Утро следующего дня город встречал с тревогой. Он и раньше был знаком с гортанными командами оккупантов, раздирающими душу свистками патрулей, стрельбой… Каждый день по узким улочкам маршировали солдаты. Прошедшая ночь мало чем отличалась от других, В какой-то мере она была даже спокойнее: всего один выстрел. Но люди были встревожены куда больше, чем в предыдущие дни.
Черный пароход у берега — вот что взбудоражило всех. Как и вчера, мужчины и женщины собирались отдельными группками и обсуждали эту новость.
— Говорят, что итальянцы собираются увезти приютских детей, — повторяли одни уже всем известную новость.
— Что-то не верится, — сомневались другие.
— Почему не верится? — начинался спор.
— Да зачем они им нужны? Какой прок в детях?
— Верно! Одни расходы.
— Но ведь не ради же прогулки пришел этот пароход?
— А может быть, они привезли очередную партию оружия для своих солдат?
На одной из вытоптанных площадок крутился Агрон. Его мало интересовали все эти разговоры. Он и так все знает. Во всяком случае, он так считал. Агрон уже бегал к Триму — надо же ему рассказать о ночном происшествии, о пуле карабинера, которая просвистела над самым ухом. Впрочем, лучше об этом помолчать — ведь Трим не разрешает зря рисковать. Трима дома не оказалось, и теперь Агрон надеялся встретить его в городе.
Сегодня пароход не казался мальчику таким огромным и страшным, как вчера вечером. Наверно, оттого, что уже все известно подполью о замыслах фашистов, связанных с этим пароходом.
На море появилось несколько военных катеров. Они стремительно резали волны, оставляя за собой белый шлейф пены и брызг.
Это удивительно, но и катера сегодня как будто уменьшились. «Что-то странное сегодня происходит с вещами», — думал Агрон.
Внезапно мысли мальчика прервал топот ног. Из узкой улочки показался военный патруль: каски, надвинутые по самые глаза, придавали лицам солдат свирепое выражение. Громко чеканя шаг, они шли строем, поднимая клубы пыли.
«Что они здесь потеряли?» — с ненавистью подумал Агрон и на всякий случай смешался с толпой.
И тут он увидел Трима: тот с независимым видом шел по улице прямо навстречу патрулю! На плечах небрежно накинута старая военная куртка, а в руке удочки.
Агрон был чрезвычайно удивлен: «Нашел время для рыбалки!» Он стал проталкиваться навстречу Триму. Они были совсем рядом, но тут патруль разделил их. Солдаты прошли, пыль рассеялась.
— Агрон! — позвал Трим и сам быстро подошел к мальчику.
Агрон хмурился: все-таки он не мог понять поведения своего старшего друга — гуляет, идет ловить рыбу! Или его уже не интересует судьба приютских ребят?..
— Как насчет рыбалки? Или будешь гонять мяч? — пошутил Трим, разглядев пасмурное лицо мальчика.
Нет, положительно с Тримом что-то случилось! У Агрона от обиды слезы навернулись на глаза.
— Что с тобой? — встревожился Трим. — Ты не заболел?
— Я-то здоров!.. А ты? — Агрон начал заикаться от волнения. — Как ты можешь идти на рыбалку, когда они… в опасности?
Только сейчас Трим понял, почему мальчик выглядел таким странным.
— Отойдем в сторону и спокойно поговорим, — сказал Трим.
Они устроились на скамейке под густой акацией, и Агрон все рассказал о ночных событиях, ничего не утаив.
Трим внимательно слушал.
— Что же, молодец! — неожиданно сказал он.
Лицо Агрона просияло.
— И все-таки был в твоем ночном посещении приюта излишний риск.
— Но они так ждали! Разве можно было не прийти? — пытался оправдаться Агрон.
— В обед получишь письмо, — после небольшого раздумья сказал Трим. — Его нужно доставить в одно место. Согласен?
Как давно Агрон мечтал о такой вот минуте! Он вскочил, сказал:
— Я доставлю его прямо сейчас. Куда хочешь доставлю!
— Всему свое время, — строго сказал Трим. — Письмо получишь в обед. Жди меня здесь. Тогда и адрес узнаешь, куда нести письмо.
Трим поднялся, пригладил рукой густые волосы, сказал тихо:
— А мне нужно к морю.
— На рыбалку? — спросил Агрон.
Трим улыбнулся:
— Считай что так.
В это утро директор приюта поднялся непривычно рано. Он тщательно оделся и медленно вошел в свой кабинет. Работать не хотелось. Если бы не телефонный звонок, который неожиданно нарушил тишину, он вряд ли бы вообще подошел к столу.
Но телефон продолжал трезвонить.
Директор поднял трубку:
— Да-да.
— Доброе утро, господин директор! — послышался энергичный голос капитана. — Так вот, мой дорогой… Теперь я уже не сомневаюсь, что ваши воспитанники связаны с городом. Да-да! И не исключено, что связь эта ведет к коммунистическому подполью. Нам бы не помешало ухватить эту ниточку. Если она существует, естественно. Есть, господин директор, один план… Вы, конечно, знаете, что с вашим надзирателем Джовани я в самых дружеских отношениях?
— Разумеется, господин капитан.
— Прекрасно! А теперь слушайте меня внимательно…
Директор слушал долго, согласно кивал головой, будто капитан карабинеров мог его увидеть.
Наконец разговор окончился, и, положив трубку, директор вызвал к себе надзирателя Джовани. Беседа их была короткой — Джовани был уже в курсе дела.
«И когда они успели переговорить? — удивлялся директор, с удовольствием растянувшись в кресле: — Эх, если бы только все удалось! — подумал он. — Глядишь, и мне награда».
В это время Джовани медленно спускался по лестнице. Неслышно, как кот, он приблизился к группе детей. На этот раз надзиратель не ругался, мешая итальянские и албанские слова, не кричал: «Что за сборище?» Ребята рты открыли от удивления, когда он приласкал малышей и дружески улыбнулся Петриту. Подойдя к мальчику, Джовани прошептал ему что-то на ухо. Ребята смогли расслышать только последнюю фразу: «Иди. Но не задерживайся!» При этом надзиратель сунул Петриту несколько монет. Мальчик сначала заколебался. Но, поразмыслив, решился идти.
У ворот карабинер преградил ему путь.
— Это видишь? — И Петрит показал монеты. — Надзиратель Джовани послал меня за сигаретами для господина директора. Открывай ворота!
Джовани, оказывается, шел сзади Петрита. Он что-то сказал карабинеру, и тот пропустил мальчика. Ворота со скрипом открылись и быстро захлопнулись вновь.
Сердце Петрита защемило: «Что-то здесь не так». Чем больше он думал, тем больше возникало сомнений: «Определенно здесь какой-то подвох. Ведь раньше никогда не было ничего подобного. С чего это надзиратель проникся таким доверием?»
По этой улочке Петрит ходил около двух лет, и никогда она не казалась ему такой длинной и настороженной, как сегодня. Шагая мимо парикмахерской, он по привычке заглянул в окно. В большом зеркале отразилась его осунувшаяся физиономия. Он приостановился и… Что за чудеса! В зеркале мелькнул и исчез надзиратель Джовани.
«Следит, капитанская ищейка!» — выругался про себя Петрит.
Теперь все было ясно. Петрит прибавил шагу. «Он хочет знать, куда я пойду. Хорошо же! Сейчас он у меня покрутится!»
Петрит не оглядывался, но чувствовал, что надзиратель где-то рядом.
И в этот момент неожиданно из-за поворота показался Агрон. Только этого не хватало! Петрит отвернулся и быстро скользнул в магазин. Там он купил сигареты и стал ждать, когда друг пройдет мимо. Но Агрон заметил его и теперь бегом мчался в магазин: какая радость, Петрита выпустили в город!
— Петрит! Вот так встреча! — закричал он, бросаясь к другу. — Как я…
— Иди! Иди своей дорогой! — шепотом перебил Петрит.
Агрон даже рот открыл от неожиданности, И тут на углу показался запыхавшийся от бега Джовани. Петрит, не придумав ничего лучшего, закричал:
— Негодяй! Вот тебе! Вот! — и закатил Агрону оплеуху.
Агрон буквально лишился дара речи. Не иначе Петрит сошел с ума… «Ну, сейчас я ему…» В дверях магазина появился Джовани… «Где я его видел? — мелькнуло в сознании Агрона. — Что-то он мне знаком…» — И он выскочил на улицу.
А вокруг Петрита собрались покупатели, которые были в магазине: все хотели узнать, что случилось.
К мальчику протиснулся Джовани.
— Что здесь происходит? — засуетился надзиратель.
Хозяин магазина только разводил руками — он ничего не успел увидеть.
— Какой-то мальчишка украл у меня сдачу! — шмыгая носом, говорил Петрит.
— О-о-о, это ерунда! Ты не знаешь его? — участливо спросил надзиратель. — Я забыл тебе сказать, что надо купить еще две бутылки вина…
— Прошу вас, господа! — услужливо открыл дверь хозяин магазина, когда надзиратель и Петрит направились к выходу. — Все произошло так неожиданно. Всегда рад видеть вас у себя.
Агрон с удивлением наблюдал с другой стороны улицы за Петритом, который вышел из магазина с Джовани.
«Так это же надзиратель из приюта! — Агрон был полон не только обиды, но гораздо больше недоумения. — Ничего не понимаю…»
Трим поставил удочки у самых камней. Поблизости без особого интереса ловил рыбу худощавый паренек: он даже не смотрел на свою леску. Чуть поодаль на камнях скучали еще четверо таких же «рыбаков». Трим и подошел к этой группе.
— Нужно действовать быстро и решительно, — заговорил он без всякого вступления. — Городскому подполью поручается эта трудная операция.
Он взглянул на море. Все его мысли в этот момент были связаны с пароходом, неподвижно стоявшим на рейде.
— Теперь слушайте меня внимательно, — тихо сказал Трим, поглядывая на леску, которую успел закинуть в море. — Товарищам в тюрьме я сам сообщу план операции. Нам удалось подкупить одного итальянского охранника. От него наш товарищ из десятой камеры узнает о подробностях операции и, главное, о времени ее проведения. Правда, связь эта не совсем надежная. Поэтому я постараюсь найти еще один канал связи. Кое-что для этого уже сделано, Ты, — обратился он к парню, который стоял в стороне, — встретишь на перевале партизан. Главное, одновременность действий. Сигнал к бою тебе известен?
— Да!
— Ты должен доставить на место мину, — повернулся он к парню, который стоял за спиной. — Итак, решили? Время нужно уточнять через каждые три часа.
— Вот именно! — сказал отрядный связной, который ночью пробрался в город. — Нужно взять под контроль и тюрьму, и приют, и казармы карабинеров. Враг может изменить наш план. Необходимо быть готовыми к любым неожиданностям. Это мы с Тримом возьмем на себя.
Худощавый кашлянул три раза. Все смолкли и стали смотреть на закинутые в воду лески, изображая внимательных рыбаков.
Из-за скалы, треща мотором, выскочил патрульный катер. Худощавый схватил рубашку, лежавшую на одном из камней, и радостно замахал солдатам. Те высунулись из-под металлического навеса, посмотрели на «рыбаков» и ответили на приветствие.
— Мы должны предупредить планы противника на считанные минуты. В нашем распоряжении будет не более получаса, — придвинулся к Триму связной. — Капитан достаточно ловок и хитер. С ним будет не так просто.
— Может, его убрать? — спросил кто-то.
— Сейчас? — поднял брови связной. — И этим спутать все карты? Нам нужно усилить связь с товарищами в тюрьме и с приютом. Надо, Трим, подумать, как ее усилить. Перед нами две нелегкие задачи: вражеский пароход и наши друзья в тюрьме. Трим прав: главное, одновременность операции в море и на перевале. Поэтому мы должны жить и действовать по часам господина капитана. Не спрашивая его согласия, разумеется.
Все засмеялись.
— А теперь расходимся! — сказал связной партизанского отряда.
Подпольщики крепко пожали друг другу руки. Трим ушел последним. Набросив куртку на плечи, он медленно двинулся к городу. В одной руке он держал удочку, а в другой — ведерко для рыбы.
В темном холодном коридоре тюрьмы стояла глухая тишина. Кое-где мерцал слабый свет керосиновых ламп. Стены, влажные у земли, были покрыты разводами белой плесени. Местами эта плесень начинала зеленеть.
На дворе было жарко — там стоял раскаленный албанский полдень, а в коридоре тюрьмы люди дрожали от холода. Чтобы не замерзнуть, карабинеры толпились у входной двери.
— В эти дни нам достанется, — с досадой проворчал сержант. — Пришел пароход…
— Как?! Пришел пароход?! Так это же здорово! Значит, мы поедем домой?! Наконец-то! Я боюсь этих людей.
Сержант потрепал приятеля по плечу:
— Ты в себе ли, дружок? Где ты только витаешь? Заключенные… Они поедут…
— Нет! Это невозможно!
— Что ты городишь? Почему невозможно?
— Если увезут заключенных, то нас переведут в какую-нибудь посткоманду[9], и тогда…
— Не бойся! Просто тюрьма для этих бандитов стала уже тесна. Так я понимаю. Все смотрят на нас со злобой и ненавистью. Но мы их подчиним! В Италию, в концлагерь. Там порядочки другие.
— Пожалуй, ты прав, — туго соображал карабинер. — А сюда доставят новых…
Он понимал, что тюрьма переполнена, а посадить надо очень многих. Только одного он понять никак не мог: как подчинить всех этих людей? Каждый день они спускаются с гор и разбрасывают в городе листовки, сжигают склады, захватывают оружие, убивают шпионов, а когда попадают в тюрьму, поют, ни у кого не спрашивая разрешения, свои песни, от которых сотрясаются тюремные своды. Как капитан подчинит всех этих людей? Но тут он спохватился, что слишком далеко зашел даже в своих мыслях. У капитана везде агенты, а у стен есть уши. Нет-нет, лучше не думать ни о чем, а то попадешь в посткоманду. По рассказам других он знал, что там приходится очень несладко.
Карабинера вдруг охватило беспокойство. Солнце в проеме двери показалось ему чересчур красным, а коридор слишком черным. Он не знал, что делать. Сидеть снаружи или войти? Всюду враги.
Карабинер посмотрел в глубину холодного тюремного коридора. Все по-прежнему: железные двери камер с малюсенькими окошками, сырость и холод. И тут он услышал песню… «Неужели опять?» — подумал он с ужасом, и дрожь пробежала по телу. Да, сомнений не могло быть: песня началась в одной камере, ее подхватывали в других. Песня все нарастала и нарастала. Теперь казалось, что поет вся тюрьма.
В этот момент и появился в тюремном дворе капитан. Сержант и карабинер ругались, кричали. Но заключенные продолжали петь. Когда капитан вошел внутрь, темный коридор показался ему пастью раскаленного горна, а керосиновые лампы яркими углями. Он закрыл глаза и закричал, но этот крик отчаяния и страха потонул в песне. Только сержант и карабинер побледнели и застыли на месте. А песня продолжала набирать силу.
У входа появились унтер-офицер и несколько карабинеров. Увидев капитана, они вытянулись, а унтер-офицер попытался отрапортовать. Но напрасно. Капитан ничего не услышал — слова рапорта заглушала песня.
Карабинеры с руганью метались по коридору, колотили в железные двери камер, угрожали карцером, но напрасно. Песня продолжала звучать.
Унтер-офицер поставил к каждой камере по карабинеру и приказал стучать, чтобы хоть так заглушить песню.
Капитан, не выдержав всего этого, бледный, выскочил на тюремный двор. Закурил сигарету. Сделал несколько глубоких затяжек и отшвырнул ее в сторону. Но тут же пожалел: не хотелось, чтобы подчиненные видели его в таком волнении и страхе. Капитан попытался улыбнуться.
— Пусть поют сегодня! — небрежно бросил он.
Унтер-офицер не поверил своим ушам. Он ждал упреков, ругани и даже наказания.
Эти слова окончательно сбили бедного унтера с толку. Он не ожидал столь неожиданного перехода и теперь стоял, раскрыв рот. Наконец унтер-офицер пришел в себя и даже что-то пролепетал в ответ.
— Послушайте! — подошел к нему капитан.
— Да, господин капитан!
— Когда придут машины, чтобы не было никакого шума! Никто не должен ни о чем даже догадываться. Понимаете? Только я и вы знаем об этом. Пока…
— Слушаюсь, господин капитан.
— Иначе…
— Как прикажете, господин капитан.
— Не забудь поставить побольше часовых у приюта. И чтобы сюда никто не проник в этот день! Понял? Никто!
Капитан повернулся к унтеру спиной, не желая больше слушать эти «слушаюсь» и «как прикажете».
Бросив взгляд на пароход, он опять забеспокоился: «Только бы все удалось. Тогда повышение, награды и, может быть, перевод в Рим…»
Капитан ускорил шаг. Но время… Как медленно тянется время! Оно будто остановилось.
Для Агрона в этот день время тоже как будто остановилось. Утренняя встреча с Петритом не выходила из головы. Прошло уже много времени, а щека все еще горела.
Трима на условленном месте пока не было, наверное, не вернулся с рыбалки. Агрон посидел на камне у дороги, а потом спустился к морю, где ребята гоняли мяч.
— Куда ты запропастился? — появилась перед ним Дрита. — Я тебя весь день ищу.
— Я ждал Трима. Он… — вяло оправдывался Агрон. Взгляд его был устремлен вверх, на дорогу, которая шла от моря.
— Я тебя для этого и ищу. На, возьми! — и она протянула листок бумаги, сложенный вчетверо и прошитый по углам ниткой.
— Нужно сегодня же доставить в тюрьму! — пояснила девочка.
— В тюрьму? Кто меня туда пустит?!
Дрита лукаво улыбнулась:
— Ты что, струсил?
— Я? — Агрон даже кулаки сжал.
— Ладно, успокойся, — смилостивилась Дрита. — Я знаю, что ты не трус. Это письмо кому нужно доставит в тюрьму кузнец. Трим поручил нам передать письмо ему. А уж он знает, как быть дальше. Только с этими разговорами мы и к кузнецу опоздаем.
— Побежали быстрее, — заспешил Агрон.
— Трим говорил, — уже на бегу тараторила Дрита, — чтобы мы были осторожны.
Они уже не могли бежать — дорога поднималась в гору. До кузнечной слободки было совсем близко. Шли молча. Каждый думал о своем. Полуденная жара усиливалась. Кое-где на окнах магазинов стали опускать жалюзи. Рассыльные мальчики обильно поливали водой мостовую перед витринами.
Из небольшой кофейни доносились крики игроков в трик-трак, голоса болельщиков, смех.
На повороте показалась повозка. Лошадь, которая была запряжена в нее, блестела от пота, еле передвигала ноги; глухо постукивали подковы по булыжникам мостовой. Завидев повозку, рассыльные мальчишки бросились в свои магазины. Через минуту они появились с ведрами мусора и отходов. Возница без устали щелкал кнутом, оповещая всех о своем прибытии.
Издалека доносился однообразный перезвон кузнечных молотов. По мере приближения эти металлические звуки становились все более громкими и отчетливыми.
Мостовая кончилась, и босые ноги ребят по щиколотку увязли в мягкой и теплой пыли — началась улица кузнечной слободки.
— Вон там, за углом, его дом, — сказал Агрон.
Они вошли в ворота с жестяной выгоревшей вывеской сверху, нырнули в узкий проход между двух стен и наконец выбрались в небольшой дворик. Сбоку прилепился приземистый дом, добротный, крепкий.
— Вроде никого.
— Не может быть?! — удивился Агрон.
Какое-то время они походили вокруг кузницы, но напрасно. Ее хозяин так и не появился.
— Что же делать?
— Трим ничего не сказал.
— А что, если самим пойти в тюрьму? — предложил Агрон.
— Скажешь тоже. Стены там знаешь какие высокие. Да еще сверху колючая проволока. У ворот стража.
— Трим точно ничего больше не говорил?
Дрита задумалась, смешно сморщив нос и потирая висок, будто искала решение какой-то очень трудной задачи.
— У-у-у! Чуть не забыла, — хлопнула она себя по лбу. — Он сказал… Он мне велел сказать кузнецу…
— Ты можешь быстрее? — рассердился Агрон.
— Это письмо кузнец должен передать заключенному из десятого окна, — выпалила Дрита.
— Так бы и говорила сразу! — обрадовался Агрон. — Идем быстрее!
У ворот тюрьмы друзья остановились.
— Значит, из десятого окна? — переспросил Агрон.
— Да, начиная от ворот.
— Высоко. Без рогатки не обойтись, — сказал Агрон, прикидывая расстояние до десятого окна. — Здесь поблизости живет мой приятель — Селё. Он хороший парень. Может, он чем поможет?
Друзья отправились на одну из глухих улиц неподалеку от тюрьмы. Пройдя несколько дворов, они вышли к маленькому домишку. Кругом не было ни души.
Неожиданно с громким лаем к ним подскочила маленькая собачонка. Агрон попытался ее приласкать.
Во двор выбежал мальчик, радостно улыбаясь.
— Селё, нам нужна рогатка, — обратился к нему Агрон, ничего не объясняя. — Есть у тебя?
Селё явно не ожидал такого вопроса. Он топтался растерянно, не зная, что сказать.
— Мне нужно для дела. Понимаешь? Для очень важного дела, — настаивал Агрон.
Дрита улыбнулась и хотела что-то добавить, но… Селё направился к дому. Через минуту он вышел с рогаткой в руке:
— Возьмите, я дарю вам это оружие, — серьезно сказал он.
Селё слышал, что в других городах, где улицы освещаются электричеством, юные мстители часто используют рогатки для стрельбы по лампочкам у итальянской комендатуры и солдатских казарм. Поэтому он и назвал ее «оружием».
— Возьмите и меня с собой, — попросил Селё.
Агрон взглянул на Дриту, будто спрашивая: «Ну что, возьмем его с собой?»
Дрита улыбнулась.
— Тут вот какое дело, — обратился он к Селё. — Необходимо забросить в тюрьму одно важное письмо. По-моему, это можно сделать с помощью рогатки. Как думаешь, сумеем?
Селё неуверенно пожал плечами:
— Но, если…
— Что если? — прервала его Дрита.
— Пойдем, посмотрим на месте, — предложил Селё.
Все вместе они снова отправились к тюрьме.
— Давайте отсюда. Здесь нас никто не увидит, — остановил их Селё возле стены, которая отделяла сады от тюремной дороги. — Которое окно?
— Десятое.
— Оно закрыто! — огорчилась Дрита.
— Подождем, пока откроется, — решил Агрон.
— А если оно никогда не откроется? — Дрита уже шмыгнула носом.
— Надо придумать что-то другое, — сказал рассудительный Селё. — Давайте думать.
Ребята замолчали. Лица их стали сосредоточенными.
Стоило кому-нибудь шевельнуться, остальные поворачивались к нему с надеждой. Но пока ничего стоящего никому в голову не приходило.
— А если забросить письмо в соседнюю камеру? — предложил Селё.
— Нет. Так нельзя! — запротестовал Агрон. — Мы же не знаем, кто в ней сидит.
— Может, забросим в соседнее окно записку и попросим в ней передать нашему из десятой камеры, чтобы он открыл окно и выглянул, — предложила Дрита. — Вот тогда и забросим ему письмо Трима.
План Дриты понравился. Возникал только вопрос: а вдруг в соседней камере находится плохой человек? Он не захочет передавать их просьбу узнику из десятой камеры. А еще хуже — позовет стражника и покажет их записку… Нет, так не годится.
— Вы читали письмо? — спросил Селё. Он обдумывал какое-то новое решение.
— Мы не имеем права его читать! — возразила Дрита.
— Я подумал… Может, оно написано условными словами, как и полагается у подпольщиков. Тогда мы сможем кричать эти слова, будто играем. И их услышит товарищ из десятого окна.
Эта мысль заставила ребят задуматься.
— Ну так как? — спросил Селё дрожащим голосом. — Распечатаем?
— Хорошо! Я согласна… — решилась Дрита. — Ведь у нас нет другого выхода, правда?
Агрон молчал, потом решительно махнул рукой: «Давайте!» Ребята быстро разорвали нитки и прочитали письмо несколько раз, но ничего не поняли. В нем было всего несколько слов: «Дорогой друг, пчел хотят увезти, мы подыскиваем новую пасеку. Время отправки сообщим».
— Нам непонятно, — решил Агрон, — ему понятно. Распределим предложения.
Через минуту ребята вылезли из кустов и с невозмутимым видом медленно пошли вдоль тюремной стены. Когда они поравнялись с десятым окном, Агрон, толкнув Селё, закричал весело:
— Дорогой друг, пчел хотят увезти!
— Мы подыскиваем новую пасеку! — закричал Селё и отвесил Агрону изрядный тумак.
— Время отправки сообщим! — засмеялась Дрита, глядя на мальчиков.
Они несколько раз повторяли свою «игру».
Во дворе тюрьмы раздались крики и брань. Забегали люди, начали греметь засовы. Неужели ничего не получится?
Вдруг десятое окно открылось, и за решеткой показалось лицо заключенного. Окошко было маленьким, поэтому всего лица не было видно. К тому же железная решетка разделяла его на несколько квадратов.
— Дорогой друг! — прямо завопил Агрон. — Пчел хотят увезти!
— Мы подыскиваем новую пасеку! — пробасил Селё так, что даже в горле запершило.
— Время отправки сообщим! — завизжала Дрита и захлопала в ладоши.
Над стеной показалась голова разъяренного карабинера. Заключенный быстро закрыл створки.
Ребята растерялись. Ноги как будто приросли к земле. Вдруг окно приоткрылось, и человек сделал знак, чтобы ребята уходили. Они не заставили себя ждать: дружный топот босых ног раздался по дороге.
— Он все понял! — прокричал Селё, когда ребята были уже далеко от тюрьмы.
Агрон шел, опустив голову. Слова Трима, только что сказанные мальчику, больно ранили его самолюбие.
«Сам виноват!» — думала Дрита, идя рядом.
И правда. Почему Агрон поступил именно так? Обычно он беспрекословно выполнял все поручения Трима, а в этот раз уперся, как осел. Такого еще не было. Но все по порядку.
Часа через два после событий у тюрьмы ребята встретились с Тримом — он сам разыскал их на берегу моря. Агрон рассказал ему о том, каким образом заключенному из десятой камеры было передано содержание письма. Потом Агрон поведал Триму во всех подробностях о встрече с Петритом, о неожиданной оплеухе, которую он получил от друга в магазине. Трим задумался. Очень его обеспокоило это сообщение: «Не случилось ли чего с Петритом? Не мог же он ударить Агрона без всяких на то причин».
— Иди к Петриту, поговори с ним. Там что-то произошло. Только будь осторожен! — сказал он.
— С ним говорить не буду! — вспыхнул Агрон. — Глаза б мои его не видели!
Сначала Трим советовал, убеждал, как это делал обычно. Но все было напрасно. Агрон стоял на своем: «Не пойду!»
— Хватит! — не выдержал наконец Трим. — Мы здесь не в бирюльки играем! Это приказ! Мы должны знать, что происходит в приюте. Понятно? Идите к приюту с Дритой!
Никогда еще ребята не видели его таким. Обычно Трим разговаривал спокойно и терпеливо. Но чтобы так…
«Ох уж этот Агрон!» — думала Дрита, уже шагая рядом с понурым другом. Она злилась и жалела его.
— Агрон! — послышался знакомый голос.
Друзья обернулись. К ним спешил Селё.
— Куда идете?
— В приют.
— И я с вами.
— Хорошо, пойдем! — согласился Агрон. Он был рад этой неожиданной встрече. Агрон решил, что сам он не будет разговаривать с Петритом, а попросит сделать это Селё.
Ребята остановились, раздумывая, куда идти сначала.
— Дрита, отнеси записку кузнецу, — попросил Агрон. — Мы подождем здесь.
Трим для большей уверенности попросил ребят передать кузнецу еще одно письмо. Его-то и побежала относить Дрита.
Глядя ей вслед, Селё спросил:
— Сестра?
— Нет, родственница, — ответил Агрон и почему-то смутился.
Мимо них проковылял нищий. Следом за ним шел полицейский. Доносились крики разносчика: «Халва! Халва! Свежая халва! Сладкая халва! Покупайте халву!»
— Отважная она, — с уважением сказал Селё.
Агрон ничего не ответил. Он наблюдал за жандармом, который вошел в мясную лавку. Через минуту жандарм появился, держа под мышкой конфискованный окорок.
Дрита подбежала к мальчикам. Лицо девочки зарумянилось от быстрого бега, а глаза озорно блестели.
— Ну, чего встали? Догоняйте! — Она хлопнула Агрона по спине и со смехом побежала к приюту. Агрон за ней. Так, играя в пятнашки, друзья добежали до приюта.
Каково же было их изумление, когда, помимо карабинера у ворот, они увидели еще одного, спокойно расхаживавшего у перекрестка. Теперь о том, чтобы незаметно пробраться в приют, и думать было нечего.
— Что же делать? — с отчаянием спросила Дрита.
Агрон и Селё переглянулись.
На соседней улице ребятишки запустили сразу три воздушных змея. Покачивая хвостами, они медленно набирали высоту.
— А что если… — начал Селё, Агрон и Дрита с надеждой посмотрели на товарища. — Попробовать доставить записку Петриту на воздушном змее?
— Вот это да! Молодчина! — обрадовался Агрон.
— А где взять змея? — спросила Дрита.
— Это поручите мне! — Селё вскочил. — Ждите меня здесь. Я всех ребят с этих улиц знаю!
Через десять минут Селё вернулся со змеем:
— Вот и рогатка пригодилась. Честный обмен.
Записку Агрон наклеил на внутренней стороне змея, ближе к хвосту. В ней было написано: «Дорогой брат Петрит, почему ударил? Почему шел с ним? Беспокоимся».
«Как-то он будет вести себя в воздухе?» — волновались ребята, пока несли змея к ограде приюта.
Змей сразу же взмыл вверх и стал набирать высоту. Как ни пытался Агрон подтянуть его к приютским окнам, ничего не получалось. Змей упорно рвался в высоту.
— Плохо дело, — вздохнул Агрон.
Селё молчал. Он взял из его рук бечевку и стал быстро скручивать.
— Что ты делаешь? — удивился Агрон.
— Он слишком легкий! Нужно добавить немного груза.
Мальчики быстро прилепили несколько бумажек к хвосту и утяжелили основание.
— Кажется, теперь лучше. Попробуем еще раз, но теперь по ветру, — сказал Агрон.
Они подошли к приютскому саду с подветренной стороны. Агрон держал змея, а Селё, быстро высвобождая бечевку, побежал в противоположную сторону. Когда бечевка натянулась как струна, Агрон выпустил змея, и он стал набирать высоту. Ребята с беспокойством ждали: приблизится их почтарь к окнам приюта или нет?
— Еще, еще немного! Опусти веревку! Опусти! — волновался Агрон.
— Я опустил ее до самой земли. Некуда больше! — ответил Селё.
— Еще немножечко, Селё! Видишь, он уже опускается! — махала рукой Дрита, которая для наблюдения за улицей взобралась на дерево.
Казалось, змей уже приблизился к окну, но неожиданно вновь взмыл вверх. Ребята подтянули веревку, но, как назло, он еще дальше отлетел от окна.
Дрита, следившая с дерева за карабинерами, переживала не меньше ребят.
— Знаешь что? — услышала она снизу голос Агрона. — Ты его сначала подтяни вниз, а потом быстро отпускай.
Все это было сказано таким торжественным тоном, будто он открыл новый закон физики. Селё в точности выполнил совет друга. Змей поднялся немного вверх, вильнул в сторону, потом стал быстро опускаться, пока не ударился в стену чуть выше окна, из которого уже выглядывали приютские ребята и среди них Петрит. Он давно разгадал план друзей и теперь пытался поймать змея из окна. Но безуспешно. Воздушный почтальон стремительно рванулся вверх, оставив в руке Петрита несколько разноцветных бумажек от хвоста. Отшвырнув их, Петрит сделал знак, чтобы ребята немного подождали, но Агрон понял его совсем по-другому:
— Кажется, кто-то идет! Прячьтесь!
— Тебе не стыдно? Сам прячься, если боишься, — рассердилась Дрита. — На улице никого нет. Я же вижу.
Еще минута, и друзья поссорились бы. К счастью, подошел Селё:
— Смотрите, что он придумал.
— Вот здорово! — обрадовалась Дрита.
Ребята с волнением следили за Петритом, который, подобно цирковому акробату, ловко взобрался на крышу.
На этот раз змей легко нашел дорогу. Еще минута, и он забился в руках Петрита. Мальчик не задержался с ответом, и воздушный почтальон гордо взмыл ввысь. Селё натянул бечевку, но змей и не думал спускаться. Ребята не сердились на него: змей заслужил этот победный полет.
Покачав хвостом, он сделал вираж и начал медленно снижаться. На его основании проволокой была прикреплена записка:
«Агрон, брат мой! Не сердись. Не было выхода. Они посылали меня за сигаретами. Следом надзиратель Джовани. Тогда я и ударил тебя, чтобы он не понял, что мы знакомы. Директор говорит, что скоро нас повезут в Италию. Что делать? Ждем».
И уже через час эта записка была в руках Трима.
Солнце клонилось к закату, прямые, уже нежаркие лучи били в тюремные окна. Заключенный десятой одиночной камеры ходил из угла в угол. Он вновь и вновь думал над словами, переданными ему ребятами. Итак, очевидно, скоро. Только бы узнать точное время.
«Два дня нас не выводили на прогулку во двор тюрьмы, — думал заключенный. — Два дня капитан выдерживал характер, наказав нас за песни. А может быть, это вовсе не наказание? Может быть, капитан перед отправкой на пароход боится выводить всех вместе? Значит, скоро, совсем скоро! Но когда? Время отправки сообщим», — вспомнил он.
Заключенный подошел к стене, которая отделяла его камеру от камеры соседа справа, прислушался, все ли спокойно, и начал что-то выстукивать.
Через некоторое время сосед ответил: ждет указаний.
«Самое главное — день и час», — думал узник десятой камеры.
В это время по длинному тюремному коридору кто-то шел. Он останавливался перед каждой камерой, поднимал глазок на двери: все ли в порядке?
Возле камеры № 10 человек задержался чуть дольше, чем у других.
Заключенный вздрогнул от еле уловимого шороха и обернулся — под дверью лежал комочек серой бумаги.
Заключенный развернул записку. В ней говорилось:
«Дорогой друг! Пчел хотят увезти. Мы подыскиваем новую пасеку. Время отправки сообщим».
И было приписано другим, торопливым почерком:
«Отправка завтра ночью в двенадцать часов».