Вуаль из виноградных лоз

Глава 11

Ахилл

Я срезал ненужные виноградные лозы со стеблей и бросил их в ведро у своих ног. Все вино сейчас выдерживалось в бочках. Я оставил его до начала декабря, когда его нужно будет разлить по бутылкам.

Когда я закончил обрезку и подготовку земли к посадке следующего урожая, облака посерели, угрожая дождем.

Прошлой ночью Кареса снова приходила в мой коттедж. Сегодня у нее была назначена встреча в городе со своей подругой, поэтому она не могла быть здесь, чтобы помочь. И я скучал по ней. Я не видел ее всего около шести часов, но чувствовал, как ее отсутствие проникло в мое сердце.

Когда ведро наполнилось, мои мысли вернулись к урожаю следующего года. Я замер, мой взгляд уткнулся в землю под моими ногами, когда я пытался представить, как будет выглядеть следующий год? Каким будет следующий месяц? Что произойдет, когда Кареса расскажет о нас своей семье?

Я поднял взгляд и пробежался по пустым виноградным лозам. Я не мог представить себя без этого — не вставать каждый день и не ощущать богатый аромат шелестящих листьев и лучи солнца, поднимающегося над холмами.

Но я так же не мог представить свою жизнь без Каресы.

Я не понимал, почему все это должно быть таким сложным. Я любил ее, а она любила меня. Этого должно было быть достаточно.

Прошло пять дней, с той ночи, когда Кареса вернулась ко мне. И каждую ночь она возвращалась вновь, и я читал ей перед камином. Мы пили вино, готовили еду и занимались любовью.

Мой желудок сжался. Потому что до этой недели не знал, как много в жизни я упускал. Не подозревал, каким одиноким я был. И не понимал, почему мой отец смотрел на фото моей матери каждую ночь, пока я рос — без нее он был одинокой половинкой души. И хоть у него был я, сейчас я понимал, какую боль он испытывал. Кареса и я провели вместе меньше недели, но мысль о том, что я потеряю ее, вызывала агонию в моем сердце.

Но я снова впустил свет, когда вспомнил о том, как она уходила от меня сегодня утром, с мягким поцелуем и обещанием вернуться.

Бетховен играл в моих наушниках, пока я работал. Я поднял ведро, чтобы отнести его к куче сухих лоз, которые позже сожгу, и когда повернулся, остановился как вкопанный.

В конце ряда стоял мужчина. Он был одет в костюм и смотрел в мою сторону. Он помахал рукой и показал мне, чтобы я вытащил наушники. Я поставил ведро на землю и сделал, как он просил.

Принц — я предполагал, что технически теперь он был королем, но я не мог принять это в своей голове, — находился в моем винограднике.

В ту минуту, когда Бетховен затих, и знакомые звуки природы окутали нас, Зено вытащил руки из карманов и направился в мою сторону. Я не знал, о чем и думать.

— Кажется, яблоко от яблони не далеко упало, — Зено остановился в нескольких шагах от меня.

Я прищурился, задаваясь вопросом, зачем он здесь? И ничего не мог с собой поделать, я думал о Каресе. Он не заслуживал ее.

Он не мог ее заполучить.

Я ждал, когда он продолжит.

Зено улыбнулся и поднял брови, указывая на виноградники.

— Ты и твой отец. Как очевидно, его кровь течет в твоих венах. — Зено склонил голову набок. — Хотя если подумать, ты на него совсем не похож. Твой отец был невысоким и со светлыми волосами. Ты же высокий и твои волосы черные. Но ген винодела оказался более доминирующим, чем все остальное.

Я ничего не ответил.

Зено засмеялся и покачал головой.

— В чем дело, Ахилл? Не поприветствуешь своего старого друга? — он указал на тропинку подальше от деревьев. — Когда мы были детьми, мы играли на той тропинке, а сейчас тебе нечего сказать?

— Принц, — холодно произнес я.

Он прищурил глаза.

— Зено, и ты это знаешь. Ты был единственным, кого не волновал мой титул, когда мы были детьми. Не начинай сейчас.

— Почему ты здесь? — спросил я, незаинтересованный в воспоминаниях о нашем детстве или о том, как он был моим лучшим другом, но в один день перестал им быть.

— Сразу к делу, я вижу, — засмеялся он. — Что ж, думаю, ты не сильно изменился.

— Зато ты — да, — огрызнулся я в ответ и пожал плечами. — Или, по крайней мере, так кажется. Не знаю. Я годами не видел тебя и ничего от тебя не слышал.

Я поднял ведро и прошел мимо него. Затем свалил виноградные лозы в кучу, которую собирал последние несколько дней.

Я слышал, как он последовал за мной. Когда повернулся, то увидел, как он разминал свою шею, казалось, что он нервничал или ему было некомфортно. Когда он увидел, что я смотрю на него, он вдохнул.

— Слушай, Ахилл. Я знаю, что не проявлял большого интереса — или вообще какого-либо интереса — к производству вина или людям, работающим на этих виноградниках, но сейчас я хочу это сделать.

Меня поразил шок. Зено убрал руку с шеи и продолжил:

— Как продвигается сбор урожая в этом году? Как ты думаешь, он будет таким же объемным, как и предыдущий?

— Думаю, еще больше, — ответил я и указал в сторону амбара.

Зено последовал за мной, его дорогие кожаные туфли без сомнения царапала грубая земля. Когда мы вошли в амбар, я указал на бочки, растянувшиеся по всему периметру пространства.

— Сейчас оно выдерживается, а потом будет разлито по бутылкам. Этот год был очень плодородным.

— Хорошо, — ответил Зено.

Я указал на свой кофе.

— Caffe?

Он кивнул и подошел к двум стульям, которые стояли у камина. Зено сел на тот, который всегда занимала Кареса. Интересно, догадывался ли он, что она приходит сюда каждый день? Я задавался вопросом: будет ли ему вообще не все равно, когда он узнает об этом?

По тому, что говорила о нем Кареса, я был уверен, что нет.

Я подал ему чашку и сел на противоположный стул. Мне было неловко и некомфортно. Я часами мог разговаривать с Зено, когда мы были детьми и когда он был моим другом. Но сейчас, когда мы повзрослели и жили двумя разными жизнями, я пытался придумать, что сказать.

— Соболезную по поводу твоего отца, — наконец произнес я.

Рука Зено замерла, когда он поднес чашку к своему рту. Он прокашлялся.

— Спасибо, — он неловко заерзал на стуле. — Соболезную и о твоем тоже.

Я кивнул в знак благодарности и сделал глоток своего кофе. Зено изучал амбар.

— Ты действительно сделал это, — сказал он.

Должно быть, он увидел мое замешательство, потому что добавил:

— Мерло «Белла Колина». Когда-то ты говорил, что однажды станешь его главным виноделом. И ты сделал это.

— Я создал свой первый винтаж в шестнадцать лет, Зено.

— Серьезно? — я увидел, как понимание появилось на его лице. — 2008 год, — пробормотал он, затем недоверчиво покачал головой. — Ты был той особенностью? Ты стал причиной, почему оно так изменилось? К лучшему?

— Это был год, когда я взял ответственность на себя, — ответил я. — Хотя мой отец направлял меня в течение многих последующих лет… до своей смерти.

Зено допил свой кофе и поставил чашку на пол, рядом со стулом.

— Мой отец был бы счастлив иметь такого сына. Он любил вино, любое вино, но особенно твое.

— Я знаю.

— Знаешь?

Я кивнул.

— Король часто навещал нас. Это был его любимый виноградник.

Зено откинулся на спинку стула, опустошенный.

— Он должен был оставить бизнес кому-то вроде тебя. Не мне.

Я не мог поверить в то, что слышал.

— Я умею создавать вино. Но я ничего не смыслю в продажах или его продвижении.

— Видишь ли, — сказал Зено, — это все, о чем меня спрашивали на встречах с покупателями. Они хотели быть уверенными в том, что я понимаю, как все работает. Знаю сам процесс. Я ничего не мог им ответить, потому что не знал.

Он наклонился вперед, поставив локти на колени.

— Вот почему я здесь. Я хочу познакомиться с виноделами, которые создают наше вино. Хочу разбираться в этом бизнесе, — он выпрямился. — Ты создаешь наше лучшее вино, Ахилл. И… ты единственный, кого я знаю, или знал раньше. Мы были лучшими друзьями. Поэтому я хотел начать с тебя. — Он коротко рассмеялся. — Недавно мне сказали, что я должен начать жить ради этого бизнеса, а не за счет него. Скажем так, сообщение было получено.

— Рабочие будут признательны, если ты проявишь интерес.

Зено кивнул, затем поднялся на ноги.

— Я оставлю тебя подумать.

Он вышел из амбара, и я последовал за ним. Когда Зено проходил мимо загона, к нему подбежали Нико и Роза. Он подошел к ним, Нико уделил минуту своего внимания Зено прежде чем отойти, но Роза осталась.

Зено погладил ее по шее, затем направился к воротам. Как только он добрался до сада, то остановился как вкопанный. Он взглянул на меня через плечо со странным выражением на лице.

— Эта серая лошадь? Она Андалузска?

— Да, — ответил я, удивляясь, почему он так заинтересовался ее породой. Я никогда не видел, чтобы в юности он увлекался лошадьми.

На его лице промелькнуло нечитаемое выражение.

— Что-то не так? — спросил я.

Глаза Зено сузились, плечи напряглись, но он изобразил улыбку и покачал головой.

— Нет, я просто кое-что вспомнил, вот и все. Что-то довольно интересное.

С этими словами он ушел, но я не двинулся с места. Мне не понравился этот странный взгляд в его глазах, когда он уходил.

Чувствуя, что начинается дождь, я закончил столько работы, сколько смог, прежде чем небеса разверзлись. К тому времени, когда зашел в дом, снаружи бушевал шторм. Я знал, что, если он продолжится, Кареса не сможет прийти. Сегодня она вернется поздно, и я не хотел, чтобы ей пришлось идти ко мне под дождем.

Я зажег камин, приготовил ужин и отправился в свою спальню. Я сел на кровать и посмотрел на свою прикроватную тумбочку. Сейчас я читал намного лучше. То, чему меня научила Кареса, помогло мне больше, чем что-либо в моей жизни. Я все еще боролся; я знал это. Писать по-прежнему было сложно. Ручка в моей руке никогда не чувствовалась правильно, но я практиковался каждый день. Это было… лучше, но не идеально. Я бы никогда не осмелился написать ей что-нибудь… Но может быть однажды.

Я открыл ящик и посмотрел на письмо своего отца. Я вытащил его и положил на колени. Мои руки были влажными, а сердце бешено колотилось в груди, когда я посмотрел на конверт и, сосредоточившись на нем некоторое время, увидел почерк моего отца.

Я видел и читал слова, написанные моим отцом.

Из меня вырвалось рыдание, когда я понял, что эти когда-то ничего незначащие буквы говорили. Это было мое имя. На моих коленях, прямо передо мной лежало письмо, на котором подчерком отца было написано мое имя.

— Отец, — прошептал я, пробегая кончиком пальца по написанному слову. — Я прочитал свое имя, — добавил я, как будто он мог меня услышать. — Я… я кое-кого встретил.

Я улыбнулся, сквозь слезы, наполнившие мои глаза, когда лицо Каресы появилось перед моим мысленным взором.

— Она объяснила мне, что я вовсе не дурак. Просто мой мозг работает не так, как у большинства людей. И она помогает мне, отец. Теперь я умею немного читать. Это происходит медленно, и временами это расстраивает меня, но я стал лучше понимать слова. Кареса помогла мне научиться читать.

Я вытер слезы со своих щек, и письмо задрожало в моих руках. Я хотел прочитать его, хотел, наконец, узнать, что было внутри, но… Сделал глубокий вдох. Я еще не был готов. Я знал это. Письмо было длинным, а мое чтение еще не было совершенным. Когда я буду читать последние слова моего отца, обращенные ко мне, я хотел иметь возможность читать, не концентрируясь на каждом слове.

И если быть честным, я не был готов попрощаться. Это письмо было последним, что мой отец когда-либо скажет мне. Несмотря на то, что его не было рядом уже несколько месяцев, я дорожил этим письмом. Потому что после него… отца больше не станет. Он по-настоящему исчезнет.

Воспоминания о последних часах его жизни заполнили мои мысли, и мне стало трудно дышать…

Я подошел к его кровати и сел на край. Рак захватил его тело. Он всегда был худощавом, но сейчас его хрупкое тело было истощенным и слабым. Его темные глаза, которые всегда были яркими, были тусклыми и уставшими. Он с трудом мог поднять руку и положить на мою.

Его дыхание было медленным и тяжелым, врач говорил мне, что это скоро произойдет. Мой отец не хотел умирать в больнице. Он хотел вернуться домой и провести свою оставшуюся жизнь на своей земле. Эта земля была всем для него.

Он был всем для меня.

Его рука задрожала в моей, когда я крепко сжал ее.

Он закашлял.

— Как… прошла работа сегодня? Уже… все готово к посадкам… весной?

— Да, Папа, — ответил я, протянув руку, чтобы подложить подушку повыше ему под спину, когда он начал кашлять и с трудом дышать. — Все будет хорошо. Я подготовил все именно так, как ты меня учил. У нас будет хороший урожай в этом году.

В его взгляде показалась печаль.

— У тебя будет хороший урожай, Ахилл. Этот год полностью твой.

В моем животе и сердце образовалась дыра. Я кивнул, когда слова предали меня. Я не хотел потерять его, не хотел говорить «прощай». Но он был так сильно болен. Не хотел, чтобы он еще больше страдал.

Я посмотрел на фото, которое держал мой отец в другой руке, надежно прижатой к боку. Моя мама. Мама, улыбающаяся в камеру и стоящая рядом со своей лошадью. Она выиграла чемпионат по дрессуре, и любой, кто посмотрел бы на ее лицо, увидел бы, что она счастлива.

— Она будет единственной, кто встретит меня, — произнес мой отец, видя, как я смотрю на фото женщины, которую никогда не знал. — Нет никого кроме нее, кто смог бы меня поприветствовать.

Отец улыбнулся, и из его глаз потекли слезы.

— Я представляю рай таким же, как наш маленький виноградник «Белла Колина». Место, где я могу ухаживать за виноградом, пока твоя мама катается в загоне, позади меня, а ее лошадь танцует под звуки Верди.

Я сжал его руку; сильная грусть мешала моим словам. Мой отец повернул свое лицо ко мне.

— И я хочу рассказать ей о ее сыне. Я расскажу ей, каким мужчиной он стал, и как она должна им гордиться. Как им горжусь я. Хороший человек с большим сердцем. Добрый и заботливый, и лучший винодел, кого я когда-либо знал.

— Папа, — прошептал я.

— Это правда, Ахилл. Ты превзошел все, чему я тебя учил. Ты самый талантливый, естественный в этой сфере из всех мужчин, которых я знал.

Мой отец подвинулся и схватил мою руку так крепко, насколько мог — его прикосновение почти не ощущалось, показывая, насколько он был слаб.

— Ахилл, когда я умру, ты должен двигаться дальше. Ты привязан к этой земле, так же, как и я, но у меня были ты и твоя мама. Эта жизнь временами сложна, и у тебя есть способность любит так глубоко. Где-то для тебя существует женщина, сын. Твоя потерянная половинка, женщина, которую будет помнить твоя душа, единственная, которую ты полюбишь на всю жизнь, — он наклонился ко мне ближе. — Пообещай мне Ахилл. Пообещай мне, что ты будешь жить.

— Я обещаю.

— И научишься читать и писать. Испытание для тебя — научиться. Ты любишь литературу. Ты любишь читать. Я думаю… думаю, защищал тебя очень сильно. Я должен был настаивать на том, чтобы ты получил помощь, в которой нуждался. Я должен был настоять, чтобы король сдержал свое слово.

Мой отец снова закашлял, и меня пронзил настоящий страх. Ему становилось гораздо хуже, и я видел, как он борется, чтобы оставаться в сознании. Но он не отпускал моей руки. Даже когда его глаза закрывались, борясь со сном он продолжил:

— Ты живешь одинокой жизнью, Ахилл. Но так не должно быть. Когда… когда ты найдешь ее, борись за нее. Пообещай мне… пообещай…

— Я обещаю, — я задыхался, но этот ответ осветил улыбку на лице отца.

И когда его глаза закрылись в последний раз, он прошептал:

— Твоя мама будет улыбаться, когда я расскажу ей, сын… твоя мама будет улыбаться…

Когда я вернулся в настоящее, слезы лились из моих глаз. Через несколько часов, которые я оставался рядом с ним, мой отец сделал свой последний вздох и присоединился к моей матери, к своей потерянной половинке.

После этого еще некоторое время я был рядом, не в силах сдвинуться с места. Я знал, что как только встану, это будет означать, что он действительно ушел. И я не был уверен, что был готов повернуться лицом к миру без него. Я не был уверен, как смогу жить в нашем маленьком коттедже без его музыки, кофе, его голоса, читающего одну из его драгоценных книг.

Недели спустя адвокат моего отца вручил мне наследство: денежный чек с накоплениями, о которых я даже не знал, и написанное от руки письмо.

Письмо, которое мне все еще было страшно прочитать.

Сделав глубокий вдох, я посмотрел на сильный дождь за окном. Затем положил письмо обратно в ящик и поднялся с кровати. Смерть моего отца была еще так отчетлива в моих мыслях, ненавистная тишина, которая наполнила мой пустой коттедж. Каждый день, на протяжении пяти дней, я работал, пока Кареса не приходила ко мне на ночь.

Я больше не был одинок.

Но сегодня я снова почувствовал это.

В это время года шторма и дожди становились сильнее, что давало хороший шанс тому, что к Рождеству выпадет снег. Кареса и я обсуждали, что в такую погоду как сегодня, ей не стоит приходит так поздно. Когда я посмотрел в окно и увидел, что дождь все еще не прекратился, я знал, что она не придет.

Но мне нужно было ее увидеть. Воспоминания о последних часах жизни моего отца и странный визит Зено на мой виноградник, запутали мои беспокойные мысли.

И я не хотел быть один.

Я надел ботинки и направился к двери. Белая роза лежала на журнальном столике в гостиной. Я срезал ее сегодня к приходу Каресы.

Она не придет, поэтому я решил ее к ней отнести.

Спрятав розу в свою рубашку, я вышел под проливной дождь. Через минуту я уже насквозь промок, поэтому не стал утруждать себя бегом и направился быстрым шагом в полной темноте по тропинке, ведущей к покоям Каресы. Она рассказывала мне про свою комнату и про то, что у нее был собственный балкон.

Я незаметно добрался до лестницы на балкон и оказался у двери в ее комнату. Отодвинув слегка приоткрытые шторы, я увидел Каресу в тусклом свете ламп, лежащую на огромной кровати с балдахином. Она была так прекрасна, что мне было наплевать на то, как сильно я промок. Увидеть ее такой умиротворённой и красивой, стоило того.

Подняв руку, я легонько постучал по стеклянной двери, чтобы не привлекать лишнее внимание. Темные глаза Каресы распахнулись и посмотрели в направлении стука — прямо на меня.

Она заморгала в растерянности, прежде чем на ее лице появилась счастливая улыбка. Она поднялась с кровати и подошла к двери, отдернув штору. Я смотрел на нее через стекло. На ней была короткая шелковая сорочка, и даже с ее обычно идеальными волосами, которые сейчас находились в легком беспорядке, она была прекрасна. Я не мог поверить, что она была моей.

Замок на двери щелкнул, и Кареса тихонько ее приоткрыла, выглядя удивленной. Прежде чем она заговорила, я развернул, теперь уже мокрую рубашку и протянул ей розу. Она тоже была мокрой, лепестки слегка увяли. Я пожал плечами.

— До дождя она выглядела лучше.

Я не мог не улыбнуться, когда Кареса прикрыла рот, чтобы заглушить смех.

Она взял цветок, и прижала к груди.

— Мне нравится, — прошептала она — Завядшая или нет.

Она взяла меня за руку и завела внутрь. Я зашел в ее комнату и поразился ее размерам. Это была всего лишь ее спальня и, все же, она была по большей мере вдвое больше всего моего коттеджа. Картины в золотых рамах украшали стены, деревянные полы были застелены дорогими коврами.

Кареса наклонила голову.

— Ахилл?

Я посмотрел на свою мокрую одежду. Кареса потянула меня за руку, но я остался стоять на месте.

— Я промок, — сказал я, возвращаясь к двери. — Эта комната… мне нужно идти. Я просто хотел увидеть тебя и подарить розу, — я покачал головой. — Я… я скучал по тебе.

— Эй, — Кареса взяла в руки мое лицо. — Тебе не нужно уходить. Останься, — она посмотрела на дверь позади нас, я предположил, что она вела в еще одну ее комнату. — Дверь закрыта изнутри. Никто не сможет зайти. Все равно никто не приходит. Нас не поймают.

Я чувствовал себя не в своей тарелке в этой комнате, в этом особняке. Все эти годы, живя на этой земле, я никогда не был внутри. Другие виноделы были здесь, на ужинах и чем-то подобном, но мой отец и я никогда не были приглашены.

— Моя одежда сильно промокла. Я не хочу навести здесь беспорядок, — сказал я.

Дождевая вода уже скопилась у моих ног.

Кареса посмотрела вниз на увеличивающуюся лужу и подошла ближе.

— Что ж тогда давай избавим тебя от нее.

Я последовал за ней в ванную комнату. Так же, как и ее спальня, она была роскошной и дорогой, от белого мрамора и заканчивая золотом. Я встал рядом с ванной, когда Кареса постелила полотенце на пол. Я ступил на мягкий материал и потряс головой. Вода стекала мне на лицо.

— Что-то не так? — спросила Кареса, расстегивая пуговицы на моей рубашке.

— Ничего, — хрипло ответил я, когда она стянула с меня рубашку и бросила ее в ванную.

В просторной комнате было тепло. Ее мягкие руки опустились на пояс моих джинсов. Она расстегнула пуговицу и молнию, чтобы спустить джинсы по моим ногам, прежде чем я окажусь обнаженным. Ее руки пробежались по влажной коже моих ног, талии и живота. Я затаил дыхание, когда она наклонилась и оставила поцелуй на моей груди.

Она взяла другое полотенце и обтерла каждый дюйм моей влажной кожи. И пока она это делала, я не мог перестать смотреть на ее лицо. Если бы я уже не знал, что она меня любит, я бы понял это в этот момент. То, как молчаливо она заботилась обо мне. То, как она заботилась о моем теле. Как поднялась на носочки, вытирая полотенцем мои влажные волосы и убирая пряди с моего лица.

— Вот, — с благоговением произнесла она. — Теперь я могу видеть эти красивые голубые глаза, которые так сильно люблю.

Боже, я тоже любил ее.

Она обернула сухое полотенце вокруг моих бедер, взяла меня за руку и повела к своей кровати. Она была огромной, в два раза больше моей. Когда я подошел к ее двери и увидел ее спящую, все, о чем я подумал — какой маленькой она выглядела. Девушка, которой принадлежало мое сердце, утопала в море белого пастельного белья.

Кареса забралась на кровать и приподняла одеяло, чтобы я присоединился к ней. Я скинул полотенце и проскользнул под мягкую ткань, прежде чем оказаться в ее объятиях. Когда моя голова опустилась ей на грудь, я закрыл глаза.

Ее сердце билось так быстро.

— Все в порядке? — спросила она, положив свою руку мне на лоб.

Я придвинул ее ближе.

— Мне нужно было увидеть тебя. Я… — я сглотнул, пытаясь прогнать остатки печали. — Сегодня я думал об отце… о том, как он умер.

Кареса задержала дыхание. Это было впервые, когда я при ней упомянул об его смерти.

— Я думал о вещах, о которых он говорил. Думал о том, каким слабым и хрупким он был, — я вздохнул. — И я… нуждался в тебе. Я… не хотел быть один… не сегодня.

— Ахилл, — прошептала Кареса, ерзая по кровати, пока не легла на подушку напротив меня. Она держала мою руку в пространстве между нами. Ее хватка на моих пальцах была железной. — Тогда я счастлива, что ты пришел, — сказала она и наклонилась, чтобы оставить поцелуй на костяшках моей руки.

В тот же момент, я почувствовал себя лучше. Просто находиться рядом с ней — было тем бальзамом, который был нужен, чтобы исцелиться.

— Я тоже рад, что пришел, — я обвел комнату взглядом. — Приятно узнать, где ты находишься, когда не рядом со мной.

— Ты никогда не был в поместье?

— Нет. — Я покачал головой и не смог сдержать улыбку, появившуюся на моих губах. — Я чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Боялся, что могу разбить что-нибудь ценное.

Кареса придвинулась еще ближе, ее теплое тело находилось рядом с моим.

— Единственное, что мне дорого в этой комнате — это ты. Поэтому тебе не стоит волноваться.

— Я люблю тебя, — я нежно поцеловал ее в губы.

— Я люблю тебя, — ответила Кареса, когда отстранилась.

Некоторое время мы молча лежали, просто смотря друг другу в глаза.

— Сегодня ко мне приходил принц, — произнес я.

Потрясение отразилось на лице Каресы.

— Зено приходил на твой виноградник?

Я кивнул.

— Он сказал, что хочет узнать побольше о виноградниках, находящихся на его земле. Хочет лучше разобраться в продукции, которую они приносят.

Я мысленно вернулся назад, к тому моменту, когда мы пили кофе. Тогда мне показалось, что Зено чувствовал себя неловко.

— Он чем-то отличается от того мальчишки из детства. Он все такой же, но… другой.

Брови Каресы нахмурились.

— Ты знал Зено, когда был ребенком?

Глубоко вздохнув, я ответил:

— Он был моим лучшим другом. Зено был единственным другом, который у меня когда-либо был. Он приезжал сюда каждое лето, и мы играли на тропах неподалеку от леса. Мы ловили рыбу и катались на велосипедах, — я пожал плечами. — Однажды он просто перестал приходить. Я спрашивал своего отца, могу ли пойти в поместье и спросить где он, почему он больше не хочет быть моим другом? Но мой отец сказал отпустить эту ситуацию, — я вернулся из воспоминаний. — Я никогда больше не говорил с Зено до сегодняшнего дня. Он застал меня врасплох. Я никогда не думал, что когда-нибудь в своей жизни снова заговорю с ним.

— Вы были лучшими друзьями? — я расслышал неверие в ее мягком голосе.

— Да. Он был моим единственным другом… до тебя.

Глаза Кареса встретились с моими, затем она отвела взгляд и сказала:

— Я не знала, что ты знаком с Зено, Ахилл. Ты никогда не говорил.

— Потому что я больше его не знаю. Мы были детьми. Он уехал во Флоренцию, и я больше не виделся с ним… до сегодняшнего дня, — я прижался своим лбом к ее. — Но я благодарен ему.

— Почему?

— Потому что он подарил мне тебя. Он оставил тебя здесь, в этом поместье, и Бог сделал так, что наши пути пересеклись. Поэтому, несмотря на то, что я больше его не знаю, я благодарен ему.

Губы Каресы нашли мои. Когда мы прервали поцелуй, она произнесла:

— Не могу поверить, что он пришел повидаться с тобой. Я рада. Рада, что он старается.

— Я тоже.

Я положил голову обратно ей на грудь. Мои руки обернулись вокруг ее талии, и когда мои глаза начали закрываться, а разум проваливаться в сон, я заметил старую книгу на ее прикроватной тумбочке. Книгу, которую очень хорошо знал.

— «Симпозиум Платона», — произнес я и почувствовал, как она замерла.

— Я взяла ее почитать, — ответила она.

Я уловил смущение в ее голосе. Но это только заставило мое сердце взорваться.

— Mi amore, — позвал я.

— Да?

— Почитай мне, — попросил я.

Несколько секунд она не двигалась, но после наклонилась над тумбочкой и взяла книгу.

Я закрыл глаза, когда голос Каресы начал убаюкивать меня. Засыпая, я думал о комнате, в которой она жила, о дорогой ночной сорочке, в которую была одета, и задавался вопросом: а достаточно ли ей одного меня?

Но после, когда она прочитала о ревности богов и потерянных душах, я отпустил все свои переживания. Сейчас она была здесь, со мной. Это все, что было важно.

Проблемы, с которыми нам придется столкнуться, останутся на потом. Поэтому сейчас я позволил ее словам проникнуть в меня. И прежде чем уснул, я был абсолютно счастлив.