Введение в Новый Завет Том I

Выражение «Новый Завет» у нас ассоциируется прежде всего с корпусом христианских текстов, однако такое понимание возникло далеко не сразу.

(А) Что такое Новый «Завет»

До того как понятие «завет» было применено к корпусу писаний, оно относилось к особым отношениям Бога с людьми. В рассказе о евреях и Израиле мы слышим о «завете» (договоре, пакте[18]), посредством которого Бог дал обязательства Ною, Аврааму и Давиду, обещав им особую поддержку и благословение. Однако традиция придавала особое значение тому завету, который Бог заключил с Моисеем и народом Израилевым (Исх 19:5; 34:10, 27), и через который Израиль стал богоизбранным народом.

Почти за 600 лет до Иисуса, в тот момент, когда монархия в Иудее и Иерусалиме рушилась под натиском иноземных захватчиков, Иеремия, оракул от ГОСПОДА, изрек: «Вот наступают дни, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской…. Я вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом» (Иер 31:31–33)[19]. «Новый» здесь имеет коннотацию «обновленный» (несмотря на оговорку «не такой, как завет, заключенный с отцами их»); возможно, именно этот смысл имели в виду и верующие в Иисуса, когда впервые заговорили о новом завете в свете образов Иеремии (2 Кор 3:6; Гал 4:24–26). Все отчеты о евхаристических словах Иисуса во время трапезы в ночь перед Его казнью[20] сообщают, что Он связывал «[новый] договор/завет» с собственной кровью. Таким образом, христиане верили, что через смерть и воскресение Иисуса Бог обновил завет; они пришли к выводу, что на сей раз завет включает в богоизбранный народ не только Израиль, но и язычников. Последующая христианская богословская рефлексия и враждебные отношения между христианами и некоторыми иудеями, которые не приняли Иисуса, привели к тезису о том, что новый завет (в значении соглашения) заменил и упразднил собой старый завет, заключенный с Моисеем (ср. Евр 8:6; 9:15; 12:24)[21]. Однако Писания Израилевы остались Писаниями и для христиан.

Насколько нам известно, только со II века христиане стали называть «Новым Заветом» корпус своих писаний, что, в конечном счете, породило именование Писаний Израилевых «Ветхим Заветом». И лишь спустя несколько столетий христиане Латинских и Греческих церквей пришли к широкому консенсусу[22] относительно 27 книг, входящих в нормативное/ каноническое собрание. В следующем подразделе мы коротко рассмотрим историю канонизации новозаветных текстов.

Идея, что потенциальным читателям НЗ нужна сопутствующая информация, возникла давно. Подробности о книгах НЗ (авторы, обстоятельства написания) содержались в «Прологах», прилагавшихся к Евангелиям и некоторым Посланиям (с конца II века, если не раньше), а также в так называемом Фрагменте Муратори (примерно того же периода)[23]. Первой, известной нам вводной работой, озаглавленной как и наша, было короткое «Введение в Божественные Писания» Адриана — своего рода трактат о герменевтике, способах толкования Библии[24]. В следующую тысячу лет различные сочинения, которые можно отнести к введениям, собирали и повторяли информацию о библейских книгах, воспринятую из преданий. Однако честь быть первым научным введением в НЗ выпала на долю серии работ, написанных в 1689–1695 годы французским священником Ришаром Симоном, который исследовал, как новозаветные книги создавались и сохранялись в различных текстах и переводах. Протестанты и католики более традиционного склада сочли его выводы скандальными.

К концу XVIII и в течение всего XIX века «Введения» стали средством выражения противоречивых мнений об истории раннего христианства, так как ученые относили различные книги НЗ к различным школам I и И веков. Отчасти эта тенденция нашла продолжение на современной американской сцене во «Введениях в НЗ», написанных Норманом Перрином (1–е издание) и Хельмутом Кёстером. Однако, как видно из библиографии в конце данной главы, в наши дни существует широкое многообразие «Введений в НЗ», многие из которых не выстраивают глобальных теорий о раннехристианской истории, а просто дают информацию о книгах.

(Б) Как создавались, сберегались и собирались первые христианские книги

Как мы увидели в главе 1, Новый Завет включает христианские тексты разных видов. Рассмотрим чуть детальнее, как подобные различия влияют на толкование. Этой проблемой занимается герменевтика — наука об интерпретации, поиске смысла[40]. Ей посвящено множество современных исследований.

Существуют различные способы интерпретации письменных текстов, каждый из которых именуется «критикой» (например, текстуальная критика, историческая критика, критика источников). (Слово «критика» в данном случае означает «тщательный анализ» и не имеет в подтексте «отрицательного суждения».) Раздел (А) содержит краткий обзор видов библейской критики, раздел (Б) комментирует теории боговдохновенности и откровения, раздел (В) рассматривает вопрос о буквальном значении Писания; раздел (Г) обсуждает небуквальные смыслы Писания.

(А) Обзор методов интерпретации (герменевтика)

Скажем прямо: исследовать виды интерпретации сложно (для начинающих иногда даже слишком сложно). Однако поскольку огромное число книг, посвященных Библии, упоминают о методах интерпретации, некоторая информация необходима. в данном подразделе содержится широкий, хотя и краткий, обзор методов. Подробнее о фундаментальных аспектах интерпретации мы поговорим позже, поэтому если новичкам покажется данный обзор сложноватым, они могут вернуться к нему впоследствии. Чтобы не уходить в абстракции, в каждом случае мы приведем конкретные примеры из Евангелий. (Но следует помнить, что данные методы применяются не только к евангельским текстам; см. подробные статьи о каждом методе с примерами в Green, Hearing и McKenzie, То Each.)

1. Текстуальная критика (текстология). Почти 2000 лет назад евангелисты написали по–гречески четыре Евангелия. Оригиналы (рукописи, вышедшие из‑под их пера) не сохранились (как не сохранились и оригиналы других книг НЗ). Мы располагаем лишь большим количеством копий, сделанных от руки; эти копии изготовлены от 150 до 1300 лет позже оригиналов. Переписчики иногда ошибались или вносили в текст изменения, а потому между существующими копиями много различий (обычно мелких). Текстологи сопоставляют разночтения в греческих рукописях (а также древних переводах и цитатах из НЗ). Текстология — очень узкая специальность, но ниже, в главе 3, мы приведем самую базовую информацию, которая поможет читателям понять дебаты о «лучшем чтении» того или иного стиха, а также о различиях между библейскими переводами.

2. Историческая критика. Четыре евангелиста пытались донести до читателей определенную весть об Иисусе. Эта весть именуется буквальным смыслом (то есть то, что автор имел в виду); выявление буквального смысла — одна из задач исторической критики[41]. Во многих случаях понять буквальный смысл относительно легко; в других случаях требуется хорошее знание древних языков, грамматики, идиом, обычаев и т. д. Например, в Мк 7:11–12 (КП) Иисус говорит: «Кто скажет отцу или матери:"корван (то есть дар) то, чем бы ты от меня воспользовался", — вы позволяете ему уже ничего не делать для отца или матери». О каком обычае идет речь? Какова логика, стоящая за ним? Почему Марк считает этот вопрос актуальным для читателей? Без ответа на эти вопросы отрывок непонятен. Выявление буквального смысла — основа всех других форм интерпретации, поэтому далее мы посвятим ему целый раздел (В).

3. Критика источников. Это исследование источников, из которых новозаветные авторы черпали информацию. Особый интерес представляют источники Евангелий, так как, по всей видимости, евангелисты не были очевидцами жизни Иисуса. Поскольку Иисус возвещался в проповеди, на ранней стадии существовала устная традиция; затем некоторые устные предания стали записывать. Можно ли выявить и реконструировать такие источники, если они не сохранились? Близкие параллели в сохранившихся Евангелиях (особенно в первых трех — Мк, Мф, Лк) предоставляют возможность исследовать данный вопрос. Использовал ли какой‑либо евангелист в качестве одного из источников какое‑либо другое Евангелие? Если да, то кто от кого зависел (Матфей от Марка или Марк от Матфея)? Такие вопросы должны изучаться, хотя и не следует ставить их во главу угла. Основное внимание при толковании следует уделять самим новозаветным книгам, а не их (часто гипотетическим) источникам. Об источниках Евангелий мы подробнее поговорим далее в главе 6 (в рамках общего анализа Евангелий), а также в главах, посвященных отдельным Евангелиям.

4. Критика форм. Не все тексты мы читаем одинаково. Просматривая газету, мы исходим из предпосылки, что первая полоса обычно содержит достаточно надежные сведения, а, скажем, рекламе не всегда следует верить на слово. Или мы снимаем книгу с магазинной полки: на обложке обычно сказано, что это — беллетристика, история, биография и т. д. Одним словом, обложка поясняет литературный жанр или «форму», — информация полезная, ибо опять‑таки мы подходим к разным жанрам с разными ожиданиями. Как мы видели в главе 1, НЗ включает разные жанры: например, Евангелия, письма и апокалипсис. Однако надо быть еще конкретнее. Далее в главе 6 мы обсудим, представляют ли собой Евангелия самобытный литературный жанр, или они близки к таким античным формам, как истории или биографии. Классификацию новозаветных писем в свете античных жанров мы затронем в главе 15. Такой тип исследования называется критикой форм.

Ученые изучают не только общую классификацию целых текстов, но и жанры/формы их компонентов. Некоторые такие жанры достаточно очевидны. Например, в главах, посвященных Евангелиям, мы будем рассматривать притчи и рассказы о чудесах, повествования о детстве и о страстях. Глубоко специальных знаний, однако, требует классификация форм на более продвинутом уровне. Скажем, для Евангелий они включают: максимы мудрости, пророческие и апокалиптические речения, правила/законы общинной жизни, формулы «Я есмь», метафоры, сравнения, речения в рамках повествовательной канвы, короткие рассказы, развернутые повествования о чудесах, исторические повествования, неисторические легенды и т. д[42].

Хотя более глубокий анализ жанров не входит в задачи нашей книги, некоторые аспекты критики форм важны и при менее узкоспециальном подходе. Скажем, можно изучить наличие или отсутствие ожидаемой черты в той или иной притче или рассказе о чуде, — чтобы понять, как эти притча и рассказ передавались в традиции. Допустим, например, что у Марка некая притча не содержит какую‑то традиционную особенность, а у Матфея та же притча содержит эту особенность. Возможно, это означает, что вариант Мф ближе к оригиналу. Однако причуды человеческого творчества порой непредсказуемы: не исключено, что оригинальна как раз менее полная форма, а более полный вариант отражает тенденцию дополнять повествование ожидаемыми элементами.

Сама по себе критика форм ничего не говорит об историчности материала, облеченного в форму речения, притчи или рассказа о чудесах. Произносил ли Иисус это речение или эту притчу? Совершил ли Он это чудо? Действительно ли произошло то или иное сверхъестественное событие? Критика форм не способна ответить на эти исторические вопросы[43]. Интерпретаторы иногда забывают об этом, как видно хотя бы из бультмановской классификации «легенд». Несмотря на жанр, Бультман не считает, что это рассказы о чудесах в собственном смысле слова: по его мнению, они суть назидательные религиозные рассказы, которые исторически недостоверны. Последнее суждение основано не только на идентификации формы, но и на априорной посылке о том, какие события могли и не могли иметь место. С точки зрения Бультмана, рассказы о Тайной вечере — лишь культовые легенды (BHST 244–245). Однако другие исследователи указывают, что предание о евхаристической трапезе, состоявшейся в ночь перед тем, как Иисус был предан, уже существовало в те времена (середина 30–х годов), когда Павел стал христианином (1 Кор 11:23–26).

5. Критика редакций. Включение индивидуальных компонентов (рассказов о чудесах, притч и т. д.) в окончательный продукт (целостное Евангелие) глубоко модифицирует их значение, а ведь читателей НЗ во многом волнует именно смысл всего Евангелия. Не случайно поэтому в новозаветной науке XX века гегемонию критики форм нарушило появление критики редакций. Критика форм занималась предысторией единств, скомпилированных евангелистами, а критика редакций (во всяком случае, то ее направление, которое можно назвать «критикой автора»)[44] признала творческую роль авторов в переработке унаследованного материала. Внимание переключилось на интересы евангелистов и плоды их трудов. Если мы более или менее точно знаем, каким материалом пользовался автор, то по внесенным им редакторским изменениям можем судить о его богословских взглядах. Например, если Мф и Лк использовали Мк, то очевидно, что они глубоко чтили Двенадцать: они опускают Марковы материалы, подчеркивающие провалы апостолов, и добавляют отрывки, где апостолы представлены в позитивном свете (Лк 9:18–22 пропускает материалы из Мк 8:27–33, а Мф 16:13–23 добавляет к ним новые). Такие суждения становятся более шаткими, когда нет уверенности относительно использованных источников, — проблема, которая мешает исследовать богословие Мк и Ин[45]. Однако даже если мы не знаем источников, богословские взгляды редакторов/авторов видны из созданных ими произведений. Какими бы ни были компоненты, если читать любое Евангелие как оно есть, оно несет богословскую весть. И здесь критика редакций выводит нас на нарративную критику (см. ниже).

6. Каноническая критика. В каком‑то смысле этот подход[46] можно считать развитием интереса к окончательному продукту, отраженного в критике редакций. Хотя каждая из новозаветных книг является целостным произведением, все они стали Священным Писанием только как часть новозаветного собрания: взаимосвязь с другими текстами канона придает им новый смысл. (См. выше, главу 1 о том, как собирались и группировались отдельные тексты.) Если другие формы критики изучают смысл того или иного отрывка самого по себе или в контексте книги, каноническая критика исследует отрывок в свете всего НЗ или даже всей Библии. Далее в разделе (Г) мы чуть подробнее скажем об этом подходе.

7. Структурализм. Хотя критика форм и критика редакций имеют литературные компоненты, последние обрели особую значимость в других подходах. Структурализм (или семиотика) занимается новозаветными текстами в их окончательной форме[47]. Хотя интерпретаторы давно находили в общей структуре ключ к авторской интенции, и хотя излагать во «Введениях в НЗ» композицию каждой новозаветной книги стало почти признаком хорошего тона, все же «структура» в структурализме — гораздо больше, чем общая композиция. Особенно в работах французских литературоведов семиотика выросла в сложнейший метод, сродни математике. Выявляемая структура не есть очевидная глазу композиция, ибо глубинные структуры не лежат на поверхности, но помогают генерировать текст (причем автор сам может этого не осознавать). Выявлять такие структуры необходимо, чтобы воспринимать текст как когерентное целое. Часто структуралисты предлагают разработки настолько сложные, что неструктуралисты задаются вопросом: действительно ли есть толк от всех этих ухищрений и действительно ли семиотический анализ дает результаты, недоступные обычной экзегезе[48]. Предлагаю читателям самим в этом разобраться, ибо привести здесь хоть один пример нелегко. В большинстве случаев структурализм не входит в задачи нашей книги[49].

8. Нарративная критика. Гораздо очевиднее продуктивность подхода, который, будучи применен к Евангелиям, концентрируется на них как на рассказах[50]. На первый взгляд, терминология, применяемая в такой экзегезе, может показаться слишком сложной. В частности, нарративная критика проводит различие между реальным автором (человеком, который написал произведение) и имплицитным автором (выводимым из повествования), между реальной аудиторией (люди I века, которые читали/ слушали написанное или даже современные читатели) и имплицитной аудиторией (предполагаемой автором при письме). Однако эти различия небессмысленны, а анализ хода повествования проливает свет на многие экзегетические проблемы.

Например, нарративную критику хорошо применять к длинным повествовательным отрывкам вроде рассказов о рождении и смерти Иисуса. Часто при фокусировке на отдельных деталях возникают проблемы, которые снимаются, если иметь в виду особенности повествования в целом, — повествования, в котором, скажем, некоторые вещи опускаются как самоочевидные. Является ли проблемой, к примеру, что Марков Пилат знает достаточно, чтобы спросить Иисуса: «Ты ли Царь Иудейский?» (хотя эксплицитно его не информируют на сей счет). Означает ли это, что Пилат участвовал в аресте с самого начала? Более вероятное объяснение: читатель должен принять как самоочевидное, что власти объяснили Пилату ситуацию, когда привели Иисуса к нему (хотя лаконичный, движущийся в быстром темпе рассказ Мк этого не упоминает). Другая проблема: по логике вещей, невозможно, что в Мф 27:2 первосвященники отводят Иисуса к Пилату, а в Мф 27:3–5 они все еще находятся в Храме (когда Иуда возвращает тридцать серебренников). Однако не состоит ли пафос этого рассказа именно в том, чтобы подчеркнуть одновременность? Когда евангельские отрывки читаются вслух, не делают ли слушатели тех допущений, которые замышлял автор, — или, по крайней мере, не делали ли они их до того, как ученые заметили проблему? Нарративная критика противостоит крайностям исторического исследования и помогает понять основной интерес автора.

К сожалению, некоторые ученые, которые пользуются нарративной критикой, считают герменевтически непринципиальным, происходили ли на самом деле евангельские события. Однако следует помнить два момента. С одной стороны, эффективность Евангелий во многом основана на изображении ими Иисуса в длинном, целостном и увлекательном повествовании (в отличие от воспоминаний о великих раввинистических мудрецах[51]). С другой стороны, христианство в очень значительной мере основано на том, что реально сказал и сделал Иисус, а потому не стоит свысока относится к историчности.

9. Риторическая критика. Тесно связан с нарративной критикой следующий подход, который анализирует риторические стратегии, использованные автором[52]: например, подбор и структуризация материалов, выбор нужных слов. (Выделяют три рода красноречия: судебное, совещательное и торжественное; подробнее мы поговорим об этом в главе 15 в связи с посланиями.) Риторическая критика исходит из того, что письменный текст раскрывает контексты автора и читателя, поэтому занимается не только целями и методами автора, но и интересами, ценностями и эмоциями читателей прошлого и настоящего.

Нарративная и риторическая критики серьезно воспринимают Евангелия как литературу. Прежние исследователи, беря для сравнения греко–римских классиков, называли евангелия «малой литературой» {Kleinliteratur) популярного толка. Современная литературная критика в большей степени отдает должное бесспорному историческому факту: повествовательная сила Евангелий, сосредоточенных наличности Иисуса, имела уникальную эффективность, убедив миллионы людей принять христианство[53]. Хотя евангельский подход отчасти предвосхищается в иудейских житиях пророков (особенно жизни Иеремии), этим новозаветным книгам нет близкого аналога в дошедшей до нас иудейской литературе того времени.

10. Социальная критика[54]. Изучает текст как отражение и ответ на социальную и культурную среду, в которой он был написан. Рассматривает текст как окно в мир противоречивых взглядов и голосов. Различные течения с различными политическими, экономическими и религиозными позициями придали тексту такую форму, чтобы он был актуален для их проблем. Эта важная область новозаветной науки способствовала возрождению исторического анализа. Далее в главе 4 мы рассмотрим некоторый материал, на котором проводится такой анализ, а именно, социально–политический контекст НЗ; мы также покажем, как работает социальная критика.

11. Активистская критика (Advocacy criticism). Сюда можно отнести широкий круг подходов, связанных с герменевтикой освобождения, афро–американским богословием, феминистской критикой и т. д.[55]. По мнению их сторонников, достигнутые результаты необходимо использовать для изменения современной социально–политической и религиозной ситуации. (Часто говорят, что Писание следует читать только сквозь призму освобождения угнетенных.) Одно из оснований такого подхода состоит в том, что библейские авторы имели собственную общественную позицию: они были мужчинами и/или церковными лидерами, а потому отражали патриархальную или церковную точки зрения. Соответственно, в повествованиях они могли отстаивать свои позиции и подавлять альтернативы, — задача же исследователя состоит в том, чтобы восстановить эти сознательно или бессознательно замалчивавшиеся факты, пользуясь подчас мельчайшими зацепками. Другие исследователи указывают на возможный изъян этого подхода: он чреват тем, что экзегет будет проецировать на новозаветные времена свои идеалы, не осознавая, что реальная новозаветная социологическая ситуация, возможно, не благоприятствует современному активизму. Как бы то ни было, однако, все согласны: активистская критика ставит важные вопросы, которые ранее не задавались экзегетами (главным образом, белыми мужчинами из стран «первого мира»), и тем самым вносит ценный вклад в новозаветную науку.

12. Обзор. Как быть со всеми этими «критиками»? Следует комбинировать различные подходы к тексту, не превращая ни одну из «критик» в единственный метод исследования. Экзегеты, которые пользуются широким арсеналом методов, гораздо глубже поймут смысл библейского текста[56].

Чтобы описать полный спектр этого смысла, Сандра Шнайдере (S. Schneiders, Revelatory) говорит о трех «мирах»: мире за текстом, мире текста и мире перед текстом. Возьмем для иллюстрации Евангелия.

(1) Мир за текстом включает жизнь Иисуса и религиозную рефлексию над Иисусом через веру, проповедь и религиозный опыт общины.

(2) Мир текста в его нынешнем виде (как бы текст ни сложился) содержит письменное свидетельство евангелистов, отражающее их понимание и восприятие Иисуса, а также их способность выразить это в тексте. [Подробнее см. ниже в разделе (В).] Отметим два момента. С одной стороны, хотя Евангелия и записаны, стоявшую за ними традицию возвещали устно, и письменный текст еще несет на себе отпечаток устного изложения[57]. Постулируя, что Матфей и Лука использовали Евангелие от Марка, не надо думать, будто их опора на письменный текст стерла у них из памяти все, что они слышали об Иисусе. С другой стороны, будучи записанными, евангельские тексты обрели собственную жизнь, а потому могут передавать смыслы, не вкладывавшиеся в них евангелистами и не усматривавшиеся первоначальной аудиторией.

(3) Мир перед текстом касается взаимодействия Евангелий с читателями, которые через интерпретацию входят в них, усваивают их смысл и изменяются этим смыслом. [См. ниже, последнюю часть раздела (Г).] На этом уровне интерпретации важную роль играет объяснение/комментарий к Евангелию. Также многие верующие думают, что для полного постижения текста необходима личная духовная близость к Иисусу, изображенному в Евангелиях, — утверждение, которое противоречит иногда высказываемому мнению, что объективными интерпретаторами могут быть только те, кто не связан религиозными убеждениями.

В этом вводном разделе я иллюстрировал различные герменевтические подходы на примерах из Евангелий. Однако многие из этих подходов (критика форм, критика редакций, риторическая критика и т. д.) применимы и к другим новозаветным книгам, например, Деяниям, Посланиям, Откровению, где, в частности, есть проблемы, связанные с жанровой спецификой. В главах, посвященных этим текстам, мы поговорим о возникающих герменевтических вопросах подробнее.

(Б) Вопрос о боговдохновенности и откровении

(В) Буквальный смысл

В разделе (А) мы кратко рассмотрели ряд подходов к НЗ (типы «критики») — подходы, которые следует рассматривать как взаимодополняющие. Вернемся сейчас к тому из них, который положил начало современной библеистике и поныне остается базовым (хотя и оспариваемым), — исторической критике[65]. Отчасти споры вызваны отсутствием четкой дефиниции. Для многих людей историческая критика окружена аурой чистой научности: изучает источники библейских книг, их историческую ценность; обстоятельства написания, а также автора и объективное содержание. Вместе с тем многие люди, ищущие в Писании духовной пищи, считают, что исторические исследования с их частой антибогословской направленностью выхолащивают важные смыслы. Более того, критический подход вроде бы не объясняет НЗ как религиозный феномен. Уже несколько раз историческую критику хоронили, но, перефразируя Марка Твена, можно сказать, что слухи о ее смерти несколько преувеличены. В 1995 году, например, был основан новый научный «Журнал высшей критики» (The Journal of Higher Criticism). Обложку его украшал портрет Ф. Х. Баура, радикального представителя исторической критики, жившего 150 лет назад!

Живучесть исторической критики во многом обязана ее интересом к тому, что во многом составляет основу всех остальных форм интерпретации (хотя пылкие сторонники прочих «критик» могут отрицать этот факт). Если вынести за скобки некоторые перегибы (вроде излишнего увлечения поиском источников[66] или произвольных суждений об исторических обстоятельствах), историческая критика преследует здравую цель: узнать, что имел в виду автор той или иной библейской книги. Чтобы подчеркнуть этот аспект исторической критики (сбросив, так сказать, лишний ее «багаж») некоторые авторы (включая меня) настаивают на необходимости выявления «буквального смысла» библейских отрывков.

Буквальный смысл — это то, что библейские авторы имели в виду и пытались донести до читателей в своих произведениях. Он не исчерпывает смысл Писания, но во многом закладывает основу для смыслов, вскрываемых другими видами «критики». Если поразмыслить над компонентами дефиниции, становится ясно, что определить буквальный смысл не всегда легко.

«В своих произведениях». Новозаветные книги были написаны по–гречески около 1900 лет назад. В плане языка даже лучшие переводы не способны передать всех нюансов оригинала. В плане культуры и контекста, мировоззрение авторов и их читателей глубоко отличалось от нашего: разная среда, разные знания, разные предпосылки относительно действительности. Поэтому не следует надеяться, что чтение Нового Завета пойдет у нас с той же легкостью, с какой мы читаем современных авторов. Соответственно, попытка понять среду и взгляды новозаветных авторов заслуживает всяческого одобрения, и мы уделим ей немало места в последующих главах.

Поскольку авторы писали в разное время и в разных местах, они не всегда имели одинаковый опыт и одинаковые взгляды. Приведу несколько примеров возможных различий, влияющих на смысл. Скорее всего, большинство новозаветных авторов (или даже все они) были иудеями по рождению. Сколь глубоко они знали иудаизм и как видели свое место в нем? Какой язык был для них родным: греческий (на котором они писали) или арамейский/еврейский (и тогда им или их секретарям приходилось делать перевод)? На каком языке они читали иудейские Писания? Вопрос непраздный, ибо еврейский текст Писаний местами существенно отличаются от вариантов, которые дают LXX или таргумы (арамейские переводы, обычно более поздние, чем LXX). Судя по некоторым данным, Матфей, Иоанн[67] и Павел могли знать арамейский и/или еврейский, а Марк и Лука — только греческий, но ни малейшей уверенности в том нет. Место действия в Евангелиях и Деяниях — Иерусалим, Иудея, Галилея, Антиохия и другие области античного мира; многие ли авторы бывали в местах, которые упоминают? Те, кто бывал, видимо, пишут с большим знанием дела, а те, кто не бывал, чаще прибегают к воображению или сведениям других людей.

«До читателей»[68]. Авторы обращались к конкретным аудиториям I и II веков. Как эти аудитории понимали написанное? С уверенностью сказать трудно, но следует иметь в виду несколько факторов.

(1) Авторская интенция и читательское понимание могли не совпадать. Например, с учетом вышесказанного об иудейском происхождении и мышлении ряда новозаветных авторов возникает вопрос: как понимали их языкохристианские читатели (с иудаизмом знакомые лишь отчасти)? Павловы представления о богосыновстве Иисуса, скорее всего, уходят корнями в обетование Давиду о том, что царский потомок Давида будет Богу сыном (2 Цар 7:14). Но как понимали титул «Сын Божий» слушатели/читатели[69] Павла, которые публично чествовали богов, богинь и их потомство, — по крайней мере, до тех пор, пока шокированные иудео–христианские миссионеры не устранили недоразумение? Сколь важно учитывать такие возможности при экзегезе Писаний?

(2) Хотя содержание новозаветных книг дает основания для умозаключений об авторах и адресатах, мы обычно не знаем, кому именно адресованы эти книги (за исключением конкретно названных общин из Павловых посланий). Например, Мк 7:3 разъясняет, что фарисеи, как и все иудеи, перед едой совершают ритуальные омовения. Отсюда можно предположить, что автор был иудеем или знал об иудейских обычаях, а его аудитория не была просвещена на сей счет. Если так, мы можем учесть данную возможность, скажем, при толковании упоминания о разрывании храмовой завесы (Мк 15: 38; пар. Мф 27:51; Лк 23:456). В Храме существовало несколько завес, разного назначения и убранства (они описаны у иудейского историка Иосифа). В зависимости от того, какая завеса имеется в виду, эпизод можно понимать по–разному. Но знали ли евангелисты (или хотя бы один из них) о подобных нюансах, видели ли они лично Храм или украшенную завесу? Более того, поняла бы Маркова аудитория туманное упоминание о какой‑то конкретной храмовой завесе, если не знала об иудаизме самых элементарных вещей? И что можно сказать об аудиториях Матфея и Луки? Корректно ли говорить о буквальном «смысле» отрывка там, где первоначальные предполагаемые читатели вряд ли бы его поняли? Пожалуй, рассказ о разрывании храмовой завесы следует толковать, исходя из того значения, какое здесь усмотрел бы любой человек, бывавший в каком‑либо храме: если завеса, отделяющая священное место в Иерусалимском храме, разорвалась надвое, сверху донизу, то Храм лишился места, которое делало его святилищем Божьим, выделяло его святостью из ряда других мест.

(3) Одна из проблем состоит в том, в какой мере читатели тех или иных новозаветных книг понимали «Писание» (то есть священные иудейские тексты времен Иисуса), к которым часто апеллировали евангелисты[70]? Могли ли читатели улавливать тонкие аллюзии? Когда цитировался какой‑то отрывок, понимали ли они ветхозаветный контекст этого отрывка, вспоминая сразу всю релевантную перикопу? Вызывали ли слова из приведенных цитат ассоциации с другими библейскими отрывками, использующими те же понятия (как часто думают ученые)? Знали ли читатели живую иудейскую традицию, которая значительно расширяла смысл библейского текста? В различных ситуациях ответы на этот вопрос могли быть разными.

(4) Современная герменевтика не только учитывает интеллектуальную и религиозную среду читателей, но и исследует автора и аудиторию с социологических позиций. Исторические исследования церквей, к которым обращались Павел и автор Откр, активно ведутся давно, но современная социология (вооруженная достижениями в археологии), пролила свет на различия между христианами в гражданстве, достатке, образовании и социальном статусе [см. ниже, главу 4(Б)]. Не всегда ученые приходят к единому пониманию социально–политической ситуации: например, одни считают, что во времена проповеди Иисуса Палестина отличалась политической нестабильностью, а другие (включая автора этих строк) особой нестабильности не видят (и, соответственно, Иисуса революционером не считают), но ситуация резко дестабилизировалась лет 15–25 спустя. Диагноз социально–политической ситуации евангельских аудиторий, в основном, опирается на внутренние свидетельства и предполагает изрядное количество домыслов.

«Что библейские авторы имели в виду и пытались донести». Такая двойная постановка вопроса отражает важный нюанс. Новозаветные авторы знали больше христианских преданий, чем донесли или даже могли донести до своей аудитории (ср. Ин 21:25!). Поэтому следует избегать негативных аргументов умолчания типа «автор не упомянул, а значит, не знал…». Например, о непорочном зачатии Иисуса сообщают только Мф и Лк. Отсутствие соответствующих упоминаний у других авторов не обязательно означает, что они о нем не знали (и уж тем более, что они его отрицали[71]), — но нельзя и предполагать, что это знание было распространенным. Экзегеза, которая на уровне буквального смысла занимается тем, что евангелисты попытались донести до читателя в письменном тексте, во многом построена на домыслах.

Более тонкий момент касается взаимосвязи между тем, что передает письменное слово, и тем, что имели в виду авторы. Есть ряд возможностей: в зависимости от мастерства автора письменный текст может передавать все, что задумал автор, или передавать лишь частично, или передавать нечто противоположное или даже такое, что автору и на ум не приходило[72]. Однако интерпретатор должен начинать с предпосылки об общем соответствии между авторским замыслом и авторским текстом. Поэтому лишь в исключительных случаях библейские экзегеты должны обращать внимание на случаи, когда письменное слово, возможно, не отражает интенцию автора.

Могут возразить: «Откуда известно, что какой‑то древний автор хотел сказать нечто иное, чем предполагают его слова?» Иногда это видно из контекста или других отрывков. Вспомним, например, что Лука, в отличие от Мк/Мф, не сообщает о бичевании Иисуса римскими солдатами; соответственно, в Лк 23:26 «они» (поведшие Иисуса на казнь) формально относится к «первосвященникам, начальникам и народу» (Лк 23:13). Многие толкователи усматривают здесь сознательную попытку Луки возложить вину за распятие на иудеев и обелить римлян. Однако небрежность в использовании антецедентов — частое явление[73]. В дальнейшем Лука четко показывает, что в распятии участвовали (римские) солдаты (23:36); в других местах он также сообщает, что язычники убили Иисуса (18:32–33; ср. Деян 4:25–27). Судя по другим новозаветным текстам, все христиане (или большинство их них) слышали и знали о роли римлян в распятии Иисуса, поэтому аудитория Луки поняла бы слово «они» (Лк 23:26) именно в этом смысле (как и последующие христианские читатели). Скорее всего, в данном случае Лука написал не совсем то, что хотел сказать.

Все же не следует злоупотреблять такими толкованиями. Часто экзегеты усматривают противоречия в повествовании, объясняя их тем, что автор скомбинировал противоречащие друг другу источники. Такие сценарии возможны, но не всегда вероятны. Повествование в том виде, в каком оно дошло до нас, древним читателям представлялось осмысленным, и мы можем видеть противоречия там, где их нет. Например, некоторые комментарии находят противоречие между Мк 14:50 («и оставив Его, бежали все», КП), Мк 14:51 («некий юноша следовал за Ним», КП) и Мк 14:54 («Петр издали последовал за Ним», КП). Действительно это так или перед нами взаимодополняющие иллюстрации провала учеников? Все бежали или отреклись (даже те, кто поначалу попытался следовать за Иисусом).

И последнее об авторской интенции: мы говорим о последнем или основном авторе той или иной новозаветной книги. Порой новозаветные авторы пользовались источниками (большая часть которых не сохранилась). Например, согласно широкому научному консенсусу, Матфей и Лука использовали не только Мк, но и Q — грекоязычное собрание речений (примерно соответствует общему материалу Мф и Лк, отсутствующему в Мк). Как мы увидим в главе 6, возникла целая индустрия исследований о Q, анализирующих точный состав и богословие этого гипотетического источника, возможные несохранившиеся речения из Q, взгляды читателей Q, характер Q как самого достоверного из известных источников об Иисусе и т. д. Конечно, такие гипотезы имеют право на существование, но все же не следует подавать гипотетические смыслы Q как авторитетные библейские/новозаветные смыслы. При экзегезе библейских книг, действительно, важно распознать их источники, однако канонический НЗ, авторитетный для христиан, состоит из целостных книг, а переконструированных источников (сколь угодно интересных).

Такая оговорка отчасти защищает новозаветную науку от частых возражений, что ученые постоянно меняют свои взгляды на композицию и источники, и христианство не может основываться на столь неопределенных результатах. На самом деле, поскольку «учеными» можно назвать великих христианских авторов античности (например, «отцов церкви»), церковь всегда опиралась на науку. Но вышеупомянутое возражение содержит здравое зерно: церквам и их представителям нет нужды (и даже не следует) строить проповедь и создавать обычаи на гипотетических источниках. Правда, ученые расходятся и в толковании существующих книг НЗ, но здесь меньше домыслов, чем в реконструкции источников.

(Г) Небуквальные смыслы

Библиография

Библиографию по конкретным подходам к НЗ см. в сносках, которые сопровождают обсуждение соответствующих форм критики.

Blount, В. К., Cultural Interpretation: Reorienting New Testament Criticism (Minneapolis: A/F, 1995).

Braaten, C. E., and R. W. Jenson, eds., Reclaiming the Bible for the Church (Grand Rapids: Eerdmans, 1995).

Fee, G. D., New Testament Exegesis: a Handbook for Students and Pastors (rev. ed.; Louisville: W/K, 1993).

Fitzmyer, J. Α., Scripture: the Soul of Theology (New York: Paulist, 1994). Рассматривает различные формы экзегезы.

—, The Biblical Commission's Document:"The interpretation of the Bible in the Church" (Subsidia Biblica 18: Rome: PBI, 1995).

Green, J. В., ed., Hearing the New Testament: Strategies for Interpretation (Grand Rapids: Eerdmans, 1995). Сборник статей.

Lührmann, D., An Itinerary for New Testament Study (Philadelphia: Trinity, 1989). Различные виды критики, включая текстологию (ср. ниже, главу 3).

McKenzie, S. L., and S. R. Haynes, eds., To Each Its Own Meaning. An Introduction to Biblical Criticisms and Their Application (Louisville: W/K, 1993).

McKim, D. K., ed., A Guide to Contemporary Hermeneutics. Major Trends in Biblical Interpretation (Grand Rapids: Eerdmans, 1986).

McKnight, E. V., Meaning in Texts: The Historical Shaping of a Narrative Hermeneutics (Philadelphia: Fortress, 1978).

Malbon, E. S., and E. V. McKnight, eds., The New Literary Criticism und the New Testament QSNTSup 109; Sheffield: JSOT, 1994). Различные типы критики.

Marshall, LH., New Testament Interpretation (rev. ed.; Exeter: Paternoster, 1985).

Meyer, B. E, Reality and Illusion in New Testament Scholarship: A Primer in Critical Realist Hermeneutics (Collegeville: Liturgical, 1994).

Porter, S. E., and D. Tombs, eds., Approaches to New Testament Study (JSNTSup 120; Sheffield: JSOT, 1995).

Pregeant, R., Engaging the New Testament: An Interdisciplinary Introduction (Minneapolis: A/F, 1995). Широкий спектр методов.

Ricoeur, P., Essays on Biblical Interpretation (Philadelphia: Fortress, 1975).

Ryken, L., ed., The New Testament in Literary Criticism (New York: Ungar, 1984).

Schneiders, S. Μ., The Revelatory Text: Interpreting the New Testament as Sacred Scripture (San Francisco: Harper, 1991). [См. также 2–е издание: Schneiders, S. M., The Revelatory Text: Interpreting the New Testament as Sacred Scripture (Collegeville, MN: Liturgical, 1999). — Прим. ред.]

Schottroff, L., Let the Oppressed Go Free: Feminist Perspectives on the New Testament (Louisville: W/K, 1993).

Stenger, W., Introduction to New Testament Exegesis (Grand Rapids: Eerdmans, 1993).

Thiselton, A. C., New Horizons in Hermeneutics. The Theory and Practice of Transforming Biblical Reading (Grand Rapids: Zondervan, 1992).

Tompkins, J. P., ed., Reader‑Response Criticism: From Formalism to Post‑Structuralism (Baltimore: Johns Hopkins, 1980).

Van Voorst, R. E., Readings in Christianity (Belmont, CA: Wadsworth, 1997). Интересная работа, которая комбинирует библейские тексты с документами более позднего богословия.

В наши дни люди обычно читают Новый Завет не в греческом оригинале, а в современных переводах. Вопрос о том, где найти оригинал, довольно сложен, поэтому я изложу здесь лишь базовые сведения, которые могут быть полезны неспециалисту.

(А) Рукописные[82] свидетели текста

До нас дошло около 3000 полных и фрагментарных рукописей НЗ на греческом языке (II‑XVII веков), а также более 2200 лекционариев (VII века и позднее) с новозаветными отрывками (перикопами), предназначенными для литургических чтений. Эти свидетели новозаветного текста в мириаде случаев не согласуются между собой (хотя существенными представляются сравнительно немногие из этих разночтений)[83]. Автографы (первоначальные рукописи новозаветных книг) не сохранились, а в ходе переписывания вкрались ошибки. Более того, не все разночтения объясняются ошибками переписчиков[84]: подчас в текст вносились сознательные изменения. Временами у переписчиков возникало желание улучшить греческий язык, модернизировать орфографию, ввести поясняющие фразы, гармонизировать Евангелия и даже опустить сомнительные (с их точки зрения) места. Казалось бы, лучший ориентир — самые древние копии греческого НЗ. Однако это не всегда так. Например, рукопись VI века может быть единственной сохранившейся копией гораздо более раннего и близкого к оригиналу варианта, и соответственно более ценным свидетельством, чем сохранившийся манускрипт II или IV века.

Текстуальные семьи. Ученые объединяют в группы («семьи») рукописи, которые содержат сходные чтения и особенности[85], но ни одна из этих групп не может претендовать на незамутненное происхождение от оригиналов. Рассмотрим кратко наиболее признанные семьи.

Александрийская семья. К концу II века в Александрии расцвела христианская мысль. Христианские переписчики последующих столетий были тонкими знатоками греческого языка. Отсюда иногда возникает проблема: не являются ли некоторые правдоподобные чтения (в целом отличающие эту семью) оригинальными, или это просто улучшения текста переписчиком? Александрийская группа отличается более короткими чтениями.

Западная семья. Эта группа названа по западному ареалу (Северная Африка, Италия, Галлия) распространения некоторых греческих рукописей, входящих в нее. Однако к ней можно отнести и греческие рукописи, связанные с Египтом и сироязычными церквами Востока. Текстуальные варианты этой группы (часто парафрастические) длиннее, чем скупые и лаконичные александрийские чтения. Это наводит на мысль об интерполяциях. Однако у Луки в ряде важных случаев западный текст пропускает материалы, которые присутствуют в александрийском тексте: так называемые «не–интерполяции» (например, евхаристические слова в Лк 22:196–20). Текст Деяний Апостолов почти на 1/10 длиннее, чем в александрийской традиции.

Кесарийская семья. В III‑IV веках Кесария Приморская была самым важным христианским центром в Палестине и имела крупную библиотеку, в которой занимались ученые. Базовый текст этой группы (начало III века), вероятно, попал сюда из Египта. Впоследствии он распространился в Иерусалиме, а затем, через армянских миссионеров, — в Грузии. Данная традиция текста стоит между александрийской и западной.

Византийская семья (или койне)[86]. Такой текст, который объединял в себе несколько вариантов, сглаживал трудные места и гармонизировал различия, использовался в литургии византийской церкви (и стал почти нормативным начиная с VI века). Большинство ученых считают его довольно поздним и вторичным развитием текста. Все же отдельные его чтения — древние и восходят к Антиохийской церкви (около 300 года). Один из образцов этой традиции — Textus Receptus (см. ниже), который лежит в основе НЗ в «Библии короля Якова».

Текстуальные свидетельства. Чтобы дать представление о разнообразии древних свидетелей новозаветного текста, кратко рассмотрим некоторые из них. (Фотографии большинства из них приведены в Metzger, Manuscripts.) Ученые различают следующие три типа греческих рукописей.

(1) Папирусы (сокращенно Р)[87]. До сего дня в Египте продолжают находить очень древние новозаветные фрагменты и книги греческого НЗ на папирусе. С 1890 года обнаружено около сотни таких текстов, относящихся к II‑VIII векам. (Датировка рукописей осуществляется палеографическим методом, то есть на основании стиля письма.) Среди наиболее древних новозаветных папирусов:

• Р⁵² (папирус Райленда 457). Кусочек папируса величиной меньше каталожной карточки, на котором записана часть Ин 18:31–34. Его датировка (около 135 года н. э.) опровергает теории о более позднем происхождении Евангелия от Иоанна.

• Р⁴⁶ (папирус II Честера Битти). Состоит из 86 страниц кодекса (около 200 года н. э. или ранее), которые содержат Павловы послания, включая Евр (идет вторым по счету, после Рим — в порядке убывания длины); Пастырские послания отсутствуют. Эту рукопись ученые относят к кесарийской семье.

• Р⁶⁶ (папирус II Бодмера). Относится примерно к 200 году. Содержит значительную часть Евангелия от Иоанна; в текст внесено большое число исправлений. Принадлежит к александрийской семье и близок к тексту Синайского кодекса (см. ниже).

• Р⁷⁵ (папирусы XIV‑XV Бодмера). Относятся примерно к 225 году. Содержат Лк 2:18–18:18 и Лк 22:4–Ин 15:8. Принадлежат к александрийской семье и близки к тексту Ватиканского кодекса (см. ниже).

(2) Унциальные кодексы. Эти книги, состоящие из страниц, написанных на пергамене унциалами, особенно широко употреблялись в III‑IX века. В начале IV века император Константин провозгласил политику терпимости к христианству, что сделало возможным существование центров образования и монастырей, где переписывались и хранились многие кодексы. Часто такие кодексы содержали полную Библию на греческом языке, а иногда и некоторые неканонические раннехристианские тексты. Известно около 300 унциальных кодексов. Из них наиболее важны следующие.

• В (Ватиканский кодекс): середина IV века. Утеряны заключительные страницы кодекса, содержащие последнюю часть НЗ. Сохранившийся текст НЗ относится к александрийскому типу. По мнению большинства текстологов, именно Ватиканский кодекс — лучший свидетель новозаветного оригинала.

• S или К (Синайский кодекс): середина IV века. Содержит полный текст НЗ, а также Послание Варнавы и «Пастырь» Ерма. Следует александрийской традиции в Евангелиях и Деяниях Апостолов, хотя в других книгах содержит западные чтения.

• А (Александрийский кодекс): начало V века. Некогда включал весь НЗ, а также 1 и 2 Послание Климента и Псалмы Соломона. К сожалению, ряд страниц утерян. В Евангелиях текст содержит византийский текст, а в остальном НЗ — александрийский.

• D (Кодекс Безы): V век. Содержит текст Мф, Ин, Лк, Мк, 3 Ин и Деян на греческом и латинском (греческий — на левых страницах, латинский — на правых). Это главный представитель западной семьи.

(3) Минускулы. Примерно с IX века унциальное письмо начинает вытесняться минускульным. До нас дошло около 2900 минускульных рукописей НЗ. Среди них можно выделить, в частности, две «семьи» (названные по именам ученых К. Лейка и У. Феррара), которые отражают кесарийскую текстуальную традицию.

Информацию об истории новозаветного текста дают не только эти рукописи, но и древние переводы НЗ: по ним можно узнать, с каким греческим текстом работали переводчики. Около 200 года появились переводы на латинский и сирийский языки. Их называют «старолатинским» и «старосирийским», чтобы отличать соответственно от более поздней Вульгаты (IV век; латинский перевод святого Иеронима, ставший стандартной Библией Западной церкви) и Пешитты (IV‑V века; сирийский перевод, ставший стандартной Библией Сирийской церкви). Текстологи обычно относят старолатинский и старосирийский переводы к западной текстуальной традиции. Библейские комментарии раннехристианских авторов также дают информацию о греческом тексте (или переводе), которым располагали эти авторы.

(Б) Замечания об использовании свидетельств

Принимая во внимание все вышесказанное, можно сделать несколько замечаний.

• Папирусы и древние переводы показывают: многие различия между текстуальными семьями, отраженные в унциальных кодексах IV‑V веков, существовали уже около 200 года. Как получилось, что всего за сто лет после написания текстов возникло такое многообразие? Видимо, причиной тому было отношение переписчиков к новозаветным текстам. Тексты воспринимались как священные в плане происхождения и содержания, но это не означало рабски дословного их воспроизведения. Предполагалось, что они будут комментироваться и толковаться, и часть таких комментариев могла включаться в текст. Позже, когда уже установившиеся понятия канона и боговдохновенности стали определять сознание, появилась тенденция сохранять точные слова. Установка Реформации на «только Писание» и ультраконсервативная концепция боговдохновенности как диктовки свыше способствовали такому подходу.

• Иногда рукописные свидетельства как таковые не позволяют определить более раннее чтение: из нескольких свидетельств ни одно не перевешивает. Тогда надо попытаться понять ход мысли переписчиков, их богословские взгляды[88]. Например, в ряде западных манускриптов нет слов Иисуса в Лк 23:34а: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают». Может быть, благочестивый переписчик внес эти слова в первоначальный текст Лк, так как, по его мнению, Иисус мыслил именно в этом ключе? Или какой‑то переписчик, наоборот, удалил этот отрывок из копируемого варианта, так как он говорит о прощении иудейских врагов Иисуса, а отцы церкви учили, что убийцам Сына Божьего нет прощения (см. BDM 2.971–981)?

• Пафос Реформации во многом состоял в стремлении перевести Новый Завет с греческого оригинала на национальные языки: такие переводы были бы точнее и понятнее народу, чем латинская Вульгата. Стандартный английский перевод («Библия короля Якова» 1611 года) был сделан на основе эразмовского издания греческого НЗ (1516 год), особенно в том виде, как его переиздал Роберт Стефан в 1550–1551 годах — издание, именуемое в текстологии textus receptus («принятый текст»). К сожалению, Эразм во многом опирался на рукописи византийской традиции ХII–ХIII веков. В его распоряжении не было папирусов, и он не использовал унциальные кодексы, перечисленные выше. Парадоксальным образом, латинская Вульгата, переведенная на 1100 лет ранее, была основана на более качественных греческих рукописях; английский перевод с Вульгаты (Реймский Новый Завет) временами более точен, в частности, он пропускает доксологию в конце «Отче наш» («Ибо Твое есть Царство…» Мф 6:13).

• В конце XIX века ученые одержали победу: на смену неважному по качеству Textus Receptus пришли новые критические издания греческого НЗ, основанные на больших унциальных кодексах и других свидетельствах, открытых со времен Эразма. С тех пор эти издания постоянно модифицируются в свете новых открытий. Студентам лучше всего знакомо критическое издание Нестле—Аланда (постоянно дополняемое и обновляемое[89]); тот же текст содержит и Greek New Testament Объединенных библейских обществ. Восхищение перед таким плодом научных трудов не должно заслонять от нас важный факт: напечатанный в этом издании текст эклектичен, в разных стихах опирается на разные текстуальные традиции. Иными словами, до выхода в свет первого издания Нестле (1898 год), текст «Нестле—Аланда» не существовал как единое целое и никогда не читался ни в одной христианской общине. Вывод: хотя новозаветные книги каноничны, не следует канонизировать ни один конкретный греческий текст. Самое большее, на что может претендовать критическое издание греческого НЗ — это его признание в научной среде.

• Римско–католическая церковь определяла каноничность текста на основании его длительного и постоянного использованию в литургической практике, а не на основании выводов ученых о том, кто написал или переписал его. Поэтому Тридентский собор определил, что история о женщине, уличенной в прелюбодеянии (Ин 7:53–8:11) и пространный эпилог Мк (16:9–20) относятся к Священному Писанию, хотя и отсутствуют во многих свидетельствах новозаветного текста. Тем не менее, католики свободны соглашаться с мнением специалистов, что эти отрывки не входили в оригинальный текст соответствующих Евангелий.

• Как я уже говорил в начале главы, текстология — очень трудная дисциплина. Большинство студентов, начинающих изучать НЗ, находят ее либо скучной, либо слишком сложной (она требует хорошего знания греческого языка). Можно порекомендовать «Текстуальный комментарий» (Textual Commentary) Мецгера, который стих за стихом указывает разночтения в греческом тексте и объясняет, почему ученые предпочитают те или иные варианты. Современные английские переводы НЗ иногда указывают в постраничных сносках вариантные чтения.

Однако есть в текстологии и интересные моменты. В качестве иллюстрации предлагаю читателю взглянуть на следующие примеры разночтений и поразмыслить об их значении.

Ин 1:18: «это Бог, Единородный Сын» или «это Единородный Сын» — в первом варианте Сын назван Богом.

Лк 24:12: описание того, как Петр подбежал к гробнице Иисуса, отсутствует в некоторых свидетельствах. Если оно входило в оригинал, оно указывает на очень тесную взаимосвязь между Лк и Ин (единственном другом Евангелии, где Петр подбегает к гробнице; Ин 20:3–10).

Еф 1:1: в некоторых свидетельствах не упоминается Эфес. По одной из гипотез, это общее послание, где в начале было оставлено пустое место, которое можно было заполнить указанием конкретной общины, в которой оно читалось.

Ин 7:53–8:11: рассказ о прощении Иисусом прелюбодейки отсутствует во многих рукописях, и, видимо, отсутствовал в оригинале. Однако многие ученые полагают, что он отражает раннее предание. Почему же этот отрывок составлял проблему для переписчиков? Может быть, он противоречил раннехристианскому обычаю отказывать прелюбодеям в публичном прощении?

Мк 16:9–20 и два других альтернативных эпилога, видимо, были добавлены писцами, чтобы сгладить внезапность концовки в 16:8. Что означает отсутствие у Марка рассказов о явлениях Воскресшего? Поскольку Мк 16:9–20 присутствует в большинстве Библий, как воспринимается весь текст 16:1–20, если его читать целиком и подряд?

Библиография по текстологии НЗ

Aland, К. and В., The Text of the New Testament (2d ed.; Grand Rapids: Eerdmans, 1989).

Aland, В., and J. Delobel, eds., New Testament Textual Criticism, Exegesis and Church History (Kampen: Kok, 1995).

Birdsall, J. N.,"The Recent History of New Testament Textual Criticism,"ANRW (1992) II.26.1.99–197.

Comfort, P. W., Early Manuscripts and Modern Translations of the New Testament (Wheaton: Tyndale, 1990).

Ehrman B. D., The Orthodox Corruption of Scnpture. The Effect of Early Christological Controversies on the Text of the New Testament (New York: Oxford, 1993).

Ehrman B. D., and M. W. Holmes, eds., The Text of the New Testament in Contemporary Research (B. M. Metzger Festschrift; Grand Rapids: Eerdmans, 1995). Отличный научный обзор.

Elliott, J. К., and I. Moir, Manuscripts and the Text of the New Testament (Edinburgh: Clark, 1995). Вводный материал.

Epp, E. J., and G. D. Fee, Studies in the Theory und Method of New Testament Textual Criticism (Studies and Documents 45; Grand Rapids: Eerdmans, 1993).

Greenlee, J. H., Introduction to New Testament Textual Criticism (rev. ed.: Peabody, MA: Hendrickson, 1995). Вводный материал.

Kilpatrick, G. D., The Principles and Practice of New Testament Textual Criticism (BETL 96; Louvain: Peeters, 1990).

Metzger, Β. M., The Early Versions of the New Testament (Oxford: Clarendon, 1977). [Русский перевод: Мецгер Б., Ранние переводы Нового Завета (Москва: ББИ, 2002). — Прим. ред.]

—, Manuscripts of the Greek Bible: An Introduction to Palaeography (New York: Oxford. 1981). Прекрасные иллюстрации важных рукописей.

—, The Text of the New Testament (3d ed.; New York: Oxford, 1992). [Русский перевод: Мецгер, Б., Текстология Нового Завета: рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала (Москва: ББИ, 1996). — Прим. ред.]

—, A Textual Commentary on the Greek New Testament (2d ed.; Stuttgart: United Bible Societies, 1994). Чрезвычайно полезная вещь.

Vaganay, L., and C. — B. Amphoux, An Introduction to New Testament Textual Criticism (2d ed.; Cambridge Univ., 1991).

В главе 2 мы выяснили, сколь важно знать среду и мировоззрение авторов и их аудитории. Большая часть НЗ написана в I веке н. э. Какой была политическая ситуация Палестины и всей Римской империи того времени? Какой была жизнь социума, и как это влияло на проповедь веры в Иисуса? Какой была религиозная ситуация среди иудеев и язычников? Об этом мы поговорим в главах 4 и 5. Моей задачей было дать читателю общее представление о новозаветном контексте. Более подробную информацию можно почерпнуть из библиографии в конце обеих глав.

(А) Политический мир новозаветных времен

(Б) Социальный мир новозаветных времен

Мы кратко рассмотрели, какой была общая картина политической истории Римской империи в целом и Палестины в частности. НЗ повествует о распространении христианства к западу от Палестины, особенно в городах Малой Азии и Греции. Подробно останавливаться на истории этих областей сейчас вряд ли целесообразно, ибо у каждого региона (даже каждого города) своя история. Мы проиллюстрируем это, анализируя послания Павла, когда кратко рассмотрим ряд отдельных городов. В данной главе, где мы рассматриваем вопросы общего порядка, полезнее затронуть некоторые социальные особенности средиземноморской жизни периода ранней империи.

Первые верующие в Иисуса были иудеями; не исключено даже, что все новозаветные авторы были иудеями. Воспоминания об Иисусе и писания его последователей полны ссылок на иудейские Писания, праздники, институты и традиции. Влияние иудаизма на НЗ несомненно. Однако, как мы уже видели, со времен Александра Македонского иудеи жили в эллинистическом мире. Уже за столетие до Иисуса большинство из них жили на территориях, где хозяйничали римские войска; ко времени рождения Иисуса многие иудеи (возможно, большинство иудеев) говорили по–гречески. Библейские книги, сочиненные на еврейском и арамейском, были переведены на греческий, а некоторые второканонические библейские книги (например, 2 Макк, Прем), были написаны непосредственно на греческом языке, — причем Книга Премудрости выдает как минимум общее знакомство с греческой философией[111]. Иудеи покупали товары за деньги, отчеканенные римско–греческими правителями, часто носившие изображения богов. Разными путями и в разной степени на иудеев влиял мир, значительно отличающийся от описанного в большинстве книг ВЗ. Поэтому, говоря о социальной среде создания НЗ, следует принимать во внимание далеко не только иудаизм.

Большинство христианских общин, упомянутых в НЗ, находилось в городах. Это неудивительно по ряду причин.

(1) В своих странствиях иудео–христианские проповедники пользовались римской системой дорог (первоначально проложенных для военных целей). Эти дороги приводили их в города.

(2) Иудейские торговцы также пользовались этими дорогами. Соответственно, во многих городах существовали синагогальные общины, перед которыми проповедники могли выступать[112].

(3) Плотность населения в городах была гораздо выше, чем в сельской местности, а миссионеры хотели охватить как можно большую аудиторию.

В городах соприкасались люди разного происхождения. В Малой Азии и Сирии городские жители были вовлечены в греческую орбиту еще завоеваниями Александра Македонского, и к I веку смешанное население существовало уже более 300 лет. Греция стала полем битвы в римских гражданских войнах, а традиция отдавать военным в награду определенную территорию привела к созданию римских поселений в Греции. То, какие жители городов имели право называться гражданами, зависело от конкретных обстоятельств. Хотя в империи иудеи имели особый статус, в некоторых городах им было даровано гражданство[113]. Часто на чужаков налагались определенные ограничения: иноземцам было запрещено входить в храм Геры в Аргосе (Греция), неиудеям был закрыт доступ в Иерусалимский храм, только греки могли получать посвящение в элевсинские мистерии (см. ниже, главу 5). В целом римская администрация старалась поддерживать мир среди различных групп населения, хотя один римский чиновник из Александрии в 38 году н. э. сочувствовал антииудейским беспорядкам.

Возможно потому, что население было смешанным и отличалось значительной мобильностью, существовала потребность «принадлежать» к чему‑то. Об этом говорят многочисленные ассоциации и клубы: общества при гимнасиях (чтобы развивать тело и ум); профессиональные и торговые ассоциации, которые функционировали как гильдии, союзы и братства; религиозные ассоциации для тех, кто придерживался каких‑то культов, а не просто участвовал в общественном богослужении; клубы для молодежи и пожилых людей. В частности, те люди, которые не были гражданами, могли ощутить чувство общности в таких объединениях.

Иудеи были отчуждены от многих аспектов общегородской жизни в силу своей религии[114] и пищевых запретов, хотя некоторые иудейские чиновники и богатые члены общества шли на компромисс: например, предоставляли патронаж или деньги какому‑то празднику. Вообще здесь все было очень индивидуально. Филон не участвовал в языческих культах[115] и даже требовал смертной казни для иудеев, впавших в подобное идолопоклонство, но это не мешало ему хвалить гимнасии и ходить в театр (где представление вполне могло включать языческие культовые акты). В Милете на здании театра была надпись, чествовавшая иудеев. Особо щепетильным делом была трапеза с неиудеями — не только из‑за опасности съесть запрещенную пишу, но и потому, что пища могла быть посвящена какому‑то языческому богу. Согласно Гал 2:12, проблема таких трапез вызывала горячую полемику среди иудео–христиан. Павел был против участия христиан в языческих культовых трапезах, связанных с жертвоприношениями (1 Кор 10:21). В то же время, исходя из того, что языческих богов не существует, он считал, что вкушение идоложертвенного не является идолопоклонством. Все же поскольку некоторые люди, не понимающие этого, могут согрешить вкушением подобной пищи, Павел призывал к чуткости (1 Кор 8:4–13). Откр 2:14, 20 высказывается более резко по этому поводу, порицая любое вкушение идоложертвенного.

Люди, не разделяющие распространенных обычаев и верований, всегда возбуждают подозрения, поэтому антииудаизм не был редкостью в империи. Тем не менее, своеобразные взгляды и обязанности иудеев были защищены законом: Юлий Цезарь даровал им ряд привилегий, подтверждавшихся впоследствии его преемниками. Христиане, видимо, попадали под эту протекцию постольку, поскольку их считали иудеями, но ситуация изменилась, когда большинство из них стали составлять языкохристиане и иудео–христиане, отвергнутые синагогами. Более того, для общества христиане были опаснее, чем иудеи. Лишь немногие обращались в иудаизм или сочувствовали ему: иудаизм состоял преимущественно из людей, которые в нем и родились. Христиане, напротив, активно обращали в свою веру других, и на протяжении большей части I века они представляли собой слишком новое явление, чтобы можно было говорить о многих христианах от рождения. Широкие антихристианские настроения нашли отклик в Деян 28:22: «Об этом направлении нам известно, что оно всюду вызывает споры» (КП). Судя по свидетельствам об официальных гонениях, подозрение вызывало необычное социальное поведение христиан: несомненно, это атеисты и антиобщественные элементы, творящие что‑то неописуемое в своих тайных обрядах. Вместе с тем для самих христиан отчуждение было испытанием. Пожертвовав многими аспектами общинной жизни, христиане нуждались в ободрении. 1–е Послание Петра обращено к верующим, которые стали странниками и пришельцами (2:11), которых называли злодеями (2:12) и оскорбляли (3:9); оно утешает христиан, называя их избранным родом, царственным священством, народом святым, Божьим народом (2:9–10).

Римское правление оценивалось населением по–разному, в зависимости от предшествующей истории. Иногда оно улучшало жизнь, иногда — нет. В период ранней империи не все города имели одинаковый статус: скажем, Тарс был вольным городом, свободным от имперского налогообложения; такие города как Коринф и Филиппы из‑за римского строительства и переселения относились к категории colonia, в которой сельскохозяйственная земля не подвергалась налогообложению. В более старых городах сохранились традиционные названия официальных должностей (Деян точно упоминают многие из этих титулов). Однако прежнее демократическое правление, когда места на государственной службе были открыты для всех граждан, постепенно сошло на нет, а предпочтение, которое отдавалось в Риме аристократической администрации, означало, что другие классы, даже из числа граждан, не могли претендовать на определенные должности. В эпоху империи прошла реформа системы налогообложения, которое легло тяжелым бременем на людей, особенно во время гражданских войн в конце республиканского периода. Однако римских администраторов в вопросах налогов оценивали не только по их собственным действиям, но и по поведению местных чиновников, которых они нанимали. Сбор налогов отдавался на откуп лицам, предложившим максимальную цену, поэтому тяжесть налогов могла быть обусловлена не их величиной, а жадностью и безжалостностью сборщиков[116]. Деяния рисуют неоднозначную картину языческих властей, где не всегда ясно, были ли местные правители/магистраты, занимавшиеся Павлом, римлянами: в 16:22, 36–38 и 17:6–9 они несправедливы или безразличны; в 13:12 и 19:35–40 они справедливы и благожелательны.

Наличие имущественного и классового неравенства в городах Римской империи создавало проблемы для ранних христиан. Остановимся вкратце на этом вопросе, чтобы избежать анахронизмов. В НЗ часто упоминаются «нищие»[117], и читатели могут вообразить их по аналогии с нищими в современных странах третьего мира: нет крыши над головой или даже куска хлеба, и людям все время угрожает голодная смерть. Однако в Евангелиях (отчасти отражающих жизнь самого Иисуса в Галилее) «нищие» — это мелкие фермеры, у которых земли мало или она плохая, а также работники на крупных земельных владениях; в городах, где не было возможности выращивать собственные продукты, нищим приходилось труднее. Тем не менее, обе категории новозаветных «нищих» были лучше обеспечены, чем нищие современного мира. Сам Иисус (предание говорит о Его расположении к нищим), согласно Мк 6:3, был «плотником» (tektōn): делал двери и мебель для каменных и глинобитных домов, а также плуги и ярма для земледельцев. Как деревенского мастерового Его можно сравнить с «представителями американского среднего класса из числа «голубых воротничков»»[118].

Что касается «рабов» (греч. doulos)[119], не следует представлять их по аналогии ни с английской прислугой XIX века, ни с рабами–неграми в Америке. К новозаветным временам рабство уже существовало несколько столетий и клонилось к упадку. Число рабов в древности пополнялось за счет пиратских набегов и частых войн, предшествовавших возникновению Римской империи (в рабство продавались пленники и иногда все население покоренных городов). Мир, принесенный Августом, частично перекрыл эти ресурсы, что усугубило нехватку рабочей силы, ибо в то же время многих рабов отпускали на свободу. Между тем для работы на огромных римских земельных владениях было необходимо множество рабов. Статус рабов варьировался. Положение галерников и камнеломов было ужасным; иногда (особенно в Италии перед возникновением Империи) среди рабов вспыхивали волнения, — вспомним хотя бы восстание Спартака (73–71 годы до н. э.). В то же время у рабов были законные права, и в эпоху Империи дурное обращение с рабом или его убийство считалось наказуемым преступлением. Помимо работы в торговле, сельском и домашнем хозяйстве, рабы могли быть администраторами, врачами, учителями, учеными и поэтами и накопить какой‑то капитал. Более того, благородные язычники осуждали рабство, а некоторые восточные религии принимали рабов без предубеждения.

Христианские проповедники находили обращенных среди городской бедноты и рабов, но далеко не чурались и среднего класса. Меньше всего было обращенных среди богачей и аристократов. Не одно лишь красноречие побудило Павла заметить: «Не много мудрых… не много сильных, не много благородных» (1 Кор 1:26; КП). Социальная напряженность ощущалась, в частности, на евхаристической трапезе. Для христианских встреч требовалось большое помещение. В такую комнату (часто на втором этаже частного дома более состоятельного христианина) приглашались и верующие из низших слоев общества, которые иным образом никогда бы туда не попали. Согласно одному из толкований 1 Кор 11:20–22, 33–34, некоторые хозяева нашли выход из такой неловкой ситуации: на начало трапезы звали только друзей, чтобы те поели и попили, а остальных приглашали приходить лишь на евхаристию. Павел осуждает такой подход как нехристианский, ибо он заставляет неимущих стыдиться. В коротком Послании к Филимону Павел пытается решить иную проблему: что делать со сбежавшим рабом, который стал христианином. Он просит хозяина принять раба назад в качестве брата и намекает, чтобы тот не наказывал его строго. Подразумевается, что желательна манумиссия. К сожалению, из того факта, что Павел (веривший в скорый конец света), не осуждал социальную структуру массового рабовладения, многие столетия делали превратные выводы: так легитимировалось христианское рабовладение, часто более жестокое, чем в новозаветные времена.

Нельзя не затронуть и проблему образования: какое образование получили Иисус и проповедники, а также их слушатели? О характере и объеме иудейского образования того времени идут жаркие научные дебаты, ибо некоторые ученые выстраивают свои представления о нем на основании Мишны (текста, созданного двумя столетиями позже; см. ниже, главу 5): они постулируют наличие как иудейских начальных школ для чтения Библии во всех городах, так и продвинутых школ для изучения Торы. Другие исследователи (Cohen, From, 120–122) настроены скептически и, видимо, столь развитой образовательной системы действительно не существовало. Однако из последнего факта не следует делать поспешных выводов относительно грамотности, ибо Иосиф Флавий считает, что иудейский закон повелевает учить детей чтению «о законах и делах их предков» (Против Апиона 2.25, #204). Исполнялось это или нет, возможно, зависело от благочестия родителей и наличия поблизости синагоги. Судя по способности Иисуса вести дискуссии о Писании, Он умел читать на еврейском языке (как и предполагает Лк 4:16–21). Возможно, аналогичным образом обстоит дело с теми Его учениками, которые имели собственное дело или профессию (рыбаки, сборщики податей), поскольку уничижительное наименование «некнижные и простецы», примененное к Петру и Иоанну (Деян 4:13), вероятно, означает лишь, что они не учились Торе.

Система греческого образования, укоренившаяся по всей Римской империи[120], выглядела следующим образом.

• Начальная стадия (около семи лет): чтение, письмо, музыка, атлетика.

• Продвинутая стадия: грамматика (особенно поэзия).

• Высшая стадия (для небольшого числа людей): риторика и философия.

Что касается влияния этой системы на Иисуса, почти нет свидетельств, что греческие школы были распространены в Палестине новозаветных времен. Хотя благодаря социальным наукам и археологии наше знание о Галилее I века н. э. значительно выросло за последние десятилетия[121], мы не вполне четко представляем тамошние реалии. Как бы то ни было, не стоит преувеличивать влияние на Иисуса таких эллинистических городов, как Тивериада на Галилейском озере (недалеко от мест, где Он проповедовал) и Сепфорис (6 км от Назарета)[122]. С одной стороны, деревенские жители настороженно относятся к городам, с другой — не исключены экономические контакты между Сепфорисом и Назаретом (например, горожане могли нанимать рабочую силу и покупать товары). Существует романтическая гипотеза о том, что Иисус работал по дереву в Сепфорисе; однако материальные контакты не обязательно означают наличие синкретизированного культурного этоса, который мог бы повлиять на Иисуса. Хотя раскопки в Сепфорисе не обнаружили признаков публичных языческих культов, которые бы ужаснули иудейских крестьян, столичный характер Сепфориса и Тивериады мог оттолкнуть от них Иисуса, который с презрением называл Ирода Антипу «лисицей» (Лк 13:32). В любом случае, в Евангелиях нет указаний на то, что Иисус был как‑то связан с этими городами. Ни из чего напрямую не видно также, что Иисус или Его наиболее часто упоминаемые галилейские ученики говорили по–гречески в сколько‑нибудь значительной степени, или что Он учил на этом языке. (Хотя вполне возможно, что Он и Его ученики знали какие‑то греческие фразы благодаря контактам с людьми, говорящими на греческом языке на рынке или в быту.)

Что касается о Савла/Павла, хорошо знавшего греческий язык, не стихают споры относительно того, где он рос, в диаспоре или Иерусалиме (см. главу 16). Если в диаспоре, он вполне мог получить базовое греческое образование[123]. Более того, не будем забывать, что в крупном городе Тарсе существовали публичные источники образования, которые могли повлиять на Павла (например, библиотеки и театры, где ставились пьесы греческих поэтов). Некоторые христианские проповедники, возможно, получили более глубокое греческое образование: например, Аполлос (о красноречии которого упомянуто в Деян 18:25), и автор Послания к Евреям (по мнению многих, лучший греческий язык в НЗ). Но в целом книги НЗ написаны на койне, повседневном разговорном греческом языке того времени[124]. Из‑за сильного семитского влияния на греческий язык некоторых книг НЗ, разговорного характера Мк и грамматических ошибок в Откр, эти сочинения могли резать слух культурным людям, получившим широкое образование. Тогда понятно, почему в качестве самооправдания Павел говорит, что проповедует «не словами, которым научила… человеческая мудрость» (1 Кор 2:13; КП).

Библиография

См. также Библиографию к главе 5 и Приложению I.

Bauckham, R. J., Palestinian Setting, vol. 4 of TBAFC.

Boccaccini, G., Middle Judaism. Jewish Thought, 300 В. CE. to 200 CE. (Minneapolis: A/F, 1991).

Bruce, F. F., New Testament History (London: Nelson, 1969). Очень полезно для студентов.

Cohen, S. J. D., From the Maccabees to the Mishnah (Philadelphia: Westminster, 1987).

Conzelmann, H., Gentiles — Jews — Christians (Minneapolis: A/F, 1992).

Esler, P. F., The First Christians in Their Social Worlds (London: Routledge, 1994).

Feldman, L. H., Jew and Gentile in the Ancient World: Attitudes and Interactions from Alexander to Justinian (Princeton Univ., 1973).

Ferguson, E., Backgrounds of Early Christianity (2d ed.; Grand Rapids: Eerdmans, 1993). Хороший учебник.

Freyne, S., The World of the New Testament (NTM 2; Wilmington: Glazier, 1980).

—, Galilee from Alexander the Great to Hadrian 323 B. C. E. to 135 CE. (Wilmington: Glazier. 1980).

Gager, J. G., Kingdom and Community: The Social World of Early Christianity (Englewood Cliffs, NJ: Prentice Hall, 1975).

Gill, D. W. J., and C. Gempf, Greco‑Roman Setting, vol. 2 of TBAFC.

Grabbe, L. L., Judaism Cyrus to Hadrian (2 vols.: Minneapolis: A/F, 1991).

Hammond, N. G. L., and H. H. Scullard, eds., The Oxford Classical Dictionary (2d ed.: Oxford: Clarendon, 1970). Очень полезный источник краткой информации о классической древности.

Hengel, M., Judaism and Hellenism (2 vols.; Philadelphia: Fortress, 1974; 1–vol. ed., 1981).

—, Jews, Greeks and Barbarians: Aspects of the Hellenization of Judaism in the pre‑Christian Period (Philadelphia: Fortress, 1980).

Kraft, R. A., and G. W. E. Nickelsburg, eds., Early Judaism and Its Modern Interpreters (Atlanta: Scholars, 1986).

Leaney, A. R. C., The Jewish and Christian World, 200 ВС to AD 200 (Cambridge Univ., 1984).

Lieberman, S., Hellenism in Jewish Palestine (New York: Jewish Theological Seminary, 1950).

McLaren, J. S., Power and Politics in Palestine… 100 BC‑AD 70 QSNTSup 63; Sheffield: JSOT, 1991).

Malina, В J., Windows on the World of Jesus (Louisville: W/K, 1993).

Mendels, D., The Rise and Fall of Jewish Nationalism (New York: Doubleday, 1992).

Momigliano, Α., ed., On Pagans, Jews, and Christians (Middletown, CT: Wesleyan, 1987).

Moore, G. T., Judaism in the First Centuries of the Christian Era (3 vols.; Cambridge, MA: Harvard, 1927–1930). Классический труд.

Neusner, J., ed., Christianity, Judaism and Other Greco‑Roman Cults (M. Smith Festschrift; 3 vols.; Leiden: Brill, 1975).

Neusner, J., et al., eds., The Social World of Formative Christianity and Judaism (Philadelphia: Fortress, 1988).

Nickelsburg, G. W. E.,"The Jewish Context of the New Testament,"NInterpB 8.27–42.

Reicke, В., The New Testament Era (Philadelphia: Fortress, 1968). Старое, но все еще ценное руководство.

Rhoads, D. M., Israel in Revolution 6~74 CE. (Philadelphia: Fortress, 1976).

Riches, J.,"The Social World of Jesus,"Interpretation 50 (1996), 383–392.

Safrai, S., and M. Stern, et al., The Jewish People in the First Century (2 vols.; Philadelphia: Fortress, 1974–1976).

Sanders, J. T, Schismatics, Sectarians, Dissidents, Deviants: The Final One Hundred Years of Jewish‑Christian Relations (Valley Forge, PA: Trinity, 1993).

Schürer, Ε., The History of the Jewish People in the Age of Jesus Christ (175 В. C. — A. D. 135) [rev. ed. (G. Vermes et al.); 3 vols, in 4; Edinburgh: Clark, 1973–1987]. Классический труд.

Schwartz, D. R., Studies in the Jewish Background of Christianity (Tübingen: Mohr‑Siebeck, 1992).

Segal, A. F., Rebecca's Children: Judaism and Christianity in the Roman World (Cambridge, MA: Harvard, 1986).

Sherwin‑White, A. N., Roman Society and Roman Law in the New Testament (Oxford: Clarendon, 1963).

Smallwood, E. M., TheJews under Roman Rule (Leiden: Brill, 1976).

Stambaugh, J. E., and D. L. Balch, The New Testament in Its Social Environment (Philadelphia: Westminster, 1986).

Tcherikover, V, Hellenistic Civilization and the Jews (3d ed.; Philadelphia: Jewish Publ. Society, 1966).

White, L. Μ., and O. L. Yarbrough, eds., The Social World of the First Christians (W A. Meeks Festschrift; Minneapolis: A/F, 1995).

Wilson. S. G., Related Strangers: Jews and Criticism 70–170 CE. (Minneapolis: A/F, 1995).

Zeit lin. S., The Rise und Full of the Judaean State (3 vols.; Philadelphia: Jewish Publ. Society, 1962–1978).

Иосиф Флавий

Loeb Classical Library: 9 томов (оригинальный текст плюс перевод).

Rengstorf, К. H., A Complete Concordance to Flavius Josephus (5 vols.; Leiden: Brill, 1973–1983).

Cohen, S., Josephus in Galilee and Rome (Leiden: Brill, 1979).

Feldman, L. H. Josephus and Modem Scholarship (1937–1980) (Berlin: de Gruyter, 1984). Библиография.

—, Josephus: A Supplementary Bibliography (New York: Garland, 1986).

-,"Flavius Josephus Revisited,"ANRW 11.21.2(1984). 763–862.

-,"Josephus", ABD 3.981–98.

—, and G. Hata, eds., Josephus, Judaism, and Christianity (Detroit: Wayne State Univ., 1987).

Mason, S., Josephus and the New Testament (Peabody, MA: Hendrickson, 1992).

Rajak, T., Josephus: The Historian and His Society (London: Duckworth, 1983).

Rappaport, U., ed., Josephus Flavius: Historian of Eretz‑hrael in the Hellenistic‑Roman Period (Jerusalem: Yad… Ben‑Tsivi, 1982).

Schwartz, S., Josephus and Judaean Politics (Leiden: Brill, 1990).

Thackeray, H. St. J., Josephus, the Man and the Histonan (New York: Jewish Institute, 1929). Классический труд.

Археология, хронология, география

Библиография по римскому периоду в Палестине (63 год до н. э. — 70 год н. э.): Meyers, Е. М., et al., CRBS 3 (1995), 129–152. He только об археологии.

Avi‑Yonah, M., ed., Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land (4 vols.; London: Oxford, 1975–1978). См. новое издание под ред. Стерна (Stern).

Bâez‑Camargo, G., Archaeological Commentary on the Bible (Garden City, NY: Doubleday, 1986). Информация привязана к соответствующим главам и стихам Библии.

Bickerman, E. J., Chronology of the Ancient World (2d ed.; Ithaca: Cornell, 1980).

Doig, K. E, New Testament Chronology (San Francisco: Mellen, 1991).

Finegan, J., The Archaeology of the New Testament, vol. 1: The Life of Jesus and the Beginning of the Early Church (rev. ed.; Princeton Univ., 1992); vol. 2: The Mediterranean World of the Early Christian Apostles (Boulder, CO: Westview, 1981).

—, Handbook of Biblical Chronology (rev. ed.; Peabody, MA: Hendrickson, 1997).

Frend, W. H. C., The Archaeology of Early Christianity (London: Chapman, 1996).

Hoppe, L. J., The Synagogues and Churches of Ancient Palestine (Collegeville: Liturgical, 1994).

Jeremias, J., Jerusalem in the Time of Jesus (Philadelphia: Fortress, 1969). Kopp, С, The Holy Places of the Gospels (New York: Herder and Herder, 1963).

Matthews, V. H., and J. C. Moyer,"Bible Atlases: Which Ones Are Best?"BA53 (1990), 220–231. Хороший обзор.

Meyers, Ε. M., ed., The Oxford Encyclopedia of Archaeology in the Near East (5 vols.; New York: Oxford, 1997).

Murphy‑O'Connor, J., The Holy Land: An Archaeological Guide from Earliest Times to 1700 (3d ed.; New York: Oxford, 1992).

Stern, E., The New Encyclopedia of Archaeological Excavations in the Holy Land (4 vols.; New York: Simon & Schuster, 1993).

Yamauchi, E., The Archaeology of New Testament Cities in Western Asia Minor (Grand Rapids: Baker, 1980).

Wilkinson, J., Jerusalem as Jesus Knew It: Archaeology as Evidence (London: Thames and Hudson, 1978).

Глава 5

Религиозный и философский мир новозаветных времен

Иудеи данного периода были отчасти знакомы с неиудейскими религиями народов, с которыми они соприкасались; в свою очередь многие из этих народов что‑то знали об иудейской религии. в обоих случаях знание было неполным и неточным, а оценкам часто сопутствовала предвзятость. Поэтому, хотя я постараюсь подойти к иудейскому¹, языческому² и синкретическому религиозному миру, в котором возникло и развивалось христианство, с пониманием, читателям имеет смысл помнить, что простые люди могли понимать эти вещи иначе. Кроме того, хотя мы разделили в данной главе религиозный мир древности на «иудейский» и «неиудейский», в реальности все было не так просто. в Палестине существовало широкое эллинистическое влияние, даже в районах, где большинство жителей были иудеями, хотя ситуация в разных местах варьировалась. Глубоко греко–римские города Галилеи, например, могли быть окружены деревнями, жители которых относились к языческим взглядам и обычаям без восторга, а также деревнями, которые имели с эллинизмом более тесный контакт через торговые связи. Аналогичным образом, среди иудеев, живших в космополитических городах диаспоры, бытовали разные мнения об эллинистических институтах и культуре — от восторженного участия и аккультурации до полного отторжения и замыкания в своего рода гетто.

¹ Большинство христиан первого поколения были иудеями, но в данной главе я буду говорить лишь о верованиях и обычаях тех иудеев, которые не подверглись влиянию Иисуса или вести о Нем.

² Как я уже сказал (глава 4, сноска 25), в слово «языческий» я в данном случае не вкладываю уничижительного смысла: речь идет лишь о неиудейских и нехристианских верованиях. Что касается новозаветных времен, сюда входят те религии, чтившие греческих и римских богов, а также религии Ближнего Востока и Египта (поклонение Ваалу, Адонису, Осирису, Исиде, Митре и т. д.), о которых знали или могли знать иудеи и ранние христиане, под чьим влиянием они могли находиться и против которых могли выступать. Иудеи Вавилона соприкасались с зороастризмом. Гораздо проблематичнее говорить об иудейском контакте с индуизмом и буддизмом, который сыграл бы какую‑то роль в НЗ: попытки найти следы влияния этих мировых религий на христологию пока не увенчались успехом.

(А) Иудейский религиозный мир

Как мы уже сказали (см. «Полезная информация»), термин «иудаизм» применим к периоду израильской истории, который начался в 539 году до н. э. с персидского освобождения пленников из Иуды, томившихся в Вавилоне, которое позволило им вернуться в Иерусалим и его окрестности³. Во многих отношениях послепленный иудаизм был наследником допленной религии Иудейского царства. Храм был восстановлен, совершались жертвоприношения, воспевались гимны и псалмы, отмечались главные паломнические праздники⁴. Постепенно возник еще один важный фактор — собрания для молитвы, благочестивого чтения, размышления и наставления (они стали называться «синагогами»)⁵. Феномен пророчества во многом угас, и иудаизм обрел новую окраску, начиная с проповеди Ездры о Законе (Неем 8:1–9:37) около 400 года до н. э.⁶ На первый план все более выходило соблюдение Торы (Закона Моисеева), которое мыслилось как следствие Единобожия. Отношение к Храму до 70 года н. э. часто провоцировало разделения между иудеями, а разногласия по поводу толкования Закона существовали как до 70 года (см. кумранские тексты), так и после него.

Изображая маккавейскую борьбу при Ионафане (около 145 года до н. э.), Иосиф Флавий дает знаменитое описание: «В это время существовало среди иудеев три hairesies [партии, секты, школы; в позднем словоупотреблении — «ереси»], которые отличались различным друг от друга мировоззрением. Одна из этих haireseis называлась фарисейской, другая саддукейской, третья

³ Со времен возвращения из плена большинство так называемых «иудеев» были потомками колена Иуды с примесью левитов и вениамитян (см. 3 Цар 12:23): например, Савл/ Павел происходил из колена Вениаминова (Рим 11:1). Престарелая Анна (Лк 2:36) была из (северного) колена Асирова. Самаритяне, утверждавшие о своем происхождении от десяти северных колен Израилевых, не считались в Палестине «иудеями»: см. F. Dexinger в Е. Р. Sanders, Jewish Christian 2.88–114.

⁴ Основные праздники, когда иудеи должны были идти в Иерусалим: Опресноки, Недели (Пятидесятница) и Кущи (Шатры). С Опресноками постепенно соединилось празднование Пасхи (Мк 14:1), и храмовые священники заколали барашка, который съедался паломниками на пасхальной трапезе. С ходом времени появлялись новые праздники: например, День Искупления, Ханука (Освящение), Пурим. Поскольку Храм, жертвы и праздники играют определенную роль в НЗ, рекомендую читателям ознакомиться с ними подробнее (NJBC 76.42–56, 112–157).

⁵ Поначалу слово «синагога» обозначало «собрание», а не «здание (для собрания)». После вавилонского плена, видимо, стали появляться здания для молитвы и учения (поначалу лишь в диаспоре), но они могли использоваться и для других целей. Неизвестно, когда распространились особые синагогальные здания. Развалин синагог, построенных до 70 года н. э., очень мало. См. Hoppe, Synagogues 7–14; S. Fine, BRev 12 (#2; 1996), 18–26, 41.

⁶ Точно не известно, когда жил этот человек (1 Езд 7:6: «книжник, сведущий в законе Моисеевом, который дал Господь, Бог»); в описании его как второго Моисея присутствуют легендарные черты.

ессейской» (Древности 13.5.9; #171)⁷. Интерпретируя этот отрывок, следует соблюдать осторожность.

(1) Вспомним современную ситуацию: деля американцев на католиков, протестантов и иудеев, часто игнорируют большое число людей, не имеющих четкой религиозной идентичности. Аналогичным образом, вполне вероятно, что различия между тремя течениями, упомянутыми Иосифом, не играли роли для многих иудеев.

(2) Различия между этими течениями не всегда были чисто религиозными (по крайней мере, религиозными в нашем понимании).

(3) Нам очень мало известно о том, как возникли эти разделения; научные концепции на сей счет во многом основаны на догадках.

(4) Не до конца понятна специфика каждого течения. Иосиф Флавий упрощает ситуацию, чтобы сделать ее более понятной для римского читателя, а информация из поздних раввинистических источников достаточно субъективна.

С учетом этих факторов я попытаюсь представить наиболее вероятную картину, исходя из имеющихся данных.

Корни саддукеев, видимо, уходят к садокидскому храмовому священству и его почитателям⁸. В качестве особого движения они выделились, очевидно, в маккавейскую эпоху, идентифицируя себя со священством Иерусалимского храма (тогда как другие от негоотвернулись). Проблематичность такой идентификации станет очевидной, если вспомнить столетие между Маккавейским восстанием против селевкидов (175 год до н. э.) и римским вторжением (63 год до н. э.; см. выше, главу 4). Саддукеи все больше отождествлялись с правящей эллинизированной аристократией (вроде бы далекой от народа). Впрочем, о саддукеях мы знаем особенно мало: Иосиф почти ничего не сообщает, а поздние раввинистические тексты говорят о них в полемических тонах⁹.

⁷ Чуть позже, говоря о событиях 6 года н. э., Иосиф Флавий пишет: «У иудеев с давних пор существовали три философские школы, основывавшиеся на толковании древних законов: школы ессеев, саддукеев и фарисеев» (Древности 18.1.2 #11). Далее он говорит о четвертой философии, родоначальником которой был Иуда Галилеянин (18.1.6; #23); если не считать крайнего свободолюбия, ее представители во всем соглашались с фарисеями. Иуда был революционером, как и некоторые из его сыновей. [«Иудейские древности» цитируются по переводу на русский язык Г. Г. Генкеля, местами с небольшими изменениями, отражающими понимание текста Р. Брауном. — Прим. ред.]

⁸ Считалось, что в идеале родословная священника должна восходить к Садоку, первосвященнику времен Давида и Соломона (1 Цар 8:17; 3 Цар 2:35; 1 Пар 29:22; Иез 44:15–16). Благочестие Сираха, которое не знает о посмертии и прославляет первосвященника Симона II как «славу своего народа» (Сир 50; около 200 года до н. э.), возможно, является предтечей саддукейской мысли.

⁹ Saldarini, Pharisees 299: «Реконструировать саддукеев на основании источников очень сложно и во многих отношениях невозможно».

Некоторые ученые усматривают истоки ессеев в атмосфере иудейских апокалиптических чаяний (около 200 года до н. э.)¹⁰, однако, по мнению большинства ученых, ессеи выросли из оппозиции к событиям в Храме после 152 года. То были хасидеи («благочестивые»), ранее примкнувшие к Маккавейскому восстанию (1 Макк 2:42), отчасти из‑за замены сирийцами садокидских первосвященников, а впоследствии ощутившие себя преданными Ионафаном и Симоном, братьями Иуды Маккавея, которые приняли эту честь от сирийских царей¹¹. Наши знания о ессеях значительно увеличились после открытий, сделанных у Мертвого моря в Кумране после 1947 года: найдены свитки или фрагменты около 800 рукописей, которые, по мнению большинства ученых, принадлежали библиотеке ессеев, живших на этом месте приблизительно между 150 годом до н. э. и 70 годом н. э.¹² В «Иудейской войне» (2.8.2–13; #119–161) Иосиф Флавий долго и восхищенно описывает необычайное благочестие и общинную жизнь ессеев, чем‑то напоминавших монашеское движение¹³. Многие черты, упомянутые Иосифом, вроде бы подтвердились кумранскими рукописями и археологическими раскопками в Кумране. По словам Иосифа (Древности 13.5.9; #172), ессеи верили в предопределение; это может быть эллинизированной формулировкой кумранского тезиса о том, что каждым человеком руководит либо Дух Истины, либо Дух Лжи. «Учитель Праведности», почитаемый в кумранских текстах, возможно, был садокидским первосвященником, который увел этих хасидеев в пустыню, где древние евреи очищались во времена Моисея. Кумраниты считали, что Храм испорчен и им заправляют нечестивые священники. Кумраниты образовали общину «нового завета» и стремились к совершенству, чрезвычайно строго соблюдая Закон (в интерпретации Учителя), и ожидали скорого мессианского пришествия, через которое Бог истребит всякое нечестие и покарает их врагов.

Фарисеи не были священническим движением и, видимо, маккавейская узурпация первосвященства мало повлияла на их взгляды. Все же их название

¹⁰ См. Garcia Martinez, People. По его мнению, кумранскую общину составляли раскольники, которые отделились от основной группы ессеев позднее, во II веке до н. э., под руководством Учителя Праведности, — в период, которым обычно датируется начало ессейского движения.

¹¹ Из кумранских текстов нам известно об изменения в храмовых обрядах (например, календарном расчете праздников), которые усугубили оппозицию. Относительно названия и содержания этих кумранских документов см. ниже, Приложение II; также NJBC 67.78–117 или ABD 2.85–101.

¹² См. Beall, Josephus. J. A. Fitzmyer, HJ 36 (1995), 467–476 убедительно доказывает, что кумраниты были именно ессеями, а не саддукеями, как считают отдельные исследователи. Споры во многом идут вокруг 4QMMT; см. BAR 20 (#6; 1994), 48ff.

¹³ О ессеях говорят многие источники. В частности, о них подробно пишет Филон (О том, что каждый добродетельный свободен 12–13; #75–91), он же дает описание схожей группы в Египте — общины терапевтов (О созерцательной жизни). Краткое описание ессеев есть у Плиния Старшего (Естественная история 5.15.73).

(«отделившиеся») связано с тем, что, в конце концов, они обособились от хасмонейских преемников Маккавеев, которые, к их неудовольствию, обретали все больше светских черт. У фарисеев была концепция двух Законов: Письменного и Устного (по их мнению, также восходящего к Моисею). Их интерпретации были менее строгими, чем ессейские, но более новаторскими, чем саддукейские (саддукеи консервативно ограничивались письменным Законом)¹⁴. Например, в отличие от саддукеев, фарисеи признавали воскресение мертвых и существование ангелов — верования, которые появились в послепленный период.

Отношения между этими движениями подчас накалялись. Приведем несколько примеров такого антагонизма, ибо они помогают понять религиозные конфликты в НЗ.

• Саддукеи. Первосвященники, связанные с саддукеями¹⁵, часто прибегали к насилию. В конце II века до н. э. некий первосвященник, видимо, пытался погубить кумранского Учителя Праведности в день, когда кумраниты праздновали по своему календарю День Искупления (lQpHab 11:2–8). В 128 году до н. э. Иоанн Гиркан разрушил самаритянское святилище на горе Гаризим, где когда‑то молились Богу еврейские патриархи (Древности 13.9.1; # 255–256). Несколько десятилетий спустя Александр Яннай убил 6000 иудеев на праздник Кущей, когда (фарисеи?) оспорили его право занимать должность первосвященника (Война 1.4.3; # 88–89; Древности 13.13.5; # 372–373); позднее он распял 800 человек (по–видимому, среди них были и фарисеи), а их жены и дети были безжалостно убиты у них на глазах (Война 1.4.6; # 97; 1.5.3; # 113; Древности 13.14.2; # 380).

• Фарисеи. В 135–67 годы до н. э. фарисеи подогревали в народе ненависть к первосвященникам Иоанну Гиркану (Древности 13.10.5–6; # 288, 296) и Александру Яннаю (Древности 13.15.5; # 402), а когда царица Саломея предоставила им возможность, они казнили и изгнали своих религиозных/политических противников (Древности 13.16.2; # 410–411)¹⁶.

• Ессеи. Кумраниты (видимо, ессеи) считали, что саддукейские иерархи в Иерусалиме — нечестивые священники и нарушители заповедей. Критически относились они и к фарисеям. Например, они ругали

¹⁴ Об этом сообщает Флавий (Древности 18.1.4; #16), хотя у саддукеев неизбежно должны были существовать собственные обычаи. Возможно, дело вот в чем: у них не было системы интерпретации закона, которую они осознавали бы как дополняющую Письменный Закон, тогда как фарисеи признавали, что некоторые их интерпретации не основаны напрямую на Писании.

¹⁵ По крайней мере, предположительно: в наших источниках очень немногие фигуры напрямую идентифицируются как «саддукеи».

¹⁶ EJ. Bickerman, The Maccabees (New York: Shoken, 1947), 103: «Раннее фарисейство было воинственным течением, которое умело ненавидеть». Ε. P. Sanders, Jewish Law 87–88 перечисляет раввинистические упоминания о сильных внутрифарисейских разногласиях.

«Яростного Льва [первосвященника Александра Янная]… [который] учинил месть над толкователями скользкого [фарисеями], который вешает людей живыми» (4QpNah 1.4–7)*. Восхваляя Учителя Праведности, они говорят и о некоем (ессее?) — глумливом лжеце (CD‑A 1.14–21).

Все эти инциденты имели место до Ирода Великого и римской префектуры в Иудее (соответственно, и до рождения Иисуса), — возможно, потому, что такие сильные правители, как Ирод и римские наместники, не потерпели бы таких религиозных междоусобиц.

В связи с НЗ и жизнью Иисуса возникают три важных вопроса.

(1) Какое направление иудаизма было самым важным во времена проповеди Иисуса? Иосиф Флавий (Война 2.8.14; # 162; Древности 18.1.3; # 14) называет фарисеев ведущей сектой, чрезвычайно влиятельной среди городского населения. Это объясняет, почему до нас дошло больше преданий о конфронтации Иисуса с фарисеями, чем с какой‑либо другой группой, — своего рода отражение их значимости¹⁷. Проблематичнее следующее сообщение о них Иосифа (Древности 18.1.3, 4; #15. 17): якобы «все священнодействия, связанные с молитвами или принесением жертв», исполнялись в соответствии с фарисейскими толкованиями, а саддукеям оставалось подчиняться. В нескольких случаях, где «Древности» подчеркивают значение фарисеев, «Война» (более раннее произведение) не упоминает о них. Поэтому вполне возможно, что в «Древностях» (90–е годы) Иосиф преувеличивает фарисейское влияние. Как раз тогда возрастала роль раввинов, и Иосиф, возможно, хотел убедить своих римских спонсоров, что фарисейские предшественники раввинов (см. ниже) тоже были значимыми¹⁸. Поэтому далеко не факт, что суд первосвященников над Иисусом проводился по правилам фарисеев (евангельские повествования практически не упоминают в этой связи о фарисеях).

(2) Кто такие фарисеи и каких взглядов они придерживались? Евангелия часто изображают фарисеев ханжами¹⁹ и черствыми законниками. Подавляющее большинство ученых считают, что здесь есть преувеличение, отражающее позднюю иудео–христианскую полемику. В противовес появилась

Комментарий на Книгу Наума цит. по пер. И. Д. Амусина. — Прим. ред

¹⁷ Мк содержит полдюжины столкновений с фарисеями и только одно — с саддукеями (12:18); ессеи вообще не упоминаются в НЗ. Конечно, на эти евангельские рассказы наложили отпечаток конфликты христиан с раввинами, имевшие место уже после 70 года. (Эти раввины стояли ближе к фарисеям, чем к другим течениям.) Однако сам факт конфликтов между Иисусом и фарисеями не выдуман. Одним из немногих известных нам по имени фарисеев этого периода был Савл/Павел (Флп 3:5), который, по его собственным словам, преследовал первохристиан (Гал 1:13).

¹⁸ Все «за» и «против» этого тезиса обсуждаются в BDM 1.353–357.

¹⁹ Греческое слово hypocrites часто переводили как «лицемер», но оно указывает не на неискренность, а именно на ханжество (см. Albright and Mann, Matthew cxv‑cxxiii).

тенденция рассматривать последующих раввинов как зеркальное отображение фарисеев и проецировать на фарисеев времен Иисуса раввинисти–ческие взгляды, засвидетельствованные в Мишне (кодифицирована около 200 года н. э.), — взгляды, далекие от ханжества и жесткого законничества. В частности, известные учителя, действовавшие до гибели Храма (70 год н. э.), часто считаются фарисеями, хотя тому нет подтверждения в древних документах²⁰. Однако это спорно. Конечно, существует определенная преемственность между фарисеями начала I века и раввинами II века; конечно, во времена Иисуса некоторые фарисеи учили высокой этике. Однако иудейский ученый Ш. Коэн справедливо предостерегает против широкой атрибуции дораввинистических традиций фарисеям. (Более того, следует крайне осмотрительно использовать в евангельской экзегезе другие материалы Мишны: например, чин пасхального седера и определение кощунства. События 70 года изменили многие детали в таких вопросах, а Мишна отражает идеализированный ракурс II века). Также проблематична взаимосвязь между фарисеями и писцами–книжниками. Скорее всего, свои писцы–книжники были и в среде саддукеев и ессеев, но, видимо, большинство чиновников, получивших соответствующее образование, были все же фарисеями.

(3) Как Иисус был связан с этими течениями? Мнения ученых расходятся, и некоторые пытаются определить Иисуса в одну из групп. Ни из чего не видно, что Иисус был саддукеем: не священник и не аристократ, Он придерживался взглядов, во многом противоположным саддукейским²¹. Вера в ангелов и воскрешение тела, а также эсхатологические чаяния, приписываемые Ему в Евангелиях, сближают Его с ессейской и фарисейской мыслью. Еще до кумранских открытий возникали смелые гипотезы о том, что Иисус был ессеем. Казалось, Он подходит под образ ессеев у Иосифа Флавия и Филона: глубокое благочестие, пренебрежение земными благами, акцент на безбрачие. Когда были открыты рукописи, одни усмотрели параллель между Иисусом и Учителем Праведности, а другие предположили, что некоторые из своих идей Он почерпнул у ессеев²². Все же в НЗ ничего не сказано

²⁰ На самом деле, в НЗ, текстах Иосифа и в Мишне лишь около дюжины человек идентифицируются по имени как фарисеи.

²¹ Согласно некоторым новозаветным текстам, иерусалимские первосвященники играли главную роль в осуждении Иисуса, попытках заткнуть рот Петру и Иакову (Деян 4:6; 5:17; см. «саддукеи» в 4:1; 5:17) и преследованиях Павла (Деян 24:1). Анан II, прямо названный саддукеем, приговорил к побитию камнями Иакова, «брата» Иисуса (Флавий, Древности 20.9.1; #199–200).

²² Относительно обоснованности подобных гипотез см. R. E. Brown,"The DDS and the NT"John and the Dead Sea Scrolls, ed. J. H. Charlesworth (New York: Crossroad, 1990), 1–8. Более работоспособна версия о кумранском влиянии на Иоанна Крестителя (без отождествления последнего с ессеями). Среди частичных взаимосвязей–параллелей между Крестителем и кумранитами: деятельность в одной области возле Иордана, акцент на водное омовение, приготовление пути Господу в пустыне.

о связи Иисуса с какой‑то отдельной общиной; мы читаем, что Иисус бывает в Иерусалимском храме именно тогда, когда в Иерусалим стекаются другие иудейские паломники (а не в соответствии с особым календарем кумранских ессеев); Его достаточно свободное отношение к Закону далеко от ессейской суперстрогости. Чаще высказывают гипотезы об Иисусе–фарисее²³, — исходя из (сомнительной) посылки, что нам известны взгляды фарисеев времен Иисуса и что они были сродни мишнаитским. Однако Евангелия, видимо, правы: Иисус не относился ни к какому конкретному течению (см. Meier, Marginal 1.345–349 — Он был просто благочестивым иудеем).

Не только Иисуса, но и ранних христиан пытались соотнести с кумранскими сектантами²⁴. Иногда доходит до абсурда: скажем, отыскивают в кумранских текстах шифрованные упоминания об Иисусе и Павле. Можно услышать конспирологические теории о заговоре христианских ученых или даже Ватикана, якобы пытающихся скрыть, что рукописи опровергают христианство. К сожалению, из‑за шумихи в прессе такие фантазии лучше известны, чем серьезные исследования²⁵. Отметим некоторые серьезные гипотезы.

(1) Влияние иудейских течений на церковные структуры. Помимо гипотезы о том, что должность христианских пресвитеров/старейшин смоделирована по образцу синагогальных старейшин, заслуживает внимания версия, согласно которой христианские блюстители/епископы (episkopoi) смоделированы по образцу кумранских «блюстителей».

(2) Наименования. Ранние христиане называли свое движение «Путем» и делали упор на koinōnia («общность/община»). Не отражает ли это идеологию кумранских ессеев, которые ушли в пустыню приготовить путь Господу, а устав своей общины назвали «Правилом единства»?

(3) Богословие. Некоторые ученые находят следы кумранского влияния в дуализме Евангелия от Иоанна, выраженном в категориях света и тьмы, правды и лжи; в борьбе между Светом миру (Иисус) и властью тьмы (Лк 22: 53), в борьбе между Духом истины и князем этого мира (Ин 16:11).

Восстание 66–70 годов и гибель Иерусалимского храма изменили картину иудаизма. Революционеры вроде сикариев, зелотов и «четвертой философии» были истреблены; кумранское ессейское поселение погибло в

²³ Например, H. Fslk, Jesus the Pharisee (New York: Paulist, 1985) считает, что Иисус был фарисеем из последователей Гиллеля и терпел вражду со стороны фарисеев, которые были последователями Шаммая.

²⁴ О попытках отождествить некоторые кумранские фрагменты с христианскими документами см. ниже, главу 7, сноску 95.

²⁵ Здравое опровержение подобных глупостей см. в книгах: Fitzmyer, Responses; Garcia Martinez, People, 24–29, 194–198; и, в особенности, в O. Betz and R. Riesner, Jesus, Qumran and the Vatican (New York: Crossroad, 1994).

68 году; прекращение храмовых жертв ослабило позицию саддукеев, ибо их верхушка состояла из священнических семей. Не вполне ясно, в какой мере фарисеи повлияли на возникающее раввинистическое движение²⁶. Как бы то ни было, после 70 года раввины, мудрецы Израиля, постепенно завоевали признание как наставники народа; римские власти считали иудейскими представителями тех из них, кто собрался в Ямнии (Явне) неподалеку от побережья. Приблизительно между 90 и 110 годами в Ямнии председательствовал Гамалиил II, сын и внук знаменитых толкователей Закона²⁷. После 70 года, говоря об иудаизме, христианские тексты все больше имеют в виду именно этот возникающий раввинистический иудаизм. Временами конфликт между верующими в Иисуса и вождями иудейских синагог был острым. Он отражен в резкой антифарисейской риторике (Мф 23), упоминании о бичевании христиан в «их [то есть иудейских] синагогах» (Мф 10:17), рассказе об изгнании «ученика Его» из синагоги (Ин 9:28, 34). Ряд ученых упоминает в этой связи «биркат ха–миним», так называемое «благословение» (скорее уж проклятие!) против еретиков²⁸. Однако датировка его 85 годом сомнительна, а представление о нем как об универсальном иудейском декрете против христианства и вовсе (скорее всего) ошибочно. Скорее, в тех или иных местах синагоги иногда переставали терпеть христиан²⁹. Постепенно (в начале II века?) это «благословение» против еретиков и инакомыслящих стало пониматься как включающее христиан, а гораздо позже — как сформулированное специально против них. В конце II века пути иудеев, не верящих в Иисуса, и христиан разошлись полностью, хотя в некоторых местах это могло произойти и ранее.

Читателям НЗ необходимо знать о постбиблейской иудейской литературе (большая часть которой была написана после НЗ)³⁰.

• Таргумы — арамейские переводы библейских книг. Одни из них дословные, другие очень вольные. Делались для иудеев, которые перестали

²⁶ Cohen, From 226–228 отмечает, что Мишна, раввинистическое сочинение, не выказывает фарисейского самосознания и не подчеркивает происхождение от фарисеев. Одна из причин может состоять в том, что в фарисеях видели отчасти сектантскую ментальность (против саддукеев, против ессеев и т. д.). Раввинистическое движение было не сектантским, а открытым; полемика между раввинами не перерастала в жестокие распри. См. также Cohen,"The Significance of Yavneh,"HUCA 55 (1984), 27–53.

²⁷ Среди мудрецов более молодого поколения, на которых он повлиял, был рабби Акива, сыгравший важную роль в восстании Симона Бен–Козибы (Бар–Кохбы), которому он оказал поддержку.

²⁸ См. ниже, главу 11, сноску 102.

²⁹ Причины были разными: неиудейский компонент, вольные толкования Закона христианами, идея божественности Иисуса, прозелитизм и т. д.

³⁰ См. полезные учебники: J. Neusner, Introduction to Rabbinic Literature (New York: Doubleday, 1994); H. L. Strack and G. Stemberger, Introduction to the Talmud and Midrash [2d printing (rev. ed.); Minneapolis: A/F, 1996].

говорить по–еврейски. В Кумране найдены таргумы Иова (созданы до 70 года н. э.) и парабиблейский «Апокриф Бытия» (вольный арамейский пересказ Быт). О наших дней сохранились более поздние таргумы Пятикнижия и Пророков, созданные в Палестине и Вавилоне (см. NJBC 68.106–115); корни древнейших из них, возможно, уходят к II веку н. э.

• Мидраши. Вольные толкования на Пятикнижие (впоследствии и на другие библейские книги), создававшиеся с III века н. э. ³¹

• Мишна (евр. «повторение») — письменная кодификация иудейского устного закона на еврейском языке. Осуществлена около 200 года н. э. под руководством рабби Иуды ха–Наси. Название намекает на ее вторичность по отношению к (первому) Закону (Пятикнижию). Мишна приписывает свои материалы примерно 150 учителям, жившим между 50 годом до н. э. и 200 годом н. э. Однако во многом она представляет собой литературный отклик на проблему римской оккупации (особенно в связи с отсутствием Храма). Многие правила Мишны идеалистичны: например, объясняется, как должен функционировать Храм, хотя к 200 году он уже давно был разрушен.

• Тосефта (арам, «дополнение»). Еще одно собрание законов и толкований, в каком‑то смысле дополняющее Мишну (и организованное аналогичным образом). Ученые обычно датируют ее III‑IV веками н. э., но некоторые из ее традиций могут быть более древними.

• Талмуд (евр. «учение») — арамейский комментарий на Мишну. Есть два больших свода этих комментариев: Палестинский Талмуд (завершен в V веке) и Вавилонский Талмуд (VI век). Это богатейшая компиляция нюансированных дискуссий о заповедях, а также преданий, библейских толкований, рассказов и т. д.

Использовать эти иудейские материалы в новозаветной библеистике непросто. Проблема: поскольку почти все они были записаны после НЗ, в какой степени они проливают свет на жизнь Иисуса и ранней церкви? Некоторые ученые, исходя из той посылки, что предания в этих (и даже еще более поздних) текстах отражают раннюю иудейскую мысль, обычаи и категории, цитируют отрывки, написанные в разбросе от 100 до 1000 лет после Иисуса. Другие исследователи (включая меня) призывают к крайней осторожности: прежде чем использовать тот или иной раввинистический материал, нужно удостовериться, что он был известен до 70 года³².

³¹ Творческий подход к толкованию, характерный для мидраша, иногда встречается и в более ранних текстах: см., например, рассказ об исходе в Прем 11:2сл.

³² См. J. А. Fitzmyer, A Wandering Aramean (SBLMS 25; Missoula, MT: Scholars, 1979), 1–27; также"Problems of the Semitic Background of the New Testament,"The Yahweh/Baal Confrontation, eds. J. M. O'Brien and F. L. Horton, Jr. (E. W. Hamrick Festschrift; Lewiston, NY: Mellen, 1995), 80–93.

(Б) Неиудейский религиозный мир

Очевидно, что на Иисуса, раннехристианских проповедников и новозаветных авторов влияли и ВЗ, и послеветхозаветный иудаизм. Сложнее вопрос о том, в какой степени на них влияли неиудейские религии и философии греко–римского мира. Как мы уже говорили в разделе 4(Б), Иисус, Павел и христиане, каждый по–своему, соприкасались с этим миром, который открывал перед ними новые возможности и ставил проблемы. В данном и следующем подразделе мы обсудим более конкретный вопрос: в какой степени контакт с греко–римской культурой, образованием, экономикой и религией повлиял на их богословие, богослужение, мораль и т. д.

Что касается Иисуса, тут у нас мало информации. В синоптических Евангелиях Он почти не соприкасается с язычниками, запрещает ученикам приближаться к ним (Мф 10:5) и подражать их обычаям (Мф 6:32), выказывает иудейские предубеждения («псы» в Мк 7:27–29; «даже язычники» в Мф 5:47). Его мнение, что они многословны в своих молитвах (Мф 6:7), не обязательно основано на личных наблюдениях. Также неизвестно, в какой степени языческие религии и философии влияли на раннехристианских проповедников в Галилее.

Неиудейское влияние на Павла весьма вероятно: родом из Тарса, писал и говорил по–гречески, использовал греческие риторические приемы в своих письмах. Речь в афинском Ареопаге³³, которую Деяния приписывают Павлу, обращена к эпикурейским и стоическим философам (17:17–31) и отражает общее знакомство с языческой религией и философией, однако из контекста видно, что Павел адаптируется к афинской среде в миссионерских целях, а потому не стоит делать скоропалительных выводов о серьезных влияниях на его взгляды. Более того, в письмах этого «еврея от евреев» (как он себя называет) почти нет языческих религиозных идей. Как мы увидим в следующем подразделе, более вероятно философское влияние.

Попытки вскрыть влияние языческой идеологии «божественного мужа» (theios anēr) на евангельские повествования крайне спорны³⁴. Некогда популярная теория о том, что раннехристианская христология (Иисус как «Господь» и «Сын Божий») представляла собой эллинизацию памяти об Иисусе под влиянием языческого политеизма, ныне находит мало сторонников. Иоаннов дуализм (свет — тьма), некогда ассоциировавшийся с неиудейской

³³ Даже если эта сцена не вполне достоверна, мы видим, каким Павла помнили или представляли спустя несколько десятилетий.

³⁴ Далеко не факт, что вообще существовала четко очерченная категория «божественного мужа». См. D. L. Tiede, The Charismatic Figure as a Miracle Worker (SBLDS 1; Missoula, MT: Scholars, 1972); C. R. Holladay, THEIOS ANER in Hellenistic Judaism (SBLDS 40; Missoula, MT: Scholars, 1977); A. Pilgaard, The New Testament and Hellenistic Judaism, eds. P. Borgen et al. (Aarhus Univ., 1995), 101–122.

религиозной мыслью, нашел тесные параллели в кумранских текстах. Одним словом, ученым не удалось показать сколько‑нибудь серьезного влияния языческой религии на богословие и христологию НЗ.

С какой же стати исследователям НЗ знакомиться с языческим религиозным (и философским) миром? Необходимо понимать, как мыслили люди, к которым была обращена новозаветная весть. Например, выходцы из политеистических религий могли понять проповедь о «Сыне Божьем» в таком смысле: один греческий бог родил другого. Синкретизм был моден, поэтому было бы странно, если бы некоторые люди не попытались встроить христианское благовестие в систему собственных взглядов (ср. Симон Маг в Деян 8:9–24). Другие слушатели христианской проповеди могли приспосабливать учение Иисуса и Павла к одной из известных им философий (даже если это не приходило на ум проповедникам). Еще кто‑то вообще мог счесть благовестие примитивным в философском плане. Павел не воспринимал себя как проповедника философии (1 Кор 1:22–25; 2:1–2), сколь бы ни использовал риторические приемы философов; впрочем, некоторым своим слушателям и знакомым, видевшим его образ жизни, он мог напоминать киника. Чтобы лучше понять подобные возможности, рассмотрим кратко в данном подразделе неиудейские религии, а в следующем подразделе — греко–римскую философию.

Боги и богини классической мифологии. Подобно тому как греческая культура была более влиятельным фактором в новозаветном мире, чем римская культура, тональность в греко–римской религии задавал греческий компонент. Тем не менее, к I веку культы греческих и римских божеств во многом слились, и получившийся гибрид размыл специфику обеих религий. Греческие боги были отождествлены с римскими: Зевс = Юпитер, Гера = Юнона, Афина = Минерва, Афродита = Венера, Гермес = Меркурий³⁵, Артемида = Диана. Существовали храмы, жрецы и праздники, посвященные божеству–патрону того или иного города или региона; статуями божеств были уставлены форумы крупных городов; народные мифы рассказывали, как боги вмешиваются в дела людей³⁶. Август содействовал традиционным

³⁵ Из комбинации Гермес = Меркурий развилась фигура Гермеса Трисмегиста («трижды величайшего»), в котором посланец богов стал мудрым воплощением божественного слова («логоса») и искупителем. Появилась обширная литература, в частности, «герметический корпус», состоящий из философских/богословских трактатов на греческом языке (II‑V века н. э.), где есть некоторые параллели с идеями и выражениями Иоанна и Павла. По мнению некоторых ученых, герметизм возник из синтеза языческого гностицизма [см. ниже, раздел 5(B)] с греческой философией. Самый важный трактат для сравнительный целей — «Поймандр» (перевод в Layton, Gnostic 452–459), который, видимо, отражает богослужебный общинный контекст. Ученые расходятся в отношении того, кто на кого повлиял, но более вероятно, что НЗ и герметические тексты создавались независимо друг от друга под воздействием сходной среды.

³⁶ Это мировоззрение отражено в Деян 14:11–18: толпа в Листре принимает Варнаву и Павла за Зевса и Гермеса.

обрядам. Комические пьесы высмеивали сексуальные грешки богов, но из Деян 19:2340 (где Павел задевает почитателей Артемиды/Дианы Эфесской) видно, сколь опасно было вставать на пути возбужденных сторонников официального культа. Тем не менее далеко не все глубоко чтили древних богов. Отсюда философские попытки демифологизации (например, отождествление Зевса с вселенским логосом), увлечение новыми религиями Востока и/или мистериальными религиями, а также дивинация, обращение к оракулам, магия (амулеты, заклинания, заговоры) и астрология³⁷.

Поклонение императору. В I веке н. э. произошли изменения даже в официальном культе. На Востоке с его историей обожествления правителей была тенденция относиться к императору как к богу и помещать его в пантеон³⁸. Август, которого прославляли подобным образом, отвергал обожествление, но был причислен к богам после смерти. Калигула желал, чтобы ему воздвигались статуи как богу, а Нерон считал себя богом. Домициан требовал божеских почестей и именовал себя «Господином и Богом» (последнее, видимо, объясняет ненависть Откр к римской власти как узурпатору божественных прерогатив). Плиний Младший (около 110 года н. э.) выявлял христиан по отказу принести жертву перед образом императора.

Мистериальные религии³⁹ включали тайные религиозные ритуалы и церемонии, посредством которых посвященные приобщались к бессмертной жизни богов. Посвященные — представители всех классов — объединялись в прочное братство. Некоторые исследователи усматривают именно здесь истоки использования Павлом слова mystērion по отношению к Христу (1 Кор 15:51; Рим 11:25; 16:25; Кол 1:26–27); на самом деле, это словоупотребление, скорее, отражает семитский фон (речь о тайных решениях небесного суда)⁴⁰. Более вероятная связь с христианством состоит в том, что вестникам победы над смертью через распятие и воскресение Иисуса приходилось конкурировать с теми культами и мифами (разнящимися от

³⁷ Магия и астрология оказали влияние и на иудаизм. В магических папирусах римской эпохи мы находим немало иудейских материалов (еврейские обозначения Бога и транскрибированные еврейские фразы). Среди кумранских текстов есть гороскопы, а синагоги посленовозаветного периода украшались изображениями знаков Зодиака. М. Smith, Jesus the Magician (San Francisco: Harper & Row, 1978) отождествляет чудеса Иисуса с магией. Не принимая этого отождествления (см. Meier, Marginal 2.538–552), можно быть уверенными: некоторые люди, слышавшие об Иисусе, считали Его именно магом (отметим интерес к христианству, который проявляет Симон Маг в Деян 8:18–19, и попытки иудейских экзорцистов использовать имя Иисуса в 19:13).

³⁸ См. хороший обзор в D. L. Jones,"Christianity and the Roman Imperial Cult,"ANRW II.23.2.1023–1054; ABD 5.806–809.

³⁹ M. W. Meyer, ed. The Ancient Mysteries: A Sourcebook (San Francisco: Harper & Row, 1987).

⁴⁰ R. E. Brown, The Semitic Background of the Term"Mystery" in the New Testament (Facet Biblical Series 21; Philadelphia: Fortress, 1968). См. H. Rahner, в J. Campbell, ed., Pagan and Christian Mysteries (New York: Harper, 1963), 148–178.

страны к стране), которые предлагали спасение, не настаивая на социальной и личной морали.

Рассмотрим кратко два мистериальных культа.

• Элевсинские мистерии. Самый знаменитый из греческих мистериальных культов. Был устроен в честь Деметры, богини плодородия и земледелия. Рассказывался следующий миф: дочь Деметры Персефону похитил и сделал своей женой Аид, владыка царства мертвых; опечаленная Деметра не давала посевам расти; тогда был найден компромисс — четыре месяца в году Персефона остается в подземном мире, а на остальные восемь месяцев возвращается к своей матери. Символически это связано с циклом урожая: треть года зерна скрыты в земле, две трети — всходят посевы. Ежегодные мистерии праздновались в городке Элевсин (к западу от Афин). Они дарили посвященным жизнь.

• Культ Диониса. Дионис (Вакх), сын Зевса и Семелы, был богом вина и виноделия. Различные формы легенды повествуют о его спасении от гибели. Путем определенных обрядов и употребления вина участники мистерий (часто женщины) доводили себя до экстаза, в котором находили общение с божеством—дарителем жизни. Еврипид (V век до н. э.) ярко описывает эту оргиастическую экзальтацию в трагедии «Вахканки». В 186 году до н. э. римский сенат запретил вакханалии из‑за их скандального характера.

Восточные религии. Одним из самых популярных культов Римской империи был культ Исиды, пришедший из Египта. Особенно склонялись к нему женщины. По легенде, Осирис, супруг богини, был убит и разрублен на куски; Исида неустанно разыскивала части тела, а затем, собрав их, сумела с помощью магических ритуалов оживить Осириса; Осирис стал богом подземного мира⁴¹. Символически миф связан с ежегодными разливами Нила, от которых зависело плодородие земли. Против культа Исиды в Риме принимались строгие меры, но при Калигуле он был официально признан. Латинский автор II века Апулей в своем произведении «Метаморфозы» (или «Золотой Осел»)⁴² описывает тайный обряд, посредством которого посвященный как бы разыгрывает смертный путь Осириса и обретает жизнь после смерти. Помимо этого, Исида часто почиталась как своего рода Премудрость — всеведущая владычица мироздания.

⁴¹ В некоторых формах культа Осирис был заменен синкретическим божеством Сераписом.

⁴² Хороший перевод этого знаменитого сочинения см. в P. G. Walsh, Apuleius,"The Golden Ass"(Oxford: Clarendon, 1994). [См. русское издание: Апулей, Апология или Речь в защиту самого себя от обвинения в магии. Метаморфозы в XI книгах. Флориды (пер. М. А. Кузьмина и С. П. Маркиша; Москва: Издательство Академии наук СССР, 1956). — Прим. ред.]

Сходный мотив умирающего и возрождающегося божества появляется в мифе об Адонисе, возлюбленном Афродиты. Он погиб от раны, нанесенной ему диким вепрем, и из капель его крови выросли алые анемоны (цветущие весной). Горе богини тронуло богов подземного мира, и они позволили Адонису проводить шесть месяцев в году на земле с Афродитой. Символически это связано с зимним «умиранием» и весенним возрождением природы. Культ Адониса имел финикийское происхождение; ему были посвящены ежегодные празднества.

Еще одним божеством природы был Аттис, возлюбленный Кибелы (матери богов). Он, однако, умер, оскопив себя. Обряды культа в его честь носили оргиастический характер. (Римлянам было запрещено в них участвовать.)

Существовал еще культ кабиров. Первоначально кабиры были фригийскими божествами. Этот культ включал фаллические обряды и в конце концов переплелся с некоторыми аспектами культа Диониса и даже императора.

Благодаря персидским и римским солдатам огромное распространение получил культ Митры. В нем участвовали только мужчины. Корни его уходили в персидский зороастрийский пантеон. Митраизм ввел посредника между людьми и богом света (Ахура–Маздой). Местом отправления культа обычно были митреумы (пещерные святилища), в центре которых возвышалась статуя Митры, убивающего быка. Из ран быка вырастали колосья. Символика здесь связана с победой над злом и даровании жизни посвященным, которые прошли омовение кровью.

(В) Греко–римская философия, Филон Александрийский и гностицизм

Хотя слово «философия» встречается в НЗ (Кол 2:8) лишь однажды, греко–римские философии и их комбинации с иудейскими и языческими религиозными мотивами также заслуживают внимания. Они пытались осмыслить вселенную и место человека в ней, его происхождение и участь. Иногда они подходили к монотеизму гораздо ближе, чем любая из языческих религий, и часто предъявляли гораздо большие этические требования, чем большинство религий. Мы рассмотрим каждую из философий отдельно, но эклектический подход был очень распространен: люди выбирали привлекательные элементы из различных систем.

Платонизм. Платон (427–347 годы до н. э.) сформулировал значительную часть своих взглядов в диалогах, основным оратором которых он сделал Сократа. К новозаветным временам эта философия сама по себе утратила популярность, но повлияла на другие философские школы (впоследствии ей было суждено оказать огромное влияние на отцов церкви). Ее ключевой момент состоял в том, что все видимое — только слабые тени реального, где

существуют совершенные истина и красота. Чтобы исполнить свое предназначение, нужно бежать от уз материального мира и обрести подлинный дом в мире ином. Некоторые усматривают платоническое влияние (прямое или через эллинистический иудаизм) в Иоанновом контрасте между высшим миром и низшим, а также в образе Иисуса как того, кто пришел свыше, чтобы дать истинную реальность (см. Ин 3:31; 1:9; 4:23). В ходе полемики с христианством язычники противопоставляли спокойное и радостное приятие казни Сократом поведению Иисуса перед смертью: у них вызывало насмешливое презрение, что Иисус, пав на землю, в скорби молил Отца избавить Его от этой чаши (Мк 14:33–36).

Киники. Основателем этого направления был афинянин Антисфен, который тоже учился у Сократа, но пошел в ином направлении, чем Платон. Впрочем, славу Антисфена затмил его собственный ученик Диоген Синопский (около 412–323 годов до н. э.). Киники делали упор не на абстрактное философствование, а на поведение: скромность запросов, возврат к природе, отрицание (иногда высмеивание) условностей. Рассуждать о богах им было неинтересно. Странствующие киники пользовались сократическим методом вопрошания, но задавали острые вопросы не коллегам и ученикам, а простым людям с улицы. В частности, они прибегали к «диатрибе» — своего рода педагогическому дискурсу, отличающемуся разговорным стилем, риторическими вопросами, парадоксами, апострофами и т. д. (По одной из гипотез, однако, диатриба в полном смысле слова — с тезисом, антитезисом и примерами — развивалась не в публичной проповеди, а в учебной аудитории.) Черты диатрибы мы находим местами у Сенеки, Эпиктета и Плутарха, а также Павла⁴³ (например, серия вопросов в Рим 3:1–9, 27–31; серия «разве не знаете?» в 1 Кор 6). Некоторые ученые, апеллируя к высказываниям в Q (общему материалу Мф–Лк), относят Иисуса к киническим проповедникам⁴⁴ (см. об этом Приложение I). Однако апокалиптическая эсхатология, устойчиво связываемая с Иисусом и Павлом, не вписывается в киническую мысль. По одной из гипотез, Пастырские послания обличают кинизм как лжеучение.

⁴³ Диссертация Р. Бультмана (1910) была посвящена кинико–стоической диатрибе у Павла. Хотя это точка зрения большинства, см. важное предостережение в К. P. Donfried,"False Presuppositions in the Study of Romans,"CBQ 36 (1974), 332–355; репринт в TRD 102–125. Вслед за филологами–классиками он задает вопрос: корректно ли говорить о диатрибе как об особой литературной форме (т. к. многие ее черты присутствуют в обычном философском диалоге). Более того, он оспаривает тезис о том, что если Павел использует форму диалога, то этот стереотипный формат делает материал в диатрибе бесполезным для оценки исторической ситуации в общине, к которой обращено послание.

⁴⁴ Downing, Cynics; Mack, Lost; см. Мэка в P. Perkins, Christian Century 110 (1993), 749–751, которая справедливо отмечает, что такая картина неправдоподобно дистанцирует Иисуса от значительной части известного иудейского контекста. См. также рецензию A. Denaux на книгу Vaage, Galilean, в JBL 115 (1996), 136–138. О рискованных реконструкциях на основании Q см. ниже, главу 6 и Tuckett,"A Cynic Q?"

Эпикурейцы. Основателем этой школы был Эпикур (342–270 годы до н. э.). Мы называем эпикурейцами — да и античности не был чужд подобный стереотип — людей, знающих толк в жизненных удовольствиях, особенно еде и выпивке. Между тем Эпикур был человеком добродетельным и достойным. Он не любил мифы и абстракции, сделав мерилом истины ощущения: органам чувств можно доверять. Он хотел освободить людей от страхов и суеверий: в религии нет нужды, ибо события определяются движением атомов; богам нет особого дела до людей; смерть — это конец, и воскресения не существует. Узы между эпикурейцами крепились дружбой и взаимной заботой. Эта философская школа находила немало приверженцев среди культурных людей: назовем хотя бы римских поэтов Лукреция (95–51 годы до н. э.) и Горация (65–8 годы до н. э.). Поэтому не удивительно, что Деян 17:18, 32 включает эпикурейцев в аудиторию, которая высмеяла проповедь Павла о воле Божией и воскресении мертвых⁴⁵. Эпикурейская мысль объясняет, почему Павел говорит, что весть о распятом Христе кажется грекам безумием (1 Кор 1:23).

Стоицизм. Основоположником этой школы был киприот Зенон (333–264 годы до н. э.). Название ее связано с тем, что Зенон читал лекции в крытой колоннаде («стоа») в Афинах. От своего учителя–киника он воспринял тезис о том, что добродетель — единственное благо. Стоицизм рассматривает вселенную как единый организм, пронизанный и руководимый Логосом (божественным разумом). В отличие от платонизма, здесь нет понятия об особом мире идей. Будучи частью вселенной, люди, если они живут в соответствии с естественным законом, могут сохранять спокойствие перед лицом невзгод. Влечения и страсти — лишь патология, от которой надо избавляться. Таким образом, это была система взглядов, которая стимулировала моральные ценности и работу над собой. Все же акцент на роль Логоса (почти доходящий до монотеизма) вполне уживался с мифами, ибо боги теперь понимались символически. Знаменитый гимн стоика Клеанфа (III век до н. э.)⁴⁶ превыше всех богов славит Зевса:

Зевс, повелитель бессмертных, властитель природы, законом

Путь указующий миру: тебя нам приветствовать должно.

Жизнью обязан тебе одному на земле многородной

Всякий, кто в смертного доле движенью и звуку причастен.

Некоторые части этого гимна могли бы быть обращены и к Богу Израилеву. Стоики верили в детерминизм и использовали астрологию и естественные науки для познания велений рока; они учили о повторяющихся

⁴⁵ Когда Павел говорит: «Если мертвые не воскресают, станем есть и пить, ибо завтра умрем» (1 Кор 15:32; СП), он цитирует Ис 22:13, но, возможно, намекает и на известный эпикурейский мотив.

⁴⁶ Текст см. в Barrett, NT Background 67. [Цит. по пер. Ф. Зелинского. — Прим. пер.]

космических циклах, каждый из которых завершается великим мировым пожаром.

В истории стоицизма можно выделить несколько периодов: например, Древняя Стоя сменилась Средней Стоей (II‑I века до н. э.), в которой отдавали должное более древним учениям Платона и Аристотеля. На смену Средней Стое пришла Поздняя Стоя (I‑II века н. э.): Сенека (современник Павла), Эпиктет, Марк Аврелий. Некоторые стоические формулировки отражены в Деян 17:25, 28; к стоической мысли близко Флп 4:11 («Я научился быть довольным тем, что у меня есть»; СП; см. также 1 Кор 4:11–13). Некоторые ученые считают, что использование Павлом диатрибы ближе к стоическому употреблению (Эпиктет), чем к киническому. В то же время в 1 Кор 6:12 Павел, возможно, критикует стоическую формулировку; мнение Павла (Рим 1:19, 23) о том, что идолы искажают знание Бога, вверенное всем, противоположно позиции стоиков (с их точки зрения, подобные артефакты отражают человеческое стремление к божественному). См.: Malherbe,"Cultural,"19–20.

Софисты. Строго говоря, софистической философии не существовало: были только софисты. Софисты — это люди, которые переходили из города в город, зарабатывая деньги профессиональным преподаванием красноречия. Самыми видными из древних софистов были Протагор (480–411 годы до н. э.), с его практически полезными советами, и Горгий (483–376 годы до н. э.), который считал невозможным достижение положительного знания, но учил логической и красивой речи. Софисты высоко ставили материальный успех и были способны аргументировать любую точку зрения, как правильную, так и неправильную (именно поэтому слово «софистика» со временем обрело уничижительный смысл).

Во времена ранней Римской империи появилась так называемая «вторая софистика», которая разрабатывала риторику, подчеркивая ее как элемент образования⁴⁷. По мнению некоторых экзегетов, стремление Павла проповедовать в Коринфе бесплатно (2 Кор 11:7–10) было отчасти в противовес обычаям софистам.

Необходимо остановиться еще на двух аспектах религиозного контекста: философии Филона Александрийского и гностицизме. Они сочетают иудейские и неиудейские мотивы.

Филон Александрийский (около 20 года до н. э. — около 50 года н. э.) происходил из семьи знатных и эллинизированных александрийских иудеев. Он получил отличное образование, прекрасно владел греческим языком, знал философию, поэзию и драму и пользовался уважением в большой иудейской общине Александрии. Он не так глубоко изучил детали Писания, как раввины, и был плохо знаком с еврейским языком, но соблюдал иудейские обычаи, знал Септуагинту и мог рассказать о своей религиозной

⁴⁷ G. Anderson, The Second Sophistic. A Cultural Phenomenon in the Roman Empire. London: Routledge, 1993) находит повсюду множество следов софистического влияния.

традиции на языке, который был понятен эллинистическому миру. В своих многочисленных трудах Филон обсуждал политические вопросы, защищал иудеев от клеветы и доказывал, что иудаизм имеет древние и уважаемые корни; интересно его описание ессеев.

Филон пытался соединить философию с библейскими принципами — как напрямую, так и посредством аллегорического толкования Библии (особенно Книги Бытия)⁴⁸. Он был знаком с аристотелианством и пифагорейской нумерологией, но в первую очередь заметно влияние на него платонизма (особенно некоторых форм среднего платонизма) и стоицизма. О сошествии души в тело Филон говорил в платонических категориях. Что касается Закона Моисеева, то Филон соотносил его со стоической концепцией разумного устройства космоса (но при этом отвергал стоический детерминизм в пользу свободы воли).

Трудно сказать, повлиял ли Филон на новозаветную мысль. Послание к Евреям содержит идеи, которые близки среднему платонизму и напоминают воззрения Филона. Однако возможно, это не влияние, а просто особенности среды — эллинистического (александрийского?) иудаизма. Некоторые ученые проводят параллель между Иоанновой христологией Логоса («все через него возникло», Ин 1:3) и Филоновым учением о Логосе как умственной деятельности Бога при сотворении мира, как сиянии Бога, связывающем Его с людьми⁴⁹. Однако не исключено, что обе разработки темы Логоса независимые и уходят корнями в персонификацию Премудрости в иудейской литературе Премудрости.

Гностицизм. Гностицизм (от греч. gnosis, «знание») очень плохо поддается четкому определению. Им называют особый строй религиозной мысли (часто с иудейскими и христианскими элементами), который был присущ некоторым течениям в восточной части Римской империи (Сирии, Вавилонии, Египте). О нем мы узнаем из разных источников. Во–первых, у нас есть полемические сочинения отцов церкви: опровергая гностические системы, они попутно излагали их взгляды⁵⁰. Во–вторых, в 1945 году возле городка Наг–Хаммади в Египте (в 556 км южнее Каира) было обнаружено 13 древних коптских кодексов, содержащих 50 отдельных трактатов; эти кодексы были спрятаны около 400 года н. э. и, видимо, происходили из какого‑то монастыря (Хенобоскион?), проникнутого гностическим влиянием. Многие из этих кодексов содержат переводы текстов, написанных по–гречески во II веке н. э. Гностические элементы можно найти также в литературе манихеев (IV‑X века) и мандеев (все еще живущих в Ираке).

⁴⁸ При всей своей любви к аллегорезе, Филон, однако, не брезговал и буквальными толкованиями и, возможно, проповедовал перед иудеями александрийской синагоги.

⁴⁹ О влиянии Филона на Иоанна говорит R. G. Hamerton‑Kelly, Pre‑existence, Wisdom, and the Son of Man (SNTSMS 21; Cambridge Univ., 1973). Отрицает его R. M. Wilson (ExpTim 65 (1953–1954), 47–49.

⁵⁰ Один из основных примеров — трактат Иринея «Против ересей» (около 180 года).

Привлекательность гностицизма состояла в том, что он давал ответы на важные вопросы: откуда мы, куда и как надо идти? При всем внутреннем многообразии гностицизма, гностиков часто объединяла мысль: человеческие души произошли не из нашего материального мира (понимаемого как злой и погрязший в невежестве)⁵¹; их спасение лежит в откровении, что их подлинная родина — в небесном царстве света (греч. «плерома», то есть «полнота»), где существует иерархия божественных эмананаций. Путь в это царство мыслился иногда через крещение, иногда через сложные обряды (часто включающие помазание), иногда через философскую рефлексию. Некоторые гностические группы имели собственную иерархию и фактически представляли собой альтернативную церковь⁵².

Относительно происхождения гностицизма высказывались разные гипотезы:

(1) эллинизация христианства;

(2) эллинизация иудаизма и иудейского богословия Премудрости;

(3) корни в иранской мифологии;

(4) комбинация греческой философии и ближневосточной мифологии;

(5) радикальное новшество в результате восприятия мира как чуждого места.

Для названия божественных эманации используются семитские имена, но встречаются и имена языческих богов вроде Сета.

Многие гностические авторы считали, что Иисус принес откровение, позволяющее вернуться в божественный мир. В то же время некоторые особенности гностицизма, видимо, черпают образы в синкретическом иудаизме и, соответственно, христианизация выглядит вторичным элементом. Были выявлены сходства между гностицизмом и Евангелием от Иоанна: например, мотив происхождения Иисуса не от мира сего (Ин 17:16), вечной жизни как знания (Ин 17:3). Однако постулировать сильное влияние гностицизма на Иоанна проблематично: известные нам свидетельства развитого гностицизма относятся к более позднему времени, чем Четвертое Евангелие. Поэтому гностическую мысль можно интерпретировать как доведение его мотивов до крайности. Не исключено, что «антихристы», покинувшие Иоаннову общину (1 Ин 2:18–19), стали гностиками и внесли Ин в эту среду.

⁵¹ Обычное объяснение состояло в том, что принцип зла захватил частицы света в этом мире, или было совершено падение, в процессе которого женская фигура Премудрости произвела несовершенное существо, которое стало, согласно ВЗ, создателем этого мира.

⁵² Некоторые феминистские исследователи считают, что гностики отводили женщинам более значимые церковные и богословские роли, чем «большая церковь». Сильные аргументы в пользу противоположного см. в D. L. Hoffmann, The Status of Women and Gnosticism in Irenaeus and Tertullian (Lewiston, NY: Mellen, 1995).

Библиография

См. также библиографию к главе 4, ибо многие работы рассматривают как политический, так и религиозный контекст.

Документы и общая информация

Barrett, С. К., New Testament Background: Select Documents (rev. ed.; London: SPCK, 1987).

Boring, M. E., et al., Hellenistic Commentary to the New Testament (Nashville: Abingdon, 1995). Почти 1000 иудейских и неиудейских материалов, выстроенных в соответствии с отрывками из НЗ.

Cartlidge, D. R., and D. L. Dungan, Documents for the Study of the Gospels (rev. ed.; Minneapolis: A/F, 1994).

Crossan, J. D., Sayings Parallel A Workbook or the Jesus Tradition (Philadelphia: Fortress, 1986). Выстроено в соответствии с речениями Иисуса в Евангелиях.

Deissmann, Α., Light from the Ancient East. The New Testament Illustrated by Recently Discovered Texts of the Graeco‑Roman World (4th ed.; Grand Rapids: Baker, 1978; reprint of 1927 ed.). Классика.

Funk, R. W., ed., New Gospel Parallels (rev. ed.; Sonoma, CA: Polebridge, 1990).

Murphy, F. J., The Religious World of Jesus (Nashville: Abingdon, 1991).

New Documents Illustrating Early Christianity (ежегодное издание с переводами греческих документов).

Winter, B. W., and A. D. Clarke, Ancient Literary Setting vol. I of TBAFC.

Иудейский религиозный мир

Beall, T. S., Josephus' Description of the Essenes Illustrated by the Dead Sea Scrolls (SNTSMS 58; Cambridge Univ., 1988).

Holladay, C. R., Fragments from Hellenistic Jewish Authors (4 vols.; Chico, CA, and Atlanta: Scholars, 1983–1996).

Mason, S., Flavius Josephus and the Pharisees (Leiden: Brill, 1991).

Neusner, J., Judaism in the Beginnings of Christianity (Philadelphia: Fortress, 1984).

Saldarini, A. J., Pharisees, Scribes and Sadducees in Palestinian Society (Wilmington: Glazier, 1988).

Sanders, E. P., Jewish Law from Jesus to the Mishnah (London: SCM, 1990).

—, Judaism: Practice and Belief 63BCE-66CE (Philadelphia: Trinity, 1992).

—, et al., eds., Jewish and Christian Self‑Definition: Vol. Two: Aspects of Judaism in the Greco‑Roman Period (Philadelphia: Fortress, 1981).

Schüssler Fiorenza, E., ed., Aspects of Religious Propaganda in Judaism and Early Christianity (Notre Dame Univ., 1976).

Stemberger, G., Jewish Contemporaries of Jesus: Pharisees, Sadducees, Essenes (Minneapolis: A/F, 1995).

Stone, Μ. Ε., ed., Jewish Writings of the Second Temple Period (Compendium Rerum Iudaicarum ad Novum Testamentum, 2.2; Philadelphia: Fortress, 1984).

Urbach, Ε. Ε., The Sages: Their Concepts and Beliefs (2 vols.; Cambridge, MA: Harvard Univ., 1979).

Кумранские тексты

Cross, F. M., Jr., The Ancient Library of Qumran and Modem Biblical Studies (rev. ed.; Minneapolis: A/F, 1995).

Fitzmyer, J. Α., The Dead Sea Scrolls: Major Publications and Tools for Study (SBLRBS 20, Atlanta: Scholars, 1990).

—, Responses to 101 Questions on the Dead Sea Scrolls (New York: Paulist, 1992). Очень полезное издание, в противовес сенсационной ерунде.

-,"The Dead Sea Scrolls and Early Christianity,"TD 42 (1995), 303–319.

Garcia Martinez, E, The Dead Sea Scrolh Translated (Leiden: Brill, 1994).

—, and J. Trebolle Barrera, Tile People of the Dead Sea Scrolls: Their Writings, Beliefs, and

Practices (Leiden: Brill, 1995).

—, and D. W. Parry, A Bibliography of the Finds in the Desert of Judah, 1970–1995 (Leiden:

Brill, 1996).

Jongeling, В., Λ Classified Bibliography of the Finds in the Desert of Judah, 1958–1969 (Leiden: Brill, 1971).

VanderKam, J. C., The Dead Sea Scrolls Today (Grand Rapids: Eerdmans, 1994).

Vermes, G., The Dead Sea Scrolls in English (4th ed.; London: Penguin, 1995). Удобный справочник, хотя нумеруется только каждая пятая строка, так что иногда трудно найти нужную сноску.

—, The Complete Dead Sea Scrolls in English (New York: Allen Lane/Penguin, 1997).

Греко–римские религии и философии

Bell, LH., Cults and Creeds in Graeco‑Roman Egypt (Liverpool Univ., 1953).

Benko, S., Pagan Rome and the Early Christians (Bloomington: Indiana Univ., 1984).

Burkert, W., Greek Religion (Cambridge, MA: Harvard, 1985).

Downing, EG., Cynics and Christian Crigins (Edinburgh: Clark, 1992).

Finegan, J., Myth 8c Mystery: An Introduction to the Pagan Religions of the Biblical World (Grand Rapids: Baker, 1989).

Grant, EC, ed., Hellenistic Religions: The Age of Syncretism (NewYork: Liberal Arts. 1953). Перевод текстов по религии, религиозным культам, философии.

—, Ancient Roman Religion (New York: Liberal Arts, 1957). Перевод текстов.

Koester, Η., Introduction, vol. 1. Очень информативно.

Long, A. A., Hellenistic Philosophy (London: Duckworth, 1986).

Malherbe, A. J.,"The Cultural Context of the New Testament: The Greco‑Roman World,"NInterpB 8.12–26.

—, Paul and the Popular Philosophies (Minneapolis: Augsburg, 1989).

Roetzel, C. J., The World That Shaped the New Testament (Atlanta: Knox, 1985).

Rose, H. R., Religion in Greece and Rome (New York: Harper & Row, 1959). Классический труд.

Филон Александрийский

Loeb Classical Library: Десять томов (оригинальный текст плюс перевод).

Yonge, CD., The Worlds of Philo (new ed.; Peabody, MA: Hendrickson, 1993). Удобное однотомное издание всех сочинений Филона.

Barraclough, R.,"Philo's Politics,"ANRW 11.21.1 (1984), 417–553.

Borgen, P.,"Philo of Alexandria: A Critical and Synthetical Survey of Research since World War II,"ANRW 11.21.1 (1984), 98–154.

-,"Philo of Alexandria,"ABD 5.333–342.

-,"Philo's Writings,"Philo John and Paul (Atlanta; Scholars, 1987), 7–16.

Goodenough, E. R., An Introduction b Philo Judaeus (2d ed.; Lanham, MD: University Press of America, 1986; reprint of 1962 ed.).

Mendelson, Α., Philo's Jewish Identity (Atlanta: Scholars, 1988).

Radice, R., and D. T. Runia, Philo of Alexandria: An Annotated Bibliography 1937–1986 (Supplements to VC 8; Leiden: Brill, 1988).

Sandmel, S., Philo of Alexandria (Oxford Univ., 1979).

Terian, Α.,"Had the Works of Philo Been Newly Discovered,"BA 57 (1994), 86–97.

Wolfson, H. A., Philo: Foundations of Religious Philosophy in Judaism (2 vols.; Cambridge, MA: Harvard, 1947). Классический труд.

Гностицизм

Foerster, W, Gnosis (2 vols.; Oxford: Clarendon, 1972–1974). Перевод избранных свидетельств из патристической литературы и гностических текстов.

Layton, В., The Gnostic Scriptures (Garden City, NY: Doubleday, 1987). Перевод избранных свидетельств из патристической литературы, документов Наг–Хаммади и других текстов с полезной вспомогательной информацией.

Robinson, J. M., The Nag Hammadi Library (3d ed.; San Francisco: Harper 8c Row, 1988). Перевод всего собрания.

Evans, С. Α., et al., Nag Hammadi Texts and the Bible: a Synopsis and Index (Leiden: Brill, 1993).

Franzmann, M. Jesus in the Nag Hammadi Writings (Edinburgh: Clark, 1996).

Hedrick, C. W., and R. Hodgson, Nag Hammadi, Gnosticism, and Early Christianity (Peabody, MA: Hendrickson, 1986).

Jonas, H., The Gnostic Religion (2d ed.; Boston: Beacon, 1963). Классический труд.

Logan, Α. H. В., Gnostic Truth and Christian Heresy (Edinburgh: Clark, 1995).

—, and A. J. M. Wedderburn, The New Testament and Gnosis (R. M. Wilson Festschrift; Edinburgh: Clark, 1983).

MacRae, G. W., Studies in the New Testament and Gnosticism (Wilmington: Glazier, 1987)

Pagels, E. H., The Gnostic Gospels (New York: Random House, 1979).

Perkins, P., The Gnostic Dialogue: The Early Church and the Crisis of Gnosticism (New York: Paulist. 1980).

—, Gnosticism and the New Testament (Minneapolis: A/F, 1993).

Rudolph, K., Gnosis: The Nature and History of Gnosticism (San Francisco: Harper & Row, 1983).

-,"Gnosticism,"ABD 2.1033–1040.

Scholer, D. M., ed., Nag Hammadi Bibliography. 1970–1994 (Leiden: Brill, 1996).

—, Studies in Early Christianity. Vol. 5: Gnosticism in the Early Church (New York: Garland, 1993).

Wilson, R. M., Gnosis and the New Testament (Philadelphia: Fortress, 1968).

Yamauchi, E., Pre‑Christian Gnosticism (2d ed.; Grand Rapids: Eerdmans. 1983).