Вторая жена. (не) твои

Глава 4

— Что это очередная ложь, — выпалила я, — ты никогда на это не пойдёшь!

— А если пойду?

Я опомнилась:

— Мне это не нужно! Поздно, понимаешь? Слишком поздно! — смотреть в его обжигающие глаза так близко было опасно, поэтому я повернулась к нему спиной.

— Ничего не бывает слишком поздно, если двое любят друг друга…

— Я не люблю тебя больше!

— Ты злишься, и да — справедливо, я был неправ, я раскаиваюсь, что ещё ты хочешь услышать от меня?

— Ничего! Я хотела от тебя всего этого тогда, а теперь мне ничего не нужно!

— Элен…

— Прекрати!

Но Набиль обнял меня, так что я вздрогнула и сразу же вцепилась в его руки, стараясь с себя их убрать. Не получалось. Он прижал меня к своей груди и, наклонившись, зашептал на ухо:

— Стоило мне опять тебя увидеть, как я вспомнил все наши ночи, всё, что было, тебя на простынях, распластанную подо мной, такую сладкую, страстную и мою…

— Замолчи, Набиль, я-то это всё забыла! — вывернувшись, я только сделала хуже, оказавшись к нему лицом, и он попытался поцеловать меня в губы. Я отворачивала лицо то в одну сторону, то в другую, но Набиль тогда касался щёк и уголка рта, заводясь совсем как раньше, неудержимо, горячо, желая сделать своей ту, которую захотел. Незамедлительно, без отговорок, не слушая ничего.

Я не могла изменить Саше, почувствовать себя предательницей. Если бы Набиль даже силой овладел мною сейчас, я бы винила во всём себя, ведь зачем-то впустила его, зачем-то позволила ему быть здесь! Зная, что силой не смогу победить, я осмелилась и проговорила заветное:

— Саша мне не кузен!

Набиль остановился, но не от смысла слов, а от непонимания. Он попытался вдуматься, чтобы осознать — что я подразумеваю? Держа моё лицо в своих ладонях, он выпрямился и воззрился глаза в глаза:

— Саша?

— Тот, с кем я живу сейчас. Он мне не брат.

— Что ты имеешь в виду?.. — чёрные очи Набиля сощурились.

— Что мы не родственники. Он — мой мужчина.

Потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы Набиль осознал сказанное. Отшатнулся, отпустив меня, расширил глаза пуще прежнего. Для него это было ударом под дых. Не ожидал? Думал, что такого как он невозможно никем заменить? Что после него невозможно завести другого мужчину?

— То есть… тогда, в Париже… ты тоже была с ним?

— Я не была с ним! Он был моим знакомым, а теперь — мы вместе.

— Зачем же ты солгала, назвав его братом?!

Хороший вопрос. Но сейчас ответ на него лёгок: я хотела тогда быть с тобой, Набиль, и боялась, что если ты заподозришь во мне ветреность и измену, то бросишь, уедешь, покинешь навсегда. Если бы я знала, что ты сам тот ещё изменщик, с удовольствием бы устраивала спектакли тебе назло!

— А что бы ты подумал, если бы я сказала, что имею знакомого, который пьяный приволакивается к моему подъеду?

— То же, что думаю и сейчас! — кулаки Набиля сжались, желваки заходили: — Что ты не была такой наивной, какой прикидывалась!

— Ты был у меня первым, и ты это знаешь! Если ты об этом…

— Или ты и это подстроила?

Весь с головой в грехах и лжи, Набиль так любил найти в ком-нибудь малейшую червоточинку и начать ковырять, лишь бы постараться нейтрализовать свои проступки, выглядеть лучше не благодаря собственным достоинствам, а чьим-нибудь недостаткам. Я уже наелась этого в Марокко, поэтому всплеснула руками:

— Думаешь, я стану оправдываться и искать доказательства чего-то? Перед тобой? Не хочешь — не верь! Уходи, до свидания! Да, хорошо, я не была девственницей и спала со всеми подряд, и ребёнок не твой, если ты ещё не понял!

Он умолк. Задумался. Хоть что-нибудь заставит его уйти, потерять надежду вернуть меня назад?

— Ты специально это говоришь? Что он не твой брат? Чтобы заставить меня разозлиться и уйти…

Как же смешны люди, привыкшие врать! Судят всех по себе, поэтому не в состоянии поверить никому другому. Это чуть не вызвало у меня истерические смешки.

— А просто по моей просьбе ты уйти не можешь?

Моё ли упорство, недоверие, зародившееся в нём или гнев, но что-то начало работать. Набиль словно очнулся от своих неуёмных желаний, стараясь исполнить которые всегда сметал всё на своём пути.

— Хорошо… хорошо! Я уйду теперь. Но ты не заставишь меня поверить, что ребёнок — не мой. Я вернусь к его рождению.

— Не надо, — я попыталась скрыть страх. Саша хочет признать моего ребёнка своим, хочет убедить в этом своих родителей, а если явится какой-то горячий нерусский брюнет и они увидят его? И так-то младенец наверняка будет темноглазым и черноволосым, и мне придётся врать, что я ненатуральная блондинка, и это он в меня…

— Этот мужик… если он не твой брат — он готов принять тебя с чужой дочерью?

— Да, готов!

— Что это за мужчина? Я бы никогда не поступил так, зная, что есть настоящий отец!

— А как же Фатима? У неё же есть мальчик, но ты с ней встречался!

— Я не собирался на ней жениться и усыновлять его!

— А она говорила, что ты обещал! Сделать её второй женой! Обманывал? Молчи! Я знаю, что да! Я больше поверю её словам, чем твоим! Но это ты таков, Набиль — думающий только о себе и не умеющий любить. Другие, когда любят, примут любимого человека такого, какой он есть, с детьми и без, с деньгами и без, со здоровьем и без.

— Что ж, посмотрим, — он двинулся, наконец, к двери, — возможно, легко говорить, пока не наступит решающий момент. Я ты увидишь, готов ли этот тип возиться с чужим ребёнком! Моим ребёнком! — Набиль достал визитку из кармана и положил в прихожей перед зеркалом. — Я не менял номера, но если ты уже успела удалить, то возьми. Когда он тебя вышвырнет, наигравшись в благородство — помощь наверняка понадобится!

Из меня разве что шипение ему вслед не вышло, в ответ на «доброжелательные» прогнозы. Он хлопнул дверью, и я поскорее подошла к ней, чтобы закрыться. Прислонилась лбом и медленно сделала вдох и выдох, прислушиваясь к шевелению ребёнка в животе. Кажется, удалось не сильно разнервничаться и не побеспокоить его. Глаза скосились на визитку. И что он думает, что я ради денег, если останусь одна, вернусь к нему? Побегу в его объятья снова? Мечтает, чтобы я оказалась в безвыходном положении? Вот уж и правда любовь, когда такие пожелания «счастья»! Но я верила Саше и в Сашу. Я знала, что он не отступится перед своим словом. Воевавший человек имеет понятия чести и самоотверженности, неведомые вот таким бизнесменам, которые всю жизнь сидят в тепле, пороха не нюхая. А я когда-то уважала таких статных и состоятельных мужчин, зарабатывающих миллионы! Сияющий ореол олигархов, катающихся на дорогих машинах. Теперь ничего подобного в чувствах не осталось. За что их уважать? За умение разжиться деньгами и ни с кем не делиться? А потом корчить из себя избранных, которым всё позволено? Тьфу!

Надеясь, что Набиль, если и появится, то уже только при Саше, я ушла ложиться спать.

Прошло две недели с тех пор, как Саша уехал. Незадолго до всего этого у моей сестры на работе было сокращение, и она под него попала, там, в Томской области, так что сидела пока в поиске, просматривая вакансии. А тут вдруг мама позвонила и сказала, что папа попал в аварию — не страшную, но сломал ногу, так что его отправили на целый месяц на больничный. Они незадолго до этого взяли кредит поменять в доме окна, и вот настоящая чёрная полоса…

Я знала, что мне не к кому сейчас «сесть на шею», даже обратиться за помощью, самой бы им как-то помочь, поэтому безвестность о Саше угнетала, мне не нравилось, что я не выбросила визитку, ругала себя за неё, но с каждым днём в голове всё крепче осваивалась мысль, что Набиль — вариант на крайний случай. Господи, неужели я действительно готова рассмотреть его как хоть какой-то вариант?! Безденежье и финансовые трудности сильно сгибают людей, но если бы я отвечала только за себя — не согнулась бы. А тут ребёнок на подходе, и родители в затруднительном положении, и сестра в подвешенном состоянии. Неужели судьба хочет подвергнуть вновь меня этому испытанию? Научить смирению? Или показать, как важно ценить всё вовремя? Саша, скорее бы ты вернулся!

В один из вечеров я не удержалась и позвонила жене Крота, представилась, спросила, что меня интересовало. У неё тоже не было никаких новостей — тишина. С тех пор, как наши мужчины уехали, никакой информации не поступало, звонков не было. Я спросила, знает ли она, куда они уехали? Она сказала, что да — знает, но по телефону лучше этого не обсуждать. Жила она здесь же, в Новосибирске, но в другом районе, однако встречу назначить я не решилась. Мне было неловко, ведь я — не только не жена, но и носящая под сердцем ребёнка не от сослуживца её мужа. Я чувствовала себя какой-то лишней, посторонней, и без Саши ничего не грело, ничего не ободряло, не вводило в круг его жизни. Не успели мы достаточно соединиться, чтобы всё разделить между собой: знакомых, быт, воспоминания. Я жалела о каждой минуте, в которую говорила не о нём, не спрашивала у него что-нибудь о его жизни, совсем как тогда, когда узнала об истинной причине его запоев. Я должна была стать Саше ближе, лучшей спутницей, и так хотелось надеяться, что ещё смогу — успею! Но время продолжало идти — дни проходили, а он по-прежнему не возвращался…

Активно пишу при ваших комментариях и звёздочках произведению! Больше звёздочек — быстрее выход продолжения! Автор всегда благодарен за поддержку и отклик, так что не забывайте нажимать "мне нравится", чтобы ускорить процесс!