Выродок

Весна–лето 2000 года Выбор, часть I

Здесь все настолько красиво, что кажется имитацией: неправдоподобно синее море, невообразимо голубое небо, желто–коричневый песок, каким его рисуют двуногие на своих картинках, и пальмы, которые невозможно отличить от искусственных.

Но все это настоящее – и море, и небо, и песок, и пальмы. А самое главное – здесь очень правильное солнце, жгучее, всепроникающее, а ветер не позволяет солнцу тебя сжечь. Наверное, пора уже повернуться на другой бок, чтобы прогреться равномерно…

По берегу ходит небольшая снежно–белая птица на длинных ногах. Обычно эта птица крутится рядом с двуногими – им она почему‑то нравится, и они ее кормят. Сейчас она прилетела сюда, где двуногих нет, потому что он проголодался и позвал ее. Птица, разумеется, не замечает ни его, ни его зова, а думает, что оказалась здесь по собственной воле.

Но солнце греет столь жарко, ветер дует так приятно, море шумит настолько ласково, что ему лень и двигаться, и подманивать птицу ближе, и есть. Он молча приказывает ей улетать – она подчиняется, взмывает в воздух и отправляется к двуногим.

Он погреется под солнцем еще немного, потом поплавает в море, потом еще полежит на песке, а затем проголодается окончательно и подманит к себе кого‑нибудь посущественнее – верблюда, например. Он раньше никогда не ел верблюдов – нужно же попробовать любимую еду местных обитателей! Но это все потом. А пока он будет лежать…

— Я… жив? – он пытается пошевелиться, хотя и понимает, что это бесполезно: после инфаркта, полученного во время боя с оборотнями, не выживают. Но тело, как ни странно, подчиняется. Он быстро ощупывает лицо руками, — кажется, и шрамы зажили.

— Разумеется, мистер Уизли! – молоденькая целительница улыбается, хотя в ее глазах застыла тревога. – Вам, конечно, лихо пришлось, но помощь пришла быстро. Вы живы – и это главное!

Воспоминания обрушиваются на него, словно Конфундус, лишая воли и способности думать.

— Что с Драко? То есть с мис… – он прерывает себя на полуслове, сообразив, что перед целительницей нет нужды соблюдать политес. Последнее воспоминание встает на свое место, словно деталь головоломки, и Артур продолжает внезапно охрипшим голосом: — Там ведь еще и Лайонел был…

Лицо девушки искажается, словно от боли:

— Мистер Кэрриган жив, но… Грейбек успел его укусить, и это было в самый канун полнолуния. Шрамов почти не осталось, но ежемесячных трансформаций мистеру Кэрригану не избежать…

— Так… — из своего многолетнего опыта службы в департаменте мракоборцев Артур знает, что целители, приветствуя пришедшего в себя пациента, обычно начинают с хороших новостей. Сжав руки в кулаки, он спрашивает, надеясь, что голос звучит как обычно: — Что с мис… с Драко? Жив он?

Сердце вдруг начинает стучать часто–часто, словно град по крыше. Девушка это замечает, берет в руки кубок, доверху наполненный зельем, и подносит его Артуру, говоря быстро–быстро:

— Мистер Малфой жив и сейчас находится в нашей больнице. Это он убил Фенрира Грейбека! Помощь мистер Малфой вызвать уже не смог, но маленькая Джозефина Миддлмарч – дочь хозяйки дома, которая вас вызвала, — в разгар битвы проснулась, заплакала и сказала, что бука сейчас совсем близко. Мать стала успокаивать девочку, услышала шум за окном, поняла, что на улице творится что‑то неладное и вызвала мракоборцев…

Артур пьет зелье, испытывая невероятное, невозможное облегчение. Осушив кубок, он с наслаждением откидывается на подушку, смотрит на целительницу – и понимает, что самое страшное она еще не сказала.

— Что с ним? – на этот раз собственный голос кажется незнакомым и чужим.

— Мистер Кэрриган рассказал, что Грейбек сначала ударил мистера Малфоя камнем по голове, а потом поднял в воздух и бросил на стену паба, — голос девушки звучит сухо и невыразительно. – Результат – сотрясение мозга, повреждение позвоночника и спинного мозга, семь сломанных ребер и повреждение обоих легких. Тем не менее, мистер Малфой с такими травмами сумел доползти до палочки и заавадить Грейбека.

— Есть надежда на выздоровление? – Артур приказывает себе не паниковать.

— Надежда есть всегда, мистер Уизли, – целительница говорит отстраненно, словно под империусом. – Сотрясение мозга мы уже вылечили, с легкими и ребрами скоро тоже все будет в порядке…

— Мальчик сможет ходить? – выражение лица собеседницы Артуру очень не нравится, и он торопится, словно его слова могут что‑то изменить. – Двигаться хотя бы?

— Все возможно в этом мире.

— Когда Драко сможет пошевелить рукой или ногой?

— Целители пока не могут ответить на этот вопрос, ведь мистер Малфой еще не приходил в себя. За ним присматривает мать; миссис Малфой очень хорошо держится — никто и подумать не мог, что она способна на такое. Мистеру Малфою очень много всего присылают: письма, подарки, цветы… Мы уже устали объяснять, что цветы нельзя ставить в палате пациента, который находится без сознания, а люди все равно приносят и присылают в больницу букеты. Каждый день совы доставляют ворох писем и посылок – пришлось посадить в одном из больничных кабинетов ликвидатора, чтобы он проверял все подарки для мистера Малфоя…

Приказав сердцу не стучать как сумасшедшее, Артур спускает ноги с кровати:

— Скажите, мисс, в каких палатах лежат мои подчиненные? Я хочу их проведать.

— Но мистер Уизли! – девушка настолько удивлена, что даже не пытается его остановить. – Вы ведь только–только пришли в себя…

— А Драко еще не пришел! Вот я его и навещу.

Целительница, кажется, хочет возразить, но лишь жалобно произносит:

— Вы хотя бы в коляску сядьте, мистер Уизли! Вам еще нельзя много ходить… И халат наденьте…

Пройдя несколько шагов, он опирается на стену и негромко говорит:

— Хорошо. Давайте халат и коляску…

У кровати малыша дежурит красивая светловолосая сиделка средних лет. Она вздрагивает, когда видит Артура, и он понимает, что это Нарцисса Малфой. Ох, как же она постарела!

— Миссис Малфой, могу я немного поговорить с Драко? – спрашивает он, стараясь произносить слова так, как это делают хорошо воспитанные высокородные волшебники.

Несколько секунд она колеблется, а потом кивает и быстро выходит из палаты.

Артур подъезжает вплотную к кровати малыша и смотрит в его спокойное, отстраненное лицо с закрытыми глазами. Если видеть только лицо, то может показаться, что Драко спит, — но все его тело заковано в тяжелый панцирь, напоминающий доспехи средневековых рыцарей, и этот панцирь окружен золотым сиянием лечебных заклятий. Артур проглатывает застрявший в горле комок и говорит, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно и весело:

— Сынок, ты это… — Артур с ужасом понимает, что не знает, что тут можно сказать, — выздоравливай давай! Ты посмотри в окно – весна началась! Красота такая…

Он умолкает и, не очень соображая, что делает, берет в ладони обожженную, распухшую кисть Драко и целует ее.

На какое‑то мгновение Артуру кажется, что лежащий на кровати мальчик сейчас откроет глаза и скажет своим самым противным голосом: «Не называй меня сынком, начальничек! И руку мою отпусти!»

Но минуты проходят, а малыш по–прежнему неподвижен и безучастен.

Устыдившись своего порыва – нельзя так обращаться с тем, кто не может тебе ответить! – Артур аккуратно кладет руку Драко на кровать и негромко, но очень отчетливо говорит:

— Простите меня, мистер Малфой! Я не имел права ни называть вас сынком, ни целовать вашу руку. Простите, если можете… И выздоравливайте поскорее!

Он быстро разворачивает коляску и едет к двери.

Стоящая у входа в палату Нарцисса смотрит на Артура с безумной надеждой:

— Как он? – спрашивает она еле слышно.

— По–прежнему.

Артур пытается объехать Нарциссу, но она встает у него на пути и произносит странным сдавленным голосом:

— Сэр, у меня к вам покорнейшая просьба. Я не хотела говорить об этом при Драко: вдруг он хоть что‑то слышит?..

— Миссис Малфой, я сделаю все возможное. Уже не в первый раз ваш сын спас мне жизнь, и я перед ним в долгу. И не называйте меня сэром, пожалуйста!

— Хорошо, мистер Уизли, — Нарцисса сглатывает комок в горле и говорит: — Поверьте, я не сомневаюсь, что вы желали и желаете моему сыну только добра. Он, по сути дела, заключенный, и я несказанно ценю то, что вы помогли ему прожить на свободе почти весь тюремный срок. Я уверена, что вы действовали из лучших побуждений и сделали для Драко много хорошего. Но – посмотрим правде в глаза! — мой сын этого не понимал. Я видела, в каком состоянии он приходит с работы, как вздрагивает, когда слышит ваше имя. Мне стыдно в этом признаться, но Драко… боится вас. Он, конечно же, неправ, но важнее то, что ваши визиты не вызовут положительных эмоций у моего сына, если он хоть что‑то сейчас чувствует. А Драко и без того очень трудно приходится… Поэтому я умоляю вас, мистер Уизли, больше не навещать моего сына, — по крайней мере, до тех пор, пока он не придет в себя. Если вы выполните мою просьбу, мистер Уизли, я сделаю для вас все, что угодно…

Артуру вдруг отчаянно хочется умереть. Он открывает рот, намереваясь что‑то объяснить, но понимает, что объяснить ничего не сможет, и говорит устало:

— Миссис Малфой, я выполню вашу просьбу и ничего не потребую за это. Вы мне ничего не должны, а Драко я любил… — он осекается, сообразив, ЧТО только что ляпнул, и быстро исправляется, — люблю как сына. Клянусь, я больше не буду его беспокоить…

Нарцисса отступает немного в сторону и склоняется перед Артуром в глубоком церемонном реверансе.

— Не надо, миссис Малфой! – он с трудом сдерживается, чтобы не закричать во все горло. – Вы ничего мне не должны!

— Я знаю, мистер Уизли, — она медленно распрямляется. — Единственное, что я должна была сделать, – поблагодарить вас за то, что вы оставите в покое моего сына…

Артур кивает и разгоняет свою коляску, стремясь поскорее уехать из этого коридора.

Главный целитель больницы Святого Мунго, к счастью, находится в своем кабинете.

— Дейви, — говорит Артур без обиняков, не тратя времени на всякую фигню, — ты сможешь руководить процедурой инвольтации?

— И кому же ты собираешься отдать всю свою жизненную силу, Арти? – круглолицый улыбчивый толстяк сейчас очень серьезен.

— Не задавай дурацких вопросов! Мальчик не должен остаться полностью парализованным в девятнадцать лет! Я свою жизнь прожил прекрасно: у меня жена, семеро детей, внуки… Я занимался любимой работой и вырастил много прекрасных учеников. Я пережил Волдеморта, в конце концов, хотя на это и не надеялся! Если я помогу мальчику, то умру счастливым!

— Сколько у тебя было инфарктов, Арти? – жестко спрашивает целитель. – Ты хоть понимаешь, в каком состоянии твоя жизненная сила и сколько ее осталось?

Артур на мгновение прикрывает глаза, а потом говорит с отчаянной надеждой:

— Испорченную жизненную энергию можно очистить – я знаю, такие процедуры существуют! И если есть хоть малейший шанс, что капля чужой силы поможет малышу, — я согласен. Мне незачем жить, если он…

— Ты прав: шансы есть, хоть и небольшие. И, кстати, не ты один предлагал себя для инвольтации. Об этом меня просили еще трое: Джеффри Фиск, Фиона Мерридью – Грейбек убил ее сына, невестку и троих внуков — и Лайонел Кэрриган. Но Джефф – калека, его энергия испорчена и требует серьезной очистки. Миссис Мерридью уже 72 года – в таком возрасте жизненная сила ослаблена и искажена. А Лайонел – оборотень; в данном случае очистка энергии невозможна, и, приняв силу от вервольфа, Драко вместе с ней получит и некоторые его черты. Но четыре источника – это уже неплохо. Я подумаю, что тут можно сделать…

— Скажи, в каком состоянии Драко? – резко спрашивает Артур. – Он не ум… дождется того момента, когда ты все обдумаешь?

— Да, непременно, — целитель решительно кивает. – Скажу только тебе: остальным я просто боюсь об этом рассказывать… Для человека с такими страшными травмами мистер Малфой находится в очень хорошем состоянии – тьфу–тьфу–тьфу, чтобы не сглазить. О полном выздоровлении, конечно, речи нет, но когда мы нашли мальчика, то не верили, что сможем донести его до больницы. А он жив по–прежнему, и его состояние стабилизировалось…

— А миссис Малфой ты об этом не говорил?

— Нет. Матери лучше не питать надежд, которые могут оказаться ложными.

— И когда ты все обдумаешь?

— Через неделю.

— Буду ждать с нетерпением, а сейчас поеду навестить Лайонела.

— И не забудь вовремя принимать лекарства! Тебе до выздоровления еще очень далеко! И, кстати, все Уизли ждут в приемной! Они предлагали присматривать за Драко, когда миссис Малфой отдыхает, но она им отказала…

— С семьей я поговорю после того, как вернусь от Лайонела. И если ты хоть намекнешь моим об инвольтации – я тебя убью и с чистой совестью отправлюсь в Азкабан.

— Ты думаешь, твоих родичей обрадует такая новость?

— Не обрадует, но меня это не волнует. Моя жизнь принадлежит только мне. А долгие проводы – лишние слезы… И вот еще что – пожалуйста, напиши Гиппокридесу, что хочу его видеть и в состоянии принимать гостей… Это очень важно.

— Но Лайонел уже обо всем доложил.

— Пока я руковожу Зверинцем, я буду докладывать начальству о происшествиях на целевых выездах, Дейви.

Дождавшись кивка старого друга, Арти выезжает из кабинета. До приезда Ипполита нужно многое успеть – повидать Лайонела и родных, а также постараться в подробностях вспомнить, что произошло во время схватки с Фенриром и его оборотнями.

Дальнейшие действия тоже вполне ясны. Командир отряда, отправившийся на целевой выезд в неподходящем состоянии здоровья, за свой проступок должен предстать перед Визенгамотом, и это правильно. Но необходимо убедить судей позволить преступнику искупить свою вину, подвергнув себя инвольтации ради спасения жизни своего подчиненного. Согласятся ли члены Визенгамота на такой приговор? Нужно будет обсудить с Гиппокридесом, как этого добиться…

Солнце – жаркое и теплое — било сквозь сомкнутые веки, согревая, будоража кровь… Он потянулся, чувствуя некоторое неудобство, и открыл глаза.

Увиденное удивило. Он лежал в смутно знакомой, но точно не в своей собственной комнате, а у его кровати сидела незнакомая сиделка средних лет. Он попытался встать – и понял, что ему что‑то мешает шевелиться.

— Мерлин могучий, Моргана заступница! – незнакомка ахнула и поднесла ладонь к губам, глядя на него так, словно он вдруг превратился в морщерогого кизляка. – Вы меня слышите? Вы меня видите? Вы помните, как вас зовут?

Последний вопрос показался смутно знакомым. Он еще немного подумал и хмыкнул, наконец сообразив, где находится.

— Девятнадцать лет с лишним меня звали Драко Малфоем, и, надеюсь, ничего не изменилось, пока я был без сознания. А это больница Святого Мунго, верно? Когда я в прошлый раз здесь был, мне задавали такие же странные вопросы…

Сиделка ахнула, достала носовой платок и громко высморкалась, а он почувствовал, что хорошее настроение куда‑то исчезло. В прошлый раз он сюда попал, потому что с ним случилось что‑то очень страшное, а сейчас… сейчас… сейчас…

Темная пустынная улица, освещенная лишь слабым светом фонарей и луны… Боль, разрывающая тяжелое и непослушное тело…

— Что с Лайонелом? – резко спросил он.

— Он жив, мистер Малфой, — быстро сказала целительница.

— Я видел, его Грейбек грыз…

— Мистер Кэрриган жив и в целом здоров, даже шрамы почти зажили, — сиделка опустила глаза. — Вот только трансформаций он в будущем не избегнет, а так все в порядке…

— Лайонел стал оборотнем?! – услышанное не укладывалось в голове. — Да какой тут порядок! – он выругался, что позволял себе очень редко.

— Но вы отомстили за друга, мистер Малфой! – быстро сказала целительница. – Вы Грейбека убили!

— Я?! – слова собеседницы показались нелепицей.

— Да–да–да! Мракоборцы, когда прибыли, своим глазам не поверили. Но они проверили все палочки, и получилось, что этого злодея убили именно вы, мистер Малфой! Тут такое началось!

— А ведь и правда… — воспоминания возвращались, хотя и медленно. — Да, я помню! Там еще Дамблдор был, и Эрик, и Торки! Они мне помогали!

Сиделка раскрыла рот, явно намереваясь возразить, но о чем‑то задумалась ненадолго, а потом кивнула:

— Да, мистер Малфой, наверное, так оно и было…

— Но Грейбек точно мертв? – в это все равно верилось с трудом.

— Мертвее некуда! – спокойное лицо целительницы исказила жестокая улыбка. – Будьте спокойны, мистер Малфой, этого нелюдя зарыли глубоко–глубоко, и больше он не будет убивать и калечить невинных людей…

— Так, — он с облегчением вздохнул: все‑таки очень приятно знать, что Грейбек больше никому не причинит вреда. Вдруг еще одно воспоминание о ночной битве всплыло в памяти — и от этого стало совершенно невозможно дышать. Спрашивая, он почти не сомневался в ответе, и с трудом удерживался, чтобы не завыть в голос: – А что с ни… с Артуром Уизли?

— Он жив, мистер Малфой, — сиделка затараторила, словно Грейнджер на уроке трансфигурации. – Инфаркт, конечно, вещь неприятная, и мистер Уизли теперь непременно уйдет в отставку, но он жив и здоров, насколько это возможно в его состоянии.

— Я должен немедленно с ним поговорить! – он попытался встать и только сейчас увидел, что его тело заковано в странный панцирь. На миг показалось, что он больше не сможет произнести ни слова, но он все же заставил себя выговорить: — Что со мной?

— У вас… позвоночник поврежден, мистер Малфой, — ответила целительница, побледнев.

— Но я смогу ходить, когда выздоровею?

— Не отчаивайтесь, мистер Малфой, возможно, вы и сумеете, хотя и не сразу…

Эти слова его немного успокоили: если лекарка считает, что с ним все будет в порядке, — значит, так оно и есть!

— Мэм, тогда, пожалуйста, передайте мистеру Уизли, что я прошу его прийти сюда. И, кстати, надеюсь, вы ничего не рассказали моей маме? Ей вредно волноваться!

— Мы вынуждены были сообщить миссис Малфой о случившемся. В больнице ничего не утаишь, а вы лежите здесь уже больше месяца…

— Сколько?! – услышанное показалось бредом.

— Ваша мать дежурит в вашей палате каждую ночь. Сейчас миссис Малфой спит. Разбудить ее?

— Нет, не нужно: маме вредно волноваться. Мне нужно немедленно поговорить с Артуром Уизли!

Сиделка написала несколько слов на листке пергамента, свернула его в бумажный самолетик и выпустила в коридор, а затем спросила:

— Мистер Малфой, мистер Уизли будет здесь так быстро, как только сможет. Вы хотите еще чего‑нибудь? Есть, пить или, может быть, почитать присланные вам письма, посмотреть подарки? Вы даже представить себе не можете, сколько людей вам написали за этот месяц!

Он прислушался к своим ощущениям и улыбнулся:

— Есть хочу! Жареного мяса с кровью! И пить… молоко, наверное… И пожирнее!

— Мистер Малфой, но вам нель… — целительница осеклась и поспешно сказала: — Хорошо, я схожу похлопочу. Скоро вернусь! Мистер Малфой, если вам что‑нибудь понадобится, — пожалуйста, пристально посмотрите на зеленый шарик, который висит прямо над вами под потолком, или просто попросите о помощи. Тогда на столе у дежурной сработает сигнализация…

Когда сиделка ушла, Драко задумался о своем нынешнем положении – и встревожился. Немолодая лекарка смотрела на своего пациента с плохо скрытой жалостью, — точнее, с ужасом. Даже девчонка, которая дежурила в палате наследника Малфоев и Блэков, когда он попал в больницу после встречи с диким драконом, казалась не столь… испуганной. Мерлин, что же происходит?

Юноша попытался подняться – но не смог и одернул себя, задушив подступающую панику. После такой тяжелой травмы это естественно. Нужно начинать с малого – попробовать пошевелить пальцами рук… или ног…

Тело казалось непривычным и чужим, однако Драко не собирался отступать и молча, но очень упорно упрашивал непокорные пальцы послушаться его. В конце концов усилия вроде увенчались успехом, хотя утверждать наверняка было трудно. Юноша так и не понял, действительно ли пошевелились пальцы правой руки или ему просто почудилось, и решил уточнить это у нищеброда.

Тот не заставил себя долго ждать. Одетый в дорогую, но строгую темно–синюю мантию, ублюдок Уизли потоптался на пороге, затем подошел к кровати и смущенно сказал:

— Добрый день, мистер Малфой! Я принес букет, но дежурный целитель его отобрал, сказав, что цветы не ставят в палаты пациентов, которые только–только пришли в себя. А вашу диету определят целители, поэтому я не рискнул принести с собой съедобные подарки…

— Добрый день, сэр. Присаживайтесь, пожалуйста.

Разглядев начальничка, Драко решил, что тот пострадал гораздо меньше, чем можно было предположить. Нищеброд заметно постарел, поседел и даже немного сгорбился, но в целом выглядел неплохо.

— Сэр, я очень рад, что вы живы, а букеты и еду мне дарить не нужно: вы же не на свидание пришли, — улыбнувшись, юноша заговорил более серьезно: — Сэр, я бы хотел попросить вас об одной услуге…

— Все, что угодно, мистер Малфой! – ублюдок Уизли перестал смущаться и заметно оживился. – Все, что в моих силах…

— Сэр, расскажите, пожалуйста, что говорят целители о моих травмах. Я буду когда‑нибудь ходить?

Начальничек тяжело вздохнул и сказал бесцветным голосом:

— Когда целители вас нашли, они не верили, что доставят вас в больницу. Пока вы лежали без сознания, никто не верил, что вы придете в себя. Скажу откровенно: в вашей ситуации трудно надеяться на лучшее, но вы уже дважды опровергли самые неблагоприятные прогнозы, так что отчаиваться рано…

— Понятно, — Драко вдохнул побольше воздуха и заговорил, стараясь, чтобы голос не дрожал: — Сэр, в тот день, когда ветеранам Туннелей вручали награды в министерстве, Энтони Гольдфарб пригласил меня поступить преподавателем французского языка в школу мракоборцев. Это предложение еще остается в силе? Я готов его принять…

— Мистер Малфой, — лицо нищеброда дернулось, словно от боли, — вы вовсе не обязаны работать! Принудиловка ваша закончена, а официальная награда за поимку Грейбека, живого или мертвого, составляет двести тысяч галеонов, и она уже переведена на ваш счет в банке «Гринготтс»! Кроме того, за поимку Фенрира назначили премии многие богатые люди и организации, пострадавшие от него и его оборотней! Например, гоблины уже перечислили на ваш счет пятьсот тысяч галеонов. Вы заработали право на спокойную и роскошную жизнь!

Юноша сначала удивился, почему слова ублюдка Уизли вызвали у него такое бешенство, но потом все понял, вообразив эту роскошную жизнь: паралитик безвылазно сидит в своем шикарном доме, окруженный вышколенными домовиками, вкусно ест, сладко пьет и отчаянно жалеет себя. Иногда инвалид выбирается в город, и все прохожие жалостливо смотрят вслед его коляске. Время от времени в роскошный особняк забегают друзья – они очень заняты, но не хотят бросать несчастного калеку…

Драко закусил губу. Он только сейчас понял, почему Джеффри Фиск пять раз в неделю ходит на работу и проводит там больше времени, чем многие здоровые люди: лучше гонять учеников до седьмого пота и видеть в их глазах то ненависть, то благодарность, чем заживо гнить в богатом доме…

— Сэр, — вежливо сказал юноша, справившись со своими чувствами, — я очень рад, что финансовое положение моей семьи столь благополучно. Надеюсь, моя мама вновь сможет жить так, как привыкла. Но я спросил вас, готов ли мистер Гольдфарб принять меня на работу…

— Я не говорил с Тони о вашем трудоустройстве после того, как случилось… это, — ответил начальничек ничего не выражающим тоном, — но если вы успешно сдадите Л. И. Р. О.Х. ВО. СТ. ы в Хогвартсе и пройдете тест, обязательный для всех желающих преподавать в школе мракоборцев, — уверен, Тони непременно примет вас на работу.

— Хорошо. Сэр, не могли бы вы попросить мою до… эльфийку Орти, которая служит в нашем доме, собрать мои хогвартские учебники и принести их сюда? Заняться мне все равно нечем, так хоть поучусь…

— Я все сделаю, мистер Малфой. Не знаю, сможете ли вы изучить всю программу до начала Л. И. Р. О.Х. ВО. СТ. ов в Хогвартсе, но даже если нет, – уверен, экзаменационная комиссия пойдет вам навстречу и соберется специально для вас, когда вы будете готовы к экзаменам. Такое случается нечасто, но это вполне возможно.

— И вот еще что, сэр… Я не уверен… может быть, мне показалось… Скажите, пожалуйста, – только не лгите, прошу вас, даже из лучших побуждений! Мне показалось, я могу шевелить пальцами правой руки, если сосредоточусь…

Драко собрался с силами и попытался договориться с непослушным телом. На миг юноше показалось, что он вновь чувствует свои руки, — и в ту же секунду это чудесное ощущение пропало.

— Вы что‑нибудь заметили, сэр? – осторожно спросил Драко.

— Да, мистер Малфой, — ответил нищеброд каким‑то странным придушенным голосом. – Вы действительно, хотя и очень недолго, шевелили пальцами правой руки… — Он быстро встал со стула, пересек палату, прижался лицом к окну и молча постоял так некоторое время, барабаня пальцами по стеклу, а потом сказал негромко, но отчетливо: — За вас в этот месяц очень многие молились, мистер Малфой, и их мольбы были услышаны…

— Что с вами, сэр? – юноша растерялся: он никогда не видел ублюдка Уизли в таком состоянии.

— Со мной все в порядке, — начальничек вернулся к кровати, вновь уселся на стул и немного смущенно заговорил: — Мистер Малфой, с вами хочет поговорить Ипполит Гиппокридес. Разумеется, он понимает, в каком состоянии вы сейчас находитесь, и готов ждать, когда вы почувствуете себя лучше…

— Я готов принять мистера Гиппокридеса сегодня же, — прислушавшись к своим ощущениям, Драко решил уточнить: — как только пообедаю. И мне хотелось бы получить подтверждение от мистера Гольдфарба о том, что он готов принять меня на работу, если я успешно сдам Л. И. Р. О.Х. ВО. СТ. ы и тест …

— Хорошо, мистер Малфой, только, пожалуйста, не спешите. Главная ваша задача сейчас – восстановить силы!

— Я постараюсь, сэр.

— И вот еще что… — нищеброд закусил губу, а потом прямо и строго взглянул в глаза собеседнику. – Мистер Малфой, в случившемся во время нашего последнего целевого выезда виноват я и только я. Я начальник и полностью отвечаю за безопасность своих подчиненных. Я знал, что состояние здоровья не позволяет мне выполнять мою работу, но отказывался ее менять. Поэтому вы имеете полное право подать на меня в суд и потребовать компенсации физического и морального ущерба, нанесенного вам моими безрассудными действиями. Клянусь всем для меня святым: я буду всячески способствовать совершению правосудия и готов понести самое строгое наказание за мое преступление.

— Сэр, — юноша улыбнулся, — мы же в самом начале нашей совместной работы договорились, что не станем искать виноватых! Не знаю, как решит Лайонел, но я не буду подавать против вас иск. Вы не ясновидящий и поступали так, как считали правильным.

— Я надеюсь, что вы еще передумаете, мистер Малфой. До свидания! – ублюдок Уизли резко встал и вышел из палаты.

Через несколько минут после ухода начальничка целительница принесла Драко большой ростбиф с кровью и огромную бутылку молока. Пообедав, юноша, к собственному изумлению, почувствовал, что засыпает. Проснувшись на следующее утро, он понял, что видел во сне что‑то очень приятное, но чудесный сон полностью исчез из памяти.

Затем Драко увидел маму. Она сидела у его кровати, а когда заметила, что он открыл глаза, то побледнела и начала говорить что‑то невразумительное и ласковое. Юноша очень боялся, что мама заплачет, но она держалась.

— Ничего, — сказал он, стараясь улыбаться как можно беззаботнее, — теперь все будет в порядке, вот увидишь!

— Да, милый, — мама кивнула и улыбнулась, — теперь все будет в порядке…

— Денег у нас теперь много, и мы наймем нескольких эльфов – пусть ремонтируют дом! Когда ты выздоровеешь, то сможешь поехать отдохнуть в Италию или Южную Францию…

— Мы поедем вместе.

— Конечно, вместе!

Драко говорил и говорил, стараясь успокоить маму, а она кивала и улыбалась, но ему почему‑то казалось, что она его совсем не слушает.

Затем юноша поел и опять уснул, а когда проснулся снова, то вспомнил об Ипполите Гиппокридесе и осторожно спросил о нем маму. Она закивала и сказала, что начальник департамента мракоборцев просил оповестить его, когда Драко почувствует себя достаточно здоровым для того, чтобы принимать посетителей.

Юноша решил, что вполне готов к серьезному разговору, и сообщил об этом маме. Она отправила письмо в министерство.

Менее чем через час в палату вошел невысокий крепко сбитый человек с восточными чертами лица. Приветствовав юношу, он сел в кресло у его кровати и негромко, но очень уверенно сказал:

— Мистер Малфой, сумма, назначенная министерством магии за поимку Грейбека, перечислена на ваш счет в банке «Гринготтс». Также вам переведены деньги людей, завещавших свое состояние тому, кто обезвредит этого оборотня. Насколько мы можем судить, живые люди и действующие организации, обещавшие награду победителю Фенрира, также сдержали свое слово, так что ваши финансовые проблемы остались в прошлом. Кроме того, министр магии сегодня подписал указ о награждении вас орденом Мерлина первой степени. Торжественная церемония вручения пройдет в министерстве, как только вас выпишут из больницы.

— Деньги – это хорошо, — Драко попытался стиснуть руки в кулаки, чтобы сдержать бешенство, вспомнил, что все еще не может двигаться, и лишь отчаянным усилием воли сумел скрыть свои чувства. — Но неужели вы думаете, что блестящая цацка как‑то возместит мне все это? – он окинул взглядом свое неподвижное тело.

— Ни цацки, ни ордена не способны ничего возместить, мистер Малфой, — серьезно ответил Гиппокридес, — но конкретно орден Мерлина первой степени может сильно упростить жизнь Пожирателю Смерти, его родным и товарищам по несчастью, а также доказать всем остальным, что война с Волдемортом давно закончена…

— А наше министерство – самое мудрое и доброе в мире! – зло подхватил юноша. – Очень трогательно! Как приятно министерству прославиться за чужой счет, да еще ничем при этом не рискуя!

— Да, вы правы, мистер Малфой. Шумиха, связанная с вашим награждением, весьма полезна нынешней власти. Но — очень прошу мне поверить! – я бы сделал все от меня зависящее, чтобы вы получили орден Мерлина, даже если бы это было невыгодно министерству. Я считаю, что необходимо должным образом отмечать заслуги тех, кто сделал для страны что‑то хорошее.

— Интересно получается! Раньше я никогда не убивал людей – в войне не участвовал, а зомби в Туннелях были уже давно мертвы. А как только я стал убийцей – министерство немедленно сочло, что я совершил что‑то хорошее! Странно, правда?

— Да, очень странно. Но жизнь никогда не бывает простой, мистер Малфой. Можете считать свой орден компенсацией тех моральных потерь, которые вы понесли, став убийцей. Согласен, это очень скромная компенсация, но…

— Это ничтожная компенсация, сэр, но в ваших силах изменить условия сделки так, чтобы она стала более честной! Вы сказали, что сделали бы все от вас зависящее, чтобы отметить чьи‑то заслуги перед обществом, даже если бы это было не столь выгодны министерству, как мое награждение. И у вас есть возможность помочь мне, сэр! Вы думаете, мне приятно будет принимать орден из рук министра и улыбаться фотографам, в то время как мой отец сидит в тюрьме?! Хороша семейка, ничего не скажешь! Сын позирует рядом с министром, а отец мотает срок в Азкабане!

— Люциус Малфой – Пожиратель Смерти с многолетним стажем!

— Отец присоединился к Волдеморту в шестнадцать лет! Позже он понял, как ошибался, — юноша вдохновенно врал, заставляя себя верить своим словам, — но, сами понимаете, из Организации нельзя было уволиться. А на контакт с мракоборцами отец не выходил, потому что боялся за родных: ведь в министерстве работало немало осведомителей Волдеморта!

— Я не очень верю вашей эмоциональной речи, мистер Малфой, — Гиппокридес хмыкнул, — но вашу просьбу постараюсь выполнить. Результат не гарантирую — господин министр не очень любит помилования, – но сделаю все, что смогу, хотя даже в самом лучшем случае приказ о помиловании вступит в силу лишь пару месяцев спустя… Кстати говоря, на свободе Люциусу Малфою будет чем заняться: в июне–июле начнется приватизация предприятий, конфискованных у Пожирателей Смерти. Опытный бизнесмен, располагающий суммами, которые вы получили за поимку Грейбека, сможет многого добиться.

— А почему вы так заинтересованы в том, чтобы мой отец восстановил свое положение в обществе?

— Потому что он очень хороший бизнесмен, а нынешняя власть обязана быстро реформировать экономику, иначе долго не протянет. Если ваш отец сможет помочь нам – это пойдет на пользу ему и его семье. По–моему, сделка честная и взаимовыгодная.

— Нет, сделка все равно нечестная, ведь помилование моего отца отвечает интересам министерства! И, кстати, не только мой отец ненавидел Волдеморта – многие Пожиратели Смерти, которые сейчас мотают сроки в Азкабане и во Флер‑де–Лис, так же относились к Темному Лорду…

— Гарантировать опять же ничего не могу, но не исключаю, что министра удастся уговорить за месяц–полтора до начала приватизации амнистировать тех бизнесменов, которые финансировали Волдеморта, но не участвовали в истязаниях маглов и битвах.

— А младшее поколение? Грегори Гойл, Маркус Флинт, Теодор Нотт?

— Мистер Малфой, думаю, еще через пару минут вы потребуете назначить себя министром магии! – хмыкнул Гиппокридес. – Ваши сверстники получили возможность жить и работать на свободе, но предпочли путь насилия и жестокости. На судьбы этих людей вы повлиять не сможете, поэтому не тратьте зря мое и ваше время. Давайте лучше поговорим о вашем будущем. Я говорил с Тони Гольдфарбом – он с радостью примет вас на должность учителя французского языка, когда вы сдадите все необходимые экзамены. Скажу откровенно, я не уверен, что, выписавшись из больницы, вы согласитесь занять пост преподавателя: за последующие месяцы многое может измениться. И вы имеете полное право передумать: вы человек свободный и вправе сами решать свою судьбу. Но я и все мои коллеги будем очень рады, если вы решите вернуться в министерство, мистер Малфой!

— Я.. не знаю, — Драко только что услышал слишком много новостей и пока не мог их толком осмыслить, — я должен подумать…

— Время для размышлений у вас есть, мистер Малфой. Не торопитесь. И, по–моему, вам будет очень полезно потратить часть своего времени на встречи с друзьями и коллегами. Как только стало известно, что вы очнулись, то меня, Артура и главного целителя больницы забросали письмами желающие вас навестить! Вот список… — повинуясь взмаху палочки Гиппокридеса, толстенный пергамент, скрученный в рулон, взмыл в воздух и немного размотался, — произносите вслух имена тех, кого хотите видеть, и назначайте время визита! Все сказанное вами будет написано на пергаменте.

Юноша не хотел видеть никого из подлых министерских шавок и уже открыл рот, намереваясь заявить, что слишком слаб для того, чтобы принимать гостей. Но затем Драко вспомнил о вкусном огне, который можно качать из ожогов, — и понял, что некоторые гости ему сейчас необходимы как воздух.

— Если парни из «Ножек нимфы» захотят зайти – пусть приходят, когда смогут, — заявил юноша, стараясь скрыть возбуждение. – Мне здесь все равно заняться нечем… И те, кто был в Туннелях и еще помнят обо мне…

— Еще как помнят! – начальник департамента мракоборцев энергично кивнул. – Составляйте график посещений, мистер Малфой! Все желающие вас навестить не влезут в эту палату! И я бы очень советовал вам позволить Джеффри Фиску навестить вас. Он знает, как восстанавливаться после тяжелых травм…

Драко не мог представить, как теперь будет общаться с Кулаком, поэтому решил сменить тему:

— А как себя чувствует Лайонел? Он по–прежнему в больнице?

— У мистера Кэрригана сейчас проходит первая трансформация, поэтому он находится не в больнице, а в специальном… убежище, куда в трудные периоды помещают людей с подобной проблемой.

Драко, молча обругав себя за то, что сразу не сообразил, какая опасность угрожает другу, бросился в бой с особым азартом:

— Если Лайонела уволят из министерства — я немедленно пойду к Грейнджер, к Скитер и ко всем, кому интересно, как новая власть относится к пострадавшим на боевых заданиях!

— Если мистер Кэрриган пожелает, то останется работать в министерстве, — твердо сказал начальник департамента мракоборцев, — но в этой ситуации нужно учитывать некоторые нюансы. Вы ведь знаете, что мистер Кэрриган происходит из семьи потомственных священников? Церковь не посылала к оборотням священнослужителей в течение последних четырехсот лет, а немногие служители Бога, которые по собственной воле рисковали посещать деревни вервольфов, оттуда не возвращались. Сейчас, после гибели Грейбека, многие оборотни думают о примирении с министерством…

— Почему это? По–моему, даже после гибели вождя можно продолжать борьбу!

— Вервольфы склонны к мистике гораздо больше, чем люди, мистер Малфой. С их точки зрения, пока вожак жив – нужно исполнять его приказы, а его гибель – лучшее доказательство его неправоты. Если непримиримый сторонник войны с людьми погиб от руки своих врагов – для остальных оборотней это свидетельство того, что политика покойного вождя себя исчерпала и нужно начинать мирные переговоры. В данной ситуации приезд священника–вервольфа многие оборотни воспримут как дополнительное знамение, призывающее к миру…

— И Лайонел согласился на такое? Это ведь страшный риск!

— Мистеру Кэрригану объяснили положение вещей, и он обещал подумать. Не уверен, что ваш друг согласится, но даже в таком случае сначала ему придется учиться несколько лет, прежде чем получить сан. А еще ведь нужно уговорить Церковь принять на учебу оборотня… Но это уже наши проблемы, а к вам имеет отношение совсем другая сторона дела. С точки зрения оборотней, наследником вождя является не его ребенок, а его убийца, — да–да, вы поняли меня правильно, мистер Малфой. Но у вас сейчас нет поводов для тревоги: чтобы избежать бессмысленного кровопролития, вервольфы в течение первых шести месяцев после убийства прежнего вожака категорически запрещают посягательства на жизнь его преемника. Так что вы находитесь в относительной безопасности; впрочем, можете не сомневаться: за больницей ведется круглосуточное наблюдение с того момента, как вы здесь оказались.

— Но как я могу стать вождем вервольфов – ведь я же не… Или Фенрир успел и меня укусить? Я не помню… — липкий страх вполз в душу, отнимая силы и надежду.

— Мистер Малфой, заявляю со всей ответственностью: вы не оборотень! Но это ничуть не мешает вам возглавить британских вервольфов: согласно их законам, вождь не обязан быть таким же, как они. Вот только человек, решивший править оборотнями, вскоре либо погибнет, либо перестанет отличаться от своих подданных. Убийцу прежнего вождя или уничтожат конкуренты, или покусают сторонники, чтобы он искренне и нелицемерно защищал их интересы. Вас вдохновляет такая перспектива, мистер Малфой?

— Нет! – для вящей убедительности юноша произнес полдюжины очень грязных ругательств.

— Сейчас вы физически не способны руководить оборотнями, но фактически остаетесь их вождем и поэтому вправе передать свои полномочия тому, кто, по вашему мнению, достоин такой чести. А если этот достойный как‑то причастен к победе над Грейбеком – законность назначенного вами вождя не вызовет у вервольфов ни малейших сомнений.

— Я не поступлю так с Лайонелом против его воли!

— От вас этого и не требуют, мистер Малфой. Тут все зависит от желания самого мистера Кэрригана. Но если он согласится – вам придется собрать всю свою волю, чтобы предстать перед оборотнями их истинным вождем, пусть даже лишь на те несколько минут, которые займет передача ваших полномочий… Собственно, это все, что я хотел вам сказать, мистер Малфой. У вас есть ко мне еще какие‑то вопросы?

— Нет, сэр.

— До свидания, мистер Малфой. От имени всех ваших коллег и от себя лично желаю вам скорейшего выздоровления! – Гиппокридес поднялся со стула и подошел к двери, но на пороге обернулся и негромко сказал: — Мистер Малфой, а от себя лично я еще хочу поблагодарить вас за Грейбека. Эрик долгие годы мечтал его поймать – но не сложилось. Не успел… Нехорошо, когда у друзей остаются незавершенные дела! Я рад, что теперь Эрик, где бы он ни был, больше не беспокоится из‑за Грейбека…

Затем начальник департамента мракоборцев вышел из палаты, а Драко закусил губу и попытался стиснуть руки в кулаки. На этот раз он почти не сомневался, что пальцы правой руки слегка шевельнулись.

Следующим вечером в палату явилась вся команда Ласковой обслуги. Юноша боялся, что гости начнут выражать притворное сочувствие, но они вели себя так, словно ничего особенного не происходило. Сначала Джош рассказал о недавних играх в «Ножках нимфы» и о том, какую стратегию его команда планирует использовать в ближайшем будущем, потом разговор перешел на последние министерские сплетни. А Драко все это время отчаянно, изо всех сил тянул огонь из ожогов посетителей. Огня было много. Очень много…

Прощаясь, Трентон сказал:

— Кстати, завтра к тебе намерен зайти Зверинец в полном составе. Примешь или отдохнешь?

— Пусть приходят, — у Песика ожогов хватало, у Совы они тоже были, так что их предстоящий визит юношу радовал. Вдруг он вспомнил еще одного своего коллегу – и негромко сказал: — Джош, ты не мог бы попросить Артура Уизли прийти сюда?

Через несколько минут после ухода Ласковой обслуги в палату вошел нищеброд. Он выглядел очень встревоженным.

— Что случилось, мистер Малфой?

— Сэр, мне кажется, я совершил глупость. Я пригласил на завтра Зверинец, но совершенно забыл о Котике. Я не знаю, закончились ли его нынешние проблемы, но если он вновь в форме – я не хочу, чтобы Лайонел видел меня таким!

— Мистер Малфой, Лайонел любит вас. Он очень счастлив, что вы живы. Неужели вы думаете, что…

— Да, сэр, я думаю именно так. Кэрриганы – люди чести. Даже если Лайонела не радует перспектива ухаживать за лежачим больным, он все равно будет делать вид, что для него ничего не изменилось. Я могу поверить… от слабости, а потом очень об этом пожалею…

— Мистер Малфой, поверьте моему опыту: свободному от обязательств человеку принять любовь всегда правильнее, чем отвергнуть ее. И не забывайте о том, что случилось с Лайонелом! Он может решить, что вы не хотите его видеть потому, что он оборотень…

— Но дело не в этом! – Драко выругался сквозь зубы и растерянно сказал: — Я… не знаю, как мне поступить, сэр… Я не хочу обижать Лайонела, но и встретиться с ним пока не готов…

— Что ж, мистер Малфой, никто не заставляет вас видеть человека, к встрече с которым вы не готовы. Может быть, имеет смысл наговорить Лайонелу звуковое письмо – как в громовещателе, только без криков?

— Да, наверное, вы правы, сэр. Жаль, что я сам до этого не додумался…

— В этом нет ничего удивительного, мистер Малфой. Вам сейчас приходится о многом думать, и на мелочи не остается ни времени, ни сил.

— Вы хотите сказать, что я еще и провалами в памяти страдаю?

— Нет, мистер Малфой, я хочу сказать, что сейчас у вас есть гораздо более важные темы для размышлений, чем способы отправки звуковых писем.

Когда начальничек ушел, юноша впервые с тех пор, как очнулся, смог стиснуть правую руку в кулак: все‑таки у парней из Ласковой обслуги удалось вытянуть очень много вкусного и полезного огня. Привычный жест помог справиться с бешенством.

А еще через несколько минут в палату вбежала мама:

— Драко, милый, что случилось? Почему ты вызывал… этого человека? Почему не меня? С тобой все в порядке?

— У меня все хорошо, мама, — юношу удивило ее явное беспокойство. – Просто нам нужно было обсудить кое–какие вопросы, вот и все…

— А со мной ты их обсудить не мог? – Нарцисса, побледнев, смотрела на сына с каким‑то странным выражением.

— Да это такая ерунда, мама! Я не хотел тебя зря беспокоить…

— Драко, — она закусила губу и сказала очень серьезно: — Если у тебя возникнут даже самые маленькие проблемы, — пожалуйста, обращайся ко мне! Мне будет очень приятно помочь…

— Да не волнуйся ты так, мама! Смотри, у меня уже и пальцы шевелятся…

Только увидев, как отчаянно зарыдала мать, когда он сжал кулак, юноша понял: до этого никто не верил, что он сможет снова двигаться.

Дальнейшие дни были похожи друг на друга, хотя внешняя канва событий менялась.

Каждый вечер юношу непременно навещал кто‑нибудь из знакомых: Ласковая обслуга, Зверинец, ветераны Туннелей… Сначала все гости с трудом помещались в палате; со временем количество визитеров уменьшилось, однако каждый вечер непременно приходили двое–трое.

Пару раз Нарцисса осторожно говорила сыну о том, что Пэнси, Винсент, Блейз и другие знакомые слизеринцы тоже хотят его навестить, но Драко отказывался их видеть. Визитеров он принимал не ради удовольствия, а для лечения, хотя, разумеется, матери об этом не рассказывал.

У большинства посетителей еще оставались ожоги, так что прихода гостей юноша всегда ждал с огромным нетерпением. Разговаривая с ними, он досыта наедался огня, а, вновь оставшись один, пытался шевелиться. Тяжелое, непослушное тело оживало медленно – но оно оживало, и это было самым главным.

Когда Драко смог поднимать и сгибать обе руки, то под руководством нищеброда начал заново учиться творить магию. Знакомые навыки возвращались, хотя и не так быстро, как хотелось бы.

Еще через несколько дней в палату без приглашения явился Джеффри Фиск, а за ним плыли гантели разных размеров. Увидев преподавателя боевки, юноша встревожился, но гость не стал тратить время на выражение сочувствия, и разговор получился на удивление толковым. Кулак объяснил и показал, что нужно делать, а потом под его руководством Драко начал первую со времени своего попадания в больницу серьезную тренировку. Когда занятие завершилось, они обговорили график дальнейшей работы. Уже собираясь уходить, преподаватель боевки — «Д» поинтересовался:

— А где браслет, который ты носил в последнее время, парень? Необычная и броская вещь…

Чуть позже юноша задал этот вопрос дежурной сиделке. Она сказала, что браслет сняли целители, когда Драко доставили в больницу. Он попросил вернуть фамильное украшение; вскоре эта просьба была выполнена, и массивный золотой браслет со странным узором вновь украсил запястье своего владельца. А созданный учеными эльфами медальон, который юноша носил в последнее время, увы, рассыпался в прах, когда его попытались снять…

Еще через несколько дней Драко попросил показать присланные ему письма. Точнее, все началось со слов растерянной целительницы:

— Мистер Малфой, мы много раз просили не присылать вам еду, а вы регулярно отказываетесь смотреть свои подарки, но хогвартские эльфы испекли такой торт…

Заинтригованный, юноша разрешил принести подарок в палату и не пожалел об этом. Творение хогвартских домовиков действительно впечатляло – почти метровой высоты многоярусный торт был украшен изящным узором из ягод, засахаренных орехов, шоколада и взбитых сливок, а на самой верхушке крохотный Драко Малфой стоял над неподвижным телом Фенрира.

— Ваша фигурка несъедобна, а Грейбек сделан из марципана, сэр, — смущенно улыбаясь, объяснила целительница.

Юноша с удовольствием съел оборотня, а затем – немаленький кусок торта, хотя до этого все время пребывания в больнице питался только жареным мясом с кровью и очень жирным парным молоком, поражая лекарей и удивляясь сам своим странным вкусам. Оставшийся торт Драко попросил отнести в детское отделение.

— Мистер Малфой, может быть, вы посмотрите адресованные вам письма? – мягко спросила целительница. – Вам ведь очень многие написали…

Юноша согласился, сам не зная почему.

Писем оказалось действительно много. Они парили в воздухе огромными кипами, на вершинах которых лежали номера «Ежедневного пророка», «Волшебного зеркала» и «Придиры». Прочитав напечатанную на первой странице газеты статью о себе, Драко грязно выругался, до глубины души возмущенный ее глупостью и лживостью.

Но по сравнению с бредятиной Риты Скитер, опубликованной в «Волшебном зеркале», даже идиотская заметка в «Пророке» казалась вершиной мудрости хотя бы потому, что слово «герой» в ней упоминалось один раз, а не двадцать.

Кошмарное творение скандальной журналистки начиналось так:

Сумев искупить ошибки юности, лучший ученик Артура Уизли совершил героический поступок, достойный истинного наследника Малфоев и Блэков…

Читая этот бред, юноша всерьез задумался, имеет ли право высокородный волшебник вызвать на дуэль мерзкую и подлую особу женского пола

На этом фоне творение полоумной Лавгуд выглядело вполне осмысленным, несмотря на то, что чокнутая когтевранка объясняла чудесное спасение Драко помощью бундящей шицы – давнего тотема семьи Малфоев. Это чудесное предположение вызвало у юноши такой хохот, что сиделка даже испугалась.

Так что письма, адресованные ему, Драко начал читать в прекрасном настроении. Но, наученный горьким опытом и опасаясь новых глупостей, он, прежде чем вскрыть конверт, обязательно смотрел на имя отправителя. Послания от гнусных Уизли, грязнокровки Грейнджер и отвратительного Поттера юноша отложил, не читая. Вопилки от коллег из министерства оказались забавными, хотя до статьи полоумной Лавгуд им было далеко.

Письмо из «Гринготтса» он изучил очень внимательно. Оно состояло из длинного свитка, отражавшего поступление средств на счет «высокородного Д. Малфоя» (тут все оказалось даже лучше, чем можно было предположить), и короткой записки:

Мистер Малфой!

Банк «Гринготтс» и я, его скромный руководитель, вновь предлагают вам приступить к работе, которую мы предлагали прошлым летом. Первая сумма, указанная ниже, — это жалованье, которое в минувшем году мы собирались вам платить за работу непосредственно в банке, вторая – гонорар за попытки найти общий язык с дикими драконами.

Если Вы сейчас согласитесь работать в нашем банке – припишите к предложенному Вам год назад жалованью один ноль справа. Если Вы решите попробовать установить контакт с дикими драконами – припишите к гонорару два нуля. Если Вы рискнете попытаться договориться с оборотнями об открытии в их резервации филиала «Гринготтса» — припишите к гонорару три нуля справа; кроме того, в случае удачного решения этого вопроса Вы станете первым среди людей владельцем акций нашего банка – мы готовы выделить Вам целых пять процентов акций! Поверьте, это очень щедрое предложение! Подробности я сообщу во время переговоров.

С уважением,

Грапдобдаг Гиддебдорд, президент банка «Гринготтс»

Закончив чтение, Драко расхохотался так громко, что напугал сиделку. Юноша сам поразился, как подняло ему настроение послание гоблинов, хотя он, разумеется, не собирался принимать ни одно из их щедрых предложений.

Письмо от Пэнси тоже лежало одним из первых. После всех соответствующих ситуации вежливых фраз она извинялась за назойливость, но все же приводила сведения о стоимости аренды помещений и ценах на сырье – эти данные были необходимы для бизнес–плана по созданию метлостроительной фабрики. Обругав себя за то, что в последнее время не вспоминал об однокурснице и ее мечте, Драко твердо решил в ближайшие дни начать составлять бизнес–план.

На вершине огромной кипы писем лежало и послание мерзкой истерички Элен Леруа. Юноша решил, не читая, отложить его, но руки словно сами разорвали конверт. Оттуда выпала маленькая записка, состоящая из пары стандартных фраз.

Предательница крови желала Драко скорейшего выздоровления и сообщала, что и она, и мать неустанно молятся за него. В постскриптуме омерзительная особа извинялась за обиды, которые ненамеренно нанесла прежде.

Закончив чтение, юноша выругался сквозь зубы: теперь подлая истеричка заискивает перед ним, потому что не хочет ссориться с героем, но делает это чрезвычайно неумело. Какая мерзость!

Но отвратительная маглолюбица, видимо, наложила на свое письмо какое‑то заклятие, потому что той же ночью приснилась Драко. Во сне он лежал в своей палате, а одетая в кошмарные магловские тряпки предательница крови стояла перед ним и, нагло улыбаясь, говорила:

— Все считают вас героем, мистер Малфой, но я точно знаю, что вы попросту жалкое ничтожество. Известно ли вам, что я умею фотографировать не только лица, но и души людей? Я сейчас сделаю несколько снимков – и все поймут, как вы жалки!

Юноша поднялся навстречу твари, намереваясь ее убить и закопать под полом своей палаты, — и проснулся. Привстав и осмотревшись, Драко понял, что бежать в ванную уже поздно: организм вновь отреагировал на мерзкую особу самым странным образом. Выругавшись вполголоса, чтобы не разбудить задремавшую сиделку, юноша взял со столика свою волшебную палочку и негромко произнес Очищающее заклятие.

Лишь положив палочку обратно, Драко осознал, что впервые с того времени, как попал в больницу, сидит в кровати. Это было настолько дико и нелепо, что юноша немедленно улегся обратно и всю ночь не шевелился, боясь, что не сможет сесть еще раз.

Но на следующее утро вновь обретенное умение никуда не исчезло. Подумав немного, Драко смог объяснить это странное обстоятельство реакцией организма на чрезвычайно опасную ситуацию. Подлая истеричка ведь сотрудничала с газетами и журналами; она наверняка отправила письмо в больницу только для того, чтобы чуть позже договориться об интервью. А наследник высокородных Малфоев и Блэков никак не мог допустить, чтобы омерзительная предательница увидела его слабым и немощным.

Конечно, юноша вовсе не собирался принимать ее – только этого не хватало! Но гнусная истеричка могла подкупить младших целительниц, которые с удовольствием рассказали бы, насколько беспомощен их пациент. Одна мысль об этом заставляла Драко кипеть от бешенства.

С тех пор он занимался с удвоенной энергией. Когда казалось, что сил больше не осталось, юноша представлял себе фальшивое сочувствие на лице мерзостной маглолюбицы – и продолжал тренировку, не сомневаясь, что надоедливая особа попросит об интервью уже очень скоро. У настолько дурно воспитанной девицы нет ни терпения, ни такта, она не постесняется надоедать больному…

Но, разумеется, Драко не тратил все свободное от тренировок время на размышления о гнусной предательнице – гораздо чаще он изучал хогвартские учебники и готовил пока еще очень приблизительный бизнес–план по созданию метлостроительной фабрики. Завершив эту работу, юноша пригласил Пэнси навестить его.

Войдя в палату, она побледнела и явно испугалась, но как только Драко начал говорить о делах, то почти сразу забыла, в каком состоянии он находится, и увлеклась беседой.

Они успешно обсудили очень важные вопросы, и, уходя, Пэнси вновь предложила однокурснику место финансового директора на своей будущей фабрике. Он улыбнулся, вежливо отказался и пригласил приходить почаще, обещая и дальше консультировать по экономическим проблемам.

С тех пор Пэнси бывала в больнице регулярно. Юноша всегда был рад видеть однокурсницу и с удовольствием с ней разговаривал, но с каждой новой встречей все яснее понимал: он очень хорошо относится к этой девушке, но не хочет ни жениться на ней, ни работать под ее руководством. И со временем Драко стало казаться, что Пэнси теперь испытывает такие же чувства по отношению к нему.

Занятия под руководством ублюдка Уизли оказались очень полезными. Довольно быстро юноша научился покидать кровать с помощью волшебства, используя сначала Мобиликорпус, а потом Приземляющее заклятье. После долгого лежания в палате было очень приятно ездить по коридорам в коляске и болтать с целителями и другими пациентами, да и часть тренировок под руководством Фиска Драко теперь проводил, лежа на полу.

Время от времени, сам себе удивляясь, юноша просматривал письма, которые незнакомые люди по–прежнему продолжали ему присылать. Как выяснилось, среди незнакомцев оказалось немало тех, к кому Драко приезжал на целевые выезды. Большинство таких писем было почти одинаково: люди напоминали об обстоятельствах знакомства, выражали восхищение и сочувствие, желали скорейшего выздоровления и с разной степенью навязчивости приглашали в гости. Девушки присылали свои фотографии разной степени откровенности, а мальчишки просили автографы. Снимки юноша посылал обратно их отправительницам: не хватало еще, чтобы в архивах Малфоев потомки нашли коллекцию фотографий полуголых красоток! Просьбы об автографах поначалу оставались без ответа, но, получив письмо от знакомого по целевому выезду малыша Этельреда, затюканного властной матерью, Драко решил хоть чем‑то порадовать бедолагу. Поразмыслив, юноша понял, что у других мальчишек могут быть проблемы еще серьезнее, и, ругая себя за дурость, все же начал посылать автографы детям, которые об этом просили.

Но некоторые письма по–настоящему удивляли Драко: в них совершенно незнакомые люди без всяких объяснений предлагали ему престижную и высокооплачиваемую работу. Было понятно, почему человека, убившего Грейбека, хотят видеть начальником охраны огромной лаборатории по производству лечебных зелий. Не удивляло и то, что наследника Малфоев и Блэков приглашали стать оценщиком самого престижного в Англии антикварного магазина. Но юноша не мог понять причины, по которым кто‑то хотел видеть его заклинателем строящихся волшебных зданий, ведь об этой работе он не имел ни малейшего представления.

Еще Драко почему‑то очень запомнилось письмо некоей Фионы Мерридью. Незнакомая старушка настойчиво предлагала ему отдохнуть в ее домике, расположенном на самом берегу моря. Тон письма был таким настойчивым и в то же время умоляющим, что юноша даже задумался, не приходится ли миссис Мерридью ему дальней родственницей, но так и не смог ее вспомнить. Нарциссе это имя тоже ни о чем не говорило.

В середине горы писем лежали послания домовиков. Тиби Малфойс сообщал, что «мистер Драко Малфой, сэр» может на протяжении всей своей жизни бесплатно получать в его ателье любые жинцы по своему выбору. А ученые эльфы, которых юноша подкармливал осенью, прислали ему новый медальон–оберег и сообщили, что смогли купить несколько покинутых людьми островов у побережья Шотландии и переселить туда многих своих бездомных собратьев. Сейчас голодная смерть домовикам явно не грозила, что неопровержимо доказывали фотографии, на которых выстроившиеся в ряд среди низеньких хижин эльфы разного возраста, одетые в мантии и джинсы, улыбались и махали руками. Письмо заканчивалось словами: «Мистер Малфой, деньги, которые мы Вам должны, вместе со всеми процентами переведены на Ваш счет в «Гринготтсе». Если Вам понадобятся средства на лечение или для каких‑то иных целей – мы будем счастливы помочь. Если после выздоровления Вы найдете возможность навестить нас – мы будем невероятно горды честью, которую Вы нам окажете.»

Разумеется, юноша ни в коем случае не собирался навещать нелюдей, но оставлять их письмо без внимания было нельзя. Он немедленно написал в банк и попросил снять со своего счета деньги, полученные от эльфов, обналичить и отправить по адресу, указанному на их письме, присланном в больницу.

Домовикам Драко тоже написал и спросил, согласится ли кто‑нибудь из них работать на новой метлостроительной фабрике. Ответ пришел очень быстро. Как выяснилось, вековая мечта эльфов – жить на доходы от фермерства – оказалась невыполнимой. Цены на сельхозпродукты были слишком низки, а каменистая земля продуваемых всеми ветрами холодных островов приносила совсем небольшие урожаи, даже когда домовики использовали при ее обработке магию. Кроме того, как выяснилось, многие эльфы забыли тайные знания своих предков и не могли сотворить даже простейшие сельскохозяйственные чары.

Так что письмо о возможности новой работы пришлось как нельзя кстати. Хотя угроза голодной смерти осталась в прошлом, но денег островитянам отчаянно не хватало, а предложение освоить профессию, которой раньше занимались только люди, очень польстило эльфам. Более того, обитатели островных поселков вызвались поговорить с теми своими собратьями, которые остались жить среди людей и по–прежнему не могли найти работу.

Такую новость стоило отметить, и когда Пэнси вскоре пришла навестить однокурсника, то увидела в его палате стол, на котором красовалось угощение, заказанное в одном из лучших лондонских ресторанов. Поначалу юноше, по–прежнему питавшемуся лишь полусырым мясом и парным молоком, было немного странно есть совершенно другие кушанья, но вскоре он вошел во вкус.

Драко и Пэнси провели очень приятный вечер – совсем как в старые добрые времена. Юноше даже показалось, что однокурсница уходила не очень охотно, но он не собирался поощрять ее ложные надежды.

После этой вечеринки Драко, к общей радости, начал есть обычную человеческую еду. Фиск, узнав о восстановлении вкусов своего ученика, тоже очень обрадовался и пообещал посадить его после выписки на строжайшую диету.

Юноша навсегда запомнил тот чудесный миг, когда вновь сумел пошевелить ногами, — это произошло вскоре после очередного занятия с Кулаком. Ходить Драко еще не мог, но ежедневно тренировался и верил, что рано или поздно вернет себе свободу движений.

Нарцисса никогда не плакала в присутствии сына, однако порой, просыпаясь, он видел, что ее глаза распухли и покраснели, но сияют, словно звезды. Все сиделки и лекарки теперь счастливо улыбались, глядя на юношу, и даже главный целитель, завершив ежедневный осмотр, однажды позволил себе улыбнуться и сказал:

— Что ж, мистер Малфой, похоже, самая страшная для вас опасность осталась в прошлом – тьфу–тьфу–тьфу, чтобы не сглазить. Честно скажу, я на это не надеялся, но сейчас не слишком удивлен: все‑таки за вас многие молились…

Драко очень хотел как можно скорее встать на ноги. Во всех остальных отношениях он чувствовал себя прекрасно, а любая усталость притуплялась, стоило лишь вспомнить о гнусных намерениях подлой предательнице крови.

Так что юноша обычно продолжал тренировку и после ухода преподавателя, но ему об этом не рассказывал, помня истерику, которую Фиск закатил, узнав о клубе «Мягкая лапа». Поэтому, когда Кулак неожиданно вернулся в палату минут через двадцать после окончания занятий и увидел, как Драко отжимается на полу, тот напрягся, ожидая нового скандала. Однако вместо этого Фиск негромко выругался, подъехал вплотную к юноше, затем впервые на его памяти взмахнул палочкой, произнес заклятие Мобиликорпус и взлетел над инвалидным креслом. Потом Кулак с помощью Приземляющего заклятия опустил на пол свое тело, сразу ставшее тяжелым и неповоротливым, положил палочку рядом с собой, одной рукой оперся о кровать, другой – об пол и сказал негромко и на удивление безнадежно:

— Что ты вытворяешь, парень… Нельзя же так…

— Сэр, поверьте, я чувствую себя хорошо! – встревоженно затараторил Драко, удивленный столь странной реакцией.

— Парень, — продолжал Фиск также тихо и безнадежно, — можешь ты хоть раз поверить, что я не желаю тебе зла, и сделать так, как я прошу?

— Но я знаю, что вы не желаете мне зла, сэр! Иначе я вряд ли мог бы сейчас шевелить ногами…

— А поверить мне ты можешь?

— Не знаю, сэр, — врать в таком важном вопросе не хотелось.

— Парень, — Фиск грустно улыбнулся, — ну хоть раз ты мне поверь… Не гони ты так! Я понимаю, тебе хочется поскорее выздороветь, вот ты и спешишь. Ну поверь ты мне, все у тебя наладится, и очень скоро – скорее, чем ты думаешь. Все у тебя будет: работа, друзья, деньги, секс какой захочешь, любовь, семья… Но тебе всего девятнадцать, и торопиться некуда, так что не гони, пожалуйста! Ты все успеешь, только не спеши! Это я тебе говорю – уж я‑то знаю…

Кулак с видимым трудом поднял руку, которой опирался об пол, и протянул ее к юноше, намереваясь положить ему на плечо. Драко инстинктивно дернулся, перекатился по полу — и протянутая рука прошла мимо.

— Ох, парень, парень… — лицо Фиска сморщилось, словно от боли, но в ту же секунду он грустно улыбнулся.

— Простите, сэр! – юноше действительно было очень стыдно. — Я не выношу чужих прикосновений…

— Ничего страшного, — Кулак хмыкнул, — переживу! Но имей в виду: еще раз застану тебя за внеплановыми тренировками – перестану с тобой возиться! Принудить меня не смогут: я инвалид, и излишние нагрузки мне вредны. И если, занимаясь самостоятельно, ты из‑за собственной дурости опять сломаешь руки, ноги и спину – это будет только твоя проблема. Усек?

— Да, сэр.

— До завтра, парень! – Фиск взял палочку, с помощью заклятия Мобиликорпус поднялся в воздух, затем с помощью Приземляющего заклятия опустился в кресло и поехал к выходу из палаты.

— До свидания, сэр! – Драко от стыда хотелось провалиться сквозь землю.

С тех пор юноша не тренировался в отсутствие Фиска, хотя считал, что дополнительные занятия были бы очень полезны.

Он смотрел на изломанное тело малыша, отчаянно цеплявшееся за жизнь. Энергия молодости и древняя, скрытая от двуногих сила постепенно брали свое, и разорванные жизненные токи понемногу связывались правильным образом. Биение возрождающейся жизни было невероятно прекрасным.

Вдоволь насладившись этим чудесным зрелищем, он поправил один особенно непослушный ток, полюбовался еще немного, а затем взлетел ввысь, следуя за золотой сверкающей нитью, исходившей из головы малыша. Нить сначала взмывала вверх – выше облаков, а потом тянулась горизонтально, и он полетел вдоль нее.

Нить начала снижаться у большого белого жилища двуногих, до последнего камешка пропитанного самой разной магией, – древней и новой, доброй и страшной, простой и невероятно сложной. Ему не нужно было проникать внутрь, чтобы понять: нить заканчивается в голове младшей обитательницы этого жилища. Нить вибрировала от движения энергии, связывавшей двух существ, которые находились очень далеко друг от друга. Что ж, процесс идет хорошо и правильно, он выгоден для обоих… и не только для них… и это очень красиво… Он оторвал взгляд от белого жилища и вновь взглянул на золотистую нить, мерцавшую среди звезд/

Драко открыл глаза и потряс головой: это же надо было увидеть такой дурацкий сон! Нитка, протянувшаяся среди звезд, — что за бред! Интересно, куда она ведет?

Юноша фыркнул и спустил ноги с кровати – нужно умыться, смыть с себя нелепое наваждение!

Он прошел уже полпути в ванную, когда понял, что происходит. Колени сразу подогнулись – и Драко упал на пол, враз ослабевший и абсолютно счастливый.

Конечно, подолгу оставаться на ногах юноша еще не мог, и ему очень пригодились отцовские трости. А занятия с ублюдком Уизли и Фиском, ставшие гораздо сложнее и серьезнее, теперь проходили в большом тренировочном зале, вход в который располагался в самом незаметном закутке огромного больничного подвала. Оба преподавателя не слишком часто хвалили успехи своего ученика, но уверенно заявляли, что при достаточном прилежании он сможет вернуть себе прежнюю форму – и это было самым важным.

Изучить всю программу седьмого курса до начала Л. И. Р. О.Х. ВО. СТ. ов Драко действительно не успел, но начальничек не обманул: в середине мая из Хогвартса пришло письмо.

Мистер Малфой!

Я, Минерва Макгонагалл, директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, подтверждаю, что Вы можете сдать выпускные экзамены в любое удобное для вас время.

Вы должны написать в Хогвартс не позднее чем за три недели до того дня, когда будете готовы начинать сдачу Л. И. Р. О.Х. ВО. СТ. ов, чтобы все члены экзаменационной комиссии успели скорректировать свои планы.

Если Вы по каким‑то причинам не сможете сдавать экзамены в Хогвартсе, члены экзаменационной комиссии прибудут в выбранное Вами место и примут экзамены там.

Одна оценка Вам уже проставлена единогласно – по практическим занятиям по ЗОТИ Вы получили «П».

Профессор Поттер уже обращался к вам с просьбой выступить перед студентами и рассказать о случившемся с Вами на драконьей речке, в Туннелях, во время ареста банды оборотней и на дуэли с Фенриром Грейбеком. И весь преподавательский состав, и я присоединяемся к этой просьбе. Мы понимаем, что нынешней весной и летом у Вас достаточно других дел, но в следующем учебном году будем счастливы увидеть Вас в школьных стенах в любое удобное для Вас время. Встреча с Вами поможет студентам понять, что подвиги совершаются не столько с помощью физической силе, сколько благодаря мужеству и порядочности.

От имени всех обитателей Хогвартса желаю Вам скорейшего выздоровления.

Ни пуха Вам, ни пера на Л. И. Р. О.Х. ВО. СТ. ах!

Директор школы чародейства и волшебства Хогвартс

Минерва Макгонагалл/

Закончив читать, юноша улыбнулся. Он уже точно знал, что сможет прийти на экзамены в Хогвартс на своих ногах, и от этого хотелось петь и кричать от радости.

Предложение выступить перед студентами в следующем учебном году оказалось на удивление кстати. Конечно, слова Макгонагалл о том, что физическая сила не нужна, — это полная чушь! В бою против инфери или огнечервкй, не говоря уже о Грейбеке, слабак бы продержался недолго. А нищебродам и грязнокровкам в принципе невозможно объяснить, что такое мужество и порядочность – этими качествами обладают только высокородные чародеи. Но слизеринцам, а также не потерявшим совесть студентам других факультетов будет приятно узнать, что новой власти не удалось сломить хотя бы одного наследника древнейших фамилий Англии. Только нужно тщательно продумать речь, чтобы ее поняли те, кому она предназначена, но не сочли подозрительной сторонники новой власти…

Большую часть свободного от занятий с нищебродом и Фиском времени Драко проводил в небольшом больничном садике. Там юноша подолгу разговаривал с мамой, принимал гостей, читал учебники или просто сидел на скамейке, любуясь цветами и деревьями. Весну он провел в палате и сейчас был твердо намерен заполучить хоть частичку чудесного лета.

Однажды, скучая от безделья, Драко попросил целителей принести подшивки газет – и тут же пожалел об этом. Он разрешил лекарям публиковать в прессе бюллетени о состоянии своего здоровья, чтобы избежать вздорных и опасных слухов, но не ожидал, что чисто медицинская информация будет окружена таким количеством сентиментальных глупостей. Журналисты смаковали страдания наследника Малфоев и Блэков, словно изысканное кушанье, и эта тема интересовала бульварных писак даже больше, чем отпрыск мерзкого Поттера и мелкой Уизли, появившийся на свет в середине апреля. Статейки подлых газетчиков вызывали у юноши омерзение, но он ничего не мог поделать.

Чувства Драко усиливал и тот факт, что травля грязнокровки Грейнджер, начатая еще зимой, продолжалась. Почти каждую неделю в «Ежедневном пророке» печатались статьи, в которых Гермиону винили во всех несчастьях современной Англии, а обозреватели «Волшебного зеркала» язвительно отзывались о стиле одежды «нашей самой молодой и самой скандальной политической деятельницы». В травле не принимал участия лишь «Придира», что было вполне естественно.

Вся эта возня завершилась в начале мая, когда небольшая заметочка в «Ежедневном пророке», напечатанная в самом низу третьей страницы, сообщила, что миссис Гермиона Уизли–Грейнджер по собственному желанию уволилась из министерства. Насмешки над грязнокровкой продолжались по–прежнему, но стали более редкими и не такими злыми.

Еще через пару недель в «Придире» появилось огромное интервью Грейнджер. В нем грязнокровка сообщила, что намерена продолжить дальнейшую учебу и сейчас готовится поступить на экономический факультет какого‑то магловского университета. На фотографиях, сопровождавших интервью, грязнокровка выглядела усталой, но веселой. Мелкий Уизли обнимал ее за плечи, а стоявшие рядом Поттеры со своим младенцем счастливо улыбались. Прочитав интервью, юноша решил, что такая подлая тварь, как Грейнджер, нигде не пропадет, поэтому с чистой совестью выбросил ее злоключения из головы.

Однажды в больничный садик прилетел огромный важный филин, к лапе которого было привязано письмо с министерской печатью. В нем сообщалось, что торжественное награждение мистера Д. Малфоя орденом Мерлина первой степени пройдет пятого июня, указ о помиловании Л. Малфоя подписан и будет приведен в действие в ближайшее время, а мистер Л. Кэрриган готов переговорить с мистером Д. Малфоем в любой удобный для него день и час.

Драко закусил губу: он не ожидал, что министерство приурочит награждение к его дню рождения. Но удивление быстро сменилось тревогой: мысль о встрече с Лайонелом по–прежнему пугала, однако было ясно, что избежать трудного разговора невозможно. С тяжелым вздохом юноша призвал в сад пергамент, перо и чернила и написал стандартный ответ, в самом конце упомянув, что готов принять мистера Кэрригана завтра в одиннадцать часов утра.

Лайонел явился в назначенное время. Одет он был в элегантную мантию, и поначалу Драко показалось, что коллега совсем не изменился.

Но, приглядевшись внимательнее, юноша понял, что поторопился с выводами. В глазах Кэрригана, прежде смотревших серьезно и внимательно, сейчас появился странный отчаянный блеск, лоб пересекла морщина, которой не было раньше, движения стали более резкими, а кроме того…

Драко принюхался, не веря себе, но вскоре вынужден был признать: от Лайонела исходил резкий и странный запах, непривычный и в то же время смутно знакомый. Подумав немного, юноша вспомнил, что Мэрион Кармайкл пахла очень похоже, вот только ее запах вызывал резкое отвращение, а запах Кэригана привлекал внимание и заставлял сосредоточиться.

— Что не так? – резко спросил Лайонел, усаживаясь на скамейку, стоящую напротив.

— Да нет, все в порядке…

— Драко, не дури! – Кэрриган хмыкнул резко и незнакомо. – Я и раньше был неплохим легилиментом, а сейчас чужие эмоции просто носом чую! Ну?!

— Я вот тоже тебя теперь носом чую, — юноша, стараясь скрыть смущение, рассказал о своих ощущениях.

— Забааавно! — раньше у Лайонела не было привычки растягивать слова. – Но раз о такой интересной особенности оборотней ни слова ни сказано ни в одном учебнике, – судя по всему, наш запах чувствуешь только ты. Интересно, с чем это связано?

— Понятия не имею! – искренне ответил Драко.

— Ну ладно, это неважно. Гораздо интереснее, почему ты не почувствовал запах оборотней на нашем последнем целевом выезде. Они ведь часто бывали на той улице: у хозяина трактира, где мы выпивали, сын – вервольф.

— Там воздух отравляла магловская фабрика, стоявшая неподалеку, и она забивала все остальное.

— Возмооооожно, — Кэрриган снова хмыкнул. – Наверное, оборотни там собирались именно потому, что знали, что их невозможно учуять; хотя я не понимаю, откуда им стало известно, что кто‑то из людей способен уловить их запах… Но я, вообще‑то, хочу поговорить о другом. Драко, Гиппокридес рассказал тебе, каковы настроения оборотней после гибели Грейбека?

— Да.

— Я поразмыслил и решил принять оба сделанных мне предложения. Королева (в Британии монарх является и главой Церкви – прим. авт.) дала согласие зачислить меня в Ридли–Холл в Кембридже, и осенью я начну учебу. Возможно, вождь–священник – это лучшее, что сейчас может быть у оборотней…

— Лайонел! – юноша вскочил на ноги, не находя слов. – Ты не обязан жертвовать собой! Твои проблемы – это не конец света! Ты можешь продолжать работать в министерстве!

— Могу, — Кэрриган невесело усмехнулся, — вот только кем? Боевой маг из меня всегда был неважный; гораздо лучше я умею работать на усиление. А сила вервольфа немного отличается от человеческой – разница невелика, но она существует. Так что моему напарнику придется долго подстраиваться под меня…

— Неужели Шон отказался это сделать?! Тогда я…

— Шон готов подстроиться под меня, но я этого не хочу. Представь: сработаемся мы заново — а на следующем выезде меня тяжело ранят, и Шону опять придется перестраиваться, чтобы привыкнуть к другому напарнику. По–моему, это неразумно…

— Неразумно строить свою жизнь в расчете на худшее! А если ты – тьфу–тьфу–тьфу, чтобы не сглазить! – больше никогда не пострадаешь во время выездов?

— А если мы с Шоном поссоримся и захотим впредь работать порознь?.. Но главное даже не это. Повторю: в отличие от тебя, я не боец и не получаю от этого занятия особого удовольствия. Я, конечно, и раньше больше работал под началом Тедди: департаменту мракоборцев нужны не только боевики, но и провидцы, и аналитики. Но именно эти способности у меня притупились после… Грейбека: оборотни не столько думают и чувствуют, сколько слушают и чуют, что совсем не одно и то же. А министерство не знает, как использовать вервольфов, потому что изучением и развитием их способностей пока никто не занимался. Может быть, со временем я смогу начать такие исследования прямо в Поселке?

— Где?

— Так вервольфы называют свою резервацию. Я, конечно, пока еще не рискнул там побывать, но фотографии видел… — Кэрриган стиснул кулаки. – Если я смогу сделать для вервольфов хоть половину того, что твоя тетя Андромеда сделала для троллей – я буду считать, что прожил жизнь не зря…

— Лайонел! — Драко чуть не ляпнул вопиющую бестактность, но вовремя одернул себя и сформулировал вопрос более корректно: — Ты уверен, что не переоцениваешь свои силы?

— Ни в чем я не уверен, Драааааако, – Кэрриган незнакомым жестом поставил локти на колени и положил подбородок на ладони. – Но я верю, что Господь подарил мне жизнь и наслал на меня испытания с определенной целью. Самоубийство – это смертный грех, а, чтобы жить, я должен верить, что мои поступки имеют смысл и я кому‑то нужен…

— Ты нужен всем твоим друзьям и коллегам!

— Нет! Посмотри правде в глаза: если я больше не вернусь в министерство, то оно прекрасно без меня обойдется. Да, некоторые будут скучать без меня, но мое отсутствие ничего не изменит и никому не разобьет сердце…

— Ты ошибаешься, — сердце отчаянно заколотилось, но юноша продолжал говорить, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Лайонел, я не смогу жить, зная, что ты постоянно будешь находиться в опасности! Я не переживу, если с тобой что‑то случится!

— Я благодарен тебе за жалость, но, увы, мне этого мало. Порой жизнь разводит друзей, и с этим ничего не поделаешь…

— Я испытываю к тебе не только жалость, — Драко сам удивился своим словам, но чувствовал, что поступает правильно. – Я, пока лежал здесь, о многом думал и поразился, каким был дураком. Ты любил меня – а я отвернулся и ушел, как будто любовь стоит не дороже упаковки драже «Берти Боттс».

— Ты поступил совершенно правильно, если не любил меня.

— Я не буду лгать и говорить, что любил тебя до безумия. Но… мне было хорошо, когда ты обнимал меня и целовал, а я отбросил возможность счастья ради… я уже и сам не помню, ради чего.

— Драко, — Кэрриган побледнел и закусил губу, — в тебе сейчас говорит не любовь, а послевоенный синдром! Он тебя догнал позже, чем других, но это все же произошло. Встретившись со смертью лицом к лицу, люди начинают мечтать о любви и часто принимают желаемое за действительное.

— Я не знаю, чего мне желать, Лайонел, а действительное у меня уже есть – ты! Если бы я знал, что говорят в таких случаях, то непременно бы это сказал! Но я не знаю… Не на колени же мне перед тобой вставать!

— Да что ты! – Кэрриган даже немного испугался. – Пожалуйста, пойми меня правильно! Я считаю, что ты достоин гораздо лучшего, чем гей–оборотень, который через несколько лет станет священником. Я знаю: ты сейчас отчаянно нуждаешься в любви, но тебе осталось ждать совсем недолго – буквально считанные дни! Когда тебя выпишут из больницы – перед тобой откроется весь мир! Ты сможешь встречаться с самыми красивыми и благополучными девушками или парнями – это уж как захочешь! И каждая девушка сочтет за честь стать твоей женой!

— Не всякая, — юноша хмыкнул, — знаю я одну чокнутую истеричку, она за меня не пойдет под страхом поцелуя дементора! Она меня считает фашистом! Фашисты – это…

— Я знаю, кто такие фашисты…

Драко вдруг испугался, сам не зная чего. Голос Кэрригана звучал тускло и невыразительно, а его лицо побледнело и исказилось, словно от сильной боли.

— Лайонел, что случилось? – быстро спросил юноша. – Тебе плохо? Целителей позвать?

— Нет, — казалось, что каждое произнесенное слово доставляет Кэрригану невыносимую боль. – Я в порядке. Я благодарен тебе за то, что ты захотел разделить мое одиночество хоть на несколько часов…

— Не часов, а…

— Я понимаю. Но выслушай меня, пожалуйста, и постарайся честно ответить на вопрос. С тех пор, как мы с тобой разговаривали первого января, ты хоть с кем‑нибудь спал?

— Нет, — Драко смутился, — но какое это имеет значение?

— Ты сейчас как чашка, наполненная до краев, — не возражай мне, я старше и многие вещи понимаю лучше, чем ты! Тебе очень нужна любовь, и первый, кто ее тебе подарит, во многом определит твою жизнь. А я сейчас не считаю себя вправе определять твою жизнь! – Кэрриган закусил губу. — Если бы ты пришел ко мне до того, как со мной… как я стал оборотнем, — я бы рискнул. Даже если бы мы встретились всего один раз – я бы постарался сделать так, чтобы ты никогда не пожалел об этом. Но сейчас… все слишком сильно изменилось… Я не могу…

— Лайонел, мне абсолютно неважно, что ты оборотень! – юноша почувствовал, что краснеет, и порадовался, что из‑за ожогов этого не видно. — Почему ты мне не веришь?!

— Дело не в моей вере. Просто я боюсь, что испорчу твою жизнь…

— Ты не…

— Давай прекратим этот разговор! – такого резкого тона Драко никогда прежде не слышал от Кэрригана. – Я верю, что сейчас ты говоришь совершенно искренне, но сути дела это не меняет. Предлагаю вернуться к этому разговору месяца… скажем, через три, — если ты, конечно, захочешь. А пока веселись, развлекайся, встречайся с кем пожелаешь – живи в свое удовольствие! Это мой приказ, и если ты его не выполнишь, то никакого разговора у нас не будет. Если три месяца спустя ты все еще не перестанешь думать обо мне так, как теперь, — приходи! В жизни бывает всякое – вдруг и вправду у нас может что‑то получиться?

— Значит, три месяца спустя? День в день? Я напишу тебе накануне, и ты назначишь место и время встречи.

— Да. Но повторяю еще раз: следующие три месяца ты должен веселиться на всю катушку и спать с кем захочешь, иначе я не буду с тобой говорить…

— А если я не захочу ни с кем спать?

— Захооооочешь! – Лайонел поднялся со скамейки. – Можешь мне поверить… И, кстати, подумай о том, когда ты будешь готов передать мне права вутргрита.

— Кого?

— Вождя оборотней. Или ты сам хочешь править ими?

— Только этого не хватало! Но я не хочу, чтобы и ты якшался с этими нелюдями!

— Я сам теперь нелюдь, Драко, и готов принять свою судьбу. Ты не имеешь права выбирать за меня, даже если действительно меня любишь, а я все решил.

— Но, может быть, ты передумаешь…

— Я не передумаю, Драко, — Кэрриган усмехнулся грустно, но уверенно. – Я не хочу тебя торопить, но имей в виду: ты победил Грейбека, пережил Волдеморта, встречу с диким драконом и Туннели. Твои подданные очень заинтересованы в том, чтобы такой удачливый вождь, как ты, долгие годы правил ими и искренне заботился об их интересах. И покусать своего вожака–человека закон оборотням не запрещает…

— Но как же ты…

— А я уже нелюдь, мне терять нечего.

— А как же твои родители? О них ты не думаешь?!

— Когда я пришел в себя в больнице, то узнал, что они прислали мне письмо. Я надеялся… уже неважно, на что я надеялся. Отец написал, что укус оборотня – это заслуженная кара за мой грех. Когда родные узнали, что меня зачислили в Ридли–Холл, то написали мне, что не сомневаются: вскоре Церковь избавится от чар, которые я наложил на ее руководителей, и меня с позором выгонят. Но, так или иначе, сейчас я уже решил, что буду дальше делать в жизни. Ты можешь мне помочь – а можешь и помешать. Так что ты выберешь?

Юноша закусил губу, признавая свое поражение. Он отчаянно хотел уберечь Лайонела от выбранной им судьбы, но не знал, как это можно сделать.

— А когда ты будешь готов принять обязанности этого бртага? – спросил Драко безнадежно.

— Не бртага, а вутргрита. Ты передашь мне свои права только после того, как выучишь абсолютно все, что, согласно законам оборотней, вутргрит обязан говорить и делать на этой торжественной церемонии. Я не шучу: если во время ритуала передачи прав кто‑то из нас что‑то напутает – последствия могут быть чудовищными. Мы рискуем не только нашими жизнями – оскорбленные в лучших чувствах вервольфы могут начать новую войну с людьми… И, кстати, церемония непременно пройдет после того, как ты получишь орден Мерлина: оборотни ценят награды.

— Можно подумать, это не волки, а сороки! – хмыкнул юноша и тут же пожалел о своей шутке, увидев, как дернулось лицо Лайонела.

— Возможно, ты до некоторой степени прав… Что ж, мне пора. В следующий раз мы увидимся на репетиции передачи прав вутргрита. До встречи, Драко!

— До встречи, Лайонел!

Лишь оставшись один, юноша понял, что Кэрриган называл его по имени, хотя никогда раньше этого не делал. Драко сам удивился, почему воспринял такое обращение как должное.

С каждым днем юноша чувствовал себя лучше, но целители не спешили выписывать его, видимо, опасаясь, что за пределами больницы убийца Грейбека будет подвергаться опасности. Самого Драко пребывание в Святом Мунго вполне устраивало: юноша наслаждался возможностью постоянно видеть маму. Ни о чем серьезном они не говорили, но было очень приятно не расставаться с мамой часами, болтать и смеяться, вспоминая то веселое и интересное, что довелось увидеть и пережить в прошлом.

Лечение Нарциссы завершалось в начале августа, и она не могла покидать территорию больницы раньше этого срока. В отделение, где миссис Малфой проходила реабилитацию, посетителей пускали только по субботам, но общению пациентов с разными диагнозами лекари не препятствовали, так что Драко не слишком‑то спешил вернуться домой. Кроме того, в глубине души, пряча этот страх даже от самого себя, юноша боялся, что, проснувшись однажды, он вновь не сможет двигаться, поэтому был даже рад, что остается в больнице, где целители постараются помочь, что бы ни случилось.

Драко очень надеялся, что отца выпустят до того, как придет время получать от министра блестящую цацку, но бюрократическая машина, как всегда, медлила.

Неопределенность тревожила, и во время одного из уроков у нищеброда юноша рискнул обсудить с ним самые важные вопросы.

— Сэр, — Драко очень старался не выдать своего волнения, — я знаю, как, по мнению министерства, я должен себя вести, получая орден, и я сделаю все, чего от меня ждут. Меня уже перемололи так, что дальше некуда, и еще одна процедура ничего не изменит. Но если отца не выпустят из тюрьмы в течение двух следующих недель – я сделаю все, чтобы министерство пожалело о своей лжи! Я ведь, как‑никак, герой, и люди меня услышат. Вам придется или убить меня, или выполнить обещанное…

— Мистер Малфой, — очень серьезно ответил ублюдок Уизли, — убивать вас никто не собирается, и все надеются, что на церемонии вручения ордена вы будете вести себя с достоинством, присущим наследнику Малфоев и Блэков. А вашего отца выпустят самое позднее через месяц. Увы, бюрократия в министерстве по–прежнему сильна, и победить ее пока не в силах даже министр. Но я гарантирую, что Люциус Малфой, живой и здоровый, насколько это возможно в его возрасте и положении, выйдет на свободу в течение следующих тридцати дней… И скажите, пожалуйста, вы действительно характеризуете то, что вам довелось пережить в последние полтора года, словом «перемололи»?

— А разве это не так, сэр? – юноша неприятно улыбнулся. – Ведь любой из тех, кто сейчас называет меня героем, презирал бы меня, если бы узнал, что я на протяжении долгих месяцев семь раз в день носил вам кофе!

— Вы это серьезно говорите, мистер Малфой? – губы начальничка скривились в недоверчивой улыбке. – Вы убили опаснейшего преступника Великобритании, так неужели вы думаете, что людям, которых вы избавили от самого большого страха в жизни, важно, кому и сколько раз вы носили кофе? Поверьте, я не преувеличиваю ваши заслуги! Многие боялись Грейбека даже сильнее, чем Волдеморта, потому что ваш бывший господин, – по крайней мере, поначалу, — сражался за права высокородных, а оборотень стремился убить всех, кто не был таким, как он, так что с Темным Лордом многие попробовали бы договориться, а Фенрир не давал своим врагам этой возможности.

— Но тот факт, что я убил Грейбека, не отменяет того, что я много месяцев работал вашим эльфом. Моя трусость, обрекшая меня на такое унизительное существование, достойна презрения!

— Мистер Малфой, во–первых, я не считаю и не считал, что вы когда бы то ни было работали моим эльфом, — нищеброд снова посерьезнел. — . Во–вторых, поверьте моему опыту: для большинства людей ваш подвиг несравнимо важнее подробностей вашей частной жизни. Вы смогли преодолеть свой страх в самой серьезной и страшной ситуации – и это важнее всего остального. Иначе могут думать лишь завистники, которые радуются, когда человек, превосходящий их в главном, уступает им в незначительных мелочах. Неужели вас волнует мнение ничтожных завистников, мистер Малфой?

— Вы не высокородный и просто не можете понять! – юноша задыхался от гнева, но не мог придумать достойное возражение.

— Хотя я родился в высокородной семье, но и в самом деле не считаю себя высокородным – тут вы правы, мистер Малфой. Так что не исключено, что я и в самом деле не могу понять вас… А теперь повторите‑ка три последних заклинания, которые вы сделали! По–моему, вы не очень правильно держали палочку…

Единственная дерзость, которую Драко позволил себе, отправляясь в министерство получать орден, — это одежда. Из груды нарядов, принесенной Орти в больницу, юноша выбрал одну из самых строгих и дорогих шелковых черных мантий, а также взял с собой самую роскошную отцовскую трость – сейчас она была очень кстати и потому, что ноги быстро уставали, и потому, что министерским крысам следовало вспомнить о Люциусе Малфое. Перчатки из тончайшей кожи скрыли обожженные кисти и браслет, который Драко носил, не снимая.

Но, принимая из рук министра орден, юноша держался безупречно. В благодарственной речи он с должным почтением отозвался о мудрой политике нынешних властей, позволившей искупить былые ошибки всем, кто заблуждался. Затем Драко поблагодарил своих коллег, общение с которыми помогло ему справиться с болезнью, и под общие аплодисменты и щелканье фотоаппаратов покинул трибуну, чувствуя себя полным ничтожеством. Юношу немного утешало лишь одно: по его просьбе мама в этот день не пришла в министерство и не видела позора своего единственного сына, наследника высокородных Малфоев и Блэков.

Когда церемония завершилась, Драко окружили обитатели Зверинца и прочие министерские знакомые — все они поздравляли с наградой и днем рождения, улыбались, хвалили… От этого юноше стало еще хуже, и он с непонятной тоской подумал, что мерзкая предательница крови, считавшая его фашистом, поняла бы, как ему сейчас тошно. Драко взглянул на фотографов, ожидая увидеть среди них подлую истеричку, но не нашел ее: видимо, она уже побежала в редакцию, спеша первой из своих коллег доставить снимки.

От чьего‑то идиотского предложения отметить двойной праздник пирушкой отказаться, увы, не удалось. Пришлось несколько часов провести в ресторане, изображая неземной восторг. К счастью, из Святого Мунго юношу пока не выписали, и, когда продолжать притворяться стало совсем уж невмоготу, он заявил, что устал и хочет вернуться в больницу. Все до смешного испугались; Песик, Джош и еще несколько парней из Ласковой обслуги, несмотря на протесты именинника, уверявшего, что он справится самостоятельно, немедленно трансгрессировали его в больницу и передали дежурному целителю.

В палате Драко ждала мама. Увидев ее, он смутился, потому что обещал вернуться сразу же после награждения, а задержался до ночи. Но, едва заслышав извинения сына, Нарцисса остановила его и сказала, что очень рада тому, что он провел свой день рождения с друзьями и коллегами. Драко не стал разубеждать ее, чтобы не тревожить понапрасну.

Когда мама ушла, он быстро просмотрел ворох поздравительных писем, паривших над прикроватным столиком. Среди них, как ни странно, нашлось и послание предательницы крови, оказавшееся на редкость коротким и сухим. Впрочем, удивляться этому не приходилось: чего ждать от истерички, которая считает тебя предателем?!

Большую часть следующей недели заняли репетиции церемонии передачи прав вутргрита. Руководил процессом Хротгар Смит — немолодой и очень жесткий мракоборец с резкими чертами лица, сам немного похожий на оборотня. Юноша старательно запоминал ритуальные фразы и движения, а также то, что ни в коем случае не должен говорить и делать. Особенно поразило Драко то, что оборотни ненавидят драгоценные камни, и готовы убить любого встречного человека, который носит такое украшение. К счастью, ни на золотом браслете, ни на медальоне домовиков драгоценных камней не было, и Смит позволил юноше надеть их на церемонию.

В назначенный день Драко, предельно сосредоточенный, Лайонел, бледный и серьезный, а также полтора десятка очень суровых мракоборцев, возглавляемые Хротгаром, встретились в холле министерства магии. Все мужчины были одеты в строгие черные мантии: вервольфы с подозрением относятся к тем, кто носит цветные наряды.

Затем все собравшиеся спустились на третий этаж и прошли к дальнему углу коридора, откуда можно было трансгрессировать. Первыми покинули министерство шестеро мракоборцев, в том числе Смит.

Когда несколько минут спустя у оставшихся в здании стражей порядка стрелки часов указали на слова «Все спокойно», двое мракоборцев взяли за руки Драко и Лайонела, остальные окружили четверых мужчин, и все вместе они трансгрессировали.

Едва коснувшись ногами земли, юноша услышал голос:

— Приветствую преславного вутргрита и его друзей! Да пребудут они…

Высокопарную речь произносил седобородый старик, одетый в черную одежду, которая явно была сшита по средневековому образцу. Драко видел фотографию незнакомца и знал, что это Сигурд Троггсон, который после гибели Фенрира фактически возглавлял Поселок.

За стариком полукругом стояли около дюжины парней. Они были такими же крепкими и суровыми, как мракоборцы, сопровождавшие вутргрита и его преемника. Как и Троггсон, его телохранители были одеты в черные старинные наряды.

Почти сразу же юноша почувствовал резкий запах, исходящий от старика и его спутников. Все они пахли намного неприятнее, чем Лайонел или Мэрион.

Предупрежденный об обычаях оборотней, Драко, подавив вздох, приготовился слушать долгое велеречивое приветствие. Но Троггсон вдруг побледнел, замолк на полуслове, внимательно глядя на юношу, затем пробормотал что‑то неразборчивое, нервно сглотнул, а потом очень низко поклонился и громко и отчетливо сказал:

— Прошу преславного и его друзей следовать за мной!

Люди тревожно переглянулись: церемониал, которому вервольфы обычно следовали неукоснительно, сейчас явно был нарушен.

Тем не менее, Драко, Лайонел и мракоборцы зашагали за стариком по улице Поселка. Телохранители Троггсона, держась на небольшом расстоянии, окружили людей, не давая свернуть с пути, которым их вел старик.

Несмотря на беспокойство, юноша не мог сопротивляться любопытству и внимательно разглядывал все вокруг.

На первый взгляд, поселение оборотней не слишком отличалось от деревень, в которых жили обычные люди: добротные каменные дома, окруженные небольшими садами, чистые улицы… Только заборов не было, — частную территорию отделяли от улицы неглубокие канавы, — и нигде, насколько можно было видеть, не росло ни одного дерева. Кроме того, все коттеджи были сложены из огромных глыб темно–серого камня и покрыты черной черепицей, поэтому выглядели мрачно. Впечатление довершали крохотные окна, из‑за которых дома казались подслеповатыми.

Юношу удивило то, что улицы были абсолютно безлюдны, но он все понял, когда вслед за стариком вошел в большой мрачный дом, стоящий в центре совершенно пустой площади.

Сначала Драко почувствовал запах оборотней – такой резкий, что поначалу он показался невыносимым. Затем, когда глаза привыкли к полутьме, юноша понял, что в доме собрались все жители Поселка. Мужчины, старики и мальчики–подростки сидели на некрашеных деревянных скамьях, женщины, старухи, девочки и маленькие мальчики стояли у стен. Все вервольфы были одеты в черные наряды старинного покроя.

В центре комнаты возвышался квадратный помост, к которому и направился Троггсон по проходу между скамьями. Юноша зашагал следом – и понял, что оборотни ведут себя как‑то странно. Мужчины, мимо которых проходил Драко, вздрагивали; один из подростков явно хотел что‑то спросить, но умолк после негромкого резкого окрика старика, сидевшего рядом; несколько детей помладше, стоявших у стены, заплакали.

Когда Троггсон, его телохранители, Драко, Лайонел и мракоборцы поднялись на помост, старик помолчал несколько секунд, ожидая, пока все присутствующие умолкнут, а потом заговорил громким глубоким голосом:

— Братья! Сегодня настал великий день! К нам пришел наш вутргрит! – Троггсон резким жестом указал на юношу. — Восславим же его!

На мгновение в зале возник странный гул. Молодой крепкий парень, сидящий в первом ряду, растерянно спросил:

— Но как же?!

— Восславим вутргрита, братья! – закричал старик еще громче.

В следующую секунду все женщины, старухи и дети, стоявшие у стен, опустились на колени и прижались лбами к полу. Затем старики, мужчины и подростки, сидящие на скамьях, поднялись со своих мест и тоже опустились на колени, но продолжали смотреть на помост. Затем встали на колени телохранители Троггсона, за ними – Лайонел, а последним — Троггсон.

На секунду в доме повисла тишина – а затем раздался многоголосый протяжный вой, почти не отличимый от волчьего. В нем не было ни одного слова, но Драко сразу понял, что слышит приветственную песню. От ее звуков мурашки бежали по коже и хотелось поскорее уйти из этого кошмарного места, однако юноша лишь сильнее распрямил спину и выше вскинул подбородок.

Наконец вой умолк. Выждав некоторое время, Троггсон встал на ноги; его примеру последовал Лайонел, за ним поднялись телохранители старика, затем – мужчины, и последними – женщины и дети.

Когда в доме вновь наступила тишина, Троггсон заговорил:

— Немало удивлялись мы, как столь юный годами воитель сумел стать нашим вутргритом, но теперь истина ясна как солнце. Не лгут древние пророчества! Наступил тот день, который тысячу лет назад предсказал вещий Иггрнур! Сердце мое разрывается от боли, но я смиренно принимаю свою судьбу и не сомневаюсь, что все вы, братья мои, поступите так же…

Оборотни, сидящие на скамьях, зашептались друг с другом. Драко встревожился еще сильнее: речь старика совершенно не соответствовала тому, что он должен был говорить согласно церемониалу.

— Преславный вутргрит! – Троггсон склонился в низком поклоне перед юношей. – От имени всей нашей общины благодарю тебя за то, что в своем неизъяснимом милосердии ты недолго держал свою тяжелую длань на нашей вые! Сам же я даю Нерушимую Клятву в том, что буду почитать выбранного тобой вутргрита как родного отца.

По комнате вновь прокатился взволнованный шепот, Драко тоже удивился. Нерушимая Клятва была неотъемлемой частью церемонии передачи прав вутргрита, и вервольфы чтили ее свято, хотя, в отличие от чародеев, и не скрепляли магией, но Троггсон принадлежал к одной из самых высокородных и древних семей не только оборотней, но и волшебников, поэтому имел полное право поклясться почитать Лайонела как родного брата. Присяга вутргриту как родному отцу означала, что Троггсон признает свое подчиненное положение по отношению к Лайонелу, и это было очень странно и совершенно неожиданно.

Но времени думать об этом уже не осталось – вутргрит должен был ответить согласно церемониалу, что юноша и сделал.

Дальше процедура передачи прав проходила без осложнений. Когда она завершилась и вервольфы провыли уже в честь Лайонела, Троггсон торжественно сказал:

— Ты, воин, получивший полную власть над нашим племенем и отказавшийся от нее! Говорю от имени всей нашей общины: мы никогда больше не подчинимся тебе по твоему приказу, но непременно поможем тебе, если ты обратишься к нам за помощью. Если тебе понадобится убежище – любой из нас укроет тебя даже ценой своей жизни и не посягнет на твои плоть и кровь, как и ты не посягнул на наши! Долгого пути тебе, воин, и бескрайнего неба!

Все оборотни кивнули в знак согласия и коротко взвыли.

Драко, донельзя удивленный, поклонился и высказал церемониальную благодарность.

Когда Лайонел провожал гостей к месту, откуда можно было трансгрессировать в министерство, юноша спросил вполголоса:

— Объясните, что это было? Почему Троггсон нес отсебятину?

— Если бы я знал! – вздохнул Кэрриган. – Кстати, насколько я понял, он гарантировал тебе убежище и то, что никто из оборотней тебя не покусает…

— Мне тоже так показалось, — хмыкнул Драко, – но проверять я не рискну…

— Интересно, что это за пророчество Иггрнура? – задумчиво произнес Кэрриган. – Ладно, поступлю в Кембридж – и выясню… — немного помолчав, он слегка смущенно спросил: — Драко, тебе, наверное, трудно было не курить столько времени? Потерпи, немного осталось! В Поселке этого действительно лучше не делать, а в министерстве на каждом этаже есть места для курения, только о них некурящим не говорят.

— А с чего ты взял, что я курю?! – юноша искренне удивился: хотя многие в Туннелях пристрастились к этой привычке простецов, он не унижался до подобного омагливания.

— Да ведь от тебя дымом несет за милю! – Лайонел покраснел. – Я заметил, еще когда мы в больнице разговаривали… Если ты куришь, то какой смысл скрываться? Эта привычка, конечно, вредная, но в ней нет ничего дурного.

— От меня пахнет дымом? – донельзя удивленный, спросил Драко у мракоборцев.

Те, принюхавшись, отрицательно покачали головами.

— Нет! Это, наверное, от Питера табаком несет. Он смолит как паровоз! – ответил Смит.

— От Питера пахнет табаком, — решительно сказал Кэриган, — а от Драко – дымом, причем гораздо сильнее! Неужели вы не чувствуете?!

— Нет…

— Лааааадно, — Лайонел смущенно хмыкнул, — будем считать, это у меня обонятельные галлюцинации от волнения!

Вскоре мужчины добрались до единственного места в Поселке, откуда можно было трансгрессировать. Драко и мракоборцы простились с новым вождем оборотней и без проблем вернулись в министерство.

Новостей много, хороших и разных.

Новость самая главная: этот фик ЗАКОНЧЕН. Последние 25–30 страниц мне придется вычитывать еще долго, но факт остается фактом.

Новость вторая — об объеме. Глава «Выбор» разделилась на четыре части, и есть еще эпилог.

Новость третья, более грустная. В этой главе особого действия нет – одни разговоры и воспоминания. Но и выбросить их я не могу, т. к. именно с них начинался «Выродок». Как я уже много раз писала, этот фик начался с моего невероятного восхищения «Апрелем» Мэвис и Ферри и с крайнего несогласия с его продами. Я долго думала, как на месте министерства поступила бы с УПСятами, как могли развиваться отношения Чарли и Драко в Заповеднике, но все эти идеи имели чисто теоретический смысл, т. к. римейк «Апреля» никому не нужен. Потом я прочитала «Сотрудников», переведенных Фиделией, — и последний кирпичик встал на свое место, и я поняла, что и как нужно писать.

Новость четвертая, шокирующая тех, кто не любит слэш. В этой главе есть немаленький слэш–эпизод рейтинга PG-13. Впрочем, действие этого эпизода происходит в воображении Чарли, так что при желании его можно пропустить – особого отношения к сюжету он не имеет. Но выбросить из текста данный фрагмент я не могу – именно с него начинался «Выродок». Этот эпизод я выделю курсивом: не хотите — не читайте; повторюсь, к основному сюжету он не имеет особого отношения.