виду, — неуверенно продолжила девушка, — самоубийство — большой грех. Бог дал вам жизнь, и вы должны жить, независимо от того, хотите вы этого или нет.

— Почему вы так решили?

— Ну, ведь у вас, наверное, есть близкие и родные, которые нуждаются в вас.

— Ошибаетесь. О моей смерти в этом мире не заплакала бы ни одна живая душа.

— У вас нет родственников? Ни матери, ни сестер — никого?

— Никого. У меня была жена, но и она ушла к другому. И поступила, как я считаю, исключительно благоразумно! Она поняла, что я полный неудачник.

— А друзья? Неужели у вас нет друзей?

— Нет, никого у меня нет. Я стал замкнутым и необщительным типом. Послушайте, я кое-что расскажу. Когда-то я был веселым и открытым парнем. У меня была хорошая работа и симпатичная жена. Потом произошла одна дорожная авария. Машину вел мой шеф, а я ехал вместе с ним. Он попросил меня подтвердить, что на момент аварии скорость машины не превышала тридцати миль. Но это было не так. Мы шли примерно на пятидесяти. В сущности, никто особо не пострадал, и мое свидетельство только помогло бы ему получить страховку. Короче говоря, я отказался подтвердить его слова. Это была бы ложь. А я не хотел лгать.

— Что ж, вы были совершенно правы, — сказала сиделка. — Вы поступили очень хорошо.

— Вы так полагаете? Однако это глупое упрямство стоило мне работы. Мой шеф страшно разозлился и позаботился о том, чтобы я больше никуда не смог устроиться. Потом моей жене надоело смотреть, как я бездельничаю и безрезультатно слоняюсь в поисках заработка, и она ушла от меня к человеку, которого я считал своим другом. Он-то, разумеется, все делал правильно и отлично продвинулся по службе. А я был уже не в состоянии сопротивляться и постепенно скатывался все ниже. Пристрастился к выпивке, и это, конечно, только усугубило мое положение. В итоге я опустился до грузчика, надорвался и попал в больницу. Доктор сказал, что теперь я не смогу поднимать тяжести. В общем, я понял, что в этой жизни мне уже ничего не светит. Из такой ситуации был единственный, ясный и самый легкий, выход. Лучше всего было покончить с собой. Моя никчемная жизнь не нужна ни мне, ни кому-нибудь другому.

— Вы не можете этого знать, — тихо проронила его молоденькая собеседница.

Мак-Виртер рассмеялся. Он заметно повеселел. Развеселило его ее простодушное упрямство.

— Милая девочка, кому я нужен?

Она смущенно сказала:

— Кто знает!.. Возможно, придет время…

— Придет время? У меня не осталось времени. Я надеюсь, вторая попытка будет более удачной.

Сиделка решительно тряхнула головой.

— Нет-нет! — возразила она. — Теперь вы уже не сможете покончить с собой.

— Как интересно! Почему не смогу?

— Обычно… они так не делают…

Он удивленно посмотрел на нее. «Они так не делают…» Похоже, он принадлежал к некоему общему типу потенциальных самоубийц. Мак-Виртер открыл было рот, чтобы высказать резкий протест, но его вдруг остановила природная честность.

А будет ли вторая попытка? Действительно ли он намерен это сделать?

Внезапно он осознал, что не испытывает никакого желания покончить с собой. Неожиданный подъем настроения был ему совершенно непонятен.

Возможно, истинная причина крылась в том профессиональном знании, которым поделилась с ним эта медсестра. У самоубийц не бывает вторых попыток…

И все-таки у него возникло желание переубедить ее, коснувшись этической стороны данного вопроса.

— В любом случае я вправе как угодно распоряжаться собственной жизнью.

— Нет-нет. У вас нет такого права.

— Но почему же нет, моя милая девочка, почему?

Она смущенно вспыхнула и сказала, теребя пальцами золотой крестик, висевший у нее на шее:

— Разве вы не понимаете? Вы можете понадобиться Богу!

Мак-Виртер пораженно посмотрел на нее. Ему не хотелось разрушать ее наивную, детскую веру.

— Видимо, вы полагаете, — насмешливо сказал он, — что в один прекрасный день мне удастся остановить взбесившуюся лошадь и спасти от смерти золотоволосого малыша? Ведь вы именно это имели в виду?

Она отрицательно покачала головой и заговорила с пылкой убежденностью, неловко пытаясь объяснить ему то, что так ясно и четко чувствовала в глубине души:

— Возможно, вам совсем не обязательно что-то делать… Может, вы просто должны быть где-то, в каком-то определенном месте, в определенное время, которое вам пока неизвестно… Ох, я не могу этого объяснить, я не знаю, как сказать… Ну, к примеру, вы можете просто… просто идти по улице и совершенно случайно сделать что-то ужасно важное… И возможно, вы даже сами не заметите, что сделали…

Эта рыжеволосая юная сиделка была родом с западного побережья Шотландии, и, вероятно, кто-то из ее предков обладал даром предвидения.

Возможно, смутно и неосознанно она видела перед своим мысленным взором какого-то человека, поднимавшегося в гору сентябрьским вечером, чтобы спасти от смерти некое человеческое существо…

14 февраля

Единственным звуком, который нарушал тишину комнаты, был скрип пера, одинокая человеческая фигура склонилась над столом, покрывая лист бумаги четкими, аккуратными строчками.

Никому больше не суждено будет прочесть слова, написанные сейчас на этих листах. А если бы это все же случилось, люди, вероятно, не поверили бы собственным глазам. Ибо это было обстоятельное и подробное описание убийства, некий ужасный план, разработанный до мельчайших деталей.

Бывают моменты, когда человек осознает свои желания, контролирует их, когда он смиренно отказывается от всего злонамеренного и способен управлять своими действиями. Бывают другие, когда некая страсть полностью завладевает его душой и телом, и тогда он становится просто слепым орудием, покорно осуществляющим самые ужасные цели.

Склонившаяся над листом бумаги личность пребывала во втором из описанных выше состояний. Это было мыслящее, вполне разумное, хладнокровное существо. Но его умом завладели единственное желание и единственная цель — уничтожить другого человека. В итоге для осуществления этой цели был тщательно разработан и последовательно описан данный план. В нем учитывалось множество возможных случайностей и осложнений. В таком деле все должно быть основательно взвешено. Этот план, подобно любому добротному сценарию, не был сухой и строго ограниченной схемой. В определенных местах предусматривались возможные изменения и варианты. Более того, поскольку ум, вынашивавший этот замысел, был достаточно острый, то он понимал, что должна быть предусмотрена известная свобода действий на случай непредвиденных обстоятельств. Однако в общем и целом все было четко намечено и скрупулезно продумано. Означены время, место, способ и жертва!..

Наконец склоненная голова поднялась. Собрав исписанные листы, человек откинулся на спинку кресла и внимательно перечитал. Да, сценарий был просто идеальный.

Улыбка озарила серьезное, сосредоточенное лицо, хотя его выражение вряд ли можно было назвать приятным. Человек издал глубокий удовлетворенный вздох.

Если Господь возрадовался, сотворив человека по образу своему, то на этот раз это была некая ужасная пародия творческой радости.

Да, сценарий был очень хорош, он учитывал свойства характеров и реакцию каждого участника — их достоинства и недостатки должны были сыграть свою роль, помогая порочному уму осуществить свой замысел.

Не хватало только последнего штриха…

С легкой усмешкой драматург поставил дату… Последний акт должен быть сыгран в сентябре.

Затем послышался злорадный смех, и исписанные листы были разорваны на кусочки. Человек поднялся с кресла и, пройдя по комнате, бросил их прямо в пылающий камин. Все обрывки бумаги сгорели дотла. Теперь этот план существовал только в мозгу своего создателя.

8 марта

Суперинтендант Баттл, покончив с завтраком, сидел за столом и с суровым видом медленно и сосредоточенно читал письмо, которое ему только что передала огорченная жена. Выражение его лица практически не изменилось, ему вообще было несвойственно проявление каких-либо эмоций. Его лицо обычно напоминало деревянную маску. Оно было жестким и непроницаемым, но иногда очень впечатляющим. Суперинтенданта Баттла едва ли можно было назвать яркой личностью. Он явно не блистал остроумием, однако его медлительной натуре был присущ некий особый дар, трудный для определения, но тем не менее очень действенный и мощный.

— Не могу поверить, — всхлипнув, сказала жена. — Сильвия не могла так поступить!

В семье суперинтенданта Баттла было пятеро детей, и Сильвии, младшей дочери, уже исполнилось шестнадцать лет. Ее школа находилась неподалеку от Мейдстоуна.

Это послание пришло от мисс Амфри, директрисы вышеупомянутого заведения. Письмо было, несомненно, дружелюбным и исключительно вежливым. В нем черным по белому излагалось, что в школе с некоторых пор начали происходить разные мелкие кражи и перед педагогическим составом школы встали известные проблемы. Однако сейчас все уже благополучно разрешилось, так как Сильвия Баттл признала свою вину, и в связи с этим мисс Амфри хотела бы видеть мистера и миссис Баттл в ближайшее время, «дабы обсудить создавшееся положение».

Суперинтендант Баттл сложил письмо и, сунув его в карман, сказал:

— Предоставь это мне, Мери. — Он встал из-за стола, подошел к жене и, погладив ее по щеке, добавил: — Не волнуйся, милая, все будет в порядке.

Он вышел из комнаты, оставив за собой атмосферу некой бодрой и спокойной уверенности.

В полдень суперинтендант Баттл уже находился в современной и очень оригинальной гостиной мисс Амфри; он сидел в кресле напротив директрисы, напряженно расправив плечи и положив на колени большие крепкие руки; сейчас ему более чем когда-либо хотелось выглядеть стопроцентным полицейским, и, надо сказать, это ему вполне удалось.

Мисс Амфри слыла весьма преуспевающей директрисой. Это была деятельная особа, широко и хорошо известная своими просвещенными и современными методами обучения и умело сочетавшая дисциплину с новыми идеями о личностном самоопределении.

Ее гостиная являла собой дух и сущность этой Мидвейской школы. Цветовая гамма была выдержана в желтовато-соломенных тонах — повсюду были расставлены большие кувшины с нарциссами, вазы с тюльпанами и гиацинтами, интерьер украшали пара отличных копий с античных греков, несколько новомодных статуэток и на стенах две картины итальянских примитивистов. А в центре этого великолепия восседала сама мисс Амфри, облаченная в темно-синее платье. Лицом напряженным и энергичным она чем-то напоминала добросовестную английскую борзую, выслеживающую дичь, ее ясные голубые глаза с глубокой серьезностью смотрели на собеседника сквозь толстые линзы очков.

— Главное, — говорила она своим чистым, хорошо поставленным голосом, — найти верный путь к решению этой проблемы. Прежде всего мы должны подумать о самой девочке, мистер Баттл. О состоянии самой Сильвии! Это очень важно, крайне важно — нельзя нанести даже малейший вред молодой жизни! Ни в коем случае нельзя возложить на нее всю тяжесть этого греха — порицание должно быть очень, очень умеренным, если таковое вообще необходимо. Нам нужно выяснить скрытые причины, побудившие ее к этим мелким, незначительным кражам. Возможно, это чувство неполноценности? Знаете, она не слишком сильна в спортивных играх, и у нее могло возникнуть смутное, неосознанное желание отличиться в какой-то иной сфере, желание утвердить свое эго. Мы должны быть очень, очень тактичны. Вот почему мне хотелось сначала поговорить с вами наедине и убедить вас быть крайне, крайне осторожным в разговоре с Сильвией. И я повторяю еще раз: главное — узнать скрытые мотивы ее поведения.

— Именно ради этого, мисс Амфри, — сказал суперинтендант Баттл, — я и приехал сюда.

Голос его был совершенно спокойным, лицо бесстрастным, и его оценивающий взгляд внимательно изучал школьную даму.

— Я поговорила с ней в дружелюбной, мягкой манере, — сказала мисс Амфри.

— О, это очень мило с вашей стороны, мадам, — коротко отозвался Баттл.

— Вы знаете, я действительно люблю и понимаю все сложности детской и юношеской натуры.

Баттл уклонился от прямого ответа на это заявление и сказал:

— Если вы не возражаете, мисс Амфри, сейчас мне хотелось бы увидеть мою дочь.

С новым пылом мисс Амфри принялась увещевать его проявить тактичность, дабы не вызвать сопротивления, не давить на ребенка, едва вступившего на путь зрелости. Суперинтендант Баттл не выказал никаких признаков нетерпения. Он просто казался несколько озадаченным и смущенным.

Наконец она повела его в свой рабочий кабинет. В коридоре они прошли мимо пары воспитанниц. На лицах девочек отразилось лишь вежливое внимание, но глаза были полны любопытства. Препроводив суперинтенданта Баттла в маленькую комнату, не столь отмеченную оригинальным вкусом директрисы по сравнению с гостиной на первом этаже, мисс Амфри отступила к двери, сказав, что пришлет к нему Сильвию.

Она была уже на пороге, когда Баттл вдруг остановил ее:

— Одну минутку, мадам. Каким образом вы пришли к заключению, что Сильвия ответственна за эти… э-э… пропажи?

— Мои методы, мистер Баттл, основаны на психологии, — с достоинством произнесла мисс Амфри.

— На психологии? Гм… Ну а как насчет доказательств, мисс Амфри?

— Д-да, да, конечно, я вас понимаю, мистер Баттл. Вы предпочитаете иной путь… Ваши, так сказать, профессиональные методы… Но психологические методы уже начали признавать в криминалистике. Я могу заверить вас, что они действуют безошибочно. Сильвия сама во всем призналась.

Баттл кивнул:

— Да-да, я знаю. Я просто хотел спросить: что именно изначально навело вас на мысль о ее виновности?

— Я поняла вас, мистер Баттл. В общем, из шкафчиков девочек начали пропадать вещи, и, когда кражи участились, я собрала всю школу на общее собрание и сообщила об этих печальных случаях. И одновременно я ненавязчиво изучала их лица. Выражение лица Сильвии сразу поразило меня. Оно было виноватым и смущенным. И я тотчас поняла, кто виноват. Мне не хотелось самой обвинять ее, и я дала ей возможность признать свою вину. Я устроила ей маленькое испытание… Мы просто поиграли немного в ассоциации…

Баттл кивнул, показывая, что ему понятно, о чем идет речь.

— И в итоге ваша дочь сама во всем призналась, — заключила мисс Амфри.

— Да, понимаю, — сказал озадаченный отец.

Не зная, что добавить, мисс Амфри нерешительно помолчала и затем вышла из комнаты.

Когда дверь кабинета вновь открылась, Баттл стоял у окна, разглядывая окрестный пейзаж.

Он медленно повернулся и взглянул на свою дочь.

Закрыв за собой дверь, Сильвия смущенно стояла у порога. Девочка была высокой, смуглой и немного угловатой, как все подростки. На печальном лице видны были следы слез. Она сказала скорее робко, чем вызывающе:

— Ну вот и я.

Баттл задумчиво посмотрел на нее пару минут и вздохнул.

— Мне не следовало отдавать тебя в эту школу, — сказал он. — Ваша директриса просто глупа.

Сильвия в полнейшем изумлении взглянула на него, забыв о всех своих горестях.

— Мисс Амфри? О нет, она — замечательная женщина. У нас все так считают.

— М-да… — с сомнением проронил Баттл. — Ну, может, она и не безнадежная дура, если смогла произвести на вас такое впечатление. И все-таки эта Мидвейская школа явно не для тебя… Хотя, кто знает, такое могло случиться где угодно.

Сильвия стояла, сцепив руки и потупив глаза.

— Мне очень жаль, папа, — тихо сказала она. — Мне правда очень жаль, что так случилось.

— Да уж, иначе и быть не может, — отрывисто сказал Баттл. — Подойди ко мне.

Она медленно и неохотно прошла по комнате и встала перед ним. Приподняв своей широкой, большой ладонью ее опущенный подбородок, Баттл внимательно посмотрел на смущенное лицо дочери.

— Это было для тебя тяжким испытанием, да? — сказал он мягким голосом.

Ее глаза наполнились слезами.

— Понимаешь, Сильвия, — словно размышляя, продолжал Баттл, — я всегда знал, что с тобой может произойти нечто подобное. Большинство людей имеют разного рода слабости и недостатки. Как правило, они достаточно хорошо заметны. Ну, скажем, мы замечаем, что ребенок жадный, капризный или любит похулиганить. Ты всегда была доброй девочкой, очень спокойной… с уступчивым, мягким характером. В общем, с тобой не было никаких проблем, и все же я иногда беспокоился. Потому что если есть некая трещина или слабина, которую ты не замечаешь, то в определенный момент, когда наступит час испытания, она может испортить общее впечатление.

— Как у меня! — сказала Сильвия.

— Да, как у тебя. Ты сломалась под давлением, и к тому же эта слабина проявилась чертовски странным образом. Да, это на редкость необычная черта, я никогда не встречался с таким поведением прежде.

Девочка вдруг пренебрежительно сказала:

— Мне следовало помнить, что ты довольно много общался с ворами!

— О да! Я прекрасно изучил этот тип людей. И именно поэтому, моя милая, — не потому, что я твой отец, отцы многого не знают о своих детях, а потому, что я полицейский, — я отлично знаю, что ты не воришка! Ты совершенно непричастна к тому, что здесь произошло. Воры бывают двух видов. Одни поддаются внезапному и непреодолимому искушению. Надо сказать, такое случается крайне редко — просто поразительно, каким искушениям может противостоять вполне нормальное, честное человеческое существо. А другие не считают зазорным присваивать то, что им не принадлежит, — такие воруют почти машинально. Ты не принадлежишь ни к одному из этих типов. Ты вообще не воришка! Я бы сказал, что ты являешь собой на редкость необычный тип лжеца…

— Но… — начала было Сильвия.

— Ты во всем призналась! — закончил он вместо нее. — Ну да, мне известно об этом. Знаешь, жила когда-то одна святая, которая раздавала хлеб нищим. Ее мужу была не по душе такая щедрость, и, встретив ее, он спросил, что у нее в корзинке. Она оробела и сказала, что там… розы. Когда муж сорвал крышку, то в корзине действительно оказались розы — чудеса, да и только! Так вот, если бы ты была святой Елизаветой и вышла, к примеру, с корзинкой роз, а твой муж, встретив тебя, спросил, что ты несешь, то ты, точно так же оробев, ответила бы ему: «Хлеб». — Он сделал паузу и мягко добавил: — Разве не так все случилось, милая?

В комнате повисла тишина; так ничего и не ответив, Сильвия вдруг опустила голову.

— Расскажи-ка мне, девочка, по порядку, как все произошло на самом деле.

— Нас собрали всех вместе и рассказали об этих кражах. И я, увидев, как мисс Амфри смотрит на меня, поняла, что она меня подозревает! Я почувствовала, что краснею… и заметила, что некоторые девочки тоже стали смотреть на меня. Это было ужасно. А потом и остальные начали подозрительно поглядывать и шептаться по углам. Я догадалась, что все они подозревают меня. И вот как-то вечером наша Амфа позвала сюда нескольких девочек, и меня, конечно, в том числе, и предложила поиграть в слова… Она произносила слова, а мы должны были не задумываясь давать ассоциации…

Баттл недовольно хмыкнул.

— И я догадалась, что это своеобразное испытание… Меня точно парализовало. Я изо всех сил старалась не сказать какое-нибудь неверное слово… Пыталась думать о совершенно посторонних вещах… о белках или цветах… А наша Амфа так и следила за мной своими глазами-буравчиками… Знаешь, мне казалось, что ее взгляд просверливает меня насквозь. После этого начался настоящий кошмар, мне показалось, что я попала в какую-то ловушку. И однажды днем Амфа поговорила со мной вполне дружелюбно и, так сказать, понимающе… И наконец, не выдержав, я сказала, что взяла все эти вещи. О, ты не представляешь, папа, какое это было облегчение!

— Да нет, вполне представляю, — сказал Баттл, поглаживая свой подбородок.

— Ты правда понимаешь?

— Нет, Сильвия, я не совсем понимаю тебя, поскольку сам никогда не поступил бы так. Если бы кто-то попытался заставить меня признаться в том, чего я не делал, то мне бы, скорее всего, пришло в голову дать ему в челюсть. Но я хорошо представляю, как все произошло. И понимаю, что своими глазами-буравчиками ваша Амфа видит не дальше собственного носа. Перед ней был чудесный экземпляр необычной психологии, и, как любой полуиспеченный истолкователь, она не смогла его правильно объяснить. Настало время внести ясность в эту неразбериху. Где мисс Амфри?

Мисс Амфри тактично помедлила, прежде чем войти. Сочувственная улыбка застыла на ее лице, когда суперинтендант Баттл заявил с грубоватой откровенностью:

— Мисс Амфри, я должен просить вас обратиться за помощью в местный полицейский участок, чтобы восстановить справедливость в отношении моей дочери.

— Но, мистер Баттл, Сильвия сама…

— Сильвия совершенно непричастна к вашей истории, она даже пальцем не касалась этих вещей.

— Конечно, сэр, вы ее отец, и я могу понять…

— В данном случае я говорю не как отец, а как полицейский. Пусть полиция поможет вам разобраться в этом деле. Они проведут небольшое тактичное расследование. Пропавшие вещи, скорее всего, спрятаны где-то поблизости, и я полагаю, на них сохранились отличные отпечатки пальцев. Мелкие воришки обычно не заботятся о перчатках… А сейчас я забираю мою дочь домой. Если полиция найдет доказательства — настоящие доказательства, подтверждающие ее связь с этими кражами, то я позабочусь о том, чтобы она явилась в суд и ответила по закону. Но я уверен, что этого не произойдет.

Минут через пять отец и дочь уже выехали из школьных ворот.

— Сильвия, — сказал Баттл, — я хотел спросить тебя об одной девочке. Она встретилась мне в коридоре. Знаешь, у нее такие белокурые, довольно курчавые волосы, розовощекое личико, родинка на подбородке и голубые, широко расставленные глаза.

— Судя по описанию, похоже на Оливию Парсонс.

— Угу, понятно. Видишь ли, я не удивлюсь, если это ее рук дело.

— Разве она выглядела испуганной?

— Как раз наоборот, она выглядела очень самоуверенной. Такой спокойный, самоуверенный взгляд я много раз видел во время наших полицейских расследований. Готов поставить кругленькую сумму на то, что именно она воровка… Но вот ее ты не заставишь признаться… Никогда!

Сильвия сказала со вздохом:

— Все это было похоже на дурной сон. Ох, папа, мне так стыдно. Прости меня, пожалуйста. Как я могла быть такой дурой, такой полной идиоткой? Я понимаю, что вела себя просто ужасно.

— Все в порядке. — Оторвав одну руку от руля, суперинтендант Баттл похлопал дочь по плечу и сказал одно из своих излюбленных и банальных утешительных изречений: — Не переживай. Напасти нам посланы для испытания. Да-да, именно для испытания. По крайней мере я так полагаю. Не знаю, конечно, может, в них скрыт еще какой-то смысл…

19 апреля

Солнце щедро изливало лучи на дом Невиля Стренджа в Хинд-Хеде.

Такой чудесный денек — жарче июньских дней — случается в апреле разок-другой.

Невиль Стрендж спускался по лестнице. Он был одет в белый спортивный костюм из тонкой шерсти и под мышкой держал четыре теннисные ракетки.

Если бы некий избирательный комитет задумал отыскать среди англичан идеально счастливого человека, у которого есть все, что душе угодно, то Невиль Стрендж, несомненно, мог быть взят за образец. Всесторонне одаренный спортсмен и первоклассный теннисист, он был хорошо известен в британском обществе. Хотя ему никогда не удавалось выйти в финал Уимблдонского турнира, он нередко выигрывал несколько первых кругов в смешанных парах и дважды выходил в полуфинал. Возможно, если бы он не уделял слишком много времени другим видам спорта, то смог бы стать чемпионом в теннисе. Невиль прекрасно играл в гольф, был сильным пловцом и участвовал в нескольких сложных восхождениях в Альпах. В свои тридцать три года он имел отменное здоровье, приятную внешность, хороший достаток и исключительно красивую молодую жену, на которой женился недавно… В общем, жизнь его была прекрасной во всех отношениях — ни забот, ни тревог.

Тем не менее когда этим чудесным утром он спустился на первый этаж, на лице его блуждала тень мрачноватой озабоченности. Эта легкая тень едва ли была заметна для посторонних глаз. Но сам он осознавал ее существование, некие грустные мысли заложили складки на его челе, придавая лицу беспокойное и нерешительное выражение.

Проходя по холлу, он решительно расправил плечи, словно сбросил с себя какую-то тяжкую ношу, миновал гостиную и вышел на застекленную террасу, где на мягких подушках нежилась его жена, попивая апельсиновый сок.

Двадцатитрехлетняя Кей Стрендж была необыкновенно красива. Она была обладательницей стройной, точеной фигурки, темно-рыжих волос и такого прекрасного цвета лица, что доведение его до совершенства обычно требовало минимального количества времени и косметики. Помимо того у нее были неотразимые темные глаза и брови, что так редко соседствуют с рыжими волосами.

— Привет, красотка, — беспечно сказал ее муж. — Что у нас на завтрак?

— У вас, а не у нас! — сморщила носик Кей. — Ужасные кроваво-красные почки, грибы и ветчинный рулет.

— Звучит довольно заманчиво, — заметил Невиль.

Он положил себе всех вышеперечисленных яств и налил чашку кофе. На несколько минут на террасе установилось приветливое молчание.

— А-ах… — томно сказала Кей, покачивая голой ножкой с аккуратными ноготками, покрытыми алым лаком. — Какое прелестное утро! В конце концов, Англия не так уж и плоха, правда?

Они совсем недавно вернулись с юга Франции.

Невиль, бегло просмотрев газетные заголовки, уже заинтересованно читал спортивную страничку, поэтому просто хмыкнул в ответ, выражая некоторую неуверенность.

Вскоре он отложил газету и, намазав тост мармеладом, занялся письмами.

Пачка писем была довольно объемистая, но большую часть он порвал и выбросил. Рекламные проспекты, извещения и прочая печатная галиматья.

— Мне не нравится сочетание цветов в нашей гостиной, — сказала Кей. — Можно, я ее переделаю, Невиль?

— Как тебе заблагорассудится, моя красавица!

— По-моему, общий тон надо сделать переливчато-синим, — мечтательно проговорила Кей, — и множество атласных подушек цвета слоновой кости.

— Чтобы ты кувыркалась в них, как обезьянка, — пошутил Невиль.

— Ты сам вполне можешь последовать моему примеру, — сказала Кей.

Невиль распечатал очередное письмо.

— Да, кстати, — сказала Кей, — Шерти приглашает нас отправиться в Норвегию на его яхте в конце июня. Какая жалость, что мы не можем. — Она незаметно посмотрела в сторону Невиля и с тоскливым вздохом добавила: — Как я люблю морские путешествия.

По лицу Невиля пробежало легкое облачко какой-то задумчивой нерешительности.

— Неужели мы обязательно должны ехать к этой старой зануде Камилле? — мятежно спросила Кей.

Невиль нахмурился:

— Конечно, должны. Послушай, Кей, мне казалось, мы давно покончили с этим вопросом. Сэр Метью был моим опекуном. Они с Камиллой вырастили меня. Если и существует на земле место, которое я мог бы назвать своим родным домом, так это именно Галлс-Пойнт.

— Ну ладно, ладно, — сказала Кей. — Раз уж это наш долг, то ничего не поделаешь. В конце концов, ведь мы получим все ее деньги, когда она умрет, и я понимаю, что нам стоит немного подлизаться к ней.

— Что значит — подлизаться?.. — сердито сказал Невиль. — Дело вовсе не в этом. Кстати, она не распоряжается нашими будущими деньгами. Ей назначено пожизненное годовое содержание, но впоследствии по завещанию сэра Метью все его состояние перейдет ко мне и моей жене. Так что, моя милая, все дело в привязанности. Как ты не можешь понять этого?

Она немного помедлила с ответом и потом сказала:

— Конечно же, я все понимаю. Я просто притворяюсь, потому что… ну, в общем, я знаю, что я в данном случае — нежеланный гость, меня там только терпят. Они ненавидят меня! Да, да, именно так! Леди Трессильян воротит свой аристократический нос и смотрит на меня с презрением, а Мери Олдин вообще, разговаривая со мной, глядит куда-то в сторону. К тебе-то они прекрасно относятся. Вот ты и не замечаешь, что происходит.

— Мне казалось, они всегда были очень вежливы с тобой. Дорогая, ты же отлично знаешь, что, если бы они вели себя иначе, я не стал бы настаивать на нашей поездке.

Кей бросила на него странный взгляд из-под своих полуопущенных темных ресниц.

— О да, они достаточно вежливы. Но у них есть множество других способов для того, чтобы вывести меня из себя. Они считают меня захватчицей, посягнувшей на чужие владения.

— Что ж, — сказал Невиль, — в конце концов, вероятно, у них есть для этого некоторые основания. Разве нет?

Его голос слегка изменился. Он вышел из-за стола и стоял спиной к Кей, окидывая взглядом открывавшийся из окон вид.

— О да, я полагаю, это вполне объяснимо. Они любили Одри, не правда ли? — Ее голос немного дрожал. — Милая, благовоспитанная, хладнокровная и бесцветная Одри! Камилла не может простить мне того, что я заняла ее место.

— Не забывай о возрасте Камиллы, — не оборачиваясь, сказал Невиль, его голос был глухим и безжизненным. — Ведь ей уже за семьдесят. Ее поколение, как ты знаешь, не слишком одобряет разводы. Мне кажется, что в целом она смирилась с нашей женитьбой и принимает нас очень радушно, учитывая то, как она была привязана к… к Одри.

Его голос едва уловимо изменился, когда он произносил имя своей бывшей жены.

— Они считают, что ты плохо обошелся с ней.

— Да, вероятно, — тихо сказал Невиль, но жена услышала его.

— Ах, дорогой, не будь таким глупым. Она подняла весь этот ужасный шум, просто чтобы привлечь к себе внимание.

— Одри не поднимала никакого шума. Она не устраивала никаких сцен ревности.

— Не притворяйся, ты же понимаешь, что я имею в виду. Она уехала от тебя в жутком расстройстве и повсюду изображала несчастную страдалицу с разбитым сердцем. Вот что я называю шумом! Есть люди, которые умеют проигрывать достойно, но Одри, по-моему, не из их числа. Мне вообще кажется, что если женщина не может удержать собственного мужа, то ей следует отпустить его с миром и с достоинством удалиться со сцены. У вас с ней не было ничего общего. Она никогда не увлекалась спортом, была такой малокровной, выцветшей, как… как кухонное полотенце. Безжизненное, анемичное создание. В ней нет даже духа соперничества! Если бы она действительно любила тебя, то ей следовало в первую очередь подумать о твоем счастье и порадоваться, что тебе посчастливилось найти в этой жизни более подходящую пару.

Невиль повернулся к жене. Легкая сардоническая улыбка играла на его губах.

— Ах ты, моя маленькая спортсменка! Похоже, ты считаешь, что любовь и супружество — это всего лишь игра!

Кей рассмеялась и покраснела:

— Ну, возможно, я немного увлеклась и сгустила краски. Но, во всяком случае, что было, то прошло, и надо принимать жизнь такой, как она есть!

— Одри так и поступила, — спокойно сказал Невиль. — Она дала мне развод, чтобы я мог жениться на тебе.

— Да, я знаю… — с задумчивой нерешительностью согласилась Кей.

Невиль сказал:

— Ты никогда не понимала Одри.

— Пожалуй, ты прав. Я даже побаиваюсь ее. Порой один ее взгляд приводит меня в содрогание. Я совершенно не понимаю ее. Никогда не знаешь, о чем она думает… В ней есть… нечто пугающее.

— Брось городить чепуху, Кей!

— Нет, правда, она пугает меня. Может, потому, что она слишком умна.

— Ах ты, моя очаровательная глупышка.

Кей рассмеялась:

— Почему ты всегда называешь меня так?

— А что, разве я не прав?

Они улыбнулись друг другу. Подойдя к жене, Невиль склонился и поцеловал ее тонкую шейку.

— Очаровательная, милая Кей, — пробормотал он.

— Очень добрая и хорошая Кей, — сказала она. — Отказывается от чудесного путешествия на яхте ради поездки к чопорным викторианским родственникам своего мужа, которые будут ее всячески унижать.

Невиль отошел от дивана и вновь сел за стол.

— А знаешь, — вдруг оживленно сказал он, — мне кажется, у нас есть возможность покататься на яхте с Шерти, если уж ты действительно так мечтаешь об этом.

Кей приподнялась с подушек и изумленно взглянула на него:

— А как же Солткрик и Галлс-Пойнт?

— Я не вижу причин, почему бы нам не поехать туда в сентябре, — сказал Невиль немного напряженным голосом.

— Но, Невиль, я была уверена… — начала было она, но умолкла.

— В июле и августе мы будем на соревнованиях, — сказал он. — Они заканчиваются в Сент-Лу в конце августа, и прямо оттуда мы можем поехать в Солткрик. По-моему, это прекрасная мысль.

— Ну, в принципе Сент-Лу, конечно, довольно близко… И мысль сама по себе неплоха. Но я думала… мне казалось, что в сентябре обычно приезжает туда она. Разве не так?

— Ты имеешь в виду Одри?

— Да. Вероятно, они могли бы попросить ее отложить приезд, но…

— А, собственно, стоит ли откладывать?

Кей с сомнением посмотрела на него:

— Ты считаешь, что мы могли бы жить там все вместе? Что за странная идея!

— Не думаю, что это такая уж странная идея, — раздраженно сказал Невиль. — В наше время такие случаи не редкость. Неужели мы не можем общаться по-дружески? Такие отношения сделали бы нашу жизнь гораздо приятнее и проще. Кстати, ты сама на днях говорила об этом.

— Я говорила?

— Да, разве ты не помнишь? Мы разговаривали о Хоувзах, и ты сказала, что они живут как нормальные, цивилизованные люди и что новая жена Леонарда и его бывшая жена стали лучшими подругами.

— О, конечно, я не имею ничего против. И даже считаю, что подобные отношения вполне приемлемы. Однако… я совсем не уверена, что Одри понравится эта идея.

— Какие глупости!

— Нет, не глупости. Знаешь, Невиль, Одри действительно очень любила тебя… По-моему, она даже в мыслях не допускает такой возможности.

— Тут ты совершенно не права, Кей. Одри относится к этой идее достаточно благосклонно.

— Одри?.. Что ты имеешь в виду, говоря о ее благосклонности? Откуда тебе знать, что думает Одри по этому поводу?

На лице Невиля отразилось легкое замешательство. Он смущенно закашлялся, прочищая горло.

— По правде говоря, я случайно встретил ее вчера, когда ездил в Лондон.

— Ты ничего не говорил мне об этом.

— Зато сейчас говорю, — раздраженно сказал он. — Это была чистая случайность. Я проходил по Гайд-парку, а она шла мне навстречу. Неужели ты считаешь, что я должен был броситься наутек, завидев ее?

— Нет, разумеется, нет, — сказала Кей, пристально глядя на него. — Продолжай.

— Я… Ну мы, конечно, остановились, и я решил пройтись с ней немного. Мне казалось, что… это самое малое, что я мог сделать.

— И что же было дальше? — спросила Кей.

— Потом мы увидели пару свободных стульев и сели поболтать. Она была очень мила… правда, очень мила.

— В общем, совершенно очаровала тебя… — вставила Кей.

— И как водится, мы поговорили о том о сем. Словом, ее поведение было вполне нормальным. Она была спокойна и доброжелательна.

— Как трогательно! — воскликнула Кей.

— Кстати, она спрашивала о тебе…

— Очень мило с ее стороны!

— Да, я рассказал ей немного о нашей жизни, и она передала тебе привет. Правда, Кей, она была сама любезность.

— Ах, моя дорогая Одри!

— И тогда-то эта идея и пришла мне в голову, понимаешь? Как было бы здорово, если бы вы стали друзьями. Если бы мы могли по-приятельски общаться друг с другом. И мне подумалось, почему бы не попробовать осуществить эту идею летом в Галлс-Пойнте. В таком месте это могло бы произойти вполне легко и непринужденно.

— Неужели именно ты подумал об этом?

— Да… Конечно же, я. Это была моя идея.

— Странно, по-моему, ты никогда не высказывал подобных желаний.

— Ты права. Эта мысль осенила меня только вчера.

— Все понятно. Короче говоря, ты высказал ее Одри, и она сочла, что это блестящая идея?

В первый раз Невиль уловил какие-то опасные нотки в голосе жены.

— Разве я сделал что-то не так, моя красавица?

— О нет, пустяки! Полагаю, ни ты, ни Одри даже не подумали, понравится ли эта блестящая идея мне.

Невиль удивленно взглянул на нее:

— Но, Кей, я решительно не понимаю, что ты можешь иметь против этого?

Кей закусила губу.

— Ты же сама совсем недавно говорила…

— Ах нет, пожалуйста, — перебила его Кей, — не начинай все сначала! Я говорила о других людях. И вовсе не имела в виду нас.

— Однако именно ты отчасти навела меня на эту мысль.

— Довольно дурачить меня. Не надейся, что я поверю тебе.

Невиль в смятении посмотрел на жену:

— Но, Кей, что тебе не нравится? Я полагаю, тебе совершенно не о чем беспокоиться!

— Неужели?

— Ну, я имею в виду, что ни о какой ревности не может идти и речи. — Он помолчал немного и сказал изменившимся голосом: — Понимаешь, дорогая, мы поступили с Одри чертовски плохо. Нет, я не так выразился. К тебе это не относится. Я обошелся с ней чертовски плохо. Бессмысленно говорить о том, что я просто не мог поступить иначе. Но мне показалось, что, если мы наладим хорошие отношения, у меня станет легче на душе. Это сделало бы меня гораздо счастливее.

— Значит, ты несчастлив? — с расстановкой произнесла Кей.

— Милая, не строй из себя дурочку! О чем тут говорить. Конечно, я счастлив, совершенно счастлив. Но…

— Вот именно, «но»!.. — подхватила Кей. — Я постоянно чувствую это «но» в нашем доме. Точно какая-то мрачная тень слоняется по комнатам. Тень Одри.

Невиль недоумевающе уставился на нее.

— Ты хочешь сказать, что ревнуешь меня к Одри? — спросил он.

— Нет, я не ревную тебя к ней. Я боюсь ее… Невиль, ты не знаешь, что представляет собой Одри.

— Это я-то не знаю… Мы прожили с ней восемь лет.

— Нет, ты не знаешь, — повторила Кей. — Не знаешь, что у нее на уме.

30 апреля

— Просто абсурд какой-то! — сказала леди Трессильян. Подложив под спину пару подушек, она поудобнее устроилась на кровати и обвела комнату возмущенным сверкающим взглядом. — Чистый абсурд! Невиль, должно быть, сошел с ума.

— Да, это кажется довольно странным, — сказала Мери Олдин.

У леди Трессильян был чеканный профиль и тонкий прямой нос, благодаря которому в минуты волнения она выглядела поразительно эффектно. В свои семьдесят лет она, несмотря на хрупкое здоровье, сохранила в целости силу и живость ума, которыми щедро одарила ее природа. Правда, она быстро уставала и порой подолгу лежала с полузакрытыми глазами, не проявляя никаких эмоций, однако после такого забытья она вдруг пробуждалась совершенно бодрой, все ее способности резко обострялись и язычок приобретал былую остроту и язвительность. Обложенная подушками, она гордо восседала в своей широкой кровати, стоявшей в углу спальни, и принимала гостей, как некая французская королева. Мери Олдин, дальняя родственница, давно жила в доме леди Трессильян, заправляя хозяйством и скрашивая досуг старой дамы. Эти две женщины отлично ладили друг с другом. Мери уже исполнилось тридцать шесть лет, однако по ее гладкому, спокойному лицу трудно было судить о возрасте. Такие лица обычно мало меняются с годами. Ей можно было дать как тридцать, так и сорок пять. У нее была хорошая фигура, благообразный вид, а в густых черных волосах белела серебряная прядь, которая придавала ей некую индивидуальность. Одно время это было модно, но у Мери эта светлая прядь была естественной и появилась лет двадцать назад.

Мери задумчиво читала письмо Невиля Стренджа, которое передала ей леди Трессильян.

— Да, — сказала она. — Все это кажется довольно странным.

— И тебе не удастся убедить меня, — сказала леди Трессильян, — что эта идея пришла в голову самому Невилю! Кто-то явно надоумил его. Вероятно, его новая супруга!

— Кей?.. Вы думаете, идея принадлежала Кей?

— Что ж, это может быть вполне в ее духе. Современно и вульгарно. Если уж супруги не в состоянии договориться полюбовно и афишируют свои проблемы, доводя дело до развода, то они могли бы по крайней мере расстаться благопристойно. А вместо этого бывшая жена начинает налаживать дружеские отношения со своей преемницей — на мой взгляд, это просто отвратительно. Молодежь ныне не имеет никаких моральных устоев!

— Я полагаю, это просто новое веяние, — сказала Мери.

— Пусть так, но я не желаю, чтобы это случилось в моем доме, — сказала леди Трессильян. — По-моему, я и так уже сделала все, что в моих силах, пригласив сюда это дурно воспитанное создание с кроваво-красными ногтями.

— Но она ведь жена Невиля.

— Вот именно. Поэтому я полагаю, что Метью одобрил бы меня. Он любил этого мальчика и всегда хотел, чтобы Невиль считал это место своим родным домом. И поскольку отказ принимать его жену мог привести к серьезной размолвке, я смирилась и пригласила ее сюда. А вот уж любить ее я совершенно не обязана… Невиль сделал плохой выбор… Ни образования, ни корней!

— Но она все-таки из приличной семьи, — успокаивающе заметила Мери.

— Гнилая ветвь! — резко сказала леди Трессильян. — Ее отца — помнишь, я рассказывала тебе? — выставили из всех клубов из-за карточных дел. Его счастье, что он вскоре после этого умер. А ее мать снискала дурную славу на Ривьере. Какое воспитание могла получить эта девочка! С такой матерью, с ее беспутной, отельной жизнью! Там на курорте она и встретила Невиля на одном из теннисных кортов. Эта девица вцепилась в него мертвой хваткой и не успокоилась, пока не заставила уйти от жены, — а ведь он очень любил Одри… Да-да, Кей окрутила его и женила на себе! Я считаю, что во всем виновата только она!

На губах Мери Олдин заиграла легкая усмешка. В данном случае леди Трессильян была особенно старомодна, во всем обвиняя женщин и оправдывая мужчин.

— Мне кажется, строго говоря, Невиль виноват ничуть не меньше, — мягко предположила она.

— Разумеется, и Невиль далеко не безгрешен, — согласилась леди Трессильян. — У него была очаровательная, любящая жена, которая, возможно, любила его даже слишком сильно. И тем не менее я убеждена, что он никогда не потерял бы голову, если бы не настойчивость этой девицы. Это она вознамерилась выйти за него замуж! Безусловно, мои симпатии всецело на стороне Одри. Я очень люблю ее.

Мери вздохнула.

— Да, все это обернулось массой проблем, — сказала она.

— Ты права. Я просто в растерянности. Одному богу ведомо, как поступить в подобных обстоятельствах. Метью любил Одри, так же как и я, и никто не станет отрицать, что она была для Невиля прекрасной женой, хотя, возможно, жаль, что она не могла в полной мере делить с ним досуг и развлечения. Одри никогда не была сильна в спорте, да и не стремилась к этому. Сколько неприятностей доставляют разводы. Во времена моей молодости они были большой редкостью. Мужчины, разумеется, заводили романы на стороне, но это никак не отражалось на семейной жизни.

— Зато теперь такое случается довольно часто, — резковато сказала Мери.

— Да уж, сплошь и рядом. Ты рассуждаешь вполне здраво, моя милочка. Что толку вспоминать былые дни. Все изменилось, и девицы, подобные Кей Мортимер, без зазрения совести крадут чужих мужей, и никто даже не скажет о них дурного слова!

— За исключением людей вашего склада, дорогая Камилла!

— Я не в счет. Красотку Кей совершенно не волнует, одобряю я ее поведение или нет. Все ее мысли сводятся к поискам развлечений — она порхает по жизни беспечно, как мотылек. И Невиль привезет ее сюда когда пожелает, а я должна буду радушно принимать даже ее друзей… Хотя мне нет никакого дела до того манерного хлыща, который вечно вьется вокруг нее… Как бишь его имя?

— Тед Латимер?

— Да, да, мистер Латимер. Приятель ее веселых дней на Ривьере… Кстати, мне бы очень хотелось узнать, как он умудряется вести такой образ жизни.

— Вероятно, изворачивается всеми правдами и неправдами, — предположила Мери.

— Это было бы еще вполне прилично. Но боюсь, он живет за счет своей смазливой внешности. Не слишком подходящая компания для жены Невиля! Меня раздражает его назойливость. Помнишь, как он приехал сюда прошлым летом и жил в отеле «Истерхед-Бей» все время, пока они гостили у нас.

Мери подошла к открытому окну. Дом леди Трессильян был расположен на вершине крутой скалы, возвышающейся над рекой Терн. На другом берегу реки недавно появился модный курорт Истерхед-Бей, включавший в себя полосу прекрасного песчаного пляжа, несколько современных коттеджей и громоздкий отель на мысу, фасад которого был обращен в сторону моря. А сам Солткрик был просто маленьким рыболовецким селением, живописно раскинувшимся на склоне холма. Его жители были старомодны, консервативны и с глубоким презрением поглядывали на Истерхед-Бей и его летних обитателей.

Отель «Истерхед-Бей» располагался почти напротив дома леди Трессильян, и Мери, пробежав взглядом по узкой полосе речной воды, прищурившись, смотрела сейчас прямо на это высокое здание, сверкающее своей крикливой новизной.

— Я рада, — сказала леди Трессильян, прикрывая глаза, — что Метью не увидел этого вульгарного сооружения. Пока он был жив, линию побережья еще не успели испортить.

Сэр Метью и леди Трессильян приехали в Галлс-Пойнт тридцать лет назад. Сэр Метью был страстным любителем морских прогулок; прошло уже девять лет с тех пор, как его лодка перевернулась и он утонул едва ли не на глазах у жены.

Все ожидали, что она продаст Галлс-Пойнт и уедет из Солткрика, но леди Трессильян обманула их ожидания. Она продолжала жить в своем доме, и единственной видимой реакцией на случившуюся трагедию было то, что она приказала убрать все лодки и разобрать эллинг. С тех пор в Галлс-Пойнте так и не появилось ни одной лодки, и гости при желании нанимали их на переправе, у одного из конкурирующих лодочников. — Может быть, мне написать Невилю, — предложила Мери с легкой нерешительностью, — и объяснить, что его намерения не совпадают с нашими планами?

— Я решительно не расположена мешать приезду Одри. Она всегда приезжает к нам в сентябре, и я не собираюсь просить ее менять свои планы.

— Вы заметили, Невиль пишет, что Одри… э-э… что она одобряет его идею. Что она будет рада встретиться здесь с Кей.

— Просто не могу в это поверить, — сказала леди Трессильян. — Невиль, как все мужчины, верит в то, во что хочет верить!

— Но он пишет, что сам разговаривал с ней об этом, — настаивала Мери.

— Господи, до чего же странные вещи происходят теперь на этом свете! Хотя, впрочем, если вспомнить историю…

Мери заинтригованно посмотрела на нее.

— …и поведение Генриха Восьмого, — задумчиво продолжала леди Трессильян.

Вид у Мери был озадаченный.

Леди Трессильян помолчала, обдумывая свое последнее замечание.

— Видишь ли, дорогая, есть такое понятие, как совесть! И Генрих в свое время всячески старался внушить Екатерине, что их развод был благоразумным решением. Невиль сознает, что поступил далеко не лучшим образом, и хочет как-то загладить свою вину и успокоить душу. Поэтому он старался убедить Одри в том, что у них могут быть самые хорошие отношения, что она может спокойно приехать сюда, встретиться с Кей, и тогда все будут довольны и счастливы.

— Не знаю, — задумчиво сказала Мери, — что-то меня смущает…

Леди Трессильян пристально взглянула на нее:

— О чем ты задумалась, дорогая?

— Меня удивляет сам стиль… — Она помолчала немного и затем продолжила: — Это письмо… Мне кажется, оно как-то не похоже на Невиля! Вы не думали, что по каким-то причинам Одри сама стремится к… к этой встрече?

— Чего ради? — резко сказала леди Трессильян. — После того как Невиль оставил ее, она переехала в Ректори к своей тетушке миссис Ройд. Ты же помнишь, она была совершенно подавлена. Одри и в обычные времена не отличалась особой живостью, а уж тогда стала просто как тень. Очевидно, это было для нее очень сильным потрясением. Она из породы тех спокойных, сдержанных людей, которые глубоко переживают и глубоко чувствуют.

Мери нервно сжала руки:

— Да, у нее глубокая и страстная натура. Она очень необычный человек во многих отношениях…

— Она много страдала… Сначала бракоразводный процесс. Потом женитьба Невиля на этой девице… Но мало-помалу Одри все же начала приходить в себя. Сейчас боль воспоминаний уже почти утихла, она стала прежней Одри. И ты хочешь убедить меня, будто она стремится разбередить старые раны?

— Невиль пишет, что она согласна, — с мягкой настойчивостью сказала Мери.

Старая дама с любопытством взглянула на нее:

— Что это ты так привязалась к словам Невиля? Может, ты сама хочешь, чтобы они встретились здесь?

Мери Олдин вспыхнула:

— Нет, конечно, нет.

— А уж не ты ли, милочка, — с легкой язвительностью сказала леди Трессильян, — подкинула Невилю эту идею?

— Какие глупости. И как вам только могла прийти в голову такая нелепая мысль?

— Ладно-ладно, не кипятись. И все-таки я ни за что не поверю, что это была действительно его собственная идея. Подобные эксперименты совершенно не в его духе. — Она задумчиво помолчала, затем лицо ее вдруг прояснилось. — Что у нас завтра — первое мая, не так ли? Отлично, а третьего числа Одри приезжает к Дарлингтонам в Эсбенк. Оттуда до нас всего лишь двадцать миль. Напиши-ка ей письмецо и пригласи заехать к нам на ленч.

5 мая

— Миссис Стрендж, миледи.

Войдя в просторную спальню, Одри Стрендж пересекла комнату и остановилась возле массивной старинной кровати. Склонившись, она поцеловала старую даму и села в кресло, поставленное рядом с кроватью специально для нее.

— Как хорошо, что ты заехала навестить нас, моя дорогая, — сказала леди Трессильян.

— Я тоже рада вас видеть, — сказала Одри.

Облику Одри Стрендж была присуща некая бестелесность, неосязаемость. Она была среднего роста, с очень маленькими изящными руками и ногами. Белокурые, светло-пепельные волосы обрамляли бледное, почти бескровное лицо, которое лишь изредка окрашивалось легким румянцем. Широко расставленные ясные глаза были светло-серого цвета. Ее овальное личико с прямым аккуратным носиком имело правильные мелкие черты. Конечно, ее лицу недоставало красок, и поэтому при всей миловидности Одри нельзя было назвать красивой, однако, бесспорно и несомненно, в ее облике было нечто исключительно привлекательное, нечто такое, что невольно притягивало взгляды окружающих. Она казалась чуть ли не бесплотным духом и в то же время внушала уверенность, что этот дух может быть более живым и реальным, чем живой человек.

У нее был необычайно приятный, мелодичный голос, нежный и чистый, как звон серебряного колокольчика.

Одри поведала старой даме о текущих событиях, потом они немного поговорили, вспоминая общих знакомых, и наконец леди Трессильян перевела разговор в другое русло:

— Кроме удовольствия видеть тебя, моя милая, я пригласила тебя приехать еще и потому, что получила довольно странное письмо от Невиля.

Одри внимательно посмотрела на нее. Ее распахнутые глаза были спокойны и безмятежны.

— Что же в нем странного? — спросила она.

— Он предлагает… В общем, я бы сказала, что его предложения совершенно абсурдны. Ему вдруг взбрело в голову приехать сюда вместе с Кей в сентябре. Он пишет, что ему было бы приятно, если бы между тобой и Кей завязались дружеские отношения, и что ты якобы одобрила его идею.

Она умолкла, вопросительно глядя на Одри.

— Почему его желание кажется вам столь абсурдным? — немного помедлив, спросила Одри мягким, спокойным голосом.

— Но, дорогая моя… неужели ты действительно хочешь этого?

Одри вновь нерешительно помолчала и затем тихо сказала:

— Понимаете, я думаю, что в конечном счете такие отношения вполне приемлемы.

— И ты действительно хочешь встретиться с Кей?

— В сущности, Камилла, мне просто кажется, это могло бы в какой-то мере… упростить нашу жизнь.

— «Упростить нашу жизнь»?! — недоуменно повторила леди Трессильян.

— Дорогая Камилла, — с особой мягкостью сказала Одри, — вы всегда были так добры. Уж если Невиль так хочет, чтобы…

— Мне безразлично, что хочет Невиль! — резко отрезала леди Трессильян. — Меня волнует, что хочешь ты?

На щеках Одри появился слабый румянец, напоминавший еле уловимую розоватость перламутровой морской раковины.

— Да, — сказала она. — Я… тоже хочу этого.

— Вот как… — с удивлением произнесла леди Трессильян. — Ну право, не знаю… — начала было она, но умолкла.

— Безусловно, дорогая, выбор остается за вами, — сказала Одри. — Это ваш дом и…

Леди Трессильян закрыла глаза.

— Я уже старуха, — сказала она. — И похоже, уже ничего не понимаю.

— Возможно, вы считаете, что мне лучше при-ехать в другое время. Если хотите, я вполне могу отложить свой приезд.

— Ты приедешь в сентябре, как всегда, — отрезала леди Трессильян. — И Невиль с Кей пусть тоже приезжают. Конечно, я стара, но полагаю, что, как любой живой человек, я еще смогу приспособиться к изменениям современной жизни. Все решено, и довольно об этом.

Она снова закрыла глаза. Через пару минут она приоткрыла веки и, пристально глянув на молодую женщину, сидевшую рядом с ней, сказала:

— Ты довольна?

Одри вздрогнула:

— О да, да. Благодарю вас.

— Милая моя, — сказала леди Трессильян, ее голос стал сердечным и взволнованным, — ты уверена, что это пойдет тебе на пользу? Ведь ты была так привязана к Невилю… Зачем бередить старые раны?..

Одри сидела, опустив глаза, и задумчиво смотрела на свои маленькие руки в лайковых перчатках. Одна из них, как заметила леди Трессильян, судорожно сжала край кровати.

Наконец Одри подняла голову. Ее глаза были спокойны и безмятежны.

— Все это давно прошло, — сказала она. — Совсем прошло.

Леди Трессильян тяжело откинулась на подушки и вздохнула.

— Ладно, покончим с этим. Тебе лучше знать. Однако я устала, мне пора отдохнуть, дорогая. Ступай вниз. Мери ждет тебя. Передай там, чтобы прислали ко мне Баррет.

Баррет была старой верной служанкой леди Трессильян. Она вошла в спальню своей госпожи и обнаружила, что та обессиленно лежит на спине с закрытыми глазами.

— Видно, пора мне покидать этот мир, Баррет, и чем скорее, тем лучше, — тихо проговорила леди Трессильян. — Я уже ничего и никого не понимаю.

— Ах, не говорите так, миледи, вы просто устали.

— Да… устала. Убери-ка этот пуховик с ног и накапай тонизирующей микстуры.

— Неужели приезд миссис Стрендж так расстроил вас? Такая милая леди, но должна сказать, что ей тоже не помешало бы принять ваших капель. Она выглядит не слишком здоровой. Мне всегда кажется, что она видит то, чего другие не видят. Но у нее сильный характер. Она — как вы сказали бы — умеет подать себя.

— Ты совершенно права, Баррет, — согласилась леди Трессильян. — Да, да, это истинная правда.

— И она также не из тех, кого легко забывают. Я не удивилась бы, узнав, что мистер Невиль все еще думает о ней. Нынешняя миссис Стрендж, конечно, с виду очень красива, ничего не скажешь, но мисс Одри производит куда более глубокое впечатление, такие люди, как она, надолго остаются в памяти.

— Невиль просто дурак, — неожиданно усмехнувшись, сказала леди Трессильян, — если хочет свести вместе этих двух женщин. Он же первый пожалеет об этом!

29 мая

Томас Ройд с трубкой во рту рассеянно следил за процессом сборов; ловкие руки его первоклассного малайского слуги аккуратно и быстро заполняли его дорожные чемоданы. Изредка он окидывал задумчивым взглядом раскинувшиеся за окном плантации. Целых шесть месяцев он не увидит эту землю, с которой за прошедшие семь лет почти сроднился.

Как странно будет вновь оказаться в Англии.

В дверь комнаты заглянул его партнер, Аллен Дрейк:

— Привет, Томас, как идут сборы?

— Уже все уложено.

— Пойдем-ка выпьем на дорожку. Счастливый ты, черт! Я просто сгораю от зависти.

Томас Ройд медленно вышел из спальни, молча присоединившись к своему, другу; надо отметить, что он был исключительно немногословным человеком. Друзья научились угадывать, что он думает, по тому, как он молчал.

Томас был довольно плотный мужчина с бесстрастным, серьезным лицом и внимательными, задумчивыми глазами. Ходил он немного боком, как краб. Такая походка была следствием травмы — во время одного из землетрясений его придавило дверью, — поэтому друзья, подшучивая, называли его крабом-отшельником. Его поврежденные правое плечо и рука были несколько ограничены в движениях, добавляя его виду некую искусственную напряженность, отчего у людей часто возникала мысль, что Томас постоянно испытывает то ли стеснительность, то ли неловкость, хотя в действительности подобные чувства были почти ему несвойственны.

Аллен Дрейк смешал напитки.

— Итак, — сказал он. — Доброй охоты!

Ройд ответил нечто неопределенное, что звучало примерно как:

— М-да… Гм…

Дрейк с любопытством взглянул на него.

— Флегматичен, как всегда, — заметил он. — Не представляю, как ты решился на это. Сколько лет ты не был дома?

— Семь… около восьми.

— Долгий срок. Удивляюсь, как ты не растерял все родственные связи.

— Может, и растерял.

— По твоей немногословности, друг мой, тебя всегда следовало бы относить скорее к братьям нашим меньшим, нежели к человеческому роду! Ты как-нибудь спланировал свой отпуск?

— Ну… да, частично.

Его побронзовевшее под малайским солнцем невозмутимое лицо вдруг приобрело глубокий красновато-кирпичный оттенок.

— Видно, здесь замешана женщина! — оживляясь, удивленно воскликнул Аллен Дрейк. — Черт возьми, старина, да ты покраснел!

— Брось городить чепуху! — хрипловато сказал Томас Ройд и глубоко затянулся, зажав зубами свою старенькую трубку.

Он побил все свои предыдущие рекорды, сам продолжив разговор.

— Вероятно, — сказал он, — там многое изменилось.

— Я до сих пор не пойму, почему ты все откладывал поездку домой, — заинтересованно сказал Дрейк. — А сейчас вдруг в одночасье решился.

Ройд пожал плечами:

— Просто считал, что такое, неожиданное, путешествие может оказаться более интересным. К тому же, сам знаешь, плохие новости из дому.

— Да, конечно, я забыл. Ведь твой брат погиб в автомобильной катастрофе.

Томас Ройд кивнул.

Дрейк подумал, что это все-таки очень странная причина для отмены поездки домой. Там, насколько ему известно, мать и вроде бы еще сестра. Несомненно, в такое время… И тут вдруг ему припомнилось, что Томас тогда отменил путешествие прежде, чем пришло известие о смерти его брата.

Аллен с любопытством взглянул на своего друга. Однако темная лошадка старина Томас!

— Ты хорошо ладил с братом? — спросил он, решив, что сейчас, по прошествии трех лет, он уже может задать такой вопрос.

— С Адрианом? Да нет, не особенно. У нас с ним было мало общего. Каждый шел своей дорогой. Он был адвокатом.

«Да, совсем другая жизнь, — размышлял Дрейк. — Адвокатская контора в Лондоне, деловые приемы, клубы… Зарабатывание денег посредством словесных поединков…» Он подумал, что Адриан Ройд, вероятно, был полной противоположностью молчуну Томасу.

— Твоя матушка ведь еще жива?

— Что? Да, родительница наша в добром здравии.

— Но, по-моему, у тебя есть еще сестра?

Томас отрицательно мотнул головой.

— Нет?.. А я думал, есть. Но кто же тогда на той фотографии…

— Не сестра, — пробубнил Томас, — дальняя родственница в некотором роде. Она осталась сиротой и росла вместе с нами.

И вновь легкий красноватый оттенок проступил сквозь бронзовую кожу.

«О-о! — подумал Дрейк. — Кажется, мы попали в точку!..»

— Она замужем? — спросил он.

— Была… Ее мужем был тот самый парень, Невиль Стрендж.

— А-а… Да, известная личность, он вроде бы изрядно преуспел в теннисе.

— Да, она развелась с ним.

«Все ясно, — сказал себе Дрейк. — Значит, ты спешишь домой к ней, чтобы попытать счастья».

Смилостивившись, он сменил тему разговора:

— А что ты думаешь насчет рыбалки или охоты?

— Сначала надо добраться до дома. Вообще-то я рассчитывал немного пожить в Солткрике, возможно, найму там лодку.

— Я знаю эти места. Очень живописная природа. Помню, там еще был милый старомодный отель.

— Да, «Балморал-Корт». Может, я там и остановлюсь или погощу у друзей. У них дом в Солткрике.

— Звучит заманчиво.

— М-да… Гм… Солткрик — приятное, тихое местечко. Ни сутолоки, ни шума.

— Да, да, — поддержал его Дрейк. — В таких местах никогда ничего не происходит.

29 мая

— И все-таки это крайне досадно, — сказал старый мистер Тревис. — Уже двадцать пять лет я ежегодно отдыхаю в Лихеде в отеле «Морской». А в нынешнем году, можете себе представить, там собрались все перестроить. Расширить набережную или еще что-то в этом роде. Просто абсурд! Почему им так не терпится испортить такое прекрасное место на побережье?! В Лихеде всегда было свое особое очарование… Регентство — настоящее регентство.

Руфус Лорд утешающе сказал:

— Не стоит, однако, так переживать, я полагаю, можно подыскать еще что-нибудь в этом роде.

— Я даже не могу представить себе, что больше никогда не поеду в Лихед. Миссис Маккей, владелица «Морского», так чутко относилась ко всем моим требованиям. Из года в год я снимал одни и те же комнаты, и обслуживание там было неизменно безупречным. А уж кухня — выше всяческих похвал.

— А что, если вам попытать счастья в Солткрике? Там есть довольно милый старомодный отель. «Балморал-Корт». И знаете, кто его содержит? Чета Роджерсов. Она раньше была кухаркой у старого лорда Маунтхеда… у него были лучшие обеды в Лондоне. Потом она вышла замуж за дворецкого, и теперь они стали владельцами этого отеля. Мне думается, это местечко придется вам по нраву. Тишина… Никаких джаз-бандов… и первоклассная стряпня и обслуживание.

— А это идея… Это решительно неплохая идея. Там есть застекленные балконы?

— Да. И застекленные террасы, и балконы. Можете выбрать солнце или тень по собственному усмотрению. Кстати, я мог бы вам дать кое-какие рекомендации относительно соседей, если желаете. Там живет старая леди Трессильян, ее дом буквально в двух шагах от отеля. Прелестный сад и дом, и сама она — замечательная женщина, несмотря на то что почти прикована к постели.

— Вы говорите о вдове судьи?..

— Именно так.

— Я знавал Метью Трессильяна и, кажется, встречался и с ней. Обаятельная женщина… Хотя, конечно, с тех пор много воды утекло. Ведь Солткрик неподалеку от Сент-Лу? Я бывал у своих друзей в тех краях. Вы знаете, я все больше склоняюсь к тому, что Солткрик именно то, что мне нужно! Надо будет написать в этот отель и оговорить все детали. Мне хотелось бы поехать туда на месяц, примерно с середины августа до середины сентября. Да, мне придется взять с собой шофера. Надеюсь, там есть гаражи для машин?

— Можете не сомневаться. «Балморал-Корт» вполне соответствует современным требованиям.

— Как вы знаете, мне противопоказаны прогулки в горы, и я предпочитаю жить не выше первого этажа. Хотя, вероятно, там есть и лифт.

— Конечно, там есть все удобства подобного рода.

— У меня складывается впечатление, — сказал мистер Тревис, — что ваше предложение разрешит все мои проблемы. К тому же я надеюсь иметь удовольствие возобновить знакомство с леди Трессильян.

28 июня

Кей Стрендж, одетая в шорты и канареечного цвета свитерок, сидела подавшись вперед и наблюдала за игроками. Шел полуфинал теннисного турнира в Сент-Лу, одиночные игры между мужчинами, и Невиль играл против молодого Меррика, которого считали восходящей звездой теннисного небосклона. Меррик, бесспорно, обладал блестящими способностями, но играл не слишком обдуманно и, случалось, бил наугад. Поэтому на сегодняшний день более опытные и расчетливые игроки могли еще его победить.

Сейчас шел как раз финальный сет игры, и счет пока был три — три.

Присев на скамью рядом с Кей, Тед Латимер прокомментировал небрежным, ироничным голосом:

— Любящая жена следит за продвижением своего мужа к победе!

Кей вздрогнула от неожиданности:

— О, как ты меня напугал! Я не заметила, когда ты появился.

— Я всегда с тобой. Пора тебе уже осознать это.

Тед Латимер, двадцатипятилетний молодой человек, обладал на редкость приятной внешностью, хотя чопорные старые полковники обыкновенно называли его «типичный даго».[2234]

У него была смуглая кожа, великолепный шоколадный загар, и, кроме всего прочего, он был замечательным танцором.

Его темные глаза могли быть очень выразительными, и он прекрасно владел своим голосом, как хороший актер. Кей познакомилась с ним, когда ей было пятнадцать лет.

Они вместе жарились под солнцем на пляжах Жан-ле-Пинса, танцевали и играли в теннис. Они стали больше чем приятелями, скорее их можно было назвать родственными душами.

Молодой Меррик подавал из левого угла. Ответный мяч Невиля — точный и сильный удар в противоположный угол — отбить было почти невозможно.

— У Невиля отличный удар слева, — заметил Тед. — Даже лучше, чем справа. А у Меррика удар слева слабоват, и Невиль понял это. Да, он знает, как прижать Меррика, и, думаю, сделает игру.

Этот гейм закончился со счетом четыре — три в пользу Стренджа.

Следующий гейм начинался с его подачи. Юный Меррик слишком разгорячился и бил как попало.

Пять — три.

— Молодец Невиль, — сказал Латимер.

Наконец юный спортсмен овладел собой. Его игра стала более расчетливой и осторожной. Он начал варьировать стиль и силу ударов.

— А парень-то с головой, — сказал Тед. — И скорость у него первоклассная. Должно быть, борьба будет интересной.

Меррику удалось сравнять счет: пять — пять. Потом каждый отыграл по два очка, и в итоге Невиль проиграл партию со счетом семь — девять.

Невиль, усмехаясь, подошел к сетке, сокрушенно покачивая головой. Соперники обменялись рукопожатиями.

— Юность говорит сама за себя, — бросил Тед. — Девятнадцать лет против тридцати трех. Но причина все же не в этом. Знаешь, Кей, я могу сказать тебе, почему Невиль никогда не станет чемпионом. Он слишком легко проигрывает.

— Чепуха!

— Нет, не чепуха! Невиль, черт его возьми, всегда в прекрасной форме. Но я никогда не видел, чтобы он расстроился, проиграв партию.

— Разумеется, — сказала Кей. — Таким людям это не свойственно.

— Нет, свойственно! Мы же видим их на соревнованиях. Теннисные звезды еще как переживают и еще как чертыхаются, загубив хоть один мяч. Но старина Невиль всегда готов с улыбочкой принять поражение. Пусть победит сильнейший, игра есть игра и так далее. Боже, как же я ненавижу это традиционное благообразное воспитание. Слава богу, что я никогда не посещал этих закрытых привилегированных школ.

Кей повернулась к нему:

— Тебе не кажется, что ты не слишком доброжелателен?

— Да, я просто злорадствую!

— Мне бы не хотелось, чтобы ты так ясно показывал свое отношение к Невилю. Я знаю, что ты его недолюбливаешь.

— А с какой радости мне его любить? Он увел мою девушку, — сказал Тед, взглянув на Кей многозначительным взглядом.

— Я не могла быть твоей девушкой. Обстоятельства были против нас.

— Безусловно. Не было даже и года взаимного интереса между нами… даже легкого романчика.

— Заткнись. Я полюбила Невиля и вышла за него замуж…

— О да, чертовски выгодная партия! Это всем известно!

— Ты что, пытаешься разозлить меня?

Задавая этот вопрос, Кей повернула к нему голову. Он улыбнулся, и она, помедлив, улыбнулась в ответ.

— Как проходит лето, Кей?

— В общем, неплохо. Мы чудесно попутешествовали на яхте. Но я уже устала от всех этих теннисных дел.

— И как долго они будут продолжаться? Еще месяц?

— Около того. А потом, в сентябре, мы поедем на две недели в Галлс-Пойнт.

— Я остановлюсь в отеле «Истерхед-Бей», — сказал Тед. — Я уже зарезервировал номер.

— Да уж, там соберется премиленькая компания! — сказала Кей. — Мы с Невилем, его бывшая жена да еще какой-то малайский колонист, решивший навестить родные пенаты.

— Что ж, похоже, скучать не придется!

— Кроме того, встречать нас, естественно, будет та безвкусная бедная родственница. Как же она суетится вокруг этой противной старухи… А не получит ни пенни, ведь все денежки достанутся нам с Невилем.

— Возможно, — предположил Тед, — она не знает об этом?

— Вот было бы забавно! Тогда ее ждет хорошенький сюрприз, — ответила Кей.

Но вид у нее был рассеянный, она уже явно думала о другом. Опустив глаза, Кей вертела в руках теннисную ракетку.

— Ох, Тед! — вдруг сказала она, затаив дыхание.

— В чем дело, моя дорогая?

— Даже не знаю… Просто порой… мне делается страшно! Я вдруг начинаю чего-то бояться… Просто поджилки трясутся.

— Это не похоже на тебя, Кей.

— Да, правда, и все же… Ладно, — она взглянула на него с какой-то задумчивой, неопределенной улыбкой, — в любом случае ты ведь будешь рядом в отеле «Истерхед-Бей».

— Да, милая, все согласно плану.

Они расстались, и Кей отправилась к раздевалке встречать Невиля.

— Я заметил, что прибыл твой дружок, — сказал он.

— Тед?

— Да, твой верный пес… Хотя он больше напоминает кого-то из пресмыкающихся, возможно, ручную ящерицу.

— Тебе он не нравится, да?

— О, я ничего не имею против него. Если он развлекает тебя, то можешь таскать его с собой на поводке, — небрежно произнес он, пожав плечами.

— Мне кажется, ты ревнуешь.

— К Латимеру? — Его удивление было искренним.

— Тед может быть очень привлекательным.

— Я не сомневаюсь в его способностях. У него гибкая натура и южноамериканский шарм.

— Ты и вправду ревнуешь.

Невиль слегка сжал ее руку и добродушно улыбнулся:

— Нет, моя королева, ничего подобного. Ты можешь иметь сколько угодно прирученных воздыхателей, заводи хоть целую свиту, если пожелаешь. Я вступил во владение неким имуществом, а такое владение, как говорится, почти равносильно праву на него.

— Ты слишком самоуверен, — слегка надув губки, сказала Кей.

— Ничуть. От судьбы не уйдешь. Нам суждено было встретиться. Ее величество Судьба сама свела нас с тобой. Ты помнишь нашу встречу в Каннах, а потом я отправился в Эсторил и вновь увидел там очаровательную Кей. Ты была первым человеком, вышедшим мне навстречу! Тогда-то я и понял, что это судьба, — а от нее не уйдешь!

— Ну, возможно, не совсем судьба… — сказала Кей. — Надо признаться, я немного помогла ей!

— Что значит помогла?

— То и значит! Видишь ли, дорогой, я слышала, как ты сказал в Каннах, будто собираешься в Эсторил, поэтому я провела соответствующую работу с мамулей и заставила ее все организовать… Вот почему первым человеком, которого ты увидел, приехав туда, была Кей!

На лице Невиля появилось какое-то странное выражение.

— Ты никогда не говорила мне об этом прежде, — задумчиво сказал он.

— Да, незачем тебе было знать о моем участии. Это могло бы сыграть на руку твоему тщеславию! Однако я всегда умело планировала свою жизнь. Под лежачий камень вода не течет! Человек должен сам устраивать свою судьбу! Ты иногда называешь меня глупышкой… Но в определенном смысле я очень даже не глупа. Я всегда добиваюсь того, чего хочу. Иногда мои планы заходят довольно далеко, и я вполне целенаправленно их осуществляю.

— Да, должно быть, в твоей очаровательной головке идет напряженная работа ума.

— Тебе бы только насмехаться.

— Похоже, я совершенно не знал женщину, на которой женился… — вдруг сказал Невиль с острой горечью в голосе. — Но картина начинает проясняться. Судьбу зачеркиваем — пишем Кей!

— Надеюсь, ты не расстроился, Невиль?

— Нет… конечно, нет, — довольно рассеянно сказал Невиль. — Я только думаю…

10 августа

Лорд Корнелли, известный своими чудачествами и богатством, сидел за громадным письменным столом, который был его особой гордостью и удовольствием. Это удовольствие обошлось ему в кругленькую сумму, и вся обстановка его приемной была под стать этому мастодонту. Комната производила потрясающее впечатление, слегка подпорченное, правда, неизбежным добавлением самого лорда Корнелли — бесцветного пухленького человечка почти карликового роста, который крайне смехотворно смотрелся за этим великанским столом.

Неожиданно и тихо на фоне этого делового великолепия лондонского Сити появилась белокурая секретарша, вполне гармонировавшая с роскошной обстановкой приемной.

Мягко ступая по паркету, она проплыла к столу и положила визитную карточку перед великим деятелем.

Лорд Корнелли вперил в нее свой взгляд:

— Мак-Виртер?.. Мак-Виртер? Кто это такой? Никогда не слышал о нем. Ему было назначено?

Белокурая секретарша напомнила ему, по какому поводу пришел посетитель.

— Ах да, Мак-Виртер! Я вспомнил этого бедолагу! Отлично! Зовите. Немедленно пригласите его ко мне.

Лорд Корнелли радостно хихикнул. Он был в прекрасном настроении.

Откинувшись на спинку кресла, он внимательно взглянул на угрюмого, неулыбчивого человека, которого пригласил для делового разговора:

— Итак, вы — мистер Мак-Виртер? Ангус Мак-Виртер?

— Да, сэр, — неохотно выдавил Мак-Виртер. Он стоял в напряженной позе, расправив плечи, без тени улыбки на лице.

— Вы ведь работали у Герберта Клея? Я прав, не так ли?

— Да.

Лорд Корнелли опять хихикнул:

— Я знаю вашу историю. Клею пришлось восстанавливать водительские права только из-за того, что вы отказались подтвердить, что он не превысил скорость! Ох и сердит же он был! — Пофыркивающие смешки стали громче. — Он поведал нам обо всем в ресторане «Саввой». «Проклятый тупоголовый шотландец!» — так он вас окрестил. И так далее и тому подобное. И знаете, о чем я подумал тогда?

— Не имею ни малейшего представления.

Тон Мак-Виртера был крайне сдержанным. Но лорд Корнелли не обратил на это никакого внимания. Он наслаждался собственными воспоминаниями.

— Тогда я сказал себе: «Вот с таким парнем можно иметь дело! Этот человек честен и неподкупен!» Вам не придется идти против совести, работая со мной. Я деловой человек, но играю в открытую. И я пытаюсь найти в этом мире честных людей… И надо вам сказать, их чертовски мало!

Маленький пэр залился кудахтающим резким смехом, его проницательное обезьяноподобное личико сморщилось в веселой причудливой гримасе. Мак-Виртер стоял с бесстрастным видом, на лице его не отразилось и тени удовольствия.

Лорд Корнелли закончил смеяться. Его лицо стало серьезным и настороженным.

— Если вы хотите получить работу, Мак-Виртер, то я могу предоставить ее вам.

— Да, я бы хотел найти работу, — сказал Мак-Виртер.

— Это ответственное дело. Для него требуется работник высокой квалификации… И вы как раз подходите. Я искал именно такого специалиста. И кроме того, человека, которому мог бы доверять… полностью доверять.

Лорд Корнелли молчал, ожидая ответа. Мак-Виртер не проронил ни слова.

— Так как же, молодой человек, мне необходимо знать, могу ли я полностью положиться на вас?

— Если я отвечу, что, разумеется, можете, — сухо заметил Мак-Виртер, — то это ничего не прибавит к вашим знаниям.

Лорд Корнелли рассмеялся:

— Да, действительно. Вы именно тот человек, которого я искал. У вас есть хоть какое-нибудь представление о Южной Америке?

Он углубился в детали. Полчаса спустя Мак-Виртер стоял на тротуаре, пытаясь поверить в то, что неожиданно получил интересную и исключительно хорошо оплачиваемую работу… работу, которая, ко всему прочему, открывала перед ним большие перспективы.

Судьба, похоже, сменила гнев на милость и решила ему улыбнуться. Однако у него пока не было желания улыбнуться ей в ответ. Мак-Виртер не испытывал никакого ликования, хотя когда он начал перебирать в уме только что закончившийся разговор, то его природное чувство юмора пробудилось и позволило ему изрядно позабавиться. Была некая непреклонная божественная справедливость в том, что резкая обличительная речь его бывшего шефа предоставила ему возможность получить гораздо более интересную работу.

Похоже, что он просто счастливчик. Удача сама приплыла к нему в руки! Ему не пришлось даже пальцем пошевелить. Конечно, он понимал, что надо будет подыскать какую-то работу, чтобы прокормить себя, но не испытывал никакой радости, а тем более вдохновения, представляя себе эти методичные, каждодневные поиски. Семь месяцев назад он пытался уйти из жизни; ему помешала случайность, чистая случайность, однако он не испытывал особой благодарности к своим спасителям. По правде говоря, сейчас он уже не имел желания покончить с собой. То был, слава богу, пройденный этап. Он сознавал, что человек не может хладнокровно пойти на самоубийство. Для этого нужно особое внутреннее состояние — отчаяние, горе, безысходная тоска или страсть. Человек не может покончить с собой только потому, что жизнь представляется ему замкнутым кругом скучных и безрадостных событий.

В общем и целом он был даже рад тому, что ему предстояло уехать из Англии. В конце сентября он отправится в Южную Америку. А пока в течение нескольких недель он должен будет заниматься сборами багажа и досконально изучить все тонкости предстоящей сложной работы.

Но перед отъездом у него, возможно, будет неделя отдыха. И Мак-Виртер пока не решил, как ему распорядиться этой неделей. Остаться ли в Лондоне? Или куда-нибудь съездить?

Он вяло размышлял на эту тему, и неожиданно на ум ему пришла одна интересная мысль. Солткрик?!

«Пожалуй, мне явно хочется туда съездить», — сказал сам себе Мак-Виртер.

Ему подумалось, что это может быть на редкость интересная поездка.

19 августа

— И мой отпуск летит к чертям, — с отвращением сказал суперинтендант Баттл.

Миссис Баттл была разочарована, но, как жена офицера полиции, она давно научилась философски относиться к подобным разочарованиям.

— Ну что ж, — сказала она, — ничего не поделаешь. По крайней мере я надеюсь, это будет интересный случай?

— Не особенно, как ты могла заметить, — сказал суперинтендант Баттл. — Им заинтересовалось министерство иностранных дел. Вокруг нас будет вечно крутиться стайка лощеных молодцов. Мы и слова не сможем сказать без их ведома. Думаю, это дело будет замято и ничье доброе имя не пострадает. Однако подобные преступления я не храню в копилке моей памяти. Было бы глупо даже рассказывать о них.

— Мы можем отложить наш отпуск. Мне кажется… — задумчиво начала было миссис Баттл, но муж решительно прервал ее:

— Ни в коем случае. Ты вместе с девочками, как и было запланировано, поедешь в Бритлингтон — комнаты были заказаны еще в марте, — жаль упускать такую возможность. А я тоже как-нибудь устроюсь. Знаешь, я подумал, что, когда эта шумиха утихнет, мы с Джимом прекрасно отдохнем недельку у моря.

Инспектор Джеймс Лич, а попросту Джим, был племянником суперинтенданта Баттла.

— Солткрик и отель «Истерхед-Бей» находятся совсем близко от Солтингтона, — продолжал он. — Там прекрасный морской воздух, и мы еще успеем немного поплавать.

— Скорее всего, — усмехнувшись, сказала миссис Баттл, — он втянет тебя в какую-нибудь историю!

— Какие могут быть истории в этом славном местечке в такое время года? Разве только какая-нибудь женщина стащит пару монет на рынке. И в любом случае мы с Джимом отлично поладим, он сам вполне сможет разобраться в любой ситуации.

— Ну ладно, — сказала миссис Баттл, — возможно, все кончится хорошо, однако мне от этого мало радости.

— Господь посылает напасти, чтобы испытать нас, — утешил ее суперинтендант Баттл.

Беляночка и Розочка

1

Выйдя из поезда, Томас Ройд заметил на перроне Мери Олдин, которая приехала в Солтингтон его встретить.

Он лишь смутно помнил ее и сейчас, увидев вновь, был приятно удивлен, отметив уверенную и доброжелательную манеру общения.

— Как я рада видеть вас, Томас, — сказала она, с ходу называя его просто по имени. — Давненько вы не бывали в наших краях.

— Я очень благодарен вам за то, что вы пригласили меня погостить. Надеюсь, я не слишком обременю вас.

— Совсем нет. Напротив. Мы с нетерпением ждали вашего приезда. Это ваш носильщик? Скажите ему, чтобы отнес вещи к машине. Она стоит прямо в конце перрона.

Все чемоданы были уложены в «Форд». Мери села за руль, и Ройд устроился рядом с ней на переднем сиденье. Они отъехали от станции, и Томас отметил, что она опытный водитель. Мери ловко и осторожно вела машину по улицам, уверенно меняя скорость и обгоняя излишне медлительных водителей.

Солткрик находился в семи милях от Солтингтона. Когда они выехали из этого маленького ярмарочного городка на проселочную дорогу, Мери Олдин вновь вернулась к разговору о важности его визита:

— Знаете, Томас, я действительно расцениваю ваш приезд как подарок судьбы. Вы появились очень своевременно. У нас там создалась довольно напряженная ситуация, и посторонний человек… или, вернее, новый гость как раз то, что нужно.

— Какие-то неприятности?

Его тон, как обычно, был достаточно равнодушным, почти небрежным. Казалось, он задал этот вопрос скорее из вежливости, чем из интереса. Такое отношение еще больше расположило к нему Мери Олдин. Ей ужасно хотелось поговорить с кем-нибудь, но лучше всего с тем, кто не проявлял излишней заинтересованности.

— Да, — сказала она, — у нас создалась довольно сложная обстановка. Вы, вероятно, знаете, что Одри сейчас здесь?

Она помедлила, ожидая подтверждения, и Томас Ройд кивнул в ответ.

— Но кроме того, приехал и Невиль со своей новой женой.

Брови Томаса поползли вверх. Через минуту-другую он сказал:

— Какая неловкость, однако!

— Вот именно. Это была идея Невиля.

Она сделала паузу. Ройд не произнес ни слова, но Мери, словно почувствовав ток молчаливого недоверия, исходивший от него, повторила более решительно:

— Да, все это затеял Невиль.

— Но зачем?

Она на мгновение оторвала руки от руля и воскликнула:

— О, вероятно, всему виной современные веяния! Полное взаимопонимание и доброжелательность. Приятельские отношения в любовном треугольнике. Нечто в этом роде. Но вы знаете, я не думаю, что подобные планы легко осуществимы.

— Вы правы, — задумчиво сказал он и спросил: — Что собой представляет его новая жена?

— Кей? С виду, конечно, очень симпатичная. Просто красотка. И, разумеется, совсем юная.

— И Невиль сильно увлечен ею?

— О да. Они ведь женаты пока всего лишь год.

Томас Ройд, медленно повернув голову, взглянул на нее, на губах его заиграла легкая улыбка. Мери поспешно добавила:

— Нет, я не хотела сказать, что все это ненадолго…

— Продолжайте дальше, Мери. По-моему, у вас уже сложилось определенное мнение.

— Естественно. Нельзя не заметить, что они, в сущности, имеют очень мало общего. Взять, к примеру, их друзей… — Она нерешительно умолкла.

— Насколько мне известно, он познакомился с ней на Ривьере? Я не особенно в курсе. Знаю только несколько фактов из письма моей матери.

— Да, в первый раз они встретились в Каннах. Невиль, конечно, увлекся ею, но мне кажется, что у него и прежде бывали увлечения. Возможно, какие-то легкие романы. Я по-прежнему считаю, что если бы это зависело только от него, то до развода дело не дошло бы. Он очень любил Одри, вы ведь и сами знаете.

Томас кивнул.

— Не думаю, — продолжала Мери, — что он хотел разрушить свой брак… Я уверена, что это не так. Но эта девица была настроена крайне решительно. Она не успокоилась, пока не заставила его оставить свою жену… Какой мужчина устоит против юной красотки? И разумеется, это льстило его самолюбию…

— Она что, по уши влюбилась в него?

— Да, полагаю, это вполне подходящее определение.

В голосе Мери слышались нотки сомнения. Она покраснела, заметив вопросительный взгляд Томаса.

— Что-то я разошлась! Знаете, вокруг нее постоянно крутится один молодой человек довольно приятной наружности… Но я бы сказала, что в нем есть что-то от жиголо… Порой я просто поражаюсь, почему Невиль его терпит, ведь он отлично видит, что стоит за такой дружбой. Кстати, эта девица, как я подозреваю, и гроша за душой не имеет.

Мери умолкла, лицо ее было довольно смущенным. Томас Ройд с философским видом пробурчал в ответ свое обычное:

— Гм… М-да…

— Однако, — заметила Мери, — возможно, я слишком пристрастна. Эта девушка из тех красоток, которых называют обольстительницами… И, вероятно, она невольно пробуждает злобные инстинкты в незамужних женщинах среднего возраста.

Ройд задумчиво взглянул на нее, но на его бесстрастном лице не отразилось никакой видимой реакции на ее слова. Помедлив пару минут, он сказал:

— Но что именно беспокоит вас в сложившейся ситуации?

— В сущности, я абсолютно не знаю, что именно! Понимаете, я просто чувствую, что происходит нечто очень странное. Разумеется, мы прежде всего посоветовались с Одри. И она, казалось, не имела ничего против встречи с Кей и в целом всячески приветствовала эту идею. Она была даже рада. Никто не мог бы вести себя более любезно и доброжелательно. Конечно, Одри всегда отличалась прекрасными манерами. И сейчас ее поведение по отношению к ним обоим просто безукоризненно. Уж вам-то должно быть известно, какая она сдержанная и скрытная. Никогда не поймешь, о чем она думает, что чувствует на самом деле. Но, честно говоря, я не верю, будто вся эта ситуация ей по нраву.

— Я не вижу причин для беспокойства, — сказал Ройд и добавил с некоторой задержкой: — В конце концов, прошло уже три года.

— Разве такие люди, как Одри, могут забыть?.. Ведь она очень любила Невиля.

Томас Ройд беспокойно поерзал на сиденье.

— Ей всего лишь тридцать два. Вся жизнь впереди.

— Да, да, это я понимаю. Но она очень переживала. Ее нервы были совершенно расстроены, вы же знаете.

— Знаю, мать писала.

— О, ваша матушка, как мне кажется, очень добрая женщина, она позаботилась об Одри. И кроме того, это помогло ей отвлечься от собственного горя. Я имею в виду смерть вашего брата. Мы все были очень огорчены.

— Да. Бедняга Адриан. Он слишком любил лихачить.

На какое-то время разговор оборвался. Мери вытянула руку, показывая, что она собирается свернуть на дорогу, спускавшуюся с холма к Солткрику.

Вскоре, когда они уже мягко ехали вниз по извилистой проселочной дороге, она сказала:

— Томас, вы ведь очень хорошо знаете Одри?

— Не уверен. Последние десять лет мы почти не виделись.

— Да, конечно, но вы ведь знаете ее с детства. Она была вам с Адрианом почти как сестра?

Он кивнул.

— Замечали вы в ней… скажем, какую-то психическую неуравновешенность? Возможно, это слишком сильно сказано, в общем, я имею в виду повышенную нервозность в определенных случаях. Понимаете, у меня создалось такое впечатление, что сейчас с ней творится что-то неладное. С одной стороны, она совершенно бесстрастна и ее поведение подчеркнуто и как-то неестественно безукоризненно… Но я порой со страхом думаю о том, что скрывается за этим внешним спокойствием. Мне кажется, она живет в постоянном внутреннем напряжении, словно чем-то очень сильно подавлена. И я совершенно не представляю, что это может быть. Однако я почти уверена, это очень болезненно для нее. Какое-то чувство терзает ее душу! Я беспокоюсь за нее. Конечно, я понимаю, обстановка в нашем доме сложилась крайне нездоровая, просто взрывоопасная. Мы все нервничаем и вздрагиваем на каждом шагу. Но я не знаю, с чем это связано. И иногда, Томас, мне делается просто страшно.

— Страшно? — Его спокойный, удивленный голос подействовал на нее немного успокаивающе.

— Возможно, мои слова прозвучат нелепо, — с нервным смешком продолжала она. — Но именно поэтому я так рада вашему приезду. То есть, возможно, ваше появление поможет как-то разрядить обстановку. Ну вот мы и прибыли.

Машина сделала последний поворот. Галлс-Пойнт был построен на вершине скалы, возвышающейся над рекой. С двух сторон отвесные склоны уходили прямо в воду. Слева от дома располагались сад и теннисный корт. Гараж был современным и поэтому находился чуть дальше за домом на другой стороне дороги.

— Я поставлю машину в гараж и присоединюсь к вам, — сказала Мери. — А пока Харстолл позаботится о вас.

Харстолл, пожилой дворецкий, уже спустился с крыльца и с радостью приветствовал Томаса как старого друга:

— Очень рад видеть вас вновь, мистер Ройд, после стольких лет. И ее милость также с нетерпением ждет вас. Сэр, мы приготовили для вас комнату в восточном крыле. Думаю, вы найдете всех в саду. Или, возможно, вы хотите освежиться с дороги?

Томас отрицательно покачал головой. Он прошел через гостиную к застекленной двери, выходившей прямо на балкон.

На балконе было не слишком людно, Томас заметил лишь две одинокие женские фигуры. Одна сидела на перилах каменной балюстрады и смотрела на реку. А вторая наблюдала за первой.

Первая была Одри, а вторая, подумал он, должно быть, Кей Стрендж. Она не знала, что за ней наблюдают, и поэтому даже не пыталась скрывать свои чувства. Томаса Ройда, возможно, нельзя было назвать слишком проницательным в отношении женщин, но он не мог не заметить, что Кей Стрендж взирает на Одри с откровенной неприязнью.

А Одри равнодушно смотрела на реку и, казалось, вообще не замечала присутствия другой женщины.

Томас не видел Одри последние семь лет, и сейчас он с особым вниманием вглядывался в ее черты. Изменилась ли она и если да, то что нового появилось в ее облике?

В итоге он решил, что изменения определенно есть. Она стала тоньше, бледнее и выглядела еще более воздушной и бесплотной… Но в ней появилось и нечто новое… Нечто такое, что Томас пока не мог точно определить. Она держалась очень напряженно, словно сдерживала какие-то сильные чувства, и поэтому следила за каждым своим движением. Но при этом с тем же напряженным вниманием осознавала все, что происходит вокруг нее. Такое впечатление, подумал Томас, что она хранит какую-то тайну и изо всех сил старается не выдать ее. Однако какие у нее могут быть тайны? У него были довольно скудные сведения о том, что происходило с ней в последние несколько лет. Но, зная некоторые факты, Томас был готов увидеть на ее лице признаки печали и утраты… Однако лицо ее явно скрывало нечто большее. Одри напоминала ребенка, который изо всех сил старается скрыть что-то от взрослых, но его напряженно сжатый кулачок выдает, что там спрятано какое-то сокровище.

Затем внимание Томаса переключилось на другую женщину — новую жену Невиля Стренджа. Да, Мери Олдин была права, Кей действительно красавица. Однако, похоже, она довольно опасная особа. Томас Ройд подумал: «Не хотел бы я увидеть ее возле Одри с ножом в руке…» Одно непонятно, почему она так ненавидит бывшую жену Невиля? Ведь между ними давно все кончено и в настоящее время Одри никоим образом не мешает их супружескому счастью.

Невиль Стрендж вышел из-за угла дома и поднялся на балкон. Он выглядел разгоряченным и держал в руке какой-то журнал.

— Я принес вам «Иллюстрированное обозрение», — сказал он. — Больше ничего не привезли…

Реакция двух женщин была практически одновременной. Кей сказала:

— О, чудесно, дай мне посмотреть его. — А Одри, поглощенная своими мыслями, не поворачивая головы, почти машинально протянула руку.

Невиль остановился посередине между двумя дамами, не зная, как ему поступить. На лице его отразилось легкое замешательство. Он хотел что-то сказать, но Кей опередила его.

— Невиль, я хочу посмотреть журнал! — воскликнула она с истерической ноткой в голосе. — Дай мне! Дай же, Невиль.

Одри Стрендж, вздрогнув, повернула голову в ее сторону.

— О, извини, — тихо проговорила она с едва заметным смущением. — Я думала, ты обращаешься ко мне, Невиль.

Томас Ройд заметил, что шея Невиля Стренджа приобрела кирпично-красный оттенок. Сделав три быстрых шага в сторону Одри, он протянул ей журнал. Ее смущение заметно возросло, и она нерешительно сказала:

— О нет…

Внезапно оттолкнувшись, Кей отъехала от балюстрады вместе со стулом и, резко поднявшись, стремительно направилась к дому. Ройд не успел отойти в сторону, и она слепо столкнулась с ним в дверях гостиной.

От неожиданности она отступила назад и удивленно посмотрела на него. Томас пробормотал извинения, он понял, почему она не увидела его, — ее глаза блестели от слез… гневных слез, как ему показалось.

— Привет, — сказала она. — Вы кто? А-а… Наверное, вы малайский гость!

— Да-да, — сказал Томас. — Я ваш малайский гость.

— Боже, как бы мне хотелось оказаться сейчас в Малайе! — воскликнула Кей. — Где угодно, только не здесь! Как же я ненавижу этот противный, мерзкий дом! Я ненавижу всех его обитателей!

Эмоциональные сцены всегда вызывали у Томаса чувство неловкости. Он настороженно приглядывался к Кей и нервно выдавил свое обычное:

— М-да… Гм…

— Им следует быть поосторожнее, — продолжала Кей, — иначе я могу убить кого-нибудь! Или Невиля, или эту кисломолочную мадам!

Она проскользнула мимо него в гостиную и вышла в холл, сильно хлопнув дверью.

Томас Ройд неподвижно стоял на месте, размышляя, как ему поступить, но был рад, что юная миссис Стрендж удалилась. Он стоял и смотрел на дверь, которой она хлопнула с такой яростью. В этой новоявленной миссис явно было что-то от тигрицы.

Невиль Стрендж остановился в проеме балконной двери, загородив собой свет. Дыхание его было слегка учащенным.

— О-о!.. Ройд, приветствую тебя. Не знал, что ты уже приехал. Скажи, ты не видел мою жену?

— Она прошла здесь минуту назад, — ответил Томас. Невиль, в свою очередь, проследовал через гостиную и скрылся за дверью. Вид у него был определенно рассерженный.

Томас Ройд медленно вышел на балкон. Походка его была легкой. Ему оставалось сделать несколько шагов, когда Одри повернула голову.

Он увидел, как удивленно распахнулись ее глаза, как дрогнули и раскрылись губы. Она соскользнула с перил и шагнула ему навстречу, протягивая руки.

— О Томас! — сказала она. — Милый Томас! Как я рада, что ты приехал!

Мери Олдин появилась возле балконной двери как раз в тот момент, когда маленькие белые руки Одри исчезли в загорелых руках Томаса и он склонился перед ней в приветственном полупоклоне. Заметив на балконе эту парочку, Мери остановилась, немного понаблюдала за ними. Затем она тихо развернулась и ушла обратно в дом.

2

Поднявшись на второй этаж, Невиль нашел Кей в ее спальне. Единственная большая спальня в этом доме с широкой двухспальной кроватью принадлежала леди Трессильян. Заезжавшим в гости супружеским парам обычно предоставлялись две смежные спальни с маленькой общей ванной комнатой. Такие небольшие изолированные апартаменты находились в западном крыле дома.

Невиль Стрендж не стал задерживаться в своей комнате, а прошел прямо к жене. Кей лежала на кровати, уткнувшись головой в подушку. Подняв заплаканное лицо, она гневно выкрикнула:

— Явился все-таки? Какое счастье! Решил проявить внимание.

— Из-за чего, собственно, весь этот шум, Кей? По-моему, ты совсем помешалась.

Голос у Невиля был тихий и спокойный, но крылья его носа напряженно расширились, выдавая сильное внутреннее раздражение.

— Почему ты отдал журнал ей, а не мне?

— О господи, Кей, ты ведешь себя как ребенок. Устроить скандал из-за несчастного маленького еженедельника.

— Да, потому что ты отдал его ей, а не мне, — упрямо повторила Кей.

— Ну и что особенного? Неужели это так важно?

— Да, очень важно.

— Я не понимаю, что с тобой случилось. Мы ведь не у себя дома, и ты не должна закатывать истерики по любому поводу. Неужели ты не знаешь, как надо вести себя в обществе?

— Почему ты отдал его Одри?

— Потому, что она хотела его посмотреть.

— Так же как и я, а я, между прочим, твоя жена.

— Вот именно. Элементарная вежливость побудила меня отдать этот журнал старшей женщине, с которой я не связан супружескими узами.

— Она намеренно обидела меня. Она хотела показать свое превосходство, и ей это с твоей помощью удалось.

— Ты говоришь как глупый, ревнивый ребенок. Ради бога, постарайся сдерживать свои эмоции и вести себя на людях прилично!

— Кажется, ты хочешь поставить ее мне в пример?

— Уж во всяком случае, — холодно сказал Невиль, — Одри умеет вести себя. И никогда не выставляет напоказ свое дурное настроение.

— Она настраивает тебя против меня! Она ненавидит меня и стремится отомстить.

— Послушай, Кей, может, ты прекратишь разыгрывать мелодраму? Не будь идиоткой! Я по горло сыт твоими выходками.

— Тогда давай уедем отсюда! Уедем завтра же! Я ненавижу это место!

— Но мы прожили здесь только четыре дня.

— Более чем достаточно! О Невиль, давай уедем, прошу тебя.

— Послушай хорошенько, дорогая, что я скажу тебе. Больше я не буду возвращаться к этому разговору. Мы приехали в Галлс-Пойнт на две недели, и я не намерен уехать отсюда ни на день раньше.

— Ах так? — сказала Кей. — Тогда ты сильно пожалеешь об этом. И ты, и твоя драгоценная Одри, которой ты так восхищаешься!

— При чем тут восхищение? Я просто считаю, что Одри исключительно приятный и доброжелательный человек, с которым я обошелся по-свински. А она была настолько великодушна, что простила мне все грехи.

— Вот тут ты как раз ошибаешься, — сказала Кей, поднимаясь с кровати. Ее ярость уже утихла. Она говорила спокойно, почти хладнокровно. — Одри не простила тебя, Невиль. Пару раз я видела, как она смотрит на тебя… Взгляд был отнюдь не доброжелательным, хотя, конечно, я не знаю, что у нее на уме… По ее лицу никогда не скажешь, о чем она думает.

— Мне очень жаль, — сказал Невиль, — что такие люди встречаются довольно редко.

— Это камешек в мой огород? — В ее голосе опять послышались угрожающие нотки.

— Ну ведь ты не слишком сдержанна в проявлении своих чувств! Все твои капризы или вздорные мысли, приходящие тебе в голову, тут же выплескиваются наружу. Ты ведешь себя просто глупо и ставишь меня в неловкое положение!

— Отлично! Ты еще не закончил свои нравоучения? — ледяным тоном спросила она.

— Мне очень жаль, — спокойно и холодно сказал он, — если ты думаешь, что я несправедлив к тебе. Но все, что сказал, — чистая правда. Самообладания у тебя не больше, чем у ребенка.

— А ты никогда не выходишь из себя, не так ли? Всегда такой сдержанный и благовоспитанный — истинный джентльмен! Похоже, у тебя вообще нет никаких чувств. Ты просто рыба, хладнокровная, скользкая рыба! Ты не способен даже разозлиться по-настоящему! Почему ты не наорал на меня, не отругал и не послал меня к дьяволу?

Невиль вздохнул. Его плечи устало поникли.

— О боже! — сказал он и, развернувшись, вышел из комнаты.

3

— Время не изменило тебя, Томас Ройд, — сказала леди Трессильян. — Ты выглядишь так же, как в семнадцать лет. Тот же совиный взгляд. И вероятно, не более разговорчив, чем в прежние времена. Я права?

— В общем, да, — рассеянно сказал Томас. — Дара красноречия у меня нет.

— Не то что Адриан. Твой брат был очень остроумным и приятным собеседником.

— Может, поэтому я и вырос молчуном. Всегда предоставлял возможность поговорить ему.

— Да, бедный Адриан. Он мог бы далеко пойти.

Томас кивнул.

Леди Трессильян сменила тему. Томас был приглашен к ней на аудиенцию. Обычно она предпочитала беседовать с гостями тет-а-тет. Это меньше утомляло ее и позволяло лучше сосредоточить внимание.

— Ты провел в нашем доме уже двадцать четыре часа, — сказала она. — Как тебе понравилась сложившаяся ситуация?

— Ситуация?

— Не прикидывайся идиотом! У тебя плохо получается. Ты все отлично понимаешь. Я говорю о нашем любовном треугольнике, об этой троице, собравшейся под моей крышей.

— Похоже, у них не все гладко, — осторожно сказал Томас.

— Признаюсь тебе, мой дорогой, мне это даже нравится, — с усмешкой сказала леди Трессильян. — Я была против этой встречи. И разумеется, сделала все возможное, чтобы предотвратить ее. Но Невиль был упрям как черт. Он упорно хотел свести своих дам вместе. И как говорится, что посеешь, то и пожнешь.

Томас Ройд, стараясь скрыть легкое замешательство, откинулся на спинку кресла.

— Как-то все это странно, — задумчиво произнес он.

— Что именно? — резко сказала леди Трессильян.

— Никогда бы не подумал, что Стрендж пойдет на такое, мне казалось, что он человек совершенно иного склада.

— Неужели тебе тоже так показалось? Ты просто высказал мои мысли. Это совершенно нехарактерно для Невиля. Невиль, как большинство мужчин, обычно старался избегать любых сложностей и возможных неприятностей. У меня возникло подозрение, что сам Невиль не мог бы придумать подобное… Но с другой стороны, мне совершенно непонятно, кто мог подкинуть ему эту идею. — Она немного помедлила и спросила чуть более напряженным голосом: — Может быть, Одри?

— Нет-нет, только не Одри, — немедленно откликнулся Томас.

— И я едва ли поверю, будто это была идея нашей злополучной красотки Кей. Если только она не обладает гениальными актерскими способностями. Ты знаешь, Томас, в последнее время я начала даже сочувствовать ей.

— Вы ведь не слишком любите ее?

— Ты прав, она кажется мне пустоголовой и совершенно невоспитанной девицей. Но как я сказала, мне стало жаль ее. Она мечется, как долгоножка, попавшая в круг света. Похоже, она почувствовала опасность, но не знает, какое оружие надо пустить в ход. Она злится, выходит из себя, грубит и капризничает, но подобные выходки менее всего могут тронуть такого человека, как Невиль.

— Мне кажется, в данной ситуации Одри находится в самом сложном положении.

Леди Трессильян бросила на него проницательный взгляд:

— Ты всегда любил Одри, да, Томас?

— Видимо, да, — ответил он совершенно невозмутимо.

— С детства?

Он кивнул.

— А потом явился Невиль и увел ее у тебя из-под носа?

Томас беспокойно поерзал в кресле.

— Вполне естественно, — ответил он. — Я всегда знал, что у меня нет шансов.

— Значит, капитулировал без боя, — сказала леди Трессильян.

— Я был всего лишь верным псом.

— Послушной, объезженной лошадкой.

— Одри относится ко мне только как к доброму старому другу!

— Верный Томас — ведь это было твое прозвище, не так ли?

Он улыбнулся, словно ее замечание вызвало в памяти времена детства.

— Даже смешно, — сказал он. — Как давно я не слышал этих слов.

— Сейчас это может сослужить тебе хорошую службу, — сказала леди Трессильян.

Томас внимательно посмотрел на нее, и она ответила ему очень выразительным и вполне определенным взглядом.

— Одри пришлось много пережить, — сказала она. — И я полагаю, что теперь она сможет по достоинству оценить такое качество, как верность. Твоя бескорыстная любовь и преданность, Томас, возможно, будут вознаграждены.

Томас Ройд сидел, опустив глаза, и вертел в руках свою трубку.

— В надежде на это, — сказал он, — я и приехал домой.

4

— Наконец-то мы все собрались, — сказала Мери Олдин.

Харстолл, старый дворецкий, вышел из столовой и вытер пот со лба. Когда он появился в кухне, миссис Спайзер, кухарка, обратила внимание на странное выражение его лица.

— По-моему, со мной действительно творится что-то неладное, — сказал Харстолл. — Я не знаю, чем это объяснить. Словом, все, что говорят и делают в этом доме в последние дни, как мне кажется, имеет какой-то совершенно иной внутренний смысл, отличный от прямого значения. Вы понимаете, что я имею в виду?

Миссис Спайзер, похоже, была несколько озадачена его словами, поэтому Харстолл продолжал:

— Вот, например, сейчас, когда все они сели ужинать, мисс Олдин сказала: «Наконец-то мы все собрались». А у меня перед глазами возникла странная картина. Я представил себе дрессировщика, который загнал в клетку диких животных и запер их на замок. У меня вдруг возникло тревожное ощущение, словно все мы пойманы в какую-то ловушку.

— Да бог с вами, мистер Харстолл! — воскликнула миссис Спайзер. — Должно быть, у вас несварение желудка, просто съели что-нибудь не то.

— Мое пищеварение тут ни при чем. Мне кажется, у всех в этом доме уже начинают сдавать нервы. Вот недавно хлопнула входная дверь, и миссис Стрендж, наша миссис Стрендж, мисс Одри, вздрогнула, как будто ее подстрелили. И кроме того, это постоянное напряженное молчание. Все они очень странно ведут себя. Сначала все долго молчат, словно почему-то боятся заговорить, а потом вдруг заговорят все разом, причем нормальной беседой это не назовешь — просто каждый высказывает первое, что пришло ему в голову.

— Да, это любого приведет в недоумение, — сказала миссис Спайзер.

— Две миссис Стрендж в одном доме. Я подозреваю, что вся нервотрепка именно из-за этого.

В гостиной повисла та напряженная тишина, которую описывал Харстолл.

Явно через силу Мери Олдин сказала, взглянув на Кей:

— Я пригласила вашего друга, мистера Латимера, прийти к нам на ужин завтра вечером.

— О, отлично, — сказала Кей.

— Латимер? Значит, он уже прибыл в наши края? — спросил Невиль.

— Да, он остановился в отеле «Истерхед-Бей», — сказала Кей.

— Кстати, можно выбрать вечерок и отужинать в ресторане отеля. До скольких работает переправа? — спросил Невиль.

— До половины второго, — ответила Мери.

— Полагаю, там принято устраивать танцевальные вечера?

— Да, и они пользуются большой популярностью среди отдыхающих, в зале обычно собирается человек сто, если не больше, — заметила Кей.

— Думаю, твоего друга такое столпотворение не слишком обрадует, — сказал Невиль, обращаясь к Кей.

Мери быстро сказала:

— Кстати, на той стороне чудесные пляжи. И погода стоит такая теплая, что мы вполне можем в один из дней переправиться на тот берег и позагорать в Истерхеде.

— Я собираюсь завтра нанять лодку и выйти в море, — тихим голосом сказал Томас Ройд, обращаясь к Одри. — Не хочешь ли ты составить мне компанию?

— С удовольствием.

— Отличная идея, — сказал Невиль, — мы все можем отправиться на морскую прогулку.

— Мне казалось, ты говорил, что хочешь завтра поиграть в гольф, — заметила Кей.

— По такому случаю я готов отложить игру. Помахать клюшкой можно в любой другой день.

— Крайне прискорбно! — сказала Кей.

Невиль подхватил с доброй усмешкой:

— О да, гольф — прискорбная игра.

Мери поинтересовалась, играет ли Кей в гольф.

— Да, но не особенно хорошо, — ответила Кей.

— О, она была бы отличным игроком, — заметил Невиль, — если бы немного потренировалась. У нее от природы хороший мах.

— А вы играете во что-нибудь? — спросила Кей, взглянув на Одри.

— Почти нет. Я немного играла в теннис. Но честно говоря, игрок из меня никудышный.

— Одри, а ты по-прежнему любишь играть на фортепиано? — спросил Томас.

— Сто лет не садилась, — сказала она, отрицательно покачав головой.

— Помню, раньше ты играла довольно хорошо, — заметил Невиль.

— Мне казалось, Невиль, что ты не любишь музыку, — вставила Кей.

— Я просто мало что в ней понимаю, — рассеянно сказал Невиль. — Но меня всегда поражало, как Одри умудряется взять октаву. Ведь у нее такие маленькие ручки.

Он проследил взглядом за ее руками. Как раз в этот момент Одри положила на стол нож и вилку, закончив с десертом.

— Наверное, благодаря тому, что у меня очень длинные мизинцы, — слегка покраснев, быстро сказала она.

— Тогда у вас, должно быть, эгоистичная и корыстная натура, — заявила Кей. — У бескорыстных людей обычно короткие мизинцы.

— Неужели правда? — спросила Мери Олдин. — Тогда, значит, я не эгоистична. Посмотрите, мои мизинцы совсем крохотные.

— Думаю, в отношении вас это чистая правда, — заметил Томас Ройд, задумчиво посмотрев на нее.

Она покраснела и быстро предложила:

— Давайте сравним наши пальцы. Интересно, кто из нас самый бескорыстный? Мои короче, чем твои, Кей. Но Томас, по-моему, победит меня.

— Вероятно, я окажусь самым бескорыстным из вас, — сказал Невиль. — Посмотрите. — Он поднял руку, расставив пальцы.

— Да, конечно, на левой руке у тебя очень короткий мизинец, — заметила Кей, — зато на правой — гораздо длиннее. По левой руке можно судить, что тебе было дано от рождения, а правая показывает, что с тобой сделала жизнь. То есть по природе своей ты был бескорыстным, однако с годами, дорогой, приобрел противоположные качества.

— Так ты умеешь предсказывать судьбу, Кей? — спросила Мери Олдин. Она протянула ей свою руку ладонью вверх. — Гадалки говорили мне, что я дважды выйду замуж и у меня будет трое детей. Похоже, мне следует поторопиться!

— Нет, — уверенно сказала Кей, — эти маленькие линии означают путешествия, дети тут ни при чем. То есть у вас впереди три морских круиза.

— Ну это тоже не слишком правдоподобно, — сказала Мери Олдин.

— Вы мало путешествовали? — спросил Томас Ройд.

— О да, мои редкие вылазки из дома вряд ли можно назвать путешествиями.

Он услышал скрытое сожаление в ее голосе.

— А вы бы хотели этого?

— Больше всего на свете.

Томас в своей обычной медлительной манере подумал о том, что представляет собой ее жизнь. Изо дня в день она ухаживает за старухой. Всегда спокойная, тактичная и при этом еще и отличная домоправительница.

— Вы давно живете у леди Трессильян? — с интересом спросил он.

— Около пятнадцати лет. Я переехала к ней после того, как умер мой отец. В последние годы перед смертью он стал совсем беспомощным и был прикован к постели, — сказала она. И затем, предчувствуя его следующий вопрос, добавила: — Мне тридцать шесть лет. Ведь вы об этом хотели спросить, не так ли?

— Честно говоря, я удивлен, — признался он. — Знаете, по вашему виду очень трудно судить о возрасте.

— Однако ваши слова звучат двусмысленно!

— Возможно. Но я хотел сделать вам комплимент.

Унылый, задумчивый взгляд Томаса рассеянно блуждал по ее лицу. Мери не испытывала никакого смущения. Он определенно не старался как-то оценить ее — в его взгляде был просто искренний и задумчивый интерес. Заметив, что Томас смотрит на ее волосы, Мери коснулась рукой белой пряди.

— Эта прядь появилась у меня лет двадцать назад, — пояснила она.

— Мне она нравится, — коротко сказал Томас. Он продолжал рассматривать ее.

Наконец она сказала с легкой усмешкой в голосе:

— Ну и каков же вердикт?

Бронзово-загорелое лицо Томаса покрылось едва заметной краской смущения.

— О, простите, я проявил бестактность, так пристально разглядывая вас. Я просто размышлял о том… какая вы есть на самом деле. Извините меня.

— Ради бога, — поспешно сказала Мери и встала из-за стола. Направляясь в гостиную, она взяла под руку Одри и сообщила, обращаясь ко всем присутствующим: — Кстати, завтра к нам на ужин придет также мистер Тревис.

— Кто это? — спросил Невиль.

— Он привез рекомендательное письмо от Руфуса Лорда. На редкость интересный старый джентльмен. Он остановился в «Балморал-Корте». Насколько я поняла, у него слабое сердце, и на вид он, конечно, слаб и немощен. Но его умственные способности великолепны, и он был знаком со множеством интересных людей. По-моему, он был адвокатом или барристером, точно не помню.

— Какая скучища, — с досадой бросила Кей, — сюда едут одни старики.

Она стояла посреди комнаты, освещенная ярким светом люстры. Взгляд Томаса медленно скользил по комнате, и, когда Кей попала в поле его зрения, он начал разглядывать ее с тем же задумчивым интересом, с которым относился к любому предмету, случайно попавшемуся ему на глаза.

Томаса вдруг поразила ее дерзкая и вызывающая красота. Буйство цвета, полнокровная и торжествующая жизненная сила. Он перевел взгляд на Одри, бледную, как мотылек, в своем серебристо-сером платье.

Он улыбнулся собственным мыслям и пробормотал:

— Беляночка и Розочка.

— Что вы сказали? — спросила стоявшая рядом с ним Мери Олдин.

Томас повторил сказанное и добавил:

— Помните эту старую сказку?..

Мери Олдин сказала:

— О да, вы подыскали меткое сравнение.

5

Мистер Тревис, смакуя, потягивал портвейн. На редкость приятное вино. Очень тонкий вкус. И ужин, надо отдать должное, был отлично приготовлен и сервирован. Очевидно, у леди Трессильян нет никаких проблем с прислугой.

Дом также содержится в прекрасном порядке, несмотря на то что хозяйка практически прикована к постели.

Жаль только, что дамы, как в былые времена, не удаляются в гостиную, когда выносят портвейн. Однако, возможно, он излишне привязан к старомодным традициям… Наверное, у этих молодых людей уже сложились свои собственные обычаи.

Его задумчивый, спокойный взгляд остановился на ослепительно прекрасной молодой женщине, которая была женой Невиля Стренджа. Сегодня она выглядела просто великолепно. Это был явно ее вечер. Яркая, сияющая красота Кей подчеркивалась живым светом свечей. Тед Латимер сидел рядом, склонив к ней свою прилизанную темноволосую голову. Он отлично подыгрывал ей. Сегодня она чувствовала себя совершенно неотразимой и счастливой.

Один вид такой неукротимой жизненной силы согрел старые кости мистера Тревиса.

Молодость… В сущности, это была всего лишь молодость!

Неудивительно, что мужчина потерял голову и оставил свою первую жену. Одри сидела рядом. Очаровательное создание, настоящая леди… Но именно таких женщин зачастую и оставляют мужья, подумал мистер Тревис, вспоминая свою многолетнюю адвокатскую практику.

Он мельком взглянул на Одри. Склоненная головка, взгляд устремлен в тарелку. Что-то в этой полной неподвижности позе вдруг поразило мистера Тревиса. Он пригляделся к ней более внимательно. Интересно, подумал он, где витают ее мысли? Красиво уложенные, поднятые наверх волосы позволяли видеть ее маленькую и изящную ушную раковину.

Слегка вздрогнув, мистер Тревис вышел из состояния задумчивости, заметив, что почти все уже перешли в гостиную. Он поспешно поднялся из-за стола.

В гостиной Кей Стрендж направилась прямо к граммофону и поставила запись с танцевальной музыкой.

— Я уверена, мистер Тревис, что вы не любите джаз, — извиняющимся тоном сказала Мери Олдин.

— Отчего же, порой я с удовольствием слушаю его, — неискренне, но вежливо ответил мистер Тревис.

— Позже, если пожелаете, мы можем сыграть в бридж, — предложила она. — Но сейчас нет смысла начинать роббер. Я знаю, что леди Трессильян скоро пригласит вас к себе, она с нетерпением ждет часа, когда сможет поболтать с вами.

— Я полагаю, мы с ней взаимно порадуем друг друга. А что, леди Трессильян никогда не присоединяется к вам за ужином?

— Нет, иногда мы спускаем ее вниз в инвалидной коляске. У нас даже есть специальный лифт для такого случая. Но сегодня она предпочла свою собственную комнату. Там она может поговорить с избранными людьми, призывая их к себе на аудиенцию, как королева.

— Очень тонко сказано, мисс Олдин. Я всегда замечал эти королевские черты в облике и манерах леди Трессильян.

Кей медленным ритмичным шагом вышла на середину комнаты.

— Невиль, отставь к стене этот столик, — сказала она.

Ее голос был властным и уверенным. Глаза сияли, и на раскрывшихся губах блуждала легкая улыбка.

Невиль послушно переставил стол. Затем он повернулся и сделал шаг в сторону жены, но Кей, намеренно не обратив на него внимания, протянула руку Теду Латимеру:

— Тед, давай потанцуем.

Рука Теда незамедлительно обвилась вокруг ее талии. Они танцевали, легко и изящно кружась по комнате, их движения были точны и слаженны. Зрелище было просто замечательное.

— Э-э… вполне профессионально, — пробормотал мистер Тревис.

Мери Олдин слегка скривилась от этих слов, хотя, безусловно, мистер Тревис просто высказал свое восхищение танцем, не имея никакой задней мысли. Она взглянула на его маленькое мудрое лицо с несколько скошенным подбородком. Вид у него был явно отсутствующий, — казалось, он следил лишь за полетом собственных мыслей, которые витали где-то далеко.

Невиль нерешительно постоял на месте и направился к Одри, которая стояла у окна:

— Потанцуем, Одри?

Его тон был спокойным, немного суховатым. Казалось, его побудила сделать это предложение обычная вежливость. Одри задумалась на мгновение и затем, кивнув, шагнула навстречу.

Мери Олдин сделала несколько общих замечаний, на которые мистер Тревис не ответил. Он обладал острым слухом и в том, что касается вежливости, был просто педантом. И Мери поняла, что поглощенность собственными мыслями на время сделала его глухим. Она не могла толком понять, то ли он следит за танцорами, то ли смотрит в другой конец комнаты, где в одиночестве сидел Томас Ройд.

Слегка тряхнув головой, мистер Тревис сказал:

— Извините меня, моя милая леди, вы что-то сказали?

— Пустяки, просто что стоит необычайно теплый сентябрь.

— Да, вы правы. Народ здесь, как мне сказали в отеле, уже молит о дожде.

— Я надеюсь, вы хорошо устроились?

— О да, хотя должен заметить, что вначале я немного расстроился, когда выяснилось…

Не договорив фразу, мистер Тревис оглянулся на танцующие пары.

Одри остановилась и сняла руку с плеча Невиля.

— О, извини, пожалуй, сейчас слишком жарко для танцев, — сказала она с тихим смехом.

Она направилась к открытой балконной двери и вышла из гостиной на воздух.

— Ну иди же скорей за ней, недотепа, — пробормотала Мери. Она не рассчитывала, что кто-то может услышать ее тихий шепот, но мистер Тревис явно понял, что она сказала, поскольку повернулся и с удивлением взглянул на нее.

Она залилась краской и смущенно рассмеялась.

— Я нечаянно высказала свои мысли вслух, — огорченно сказала она. — Но право, его медлительность раздражает меня. Он такой несообразительный.

— Мистер Стрендж?

— О нет, не Невиль, Томас Ройд.

Томас Ройд успел только повернуться в сторону балкона, но быстрый Невиль, после легкого колебания, первым последовал за Одри.

В глазах мистера Тревиса загорелся огонек интереса; он, очевидно, сосредоточенно размышлял о чем-то, поглядывая на распахнутую балконную дверь. Затем его внимание вновь привлекли танцующие.

— Превосходно танцует этот молодой мистер… Латимер, так, вы сказали, его имя?

— Да, Эдвард Латимер.

— Ах да, Эдвард Латимер. Как я подозреваю, он старый друг миссис Стрендж?

— Вы правы.

— И чем же занимается в жизни этот исключительно… э-э… живописный молодой джентльмен?

— Честно говоря, я совершенно не представляю себе рода его занятий.

— Разумеется, — сказал мистер Тревис, умудрившись сделать это безобидное слово на редкость выразительным и ироничным.

— Он остановился в отеле «Истерхед-Бей», — добавила Мери.

— Славно, славно, — сказал мистер Тревис и, немного помолчав, продолжил с какой-то мечтательной задумчивостью: — Довольно интересная форма головы — редкий угол наклона от макушки к шее, — конечно, волосы не позволяют оценить этого в полной мере, но все-таки череп определенно необычный. — Сделав очередную паузу, он добавил еще более мечтательно: — Знаете, последнего мужчину, которого я видел с таким черепом, приговорили к десяти годам каторжных работ за жестокое нападение на одного пожилого ювелира.

— О боже! — воскликнула Мери. — Я надеюсь, вы не имеете в виду…

— Ну что вы, как можно, — мягко сказал мистер Тревис. — Вы совершенно неверно меня поняли. У меня и в мыслях не было обидеть вашего гостя. Я просто хотел подчеркнуть, что жестокие и беспощадные преступники порой бывают исключительно обаятельными и представительными молодыми людьми. Странно, но факт. — Он ласково улыбнулся ей.

Мери сказала:

— Вы знаете, мистер Тревис, мне кажется, я немного боюсь вас.

— Какие глупости, милая леди.

— Однако так оно и есть. По-моему, у вас такое острое зрение, что вы… видите человека насквозь.

— О, мои глаза, — самодовольно сказал мистер Тревис, — остры, как в молодости. — Он помолчал и добавил: — Правда, в данный момент я не могу решить, радоваться мне этому или печалиться.

— Отчего же тут печалиться?

Мистер Тревис с сомнением покачал головой:

— Порой это возлагает на нас дополнительную ответственность. Можно оказаться в довольно щекотливом положении, из которого не так легко выбраться. Да, трудно бывает найти верный путь.

Харстолл вошел в гостиную, неся кофейный поднос.

Предложив кофе Мери и старому адвокату, он прошел по комнате к Томасу Ройду. Затем, по указанию Мери, поставил поднос на низенький столик и удалился.

Кей, продолжая танцевать с Тедом, воскликнула:

— Мы должны закончить танец!

— Я отнесу кофе Одри, — сказала Мери.

Она взяла чашку и направилась к балконной двери. Мистер Тревис сопровождал ее. Она задержалась на пороге, и он, остановившись за ее спиной, окинул взглядом балкон.

Одри сидела на перилах в углу балюстрады. В ясном лунном сиянии ее красота проявилась в истинном свете. Возможно, ей недоставало цвета, но красота линий была безупречной. Изящный овал лица, мягкая линия подбородка и губ, поистине очаровательная форма головы и маленького прямого носа. Эта красота останется с ней, даже когда Одри Стрендж превратится в старуху. Плоть в данном случае не имела значения, вся прелесть заключалась в изящном и гармоничном строении костей. Ее серебристое, поблескивающее платье подчеркивало эту утонченную красоту. Она сидела совершенно неподвижно, и Невиль стоял неподалеку, глядя на нее.

— Одри… — сказал Невиль, приближаясь к ней.

Она резко повернула голову и, коснувшись рукой уха, легко спрыгнула на каменный пол.

— О, моя сережка! — воскликнула она. — Должно быть, я потеряла ее здесь.

— Где? Давай я поищу.

Они оба в замешательстве склонились к перилам, неловко столкнувшись во время поисков. Одри хотела выпрямиться, но не смогла.

— Осторожно, подожди секунду, — сказал Невиль, — твои волосы зацепились за пуговицу моего обшлага. Стой спокойно.

Она стояла совершенно неподвижно, пока он теребил свою пуговицу.

— О-о-о!.. Ты вырвешь мне все волосы… Какой же ты неуклюжий, Невиль. Давай побыстрее.

— Извини, я… я оказался таким неловким.

Лунный свет был достаточно ярок, и двое наблюдателей у балконной двери отлично видели, как дрожали руки Невиля, когда он пытался высвободить запутавшуюся прядь этих серебристо-пепельных волос.

Но и Одри тоже дрожала, словно вдруг холод пробрал ее до костей.

Мери Олдин нервно оглянулась, услышав за своей спиной тихий голос:

— Извините…

Томас Ройд проскользнул мимо них на балкон.

— Может, тебе помочь, Невиль? — спросил он.

Невиль наконец справился со своей задачей, и Одри смогла выпрямиться.

— Все в порядке, я отцепил.

Лицо Невиля было довольно бледным.

— Ты замерзла, Одри, — сказал Томас. — Пойдем выпьем кофе.

Она пошла в гостиную, взяв его под руку, а Невиль, оставшись на балконе, устремил взгляд в морскую даль.

— Я хотела вынести тебе кофе, — сказала Мери, — но, наверное, лучше выпить его в доме.

— Да, — согласилась Одри, — по-моему, ты права.

Все вернулись в гостиную. Тед и Кей уже закончили танец.

Дверь из холла открылась, и в комнату вошла высокая сухопарая женщина, одетая в черное.

— Леди Трессильян передает всем наилучшие пожелания, — почтительно сказала она. — Ее милость была бы рада принять у себя мистера Тревиса.

6

Леди Трессильян встретила мистера Тревиса с очевидным удовольствием.

Обменявшись приветствиями, они погрузились в поток приятных воспоминаний, возвращая из небытия имена общих друзей и знакомых.

Получасовая беседа пролетела как один миг.

— Ах, — сказала леди Трессильян с глубоким удовлетворенным вздохом. — Я испытала истинное наслаждение! Сколько неизъяснимой прелести таится в обмене сплетнями и в обсуждении старых скандалов!

— Да, — согласился мистер Тревис, — капля злой иронии добавляет особый вкус к жизни.

— Кстати, — сказала леди Трессильян, — что вы думаете о нашем варианте извечного треугольника?

Благоразумный мистер Тревис выглядел озадаченным:

— Э-э… какого треугольника?

— Только не говорите мне, что вы ничего не заметили! Невиль и две его жены.

— А, вы об этом! Что ж, нынешняя миссис Стрендж — исключительно привлекательная молодая особа.

— Так же как и Одри, — заметила леди Трессильян.

— Несомненно, и у нее есть свой шарм, — согласился мистер Тревис.

Леди Трессильян воскликнула:

— Неужели вы хотите сказать, что можете понять мужчину, оставившего Одри — обаятельную, умную женщину с редкостными достоинствами — ради этой пустышки Кей?

— Прекрасно могу понять, — спокойно отвечал мистер Тревис. — Это случается сплошь и рядом.

— Отвратительно. Если бы я была мужчиной, то уже через неделю мне бы захотелось сбежать от этой Кей, она ужасно утомительна. Да уж, я никогда не пожелала бы себе совершить подобную глупость.

— И это также случается довольно часто. Такие внезапные безрассудные и страстные увлечения, — с абсолютно бесстрастным лицом констатировал мистер Тревис, — редко бывают долговечны.

— И что же случается потом? — тревожно спросила леди Трессильян.

— Обычно, — сказал мистер Тревис, — э-э… партнеры мирно расходятся. Очень часто за первым следует второй развод. И затем мужчина, если находит родственную душу, вступает в третий брак.

— Абсурд! Возможно, некоторые из ваших клиентов были мормонами, но Невиль не таков!

— Кстати, бывают случаи, когда происходит воссоединение бывших супругов.

Леди Трессильян вскинула голову:

— О нет, только не это! Одри слишком горда.

— Вы так полагаете?

— Я уверена. И не качайте своей головой с таким глубокомысленно подозрительным видом!

— Насколько подсказывает мне жизненный опыт, — мягко возразил мистер Тревис, — там, где дело касается любви, гордость у женщин стоит на последнем месте. Она проявляется обычно на словах, но не в действиях.

— Вам не понять Одри. Она очень любила Невиля. Возможно, даже чересчур сильно любила. После того как он оставил ее ради этой девицы… Хотя я не могу возложить всю вину только на него, — эта девица вцепилась в него мертвой хваткой, а вы знаете, каковы мужчины! Так вот, после этого Одри никогда больше не захочет связываться с ним…

Мистер Тревис мягко кашлянул.

— И однако, — сказал он, — она здесь.

— Это совсем другое дело, — раздосадованно сказала леди Трессильян. — Я не претендую на понимание подобных современных веяний. Мне кажется, что она приехала только для того, чтобы показать, что прошлое больше не властно над ней и что былая любовь давно забыта.

— Вполне вероятно, — согласился мистер Тревис, поглаживая подбородок. — Она определенно могла до некоторой степени убедить себя в этом.

— Вы подразумеваете, — сказала леди Трессильян, — что она, возможно, еще тоскует по Невилю и мечтает восстановить отношения? О нет! Мне даже в голову не пришло бы такое.

— Однако все возможно, — заметил мистер Тревис.

— Я не потерплю, — резко сказала леди Трессильян. — Я не потерплю подобного в моем доме.

— Но ведь вам неспокойно, не так ли? — проницательно спросил мистер Тревис. — Атмосфера явно напряжена. Я сразу это почувствовал, она просто взрывоопасна.

— Значит, вы заметили? — отрывисто спросила леди Трессильян.

— Да, и должен признаться, был немного озадачен. Все в доме стараются скрывать свои истинные чувства, но у меня создалось впечатление, будто кто-то сидит на бочке с порохом и взрыв может произойти в любую минуту.

— Перестаньте говорить, как Гай Фокс,[2235] и объясните, что вы имеете в виду, — потребовала леди Трессильян.

— В сущности, я сам пребываю в некоторой растерянности и могу строить лишь туманные предположения. Но поверьте моему чутью, волны напряжения исходят из одного источника! Если бы его можно было изолировать… Но пока слишком многое остается неясным.

— У меня нет никакого желания просить Одри уехать, — задумчиво сказала леди Трессильян. — Насколько я могла заметить, она прекрасно вела себя в самых щекотливых ситуациях. Она исключительно вежлива, но отчужденна. Я считаю ее поведение безупречным.

— О, бесспорно, — сказал мистер Тревис. — Бесспорно, и все же как раз это, по-моему, оказывает наиболее ощутимое влияние на молодого Невиля Стренджа.

— Вы правы, Невиль ведет себя не слишком достойно, — сказала леди Трессильян. — Надо будет поговорить с ним. Однако не могу же я выгнать его из дома. Метью относился к нему чуть ли не как к родному сыну.

— Я знаю.

Леди Трессильян вздохнула.

— Вы знаете, что Метью утонул здесь? — спросила она, понижая голос.

— Да.

— Все мои знакомые удивлялись, почему я осталась в этом доме. Глупо с их стороны. Ведь здесь я всегда ощущаю, что Метью где-то рядом со мной. Этот дом наполнен воспоминаниями. В любом другом месте я чувствовала бы себя одинокой и чужой. — Она немного помедлила и продолжала: — Первое время я надеялась, что недолго задержусь в этом мире и присоединюсь к нему. Особенно когда мое здоровье начало сдавать. Но похоже, мне суждено жить, превращаясь в старую развалину… Я точно ветхие ворота, которые скрипят, скрипят, да никак не рухнут. — Она сердито взбила подушку. — И признаюсь вам, это совсем меня не радует! Я всегда надеялась, что, когда пробьет мой час, я смогу уйти быстро и тихо, что встречусь со смертью лицом к лицу, а не буду ждать, как она постепенно и неумолимо подкрадывается ко мне и дышит в спину. Эта ужасная болезнь заставляет меня терять одно достоинство за другим. Я становлюсь все более беспомощной… все более зависимой от людей!

— Но очень преданных людей, я уверен. Мне показалось, что у вас очень преданная и почтительная служанка.

— Баррет? Та, что пригласила вас ко мне? О да, она — утешение моей жизни! Она, как старая стальная алебарда, будет вечно предана мне. Мы прожили вместе целую жизнь.

— И кроме того, должен заметить, вам повезло, что с вами живет такой человек, как Мери Олдин.

— Ваша правда. С Мери мне тоже очень повезло.

— Она ваша родственница?

— Да, дальняя родственница. Одно из тех бескорыстных созданий, которым суждено приносить свою жизнь в жертву ради благополучия других. Сначала она ухаживала за больным отцом… Умный был человек, но чертовски требовательный. Когда он умер, я упросила ее переехать ко мне, и я благословляю тот день, когда она появилась в моем доме. Вы не представляете, какими ужасными особами зачастую бывают компаньонки. Бесполезные, нудные создания. Можно сойти с ума только от их тупости. Они и становятся-то компаньонками, потому что больше ни на что не способны. А Мери просто чудо, интеллигентная, начитанная женщина. У нее исключительные способности и, знаете, такой цепкий мужской ум. Познания ее достаточно обширны и глубоки. С ней можно поговорить на любую тему. Но ее достоинства не ограничиваются умными разговорами, она к тому же прекрасно управляется с домашними делами. Ей удается содержать дом в полном порядке, и слуги вполне довольны ее правлением. Она разрешает все ссоры, не любит интриг. Уж не знаю, как она всех усмиряет, но полагаю, очень тактично.

— Давно она живет с вами?

— Лет двенадцать… или даже больше. Тринадцать-четырнадцать, что-то около этого. Она стала моим главным утешением на старости лет. Настоящий подарок судьбы.

Мистер Тревис рассеянно кивнул.

Леди Трессильян, следя за ним сквозь полузакрытые веки, вдруг сказала:

— В чем дело? Вы чем-то сильно обеспокоены?

— Пустяки, — ответил мистер Тревис. — Чистые пустяки. А у вас острый взгляд.

— Мне всегда нравилось изучать людей, — сказала леди Трессильян. — У Метью довольно часто случались проблемы, но мне не надо было дважды смотреть на него, чтобы понять, что он чем-то расстроен или обеспокоен. — Она вздохнула и откинулась на подушки. — А сейчас, мой друг, я должна с вами проститься. — Это был исключительно царственный жест, словно королева-мать отпускала своих придворных. — Я очень устала. Но вы подарили мне прекрасный, удивительный вечер. Заходите поболтать со мной. Я буду ждать вас.

— Благодарю за эти добрые слова и с радостью воспользуюсь дарованной привилегией. Простите великодушно, если я был слишком болтлив и утомил вас.

— О, ничего подобного. Просто последнее время усталость наваливается на меня совершенно неожиданно. Прошу вас, прежде чем уйти, позвоните в этот колокольчик.

Мистер Тревис осторожно дернул за шнур колокольчика, заканчивавшийся большой пушистой кистью.

— Историческая ценность, — заметил он, — однако прекрасно сохранилась.

— Мой колокольчик? Да. Новомодные звонки не для меня. Они то и дело выходят из строя, а ты продолжаешь давить на кнопку, напрасно ожидая отклика! А уж эта вещь никогда не подведет. Он звонит наверху в комнате Баррет, колокольчик висит у нее над кроватью, поэтому она является ко мне незамедлительно. А если почему-то задерживается, то я вскоре повторяю свой вызов.

Выйдя в коридор, мистер Тревис услышал тихий звон, доносившийся откуда-то сверху, и понял, что леди Трессильян позвонила еще раз. Он поднял голову и заметил проволоку, протянутую по потолку. Баррет поспешно спускалась с верхнего этажа и, пройдя мимо него, скрылась в спальне своей госпожи.

Мистер Тревис медленно сходил по ступеням, решив не пользоваться маленьким лифтом, а совершить нисхождение самостоятельно. Его задумчивое лицо приобрело выражение хмурой нерешительности.

Вся компания по-прежнему была в гостиной, и, когда мистер Тревис вошел в комнату, Мери Олдин сразу же предложила сыграть в бридж, однако мистер Тревис вежливо отказался, сославшись на то, что скоро он собирается покинуть сей гостеприимный дом.

— Видите ли, — сказал он, — мой отель одно из тех старомодных заведений, в которых принято возвращаться до полуночи.

— Ну, до полуночи еще далеко. Пока только половина одиннадцатого, — заметил Невиль. — У вас ведь не запирают двери, я надеюсь?

— О нет. На самом деле я сомневаюсь, что они вообще запирают дверь на ночь. Ее закрывают в девять часов, но для того чтобы войти, надо просто повернуть ручку. Мне кажется, что люди в этом местечке поступают крайне беспечно, хотя, вероятно, они полагаются на честность местного населения.

— Да, в дневное время здесь уж точно никто не запирает двери, — сказала Мери. — Наши открыты нараспашку весь день, но на ночь мы их запираем.

— Что представляет собой «Балморал-Корт»? — спросил Тед Латимер. — С виду это малопривлекательное массивное здание напоминает только о строгой викторианской чопорности.

— Да, действительно, — сказал мистер Тревис. — Внутри оно соответствует всем требованиям викторианского комфорта. Превосходная кухня, отличная мебель, вместительные викторианские платяные шкафы, великолепные ванные комнаты, облицованные красным деревом.

— Мне показалось, вы сказали, что в первый момент вам что-то там не понравилось, — припомнив недавний разговор, заметила Мери.

— Ах да. Я предусмотрительно послал письмо и зарезервировал для себя две комнаты на нижнем этаже. Знаете ли, у меня слабое сердце, и лестницы мне решительно противопоказаны. Но когда я приехал, то, к своей досаде, обнаружил, что мои комнаты заняты. Вместо них мне предложили двухкомнатные апартаменты на верхнем этаже. Я высказал свое огорчение по этому поводу, но оказалось, что один из почтенных постояльцев этого отеля, который должен был уехать в Шотландию, заболел и не смог освободить мои комнаты.

— Наверное, это мистер Лукан, — предположила Мери.

— Да, по-моему, они говорили именно о нем. В силу сложившихся обстоятельств я предпочел согласиться с их предложением. К счастью, в нашем отеле есть отличный автоматический лифт, поэтому я, в сущности, не испытываю никаких неудобств.

— Тед, почему ты не захотел остановиться в «Балморал-Корте»? — спросила Кей. — Ведь он расположен гораздо ближе к нашему дому.

— О, я не думаю, что мне подошел бы отель такого типа.

— Вы совершенно правы, мистер Латимер, — заметил мистер Тревис. — Вряд ли он соответствует вашему стилю жизни.

Почему-то Тед Латимер вдруг вспыхнул.

— Не понимаю, что вы хотели этим сказать, — резким голосом произнес он.

Мери Олдин, осознав некоторую неловкость, поспешила перевести разговор на свежие газетные сообщения:

— Вы помните статью о чемоданных кражах в одном из кентских городков? Насколько я поняла, — сказала она, — полиция задержала виновного.

— Это уже второй человек, которого они задерживают, — заметил Невиль. — Надеюсь, на сей раз они не ошиблись.

— Они ничего не смогут доказать, даже если он виновен, — сказал мистер Тревис.

— Недостаточно улик? — спросил Ройд.

— Да.

— Однако я думала, — вставила Кей, — что полиция всегда находит улики в конце концов.

— Далеко не всегда, миссис Стрендж. Вы были бы удивлены, узнав, как много преступников, избежав наказания, разгуливает на свободе.

— Вы хотите сказать, их не смогли разоблачить?

— Такое тоже бывает, но я говорю о другом. Возьмем, к примеру, один случай… — Он упомянул о знаменитом процессе двухлетней давности. — Полиция знает, кто убил тех детей, — знает без тени сомнения, — но она бессильна. У преступника были два свидетеля, подтвердившие его алиби, и хотя всем известно, что алиби фальшивое, никто не может доказать обратного. Поэтому убийца разгуливает на свободе.

— Какой ужас! — воскликнула Мери.

Томас Ройд выбил свою трубку и сказал, как обычно, спокойным и задумчивым голосом:

— Это подтверждает мои выводы. Я много размышлял об этом и считаю, что в определенных случаях — когда закон бессилен — человек имеет право сам вершить правосудие.

— Что вы имеете в виду, мистер Ройд?

Томас с сосредоточенным видом набивал новую порцию табака в трубку и, не отвлекаясь от своего занятия, изрек несколько отрывистых и несвязных сентенций:

— Допустим, известен преступник… Да, есть такие темные дела… И человек, совершивший преступление, не ответил за него по закону… В общем, избежал наказания. Тогда я допускаю, что любое заинтересованное лицо может взять на себя право исполнить приговор.

— Крайне вредная теория, мистер Ройд! — дружелюбно сказал мистер Тревис. — Подобные действия совершенно не могут быть оправданы.

— Не уверен. Как вы понимаете, я говорю о тех случаях, когда вина практически доказана, а закон бессилен!

— И все же самосуд в любом случае недопустим.

Лицо Томаса озарилось доброй, почти нежной улыбкой.

— Не могу с вами согласиться, — сказал он. — Если какому-нибудь подлецу следует свернуть шею, то я не вижу причин, почему бы мне не взять на себя ответственность и не позаботиться об этом самостоятельно.

— И в свой черед подвергнуться законному наказанию!

— Безусловно, я постараюсь сделать это без шума… — по-прежнему улыбаясь, сказал Томас. — В сущности, каждый может продумать свои действия и прибегнуть к известным маленьким хитростям…

— Тебя сразу выведут на чистую воду, Томас, — сказала Одри своим ясным, звонким голоском.

— По правде говоря, — возразил Томас, — не думаю, что это будет так уж легко сделать.

— Я помню один случай, — начал было мистер Тревис и нерешительно замолчал. — Вы знаете, — сказал он извиняющимся тоном, — криминология в некотором роде — мое давнее хобби.

— Пожалуйста, продолжайте, — сказала Кей.

— В свое время я был весьма сведущим специалистом в криминальных делах и накопил обширный опыт, — сказал мистер Тревис. — Но только несколько дел я мог бы назвать действительно интересными. Большинство убийц были прискорбно безынтересны и крайне недальновидны. Однако я могу рассказать вам об одном поистине интересном экземпляре.

— О да, — сказала Кей, — я обожаю рассказы об убийствах.

Мистер Тревис говорил медленно и задумчиво, очевидно, с особой тщательностью выбирая слова и выражения.

— Этот случай произошел с одним ребенком. Не стоит, наверное, вдаваться в подробности и уточнять пол и возраст. Факты, в сущности, таковы: два ребенка играли на лесной поляне с луками и стрелами. Один из детей выстрелил, и его стрела попала в другого ребенка, нанеся смертельную рану, в результате этот ребенок умер. Было проведено деликатное расследование. Оставшийся в живых ребенок был ужасно испуган и подавлен, и в итоге все могли лишь выразить сожаление и посочувствовать несчастному автору этого выстрела. — Он сделал паузу.

— И это все? — спросил Тед Латимер.

— Да, на этом дело было закрыто. Прискорбная случайность. Но однако, знаете ли, у этого случая была своя предыстория. Несколькими днями раньше некий фермер проходил по лесной тропе неподалеку от известной поляны. И заметил на этой полянке ребенка, старательно упражнявшегося в стрельбе из лука.

Он помолчал, чтобы смысл его слов дошел до всех присутствующих.

— Вы хотите сказать, — недоверчиво проговорила Мери Олдин, — что это было не случайно… что выстрел был сделан намеренно?

— Сие мне не известно, — ответил мистер Тревис. — И вряд ли я когда-нибудь смогу сказать об этом с определенностью. Но в ходе расследования было установлено, что дети едва ли не в первый раз взяли в руки лук и стрелы и вследствие этого стреляли совершенно неумело, практически наугад.

— То есть была допущена ошибка?

— Да, хотя в отношении одного ребенка такое утверждение было явно ошибочным!

— И что сделал фермер? — затаив дыхание, спросила Одри.

— Ничего не сделал. Правильно он поступил или нет, я до сих пор не уверен. На карту было поставлено будущее ребенка. И он полагал, что ребенка следует оправдать, поскольку имелись большие сомнения в его виновности.

— А вы сами, — спросила Одри, — можете определенно сказать, что произошло на самом деле?

— Лично я, — серьезно ответил мистер Тревис, — придерживаюсь того мнения, что это было исключительно изобретательное убийство — убийство, совершенное и до мельчайших деталей спланированное ребенком.

— Но какой у него мог быть мотив? — спросил Тед Латимер.

— О, мотивов могло быть сколько угодно. Детские ссоры, обиды… вполне достаточно, чтобы разжечь ненависть. Дети так непосредственны в своих чувствах, как в любви, так и в ненависти…

— Но задумать такое! — воскликнула Мери Олдин.

Мистер Тревис понимающе кивнул:

— Да, замысел был ужасный. Ребенок, затаив в сердце смертельную злобу, спокойно день за днем практиковался, готовился к финальному действию… Затем этот якобы неловкий выстрел — несчастье, притворное горе и отчаяние. Все это невероятно — настолько невероятно, что этому не поверил бы ни один суд.

— А что случилось потом… с этим ребенком? — с любопытством спросила Кей.

— Я полагаю, его имя было изменено, — сказал мистер Тревис. — После публичного расследования это было вполне целесообразно. На данный момент ребенок уже стал взрослым человеком и спокойно живет в этом мире. Весь вопрос в том, что творится в его душе, по-прежнему ли он способен на убийство? — Мистер Тревис помолчал и задумчиво добавил: — Много лет прошло с тех пор, но я мог бы узнать моего маленького убийцу когда угодно.

— Ну это уж вряд ли, — усомнился Ройд.

— О, даже не сомневайтесь, этот ребенок имел определенную физическую особенность… Однако я не хочу больше вдаваться в подробности. Не самые, знаете ли, приятные воспоминания. И к тому же мне действительно пора отправляться в отель.

Он поднялся с кресла.

— Может быть, выпьете что-нибудь на дорожку? — предложила Мери.

Графины с напитками стояли на столе в другом конце комнаты. Томас Ройд — он находился поблизости — шагнул к этому столу и, взяв графин с виски, вынул тугую пробку.

— Виски с содовой, мистер Тревис? Латимер, вам налить?

Невиль сказал Одри тихим голосом:

— Какой чудесный вечер. Выйдем прогуляться ненадолго?

Она стояла у окна, глядя на залитый лунным светом балкон. Он прошел мимо нее и, выйдя за порог, остановился в ожидании. Одри отвернулась от окна, отрицательно качнув головой:

— Нет, Невиль, я устала, наверное, мне пора подняться к себе. Пора спать.

Она пересекла гостиную и вышла.

Кей широко зевнула:

— Да, думаю, мне тоже хочется отдохнуть. Доброй ночи, мистер Тревис. Томас, поухаживай, пожалуйста, за мистером Тревисом.

— Доброй ночи, мисс Олдин. Доброй ночи, миссис Стрендж.

— Тед, завтра мы приедем к вам в гости на ленч, — сказала Кей. — Если погода не изменится, мы сможем искупаться и позагорать!

— Отлично, я буду ждать вас. Доброй ночи, мисс Олдин.

Обе женщины покинули комнату.

— Я могу проводить вас, сэр, — любезно предложил Тед Латимер мистеру Тревису. — Все равно я иду к переправе мимо вашего отеля.

— Благодарю вас, мистер Латимер. И с удовольствием принимаю ваше предложение.

Хотя мистер Тревис заявил о своем намерении покинуть сей гостеприимный дом, однако он явно не спешил осуществлять его на деле. Пребывая в состоянии легкой задумчивости, он с довольным видом потягивал виски с содовой, посвятив себя довольно трудной задаче — выудить из Томаса Ройда хоть какую-то информацию о жизни в Малайе.

Ройд был на редкость односложен в своих ответах. Да и эти ответы удавалось вытянуть из него с таким трудом, что создавалось впечатление, будто детали повседневного малайского быта являлись секретом национальной важности. Погруженный в собственные мысли, он, похоже, совсем не мог сосредоточиться на том, чтобы нормально отвечать своему собеседнику.

Теду Латимеру уже давно не сиделось на месте. Он выглядел утомленным и с видимым нетерпением ждал возможности уйти.

— О, едва не забыл! — вдруг воскликнул он, вмешиваясь в разговор. — Я принес для Кей несколько граммофонных записей, о которых она просила. Они в холле. Пойду принесу их сюда. Ройд, вы напомните ей о них завтра?

Томас кивнул, и Тед поспешно покинул гостиную.

— У этого молодого человека беспокойная натура, — пробормотал мистер Тревис.

Ройд хмыкнул вместо ответа.

— Я полагаю, он приятель миссис Стрендж? — продолжал старый адвокат.

— Кей Стрендж, — уточнил Томас.

Мистер Тревис улыбнулся.

— Да, да, — сказал он. — Я именно так и подумал. Вряд ли он мог бы быть другом бывшей миссис Стрендж.

— Ни в коем случае, — выразительно произнес Ройд. Затем, встретив насмешливый взгляд своего собеседника, сказал, немного покраснев: — Нет, я просто имел в виду…

— Не затрудняйтесь, мистер Ройд, — прервал его мистер Тревис, — я прекрасно понял, что вы имели в виду. Ведь сами вы, как я подозреваю, являетесь старинным другом миссис Одри Стрендж?

Томас Ройд медленно набивал в трубку очередную порцию табака из кисета. Не отрывая глаз от своего занятия, он сказал довольно невнятно:

— М-да… В каком-то смысле… Мы выросли вместе.

— Вероятно, она была необычайно милой девушкой?

Томас Ройд произнес нечто нечленораздельное, что звучало примерно как: «Гм… Угу…»

— Должен сказать, что присутствие в этом доме двух миссис Стрендж создает несколько неловкую ситуацию.

— О да… более чем.

— Бывшая миссис Стрендж оказалась в довольно трудном положении.

Лицо Томаса Ройда вспыхнуло.

— Исключительно трудном.

Мистер Тревис подался вперед. Его вопрос прозвучал резко и неожиданно:

— Зачем она приехала, мистер Ройд?

— Ну… я полагаю, — голос Томаса был неуверенным, — она просто не могла отказать.

— Отказать кому?

Ройд беспокойно поерзал в кресле.

— Ну, собственно говоря, она всегда приезжает сюда в это время года — в начале сентября.

— И леди Трессильян пригласила одновременно Невиля Стренджа с новой женой? — В голосе старого джентльмена была изрядная доля вежливого недоверия.

— Нет, насколько мне известно, он сам напросился.

— То есть он стремился к такому воссоединению?

Ройд нервно сменил позу, явно испытывая легкую неловкость.

— Думаю, да, — ответил он, избегая взгляда пытливого собеседника.

— Любопытно, — сказал мистер Тревис.

— Идея была достаточно бредовой, — сказал Томас Ройд, невольно спровоцированный на столь многословное замечание.

— Да, по меньшей мере можно сказать, что ее осуществление достаточно затруднительно, — согласился мистер Тревис.

— Вы правы, хотя в наши дни, по-моему, такие отношения завязываются довольно часто, — неуверенно сказал Томас.

— А не могло ли так случиться, — предположил мистер Тревис, — что исходно эта идея принадлежала кому-то другому?

Ройд недоуменно посмотрел на него:

— Кому же еще это могло прийти в голову?

Мистер Тревис вздохнул:

— Наш мир полон доброжелателей, которые вечно стараются устроить жизнь других людей, пытаются примирить их, решая за них проблемы… — Он не договорил фразу, заметив, что через балконную дверь в гостиную вошел Невиль Стрендж. В тот же момент Тед Латимер вернулся из холла.

— Постой-ка, Тед, что ты там принес? — спросил Невиль.

— Это граммофонные записи для Кей. Она просила меня их привезти.

— Правда? Она не говорила мне…

По лицам обоих пробежала легкая волна смущения, затем Невиль развернулся и, подойдя к столу с напитками, налил себе виски с содовой. Он глубоко и часто дышал, точно пытался успокоить себя, вид у него был взволнованный и несчастный.

Мистеру Тревису вспомнилось вдруг, что он слышал как-то раз одно высказывание относительно Невиля Стренджа: «Этот Невиль Стрендж просто баловень судьбы. У него есть все, чего только можно пожелать в этом мире». Однако в данный момент он отнюдь не выглядел счастливым человеком.

Томас Ройд, похоже, счел, что раз Невиль уже вернулся, то он вполне может сложить с себя обязанности гостеприимного хозяина, которые ему пришлось временно исполнять по отношению к старому адвокату. Ни с кем не простившись, он покинул комнату, его походка была более торопливой, чем обычно. Это было почти бегство.

— Восхитительный вечер, — вежливо произнес мистер Тревис, поставив бокал на стол. — Исключительно… э-э… познавательный.

— Познавательный? — Невиль Стрендж удивленно приподнял брови.

— Интересные сведения о малайской жизни? — широко улыбаясь, предположил Тед. — Тяжелая работа — выуживать информацию у молчуна Томаса.

— Да, чудной парень этот Ройд, — сказал Невиль. — Мне кажется, он совершенно не меняется. Знай покуривает свою ужасную старую трубку, слушает, смотрит, как мудрый филин, да изредка буркнет нечто вроде «гм…» или «м-да…».

— Возможно, он привык больше думать, чем говорить, — сказал мистер Тревис. — Что ж, господа, теперь мне действительно пора откланяться.

— Надеюсь, вы вновь навестите на днях леди Трессильян, — сказал Невиль, провожая гостей в холл. — Общение с вами необычайно взбодрило ее. К сожалению, сейчас у нее так мало связей с внешним миром. Но ей удалось сохранить массу замечательных достоинств, не правда ли?

— Да, бесспорно. Она крайне интересный собеседник, располагающий к доверительным разговорам.

Накинув на шею кашне, мистер Тревис тщательно застегнул пальто на все пуговицы и, пожелав Невилю доброй ночи, вышел на улицу вместе с Тедом Латимером.

До «Балморал-Корта» было, в сущности, не более сотни ярдов. Отель располагался за первым же поворотом. Его мрачная громада, словно грозный страж, охраняющий рубежи извилистой сельской улицы, смутно вырисовывалась на фоне ночного неба.

А до переправы, к которой направлялся Тед Латимер, надо было пройти еще две-три сотни ярдов вниз по дороге к тому месту, где река была самой узкой.

Мистер Тревис остановился у дверей «Балморал-Корта» и протянул руку своему попутчику:

— Доброй ночи, мистер Латимер. Как долго вы намерены пробыть в Солткрике?

Тед усмехнулся, сверкнув белозубой улыбкой:

— Поживем — увидим, мистер Тревис. Пока это место мне еще не успело наскучить.

— Конечно, конечно. Я вас понимаю. По-моему, большая часть современных молодых людей считают скуку самой ужасной вещью в этом мире. И однако я могу заверить вас, что есть вещи и похуже.

— Такие, как, например?..

Голос у Теда Латимера был мягкий и любезный, и все же в нем присутствовал странный оттенок, выдававший какие-то иные чувства, природу которых трудно было определить.

— О, мистер Латимер, я предоставляю это на волю вашего воображения. Понимаете, я не могу взять на себя смелость давать вам советы. Молодые люди с неизменным презрением относятся к советам таких старомодных чудаков, как я. Возможно, это и правильно, кто знает. Однако мы, старые хрычи, предпочитаем думать, что жизнь нас чему-то научила. И мы в ходе нашего долгого бытия успели подметить, знаете ли, множество занятных вещей.

Проплывающее облако закрыло лунный лик. Улица погрузилась во мрак. Из темноты появилась мужская фигура, кто-то шел вверх по дороге, быстро приближаясь к ним.

Это был Томас Ройд.

— Решил немного прогуляться и дошел до переправы, — неразборчиво сказал он, не вынимая трубки изо рта. — Значит, это ваша обитель? — спросил он мистера Тревиса. — Такое впечатление, что они уже заперли двери.

— О нет, не думаю, — сказал мистер Тревис. Он повернул большую медную ручку, и дверь подалась внутрь.

— Пожалуй, надо убедиться, что вы спокойно сможете подняться к себе, — сказал Ройд.

Они все втроем вошли в гостиницу. Одна-единственная лампочка тускло освещала холл. Там не было ни души, и их встретили только запахи былого ужина, немного пыльного бархата и хорошей мебели.

Вдруг мистер Тревис издал огорченный возглас.

Прямо перед ними на лифте висела табличка:

«ЛИФТ НЕ РАБОТАЕТ».

— О боже! — сказал мистер Тревис. — Какая досада! Мне придется подниматься наверх по всем этим ступеням.

— Да, это очень плохо, — заметил Ройд. — А неужели здесь нет служебного или багажного лифта?

— Боюсь, что нет. По-моему, это общий лифт. Пожалуй, единственное, что мне остается, — это начать медленное восхождение. Доброй ночи, господа.

Он начал осторожно подниматься по широкому лестничному маршу. Ройд и Латимер, в свою очередь пожелав ему доброй ночи, вышли на темную улицу.

После минутной паузы Ройд сказал:

— Что ж, я тоже пойду к дому… Доброй ночи.

— Доброй ночи. Увидимся завтра.

— Да.

Тед Латимер быстрыми легкими шагами направился в сторону переправы. Томас Ройд постоял немного, глядя ему вслед, и затем медленно побрел в противоположном направлении, к Галлс-Пойнту. Луна вышла из-за облака, и Солткрик вновь озарился серебристым сиянием.

7

— Совсем как летом, — тихо пробормотала Мери Олдин.

Она и Одри сидели на пляже прямо перед внушительным зданием отеля «Истерхед-Бей». Одри была в белоснежном купальном костюме и выглядела как изящная статуэтка из слоновой кости. Мери не купалась. Поблизости от них лежала Кей, подставив солнцу свои точеные бронзовые конечности и спину.

— Уф! — сказала она, садясь на топчан. — Вода ужасно холодная, — добавила она обвинительным тоном.

— Все-таки уже сентябрь, — заметила Мери.

— В Англии всегда холодно, — недовольно сказала Кей. — Как бы мне хотелось оказаться сейчас где-нибудь на юге Франции! Вот там действительно тепло.

— Да и солнце здесь какое-то ненастоящее, — пробормотал Тед Латимер, лежавший рядом с ней.

— А вы не собираетесь окунуться, мистер Латимер? — поинтересовалась Мери.

Кей рассмеялась:

— Теда ни за что не затащишь в такую воду. Он может только греться на солнышке, точно ящерица.

Она вытянула ногу и слегка пощекотала его пальцами. Он резко вскочил на ноги:

— Пойдем прогуляемся, Кей. Я замерз.

Они вместе пошли вдоль берега.

— Точно ящерица?.. Довольно неудачное сравнение, — тихо проговорила Мери Олдин, глядя им вслед.

— Разве тебе не кажется, что они чем-то похожи? — спросила Одри.

Мери сосредоточенно нахмурилась:

— Отчасти, возможно, да. Но ящерица подразумевает нечто совсем пассивное и кроткое. Не думаю, что он пассивен.

— Да, — в раздумье сказала Одри, — пожалуй, я согласна с тобой.

— Как хорошо они смотрятся вместе! — заметила Мери, наблюдая за удаляющейся парой. — По-моему, они во многом подходят друг другу. Как ты считаешь?

— Думаю, вполне.

— У них схожие вкусы, — продолжала Мери, — и взгляды на мир, они говорят на одном языке… Ужасно жаль, что… — Она не договорила.

Одри резко спросила:

— Чего тебе жаль?

Мери медленно сказала:

— Видимо, я хотела сказать, какая жалость, что она вообще встретилась с Невилем.

Резко поднявшись с топчана, Одри застыла в напряженной позе. В ее глазах появилось то выражение, которое Мери называла для себя «ледяной взгляд Одри».

— Извини, Одри. Мне не следовало говорить об этом.

— Я была бы тебе признательна, если бы мы не касались больше этой темы, если не возражаешь.

— Конечно, конечно. Это было просто глупо с моей стороны. Мне казалось… я надеялась, что ты уже все давно пережила и забыла.

Одри медленно повернула к ней голову.

— Уверяю тебя, — сказала она со спокойным, бесстрастным лицом, — переживать мне совершенно не о чем. Меня абсолютно не волнуют их отношения. Я надеюсь только… Всем сердцем надеюсь, что Кей и Невиль будут всегда счастливы вместе.

— Это очень благородно с твоей стороны, Одри.

— Это не просто красивые слова. Это истинная правда. Понимаешь, я уверена, что совершенно ни к чему… Ну, в общем, бесполезно лелеять воспоминания о прошлом. «Ах, как жаль, что все так случилось!» Ведь все это уже прошло. Зачем ворошить былое? Мы должны жить настоящим и будущим.

— Я понимаю, — искренне сказала Мери. — Но знаешь, видимо, мне просто интересно наблюдать за Кей и Тедом… Скорей всего, потому, что я практически никогда не сталкивалась с такими людьми, они очень сильно отличаются от тех, к кому я привыкла.

— Да, полагаю, ты права.

— Даже ты, — сказала Мери с неожиданной горечью в голосе, — имеешь куда более значительный опыт общения, которого мне, вероятно, не суждено иметь. Я понимаю, ты была несчастна… очень несчастна… Но я чувствую, я уверена, что это все же лучше, чем… чем ничего. Пустота!

Последнее слово она произнесла резко повышенным тоном.

Широко раскрыв глаза, Одри смотрела на нее с легким испугом.

— Я никогда не предполагала, что в тебе бушуют такие страсти.

— Да какие уж тут страсти. — Мери смущенно усмехнулась. — Так, всего лишь минутная хандра, моя дорогая. На самом деле все не так уж плохо.

— Конечно, тебе не слишком-то весело живется здесь с Камиллой, — медленно сказала Одри. — Несмотря на то что она очень славная старушка. Но без конца читать ей, управлять всем этим хозяйством, не имея возможности другого общения…

— Зато у меня есть кров и еда, — сказала Мери. — Тысячи женщин не имеют даже этого. Нет, правда, Одри, я вполне довольна своим существованием. У меня есть, — по губам ее скользнула загадочная улыбка, — одно тайное развлечение…

— Тайный порок? — тоже улыбаясь, спросила Одри.

— О нет, понимаешь, я люблю предсказывать события и поступки окружающих, — задумчиво произнесла Мери. — Просто мысленно представляю себе, что могло бы произойти в том или ином случае. И потом иногда проверяю свои заключения… на людях. Просто чтобы узнать, таковы ли будут их действия, как я рассчитывала.

— Тебе не кажется, что это довольно садистское занятие, Мери? Как же мало я, в сущности, знаю тебя!

— Нет-нет. Мои опыты совершенно безвредны. Так, невинные детские развлечения.

— А на мне ты экспериментировала? — с интересом спросила Одри.

— Нет. Ты единственный человек, которого я никогда не могла вычислить. Ты совершенно непредсказуема. Я никогда не могла понять, о чем ты думаешь.

— Возможно, — с печальной серьезностью сказала Одри, — это даже хорошо.

Она поежилась, и Мери воскликнула:

— Ты замерзла?

— Да, наверное, пора пойти переодеться. Все-таки уже не лето.

Мери осталась одна. Она повернулась к морю и, прищурив глаза, смотрела на сверкающие водные блики. Начинался отлив. Она легла на теплый песок и закрыла глаза.

«В этом ресторане прилично готовят, — размышляла она. — Ленч был вполне съедобный. Удивительно, пик сезона давно позади, а отель все еще полон отдыхающих. Странная, пестрая публика. Слава богу, день прошел довольно весело. Все-таки хорошо иногда нарушить скучную монотонность повседневной жизни. И к тому же сегодня чувствовалось явное ослабление той напряженности, которая царила последнее время в Галлс-Пойнте. Конечно, Одри в этом не виновата, но Невиль…»

Ход ее мыслей был прерван внезапным появлением Теда Латимера, который плюхнулся на песок рядом с ней.

— Где вы потеряли Кей? — спросила Мери.

— На нее предъявил права официальный собственник, — коротко ответил Тед.

Это было сказано таким тоном, что Мери удивленно приподнялась и, окинув взглядом посверкивающий золотой пляж, посмотрела в сторону Невиля и Кей, которые медленно брели по кромке воды. Затем она быстро взглянула на человека, растянувшегося рядом с ней.

Она считала его бесчувственным, странным и даже опасным типом. Сейчас впервые перед ней вдруг промелькнуло лицо молодого обиженного человека.

«Наверное, он любил Кей… Действительно любил ее, — подумала Мери. — И вдруг появляется Невиль и уводит ее…»

— Надеюсь, вы здесь не скучаете, — мягко сказала она. — В Истерхеде, по-моему, созданы все условия для приятного времяпрепровождения.

Это была общепринятая светская фраза; Мери Олдин редко использовала иные выражения — это был привычный стиль ее общения, ее язык. Но впервые в ее тоне появились дружелюбные нотки, и Тед Латимер ответил ей тем же:

— Да, вероятно. Если иметь в виду мои скудные представления о приятном времяпрепровождении, то это местечко вполне может разогнать скуку.

— Мне очень жаль, — сказала Мери.

— О чем вам жалеть? Ведь, в сущности, моя жизнь вас совершенно не волнует! Я не принадлежу к вашему кругу, и какое вам дело до того, что думают и чувствуют чужаки?

Она оглянулась и внимательно посмотрела на этого печального молодого красавца.

Он ответил ей вызывающим взглядом.

— Я поняла… Вы не любите нас, — медленно, словно делая для себя некое открытие, произнесла Мери.

Он усмехнулся:

— А разве вы ожидали от меня другого?

— Вы знаете, похоже, я действительно ожидала другого. Кто-то, возможно, бывает излишне требовательным, а кто-то чересчур скромным. Однако мне не приходило в голову, что вы можете не любить нас. Мы старались принять вас как можно лучше, как друга Кей…

— Вот именно, как друга Кей! — язвительно подхватил он.

— Я бы хотела, чтобы вы объяснили мне, — вдруг с обезоруживающей искренностью сказала Мери. — Мне правда хочется понять вас… Почему вы невзлюбили нас? Что мы сделали? Что именно вам не нравится в нас?

— Самодовольство! — с оскорбительной резкостью воскликнул Тед Латимер.

— Самодовольство?.. — с сомнением, без оттенка раздражения произнесла Мери, пытаясь разумно и здраво оценить это обвинение. — Да, — согласилась она. — Я понимаю, возможно, мы производим именно такое впечатление.

— Именно такое. Вы пользуетесь всеми благами жизни и воспринимаете их как должное. Вы счастливы и высокомерны в вашем маленьком, замкнутом мирке, недоступном для простых людей. Вы смотрите на нас с презрением, как на стадо диких животных!

— Мне жаль, что вы так считаете, — сказала Мери.

— А разве я сказал неправду?

— Нет, не совсем. Возможно, мы излишне самонадеянны, глупы и прозаичны, но в том нет злого умысла. Признаюсь, я сама привыкла ко всем этим светским условностям и внешне, должно быть, произвожу впечатление чопорной, самодовольной дамы, выражаясь вашим языком. Но вы знаете, на самом деле под этой маской скрывается вполне живое лицо. В данную минуту, например, мне очень жаль вас, потому что я чувствую, что вы несчастны. И мне хотелось бы как-то помочь вам.

— Ну, если вы говорите правду, то это очень мило с вашей стороны.

— Вы давно любите Кей? — немного помолчав, спросила Мери.

— Довольно давно.

— А она?

— Я полагал, что да… пока не появился Стрендж.

— И вы никак не можете забыть ее? — мягко спросила Мери.

— Я думал, это очевидно.

— Возможно, вам лучше уехать отсюда? — после минутной паузы нерешительно и тихо сказала Мери.

— А что это изменит?

— Мне кажется, здесь вы будете чувствовать себя еще более несчастным.

Он взглянул на нее и рассмеялся.

— Вы удивительное существо, — сказал он. — Но вам слишком мало известно о повадках животных, обитающих вне вашего замкнутого мирка. Они живут надеждой. Скоро могут произойти самые невероятные события.

— Какие события? — резко спросила Мери.

Он рассмеялся:

— Поживем — увидим.

8

Переодевшись, Одри пошла прогуляться по пляжу в сторону скалистой гряды, прямо напротив которой на другом берегу реки стоял Галлс-Пойнт в своем белоснежном спокойствии; на одной из этих уходящих в воду скал сидел Томас Ройд и попыхивал своей трубкой.

Когда Одри была уже совсем близко, Томас повернул голову, но не сдвинулся с места. Она, не сказав ни слова, опустилась на скалу рядом с ним. Они молча сидели рядом — это было уютное, понимающее молчание двух людей, которые давно и хорошо знают друг друга.

— Каким близким кажется наш дом! — наконец сказала Одри, нарушая тишину.

Томас глянул за реку на Галлс-Пойнт.

— Да, мы могли бы вернуться туда вплавь.

— Только не сейчас, не во время отлива. У Камиллы когда-то служила одна девушка. Она очень любила поплавать и легко переплывала на этот берег и обратно, когда течение было нормальным. Например, если уровень воды очень высок или, наоборот, очень низок, то все в порядке, но когда начинается отлив, то течение со страшной силой сносит тебя прямо в море. Так с ней и случилось однажды. Слава богу, она не потеряла голову от страха и сумела нормально выбраться на берег у Галлс-Пойнта, хотя, конечно, совершенно обессиленная.

— Не знаю, по-моему, сейчас течение довольно слабое.

— Да, возле этого берега. Но на той стороне оно гораздо сильнее. Особенно под теми скалами. В прошлом году один бедняга пытался там покончить счеты с жизнью. Он бросился вниз со Старк-Хеда, но, не долетев до воды, повис на дереве, и его спасла береговая охрана.

— Вот бедолага, — сказал Томас. — Держу пари, что он не поблагодарил их. Должно быть, жизнь ему изрядно осточертела, раз он решился на самоубийство. Так нет же, его безжалостно возвращают обратно. Наверное, он в очередной раз почувствовал себя одураченным.

— А может, сейчас он одумался и даже рад, что все случилось именно так, — мечтательно сказала Одри.

Она рассеянно размышляла о том, где может быть сейчас этот человек, чем он занимается.

Томас запыхтел своей трубкой и, чуть повернув голову, скосил глаза на Одри. Он отметил серьезное, отстраненное выражение ее лица и взгляд, устремленный за реку. Скользнул взглядом по темно-русым ресницам, отбрасывавшим легкую тень на ее щеки, по ее маленькой изящной ушной раковинке с большой сережкой.

Это вдруг напомнило ему о ее вчерашней потере.

— Да, кстати, — сказал он, — я нашел сережку, которую ты вчера потеряла.

Он порылся в кармане и, выудив сережку, положил ее на протянутую ладонь Одри.

— О, какой ты молодец, где ты отыскал ее? На балконе?

— Нет. Она валялась возле лестницы. Должно быть, ты потеряла ее, когда спускалась на ужин. Я заметил, что за столом ты была уже без нее.

— Я рада, что она нашлась, — сказала Одри, покачивая на ладони металлическое кольцо.

Томас подумал, что эта серьга слишком уж большая и грубая для такого ушка. И те, что были на ней сегодня, тоже казались довольно массивными.

— Ты не снимаешь свои украшения, даже когда плаваешь. Не боишься потерять их окончательно?

— Но ведь это дешевые безделушки. Я не люблю появляться без сережек из-за шрама.

Она коснулась пальцами левого уха.

— Ах да, я помню эту историю, — сказал Томас. — Тебя укусил старина Бонсер, нахал и громадина.

Одри кивнула.

Они помолчали, оживляя детские воспоминания. Одри Стендиш — это была ее девичья фамилия, — высокая, длинноногая девочка, зарылась лицом в пушистой шерсти бедняги Бонсера, который умудрился где-то поранить лапу. И пес, скуля от боли, довольно сильно ее укусил. Тогда ей даже зашивали ухо. Но сейчас от шрама остались одни воспоминания — только крошечный тонкий рубчик.

— Моя милая девочка, — сказал Томас, — этот след едва заметен. Почему ты так переживаешь?

Одри помедлила и потом ответила с очевидной искренностью:

— Потому что… потому что я просто терпеть не могу любые недостатки.

Томас понимающе кивнул. Такое объяснение вполне соответствовало его представлению об Одри. Ей всегда было свойственно стремление к совершенству. В сущности, она действительно достигла совершенства как внешне, так и внутренне.

— Ты гораздо красивее Кей, — вдруг сказал он.

— О нет, Томас, — быстро возразила Одри, взглянув на него. — Кей… Кей — настоящая красавица.

— Внешне — да, но не внутренне.

— Ты говоришь, — сказала Одри с легкой задумчивой улыбкой, — о моей прекрасной душе.

Томас выбил пепел из трубки.

— Нет, — сказал он, — я говорю о твоих костях.

Одри рассмеялась.

Томас набил в трубку новую порцию табака. Минут пять они сидели молча, и Томас искоса поглядывал на нее, хотя его взгляды были так ненавязчивы, что Одри даже не догадывалась, что за ней наблюдают.

— Что с тобой случилось, Одри?

— Случилось? Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь?

— С тобой происходит что-то неладное. Что тебя тревожит?

— Нет-нет, ничего особенного. Совсем ничего.

— И все-таки?

Она отрицательно мотнула головой.

— Ты не хочешь мне рассказать?..

— Мне просто нечего рассказывать.

— Возможно, я бесчувственный чурбан, Одри… Но мне все же хочется спросить… — Он помедлил. — Неужели ты не можешь забыть об этом?.. Неужели ты до сих пор не можешь расстаться с прошлым?

Ее тонкие пальчики судорожно схватились за острый край скалы.

— Ты не понимаешь… Ты даже не можешь представить себе…

— Нет, Одри, милая, я понимаю. Дело просто в том, что я все знаю.

Она с сомнением взглянула на него.

— Да, я отлично знаю, что тебе пришлось пережить. И… и как тяжела была твоя утрата.

Лицо ее вдруг стало совершенно белым, побелели даже губы.

— Значит, тебе все известно… — сказала она. — Я не предполагала, что кто-нибудь может знать об этом.

— Да, я все знаю… И я… В общем-то, я не собирался говорить об этом. Мне просто хотелось бы убедить тебя в бесполезности твоих переживаний. Ведь былое не вернешь, все несчастья уже закончились.

— Далеко не все.

— Послушай, Одри, грустные размышления и воспоминания совершенно бесполезны. Я полагаю, ты прошла через ад. Но бесполезно терзать ум и душу, возвращаясь в него вновь и вновь. Старайся смотреть вперед, а не назад. Ведь ты так молода. Пока мы живы, надо жить, и большая часть жизни у тебя еще впереди. Думай о завтрашнем дне, а не о вчерашнем.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, и в ее застывшем взгляде нельзя было прочесть ни ее истинных мыслей, ни чувств.

— Предположим, — задумчиво сказала Одри, — что я не в состоянии сделать этого.

— Но ты должна постараться.

— Мне кажется, ты все же не понимаешь меня, — мягко сказала она. — Я думаю, что со мной действительно творится что-то неладное… Возможно, я не совсем здорова.

Он грубовато оборвал ее.

— Вздор, ты… — начал было Томас и умолк.

— Что я?..

— Я все вспоминаю, какой ты была во времена нашей юности, до замужества… Скажи, Одри, почему ты вышла за Невиля?

Одри улыбнулась:

— Потому что я влюбилась в него.

— Нет, это я, конечно, понимаю. Но почему ты влюбилась в него? Что именно привлекло тебя?

Она прищурила глаза, словно пыталась разглядеть сквозь завесу времени давно забытый образ юной Одри.

— Я думаю, меня привлекло то, — сказала она, — что он был таким уверенным в себе, таким всезнающим. В этом смысле я была его полной противоположностью. Я вечно блуждала как в тумане… А Невиль был реалистом. И таким счастливым, уверенным в себе, таким… Словом, он обладал всеми качествами, которых мне так не хватало. — Одри улыбнулась и добавила: — И к тому же он был очень красивым и приятным парнем.

— Да, идеальный англичанин, — с горечью сказал Томас. — Отличный спортсмен, скромный, обаятельный, всегда исключительно галантен — истинный джентльмен, у которого есть все, что только можно пожелать.

Напряженно выпрямив спину, Одри пристально взглянула на него.

— Ты явно недолюбливаешь Невиля, — медленно сказала она. — Может быть, ты ненавидишь его… Я права?

Чтобы избежать ее пытливого взгляда, Томас отвернулся и чиркнул спичкой, заслонив огонек ладонью, он пытался оживить потухшую трубку.

— Даже если и так, то что в этом удивительного? — сказал он. — Невиль имеет все, чего лишен я. Он настоящий атлет, отлично плавает, танцует, умеет поддержать остроумный разговор. А я — косноязычный, неуклюжий неудачник с покалеченной рукой. Он всегда был яркой личностью, чертовски удачливым парнем, а я всегда был на вторых ролях… Просто надежным старым другом. И кроме всего прочего, он женился на единственной девушке, которая смогла пробудить мои чувства.

Одри издала какое-то неопределенное восклицание.

— Ты ведь всегда знала об этом, разве не так? — грубовато сказал он. — Ты знала, что я был влюблен в тебя с пятнадцати лет. И ты знаешь, что я все еще…

— Нет, не сейчас… — прервала его Одри.

— Что значит — не сейчас?

Одри поднялась со скалы.

— Сейчас, — сказала она спокойным, задумчивым голосом, — я стала совсем другой.

— В каком смысле другой?

Он тоже поднялся на ноги и стоял, глядя прямо ей в глаза.

— Если ты этого не понимаешь, — быстрым задыхающимся голосом произнесла Одри, — то я не смогу объяснить тебе… Я сама не вполне понимаю себя… Единственное, в чем я уверена… — Она резко оборвала фразу и, развернувшись, быстро пошла по каменистой тропе обратно в сторону отеля.

Выйдя из-за скалы, она заметила Невиля. Он лежал на животе, растянувшись во весь рост перед неглубокой скальной расщелиной, и внимательно смотрел в воду. Услышав шаги, он поднял голову и усмехнулся:

— Привет, Одри!

— Привет, Невиль!

— Я наблюдаю за крабом. На редкость деятельный маленький плут. Смотри, вон он ползает.

Она опустилась на колени рядом с ним и взглянула, куда он показывал.

— Видишь его?

— Да.

— Хочешь закурить?

Она взяла сигарету, и Невиль дал ей прикурить. Одри была рядом с ним, но взгляд ее был устремлен куда-то вдаль. Вдруг он нервно сказал:

— Я хотел спросить, Одри…

— О чем?

— Все в порядке, не так ли? Я имею в виду — между нами.

— Да-да, конечно.

— Я хочу сказать — мы с тобой остались друзьями, правда?

— О да… Да, разумеется.

— Мне бы очень хотелось сохранить дружеские отношения.

Он с тревогой посмотрел на нее. Одри нервно улыбнулась.

— По-моему, сегодня был славный денек, да? — сказал он, чтобы поддержать разговор. — Отличная погода, и вообще все прекрасно…

— О да, да…

— Совсем не похоже на сентябрь, — добавил он и немного погодя сказал напряженным голосом: — Одри…

Она поднялась с колен.

— Тебя зовет твоя жена. Она машет тебе рукой.

— Кто?.. Ах, Кей?

— Я же сказала — твоя жена.

Невиль медленно встал и многозначительно посмотрел на нее.

— Ты моя жена, Одри, — еле слышно сказал он.

Она резко отвернулась. Невиль, быстро пробежав по берегу, взобрался по пологому песчаному склону к отелю, где ждала его Кей.

9

Когда они вернулись в Галлс-Пойнт, Харстолл вышел в холл и отозвал Мери:

— Вы не могли бы сразу подняться к ее милости, мисс Мери? Она очень расстроена и хотела, чтобы вы зашли к ней, как только вернетесь.

Мери поспешно поднялась на второй этаж. Она нашла леди Трессильян в крайне плачевном состоянии. Лицо ее было бледным и очень печальным.

— Милая Мери, как я рада, что ты пришла. Я чувствую себя просто ужасно. Бедный мистер Тревис умер.

— Умер?

— Да, это какой-то кошмар, правда, милая? Совершенно неожиданно. Похоже, он вчера даже не успел снять пальто. Упал прямо на пороге своей комнаты.

— О, дорогая, мне так жаль.

— Конечно, мы знали, что здоровье у него было неважное, слабое сердце. Я надеюсь, Мери, что вчера он не слишком переутомился? Вечер закончился спокойно? Или ужин был несколько тяжеловат?

— Я не думаю… Нет, определенно нет. Я уверена, что он чувствовал себя вполне нормально. Он казался очень довольным и бодрым.

— Я действительно ужасно огорчена. Мне бы хотелось, Мери, чтобы ты сходила в «Балморал-Корт» и переговорила с миссис Роджерс. Спроси, не можем ли мы чем-нибудь помочь. И насчет похорон. Он был хорошо знаком с Метью, и ради него я хотела бы сделать все, что в наших силах. Подобные случаи в отеле создают массу проблем.

— Милая Камилла, не стоит так волноваться, — решительно, но мягко сказала Мери. — Конечно, я понимаю, какое это потрясение для вас.

— Да, ты права.

— Я немедленно отправлюсь в «Балморал-Корт» и, вернувшись, расскажу вам обо всем.

— Спасибо, Мери, дорогая. Ты всегда так разумна и добра.

— Пожалуйста, постарайтесь немного успокоиться и отдохнуть. Такие потрясения очень опасны для вашего здоровья.

Мери Олдин вышла из спальни и спустилась в холл. Войдя в гостиную, она громко сказала:

— Умер мистер Тревис. Он скончался вчера ночью, вернувшись в отель.

— Бедный старик! — воскликнул Невиль. — Что с ним случилось?

— Сердце, по всей видимости. Он упал на пороге своего номера.

Томас Ройд задумчиво сказал:

— Я полагаю, это лестница доконала его.

— Лестница? — Мери недоуменно посмотрела на него.

— Да, когда мы с Латимером расстались с ним, он как раз начал подниматься вверх. Мы говорили ему, чтобы он не спешил и почаще отдыхал.

— Но чего ради он поднимался сам, когда есть лифт?

— Лифт был неисправен.

— О, все понятно. Какое несчастье! Бедный старик, — сказала она и добавила: — Я должна сходить туда сейчас же. Камилла просила узнать, не можем ли мы чем-то помочь.

— Я пойду с вами, — сказал Томас.

Они шли вдвоем вниз по дороге и за поворотом свернули к «Балморал-Корту».

— Интересно, есть ли у него родственники? — сказала Мери. — Возможно, надо кого-то известить?

— Он ни о ком не упоминал.

— Да. А обычно это как-то всплывает в разговоре. Люди часто ссылаются на своих племянников или кузенов.

— Он был женат?

— Думаю, не был.

Они вошли в открытую дверь «Балморал-Корта».

Миссис Роджерс, владелица отеля, разговаривала с высоким мужчиной средних лет. Обернувшись к ним, он приветливо улыбнулся и поднял руку, приветствуя Мери:

— Добрый день, мисс Олдин.

— Добрый день, доктор Лазенби. Это мистер Ройд. Мы зашли по просьбе леди Трессильян узнать, не можем ли мы чем-нибудь помочь.

— Очень любезно с вашей стороны, мисс Олдин, — сказала хозяйка отеля. — Не хотите ли пройти в мою приемную?

Когда они вошли в небольшую уютную комнату, доктор Лазенби обратился к Мери:

— Мистер Тревис вчера ужинал у вас, не так ли?

— Да.

— Как он вам показался? Возможно, он излишне понервничал или перевозбудился?

— Нет, он был вполне бодрым и выглядел очень хорошо.

Доктор кивнул:

— Самое плохое в этих сердечных болезнях то, что конец почти всегда наступает неожиданно. Я заходил к нему наверх и просмотрел все его рецепты. Очевидно, здоровье его было крайне хрупким. Конечно, я еще свяжусь с его доктором в Лондоне.

— Он всегда очень заботился о своем здоровье, — заметила миссис Роджерс. — И я уверена, что здесь у нас он имел все необходимое.

— Я убежден в этом, миссис Роджерс, — тактично сказал доктор. — Несомненно, его сердце могло отказать при малейшем добавочном напряжении.

— Таком, как подъем по лестнице? — предположила Мери.

— Да, вполне возможно. Фактически это было бы вероятнее всего, если бы он прошел эти три пролета… Но надеюсь, он никогда не поднимался наверх самостоятельно.

— О нет, никогда, — сказала миссис Роджерс. — Он поднимался только на лифте. И вообще он был очень осторожен.

— Я имела в виду, — сказала Мери, — что вчера вечером лифт не работал.

Миссис Роджерс в изумлении посмотрела на нее:

— Но, мисс Олдин, лифт прекрасно работал вчера весь день.

— Извините, — сказал Ройд. — Я провожал вчера мистера Тревиса до отеля. И на лифте висела табличка с надписью: «Лифт не работает».

— Что вы говорите?! Это очень странно, — недоумевая, сказала миссис Роджерс, внимательно взглянув на него. — Я почти уверена, что с лифтом было все в порядке… Я убеждена в этом. Мне обязательно сообщили бы о любой неисправности. У нас не было никаких проблем с этим лифтом (постучим по дереву) уже целый год… Нет, больше — года полтора. Очень надежная машина.

— Может быть, — предположил доктор, — швейцар или лифтер повесили эту табличку, заканчивая дежурство?

— Это автоматический лифт, доктор, и не требует дополнительного обслуживания.

— Ах да, верно. Я просто запамятовал.

— Конечно, я поговорю с Джо, — сказала миссис Роджерс и, выйдя из комнаты, крикнула: — Джо!.. Джо!

Доктор Лазенби с любопытством взглянул на Томаса:

— Извините меня, а вы совершенно уверены, мистер… э-э…

— Ройд, — помогла ему Мери.

— Совершенно уверен, — сказал Томас.

Миссис Роджерс вернулась, ведя за собой лифтера. Джо заверил их, что прошедшим вечером лифт был исправен. Там действительно висела эта табличка, но совершенно непонятно, кто и зачем вытащил ее из-за пульта, где она пылилась уже больше года.

Все переглянулись и согласились, что все это кажется очень непонятным. Просто загадка какая-то. Доктор предположил, что это была неудачная шутка одного из постояльцев отеля, и волей-неволей им пришлось остановиться на этом.

В ответ на расспросы Мери доктор Лазенби рассказал, что шофер мистера Тревиса дал ему адрес и телефон поверенных мистера Тревиса и ему уже удалось связаться с ними. В заключение он добавил, что хочет зайти повидать леди Трессильян и расскажет ей обо всем, что касается похорон.

После этого вечно занятой, энергичный доктор заторопился по своим делам, а Мери и Томас медленно пошли в сторону Галлс-Пойнта.

— Вы совершенно уверены, что видели эту табличку, Томас?

— И я, и Латимер тоже видел ее.

— Что за странные шутки! — воскликнула Мери.

10

Наступило двенадцатое сентября.

— Осталось пережить еще два дня, — тихо сказала Мери Олдин и покраснела, закусив губу.

Томас Ройд задумчиво взглянул на нее:

— Так вот какие чувства обуревают вас?..

— Я сама не понимаю, что происходит со мной, — сказала Мери. — Никогда в жизни я не ждала с таким нетерпением разъезда гостей. Обычно мы очень радовались, когда Невиль или Одри приезжали сюда, и прекрасно проводили время.

Томас кивнул.

— Но этот визит, — продолжала Мери, — какой-то особенный. Такое чувство, будто мы сидим на ящике с динамитом и взрыв может произойти в любую минуту. Вот почему первое, что я сказала себе сегодня утром: «Осталось только два дня». Одри уезжает во вторник, а Невиль и Кей — в среду.

— А я отбываю в пятницу, — сказал Томас.

— О, вас я не беру в расчет. Вы были моей единственной надежной опорой. Не представляю, что бы я делала без вас.

— Человек-буфер?

— Даже больше. Вы были так доброжелательны, так спокойны. Возможно, это звучит несколько странновато, но зато точно выражает то, что я чувствую.

Томаса явно порадовали ее слова, хотя он выглядел немного смущенно.

— Не знаю, почему все мы были так взвинчены, — задумчиво произнесла Мери. — Ведь, в сущности, если бы даже вспыхнул, скажем, какой-то конфликт, то это была бы всего лишь неловкая и досадная ситуация, не более того.

— Однако, по-моему, чувство тревоги было у вас гораздо более сильным.

— О да. Это было настоящее предчувствие опасности. И оно, как мне кажется, распространилось даже на слуг. Судомойка вчера разрыдалась и собралась увольняться — без всякой видимой причины. Кухарка издергана, Харстолл — на пределе. Даже Баррет, которая обычно спокойна, как броненосец, слегка нервничает. И все оттого, что Невиль загорелся этой нелепой идеей подружить обеих своих жен и тем самым успокоить свою душу.

— Должно быть, он испытал сильное разочарование, поскольку его оригинальный замысел провалился, — заметил Томас.

— Вероятно, так. Кей не умеет скрывать свои чувства, и у нее действительно были причины для раздражения. Но как ни странно, знаете, Томас, я даже посочувствовала ей. — Мери нерешительно помедлила и спросила: — Вы не заметили, как Невиль смотрел на Одри, когда она поднималась по лестнице вчера вечером? Он по-прежнему любит ее, Томас. Этот развод был просто трагической ошибкой.

Томас начал набивать свою трубку.

— Ему следовало подумать об этом раньше, — произнес он резким голосом.

— Да, я понимаю. Теперь поздно говорить. Но факт остается фактом, вся эта ситуация достаточно трагична. И знаете, мне жаль Невиля.

— Люди, подобные Невилю… — начал было Томас, но замолчал.

— Продолжайте, — мягко сказала Мери.

— Люди, подобные Невилю, избирают чертовски странные пути для решения своих проблем и считают также, что могут заполучить все, что только пожелает их душа. Я полагаю, что до сих пор Невилю во всем сопутствовала удача и случай с Одри — его первое поражение. Она теперь недостижима для него. Напрасно он устроил всю эту свистопляску. Ему не удастся исправить положение.

— Думаю, вы совершенно правы. Но возможно, излишне суровы. Одри очень любила Невиля, когда выходила за него замуж… И они прекрасно прожили вместе долгие годы.

— Ну, сейчас-то она уже не любит его.

— Сомневаюсь, — прошептала Мери.

— И я скажу вам еще кое-что, — продолжал Томас. — Невилю следует быть гораздо более осмотрительным с Кей. Она исключительно опасная юная особа — действительно опасная. Если ее сильно разозлить, она ни перед чем не остановится.

— О господи, — вздохнув, сказала Мери и, вспомнив свою исходную фразу, с надеждой добавила: — Хорошо, что осталось только два дня.

Последние четыре или пять дней обстановка в доме была крайне тяжелой. Смерть мистера Тревиса потрясла леди Трессильян, что не замедлило сказаться на ее здоровье. Похороны состоялись в Лондоне, и Мери была даже рада этому, поскольку леди Трессильян лишилась возможности участвовать в этом печальном событии и смогла быстрее оправиться от потрясения. Прислуга постоянно нервничала, и в ведении домашних дел то и дело возникали проблемы, поэтому Мери недаром чувствовала себя этим утром усталой и подавленной.

— Может, отчасти виновата погода, — громко сказала она. — Просто какая-то противоестественная жара.

И действительно, такая жаркая, безветренная и сухая погода, которая держалась уже почти две недели, была на редкость необычной для сентября. Последние несколько дней термометр показывал 70 по Фаренгейту в тени.

Невиль появился на балконе в тот момент, когда Мери обвиняла погоду. Он подошел к ним.

— Что, обвиняем жару? — сказал он, глядя в безоблачное синее небо. — Да, с трудом верится в такую благодать. А нынче еще жарче. И ни ветерка. Возникает какое-то томительное чувство. Никогда не думал, что мы будем с таким нетерпением ждать дождя. Сегодня просто настоящие тропики.

Томас Ройд вяло и бесцельно побрел по дорожке и вскоре скрылся за углом дома.

— Бегство угрюмого Томаса, — пошутил Невиль. — Никто не посмел бы утверждать, что он испытывает радость от общения со мной.

— Он очень славный, — сказала Мери.

— Я не согласен. Ограниченный, предубежденный тип.

— Мне кажется, он надеялся жениться на Одри. Но тут появился ты и разрушил все его надежды.

— Он семь лет вынашивал в своем неповоротливом мозгу эту идею, но так и не сделал ей предложения. Неужели он ожидал, что бедняжка будет ждать, пока он наконец созреет?

— Может быть, — предположила Мери, — на этот раз ему все же повезет и все решится к общей радости.

Невиль взглянул на нее, недоумевающе подняв брови:

— Вознаграждение верной любви? Ты думаешь, Одри выйдет замуж за этого несуразного, глупого краба? Она слишком хороша для него. Нет, я даже представить себе не могу, чтобы Одри согласилась выйти замуж за этого угрюмца Томаса.

— Насколько я понимаю, она действительно очень привязана к нему.

— Вас, женщин, хлебом не корми, дай только побыть в роли свахи! Неужели тебе не приходит в голову, что Одри, возможно, хочет немного понаслаждаться своей свободой?

— Ради бога, если она и правда этого хочет.

— Ты полагаешь, она несчастна?

— Честно сказать, не имею ни малейшего представления.

— И я знаю не больше, — медленно сказал Невиль. — Одному богу известно, что у Одри на душе. — Он помолчал немного и добавил: — Но Одри — удивительное создание. Никогда не встречал более воспитанного и во всех отношениях порядочного человека. — Затем он произнес тихим, взволнованным голосом, обращаясь, казалось, больше к самому себе, чем к Мери: — Боже мой, какую же ужасную глупость я совершил.

Мери, немного встревоженная, пошла в дом. В третий раз за это утро она повторила для себя утешительные слова: «Осталось только два дня».

Невиль бесцельно бродил по саду, террасами спускавшемуся к реке.

В конце аллеи он обнаружил Одри, она сидела на низкой каменной стене, глядя на плещущие внизу волны. Во время такого прилива вода поднималась довольно высоко.

Заметив Невиля, она сразу встала и направилась к нему навстречу.

— Я как раз собиралась к дому. Должно быть, скоро подадут чай.

Одри говорила быстро и нервно, не глядя на него. Он повернулся и пошел рядом с ней, не сказав ни слова.

Только когда они наконец подошли к балкону, Невиль вдруг сказал:

— Могу я поговорить с тобой, Одри?

— Думаю, лучше не стоит, — быстро ответила она, положив руку на перила балюстрады, ее пальцы напряженно сжались.

— То есть ты хочешь сказать, что тебе известно, о чем пойдет речь?

Она не ответила.

— Как ты думаешь, Одри, не можем ли мы с тобой начать все сначала? Забыть все, что случилось, и…

— Включая Кей?

— Я надеюсь, — сказал Невиль, — Кей проявит благоразумие и сможет понять меня.

— Что ты имеешь в виду? Что, собственно, ей надо понять?

— Все предельно просто. Я пойду к ней и скажу правду. Отдам себя на волю ее великодушия. Объясню ей, что истина заключается в том, что ты — единственная женщина, которую я когда-либо любил.

— Но ты же любил Кей, когда женился на ней.

— Женитьба на Кей была самой большой ошибкой в моей жизни. Я…

Он умолк. Кей вышла из гостиной на балкон и быстро направилась к ним; глаза ее пылали такой яростью, что Невиль даже слегка вздрогнул.

— Извините, что прервала столь трогательную сцену, — сказала Кей, — но полагаю, мое вмешательство окажется весьма своевременным.

Одри пошла в сторону дома.

— Я оставлю вас одних, — сказала она.

Ее лицо и голос были совершенно равнодушными.

— Да уж, будь любезна, — сказала Кей. — Ты ведь уже сделала все, что могла, не так ли? Твой коварный замысел вполне удался. С тобой я разберусь позже. Но сейчас мне необходимо выяснить кое-что с Невилем.

— Послушай, Кей, — сказал Невиль, — Одри здесь совершенно ни при чем. Она ни в чем не виновата. Обвиняй меня, если хочешь, но…

— Еще бы, конечно, хочу, — сказала Кей. Она окинула Невиля пылающим взором. — Интересно, как высоко ты оцениваешь свою персону?

— Совсем невысоко. Я просто обычный слабый человек, — с горечью произнес Невиль.

— Ты бросил жену, упорно обхаживал меня, в конце концов вынудил твою жену согласиться на развод. И вот безумная страсть бесследно прошла, и ты уже устал от меня! Сейчас, я полагаю, ты жаждешь вернуться к этой кисломолочной тихоне, к этой хитрющей маленькой ведьме.

— Не надо горячиться, подожди, Кей.

— Ну и что же ты можешь сказать мне?

Лицо Невиля побелело.

— Возможно, я последний негодяй и ты вправе презирать меня. Но все бесполезно, Кей. Я не могу так больше… Я думаю… Я просто уверен, что все время любил только Одри. Моя любовь к тебе была… была своего рода безумием. Да, это печальная ошибка, дорогая. Мы с тобой совершенно не подходим друг другу. В конечном счете я все равно не смог бы сделать тебя счастливой. Поверь мне, Кей, нам лучше признать наше поражение. Давай постараемся расстаться друзьями. Будь великодушна.

— Что же конкретно ты предлагаешь? — спросила Кей обманчиво спокойным голосом.

Невиль не смотрел на нее, его лицо приобрело решительное выражение.

— Мы можем развестись. Ты можешь подать на развод, обвинив меня в измене.

— Какой ты быстрый! Тебе придется подождать этого.

— Я подожду, — сказал Невиль.

— И затем, года через три или около того, ты вновь попросишь Одри выйти за тебя замуж?

— Если она согласится.

— Она-то согласится, будь уверен! — со злостью воскликнула Кей. — И что же останется мне?

— Ты сможешь найти более достойного человека, чем я. Разумеется, я позабочусь о твоем обеспечении…

— Ты хочешь откупиться от меня! — закричала Кей, теряя контроль над собой. — Послушай-ка, дорогой мой, мне придется огорчить тебя! Ты не получишь развода. Я вышла за тебя замуж потому, что полюбила тебя. И я знаю, когда твое отношение ко мне начало меняться. Это началось после того, как я призналась, что специально последовала за тобой в Эсторил. Тебе хотелось думать, что нас свела сама судьба. И твое тщеславие было сильно задето, когда ты понял, что роль судьбы сыграла я. Но должна сказать, что я ничуть не стыжусь того, что сделала. Ты влюбился в меня, и мы поженились, и я не намерена отпускать тебя обратно к этой хитрой маленькой кошке, которая вновь вцепилась в тебя своими коготками. Она думает, что победила меня, но ей придется сильно разочароваться! Я убью тебя, ты слышишь?! А потом убью и ее тоже. Вы оба умрете. Я…

Невиль сделал шаг вперед и схватил ее за плечи:

— Немедленно замолчи, Кей. Замолчи, ради всего святого. Ты не можешь устраивать здесь подобные сцены.

— Не могу? Это мы еще посмотрим. Сейчас ты убедишься…

На балконе появился Харстолл. Лицо его было абсолютно бесстрастным.

— Господа, чай подан в гостиную, — объявил он.

Кей и Невиль медленно направились к дому.

Харстолл отступил в сторону, пропуская их.

На небе собирались тучи.

11

Дождь начался около четверти шестого. Невиль стоял у окна в своей спальне, глядя, как стекают по стеклу первые редкие капли. Их разговор с Кей так и не возобновился. После чая они разошлись по своим комнатам, избегая встречи друг с другом.

Ужин в тот вечер напоминал некий церемонный тяжкий ритуал. Невиль был погружен в собственные мысли; слой косметики на лице Кей был значительно толще обычного; Одри сидела словно застывшее привидение. Мери делала все возможное, чтобы поддержать хотя бы видимость разговора, и слегка досадовала на Томаса Ройда за то, что он плохо ей подыгрывал.

Харстолл заметно нервничал, его руки дрожали, когда он обносил всех овощными закусками.

Наконец, когда впереди забрезжило окончание этой тягостной трапезы, Невиль сказал с напускной небрежностью:

— Пожалуй, я отправлюсь после ужина в Истерхед. Навещу Латимера. Возможно, мы сыграем на бильярде.

— Не забудь взять ключ от входной двери, — сказала Мери, — на случай, если задержишься допоздна.

— Спасибо, постараюсь не забыть.

Они перешли в гостиную, где уже был сервирован кофейный стол.

Кто-то включил приемник; передаваемые новости слегка разрядили обстановку.

Кей, которая нарочито зевала в течение всего ужина, сказала, что хочет пораньше лечь спать, сославшись на сильную головную боль.

— Может быть, дать тебе таблетку аспирина? — спросила Мери.

— Да, спасибо.

Кей вышла из комнаты.

Невиль настроил приемник на музыкальную волну. Какое-то время он молча сидел на диване. Его взгляд ни разу не обратился в сторону Одри, он сидел с поникшим, несколько напряженным видом, напоминая несчастного маленького ребенка. Мери, видя его состояние, невольно испытала острую жалость.

— Пожалуй, мне пора отправляться, пока еще не слишком поздно, — поднявшись с дивана, сказал он наконец.

— Ты возьмешь машину или пойдешь к переправе?

— Наверное, к переправе. Нет смысла делать пятнадцатимильный круг. И к тому же мне хочется немного прогуляться.

— На улице дождь, ты заметил?

— Заметил. Я накину плащ. — Он направился к двери.

— Доброй ночи.

В холле к нему подошла Баррет:

— Сэр, не могли бы вы подняться к леди Трессильян? У нее есть к вам неотложный разговор.

Невиль глянул на часы. Было уже около десяти.

Пожав плечами, он поднялся на второй этаж, прошел по коридору и постучал в дверь спальни леди Трессильян. Ожидая разрешения войти, он услышал голоса в холле. Похоже, сегодня вечером все решили пораньше лечь спать.

— Входи, — раздался из-за двери ясный голос леди Трессильян.

Невиль вошел, прикрыв за собой дверь.

Леди Трессильян уже готовилась отойти ко сну. Большой свет был погашен, горела лишь маленькая настольная лампа возле ее кровати. Она читала, но сейчас отложила книгу в сторону. Лицо ее было суровым, она бросила на Невиля многозначительный взгляд поверх очков.

— Я хотела поговорить с тобой, Невиль, — сказала она.

Невиль не смог сдержать легкой усмешки.

— Слушаю, госпожа учительница, — сказал он.

Леди Трессильян не ответила на его улыбку.

— Как тебе известно, Невиль, существуют определенные правила приличия. И я не позволю, чтобы их нарушали в моем доме. У меня не было ни малейшего желания подслушивать чьи-либо разговоры, но поскольку ты со своей женой решил устроить сцену прямо у меня под окнами, то, к сожалению, я невольно услышала все, о чем вы говорили. Насколько я могла понять, ты загорелся идеей развестись с Кей, дабы вновь жениться на Одри. Я считаю, Невиль, что это совершенно недопустимо, и не желаю даже слышать об этом.

На лице Невиля отразилась внутренняя борьба, словно он пытался обуздать свои чувства.

— Я должен принести извинения за эту сцену, — коротко сказал он. — Но не могу согласиться с вашими последними словами. Это мои личные дела, и я вправе решать их, как мне угодно!

— Ошибаешься, мой дорогой. Ты воспользовался моим гостеприимством, чтобы встретиться с Одри… или, возможно, Одри сама подсказала тебе эту идею…

— Нет-нет, Одри здесь абсолютно ни при чем. Она…

Леди Трессильян остановила его повелительным взмахом руки:

— В любом случае ты не должен так поступать, Невиль. Кей — твоя жена. И ты не можешь лишить ее того, что принадлежит ей по праву. В данной ситуации я всецело на стороне Кей. Как говорится, что посеешь, то и пожнешь. И ты должен вести себя подобающим образом по отношению к Кей. У тебя есть обязанности, Невиль. Я говорю с тобой со всей откровенностью…

Невиль порывисто шагнул вперед.

— Но вы не сможете запретить мне… — начал он повышенным тоном.

— И вот еще что, — продолжала леди Трессильян, не обращая внимания на его протесты. — Одри завтра же уедет отсюда…

— Вы не можете так поступить! Все равно это не остановит меня.

— Не ори на меня, Невиль.

— Я просто говорю, что не допущу…

Где-то в коридоре хлопнула дверь.

12

Алиса Бентам, молодая служанка, выглядела явно озадаченной. Она вошла на кухню и, взглянув на кухарку своими выпуклыми желтоватыми, точно крыжовник, глазами, сказала:

— О миссис Спайзер, я просто не знаю, что мне делать.

— Что с тобой случилось, Алиса?

— Да не со мной, а с мисс Баррет… Около часу назад я отнесла ей чай. Но она так крепко спала, что даже не проснулась. Правда, я не стала тогда сильно тормошить ее. И затем, минут пять назад, я опять заглянула к ней, потому что она все еще не спустилась вниз, а уже настало время нести чай ее милости. В общем, сейчас мисс Баррет по-прежнему спит… Я не смогла ее разбудить.

— Ты ее хорошенько потрясла?

— Да, миссис Спайзер. Я долго тормошила ее… Но она лежит неподвижно, и лицо у нее какого-то ужасного синеватого цвета.

— Господи, уж не померла ли она?

— О нет, миссис Спайзер, я слышала, как она дышит. Хотя дыхание какое-то неровное и хриплое. Мне кажется, она заболела.

— Ладно, я сама поднимусь к ней и выясню, в чем дело. А ты отнеси чай ее милости. Она, наверное, уже беспокоится. Да налей лучше свежую чашку.

Алиса послушно сделала все, что ей сказали, а миссис Спайзер отправилась на третий этаж навестить Баррет.

Подойдя с чайным подносом к спальне леди Трессильян, Алиса тихонько постучала в дверь. Помедлив немного, она постучала погромче и, не дождавшись ответа, вошла в комнату. Почти в то же мгновение послышались дикие крики и звон разбивающейся посуды; Алиса выбежала из комнаты и, слетев вниз по лестнице, едва не сбила с ног проходившего в столовую Харстолла.

— О мистер Харстолл… Там… там побывали грабители… Ее милость мертва… ее убили… У нее проломлена голова… и повсюду кровь…

Рука ловкого итальянца

1

Суперинтендант Баттл наслаждался своим отпуском. Впереди было еще три дня, и он немного расстроился, что погода изменилась и зарядил дождь. Что же еще можно ожидать от Англии? Хотя, надо признать, ему удалось все-таки погреться на солнышке; до сегодняшнего дня погода была просто великолепной.

Он спокойно завтракал со своим племянником, инспектором Джеймсом Личем, когда вдруг зазвонил телефон.

— Я приеду прямо сейчас, сэр, — сказал Джим и повесил трубку.

— Что-то серьезное? — спросил суперинтендант Баттл, подметив, как изменилось лицо его племянника.

— Нам предлагают расследовать убийство леди Трессильян. Это некая старая больная дама, хорошо известная в этих краях. Ей принадлежит тот большой дом в Солткрике, что стоит на краю скалы.

Баттл кивнул.

— Надо, пожалуй, переговорить со стариком… — Так неуважительно Лич назвал шефа местной полиции. — Он был ее другом. Может быть, мы съездим вместе?

Он направился к двери.

— Я надеюсь, дядя, вы поможете мне разобраться в этом деле? — с мольбой в голосе сказал Лич. — Я впервые сталкиваюсь с преступлением такого рода.

— Ладно, раз уж я все равно здесь. Ограбление со взломом, не так ли?

— Пока не знаю.

2

Спустя полчаса майор Роберт Митчел, начальник полиции, уже сообщал все печальные подробности дяде и племяннику.

— Разумеется, рано пока делать окончательные выводы, — сказал он. — Но одна вещь кажется очевидной. Виновных надо искать в доме. Это не ограбление. Мы не обнаружили никаких следов взлома. Сегодня утром все окна и двери были заперты.

Он взглянул прямо на Баттла.

— Как вы смотрите на то, чтобы я попросил Скотленд-Ярд поручить вам это расследование? Раз уж вы так удачно оказались здесь… К тому же, учитывая ваши родственные отношения с инспектором Личем, я надеюсь, вы не откажетесь посодействовать ему. Хотя, конечно, вам придется прервать отпуск.

— Об этом не беспокойтесь, — сказал Баттл. — Вам достаточно только получить разрешение от сэра Эдгара (сэр Эдгар Коттон был комиссаром Скотленд-Ярда), но, насколько я знаю, он ведь ваш друг?

Митчел кивнул:

— Да, думаю, мне удастся уговорить его. Значит, решено! Я поговорю с ним прямо сейчас. Соедините меня со Скотленд-Ярдом, — сказал он, сняв телефонную трубку.

— Вы считаете, сэр, что это очень сложное дело? — поинтересовался Баттл.

— Да, дело, возможно, непростое, — серьезно сказал Митчел. — Но главное, мы должны исключить возможность ошибки. Мы должны быть совершенно уверены в нашем преступнике, будь то мужчина или женщина.

Баттл кивнул. Он очень хорошо понимал, что кроется за этими словами.

«Похоже, он догадывается, кто сделал это, — подумал Баттл. — И его не радуют собственные предположения. Даю голову на отсечение, что это какая-то известная личность!»

3

Баттл и Лич вошли в просторную, хорошо обставленную спальню. Поблизости от двери на коленях стоял один из полицейских офицеров, тщательно снимавший отпечатки пальцев с клюшки для гольфа — довольно увесистого ниблика. Головка этого ниблика была испачкана в крови, и к ней прилипло несколько седых волосков.

Возле кровати, склонившись над телом леди Трессильян, стоял доктор Лазенби, которого местная полиция обычно приглашала в качестве эксперта для установления времени и причины смерти.

Он выпрямился, печально вздохнув.

— На редкость точное попадание. Ее ударили спереди со страшной силой. Первый же удар раздробил кость и убил ее, но убийца ударил еще раз для уверенности. Это настолько очевидно, что не вызывает даже тени сомнения.

— Как давно она была убита? — спросил инспектор Лич.

— Я считаю, смерть наступила между десятью часами и полуночью.

— Вы не могли бы назвать более точное время?

— Полагаю, что нет. Необходимо учитывать все известные науке факторы. Сегодня мы не можем опираться лишь на трупное окоченение. Итак, судя по всему — не раньше десяти и не позже полуночи.

— И она была убита этой клюшкой?

Доктор глянул на металлическую головку ниблика:

— Возможно. Как славно, однако, что убийца оставил его на месте преступления. Но я могу лишь допустить, что рана нанесена этим нибликом. И если так оно и было на самом деле, то удар был нанесен не острым концом, а выпуклой задней частью головки.

— Вы не считаете, что это было довольно трудно сделать? — спросил Лич.

— Пожалуй, да, учитывая, что удар был прицельным, — согласился доктор. — Однако это область предположений, и, честно говоря, я с трудом представляю себе, как был нанесен этот удар.

Лич, повинуясь безотчетному импульсу, поднял руки, пытаясь воспроизвести подобный удар.

— Странно, это очень неудобное положение, — заметил он.

— Вот именно, — задумчиво поддержал его доктор. — Да и положение в целом кажется довольно странным. Вы видите, что ее ударили в правый висок… И убийца мог стоять только справа от кровати, глядя ей в лицо… Слева — слишком маленькое расстояние до стены.

Инспектор Лич навострил уши.

— Левша? — предположил он.

— Я не стал бы утверждать это со всей ответственностью, — сказал Лазенби. — Слишком много неясностей. Я могу сказать, если хотите, что самым легким объяснением является то, что убийца был левшой. Но существуют и иные пути рассуждения. Предположим, например, что бедная женщина повернула голову налево во время удара. Или убийца мог отодвинуть кровать от стены, зайти с левой стороны и затем поставить кровать на место.

— Последнее маловероятно.

— Возможно, однако такое тоже допустимо. Я не раз встречался с подобными случаями и могу заверить вас, молодой человек, версия о том, что смертельный удар был нанесен левшой, имеет много проколов.

Сержант уголовной полиции Джонс, не отрываясь от своей работы, заметил:

— Это обычная клюшка для игры правой рукой.

Лич кивнул.

— И все-таки ею мог воспользоваться мужчина, которому она не принадлежала. Ведь, я полагаю, это был мужчина? Как вы думаете, доктор?

— Не обязательно. Если этот массивный ниблик действительно был орудием убийства, то и женщина вполне могла нанести такой удар.

Суперинтендант Баттл сказал своим тихим, спокойным голосом:

— Но вы не можете поклясться, доктор, что именно клюшка является орудием убийства?

Лазенби бросил на него внимательный взгляд:

— Вы правы. Я могу поклясться только в том, что она могла быть использована как орудие убийства. Я могу сделать анализ крови и определить группу… Также я могу определить принадлежность волос, прилипших к этой клюшке.

— Да, хорошо, — одобрительно сказал Баттл. — Никогда не мешает проверить все досконально.

— А у вас, суперинтендант, есть какие-то сомнения относительно этого ниблика? — с любопытством спросил Лазенби.

Баттл отрицательно покачал головой:

— О нет, нет. Я — простой человек и привык верить тому, что видят мои глаза. Ее ударили чем-то массивным и тяжелым — этот предмет достаточно массивный, на нем кровь и волосы, и, вероятнее всего, это ее кровь и волосы. Ergo, клюшку использовали в качестве орудия убийства.

— Интересно, — сказал Лич, — бодрствовала она или спала, когда ее ударили?

— По-моему, бодрствовала. На лице ее сохранилось удивленное выражение. И смею сказать… правда, это только субъективное, частное мнение, — она не ожидала того, что случится. Нет никаких признаков борьбы… ни следа ужаса или страха. Я мог бы представить себе лишь два варианта — либо она только что проснулась и смутно осознавала происходящее, либо она знала своего убийцу и совершенно не предполагала, что он может причинить ей вред.

— Настольная лампа была включена, а верхний свет погашен, — задумчиво сказал Лич.

— Да, это возможно в обоих случаях. Она могла включить лампу, внезапно проснувшись, когда некто вошел в ее комнату. Или же она просто не выключала ее.

Сержант Джонс поднялся с колен.

— Прекрасный набор отпечатков, — сказал он, удовлетворенно улыбаясь. — Просто идеальная четкость.

— Это должно упростить нашу работу, — с глубоким вздохом произнес Лич.

— Услужливый малый, — заметил доктор Лазенби. — Оставил орудие убийства, отпечатки пальцев… Удивительно, почему он не оставил еще и свою визитную карточку!

— Возможно, — предположил суперинтендант Баттл, — он просто потерял голову. Такое бывает.

Доктор кивнул:

— Весьма правдоподобно. Ну что ж, я должен идти, меня ждет здесь еще один пациент.

— Какой пациент? — вдруг оживившись, поинтересовался Баттл.

— За мной послал здешний дворецкий еще до того, как обнаружили это преступление. Сегодня утром они не смогли разбудить служанку леди Трессильян, сейчас она находится в коматозном состоянии.

— Что с ней случилось?

— Сильно одурманена одним из барбитуратов. Состояние ее весьма тяжелое, но, думаю, она выкарабкается.

— Служанка?.. — сказал Баттл. Взгляд его немного выпуклых глаз медленно поднялся по длинному шнуру колокольчика, большая кисть которого покоилась на подушке рядом с головой убитой.

Лазенби понимающе кивнул, проследив за его взглядом:

— Точно так. Это первое, что должна была сделать леди Трессильян в случае тревоги, — потянуть за кисть и призвать свою служанку. Однако она могла бы дергать ее до посинения. Этой ночью Баррет не могла бы услышать ее.

— Об этом определенно позаботились, не так ли? — сказал Баттл. — Каково ваше мнение, доктор? Она обычно принимала снотворное?

— Убежден, что нет. В ее комнате нет даже пакета с подобными снадобьями. И я понял, каким именно способом ее усыпили. Снотворное было подсыпано в настой сенны. Она заваривает сенну и пьет эту настойку ежевечерне.

Суперинтендант Баттл потер рукой подбородок.

— Гм… — произнес он. — Кому-то были хорошо известны порядки, заведенные в этом доме. Вы знаете, доктор, пожалуй, это крайне необычное убийство.

— Ну, — сказал Лазенби, — вам решать.

— Какой приятный человек этот доктор, — сказал Лич, когда доктор покинул спальню.

В комнате леди Трессильян остались только Лич и Баттл. Фотографии были сделаны, все измерения записаны. Теперь оба полицейских досконально знали комнату, где было совершено преступление.

Баттл рассеянно кивнул, отвечая на замечание своего племянника. Казалось, он был чем-то сильно озадачен.

— Как ты думаешь, мог кто-то взять эту клюшку, скажем, в перчатках, после того как были сделаны отпечатки пальцев?

Лич отрицательно мотнул головой:

— Нет, пожалуй. Да вы и сами так не думаете. Никто другой не мог воспользоваться этой клюшкой… Я имею в виду, что если бы такое случилось, то отпечатки пальцев оказались бы смазанными. А они не смазаны. Они идеально четкие. Вы сами знаете.

Баттл согласился:

— Да, сейчас нам предстоит очень любезно и вежливо попросить всех домочадцев позволить нам снять отпечатки их пальцев. Конечно, никакого принуждения, исключительно по желанию. Скорее всего, никто не откажется, и тогда нас могут ждать только два варианта. Либо ни один из отпечатков не совпадет с исходными, либо…

— Либо мы узнаем искомого мужчину?

— Я полагаю, так. Или, возможно, искомую женщину.

Лич отрицательно покачал головой:

— Нет, женщина тут ни при чем. Отпечатки на клюшке были оставлены мужской рукой. Слишком велики для женщины. И кроме того, это не женское преступление.

— Ты прав, — согласился Баттл. — Чисто мужское преступление — жестокость, сила, некоторая спортивность и глуповатость. Подходит ли кто-то в этом доме под такое описание?

— Пока я никого не видел. Все они должны были собраться в столовой.

— Что ж, пойдем поглядим на них. — Он обернулся, бросив через плечо взгляд на кровать, и заметил: — Не нравится мне этот колокольчик…

— С чего бы это?

— Он как-то не укладывается в общую картину, — ответил Баттл и, открыв дверь, добавил: — Я не понимаю, кому могло понадобиться убивать ее? Конечно, множество вздорных старых дам сами напрашиваются на то, чтобы их треснули по черепу. Но эта производит совершенно иное впечатление. Мне кажется, что ее любили. — Он помолчал немного и затем спросил: — А ведь она, наверное, была богата? Кому достанутся ее деньги?

Лич понял, что скрывается за этими словами.

— Похоже, вы попали в точку! Возможно, здесь и кроется ответ. В первую очередь надо будет выяснить денежный вопрос.

Пока они спускались на первый этаж, Баттл просматривал список домочадцев.

— Мисс Олдин, мистер Ройд, — вслух читал он, — мистер Стрендж, миссис Стрендж, миссис Одри Стрендж. Гм… семейство Стренджей явно преобладает.

— Это две его жены, насколько я понимаю.

— Уж не предстоит ли нам встретиться с Синей Бородой? — приподняв брови, пробурчал суперинтендант Баттл.

Все семейство собралось в столовой за накрытым столом, хотя трапеза, похоже, была явно безрадостной.

Суперинтендант Баттл окинул проницательным взглядом повернувшиеся к нему лица. Он оценивал их по своему, особому, методу. Его мнение удивило бы их, если бы они смогли прочесть его мысли. Данный метод предполагал крайне суровую и пристрастную оценку. Конечно, закон предписывал считать любого человека невиновным, пока не доказана его виновность. Но суперинтендант Баттл обычно рассматривал каждого, кто связан с убийством, как некоего потенциального убийцу.

Он последовательно обвел глазами всех присутствующих: во главе стола, бледная и напряженная, сидела Мери Олдин, рядом с ней Томас Ройд набивал очередную порцию табака в свою трубку; далее, откинувшись на спинку стула, сидела Одри, держа в правой руке кофейную чашку с блюдцем, а в левой — сигарету; следующим был Невиль, выглядевший совершенно ошеломленным и растерянным, он дрожащими руками пытался прикурить сигарету; и наконец, Кей, она сидела, облокотившись на стол, бледность ее лица была заметна даже сквозь слой пудры. Суперинтендант Баттл бегло оценивал каждого, и вот каковы были его мысли: «Предположим, это мисс Олдин. Хладнокровная особа и, надо отметить, определенно очень неглупая женщина… Не так-то легко будет пробить ее броню. Мужчина за ней — темная лошадка, — покалеченная рука, непроницаемое лицо, возможно, страдает комплексом неполноценности. Далее, я полагаю, первая жена — напугана до смерти, — да, да, очень сильно напугана. Как-то странно она держит чашку с кофе. Следующий сам мистер Стрендж; где-то я видел его прежде. Он весь трясется — нервишки пошаливают. Рыжеволосая яркая девица — чертовски темпераментна. В голове ее, возможно, тоже черти водятся».

Пока Баттл делал свои критические умозаключения, инспектор Лич произносил маленькую официальную речь. Мери Олдин представила всех присутствующих поименно.

В заключение она сказала:

— Конечно, это было для нас ужасным потрясением, но мы постараемся помочь вам, чем только сможем.

— Для начала нам необходимо выяснить, — сказал Лич, поднимая руку с клюшкой, — кому принадлежит эта клюшка. Кто-нибудь может ответить?

Тихо вскрикнув, Кей сказала:

— Какой ужас! Неужели этой… — Она не договорила.

Невиль встал и, обойдя вокруг стола, подошел к Личу:

— Похожа на мою. Могу ли я поближе рассмотреть ее?

— Да, теперь можете, — сказал инспектор Лич. — Пожалуйста, возьмите ее.

Его многозначительно сказанное «теперь», казалось, не произвело никакого впечатления на присутствующих. Невиль осмотрел клюшку.

— Мне кажется, ниблик из моего набора, — сказал он. — Я могу уточнить это через пару минут. Пойдемте со мной, если желаете.

Полицейские последовали за ним к вместительному чулану под лестницей. Он открыл дверь, и в глазах Баттла буквально зарябило от хаотического изобилия теннисных ракеток. Его былое недоумение тут же прошло — он вспомнил, где видел раньше Невиля Стренджа.

— Сэр, — быстро сказал он, — я не раз видел вашу игру в Уимблдоне.

— Да? Вполне возможно, — сказал Невиль, слегка повернув голову.

Он отбросил в сторону несколько ракеток. Под ними, привалившись к рыболовным снастям, стояли два мешка с клюшками для гольфа.

— В гольф играем только моя жена да я, — пояснил Невиль. — Вот это, по-моему, мужские клюшки. Да, точно — это мой набор.

Он вытащил мешок, вмещавший по меньшей мере четырнадцать клюшек.

«Такие спортивные парни, — подумал Лич, — обычно крайне высокого мнения о собственной персоне. Ох и достается же, наверное, от него мальчикам, прислуживающим при игре в гольф».

— Это набор нибликов от Уолтера Хадсона из Сент-Эсберта, — сказал Невиль.

— Благодарю вас, мистер Стрендж. Это может помочь нам решить один вопрос.

— Чего я не могу понять, так это почему ничего не украли. И замки, похоже, никто не взламывал. — Его голос звучал недоумевающе и в то же время испуганно.

Баттл сказал себе: «Они все уже подумали об этом, несомненно».

— Слуги, — сказал Невиль, — исключительно порядочные люди.

— Насчет слуг я поговорю с мисс Олдин, — уклончиво сказал инспектор Лич. — А между тем я хотел спросить, не могли бы вы подсказать нам, кто являлся поверенным леди Трессильян?

— Асквит и Трелони, — не задумываясь ответил Невиль, — из Сент-Лу.

— Благодарю вас, мистер Стрендж. Нам необходимо выяснить у них все, что касается состояния леди Трессильян.

— Вы хотите узнать, кто наследует деньги? — спросил Невиль.

— Совершенно верно, сэр. Ее последняя воля, завещание, в общем, все распоряжения.

— Насчет ее личного завещания мне ничего не известно, — сказал Невиль. — Насколько я знаю, у нее было не так много собственных средств. Но я могу вам сказать об основной части состояния Трессильянов.

— Да, мистер Стрендж?

— Оно переходит ко мне и моей жене по завещанию умершего сэра Метью Трессильяна. Леди Трессильян имела только определенное пожизненное содержание.

— Ах вот оно что! — Инспектор Лич взглянул на Невиля с повышенным вниманием человека, который обнаружил в антикварной лавке ценное добавление к своей домашней коллекции. Этот взгляд заставил Невиля нервно передернуться. Инспектор Лич задал следующий вопрос, в его голосе появилась приторная сладость: — А вы случайно не знаете, какова сумма наследства, мистер Стрендж?

— Точно не могу сказать. Около ста тысяч фунтов, я полагаю.

— Ах вот как! Значит, каждый из вас получит по сто тысяч?

— Нет, они должны быть поделены между нами.

— Понятно. Весьма солидная сумма.

Невиль улыбнулся и спокойно сказал:

— Знаете, у меня вполне приличный годовой доход, и я совершенно не жаждал получить это наследство.

После предложенного объяснения инспектор Лич выглядел несколько огорошенным.

Они вернулись в столовую, и Лич выступил с очередной маленькой речью. На сей раз по поводу отпечатков пальцев — обычная процедура, позволяющая исключить всех домочадцев, которые бывали в спальне убитой леди. Каждый выразил готовность помочь следствию, оставив свои отпечатки. Для этой цели всех препроводили в библиотеку, где сержант Джонс поджидал их с набором своих специальных принадлежностей. Баттл и Лич начали опрос слуг.

Полученная от них информация была не особенно важной. Харстолл объяснил, как он обычно запирает дверь в дом, и клялся, что утром обнаружил все в неприкосновенности. Не было никаких следов взлома. Входная дверь, пояснил он, была заперта на ключ. Хотя надо сказать, что на засов ее не закрыли, чтобы можно было открыть снаружи. Это было сделано специально, так как мистер Невиль отправился вчера вечером в «Истерхед-Бей» и мог вернуться поздно.

— Вам известно, когда вернулся мистер Стрендж?

— Да, сэр. Я думаю, было около половины третьего ночи. И мне кажется, он вернулся не один. Я слышал голоса, затем от дома отъехала машина, и мистер Стрендж запер дверь и поднялся к себе.

— А в какое время он отправился вчера в «Истерхед-Бей»?

— Около двадцати минут одиннадцатого. Я слышал, как хлопнула входная дверь.

Лич кивнул. Похоже, в данный момент спрашивать Харстолла было больше не о чем. Инспектор побеседовал с другими слугами. Все они пребывали в возбужденном и испуганном состоянии, что было, однако, вполне объяснимо в таких обстоятельствах.

Завершала вереницу слуг слегка истеричная судомойка, и, когда дверь за ней закрылась, Лич вопросительно взглянул на дядю.

— Надо вернуть одну из служанок, — сказал Баттл. — Не ту пучеглазую, а высокую и худосочную, с кислой миной. Она что-то знает.

Эмма Уэльс явно нервничала. Ее встревожило, что вопросы на сей раз начал задавать этот рослый и широкоплечий пожилой мужчина.

— Я просто хотел дать вам один маленький совет, мисс Уэльс, — любезно сказал он. — Как вы знаете, не следует ничего утаивать от полиции. Иначе это может вызвать определенные подозрения… Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду…

Эмма Уэльс негодующе, но встревожено запротестовала:

— Я уверена, что ничего…

— Ну-ну, не стоит так переживать. — Баттл поднял свою квадратную ладонь. — Вы кое-что видели или, может быть, слышали… Так что же это было?

— Я не слишком хорошо слышала… А с другой стороны, не могла не слышать… И мистер Харстолл тоже наверняка слышал. Но я никак не думала, что это может иметь какое-то отношение к убийству.

— Возможно, и нет, возможно, и нет. Просто расскажите нам, что это было.

— Ну, я уже собиралась идти спать. Это было в самом начале одиннадцатого. И прежде чем направиться к себе, зашла в комнату мисс Олдин, чтобы, как обычно, положить ей в кровать грелку с горячей водой. Летом или зимой, она вечно мерзнет. И конечно, мне пришлось пройти мимо дверей ее милости.

— Продолжайте, — сказал Баттл.

— Ну и я услышала, что она и мистер Невиль говорят на повышенных тонах. Явно ссорятся. Он что-то кричал. Но это была вполне пристойная, обычная ссора!

— Припомните, пожалуйста, о чем они говорили?

— Да я специально не подслушивала, знаете ли.

— Я понимаю. Вы просто случайно разобрали некоторые слова.

— Ее милость говорила, что будто бы не потерпит чего-то в своем доме, а мистер Невиль сказал: «Не смейте ничего говорить ей!» Он был сильно возбужден.

Баттл с совершенно бесстрастным видом попытался выведать у нее еще какие-нибудь подробности, но толком ничего не добился и в итоге отпустил женщину.

Переглянувшись друг с другом, Баттл и Лич немного помолчали.

— Должно быть, Джонс сейчас уже может сказать нам что-нибудь о тех отпечатках, — сказал наконец Лич.

— А кто у нас осматривает комнаты? — спросил Баттл.

— Уильямс. Он старательный парень, ничего не упустит.

— Ты предупредил всех домочадцев, чтобы не совали пока туда носа?

— Да, до тех пор, пока Уильямс не закончит.

В эту минуту открылась дверь, и в комнату просунулась голова молодого Уильямса.

— Я хотел показать вам кое-что. В комнате мистера Невиля Стренджа.

Они встали и последовали за ним в апартаменты, находившиеся в западном крыле дома.

Уильямс показал им на смятый костюм, лежавший на полу. Темно-синий пиджак, жилет и брюки.

— Где ты нашел их? — резко спросил Лич.

— Они лежали, связанные в узел, на дне гардероба. Вот, посмотрите сюда, сэр. — Он поднял пиджак и повернул к свету край темно-синего рукава. — Видите эти темные пятна? Провалиться мне на этом месте, если это не кровь, сэр. И вот здесь еще, смотрите, — забрызган весь рукав.

— Гм… — Баттл избежал жадных взоров своих помощников. — Должен сказать, плохи дела мистера Невиля. Есть еще костюмы в его комнате?

— Темно-серый в полоску — висит на стуле. И целая лужа воды на полу возле раковины.

— Похоже на то, что он в дьявольской спешке смывал с себя кровь. Кстати, вот еще лужа, возле окна, хотя, впрочем, вчера был довольно сильный дождь.

— Ну не такой уж сильный, сэр, чтобы оставить такие лужи на полу. Они до сих пор еще не высохли.

Баттл молчал. Некая картина сформировалась перед его мысленным взором. Мужчина с окровавленными руками срывает с себя запачканную кровью одежду и, засунув ее в стенной шкаф, в ярости смывает с себя следы преступления.

Он взглянул на дверь, ведущую в соседнюю комнату.

Уильямс понял его взгляд:

— Там спальня миссис Стрендж, сэр. Дверь заперта.

— Заперта? С этой стороны?

— Нет. С той.

— Выходит, она сама заперла ее, да?

Баттл задумчиво помолчал пару минут.

— Пожалуй, — наконец сказал он, — надо еще разок поговорить с дворецким.

Харстолл заметно нервничал.

— Почему вы не рассказали нам, — решительно начал Лич, — что вчера вечером слышали ссору между мистером Стренджем и леди Трессильян?

— Да я и думать забыл об этом, сэр, — сказал старик, недоумевающе хлопая глазами. — На самом деле я даже не назвал бы это ссорой. Обычный мирный разговор, просто они не сошлись во мнениях.

Подавив искушение сказать: «Черта с два, обычный мирный разговор!» — Лич продолжил:

— Какой костюм был вчера за ужином на мистере Стрендже?

Харстолл озадаченно молчал.

— Темно-синий или серый в полоску? — спокойно уточнил Баттл. — Осмелюсь напомнить вам, что если вы не заметили, то мы можем узнать это у других.

— Сейчас я вспомнил, сэр. Он был в темно-синем костюме. В этой семье, — добавил он, — беспокоясь о престиже, не принято менять костюм к ужину во время летних месяцев. После ужина они зачастую выходят прогуляться в сад или к причалу.

Баттл удовлетворенно кивнул. Харстолл направился к двери и вышел, пропустив в комнату сержанта Джонса. Глаза сержанта горели ликующим огнем.

— Верное дело, сэр. Я снял все их отпечатки, и только одни совпадают с искомыми. Конечно, я провел пока лишь приблизительное сравнение, но могу поклясться, что ошибки не будет.

— Итак? — сказал Баттл.

— Отпечатки пальцев на ручке ниблика, сэр, принадлежат мистеру Невилю Стренджу.

Баттл откинулся на спинку стула.

— Что ж, — сказал он, — похоже, дело решенное, не так ли?

4

Они сидели в кабинете шефа полиции — трое мужчин с серьезными, озабоченными лицами.

Майор Митчел сказал со вздохом:

— Итак, я полагаю, нам не остается ничего другого, как арестовать его?

— Похоже на то, сэр, — спокойно ответил инспектор Лич.

Митчел взглянул на суперинтенданта Баттла.

— Веселей, Баттл, — дружелюбно сказал он. — Можно подумать, что ты хоронишь лучшего друга.

Суперинтендант Баттл тяжело вздохнул.

— Не нравится мне все это, — сказал он.

— Думаю, это не нравится никому из нас, — согласился Митчел. — Но насколько я понимаю, мы имеем более чем достаточно улик, чтобы выдвинуть обвинение.

— Вот именно, более чем достаточно, — подчеркнул Баттл.

— Фактически, если мы не арестуем его, то любой может спросить, какого лешего мы медлим?

Баттл уныло кивнул.

— Давайте подведем итоги, — сказал шеф полиции. — Мы имеем мотив: Стрендж и его жена получают значительную сумму денег после смерти старой леди. Далее, он, как известно, последним видел ее живой, при этом слышали, как он ссорился с ней. Костюм, в котором он был в тот вечер, испачкан в крови; и, конечно, самое главное — его отпечатки пальцев обнаружены на орудии убийства… Только его, и ничьи другие.

— И однако, сэр, — сказал Баттл, — вам все это тоже не нравится.

— Будь я проклят, если это не так.

— А почему, в сущности, вам не нравится это дело, сэр?

Майор Митчел нахмурился и потер нос.

— Возможно, потому, что этот парень выглядит тут уж совсем идиотом? — предположил он.

— Однако, сэр, порой убийцы действительно ведут себя достаточно глупо.

— О да, я знаю, знаю. Что бы мы делали, если бы это было не так?

— А что ты, Джим, думаешь по этому поводу? — спросил Баттл.

Лич беспомощно пожал плечами:

— Я всегда с симпатией относился к мистеру Стренджу. Мне не раз приходилось встречать его здесь раньше. Он очень приятный джентльмен, отличный спортсмен.

— Ну, скажем, я вполне допускаю, — медленно начал Баттл, — что отличный теннисист может быть также способен на убийство. В этом нет ничего странного. — Он сделал паузу и добавил: — Мне лично не нравится этот злосчастный ниблик.

— Ниблик? — слегка озадаченно переспросил Митчел.

— Да, сэр, или, возможно, колокольчик. Колокольчик или ниблик — одно из двух. — Голос у Баттла стал тихий и сосредоточенный. — Давайте подумаем, как все это произошло на самом деле. Допустим, мистер Стрендж пришел к ней в комнату, разгорячился во время ссоры и в ярости хватил ее клюшкой по голове. Если так и это было непреднамеренное убийство, то с какой стати он притащил с собой эту клюшку? Кто будет на ночь глядя разгуливать с клюшкой для гольфа?

— Он мог отрабатывать мах или еще что-нибудь в этом роде.

— Мог, разумеется, но никто не видел его за этим занятием. Последний раз его видели с клюшкой в руке неделю назад где-то на пляже, когда он практиковался в ударах на песке. Понимаете, насколько я себе представляю, такая ситуация в целом выглядит довольно странно. Я имею в виду то, что он во время ссоры вышел из себя. Уверяю вас, я видел его на корте, на одном из тех турниров, где теннисные звезды зачастую впадают в настоящее бешенство. Их нервы напряжены до предела. В таких партиях отлично видно, кто умеет сдерживать себя, а кто — нет. И я никогда не видел, чтобы мистер Стрендж неистовствовал. Должен вам сказать, он отлично владеет собой — лучше многих… И однако мы предположили, что он обезумел от пары острых фраз и ударил бедную, слабую старушку по голове.

— Мы можем рассмотреть и другой вариант, Баттл, — сказал майор Митчел.

— Я понимаю, сэр. Поговорим теперь о преднамеренном убийстве. Допустим, он хотел прибрать к рукам ее деньги. В данном случае понятно, почему под рукой оказался колокольчик, который тянется к одурманенной служанке, но тогда становятся непонятными клюшка и ссора. Если он задумал убить ее, то должен был воздержаться от каких-либо ссор. Конечно, он мог усыпить служанку, затем ночью прокрасться в комнату старой леди, треснуть ее по голове, инсценировать маленькое ограбление, а потом вымыть клюшку и спокойно положить ее обратно в мешок! Что-то здесь не так, сэр. На редкость странная смесь холодного расчета и непреднамеренной ярости… Эти две вещи несовместимы!

— Да, Баттл, ваши рассуждения вполне логичны… Но… какой еще вариант у нас остается?

— Эта клюшка не дает мне покоя, сэр.

— Никто другой не мог ударить ее по голове этой клюшкой, не смазав отпечатки пальцев Невиля, — это совершенно очевидно.

— В таком случае, — сказал Баттл, — ее могли ударить чем-нибудь другим.

Майор Митчел сделал глубокий вдох:

— Довольно странное предположение, вам не кажется?

— Нет, я полагаю, это здравая мысль, сэр. Или Стрендж ударил ее тем нибликом, или же никто не ударял. Я голосую за второй вариант. В таком случае этот ниблик положили туда намеренно, испачкав в крови и прилепив пару волосков. Доктор Лазенби, кстати, тоже не вполне уверен, что удар нанесен нибликом. Он признал это лишь из-за очевидности улик. Но он не мог сказать точно, каким именно предметом воспользовался убийца.

Майор Митчел откинулся на спинку стула.

— Продолжайте, Баттл, — сказал он. — Предоставляю вам свободу действий. Какой следующий шаг?

— Давайте исключим эту клюшку, — сказал Баттл. — Что останется? Первое — мотив. Имел ли в действительности Невиль Стрендж мотив лишить жизни леди Трессильян? Конечно, он наследует деньги. Но мне кажется, здесь многое зависит от того, действительно ли он нуждался в этих деньгах. Он говорит, что нет. Я полагаю, мы сможем проверить это. Выясним состояние его финансов. Если он кругом в долгах, то подозрение вполне может оказаться обоснованным. Но с другой стороны, если он сказал правду и его финансовые дела в хорошем положении, то зачем тогда…

— Ну и что же дальше?

— А дальше мы сможем выяснить, нет ли у других обитателей этого дома известных мотивов…

— То есть вы считаете, что Невиля Стренджа подставили?

Суперинтендант Баттл крепко зажмурил глаза.

— Мне все время лезет в голову одна фраза, не помню только, где я читал ее. Там говорится что-то о руке ловкого итальянца. Именно так мне представляется наше дело. С виду — тупое, жестокое, прямое преступление, но мне кажется, здесь кроется нечто большее… Рука ловкого итальянца, которая скрыта за занавесом…

В комнате повисла задумчивая тишина, наконец шеф полиции взглянул на Баттла и сказал:

— Возможно, вы и правы. Черт возьми! В этом деле действительно что-то неладно. И что вы думаете делать сейчас? Каков план операции?

Баттл погладил подбородок.

— Видите ли, сэр, — сказал он. — Я всегда предпочитаю действовать самым очевидным способом. Все было организовано так, чтобы подозрение пало на Невиля Стренджа. Отлично, давайте будем подозревать его. Конечно, нет необходимости доводить дело до ареста, но намекнуть надо. Поспрашивать, нагнать страху — и понаблюдать, какова будет реакция каждого в этой компании. Проверить его слова и с особой тщательностью выяснить все его передвижения той ночью. Фактически мы будем играть в открытую.

— Просто Макиавелли, — усмехнувшись, сказал майор Митчел. — Гениальный актер Баттл в роли неуклюжего, глуповатого полицейского.

Суперинтендант улыбнулся:

— Я всегда предпочитаю делать то, что от меня ожидают, сэр. На сей раз я намерен немного потянуть время. Надо ненавязчиво выведать кое-какие детали. А раз мы подозреваем мистера Невиля Стренджа, то у нас есть отличный повод сунуть нос туда и сюда, возможно, что-то и разнюхаем. Знаете, у меня создалось впечатление, что обстановочка в этом доме довольно странная.

— Ищите женщину?..

— Можно и так сказать, сэр.

— Что ж, Баттл, идите вашим собственным путем. Думаю, вы с инспектором Личем сможете решить это дело.

— Благодарю вас, сэр, — сказал Баттл, вставая. — Вам не удалось выяснить ничего стоящего у поверенных?

— Нет, я звонил им. Мистер Трелони мне хорошо знаком. Он послал мне копии завещаний сэра Метью и леди Трессильян. У нее было пять сотен годового дохода — это ее личное состояние, вложенное в надежные ценные бумаги. Она оставила определенное наследство Баррет, небольшую сумму Харстоллу и все остальное — мисс Олдин.

— Этих троих надо взять на заметку, — сказал Баттл.

Митчел выглядел довольным.

— До чего ж вы подозрительны! Неужели вы готовы подозревать всех и каждого?

— Конечно, пятьдесят тысяч фунтов — завораживающая сумма, но есть смысл выяснить и остальное, — твердо сказал Баттл. — Сколько убийств было совершено из-за каких-нибудь пятидесяти или даже двадцати фунтов. Все зависит от того, знаете ли, насколько сильно человек нуждается в деньгах. Баррет должна была получить наследство… возможно, она предусмотрительно одурманила себя, чтобы отвести подозрение.

— Она еще слишком часто теряет сознание. Доктор Лазенби пока не позволил нам расспросить ее.

— Ну ведь она могла переусердствовать со снотворным по неведению. Кроме того, и Харстолл, судя по всему, может сильно нуждаться в наличных деньгах, да и мисс Олдин, если у нее нет собственного состояния. Возможно, она хотела скорее получить кругленькую сумму и пожить полной жизнью, пока еще молода.

Шеф полиции с сомнением посмотрел на него.

— Ладно, — сказал он, — все это вам предстоит выяснить. Принимайтесь за работу.

5

Вернувшись в Галлс-Пойнт, Баттл и Лич выслушали отчеты Уильямса и Джонса.

Ничего подозрительного или наводящего на размышления в спальнях домочадцев обнаружено не было. Слуги шумно требовали, чтобы им разрешили приступить к работе по дому. Вроде можно было уже и снять запрет.

— Наверное, и впрямь уже можно, — сказал Баттл. — Только я сначала пройдусь по комнатам двух верхних этажей. Неубранные комнаты зачастую позволяют узнать об их хозяевах много полезного.

Сержант Джонс положил на стол маленькую картонную коробку.

— Здесь несколько волосков, которые я обнаружил на темно-синем костюме мистера Невиля Стренджа, — с гордостью заявил он. — Рыжие волосы были на обшлаге рукава, а светлые — на внутренней стороне воротника и правом плече.

Баттл вынул из коробочки пару длинных рыжих и полдюжины светлых волосин. Он внимательно посмотрел на них, и в его глазах появилась веселая усмешка.

— Очень удобно, — заметил он. — В этом доме всего одна блондинка, одна рыжая и один брюнет. Поэтому мы сразу видим, что сие может означать. Рыжий волос на обшлаге, белокурый на воротнике… Похоже, мистер Невиль Стрендж отчасти все-таки унаследовал качества Синей Бороды. Обнимает вторую жену и в то же время подставляет плечо первой.

— Сэр, кровь с рукава взяли на анализ. Они позвонят нам, как только получат результаты.

Лич кивнул.

— Как насчет слуг?

— Я следовал вашим инструкциям, сэр. Никому из них не грозило увольнение, и, похоже, никто не мог затаить злобу на хозяйку. Она была строга, но ее очень любили. В любом случае слугами заправляла мисс Олдин. Она пользуется среди них большим уважением.

— Да, едва взглянув на нее, я подумал, что она очень сведущая и умная женщина, — сказал Баттл. — Если она — наша убийца, то ее будет не так легко поймать.

Джонс встревоженно посмотрел на него:

— Но, сэр, ведь отпечатки пальцев на ниблике…

— Знаю, знаю, — подхватил Баттл, — исключительно любезно оставлены мистером Стренджем. Бытует мнение, что спортсмены не слишком обременены мозгами (кстати, нередко весьма справедливое), но я не могу поверить в то, что Невиль Стрендж — полный идиот. А что вы узнали насчет сенны, которой пользовалась служанка?

— Пакет всегда стоял на полочке в ванной комнате для прислуги на третьем этаже. Обычно днем Баррет заливала траву водой и настаивала до вечера, пока не отправлялась спать.

— То есть кто угодно мог отравить настойку! Любой из домашних, я хотел сказать.

— Совершенно очевидно, — с убежденностью сказал Лич, — это работа кого-то из домашних.

— Да, я тоже так считаю. Конечно, это не одно из тех преступлений, когда внешний мир может остаться вне подозрений. Вовсе нет. Кто-то мог раздобыть ключ и попросту, открыв дверь, проникнуть в дом. У Невиля Стренджа был ключ вчера ночью, но ведь совсем несложно сделать копию, а возможно, чья-то опытная рука орудовала отмычкой. Но я сомневаюсь, что посторонний человек знал о колокольчике и о том, что Баррет принимает на ночь сенну! Такими знаниями могли обладать только домашние! Пойдем, Джим, мой мальчик. Поднимемся наверх и посмотрим эту ванную и все остальные комнаты.

Они начали с третьего этажа. Первой комнатой оказался чулан, набитый сломанной мебелью и всяким ненужным старьем.

— Я заглядывал сюда, сэр, — сказал Джонс. — Но не знал, что…

— Что тебе искать? Вполне понятно. Пустая трата времени. Судя по пыли на полу, сюда никто не заглядывал по меньшей мере полгода.

На верхнем этаже располагались комнаты слуг и еще две свободные спальни с ванными комнатами; Баттл заглядывал в каждую комнату и окидывал ее беглым взглядом, замечая, например, то, что Алиса, пучеглазая служанка, спит с закрытым окном; что худосочная высокая Эмма имеет великое множество родственников, фотографии которых толпились на ее комоде, и что Харстолл бережно хранит пару изделий дорогого, хотя и треснувшего дрезденского фарфора и статуэтки, изображавшие любящих пастушков.

Комната кухарки содержалась в идеальном порядке, а у судомойки, напротив, царил полный хаос. Баттл прошел в ванную комнату, находившуюся возле лестницы. Уильямс показал на длинную полочку над раковиной, где расположились стаканчики с зубными щетками, массажные щетки, различные мази, бутылочки с солями и шампунями. Пакет с сенной стоял открытый почти на краю полки.

— Никаких отпечатков на стакане или пакете?

— Только самой служанки. Я снял их у нее в комнате.

— Вовсе не обязательно было дотрагиваться до стакана, — сказал Лич. — Должно быть, порошок просто высыпали в настой.

Баттл спускался по лестнице вслед за Личем. Между третьим и вторым этажом поблескивало стеклами высокое, довольно неудобно расположенное окно. В углу стоял длинный шест с крюком на конце.

— С помощью этого шеста открывают фрамугу, — объяснил Лич. — Но окно хитро устроено, открыть его можно только отсюда, снизу. А пространство наверху слишком узкое, через него никакой грабитель не сможет залезть в дом.

— Я и не думал, что кто-то пытался проникнуть внутрь, — сказал Баттл. Его глаза были серьезны и задумчивы.

Спустившись на второй этаж, он заглянул в первую спальню, принадлежавшую Одри Стрендж. Хозяйка этой комнаты явно была приучена к порядку и любила свежий воздух, на туалетном столике лежала массажная щетка из слоновой кости, вся одежда была аккуратно убрана в шкаф. Баттл заглянул в гардероб. Два простых костюма, пара вечерних туалетов, одно или два летних платья. Одежда в основном была дешевой; сшитые на заказ изящные туалеты были дорогие, но не новые.

Баттл удовлетворенно покачал головой. Он постоял пару минут возле письменного стола, поигрывая перьями, подносик с которыми располагался слева от промокашки.

Уильямс сказал:

— В бумагах на столе и в корзине для мусора не обнаружено ничего мало-мальски интересного.

— Вашего слова мне вполне достаточно, — заверил его Баттл. — Пожалуй, не стоит больше здесь задерживаться.

Они проследовали дальше.

Томас Ройд аккуратностью определенно не отличался, одежда была разбросана где попало. Трубки и табачный пепел — на столе и возле кровати, на которой лежал раскрытый посередине томик Киплингова «Кима».

— Привык, что за ним убирают туземцы, — сказал Баттл. — Почитывает старых любимцев. Консервативный, похоже, тип.

Комната Мери Олдин была маленькой, но уютной. Баттл скользнул взглядом по книгам о путешествиях, расставленным на полке, и старинным массажным щеткам в слегка помятой серебряной оправе. Обстановка и цветовая гамма этой комнаты были более современными по сравнению с остальными комнатами в доме.

— А вот она не так уж консервативна, — заметил Баттл. — Фотографий тоже не держит. Видно, она не из тех, кто живет прошлым.

Далее шли три или четыре свободные комнаты, в которых, однако, поддерживались чистота и порядок, на случай неожиданных гостей, и пара ванных комнат. Следующей была большая сдвоенная спальня леди Трессильян. Затем, спустившись по трем узким ступенькам, полицейские оказались перед апартаментами, занимаемыми четой Стрендж.

Баттл не стал тратить много времени на комнату Невиля. Он выглянул из раскрытого настежь окна; стена дома переходила в отвесную скалу, ныряющую в темную речную гладь. Окно выходило на запад, из него открывался вид на скалистый мыс Старк-Хед, его пустынная и малопривлекательная громада грозно поднималась из воды.

— Солнце приходит сюда после полудня, — пробормотал Баттл. — Но утром, должно быть, довольно уныло. К тому же скверный запах морских водорослей во время отлива. Этот пустынный мыс производит мрачное впечатление. Неудивительно, что он привлекает самоубийц!

Он прошел в смежную просторную комнату, дверь в которую оказалась незапертой.

Там царил настоящий разгром. Снятая одежда была разбросана повсюду — тонкие, как паутинка, чулки, прозрачное нижнее белье, примеренные и отвергнутые джемперы; модельное летнее платье небрежно свисало со спинки кресла. Баттл заглянул в стенной шкаф. Он был набит мехами, роскошными вечерними туалетами, шортами, свитерами и спортивными костюмами.

Баттл почти уважительно закрыл дверцы шкафа и усмехнулся.

— Дорогостоящие вкусы, — заметил он. — По всей видимости, ее туалеты обходятся супругу в кругленькую сумму.

— Может быть, поэтому… — загадочно начал Лич и умолк, не закончив фразы.

— Поэтому он нуждался в сотне или хотя бы в пятидесяти тысячах фунтов? Возможно. Думаю, мы легко сможем узнать это, спросив его самого.

Они спустились в библиотеку. Уильямсу поручили сообщить слугам о том, что они могут приниматься за обычные повседневные дела. Всем обитателям дома было разрешено вернуться в свои комнаты, когда они того пожелают. Также их предупредили, что инспектор Лич хотел бы побеседовать в библиотеке с каждым в отдельности, начиная с мистера Невиля Стренджа.

Уильямс отправился исполнять поручения, а Баттл и Лич удобно расположились в креслах за массивным викторианским столом. Молодой полицейский с блокнотом сидел в углу комнаты, держа наготове карандаш.

— Для начала допрос поведешь ты, Джим, — сказал Баттл. — Постарайся быть повнушительнее, надо слегка на них надавить. — Джим понимающе кивнул, а Баттл, задумчиво нахмурившись, потер пальцами подбородок. — Хотел бы я знать, — сказал он, — почему у меня из головы не выходит Эркюль Пуаро.

— Вы говорите о том старом чудаке-бельгийце? Комичный малый!

— Комичный? Черта с два! — воскликнул Баттл. — Он почти так же хитер и опасен, как черная мамба[2236] и пантера, вместе взятые. Да, да, как раз когда Пуаро начинал строить из себя этакого фигляра или шута, он и был наиболее опасен! Хотелось бы мне, чтобы он оказался здесь, — это дело явно пришлось бы ему по нраву. Он отлично распутывал такие клубки.

— Какие клубки?

— Психологические, — сказал Баттл. — Тонкий психолог — не то что эти полуиспеченные, скороспелые умники, которые ни черта не смыслят в нашем деле. — Он с возмущением вспомнил о мисс Амфри и своей дочери Сильвии. — Да, настоящий подлинный знаток точно знает, как заставить шарики крутиться. Заставить убийцу разговориться — это один из его методов. Рано или поздно правда невольно выплывет наружу, — в сущности, лгать гораздо труднее. Поэтому, не придавая значения некоторым мелочам, преступник делает маленький промах — и тогда ты припираешь его к стенке.

— То есть вы собираетесь поставить под удар Невиля Стренджа?

Баттл с рассеянным видом выразил согласие и затем с некоторым раздражением и озадаченностью добавил:

— Но что же все-таки беспокоит меня? Что именно пытается подсказать мне Эркюль Пуаро? Я вспомнил о нем где-то наверху. Да, несомненно, я увидел там нечто такое, что навеяло мне воспоминания об этом маленьком чудаке…

Эти размышления были прерваны появлением Невиля Стренджа.

Он выглядел бледным и встревоженным, но нервничал гораздо меньше, чем за завтраком. Баттл проницательно посмотрел на него. Невероятно, что человек в данной ситуации не проявляет ни повышенной нервозности, ни вызывающей агрессивности, ведь он понимает — вернее, должен понимать, если в его голове есть хоть пара извилин, — что чьи-то отпечатки пальцев обнаружены на орудии преступления и что полиция уже сличила их с его собственными отпечатками и готова предъявить ему обвинение.

Однако Невиль Стрендж выглядел вполне естественно — потрясенный, обеспокоенный, печальный — немного робости и настороженности, но все в разумных пределах.

Джим Лич наконец нарушил молчание.

— Мы хотели бы услышать от вас, мистер Стрендж, ответы на некоторые вопросы, — сказал он своим благозвучным голосом с мягким западным выговором. — С одной стороны, речь пойдет о ваших вчерашних ночных передвижениях, а с другой — о важных уликах, обнаруженных нами. В то же время я должен предупредить вас, что вы не обязаны отвечать на вопросы. Возможно, вы предпочитаете вызвать своего адвоката? Тогда мы продолжим допрос в его присутствии.

Лич откинулся назад, наблюдая, какое впечатление произвела его речь.

Невиль Стрендж пребывал, очевидно, в полном недоумении.

«Либо он не имеет ни малейшего представления о том, что мы обнаружили, либо он чертовски хороший актер», — отметил для себя Лич.

— Так как же, мистер Стрендж? — с нажимом произнес он, не дождавшись ответа Невиля.

Невиль сказал:

— О да, конечно. Спрашивайте меня о чем угодно.

— Вы понимаете, — вежливо сказал Баттл, — что все ваши слова будут записаны и впоследствии могут быть использованы в суде в качестве официальных показаний?

— Вы что, угрожаете мне? — раздраженно вспыхнув, резко бросил Стрендж.

— О нет, мистер Стрендж, как можно?! Мы предостерегаем вас.

Невиль пожал плечами:

— Я полагаю, все это ваша обычная формальная процедура. Начинайте.

— Вы готовы дать показания?

— Да, если вам угодно считать таковыми мои ответы.

— Тогда, будьте добры, расскажите нам подробно, как вы провели вчерашний вечер. Скажем, начиная со времени ужина и до возвращения домой.

— Пожалуйста. После ужина мы все вышли в гостиную. Пили кофе и слушали приемник — новости, музыку и так далее. Затем я решил прогуляться и навестить одного парня в отеле «Истерхед-Бей» — моего друга.

— Как имя вашего друга?

— Латимер. Эдвард Латимер.

— Близкий друг?

— Нет, скорее просто приятель. Мы довольно часто встречались с ним в последнее время, с тех пор как он приехал сюда. Он заезжал к нам на ленч и ужин, а мы навещали его в отеле.

— А не поздновато ли вы собрались в «Истерхед-Бей»? — спросил Баттл.

— О нет, подобные увеселительные заведения работают всю ночь.

— Но в этом доме, по-моему, принято рано ложиться спать, не так ли?

— В принципе да. Однако я взял с собой ключ от входной двери. Мое возвращение никому не причинило хлопот.

— А ваша жена не выразила желания составить вам компанию?

— Нет, у нее разболелась голова. — Голос Невиля слегка изменился, в его тоне появилась непонятная напряженность. — К тому времени она уже поднялась к себе.

— Продолжайте, прошу вас, мистер Стрендж.

— Я решил зайти в свою комнату и переодеться…

— Извините, мистер Стрендж, — прервал его Лич, — переодеться во что? В вечерний костюм? Или, напротив, снять его?

— Ни то ни другое. Я был в своем лучшем синем костюме — так уж случилось. Но начался дождь… А я намеревался дойти до переправы и на том берегу прогуляться до отеля, а это, как вам известно, составляет около полумили. Поэтому я переоделся в один из своих старых костюмов — серый в полоску, если уж вы хотите знать все подробности.

— Мы хотим иметь полную картину, — скромно сказал Лич. — Пожалуйста, продолжайте.

— Итак, как я уже сказал, я поднимался по лестнице, когда Баррет вышла мне навстречу и сказала, что леди Трессильян желает поговорить со мной. Поэтому мне пришлось зайти к ней и… выслушать несколько нравоучений.

— Вы были последним, кто видел ее живой, — мягко сказал Баттл. — Не так ли, мистер Стрендж?

Невиль вспыхнул:

— Да… да, вероятно, так. Тогда с ней еще было все в порядке.

— Как долго вы пробыли у нее?

— Думаю, минут двадцать, может, полчаса, потом я прошел в свою комнату, переоделся и поспешил вниз. Я захватил ключи и вышел из дома.

— Вы не запомнили точное время?

— Ну, я полагаю, было около половины одиннадцатого. Лодка должна была отойти через несколько минут, и я быстро спустился к причалу, чтобы переправиться на берег Истерхеда. В отеле я нашел Латимера. Мы с ним выпили, поиграли в бильярд. Время пролетело как-то незаметно, и в результате я обнаружил, что опоздал на последнюю ночную переправу. Она бывает в половине второго. Поэтому Латимер любезно предложил свои услуги и отвез меня домой на своей машине. Мы ехали по окружной дороге через Солтингтон, а это около шестнадцати миль, как вы знаете. Мы выехали часа в два ночи и примерно через полчаса были уже здесь. Я поблагодарил Теда Латимера, пригласил его выпить, но он сказал, что предпочитает сразу вернуться в отель. После этого я вошел в дом и прямиком отправился спать. Должен сказать, что я не заметил ничего необычного. Казалось, весь дом погружен в мирный, спокойный сон. Затем сегодня утром я услышал крики девушки и…

Лич остановил его:

— Достаточно, достаточно, мистер Стрендж. А сейчас вернемся немного назад — к вашему разговору с леди Трессильян. Вы не заметили в ее поведении ничего необычного?

— Нет, совершенно ничего.

— О чем же вы беседовали?

— Да так, о том о сем.

— Дружелюбно?

Невиль вспыхнул:

— Разумеется.

— А к примеру, не произошло ли между вами, — плавно продолжал Лич, — какой-либо серьезной размолвки?

Невиль медлил с ответом.

— Поймите, вам лучше рассказать правду, — предупредил Лич. — Скажу откровенно, ваш разговор был достаточно хорошо слышен в коридоре.

— Да, мы слегка разошлись во мнениях по определенному вопросу. Ничего особенного.

— И какова же была суть этого вопроса?

Невиль с трудом подавил в себе раздражение. Он овладел собой и улыбнулся.

— Если честно, — сказал он, — она меня отругала. Такое случалось довольно часто. Если она не одобряла чье-то поведение, то давала понять это совершенно ясно, словом — рубила сплеча. Знаете, она придерживалась старомодных традиций и резко отрицательно относилась ко всем новым веяниям, к современным взглядам на брак, развод и так далее. Мы немного поспорили, и, возможно, я слегка погорячился, но расстались мы вполне по-дружески… Хотя каждый остался при своем мнении. — Он помолчал и порывисто добавил: — Неужели вы думаете, что у нас был такой бурный спор, что я обезумел и разбил ей голову?! Это абсолютно невозможно!

Лич вопросительно взглянул на Баттла. Суперинтендант подался вперед и грузно облокотился на стол.

— Сегодня утром вы признали, что обнаруженная нами клюшка для гольфа принадлежит вам. Можете вы объяснить нам тот факт, что на ней обнаружены отпечатки ваших пальцев?

Невиль удивленно посмотрел на него.

— Я… Но почему, собственно, их не должно быть там, — резко сказал он. — Это же моя клюшка, я часто играл ею.

— Вы не совсем поняли мой вопрос. Как вы можете объяснить то, что именно сегодня утром на ней были найдены ваши отпечатки… То есть вы были последним человеком, державшим ее в руках…

Невиль сидел совершенно неподвижно. Краска отхлынула от его лица.

— Это неправда, — сказал он наконец. — Не может такого быть. Кто-то мог взять ее после меня… предположим, в перчатках…

— Нет, мистер Стрендж, ваше предположение ошибочно, никто не мог взяться за ручку ниблика, не повредив ваших собственных отпечатков.

В комнате наступила тишина. Пауза была очень долгой.

— О господи! — с судорожным вздохом сказал наконец Невиль и весь передернулся. Он закрыл глаза руками.

Двое полицейских пристально наблюдали за ним. Затем он резко опустил руки и напряженно выпрямился.

— Это неправда, — спокойно сказал он. — Это просто не может быть правдой. Вы полагаете, что я убил ее, но я не делал этого. Клянусь, я не убивал ее. Это какая-то ужасная ошибка.

— Значит, вы не можете предложить нам никаких разумных объяснений по поводу ваших отпечатков?

— Но что я могу сказать? Я в полнейшем недоумении.

— А как вы объясните нам тот факт, что рукава вашего темно-синего костюма испачканы в крови?

— В крови? — сдавленным шепотом с ужасом произнес он. — Не может быть!

— Не могли ли вы, скажем, порезаться где-то?..

— Нет. Точно нет.

Они выжидательно помолчали.

На лбу Невиля Стренджа появилась резкая складка, казалось, он погрузился в размышления. Наконец он взглянул на них испуганными, полными ужаса глазами.

— Это невозможно! — воскликнул он. — Просто невероятно. Все это какой-то бред.

— Факты достаточно убедительны, — сказал суперинтендант Баттл.

— Да я просто не мог это сделать! Зачем?.. Это невообразимо… Невероятно! Я знал Камиллу с детства.

Лич сдержанно кашлянул:

— Насколько я понимаю, мистер Стрендж, вы сами сказали, что после смерти леди Трессильян вам достанется изрядная сумма денег…

— И вы считаете, что из-за… Но я не нуждаюсь в деньгах! У меня достаточно своих средств!

— Возможно, — опять слегка кашлянув, предположил Лич, — это всего лишь слова, мистер Стрендж.

Невиль вскочил со стула:

— Послушайте, как раз это я могу доказать. Мне действительно не нужны деньги. Позвольте мне позвонить в банк, и вы сами сможете выяснить все у моего управляющего.

Он подошел к телефону. Линия оказалась свободной, и через несколько минут его соединили с Лондоном.

— Это вы, Рональдсон? — спросил Невиль. — Говорит Невиль Стрендж. Вы узнаете мой голос? Послушайте, можете вы предоставить полиции — я сейчас передам трубку инспектору — всю информацию о состоянии моих денежных дел?.. Да, да, пожалуйста.

Лич взял трубку. Он говорил спокойно, последовательно задавая вопросы и выслушивая ответы.

Наконец он повесил трубку.

— Ну что? — порывисто спросил Невиль.

— Да, у вас и правда крепкое финансовое положение, банк следит за вашими вложениями и считает, что ваши денежные дела в прекрасном состоянии.

— Вот именно, теперь вы видите, что я сказал правду!

— Похоже на то… И тем не менее, мистер Стрендж, вы можете иметь, скажем, долговые обязательства или необходимость заплатить какому-нибудь шантажисту. Возможно также, что у вас есть те или иные потребности, требующие больших денег, о которых нам пока не известно.

— Какие потребности? Я уверяю вас, мне вполне хватает моего состояния. Вам не удастся обнаружить никаких долгов и прочих обязательств.

Суперинтендант Баттл расправил свои широкие плечи.

— Я уверен, что вы согласитесь с моими словами, — произнес он доброжелательным, почти отечески нежным голосом, — если я скажу вам, что мы имеем достаточно улик, чтобы потребовать ордер на ваш арест. Однако мы не сделали этого… пока… Как вы понимаете, мы склонны верить вам и предоставить возможность оправдаться.

— Значит, вы уже решили для себя, что это сделал я, не так ли? — с горечью в голосе сказал Невиль. — Но вам не хватает мотива преступления, чтобы выдвинуть против меня обвинение.

Баттл хранил молчание. Лич разглядывал потолок.

— Это словно какой-то ужасный сон! — в отчаянии воскликнул Невиль. — И я даже не могу ничего сказать, не знаю, как выпутаться из этой ситуации. Словно я попал в какую-то ловчую яму, из которой невозможно выбраться.

Суперинтендант Баттл слегка откинул назад голову. В его умных, полуприкрытых веками глазах промелькнула искра одобрения.

— Очень точно подмечено, — сказал он. — На редкость точно. Вы подсказали мне одну идею…

6

Сержанту Джонсу удалось ловко спровадить Невиля в холл и затем провести Кей с балкона так, что муж и жена не встретились.

— Тем лучше, — сказал Баттл. — Именно с ней мне хотелось бы побеседовать, пока она еще пребывает в полном неведении.

День стоял мрачный, с резким ветром, и все небо было затянуто облаками. На Кей была твидовая юбка и фиолетовый свитер; волосы, обрамлявшие ее лицо, блестели, как начищенный медный шар. Она выглядела испуганной и взволнованной. Ее яркая, живая красота производила особо сильное впечатление на фоне темного викторианского интерьера, книжных шкафов и массивных кресел. Лич довольно бегло расспросил ее о вчерашнем вечере.

У нее болела голова, и она рано пошла спать — вероятно, в начале десятого. Спала она крепко и ничего не слышала до следующего утра, когда проснулась, услышав чьи-то крики.

Баттл взял инициативу в свои руки:

— Ваш муж не зашел справиться о вашем здоровье вчера вечером, прежде чем уйти из дома?

— Нет.

— Вы не видели его с того момента, как покинули гостиную, и до самого утра? Правильно?

Кей кивнула.

Баттл потер пальцами подбородок.

— Миссис Стрендж, сегодня утром дверь между вашей комнатой и комнатой вашего мужа была заперта на ключ. Кто запер ее?

— Я, — коротко ответила Кей.

Баттл ничего не сказал, но он ждал — как мудрый, опытный кот, он следил за норкой и ждал, когда мышка высунется.

Его молчание подразумевало, что ответ далеко не полный. Наконец Кей запальчиво воскликнула:

— Ах да! Я полагаю, вы хотите знать всю предысторию! Этот на ладан дышащий, трясущийся Харстолл наверняка слышал, как мы ссорились перед чаем. Уж он-то, конечно, расскажет вам все на случай, если я сама этого не сделаю. Возможно даже, он уже рассказал… Мы с Невилем серьезно поссорились… В общем, у нас была бурная сцена! Я ужасно рассердилась! Не могла успокоиться до самого вечера, я просто вся кипела от ярости! Ну и, поднявшись к себе, я, естественно, заперла дверь.

— Да, да, я понимаю вас, — самым что ни на есть сочувственным тоном сказал Баттл. — И какова же была причина вашей ссоры?

— Разве это важно? Что ж, мне нечего скрывать. Невиль вел себя как настоящий идиот. Хотя во всем виновата эта мадам.

— Какая мадам?

— Его бывшая жена. Во-первых, она заманила нас сюда.

— Вы хотите сказать, что она хотела встретиться с вами?

— Да, Невиль считает, что это была его собственная идея, — святая наивность! Как бы не так! Он даже не думал о таком до тех пор, пока однажды не встретил ее в Гайд-парке. И она ловко заронила эту мысль в его голову… Да-да, он совершенно искренне верит в то, что это была его собственная идея, но я с самого начала чувствовала, что за всем этим скрывается ловкая ручка Одри.

— Но что могло побудить ее к этому? — спросил Баттл.

— Как что?! Разумеется, она стремится заполучить его обратно! — сказала Кей. Она говорила очень быстро, почти задыхаясь. — Она никак не может простить ему, что он ушел ко мне. Это ее месть. Она заставила его организовать нашу встречу в Галлс-Пойнте и сразу же начала его обхаживать. Сразу, как только мы приехали. Знаете, она очень умна. Отлично прикидывается эдаким трогательным и слабым созданием… И знает, как заставить других подыграть ей. Одновременно с нами она заманила сюда Томаса Ройда. Этот бедняга предан ей как собака, он всегда обожал ее. В общем, она стала просто сводить Невиля с ума, притворяясь, что собирается выйти замуж за Томаса.

Кей умолкла, задохнувшись от ярости.

— Мне казалось, — мягко сказал Баттл, — ваш муж мог бы только порадоваться тому… э-э… что она найдет свое счастье со старым другом.

— Порадоваться? Вот уж нет, он стал чертовски ее ревновать.

— Тогда, должно быть, он очень любит ее.

— Да, вы правы, — с горечью сказала Кей. — И ей это отлично известно!

Баттл все еще с сомнением теребил подбородок.

— Но ведь вы могли отказаться от этой затеи и не приезжать сюда. Разве не так?

— Как я могла? Он подумал бы, что я ревную!

— Однако, в конце концов, — заметил Баттл, — так оно и есть на самом деле. Ведь вы ревнуете?

Кей вспыхнула:

— Да, я ревновала его к Одри с самого начала нашего знакомства — или почти с самого начала. Я постоянно ощущала ее присутствие в нашем доме. Словно это был ее дом, а не мой. Я переставила всю мебель, сменила обивку, но ничего не помогало! Я чувствовала, что она, как серая тень, вползает в каждую комнату, в каждый уголок. А Невиль очень переживал, считая, что плохо обошелся с ней, — я видела это, — и он никак не мог выбросить ее из головы… Она словно немой укор повсюду следовала за ним, и он в глубине души постоянно испытывал чувство вины. Знаете, есть такие странные люди… Они кажутся довольно бесцветными и неприметными, но ты постоянно ощущаешь их присутствие.

Баттл задумчиво кивнул:

— Хорошо, благодарим вас, миссис Стрендж. Наверное, на сегодня все. Мы должны прояснить еще… э-э… множество вопросов… в частности, относительно наследства вашего мужа… Ведь после смерти леди Трессильян он получит большие деньги — пятьдесят тысяч фунтов…

— Неужели так много! Мы должны получить их по завещанию умершего сэра Метью, правда?

— Вы тоже знали об этом?

— Да. Он распорядился, чтобы после смерти леди Трессильян его деньги были поделены между Невилем и его женой. Но не думайте, что я обрадовалась, узнав о ее смерти. Это не так. Конечно, я не особенно любила ее, вероятно, потому, что она не любила меня… Но мне даже страшно представить, что какой-то грабитель проник в дом и проломил ей голову.

С этими словами Кей вышла из библиотеки. Баттл взглянул на Лича:

— Ну и какого ты мнения о ней? Лакомый кусочек, должен признать. Мужчины с легкостью теряют голову из-за таких красоток.

Лич согласился.

— Хотя мне кажется, — с сомнением добавил он, — ей далеко до настоящей леди.

— Да, но таких вообще вряд ли сыщешь в наше время, — заметил Баттл. — Может, посмотрим теперь на ее предшественницу? Или нет, я думаю, следующей мы пригласим мисс Олдин, чтобы образовать, если можно так выразиться, внешний угол зрения к этому матримониальному треугольнику.

Мери Олдин спокойно вошла в библиотеку и села. Внешне она выглядела спокойно, только в глазах стояла тревога.

Она достаточно четко отвечала на вопросы Лича, подтвердив рассказ Невиля о предыдущем вечере. Спать она пошла около десяти часов.

— Мистер Стрендж находился у леди Трессильян?

— Да, я слышала, как они разговаривают.

— Разговаривают, мисс Олдин, или ссорятся?

Она вспыхнула, но ответила спокойно:

— Видите ли, леди Трессильян была любительницей дискуссий. Ее слова зачастую бывали довольно язвительными, хотя по натуре она была совсем не такая. Также ей была свойственна известная авторитарность, она подавляла людей, навязывая собственное мнение… А мужчина воспринимает подобную манеру общения не так легко, как женщина.

«Как вы, например», — подумал Баттл. Он смотрел на ее умное, бесстрастное лицо.

Мери Олдин первой нарушила молчание:

— Я не хотела бы показаться глупой… Но мне кажется невероятным — совершенно невероятным — то, что вы можете подозревать кого-то из людей, живущих в этом доме. Почему преступником не мог быть посторонний человек?

— По нескольким причинам, мисс Олдин. Во-первых, ничего не украдено и все замки целы. Мне нет нужды напоминать вам географическое расположение вашего дома и сада — просто представьте его себе мысленно. С запада к реке ведут отвесные скалы; с юга — пара террас, ограниченных стеной, и спад к реке; с востока — садовые склоны тянутся вниз почти до самого берега, но и они окружены высокой стеной. Существуют только две возможности проникновения в ваш дом извне — через маленькую дверь в садовой ограде, которая сегодня утром, как обычно, была закрытой, и через парадную входную дверь в дом — также со стороны дороги. Я не говорю, что никто не мог, например, перелезть через стену или воспользоваться запасным ключом от входной двери, — в сущности, она легко открывается и с помощью отмычки… Но скажу вам, что, насколько я могу судить, никто не предпринимал подобных попыток. Тот, кто совершил это преступление, знал, что Баррет каждый вечер принимает настойку сенны, и подсыпал в нее снотворное… А это приводит нас к одному из домашних. Небезызвестный вам ниблик опять-таки взяли из чулана под лестницей. Нет, мисс Олдин, это был не посторонний человек!

— Но это не Невиль! Я уверена, это не Невиль!

— Почему вы так уверены?

Она беспомощно развела руками:

— Он совершенно не такой человек… Вот почему. Он не мог убить немощную, старую женщину, прикованную к постели… Нет, это не Невиль!

— Звучит не слишком убедительно, — резонно заметил Баттл. — Вы удивились бы, узнав, какие ужасные поступки совершают люди, когда их вынуждают к этому какие-либо особые причины или обстоятельства. Возможно, мистер Стрендж крайне нуждался в деньгах.

— Я уверена, что это не так. Он далеко не расточителен. И у него никогда не было дорогостоящих вкусов и привычек.

— А как насчет его жены?

— Кей? Да, она, возможно, увеличила его расходы… Но все равно эта причина просто смехотворна. Я убеждена, что последнее время Невиль вообще не думал о деньгах.

Суперинтендант Баттл осторожно кашлянул.

— Кей, должно быть, рассказала вам обо всем, как я полагаю, — продолжала Мери. — Да, сложившаяся ситуация и правда достаточно сложная. Однако она не имеет ничего общего с этим ужасным делом.

— Может быть, и нет, но все же, мисс Олдин, я хотел бы услышать ваше мнение об этом щекотливом положении.

Мери Олдин задумчиво произнесла:

— Ну, как я уже сказала, ситуация сложилась достаточно сложная… Не знаю, кто именно был виновником…

— Я так понял, — проворно вставил Баттл, — что это была идея мистера Невиля Стренджа.

— Да, так он говорит.

— Но сами вы не верите ему?

— Не знаю… Как-то это не похоже на Невиля. У меня всегда было такое чувство, будто кто-то подсказал ему эту идею.

— Возможно, мисс Одри Стрендж?

— Нет, мне кажется маловероятным, что у Одри могло возникнуть подобное желание.

— Но кто же еще мог быть причастен к этому?

Мери беспомощно пожала плечами:

— Не имею представления. Все это очень странно…

— Странно… — в раздумье протянул Баттл. — Именно такая мысль возникает у меня, когда я размышляю об этом деле. Очень странная складывается картина.

— Такое же чувство преследует меня последние две недели. Очень странное ощущение, я даже затрудняюсь определить его. Как будто что-то витает в воздухе… Некая угроза…

— Все были взвинчены до предела?

— Да-да, именно так. Мы все просто измучились. Даже мистер Латимер… — Она умолкла.

— Я как раз собирался перейти к мистеру Латимеру. Что вы можете рассказать нам о нем, мисс Олдин? Кто такой мистер Латимер?

— Ну, честно говоря, я не слишком хорошо его знаю. Он друг Кей.

— Вот как, он друг миссис Стрендж? И давно они знакомы?

— Да, она знала его еще до замужества.

— Мистер Стрендж хорошо к нему относится?

— Вполне сносно, я полагаю.

— То есть между ними нет никаких проблем? — тактично спросил Баттл.

— Абсолютно никаких! — не задумываясь воскликнула Мери.

— А леди Трессильян дружелюбно относилась к мистеру Латимеру?

— Не особенно.

Баттл уловил отчужденные нотки в ее голосе и сменил тему:

— Давайте поговорим о вашей больной служанке, Джейн Баррет. Давно она служит у леди Трессильян? Вы считаете, что она заслуживает доверия?

— О, несомненно. Она была бесконечно предана леди Трессильян.

Баттл откинулся на спинку кресла:

— То есть вы и в мыслях не допускаете того, что Баррет могла ударить леди Трессильян по голове, а затем принять снотворное, чтобы отвести от себя подозрение.

— Разумеется, нет. Зачем, скажите на милость, ей это делать?

— А вы знаете, что она должна была получить определенное наследство?

— Так же как и я, — сказала Мери Олдин. Она решительно и прямо взглянула на Баттла.

— Да, так же как и вы, — согласился Баттл. — И вам известно, какую сумму?..

— Только что приехал мистер Трелони. Он сказал мне.

— А прежде вы не знали?

— Нет. Конечно, по случайным намекам леди Трессильян нетрудно было догадаться, что она собирается что-то оставить мне. Видите ли, у меня очень мало собственных средств. То есть недостаточно для того, чтобы жить, не работая. Я думала, что леди Трессильян могла бы оставить мне как минимум сотню в год… Но у нее есть еще какие-то родственники, и я понятия не имела, как она распределит свои деньги. Я знала, разумеется, что состояние сэра Метью перейдет к Невилю и Одри.

— Значит, она не знала, какую сумму завещала ей леди Трессильян, — сказал Лич, когда Мери Олдин покинула библиотеку. — По крайней мере по ее словам.

— Да, по ее словам, — согласился Баттл. — А сейчас давай займемся первой женой Синей Бороды.

7

Одри была одета в светло-серый фланелевый костюм. В нем она выглядела такой бледной и бесплотной, что Баттлу сразу вспомнились слова Кей о серой тени, вползающей в каждую комнату.

На все вопросы она отвечала просто, без каких-либо признаков эмоций.

Да, она пошла спать в десять часов, одновременно с Мери Олдин, и ночью не слышала никакого шума.

— Извините, миссис Стрендж, за вмешательство в ваши личные дела, — сказал Баттл, — но не могли бы вы объяснить нам, почему вы решили приехать сюда в это время.

— Я всегда гостила здесь в сентябре. А в этом году мой… мой бывший муж захотел приехать в это же время и спросил, нет ли у меня возражений относительно его идеи.

— Значит, это было его желание?

— О да!

— Не ваше?

— О нет!

— Но вы согласились.

— Да, я согласилась… Мне казалось… Мне было как-то неловко отказывать ему.

— Почему, миссис Стрендж?

Она неуверенно помолчала.

— Людям приходится считаться с чужими желаниями.

— Вы были пострадавшей стороной?

— Простите, не поняла?

— Вы сами захотели развестись с вашим мужем?

— Да.

— А вы — извините меня за навязчивость — не таите никакой обиды на него? Вам не хотелось как-нибудь отомстить ему?

— Нет, у меня никогда не возникало такого желания.

— У вас очень великодушная натура, миссис Стрендж.

Она не ответила. Баттл выжидательно молчал… Но Одри, в отличие от Кей, было трудно поймать на такой крючок. Она молчала без какого-либо намека на беспокойство. Баттл признал себя побежденным.

— Значит, вы уверены, что идея этой встречи принадлежала не вам?

— Конечно, уверена.

— У вас сложились дружеские отношения с нынешней миссис Стрендж?

— Не думаю, что ей очень нравится мое общество.

— А вам она нравится?

— Да. Я считаю, что она очень красива.

— Хорошо. Благодарю вас. Полагаю, на этом мы можем закончить.

Одри встала и направилась к двери. Но, нерешительно помедлив у порога, она вдруг вернулась к столу.

— Мне только хотелось бы сказать вам… — быстро и взволнованно проговорила она. — Вы ведь думаете, что Невиль это сделал?.. Что он убил ее из-за денег. Я совершенно уверена, что вы ошибаетесь. Невиль всегда был равнодушен к деньгам. Я это знаю. Понимаете, мы прожили вместе восемь лет. Я просто не представляю себе, чтобы он мог пойти на такое убийство ради денег… Невиль не мог так поступить. Я понимаю, что мои слова не являются ценным доказательством. Но мне бы очень хотелось, чтобы вы поверили им.

Она повернулась и быстро вышла из комнаты.

— И что вы думаете о ней? — спросил Лич. — Я еще не встречал человека, настолько лишенного эмоций. Почти полная бесчувственность.

— Она их просто не показывает, — сказал Баттл. — Но они есть. Ею владеет какое-то очень сильное чувство. И я понятия не имею, какое именно…

8

Последним вошел Томас Ройд. Он уселся в кресло, угрюмый и напряженный, помаргивая глазами, как филин.

Полицейские выяснили, что он впервые за восемь лет приехал домой из Малайи. Раньше он часто гостил в Галлс-Пойнте. Его привозили сюда еще ребенком. Миссис Одри Стрендж приходилась ему дальней родственницей, она росла и воспитывалась в его семье с девяти лет. В предыдущий вечер он поднялся к себе около одиннадцати. Да, он слышал, что мистер Стрендж вышел из дома, но не видел этого. Возможно, он ушел минут в двадцать одиннадцатого или чуть позже. Ночью, как и остальные, он тоже ничего не слышал. Когда обнаружили труп леди Трессильян, он уже проснулся и гулял по саду. По натуре он был «жаворонком».

После этой партии традиционных вопросов и ответов все немного помолчали, затем Баттл спросил:

— Мисс Олдин рассказывала, что в доме сложилась довольно напряженная обстановка. Вы также заметили это?

— Нет, я так не считаю. Не заметил ничего особенного.

«Лжешь, мой милый, — подумал Баттл, — ты отлично все заметил… Я бы сказал, более чем кто-либо в этой компании».

Нет, он не думает, что Невиль Стрендж мог нуждаться в деньгах — по нему этого решительно не скажешь. Но ему лично мало что известно о состоянии дел Невиля Стренджа.

— Хорошо ли вы знаете нынешнюю миссис Стрендж?

— Нет, я впервые встретился с ней здесь.

Баттл решил выложить свой последний козырь:

— Возможно, вы знаете, мистер Ройд, что мы обнаружили отпечатки пальцев Невиля Стренджа на орудии убийства. И также мы обнаружили кровь на рукаве его пиджака, в котором он был вчера вечером.

Баттл сделал паузу. Ройд кивнул.

— Он рассказал нам, — пробурчал он.

— Я спрошу вас откровенно: вы думаете, он сделал это?

Томас Ройд очень не любил, когда его заставляли делать поспешные выводы. Он молчал — пауза была очень долгой — и наконец неохотно сказал:

— Не понимаю, почему вы спрашиваете об этом меня. Не я должен ответить на этот вопрос, а вы. Уж если вам так хочется узнать мое мнение, то могу сказать, что его причастность к этому делу кажется мне маловероятной.

— Возможно, вы знаете человека, чья причастность может быть более вероятной?

Томас отрицательно мотнул головой:

— Единственный человек, о котором я мог бы подумать такое, был явно не в состоянии сделать это. Вот все, что я могу сказать.

— И кто же он?

Но Ройд решительно покачал головой:

— Это лишь мое субъективное мнение, и я не могу сообщать его вам.

— Ваш долг помогать полиции.

— Да, сообщать вам все факты. А это не факт. Всего лишь смутные догадки. Да и это невозможно в любом случае.

— Не многого мы добились от него, — сказал Лич после ухода Ройда.

— Да уж, совсем мало, — признал Баттл. — У него определенно есть какие-то соображения по этому поводу, причем совершенно четкие. Хотел бы я знать какие… Да, Джим, мой мальчик, это исключительно необычный тип преступления…

Лич не успел ответить, потому что зазвонил телефон. Он ответил на звонок и, молча выслушав небольшую информацию, сказал: «Отлично» — и бросил трубку.

— Кровь с рукава пиджака оказалась человеческой, — сообщил он. — Той же группы, что у леди Трессильян. Опять же все указывает на то, что Невиль Стрендж…

Баттл подошел к окну и выглянул в сад, его прищуренный взгляд выдавал сильную заинтересованность.

— На балконе появился очень красивый молодой человек, — заметил он. — Исключительно красивый и определенно небезгрешный, должен сказать. Какая жалость, что Латимер — насколько я понимаю, это именно он — был в «Истерхед-Бей» прошлым вечером. Как раз такой тип мог бы пришить собственную бабушку, если бы был уверен, что никто его не заподозрит и что ему перепадет пара золотых побрякушек.

— Ну, в данном случае ему ничего не перепадает, — сказал Лич. — Смерть леди Трессильян не сулит ему никакой выгоды. — Телефон затрещал вновь. — Чертовы звонки! Что там еще случилось?

Он подошел к телефону:

— Алло. О, это вы, доктор. Что? Пошла на поправку, правда? Что? Что?.. — Он повернулся к окну: — Дядя, вы только послушайте, что он говорит.

Баттл быстро подошел к столу и взял трубку. Он молча выслушал доктора; лицо его, как обычно, оставалось бесстрастным.

— Разыщи-ка Невиля Стренджа, Джим, — сказал он Личу, продолжая слушать доктора.

Невиль Стрендж вошел в библиотеку в тот самый момент, когда Баттл положил трубку.

Побледневший и измученный, Невиль с настороженным интересом смотрел на суперинтенданта Скотленд-Ярда, пытаясь прочесть хоть что-то на этом лице, подобном деревянной маске.

— Мистер Стрендж, — сказал Баттл, — не знаете ли вы человека, который очень сильно не любит вас?

Невиль удивленно расширил глаза и отрицательно покачал головой.

— Уверены? — выразительно спросил Баттл. — Я имею в виду, сэр, такого человека, который мало того что не любит вас, а, скажем прямо, просто до смерти ненавидит.

Невиль напряженно выпрямился и точно окаменел.

— Нет, решительно нет. Я понятия не имею, кто это может быть.

— Подумайте, мистер Стрендж. Может, вы кого-то обидели или оскорбили. Неужели нет таких людей?

Невиль вспыхнул:

— Есть только один человек, которого я, возможно, обидел, но она не из тех людей, кто таит злобу. Это моя бывшая жена, которую я оставил ради другой женщины. Но я могу заверить вас, что она вполне дружелюбно относится ко мне. Она… она просто ангел.

Суперинтендант подался вперед и, слегка нависая над столом, сказал:

— Позвольте сообщить вам, мистер Стрендж, что вы счастливый человек. Я говорил, что мне не нравились улики против вас, ведь так? Но это были серьезные улики! Они были просто неопровержимы, и если бы суд присяжных не вспыхнул вдруг к вам особой любовью, то вас непременно повесили бы.

— Вы так говорите, — сказал Невиль, — как будто все это уже в прошлом.

— Так и есть, — подтвердил Баттл. — Вы спасены, мистер Стрендж. Да-да, вас спасла чистая случайность.

Невиль по-прежнему непонимающе смотрел на него.

— Вчера, после вашего ухода, — объяснил суперинтендант, — леди Трессильян позвонила в колокольчик и вызвала служанку.

Он подождал, пока его слова дойдут до сознания Невиля.

— После моего ухода… Значит, Баррет видела ее…

— Да-да, целой и невредимой. И Баррет также видела, как вы уходили из дома, прежде чем заглянула к своей хозяйке.

— Но эта клюшка… и мои отпечатки…

— Ее ударили не клюшкой… Доктору Лазенби с самого начала не нравилась эта версия. Я видел это. Она была убита каким-то другим предметом. А этот ниблик положили туда намеренно, чтобы навести подозрение на вас. Возможно, кто-то услышал вашу ссору и избрал вас подходящей жертвой или, возможно, также… — Он задумчиво помолчал, а затем повторил свой вопрос: — Так кто же в этом доме может ненавидеть вас, мистер Стрендж?

9

— У меня есть к вам пара вопросов, доктор, — сказал Баттл.

Они были в доме доктора Лазенби, куда зашли после посещения частной лечебницы, в которой лежала Баррет. Доктор наконец дал разрешение на короткий разговор.

Баррет была слабой и измученной, но с полной убежденностью поведала им о событиях злосчастного вечера.

Она уже выпила свою сенную настойку и собиралась ложиться в постель, когда вдруг задергался колокольчик леди Трессильян. Она взглянула на часы и заметила время — двадцать пять минут одиннадцатого.

Накинув халат, она спустилась на второй этаж. Из холла доносились какие-то звуки, и, задержавшись у перил, она глянула вниз.

— Мистер Невиль как раз собирался уходить. Он снял свой плащ с вешалки…

— Какой костюм был на нем?

— Знаете, такой серый в полоску. Лицо у него было очень расстроенное, почти несчастное. Он не глядя сунул руки в рукава и, даже не застегнувшись, вышел из дома, хлопнув дверью. Затем я пошла в комнату ее милости. Она была очень сонной, бедняжка, не могла вспомнить, зачем вызвала меня… Так и не вспомнила, бедная. Но я взбила подушки, принесла ей стакан свежей воды и устроила ее поудобнее.

— А она не выглядела расстроенной или испуганной?..

— Нет, просто у нее был очень утомленный вид и больше ничего. Я сама устала. Постоянно зевала. И, выйдя из ее комнаты, я поднялась к себе и сразу легла спать.

Вот что рассказала им Баррет; когда ей сообщили о смерти леди Трессильян, то ее ужас и горе были настолько очевидными, что, казалось, просто невозможно усомниться в подлинности ее чувств.

Итак, полицейские вернулись в дом доктора Лазенби, поскольку Баттл, как уже упоминалось, хотел задать пару вопросов.

— Так не тяните, спрашивайте, — сказал Лазенби.

— Как вы полагаете, в какое время умерла леди Трессильян?

— Я уже говорил вам. Между десятью часами вечера и полуночью.

— Я знаю, что вы говорили. Но я спрашиваю о другом. Что вы лично думаете по этому поводу?

— Без протокола, да?

— Да.

— Хорошо. По моим представлениям, это произошло около одиннадцати часов.

— Именно это я и хотел услышать от вас, — сказал Баттл.

— Рад служить. Но почему вас это так волнует?

— Понимаете, размышляя об этом деле, я пришел к выводу, что ее вряд ли могли убить до половины одиннадцатого. Возьмем, к примеру, снотворное, подсыпанное Баррет. К этому времени оно еще не должно было сработать. Это снотворное наводит на мысль о том, что убийство должно было произойти гораздо позже, ближе к ночи. Сам я предпочел бы полночь.

— Возможно, и так. Одиннадцать часов — это только мое предположение.

— Но оно точно не могло произойти после полуночи?

— Не могло.

— Например, после двух тридцати?

— Боже упаси, это исключено.

— Очень хорошо. Похоже, это снимает все подозрения с Невиля Стренджа. Остается только проверить его передвижения после ухода из дома. Если его рассказ подтвердится, то он совершенно чист… И нам придется продолжить поиски других подозреваемых.

— Из тех людей, кто наследует деньги? — спросил Лич.

— Возможно, — сказал Баттл. — Но почему-то я в этом далеко не уверен. Я бы поискал кого-то со странностями, с какими-то причудами…

— С причудами?

— Да, с отвратительными причудами.


Покинув дом доктора, они отправились к переправе. Так называемой переправой являлась обычная, покачивающаяся на прибрежных волнах лодка, которая принадлежала двум братьям — Биллу и Джорджу Барнезам. Братья Барнез знали в лицо всех обитателей Солткрика и тех людей, что переправлялись на эту сторону из «Истерхед-Бея». Джордж не задумываясь сказал, что мистер Стрендж из Галлс-Пойнта переправился прошлым вечером на ту сторону в 22.30. А вот обратно они его не перевозили. Последняя переправа со стороны Истерхеда бывает в 1.30, и мистера Стренджа на ней не было.

Баттл поинтересовался, не знают ли они Теда Латимера.

— Латимер… Латимер? Такой высокий красивый молодой джентльмен? Переезжает обычно из отеля в Галлс-Пойнт? Да, знаю. Хотя вчера я его не видел. Вот сегодня утром — да, перевозил его. А недавно он вернулся обратно в Истерхед.

Переехав на другой берег, Баттл и Лич направились к отелю «Истерхед-Бей».

Там они и нашли мистера Латимера, переправившегося с другого берега Терна незадолго до них.

Мистер Латимер был очень словоохотлив и проявил страстное желание помочь следствию.

— Да, старина Невиль заходил сюда вчера вечером. Он выглядел сильно огорченным. Сказал мне, что поспорил с этой старой леди. Правда, сегодня я узнал, что он поругался и с Кей тоже, но об этом он, конечно, мне не сообщил. В общем, он пребывал в полном унынии. Мне показалось, что на сей раз он был даже до известной степени рад моему обществу.

— Ему не сразу удалось найти вас, насколько я понял?

— Да, не знаю почему, — резко сказал Латимер. — Я сидел в гостиной. Стрендж сказал, что заглядывал туда и меня не заметил, но он был слишком рассеянным. Или, возможно, я вышел прогуляться в сад минут на пять или около того. У меня довольно часто возникает желание вдохнуть свежего воздуха. Отвратительный запах в этом отеле, мы заметили его прошлым вечером в баре. Какие-то отбросы, наверное! Стрендж тоже упоминал об этом! Мы оба почувствовали этот отвратительный, гнилостный запах. Возможно, под полом в бильярдной сдохла крыса…

— Вы сыграли на бильярде, и что было потом?

— Ну, мы немного поболтали, выпили. Потом Невиль вдруг воскликнул: «Ну и ну! Я пропустил последнюю переправу!» А я сказал, что выведу свою машину и отвезу его домой. Что я и сделал. Мы были в Галлс-Пойнте примерно в два тридцать.

— Значит, мистер Стрендж был с вами весь вечер?

— Да, конечно. Спросите кого угодно. Они подтвердят.

— Благодарю вас, мистер Латимер. Мы должны очень тщательно все проверить.

Когда они распрощались с этим улыбающимся и хладнокровным молодым человеком, Лич спросил:

— Что за странная идея о необходимости столь тщательной проверки Невиля Стренджа?

Баттл улыбнулся, и Лича вдруг осенило:

— А, черт! Ведь вы небось решили проверить самого Латимера. Значит, у вас появилась идея?

— Слишком рано говорить об идеях, — сказал Баттл. — Я просто хочу точно выяснить, как провел мистер Тед Латимер вчерашний вечер. Мы знаем, что с четверти одиннадцатого и, скажем, до полуночи он был с Невилем Стренджем. Но интересно, где он был до этого, когда Стрендж не смог его найти?

Они скрупулезно опрашивали весь персонал — барменов, официантов, лифтеров. Латимера видели в гостиной между девятью и десятью часами вечера. В четверть двенадцатого он еще сидел в баре… Но им никак не удавалось выяснить, как он провел следующий час. Затем они все-таки отыскали горничную, которая поведала им, что в это время мистер Латимер находился в одной из маленьких, уютных почтовых комнат вместе с мисс Беддоуз — толстой леди из какой-то северной страны.

— И здесь ничего не выгорело, — уныло сказал Баттл. — Он был в отеле, все в порядке. Просто не хотел привлекать наше внимание к своей пухленькой (и, несомненно, богатой) подружке. Таким образом, нам придется вернуться к обитателям Галлс-Пойнта — слугам, Кей Стрендж, Одри Стрендж, Мери Олдин и Томасу Ройду. Один из них убил старую леди, но кто именно? Если бы нам удалось найти настоящее орудие убийства… — Не договорив фразу, он вдруг хлопнул себя ладонью по бедру: — Послушай-ка, Джим, мой мальчик! Кажется, я понял, что именно заставило меня вспомнить об Эркюле Пуаро. Давай пойдем перекусим где-нибудь, а потом вернемся в Галлс-Пойнт, и я покажу тебе кое-что.

10

Мери Олдин не находила себе места. Она беспокойно бродила по дому и по саду, обрывая увядшие георгины; затем, вновь зайдя в гостиную, рассеянно и бесцельно переставляла вазы с цветами.

Из библиотеки доносился неясный гул голосов. Там о чем-то беседовали Невиль и недавно приехавший мистер Трелони. Кей и Одри нигде не было видно.

Мери вновь вышла в сад. Внизу у стены она заметила Томаса Ройда, спокойно попыхивающего своей трубкой. Она подошла и села рядом с ним.

— О милый Томас, — сказала она с глубоким озабоченным вздохом.

— Что-то случилось? — спросил Томас.

Мери рассмеялась, но в ее смехе явно присутствовали истерические нотки.

— Никто, кроме вас, не мог бы задать подобный вопрос. В доме — убийство, а вы спокойно спрашиваете: «Что-то случилось?»

— Я имел в виду что-нибудь новенькое, — сказал Томас, немного удивленно взглянув на нее.

— Да, да, я поняла, что вы имеете в виду. Вы ведете себя на редкость спокойно, словно ничего не произошло, и, глядя на вас, я испытываю настоящее облегчение.

— Я не вижу большого смысла в том, чтобы впадать в истерику по любому поводу. Или, возможно, вы считаете иначе?

— Нет-нет. Ваши слова совершенно справедливы. Меня поражает лишь то, как вам удается сохранять спокойствие.

— Ну, вероятно, мне легче, поскольку я, в общем-то, посторонний человек.

— Это верно, конечно. Вы не могли испытывать того облегчения, которое почувствовали все мы, узнав, что с Невиля сняты все эти жуткие подозрения.

— О, поверьте, я очень рад за него, — сказал Ройд.

Мери нервно поежилась.

— А ведь это было почти доказано. Если бы Камилле не взбрело в голову вызвать Баррет после ухода Невиля…

— Тогда старина Невиль был бы вполне подходящей кандидатурой на роль злодея. — Томас произнес последние слова с каким-то мрачным удовлетворением, но, встретив упрекающий взгляд Мери, тряхнул головой и слегка улыбнулся: — Не считайте меня таким уж бессердечным. Просто сейчас, когда Невиль оправдан, я невольно испытываю определенное удовлетворение от того, что ему пришлось изрядно понервничать. Мне порядком надоело его непробиваемое самодовольство.

— Нет, Томас, тут вы не правы.

— Возможно. Но по крайней мере внешне он обычно ведет себя именно так. Как бы то ни было, сегодня утром он выглядел чертовски испуганно!

— Однако вы можете быть довольно жестоким!

— В любом случае все уже позади. Вы знаете, Мери, все-таки Невилю действительно сопутствует какое-то дьявольское везение. Любой другой бедолага, против которого имелось такое множество серьезных улик, вряд ли смог бы выйти сухим из воды.

Мери опять поежилась:

— Не надо так говорить. Я предпочитаю думать, что Невиль находится под покровительством Бога.

— И вы правда уверены в этом, моя дорогая? — Голос его звучал почти тепло.

Мери вдруг вспыхнула:

— О Томас, я так нервничаю. Я ужасно обеспокоена.

— Чем же?

— Я все вспоминаю о мистере Тревисе.

Томас уронил свою трубку на каменные плиты. Он наклонился, чтобы поднять ее, и сказал слегка изменившимся голосом:

— Значит, вас беспокоят воспоминания о мистере Тревисе?

— Да, помните, в тот вечер, когда он был у нас, он рассказал историю о… о маленьком убийце! У меня родилась очень странная мысль, Томас… Была ли это просто интересная история? Или же он рассказал ее намеренно?

— Вы подразумеваете, — задумчиво произнес Ройд, — не касалась ли она одного из присутствующих?

— Да, — прошептала Мери.

— Мне тоже это показалось странным, — спокойно сказал Томас. — Собственно говоря, как раз об этом я и размышлял, когда вы сейчас подошли ко мне.

— Я все пытаюсь вспомнить… — сказала Мери, прикрыв глаза веками. — Понимаете, он с такой тщательностью выбирал слова и выражения… И вообще, эта история как-то выпадала из общего разговора. И еще он добавил, что мог бы узнать этого человека когда угодно. Он подчеркнул это, как будто уже узнал его.

— М-м, — произнес Томас. — Мне тоже все это приходило в голову.

— Но зачем он решил поделиться с нами? Чего он добивался?

— Я полагаю, — сказал Ройд, — это было своего рода предупреждение. Он пытался предотвратить новое несчастье.

— Вы имеете в виду, что мистер Тревис понял, что кто-то собирается убить Камиллу?

— Н-нет… Мне кажется, это маловероятно. Скорее всего, он не имел в виду ничего конкретного. Это было просто некое общее предупреждение.

— Да, возможно. Но мне не дает покоя еще одна мысль, Томас. Как вы считаете, не должны ли мы рассказать обо всем этом полиции?

Томас с задумчивым видом моргал глазами, вновь погрузившись в размышления.

— Пожалуй, не стоит, — сказал он наконец. — Не думаю, что эта давняя история имеет какое-либо отношение к нашему делу. Разумеется, если бы мистер Тревис был жив, возможно, он и рассказал бы им что-то.

— Да, — сказала Мери. — Но он мертв! — Она слегка вздрогнула. — И его смерть, Томас, мне тоже кажется очень странной.

— Сердечный приступ. У него было слабое сердце.

— Да нет, я говорю о неисправном лифте. Если это и была шутка, то очень странная. Что-то здесь не так.

— Мне самому это кажется очень подозрительным, — сказал Томас Ройд.

11

Суперинтендант Баттл окинул взглядом спальню. Кровать была заправлена, а в остальном комната осталась без изменений. Когда он первый раз заглядывал сюда утром, порядок был почти безупречным, безупречным он был и сейчас.

— Вот о чем я вспомнил, — сказал суперинтендант Баттл, касаясь рукой старинной стальной решетки. — Ты не замечаешь ничего странного в этой каминной решетке?

— Должно быть, ее немного почистили, — предположил Джим Лич. — Она хорошо сохранилась. Не вижу ничего странного, разве что… Да, вот этот левый набалдашник блестит ярче, чем правый.

— Да, именно это и заставило меня вспомнить Эркюля Пуаро, — сказал Баттл. — Ты ведь знаешь его пунктик — он крайне серьезно относился к симметрии вещей, его всегда интересовало даже малейшее несоответствие. Мне кажется, я невольно подумал: «Это могло бы встревожить старину Пуаро» — и поэтому позже заговорил о нем. Джонс, раскрывай свой чемоданчик и проверь отпечатки на этих двух набалдашниках.

Вскоре Джонс доложил:

— На правой головке есть отпечатки, а на левой ничего нет.

— Значит, именно левая нам и нужна. А отпечатки на правой головке, должно быть, принадлежат служанке, которая обычно протирает решетку. Но вот этот левый набалдашник почистили, видимо, совсем недавно.

— Кстати, в корзине для бумаг был кусочек скомканной наждачной бумаги, — сразу вспомнил Джонс. — Я не подумал, что он может иметь отношение к делу.

— Все понятно. Ведь тогда ты еще не знал, что именно нужно искать. Сейчас нам гораздо легче. Могу поспорить на что угодно, что этот шар отвинчивается. Да, я не сомневаюсь в этом.

Джонс быстро вывернул шарообразный набалдашник.

— Довольно увесистый, — сказал Джонс, покачивая его на руке.

— Здесь есть какое-то пятно, — заметил Лич, склонившись и внимательно осматривая резьбу на ножке.

— Может, это кровь, а может, и нет, — сказал Баттл. — Допустим, некто вымыл шар и почистил его, но не заметил маленького пятнышка, оставшегося на резьбе. Держу пари, что это и есть предмет, которым проломили голову старой леди. Но теперь нам надо найти еще кое-что. Джонс, вам придется вновь обыскать дом. И на сей раз мы знаем, что надо искать.

Он дал сержанту несколько кратких и точных инструкций. Пройдя по комнате, Баттл выглянул из окна и посмотрел вниз:

— Там что-то виднеется, что-то светлое, что-то зацепилось за плющ. Возможно, это очередная деталь нашей головоломки. Я почти уверен.

12

Суперинтендант Баттл спустился в холл, где его поджидала Мери Олдин.

— Могу я поговорить с вами, суперинтендант?

— Безусловно, мисс Олдин. Может быть, мы пройдем в эту комнату? — Он распахнул дверь, пропуская ее в столовую. Харстолл уже закончил убирать здесь после ленча.

— Я хочу спросить вас, суперинтендант Баттл. Неужели вы думаете… неужели вы по-прежнему считаете, что это… это ужасное преступление было совершено одним из нас? По-моему, это мог сделать только посторонний человек! Какой-то маньяк!

— Возможно, вы не так далеки от истины, мисс Олдин. Если я не ошибаюсь, то этого преступника вполне можно назвать маньяком, однако этот человек живет в вашем доме.

Она изумленно расширила глаза:

— Вы хотите сказать, что в нашем доме живет сумасшедший?

— О, вы, наверное, представляете себе человека, который брызгает слюной и дико вращает глазами, — сказал суперинтендант. — Нет, мания зачастую бывает иного рода. Некоторые из наиболее опасных невменяемых преступников выглядят такими же здоровыми, как вы и я. Единственное отличие в том, что он одержим какой-то навязчивой идеей, которая разъедает мозг, постепенно его разрушая. Часто бывает, что несчастные и вроде бы здраво рассуждающие люди приходят к вам и рассказывают о том, что их кто-то преследует, что кто-то следит за ними. И их рассказ выглядит так правдоподобно, что вы готовы поверить.

— Но я уверена, что среди нас никто не одержим манией преследования.

— Я привел вам этот конкретный случай только в качестве примера. Существует множество видов умопомешательства. И я полагаю, что тот, кто совершил это преступление, находится под влиянием некой навязчивой идеи. Он лелеял и пестовал эту идею в своем больном мозгу до тех пор, пока она не захватила его полностью. Такой человек способен на все.

Мери поежилась и сказала:

— Тогда, я думаю, мне следует рассказать вам один случай.

Кратко и точно она рассказала ему о вечернем визите мистера Тревиса и о его загадочной истории. Суперинтендант Баттл слушал ее с крайне заинтересованным видом.

— Значит, он сказал, что мог бы узнать этого человека? Кстати, мужчину или женщину?

— Насколько я поняла, героем этой истории был мальчик. Хотя, по правде говоря, мистер Тревис не уточнял. Да, сейчас я точно вспомнила его слова относительно пола и возраста. Он сказал, что не хочет вдаваться в такие подробности.

— Вот как? Возможно, это весьма важная деталь… И он сказал, что у ребенка была определенная физическая особенность, по которой он мог бы всегда безошибочно узнать его?

— Да.

— Может быть, шрам… Нет ли у кого-либо из ваших гостей шрама?

Он заметил, что Мери Олдин нерешительно помедлила, прежде чем ответить:

— Нет, я не замечала.

— Подумайте хорошенько, мисс Олдин, — улыбнулся он. — Похоже, вы что-то заметили. А если так, то неужели вы полагаете, что я буду менее внимательным и сам не замечу данной особенности?

Она отрицательно покачала головой:

— Я… я не заметила никаких особенностей.

Но Баттл видел, как она испугана и расстроена. Его слова, очевидно, навели ее на крайне неприятные размышления. Хотел бы он знать, о чем она подумала, но опыт подсказывал ему, что давить на нее сейчас бесполезно.

Баттл вновь перевел разговор на мистера Тревиса.

Мери рассказала ему о трагическом продолжении того вечера.

Баттл довольно подробно расспрашивал ее обо всем. И в итоге спокойно сказал:

— Да, это нечто новенькое. Никогда прежде мне не приходилось сталкиваться с подобным случаем.

— Что вы имеете в виду?

— Я никогда прежде не сталкивался с убийством, совершенным столь ловким способом. Преступнику достаточно было только повесить табличку на лифт.

Мери с ужасом взглянула на него:

— Неужели вы действительно думаете?..

— Что это было убийство? Несомненно! Убийца очень ловок и изобретателен. Конечно, его план мог и не сработать, однако, как видите, сработал.

— И только потому, что мистер Тревис знал…

— Да, именно потому, что он мог привлечь наше внимание к конкретному человеку в доме. И поэтому мы пока блуждали в темноте. Но сейчас уже появились первые проблески света, и с каждой минутой дело становится все яснее. Должен сказать, мисс Олдин, что это убийство было тщательно спланировано и разработано до мельчайших деталей. И я хочу предостеречь вас… Пожалуйста, никому не говорите о нашем разговоре. Это очень важно. Запомните, никому ни слова!

Мери кивнула. Вид у нее был все еще потрясенный.

Суперинтендант Баттл покинул столовую и пошел в библиотеку, куда и направлялся, когда его перехватила Мери Олдин. Он был методичным человеком. Ему необходимо было получить определенные сведения, и даже новый и многообещающий след не мог отвлечь его от осуществления ранее принятого решения, каким бы важным и интересным этот новый след ни казался.

Он постучал в дверь библиотеки и вошел, услышав приглашение Невиля Стренджа.

Стрендж представил суперинтенданта мистеру Трелони, высокому мужчине аристократической наружности, с проницательными темными глазами.

— Извините за бесцеремонное вторжение, — сказал суперинтендант Баттл. — Но мне необходимо уточнить одну вещь. Вы, мистер Стрендж, наследуете половину состояния покойного сэра Метью, но кто наследует вторую половину?

Невиль выглядел удивленным.

— Я же говорил вам. Моя жена.

— Да, но только… — Баттл неодобрительно кашлянул. — Которая из ваших жен, мистер Стрендж?

— О, я понял. Да, я неточно выразился. Эти деньги получит Одри, которая была моей женой в то время, когда завещание было написано. Я прав, мистер Трелони?

Адвокат подтвердил его слова:

— В данном документе совершенно точно оговорено, что состояние должно быть поделено между подопечным сэра Метью — Невилем Генри Стренджем и его женой Одри Элизабет Стрендж, урожденной Стендиш. То есть последовавший затем развод не имеет никакого значения.

— Теперь все ясно, — сказал Баттл. — Насколько я понимаю, миссис Одри Стрендж хорошо известно содержание данного завещания?

— Несомненно, — сказал мистер Трелони.

— А новой миссис Стрендж?

— Кей? — Вид у Невиля был слегка озадаченным. — О, я полагаю, да. Хотя… мы с ней почти не говорили об этом.

— Мне кажется, вы обнаружите, что она заблуждается на сей счет, — сказал Баттл. — Она считает, что деньги после смерти леди Трессильян достанутся вам и вашей нынешней жене. По крайней мере так я понял сегодня утром из разговора с ней. Вот почему я решил точно выяснить, каково реальное положение дел.

— Просто удивительно! — сказал Невиль. — Однако такое вполне могло произойти. Сейчас, когда я подумал об этом, то вспомнил, что она пару раз действительно говорила: «Мы унаследуем эти деньги после смерти Камиллы». Но я считал, что она имеет в виду наши общие деньги, то есть мою половину.

— Действительно, просто удивительно, — сказал Баттл, — какие недоразумения могут возникнуть между двумя людьми, которые довольно часто обсуждают определенный вопрос, — они могут соглашаться друг с другом, говоря о разных вещах, и в итоге оба пребывают в заблуждении.

— Вероятно, вы правы, — сказал Невиль, не проявляя особой заинтересованности. — В любом случае это не имеет значения. Конечно, я не хочу сказать, что нам совсем не нужны эти деньги. Но я очень рад за Одри. Она и правда стеснена в средствах, и это завещание значительно улучшит ее положение.

— Но неужели, сэр, — грубовато сказал Баттл, — вы не назначили ей приличного содержания после развода?

Невиль вспыхнул.

— Существует такое понятие, как… как гордость, суперинтендант, — произнес он натянутым голосом. — Одри наотрез отказалась принять содержание, которое я ей предложил.

— Исключительно щедрое содержание, — вставил мистер Трелони. — Но миссис Стрендж отказалась принять его и вернула все до последнего пенни.

— Очень интересно, — бросил Баттл и вышел из библиотеки прежде, чем его собеседники успели спросить, что же особенно интересного находит он в такой ситуации.

Вскоре суперинтендант присоединился к своему племяннику.

— Если рассматривать это дело с точки зрения звонкой монеты, — сказал он, — то едва ли не каждый в этом доме имел свой корыстный интерес. Невиль Стрендж и Одри Стрендж одним махом получают по полусотне тысяч фунтов. Кей Стрендж полагает, что вторую половину наследует она. Мери Олдин получает доход, который позволит ей жить вполне беззаботно. Правда, надо отметить, что Томас Ройд не выигрывает ничего. Зато можно включить в наш список Харстолла и даже Баррет, предположив, что она готова была покончить с собой, лишь бы избежать подозрения. Да, как я сказал, у нас нет недостатка в денежных мотивах. И все же, если я прав, деньги здесь совсем ни при чем. Похоже, мотивом этого убийства была только ненависть. И я надеюсь найти этого тайного ненавистника, если никто не будет вставлять мне палки в колеса!

13

Ангус Мак-Виртер сидел на балконе отеля «Истерхед-Бей» и смотрел за реку, прямо на мрачную серую громадину Старк-Хеда.

В данный момент он был поглощен глубоким критическим анализом собственных мыслей и чувств.

Он смутно осознавал, что именно побудило его провести в этих местах последние несколько дней перед началом новой работы. Однако что-то тянуло его сюда. Возможно, желание испытать себя, проверить, не осталось ли в его сердце искры былого отчаяния.

Мона?.. Он почти забыл о ней! Она вышла замуж за другого. Как-то раз он встретился с ней на улице и не испытал никакого волнения. В его воспоминаниях остались боль и горечь, которые он испытал, когда она ушла от него, но теперь все это уже принадлежало прошлому. Его размышления были прерваны толчком мокрой собачьей морды, уткнувшейся в его руки, и яростным призывом его новой приятельницы, тринадцатилетней мисс Дианы Бринтон.

— О Дон! Уходи прочь!.. Отойди отсюда. Это просто ужасно! Он вывалялся на берегу в какой-то грязи. Может, нашел какую-то вонючую рыбу. Чувствуете, какой от него запах — невозможно рядом стоять. Наверное, рыба давно протухла.

Нос Мак-Виртера подтвердил это предположение.

— Он залез в расщелину между скал, — продолжала мисс Бринтон, — а потом я затащила его в воду и попыталась отмыть, но, похоже, зря старалась.

Мак-Виртер согласился с девочкой. Дон, жесткошерстный терьер дружелюбного и игривого нрава, выглядел обиженно, поскольку его друзья предпочитали держать его на расстоянии вытянутой руки.

— Да, от морской воды толку мало, — сказал Мак-Виртер. — Ему может помочь только мыло и горячая вода.

— Но это весьма трудно сделать в отеле. У нас в номере нет ванной.

В итоге Мак-Виртер и Диана, стараясь не привлекать внимания, вошли в боковую дверь и тайно провели Дона в ванную комнату Мак-Виртера, где и произвели тщательный помыв бедного пса. Когда они закончили, то сами были насквозь мокрыми, а Дон выглядел очень печальным. Опять этот отвратительный запах мыла… А ведь совсем недавно он наткнулся на такой поистине чудесный аромат… которому позавидовала бы любая собака. Ох уж эти люди, вечно они вмешиваются, а сами ничего не смыслят в хороших запахах…

Этот маленький инцидент привел Мак-Виртера в более жизнерадостное и бодрое настроение. Он сел в автобус и отправился в Солтингтон, чтобы забрать костюм из химчистки.

Молоденькая приемщица, дежурившая в этой «Срочной химчистке», рассеянно взглянула на него:

— Как вы сказали? Мак-Виртер? Боюсь, ваш костюм еще не готов.

— Не может быть. — Его костюм должны были почистить еще вчера, и даже тогда время чистки составило бы уже сорок восемь часов, а не двадцать четыре — как гласила реклама. Любая женщина, возможно, высказала бы все это. Но Мак-Виртер просто нахмурился.

— Наверное, вы пришли слишком рано, — сказала приемщица, равнодушно улыбаясь.

— Чепуха.

Улыбка сошла с лица девушки.

— В любом случае он еще не готов! — отрезала она.

— Тогда я просто заберу его, — сказал Мак-Виртер.

— Но он еще не почищен, — предупредила приемщица.

— Все равно я забираю его.

— Я думаю, мы могли бы почистить его к завтрашнему утру в виде особого одолжения.

— Нет, не в моих правилах просить об одолжении. Просто, пожалуйста, отдайте мне костюм.

Смерив его возмущенным взглядом, девушка удалилась в заднюю комнату. Вскоре она вернулась с кое-как завернутым пакетом, который она сердито плюхнула перед ним на прилавок.

Мак-Виртер забрал его и вышел на улицу. У него вдруг возникло совершенно смехотворное ощущение, будто он одержал победу. Хотя в действительности данная ситуация просто означала, что ему придется почистить костюм в другом месте!

Вернувшись в отель, он бросил пакет на кровать и с досадой посмотрел на него. Может, костюм смогут вычистить и отутюжить прямо в отеле? А в сущности все не так уж плохо… Может, и вовсе не стоит его чистить?

Он развернул сверток и издал громкий раздраженный возглас. У него просто не хватало слов, чтобы высказать, насколько дурно работает так называемая «Срочная химчистка». Перед ним лежал не его костюм. Он был даже другого цвета! Мак-Виртер оставлял у них темно-синий костюм. Наглые, неумелые путаники!

Он возмущенно взглянул на пришитую к карману метку. На ней, черным по белому, было написано его имя — Мак-Виртер. Странно, неужели еще один Мак-Виртер?.. Или они умудрились перепутать метки?

Молча взирая на смятую кучу одежды, он вдруг сморщил нос и фыркнул.

Несомненно, он узнал этот запах — исключительно неприятный запах… как-то связанный с собакой. Да, все понятно. Диана и ее пес! Чистейшая, натуральная вонь тухлой рыбы!

Он наклонился и внимательно рассмотрел костюм. На плече пиджака было белесое, обесцвеченное пятно. На плече…

«Однако, — подумал Мак-Виртер, — это становится очень интересным…»

Все равно, так или иначе, но завтра он скажет несколько суровых слов этой приемщице в «Срочной химчистке». Грубейшее нарушение!

14

После ужина он вышел из отеля и направился вниз по дороге к переправе. Вечер был ясный, но холодный, казалось, воздух был уже пронизан острым привкусом надвигающейся зимы. Лето закончилось.

Мак-Виртер переправился на лодке на сторону Солткрика. Второй раз он решил прогуляться по Старк-Хеду. Это место обладало для него особой притягательной силой. Медленно поднимаясь по склону холма, он прошел мимо отеля «Балморал-Корт» и затем мимо большого особняка, примостившегося на краю скалистого мыса. «Галлс-Пойнт» — прочел он название, написанное над входом в дом. Кажется, именно здесь была убита старая леди. Да, точно, об этом убийстве ходило много слухов в отеле; его горничная упорно возвращалась к этой теме и не успокоилась, пока не поведала ему все, что знала; и в газетах этому преступлению было уделено много внимания, что раздражало Мак-Виртера, поскольку он предпочитал читать новости о важных мировых делах и событиях и его мало интересовали случаи подобного рода. Вновь спустившись с холма, он прошел по кромке узкого берега, где расположилось несколько старых рыболовецких хозяйств, которые были слегка перестроены на современный лад. Затем дорога снова пошла вверх и, постепенно суживаясь, превратилась в каменистую тропу, ведущую к вершине Старк-Хеда.

Скалы Старк-Хеда были мрачными и грозными. Мак-Виртер стоял на краю, глядя на плещущие внизу темные волны. Так же он стоял здесь и в тот, другой вечер. Он пытался оживить в себе чувства, которые испытывал тогда, — отчаяние, гнев, усталость, желание покончить со всем этим раз и навсегда. Но те чувства умерли. Все прошло. Вместо этого он испытывал лишь холодную злость и раздражение. Вспоминал, как он беспомощно висел на этом одиноком дереве, как его спасла береговая охрана и как все суетились вокруг него в больнице, точно он был непослушным ребенком, — целая серия неудач и унижений. И почему ему не дали спокойно умереть? Было бы лучше, в тысячу раз лучше, если бы он избавился от этой жизни. Он по-прежнему так думал. Но вот необходимого толчка на этот раз не было, пожалуй, это было единственное, но существенное отличие.

Как же он терзался тогда, думая о Моне! Сейчас он мог думать о ней совершенно спокойно. Она всегда была довольно глупой. Легко покупалась на лесть и не замечала, что мужчины просто подыгрывают ей. Очень миловидная. Да, весьма мила, но далеко не умна; не тот тип женщины, о которой он мечтал когда-то.

Да, в нем еще жил образ прекрасной дамы… Некий смутный, воображаемый образ женщины в белых струящихся одеждах, летящий в ночи… Нечто подобное женской фигуре на носу корабля… только почти бесплотное…

И вдруг с драматической внезапностью случилось невероятное! Из вечернего полумрака появилась летящая фигура. Мгновение назад ничего не было, она появилась совершенно неожиданно — белая фигура, бегущая… бегущая… к этому скалистому обрыву. Прекрасная и отчаявшаяся незнакомка, преследуемая фуриями! Они незримо летели за ней, увлекая ее к пропасти. Она бежала, охваченная ужасным отчаянием. Ему было знакомо такое отчаяние. Он понял, что сейчас должно произойти…

Мак-Виртер стремительно вышел из тени и схватил ее за руку в тот самый момент, когда она готова была броситься вниз…

— Нет! Остановитесь! — порывисто воскликнул он.

Ему показалось, что он держит в руках птицу. Она сопротивлялась, молча боролась, пытаясь вырваться на свободу, и затем, опять-таки как птица, вдруг утихла.

— Не стоит бросаться своей жизнью, — страстно сказал он. — Ничто не стоит этого. Ничто! Даже если вы отчаянно несчастны…

Она издала звук, отдаленно напоминавший отрывистый смешок.

— Разве вы так несчастны? — резко спросил он. — Что с вами случилось?

Она ответила ему сразу, мягко выдохнув всего два слова:

Мне страшно!

— Страшно? — Он был так поражен, что опустил руки и отступил на шаг, чтобы получше разглядеть ее.

Мак-Виртер увидел, что она сказала правду. Именно страх стремительно гнал ее к пропасти. Именно страх сделал это маленькое, бледное и умное лицо таким опустошенным и глупым. Страх заполнил ее большие, широко расставленные глаза.

— Чего вы так боитесь? — недоверчиво спросил он.

Я боюсь, что меня повесят, — ответила она так тихо, что он едва расслышал ее голос.

Да, она именно так и сказала. Точно завороженный, он смотрел на нее. Затем перевел взгляд на край обрыва.

— Поэтому вы решили?..

— Да. Мгновенная смерть вместо…

Она закрыла глаза и задрожала. Дрожь охватила все ее тело.

Мак-Виртер быстро выстроил в уме цепочку логических умозаключений.

Наконец он сказал:

— Леди Трессильян? Та старая леди, которую убили? — Затем резко добавил, пораженный собственным открытием: — Должно быть, вы миссис Стрендж… первая миссис Стрендж.

По-прежнему дрожа, она кивнула. Мак-Виртер продолжал размышлять вслух, медленно и задумчиво роняя слова. Слухи были перемешаны с фактами, и он старался припомнить все, что слышал.

— Они подозревали вашего мужа… Это правда, не так ли? Все улики указывали на него… И затем обнаружилось, что эти улики были кем-то сфабрикованы…

Он умолк и пристально посмотрел на нее. Она перестала дрожать и просто стояла, глядя на него, как послушный ребенок. Мак-Виртер нашел ее нестерпимо трогательной и волнующей.

— Я понимаю… — продолжал он. — Да, я понимаю, как это случилось… Ведь он оставил вас ради другой женщины? А вы любили его… Вот почему… — Он помолчал немного и добавил: — Я понимаю вас, моя жена тоже бросила меня ради другого мужчины…

Она взмахнула руками и начала бормотать исступленно и беспомощно:

— О нет… Нет… Все не так… Все совсем не так…

Мак-Виртер резко оборвал ее. Его голос был непреклонным и повелительным:

— Идите домой. И больше ничего не бойтесь! Вы слышите? Ничего! Я позабочусь о том, чтобы вас не повесили.

15

Мери Олдин лежала на диване в гостиной. У нее болела голова, и все тело было каким-то разбитым.

Вчерашнее расследование, закончившееся официальным выяснением всех обстоятельств дела и снятием показаний, было отложено примерно на неделю.

Завтра должны были состояться похороны леди Трессильян. Одри и Кей поехали на машине в город, чтобы купить черные платья. Тед Латимер отправился вместе с ними. Невиль и Томас Ройд ушли прогуляться, поэтому, не считая слуг, Мери была одна в доме.

Суперинтендант Баттл и инспектор Лич сегодня отсутствовали, и это тоже позволяло вздохнуть свободнее. Мери казалось, что после их ухода дом стал немного светлее, словно рассеялась какая-то мрачная темнота. На самом деле полицейские были очень вежливы и исключительно доброжелательны, но их бесконечные вопросы и спокойная, методичная, тщательная проверка каждого факта создавали в доме крайне нервную и напряженную обстановку. Должно быть, в данный момент этот суперинтендант с непроницаемым лицом изучает свои записи, обдумывая события последних десяти дней, вспоминая каждое слово и, возможно, даже каждый жест.

Сейчас, после их ухода, в доме воцарился покой. Мери позволила себе расслабиться. Ей хотелось забыть обо всем… обо всем. Просто лежать на спине и отдыхать.

— Извините, мадам.

В дверях с виноватым видом стоял Харстолл.

— Там один джентльмен желает видеть вас. Я провел его в кабинет.

Мери удивленно, с оттенком досады взглянула на него:

— Кто он?

— Он представился как мистер Мак-Виртер, мисс Мери.

— Никогда не слышала о таком.

— Я тоже, мисс.

— Должно быть, какой-нибудь репортер. Тебе не следовало впускать его, Харстолл.

Харстолл смущенно кашлянул:

— Нет, мисс Мери, я не думаю, что это репортер. Мне показалось, он друг миссис Одри.

— А, тогда другое дело.

Пригладив волосы, Мери устало прошла по холлу и открыла дверь кабинета. С некоторым удивлением смотрела она на высокого человека у окна, который повернулся к ней, услышав звук ее шагов. Он определенно не походил ни на одного из друзей Одри.

Однако она вежливо сказала:

— Я сожалею, но миссис Стрендж нет дома. Вы хотели повидать ее?

Мак-Виртер с задумчивым и сосредоточенным видом смотрел на нее.

— Вы, должно быть, мисс Олдин? — сказал он.

— Да.

— Я предполагаю, что как раз вы и сможете помочь мне. Я хочу найти одну веревку.

— Веревку? — с оживленным недоумением переспросила Мери.

— Да, веревку. Где вы обычно храните мотки веревок?

Впоследствии, размышляя об этом посещении, Мери сочла, что она была в каком-то полугипнотическом состоянии. Если бы этот странный незнакомец пустился в какие-то объяснения, то, возможно, она воспротивилась бы его требованиям. Но Эндрю Ангус Мак-Виртер, неспособный придумать никакого правдоподобного объяснения, поступил очень мудро, решив обойтись без оного. Он просто, ничего не объясняя, сказал о том, что хочет найти. Чувствуя себя слегка ошеломленной, Мери повела Мак-Виртера на поиски веревки.

— Какого типа веревка? — спросила она.

— Возможно, подойдет любая… — ответил он.

— Может быть, посмотрим в садовом домике? — с сомнением сказала Мери.

— Давайте посмотрим!

Она пошла вперед, показывая дорогу. В этой небольшой летней кухне оказалось множество разных бечевок и моточков тонких веревок, но Мак-Виртер отрицательно покачал головой.

Ему нужно было что-то типа каната, большой моток толстой веревки.

— Тогда, наверное, надо посмотреть в чулане, — нерешительно сказала Мери.

— Да, да, это самое подходящее место.

Они вернулись в дом и поднялись по лестнице на верхний этаж. Мери распахнула дверь чулана. Мак-Виртер стоял на пороге, заглядывая внутрь. Он удовлетворенно вздохнул.

— Вот то, что нужно, — сказал он.

На полке, почти сразу у двери, в компании со старыми рыболовными снастями и изъеденными молью подушками, лежала толстая, свернутая кольцами веревка. Мак-Виртер положил руку на плечо Мери и мягко подталкивал ее вперед, пока она не оказалась прямо перед этой веревкой. Он коснулся верхнего кольца и сказал:

— Я бы попросил вас, мисс Олдин, запомнить эту веревку. Заметьте также, что все вокруг покрыто пылью. И только на ней нет ни пылинки. Потрогайте ее.

— Она, похоже, немного влажная, — удивленным тоном сказала Мери.

— Именно так.

Он повернулся к двери и вышел.

— Но как же веревка? Я думала, она нужна вам? — недоуменно спросила Мери.

Мак-Виртер усмехнулся:

— Я просто хотел убедиться в том, что она существует. Вот и все. Возможно, будет лучше, если вы запрете эту дверь, мисс Олдин, а ключ возьмете с собой. Да. Я был бы вам очень признателен, если бы вы отдали этот ключ суперинтенданту Баттлу или инспектору Личу. Пусть он пока хранится у них.

Спускаясь вниз по лестнице, Мери сделала попытку сосредоточиться.

Когда они достигли главного холла, она все же попробовала прояснить ситуацию:

— Но подождите. Я совершенно ничего не понимаю.

— В этом нет никакой необходимости, — твердо сказал Мак-Виртер. Он взял Мери за руку и сердечно пожал ее. — Крайне признателен вам за содействие.

После этого он, не задерживаясь, покинул дом. Мери подумала, что вся эта история похожа на странный сон.

Вскоре с прогулки пришли Невиль и Томас, а немного погодя вернулась машина из Солтингтона, и Мери с легкой завистью поглядывала на Кей и Теда, которые казались такими оживленными и бодрыми. Они весело смеялись и шутили.

«В конце концов, почему бы и нет? — подумала она. — Смерть Камиллы ничего не значит для Кей. Подобные трагедии с трудом воспринимаются юными, полными жизни созданиями».

* * *

Полицейские появились в Галлс-Пойнте сразу после ленча. Харстолл вошел в столовую и немного испуганным голосом объявил, что суперинтендант Баттл и инспектор Лич ожидают всех в гостиной.

Суперинтендант Баттл приветствовал всех собравшихся, лицо его излучало полнейшее добродушие.

— Надеюсь, я не помешал вашей трапезе, — сказал он извиняющимся тоном. — Но у меня есть пара вопросов, которые необходимо срочно выяснить. Например, я хотел бы узнать, кому принадлежит эта перчатка, — сказал он, вынимая из кармана маленькую светло-желтую замшевую перчатку. — Может быть, это ваша вещица, миссис Стрендж? — сказал он, обращаясь к Одри.

Она отрицательно покачала головой:

— Нет, нет, не моя.

— Мисс Олдин?

— Думаю, нет. У меня нет ничего такого цвета.

— Можно мне взглянуть? — спросила Кей, протягивая руку. — Нет…

Кей попыталась померить ее, но перчатка оказалась ей явно мала.

— Мисс Олдин?

Мери в свою очередь примерила ее.

— Вам она тоже маловата, — заметил Баттл. Он вновь повернулся к Одри: — Я полагаю, вам она придется как раз впору. Ваша рука меньше, чем у этих леди.

Одри взяла перчатку и легко натянула ее на правую руку.

— Она же уже говорила вам, мистер Баттл, — резко сказал Невиль Стрендж, — что это не ее вещь.

— И все-таки, возможно, она ошиблась, — предположил Баттл, — или забыла.

— Может быть, она и моя, — сказала Одри. — Ведь перчатки так похожи друг на друга.

— Во всяком случае, — сказал Баттл, — мы обнаружили ее под вашим окном, миссис Стрендж. Она зацепилась за плющ, там же была и парная…

Невиль порывисто шагнул вперед:

— Но послушайте, суперинтендант!..

— Не могли бы мы переговорить с вами наедине, мистер Стрендж? — серьезно произнес Баттл.

— Конечно, суперинтендант. Пойдемте в библиотеку. — Он пошел первым, и двое полицейских последовали за ним.

Как только дверь библиотеки закрылась, Невиль отрывисто сказал:

— Что это за смехотворная история с перчатками под окнами моей жены?

— Не горячитесь, мистер Стрендж, — спокойно сказал Баттл. — Мы обнаружили в вашем доме несколько исключительно любопытных вещей.

Невиль нахмурился:

— Любопытных? Чем же они так заинтересовали вас?

— Я объясню.

Баттл кивнул, взглянув на Лича, и тот, поняв молчаливый приказ, вышел из комнаты и быстро вернулся, держа в руках очень странное приспособление.

— Как видите, сэр, этот металлический набалдашник, отвинченный с викторианской каминной решетки, очень увесистый предмет. Затем у теннисной ракетки отпилили верхнюю часть и этот набалдашник надели на ручку ракетки. — Он сделал паузу. — Насколько я понимаю, не может быть никаких сомнений в том, что сие приспособление было использовано для убийства леди Трессильян.

— Какой ужас! — с содроганием сказал Невиль. — Но где вы обнаружили этот… эту кошмарную вещь?

— Набалдашник был вычищен и поставлен на свое место в решетке. Убийца, однако, проявил некоторую небрежность, когда мыл его. На резьбе мы обнаружили следы крови. Части ракетки были также воссоединены посредством клейкого хирургического пластыря. И затем ее беспечно бросили обратно в кладовку под лестницей, где она, вероятно, и лежала среди других вещей совершенно незамеченной, пока нам не пришло в голову поискать что-нибудь в этом роде.

— Вам не откажешь в находчивости, суперинтендант.

— Обычная методика поисков.

— И никаких отпечатков, я полагаю?

— Эта ракетка, как мне кажется, судя по весу, принадлежит миссис Кей Стрендж. И на ручке мы обнаружили отпечатки ее и также ваших пальцев. Но мы также можем утверждать, что после вас двоих ее держала рука в перчатках. И кроме того, на этой ракетке мы обнаружили еще один отпечаток, оставленный, вероятно, по небрежности. Он был на полоске хирургического пластыря, которым соединили вместе распиленные части ракетки. Я не хочу предварять события и сразу объявить вам, чьи это были отпечатки. Сначала мы поговорим на другую тему. — Баттл немного помолчал и затем сказал: — Я хочу подготовить вас к некоему потрясению, мистер Стрендж. Прежде всего я хотел бы спросить следующее: вы уверены, что именно вам пришла в голову идея этой сентябрьской встречи, или же такое предложение в действительности поступило от миссис Одри Стрендж?

— Одри никогда ничего подобного не предлагала. Нет, Одри…

Дверь открылась, и на пороге появился Томас Ройд.

— Извините за вмешательство, — сказал он, — но я подумал, что мне следует присутствовать при вашем разговоре.

Невиль встревоженно посмотрел на него:

— Ты так считаешь, старина? Вообще-то он касается личных отношений.

— Боюсь, меня это не волнует. Видите ли, я услышал, как вы произносили одно имя… — Он помедлил. — Имя Одри.

— Тебя это не касается, черт возьми. Почему тебя так волнует наш разговор об Одри? — возмущенно спросил Невиль.

— Ну если уж на то пошло, то с тем же успехом я могу адресовать эти слова тебе. Я пока не переговорил с Одри, но приехал сюда с намерением попросить ее выйти за меня замуж. И думаю, она догадывается об этом. Итак, мне кажется, что причина моего вмешательства достаточно серьезная, поскольку я хочу жениться на ней.

Суперинтендант Баттл тихо кашлянул. Невиль, вздрогнув, повернулся к нему:

— Простите, суперинтендант. Это неожиданное вмешательство…

— Мне оно не помешает, мистер Стрендж. У меня остался к вам только один вопрос. В вечер убийства за ужином вы были в темно-синем костюме, на котором мы обнаружили светлые волосы на внутренней стороне воротника и на спине. Вы знаете, как они попали туда?

— Ну, вероятно, это мои волосы.

— О нет, сэр, это исключено. На спине были женские волосы… и еще рыжие, на рукаве.

— Я думаю, рыжая у нас только моя жена, Кей. А другие, как вы предполагаете, принадлежат Одри? Вполне вероятно. Я вспомнил. Как-то вечером пуговица моего обшлага запуталась в ее волосах.

— В таком случае, — пробормотал Лич, — эти волосы должны были оказаться на рукаве.

— Черт побери, я ничего не понимаю, что же тогда вы предполагаете? — воскликнул Невиль.

— Также на внутренней стороне воротника остались следы пудры, — сказал Баттл. — «Примавера натурель № 1» — очень дорогая пудра с изысканным запахом. Не пытайтесь убедить меня, мистер Стрендж, что это вы пользуетесь ею. Я все равно не поверю. А миссис Кей Стрендж пользуется пудрой «Поцелуй солнечной орхидеи». Так что «Примавера № 1» может принадлежать только миссис Одри Стрендж.

— Что вы предполагаете? — повторил Невиль.

Баттл слегка наклонился вперед:

— Я предполагаю, что… у миссис Одри Стрендж был повод надеть ваш пиджак. Это единственно разумное объяснение того, как ее волосы и пудра могли попасть на воротник. Далее, вы видели перчатку, которую я только что показывал в гостиной. Это определенно ее перчатка. Та была с правой руки, а вот — с левой. — Он вытащил вторую перчатку из кармана и положил на стол. Она была смятой и испачканной ржаво-коричневыми пятнами.

— Что это за пятна? — спросил Невиль с ноткой страха в голосе.

— Кровь, мистер Стрендж, — убежденно сказал Баттл. — И заметьте, именно на левой перчатке. А ведь миссис Одри Стрендж, насколько мне известно, — левша. Я сразу подметил это, когда впервые увидел вас всех за завтраком. Она держала кофейную чашку в правой руке, а сигарету — в левой. И подносик с перьями на ее столе располагается с левой стороны. Все совпадает. Этот набалдашник с каминной решетки в ее комнате, перчатки под ее окнами, ее волосы и пудра на вашем пиджаке… Леди Трессильян ударили в правый висок… Но расположение кровати не позволяет нанести такой удар обычному человеку. В данном случае ударить правой рукой было бы крайне неудобно… И только левша мог сделать это совершенно естественно…

— Неужели вы предполагаете, что Одри… что Одри могла с такой тщательностью все подготовить и убить Камиллу, которую она знала долгие годы, ради того, чтобы прибрать к рукам ее деньги?

Баттл отрицательно качнул головой:

— Ничего подобного я не предполагаю. Мне жаль, мистер Стрендж, что вы именно так поняли все это дело. Данное преступление, бесспорно и несомненно, было направлено против вас и только против вас. С тех самых пор, как вы оставили Одри Стрендж, она вынашивала план мести. В итоге ее психическое состояние стало крайне неуравновешенным. Может быть, она никогда не была особенно сильной натурой в этом смысле. Возможно, сначала она думала убить вас, но этого ей показалось недостаточно. И наконец она придумала, как сделать так, чтобы вас повесили за убийство. Выбрав тот вечер, когда все слышали вашу ссору с леди Трессильян, она проникла в вашу комнату, надела темно-синий пиджак и, пройдя в спальню старой леди, ударила ее по голове. Вполне понятно, почему на пиджаке остались пятна крови. Именно она подложила в спальню вашу клюшку для гольфа, испачкав ее кровью и прилепив пару седых волосков, поскольку отлично понимала, что мы найдем на ручке клюшки ваши отпечатки пальцев. И именно она заронила в вашу голову идею общей встречи в Галлс-Пойнте. Она не смогла учесть единственной случайности, которая спасла вас. На ваше счастье, леди Трессильян вызвала Баррет, позвонив в колокольчик, и служанка видела, как вы уходили из дома.

Невиль опустил голову и, закрыв лицо ладонями, быстро сказал:

— Нет, все это ложь. Неправда! Одри никогда не держала на меня зла. Здесь какая-то ошибка. Я не знаю более прямого и искреннего человека, чем Одри. У нее доброе сердце и ангельская душа.

— Не стану спорить с вами, мистер Стрендж. В сущности, это не мое дело. Я просто хотел подготовить вас… Сейчас я должен буду предъявить обвинение миссис Стрендж и предложить ей проехать со мной в участок. У нас есть ордер на ее арест. А вам лучше побеспокоиться об адвокате, если вы желаете помочь ей.

— Но это невероятно… Полный абсурд!..

— Любовь превращается в ненависть гораздо чаще, чем вы думаете, мистер Стрендж.

— Я говорю вам, что вы ошибаетесь. Это просто абсурдное обвинение.

Томас Ройд решил вмешаться в разговор. Его голос был спокойным и любезным:

— Перестань твердить об абсурдности, Невиль. Лучше пораскинь мозгами. Неужели ты не понимаешь, как можно помочь Одри? Пора отбросить твои рыцарские идеи и рассказать правду.

— Правду?.. Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду правду об Одри и Адриане. — Ройд повернулся к полицейским: — Видите ли, суперинтендант, у вас создалось ошибочное представление о возможных мотивах преступления. Невиль не оставлял Одри. На самом деле Одри оставила его. Она сбежала от Невиля к моему брату Адриану. Потом Адриан погиб в автомобильной катастрофе. А Невиль повел себя по-рыцарски по отношению к Одри. Она собиралась развестись с ним, и он организовал все так, чтобы у нее был повод обвинить его в супружеской неверности. Он взял всю вину на себя.

— Просто не хотел, чтобы ее имя вываляли в грязи, — с угрюмым видом пробормотал Невиль. — Я не предполагал, что кто-то может знать об этом.

— Адриан написал мне обо всем незадолго до аварии, — коротко пояснил Томас. — Теперь вы понимаете, суперинтендант, что исходный мотив начисто отпадает! У Одри не было причин ненавидеть Невиля. Напротив, у нее были все основания быть благодарной ему. Невиль пытался уговорить ее принять назначенное при разводе содержание, но она считала, что не заслуживает этого. И поэтому, естественно, Одри было неловко отказаться, когда Невиль попросил ее приехать сюда и встретиться с Кей.

— Да, вы видите, — пылко сказал Невиль, — у нее не было никаких мотивов. Томас прав.

На непроницаемом лице Баттла не дрогнул ни единый мускул.

— Мотив — это лишь одна сторона дела, — сказал он. — Я мог заблуждаться на сей счет, но есть факты. И факты говорят, что она виновна.

— Всего лишь пару дней назад, — многозначительно сказал Невиль, — все факты говорили, что виновен я.

Его слова, казалось, немного смутили Баттла.

— Довольно справедливо замечено. Но подумайте, мистер Стрендж, в чем вы хотите убедить меня. Вы хотите убедить меня в том, что существует не-кто неизвестный, который ненавидит вас обоих. И этот некто прикинул, что улик против вас, мистер Стрендж, может оказаться недостаточно, и решил пустить следствие по второму ложному следу, ведущему к Одри Стрендж. Итак, мистер Стрендж, знаете ли вы такого человека, который ненавидит как вас, так и вашу бывшую жену?

Невиль беспомощно опустил голову, вновь закрыв лицо руками.

— Вы так изобразили эту ситуацию, что она кажется мне просто нереальной!

— Потому что она и есть нереальная. Я привык верить фактам. И если миссис Стрендж сможет как-то объяснить, что…

— А разве я смог объяснить вам хоть что-то?.. — спросил Невиль.

— Не стоит попусту тратить время, мистер Стрендж. Я должен исполнить свои обязанности.

Суперинтендант Баттл резко поднялся с кресла. Он и инспектор Лич первыми покинули библиотеку. Невиль и Ройд немедленно последовали за ними.

Они пересекли холл и, войдя в гостиную, остановились в некоторой нерешительности.

Одри Стрендж встала и первая пошла к ним навстречу. Она смотрела прямо на Баттла. Лицо ее было приветливым, и на губах играла странная полуулыбка.

— Вы ведь пришли за мной, не правда ли? — очень мягко сказала она.

Баттл принял официальный вид:

— Миссис Стрендж, у меня имеется ордер на ваш арест. Вы обвиняетесь в убийстве Камиллы Трессильян, которое произошло в понедельник, двенадцатого сентября. Я обязан предупредить вас, что все ваши слова будут записываться и могут быть использованы против вас в суде.

Одри вздохнула. Ее маленькое, четко очерченное лицо было безмятежным и спокойным, как камея.

— Наконец-то я могу вздохнуть с облегчением, — сказала она. — Знаете, я почти рада, что все закончилось!

Невиль резко вышел вперед:

— Одри, не признавайся ни в чем. Лучше просто молчи.

Она улыбнулась ему:

— Но почему, Невиль? Я говорю правду… И я так устала…

Лич глубоко вздохнул. «Ну, похоже, дело сделано! Конечно, она совсем спятила, но это может избавить нас от многих неприятностей!» Он удивился, что это вдруг случилось с его дядей. Старина выглядел так, точно увидел привидение. Он задумчиво таращился на это бедное слабоумное создание, словно не мог поверить собственным глазам. «А впрочем, возможно, он размышляет о том, с каким интересным случаем нам пришлось столкнуться», — успокаивая себя, подумал Лич.

В гостиной царила трагическая, почти гробовая тишина, и внезапное появление Харстолла было подобно звонкому смеху, нелепо прозвучавшему в конце трагедии.

Он открыл дверь и громко возвестил:

— Мистер Мак-Виртер.

Мак-Виртер целеустремленно вошел в комнату и направился прямо к Баттлу.

— Вы суперинтендант, который занимается делом леди Трессильян? — спросил он.

— Да, я.

— Тогда я должен сделать вам важное заявление. Сожалею, что не смог прийти раньше. Но важность того, что я видел в понедельник вечером, открылась мне только сегодня. — Он обвел комнату быстрым взглядом. — Не могли бы мы переговорить где-нибудь?

Баттл обратился к Личу:

— По-моему, инспектор, вам лучше остаться здесь с миссис Стрендж.

— Да, сэр, — официально ответил Лич.

Он слегка наклонился вперед и прошептал что-то на ухо своему дяде. Затем Баттл повернулся к Мак-Виртеру и сказал:

— Пойдемте со мной.

Суперинтендант провел его в библиотеку.

— Итак, что вы хотели рассказать? Мой коллега сообщил мне, что видел вас здесь прежде — прошедшей зимой.

— Совершенно верно, — сказал Мак-Виртер. — Попытка самоубийства. Это только часть моей истории.

— Я слушаю вас, мистер Мак-Виртер.

— В январе я пытался покончить с собой, бросившись со Старк-Хеда. И сейчас мне пришла в голову мысль вновь посетить это место. Я поднялся туда в понедельник вечером… Просто бродил по краю скалы, рассеянно поглядывая вниз на реку, на «Истерхед-Бей», а потом перевел взгляд на этот мыс. То есть в поле моего зрения попал этот дом… Светила луна, и я мог видеть его совершенно отчетливо.

— Да…

— До сегодняшнего дня я не осознавал, что именно в этот вечер было совершено убийство…

Он подался вперед.

— Я расскажу, что я видел.

16

На самом деле Баттл отсутствовал около десяти минут, но всем, кто оставался в гостиной, показалось, что они тянутся невероятно долго.

Кей вдруг потеряла контроль над собой и запальчиво выкрикнула, повернувшись к Одри:

— Я так и знала! Я всегда знала, что ты задумала что-то плохое…

— Пожалуйста, Кей, помолчи, — быстро вставила Мери Олдин.

— Успокойся, Кей, ради бога, — отрывисто бросил Невиль.

Тед Латимер подошел к Кей, которая начала судорожно всхлипывать.

— Постарайся успокоиться, дорогая, — мягко попросил он и со злостью сказал, повернувшись к Невилю: — Вы, похоже, не понимаете, что ее нервы напряжены до предела! Почему вы не можете быть немного повежливее с ней, Стрендж?

— Все в порядке, — сказала Кей.

— Не волнуйся, — успокоил ее Тед. — Только скажи, и я в два счета увезу тебя подальше от этого дома.

Инспектор Лич кашлянул, прочищая горло. Он хорошо знал, что в такие минуты говорится множество необдуманных слов и, к несчастью, обидев кого-то сгоряча, люди потом чувствуют себя крайне неловко.

Баттл вернулся в гостиную. Его лицо было непроницаемо и бесстрастно.

Он сказал:

— Миссис Стрендж, наверное, вам стоит захватить с собой немного вещей первой необходимости. Вы можете подняться к себе, но, боюсь, инспектор Лич должен будет сопровождать вас.

Мери Олдин сказала:

— Я помогу тебе собраться, Одри.

Когда обе женщины и инспектор Лич покинули гостиную, Невиль встревоженно спросил:

— Так чего же хотел от вас этот парень, мистер Баттл?

— Мистер Мак-Виртер, — медленно сказал Баттл, — рассказал мне исключительно странную историю.

— Она как-то поможет Одри? Или вы по-прежнему намерены арестовать ее?

— Я уже говорил вам, мистер Стрендж. Я вынужден исполнять свои обязанности.

Невиль отвернулся, его горящий взор потух, и лицо побледнело.

Он сказал:

— Полагаю, мне лучше пойти позвонить мистеру Трелони.

— С этим можно повременить, мистер Стрендж. Сейчас мне хотелось бы провести один эксперимент, чтобы проверить утверждение мистера Мак-Виртера. Однако вначале я должен убедиться, что миссис Стрендж благополучно увезли в полицию.

Одри в сопровождении инспектора Лича спустилась в холл. Лицо ее по-прежнему хранило выражение отстраненного, бесстрастного спокойствия.

Невиль протянул к ней руки:

— Одри…

Одри скользнула по нему равнодушным взглядом.

— Все в порядке, Невиль, — сказала она. — Я совершенно спокойна. Теперь мне не о чем волноваться.

Томас Ройд стоял в дверях, словно хотел воспрепятствовать ее уходу.

Едва заметная улыбка тронула ее губы.

— Верный Томас, — прошептала она.

— Если я могу хоть что-то сделать… чем-то помочь… — пробубнил он.

— Никто не может помочь мне, — сказала Одри. Она вышла из дома с высоко поднятой головой.

Полицейский автомобиль стоял у крыльца, за рулем сидел сержант Джонс. Одри и Лич расположились на заднем сиденье.

— Красивый выход! — одобрительно пробормотал Тед Латимер.

Невиль в ярости повернулся к нему. Массивная фигура суперинтенданта Баттла проворно вклинилась между ними.

— Как я уже сказал, — успокаивающим тоном произнес Баттл, — мы должны провести один эксперимент. Мистер Мак-Виртер ожидает нас у переправы. Мы присоединимся к нему через десять минут. Нам предстоит совершить маленькое путешествие на моторной лодке. Поэтому, я полагаю, леди должны одеться потеплее. Но, пожалуйста, не задерживайтесь, в вашем распоряжении не больше десяти минут.

Он отлично справился бы с ролью режиссера, руководящего труппой актеров. Казалось, он вовсе не замечал их озадаченных лиц и недоумевающих взглядов.

Нулевая точка

1

На воде было довольно холодно, и Кей зябко куталась в свой короткий меховой жакет. Лодка с пыхтением двигалась вниз по течению мимо Галлс-Пойнта и завернула в маленькую бухту, отделявшую его от массива Старк-Хеда. Несколько раз кто-то порывался задавать вопросы, но суперинтендант Баттл сидел с непроницаемым лицом, напоминая деревянную куклу-марионетку, лишь его большая широкая ладонь неизменно взмывала вверх, пресекая эти вопросы и показывая, что время еще не пришло. Поэтому в лодке царила напряженная тишина, нарушаемая только пыхтением мотора да шумом бурлящей воды за кормой. Кей и Тед стояли рядом, глядя на расходящиеся от лодки волны. Невиль тяжело плюхнулся на скамью и сидел, широко расставив ноги. Мери Олдин и Томас Ройд устроились на носу. И все как один они время от времени поглядывали на высокую отстраненную фигуру Мак-Виртера, стоявшего к ним спиной на корме. Он стоял, ссутулив плечи, и не видел никого из них.

Наконец, когда лодка оказалась под мрачной тенью Старк-Хеда, Баттл приглушил мотор и начал свою небольшую речь. Он говорил без самоуверенности, скорее всего его тон можно было назвать задумчивым, словно он просто хотел поделиться с ними своими размышлениями.

— Должен вам сказать, что это преступление исключительно необычного типа… Да, в моей практике, пожалуй, не было более странного случая… Сейчас мне хотелось бы сказать вам пару общих замечаний по поводу убийства как такового. В сущности, эти идеи принадлежат не мне. Я случайно подслушал, как молодой Дениелс, королевский адвокат, говорил нечто в этом роде, и я не удивлюсь, если на самом деле он услышал их от кого-то еще… Этот ловкач вполне мог выдать чужие мысли за свои!

Так вот! Когда вы читаете сообщение о каком-то убийстве или, скажем, детективную историю, основанную на убийстве, то дело обычно начинается с самого убийства. Но такое начало совершенно нелогично. Ведь подготовка убийства начинается значительно раньше. Собственно убийство есть кульминация множества различных обстоятельств, которые, как лучи, неотвратимо сходятся в некий данный момент в данной точке. Люди сходятся в одном месте, казалось бы, совершенно непредсказуемые причины влекут их туда из разных частей земного шара. Так, мистер Ройд прибыл сюда из Малайи. Мистер Мак-Виртер оказался здесь, поскольку решил вновь навестить место, где когда-то пытался свести счеты с жизнью. Таким образом, собственно убийство есть конец истории — некий условный миг, нулевая точка, конец отсчета. — Он сделал паузу и выразительно добавил: — И сейчас этот черный час настал.

Пять напряженных лиц были обращены к Баттлу — только пять, поскольку Мак-Виртер не повернул головы. Пять озадаченных лиц.

Мери Олдин сказала:

— Вы имеете в виду, что смерть леди Трессильян была кульминацией длинной цепи обстоятельств?

— Нет, мисс Олдин. Не смерть леди Трессильян… Смерть леди Трессильян была лишь вспомогательным, случайным событием по отношению к главной жертве этого убийцы. Я говорю о другом убийстве… Об убийстве Одри Стрендж.

Он прислушался к резким сдержанным вздохам. Его интересовало, не произвело ли его заявление пугающего воздействия на одного из слушателей.

— Это преступление было спланировано довольно давно… Вероятно, в начале прошедшей зимы. План разработали до мельчайших деталей. И его единственной и главной целью являлась мучительная и долгая смерть Одри Стрендж… Ее должны были судить и повесить за убийство. Итак, некто, считавший себя очень умным, спланировал все очень хитро. Убийцы зачастую тщеславны. Во-первых, были предусмотрены видимые, но несерьезные улики против Невиля Стренджа, которые мы просто не могли не заметить. Однако убийца счел маловероятным то, что, отбросив первый ряд фальшивых улик, мы заметим повторение такого же трюка. И тем не менее если вы дадите себе труд подумать об этом, то поймете, что улики против Одри Стрендж также вполне могли быть сфабрикованы. Орудие убийства взято в ее комнате с каминной решетки, ее перчатки — левая испачкана в крови — спрятаны в плюще под ее окном. Пудрой, которой она пользуется, посыпается воротник известного вам пиджака, и там же располагается несколько ее волосков. Клейкий пластырь, которым замотана ракетка, берется из ее комнаты, и, естественно, на этом рулончике должны быть ее отпечатки. Предусматривается даже то, что она — левша.

И еще одно финальное и чертовски убедительное свидетельство, которое предоставила сама миссис Стрендж… Я не поверю, что хоть один из вас (за исключением того, кто знает) считает ее невиновной, учитывая то, как она повела себя, когда мы ее арестовали. Ведь, по сути дела, она признала свою вину, не так ли? Я и сам с трудом поверил бы в ее невиновность, если бы не имел личного опыта на этот счет… Когда она с виноватым видом подошла ко мне, то меня точно громом поразило… И знаете, почему? Я вспомнил другую девушку, которая поступила точно так же, которая признала свою вину, вовсе не будучи виновной… И Одри Стрендж смотрела на меня глазами той, другой, девушки…

Я вынужден был исполнить свои обязанности. Я понимал это. Мы, полицейские, должны основываться на реальных фактах, а не на собственных чувствах и умозаключениях. Однако могу признаться вам, что в ту минуту я молил о чуде… Потому что я понимал: ничто, кроме чуда, не сможет помочь этой несчастной леди…

И чудо действительно случилось. Оно подоспело как раз вовремя!

Этим чудом оказался мистер Мак-Виртер с его историей. — Баттл помолчал. — Мистер Мак-Виртер, не откажетесь ли вы повторить то, что рассказали мне в библиотеке?

Мак-Виртер повернулся. Он говорил короткими, отрывистыми фразами, которые звучали очень убедительно благодаря их лаконичной выразительности.

Он упомянул о том, что в прошедшем январе на этой скале его вернули к жизни, о вдруг возникшем желании вновь увидеть это место.

— Я поднялся туда в понедельник вечером, — продолжал он. — И стоял на вершине, погруженный в собственные мысли. Точное время мне неизвестно, но, вероятно, было около одиннадцати часов. Я взглянул на этот светлый дом на мысу… Теперь я знаю, что его называют Галлс-Пойнт. — Он помедлил немного и затем продолжил: — Из одного окна к воде спускалась веревка. И я увидел, что по этой веревке карабкается человек…

Последние слова все восприняли и осознали почти мгновенно. Мери Олдин воскликнула:

— Так, значит, все-таки это был посторонний?! И мы не имеем к этому никакого отношения! Это был просто ночной грабитель!

— Не спешите с выводами, — сказал Баттл. — Очевидно лишь то, что некто приплыл с другого берега реки и проник в дом извне. Но ведь кто-то же приготовил для него веревку, то есть кто-то из домашних был соучастником преступления. — Он продолжал говорить медленно, с расстановкой: — И мы знаем такого человека, который находился в тот вечер на другом берегу реки, — он пропадал неизвестно где с десяти тридцати и до четверти двенадцатого и вполне мог за это время переплыть реку туда и обратно. Этот человек явно имел сообщника в вашем доме. — После небольшой паузы он многозначительно спросил: — Вы согласны со мной, мистер Латимер?

Тед испуганно отступил назад.

— Но я же не умею плавать! — пронзительно выкрикнул он. — Все знают, что я не умею плавать. Кей, скажи им, что это правда.

— Конечно, Тед не умеет плавать! — воскликнула Кей.

— Неужели?.. — с шутливой недоверчивостью спросил Баттл.

Он сделал пару шагов в сторону Теда, который инстинктивно пятился назад. Лодка накренилась, и Тед, прижатый к борту, неуклюже взмахнув руками, плюхнулся в воду.

— О боже! — с глубокой озабоченностью воскликнул суперинтендант Баттл. — Мистер Латимер упал за борт.

Его рука как тиски сжала плечо Невиля, когда тот собирался прыгнуть следом.

— Не волнуйтесь, мистер Стрендж. К чему мокнуть понапрасну! Здесь поблизости двое моих людей — вон они рыбачат на ялике. — Он стоял у борта, пристально глядя на барахтавшегося в воде Теда. — Надо же! — удивленно заметил Баттл. — Он и правда не умеет плавать. Отлично, сейчас они вытащат его. Я, разумеется, принесу ему мои извинения, но, в сущности, как еще можно было убедиться, что человек не умеет плавать? Самый верный способ, знаете ли, просто бросить его в воду и понаблюдать за ним. Вы понимаете, мистер Стрендж, я хотел убедиться в этом воочию. Таким образом, мы можем снять подозрения с мистера Латимера. Далее рассмотрим кандидатуру мистера Ройда — у него повреждена рука, и он явно не смог бы влезть в дом по веревке. — Голос Баттла стал необычайно мягким и вкрадчивым. — Таким образом, у нас остаетесь только вы, не так ли, мистер Стрендж? Отличный спортсмен, скалолаз, пловец и все такое прочее. Да, действительно, вы переправились на берег Истерхеда в десять тридцать, но никто из служащих отеля не смог с уверенностью сказать, что видел вас до четверти двенадцатого, несмотря на ваш рассказ о том, как в это время вы разыскивали мистера Латимера.

Невиль передернул плечами, сбросив с себя руку Баттла. Он откинул назад голову и рассмеялся:

— Вы предполагаете, что это я, переплыв реку, залез в окно по веревке…

— Которую сами же и спустили из своего окна, — проворно вставил суперинтендант.

— Убил леди Трессильян и переплыл обратно? — закончил Стрендж. — Но чего ради я стал бы делать все это? Просто бред какой-то! И кто разложил все улики против меня? Вероятно, вы считаете, что я сам же и разложил их?

— Именно так, — подтвердил Баттл. — И должен заметить, это вовсе не плохая идея.

— Значит, вы считаете, что я мог желать смерти Камиллы Трессильян?

— Нет, это был лишь второстепенный пункт вашего плана, — сказал Баттл. — Но в действительности вы желали смерти женщине, которая бросила вас ради другого мужчины. У вас крайне неуравновешенная психика. Вы страдали этим с самого детства… Кстати, я проверил то давнее дело с луком и стрелами. Любой человек, нанесший вам обиду, должен поплатиться за это… И смерть не кажется вам слишком дорогой ценой… Вы сочли, что для Одри обычной смерти будет недостаточно, для вашей Одри, которую вы любили… О да, вы очень сильно любили ее, пока любовь не превратилась в ненависть. И вы хотели придумать особый, изощренный вид убийства. Этакий новый вид затяжной смерти. И когда вы изобрели его, то вас уже абсолютно не волновало то, что осуществление этого плана повлечет за собой убийство женщины, заменившей вам мать.

— Ложь! Чистая ложь! — произнес Невиль совершенно кротким голосом. — Я не сумасшедший. Не сумасшедший.

Баттл сказал с презрением:

— Да-да, она больно ранила вас, сбежав к другому! Разве не так? Она ранила ваше тщеславие! Страшно подумать — жена бросила вас! Вы спасли свою гордость, представ перед всем миром в роли неверного супруга. Люди должны были поверить, что именно вы бросили ее, и для пущей убедительности вы даже женились на другой девушке. Но в то же время вы уже планировали, как отомстить Одри. И ваше изощренное воображение подсказало, что самым худшим наказанием для нее будет повешение. Великолепная идея — жаль только, что у вас не хватило мозгов получше осуществить задуманное.

Спина Невиля под твидовым пиджаком судорожно передернулась и застыла. Баттл продолжал:

— До чего же наивной была затея с клюшкой! И все эти грубые следы, указывающие на вас! Одри, должно быть, прекрасно знала, чьих рук это дело, и только посмеивалась в рукав! Думаете, я не подозревал вас?! Вы, убийцы, просто до смешного глупы! И самонадеянны. Всегда считаете себя самыми умными и изобретательными, а по сути дела, до жалости наивны…

Невиль издал какой-то странный, хрипловатый вскрик.

— Нет… Мой план был просто гениальным! Вы никогда не догадались бы! Никогда!.. Если бы не вмешался этот выскочка, этот надутый слабонервный шотландец. Я продумал каждую деталь… Каждую деталь! И я не виноват, что все пошло насмарку! Откуда мне было знать, что Ройду известна правда об Одри и Адриане… Проклятая Одри… Ее надо повесить… Вы должны повесить ее!.. Я хочу, чтобы она боялась смерти… Она должна умереть… умереть… Я ненавижу ее. Да, да, я хочу, чтобы она умерла…

Его высокий визгливый крик внезапно оборвался. Невиль рухнул на колени и начал тихо плакать.

— О господи, — бледнея, сказала Мери. От ужаса у нее побелели даже губы.

— Мне очень жаль, — мягко сказал Баттл, понизив голос. — Но я должен был раздразнить его… У нас, знаете ли, было очень мало доказательств.

Невиль все еще хныкал. Голос у него был по-детски жалобный.

— Я хочу, чтобы ее повесили, пусть ее повесят.

Мери Олдин вздрогнула и повернулась к Томасу Ройду.

Он успокаивающе взял ее за руку.

2

— Я жила в постоянном страхе, — сказала Одри.

Суперинтендант Баттл и Одри беседовали на балконе, они сидели на легких плетеных стульях напротив друг друга. Баттл догуливал свой отпуск и заехал в Галлс-Пойнт просто по-приятельски.

— Все это время я чего-то боялась, — добавила она.

Баттл понимающе кивнул и сказал:

— Как только я увидел вас, то сразу понял, что вы ужасно напуганы. С виду вы производили впечатление совершенно бесстрастного, неэмоционального человека, но зачастую такие люди бывают просто очень сдержанны, а в душе у них бушуют настоящие страсти. Это может быть любовь или ненависть, но в вашем случае это был страх…

Она кивнула:

— Я начала бояться Невиля почти сразу после нашей свадьбы. Но знаете, что было самое ужасное? Я не понимала, чего боюсь. Мне стало казаться, что я медленно схожу с ума.

— Но сумасшедшей были не вы, — сказал Баттл.

— Когда я выходила замуж, Невиль производил впечатление исключительно здорового и нормального человека… Он неизменно пребывал в прекрасном расположении духа, был удивительно тактичен и любезен со всеми.

— Любопытно, — заметил Баттл. — Вы знаете, он играл роль идеального спортсмена. Вот почему ему удавалось сдерживать свой темперамент во время теннисных турниров. Избранная им роль — роль идеального спортсмена — была более важной для него, чем роль победителя турнира. Однако, безусловно, это стоило ему огромного нервного напряжения. Такое неестественное поведение сильно изматывает. Он не давал выхода своим эмоциям, и они постепенно подтачивали его изнутри.

— Да, изнутри… — с содроганием произнесла Одри. — Он все держал в себе. Никто ни о чем не догадывался. Только иногда вдруг — случайно брошенное слово или взгляд… Но потом мне казалось, что я просто что-то не так восприняла… Очень странное ощущение. И тогда, как я уже сказала, я подумала, что, должно быть, во мне самой есть нечто странное… И постепенно стала бояться. Знаете, у меня был такой беспричинный страх, какой бывает только у душевнобольных людей! Я говорила себе, что схожу с ума, что я совершенно бессильна… Я чувствовала, что готова пойти на все, что угодно, лишь бы избавиться от этого страха. А однажды пришел Адриан и признался, что любит меня. И я подумала, что это может стать для меня чудесным избавлением… Я решила уйти к нему, и он сказал…

Она запнулась.

— Вы знаете, что произошло? Мы договорились встретиться… но он так и не пришел… Он погиб… У меня такое чувство, будто Невиль как-то организовал эту аварию.

— Может быть, так оно и было, — сказал Баттл.

Одри изумленно взглянула на него:

— О, вы так думаете?

— Мы этого никогда не узнаем. Автомобильную аварию организовать довольно легко. Хотя не стоит предаваться грустным размышлениям на этот счет, миссис Стрендж. С той же вероятностью она могла случиться без чьей-либо помощи.

— Да… Я была совершенно разбита. Я вернулась в Ректори, в дом Адриана. Мы с ним еще только собирались написать его матери, но поскольку она пока не знала о наших планах, то я подумала, что не стоит ей ничего рассказывать. Это могло бы еще больше расстроить ее. А Невиль пришел в тот же вечер. Он был очень милым… и добрым… Но все время, пока мы говорили с ним, я испытывала какой-то панический страх! Он сказал, что лучше никому не знать о наших отношениях с Адрианом, что я смогу развестись с ним, он сам предоставит мне основание для развода, поскольку собирается жениться на другой женщине. Я была искренне ему благодарна. Он действительно считал Кей очень привлекательной, и я надеялась, что все может устроиться самым наилучшим образом и что я смогу справиться со своей странной одержимостью. Мне по-прежнему казалось, будто все дело во мне.

Но я так и не смогла до конца избавиться от своего страха. Никогда я не чувствовала себя полностью свободной… А потом как-то раз мы встретились с Невилем в Гайд-парке; он сказал, что мечтает о том, чтобы мы с Кей стали друзьями, и спросил, не буду ли я возражать, если они тоже приедут сюда в сентябре. Могла ли я отказать?! Ведь он был так добр ко мне.

— «Залетайте, не стесняйтесь, — мухе говорил паук»,[2237] — вставил суперинтендант Баттл.

Одри поежилась:

— Да-да, именно так…

— Эта хитрость ему вполне удалась, — заметил Баттл. — Как он яростно протестовал, подчеркивая, что это была его собственная идея! Думаю, у всех сразу создавалось впечатление, что он кого-то выгораживает.

Одри сказала:

— И вот я приехала сюда… Все было как в кошмарном сне. Я чувствовала, что должно произойти нечто ужасное… Я знала, что Невиль что-то задумал… Что надо мной нависла угроза. Но я не знала, какая именно… Понимаете, мне казалось, что я живу как в бреду! Меня охватил просто какой-то парализующий страх… Так бывает во сне, когда ты видишь все происходящее и не можешь пошевелиться…

— Мне всегда хотелось посмотреть, — сказал Баттл, — как змея завораживает птицу так, что бедняга теряет способность летать… Но сейчас я уже не уверен в этом…

Одри продолжала:

— Даже когда убили леди Трессильян, я еще не понимала, что это означает. Я была просто ошеломлена и даже не подозревала Невиля. Ведь его совершенно не волновали деньги… Глупо было думать, что он может убить ее из-за пятидесяти тысяч фунтов. Знаете, мистер Баттл, мне все время вспоминалась история мистера Тревиса, которую он рассказал нам в свой последний вечер. Но я никак не связывала ее с Невилем. Тревис упомянул о какой-то физической особенности, по которой он мог бы узнать этого ребенка через много лет. У меня на ухе есть шрам, но мне казалось, что все остальные не имеют никаких заметных особенностей.

— Нет, вы просто невнимательны, — сказал Баттл. — У мисс Олдин — прядь белых волос, у Томаса Ройда повреждена правая рука, и этот недостаток мог возникнуть не только в результате землетрясения. У мистера Латимера очень необычная форма черепа. А Невиль Стрендж… — Он сделал паузу.

— Неужели у Невиля нет никаких физических особенностей?

— Безусловно, есть. Его мизинец на левой руке короче, чем на правой. Это очень интересная особенность и чрезвычайно редкая.

— Так, значит, это был он?

— Да, именно он.

— И Невиль повесил ту табличку на лифт?

— Конечно, он сбегал в отель и успел вернуться обратно, пока Ройд и Латимер угощали старика напитками. Гениально и просто… Сомневаюсь, чтобы мы смогли доказать, что это было убийство.

Одри вновь нервно поежилась.

— Ну-ну, не переживайте так, дорогая, — сказал Баттл. — Все уже позади. Продолжайте ваш рассказ.

— Вы очень приятный собеседник… Я, наверное, за год столько не наговорила бы!

— Нет, вы мне льстите. Когда же вас впервые осенило, что весь этот замысел родился в голове гениального мистера Невиля?

— Не могу сказать точно. Все соединилось вместе как-то внезапно. Он сам был совершенно чист, и подозрение падало на всех остальных. И потом, случайно я заметила, как он посмотрел на меня… Знаете, таким злорадным взглядом. И тогда я все поняла! А после этого… — Она резко оборвала фразу.

— Что же было после этого?

Одри медленно сказала:

— Я подумала, что есть один самый быстрый способ избавления…

Суперинтендант укоризненно покачал головой:

— Никогда не сдаваться! Вот мой девиз.

— О, вы совершенно правы. Но вы не знаете, каково так долго жить в страхе. Он парализует вас… вы не можете думать… не можете ничего предпринять… Вы просто ждете, когда произойдет нечто ужасное. И тогда, когда это наконец случается, — она неожиданно усмехнулась, — вы не представляете, какое это облегчение!.. Не надо больше ждать и бояться… Все свершилось. Мне кажется, вы решите, что я совсем помешалась, если признаюсь вам, что, когда вы пришли арестовать меня за убийство, я совершенно не расстроилась. Невиль добился своего, и все худшее было уже позади. Уехав с инспектором Личем, я чувствовала себя в полной безопасности.

— Отчасти поэтому мы и решили увезти вас, — сказал Баттл. — Я хотел, чтобы вы оказались вне досягаемости для этого безумца. И кроме того, я хотел заставить его признаться, а для этого мне надо было пробить броню его спокойствия, но только очень сильное потрясение могло вывести его из себя. Он видел, что вас увезли… Значит, решил он, его план сработал, поэтому мой неожиданный удар оказался гораздо сильнее.

— А если бы он не признался, вы смогли бы доказать его вину?

— Улик было маловато. Во-первых, история Мак-Виртера, который в лунном свете видел человека, влезавшего в дом по веревке. И подтверждением его слов является сама веревка — она лежала аккуратно свернутая кольцами в чулане и была еще немного влажной. Ведь это был дождливый вечер, как вы помните.

Он помедлил, пристально поглядывая на Одри, как будто ожидал, что она скажет что-то.

Но она просто заинтересованно смотрела на него, и поэтому он продолжил:

— И наконец, есть еще его полосатый костюм. Он разделся, конечно, в темноте на скалистом берегу Истерхеда и сунул костюм в первую попавшуюся расщелину в скалах. Так уж случилось, что он положил его на останки тухлой рыбы, оставшейся на берегу после отлива. Благодаря этому на пиджаке осталось пятно… и от него исходил отвратительный запах. Я выяснил, что в отеле шел разговор об этом мерзком запахе. Невиль сам завел его. Поверх костюма у него был надет плащ, но вонь распространялась повсюду. Потом он сдрейфил и при первой же возможности отвез костюм в чистку. Однако он поступил глупо, скрыв свое настоящее имя. Он назвал наугад одно из имен, которое видел в регистрационном журнале отеля. Поэтому ваш друг случайно забрал его костюм из химчистки и, имея на плечах умную голову, быстро связал его с человеком, влезавшим по веревке. Можно наступить на тухлую рыбу, но если испачкано плечо пиджака, то, вероятнее всего, некто положил на нее свою одежду, решив искупаться ночью. Однако невелико удовольствие купаться в дождливую сентябрьскую ночь. Мак-Виртер связал все эти события вместе. Исключительно сообразительный молодой человек.

— Более чем сообразительный, — обронила Одри.

— М-мда… Да, весьма возможно. Хотите, я расскажу вам о нем? Я немного знаком с его историей.

Одри с интересом следила за его рассказом. И Баттл счел ее внимательной и приятной слушательницей.

Она сказала:

— Я стольким обязана ему… и вам.

— Мне вы обязаны не слишком многим, — заметил суперинтендант Баттл. — Если бы я не был идиотом, то сразу понял бы роль колокольчика.

— Роль чего? Колокольчика?

— Да-да, колокольчика в комнате леди Трессильян. У меня с самого начала было ощущение, что в этом колокольчике есть нечто подозрительное. И я почти уловил, что именно, когда спускался по лестнице с верхнего этажа и увидел один из тех длинных шестов, которыми вы открываете окна. Так вот, у этого колокольчика было особое назначение в этой истории — он обеспечивал алиби Невилю Стренджу. Леди Трессильян так и не вспомнила, зачем она позвонила… Разумеется, она просто не могла вспомнить, потому что вовсе не звонила! Невиль сам позвонил из коридора при помощи этого длинного шеста; проволока была протянута под потолком. Поэтому Баррет спустилась вниз и увидела, как мистер Невиль Стрендж уходит из дома. Затем она отправилась к своей госпоже и нашла леди Трессильян целой и невредимой. Вся история с этой бедной служанкой была сомнительной. Зачем усыплять ее, если убийство должно было произойти ближе к полуночи? Десять к одному, что она и так не проснулась бы в этот час. Но снотворное означало, что убийство было совершено одним из домочадцев, и позволяло Невилю Стренджу некоторое время играть роль первого подозреваемого… Но затем Баррет приходит в себя и рассказывает свою историю, в результате чего Невиль так триумфально оправдан, что никому и в голову не может прийти тщательно проверить время, в которое он появился в отеле. Мы знаем, что он не возвращался к переправе и не нанимал лодку. Остается единственная возможность — переплыть реку. Он — отличный пловец, и все-таки у него было очень мало времени. Он заранее спустил веревку из своего окна и, когда влез по ней, оставил на полу изрядную лужу речной воды, как мы заметили (но, к сожалению, должен признать, что вначале мы не поняли ее происхождения). Затем он быстро переодевается в свой темно-синий костюм, идет к комнате леди Трессильян… Ну, пожалуй, подробности мы опустим… В общей сложности все это заняло у него не больше пары минут. Конечно, он предусмотрительно заготовил ракетку со стальным набалдашником… В итоге он возвращается в свою комнату, раздевается, спускается по веревке и переплывает обратно на берег Истерхеда.

— Как вы думаете, Кей что-нибудь знала?

— Могу поклясться, что она тоже была слегка одурманена. Она зевала еще за ужином, как мне сказали. Кроме того, он специально поссорился с ней, чтобы она заперла дверь и не путалась у него под ногами.

— Я пытаюсь вспомнить, заметила ли я, что с решетки исчезал один из шаров. Нет, кажется, не заметила. Когда он вернул его на место?

— На следующее утро, когда поднялся переполох. После того как Тед Латимер привез его домой, он всю ночь заметал следы, чинил ракетку, раскладывал улики и так далее. Кстати, как вам известно, он нанес старой леди удар слева. Вот почему создалось впечатление, что преступление совершил левша. Но вспомните, в теннисе у Стренджа всегда были отличные удары слева!

— О нет! Не надо… — Одри умоляюще сложила руки. — Я больше не могу.

Баттл с улыбкой посмотрел на нее:

— И все же вам полезно поговорить об этом. Не сочтите за дерзость, миссис Стрендж, но мне хотелось бы дать вам один совет…

— Да, пожалуйста.

— Вы прожили восемь лет с сумасшедшим. От этого у любой женщины могут сдать нервы. Но сейчас вам удалось вырваться из этого ада, миссис Стрендж. Вам больше нечего бояться — и это вы должны постараться глубоко осознать.

Одри улыбнулась ему. Ее ледяной взгляд уже оттаял; сейчас у нее было застенчивое, но не испуганное, а доверчивое лицо с широко расставленными, полными благодарности глазами.

Немного поколебавшись, она спросила:

— Вы рассказывали, что была еще одна девушка… девушка, которая поступила так же, как я?

Баттл медленно кивнул.

— Моя собственная дочь, — сказал он. — Поэтому вы видите, дорогая, чудеса все-таки случаются. Господь посылает напасти, чтобы научить нас!

3

Эндрю Мак-Виртер собирался в дорогу.

Он аккуратно сложил в небольшой плоский чемодан три рубашки и пресловутый темно-синий костюм, который не забыл забрать из химчистки. Два костюма, оставленные двумя разными Мак-Виртерами, привели в полное недоумение молоденькую приемщицу. Раздался стук в дверь.

— Войдите, — рассеянно отозвался он.

На пороге появилась Одри Стрендж, она закрыла за собой дверь и сказала:

— Я пришла поблагодарить вас… Вы собираетесь в дорогу?

— Да. Я уезжаю отсюда сегодня вечером. А послезавтра отправляюсь в большое плавание.

— В Южную Америку?

— В Чили.

— Давайте я помогу вам уложить вещи, — предложила она.

Он пытался протестовать, но Одри настояла на своем. Он стоял рядом, наблюдая за ее спокойными, уверенными движениями.

— Вот и все, — сказала Одри, опустив крышку чемодана.

— Вы ловко справились с этой сложной задачей, — признал Мак-Виртер.

Они помолчали немного, и затем Одри сказала:

— Вы спасли мне жизнь. Если бы вы не оказались в понедельник вечером на Старк-Хеде и не увидели… — Она оборвала фразу и спросила: — Помните тот вечер, когда вы остановили меня на краю скалы? Вы сказали тогда: «Идите домой, я позабочусь о том, чтобы вас не повесили». Неужели вы сразу поняли, что вы важный свидетель?

— Не совсем, — признался Мак-Виртер. — Пришлось поразмышлять.

— Тогда почему же вы сказали это с такой уверенностью?

Мак-Виртер всегда испытывал легкое раздражение, когда его просили объяснить сложную простоту умственных процессов.

— Я сказал так только потому, что действительно намеревался спасти вас от такой участи.

На щеках Одри появился легкий румянец.

— Даже допуская, что я совершила преступление?

— Это не имело значения.

— Но в тот вечер вы подумали, что я виновата?

— Я не слишком задумывался. Мне просто захотелось поверить, что вы невиновны. Однако даже если бы дело обстояло не так, то это никоим образом не повлияло бы на ход моих действий.

— А когда же вы вспомнили о человеке, влезавшем в наше окно?

Мак-Виртер нерешительно помолчал и потом сказал, прочистив горло:

— Я полагаю, вы вправе знать, что в действительности я не видел ни человека, ни веревки… По правде говоря, я никак не мог увидеть этого, поскольку поднимался на Старк-Хед не в понедельник, а в воскресенье. Я просто предположил такую возможность, поразмышляв над испачканным костюмом, — но мои предположения подтвердились, когда мы обнаружили влажную веревку в чулане.

Румянец мгновенно сошел с лица Одри. Сильно побледнев, она недоверчиво спросила:

— Значит, вы выдумали всю эту историю?

— Умозаключения не имеют особой ценности для полиции. И поэтому мне пришлось сказать, что я все видел.

— Но ведь… возможно, вам пришлось бы давать показания в суде!

— Возможно.

— И вы подтвердили бы это под присягой?

— Да, подтвердил бы.

Одри недоверчиво воскликнула:

— И это говорите вы?! Разве не вас уволили с работы и довели до такого отчаяния, что вы решили броситься со скалы? Разве все это произошло не из-за того, что вы не хотели погрешить против истины?

— Я крайне уважительно отношусь к истине. Но я понял, что в этом мире существует нечто куда более важное.

— Что же, например?

— Вы, — сказал Мак-Виртер.

Одри опустила глаза. Мак-Виртер смущенно закашлялся.

— Прошу вас, не считайте себя излишне обязанной мне или еще что-нибудь в этом роде. Сегодня я уеду, и вы больше никогда не услышите обо мне. У полицейских есть признание Стренджа, и они не нуждаются в моих показаниях. В любом случае, как я слышал, он так плох, что вряд ли доживет до суда.

— Я рада этому, — сказала Одри.

— Вы любили его когда-то?

— Да, но в моем воображении это был совсем иной человек.

Мак-Виртер кивнул.

— Возможно, все мы впадаем в подобные заблуждения, — заметил он. — Однако все закончилось благополучно. Суперинтендант Баттл смог воспользоваться моей историей и заставил этого человека признаться…

Одри вдруг прервала его:

— Да, он использовал вашу историю. Но я ни за что не поверю, что вам удалось его обмануть. Он намеренно закрыл глаза на то…

— Почему вы так считаете?

— Когда мы беседовали с ним, он порадовался тому, что лунный свет позволил вам разглядеть и наш дом, и веревку… А через пару фраз упомянул о хмуром, дождливом вечере.

Мак-Виртер был поражен:

— А ведь правда! Вечером в понедельник я вряд ли смог бы что-нибудь увидеть.

— Это не имело значения, — сказала Одри. — Баттл знал, что придуманная вами история на самом деле была правдой. Поэтому он воспользовался ею, чтобы заставить Невиля признаться. Он начал подозревать Невиля с того момента, как Томас рассказал ему обо мне и Адриане. Тогда он понял, что не ошибся в мотиве преступления, но только этот мотив был у другого человека… К сожалению, ему недоставало доказательств вины Невиля. Он сказал, что надеялся только на чудо… И вы оказались чудом, о котором молил суперинтендант Баттл.

— Странно, что он мог сказать такое, — сухо заметил Мак-Виртер.

— Почему же странно? — спросила Одри. — Вы действительно оказались чудом. Моим личным чудом.

— Я не хотел бы, — серьезно сказал Мак-Виртер, — чтобы вы чувствовали себя мне обязанной. Я должен уйти из вашей жизни…

— Вы уверены? — сказала Одри.

Он внимательно посмотрел на нее. Краска смущения залила лицо Одри, покраснели даже ее маленькие ушки.

Она сказала:

— Вы не хотите взять меня с собой?

— Вы не понимаете, что говорите!

— Нет, понимаю. Мне трудно было решиться на такое… Но я понимаю, что для меня это вопрос жизни и смерти. Я знаю, времени очень мало… Кстати, я получила старомодное воспитание, и мне хотелось бы выйти за вас замуж, прежде чем мы отправимся в Америку!

— Разумеется, конечно… — сказал Мак-Виртер, потрясенный до глубины души. — Неужели вы могли вообразить, что я предложил бы вам иные отношения?

— Уверена, что нет, — сказала Одри.

Мак-Виртер нерешительно заметил:

— Но ведь я не принадлежу к вашему кругу. Мне казалось, вы собирались выйти замуж за того тихого парня, который так давно любит вас.

— За Томаса?.. Милый, верный Томас. Его верность даже излишня. Он все так же предан образу той маленькой девочки, которую любил много лет назад. Но в действительности ему нужен совершенно другой человек, и этот человек — Мери Олдин, хотя он пока не понимает этого.

Мак-Виртер порывисто шагнул к ней.

— Вы отдаете себе отчет в своих словах? — строго спросил он.

— Да… Я хочу, чтобы мы прожили вместе всю жизнь, не расставаясь ни на минуту. Вы тот единственный человек, с которым я могла бы связать свою судьбу, и если вы уйдете, то я останусь одинокой до конца моих дней.

Мак-Виртер вздохнул. Он вытащил бумажник и тщательно исследовал его содержимое.

— Венчание без оглашения обойдется недешево, — пробормотал он. — Завтра первым делом надо будет зайти в банк.

— Я могу одолжить вам денег, — пробормотала Одри.

— Нет уж, глупости. Если я предлагаю женщине выйти за меня замуж, то должен сам оплатить венчание. Надеюсь, вы понимаете меня?

— Совсем необязательно, — кротко сказала Одри, — смотреть на меня так сурово.

Он обнял ее за плечи и мягко сказал:

— В прошлый раз, когда я обнимал вас, вы бились в моих руках, как птица, рвущаяся в полет. Теперь вам никогда не вырваться…

— У меня нет такого желания, — сказала она, — ведь дальше мы полетим вместе.


1944 г.

Перевод: М. Юркан


Загрузка...