2.1




В этот день вода падает с неба. На деревьях не видно листьев, на головах людей – улыбок. Пасмурно. Пахнет мокрой улицей.

Серый пятиэтажный дом. Безлюдный двор. Из подъезда невозмутимо вышла худая девушка и вытянула телефон из кармана чёрной толстовки. Тёплым пальцем гладила экран. Искала, что включить послушать.

Осенний дождь стукнул по руке и нарушил сенсорный контакт, отчего список воспроизведения завис.

Она протёрла мобильник, врубила случайную группу и, воткнув наушники, отправилась к центру города.

Пройдя четыре музыкальные композиции, девушка приметила, что люди вокруг засуетились. К ней кинулся широкоплечий парень в армейской куртке с треугольной нашивкой, выдернул наушник и проорал:

– Гра-ад!

Ухватил её за плечо и мощно толкнул в направлении бомбоубежища, куда сбегалась встревоженная толпа. Девушка помчалась вместе со всеми.

######..!

Прилетели взрывные волны. Она потеряла контроль, упала в слякоть и больно ударилась о скользкий камень. В её глазах путаница. В носу запах бетонной пыли, вскопанной земли и новогодних салютов.

Играет группа Warsaw. Но музыки и бьющегося стекла не слыхать. Уши чувствуют лишь противнейшее пищание:

щЪсиии-ищЬсиии-ищьсиии-и

Девушка поползла на брюхе к песочным тюкам, заслоняющим окно. Пропихивала увесистые мешки ногами, пока не очутилась в тёмном подвале. Отыскав одинокую кирпичную стенку, присела там и растерянно огляделась.

Холодно. В задымлённом воздухе разлит аптечный запах спирта. Кругом прибывающие люди. Некоторые заляпаны тёмно-бурой грязью, иные – свежей кровью, а третьи тащили на носилках четвёртых.

К пострадавшей девушке возвращался слух, и монотонный звон постепенно утихомирился.

Внизу беготня, испуганные крики и сумятица. Наверху разрушение материи, грохотанье и частые шлепки железа.

Это уже третья воздушная бомбардировка, от которой надо прятаться в подземное укрытие. Но девушка не ощущала себя в укрытии. Сидела на грязном полу отдельно от других и прослушивала Joy Division.

К ней незаметно приблизился санитарный медик, подсветил фонариком и задал вопрос:

– Ты в порядку?

Вынув наушник, девушка переспросила:

– А-а?

– Локоть дай ’глянуть, – настоятельно потребовал врач, указав исхудалым пальцем на запачканный рукав толстовки.

– Всё хорошо. Вон, им лучше помоги, – буркнула девушка и кивнула на тех, кто уже никогда не сможет ходить.

Медик подступил ближе, заботливо осмотрел руку, а затем двинулся к следующим пострадавшим.

Спустя полчаса в сырой подвал явились спасатели. Докладывали, что ракетный обстрел закончился и можно отсюда выбираться. Начали вытаскивать тяжелораненых. Убитых пока не трогали.

Девушка отряхнулась и пошла к свету. Она взбежала по бетонным ступенькам и, миновав сумрачный коридор, оказалась у входа в бомбоубежище.

Выйдя на промозглую улицу, заметила примчавшийся тёмно-зелёный джип, откуда вылезли два военных журналиста. Пока один устанавливал на штатив телевизионную камеру, другой схватил микрофон и встал у пожарной машины.

Думшъ—Бу-ДумДу-Думшъ…

Где-то вдалеке раздавались фугасные взрывы. Девушка вставила в уши мягкие колпачки, чтобы всего этого не слышать, и потопала к своему жилищу под музыкальную композицию Living in the Ice Age.

По пути домой встречала закрытые магазины, выбитые окна и мёртвенно-бледную обречённость. Гуляла и не обращала внимания на всю эту безнадёгу.

Девушка слишком глубоко погрузилась в ритмичные звуки, из-за которых она опять утратила контроль. Чудом не врезалась в пехотный отряд: мимо шли солдаты, одетые в первоклассную униформу. Двигались одним строем. Девчонку не задели.

Шаг за шагом, трек за треком она приближалась к бесцветному дому.

Заглянув в подъезд, сдёрнула наушники и поднялась на второй этаж. Постучалась:

тук-снук-снок-с

Дверь распахнула миловидная женщина с ухоженными каштановыми волосами и заплаканными глазами.

– Саня! – ошарашенно крикнула мать. – Ты не поранена?

– Внутри или снаружи?

Дочь зашла в узкую прихожую, сбросила толстовку и повесила ту на крючок, рядом с папиной оранжевой каской.

– Так, не починай. Я серьёзно. Нужна помощь врача? Сходить за тётей Леной?

Мама трогала руки дочери, выискивая ушибы, порезы или кровоподтёки.

– Мне-то нужна, – пробормотала девушка и села на табурет. – Только доктор тут не поможет, – закончив говорить, она стащила запачканные штаны.

– Доча, любима, роблю всё возможное, щоб мы поскорей уехали отсюда, – напомнила мама и забрала грязную одежду.

– Да ладно, – безрадостно произнесла Саша. – Знаешь, уже привыкла к мысли, что в любой момент могу сдохнуть.

– Не выходь из квартиры!

– А школы-то работают… Что мне делать-то, а? Сидеть под кроватью и постоянно ждать? Ждать чего? Когда прилетит и в наш дом?

– Послухай, я написала всем, кому мо’гла. Завтра буду писать тем, кому не смо’гла раньше. Только б нам отправили при’глашение.

Мама не обнаружила свежих шрамов на теле дочери.

– Зачем мы кому-то нужны? Почему нас вообще должны куда-то там приглашать? – спросила Саша и посмотрелась в двустворчатое зеркало.

– На земле ще остались добри люди, – мать тоже погляделась в зеркало и поправила курчавые волосы. – Помимо то’го, взрослые часом умеют до’говариваться.

– Продать себя собираешься?

Мама ответила прямо и честно:

– Пойду на що у’годно, аби ты очутилась в безопасности. Ясно? Якшо придётся сделать так, щоб меня купили, то со’глашуся.

– Может, и мне анкетку подать? – ухмыльнулась Саша.

– Не болтай ’глупостей!

– А вот возьму и запишу видеообращение. Вдруг кто-то заберёт нас отсюда. Вот вдруг? А?

Задав риторический вопрос, девушка потянулась на кухню.

– У тебя интернета нема, – мать пошла вслед за дочерью. – А дядя Серёжа на базу не пропустит.

– Ну-ну, не пустит.

чи__--сфык

Девушка раскрыла холодильник.

– Про’голодалась? Зараз разо’грею супа.

Мама извлекла алюминиевую кастрюлю, поставила её на плиту и зажгла тусклый огонь. Холодное пламя светилось обессиленно-голубым цветом.

– Опять два часа будет греться? – Саша вспомнила музыкальную композицию, звучавшую днём. – Странно. Раньше еда куда быстрее готовилась.

– О-о-ох, – мама тяжело вздохнула. – Ниче’го дивно’го нема. Просто у нас воруют тепло.

– Пофиг. Разве остаётся что-то ещё, кроме постоянного ожидания, – промолвила Саша и потащилась к себе.

В комнате старенький компьютер, выцветший диван и громоздкий бабушкин шкаф. Изнутри на окнах крест-накрест приклеена белая лента, а снаружи идёт дождь и гуляет вечерний ветер. Уличные фонари практически не горят.

Они проживали одни. Отец погиб на фронте. Дома девушка в основном читала книги, постигала иностранный язык и умирала от скуки. Много времени проводила в одиночестве. Выбиралась только в школу или редко к подругам. В магазин обычно ходили родители, но продуктов хватало не всегда.

– Разо’грелося, пойдём ужинать, – мать пригласила дочку за стол.

– Не прошло и трёх зим, – шепнула девушка и двинулась на кухню.

Саша молчаливо, но охотно хлебала картофельный суп, заедая квашеной капустой. Разговаривать особо не хотелось. Тишину нарушил свист:

у-и-и-И-И-И-И…

– Наконец-то, – сказала мама, убирая чайник с плиты. – Двадцать минут ушло. А вчера ведь за пятнадцать успел.

– Чайник долго закипает… Чайник долго не закипает… Всё то же самое… Какая разница… – меланхолично добавила Саша, покусывая бутерброд.

У матери не нашлось ответа. Она грустно взглянула на дочь, потом в окно, потом снова на дочь.

Взяв пульт, мама включила телевизор. Там местные новости. Репортёр на фоне пожарной машины сообщал про артиллерийский обстрел. Три человека погибли, десятки тяжело ранены.

«Могло быть и четыре, если бы не тот мужик, толкнувший меня», – мрачно думала Саша.

Мать переключила канал – показывали шахтёрский городок.

Переключила ещё раз – показывали поломанную страну.

Девушка тихо заметила:

– Столько про нас говорят, а сделать никто ничего не может.

– Цэ велика политика, а мы – малэньки люди, – телевизор выключился. – Никто не знает о нашем существовании.

– Но мы жители одной страны, – Саша бросила палец на жёлто-голубую карту, скрывающую облезлую часть стены. – Почему по нам долбят свои же?

– Они думают, що творят пользу своими ракетами с неба. Они хочут нас освободить.

– От кого нас освобождать, мама, от кого?

– Считают, що треба освободить от нас же самих. Пола’гают, що таки, як твой папа или дядя Серёжа – террористы.

т-тУфк-з

– Не хочу, чтобы так было! – воскликнула дочь, ударив кулаком по стене.

Карта пошатнулась и чуть не упала.

– Я тэж не хочу. Алэ що нам делать?

Теперь у Саши не нашлось ответа. Она молча доела суп и, поставив тарелку в раковину, очистила посуду тоненькой струйкой из-под крана.

На ночь воду отключают. Девушка потопала к себе в комнату, чтобы переждать этот удручающий момент.

Сегодня холоднее, чем вчера. Слышно пушечную канонаду и грохочущие взрывы вдали. Поэтому засыпала в наушниках, погружаясь в сон под музыку Boards of Canada.

Утром пропустила все уроки.

Когда пришла мать, Саша уже позавтракала.

– Ниче’го не болит?

– Почему ты меня не разбудила? Я проспала!

– После вчерашне’го не стала тревожить. Хотела, щоб ты отдохнула.

– Я не ранена и не больна. В школу всё равно ходить буду.

Дочка закрылась у себя.

Через полчаса открылась и, набравшись смелости, убежала в гости к однокласснице.

На улице мало людей. Раньше их было гораздо больше. Троллейбусы ещё катались, но девушка решила пройтись на своих двоих. И так уйму времени проводила в тесном помещении.

Вот здание, где обитает подруга Яна. Типичная девятиэтажка. У балконов торчат кондиционеры, у парадных подъездов сидят бабушки. Так и не скажешь: идёт война. Разве что на деревьях развешаны цветные метки, указывающие, где ещё ловится сигнал сотовой связи.

Саша пешком поднялась на восьмой этаж и нажала круглую кнопку в электрощитке.

дз-з-з

– Кто? – раздалось из-за двери.

– Тхэквондо.

– Сашк, – крикнула Яна и открыла дверь. – С тобой всё ок?

– Да так. Попала вчера под удар, – невозмутимо ответила Саша.

– Вот скотины, уже центр города бомбят. Около рынка, да? В школе об этом говорили.

– Ну такое-е… – девушка забралась внутрь прохладной квартиры и, сев в кресло, взялась за старый журнал. – А ещё что?

– Ещё вояки приходили. Рассказывали, где предохранитель на пистолете, и дали боевую гранату подержать. Тяжеленная такая.

– Значит, ничего не пропустила. Папа научил меня обращаться с оружием.

Закрыв журнал на развороте с жирным заголовком "Неизведанные удовольствия", девушка устремилась на балкон.

– Слу, – брякнула Яна. – Сегодня вроде без дождя, полезем в супермаркет? А?

Идея быть арестованной Сашу не слишком привлекала, но скучать в пустой квартире без связи хотелось ещё меньше.

Когда девочки выпили два стакана чая, они вышли на улицу и пошагали знакомым маршрутом в район аэропорта. По пути то и дело попадались частные дома со шрамами от артиллерийских снарядов, а дорога была поцарапана осколочными минами, будто с неба кто-то плюнул железной слюной.

Чем ближе к супермаркету, тем больше отпечатков войны: всюду брошенные строения, продырявленные дорожные знаки, воронки в асфальте, застрявший металл в побитых заборах, переломанные деревья… Но девушек это не удивляло.

Подруги гуляли и спокойно беседовали о кошках, встречающихся на пути. Разговаривали о фильмах, о новом кафе и о том, куда пойти учиться после школы.

На затуманенном горизонте проступило здание нового аэровокзала – раскуроченная стальная громадина. Вся в дырках, многочисленных разломах и крупных трещинах.

– Сань, вот проход, давай сюда.

Яна легла на бетонную плиту шестиугольной формы. Затем протиснулась под опавшим деревом и, пригибаясь, пошла в сторону магазина.

– Иду, иду, – сказала Саша, после чего склонилась к рельефному отпечатку железной гусеницы и поползла вслед.

Девочки подкрались к отверстию в разваленной стене и осторожно заглянули внутрь.

Темно. Пахнет крепким алкоголем. На полу рассыпаны мука и сахар. Подруги аккуратно прошли вдоль стены, чтоб не наследить.

Еды уцелело всего ничего. Сперва вытащили консервы, потом крупы и соль. Но ещё кое-где валялись упакованные и вполне съедобные продукты.

Девушки добрались до кондитерского отдела и торопливо забили рюкзаки шоколадом с различными сладостями.

На обратном пути стянули по банке газировки и так же аккуратно, как и пришли, двинулись к выходу.

Пролезли под упавшим деревом и… увидели двух вооружённых автоматами солдат. Один держал на мушке Яну, другой – Сашу.

– Э. Стопэ. Кто такие? – грубо спросил первый.

– Да это же мародёрки, – ответил второй.

– Отпустите, мы не мародёры! – воскликнула Саша.

пШть. я февраль, тридцатому. февраль тридцатому. задержали двух малявок в штатском. производим опознание. пШть.

– Да ладно, а в сумарях тогда что? – осведомился второй и сдёрнул рюкзаки. Заглянув туда волчьим взглядом, швырнул их на землю.

– Почему мы мародёрки? – закричала Саша. – Это ведь ничейное.

– А это главный разберётся. Грузи их, – приказал первый.

пШть. февраль тридцатому. нужен транспорт. подозрение на шпионаж. повторяю, подозрение на шпионаж. пШть.

– У меня брат тоже на фронте служит, он вас всех проучит, лучше отпустите нас. Мы же свои! – голосисто сказала Яна.

– Доброволец? – спросил первый.

– Ополченец, позывной Моторама, слышали о таком?

– Слышал, – заявил второй и подошёл к Яне. – А. Да, я эту дылду знаю. У неё ещё приступы бывают. Ну их на…

– Ладнэ. Проваливайте. Но если ещё раз здесь застукаем – отвезём в штаб.

Первый закончил говорить и ткнул автоматом в рюкзаки. Девочки наспех подобрали свои вещи, развернулись и, не оглядываясь, убежали в город.

пШть. февраль тридцатому. отбой на транспорт. отбой. пШть.


∞∞∞


Загрузка...