Вторая мировая (июнь 2007)

Казнить нельзя помиловать

Эдуард Ульман объявлен виновным - и пропавшим без вести

Это дело длилось почти пять с половиной лет и в общих чертах хорошо известно: 2002 год, операция по поимке Хаттаба, спецназ ГРУ проверяет машины, не остановившийся УАЗик, стрельба по колесам, в машине шестеро, оружия нет, один убит, двое ранены. Раненым оказана помощь, командир группы Ульман по рации передает в штаб данные задержанных и через несколько часов получает распоряжение: «У тебя шесть двухсотых». Он переспрашивал трижды, ему недвусмысленно отвечали: «Именно шесть двухсотых». Задержанные (среди них одна женщина) расстреляны, а Ульман и часть группы и оперативный офицер Перелевский идут под суд. Ульман два года проводит в заключении. Обвинение утверждает, что внесудебная казнь инициирована исключительно преступными намерениями Ульмана, Перелевского и исполнителей; обвиняемые и защита называют имя отдавшего приказ - командира операции полковника Плотникова, но против Плотникова даже не заводят дело, он проходит свидетелем. Суд присяжных оправдывает действия военных. Чечня клокочет. Второй суд присяжных в мае прошлого года тоже выносит вердикт: невиновны. Чечня клокочет, Рамзан Кадыров официально заявляет, что присяжные «не поняли воли моего народа». Военная коллегия Верховного суда снова отменяет оправдательный приговор и передает дело в Северо-Кавказский окружной военный суд - и никаких больше присяжных. В мае этого года, в разгар процесса, Ульман и еще двое подсудимых исчезают, в зале суда - только майор Перелевский. 14 июня звучит ожидаемый приговор: виновны. Недаром Верховный суд дважды отфутболивал присяжных. Ульману - 14 лет, остальным - от 9 до 12. Чечня ликует. Армия утирается. О реакции и самочувствии полковника Плотникова пока ничего не известно.

СМИ, ток-шоу, бесчисленные сетевые гайд-парки - форумы и блоги - несколько лет с каким-то мучительным упоением перетирали дело Ульмана. Гуманитарный дискурс перебивался юридическим, мемуарным, криминологическим и этнологическим, общечеловеческое - прагматическим, проклятия - благословениями. Диапазон мнений - от «распять кровавого мясника» до «Ульмана в президенты». Договориться было невозможно в принципе, здесь куда ни кинь - всюду оксюморон: роковой конфликт де-юре и де-факто, статусное против очевидного. Контртеррористическая операция или война? Мирная территория или зона военных действий? Исполнение заведомо преступного распоряжения или беспрекословное выполнение приказа? Военный устав или секретные (заслушивались при закрытых дверях) инструкции спецназа? Стрелочники или инициаторы? По стране прошла «волна Ульмана», собравшая сотни тысяч подписей в его защиту. А перемена контекста - стремительная и пышная кадыровизация Чечни, массовая амнистия боевиков - придала делу болезненно-острый политический смысл, почти окончательно вытеснивший исходный смысл процесса.

Оправдать сейчас Ульмана значило бы опрокинуться в 1994 год, в мятежный чеченский анклав, с таким трудом усмиренный. Зыбкость этого мира при мафиозном кадыровском правлении очевидна, но даже самый худой мир лучше взрывов спящих домов. Посадить Ульмана значило плюнуть в армию, превратив ответственных офицеров в квачковых, - о какой ответственности может идти речь, если исполнение приказа делается уголовно наказуемым? Налево пойдешь - коня потеряешь, направо - голову. Власть застыла на месте, не двигаясь: Ульмана осудили, но не посадили, чтоб и овцы были целы, и волки сыты. В его таинственном исчезновении вряд ли стоит искать таинственность: захотели бы - нашли. Все это, безусловно, трусость власти и, безусловно, большая беда. Но много бед есть пострашнее.

Ю. Л.