Убирая воскресным утром свою маленькую квартирку, Манч заново переживала вчерашний отчаянный визит в здание коронерской службы: сладкое волнение от того, что проникла в запретное место, – а потом потрясение при виде Слизняка. В этом ей виделась рука Всевышнего: стоило ей получить удовольствие от нарушения закона… Хлоп! Старый друг погиб, пал в бою. Суровое напоминание о риске, которым была полна ее прежняя жизнь.
А как она волновалась, когда в помещение вошли копы! Один даже до нее дотронулся, слегка задел рукавом, направляясь к двери. Но она ничем себя не выдала – бесстрастная, как индейский воин! А ведь и сейчас при воспоминании об этом мгновении у нее по спине бежали мурашки. Она громко засмеялась, представив слабаков-студентов, падавших в обморок при виде крови.
Манч выдернула из розетки шнур пылесоса и тут заметила, что на ее автоответчике мигает красная лампочка: он принимал звонок. Она сняла трубку, отключив запись.
– Долго не подходишь. Ты спала? – спросила Даниэлла.
– Нет, пылесосила. Что случилось?
– Просто позвонила узнать, как ты.
– У меня все хорошо. А как твои дела?
– Вчера вечером встречалась с Дереком.
– Да что ты! Ну и как он?
– Не знаю. Наверное, он неплохой парень. Но, знаешь, похож на других наших «выздоравливающих» – то ноет, то жалуется…
– Я понимаю, о чем ты Иногда так и подмывает спросить: у тебя хоть позвоночник есть? Мне не интересно слушать, какое у тебя было трудное детство.
– Вот именно.
Манч выглянула в окно.
– Что ты сегодня делаешь? – спросила Даниэлла.
С языка у Манч чуть не сорвалось: «Жду»; но тогда пришлось бы объяснять, чего она ждет. Поэтому она неопределенно протянула:
– Побуду дома… Куча дел накопилась.
– Ладно, – сказала Даниэлла. – Может, позвоню попозже.
– Было бы здорово.
Лайза позвонила после полудня.
– Не знаю, к кому мне обратиться. – Голос монотонный, невыразительный.
– Лайза? Что случилось? – спросила Манч, внутренне корчась от собственного притворства.
– Он умер еще в пятницу. Джон умер.
– Как?
– Его застрелили.
Манч услышала в трубке далекий плач ребенка.
– Можно мне приехать?
– Еще бы! Хотела тебя об этом попросить, – ответила Лайза.
Манч положила трубку, запоздало подумав, что ей следовало поинтересоваться, не будет ли у Лайзы копов. Ей совсем ни к чему оказаться в доме у Лайзы, когда там будут шнырять детективы со своими бесконечными вопросами.
Ровно в час, перед тем как уехать, Манч еще раз позвонила в «Гадюшник». На этот раз трубку взяла женщина. Манч спросила, нет ли поблизости Деб, и женщина велела ей подождать. Манч сделала глубокий вдох и машинально скрестила пальцы.
– Алло?
– Деб?
– Манч! – Они обе возбужденно засмеялись. – О, Господи! – проговорила Деб с таким знакомым тягучим южным акцентом. – Где ты, женщина?
– В Лос-Анджелесе.
– Какого черта ты там делаешь? Ты в порядке? – спросила Деб.
– У меня все хорошо. Ох, как приятно слышать твой голос! А как мой маленький Бугимен?
– Растет, как сумасшедший, – ответила Деб. – Он о тебе спрашивает. Дьявол, я уж думала, мы тебя совсем потеряли. Никто о тебе ничего не знает. Почему ты так долго нам не звонила?
Манч почувствовала, как у нее защемило сердце, и удивилась, как можно тосковать по месту, где никогда не бывала.
– Говоришь, Буги вырос?
– Почему бы тебе не приехать и не посмотреть самой? Оторви свою задницу от стула в Лос-Анджелесе и навести нас. Ты же знаешь: для тебя здесь всегда найдется место.
– У него, кажется, скоро день рождения?
– Точно. Ты еще никогда его день рождения не пропускала. Отсюда до аэропорта Медфорд не больше ста миль. Вся дорога займет у тебя три часа!
– Не могу бросить работу, – колебалась Манч.
– Так ты скажи Колдуну, что тебе нужно навестить родных.
– Я больше не работаю у Колдуна. У меня в жизни многое изменилось.
– Мне тоже надо много чего тебе рассказать.
– Деб, у меня плохая новость о Слизняке. Он… он умер.
На другом конце провода повисла долгая пауза. Манч понимала молчание подруги.
– Прости, что я огорошила тебя этим, – извинилась она. – Я и сама никак не могу поверить.
– Все гораздо хуже, – последовал неожиданный ответ.
Манч опешила: что может быть хуже смерти?
– Он был осведомителем, – с неохотой выдавила Деб.
– Кто тебе это сказал? – запальчиво спросила Манч. В висках у нее закололо. Неужели Деб считает, что Слизняк получил по заслугам? Но ведь речь-то идет о человеке, которого Манч любила!.. И потом, Слизняк никогда не стал бы доносчиком. – Исключено. С чего ты это взяла?
– Ну, в этом можешь не сомневаться. Когда ты в последний раз его видела?
Конечно, Деб имела в виду – живым.
– Он заезжал ко мне на работу пару дней назад.
– Про Карен знаешь?
– Да, мне все про нее рассказали. Лайза сказала, что Слизняк нашел ее с иглой в вене.
– Вот с тех пор он и изменился… Сильно изменился. Перестал с нами общаться.
– Я видела его малышку, – сказала Манч.
– Девочка, наверное, красотка.
– Точно. Ей придется плохо – она ведь теперь сирота.
– Надо думать, ее возьмут к себе родные Карен или Слизняка. Она еще маленькая, вряд ли она почувствует утрату. – Деб закашлялась. – А как ты? У тебя все хорошо?
– Ты не поверишь, насколько хорошо, – отозвалась Манч, наматывая телефонный провод на палец.
– У меня гостит Роксана. Ну же, прыгай в самолет, а мы тебя встретим на грузовичке моего старика.
– Слизняк говорил, что у тебя кто-то появился.
– Забудь о Слизняке. Слушай, Роксана подошла к телефону. Хочет с тобой поздороваться.
Пока трубка переходила из рук в руки, Манч снова услышала крики и смех. Она почти ощутила запах пива, увидела сизую завесу дыма, стоящую над бильярдными столами.
– Привет! – сказала Роксана.
– Как дела?
– Ты едешь?
– Надо подумать.
– Не… – Роксана не договорила: Деб отняла у нее трубку и решительно заявила:
– Нечего раздумывать! Представь, мы будем опять втроем, как раньше. Повеселимся от души!
– А твой старик не будет против? Кстати, как его зовут?
– Такс. Его сейчас в городе нет, но скоро должен вернуться. Он шофер-дальнобойщик. – Деб многозначительно засмеялась.
– Завидую тебе. А как он с Буги?
– Просто отлично, – ответила Деб. – Иногда берет его с собой в ночные поездки.
– Правда? – Может, он и не жопа, мелькнуло в голове у Манч. – А в мою сторону они никогда не ездят?
– Он повсюду ездит. Знаю я, что у тебя на уме!
– Я просто…
– Даже и не думай об этом. Он мой.
– Я по тебе скучала, Деб.
– Послушай, Манч…
– Что?
– Зови меня теперь Дебора.
– Ладно, – согласилась Манч, радуясь тому, что Деб явно взрослеет. – Я соображу, могу ли приехать, и тебе перезвоню.
– Буду ждать с нетерпением.
– Я тоже.
По дороге в Инглвуд Манч завернула в супермаркет и нагрузилась припасами. К Лайзе она приехала уже после двух. С трудом удерживая покупки под мышкой, она постучала в раму сетчатой двери.
Лайза появилась в дверях с опухшим, покрытым пятнами лицом. Она коротко кивнула Манч и отвернулась.
– Что за ужасная история! Как ты об этом узнала? – спросила Манч, входя следом за ней в темную гостиную.
– Сегодня утром заявились два борова с фотографиями. Нашли мое имя в старом полицейском рапорте. – Лайза показала Манч оставленные полисменами визитные карточки, а потом швырнула их в мусорную корзину. – Они хотели, чтобы я поехала опознать тело, – добавила она.
– Бедняжка! – посочувствовала Манч. – Как ты это вынесла?
– Я не поехала.
– Почему?
– А куда мне было девать детей? Взять с собой?
Манч не нашлась что ответить.
– Я привезла продукты. – Она передала Лайзе пакет. – А где дети?
– Девочки у себя в комнате. Малышка спит.
Лайза унесла покупки на кухню. Манч присела возле кучи белья на полу и принялась его сортировать.
Лайза открыла банку с пивом, наблюдая за Манч безо всякого интереса.
– Они сказали, мне придется заниматься всем этим дерьмом – думать, когда и где хоронить.
Манч запихнула в машину белое белье, насыпала туда стирального порошка, который принесла с собой, и начала стирку, включив максимальный нагрев.
– И когда будут похороны? Я бы хотела прийти.
– У меня нет денег на похороны. Эта долбаная церемония стоит тысячи.
– Что же теперь делать?
– Копы сказали, что я должна подписать заявление об отказе, и тогда коронерская служба возьмет все на себя.
– И ты его подпишешь?
– А какая разница? Он ведь умер, так? И если я куплю большой дорогой гроб, я его все равно не верну.
– А тебе скажут, где его похоронят? Я бы хотела отнести цветы на его могилу.
– Дешевле его кремировать.
– Угу, тут ты, наверное, права. – Манч перешла к мойке и начала мыть составленную в нее посуду. Она включила горячую воду – такую горячую, какую только выдерживали руки – и подставила под струю пальцы, потемневшие от въевшегося машинного масла. – Послушай, по-моему, лучше не говорить копам про то, что я заезжала к нему за малышкой, – сказала она.
– С боровами я вообще ни о чем говорить не стану, – проворчала Лайза. – Ни о тебе, ни о брате.
«Значит, ей что-то известно о Слизняке», – подумала Манч, оттирая твердые желтые потеки со дна кофейной кружки с отбитой ручкой, а вслух сказала:
– Когда я видела Слизняка в последний раз, он намекал, что собирается сматываться куда-то.
– Ему вечно на месте не сиделось.
Манч вручила Лайзе посудное полотенце и мокрую тарелку.
– Да, уж это точно. Сколько он пробыл в Орегоне?
Лайза довольно долго смотрела на нее, не отвечая. Во взгляде ее читалась враждебность. Потом Лайза нехотя проговорила:
– Достаточно для того, чтобы кое-кого разозлить.
– Я разговаривала с Деб. – Манч решила выложить карты на стол. – Она сказала, что Слизняк стал осведомителем.
Лайза вздрогнула.
– Она тебе так сказала? Вот дрянь!
Манч передала Лайзе следующую тарелку. Она совсем забыла, что Лайза была глубоко обижена на Деб: та как-то раз переспала с Лайзиным ухажером. Но, размышляла Манч, поскольку ни одна из них не осталась с тем типом, то какое это имело теперь значение? Да и что толку злиться друг на друга? Скорее надо было злиться на мужика!
– А я сказала ей, что Слизняк никогда не стал бы даже разговаривать с копами.
Лайза стремительно повернулась к ней.
– Да кто ты, спрашивается, такая? Мы тебя сто лет не видели! Откуда тебе знать, кто и что стал бы при случае делать? – Она бросила посудное полотенце, потрясла опустевшую банку с пивом и открыла следующую. – Не суйся ты в дела, в которых ни черта не понимаешь! А то как бы тебе же не было хуже.
Манч вытерла руки посудным полотенцем и протянула Лайзе детскую бутылочку.
– Это куда ставить?.. Ты напрасно раскричалась. Я пришла сюда не ругаться с тобой – мне хотелось тебе помочь.
– Да что ты говоришь? И кто это умер и завещал тебе место доброй волшебницы, а?
– Уймись, Лайза! Мне сейчас тоже не сладко.
Лайза запихнула бутылочку в шкафчик над мойкой и теперь сосредоточенно пыталась закрыть дверцу, пока оттуда не посыпались разнокалиберные пластмассовые банки и тарелки. Пусть катастрофа постигнет следующего, кто откроет шкафчик.
– Эта подстилка Деб и вправду считает, будто она – горячая штучка, – прошипела она. – Нечего сказать, хороша! А уж этот ее сыночек-негритос!..
– Полегче! – бросила Манч, чувствуя, как в ней закипает ярость.
Одно дело – ругаться, другое – переходить за черту. Лайза ступала на опасную почву, когда позволила себе принижать Буги.
– Извини, – пробурчала Лайза.
Она поспешно ретировалась в гостиную и принялась старательно искать сигареты, лежавшие на виду, на журнальном столике.
Манч повернулась к плите. На горелках стояла гора грязных кастрюль и сковородок.
– В пятницу с ним был какой-то тип, – заговорила она, сливая прогоркший жир из тяжелой сковороды в жестянку, извлеченную из мусорного ведра. – Длинные черные волосы и тюремная наколка на шее – молнии «Арийского братства». Не знаешь, кто это такой?
– Нет, – ответила Лайза.
– Точно?
Она сняла крышку с кастрюльки и обнаружила, что в ней полно слипшегося комьями риса.
– Тебе-то что до этого? Собираешься писать книгу? – ехидно спросила Лайза. – Брось, все уже кончилось.
– Что значит – кончилось? – Манч вывалила рис в мусорное ведро и поставила кастрюльку в мойку отмокать. – Разве тебе все равно, что убийца ходит на свободе?
– А что мы можем с этим поделать? В мире полно жоп, и нам с ними не справиться. – Она закурила, отправив обгоревшую спичку в банку из-под пива. – Кстати о жопах: завтра надо сходить в префектуру к той тетке, что выдает мне пособие.
– Насчет чего?
– Насчет племянницы. – Она выпустила струю дыма в сторону малышки. – Карен родила ее дома и даже не зарегистрировала рождение. Редкостная дура! Ведь чтобы получать пособие, надо доказать, что ребенок существует.
В спальне упало что-то тяжелое, и тут же до них донесся детский плач. Лайза не сдвинулась с места.
– Значит, ее рождение нигде не зарегистрировано? – переспросила Манч.
– В том-то и дело!
– Сделай мне одолжение, Лайза. Не отдавай пока малышку. Я буду привозить памперсы и еду. Дай мне немного времени – я придумаю, как поступить с ребенком.
Она перешла в гостиную и остановилась над кроваткой Эйши. Малышка во сне улыбнулась. Манч погладила ее мягкую и теплую щечку. Каково это – растить ребенка? Справится ли она? В ее квартирке хватит места для детской кроватки и манежа. На те часы, пока она в мастерской, нужно будет найти хорошую няньку.
– Лайза, ты завтра вечером будешь дома?
– Конечно. Куда я могу деться?
– Я постараюсь заехать после работы.
– Как хочешь.
Разумеется, гордость не позволяла Лайзе сказать «спасибо».
Эйша вздохнула во сне и почмокала губками. Манч легонько прикоснулась к спинке девочки, надеясь передать ребенку свою уверенность в том, что все будет в порядке. «Не тревожься, я тебя не брошу».
Уходя, она осторожно прикрыла за собой дверь.
Не успела Манч выйти, как в дом через заднюю дверь ввалилось двое мужчин. Тот, что был повыше ростом, уверенно прошагал в гостиную и спросил у Лайзы:
– Что ей тут понадобилось?
Лайза посмотрела на второго мужчину, брюнета с татуировкой на шее.
– Она спрашивала о тебе.
– Называла мое имя?
– Нет. Просто сказала, что в пятницу со Слизняком был какой-то парень с длинными черными волосами. И наколку описала. Хотела узнать, кто ты.
– Эта сучка нам помешает? – спросил высокий.
Лайза помимо воли бросила быстрый взгляд на его внушительную мускулистую фигуру. Глаза ее остановились на револьвере, засунутом за ремень его кожаных брюк.
– Не думаю, Такс.
Он шагнул к ней, сгреб своей лапищей ее волосы и рывком запрокинул ей голову.
– Моли бога, чтоб не помешала, тварь. Потому что если что случится, я свяжу вас одной веревкой и сделаю себе отличную мишень. Мне давно уже не мешает потренироваться в стрельбе. Ты ведь это понимаешь, правда?
– Я не доставлю тебе хлопот, – пообещала она.