Следующим утром Анна одолжила мадам Дюкесн юбку из джинсовой ткани и одну из моих рубашек. Юбка, вместе с бермудскими шортами, тапочками и блузкой попали в комод двумя днями раньше.
— Если мне приходится возвращаться домой в восемь утра, я не хочу выглядеть так, словно вечеринка затянулась на всю ночь, — объяснила мне Анна, укладывая одежду в нижний ящик.
Шартелль ходил гоголем, а вдова Клод лучилась от удовольствия, только что не мурлыкала. Когда я появился в гостиной, они пили кофе, а Анна — вторую чашку чая. Шартелль также читал заявления, которые я отстучал перед тем, как лечь спать.
— Интересно вы пишете, Пит. Адвокат, оказывается, покидает вождя Акомоло, потому что тот представляет собой угрозу для… демократии. А второй парень выходит из партии, потому что вождь — «символ неофашизма, который стремится поглотить Африку».
— Разве это неправда, Клинт? — спросила вдова Клод.
— Что именно?
— Фашисты сейчас снова на подъеме.
— Возможно, дорогая, но едва ли они прячутся за Акомоло. Вам не кажется, юноша, что вы даете оппозиции слишком мощное оружие? Читая эти заявления, я сам рассердился на вождя.
— По ходу кампании его обвиняют в куда более тяжких грехах.
— Вы уже навесили на него все ярлыки, разве что не назвав белым.
— Даже я не мог зайти так далеко, Шартелль.
За завтраком, когда нас по очереди обслуживали Самюэль, Чарльз и Маленький Мальчик, последний немного нервничал. Зазвонил телефон. Приятель Шартелля, мистер Оджара, сообщил, что нам звонят из Лондона, и он, мистер Оджара, лично соединит нас с лондонским абонентом, как только тот возьмет трубку.
— Премного вам благодарен, мистер Оджара, — ответил Шартелль. — Как ваша семья? Младшенький уже поправился? Отлично. Да, у меня тоже все в порядке. Хорошо, жду вашего звонка.
Лондон дали через десять минут. Даффи кипел от гнева. Шартеллю пришлось отставить трубку на добрый фут, чтобы не оглохнуть от доносившихся из нее воплей.
— А теперь успокойся, Поросенок, и повтори все сначала, только медленнее. Совершенно верно… Мы просили у тебя самолеты, вычерчивающие слова в небе… Ты пытался… Подожди, Поросенок… Он пытался достать нам эти самолеты, Пит.
— Значит, он-таки расшифровал код.
— Ну, и когда они будут у нас, Поросенок? Не будут? Это ужасно… Да, сэр. Я хотел бы знать, кто их перехватил… Подожди, Поросенок, я скажу Питу. Он говорит, что в Англии нет ни одного свободного самолета для Альбертии. Их все зафрахтовали, и он собирается сообщить нам, кто это сделал.
— Передайте ему, что это позор для ДДТ.
— Пит считает, что это позор, Поросенок. Кто же их зафрахтовал? Не может быть! Подожди, я скажу Питу. Он утверждает, что их зафрахтовал «Ренесслейр».
— Это позор для нас, так и скажи ему.
— Пит говорит, что для нас это позор, — трубка возмущенно закудахтала. Шартелль вздохнул и отнес ее еще на шесть дюймов. — Ну, я не знаю, где задержались телеграммы. Ими занимался Джимми Дженаро. Жаль, конечно. Придется возложить все надежды на полную сигару. О, это кошмар. Подожди, я скажу Питу. Он говорит, что «Гудйир» водит его за нос, ссылается на нехватку гелия и заявляет, что все дирижабли заняты под местные карнавалы.
— Вы знаете, что ему сказать, — я притворно нахмурился.
— Пит повторяет, что это позор для нас. Что ж, придется обойтись и без дирижабля. А как дела со значками и пластиковыми бумажниками? — на этот раз кудахтанье Даффи вызвало улыбку на лице Шартелля. — Я знаю, что непросто, но это твой участок работы, — знаком он показал вдове Клод, что хочет кофе, и та мгновенно выполнила его просьбу. Он легонько шлепнул ее по попке. — Мы тоже пашем, не поднимая головы, Поросенок. Старина Пит барабанит на машинке, а я занимаюсь политикой. Беда в том, что нам очень одиноко.
Анна хихикнула.
— Я согласен, Поросенок. Лозунги в небе и дирижабль — хорошие идеи. Жаль, что мы не успели ими воспользоваться. Но придумал их Пит. Его просто распирает от идей.
— Лжец, — бросил я.
— Да, придумаем что-нибудь еще, Поросенок. Пока все идет неплохо. Обязательно… До свидания, — Шартелль положил трубку и широко улыбнулся.
— Они клюнули на телеграммы, Пит. И, должно быть, перепугались до смерти. «Ренесслейр» зафрахтовал все специальные самолеты в Англии и на континенте. Поросенок пытался найти их в Штатах, но тамошние пилоты не хотят повторять подвиг Линдберга[13]. Что же касается «Гудйира», я думаю, на корпорацию надавили по государственным каналам. Интересно, как они собираются доставить сюда дирижабль?
— ЦРУ постарается, — ответил я.
— А эти два молодца, что порвут с партией, лишь подкрепляет их убежденность в том, что они на правильном пути. Да, день сегодня начался весьма удачно.
— Клинт, — вдова Клод погладила его по руке, — Анна и я посовещались между собой, пока ты беседовал по телефону, и решили приехать к вам вечером, чтобы приготовить обед.
— Я уже переговорила с Самюэлем, — добавила Анна. — Он согласен. Он хочет научиться готовить американскую еду, чтобы ублажить добрых господ.
— Ну и ну, — покачал головой Шартелль. — Все складывается как нельзя лучше, Пит. Мы сидим на границе Сахары, по уши в политике и интригах, потеем, как свиньи, наливаемся джином с тоником, и тут прямо из душа приходят они, две самые красивые женщины в мире и предлагают приготовить обед и все такое, да еще у одной из них винный магазин.
— Это не Африка, — попытался возразить я. — Совсем не Африка. Мы не видим Африку.
— Наоборот, юноша. Вы считаете, что этот сладкоголосый майор, у которого мы славно поужинали вчера вечером, не Африка? А эти люди на ленче у Акомоло, старый колдун и Иль в соломенной шляпе? Тоже не Африка? А его превосходительство и двухмильная прогулка от дверей до его стола с выкрикиванием наших имен… О, это было прекрасно! Вы говорите мне, что доктор Диокаду и Джимми Дженаро — не Африка? Ну, это лучше, чем Манго Парк и полное собрание сочинений Роберта Руарка. Конечно, животных тут нет, но я чувствую Африку, чувствую ее, когда, придя на рынок, разговариваю с бакалейщиками. Я чувствую ее, и то, что я чувствую, мне по душе, так что можно считать, что нам просто повезло.
— Хорошо, Шартелль. Это ваша Африка. Такая, какой вы ее себе представляете.
Шартелль кивком головы принял мою капитуляцию.
— Так что мы с радостью принимаем предложение наших очаровательных дам приготовить нам обед, но я думаю, Пит, что мы должны дать им денег, чтобы они купили продукты. У вас есть деньги?
— Есть, — я достал бумажник и дал Анне четыре пятифунтовые купюры.
— Это же сорок два доллара.
Шартелль великодушно махнул рукой. Это были мои деньги.
— Не беспокойтесь, мисс Анна. Просто покупайте все, что вам нужно. А если вы научите старину Самюэля готовить новые блюда, я, возможно, поделюсь с вами рецептом орлеанского плова.
— Каким рецептом? — переспросила Анна.
— Вы хотите сказать, что никогда не слышали об орлеанском плове?
— Нет, Клинт, не слышала.
— Значит, в воскресенье устраиваем пир. Пит говорил, что он специалист по жареным курам. Так почему бы вам не купить три или четыре откормленных цыпленка. Пит нам их зажарит, а я приготовлю котел плова, только дайте мне три фунта куриных потрошков, а вы, юные дамы, будете отдыхать в тени, попивая чай со льдом.
Анна посмотрела на меня.
— Ты был прав. Его нужно видеть. Клод, вы подвезете меня? Мне пора на урок.
— Конечно. Но за покупками мы поедем вместе?
— Я вам позвоню.
Мы с Шартеллем получили на прощание по нежному поцелую, вдова Клод надела сеточку на голову. Волосы Анны развевались по ветру. Шартелль смотрел, как они уезжают.
— Красавицы, не так ли, Пит?
— Я вынужден согласиться.
Красноватого цвета фургон едва не снес бампер «ТР-3», когда наши женщины поворачивали на шоссе. Мадам Дюкесн обругала водителя по-французски, и они умчались. Фургон дал задний ход, в окне показалась чья-то физиономия. Шартелль и я все еще стояли на крыльце.
— Где живет Пит Апшоу? — в голосе слышался американский акцент.
— Здесь, — крикнул я в ответ.
Фургон еще подал назад и свернул на нашу подъездную дорожку. Тут я понял, кого к нам принесло.
— О боже, это Дидди, Дампс и Тот.
— Кто?
— АП, ЮПИ и Рейтер.
— О!
— Считайте, полдня как не бывало.
— Может, они что-то знают.
— Они знают, что хотят пить. И отнюдь не воду.
С представителем АП я познакомился еще в Европе, когда был там единственным корреспондентом моей газеты. Теперь ему было за шестьдесят лет, сорок из которых он посвятил добыванию новостей. Репортер ЮПИ, высокий худющий австралиец, какое-то время работал в лондонском отделении агентства, и мне приходилось иметь с ним дело уже после того как я перешел к Даффи. Рейтер представлял здоровяк-альбертиец. Он освещал все события, происходящие на западном побережье Африки до границы Анголы. Дальше его не пускали.
— Как вы их назвали? — переспросил Шартелль.
— Дидди, Дампс и Тот. Три персонажа из книжки, которую я когда-то прочел. Они никогда не разлучались.
— Я читал эту книжку. Мне тогда было восемь лет.
— А мне — шесть.
Корреспондента АП звали Фостер Мамашед. Никто, естественно, не обращался к нему иначе, как Мамуля. Родился он в Омахе, но давным-давно не бывал в тех краях. Чарльз Кроуэлл, корреспондент ЮПИ, родился в Аделаиде, но говорил всем, что он из Сиднея. Я не помню, как я узнал об Аделаиде. Наверное, мне сказала его лондонская подружка. Альбертиец из Рейтера, уроженец Баркунду, окончил экономическую школу в Лондоне и стажировался в «Обсервере». Там мы и познакомились. Звали его Джером Окпори. Он трижды женился и столько же раз разводился.
Предвыборную кампанию они вещали вместе. Прежде всего из экономических соображений. Мамашед старел и уже не мог бегать, как молодой, а Рейтер и ЮПИ все еще платили своим корреспондентам, если те не были американцами, нищенское жалованье. К тому же лондонские отделения этих агентств весьма скрупулезно просматривали их расходы. Ассошейтед Пресс, наоборот, выплачивало Мамашеду от 17 до 19 тысяч долларов в год, а его расчетный счет проверялся разве что раз в пять лет. Поэтому оплачивал машину Мамашед, но эту сумму каждый из них вносил в графу расходов, получая в салоне проката автомобилей соответствующую квитанцию.
— Кто это сидит на переднем сиденье? Неужели Мамуля? — спросил Шартелль, когда фургон остановился у нашего крыльца.
— Он самый.
— Я думал, он умер. Не видел его лет пятнадцать.
Мамашед вылез из машины первым. Рубашка цвета хаки обтягивала его толстый живот. Соломенная шляпа с красно-бело-синей лентой едва держалась на затылке.
— Пит, мне сказали, что ты готовишь лучший мартини к югу от Сахары.
— Вам сообщили наидостовернейшую информацию, Мамуля. Как поживаете?
Он поднялся по ступенькам и пожал руки мне и Шартеллю.
— Шартелль, мне говорили, что вы здесь, но я решил, что это ложь. Чертовски рад. Когда мы виделись в последний раз?
— Лет пятнадцать назад, Мамуля.
— В Чикаго, да? Помнится, шлюшка с Кларк-стрит нагрела меня на шестьдесят семь долларов.
— Но она того стоила, Мамуля. Я ее помню.
— Конечно, стоила. У вас есть кондиционер?
— К сожалению, нет, — ответил я.
— Ладно, тогда пусть принесут что-нибудь выпить. И похолоднее.
— Питер Апшоу, дар «ДДТ» Черному континенту, — с заднего сиденья вылез двухметровый Кроуэлл из ЮПИ.
— Привет, Чарли.
— Еще девять часов, а я вспотел, как паршивый негр. Только не обижайся, Джерри.
— И пахнет от тебя, как от негра, — ответил Окпори и улыбнулся всеми тридцатью двумя зубами.
После рукопожатий я представил им Шартелля. Затем мы прошли в гостиную и они повалились на стулья и кушетку.
Я кликнул Самюэля и тот возник из глубины кухни, явно недовольный тем, что гости заявились в столь ранний час.
— Принеси нам кофе, джин, тоник, чай, виски, сок и пиво, — попросил я.
— Мне джин с тоником, — добавил Кроуэлл.
— Мне тоже, — кивнул Мамашед.
— А мне — сок со льдом, — Окпори не поддержал компанию.
Самюэль ждал нашего слова. Я взглянул на Шартелля. Тот пожал плечами.
— Нам джин с тоником, Самюэль.
— Са, — сухо ответил он, не одобрив наш выбор.
После того как Самюэль раздал полные бокалы, я велел ему оставить поднос с бутылками на кофейном столике, чтобы каждый, кто хотел добавки, мог обслуживать себя сам.
Мамашед потянулся.
— Мы только что с севера, Клинт. На Фулаву работает целая толпа. Из «Ренесслейра».
— Они задумали что-то очень интересное, — добавил Кроуэлл. — Что именно, не говорят, но ходят с таинственными ухмылками.
— А чем еще они занимаются?
— Все машины облеплены наклейками с именем кандидата.
— Это хорошая идея, — заметил я.
— И вот что забавно, — вмешался Мамашед. — Два дня назад мы побывали на востоке. У доктора Колого. Такие же ухмылки были у тех парней, что ведут его кампанию.
Шартелль зевнул и вытянул ноги, положив одну на другую.
— Я знаю, что «Ренесслейр» направил группу поддержки на север, но впервые слышу, что своя команда есть и у доктора Колого.
— У него пять или шесть человек. Их прислала «Коммуникейшн Инк». Из Филадельфии.
— Что-то я не слышал о таком агентстве, — заметил Шартелль. — А вы, Пит?
Я покачал головой.
— Похоже, американцы прибрали к рукам всю добычу, — хмыкнул Окпори. — Пожалуй, эту мысль я использую. Сколько они платят вам, мистер Шартелль?
Тот усмехнулся.
— Меньше, чем мне хотелось бы, мистер Окпори. Но пусть это останется маленькой тайной, моей и финансового управления.
— Десять тысяч долларов? — предположил Кроуэлл.
— Чарли, за десять тысяч Шартелль не стал бы устраивать и праздничный банкет.
— Вы стоите дорого, мистер Шартелль?
— Кандидаты, которые побеждают, так не думают, — ответил Шартелль. — К счастью, с проигравшим мне приходилось говорить лишь однажды.
— Когда это было? — спросил Окпори.
— В тысяча девятьсот пятьдесят втором.
— Плохой год для партии, — вставил Мамашед.
— Чрезвычайно плохой, — согласился Шартелль.
— А что у тебя тут творится, Клинт? — продолжил Мамашед. — Мы были на севере и востоке, и эти молодые обезьяны молотят на пишущих машинках, рассылают сообщения для прессы, обсуждают многоцветные плакаты, пользы от которых, я им это сказал, нуль. А вы с Питом потягиваете джин в девять утра. Не звонят телефоны. Никакой суеты. Вы уже купили выборы?
— Мы с Шартеллем всего лишь консультанты, Мамуля, — ответил я. — Мы много думаем.
— Мамуля, мы приехали сюда, чтобы помочь вождю Акомоло отковать новую демократию в горниле политической борьбы. Как тебе, Пит?
— Эта фраза войдет в историю, — корреспонденты ничего не записали.
— Как, по-твоему, закончатся выборы, Клинт? — спросил Мамашед. — Только серьезно.
— Думаю, мы прорвемся, Фостер. Сейчас я бы поставил шесть к пяти на нас.
— Готов внести пятьсот.
— Фунтов?
— Долларов.
— Заметано.
— Шесть к пяти немного лучше, чем пять за пять, Клинт.
— Наши шансы могут и возрасти. Приезжай к нам за неделю до выборов. Возможно, они поднимутся до девяти к пяти.
— Ты так уверен в себе?
— Перестань, Мамуля. Я же не тренер-новичок, проливающий слезы из-за того, что его лучший защитник подхватил триппер перед началом сезона. Мне платят за уверенность. Это мое естественное состояние.
— А как ты, Пит?
— Думаю, я переполнен уверенностью. Я предсказываю, что Акомоло победит с подавляющим преимуществом. Можете процитировать меня. Даффи с удовольствием прочтет об этом в Лондоне.
— А есть ли возможность взять интервью у Акомоло? — спросил Кроуэлл. — С американизацией нам все ясно. Мэдисон Авеню[14] осваивает новую прибыльную территорию, беря под контроль политическую борьбу в Западной Африке.
— Я не с Мэдисон Авеню, — возразил Шартелль.
Высокий австралиец сухо улыбнулся.
— Вы там будете завтра.
— Я думаю, такая возможность есть, — вмешался я. — Я позвоню и выясню, что можно сделать.
Я быстро дозвонился до Дженаро, воспользовавшись тактикой Шартелля и узнав о самочувствии телефониста и членов его семьи. Он назначил встречу на половину одиннадцатого.
— Вы с Шартеллем тоже придете? — спросил Дженаро.
— Нет. Я думаю, вы обойдетесь без нас.
— Хорошо. Скажите им, пусть подъезжают к дому Лидера в половине одиннадцатого.
— Отлично, — я повернулся к корреспондентам. — Десять тридцать вас устраивает?
Мамашед ухмыльнулся.
— Слишком уж у тебя все гладко, Пит. Неужели ты можешь так запросто пробиться к Акомоло? «Ренесслейр» и эти парни из Филадельфии не имеют такой возможности.
— Прежде всего, Мамуля, я стараюсь завоевать доверие клиента. А потом мы оба бьемся за победу на выборах, помогая друг другу.
Мамашед осушил бокал и встал.
— Я хочу повидаться с руководителем Информационной службы, а потом уж ехать к Акомоло. Благодарю за выпивку и организацию встречи с вождем. От вас, парни, новостей не дождешься.
— Как и сказал Пит, Мамуля, мы всего лишь консультанты.
Мы пожали друг другу руки. Они пообещали приехать еще раз. Мы ответили, что всегда рады их видеть. На крыльце Мамашед чуть задержался.
— Я бы мог дать большую статью, Клинт. На полном серьезе.
— Если у меня будет материал, ты его получишь.
Мамашед кивнул и спустился по ступенькам. Они забрались в кабину, фургон развернулся, выехал на шоссе и исчез за поворотом.
— Первая волна, — заметил я.
Шартелль кивнул.
— Позвоните Дженаро. Пусть он свяжется с Диокаду и попросит его приехать сюда. Пора планировать кампанию. Нам кое-что понадобится.
— Что именно?
— Маленькие красные, желтые и зеленые указательные флажки. В отделах сбыта такие обычно втыкают в карту, чтобы знать, где находятся коммивояжеры или должны находиться.
— Что-нибудь еще?
— Карта. Самая большая карта Альбертии.