Въ домѣ коммерціи совѣтника

ХІІІ.

Въ сѣняхъ было уже темно, только изъ кухни мелькали послѣдніе отблески заходящаго солнца. Тетушка Діаконусъ стояла тамъ у окна и мыла чайную посуду; она ласково кивнула Кети, выраженіе ея лица было спокойно, ее не тревожило ни малѣйшіе предчувствіе о томъ, что происходило за дверью. Молодая дѣвушка вздрогнула и пробѣжала прямо въ садъ.

На дворѣ было очень свѣжо, сильный вѣтеръ съ визгомъ дулъ съ рѣчки прямо ей въ лицо и грудь, прикрытую только легкимъ, шелковымъ платьемъ.

Но Кети съ жадностью вдыхала въ себя этотъ свѣжій воздухъ, и впечатлительная натура была сильно потрясена чужимъ горемъ; кровь кипѣла въ ея жилахъ отъ внутренняго негодованія и жгучимъ пламенемъ разливалась по ея мужественному лицу.

Она пережила тяжелыя минуты, какая непріятная сцена между двумя близкими лицами! А виновницей всему была ея сестра. Только пустое кокетство и тщеславіе могутъ позволять женщинѣ такъ необдуманно играть съ святымъ чувствомъ другаго и такъ легко разрывать, надѣтыя на себя священныя узы.

Впрочемъ сегодня Флора ошиблась въ разсчетѣ, она встрѣтила твердое сопротивленіе тамъ, гдѣ, по своему мнѣнію, думала найти слабое, мягкое сердце, съ которымъ ей не трудно будетъ справиться. Но что онъ выиграетъ своей энергіею, ему все таки придется уступить.

Кети медленно взошла на мостъ и, перегнувшись черезъ перила, заглянула въ глубь.

Зеленоватая вода пѣнистыми волнами протекала подъ ея ногами, съ шумомъ унося за собою вѣтви и сучья деревьевъ, попадавшіеся ей на дорогѣ, а спокойный, блѣдный мѣсяцъ ложился серебряной полосой на поверхности разъяренной воды, какъ бы желая успокоить ее своимъ присутствіемъ. Неужели такая-же буря клокотала въ сердцѣ человѣка? Неужели любовь не ослабѣвала, при видѣ, что ея идеалъ разбивался въ дребезги? Нѣтъ, она могла убѣдиться въ этомъ собственными глазами.

Какую страсть, какую силу заключала въ себѣ любовь! Тетушка Діаконусъ еще недавно разсказывала, какъ однажды подъ тою-же кровлею молодая вдова перенесла всѣ степени горя и отчаянія. А теперь, послѣ столькихъ лѣтъ, на томъ же мѣстѣ происходила новая сердечная борьба. Страхъ объялъ душу молодой дѣвушки, она припомнила слова Генріэтты: – Кто видѣлъ Флору любящею, тотъ пойметъ, что мужчина скорѣе согласится погибнуть, чѣмъ отказаться отъ нея! – Дрожь пробѣгала по членамъ Кети и она сново побѣжала назадъ въ садъ.

Стемнѣло; красивый, зеленый лѣсъ тянулся теперь черной мрачной полосой, вспаханная земля казалась пустыней, на крышѣ домика трещали флюгера, а вѣтви серебристаго тополя и молодыхъ елей съ шумомъ ударялись о заборъ.

Кети робко обогнула уголъ дома; изъ окна комнаты, гдѣ лежала Генріэтта свѣтился слабый огонь ночника, а въ слѣдующемъ окнѣ стоялъ докторъ, борьба все еще продолжалась, онъ попрежнему стоялъ гордо, непреклонно, съ поднятою рукою, точно онъ требовалъ молчанія. Что она могла сказать ему въ эту минуту, неужели она опять необдуманно коснулась до его докторскаго призванія?

Бѣдная дѣвушка чувствовала, какъ зубы ея стучали отъ внутренней тревоги, кромѣ того ею овладѣлъ сильный гнѣвъ, такъ что была минута, когда она желала вмѣшаться въ разговоръ и силою принудить вѣроломную сестру къ исполненію своего долга. Какая мысль! Но что сказалъ-бы онъ на это самовольное вмѣшательство? А если онъ также холодно отстранитъ это третье лицо, какъ недавно сдѣлалъ съ непрошенными голубыми цвѣтами? – Тогда останется только живой сойти въ могилу.

Кети пошла дальше, холодная дрожь потрясала ея тѣло, и несмотря на крѣпкое сложеніе, ясный, свѣтлый умъ и здоровые нервы, она ощущала необъяснимый страхъ, какъ бы боясь одиночества и зловѣщаго шума рѣчныхъ волнъ.

Она видѣла, какъ передъ кухоннымъ окномъ сидѣла тетушка и чистила зелень на завтрашній обѣдъ – рѣзкій контрастъ съ возмутительною сценою въ спальнѣ больной! Безмятежное спокойствіе этой картины невольно манило къ себѣ молодую дѣвушку, но она не смѣла подойти, зная, что не съумѣетъ скрыть своего волненія и возбужденнаго состоянія отъ ласковыхъ глазъ старушки.

Входная дверь была еще растворена, Кети тихонько пробралась черезъ темныя сѣни и вошла въ комнату тетушки. Она надѣялась, что въ этой уютной, теплой комнаткѣ волненіе ея успокоится и потому сѣла въ кресло возлѣ рабочаго столика, окруженнаго высокими лавровыми деревьями, нарцисами, фіялками и ландышами, распространяющими чудный ароматъ по всей комнатѣ; хорошенькая канарейка, собравшаяся уже на покой, сново встрепенулась и съ пискомъ скакала по своимъ жердочкамъ. Кети чувствовала теперь, что была не одна, но волненіе ея не уменьшалось, мрачныя мысли тревожили ея возбужденную головку.

Черезъ нѣсколько минутъ въ комнату вошла тетушка, чтобы по обыкновенію поставить зажженную лампу на рабочій столъ доктора; затѣмъ она заперла ставни, опустила сторы, помѣшала горячіе уголья въ печкѣ и снова вышла не замѣтивъ молодой дѣвушки, притаившейся за высокими растеніями. Ея тихіе шаги едва замерли за дверью, какъ въ корридорѣ раздались громкіе мужскіе шаги и въ комнату вошелъ докторъ.

Онъ на минуту остановился на порогѣ и съ глубокимъ вздохомъ провелъ рукою по лбу; Брукъ, конечно, не могъ подозрѣвать, что въ комнатѣ сидитъ молодая дѣвушка, въ смертельномъ страхѣ прижавшаяся теперь къ холодной каменной стѣнѣ. Чѣмъ кончилась борьба? Что происходитъ теперь въ его осиротѣвшемъ сердцѣ?

Онъ быстро прошелъ чрезъ комнату и приблизился къ своему письменному столу. Тихонько привставъ, Кети могла его видѣть, тѣмъ болѣе что свѣтъ отъ лампы ярко освѣщалъ его серіозный профиль. Щеки и лобъ сильно горѣли, глаза были красны, какъ будто послѣ утомительной прогулки во время полуденнаго зноя. Да и правду сказать, тяжела была дорога, только что пройденная имъ, сколько разбитыхъ иллюзій и надеждъ! А впереди – одно грустное одиночество и безцѣльная жизнь!

Стоя у стола, докторъ поспѣшно написалъ нѣсколько словъ на почтовой бумаги, вложилъ ее въ конвертъ, и съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ надписалъ адрессъ.

Кому это письмо? Что могло занимать его мысли въ такую минуту? По всей вѣроятности онъ писалъ Флорѣ, можетъ быть даже прощался съ нею на вѣки.

Окончивъ съ письмомъ, Брукъ налилъ изъ графина воды въ бѣленькій стаканчикъ, отперъ шкафчикъ письменнаго стола, досталъ оттуда небольшую скляночку, поднялъ ее и пять чистыхъ безцвѣтныхъ капель упали въ стаканъ.

Кети стояла какъ окаменѣлая и чувствовала какъ сердце ея перестало биться, при видѣ-же роковыхъ капель она мгновенно очутилась возлѣ доктора и положила лѣвую руку на его плечо; потомъ выхватила у него стаканъ, который онъ намѣревался поднести къ губамъ и поставила на столъ.

Ни однаго звука не могла она произнести при этомъ, но въ ея карихъ глазахъ отражались страхъ, горе и безконечное состраданіе. Взглянувъ на доктора и встрѣтивъ его вопросительный взглядъ, она чуть не упала на колѣни отъ стыда. Прошептавъ нѣсколько безсвязныхъ фразъ, Кети закрыла лицо обѣими руками и заплакала.

Теперь Брукъ все понялъ. Поставивъ стаканъ далеко отъ себя, онъ взялъ ея руки и притянулъ ихъ къ себѣ.

– Кети, дорогая Кети! – сказалъ онъ, ласково заглядывая въ лицо, орошенное слезами. Въ эту минуту прекрасная молодая дѣвушка, являлась совершенно такою, какою дѣйствительно была, невольно выказывая свое безпорочное сердце и безпомощный страхъ передъ неожиданнымъ оборотомъ дѣла.

Она поспѣшно высвободила свои руки и отерла слезы носовымъ платкомъ.

– Я, кажется, оскорбила васъ, докторъ, – сказала она, едва удерживая рыданія; – я поступила очень необдуманно и боюсь, что вы не простите мнѣ моей выходки, я сама не понимаю, почему эта сумасбродная мысль пришла мнѣ въ голову. Не судите меня слишкомъ строго. То, что я сегодня испытала, потрясло весь мой крѣпкій организмъ.

Онъ мелькомъ посмотрѣлъ на нее, и на губахъ его мелькнула та задушевная улыбка, которую такъ любила Кети.

– Вы ничѣмъ не оскорбили меня, – сказалъ Брукъ успокоительнымъ тономъ, – и осуждать васъ было-бы несправедливо и грѣшно. Почему вы пришли къ такому заключенію – я не знаю и не хочу даже поднимать этого вопроса. Могу сказать только, что эта сцена будетъ мнѣ вѣчно памятна. А теперь позвольте успокоить ваши нервы. – Съ этими словами онъ взялъ стаканъ и поднесъ къ ея губамъ. – Въ этомъ напиткѣ я не искалъ того успокоенія, о которомъ вы думали. Я былъ слишкомъ вспыльчивъ и раздражителенъ, и никогда не простилъ бы себѣ этого, если-бъ не долженъ былъ сознаться, что у меня тоже есть кровь и нервы, которые часто борятся съ силою воли. Нѣсколько капель этого лекарства, – онъ указалъ на скляночку, – достаточно что-бъ успокоить возбужденные нервы.

Кети спокойно взяла изъ его рукъ поданный ей стаканъ и выпила все до послѣдней капли.

– А теперь, я въ свою очередь долженъ просить у васъ прощенія за ту возмутительную сцену, при которой вы невольно присутствовали, – сказалъ онъ серьезно. – Вся вина лежитъ на мнѣ, такъ какъ въ моей власти было кончить ее нѣсколькими, во время сказанными, словами. Многіе изъ моихъ собратовъ полагаютъ, что мною одолѣла глупая спѣсь, потому что я не люблю много говорить и кричать, какъ они; но это молчаніе сильно вредитъ мнѣ, такъ какъ люди принимаютъ его за недостатокъ здраваго сужденія. Можетъ быть, придетъ время, когда они иначе будутъ думать обо мнѣ.

Бруку еще не удалось вполнѣ овладѣть собою, кровь не переставала бушевать въ его жилахъ; а созданіе, вызвавшее эту бурю, спокойно смотрѣло со стѣны и какъ нарочно ласково и кротко улыбалась, тогда какъ въ дѣйствительности походила на разъяренную фурію. А между тѣмъ онъ все таки не хотѣлъ возвратить ей свободу и Кети не знала, чѣмъ кончилась ихъ распря. Въ настоящую минуту ей пришла въ голову мысль, что ей невозможно оставаться долѣе въ его комнатѣ.

Докторъ замѣтилъ ея взглядъ, брошенный на портретъ, и видѣлъ, что она собирается уходить.

– Да, идите съ Богомъ, – сказалъ онъ. – Горничная Генріэтты уже начала свое дежурство возлѣ больной. Состояніе вашей сестры нѣсколько улучшилось, такъ что вы можете спокойно возвратиться въ виллу, гдѣ президентша ждетъ васъ къ чаю. Даю вамъ честное слово, что буду зорко слѣдить за вашей дорогой больной. А теперь дайте мнѣ вашу руку и обѣщайте не произносить надо мною слишкомъ строгаго приговора. Еще нѣсколько дней и она иначе будетъ думать обо мнѣ, – сказалъ онъ, указывая на портретъ Флоры. – Это заставляетъ меня оставаться непреклоннымъ; я не хочу, что-бъ меня потомъ упрекала, будто я воспользовался первымъ благопріятнымъ случаемъ и извлекъ себѣ выгоду.

Кети посмотрѣла на него съ удивленіемъ, а онъ многозначительно кивнулъ головой, точно хотѣлъ еще разъ подтвердить свои слова.

– Прощайте, покойной ночи! – продолжалъ онъ и, слегка пожавъ ея руку, отошелъ къ письменному столу въ то время, какъ она направлялась къ двери. Обернувшись еще разъ, Кети увидѣла, какъ докторъ поднесъ къ губамъ пустой стаканъ, но онъ въ ту-же минуту выскользнулъ изъ его рукъ, упалъ на полъ и разлетѣлся въ мелкія дребезги.

Между тѣмъ Флора стояла въ спальнѣ больной, совсѣмъ одѣтая съ тѣмъ, что бы вернуться домой; она даже дрожала отъ нервнаго нетерпѣнія.

– Гдѣ ты пропадаешь, Кети? – вскричала она грозно. – Бабушка ждетъ насъ, ты будешь виновна, если она сдѣлаетъ намъ выговоръ…

Кети ничего не отвѣчала; она надѣла шаль, принесенную ей горничной и подошла къ постели, Генріэтта тихо спала; красныя пятна на ея щекахъ значительно поблѣднѣли. Молодая дѣвушка осторожно поцѣловала узенькую ручку больной сестры и поспѣшила за вышедшей Флорою.

Въ сѣняхъ горѣла маленькая, оловянная лампа, и лакей, пришедшій изъ виллы вмѣстѣ съ горничной, молча ходилъ взадъ и впередъ, въ ожиданіи барышень. Почти въ одно время съ Флорою и Кети въ сѣни вышелъ также докторъ. Онъ передалъ лакею записку, съ порученіемъ отнести ее одному молодому врачу, жившему въ городѣ.

Флора гордо прошла мимо него и скрылась въ густомъ мракѣ, а Кети зашла въ кухню, что-бы проститься съ тетушкою, которая печально покачала головою, узнавъ, что „прекрасная невѣста“ только что ушла, не удостоивъ ее своимъ поклономъ.

Въ саду Флора остановилась и отослала лакея впередъ. Блѣдный свѣтъ, падавшій на нее изъ отворенной двери, слабо озарялъ ея лицо, казавшееся такимъ озлобленнымъ, какъ будто на губахъ дрожало проклятіе. Взоръ ея скользнулъ съ насмѣшкою и презрѣніемъ по красному кирпичному полу, по бѣлымъ, голымъ стѣнамъ, и перенесся на наружный фронтонъ, точно она еще разъ хотѣла осмотрѣть это ненавистное строеніе.

– Да, это совершенно въ моемъ вкусѣ – хижина и любящее сердце! – прошептала она съ ироніей. – Мужъ безъ должности и славы, ветхая лачуга среди поля и однообразная жизнь втроемъ, для которой достаточно было-бы скудныхъ процентовъ съ моего капитала. Сегодня въ первый разъ я испытала чувство униженія, меня точно сбросили съ пьедестала, на которомъ я стояла, возведенная моимъ происхожденіемъ, хорошимъ знакомствомъ и собственнымъ умственнымъ дарованіемъ. Желаю отъ всего сердца, что-бъ болѣзнь Генріэтты не приняла худшаго оборота. Иначе я не могла бы проститься съ нею, такъ какъ никогда не ступлю больше за порогъ этого дома. Мнѣ кажется, что никогда дѣвушку не обманывали такъ жестоко. Я сама виновата, что такъ слѣпо и безгранично увлеклась обстоятельствами.

Флора поспѣшно вошла на мостъ и остановилась, бросивъ взглядъ на бушующія волны, освѣщенные серебристой луной; сильный порывъ вѣтра дулъ ей прямо въ лицо, рвалъ ея платья и, сорвавъ съ ея головы атласный капоръ, игралъ распустившимися волосами, поднимая ихъ высоко надъ бѣлымъ гордымъ лбомъ.

– Онъ не хочетъ возвратить мнѣ свободу, не смотря на мои доводы, на мое сопротивленіе, – сказала она, обращаясь къ Кети, слѣдовавшей теперь за нею. – Ты присутствовала при нашемъ разговорѣ и можешь согласиться со мною, что Брукъ поступаетъ безчестно, какъ безсердечный торгашъ, который, во что бы то ни стало настаиваетъ на выполненіи невозможнаго контракта. Пускай онъ думаетъ сколько хочетъ о своемъ мнимомъ правѣ, но я все таки считаю себя свободною.

Съ этими словами Флора сняла съ пальца обручальное кольцо и бросила его въ бушующія волны.

– Флора, что ты дѣлаешь! – вскричала Кети, перегибаясь черезъ перила, какъ бы желая поймать кольцо, но волны моментально потопили его; молодая дѣвушка вздрогнула и закрыла лицо руками.

– Какъ ты глупа; чего-же ты испугалась? Можно подумать что я сама упала въ воду! – проговорила Флора, насмѣшливо улыбаясь. – Можетъ быть другія слабыя женщины и сдѣлали бы это, но я довольствуюсь и тѣмъ, что сбрасываю съ себя послѣднее звено ненавистной для меня цѣпи. Это простенькое колечко давило меня, какъ желѣзо; теперь оно свободно можетъ ржавить, а я начну новую жизнь.

Да, она настояла на своемъ и стряхнула съ себя бремя. Мысль о ненавистномъ бракѣ исчезла и уступила мѣсто столь давно желаемой славѣ.

Флора бросилась съ моста, точно онъ горѣлъ подъ ея ногами; Кети молча послѣдовала за нею. Въ душѣ молодой дѣвушки бушевала сильная буря; то ясное, здравое сужденіе, съ какимъ она прежде относилась къ людямъ, помрачилось, мысли ея путались и она терялась между правдою и ложью. Ея прекрасная сестра, это олицетвореніе несправедливости и своеволія, дѣйствовала съ такою увѣренностью, точно она не смѣла поступить иначе. Казалось, Флора была вполнѣ убѣждена, что можетъ свободно отказаться отъ даннаго слова и принятыхъ на себя обязательствъ.

Въ передней виллы сестеръ встрѣтилъ лакей и объявилъ имъ, что у президентши гости, собравшіеся вокругъ чайнаго стола.

– Отлично! – сказала Флора, – въ такомъ случаѣ я пройду прямо въ свою комнату, я не въ такомъ настроеніи, что-бъ разговаривать съ придворными старухами, у которыхъ всѣ карманы набиты сплетнями.

Кети вошла на полчаса въ залу, но извинилась нездоровьемъ, такъ какъ сердце ея сильно билось и кровь бросалась въ голову, точно передъ началомъ какой нибудь болѣзни.