Я заехал за Анной Кидд в половине девятого вечера, дав Уильяму взятку в пять шиллингов, чтобы тот отвез меня к ней. Она жила неподалеку от школы, где вела занятия с двумя другими девушками из Корпуса мира. Мебель была самая обыкновенная, но они оживили квартиру статуэтками, масками, ковриками ручной работы, чеканкой.
Она чмокнула меня в щечку в присутствии соседок. Одна приехала из Лос-Анджелеса, другая — из Беркли. Хохотушка из Беркли мне понравилась, я подумал, что познакомлю ее с Шартеллем, если тот вдруг вспомнит о существовании женщин. Вторая дама, из Лос-Анджелеса, наоборот, слегка надулась из-за того, что у Анны появился кавалер.
Я помог Анне сесть на заднее сиденье.
— Уильям, это мисс Кидд.
— Привет, Уильям.
— Мадам, — Уильям широко улыбнулся и с уважением взглянул на меня. Один день в городе — и уже нашел себе подругу. Ранее он явно недооценивал меня и теперь признавал свою ошибку.
— Куда мы едем, маста? — спросил Уильям.
Я повернулся к Анне.
— Есть ли в Убондо хороший, тихий бар с кондиционером?
— Конечно. В здании «Какао Маркетинг Боард». Температура там не поднимается выше двадцати градусов.
— Отлично. Поехали, Уильям.
Я держал ее за руку, пока Уильям вез нас по плохо освещенным улицам. Мелкие торговцы еще не оставили надежду сбыть свой товар, и их ларьки освещали газовые фонари, отбрасывающие желто-оранжевые блики.
— Как твои зубы? — спросил я.
— Прекрасно. Дантист просто снял камень. Смотри, — она улыбнулась. Зубы у нее были белые и очень ровные.
— Ты много о них думаешь?
— Не столько, как о тебе. Мне нравится думать о тебе.
Я поцеловал ее на заднем сиденье «хамбера», петляющего по улицам Убондо. Уильям смотрел прямо перед собой.
Оставив Уильяма и машину на стоянке, мы на лифте поднялись на третий этаж. Заведение называлось «Южная Сахара», и управлял им ливанский гангстер. Состояло оно из бара и ресторана. Кондиционер обеспечивал относительную прохладу. Мы расположились в баре.
— Ты часто бываешь здесь? — спросил я Анну.
— Я не могу этого позволить на восемьдесят два доллара пятьдесят центов, которые получаю каждый месяц. Не забывай, что я живу на эти деньги плюс мой запас обязанностей и преданности идее.
— Тогда плачу я.
Мы заказали джин с тоником. Анна чуть дрожала в легком элегантном белом платье с темно-синим кантом.
— Ты не могла купить это платье на свои восемьдесят два доллара в месяц, даже с пятьюдесятью центами.
— Оно тебе нравится?
— Очень.
— Папа подарил мне его при вступлении в Корпус мира, чтобы у меня был праздничный наряд. Он возражал против всей этой затеи.
— Твоего вступления?
— Нет, Корпуса мира.
— Почему?
— Он понимал, что развивающимся странам нужно помогать. Но считал, что американцам надо платить больше. Он не видел смысла рассылать по всему свету зеленых юнцов, платя им жалкие гроши. Он у меня забавный. Говорил, что если уж нужна помощь, Америка должна нанять настоящих профессионалов — учителей, врачей, плотников, каменщиков.
— С ним можно согласиться.
— Когда Корпус мира приступил к работе, он не изменил своей точки зрения. Если они хотят изображать мучеников, говорил он, вероятно, это пойдет им на пользу. Но мы все равно должны направлять профессионалов. Он продолжал убеждать в этом вашингтонских политиков, но ничего не добился.
— Чем он занимается? Возможно, ты говорила мне, но я позабыл.
— Кажется, строит торговые центры. Как-то я спросила его, но он ответил, что все это очень сложно. Он сам не все понимает. Продает землю, потом берет ее в аренду и все такое.
Какое-то время мы слушали льющуюся из динамиков музыку и разглядывали посетителей. Половина — альбертийцы, в национальной одежде и европейских костюмах. Остальные — белые и азиаты. Бизнесмены, владельцы автомобильных магазинов, страховые агенты, авантюристы, приехавшие в Африку, чтобы быстро разбогатеть. В бар вошел высокий молодой человек с короткой стрижкой. Улыбнулся, увидев Анну, направился к нам.
— Привет, Анна.
Она представила его мне. Джек Вудринг, глава Информационной службы США в Убондо. Я предложил ему выпить с нами, и он не отказался.
— Я слышал о вашем приезде. Вчера нам позвонили из консульства, а может, даже сегодня. Загляните к нам как-нибудь. В два часа дня контора закрывается, и у меня есть холодильник. А в нем кувшин с мартини.
— Обязательно заедем.
— Как идут дела в Корпусе мира?
— Отлично. А как Бетти?
Джек покачал головой.
— Она приболела, и я ездил к Карлу один.
Анна повернулась ко мне.
— Карл Хайнхорст — натуралировавшийся немец, изучающий альбертийскую культуру. Иногда он устраивает званые вечера. Я была на одном четыре месяца тому назад.
— А я — ходяче-говорящий образчик американской культуры в Убондо, поэтому должен бывать на каждом, — добавил Джек. — Кстати, позвольте подать вам официальную жалобу.
— Я весь внимание.
— Крамер прислал мне телеграмму. Он спрашивает, не могли бы вы поменять программу телевидения.
— А причем здесь Пит? — удивилась Анна.
— Он представляет в Альбертии ДДТ, а ДДТ построила в Западной провинции вторую во всей Африке частную телевизионную станцию. Или третью?
— Кажется, вторую.
— То есть вы принесли в Альбертию американские телефильмы?
— Не я — Даффи. Он нашел европейский синдикат, согласившийся финансировать строительство.
— Но во всей Альбертии семьдесят пять телевизоров! — воскликнула Анна.
— Страна развивается, недавно их было только двадцать пять.
— В Барканду беспокоятся, — продолжал Вудринг. — В фильмах слишком много насилия. Я считаю, что следует добавить общеобразовательных программ. А у вас только стрельба да мордобой…
— Даффи купил их чохом, — прервал я Вудринга. — По дешевке. Может, в следующем году передачи станут лучше.
— Я слышал, что заказано две тысячи портативных телевизоров.
— Интересно, где они собираются их ремонтировать? — спросил я.
— Мне до этого нет дела. Надеюсь, через год-другой они создадут местное телевидение и будут использовать его с большим толком. Ну, мне, пожалуй, пора. Я доложу Крамеру, что выполнил его указание.
— А я сообщу о вашей просьбе в Лондон.
— Обязательно заезжайте ко мне с вашим коллегой. Мне называли его фамилию, но я…
— Шартелль.
— Именно так. Заезжайте. Если в нас как раз будут швырять камни, пригнитесь.
— Обязательно, — мы пожали друг другу руки, он попрощался с Анной и ушел.
— Хороший парень. Его здесь любят, — заметила Анна.
— Кто?
— Как ни странно, и англичане, и альбертийцы. Он выступает по всей стране, показывает кинофильмы, а если в США что-то случается, устраивает брифинги для журналистов.
— Значит, работы ему хватает.
— А на кого похож твой мистер Шартелль?
Я покачал головой.
— Словами этого не выразить. Его надо видеть. Если хочешь, я вас познакомлю.
— Конечно, — она улыбнулась. — Я хочу посмотреть, где ты живешь.
Я расплатился, на лифте мы спустились вниз и прошли на автомобильную стоянку. Уильям спал за рулем.
— Поехали домой, а потом ты свободен, — сказал я ему.
— Мадам отвозить не нужно? — спросил он.
— Я отвезу ее сам.
— Хорошо, са! — он широко улыбнулся.
Уильям остановил «хамбер» у крыльца, отдал мне ключи, пожелал доброй ночи и отправился спать. Я помог Анне выйти из машины. В комнате гремел телевизор.
Я постучал. Шартелль лежал на кушетке, подложив подушку под голову. Увидев нас, он тут же вскочил.
— Добрый вечер, Пит… мадам. Я увлекся и не слышал, как вы подъехали.
— Анна, это Клинт Шартелль. Анна Кидд.
— Рад с вами познакомиться, мисс Анна, — Шартелль поклонился, прошел к телевизору и выключил его. — Я рад, что вы решили заглянуть к нам. По телевизору показывали одно старье.
Анна села в кресло, я — на кушетку.
— Позвольте предложить вам что-нибудь выпить. Мисс Анна?
— Джин с тоником, — попросила она.
— Мне помочь? — я привстал.
— Нет. Старина Самюэль показал мне, где что стоит, прежде чем отправиться на покой. Сидите и развлекайте вашу даму, юноша.
Шартелль вернулся с тремя бокалами и сел на кушетку. Его глаза пробежались по Анне, и он повернулся ко мне.
— Пит, вы сказали, что встретились на пляже в Барканду с симпатичной девушкой. Почему-то вы не упомянули о том, что мне в свои сорок три года не приходилось видеть более красивой девушки.
— Моя вина, — я поник головой.
— Мисс Анна, Пит говорил, что вы приехали с Корпусом мира.
— Да.
И тут Шартелль разговорил ее. Он спрашивал о Корпусе мира и Альбертии, что ей нравится и что — нет, что нужно сделать и каким путем, что ждет Альбертию в будущем. Слушал он внимательно, умело направлял Анну точными, короткими фразами.
А потом Анна замолчала и уставилась на него.
— Мистер Шартелль, вы выкачиваете из меня информацию. Я думала, что умею найти подход к людям, чтобы те рассказали о себе, но теперь вижу, что мне есть чему поучиться.
Шартелль рассмеялся и встал, одернул жилетку, разгладил лацканы пиджака. Взял наши бокалы и отнес к обеденному столу, на котором стояли бутылки.
— Мисс Анна, вы не только самая красивая юная дама, которую мне довелось повстречать, но еще и самая умная. И если б старина Пит не был таким хорошим парнем, я мог бы приударить за вами.
Он протянул нам полные бокалы.
— Мистер Шартелль… — начала Анна.
— Для вас просто Клинт, мисс Анна.
— На чем основывается ваша уверенность в том, что вы и Пит сможете выиграть выборы для Акомоло?
Шартелль поднял руку.
— Нет-нет, вам это не удастся, несмотря на ум и красоту. Вы не разговорите меня. Старина Пит должен встать завтра пораньше и написать нам Речь, а если взгляд ваших больших карих глаз упадет на меня и вы чуть приоткроете ваш очаровательный ротик, словно пробуя на вкус каждое мое слово, я буду говорить до утра. Если уж вам хочется послушать, обратите свой взор на Пита. Такая аудитория его вполне устроит.
— Благодарю, — хмыкнул я.
— Ну, Пит, если вы настаиваете, я начну.
— Нет-нет, в этом нет необходимости. Мне тоже нравятся внимательные слушательницы.
— А что такое Речь? — спросила Анна.
— Объясните ей, Пит.
— Речь, то есть речь с большой буквы, являет собой основной текст, на котором строится вся предвыборная кампания. Она определяет настроение, темп, стиль. Выступая в разных местах, кандидат повторяет ее всю или по частям с некоторыми вариациями. Но это Речь. Она есть у всех кандидатов, и после того, как они произнесут ее несколько раз, она становится частью их личности. Она подходит кандидату, потому что написана для него. Речь необходима, ибо они выступают от пяти до десяти раз в день, и каждый раз сказать что-нибудь новое невозможно.
— И вы собираетесь написать такую Речь?
— Да.
— А откуда вы знаете, что они должны говорить?
— Это основное занятие Пита, мисс Анна, — вмешался Шартелль. — Это божий дар, как умение играть на пианино по слуху. Пит, я полагаю, слышит Речь, когда водит ручкой по бумаге. Но одновременно он и выстраивает ее, помня, как говорит кандидат, каковы основные пункты его программы, когда перейти к заключительной части и какими словами завершить выступление, чтобы слушателям захотелось еще раз прийти на избирательный митинг. Завершающие фразы — самое важное, не так ли, Пит?
— Это — божий дар. Как игра на пианино по слуху, — повторил я. — В публичном доме.
— Я думаю, это прекрасно, — воскликнула Анна.
Мы немного поболтали. Шартелль пересказал Анне последние политические сплетни Америки. Добавил, что, по всей видимости, встречался с ее отцом на одном из национальных партийных съездов. Когда бокалы опустели, он встал.
— Беседа с вами — истинное наслаждение, мисс Анна, но я думаю, что мне пора на покой. Уж больно длинным выдался день. Я бы не ушел, если б не рассчитывал, что еще увижу вас за завтраком, — он поклонился, мы пожелали друг другу спокойной ночи и остались с Анной вдвоем.
— Ты получила официальное приглашение, — улыбнулся я.
Она рассмеялась и покачала головой.
— Никогда я не получала столь вежливого предложения остаться на ночь.
— Так ты остаешься?
— А ты этого хочешь?
— О боже, конечно.
Я крикнул Сайлексу, чтобы он запирал все двери, мы спустились с крыльца, обошли дом и через отдельный вход попали в мою комнату. А когда я проснулся, Анна лежала рядом, и я не могу вспомнить другого дня, который оказался таким же радужным, как его начало.