7

Сытый, счастливый, валялся я на отливе на хорошо прогревшихся плоских плитах.

Мир был мне по душе. Работу я сделал. Будущая диссертация вырисовывалась отчетливо. Что стоит хотя бы материал по кальдере Заварицкого! Помимо сольфатарной деятельности, тут явно были извержения и после шестнадцатого года, когда извержение было отмечено японскими вулканологами. От замкнутого конуса с озерцом в кратере, отмеченного на старых картах, осталась лишь половина конуса, а в кратере вырос купол, и рядом еще один. Извержение с выжиманием сразу двух экструзивных куполов! – я радовался выполненной работе. Плевать мне на Лектора, на слонов Ганнибала, на Пашу Палого, на телятину, на японские презервативы. Вот спихну Серпа на твердую землю и забуду про его сны и видения.

Мне так легко стало от этой мысли, что я откликнулся на голос Ксюши.

Она, конечно, спортивная, слов нет. Подошла в купальнике, тряхнула упругой биомассой:

– Нет, вы только взгляните.

Я взглянул. Топик заманчиво был округлен.

– Что вы таращитесь на меня?

– А разве ты не просила?

– Вы не на грудь таращьтесь. Вы на пятно взгляните.

Я пригляделся. На топике впрямь темнело серенькое неопределенное пятно. Будто слабенькой кислотой капнули. Испортить мне настроение это пятно никак не могло, впрочем, тронуть его пальцем я не решился.

– Да вы понюхайте, вы не бойтесь, понюхайте.

– Грудь понюхать? Зачем? – испугался я.

– Да ну вас. Пятно понюхайте.

Я потянул носом.

Ничего особенного.

Ну, немножко потным девичьим телом… Немножко агрессивными духами… Ну, может, мылом, не знаю… И как бы немножко мерзостью… Точно, от пятна это пахло, ляпнутого на топик… Как бы дохлятиной… Затертый запах, но чувствовался… Ксюша прямо рассвирепела. Оказывается, этот топик она выпросила у подружки. Чем теперь отстирать?

– Золой и хозяйственным мылом.

Все-таки грудь у Ксюши была красивая. Я даже привстал:

– Ты снимай все это. Попробуем.

– Ага, сейчас сниму, разбежалась!

– Сама же говоришь, несет от тебя.

– А почему вы это не спросите, где это я так?

– Ну и где это ты так? – обвел я взглядом берег. Мне все еще хорошо было. – Или опять дохлого кита выбросило на берег?

– Видите вон те лавовые потоки?

– Как раз собираюсь туда сходить. Только кита туда выбросить не может, – не поверил я. – Там сильное отбивное течение, воронки.

– Зато пещеры на берегу… Видите? Чуть левее… Мягкие породы выветрились, выкрошились, под лавовыми козырьками образовались дыры. Некоторые забиты льдом. Еще с прошлых лет. Так вот, в одной из них валяются кости. Почти целый скелет, понимаете? Тяжелые кости. Массивные. Как из чугуна. Даже верхняя челюсть… Загнута, как клюв, только вместо зубов пластинки.

– Искусственные, что ли? – не понял я.

– Да ну вас, – рассердилась Ксюша. – Типичный пахиостозис.

– Это еще что такое? – удивился я.

– Признак такой.

– Перерождение тканей? Поэтому кости такие тяжелые?

– Скорее уплотнение тканей. Я чуть с ума не сошла. Никогда такого не видела.

– Как туда попали кости?

– Ой, уж не знаете?

– Ой, уж не знаю.

– Да Павел Васильевич их там хранит.

– Это еще зачем?

– Как это зачем? Ледник у него там.

– Неужели телятина протухла? – обеспокоился я.

– Да где вы видели телку с такими конечностями? – Ксюша агрессивно вынула из рюкзачка полевой дневник и быстро-быстро набросала на чистой страничке нечто вроде коленчатой плоской ноги.

– А почему тут два сустава? – не понял я.

– Да потому что это ласт.

– А почему копытце?

– Да потому что это нога. Редуцированная нога! Особенная.

Загрузка...