Вынужденная посадка

1

Беспокоиться сейчас о посадочных механизмах им и в голову не пришло бы; но те, как выяснилось, серьезно затрудняли выход наружу. Гигантский корабль врезался в землю под углом в сорок пять градусов, так что все трапы повисали в воздухе, а люки вели в никуда. Ущерб еще предстояло оценить, но даже по самым грубым прикидкам половина кают экипажа и три четверти пассажирских стали непригодны для жилья.

На расчищенном пространстве уже были собраны на скорую руку полдюжины хлипких домиков, а под большим тентом развернут полевой госпиталь. На это пошли, в основном, большие полотнища упаковочного пластика и стволы местных смолистых деревьев, сваленных циркулярными пилами и лесорубными полуавтоматами колонистов. Все это происходило, несмотря на решительные протесты капитана Лейстера; но, поставленный перед одной чисто технической формальностью, вынужден был смириться и он. Приказания его имели силу закона только в космосе; на планете же ответственность переходила к Экспедиционному Корпусу.

Ну а то, что планета не та… В общем, это была тоже чисто техническая формальность, как обойти которую никто не представлял… пока.

«По крайней мере, — размышлял Рафаэль Мак-Аран, стоя на невысоком гребне, окаймляющем долину, где упал корабль, — смотрится планета довольно приятно». Точнее, не планета, а видимая ее часть — и, причем, весьма скромная. Сила тяжести была тут чуть меньше земной, а кислорода в атмосфере содержалось чуть больше, что само по себе уже объясняло легкую эйфорию, испытываемую с первых же мгновений на планете всеми, кто родился и вырос на Земле. Ни одному землянину XXI века в жизни не доводилось вдыхать воздух столь сладкий и смолистый или разглядывать далекие холмы столь ясным утром.

Возвышающиеся вокруг холмы и горы складывались в бесконечную панораму, цепь за цепью, постепенно меняя цвет — от размыто-зеленоватого к размыто-голубоватому и в конце концов к полупрозрачно-лиловому и фиолетовому. Огромное солнце было темно-красным, цвета пролитой крови; и в первое же утро потерпевшие аварию увидели четыре луны, насаженные на зубцы далеких гор огромными переливчатыми самоцветами.

Мак-Аран опустил на землю рюкзак, извлек теодолит, установил на треногу и, отирая со лба пот, принялся за поверки. О Боже, ну и жара — и это после жуткого ночного холода, после снегопада, налетевшего с горных вершин так стремительно, что они едва успели соорудить укрытие! Теперь же снег струился резвыми ручейками; Мак-Аран стянул нейлоновую пуховку.

Снова отерев лоб, он выпрямился и огляделся, отыскивая подходящий репер условного уровня поверхности. Он уже знал — благодаря альтиметру последней модели, автоматически учитывающему изменение силы тяжести — что по земным меркам они находятся на высоте примерно в тысячу футов над уровнем моря; или, скажем так, над условным уровнем моря, поскольку никто не знал, есть ли здесь моря. В суматохе вынужденной посадки никто, кроме третьего помощника капитана, не успел увидеть, как выглядит планета из космоса — а третий помощник капитана умерла через двадцать минут после падения, пока трупы вахтенных извлекались из-под обломков рубки.

Было известно, что в этой системе три планеты: одна — гигантский шар замороженного метана; другая — крошечный каменный осколок, больше похожий на луну, чем на планету, однако в гордом одиночестве вращающийся по своей орбите вокруг звезды; и вот эта. Было известно, что Экспедиционный Корпус отнес бы ее к классу М: приблизительно земного типа и, вероятно, пригодная для жизни. Плюс теперь еще им было известно, что на этой-то планете они и находятся. Вот, в общем-то, и все, что им было известно — не считая того, что удалось выяснить в последние 72 часа. Красное солнце, четыре луны, сильнейшие перепады температур, окружающие горные цепи — все это выяснялось по ходу дела, пока извлекались из-под обломков корабля трупы и проводилось опознание, пока разворачивался полевой госпиталь, пока все трудоспособные лица привлекались к уходу за ранеными, погребению мертвых и сооружению на скорую руку временных укрытий (пока корабль остается непригодным для жилья).

Рафаэль Мак-Аран собрался было извлечь, из рюкзака прочие инструменты; но остановился на полпути. Он и сам не представлял, как ему необходимо, оказывается, побыть одному; прийти в себя после монотонной шоковой терапии последних часов, после крушения и сотрясения мозга, с которым на перенаселенной, трясущейся над малейшими болячками Земле его немедленно отправили бы в больницу. Но тут офицер медслужбы, и без того измотанный вконец, только вручил ему таблетки от головной боли, а сам вернулся к тяжелораненым и умирающим. Голова Мак-Арана до сих пор продолжала болезненно пульсировать, как один чудовищно разросшийся гнилой зуб — но после ночи сна у него хотя бы не так все плыло в глазах. На следующий после крушения день его вместе с прочими трудоспособными лицами, не имеющими отношения ни к медицинской, ни к инженерной службе, направили на рытье братской могилы. Тут-то Мак-Арана и поджидал самый страшный удар — среди мертвых он обнаружил Дженни.

Дженни. Ему-то представлялось, что она где-то рядом, в полной безопасности, и просто слишком занята, чтобы заниматься поисками родных. И вдруг в груде изуродованных тел серебристо блеснули длинные светлые волосы его единственной сестры. Ошибки быть не могло… Но даже на то, чтобы поплакать, времени сейчас не оставалось. Слишком много было мертвых. И Мак-Аран сделал единственное, что было в его силах — сообщил Камилле Дель-Рей (капитан Лейстер поручил ей руководить опознанием), что Дженни Мак-Аран следует вычеркнуть из списка «предположительно живых» и внести в список «однозначно опознанных мертвых».

— Спасибо, Мак-Аран, — только и вырвалось у Камиллы, напряженно и отрывисто. Ни на скорбь, ни на слезы, ни даже на простое человеческое сочувствие времени сейчас не оставалось. И это при том, что Дженни с Камиллой были лучшими подругами; почему-то Дженни любила эту чертову мисс Дель-Рей, как родную сестру — Рафаэль давно ломал голову, почему, но, значит, должна была быть какая-то причина. Теперь же Мак-Аран, должно быть, в глубине души надеялся, что Камилла прольет над Дженни те слезы, на которые сам он способен не был. Кто-то обязательно должен был поплакать о Дженни, но Мак-Аран пока просто не мог. Пока.

Он вернулся к своим приборам. Если б точно знать, на какой широте упал корабль, все было бы гораздо проще; впрочем, по высоте солнца над горизонтом можно будет примерно прикинуть…

Огромный корабль врезался в землю посреди ложбины миль, по меньшей мере, пяти в поперечнике, поросшей кустарником и карликовыми деревцами. При взгляде на корабль внутри у Рафаэля что-то болезненно екнуло. Предполагалось, что капитан Лейстер с экипажем как раз сейчас выясняют размеры ущерба и сколько времени потребуется на ремонт. В космических кораблях Мак-Аран не понимал ничего; он был геологом. Но почему-то у него возникло ощущение, что этому кораблю уже никуда не подняться.

Это ощущение он постарался подавить. Пусть сначала свое слово скажут инженерные службы. Они в этом разбираются, а Мак-Аран — нет. В конце концов, сегодняшняя техника способна творить настоящие чудеса. В худшем случае предстоит потерпеть несколько дней, ну от силы пару недель — и они отправятся своей дорогой, а на картах Экспедиционного Корпуса появится еще одна пригодная для колонизации планета. Может, им даже причитается какой-то процент как первооткрывателям; это изрядно поправит финансовое положение Колоний Короны, куда они давно должны были прибыть…

А им будет о чем вспомнить под старость, в системе Короны, лет через пятьдесят-шестьдесят…

Но если кораблю не подняться…

Невозможно. Этой планеты нет на картах, Экспедиционный Корпус не давал «добро» на ее колонизацию. Но Колонии Короны — Фи Короны Дельта — это уже преуспевающий горнорудный комплекс. Там построен космопорт; там уже лет десять большая группа инженеров и техников занималась экологическими изысканиями и готовила планету к заселению. Нельзя же так вот, с бухты-барахты брать и высаживаться на совершенно неизвестную планету. Просто нельзя.

Как бы то ни было, это не его забота; а вот определение широты… Он сделал все измерения, какие мог, занес результаты в полевой журнал, сложил треногу и принялся спускаться в ложбину. При пониженной гравитации двигаться по густо усеянному камнями и поросшему кустарником склону было гораздо легче, чем на Земле, и Мак-Аран бросил мечтательный взгляд на далекие горы. Может, если ремонт корабля затянется дольше, чем на несколько дней, в лагере сумеют какое-то время обойтись без него, и удастся хотя бы немного полазать. В конце концов, образцы горных пород могут оказаться весьма кстати Экспедиционному Корпусу; а заниматься альпинизмом тут наверняка много приятнее, чем на Земле, где все национальные парки, от Йеллоустона до Гималаев, забиты толпами туристов триста дней в году. Наверно, это только честно — дать всем и каждому возможность побывать в горах; а с подъемниками и пешеходными дорожками, проложенными до самой вершины Эвереста или Маунт-Уитни, или Маунт-Рэйнье, детям и старушкам стало гораздо легче подняться наверх и насладиться пейзажем. «И все же, — мечтательно подумал Мак-Аран, — как это было бы здорово — забраться на настоящую дикую гору, без пешеходных дорожек и даже без единого подъемника!». Он занимался альпинизмом и на Земле, но чувствовал себя на редкость по-идиотски, когда в подвешенных к тросу роликовых креслах мимо проносились всякие юнцы и хихикали над живым анахронизмом, карабкающимся вверх в поте лица своего!

Ближайшие склоны были испещрены черными шрамами от лесных пожаров; Мак-Аран прикинул, что, пожалуй, с ложбиной, где упал корабль, подобная напасть последний раз случилась несколько лет назад, но с того времени успела подняться молодая поросль. Им еще повезло, что при падении сработали наружные противопожарные системы — а то выжившие после аварии могли бы в самом буквальном смысле угодить из огня да в полымя. В лесу надо быть осторожным с огнем. Лесоводство на Земле давно уже отошло как профессия, и мало кто теперь представлял себе, что может натворить лесной пожар. «Не забыть бы упомянуть об этом в докладе», — подумал Мак-Аран.

По мере приближения к месту аварии недавняя эйфория сходила на нет. В полевом госпитале сквозь полупрозрачный пластик виднелись бесчисленные ряды коек. Несколько человек очищали недавно поваленные деревья от веток, а другая группа устанавливала димаксионовый купол; тот крепился на высоких треугольных опорах и мог быть возведен за полдня. «Не похоже, — мелькнула у Мак-Арана мысль, — чтобы отчет о состоянии корабля оказался слишком уж благоприятным». Несколько механиков копошились на поверхности корпуса, но как-то очень уж вяло. Видимо, надеяться на скорое отбытие не приходилось.

— Рэйф! — окликнул Мак-Арана вышедший из госпиталя молодой человек в мятом и покрытом пятнами мундире офицера медслужбы. — Старший помощник передавала, чтобы ты как можно скорее явился в Первый Купол; там большое сборище, и ты им тоже нужен. Меня послали туда с докладом от медслужбы — как самого старшего офицера, без которого в госпитале какое-то время обойдутся.

Устало подволакивая ногу, он нагнал Мак-Арана. Молодой медик, невысокий и стройный светлый шатен с короткой курчавой бородкой, выглядел очень усталым, словно давно толком не спал.

— Как там дела в госпитале? — нерешительно поинтересовался Мак-Аран.

— По крайней мере, ни одной смерти аж с полуночи; плюс у четверых положение перестало быть критическим. Похоже, утечки из реактора все-таки не было — ту связистку мы уже выписали: ее тошнило просто из-за сильного удара в солнечное сплетение. Слава Богу, хоть с этим повезло — случись утечка из реактора, шансов у нас не было бы просто никаких, плюс еще планету заразили бы.

— Да, хорошая штука — фотонный привод; по крайней мере, сравнительно безопасная, — отозвался Мак-Аран. — Юэн, у тебя совершенно замученный вид. Тебе хоть немного удалось поспать?

— Нет, — покачал головой Юэн Росс. — Старик вчера не жался со стимуляторами, так что, как видишь, я до сих пор на ногах. Конечно, когда-нибудь я свалюсь и продрыхну беспробудно суток, наверно, трое, но пока еще держусь. — Он замялся и неуверенно покосился на своего друга. — Рэйф, я… слышал о Дженни! Такое невезение! Почти все в той секции спаслись, я был уверен, что и она тоже…

— И я был уверен. — Мак-Аран глубоко вдохнул, но чистый воздух лег на грудь невыносимой тяжестью. — Я еще не видел Хедер… она…

— С ней все в порядке; ее пока поставили медсестрой. У нее ни царапинки. Насколько я понимаю, после этого собрания огласят полные списки — погибших, раненых и живых. А ты-то чем занимался? Дель-Рей сказала, что тебя послали на разведку; и что ты там разведывал?

— Геодезические изыскания, нулевой цикл, — доложил Мак-Аран. — Мы же ничего не знаем о планете — ни на какой широте упали, ни диаметра, ни массы, ни какой тут климат, ни что за время года сейчас — вообще ничего. Мне удалось выяснить, что мы не так уж далеко от экватора, и… Ладно, все равно сейчас докладываться. Что, прямо так и заходим?

— Да, вот сюда, в Первый Купол, — сам того не осознавая, Юэн произнес это так, словно слова писались с большой буквы.

«До чего же характерная человеческая черта, — мелькнуло у Мак-Арана, — с первых же мгновений устанавливать для себя какую-то систему ориентиров; на этой планете мы не пробыли еще и трех дней, а уже первый наспех собранный домик стал Первым Куполом, а полупрозрачный навес для раненых — Госпиталем».

Сидений под куполом не оказалось, но тут и там были разложены свернутые полотнища брезента и расставлены опрокинутые вверх дном пустые ящики, а для капитана Лейстера кто-то принес складной стул. Рядом с капитаном, раскрыв на коленях блокнот, сидела на ящике Камилла Дель-Рей — высокая стройная темноволосая девушка с широким неровным порезом через всю щеку, края которого были сведены крошечными пластиковыми зажимами. Верх ее теплого форменного комбинезона был отстегнут, и Камилла осталась в одной тонкой облегающей хлопковой рубашке. Мак-Аран быстро отвел взгляд: «Черт побери, о чем она думает, расселась чуть ли не в нижнем белье перед доброй половиной экипажа! В такое время это просто неприлично…» — потом, подняв глаза на осунувшееся, с ярко выделяющимся порезом лицо девушки, Мак-Аран устыдился собственных мыслей. Просто ей жарко — действительно, под куполом было душновато — да и, в конце концов, она, можно сказать, при исполнении, ее право делать, как ей удобнее.

«Если уж кто и поступает неприлично, так это скорее я — в такое время глазеть на девушку… Это просто стресс. Слишком много, черт побери, вещей, о которых пока безопасней не думать».

Капитан Лейстер поднял седую голову. «У него смертельно усталый вид, — пронеслось в голове у Мак-Арана, — наверно, он тоже не спал с самого крушения».

— Все в сборе? — поинтересовался капитан у мисс Дель-Рей.

— Кажется, да.

— Леди и джентльмены, — произнес капитан. — Мы не будем зря тратить времени на формальности, и пока длится чрезвычайное положение, забудем лучше о тонкостях протокола и этикета. Так как мой адъютант в госпитале, мисс Дель-Рей любезно согласилась поработать сегодня секретарем. Во-первых, я собрал тут всех вас, по представителю от каждой группы, чтобы вы изложили своим людям информацию из первых рук — и пресечь таким образом распространение слухов. А насколько я помню еще с кадетских времен, чтобы пошли шепотки, достаточно собрать вместе человек двадцать пять. Так что давайте условимся верить тому, что говорится здесь, а не тому, что кто-то шепнул чьему-то лучшему другу, или что кто-то услышал в столовой — договорились? Инженеры — давайте начнем с вас. Как дела с двигателями?

Поднялся главный инженер; звали его Патрик, и Мак-Аран был с ним практически не знаком. Тот оказался долговяз, неулыбчив и чем-то напоминал народного героя Линкольна.

— Плохо, — лаконично отозвался он. — Не стану утверждать, что безнадежно, но в машинном отделении такой бардак… Дайте нам неделю на то, чтобы все разгрести — и мы скажем вам, сколько времени потребуется на ремонт. Ориентировочно — недели три; может быть, месяц. Но, честно говоря, не стал бы биться об заклад на годовое жалованье, что угадал правильно.

— Значит, все-таки двигатели можно починить? — спросил Лейстер.

— Вроде бы, да, — отозвался Патрик. — По крайней мере, черт побери, хотелось бы надеяться. Может быть, придется поискать какое-нибудь топливо, но с большим конвертором это не такая уж великая проблема — сгодится все, что угодно; хоть целлюлоза. Это, конечно, я имею в виду питание систем жизнеобеспечения; для маршевого двигателя нужно антивещество. — Он углубился в технические детали; но прежде чем Мак-Аран окончательно утерял нить, Лейстер прервал главного инженера.

— Довольно, довольно. Главное, насколько я понимаю, это что двигатели можно починить, и что на это надо от трех до шести недель. Офицер Дель-Рей, как там дела на мостике?

— Капитан, на мостике сейчас работают ремонтники, расчищают металлолом плазменными резаками. От пульта остались одни обломки, но, похоже, главные банки данных не пострадали, и библиотеки тоже.

— В чем главная проблема?

— Нужно будет по всей рубке установить новые кресла и предохранительные ремни — с этим ремонтники справятся. Ну и, конечно, нам предстоит заново проложить курс; главное определить, где мы находимся, и тогда все сведется к простой астронавигационной задачке.

— Значит, и с этим не совсем безнадежно?

— Честно говоря, капитан, было бы слишком рано обещать что-то определенное. Но, по-моему, надежда есть. Может, я выдаю желаемое за действительное — но сдаваться пока рано.

— Похоже, — произнес капитан Лейстер, — по состоянию на сейчас, положение дел настолько скверное, насколько это вообще возможно; по крайней мере, склоняет всех к мрачному образу мыслей. Может, оно и к лучшему; на этом фоне малейшее просветление окажется приятной неожиданностью. Где доктор Ди Астуриен?

— Сэр, — поднялся Юэн Росс, — главврач послал с докладом меня; он сейчас организует учет и хранение всех уцелевших медикаментов. Смертных случаев больше не зафиксировано, а все погибшие и умершие погребены. Неизвестных заболеваний не обнаружено, но мы продолжаем проверять атмосферу и почву на микроорганизмы, как известные, так и неизвестные. И еще…

— Продолжайте.

— Капитан, доктор Ди Астуриен хотел бы, чтоб вы отдали приказ пользоваться только специально оборудованными отхожими местами. Наши собственные микроорганизмы способны нанести непоправимый ущерб местной флоре и фауне, а гальюн можно сравнительно надежно продезинфицировать…

— Хорошая мысль, — произнес Лейстер. — Дель-Рей, попросите кого-нибудь вывесить соответствующий приказ. Пусть служба безопасности позаботится о том, чтобы все знали, где отхожие места, и проследит за исполнением. А то наверняка ведь найдутся любители отлить на природе, раз уж все равно мы в лесу, и нет никаких местных законов против загрязнения окружающей среды.

— Есть еще одно предложение, капитан, — отозвалась Камилла Дель-Рей. — Пусть на кухне делают то же самое с пищевыми отходами — какое-то время, по крайней мере.

— Дезинфицируют? Хорошая мысль. Ловат, что там у нас с синтезатором пищи?

— В рабочем состоянии, сэр — по крайней мере, временно. Но лучше бы, на всякий случай, поэкспериментировать с местной флорой; проверить, сможем ли мы есть здешние растения и коренья, если вдруг придется. А коли синтезатор сломается — он ведь и не предназначался для длительной эксплуатации при планетной силе тяжести — тогда уже будет слишком поздно начинать эксперименты с местной растительностью. — Джудит Ловат, невысокая крепышка лет под сорок, с зеленой эмблемой Систем Жизнеобеспечения на рукаве, повернулась в сторону двери. — Похоже, это не планета, а сплошной дикий лес; судя по обычной кислородно-азотной атмосфере, тут наверняка должно быть что-то для нас съедобное. Как правило, хлорофилл и фотосинтез одинаковы на всех планетах класса Эм, и конечный продукт обычно — какие-нибудь углеводы с аминокислотами.

— Надо сказать ботаникам, чтобы немедленно этим занялись, — произнес капитан Лейстер. — Так, Мак-Аран, теперь ваша очередь. Удалось выяснить что-нибудь полезное?

— Упади мы на равнину, — произнес, поднимаясь, Мак-Аран, — мне б удалось выяснить гораздо больше… впрочем, не факт, что на этой планете вообще есть равнины… но кое-что разузнать удалось. Во-первых, мы находимся примерно на тысячу футов выше условного уровня моря — и определенно в северном полушарии, но не очень далеко от экватора, судя по тому, как высоко над горизонтом поднимается солнце. Похоже, мы упали в предгорьях гигантской горной цепи, настолько старой, что скалы успели зарасти лесом — то есть никаких действующих вулканов в пределах видимости и никаких следов недавнего вулканизма — в смысле, за последние несколько миллионов нет. Это не слишком молодая планета.

— Какие-нибудь признаки жизни? — поинтересовался Лейстер.

— Очень много птиц. Также маленькие животные — вероятно, млекопитающие, но не уверен. Огромное количество деревьев, и большинство неизвестных видов. Некоторые, кажется, хвойные, но встречаются и какие-то широколиственные, не говоря уже о всевозможных кустарниках. Ботаник мог бы сказать вам гораздо больше, чем я. Никаких следов разумной жизни, ни единого признака того, что почва где-то возделывалась. Короче, такое впечатление, будто этой планеты не касалась рука человека — да и вообще чья бы то ни было рука. Не исключено, правда, что мы могли упасть посреди каких-нибудь здешних сибирских степей или пустыни Гоби — вдали от всех проторенных дорог. В двадцати милях к востоку отсюда, — продолжил он после некоторой заминки, — есть высокий горный пик, — его трудно не заметить, — с которого можно было бы как следует разглядеть окрестности и грубо прикинуть массу планеты, даже простейшими приборами; заодно можно будет присмотреться, как тут поблизости с реками, равнинами, водоемами… да и с признаками цивилизации.

— Из космоса никаких признаков жизни видно не было, — произнесла Камилла Дель-Рей.

— Вы хотели сказать, признаков технологической цивилизации? — негромко вступил Морэй, плотный и коренастый представитель Экспедиционного Корпуса, ответственный за Колонию. — Не забывайте, подлети чей-нибудь корабль к Земле века четыре назад или того раньше, они бы тоже не увидели никаких следов разумной жизни.

— Даже если тут и есть какая-нибудь дотехнологическая цивилизация, — отрывисто отозвался капитан Лейстер, — это все равно, что никакой цивилизации; да к вообще, местные формы жизни, разумные или нет, к нашей главной задаче отношения не имеют. Помочь нам с починкой корабля они все равно не смогут, так что надо постараться ничем не заразить здешние экосистемы и — если тут кто-то все же есть — всячески избегать контакта, чтобы не создавать культурного шока.

— С последним согласен, — медленно произнес Морэй, — но я хотел бы поднять один вопрос, который вы еще не затронули — с вашего позволения, капитан.

— Я же с этого и начал, — усмехнулся Лейстер, — ну его к черту, протокол. Валяйте.

— Что делается для проверки того, пригодна ли эта планета для жизни — на случай, если двигатели так и не удастся починить, и мы тут застрянем?

Мак-Аран ощутил укол ледяного ужаса — а потом горячую волну облегчения. Кто-то сказал это. Кто-то еще думал о том же самом. И Мак-Арану не пришлось ставить вопрос самому.

Но на лице капитана Лейстера застыла гневная маска.

— Это чрезвычайно маловероятно.

Морэй тяжело поднялся на ноги.

— Да. Я слышал, что говорил ваш экипаж, но это звучало не очень убедительно. Мне кажется, нам следует немедленно провести инвентаризацию всего, чем мы располагаем и что может предложить планета — на случай, если застрянем тут навсегда.

— Невозможно, — хрипло произнес капитан Лейстер. — Мистер Морэй, вы что, хотите сказать, будто знаете о состоянии корабля больше, чем мой экипаж?

— Нет. Ни черта я не знаю о космических кораблях, да мне этого и не надо: когда я вижу груду хлама, то знаю, что это груда хлама. Мне известно, что у вас погибла добрая треть экипажа, включая кое-кого из старших специалистов. Я слышал, как офицер Дель-Рей сказала, будто ей кажется, — всего лишь кажется, — что астронавигационный компьютер можно починить, а я в курсе, что управлять фотонным кораблем в межзвездном пространстве без компьютера невозможно. Необходимо иметь в виду, что корабль, может быть, больше никуда и не полетит. А, значит, и мы никуда не полетим. Если, конечно, не найдется какого-нибудь вундеркинда, который лет за пять, из местных материалов, нашими скромными силами соорудит спутник для межзвездной связи и пошлет сообщение на Землю, Альфу Центавра или колониям Короны — чтобы оттуда прилетели и подобрали их маленький заблудший кораблик.

— Мистер Морэй, чего вы пытаетесь этим добиться? — негромко поинтересовалась Камилла Дель-Рей. — Деморализовать нас еще больше? Напугать?

— Нет. Просто пытаюсь быть реалистом.

— Мистер Морэй, мне кажется, вы уводите нас несколько в сторону от темы, — произнес капитан Лейстер, из последних сил стараясь не дать прорваться на поверхность бушующей в душе у него ярости. — Наша главная задача — починить корабль, и для этого может понадобится привлечь всех до единого, включая пассажиров из вашей группы колонистов. Мы просто не можем позволить себе действовать по принципу «если бы да кабы». Так что, — повысив голос, закончил он, — если это был формальный запрос, считайте, что он отклонен. Еще вопросы есть?

Но Морэй не опустился на свое место.

— А если, — поинтересовался он, — через шесть недель выяснится, что корабль невозможно починить? Или через шесть месяцев?

Лейстер тяжело перевел дыхание.

«Похоже, — мелькнуло у Мак-Арана, — он смертельно устал, но из последних сил старается этого не выдать».

— Мистер Морэй, — произнес капитан, — я бы все-таки предложил решать проблемы в порядке поступления. Знаете, есть одна очень старая поговорка: довлеет дневи злоба его. Мне не кажется, что шесть месяцев — такой уж большой срок, чтобы заранее предаваться унынию или впадать в отчаяние. Что касается меня, то я планирую еще пожить и привести корабль в пункт назначения — а если кто вздумает распространять пораженческие настроения, тот будет иметь дело со мной. Все ясно?

Морэй, очевидно, все еще был недоволен; но что-то — наверно, только сила воли капитана — заставило его воздержаться от дальнейших реплик. Продолжая недовольно скалиться, он опустился, на свое место.

— Еще что-нибудь осталось на повестке? — поинтересовался Лейстер, заглядывая в блокнот Камиллы. — Очень хорошо. Тогда, леди и джентльмены, пожалуй, на сегодня все. Списки выживших и раненых, кто в каком состоянии, будут вывешены сегодня к вечеру. Вы что-то хотели сказать, отец Валентин?

— Сэр, меня просили отслужить заупокойную мессу по безвременно усопшим, у братской могилы. Поскольку протестантский капеллан погиб, я хотел бы предложить свои услуги всем, кто может в них зачем-то нуждаться, вне зависимости от вероисповедания.

Капитан Лейстер перевел взгляд на молодого священника с рукой на перевязи и головой в бинтах; лицо его смягчилось.

— Разумеется, святой отец, отслужите свою мессу, — произнес он. — Я бы предложил завтра на рассвете. Найдите кого-нибудь, кто мог бы соорудить на месте могилы достойный памятник; когда-нибудь — может, через несколько сотен лет — эту планету наверняка заселят, и будущим колонистам следует знать о том, что здесь произошло. Надеюсь, на памятник у нас времени хватит.

— Спасибо, капитан. Вы позволите удалиться? Меня ждут в госпитале…

— Конечно, конечно, святой отец. И вообще, все свободны — если ни у кого не осталось вопросов. Очень хорошо. — Лейстер откинулся на спинку складного стула и на мгновение прикрыл глаза. — Мак-Аран и доктор Ловат, вы не задержались бы еще на минуточку?

Мак-Аран медленно приблизился, удивленный сверх всякой меры; раньше ему ни разу, не приходилось разговаривать с капитаном, и до настоящего момента он и не подозревал, что Лейстер хотя бы знает его в лицо. Что могло тому понадобиться? Остальные тем временем потянулись к выходу из купола.

— Рэйф, — шепнул на ухо Мак-Арану Юэн, тронув его за плечо, — мы с Хедер будем на заупокойной мессе. А сейчас мне надо идти. Загляни вечерком в госпиталь, я проверю, как там твое сотрясение. До скорого.

Капитан Лейстер обмяк на стуле, — казалось, годы и усталость взяли свое, — но он слегка выпрямился, когда приблизились Джудит Ловат и Мак-Аран.

— Мак-Аран, — произнес капитан, — насколько я помню из вашего личного дела, у вас есть некоторый альпинистский опыт. А какая у вас специальность?

— Геология. И я действительно немало времени проводил в горах.

— Тогда я назначаю вас руководителем небольшой исследовательской экспедиции. Заберитесь, если получится, на ту гору, о которой говорили, осмотрите окрестности, прикиньте массу планеты, ну и так далее. Среди колонистов есть метеоролог?

— Полагаю, да, сэр. Мистер Морэй должен знать точно.

— Наверняка; неплохая, кстати, мысль — спросить его об этом лично, — еле слышно произнес Лейстер. Он настолько устал, что уже не говорил, а мямлил. — Если у вас появится хотя бы примерное представление, что за погода ожидается на ближайшие несколько недель, можно будет решить, какие временные укрытия ставить для экипажа и колонистов. А любая информация о периоде вращения планеты, ну, и прочее в том же роде, может оказаться полезной для Экспедиционного Корпуса. И… доктор Ловат… подыщите какого-нибудь зоолога… и ботаника… желательно, из числа колонистов — и пошлите их с Мак-Араном. На всякий случай; вдруг пищевой синтезатор все-таки не выдержит. Пусть они проведут полевые испытания и возьмут образцы.

— Я бы предложила послать еще и бактериолога, — сказала доктор Ловат. — Если, конечно, найдется свободный.

— Хорошая мысль. Мак-Аран, постарайтесь не слишком ослаблять ремонтные бригады, но возьмите с собой всех, кого считаете нужным. Еще какие-нибудь соображения есть на этот счет?

— Я бы хотел взять врача — или хотя бы медсестру, — произнес Мак-Аран, — а то вдруг кто-то провалится в трещину или попадется на зуб какому-нибудь местному Tyrannosaurus Rex…

— Или подхватит какую-нибудь жуткую местную болезнь, — закончила доктор Ловат. — Я могла бы и сама об этом подумать.

— Хорошо — если главврач разрешит кого-нибудь отпустить, — согласился Лейстер. — Да вот еще что. С вами пойдет офицер Дель-Рей.

— Зачем, позвольте поинтересоваться? — спросил Мак-Аран, несколько удивленный. — Нет, я, конечно, ничего не имею лично против мисс Дель-Рей, но для женщины, по-моему, это будет тяжеловато. Тут ведь не Земля, и в горах нет ни одного подъемника.

— Капитан, — произнесла Камилла негромко и хрипловато («Интересно, — подумал Рафаэль, — это от горя и усталости, или таков ее нормальный голос?»), — похоже, что Мак-Аран еще не знает самого худшего. Что вам вообще известно о катастрофе и ее причинах, Мак-Аран?

— Ничего, кроме обычных домыслов, — пожал тот плечами. — Помню только, что завыла сирена, я перебрался в спасательный отсек… так называемый «спасательный», — горько добавил он, вспомнив изувеченное тело Дженни, — а в следующее мгновение меня уже вытаскивали из отсека и спускали по трапу. Точка.

— Тогда слушайте. Мы понятия не имеем, где находимся. Мы не знаем, что это за солнце. Мы даже примерно не представляем, в какое звездное скопление угодили. Мы сбились с курса из-за гравитационного шторма — так это обычно называется, а в тонкости я сейчас вдаваться не хочу. При первом же ударе шторма отказало почти все астронавигационное оборудование — нам ничего не оставалось, кроме как засечь ближайшую систему с пригодной для жизни планетой и как можно быстрее садиться. Теперь мне надо провести кое-какие астрономические наблюдения, если получится, засечь известные звезды — спектроскопом, например. Тогда, может быть, мне удастся триангуляцией определить наше положение в галактическом рукаве и хотя бы частично перепрограммировать астронавигационный компьютер. Астрономические наблюдения проще вести на такой высоте, где воздух разрежен. Даже если я не сумею забраться на самую вершину этого ближайшего пика, каждая лишняя тысяча футов высоты увеличивает точность измерений. — Девушка говорила очень серьезно, и Мак-Арану пришло в голову, что она придерживается такой профессионально-дидактической манеры, чтобы в голосе не прорвались истеричные нотки. — Так что, если вы не возражаете против моего участия в экспедиции… я достаточно сильна, проходила спецподготовку и не боюсь каких-то особенных тягот. Я бы послала своего помощника, но он в госпитале с ожогом тридцати процентов поверхности тела, так что если он и выздоровеет — а это пока не факт — то еще долго никуда не сможет выбираться. Боюсь, никто здесь лучше меня не разбирается в астрогации и галактографии, так что я предпочла бы довериться собственным измерениям, нежели чьим-то чужим.

Мак-Аран пожал плечами. Он никогда не был сторонником половой сегрегации, и если девушка считает, что выдержит экспедиционные тяготы — наверное, так оно и есть.

— Хорошо, — сказал он, — дело ваше. Нам потребуется провизии дня, по меньшей мере, на четыре, так что если у вас тяжелые приборы, лучше заранее договориться, чтобы кто-то их понес; у каждого и так наверняка будет куча всякого своего оборудования, — он покосился на тоненькую, пропитавшуюся потом хлопковую рубашку и грубовато добавил: — Только оденьтесь потеплее, черт побери; схватите еще пневмонию.

Девушка удивленно замерла, потом глаза ее сердито вспыхнули; но Мак-Аран уже развернулся к капитану.

— Когда нам отправляться? Завтра?

— Нет; слишком многим из нас давно не удавалось толком выспаться, — отозвался Лейстер, очнувшись от секундной дремоты. — Про себя я уж не говорю — но ведь полэкипажа в таком же состоянии. Сегодня вечером я отдам приказ всем спать — кроме, разве что, наряда дежурных. Завтра утром все, за исключением ремонтников, освобождаются от работы — чтобы могли пойти на заупокойную мессу; потом всякая там инвентаризация, разбор завалов в грузовом отсеке… Так что, пожалуй, лучше бы вам отправиться дня через два, через три. Еще не придумали, кого хотите взять с собой из медслужбы?

— Можно Юэна Росса — если главврач его отпустит?

— Не возражаю, — отозвался Лейстер и на мгновение обмяк на стуле, очевидно, отключившись.

— Спасибо, сэр, — негромко произнес Мак-Аран и развернулся уходить. Невесомым, как перышко, прикосновением Камилла Дель-Рей тронула его за локоть.

— Не смейте осуждать его, — хрипловато, с гневной дрожью в голосе прошептала она. — Он начал принимать стимуляторы еще за два дня до аварии и до сих пор на ногах — это в его-то возрасте! Я позабочусь, чтобы он поспал не меньше суток — даже если для этого придется усыпить весь лагерь!

— …вовсе не спал, — твердо произнес, встрепенувшись, Лейстер. — Еще вопросы есть? Мак-Аран? Ловат?

— Нет, сэр, — вежливо отозвался Мак-Аран и тихо выскользнул из купола, бросив напоследок взгляд на снова погрузившегося в дремоту Лейстера. Первый помощник капитана Камилла Дель-Рей замерла над ним, как — на ум пришел неожиданный образ, и Мак-Аран вздрогнул — как свирепая тигрица-мать над тигренком. Или над старым львом? И какая ему, Мак-Арану, собственно, разница?