Выбираю любовь

9

Этого князь Гундоров не ожидал. Как говорится, пришла беда, откуда не ждали. А может, не беда вовсе, а блажь? И ее надобно не лечить, а потакать ей? Ну кто в лета Дмитрия не влюблялся, не пылал безумной страстью совсем не к тем, с кем надлежало соединить свою судьбу? Разве он сам, будучи еще гимназистом, не скрипел по ночам зубами от вспыхивающих в его мозгу картин, где помимо него, действующими лицами были отцова кофешенка Дарья или гувернантка-немка фрау Зальцберг, почти в два раза старше его? И разве не прошла его страсть к обеим, когда он, наконец, познал кофешенку, а госпожа Зальцберг так и вовсе сделалась его наставницей в любовных науках? А все потому, что наши чувствования после удовлетворения страсти либо притупляются, либо исчезают вовсе, пелена с глаз спадает, и помимо прелестей, к которым еще недавно так безумно влекло, мы уже можем замечать, что у госпожи N. слишком широка челюсть и коротковаты ноги, Р. пудрит прыщики на плечах, а у S. весьма дурно пахнет изо рта. К тому же всем им время от времени необходимо посещать отхожее место, даже самым воздушным и хорошеньким, и ежели представить сию картину в самый кульминационный момент, восторг пройдет, и желания тотчас улетучатся. Значит, надобно устроить так, чтобы Дмитрий удовлетворил свою страсть, после чего пелена с его глаз спадет, и он увидит в этой актриске обычную дворовую девку, коих на Руси хоть пруд пруди.

Задумано — сделано. Их сиятельство быстренько собрался и отправился на извозчике в Староконюшенный переулок.

— Вы? — Настя сделала вид, что очень удивилась. Впрочем, князя она ожидала увидеть несколько позднее.

— Что вас привело ко мне? — сухо спросила она, решив быть с ним холодной и отстраненной. В конце концов, не на шею же бросаться развратному старику.

— Дельце, — сощурил свои маленькие круглые глазки Гундоров. — Одно небольшое дельце.

— Слушаю вас. — Настя села, указав рукой на место напротив.

— Благодарю вас, — легко опустился в кресло Гундоров. — Прошу выслушать меня. Дельце мое, собственно, вот в чем. Последнее время я замечаю за Дмитрием Васильевичем некоторое, скажем так, смятение духа.

Он замолчал и пристально посмотрел на Настю, стараясь уловить ее реакцию на его слова. Однако она была спокойна, невозмутима и вежливо внимательна. Князь откинулся на спинку кресла, не сводя с нее глаз. Разговор против его ожидания обещал получиться непростым.

— Продолжайте, князь, — легко выдержав его взгляд, сказала Настя. — Я очень внимательно слушаю вас.

— Он буквально не находит себе места…

— Что вы говорите! — участливо покачала головой Настя. — Может, следует обратиться к доктору?

— Не надо шутить. Он не находит себе места из-за вас. Он очень… увлечен вами. И вы это знаете.

— Вовсе нет. Просто он входит в число моих поклонников, которым нравится моя игра на сцене. У актрис всегда бывают поклонники. Они дарят подарки, цветы и жаждут сказать, что восхищены их талантом и красотой. Красотой я не блещу, надеюсь, что вашего внука, князь, как и иных, привлекает ко мне мой талант.

— Вы меня не поняли или не хотите понять. Вы привлекаете его как женщина.

— Да что вы! — изобразила она удивление. — Это он вам сказал или вы сами догадались?

— Я же просил выслушать меня серьезно, — вконец помрачнел князь. — У меня есть собственные глаза и опыт, и я вижу, что он очень страдает. Я люблю своего внука и не желаю, чтобы он мучился из-за… из-за вас.

— Ну так скажите ему, чтобы он не мучился. Стоит ли так переживать из-за какой-то актриски!

— Слова в таких случаях не помогают. К тому же, мне кажется, он слишком вами увлечен.

— Даже так? — Настя нахмурила свои черные бровки и сделала задумчивое лицо. — Ну, тогда это все действительно серьезно. И шутки, вы правы, здесь не уместны.

— Именно так, — подтвердил Гундоров, светлея лицом.

— Ну что ж, — взглянула в глаза князя Настя. — Я заявляю вам честно и, поверьте, вполне искренне, что я ни в малейшей степени не увлечена вашим внуком, не имею на него никаких видов и, ежели хотите, при первой же нашей с ним встрече заявлю ему об этом.

— А вот этого делать не стоит, — вкрадчиво произнес Александр Андреевич.

— Почему же?

— Я бы просил вас, наоборот, сделаться к нему несколько… благосклоннее, — мягко промолвил Гундоров.

— Ах вот как?

— В конце концов, оба вы молоды, — князь с улыбкой и снисходительным пониманием смотрел прямо в глаза, — так почему бы вам…

— Не упасть в объятия вашего внука? — быстро закончила за князя Настя.

— Да, — сказал Гундоров и снова посмотрел в глаза, теперь словно подсвеченные изнутри.

— А вы, и правда, любите своего внука, — задумчиво произнесла она. — И это меня весьма радует… Теперь я уже не сомневаюсь, что у меня все получится.

— Что получится? — не понял князь. — Ну что вам стоит быть поласковее с Дмитрием Васильевичем? Вас что от этого убудет?

— Действительно, что мне стоит? — заставила себя улыбнуться Настя. — Кто я такая, чтобы отказывать в удовольствиях господину Нератову? У него такое будущее, возможно, он даже станет тайным советником. Да не возможно, а скорее всего. Следовательно, мой долг — отдаться Дмитрию Васильевичу, чтобы он не мучился, и вы были бы за него спокойны. Правда ведь?

— А это не лишено здравого смысла, — нимало не задетый ни тоном Насти, ни циничными ее словами, ответил Гундоров. — Я бы снял для вас квартирку, где вы пожелаете, назначил бы приличное содержание…

— А будущий тайный советник господин Нератов заглядывал бы ко мне время от времени, когда на то у него имелись бы время и желание?

— Поверьте, — сделались совершенно круглыми глаза князя, что, видно, должно было означать абсолютную искренность, — из вашего круга так делают многие, и я не вижу в этом ничего такого, что бы могло…

— Вы очень современно мыслите, князь, — усмехнулась Настя.

— Я мыслю вполне реалистически, — парировал Гундоров. — Так какой вы мне дадите ответ?

— Повторю, что я очень довольна, что вы любите своего внука, — медленно произнесла Настя.

— К чему это вы опять? — с нотками раздражения спросил Александр Андреевич.

— Знаете, — почти дружелюбно глянула на него Анастасия, — когда я стала понимать, чего вы от меня хотите, я хотела показать вам на дверь. Потому что вы, скверный и гнусный старикашка, сделавший со мной то, после чего я не могу без содрогания и брезгливости смотреть ни на одного мужчину, имели еще наглость явиться ко мне просить за вашего внука. Но вы настолько реалистически мыслите, что я изменила свое намерение и открою вам свой план, ибо тоже мыслю реалистически. План мой очень прост — отомстить вам за то, что вы со мной сделали, принеся невыразимые страдания и боль. А поскольку лично вам я ничего не могу сделать, я отвечу вам болью и страданием, которые будет испытывать ваш внук, а через него и вы. Понятно вам теперь, почему я довольна, что вы любите своего внука? Вы будете страдать, когда будет страдать ваш внук, и испытывать боль, когда будет больно ему. И я уже почти удовлетворена, потому как ваш сегодняшний приход доказывает, что его и ваши страдания уже начались. Но этого мне мало. А когда ваш внук позовет меня под венец, а я откажу ему, я буду считать себя полностью удовлетворенной.

Настя закончила свою речь и, мило улыбаясь, посмотрела на князя, лицо которого приняло цвет последнего осеннего листа.

— Ну как вы находите план, то бишь мою пьесу? — ласково спросила Настя. — Реалистично, не правда ли?

— У тебя ничего не выйдет, — разлепил тонкие губы князь, с трудом поднимаясь с кресла.

— А я полагаю, все получится. И без особых усилий с моей стороны.

— Берегись, — искоса посмотрел на нее Гундоров, тяжело ступая к выходу.

— Берегите себя, ваше сиятельство, — кинула ему в спину Настя, весьма довольная произведенным эффектом, — и не вздумайте умереть, не доиграв в моей пьесе до конца. В противном случае я придумаю еще какую-нибудь занимательную пьеску с участием вашего любимого внука.

Громко хлопнули входные двери, и послышался шум отъезжающего экипажа.

Настя провела ладонью по лицу, словно убирая невидимую паутину.

Наглый старик! И ведь додумался же прийти и просить ее ублажить своего внука!

Ее?!

Воистину нет границ человеческой мерзости, как говорится в одной из пьес Плавильщикова…

«А правильно ли я сделала, что рассказала о своих намерениях старому князю? — спросила сама себя Настя. И сама же себе ответила: — Правильно. Иначе как он узнает, от кого он принимает мучения и боль и за что? Пусть знает, иначе это будет не расплата за содеянное им, а так, простое несчастье с его внуком…»