Торуко

Чужие древние доспехи,

О, как холодите вы мое тело!

Бусон

Токио Осень 1949 года

По мнению полковника Дэниса Линнера торуко было превосходным местом для того, чтобы в нем устроить тайное прибежище. Это внешне ничем не примечательное здание в новом районе Токио Роппонжи, в котором находились увеселительные заведения для иностранцев, предназначалось для простого и откровенного секса. Уже одно это делало торуко прибежищем самых порочных тайн, ибо полковник считал, что ничто не порождает так много секретов, как половые отношения. Ни одно другое человеческое занятие не делало тело свободным и таким уязвимым в одно и то же время. Здесь царили фантазии, капризы и извращения секса, который был горячим и ослепительным как свет прожектора. В такой таинственной и перегретой атмосфере полковнику Линнеру и Микио Оками было так же легко спрятать свои секреты, как иголку в стоге сена. Однако секреты эти не имели ничего общего с сексом, по крайней мере поначалу.

Это торуко называлось «Тенки», всеми делами в нем заправляла женщина по имени Эйко Сима. Она была привлекательна, миниатюрна, обладала чрезвычайно острым умом.

Люди Оками тщательно ее проверили. Эйко была родом из Осаки, где очень многие женщины работали, в то время как их мужья ограничивались тем, что брали фамилию жены во время брачной церемонии. Она обладала деловой хваткой и наблюдательностью. В то время как прочие торуко постепенно переходили в руки якудзы, Сима отстаивала свое право на самостоятельность. На шантаж она отвечала шантажом, пригрозив, что ей известно о таких грязных делах, что даже оккупационное правительство не сможет закрыть на них глаза, если она раскроет все свои тайны.

Со временем якудза оставила Эйко Симу в покое, что вполне устраивало Линнера. В последнее время врагам полковника из Джи-2 удалось обнаружить несколько его секретных убежищ, поэтому «Тенки», никаким боком не связанное с его прежними объектами, было идеальным местом для встреч и проведения тайных собраний.

Эйко предоставила полковнику и Оками несколько небольших комнат в глубине «Тенки», куда они не замедлили удалиться. Им нужно было много обсудить. В феврале 1947 года черный рынок стал угрожающе быстро расти, охватывая все сферы человеческой деятельности. Во главе этого рынка стоял какой-то американец, хороший организатор, которому удалось заключить союз с одним из оябунов якудзы. Его звали Джонатан Леонард, он был капитаном армии США. Однако Микио Оками удалось разузнать, что его подлинное имя — Джонни Леонфорте и работает он на некоего Леона Ваксмана. Кто этот человек — установить так и не удалось.

В апреле следующего года Оками познакомился с Джонни Леонфорте, а перед этим с его подружкой. Ее звали Фэйс Сохил. По всей видимости, она была армейской медсестрой в войсках США. В жестокой схватке Оками убил Леонфорте, но вскоре обнаружилось, что черным рынком заправляет Фэйс. Она предложила Микио вступить в долю, и он согласился, однако узнать от Сохил о Леоне Ваксмане оябун так и не смог. В конце концов полковник решил, что Джонни Леонфорте просто придумал этого человека для того, чтобы удобнее было заметать следы.

Вскоре после этого Оками стало известно, что Катсуодо Кодзо, оябун клана Ямаути, тайно поддерживал Леонфорте. Он делал это через нескольких якобы разжалованных младших оябунов, используя их кобунов, чтобы ни один из известных членов клана Ямаути не был связан с именем Леонфорте. К концу лета полковник и Оками сговорились покончить с Катсуодо Кодзо, и вскоре после этого его тело было обнаружено в реке Сумиде.

И тут же черный рынок отошел на задний план, так как Оками стала известна истинная роль Фэйс: она передавала секретную информацию о кадровых военных из штаба генерал-майора Чарльза Уиллоуби. Этот человек возглавлял Джи-2, армейскую разведку оккупационных войск. Он был также известным фашистом, у которого были влиятельные друзья в Вашингтоне. Его бывший адъютант Джек Доннау — человек, который, как выяснил Оками, снабжал информацией Фэйс — получил повышение в чине после той катастрофы, которая стала причиной смещения Уиллоуби с поста. Это произошло после уничтожения группы военных преступников, которых генерал-майор готовил в качестве шпионов. Уничтожение это было хитро спровоцировано Оками.

Однажды оябун побывал на тайной квартире Фэйс и ее сообщников, после чего женщина предупредила его, что он никогда больше не должен сюда приходить. Дом этот был зажат с двух сторон глухими стенами складских помещений и находился в промышленном районе, который тянулся вдоль реки Сумиды.

Оками хорошо помнил этот необычный дом со сводчатыми потолками, хрустальными люстрами, антикварной мебелью и бесконечными книжными стеллажами, заставленными великолепными томами трудов о войне, боевом искусстве, истории и, что самое интересное, философии. Подбор книг выдавал иконоборческий вкус хозяина. И почему Фэйс считала это место опасным для него? Кто же стоял над этой женщиной?

Все эти вопросы Оками изложил полковнику в торуко.

К этому времени Линнер со своей сверхъестественной способностью докапываться до истины уже проделал значительную работу. Он сообщил оябуну, что выбрал торуко Эйко по той причине, что именно здесь Доннау удовлетворял свои ненасытные сексуальные потребности. Майор был педофилом — ему нравились маленькие девочки, но еще больше он любил совсем юных, не достигших половой зрелости мальчиков.

Доннау обладал довольно привлекательной внешностью, любил деньги, но они не были его маниакальной страстью. Он был хитер, настойчив и сделал все, чтобы выбить стул из-под своего начальника Чарльза Уиллоуби.

Когда Линкер продемонстрировал майору пачку фотографии, на которых он был запечатлен в самых откровенных сексуальных позах с молоденькими японцами, Доннау отнесся ко всему довольно спокойно.

— Вот эта мне нравится больше всех, — сказал он, вытаскивая из пачки одну фотографию. — Не собираетесь ли вы устроить мне нагоняй? — Затем майор тщательно сложил все фотографии в конверт и бросил его на пол, к своим ногам. — Тут не найдется огня, чтобы сжечь этот хлам? — спросил он, поворачиваясь к полковнику, который сохранял гробовое молчание. — Что вы от меня хотите?

Линнер, не торопясь, набил свою трубку и, раскурив ее как следует, ответил:

— Личная жизнь человека — это его дело, в которое не следует совать нос, майор Доннау. Но в этой жизни за все приходится платить и не всегда в буквальном смысле этого слова.

Полковник выпустил облачко ароматного дыма.

— Я пришел сюда не для того, чтобы судить вас или выгонять со службы. Нет, вам придется по-иному расплачиваться за свои удовольствия.

Майор криво улыбнулся:

— Боюсь спрашивать, но все же скажите мне, как именно?

Линнер на минуту задумался, потом, вынув трубку изо рта, спросил:

— Вам известно об утечке информации о деятельности армейской разведки?

— А вам известна военная медсестра по имени Фэйс Сохил? — в свою очередь, спросил Доннау.

Полковник подсел поближе к майору:

— Будет ли этот допрос простым или сложным, зависит только от вас.

Доннау швырнул пачку фотографий в другой конец комнаты и произнес:

— Вы слышали что-нибудь о сенаторе Джозефе Маккейбе? Думаю, что нет. До сорок седьмого года он служил капитаном в армии, хорошо показал себя во время воины. Потом вернулся домой, в штат Миннесота, и, будучи кандидатом от республиканской партии, сожрал тогдашнего сенатора от штата, члена ЛДП.

Доннау проследил взглядом за дымом, струившимся из трубки полковника.

— Маккейб не терял времени даром и быстро сделал себе имя на Капитолийском холме, создал образ защитника интересов американского народа, выступая против, как он говорил, «коварной и всепроникающей угрозы коммунизма». — Майор откинулся назад и скрестил руки на груди. — Мне кажется, он собирает досье на каждого, до кого может дотянуться. Остается только гадать, зачем он это делает и как собирается использовать полученную информацию.

— А вы что думаете по этому поводу?

Доннау мельком взглянул на полковника и пожал плечами.

— Я как-то не очень задумывался над этим, но Маккейб, очевидно, хочет начать охоту за ведьмами, поэтому ему и надо знать о тех, у кого имеется хоть малейший намек на левые настроения. Лично мне это не кажется таким уж плохим делом.

Какое-то время Линнер молчал, обдумывая услышанное.

— И поэтому Фэйс без труда подкупила вас?

— Да, честно говоря, люблю хорошие вещи, но их не купишь на жалованье военнослужащего, а Фэйс предложила мне много денег. — Доннау закинул одну ногу на другую. — Полковник, мне смерть как хочется курить.

Линнер вышел из комнаты и через минуту вернулся с сигаретами «Честерфилд» и зажигалкой. Доннау с благодарностью взял пачку и закурил. Внешне он выглядел вполне спокойным, словно уже проанализировал ситуацию, в которой очутился, и примирился с ней.

— Вам известно, кому Фэйс передавала секретные сведения? — отрывисто спросил полковник.

— Нет, но только, конечно, не напрямую Маккейбу. Он даже не знает о ее существовании. — Майор затянулся дымом. — Сенатор предпочитает не иметь деловых отношений с женщинами и никогда не слушает чужих советов, это уж точно.

Полковник молчал. Он учился технике допроса у лучших мастеров этого дела еще в Сингапуре, во время войны. Молчание было одним из незаменимых, хотя и недооцененных средств в арсенале следователя.

Доннау смахнул с нижней губы прилипшую крошку табака и снова глубоко затянулся.

— Кому она передает сведения? — Из ноздрей у него шли струйки дыма. — Сначала я думал, что одному из мафиозных главарей, Чезаре Леонфорте. Он уже старик, отец двух сыновей — Альфонса и Джона. Так вот, этот человек и еще один такой же главарь, по имени... забыл! — Майор пару раз прищелкнул пальцами. — Надо же, забыл такое живописное имя! Как же его зовут-то?.. Ага, вспомнил — Черный Пол Маттачино! Так вот, оба эти главаря хотят нащупать ниточку, ведущую к набирающим силу фашистским кругам в Вашингтоне. — Он снова затянулся сигаретным дымом. — Очень может быть, что Фэйс действительно подчиняется Чезаре Леонфорте, но даже если это так, за всем этим стоит еще кто-то, кого не знает сам старик.

— Вы считаете, что Фэйс Сохил ведет двойную игру?

— Но не в том смысле, как вы это понимаете, — ответил Доннау. — Я хочу сказать, что она не является тайным агентом коммунистов или чем-то в этом роде. Однако у меня сложилось впечатление, что Фэйс недолюбливает всех этих Леонфорте.

— Но она жила с одним из членов этой семьи, — заметил полковник. — Вам известно, что настоящее имя капитана Леонарда — Джонни Леонфорте? Да, он сын Чезаре.

— Неужели? — Майор уставился на дымящийся кончик сигареты. — Дело принимает интересный оборот. — Он снова с жадностью затянулся сигаретным дымом. — Впрочем, знаете ли, любить — это одно, а жить вместе — совсем другое, такие вещи не всегда совпадают. Возможно, она жила с Джоном Леонфорте, не любя его, откуда нам знать?

Доннау сказал «нам». Это был хороший знак — допрашиваемый сменил позицию «я против них» на «мы против них».

— Вы правы, — отозвался полковник. — Я почти ничего не знаю об этой женщине. Может быть, стоит поговорить с ней самой.

— Что ж, желаю удачи, — усмехнулся майор. — Таких, как Фэйс, я никогда не встречал в жизни. Она тверда как сталь и хорошо знает, чего хочет. — Доннау смял окурок и тут же закурил новую сигарету. — Я почти уверен, что Фэйс Сохил все прекрасно предусмотрела, вы не сможете застать ее врасплох.

Линнер сменил тему и спросил майора, известно ли ему что-нибудь о доме, зажатом между двумя складами на реке Сумиде. Оказалось, что Доннау ничего о нем не знает. Полковник не стал рассказывать майору, что Оками уже побывал в этом доме и что там находится убежище Фэйс. Однако самое интересное было то, что женщина больше не советовала оябуну туда приходить. Странно: почему? Ведь если майор прав, и Фэйс действительно работает на Чезаре Леонфорте, почему бы ее убежище не использовать и Оками?

— На сегодня достаточно. — Линнер поднялся.

— Вы хотите сказать, что я свободен и могу идти куда захочу? — Доннау удивленно посмотрел на полковника.

— Как вам будет угодно.

Майор медленно поднялся со своего места. Его взгляд невольно скользнул по пачке фотографий, валявшейся на полу.

— Можете забрать их, если хотите, — сказал Линнер. — У меня достаточно копий.

Доннау сдержанно улыбнулся:

— К чему они мне? Я и так все хорошо помню.

Он уже подошел к двери, когда полковник окликнул его:

— Майор, у меня есть еще одна просьба.

Поколебавшись, Доннау обернулся.

— Буду вам весьма признателен, если вы узнаете, кто является хозяином того дома между складами.

Взглянув на пачку фотографий, майор кивнул головой и вышел.

У Микио Оками была навязчивая идея — он во всем видел сходство между омертой, сицилийским кодексом верности и молчания, и кодексом верности якудзы. Изучение законов и традиций итальянской и американской мафии стало его самым большим увлечением. Оками считал, что между семьями Леонфорте и Маттачино шла напряженная и жестокая конкурентная борьба, плацдармом которой был Вашингтон, округ Колумбия. Обе семьи страстно стремились пробраться в правительство, завязать близкие отношения с сенатором Джозефом Маккейбом, восходящей звездой, которая недавно появилась на политическом небосклоне.

— Я хочу, чтобы вы организовали слежку за Фэйс Сохил, — сказал Линнер.

— Зачем? — удивился Оками.

— Джек Доннау считает ее двойным агентом, работающим на Леонфорте и еще на кого-то.

— На Черного Пола Маттачино?

— Очень может быть, — кивнул полковник.

Оками выглянул из окна торуко.

— Интересная идея, но вряд ли нам удастся установить, с кем связана Фэйс.

— Почему нет?

— С тех пор как я убил Джонни Леонфорте, она держит меня на расстоянии, не подпуская слишком близко к себе. Я уже много раз пытался выяснить ее подлинные намерения и цели, и все напрасно. Эта женщина крепко держит круговую оборону, и с тех пор как погиб Джонни, ведет монашеский образ жизни. Во всяком случае, мне так кажется. Несмотря на то что мы с ней регулярно встречаемся, по крайней мере раза два в неделю, все это происходит в присутствии других людей, и вот уже десять месяцев я не могу поговорить с ней с глазу на глаз.

— Так где же она живет, черт бы ее побрал?

— Понятия не имею, — вздохнул оябун. — И все мои попытки выяснить это ни к чему не привели.

— Продолжайте искать, — сказал полковник. — Должна же быть брешь в обороне этой женщины.

Оками ответил как истинный последователь Конфуция:

— Я сделаю все возможное.

Прошло две недели, но оябун так и не смог хоть что-нибудь узнать о тайне Фэйс. Полковник стоял у окна комнаты торуко, разглядывая серое токийское небо, которое, как в калейдоскопе, разительно менялось каждый день. Он думал о таинственном убежище Фэйс Сохил, о том, кто был хозяином зажатого между складами дома. И вдруг ему самому захотелось взглянуть на этот дом. Он пошел по коридору и по дороге заглянул в комнату, где работала Эйко — заполняла своим каллиграфическим почерком бухгалтерские книги. Обычно она занималась этим когда не обслуживала мужчин-клиентов.

— О Линнер-сан! — воскликнула женщина, глотая звуки "л".[1] — Я как раз собираюсь пить чай. Не хотите ли присоединиться?

Никогда прежде Эйко не приглашала его или Оками выпить с нею чаю, и, как ни хотелось полковнику поскорее добраться до интересовавшего его дома между складами, он решил принять предложение.

— Благодарю, Эйко-сан, — поклонился Линнер.

Женщина убрала со стола бумаги. Во всех ее движениях просматривалась скрытая сила сжатой до поры пружины.

— Вы все работаете, и днем, и ночью, в любое время суток. Когда же вы находите время для своей жены Цзон и сына Николаса? Вы когда-нибудь отдыхаете? — спросила она и поставила на поднос чайник с кипятком. У Эйко сильные, хорошей формы руки и лебединая шея. Узкое лицо придавало ей аристократический вид. Полковник вполне мог представить ее в качестве властной жены полководца в феодальные времена.

— К сожалению, у меня слишком много дел и слишком мало времени, чтобы выполнять свои семейные обязанности и отдыхать.

— Сказано истинным англичанином, — произнесла Эйко, заваривая самый дорогой сорт зеленого чая.

Это заинтересовало полковника. Как правило, такой сорт чая подавался во время чайных церемоний особой важности, чтобы произвести впечатление на гостей.

Женщина опустила голову:

— Надеюсь, мои слова не оскорбили вас, во многих отношениях вас не отличить от настоящего японца.

Он снова поклонился:

— Благодарю, но вряд ли я заслуживаю такой похвалы. Конечно же, вы ничем меня не обидели. В душе я все еще остаюсь британцем.

— Но сердцем вы уже японец, разве не так? — Она налила чаи в две чашки, протянула ему одну из них, и он взял ее обеими руками. Женщина подождала, пока полковник сделает маленький глоток и только тогда прикоснулась губами к своей чашке.

Молчание затягивалось. Эйко упорно не отводила взгляда от своей чашки, словно видела в ней Вселенную, затем задала собеседнику несколько вежливых вопросов о жене, сыне и Садике, который, насколько ей было известно, полковник очень любил, но не имел времени, чтобы как следует за ним ухаживать. Они выпили весь чайник, и Эйко заварила второй. Линнер знал, что в таких ситуациях главное набраться терпения. Рано или поздно хозяйка торуко скажет то, ради чего пригласила его выпить чаю.

Наконец женщина начала говорить:

— Не могу сказать, что ничего не знаю о вашей работе, Линнер-сан. Конечно, я не стараюсь специально подсматривать или подслушивать, но нельзя не заметить многочисленных посетителей, которые приходят к вам или к Оками-сан, и еще кое-какие подробности.

Эйко замолчала. Полковник не стал прерывать ее молчание, выжидая, пока она не заговорит снова.

— От имени моей страны я хочу выразить свое восхищение вами и вашей деятельностью, и мне очень приятно, что я могу, пусть в незначительной степени, помочь вам.

Хозяйка налила гостю еще чаю и поставила на стол блюдо с соевыми сладостями, сделанными в виде кленовых листьев нежных тонов. Полковник взял в рот конфету: сочетание насыщенной, сладости и крепкой горечи было приятным. Японцы говорили, что точно так бывает и в жизни — сладкое и горькое вместе.

— Есть у меня один клиент, — продолжила женщина. — Я всегда обслуживаю его сама, он предпочитает меня всем моим девушкам.

Полковник навострил уши. У Эйко было строгое правило никогда не говорить о своих клиентах, и сам факт нарушения этого правила имел огромное значение. Однако хозяйка торуко запнулась, видимо, не знала, как продолжить начатую тему.

— Что-то в этом клиенте смущает вас, Эйко-сан? — спросил полковник.

Она кивнула:

— Да, именно так. У него шрамы. — Она прикоснулась указательным пальцем к своей щеке.

— Наверное, последствия войны. Возможно, он был ранен шрапнелью.

— Нет, я видела раны от шрапнели, они выглядят совсем по-другому. К тому же в военно-полевых госпиталях врачи не оставляют таких незаметных швов. — Женщина покачала головой. — Эти швы наложены чрезвычайно искусно, они практически незаметны и по цвету лишь самую малость отличаются от нетронутой кожи. — Она подняла кверху указательный палец. — Однажды я уже видела такие швы у одной моей знакомой, которая сделала все, чтобы изменить свою внешность. Она очень хотела стать красивой.

— Вы хотите сказать, что этот клиент перенес пластическую операцию?

— Хай.

Полковник внимательно посмотрел на Эйко. Почему она решила, что подобная информация может его заинтересовать?

— Это не просто пластическая операция, — продолжила женщина. — Похоже, все лицо было переделано, кости сломаны и сращены заново, хрящи удалены и заменены. — Она постукивала кончиком пальца по столу. — Например, скулы были приподняты выше ко лбу, на носу было сделано несколько операций, кожа вокруг глаз была подтянута таким образом, что разрез глаз изменился.

— Похоже, вашему клиенту есть что скрывать, — сказал полковник. — Он американец?

— Да. Мой клиент просил меня найти одного человека, которого давно разыскивает. Он узнал, что у меня есть определенные связи, много друзей и даже предложил заплатить приличную сумму, если я найду ему этого человека.

— И кого же он ищет?

Эйко подняла глаза, и полковник увидел в них тень тревоги.

— Ему нужен Оками-сан.

Поначалу полковник чуть было не рассмеялся.

— Многие хотели бы поговорить с Оками-сан, — сказал он.

— Этот человек не собирается разговаривать с оябуном, — сказала Эйко, — он хочет убить его.

Полковник насторожился:

— Убить? Он так сказал?

— Конечно, он не говорил напрямую. Но я поняла это по выражению его глаз — в них горела ничем не прикрытая ненависть к Оками-сан.

Полковник задумчиво кивнул:

— Ну хорошо, я займусь этим. Как зовут вашего клиента?

— Леон Ваксман.

Первым делом полковник попросил Эйко поклясться, что она будет молчать о том, что ему рассказала. Он хотел, чтобы ни одна душа, и в первую очередь сам Оками, не узнала, что Леон Ваксман, человек со следами серьезных пластических операций, неожиданно всплыл на поверхность через два года после того, как Джонни Леонфорте впервые упомянул его имя.

В 1947 году Линнер думал, что Леон Ваксман — не более чем вымысел. Но если так, кем же был этот человек, во плоти явившийся сейчас?

Он попросил Эйко узнать у ее знакомой, где она делала пластическую операцию, и начал поиски. В течение двух недель полковник успел побывать в каждой клинике, где проводились пластические операции, поговорить с каждым хирургом, специализировавшимся в этой области, — и все безрезультатно. Линнер уже решил, что Леон Ваксман сделал такую операцию где-то за пределами Токио, хотя это казалось маловероятным, так как только в столице можно было получить первоклассное медицинское обслуживание, тем более сделать пластическую операцию. С такими мыслями он во второй раз пришел к хирургу по имени Хиигата. Это был небольшого роста энергичный человек с седыми волосами и узким изможденным лицом. Их первый разговор был прерван сообщением, что одному из пациентов плохо, и они договорились встретиться через пять дней.

— Я думал над вашими вопросами, — сказал Хиигата полковнику, приглашая его в свой маленький кабинет, все полки которого были уставлены книгами и черепами. — Вы ищете специалистов по пластическим операциям, потому что вам кажется, что этот человек... как его зовут?

— Леон Ваксман.

— Да-да, Леон Ваксман. Вы полагаете, что он по своей воле решился на операцию. Но что, если это не так?

Солнечный свет с трудом проникал сквозь немыслимо грязное маленькое окно кабинета. Линнер подался вперед:

— Что вы хотите сказать?

Доктор сцепил пальцы рук:

— Я имею в виду следующее. Если он попал, скажем, в автомобильную аварию или свалился откуда-то и разбился, возможно, врачу пришлось сделать нейрохирургическую, а потом и пластическую, восстановительную операцию на лице. Попробуйте навести справки в нейрохирургическом госпитале при Токийском университете.

Через неделю полковнику удалось договориться о встрече с доктором по имени Инвага, главным хирургом нейрохирургического госпиталя, которого рекомендовал ему Хиигата.

— Леон Ваксман? — Ингава посмотрел в свои записи. — Да, месяцев десять назад он был нашим пациентом.

Внутри у полковника что-то дрогнуло.

— Когда его выписали?

— В прошлом году. Точной даты у меня нет, но хорошо помню, что тогда цвели вишневые деревья.

Значит, где-то в середине апреля 1948 года. Следовательно, в госпиталь пациент попал в мае 1947 года. Сердце полковника забилось быстрее.

— У вас не осталось случайно фотографии мистера Ваксмана, сделанных до операции? — спросил он.

— Ну конечно, есть, — спокойно ответил доктор, доставая с полки папку, — но они конфиденциальны.

Худой, как палка, Ингава носил маленькие круглые очки, которые невыгодно подчеркивали тонкие, вечно поджатые губы и слегка вздернутый нос. У него были оттопыренные уши, похожие на крылья бабочки. Казалось, от доктора исходил запах мела и академических профессорских дебатов. В каждом его движении и взгляде было что-то такое, что делало его похожим на инопланетянина.

— Я нахожусь здесь по заданию представителей вооруженных сил США, — сказал Линнер, стараясь быть как можно любезнее, — мистер Ваксман разыскивается по обвинению в контрабанде и убийстве. Пожалуйста, не заставляйте меня вернуться к вам в сопровождении военной полиции.

Ингава понял всю серьезность ситуации, но не спешил выполнить просьбу полковника, хотел дать ему понять, что делает это по доброй воле, а не по принуждению вооруженных сил США. Полковник спокойно позволил ему эту маленькую паузу, чтобы доктор смог сохранить свое достоинство.

Наконец Ингава выложил на стол пачку фотографий.

— Благодарю за сотрудничество, доктор, — сказал полковник и, не торопясь, принялся рассматривать фотографии. Внезапно кровь застыла у него в жилах. На него смотрел Джонни Леонфорте, которого, как считал Оками, он давно отправил на тот свет.

— Когда этого человека привезли к нам, он был в страшном состоянии, — произнес Ингава, — если честно, я думал, нам не удастся спасти его. Он был...

— Простите, доктор, — перебил его полковник. — Кто привез Ваксмана в ваш госпиталь?

— Точно не помню, кажется, женщина, она назвалась монахиней.

— Монахиня? — Это показалось ему очень странным. — Японка?

— Нет, американка. У нее были необычные глаза — ярко-синие, волшебного цвета!

— Она назвала свое имя?

Доктор пожал плечами и обиженно сказал:

— Дорогой полковник, в ту минуту мы думали только о пострадавшем, он был на волосок от смерти из-за большой кровопотери и глубоких обширных ран. Должно быть, попал в какую-то страшную катастрофу. Мы делали все, чтобы спасти его, и, когда я вышел из операционной, монахиня уже покинула госпиталь.

— Неужели она больше не приходила? Может быть, звонила, чтобы узнать, в каком состоянии находится мистер Ваксман?

— Нет. Никто им не интересовался. И если говорить честно, мне кажется, это вполне устраивало самого потерпевшего.

Полковник перелистал страницы папки и спросил:

— Почему вы так считаете, доктор?

— Я же наблюдал за пациентом... Несмотря на жуткие кошмары, которые мучили его по ночам, он ни за что не хотел обратиться за помощью к психологу, хотя я настоятельно рекомендовал это сделать ради его же собственного блага, а когда тот все же сам пришел, повел себя с ним очень грубо. К тому же пациент этот никогда никому не звонил, ни с кем не разговаривал. Только со мной и медсестрами, которые возле него дежурили, да и то по необходимости. Он вообще производил впечатление очень замкнутого человека.

— Намеренно замкнутого? — предположил Линнер.

— Пожалуй, да. Очень похоже на то.

Помолчав минуту, полковник спросил:

— Он перенес обширные пластические операции?

— Фактически от его прежнего лица ничего не осталось.

В тоне доктора проскользнула неприкрытая гордость, словно Ваксман был его творением, что, впрочем, весьма соответствовало истине.

— Вы сказали, у него были глубокие и обширные раны.

— Совершенно верно.

— Именно поэтому пришлось полностью изменить лицо Ваксмана?

— Да нет, — махнул рукой Ингава. — Все его раны я зашил во время первой операции, которая продолжалась четырнадцать часов из-за нейрохирургических сложностей. Три последующие пластические операции на лице были сделаны по просьбе самого пациента.

— У меня есть для вас новость, Линнер-сан, — сказала Эйко однажды вечером. — Ваксман пытается завести себе друзей.

Полковник, набивавший свою трубку табаком, помолчал и затем спросил:

— Среди ваших клиентов?

— Да.

Он знал, что это означало. «Тенки» было тем местом, где удовлетворялись разнообразные сексуальные потребности офицеров американских оккупационных войск. Кроме них, сюда частенько захаживали и командированные для оказания помощи японскому правительству технические специалисты, экономисты, политики и бизнесмены. Каждый вечер в торуко можно было найти несколько таких посетителей. Большинство из них Линнер уже видел.

— Так вот зачем он ходит сюда! — пробормотал полковник.

Эйко принесла для него еду из заведения, расположенного на той же улице. Оно работало круглые сутки и обслуживало проголодавшихся посетителей «Тенки». Линнер заморил лишь червячка, оставив почти всю порцию для Эйко, которая никогда не ела досыта, и спросил:

— С кем конкретно он вступил в контакт?

— Я составила список. — Женщина вытащила из рукава кимоно свернутую в трубочку бумагу.

Просматривая список, полковник бросил небрежным тоном:

— Я уже наелся, Эйко-сан.

— Прошу прощения, что купила слишком много.

— Сочту за честь, если вы съедите оставшуюся рыбу и рис, — сказал Линнер, чуть нахмурившись.

— Благодарю вас, полковник, но совсем не голодна.

Он разжег свою трубку и, прочитав написанные каллиграфическим почерком имена, задумчиво произнес:

— Он охотится за самой верхушкой. Как вы думаете зачем?

— Наверное, собирается заняться бизнесом и хочет завязать нужные связи.

«Интересно, каким бизнесом?» — подумал полковник.

— Хорошо, Эйко-сан. Прошу вас и впредь записывать даты, по которым бывает здесь Леон Ваксман.

Взяв поднос, хозяйка торуко уже собиралась уходить, но полковник остановил ее:

— Я хотел еще поговорить с вами об этой женщине, Фэйс Сохил. Предположим, она капитан медицинской службы американской армии. Однако Оками-сан и я имеем основания считать, что это не единственное ее занятие. Не могли бы вы через своих друзей навести о ней справки?

— С удовольствием, Линнер-сан.

Несколько часов спустя, уходя домой, полковник тихонько заглянул в приоткрытую дверь комнаты Эйко и улыбнулся: женщина с огромным удовольствием доедала оставленную для нее рыбу и рис.

На следующий день Джек Доннау позвонил Линнеру и сказал, что хочет его видеть. Они встретились после работы в «Тенки».

— Я узнал о доме между складами, — начал майор без всяких вступлений. — Вы не поверите, но он принадлежит сенатору Маккейбу.

— Маккейбу? Какого черта он связался с недвижимостью в Токио? Да еще с домом, который мафия использует в качестве укрытия?

— Сногсшибательная новость, скажу я вам, — пожал плечами Доннау.

Полковник сдвинул брови:

— А вы уверены, что это правда?

— Абсолютно уверен, мой источник информации не вызывает ни малейших сомнений.

— Боже! — Полковник встал и подошел к окну. В его мозгу проносились десятки гипотез, но ни одна из них не казалась ему подходящей. Впрочем... Доннау сказал, что семьи Леонфорте и Маттачино стремятся к контактам с фашистами в Вашингтоне. Может, кому-то из них уже удалось завязать знакомство с самым главным фашистом на Капитолийском холме?

Спустя час после ухода майора явился Оками. Весь его вид говорил о том, что ему не удалось найти Фэйс Сохил.

— Я никогда не видел эту женщину. Как она выглядит, какого цвета у нее глаза? — спросил полковник.

— Синие, — ответил оябун и вышел, чтобы вымыть руки.

Это становится интересным, подумал Линнер, вспомнив слова нейрохирурга Ингавы, который сказал, что Ваксмана доставила в госпиталь женщина, назвавшаяся монахиней. И у нее были необычно яркие синие глаза. Кроме того, Оками как-то говорил, что после смерти Джонни Леонфорте Фэйс Сохил жила как монашенка. Что это — простое совпадение или именно эта женщина привезла своего любовника в госпиталь? Так ли уж она ненавидит Леонфорте, как считает Доннау? Наверное, Фэйс все-таки любила Джонни по-настоящему и теперь скрывает его новое имя!

Прошло три дня. Линнер давно не видел Эйко и решил заглянуть в ее комнату, но хозяйки торуко там не оказалось. Решив оставить ей записку с просьбой срочно зайти к нему, полковник подошел к столу, начал искать чистый лист бумаги и наткнулся на что-то блестящее. Это было серебряное распятие на тонкой цепочке. «Странно, — подумал Линнер. — Неужели она католичка?» Манеры и внешность Эйко были настолько японскими, что он всегда считал, что она исповедует буддизм. Если это не так, то почему женщина скрывает, что привержена западной религии?

— Это вы, полковник? — Эйко внезапно появилась в дверях. — Вы хотели меня видеть?

— Да, очень хотел. Собирался даже оставить вам записку.

Хозяйка торуко заметила распятие:

— Значит, теперь вам известна моя тайна.

Линнер поднялся из-за стола:

— Каждый человек имеет право исповедовать ту религию, какую он хочет. Зачем это скрывать?

Эйко внимательно посмотрела ему в глаза. Сейчас она была похожа на умную ворону.

— Вот вы, полковник, наполовину еврей, почему же старательно скрываете этот факт?

Не успев удивиться, откуда у нее такие сведения — ведь даже Оками не знал об этом, — полковник ответил:

— На то есть свои причины, Эйко-сан. Слишком много людей не любят евреев. Их подвергают дискриминации почти повсюду, хотя официальные круги упорно это отвергают. И у меня, несомненно, было бы немало неприятностей, если бы стало известно о моем происхождении.

— Не волнуйтесь, я никому об этом не скажу. У нас у всех есть свои тайны.

Женщина села в кресло, скрестив ноги на западный манер, чем полковник был крайне удивлен, и сказала на прекрасном английском:

— Видите ли, Линнер-сан, я принадлежу к Ордену, который, подобно евреям, подвергался и подвергается жестоким гонениям.

— Католический орден? А я-то думал...

— Я говорю о женщинах.

В комнате повисло мертвое молчание. За окнами шумел нескончаемый поток машин, из соседней комнаты доносились стоны и вздохи клиентов, занятых сексом.

Наконец, полковник спросил:

— Как это понимать, Эйко-сан?

— Я кое-что узнала о Фэйс Сохил, — сказала Эйко, игнорируя вопрос полковника, — ее нет в Японии, вот почему Оками-сан давно не видел ее.

— Она вернулась в США?

— Да, а перед отъездом жила какое-то время в доме между складами.

— Пожалуй, мне пора самому побывать в этом доме, — сказал полковник, словно разговаривая сам с собой.

— Хотите сделать это прямо сейчас? — неожиданно предложила женщина.

Внешне дверь дома казалась вполне обыкновенной, деревянной, но когда Эйко постучала в нее, раздался металлический звук. Интересно, кто ожидал полковника за этой дверью? Фэйс? Чезаре Леонфорте? Сенатор Маккейб? А может быть, сам Леон Ваксман — Джонни Леонфорте?

Дверь отворилась.

Девушка, лет двадцати не больше, провела их через овальный вестибюль по широкой лестнице на второй этаж. Пройдя по коридору, стены которого были обшиты вишневым деревом, они попали в великолепную библиотеку. Все детали ее убранства были изысканны и говорили о богатстве хозяина дома. Библиотека казалась весьма просторной из-за сводчатого потолка, с которого свисала австрийская хрустальная люстра. Высокие стеллажи красного дерева были уставлены тысячами книжных томов. Королевских размеров персидский ковер сочных рубиновых, сапфировых и изумрудных тонов был разостлан по полу. Из мебели в комнате находились два кожаных диванчика, пара кресел и кушеток, а также несколько ламп с зелеными абажурами. В углу стоял великолепный французский секретер блестящего грушевого дерева. Небольшие бронзовые с позолотой часы украшали кофейный столик из хрусталя и бронзы. За темно-зелеными бархатными портьерами угадывались окна.

— Что это за дом? — спросил Линнер Эйко.

— Оазис для чужестранцев, — отозвался низкий грудной женский голос.

Полковник обернулся на звук и увидел высокую, статную женщину с румяными щеками, каштановыми волосами и глазами необыкновенного цвета. Доктор Ингава был абсолютно прав: они были волшебными, ярко-синими. Незнакомка шагнула вперед, шурша черной юбкой, и протянула гостю свою руку — она оказалась сухой, сильной и властной. Пожимая ее, Линнер ощутил, как его окатила волна необыкновенного тепла, и он даже заморгал от необычного ощущения.

Монахиня улыбнулась:

— Добро пожаловать в наш дом, полковник Линнер. Меня зовут Бернис. Я настоятельница монастыря Святого Сердца Девы Марии.

— Вы, — словно не находя нужных слов, заикаясь, сказал полковник, — спасли жизнь Джонни Леонфорте?

Бернис, все еще сияя солнечной улыбкой, ответила:

— Всему свое время, всему свое время. — И, повернувшись к Эйко, добавила: — Ты была права, сестра.

Та склонила голову:

— Благодарю тебя, Бернис.

Повернувшись к гостю, настоятельница монастыря спросила:

— Итак, полковник Линнер, каково ваше мнение обо мне?

Он, вспомнив, что Эйко говорила ему об Ордене, который подвергается гонениям, подобно евреям, ответил:

— Вы кажетесь мне самой прекрасной воительницей, какую я когда-либо встречал.

Рассмеявшись, Бернис воскликнула:

— Клянусь мечом Доны ди Пьяве, вы мне нравитесь, полковник Линнер! — И она жестом указала на одно из кожаных кресел с высокой прямой спинкой: — Прошу садиться.

Сама настоятельница, сложив руки на коленях, уселась рядом с французским секретером на краешек кресла, как птица, готовая в любую минуту взлететь. Выражаясь шахматным языком, в этой партии она была скорее конем, чем слоном, поскольку больше походила на роль инициатора атаки.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить, полковник? Чай? Кофе? Бренди?

Линнер выбрал чай, и Бернис присоединилась к его выбору. Эйко бесшумно вышла, и через несколько минут в комнате появилась Анако, девушка, которая встречала их на пороге дома. Она несла чайный сервиз. Чай был заварен по-английски, с тонкими ломтиками свежего лимона, цельным молоком, свежеиспеченными булочками и взбитыми сливками. Это было совершенно неожиданное, роскошное угощение, и полковник получил от него истинное наслаждение.

Наконец, сытый и довольный, он откинулся на спинку кресла и сказал:

— Сестра, я теряюсь в догадках.

Она взглянула на него быстрым птичьим взглядом:

— Чем могу вам помочь?

— Что вы делаете здесь, в этом доме, который мафия использует в качестве убежища и который принадлежит сенатору Маккейбу?

— Отличный вопрос, полковник, — раздался рокочущий баритон.

Обернувшись, Линнер увидел в дверном проеме широкоплечего мужчину в превосходном светлом костюме, что заставило полковника пожалеть, что он не может носить штатскую одежду. На незнакомце была белоснежная рубашка с галстуком, на ногах сияли кожаные туфли ручной работы. Черные вьющиеся волосы подчеркивали смуглую оливковую кожу. Живые глаза выдавали ценителя жизни и всех ее удовольствий. Мужчине было немного за тридцать, но он выглядел моложе своих лет — острые скулы, тяжелая нижняя челюсть и широкий лоб придавали ему интеллигентный и одновременно грозный, почти устрашающий вид. Он подошел к полковнику походкой светского человека.

— Я дам ответ на ваш вопрос. Истина состоит в том, что мы заключили союз с дьяволом. — Незнакомец широко улыбнулся. — Я имею в виду не настоящего дьявола, а зло, воплощенное в нем.

Он остановился перед чайным подносом, макнул мизинец во взбитые сливки и облизал его сочными чувственными губами. Это получилось у него настолько естественно, что никто не посчитал его поступок бесцеремонным и не возмутился. Затем мужчина вынул носовой платок тончайшего полотна, вытер им руки и опустился на кушетку между Бернис и полковником.

— Я говорю об этом сенаторе Маккейбе. Вот уж настоящий сукин сын! Прости, Бернис...

— Бог надевает шоры на глаза фанатиков, — назидательно произнесла настоятельница.

Резким движением мужчина протянул руку полковнику, с чувством пожал ее и представился:

— Мое имя Пол Маттачино, однако, все вокруг зовут меня Черный Пол. — Он рассмеялся, касаясь рукой щеки: — Из-за темного цвета кожи. Должно быть, во мне течет кровь африканских мавров, случайно забредших в наши места, кто знает?

— Ты отвлекся от темы, Пол, — тихо сказала Бернис. — Полковник очень занятой человек.

— Ну конечно, а как же! — прогудел Пол, подмигнув Линкеру. — Он — большая шишка и именно поэтому явился сюда.

— Пол, — сказала Бернис тоном нянюшки, решившей пожурить непослушного шалунишку.

— Ну хорошо, хорошо! — вздохнул он. — Чтобы добраться до Маккейба я воспользовался связями моей семьи. Сенатор, в свою очередь, познакомил меня со многими большими шишками в Вашингтоне. Однако за это мне пришлось заплатить высокую цену — я снабжал его информацией о каждом человеке из оккупационного правительства, которую добывали мои люди.

— Маккейб составляет досье на всех высших офицеров, — пояснила Бернис. — Недавно сенатор признался Полу, что при помощи офицеров, которых прижал к ногтю своим бесстыдным шантажом, он уже начал собирать информацию о сотрудниках госдепартамента.

— Чертов сукин сын! — рявкнул Маттачино.

Линнер взглянул на Бернис, но та, казалось, не заметила кощунственных слов Пола. «Странная монахиня», — подумал полковник.

— При помощи Маккейба, — продолжал Черный Пол, — я завязал дружбу с людьми, стоящими у власти в США. А недавно до меня дошли слухи о том, что сенатор собирается затеять слушания в конгрессе по поводу антиамериканских настроений среди членов правительства. Если слухи верны, то дело это дурно пахнет, и я не хочу быть в нем замешанным.

— Вы поздно спохватились, — заметил Линнер.

— Возможно, мы несколько переусердствовали, — сказала Бернис.

«Мягко сказано», — подумал полковник, а вслух спросил ее:

— Так чем же вы занимаетесь вместе с мафией?

— Послушай, дружище, — вмешался Черный Пол, — тебе бы следовало с большим уважением разговаривать с матерью-настоятельницей.

— Помолчи, Пол, — урезонила его Бернис.

— Я не хотел ничем вас обидеть, но ваш союз с мафией представляется мне в высшей степени странным.

Бернис улыбнулась:

— Вы хотели сказать «нечестивым».

— Это слово вертелось у меня на языке, — улыбнулся полковник.

— Однако, — угрожающе произнес Черный Пол, — вы должны знать, что мои предки были тесно связаны с Орденом Доны ди Пьяве. — Он наклонился вперед, безжалостно сминая свой великолепный костюм. — Семья Маттачино родовита, полковник, очень родовита. — Он многозначительно поднял указательный палец кверху.

— Люди, подобные семье Маттачино, имеют свое предназначение, — пояснила настоятельница, — и приносят определенную пользу. — Наш Орден — Орден женщин, и это накладывает многочисленные ограничения на нашу деятельность. Веками мы подвергались преследованиям в той или иной форме. — Ярко-синие глаза женщины неотрывно смотрели на полковника, и у него появилась мысль, что она наверняка знает о его полуеврейском происхождении. — Господь наш в своей вечной мудрости даровал Доне ди Пьяве возможность исполнять его миссию, и мы продолжаем ее дело, служа Богу так, как он велит нам. — Бернис снова улыбнулась. — И он поддерживает нас, когда мы слабеем или сталкиваемся с трудностями.

— Выходит, такие, как Маттачино, исполняют роль ваших помощников? Не хотите ли сказать, что Бог повелел вам водить дружбу с бандитами, мафиози?

— Все мы Божьи дети, полковник, — отозвалась настоятельница. — Все — грешники и нуждаемся в искуплении наших грехов, и эти люди тоже по-своему служат Богу.

— Убивая и грабя, — усмехнулся Линнер.

— Я же говорил тебе! — взорвался Черный Пол, подпрыгнув на месте. — И какого черта я должен выслушивать всю эту... — Он чуть было не выругался площадной бранью. — Я знал, что эта встреча не приведет ни к чему хорошему!

Бернис не сводила глаз с полковника, внешне оставаясь спокойной. Когда Черный Пол исчерпал все свои ругательства, она сказала:

— Кто из нас не грешен, полковник? Неужели вы бросите первый камень?

Несколько пристыженный, Линнер промолчал. Настоятельница попала в самую точку. Какое право имел он, сам неоднократно нарушавший законы, даже убивавший во имя своей цели, связавшийся с якудзой, вставать в позу и учить этих людей?

— Так что же вы хотите? — спросил он наконец.

Услышав вопрос полковника, Черный Пол был искренне удивлен и не стал этого скрывать.

— Нам нужно повернуть события в другое русло, — сказала Бернис с удивительным практицизмом. — Мы получили все, что хотели от Маккейба, но теперь, когда возникла угроза, что сенатор развяжет охоту на ведьм, он стал слишком опасен. Мы не хотим принимать участие в антикоммунистическом шабаше!

Черный Пол сжал руку в кулак:

— Пора его раздавить!

— И вы хотите, чтобы я помог вам в этом? — спросил полковник.

— Да. В начале следующей недели Маккейб должен прибыть в Токио, — сказала Бернис.

— Вот и отлично. — Полковник поднялся с кресла. — Я возьму свой пистолет и пристрелю его.

— О мадонна! — Черный Пол с силой ударил себя ладонью по лбу. — Зачем мы связались с этим недоумком, Бернис?

Слово «недоумок» он все же сказал по-итальянски.

— Потому что нам без него не обойтись, — спокойно ответила настоятельница. — Ни ты, ни я не можем близко подойти к Маккейбу.

— Вы что же, действительно хотите, чтобы я убил сенатора? — прищурил глаза полковник.

— Зачем убивать? — замахал руками Черный Пол. — Кто сказал хоть слово об убийстве?

— Пора его раздавить, так, кажется, вы сказали? — обернулся к нему Линнер.

— Да, но...

— Сядьте, — повелительно произнесла Бернис, и мужчины послушно опустились на свои места.

— Полковник, мы просто хотим нейтрализовать сенатора, ничего более. Лишить его авторитета, влияния, но не самой жизни. — В голосе настоятельницы послышались укоризненные нотки. — Неужели вы думаете, что мы способны побудить кого-либо на такое преступление?

Полковник долго молчал, раздумывая над словами Бернис. Не спеша вынул свою трубку, набил ее табаком, разжег и с удовольствием затянулся. Наконец сказал:

— Это возможно, но не за «спасибо».

— Дадим вам любую сумму, — тут же выпалил Маттачино.

— Не будь смешным, Пол, — сказала Бернис. — Полковник — человек в высшей степени практичный, но я уверена, деньги тут ни при чем.

— Ну да? — хмыкнул Маттачино. — Тогда что ему надо?

Линнер обвел своих собеседников взглядом:

— Сначала я хочу поговорить с Фэйс...

— Нет! — закричал Пол. — Ни за что на свете! Не позволю! Фэйс тут совершенно ни при чем, о ней не может быть речи!

Полковник повернулся к Бернис, и она ответила:

— Дело в том, что Фэйс больше здесь не живет, она вернулась в Штаты.

— Эта женщина могла бы подтвердить мне ваши слова, — сказал Линнер.

— Ну, ты видишь? — Черный Пол замахал руками не хуже ветряной мельницы. — Полковник не верит ни единому слову из того, что мы тут ему рассказывали! Он такой же, как все остальные! — Маттачино повернулся к Линнеру и яростно прорычал: — Она же тебе дала свое честное слово! Господи, да она же монахиня, ты что, не видишь?

— Достаточно, Пол!

Маттачино повернулся и на негнущихся ногах отошел к портьере, не сводя взгляда со своих собеседников.

— Полковник, боюсь, этот вопрос не подлежит обсуждению, — твердо заявила настоятельница. — Фэйс уехала, и с этим уже ничего не поделаешь.

— Отдаете ли вы себе отчет, сестра, во что просите меня вмешаться? Ведь это немногим лучше, чем настоящее убийство. Вы хотите, чтобы я лишил сенатора того, в чем и состоит вся его жизнь, — влияния, авторитета, репутации, карьеры политика. Если все это будет уничтожено, он, возможно, приставит пистолет к своему виску.

— Тем лучше для всех нас, — буркнул Пол, не отходя от портьеры. — Он же маньяк, дьявол его побери! Уж можете мне поверить!

Бернис не обратила внимания на эти выкрики и сказала:

— Вам прекрасно известно, что может натворить в Америке сенатор Маккейб, если мы дадим ему возможность поступать по-своему. Будут уничтожены десятки, сотни людей, разрушены семьи, сломаны карьеры, уничтожены узы дружбы, и все ради чего?

— Красивых слов тут явно недостаточно, — заметил Линнер. — Все они направлены на то, чтобы я расхлебывал кашу, которую вы по неосторожности заварили. А зачем мне это?

Настоятельница покачала головой:

— Вы ошибаетесь. — Потом, обернувшись, громко позвала: — Эйко-сан!

Вошла хозяйка торуко. В руках у нее была папка темно-красного цвета, которую она, не взглянув на полковника, отдала Бернис и удалилась с той поспешностью, с какой люди стремятся покинуть место катастрофы. Настоятельница молча протянула папку Линнеру.

— Что ты делаешь? — взорвался Пол, отходя наконец от портьеры. — Мы же договорились...

Бернис предостерегающим жестом подняла руку и властно произнесла:

— Он заслуживает того, чтобы знать об этом.

Тревожное предчувствие охватило полковника, когда он открыл папку. Это была личная учетная карта офицера Джи-2, его карта. Увидев знакомый документ, он облегченно вздохнул — в нем содержалась обычная информация о его прошлом и настоящем положении. Однако в самом конце Линкер наткнулся на конфиденциальное приложение из двух страниц, на которых красовалась печать Джи-2, и со всевозрастающей тревогой принялся читать донесение о его связях с Микио Оками. На второй странице имелось сообщение, выделенное жирным шрифтом, — о его еврейском происхождении, и полковнику все стало ясно.

— Это копия, — тихо сказала настоятельница. — Подлинник был передан Полом сенатору Маккейбу. Теперь вы понимаете, что произойдет? Сенатор заклеймит вас как коммунистического агента только потому, что несколько хорошо известных евреев не скрывают своих симпатий к Советскому Союзу. А вы ко всему еще и британский подданный, что само по себе уже принесло вам серьезных врагов в Вашингтоне, которые с радостью спляшут на ваших похоронах. Так что речь идет не о каких-то чужих судьбах, охота на ведьм коснется и вас, полковник.

Линнер откашлялся и спросил:

— Разведке известно об этой дополнительной информации?

— Там знают только то, что было до нее. — Бернис вынула из папки две страницы и протянула их полковнику. — Ну?

Линнер молча кивнул, достал серебряную зажигалку и поджег нижний край бумаги. Мгновенно вспыхнувшее пламя уничтожило секретные сведения.

Настоятельница перекрестилась.

— Дело сделано, — сказала она. — Так как мы поступим дальше?

Майор Доннау вошел в комнату полковника в торуко. Настроение у него было приподнятое.

— Ни за что не догадаетесь, кто должен прибыть сюда на следующей неделе! Эта информация засекречена, но вам я могу сказать, что...

Джек осекся и захрипел, получив страшный удар, который отбросил его к стене. Из глаз посыпались искры. Прежде чем он осознал, что произошло, полковник схватил стул и рывком усадил на него майора. Доннау бессмысленно хлопал ресницами, словно пытаясь прогнать ночной кошмар, однако резкий металлический щелчок привел его в чувство.

— Что?..

И тут же ствол его собственного служебного револьвера оказался у него во рту, вызвав рвотный рефлекс. «О боже!» — мысленно завопил он, не имея возможности сделать это вслух.

— Считаю до трех, — прошипел полковник в лицо майору, — размажу твои мозги по стене. Ты хорошо меня понял?

Джек боялся пошевелиться, как будто его абсолютная неподвижность могла спасти ему жизнь.

— А потом я вложу револьвер в твою руку и сделаю так, что всем станет известно о твоих сексуальных извращениях, пусть думают, что ты сам покончил с собой.

Майор попытался что-то сказать, но его чуть было не вырвало.

— Вот, значит, как ты со мной поступил, Доннау? На что ты надеялся? Думал, я не узнаю о том, какое дополнение ты внес в мою учетную карту? Ах ты, фашистский ублюдок!

Неожиданно полковник вынул револьвер изо рта майора и с такой силой ударил его по лицу, что тот свалился со стула. Забившись в угол и подтянув ноги к самому животу, Джек разрыдался.

Линнер, которого охватило отвращение при виде всхлипывающего Доннау, подвинул к себе стул, уселся на него верхом и рявкнул:

— Ну? Я жду, майор!

Доннау вытер рукавом мокрое лицо.

— Я... я испугался, не знал, что делать, хотел спастись...

— И все?

Он кивнул.

«Наверное, это правда», — подумал полковник. Очень часто именно такие причины и заставляют людей совершать подлость.

— Ну хорошо, слушай меня внимательно, — быстро сказал Линнер. — Я знаю, что в начале следующей недели в город по приглашению армейской разведки прибудет сенатор Маккейб, Мне также известны его сексуальные пристрастия, попахивающие извращением. — Он помолчал. — О тебе, Доннау, я тоже не забыл.

При этих словах майор вскинул голову и посмотрел на полковника.

— Маккейб и ты развлекались, когда он служил в войсках, не так ли? Вот откуда ты так много о нем знаешь!

Линнер встал, отпихнул в сторону стул и, схватив Джека за шиворот его форменной одежды, рывком поднял на ноги. У майора от страха тряслись губы.

— А теперь ты будешь делать то, что я тебе скажу. — Он приставил пистолет к его виску. — И поверь мне, если ты осмелишься ослушаться, я засуну револьвер тебе в рот и нажму на курок, понял?

Наполовину обезумевший от страха, майор согласно кивнул.

— И еще, — продолжал полковник, — я изъял из папки твое дополнение. Если ты снова попытаешься подсунуть его туда...

— Нет, не буду... клянусь! — всхлипнул Доннау.

* * *

— Ужасно жаль, но в моей комнате сейчас ремонтируют сантехническое оборудование, нам придется воспользоваться другим помещением, — сказала Эйко Леону Ваксману, когда тот явился в торуко.

Клиент лишь пожал плечами — пусть будет, как хочет эта японская шлюха.

Проходя по коридору мимо комнаты полковника, Ваксман услышал голос:

— Мне плевать на то, что вы там думаете. За дело отвечаю я.

Затем последовало минутное молчание. Очевидно, кто-то говорил по телефону. Леон замедлил шаг.

— Хорошо, — сказал полковник, — а теперь послушайте, что я вам скажу, мистер Маттачино...

— О черт! — Ваксман стукнул себя по лбу.

Эйко оглянулась.

— Я забыл выключить фары моей машины. — Он улыбнулся женщине, отчего его шрамы едва заметно побелели. — Знаешь что, лапочка, ты иди и приготовь там все для нас, а я сейчас вернусь.

— Хай.

Эйко показала ему на дверь комнаты, куда она хотела отвести его, и, поклонившись, засеменила по коридору.

Ваксман развернулся и сделал пару шагов назад по коридору. В этот момент он услышал, как дверь в комнату полковника чуть приоткрылась, и, стараясь оставаться незамеченным, подошел поближе, чтобы подслушать его разговор с этим сукиным сыном Черным Полом.

— Мистер Маттачино, не испытывайте мое терпение... Неужели?.. Мне не нравятся подобные угрозы... Послушайте, вы у меня на крючке... Алло? Алло!

Трубку бросили на рычаг аппарата.

— Дерьмо!

Для Джонни Леонфорте услышанного было достаточно. Коварная улыбка скривила его губы. Он постучал в дверь, дождался, когда в ответ раздалось приглушенное «войдите», и ворвался в комнату.

Полковник поднял глаза:

— Чем могу быть полезен? Похоже, вы ошиблись дверью.

— Не думаю. — Джонни ногой придвинул себе стул и уселся.

— Кто вы?

— Леон Ваксман, — ответил Леонфорте, но руки для приветствия не протянул.

— Полковник Дэнис Линнер, — любезно кивнул хозяин комнаты и, закрыв папку, в которой он только что писал, спрятал ее в левый верхний ящик стола. — Чем могу служить, мистер Ваксман?

— Мне кажется, у вас небольшие неприятности, — чуть ухмыляясь, сказал Джонни.

Полковник удивленно поднял брови:

— Да?

— У вас, как я слышал, проблемы с человеком по имени Черный Пол Маттачино.

— Первый раз слышу это имя.

— А я не первый. Дело в том, что я знаю его наизусть, может быть, даже лучше, чем его собственная мать.

— Это все чрезвычайно интересно, но...

В эту минуту в комнату вбежала вспотевшая и запыхавшаяся Эйко.

— Полковник! — закричала она. — Пожалуйста, идемте со мой, скорее! Двое клиентов подрались между собой! Один истекает кровью, а другой...

— Извините, мистер Леонфорте, я скоро вернусь. — Линнер поднялся со своего кресла и быстро вышел из комнаты.

Джонни слышал, как полковник побежал по коридору, и буркнул ему вслед:

— Отлично! Можешь не торопиться!

Он встал, вынул из стола папку Джи-2 с грифом «совершенно секретно» и прочел информацию американской военной разведки о том, что в начале следующей недели ожидается приезд сенатора Маккейба в Токио. Слева от руки было написано: «Доннау привезет в торуко Маккейба во вторник, в 23.00, комната 7, обеспечить надежную охрану».

У Джонни забилось сердце. Ему потрясающе повезло! Никто из членов его семьи не имел возможности повидаться с сенатором. Теперь такая возможность предоставилась. И ему было, что предложить этому практичному человеку. «Благодарю вас, полковник Линнер!» — подумал Джонни, молитвенно поднимая глаза к потолку. Услышав в коридоре голоса, он закрыл папку и сунул ее обратно в ящик. Когда полковник вошел в комнату, Леонфорте уже сидел на своем прежнем месте.

— Вы все еще здесь? — недовольно спросил Линнер, усаживаясь за стол.

— Неприятности? — небрежно спросил Джонни.

— Все под контролем.

— Поверьте мне, вам будет нелегко с этим Черным Полом Маттачино.

— Я же сказал вам, что не знаю этого человека, — вспыхнул полковник.

— Ах, да...

— Послушайте, мистер...

— Ваксман.

— Мы с вами попусту теряем время...

Подняв руки вверх, Джонни встал:

— Ну хорошо, возможно, вы правы. До скорой встречи, — улыбнулся он, удаляясь.

В назначенное время во вторник полковник сильно нервничал. Слишком многое зависело от успеха столь ненадежного, авантюрного предприятия.

— Ненадежного? — переспросила Эйко, словно пробуя это слово на вкус, когда Линнер поделился с ней своими опасениями. Она с сомнением покачала головой: — Мне так не кажется, ведь все основано на знании человеческой природы, а что может быть надежнее этого знания? — Она одарила полковника улыбкой. — Не надо так волноваться, Линнер-сан. Ну что может произойти?

— В худшем случае Маккейбу удастся выйти сухим из воды, и тогда он четвертует меня как прокоммунистически настроенного еврея, а Оками узнает, что я скрываю от него Джонни Леонфорте. — Он взглянул на нее поверх своей трубки. — Две страшнейшие личные катастрофы!

— Ну, во всяком случае, вы готовы к такому повороту событий, — спокойно отозвалась Эйко, и по тону ее голоса и по выражению лица полковник понял, что она гордится своим участием в его делах.

— Благодарю вас, Эйко-сан.

Она опустила глаза под его взглядом:

— Не стоит благодарности, Линнер-сан.

Он встал, опершись ладонями о край стола.

— В любом случае, Эйко-сан, я хочу пригласить вас отужинать со мной сегодня и отведать вашего любимого блюда.

Она помолчала, что означало согласие.

* * *

Точно в 23.00 Доннау привез Маккейба в «Тенки». Это был коренастый лысеющий человек с узким лбом, тяжелыми челюстями, покрытыми короткой щетиной, и толстой складкой жира над воротничком рубашки. От него несло потом пополам с одеколоном, и его маленькие, близко посаженные поросячьи глазки смотрели на мир с недоверием и враждебностью. Однако в этом человеке все же чувствовалась личность, к тому же он обладал звучным голосом оратора, умевшего даже телефонный справочник прочитать так, что это всем покажется крайне интересным.

Сенатор огляделся с видом полевого командира, инспектирующего свои войска. Масляные глазки забегали, он чуть было не облизнулся.

— Дома так не поразвлечешься, — сказал он Доннау. — Самое большее — сунуть быку, пока никто не видит! — Он разразился грубым хохотом.

Наконец его представили Эйко.

— В этой крысиной норе есть мальчики? — спросил ее Маккейб. — Я имею в виду прелестных, юных мальчиков. — Он снова заржал, предвкушая предстоящее наслаждение. Возможно, свободная атмосфера торуко несколько опьянила его после чрезвычайно интенсивных переговоров на высшем уровне в штаб-квартире оккупационных войск.

— У нас есть все, что вы пожелаете, в том числе и первоклассные юноши, — ответила Эйко.

— И у всех стоит? — Маккейб снова заржал, сделав непристойный жест, и, когда Эйко кивнула и повела его в комнату номер 7, обернулся и сказал Доннау: — Похоже, Джек, мне предстоит забавное путешествие. Ты подожди. Освобожусь, тогда, может быть, полопаем вместе.

В комнате все уже было готово к, приходу сенатора. Сквозь специальное двойное зеркало Линнер снимал кадр за кадром, запечатлевая волосатое грузное тело Маккейба в самых неожиданных сексуальных позах с тоненьким юным японцем лет двенадцати, не больше. Полковник слишком долго жил на Востоке, чтобы испытывать глубокое отвращение к таким зрелищам. Однако каждый раз они наводили его на печальные размышления. Секс — часть культуры, и полковник считал себя не вправе вмешиваться в традиции чужой страны.

Когда в комнату вошел обнаженный Джонни Леонфорте, полковник удовлетворенно улыбнулся. Эйко была права — человеческая натура оказалась надежной основой для его замысла. Юный партнер сенатора, утомившись, заснул на полу, свернувшись клубочком. Однако Маккейб все еще был полон сил и готов был взяться за другого партнера.

— Матерь Божья! — воскликнул он при виде Джонни. — Да ты, парень, староват для меня.

Леонфорте рассмеялся, протянул руку и представился.

— Сенатор, у нас с вами есть о чем поговорить.

— Да? — Маккейб покосился на мальчика.

— Да, поверьте. — Джонни широко улыбнулся. — Я лично прослежу за тем, чтобы у вас каждый день было все, что только пожелаете.

— Я живу в США, мистер Ваксман, — скептически произнес Маккейб, — в Вашингтоне, если точнее. А тамошний народ не очень благосклонно смотрит на то, что мне нравится.

— Вот этим-то я и займусь. — Леонфорте поклонился. — Ваше желание станет для меня законом.

Полковник, наблюдавший за собеседниками через двойное зеркало, не мог не отдать должное наглости Джонни и очень надеялся, что тот сумеет достаточно прочно связать свое имя с Маккейбом, чтобы навеки опозорить и уничтожить семью Леонфорте, когда все американские газеты опубликуют фотографии, изображающие сенатора в объятиях маленького мальчика.

Наблюдая за тем, как Джонни одного за другим вводил в комнату японских ребятишек, Линнер понял, что ему не стоило волноваться за успех его затеи — Леонфорте оказался очень хитрым и смышленым.

— Вот и все, — сказала Эйко, с наслаждением поедая рыбу с рисом. — Бернис и Пол очень благодарны вам за то, что вы позаботились о Маккейбе и семье Леонфорте.

— Вы мне очень помогли, — улыбнулся полковник. Ему было приятно, что она не скрывает своего удовольствия от еды и всего происшедшего.

— Вы можете положиться на меня, — сказала женщина, подхватив палочками жирный кусок рыбы. Она слегка обмакнула его в соевый соус и отправила в рот, прикрыв глаза от наслаждения. — Такого вкусного блюда я еще никогда не пробовала. Как вам удалось найти местечко, где так чудесно готовят?

— Это заведение принадлежит Оками.

— Вот оно что! — Она вытерла салфеткой губы. — Вам отлично удалось скрыть от своего друга все, что вы сделали по просьбе Бернис.

— Мне очень неприятно, что пришлось действовать от него втайне. Остается только надеяться, что когда-нибудь этот обман не выйдет мне боком. Зная горячий нрав Микио, я был уверен, что как только ему станет известно, что Леон Ваксман — это Джонни Леонфорте, он снова выследит его и наверняка убьет. А это никак не входило в мои планы. Джонни был нужен мне, чтобы с его помощью покончить со всем этим злополучным семейством.

— Надеюсь, вы не ошиблись, оставив Леонфорте в живых, — задумчиво сказала Эйко. — Мне он кажется чрезвычайно опасным человеком.

Это были пророческие слова, но Линнер так и не узнал об этом. Осенью 1963 года он умер, и все, ради чего жил и работал полковник, стало постепенно приходить в упадок.

Загрузка...