Выхода нет

21:25

Дарби сперва пошла к Кошмарным Детям.

Это была часть ее плана – было бы подозрительно идти к машинам сразу, прямо, по кратчайшему расстоянию, и она предполагала, что Ларс немедленно кинется к окну, после того как выйдет из туалета и не найдет ее на месте. К тому же она оставляла следы на снегу. Она различала свои собственные, сделанные час назад, и следы Эшли, и Ларса (ее восьмой размер обуви был намного меньше, чем их). Все – присыпанные снегом.

Этой ночью каждое принятое решение оставит свой след.

К примеру, решение взять с собой горячий шоколад было тупым. Сравнимое по тупости разве что с татуировкой на плече Дэвон: «Сделано в Китае». Дарби не знала, зачем наливала напиток, пока этот мелкий хищник изливал всё, что у него на душе накопилось, через комнату от нее. Она просто сделала это. Она обожгла себе язык, когда глотнула из стакана на ходу, будто уличная девчонка.

Она обошла пожеванные статуи и, описав петлю, повернула обратно к гостевому центру. Здание балансировало на кромке обрыва, отделенное от пропасти только узким промежутком позади цементной стенки фундамента, делавшимся еще у́же от сложенной там кучи столов для пикника. На задней стене Дарби обнаружила два дополнительных окна. По одному в каждом туалете. Они были маленькие и треугольные, примерно в десяти футах над землей, пристроившиеся под обледенелым козырьком крыши. Она знала, что Ларс уже закончил свои дела – она слышала спуск воды в писсуаре, еще когда выходила наружу, – но старалась двигаться бесшумно, просто на всякий случай.

Она поднялась на холм, все еще играя роль Девушки Без Сотовой Связи. Конечно, ее айфон обнаруживал Ничего. Она пыталась повторно отправлять эсэмэску на номер 9-1-1 каждые несколько шагов, но это ничего не давало. Заряд батареи был теперь четыре процента.

Отсюда сверху Дарби могла окинуть взором всю зону отдыха целиком, лежащую перед ней, как диарама. Ванапа – «Малое Черт-побери» на местном языке. Маленькое приземистое здание. Флагшток. Ствол кедра. Кошмарные Дети. Кучка заснеженных машин. Особенно тщательно она наблюдала за входной дверью, ожидая, что Ларс выйдет наружу, под оранжевый свет натриевой уличной лампы. Ждала, чтобы увидеть, если он пойдет за ней по следам.

Дверь не открывалась.

Никаких признаков Грызуна.

Меланьин Пик возвышался слева наклонной тенью. Теперь еще больше скрытый снегопадом, но остававшийся самой высокой горой в поле зрения. Он был полезен как ориентир для навигации.

Из этой господствующей точки Дарби также видела и Седьмую государственную дорогу, купающуюся в кругах света от редких дорожных фонарей. Теперь это был гигантский лыжный трамплин, сверкающий от свежей белой пудры. И совершенно непроходимый для всего здесь, за исключением, быть может, грузовика Сэнди. Синенькая не смогла бы сделать по нему и пяти футов вверх – да и вниз тоже.

Дарби ждала, со снежинками в волосах, слушая, как завывают порывы горного ветра. Иногда ветер ненадолго стихал, и в эту ледяную тишину тут же эхом горных молотков врывались мучительные мысли Дарби.

«Из-за тебя папа покинул нас. И если бы мне пришлось выбирать, он или ты, я знаю свой выбор. Сердцем знаю.

Долбаным, мать его, сердцем, Майя».

Перед тем как повесить трубку, мать ответила:

«Если бы ты действительно была нужна ему, Дарби, он бы взял тебя с собой».

Она сделала глоток горячего какао. Тепловатого, вернее.

Теперь, когда Дарби определенно знала, что Ларс не преследует ее, она могла приступать к решающему штурму фургона. Она пересекла пандус выезда и зашла с северной стороны, ни на мгновение не спуская глаз с фасада.

Изнутри здания видна лишь правая сторона вэна, но не левая, и она должна исходить из того, что Ларс присматривает за ним через окно. Прогулка по глубокому снегу была утомительной, Дарби проваливалась и выкарабкивалась, тяжело дыша, расплескивая напиток. Морозный воздух резал ей легкие. Обжигал холодом нос.

Она чувствовала, как влажные льдинки на слипающихся ресницах превращаются в хрустящие.

Удивительно, что, несмотря на это, ее тело не ощущало холода. Кровь кипела от адреналина, словно топливо в ядерном реакторе. У Дарби даже не было перчаток, но она чувствовала, что этого огня внутри хватит на всю ночь.

Пересекая участок парковки, предназначенный для домов на колесах и грузовиков, она уже была достаточно близко от здания и теперь могла разглядеть сидящие фигуры через мутное стекло. Она видела плечищи Эшли. Лысеющую макушку Эда. Но никаких признаков Ларса, и это вдруг встревожило ее. Что, если он все же выскочил наружу вслед за ней? Что, если он просто вышел, когда Дарби была за домом, и двигается по ее следам прямо сейчас, подкрадываясь к ней сзади в темноте?

Она не могла выбрать, что же страшнее – видеть Грызуна или не видеть его. Ее «горячий» шоколад скоро замерзнет в этом стакане.

Она продолжала двигаться к загадочному вэну, и глупый мультяшный лис колыхался перед ней в такт каждому нетвердому шагу. Вот и слоган. «МЫ ЗАКОНЧИМ ТО, ЧТО ВЫ НАЧАЛИ». Снег на парковке был сравнительно неглубоким, только до лодыжки, под ледяной коркой наста. Видимо, он убирался регулярно, за исключением последних двадцати четырех часов, которые провел в безмятежном спокойствии.

Подобравшись слева, Дарби использовала длинную стену вэна как укрытие.

Она подкралась к задним дверям. «Шевроле Астро». Она предположила, что буквы «AWD» означают «полный привод»[7]. «Старшая» модель, предназначенная для плохой погоды. Грязные царапины на бампере. Угольно-серый цвет, отслоившийся пластик, вздувшийся пузырями. Правее Дарби узнала свои старые следы, оставленные около часа назад, – слабую линию, проходящую между вэном и ее «Хондой» и разрывающуюся надвое прямо здесь. Здесь, где «это» – случилось. Здесь, где ее ночь сделала резкий кувырок.

И сейчас был Момент Истины.

Дарби поставила пластиковый стакан в снег и прислонилась к прямоугольному заднему окну «Астро», наполовину заиндевевшему под внезапными ножевыми ударами подкравшегося мороза.

Она снова сложила руки чашей и вглядывалась через стекло внутрь. Там было даже темнее, чем ей запомнилось. Никаких очертаний. Никаких движений. Только мрачная чернота, будто заглядываешь в черный ящик в поисках черного кота, запертого там с неясными целями мистером Шредингером, и гадаешь – жив он или нет.

Она постучала по стеклу двумя пальцами.

– Эй.

Нет ответа.

– Эй! Есть кто-нибудь здесь?

Это было странно – беседовать с фургоном.

Ничего. Никого.

Только Дарби Торн, стоящая рядом, как машинный вор, чувствуя себя все более и более неловко с каждой секундой. Она подумывала, не воспользоваться ли подсветкой айфона, но это добило бы батарею и, самое худшее, – выглядело бы в ночи как вспышка сверхновой. Если Ларс случайно будет лицом к окну – он, несомненно, увидит это.

Дарби дважды стукнула в металлическую дверь костяшками пальцев, повыше номерного знака штата Калифорния, и подождала ответа. Никакой активности внутри. Никакого шевеления. Ничего такого.

«Мне это привиделось».

Она отступила от двери, чувствуя холод в груди.

– Слушай меня, – сказала она охрипшим голосом. – Если кто-то заперт здесь, издай звук прямо сейчас. Или я ухожу. Это твой последний шанс.

По-прежнему нет ответа. Дарби сосчитала до двадцати.

«Я вообразила эту маленькую руку. Вот что произошло».

Теперь, задним числом, она знала точно, зачем тратила время для наполнения стакана горячим шоколадом там, в гостевом центре. Это была ее собственная форма протеста. Она делала похожие вещи после получения прошлой ночью сообщения от Дэвон, разорвавшего ее мир в клочья.

«Позвони мне у мамы рак».

И как же она поступила первым делом?

Она отключила телефон, скользнула в куртку, дошла от Драйден Холла до студенческого клуба и заказала чизбургер. Она смотрела, как его подают, жирный и помятый, получала сдачу 5.63 со скомканной десятки, искала, где присесть в пустынном кафетерии, и наконец села и откусила два полукруглых кусочка, перед тем как рывком распахнула дверь в туалет и ее там ими стошнило. Она позвонила Дэвон прямо из кабинки, опираясь локтями на отбеленную керамику, с горящими от слез щеками.

Спасение в обыденности. Если есть силы в ней удержаться.

Стоя возле фургона, Дарби вела отсчет.

Сейчас она досчитала до пятидесяти и все еще смотрела, не покажется ли воображаемый ребенок.

Это почудилось, верно?

Таким же образом совершенно рассудительные люди клянутся, что видели красные огни в небе, или призрака в зеркале, или снежного человека в Национальном парке, – Дарби Торн просто вообразила детскую руку внутри таинственной машины, была близка к серьезным и решительным действиям на основании мимолетного миража. Слишком много кофеина, недостаток сна.

Это не кино. Это настоящая жизнь.

Всё это было просто недопониманием, ложной тревогой, и Дарби внезапно поняла, что ждет не дождется момента, когда вернется в маленький душный гостевой центр. Теперь компания не казалась ей такой уж плохой. Она будет учиться играть в карты с Эшли, может быть, беседовать с Эдом и Сэнди. Возможно, вздремнет на скамейке до свежей погодной сводки по радио с более точным прогнозом.

Потому что Ларс вовсе не киднеппер. Он, конечно, страшноват со своим заиканием и бугристой кожей на руках, но мир переполнен чудиками и пострашнее. И большинство совершенно безобидны. Теперь, когда хозяин «Астро» тоже был славным парнем, она набралась храбрости, прижала телефон к заднему окну вэна и включила подсветку, тут же сама полуослепнув от резкого бело-синего света. Просто чтобы положить конец своим подозрениям и расслабиться, окончательно убедиться, что на самом деле ничего не…

За стеклом она увидела лицо маленькой девочки, в упор смотрящей на нее.

Дарби выронила телефон.

Он приземлился в шаге от нее, подмигивая гостевому центру стоянки Ванапа, будто маяк, отбрасывающий неровные тени на снегу. Дарби бросилась на него, накрыв сложенными ковшиком ладонями и нащупывая кнопку.

В фургоне опять было спокойствие. Девочка скрылась в темноте.

И снова Дарби только мельком видела ее. Но выжженное в неприятной вспышке остаточное изображение плавало теперь по ее сетчатке, постепенно угасая, как после пристального взгляда на солнце. Детали запечатлелись. Овальный контур лица. Может быть, шесть или семь лет. Спутанные волосы. Большие глаза, моргнувшие от яркого света. Темная лента, грубо врезавшаяся в рот, блестящая от слюней и соплей. Девочка была за чем-то металлическим и сетчатым, похожим на черную проволочную клетку. Как Дарби и показалось изначально. Собачья клетка.

«О, Боже мой. Ее рот завязан, и она засунута в собачью клетку».

Впервые с тех пор, как вышла наружу, Дарби дрожала.

Весь жар, казалось, покинул ее тело в один миг.

Это подтвердилось. Это было правдой. Это было в точности так, как она подозревала. Это всё на самом деле происходило, прямо сейчас, в ярком цвете, и жизнь маленькой девочки в действительности висела на волоске, и сегодняшней ночью состоится матч за звание чемпиона между студенткой факультета искусств, вторые сутки не смыкавшей глаз, и хищником в человеческом обличье.

Дарби снова встала.

В тупом оглушении она опять пыталась открыть заднюю дверь. По-прежнему заперта. Дарби это уже знала. Тогда она пошла к водительской двери. Она не думала, она действовала инстинктивно. Только рефлексы обнаженных нервов. Дарби была готова взломать фургон Грызуна. Она была готова схватить эту маленькую девочку и убраться поскорей отсюда, и спрятать ее в своей «Хонде». В багажнике, может. Девочка окажется там в безопасности, верно?

Удар по стеклу будет слишком шумным и слишком явным. Оставит следы. Вместо этого Дарби заглянула через водительское окно. Внутри «Астро» был беспорядок, свалка из квитанций на приборной доске и желтые обертки от бургеров, разбросанные по сиденьям. Держатели для кофе с торчащими в них пустыми стаканами любимого Ларсом размера «Большой глоток». Дарби счистила снег с двери и высматривала штифт дверного замка за ледяным стеклом – да, он был здесь. Спасибо, Господи, за старые машины.

«Дарби, обдумай это».

Она присела и выдернула белый шнурок из своего левого кеда. Зажав зубами, завязала скользящий узел ниже середины. Стянула петлю, сделав ее поменьше, будто миниатюрное лассо. Она только однажды делала это раньше.

«Дарби, стой».

Ни в коем случае. Дарби расчистила ладонью побольше снега вверху двери, сбросила ледяную коросту и проталкивала шнурок в верхний угол. Кончиками пальцев она ощупывала металл и пыталась оттянуть – было достаточно лишь маленького зазора между дверью и ее рамой. Только на миллиметр или два. После тридцати тревожных секунд томительного нервного напряжения шнурок проскользнул справа и свесился позади стекла.

«Остановись».

Она не могла. Она просовывала шнурок осторожно, дюйм за дюймом, спуская петлю к замку. И произошло какое-то невозможное чудо – петля легла прямо на штифт и обхватила его с первой попытки. Это оказалась самая трудная часть, занявшая больше всего времени, но удивительно, что у Дарби получилось с первого раза. Это было подающее надежду знамение, будто сам Господь на ее стороне. Она верила и надеялась, что это так. Сегодняшней ночью ей нужна вся помощь, которую она сможет получить.

Ее благоразумие все еще протестовало: «Дарби, не будь импульсивной. После того, как ты вскроешь дверь – то что? Ты не сможешь взять девочку в здание. Ты не сможешь прятать ее в багажнике Синенькой всю ночь. Отступи».

Нет. Всё, о чем она думала, – эта девочка. Это напуганное маленькое лицо, все еще будто стоящее перед глазами.

«Подумай вот что…»

Дарби переместила шнур левее, по дверному периметру, и натянула горизонтально.

Скользящий узел сомкнулся вокруг штифта, словно петля на чьей-то шее. Тогда она вновь переместила шнур обратно вверх, убедилась, что он держит штифт, и осторожно потянула. Чуть сильнее – и он соскользнет, и придется всё начинать сначала.

И еще раз потянула, и еще немного сильнее, и еще сильней, и уже сильно, и шнур дрожал от натяжения, и штифт скрипел, и теперь она увлеклась и не могла остановиться…

«Дарби, ты собираешься сегодня умереть».

КЛИК.

Дверь открылась.

Ее сердце стукнуло. Дарби вцепилась в дверную ручку и дернула, и, к ее ужасу, с потолка «Астро» ударил свет.

Слепящий и яркий.

Ларсон Гарвер увидел свет снаружи.

Он сутулился у полки с рекламными буклетами, изучая труд под названием «Воздух Колорадо», и пытался понять, был ли изображенный на картинке турбовинтовой вертолет «Робинсон» моделью R66 или все же R44, когда заметил это. Проблеск на границе его периферийного зрения. Тихий маленький огонек от припаркованных машин, отразившийся в окне.

От ЕГО машины.

Ларс ощутил, что кишки от паники будто завязываются в узел.

Остальные в комнате не обращали на это внимания. Эшли и Эд продолжали игру, их голоса спокойно порхали над столом, как карты, туда-сюда.

– Девятка бубен?

– Агрр-рр. Ты подловил меня.

Ларс сдерживал дыхание. Из его угла свет снаружи был виден недостаточно хорошо – просто отражение в стекле. Он запихал брошюру «Воздух Колорадо» к себе в карман – где она присоединилась к уже лежащим там «Весенним пейзажам» с «Цессной-172» и «Горным видам» с «DHC-3-Выдра» – и поспешил к витражному окну, вытянув шею, как цапля, чтобы лучше видеть.

Дарби отыскала кнопку верхнего света и стукнула по ней кулаком. Свет погас.

Снова темнота.

«Вот дерьмо». Она задыхалась, ее сердце глухо бухало, барабанные перепонки звенели, наполнившись кровью. Это было глупо. Безрассудно. Опасно.

Она действовала необдуманно и позволила себе попасть в засаду, устроенную потолочной лампой, включающейся от открытия двери.

Она все еще никого не видела. «Без вандализма, без грязи, поняла?

…Поняла?»

Фургон вонял, как старый свитер. Ей вспомнился запах шкафчиков в спортзале. Кожаные сиденья, прилипающие к пальцам. Модель самолета на приборной доске. На полу плескалось небольшое личное море Ларса из желтых помятых коробок от бургеров «Джек в ящике» и пакетов из-под «Колокольчиков Тако», скользких и прозрачных от пятен жира. Дарби нащупала и открыла центральную консоль – там оказалось еще больше мусора. Она-то надеялась на пистолет или что-то подобное.

Она хотела открыть бардачок, но знала, что там ее может подстерегать другая лампа, затаившаяся, словно граната на растяжке.

Дарби не хотела рисковать опять.

Внутри дверной панели она нашла центральный замок.

КЛИК-КЛИК.

Теперь задние двери «Астро» разблокированы. Кабина была отделена от грузового отсека металлической ширмой, будто католическая исповедальня.

Осторожно Дарби выскользнула обратно наружу, забрала свой обувной шнурок, вдавила большим пальцем на место замочный штифт и тихо закрыла водительскую дверь, аккуратно прижав ее ладонями.

Ей было видно окно здания через крышу вэна. Она боялась увидеть силуэт Ларса за стеклом – заметившего свет из машины, – но там все еще было пусто. Только макушка Эда и часть плеча Эшли, продолжавших играть в «Рыбу».

Пока всё в порядке.

Дарби прокралась назад вдоль левой стороны вэна, по знакомому пути мимо глупого лиса, пробираясь через снег. Свой обувной шнурок она положила в карман джинсов, нет сейчас времени перешнуровывать башмак. Она зашла за «Астро», схватилась за левую ручку двери и потянула, открыв.

Девочка сидела внутри в собачьей клетке. Одна из черных проволочных сеток была съемной, и клетка могла складываться для хранения в плоском виде. Размером как для колли, укрепленная замком и дюжиной стяжек. Девочка сидела на коленях, согнувшись, потому что было недостаточно места, чтобы выпрямиться. Маленькие пальцы сжимали прутья сетки, словно тюремную решетку. Клейкая лента была намотана вокруг рта грубыми витками.

Дарби почувствовала влажный кислый запах. Моча.

В первый момент она утратила дар речи. Да и что тут можно сказать. Для этой ситуации не было слов. Будто сглотнув ком арахисового масла, забивший ей рот, Дарби наконец смогла управлять движением губ и сказала:

– Привет.

Девочка уставилась на нее широко распахнутыми глазами.

– Ты… Ты в порядке?

Девочка затрясла головой. Нет.

«Так, не тупи».

– Я… – Дарби дрожала под порывами холодного ветра, понимая, что толком не имела плана на случай, если всё зайдет так далеко. – Ладно, я сейчас сниму ленту с твоего лица, и ты сможешь поговорить со мной. Хорошо?

Девочка кивнула.

– Это может быть больно.

Девочка кивнула сильнее.

Дарби знала, что это БУДЕТ больно, лента приклеилась к волосам. Ларс обмотал ее кое-как прямо вокруг головы, и это была монтажная черная плотная изоляционная лента.

Дарби протянула руку через решетку в собачью конуру и нащупала конец ленты пальцами. Осторожно сняла первый виток, затем второй и, чтобы девочка немного успокоилась, спросила:

– Как тебя зовут?

– Джей.

– Ты знаешь этого человека? Водителя фургона?

– Нет.

– Он похитил тебя?

– Да.

– Из твоего дома? – Дарби перефразировала вопрос. – Погоди-ка, Джей, а где ты живешь?

– Фейрбридж-Вэй, тысяча сто сорок пять.

– Это где?

– В Костко.

– Нет. Как называется главный город, где ты живешь?

– Сан-Диего.

От этого Дарби вздрогнула. Она никогда не доезжала до Западного Побережья раньше. Ларс мог провести на дорогах несколько дней с этой девочкой, запертой сзади. Это объясняло мусор от фастфуда. Она замечала больше деталей внутри вэна, когда ее зрачки привыкли к темноте, – шерстяные одеяла и пледы, слоями накрывавшие клетку. Фанерные стеллажи на стенах, все пустые. Стеклянные бутылки из-под «Кока-колы», позвякивающие на металлическом полу. Рассыпанные опилки. Гвозди. Красная канистра бензина с черным шлангом. Ворох детской одежды, торчащий из белой сумки универмага «К-Март», хотя Дарби сомневалась, что Ларс переодевал Джей хоть раз с тех пор, как похитил ее из дома. Всю дорогу из Калифорнии.

– Он на окраине Костко, – пояснила Джей.

Дарби заметила круглый рисунок на футболке девочки и узнала его – шарообразный предмет из игры про Покемонов. «Пок-мяч», вспомнила она, из приложения для айфона, охватившего университетский кампус, будто эпидемия.

– Как твоя фамилия?

– Ниссен.

– Это… – Дарби стукнула круглым кодовым замком, закрывающим дверцу конуры. – Джей – это сокращение от чего-то?

– Птичка Джей[8].

– Нет. Полное имя. Похоже… Джессика?

– Просто Джей, – сказала девочка.

«Джей Ниссен. Возраст семь лет. Пропала в Сан-Диего».

Озарение нашло на Дарби – это могло быть в новостях. Она только что взломала чужую машину (уже формально совершив правонарушение) и прямо сейчас принимает решения, которые позднее будут озвучены в зале суда. Юристы станут скрупулезно выяснять все самые мелкие подробности, минута в минуту. Если Дарби выживет, она будет отвечать за каждый свой отдельный поступок, за каждый выбор, сделанный ею, хороший или плохой. И пока всё, что она реально совершила, – это спросила похищенную девочку с замотанным клейкой лентой ртом, в порядке ли та.

Дарби всегда боялась разговаривать с детьми. Даже когда работала бэбиситтером, ей недоставало материнского инстинкта. Дети были просто чумазыми драчливыми маленькими созданиями, напрягавшими ее. Она много раз изумлялась, как ее собственная мать выдерживала ее, особенно с тех пор, как узнала, что стала незапланированным ребенком.

Ее старшая сестра Дэвон была желанной, конечно же. Дорогой первенец. Но потом тремя годами позже появилась малышка Дарби.

В преддверие сокрушительного семейного раскола.

Оформление развода, потом разъезд, съемное жилье и тошнота по утрам.

«Я думала, что ты желудочный грипп», – сказала ей мать однажды с кривой усмешкой. Дарби никогда в точности не знала, как чувствовать себя после этого.

«Я думала, что ты грипп.

Я пробовала убить тебя с помощью «Терафлю».

Сейчас эта маленькая похищенная девочка подняла вторую руку, вцепившись в сетку конуры, и Дарби поняла, что она перевязана. Ладонь Джей была обмотана несколькими слоями врезавшейся в нее грязной изоленты. Темнота скрывала остальные детали.

Дарби прикоснулась к ней – и Джей резко подалась в сторону.

– Он… он делал тебе больно?

– Да.

Внутри у Дарби всколыхнулась ярость. Она не могла во всё это поверить – эта ночь становилась хуже с каждой секундой. Но она постаралась, чтобы голос звучал спокойно, когда спросила сквозь сжатые зубы:

– Что он делал с твоей рукой, Джей?

– Показывал желтую карточку.

– Желтую карточку?

Девочка кивнула.

Дарби осенило – как в футболе?

Джей опустила поврежденную руку и откинулась назад, скрипя клеткой, и Дарби почувствовала пальцами какую-то коросту на прутьях. Она отваливалась под ногтями, издавая запах меди. Куски запекшейся крови.

«Желтую карточку.

Это сумасшедший псих, против которого я…»

…В пятидесяти футах отсюда открылась передняя дверь здания и со стуком захлопнулась.

Джей застыла.

Приближающиеся шаги. Быстро приближающиеся. Лед, хрустящий под крепкими башмаками.

Дарби колебалась там, где она стояла, засунув голову внутрь «Шевроле-Астро». Наполовину внутри, наполовину снаружи. Боясь бежать и боясь остаться. Парализованная наступавшим ужасом, глядя в широко открытые глаза маленькой девочки и слушая, как шаги топают всё ближе в темноте.

И еще один звук.

Ротовое дыхание.

21:39

Бежать или прятаться?

Когда Ларс добрался до своего фургона, Дарби выбрала «прятаться». Она быстро уселась вся целиком в кузов вэна, подтянула колени и тихо закрыла за собой заднюю дверь. Но в щели застряло полотенце.

Шаги скрипели всё ближе.

«Дерьмо…»

Она втянула полотенце внутрь и освободила дверь, со щелчком вставшую на место.

Теперь Дарби была закупорена внутри машины Хищника, втиснувшись между задней дверью и собачьей клеткой с Джей. Она притаилась пониже к полу, насколько смогла, изогнувшись соответственно тесному пространству, и накрылась кучей одеял и колючих ковриков. Бутылки из-под колы упирались ей в бок. От одеял несло псиной. Лоб прижимался к холоду металлической двери, правый локоть неудобно скривился за спиной. Она пыталась контролировать свое дыхание, беззвучно сдерживая воздух в паникующих легких. Вдохнуть. Досчитать до пяти. Выдохнуть.

Вдохнуть. Досчитать до пяти. Выдохнуть.

Вдохнуть. Досчитать до…

Теперь она слышала шаги Грызуна, огибающего автомобиль, с правой стороны. Он прошаркал мимо мультяшного лиса, вооруженного гвоздеметом, мимо лозунга на борту, проходя между вэном и ее собственной «Хондой». Дарби испытывала тошнотворную смесь испуга и самооправданий: если бы она побежала, вместо того чтобы спрятаться, – он наверняка заметил бы ее. Грызун продолжал идти, воздух со свистом вырывался сквозь мелкие зубы, и она увидела его силуэт через заднее окно над своей головой. Он остановился рядом с машиной, заглядывая внутрь, и его дыхание обдувало стекло.

Дарби затаила свое.

«Если он откроет дверь, я умру».

Но он не открыл. Он продолжил шагать, полностью обходя машину вокруг, и вернулся к водительской двери. Взялся за ручку. Дарби услышала, как дверь скрипнула несмазанными петлями, и автомобиль качнулся на подвеске, накреняясь от веса третьего человеческого тела внутри.

Звякнула связка ключей.

Одним непокрытым глазом Дарби взглянула на Джей через прутья клетки и осторожно, чтобы не задеть стеклянные бутылки под собой, поднесла дрожащий указательный палец к губам: «Тсс».

Джей кивнула.

Ларс на водительском сиденье принюхался, наклонился вперед и вставил ключ в зажигание – но не повернул его. Дарби услышала долгий, задумчивый вздох. Затем тишина. Слишком много тишины.

Что-то не так.

Она ждала, ее барабанные перепонки звенели от давления. Всё внутри у нее сжалось. Дыхание задержалось в раздутых легких. Грызун был темным очертанием за рулем, отделенным сетчатой шторкой, силуэтом на фоне непрозрачного снега на лобовом стекле. Своим непокрытым глазом Дарби видела, как он крутит головой по сторонам. Он посмотрел вверх, потом направо. На потолочный фонарь.

На отключенный ею фонарь.

«О, нет».

Дарби могла представить, какие мысли бродят сейчас в его голове. Он был удивлен, почему свет не включился автоматически, когда он открыл водительскую дверь, как это происходило обычно.

Итак, о чем это говорит?

Что кто-то входил в его фургон. И этот кто-то, при ближайшем рассмотрении месива из отпечатков ног снаружи, окажется все еще внутри, прикопанный сзади под вонючими ручной работы ковриками индейцев навахо, сошедшими с конвейера в Китае, потеющий и дрожащий от перемалывающей нервы паники…

Ларс повернул ключ.

Двигатель плавно запустился, и Дарби выдохнула с облегчением. Ларс наклонился вперед на своем сиденье и регулировал углы воздуховодов. Переключил шкалу обогревателя на полную мощность. Положил свою шапочку «Дэдпул» на приборную доску рядом с моделью самолета, зашуршал оберткой фастфуда.

Дарби услышала шевеление позади себя. Это была Джей, быстро перемотавшая заново черную изоленту вокруг рта. «Умная девочка», – подумала она.

Следующие двадцать минут ощущались, словно многие часы, пока вэн медленно наполнялся теплом и влажностью.

Ларс прогревал машину и сканировал радиостанции. Он находил только разнообразные помехи на любой вкус, тот повторяющийся робоголос из передачи Дорожной службы и, наконец, снова Бинга Кросби с сидящим уже у Дарби в печенках «Белым Рождеством».

«Я не смогу убежать от этой песни, – думала Дарби. – Она, наверно, будет играть на моих похоронах».

Она всегда думала, что к тому времени уже изобретут летающие машины. Теперь, сгорбившись в сыром фургоне похитителя и дыша через нос, она не была так уверена.

Естественно, Ларс прослушал всю песню до конца, а это означало, что Дарби тоже.

Вникнув в слова, она оценила композицию немного больше. Она всегда полагала, что в ней поется просто о снеге, но там была тоска по родине и стремление к ней. Когда Кросби пел, она представила некоего бедного крестьянского парня, только что закончившего школу, сидящего в промерзлом грязном окопе на чужой земле, сражающегося на какой-то чужой войне, вспоминающего о любимой, оставшейся дома. Ее особенно тронул этот куплет.

Ларс, вероятно, не думал обо всем этом настолько глубоко. Он чавкал куском «Малышки Рут», громко пережевывая. Ковырял в носу и изучал найденное в свете приборов. Выпустил газы дважды. Второй раз его особенно развеселил, и тогда он внезапно обернулся назад и ухмыльнулся, скалясь мелкими острыми зубами. Грудь Дарби сдавило от страха, ее сердце сжалось в кулак.

– Я согрел всё это для тебя, – сказал он.

Он разглядывал конуру Джей в темноте, но ему не приходило в голову, что он также смотрит и прямо на Дарби. Только слой тряпья укрывал ее, оставляя снаружи один глаз. Всё это стало бы заметно, будь в машине чуть больше света.

«Он смотрит прямо на меня».

Усмешка Грызуна исчезла. Он вглядывался при-стальнее.

«О Боже, он видит меня, – думала Дарби, чувствуя, будто пауки ползают по ее коже на затекшей половине тела. – Его глаза привыкли к темноте, и теперь он знает, что я здесь, и, о Боже, он собирается убить меня…»

Он пукнул в третий раз.

«Или я ошиблась?»

Это был долгий, громкий, основательный пук. Могучий, как автомобильный гудок. А затем Грызун взорвался.

От заливистого смеха.

Он вы-кри-ки-вал свой хохот, колотя кулаком пассажирское сиденье. Он был чрезвычайно доволен сам собой, едва не задыхался, выталкивая наружу слова, обращенные к пленнице:

– Добро… а-а, добро пожаловать в Ущелье Громовая Ягодица! Приятно и тепло, а, Птичка Джей?

Дарби казалось, что она слышит, как сморщилась изолента на лице Джей. Она представила, как девочка закатила глаза: «Теперь видишь, с кем я имела дело?»

Теперь звонкий смех Ларса превратился в кашель. Он был мокрым, клокочущим, похожим на недолеченную инфекцию носовых пазух. Это объясняло дыхание ртом.

Ноги Дарби были прижаты к пятигаллоновой канистре с горючим, стоящей прямо перед ней. Рядом она заметила другую, белую емкость. «Хлорокс», надпись, едва видимая в слабом свете приборной доски. Отбеливатель, очевидно.

«Пять галлонов бензина.

И отбеливатель».

Средства для зачистки места преступления, может быть?

После того как радио выдало еще немножко праздничных песен («Бабушка ускачет на северном олене», которая была такой же длинной, и «Тихая ночь», которая оказалась чуть покороче) Ларс заглушил двигатель «Астро» и положил ключи в карман куртки.

Теперь вэн был тюрьмой восьмидесятого уровня; на окнах от тепла выступил конденсат.

Капли росы искрились на стеклах. Под удушливым одеялом кожа Дарби стала липкой от пота и влаги. Рукава куртки приклеились к запястьям, факультетская кофта под курткой промокла насквозь.

Ларс выскочил наружу, натянул свою шапочку обратно на череп и взглянул назад, на потолочный фонарь. Он был все еще слегка озадачен этой деталью.

Но потом он развернулся, пернул еще один раз напоследок, вызвав бурю эмоций в машине, размахал всё это дверью, запер Джей (и Дарби) внутри и ушел.

Дарби слушала, как его шаги удаляются. Потом, в отдалении, главная дверь гостевого центра распахнулась и закрылась снова с тихим хлопком.

Тишина.

Джей стянула изоленту со рта.

– Пердеж – его судьба.

– Я заметила.

– Я думаю, это бургеры.

Дарби сбросила щетинистое одеяло со своих плеч, вытерла влажным углом волосы и лицо, пинком открыла заднюю дверь «Астро» и выпрыгнула наружу. Это ощущалось как побег из сауны. Ее «Конверсы» промокли, носки внутри них чавкали, как в болоте, а на левом все еще не было шнурка.

– Он кладет деревенский соус во всё, – продолжала Джей. – Он просит в автозакусочных стаканчик соуса, чтобы макать туда картошку-фри, но это неправда. Он просто льет его на…

– Хорошо. – Дарби не слушала. Мороз придавал энергии, словно она избавилась от пятидесяти фунтов веса вместе с потом. Она чувствовала себя ловкой и быстрой, будто вновь ожила. Она знала, что будет делать – вот только не знала, как, черт побери, она собирается это делать.

Она отшагнула назад, вытащила айфон и сделала два быстрых фото.

Не моргнувшая Джей. Ее испачканные кровью пальцы на решетке клетки.

«Будь аккуратней».

«Я буду».

«Обещай, что ты будешь аккуратна».

«Я обещаю».

Девочка протянула свою здоровую руку к Дарби. Сперва Дарби подумала – для рукопожатия, или чтобы по-девичьи подержаться за мизинцы, в знак дружбы, или какой-то подобный полузабытый жест из ее собственного детства, но Джей положила что-то Дарби в ладонь. Что-то маленькое, металлическое и холодное, как кубик льда.

Это был патрон.

– Я нашла это на полу, – прошептала Джей.

Он был легче и меньше, чем Дарби могла себе представить, и похож на тупую маленькую торпеду. Дарби перекатила его слева направо на ладони. Руки тряслись, и она чуть не уронила его.

Это не сюрприз, естественно, а только подтверждение ее наихудшего сценария.

«Конечно же, у Ларса есть оружие.

Конечно же».

Она должна была предполагать такое. Это Америка, здесь вооружены и полицейские, и преступники. Здесь, как говорят в Национальной стрелковой ассоциации, только одна вещь остановит плохого парня с пушкой – хороший парень с пушкой. Звучит пафосно, но верно, черт побери. Дарби никогда раньше даже не держала в руках оружие, не говоря уж о том, чтобы стрелять. Но сейчас она была готова взять этот грех на душу.

Она понимала, что Джей все еще смотрит на нее.

Обычно она ненавидела разговаривать с детьми.

Всякий раз, когда ей приходилось общаться с племянницами или младшими братьями и сестрами друзей, она воспринимала их как маленьких тупых взрослых.

Но теперь всё пойдет проще.

Ей не нужно смягчать фразы и стесняться в выражениях. Она пропускает через сердце каждую частичку того, что хочет сказать, и глупое сюсюканье будет только лишней водой, размывающей смысл и простую силу слов.

– Джей, я обещаю, я вытащу тебя отсюда. Я спасу тебя.

22:41

Дарби не видела своего отца с одиннадцати лет, но на окончание школы два года назад он прислал ей в подарок мультитул. Где смеяться? К нему была приложена готовая открытка, которые обычно продаются в аптеке на кассе. «Поздравляю с окончанием колледжа!»

У-упс, ага, папа?

Но как подарок он был неплох. Это был один из тех красных швейцарских армейских ножей, разворачивающийся веером – штопор, кусачки, пилка для ногтей. И конечно же, двухдюймовое зазубренное лезвие. Дарби использовала его только однажды, когда помогла своей соседке по комнате открыть блистер с новыми наушниками, и потом забыла о нем до каникул. Она держала его в бардачке Синенькой.

Сейчас он скрытно лежал в ее заднем кармане.

Как заточка.

Дарби сидела на каменной кофейной стойке, спиной к защитной решетке, подтянув колени к груди. Отсюда она могла наблюдать за всей комнатой. Эд и Эшли закончили миллионную партию игры в «Рыбу», Сэнди читала книгу, а Ларс охранял дверь на своем обычном месте.

С заднего сиденья своей «Хонды», заваленного листами рисовой бумаги для отпечатков, Дарби также прихватила синюю ручку и один из разлинованных блокнотов. Он лежал у нее на коленях сейчас.

На первой странице были каракули. Абстрактные линии, крест-накрест заштрихованные тени.

На второй странице – больше каракулей.

На третьей странице? Осторожно прикрывая от взглядов, Дарби сделала, возможно, свой лучший в жизни набросок изображения человеческого лица. Он был близок к безупречному. Она изучила Ларса, каждый сутулый дюйм на нем. Его блеклые усики, его неправильный прикус, его вялый подбородок и косой лоб. Резкую V-образую линию волос. Она даже ухватила тусклый блеск глаз. Потом пригодится полиции для розыска; может быть, они даже разместят рисунок в средствах массовой информации, чтобы добровольные помощники начали охоту. У нее также имелась марка фургона, модель и регистрационный номер. И смазанное фото пропавшей в Сан-Диего девочки. Оно будет смотреться большим в новостях «Си-эн-эн», увеличенное на сорокадюймовых жидкокристаллических экранах по всей стране.

Но разве этого достаточно?

Вождение невозможно сейчас, но завтра утром, когда прибудут снегоочистители и откроют движение через Впалую Хребтину, Ларс возьмет Джей и уедет. Даже если Дарби сможет дозвониться по 9-1-1 сразу после этого, полиция все еще будет бездействовать, не имея точных сведений о местонахождении преступника. Может, он будет пойман, а может, и нет. У него окажется достаточно времени, чтобы проскользнуть через дырявую сеть, раствориться в мире, и это станет смертным приговором для маленькой девочки Джей Ниссен. Птички Джей Ниссен. Каким бы ни было ее имя.

В соответствии с местной картой на стене Седьмая государственная дорога пересекала две другие магистрали недалеко от перевала. Плюс главная федеральная дорога между штатами, бежавшая, будто вена, на север. Поедет ли Ларс хоть на запад, хоть на восток, у него имеется множество путей для побега. Изучив карту поближе, Дарби также узнала, что стоянка Ванапа (Малое Черт-побери) была двенадцатью милями ниже. А эта, на которой они застряли, на самом деле называется Ванапани. Дарби неправильно истолковала карту прошлый раз. Они сидели на двенадцать миль дальше от цивилизации.

По-паиутски Ванапани означает «Большое Черт-побери».

Ну что же, это так.

Патрон пока тоже лежал у нее в кармане. Дарби рассмотрела его под зеленоватым флюоресцентным светом в женском туалете. Тупой носик пули был расщеплен крестообразным разрезом, похоже, сделанным вручную намеренно, по каким-то неизвестным соображениям. Снизу, на латунном ободке, имелась штампованная надпись: 45 AUTO FEDERAL. Дарби ранее слышала, как стволы называют «сорок пятый» в полицейских фильмах. Но было страшно думать, что один такой реально находится здесь, в одной комнате с ней, спрятанный под курткой Ларса. Всего в нескольких футах рядом.

Дарби ощущала это нутром весь последний час, но мысли ее бесконечно крутились вокруг другого. Описания подозреваемого и размытого полутемного фото будет недостаточно. Это достаточно для того, чтобы пресса назвала ее героиней, если они пригодятся при розыске, но никак не гарантирует спасения Джей.

И впоследствии, если копы никогда не найдут Ларса, что она скажет бедным родителям девочки? «Сожалею, ваш ребенок мертв, но я звонила в полицию, записала номер машины и запустила это всё по всем каналам. И даже нарисовала картинку».

Нет, она должна действовать.

Здесь. Сейчас. Этой ночью. На этой заснеженной маленькой стоянке. До прибытия очистителей на рассвете ей необходимо остановить Ларса самой.

Хоть как.

Зайдя так далеко, насколько потребуется.

Дарби сделала глоток кофе. Это была ее третья чашка, черный и без сахара. Она всегда любила стимуляторы – порции эспрессо, «Ред Булл», «По Горлышко», «Рокстар». Таблетки «Не дремать!». «Аддералл» своей соседки. Что угодно, придающее немного бодрости, повышающее настроение. Ракетное топливо для ее занятий живописью. Депрессанты – алкоголь, марихуана – были ее врагами. Дарби предпочитала идти по жизни с широко открытыми незадурманенными глазами, мучаясь от вечной беготни, ведь ничто не может поймать вас, если вы никогда не останавливаетесь. И спасибо Господу за то, что от кофеина нет похмелья. Потому что сегодня всю ночь ей потребуется оставаться начеку.

Выше настенной карты Дарби заметила старые аналоговые часы, оформленные в стиле мультфильма про кота Гарфилда. В их центре Гарфилд привлекал внимание другого персонажа – розовой кошечки Эрлин, – держа в лапах букетик сорванных нераспустившихся цветов. Стрелки часов показывали почти полночь, но Дарби понимала, что они спешат на час. Кто-то решил немного продлить световой день зимой.

Еще даже нет одиннадцати.

Думая об этом, она не была уверена, что больше изматывает нервы – когда время пролетает быстро или, наоборот, когда его в запасе слишком много. Когда Дарби заканчивала свой набросок (затеняя бугристый склон лба, который напоминал ей человеческий зародыш), она заметила, что Ларс, наконец, созрел для общества. Как минимум, это немного оживило компанию. Эшли показывал Ларсу и Эду карточный фокус, который он называл «мексиканским переворотом». Из того, что Дарби расслышала – «вы переворачиваете карту, держа другую в той же руке – но на самом деле вы меняете их местами. Несложно, как видите». Ларс был зачарован этим маневром, и Эшли выглядел сияющим, имея успех у публики.

– Так вот почему ты всегда выигрываешь! – сказал Эд.

– Не волнуйтесь. – Эшли сверкнул улыбкой торговца, подняв руки вверх. – Я был с вами честным и порядочным. Но да, если я позволю себе немножко похвастаться, то однажды я взял серебряный приз на соревнованиях магов.

Эд фыркнул.

– Ну да?

– Ага.

– Это правда? Я про тот случай.

– Ну конечно, правда. Тот случай.

– Второе место?

– Третье, по сути. – Эшли перемешивал карты. – Большое вам спасибо.

– Ты был во фраке?

– Так уж положено.

– Ну и как сейчас ситуация на рынке труда с работой для серебряных медалистов-магов? Есть вакансии?

– Чрезвычайно мало. – Эшли затрещал колодой, как гремучая змея. – Но я прошел курс бухгалтерского дела. И позвольте мне заметить, вот уж где кроется настоящее волшебство, так это в нем.

Эд расхохотался.

Ларс прислушивался к их разговору, его обрамленные волосками губы морщились, и он воспользовался паузой, чтобы вставить свое:

– Так… это, а… фокусы были волшебные на самом деле?

Метель усиливалась снаружи. Окно поскрипывало под напором порывистого ветра. Эшли глянул на Эда, понял ли тот момент его торжества («Это правда волшебно? Реально?»), и Дарби, наблюдая за ним, видела, что он стоит перед выбором – ответить прямо или позволить себе немного сарказма по отношению к вооруженному похитителю детей.

«Не делай этого, Эшли».

Он повернулся у Ларсу.

– Ага.

– Правда?

Улыбка Эшли расширялась.

– Абсолютно.

Она почувствовала дрожащую лужицу страха, разливающуюся в ее желудке. Словно наблюдала последние секунды перед автокатастрофой. Визг зажатых тормозов, не могущих одолеть кинетическую энергию момента.

«Остановись, Эшли. Ты понятия не имеешь, с кем ты говоришь о…»

– Так это реально? – прошептал Ларс.

«Стоп-стоп-стоп».

– О, это всё реально, – сказал Эшли, выдаивая сейчас из момента всё до последней капли. – Я могу сворачивать время и изгибать пространство, вытянув их неожиданно из рукава, и заставить людей об этом забыть. Я могу обмануть смерть. Я могу уворачиваться от пуль. Я волшебник, Ларс, о мой брат, и я могу…

– Ты знаешь, как разрезать девушку пополам? – спросил Ларс внезапно.

В комнате повисла тишина. Окно поскрипывало под натиском воющего ветра.

Дарби опустила глаза и притворилась, что снова рисует каракули своей синей ручкой, но поняла с противной дрожью – он смотрит через комнату на нее. Ларс, безподбородый похититель ребенка, в шапочке «Дедпул» и по-детски очарованный волшебными фокусами, смотрел ПРЯМО НА НЕЕ.

Эшли заколебался. Его дерьмовая машина сбросила газ.

– Я… э-э, ну…

– Ты знаешь, как разрезать девушку пополам? – спросил Ларс снова, нетерпеливо. Тем же тоном, с тем же выражением. Его глаза по-прежнему сверлили Дарби, когда он говорил. – Ты знаешь. Ты кладешь ее в большой деревянный ящик, как в гроб, и потом ты… а, ты режешь ее пилой?

Эд уставился в пол. Сэнди опустила свою книгу.

И опять:

– Можешь ты разрезать девушку пополам?

Пальцы Дарби сжимались вокруг ее ручки. Ее колени подтянулись ближе к груди. Грызун стоял в десяти футах от нее. Дарби размышляла – если он полезет за «сорок пятым» под своей курткой, сможет ли она выхватить швейцарский армейский нож из кармана, открыть лезвие и пересечь комнату достаточно быстро, чтобы успеть воткнуть ему в горло?

Она расслабила правую руку на уголке стойки. Недалеко от бедра.

Ларс повторил еще раз, громко:

– Можешь ты разрезать девушку?..

– Я могу, – ответил Эшли. – Но только ты возьмешь золотой приз, если она вдруг после этого выживет.

Молчание.

Здесь не было ничего особенно смешного, но Эд неестественно гыгыкнул.

Сэнди засмеялась тоже. Как и Эшли. Ларс наклонил голову – будто проталкивал сжатую шутку через заводной механизм в своем мозгу – и наконец протолкнул и засмеялся вместе с ними, и комната загремела от всеобщего смеха, звенящего в душном воздухе закупоренного пространства. Смеха, от которого мигрень вернулась к Дарби, и ей захотелось крепко зажмурить глаза.

– Смотри, я взял серебро, – разъяснял Эшли. – Не золото…

Выдавая новое крещендо натянутого смеха и все еще широко скалясь, Ларс хлестал себя по куртке сбоку и тянулся к чему-то на бедре. Дарби сжала нож в своем кармане, но Ларс просто поправил ремень.

«О Боже. Это было близко».

Он умеет двигаться быстро, все-таки. Дарби понимала, что если он по-настоящему полезет за пушкой, то сможет убить каждого в комнате. Ларс только представляется нескладным и вялым – до тех пор, пока не удивит вас, нанеся удар.

– Золотая медаль… – Ларс хихикал, дергая свой ремень на тощем заду, и показывал пальцем на Эшли. – Я, ах-ха, люблю его шутки. Он смешной.

– О, дай мне время, – сказал Эшли. – И ты найдешь меня всецело раздражающим.

Когда фальшивый смех увял, Дарби отметила кое-что еще. Маленькая деталь, но нечто серьезно беспокоящее в поведении похитителя во время смеха. Он выглядел слишком настороженным. Нормальный человек моргает и ослабляет свою защиту. Но не Ларс. Его лицо смеется, но его глаза следят. Он сканирует каждого, зрачки изучают комнату, бесстрастно оценивая обстановку, в то время как он демонстрирует рот, полный острых зубов.

«Это оскаленное, тупое лицо зла», – осознала Дарби.

«Это лицо человека, который украл маленькую девочку из ее дома в Калифорнии».

Освещение заморгало. Приступ холодной темноты. Каждый посмотрел вверх на флюоресцентные лампы, но когда оно снова вернулось и комната опять наполнилась светом, Дарби все еще изучала Ларсово щетинистое лицо.

«Вот против чего я выступаю».

Есть время, глубоко в ночи, когда силы зла заявляют о своей власти. «Ведьмин час», называла его мама Дарби, с немножко глуповатыми колдунскими нотками в голосе.

Три часа ночи.

По общему мнению, это было дьявольским передразниванием Святой Троицы. Подрастая, Дарби уважала эти суеверия, но никогда по-настоящему не верила в них – как может одно время суток быть более злым, чем другое? Но тем не менее, на протяжении своего детства, когда бы она ни просыпалась от кошмаров, с прерывающимся дыханием и кожей, блестящей от пота, она сразу глядела на телефон. И звучит жутко, но времени всегда было около трех часов ночи. Во всех случаях, которые она могла вспомнить.

Время, когда ей приснилось, что ее горло чем-то забилось в кабинете общественных наук седьмого класса, и ее вырвало трехдюймовой личинкой, бледной и раздувшейся, извивающейся на столе?

3.21 ночи.

Время, когда человек преследовал ее по дороге в школу, свистя вслед, и загнал в угол в туалете, создал из руки маленький пистолет и выстрелил ей в затылок?

3.33 ночи.

Время, когда высокий призрак – седоволосая женщина в цветастой юбке и с двухсуставчатыми коленями, сгибающимися в обратную сторону, будто собачьи задние лапы, прошла шатающейся походкой через окно в спальне Дарби, полуплывущая, полуидущая, невесомая и бесплотная, словно подводное создание?

3.00 ночи ровно.

Совпадение, не так ли?

«Ведьмины часы, – говорила ее мать, зажигая одну из своих жасминовых свечей. – Когда демоны наиболее могущественны».

И щелкала крышкой зажигалки «Зиппо» для выразительности – клик!

Здесь и сейчас в зоне отдыха Ванапани было только одиннадцать часов вечера, но Дарби все равно представляла темное сборище в одной комнате с собой, всех их вместе. Нечто ощутимо растекалось в тенях, радостно предвкушая насилие.