Выбор за тобой (СИ)

Глава о пустоте

— Хочешь узнать про ритуал? — Анна была… довольна. — Что ж, теперь я могу описать тебе его в точности! Нужны двое. Жизнь одного за переход другого. Вот и все. Умирает тот, кто обладает чистой кровью нашего мира, она — код к замку, другой отправляется туда, и не важно, откуда он, и где рожден. Но есть одно 'но', жертва должна быть добровольной.

— То есть? — я не верила, хотя оснований к этому не было. Безжалостнее выхода не придумать.

— То есть, не сработает, во-первых, если я просто тебя убью, ты сама на это должна решиться, ну или хотя б согласиться, а во-вторых, моя смерть не перенесет тебя домой, потому что я изменила свою кровь. Она больше не принадлежит нашему миру, в той мере, в какой нужна для ритуала.

— Подстраховалась?

— Подстелила соломку там, где надо, сама того не ожидая. Вокруг меня при появлении принцев не оказалось. Что плохого в желании выжить? Это инстинкт — он присущ всем живым существам. Кроме глупых людей.

— Мы застряли с тобой тут.

— Почему же! Кровь менять ты не сможешь, не тот уровень (снисходительная улыбка), а у меня есть время и желание заставить тебя открыть мне проход.

— Я, знаешь ли, не страдаю склонностью к суициду.

— От этого задача только интересней.

— Ты всегда была такой бессердечной?

— Я могу дать нашему миру не в пример больше тебя.

— Не уверена, что нашему и без того циничному миру нужны еще и твои познания — как убивать. Профессионалов, по — моему, и так хватает.

Мы стояли друг напротив друга на холме недалеко от Академии под холодными порывами ветра. Мелкий и колючий снег бил исключительно по мне, ее непогода словно обтекала. Беседа была непродолжительной, но содержательной, после нее у меня сложилось впечатление, что сына я больше не увижу. И сейчас мне очень хотелось ее убить. Просто убить. Это не была ярость, паника или страх. Нет, Только холодное желание в этом холодном, холодном мире.

После того как я смогла «вылечить» Юрао Найтеса и Лорда Шейдера, мы с Лордом Тьером и Магистром Эллохаром посетили всех: взрослых я освободила от повинности дарить кому-то свою силу (а как оказалась, именно по этому они никак не могли выздороветь). А вот детям… Детям я помочь не смогла… И это было ужасно. Каждый новый дом, род, семья, полные надежды взгляды родителей и родственников приносили только боль и разочарование. Мне казалось, сначала, что я не то что-то делаю. Но дело не во мне было. Почему-то, от этого становилось еще горше. Я часами бродила по заснеженному парку, стараясь снизить до минимума общение с кем бы то ни было. А потом пришла она. Опять тогда, когда хотела. И полагаю лорды опять не в курсе событий.

И не думаю, что ей был смысл лгать насчет ритуала. Все козыри были на руках у Леди. А у меня осталась одна безысходность. Смутная надежда, которую я лелеяла где-то глубоко в душе, скрылась во мраке. Умереть! Мыслишка, как юркая мышка, ее невозможно было изловить, она пробегала, шурша хвостиком и стуча коготками, будто шепча, что это может даст шанс, нет, не ей, а тем чьи жизни она гробила, выкачивая магию, детям! Анна относилась к типу гениев-злодеев, которым были интересны эксперименты, а морально-этический нормы отбрасывались во благо науки и будущего. Она позиционировала себя, как некое божество в сравнении со мной, да и всеми в двух известных ей мирах. Мелочиться она не станет. И попытка заставить меня следовать ее плану — это не шантаж, это будет что-то пострашнее.

Если бы пошла с Владимирой чтобы мне грозило? Заключение? Пытки? Это могло озлобить и возможно даже пойти на то, что она хочет, но вряд ли это считалось бы доброй волей с моей стороны.

А вот дать мне в руки ключ к спасению тех, кто для среднестатистического человека является весьма ценным объектом — детей, это гораздо более действенный способ. А лишить меня надежды увидеть своего собственного сына…

То самое крохотное озерцо со скамеечками по берегам, сейчас запорошенными снегом, стало моим спасением ото всех. Парк был тих, пуст, и уже начинавшиеся сумерки гасили то небольшое количество света, что дарило зимнее солнце. То, что надо. Я села на скамейку, ее скрывали от дорожек огромные кусты, а сейчас голые ветви все в инее. Даже слезы, и те не хотели приходить. Было безумно пусто и мерзко внутри.

Совсем стемнело. И пошел снег, он падал огромными хлопьями, будто сами облака крошились. Я вытянула руку и застыла, огромные белые пуховые снежинки опускались на ладонь и рукава теплого свитера. Я родила Тоху в сочельник. Под вечер. И когда нас привезли в палату с теплым пыхтящим кульком, за окном шел такой же снег. И было так хорошо. Я никогда не плакала на людях. Но глаза нещадно жгло. Я часто моргала, но жжение не сдавалось, а слезы так и не хотели облегчить мне эту боль. Да я бы сейчас умерла за то, чтобы прижать сына к груди. Холод пробирал до костей, а в душе, наконец-то, начала пробиваться сквозь лед злость.

Утереть нос этой самовлюбленной выскочке? Помочь ей расстаться с ее кровью, коей она так дорожит, и посмотреть, так уж ли она не подходит? В любом случае хотя бы освободить этот мир от нее, если не поможет.

Во мне проснулся азарт смертельно больного. И как же было хорошо не так давно, всего каких-то полторы недели назад. Человек с некрасивыми, но такими притягательными чертами лица открыл передо мной двери таверны, где было тепло, пахло простой вкусной едой. И счастьем. Он был предусмотрителен и весел, рядом с ним было светло на душе. Хотя, он на секунду стал озабоченным и, усадив меня за стол и снабдив целой тарелкой вкуснейшей похлебки и кружкой сидра, исчез на минуту.

А потом все было просто замечательно. С ним хорошо молчалось, когда хотелось молчать, говорить он начинал тогда, когда мое сердце это просило. И мне было безумно жаль, что это не мой мир, а значит, нельзя влюбляться. Я бы никогда не променяла мужчину на сына.

А еще он женат. Я всегда придерживалась мысли, что женщина не может увести мужчину из его семьи, аки барана за рога из одного стада в другое, ведь эти же мужчины считают себя разумнее женщин (наивные!). Сам захотел — сам ушел. И если ему начхать на все остальное, то кто сказал, что завтра он тоже не помашет тебе ручкой. И хоть тут слишком много нюансов и оговорок, не хотелось бы оглядываться и «отмываться» от презрительных взглядов. Но Эллохар при всей своей доступности был недосягаемым, оттого и казался еще более притягательным, и правильным. Он в этот раз не приглашал танцевать, да мы и не пили много. Я, наверное, впервые столько говорила. Обычно мы ведь с заинтересованным лицом слушаем повести и рассказы мужчин об их удивительной насыщенной жизни. Этот 'тактический прием', как ни странно, помогает завоевать их тщеславное сердце. Но тут, тут было совсем по-другому. Я в жизни столько не говорила, особенно с учетом того, что фразы приходилось формулировать на чужом языке, используя крайне скудный словарный запас, и с трепетом ожидать его реакции.

Я рассказала ему многое о своей жизни о гибели мужа, о сыне, о мире, где, несмотря на горе, все-таки хочется вернуться. И сидя с ним за одним столом, я металась между желанием почувствовать длинные сильные пальцы на своей коже, услышать его чуть ироничный голос, а с другой стороны, я не хотела бы быть там, на другом конце мира, быть женой, неоправданно (а может и вполне оправдано) верящей в то, что он принадлежит только мне. Разрушать идеальный образ этого «человека» мне не хотелось. Тогда! А сейчас после слов моего «земляка» мне хотелось всего! Всего того, что я себе запрещала!

Риан Тьер и Дея, которая стала частым гостем в моих, а точнее говоря в своих комнатах в Академии, известили, что хотят меня представить императору официально. Судя по мрачным выражением лиц лорда Тьера и зачастившего Эллохара, они не могли найти Леди и не видели способа предотвратить новые нападения. О существовании Анны и Веры, как я поняла, была в курсе лишь небольшая группа особо приближенных. Но теперь лорд Тьер считал необходимым познакомить всех сильных магов с угрозой, которую несу я и моя землячка. Прием был назначен через две недели, потому что директор, который оказался еще и главой безопасности Империи (как он все успевал?) ожидал прибытия магов еще и из Королевств и делегации из Хаоса.

О приходе Анны и об ее откровениях я никому ничего рассказывать не стала. Мне было страшно при мысли, что меня могут заставить, сделать то, что хочет Леди, считая что это может прекратить нападения. Но я прекрасно понимала, что Анна только начала свой «ритуал», и я в одиночку могу не выдержать такого давления.