Случайность ли это?

Случается в жизни иногда такое стечение обстоятельств, казалось бы вполне случайных, что не верится в реальность происходящего. Особенно трудно поверить в счастливое везение в тех условиях, в каких мы оказались с товарищем в начале августа 1942 года вблизи франко-швейцарской границы. Сейчас, по прошествии более полувека с того времени, мне кажется, что в жизни ничто не происходит просто так, случайно…

Дороги Франции вели нас все ближе и ближе к заветной границе. За два месяца, что мы меряли шагами Западную Европу, мы успели привыкнуть к радушию и гостеприимству простых французов. Теперь мы с Василием смелее заходили в крайние дома маленьких поселков и хуторов. Случалось заходить не только темной ночью, но и еще засветло.

Вот и теперь мы подходили к небольшой деревушке, расположившейся на склоне горного массива. В летних сумерках возле крайнего дома наше внимание привлекла группа молодых французов. Они весело и беззаботно отмечали какое-то торжество. Окна дома были распахнуты настежь, и из них на улицу лились музыка и яркий свет. Впервые мы увидели ярко освещенные окна, ведь немцы и французские жандармы строго следили за соблюдением светомаскировки. Молодежь заметила нас, и нам приветливо замахали руками, приглашая принять участие в празднике.

Человек шесть — восемь нашего возраста с любопытством разглядывали нас. Молодой человек, видно душа компании, высунулся по пояс из окна. Он что-то весело сказал, обращаясь к своим друзьям. Они громко рассмеялись. Очевидно, наш потрепанный вид вызвал такую реакцию. Мы подошли ближе. Затем юноша обратился с вопросом к нам. Мы ничего не поняли, но объяснили заученными фразами, кто мы и что нам надо. Удивление на лицах молодых французов сменил восторг, они одобрительно похлопали нас по плечам, удивляясь нашему долгому пути. Французы, вообще очень общительные и разговорчивые, буквально засыпали нас вопросами. Большинство вопросов мы не поняли. Проскальзывали отдельные знакомые слова: колхоз, коммунизм, комсомол. Мы поняли только, что ребята интересуются жизнью на нашей Родине. Как могли, рассказали о довоенной жизни, путая французские слова с немецкими.

Мы уже собрались идти дальше, но тот парень, который первым обратился к нам, заметил, что я без головного убора. Дело в том, что у нас с Василием была одна пилотка на двоих. Василий взял себе пилотку, а я — подкладку от нее. За время пути моя подкладка совершенно пришла в негодность, поэтому я ее выбросил. Через минуту этот веселый парень вышел из дома к нам на улицу. В руках он держал черный широкий берет. Он торжественно водрузил берет мне на голову, отсалютовав рукой. Вся компания, как по команде, дружно рассмеялась. Парень показал большой палец и объяснил мне, что в берете я — вылитый француз. По этому поводу он предложил нам выпить по стакану красного вина. Мы выпили за дружбу, попрощались с нашими французскими сверстниками и отправились дальше. В душе остались теплые воспоминания о встрече. Долго я носил тот черный берет.

Предгорья Альп. Дорога то поднимается в гору, то стремительно бежит под гору. Вековые хвойные леса сменяются широкими полями и перелесками. Множество горных речек и ручейков приходится нам преодолевать то по мосткам, то вброд. Природа поражает своим разнообразием. Наш путь лежит на юго-восток к границе.

Звездная ночь постепенно сменила вечернюю зарю. Мы шли по широкой сельской дороге. Вдали показались силуэты деревни. Дома просторно раскинулись в долине между холмами. Решили зайти в крайний дом и попросить что-нибудь перекусить. На наш стук из дома вышел мужчина лет тридцати в широких холщовых штанах и простой крестьянской рубахе. При свете керосиновой лампы он разглядывал нас. Крестьянин спросил, что нам нужно. Мы, как обычно, рассказали. Русские, бежали из плена, просим еды и соли. Еще нам нужна была карта, так как наша карта заканчивалась километров через двадцать от этого места. Хозяин жестом пригласил зайти в свой дом.

В первой комнате, очевидно кухне, стояла большая печь, занимавшая почти половину всего помещения. На простом деревенском столе еще стояла посуда после позднего ужина. Внутреннее убранство дома было очень скромным. Не успели мы как следует оглядеться, как дверь из другой комнаты открылась и вошла высокая, худая женщина. Она явно недружелюбно посмотрела на нас и что-то спросила мужа. Он, как бы оправдываясь, стал ей говорить, время от времени кивая в нашу сторону. Женщина, сильно жестикулируя и явно выражая недовольство, вышла из комнаты. Хозяин махнул ей вслед рукой, как бы говоря, чтобы мы не обращали внимания, и тоже вышел вслед за женой. Мы остались в кухне одни. Мое внимание привлекла маленькая коробочка карманного фонарика. Как бы он нам пригодился в пути! За дверью слышался громкий разговор супругов. Видно, женщина опасалась немцев или жандармов. Ведь за помощь бежавшим пленным их тоже ожидал концлагерь.

Наконец они вышли к нам. Настроение женщины не изменилось, а мужчина, как бы оправдываясь, развел руками. Не обращая внимания на ворчание жены, он отсыпал в газету немного соли. Я напомнил ему о карте. Он кивнул и поднялся по лестнице на балюстраду второго этажа. Жена за ним. Воспользовавшись их отсутствием, я положил фонарик в карман. Наверху опять ругались. Вскоре крестьянин вышел и покачал головой: нет карты. Мы понимающе кивнули. Хозяин взял лампу и проводил нас за порог. Мы простились и вышли в темноту ночи.

Дома деревни тянулись вдоль дороги с одной стороны. С другой стороны дороги был луг. Пройдя мимо нескольких домов, мы наткнулись на бетонный колодец. Возле колодца, в прямоугольном бетонном коробе, заполненном водой, стояли два алюминиевых бидона с молоком. Мы вдоволь напились прямо из бидона свежего молока.

Недалеко от колодца, в стороне от других, стоял большой двухэтажный дом. Я положил свой мешок с ведром, в котором мы готовили в пути пищу, возле колодца, и мы пошли в сторону дома. Дом окружала аккуратная невысокая изгородь. Перед входом в дом калитка. Подойдя к калитке, мы заметили кнопку электрического звонка, и я нажал ее. В доме раздалась трель звонка, но никто не вышел. Подождав немного, я еще раз нажал на кнопку. Открылось окно на втором этаже, возле дома залаяла собака, ее лай подхватили другие деревенские собаки. Через некоторое время загремели запоры, дверь открылась, и на пороге показался высокий юноша в белой сорочке. После наших объяснений он пригласил нас зайти в дом.

Первым вошел юноша, за ним Василий. Я зашел последним и закрыл дверь. Прихожая была маленькой, в центре ее стоял стол, покрытый светлой скатертью. Напротив была дверь в другие помещения дома. У стола напротив нас стояла полная женщина, с интересом и тревогой смотревшая на нас. Комната была ярко освещена электрическим светом, и я смог хорошо рассмотреть ее убранство. Стены были увешаны фотографиями разных размеров в резных рамках. Я с интересом рассматривал фотографии, пока Василий расспрашивал юношу, разложив нашу карту на столе. На многих фото были запечатлены люди в военной форме. Большинство из них носили пышные усы.

Прошло уже минут десять, как хозяева объясняли нам путь по карте. Вдруг скрипнули ступеньки от тяжелой поступи грузного человека. Я посмотрел наверх и обомлел. К нам спускался человек могучего телосложения, несколько грузный, с пышными рыжими усами. Но мой взгляд был прикован к его галифе с красно-голубыми лампасами! «Вася, жандарм!» — только и успел крикнуть я. Толстяк, быстро оценив ситуацию, кивнул жене на входную дверь и что-то быстро сказал сыну. Обстановка складывалась для нас критическая. Женщина уже нерешительно двинулась к двери, когда Василий спокойно сложил карту. Затем он решительно оттолкнул молодого человека так, что он отшатнулся в мою сторону, и, прыгнув к двери, открыл ее толчком ноги. Василий исчез в темноте ночи, я слышал, как хлопнула за ним калитка. Я тоже не заставил себя ждать. Оттолкнул парня в сторону жандарма и выскочил в открытую дверь. Последнее, что я видел в ярко освещенном проеме, — это жандарм, посылающий нам вслед проклятия. Выскочив в темноту, я несколько раз громко окликнул Василия, но ответа не было.

Где мой товарищ? Куда мне теперь идти? Прошел к началу деревни, где мы недавно еще были вместе. Прошел по обочине в сторону колодца — там тоже нет моего напарника. Присел возле дома сварливой женщины в раздумье: что делать? Весь остаток ночи прошел в поисках Василия.

К утру зашел в тот самый первый дом и знаками спросил у мужчины о моем друге. Тот объяснил, что Василий не появлялся. Кстати, положил на место взятый мной фонарик, так как в нем не было батарейки. В этот раз женщина отнеслась ко мне с большим сочувствием, и истерики не было. Я попросил у них бумагу и карандаш. На листке я написал, где и когда буду ждать Василия. Попросил супругов отдать листок, если появится мой приятель.

И вот я один, в чужой стране, без товарища и без карты. Меня вдруг осенила мысль: ведь у меня есть маршрут нашего дальнейшего пути! Дело в том, что накануне мы рассматривали карту и списали названия населенных пунктов на нашем пути. Василий не мог читать латинские буквы, и я для него списал французские названия русскими буквами. Теперь я вспомнил, что эта бумажка лежит в моем кармане. Я опять зашел в знакомый дом и стал читать по порядку названия с бумажки. Но, видно, мое московское произношение искажало французские названия и меня никто не понимал. Бумажка оказалась бесполезной без карты.

Бродил я по дорогам вокруг деревни и около одного дома увидел развешанное для просушки белье. Мое внимание привлекла белая небольшая фланелевая тряпка. Я разорвал ее на несколько частей. На каждой написал химическим карандашом примерно такой текст: «Вася, жду тебя в лесу напротив первого дома. Валерий». Эти записки я развесил на всех указателях направлений дорог, ведущих из деревни. Чтобы случайно ветер или дождь не сорвали мои записки, я приколол их щепочками в трещины столбов указателей.

Так в хлопотах прошел день. К вечеру опять зашел к знакомым французам. Оказалось, что Василий так и не появлялся. Нужно было искать место для ночлега. Выбрал я место в лесу недалеко от дома и стал коротать время в поисках выхода. Время тянулось медленно, и я не заметил, как заснул.

Тревоги предыдущей бессонной ночи сморили меня, и проснулся я, услышав крик петуха. Мне показалось, что он кукарекает мне в самое ухо. Оказалось, что я устроился на ночлег на самой опушке и меня легко могли заметить. Проснулся я с тревожными мыслями.

Можете представить себе: было нас сначала трое, потом двое, а теперь один. Прошли мы Германию, Эльзас и почти уже дошли до Швейцарии. Остался один, без товарищей, без карты. Зайдя в дом, увидел сочувствующий взгляд женщины и решил еще раз попросить заветную карту. Без нее мне нет пути. Мужчина теперь уже решительно направился в верхние покои. Жена его стремглав бросилась за ним, что-то испуганно крича ему вслед. Повторилась вчерашняя сцена. Хозяин вышел ко мне раскрасневшийся, разгоряченный разговором с женой. С сожалением развел руками. Ничего не поделаешь. Я мог их понять. Военное время. Я-то уйду, а они рискуют своим благополучием. Мужчина взял велосипед, стоявший за домом, и мы пошли прочь от деревни. Он вызвался сам проводить меня до следующей деревни, примерно показать направление моего пути. На развилке дорог крестьянин показал мне направление и отправился обратно, пожелав мне: «Bon voyage!» («Счастливого пути!»)

Дорога шла сначала густым лесом, затем спустилась к бурной горной речке. Я перешел на другую сторону по широкому каменному мосту. Дорога повернула вдоль русла ручья. Иду и прислушиваюсь, все мне кажется, что кто-то преследует меня, шагая в ногу со мной. Остановился — шаги затихли. Только двинулся дальше, как опять гулкие шаги преследуют меня. Что за наваждение? И тут до меня дошло, что я испугался собственных шагов, которые эхо в ущелье множило и усиливало. Правильно говорят, что у страха глаза велики.

Я прилег на траве. Вверху шумели кроны высоких сосен и елей, еще выше плыли белые кучевые облака. Может, они пришли с моей далекой Родины? Вдруг мое внимание привлек двигавшийся вдоль дороги какой-то карлик. Я плохо видел его через ветки придорожных кустов. Вот фигурка карлика появилась в просвете кустов. Только теперь я мог хорошенько разглядеть «карлика». Это была большая рыжая лиса. В зубах она несла пойманную курицу. До этого момента лиса не замечала меня. Я громко хлопнул в ладоши. Лиса мгновенно застыла, уставившись на меня. Я теперь залаял, правдоподобно имитируя собаку. Реакция лисы была молниеносной: она бросила добычу и мигом скрылась в густом кустарнике. Я подошел, поднял еще теплую тушку курицы за ноги и направился вниз по дороге.

За поворотом дороги передо мной открылась живописная долина меж пологих гор. По ней были беспорядочно разбросаны отдельные строения деревушки. Оранжевые черепичные крыши ярко выделялись на свежей зелени травы. Вдали темной зубчатой полосой темнел лес. Солнце было с правой стороны от меня, и, значит, мой путь лежал через долину. Спустился по дороге к домам. Вблизи они уже не были так привлекательны, как при взгляде сверху. Многие дома вблизи оказались просто сараями и скотными дворами.

Я подошел к крайнему дому. Обогнув его угол, я увидел на пороге двух пожилых людей. Мужчина, с редкими седыми волосами, невысокого роста, худощавый, что-то рассказывал такой же щуплой, невысокой старушке. Мое появление с курицей в руках не вызвало у них никакого интереса. Они снизу вверх посмотрели на меня и о чем-то перебросились между собой парой фраз. Я жестами попытался им объяснить случай с лисой, но они меня не поняли. Тогда я взял щепку и на земле перед стариками изобразил, как мог, лису с курицей в зубах. Они понимающе заулыбались, закивали головами.

Старик пригласил меня зайти в дом. В комнате было сумрачно. Вся убогая обстановка состояла из простого стола и трех табуретов. На столе стояли две глиняные чашки и четырехгранная бутыль темного стекла. Я понял, что супруги уже приняли с утра некоторую порцию напитка Бахуса. Хозяин налил мне полную чашку из той же бутыли. Зелье оказалось очень кислым, и я поморщился, что вызвало улыбку у старика.

Днем мне было небезопасно идти по горам. Я решил остаться у хозяев этого скромного домика. Старушка, что-то прошамкав беззубым ртом, ушла в дом. Я остался наедине со стариком. Хмель развязал язык пожилого француза. Я понял из его речи, что жену он любит с самого детства и они живут до сих пор очень дружно.

Постепенно день стал клониться к вечеру. Старик повел меня к отдаленным строениям. Это были сараи и птичий двор. Возле него были разбросаны по земле куриные перья. Очевидно, именно здесь произошла встреча печальная для курицы и удачная для лисы. Старик равнодушно посмотрел на куриные перья и махнул рукой. Затем он вынес из сарая бутыль молока и налил мне его в глиняную кружку. Я выпил.

Потом хозяин пригласил меня зайти внутрь сарая. Там был устроен сеновал. На самый верх вела приставая лестница. Жестами старик показал мне, чтобы я залез наверх и взял там охапку сена, что я и сделал. Снизу старик что-то мне кричал. Я разобрал только слово «куше». Что хочет дед? Подумав немного, я решил, что в русский язык слово «кушать» пришло из Франции. Наверное, старик или чокнулся, или перепил своего кислого вина, подумал я. Но дед догадался, что я не понимаю, и для ясности сложил руки и изобразил спящего. Так вот что значит «куше» — спать! Я постарался объяснить гостеприимному хозяину, что мне по дорогам безопаснее идти ночью, а спать днем. Он тогда попросил меня зайти в дом.

Там он коротко объяснил хозяйке, что я собрался в путь. Тогда она достала завернутые в цветной платок деньги и протянула их мне. Я стал отказываться, но она сунула мне деньги в карман. Я прижал руку к сердцу и сказал: «Merci!» Хозяева проводили меня до дороги, освещая путь керосиновой лампой. Я зашагал прочь.

Постепенно глаза привыкли к темноте ночи. Дорога светлой лентой петляла по лесу. Прошагав так почти до раннего летнего рассвета, я решил сделать привал. Расстелил под высокой елью на мягкой подстилке опавшей хвои конскую попону. Она уже долгое время служила нам единственной подстилкой и укрытием от дождя.

В лесу тихо. Лишь шорохи ночных обитателей леса иногда нарушали его тишину. Лежа на спине, я смотрел на поблескивающие сквозь ветки звезды. Тревожные мысли одолевали меня. Куда мне идти дальше?

Утро встретило меня веселым птичьим гомоном. Легкий туман поднимался от ручья вверх по ущелью. Сквозь него пробивались золотистые лучи утреннего солнца. Наскоро собрав свои нехитрые пожитки, я умылся и вышел на тропинку. Дорога вела меня уже вверх по склону холма. Слева от дороги стоял небольшой деревянный дом. При моем появлении залаяла маленькая дворняжка, извещая о моем вторжении на ее территорию. На лай собачонки из дома вышел среднего роста упитанный мужчина в белом халате и колпаке. Он успокоил собаку и пригласил меня зайти в дом. Дом оказался пекарней. Посреди комнаты стоял разделочный стол, усыпанный мукой. На нем лежал большой кусок теста и несколько готовых к выпечке батонов. Хлебопек разговаривал со мной, продолжая заниматься своим делом. Он отрезал большим ножом кусок теста, быстро и ловко придавал ему форму длинного батона. Занимаясь своим делом, он удивился моему рассказу о побеге и скитаниях. А мне было приятно смотреть на лицо увлеченного своей работой мастера. Я попытался прочесть несколько названий населенных пунктов из своей бумажки, но он ничего не понял и развел руками.

Простившись с пекарем, я уже отошел метров на двадцать, как он окликнул меня. Пекарь протягивал мне длинный батон белого хлеба. Вернувшись, я взял батон и разломил его надвое: одну часть себе, другую Василию. Сказал доброму человеку «Merci!» и отправился в путь. В этот день я прошел горными дорогами и тропинками, наверное, километров пятнадцать — двадцать, трудно в горах точно определить пройденный путь. В пути старался придерживаться направления на юго-восток.

Сгустились сумерки, наступил вечер. Тяжело шагали уставшие за день ноги. Пора подумать и о ночлеге.

Шел к концу третий день моих одиночных скитаний. Где-то сейчас Вася? Ему было легче ориентироваться — у него была карта. На ней мы с Василием проложили наш маршрут в сторону неоккупированной Франции. А вот у меня карты не было…

Черное небо над головой, августовское небо Франции. И наша верная подруга ночь. Подруга в пути по дорогам Германии, Эльзаса и Франции, вдали от Родины. И теперь теплая ночь раскинула надо мной звездное решето. И лишь на западе черный бархат ночи несколько светлеет. А посмотришь вдаль на темный зубчатый силуэт леса на горизонте, становится грустно от осознания того, что еще один день навсегда покинул Землю…

Иду проселочными дорогами, обходя крупные селения. Светлая лента дороги ложится под ноги. Изредка легкий ветерок доносит собачий лай и запах жилья. Чутко вслушиваюсь в ночную тишину. Но вот вдали виднеются смутные очертания крайних домов селения. И каждый раз, подходя к дому, возникает один вопрос: что меня здесь ждет?

Робко постучался в дверь. За дверью слышится приветливый мужской голос, он приглашает меня войти. Вхожу в слабо освещенную низкую комнату, посреди нее стоит простой деревянный стол, на столе керосиновая лампа. Возле стола стоит молодой человек лет двадцати — двадцати трех, худощавый в черном до пола одеянии. Он перепоясан широким поясом, а на голове у него черная шапочка. Его тень переламывается на потолке, отчего человек кажется очень высоким.

Он внимательно рассматривает меня. Спрашивает о чем-то по-французски. Отвечаю ему заученными фразами примерно такого содержания: «Пленный, бежал, прошу соли и спичек». Юноша спросил, кто я: немец, поляк? И когда понял, что перед ним русский, не мог скрыть своего удивления. Он засуетился, приглашая меня присесть к столу. Далее выяснилось, что он — сельский священник и впервые встречается с русским, советским человеком. Подавая на стол скромную еду — кусок хлеба и несколько картофелин в мундире, — он с нескрываемым интересом продолжал рассматривать меня. И все что-то говорил, говорил. Жестами он даЛ понять, что еда на столе для меня. Я догадался, что он отдает весь свой дневной паек. Я категорически отказался от еды. Пастора обидел мой отказ, он еще энергичнее стал уговаривать отведать его пищи. Пришлось, сдерживая чувство голода, не спеша принять половину его ужина. Все это время юноша сидел напротив меня, и добрая улыбка не сходила с его лица.

«Сытно» поужинав, я тепло поблагодарил радушного хозяина, попутно спросив, нет ли в селе немцев или жандармов. Когда уже выходил, я жестом спросил, нет ли у хозяина закурить? В ответ священник отрицательно покачал головой. Проводив меня до дороги, француз быстро скрылся в темноте ночи.

И я зашагал по пыльной дороге, вспоминая необычную встречу. Отойдя довольно далеко от села, впереди я увидел свет карманного фонаря, приближавшийся со стороны дороги. Я в тревоге остановился. Человек также остановился, не доходя до меня нескольких шагов, и что-то громко произнес по-французски. И тут-то я узнал по фигуре и по голосу гостеприимного пастора! Но как он очутился впереди меня? Ведь я уже давно миновал его дом, его деревню!

Священник тяжело дышал. Остановился. Едва переведя дух, протянул мне две сигареты. Какой щедрый подарок! Ведь в то тяжелое военное время они были на вес золота! Как же меня поразила его забота обо мне, бедном беглеце! Жаль, что из его слов я ничего не мог понять. Как только мог, я от всей души поблагодарил молодого француза за подарок. Ведь уже много-много дней я не нюхал даже запаха табака! А я в то время был заядлым курильщиком. Во время наших странствий куревом нам служил сухой мох да листья деревьев.

Пока я перекуривал, пастор о чем-то очень горячо просил меня, умолял. Наконец до меня дошел смысл его слов: он просил меня встать на одно колено и сложить ладони перед собой. Для примера он несколько раз сам показал, как мне это нужно было сделать. Я старался ему объяснить, что не верю в Бога, что я атеист. Но он, даже поняв смысл моих объяснений, еще настойчивей просил исполнить его единственную просьбу. И я… уступил его настойчивости.

С достоинством, торжественно простой сельский священник перекрестил меня, после чего по-отечески поцеловал в лоб. Тогда-то я понял, что добрый молодой человек благословил меня в дальнюю дорогу, в неизвестность. Лишь после этого он считал свой пастырский и человеческий долг выполненным. И разошлись наши земные дороги и судьбы в темной августовской ночи посреди Франции…

До сих пор, хотя прошло уже полвека, в моих глазах стоит высокая темная фигура на фоне бескрайнего звездного неба.

Фигура человека, в моей ранней юности поразившего меня до глубины души своей чистой и искренней верой!

Наверное, время перевалило за полночь. Крупные звезды ярко светились на бездонном, черном бархате неба. Путь мой проходил извилистой дорогой вдоль ручья. В конце крутого спуска показался широкий каменный мост. В тени деревьев за мостом смутно вырисовывались контуры большого сооружения. По характерному шуму падающей воды я понял, что это мельница. Подойдя к мосту, я услышал мужские голоса.

На другой стороне речки разговаривали двое. Мне не хотелось еще раз рисковать. Я свернул с дороги вправо и пошел лесом к вершине холма. Дойдя до вершины, устроился на ночлег с южной стороны большого дерева, укрылся от ночной сырости попоной и крепко заснул на расстеленном мешке.

Проснулся сразу. Разбудил меня громкий разговор недалеко от меня. Осторожно раздвинул ветки кустов и увидел две повозки на дороге. Несколько мужчин собирали хворост и грузили его на подводы. Я собрал свои вещи, вышел поодаль от людей на дорогу и пошел в противоположную от них сторону. Отошел уже на приличное расстояние, как вдруг мое внимание привлек свежий, еще дымящийся окурок. Я обрадовался счастливой находке, но радость оказалась преждевременной. Вместо табака в самокрутке был мох! Отошел с дороги в кусты и скрутил новую самокрутку из сухого мха. Кругом тишина, только щебет лесных пичуг и тихий шелест ветра в вершинах деревьев. Я опять мысленно унесся далеко, далеко…

Внезапно из кустов прямо на меня вышел человек. От неожиданности я вздрогнул. Но человек, видно, первым заметил меня. Он с любопытством разглядывал меня. Отступать было поздно. Я тоже смог теперь разглядеть его. Роста он был выше среднего, немного сутулый. Привлекла мое внимание черная повязка, закрывавшая правый глаз. Простая, довольно поношенная куртка и стоптанные от длительной носки башмаки дополняли его портрет. Он, видно не ожидая встретить меня в этом глухом месте, повернулся и собрался уйти в сторону. Я улыбнулся и обратился к нему: «Kornrade!» Человек подошел ближе и присел рядом со мной на траву. Я коротко рассказал о себе. Он охотно поддержал разговор, и я узнал его историю. Он, оказывается, простой сельский учитель, шел в школу, которая находилась за перевалом. Он мог идти по дороге, но воспользовался короткой дорогой через лес. В школе было мало учеников, но он продолжал ежедневно ходить туда, преодолевая ежедневно этот тяжелый путь. Дальше учитель рассказал, что он воевал, раненым попал в плен к немцам, но был вскоре освобожден из-за потери глаза. Я спросил его, нет ли в деревне немцев или жандармов. На мой вопрос он ответил отрицательно. Мы простились. Он пошел дальше и, немного прихрамывая, скрылся в зарослях терновника.

Солнце клонилось к западу. От места встречи с учителем я был уже далеко. Чувство голода давало себя знать. Я доел остатки своего хлеба и решил устроиться на отдых. Выбрал укромное место среди зарослей терновника и собрался расстелить попону. В это время я услышал, как слева от меня кто-то пробирается через кусты. Кто бы это мог быть? Животное или человек? Громкий треск сухих сучьев приближался. Решил взглянуть поближе на возмутителя тишины. Пригнувшись, подобрался к прогалине между кустами. Смутно увидел фигуру мужчины. Он пробирался зарослями, ничуть не опасаясь, и собирал ягоды терна. Я не поверил своим глазам: Вася! Забыв про осторожность, громко окликнул друга. Мы бросились обниматься, не скрывая слез радости.

МЫ ОПЯТЬ ВМЕСТЕ!

А теперь судите сами: случайно ли это? Мы блуждали по чужой стране, не зная языка, совершенно не ведая пути друг друга. На четвертые сутки мы встретились в лесной чаще. Каждый из нас шел к этой встрече своим путем, неведомым другому. В это трудно, невозможно поверить, но ЭТО БЫЛО!

Загрузка...