Выродок

Весна–лето 2000 года Выбор, часть II

Из министерства юноша по каминной сети отправился в больницу. Там целители немедленно сообщили Драко, что он выписан. Но перед возвращением домой пришлось выслушать длинную речь главного целителя.

— Мистер Малфой, хотя вы и подали заявление об увольнении из министерства, но пострадали во время своего последнего целевого выезда, так что до начала сентября находитесь в оплачиваемом отпуске по состоянию здоровья, – строго сказал обычно благодушный лекарь. – Когда отпуск закончится – можете снова написать заявление об уходе, а пока отдыхайте и развлекайтесь, как пожелаете, только имейте в виду вот что. Занятия под руководством Артура Уизли и Джеффри Фиска вам жизненно необходимы, но любые другие нагрузки вы можете себе позволить только с разрешения наставников! Если вы нарушите этот запрет – я не ручаюсь за ваше здоровье и жизнь. Надеюсь, вы меня поняли, мистер Малфой?

— Да, сэр. Только у меня есть одна проблема… – поколебавшись, юноша все же решил рассказать о самом большом своем нынешнем страхе и продолжил, надеясь, что голос не дрожит: – После того, как я снова встал на ноги, я боюсь… засыпать и просыпаться. Мне кажется, во сне со мной случится что‑то плохое, и я… снова не смогу двигаться… Скажите, неужели этот страх… никогда не пройдет?

— Если бы вам было лет двадцать пять – тридцать, мистер Малфой, – целитель ободряюще улыбнулся, – я бы тоже вас успокоил, но сам очень сомневался бы. Но вам всего лишь двадцать, а в таком возрасте человек – тем более, такой мужественный, как вы, – вполне способен со временем забыть обо всех своих страхах. Желаю вам удачи!

— Спасибо, сэр!

Слова лекаря не убедили, но это все же было лучше, чем ничего.

Орти устроила хозяину торжественную встречу и чуть ли ни в ноги кланялась. Теперь эльфийка по собственному желанию приходила в дом Малфоев каждый день, вела хозяйство умело и толково и наотрез отказалась от повышения зарплаты:

— Все эльфы перед вами в долгу за то, что вы убили Грейбека, сэр. Он очень злой и страшный, у нас несколько поколений родителей пугали им детей, сэр…

Юноша решил снова поговорить с домовухой о повышении зарплаты, когда мама вернется домой. Но, так или иначе, о хозяйственной проблеме больше не нужно было беспокоиться.

С финансовыми делами Драко тоже быстро разобрался. Огромная награда за Грейбека позволила легко оплатить немногочисленные счета, а также оставшееся время, которое мама должна была провести в Святом Мунго.

А больше дома оказалось совершенно нечем заняться. С утра юноша отправлялся в министерство, там сначала занимался у начальничка, потом – у Фиска, а затем, следуя совету целителей, с удовольствием плавал в бассейне, расположенном на третьем этаже.

На этом все необходимые ежедневные дела заканчивались, и Драко совершенно не понимал, чем заниматься дальше. Он, опять же следуя советам целителей, совершал долгие пешие прогулки по лондонским паркам, опираясь на самую скромную из отцовских тростей, а, вернувшись домой, читал хогвартские учебники, но время тянулось невыносимо медленно.

Иногда приходила Пэнси. Кредит от Блейза она пока не получила, но в свободное от работы время понемногу начала готовить документы, которые бизнесмены, желающие открыть новую фабрику, должны представить в налоговую службу министерства. Юноша помогал однокурснице, и это занятие заставляло забыть о скуке, но, увы, очень ненадолго.

Однажды, чтобы развеяться, он зашел в торговый центр, где несколько раз покупал магловскую одежду. Майкл Хопкинс, начальник местной охраны, увидев Драко, засиял так, что тому стало даже неловко.

— Да где же ты пропадал столько времени?! Я понимал, конечно, что у тебя дел полно и не до магазинов, но почему‑то тревожился, даже в «Мягкую лапу» заходил, а там сказали, что у них ты тоже давно не бывал, они тоже беспокоятся…

— Со мной все в порядке, приболел слегка, но это прошло…

— И что с тобой было?

— Да пару ребер сломал – с лестницы упал неудачно…

— Надеюсь, легкие не повредил?

Юноша уже собирался ответить, что легкие ему исцелили быстро, но потом вспомнил, что такие травмы маглы лечат гораздо хуже, чем волшебники, и покачал головой:

— Нет, не повредил, обошлось…

— Ну, тогда главное – ты снова жив и здоров!

Однако тревога в глазах собеседника так явно противоречила его словам, что Драко даже смутился. Поразмыслив, он понял, что Хопкинс, наверное, боится потерять богатого покупателя. Чтобы порадовать человека, который помог ему во время первого и самого трудного визита сюда, юноша отправился в один из магазинов и приобрел кое–какие магловские летние вещи, хотя поначалу и не собирался этого делать. Продавщицы встретили Драко как старого знакомого.

Слова о том, что в «Мягкой лапе» за него беспокоятся, удивили юношу. Он не предполагал, что тамошние громилы могут тревожиться за незнакомца, которого регулярно и жестоко избивали на ринге.

Терзаясь любопытством, на следующий же день после утренних занятий Драко заглянул в клуб и не поверил глазам, увидев, как расплылась в широкой улыбке физиономия распорядителя, обычно своей приветливостью напоминавшая булыжник:

— Смотрите‑ка! К нам пришел мистер Красавчик! Интересно, где он пропадал столько времени? Опять бродил по химическому заводу?

— Нет, – юноша не смог сдержать ответную улыбку, – на этот раз гулял по его окрестностям.

— Пострадал? – коротко спросил распорядитель.

— Да не особенно. Сломал пару ребер…

— Покажи! Да не волнуйся, никто здесь тебя не изнасилует, разве что ты сам об этом попросишь…

Драко, удивляясь сам себе, снял футболку. Распорядитель внимательно осмотрел его, с каждой секундой становясь все серьезнее, а потом сказал:

— Ты в рубашке родился, красавчик. Следующие четыре месяца – никакого бокса, потом поглядим. Хочешь – приходи просто так; посмотришь, как другие дерутся, – авось наберешься ума–разума. Но если узнаю, что в это время ты начнешь ходить в другой клуб, где ты раньше не бывал, – а я непременно узнаю, – то найду тебя и лично переломаю все ребра, которые ты до этого не ломал. Все ясно?

— Да, сэр, – юноша за улыбкой скрывал растерянность, не понимая, что так рассердило в принципе незнакомого человека.

— Вот и славно! А теперь… – распорядитель вдруг заорал во все горло, перекрывая царящий в клубе шум: – Ребята, к нам Красавчик зашел, у него сегодня день рождения! Все гуляем – я плачу!

— Но у меня не сегодня день рождения… – растерянно прошептал Драко.

— День, когда тебя выписали из больницы после этой травмы, можешь отмечать как второй день рождения. Хотя это, наверное, уже третий – второй был после твоей прогулки по химическому заводу…

Парни из клуба подошли к мнимому имениннику, заулыбались, разноголосо поздравили его с днем рождения.

Погуляли в магловском пабе они действительно неплохо, вот только финал пирушки несколько стерся из памяти. Юноша помнил лишь, что после завершения праздника даже не рискнул трансгрессировать домой, а вызвал «Ночного рыцаря».

А на следующее утро Драко обнаружил на обеденном столе в гостиной два письма. В одном из них, доставленном большой и важной совой, мистеру Д. Малфою официально предлагали поступить на службу в Международные силы по поддержанию правопорядка. Вспомнив о ведьмаке Энджи, с которым познакомился в госпитале после Туннелей, юноша улыбнулся, но хорошие воспоминания никак не влияли на его нежелание покидать родную страну. Поэтому письмо из штаба Международных сил по поддержанию правопорядка, повинуясь взмаху волшебной палочки, полетело в самый нижний ящик письменного стола, где хранилась ненужная, но не бесполезная корреспонденция.

А как появилось на обеденном столе второе письмо, Драко так и не понял. В конверт без обратного адреса была вложена записка:

Мистер Хопкинс,

Если Вы надумаете сменить работу – приходите в «Веселого поросенка», я там бываю каждый вечер. Мой босс очень ценит таких сильных и удачливых людей, как Вы.

Искренне Ваш,

Бернард Рэттери

Вспомнив Берни Крысу, юноша встревожился. Вступать в магловскую криминальную группировку он не собирался, но и ссориться с преступниками было опасно, а их письмо вполне могло обладать самыми разыми волшебными свойствами. Подумав немного, Драко спрятал его в фамильную Непроницаемую шкатулку, которая не давала проявляться чарам, наложенным на хранящиеся там предметы.

А за завтраком, пытаясь восстановить в памяти события вчерашнего дня, юноша вспомнил, что распорядитель «Мягкой лапы» на четыре месяца запретил ему боксировать. Драко сам удивился, почему так расстроился из‑за того, что до глубокой осени перестал быть боксерской грушей для дурно воспитанных маглов.

Несколько дней спустя, закончив очередной урок, нищеброд сказал:

— Мистер Малфой, я хотел бы очень серьезно поговорить с вами, и разговор может оказаться долгим. Когда вы сможете уделить мне как минимум один свободный час?

— Да хоть сегодня, сэр, после окончания занятий.

— Я буду ждать вас у пункта трансгрессии на третьем этаже, когда вы освободитесь, мистер Малфой. Погода сегодня чудесная, и мы можем погулять в парке…

— Хорошо, сэр, – юноша вдруг встревожился, сам не зная почему. – А что случилось? Что‑нибудь… с отцом?

— Нет, мистер Малфой, с вашим отцом все хорошо, насколько мне известно. Думаю, он выйдет на свободу через несколько дней…

Драко вздохнул с облегчением, удивившим его самого. Но, шагая на занятия к Фиску, юноша сообразил, что ублюдок Уизли, судя по всему, будет просить его вернуться на работу в министерство, – и настроение сразу же испортилось. Нет уж, министерские шавки не дождутся этого от наследника Малфоев и Блэков!

В назначенный час начальничек уже был на месте. Вдвоем они трансгрессировали в один из самых красивых лондонских парков и неторопливо зашагали по тенистой аллее.

— Мистер Малфой, думаю, вы догадываетесь, почему я хотел с вами поговорить, – сказал начальничек после недолгого молчания. – Я постараюсь объяснить, насколько выгодно вам будет продолжить работу в министерстве…

— Я так и думал, сэр. Можете не трудиться: я решил уйти и не передумаю ни при каких обстоятельствах.

— Но, по крайней мере, выслушать меня вы можете, мистер Малфой?

— Зачем вам тратить время впустую, сэр?

— Я проработаю в министерстве до начала сентября, а потом уйду в отставку, мистер Малфой, и тогда свободного времени у меня будет больше, чем нужно. Так вы согласны выслушать меня?

— Да, сэр. Думаю, так будет проще для всех.

— Хорошо. Мистер Малфой, вы задумывались о том, кто возглавит Зверинец, когда я уйду в отставку?

— Нет, сэр, но, по–моему, это будет Тедди – то есть мистер Андервуд.

— Нет, мистер Малфой. Тедди не боевик, а по служебным правилам Зверинец должен возглавлять человек, способный работать на целевых выездах.

— Тогда это будет Песик!

— Увы, Шон пока слишком нетерпим и порывист, поэтому не способен руководить людьми. Судя по всему, руководителем Зверинца станет Барбара Стоунхилл. Конечно, ее боевые качества оставляют желать лучшего, но она очень разумная девушка и вместе с вами и Шоном прошла Туннели, а боевой опыт – вещь полезная и незаменимая. Но гораздо лучшим руководителем Зверинца стали бы вы, мистер Малфой.

— Вы, наверное, шутите, сэр?! – Драко подумал, что ослышался.

— Нет, мистер Малфой, я говорю совершенно серьезно. Война в Туннелях лишний раз доказала и ваши превосходные боевые качества, и умение руководить людьми. Опыт целевых выездов также говорит в вашу пользу… Я абсолютно уверен: немногие смогут руководить Зверинцем лучше, чем вы.

— Вы с ума сошли! Как мне руководить этой оравой нищебродов?! Да через неделю или они меня убьют, или я их!

— Я смотрю на вещи не столь мрачно, мистер Малфой, – ублюдок Уизли немного ехидно улыбнулся, – ведь в Туннелях вы прекрасно ладили со всеми своими подчиненными. Поверьте моему опыту: когда люди вместе занимаются очень непростым делом, то мелкие недоразумения быстро забываются.

— Похоже, Жам… то есть госпожа Амбридж была права: вы считаете меня одним из Уизли! – за резкостью юноша пытался скрыть удивление. – Вы предлагаете мне повторить вашу судьбу – всю жизнь просидеть в одном и том же кабинете…

— Ни в коем случае, мистер Малфой! – быстро возразил начальничек. – Я пришел в Зверинец, потому что по состоянию здоровья больше не мог оставаться в Летучем отряде. Вы человек молодой, и – тьфу–тьфу–тьфу, чтобы не сглазить! – ваше восстановление после травмы идет очень успешно. Так что никто не помешает вам поступить в школу мракоборцев, когда ваша физическая форма вновь придет в норму. Вы можете учиться и на дневном отделении, но я очень советую вам поступить на вечернее: служба в Зверинце приравнивается к боевому стажу, и это поможет вам в дальнейшей карьере. Завершив обучение, вы сможете начать работу в различных мракоборческих структурах, в том числе и в Летучем отряде. И – очень прошу мне поверить – там вас ждет неплохая карьера…

— Да что вы говорите! – воскликнул Драко со всем возможным ехидством. – Неужели я могу стать командиром Летучего отряда?!

— Это вполне возможно, мистер Малфой. Летучий отряд – особое подразделение, и его командир должен… скажем так, выделяться в любой толпе. Таким был Эрик – светлая ему память! Фон Штроссербергер умел говорить за всех, и его слушали и слушались. Джош тоже очень хороший командир, но он, увы, не умеет говорить за всех и сам это знает. И нет у Трентона какой‑то… лихости, что ли, которая тоже очень нужна главе Летучего отряда.

— А у меня, значит, лихость есть. Трогательно!

— Вот именно, мистер Малфой. Не знаю, заметили ли вы, но ваши приключения на драконьей речке, в Туннелях и при встрече с Фенриром уже стали министерскими легендами. Везучему и смелому командиру подчиняются с удовольствием.

— И Трентон тоже с радостью мне подчинится? Здорово! Всегда мечтал им покомандовать!

— Нет, когда Джош подготовит себе преемника и покинет свой пост, то, скорее всего, отправится в Америку. Сейчас в США начинается что‑то странное. Подробностей я вам рассказать не могу, потому что и сам их не знаю, но, судя по кое–каким данным, несколько лет спустя в Америке может начаться заваруха, по сравнению с которой война с Волдемортом и Туннели – это детские игрушки. А Трентон наполовину американец, и он часто бывает в США – навещает родственников. Поэтому Джошу будет проще разобраться, что там происходит… А если новый командир Летучего отряда хорошо себя проявит, то имеет все шансы и дальше двигаться вверх по служебной лестнице и со временем – не через год–два, конечно, а намного позже! – занять пост начальника департамента мракоборцев.

— А потом он станет министром магии, – продолжил юноша, с трудом сдерживая ярость.

— Нет, это вряд ли, мистер Малфой, – нищеброд слегка улыбнулся. – Сейчас страна отчаянно нуждается в экономических реформах, и, думаю, несколько следующих министров магии будут экономистами по образованию. Впрочем, посты командира Летучего отряда и начальника департамента мракоборцев никому не доверяют просто так – их нужно заслужить. Но мне кажется, вы сможете их добиться, если постараетесь, мистер Малфой…

До этого момента Драко удавалось сохранять хотя бы видимое спокойствие, но сейчас оно взорвалось, словно котел Долгопупса на уроке зельеварения. Не помня себя от ярости, юноша выкрикнул:

— Скажите, сэр, вам не надоело лгать мне, да еще так подло?! Вы думаете, я не знаю, зачем меня приняли на работу в министерство, зачем вообще понадобилась принудиловка?!

— И зачем же, мистер Малфой? – в голосе ублюдка Уизли звучал искренний интерес.

Драко сжал кулаки, сосредоточился, вспоминая слова покойного Горбина, и заговорил, стараясь четко произносить слова:

— Министерство заинтересовано в публичном унижении высокородных, оно хочет, чтобы мы забыли о родовой чести и растворились в общей массе. Принудительное трудоустройство придумано для морального унижения молодых волшебников из хороших семей. Кураторы должны были сломать своих подопечных, устроить им публичную торжественную порку, чтобы все поняли, какая участь ждет высокородных при новой власти…

— И как по–вашему, мистер Малфой, сколько кураторов добились своей цели? – мягко спросил начальничек.

— Кураторы Маркуса Флинта и Грегори Гойла точно добились своего, сэр, – ответил юноша после недолгого размышления.

— Вы не совсем правы, мистер Малфой. Маркус и Грегори вернулись в тюрьму, так что ни о какой публичной торжественной порке речи нет.

— Адриан Пьюси спился…

— Я не уверен, что в этом виноват именно его куратор. После – не значит вследствие. Многие спиваются, даже будучи богатыми и свободными.

— Но Адриан прекрасно учился в Хогвартсе!

— Хорошие ученики тоже порой спиваются. Поймите меня правильно: я не утверждаю, что в печальной судьбе мистера Пьюси не может быть повинен куратор. Я лишь обращаю внимание, что возможны и иные объяснения…

— А я? – спросил Драко внезапно осипшим голосом. – Вы будете говорить, что не унижали меня?

— Мистер Малфой, – ответил нищеброд очень серьезно, – главная цель, к которой я стремился, – заставить вас выполнять мои приказы, и, поверьте, мне оказалось очень нелегко этого добиться. Вы лучше меня знаете, какая у нас работа, и я хотел быть уверенным, что на целевом выезде вы, не раздумывая, выполните любой мой приказ. Я понимаю, что ради достижения этой цели я подчас пользовался излишне жесткими методами. Наверное, я мог бы добиться своего, действуя более мягко. Но это заняло бы гораздо больше времени, а напарник мне был необходим как можно скорее. Есть и еще один нюанс… – ублюдок Уизли нахмурился и закусил губу. – Скажу откровенно: полная власть над другим человеком – это жуткая штука, она разъедает душу страшнее любого наркотика. За последние тринадцать месяцев я очень хорошо понял Волдеморта…. Я отдаю себе отчет в том, что некоторые… жесткие меры я проводил не потому, что они были жизненно необходимы, а потому, что наслаждался своей властью над вами. Поверьте, я искренне раскаиваюсь в этом и приношу вам свои глубочайшие извинения. Я понимаю, что вы меня не простите: такое не прощается. Но хотя бы знайте, что я с радостью отдал бы остаток своей жизни, лишь бы не совершать некоторые действия по отношения к вам…

Юноша вдруг понял, что сейчас вполне успешно может применить к начальничку Круцио. Стараясь не сорваться на крик, Драко сказал:

— Не пытайтесь разжалобить меня, сэр. Это все равно у вас не получится. И вы абсолютно правы: я никогда вас не прощу. И, раз уж на то пошло – почему вы опять увиливаете от ответа?! Вы говорите, что ваша жестокость – это проявление вашего дурного нрава. Неужели вы забыли о приказе своего начальства растоптать меня?! Не верю!

— Мистер Малфой, – к величайшему изумлению юноши, нищеброд слегка улыбнулся, – министерство действительно создало принудиловку с определенными целями, но они сильно отличаются от тех, о которых вы упомянули чуть раньше. Интересно, кто рассказал вам о политике министерства по отношению к высокородным Пожирателям Смерти? Этот человек был или неточно информирован, или сознательно ввел вас в заблуждение…

— Да неужели?! Вы хотите сказать, министерство придумало принудиловку, чтобы нам помочь?

— Как ни странно, дела обстоят именно так, мистер Малфой, – ублюдок Уизли снова улыбнулся. – Это долгий разговор, но я с удовольствием объясню вам все, раз уж эта тема вас так интересует. Единственное, о чем я вас прошу, – пожалуйста, не перебивайте меня без крайней необходимости, иначе наша беседа затянется до бесконечности. А, закончив рассказ, я непременно отвечу на все ваши вопросы.

Итак, представьте себе Англию сразу после окончания войны с Волдемортом. Как победители должны поступить с теми, кто сражался на стороне врага?

Проще всего было решить судьбу Пожирателей Смерти старшего поколения. Даже если кто‑то из них примкнул к Волдеморту., искренне веря, что защищает добро, – за долгие годы кровавой борьбы все сторонники Тома Реддла утонули в крови по самый затылок. Совершенно очевидно, что большинство этих людей заслужили пожизненное тюремное заключение без права помилования. Да, мистер Малфой, я знаю, что вы придерживаетесь иного мнения о сторонниках Волдеморта, но сейчас речь идет не об абстрактной справедливости, а о политике победителей. Кстати, я считаю, что вашему отцу очень повезло: его арестовали до начала войны, в сражениях и пытках он участия не принимал и был осужден лишь за нападение на министерство, поэтому и получил всего пять лет тюрьмы. Да, Азкабан – это не курорт, но, по–моему, лучше хлебать баланду, чем убивать и пытать людей, которые не сделали тебе ничего плохого.

— Я не согласен с вами, сэр.

— Я это знаю, мистер Малфой. Итак, продолжаю свой рассказ. Если участь Пожирателей старшего поколения не вызывала ни малейших сомнений, то с теми, кто примкнул к Волдеморту после его возрождения в 1995–ом году, все было гораздо сложнее. Конечно, у многих из этих парней и девушек руки тоже были в крови, но души еще не успели полностью омертветь. Если практически все старшие Пожиратели без исключения превратились в хладнокровных убийц независимо от своих первоначальных намерений, то молодые приходили к Волдеморту по самым разным причинам, и эти причины все еще определяли их характеры и взгляды на мир.

Юношей и девушек, принявших Метку после 1995–ого года, можно разделить на три группы. Во–первых, среди юных Пожирателей наверняка имелись те, кто действительно любил убивать и мучить беззащитных людей. Это стремление порой опиралось на идеологию, но могло быть и незамутненным посторонними идеями: люди принимали Метку просто потому, что хотели безнаказанно убивать и пытать.

— Именно по вине таких негодяев высокородные чародеи и проиграли войну! Палачи – плохие солдаты!

— Вполне возможно, мистер Малфой. Прав ли я, полагая, что вы, как и нынешнее министерство, считаете, что палачей по призванию ни в коем случае не следовало выпускать на свободу?

— Д–да, сэр.

— Вот и хорошо! Но среди молодых Пожирателей наверняка были и те, кто не разделял взглядов Темного Лорда, а примкнул к нему только потому, что боялся своим отказом навлечь опасность на родных. Не думаю, что Волдеморт перед второй войной и после ее начала подвергал легилименции всех, кто хотел присоединиться к нему: это хлопотно и отнимает слишком много времени. По–моему, Том Реддл был достаточно умен, чтобы понимать: чем дольше человек воюет, тем менее важными для него оказываются те идеи, за которые он начал сражаться, со временем война становится не только средством, но и смыслом жизни всех без исключения солдат… К счастью, вторая война продлилась совсем недолго и не успела отформовать молодые души. Некоторым противникам Волдеморта удалось сдаться законной власти на поле боя, но многие из них продолжали служить ему до окончания войны и были искренне рады победе министерства. Участь таких парней и девушек тоже вполне очевидна: все желающие честно служить новой власти должны получить возможность это сделать.

Но была среди молодых Пожирателей Смерти и третья группа – самая многочисленная. Они присоединились к Волдеморту, потому что действительно хотели сражаться за него, а не для того, чтобы убивать и мучить беззащитных людей. Некоторые из этих парней и девушек искренне верили, что защищают добро, другие последовали примеру родителей или друзей, ни секунды не сомневаясь в правильности их выбора… И решить судьбу этих Пожирателей оказалось сложнее всего; с каждым нужно было разбираться отдельно и пытаться понять, готов ли он принять новый уклад жизни или предпочтет продолжить войну… Сложная задача, не так ли?

— Да, сэр.

— Она оказалась бы сложной, даже если бы представителей этих трех групп было легко отличить друг от друга. Но после ареста палачи, гуманисты и идейные борцы вели себя почти одинаково – хамили мракоборцам на допросах и плакали по ночам в камерах…

Драко закусил губу: он тоже в первые недели после ареста плакал по ночам, но не думал, что так поступал кто‑то еще.

— Признаниям и раскаянию тоже верить не стоило: палачи могли каяться, чтобы спасти себе жизнь и свободу, а те, кто ненавидел Волдеморта, хамили мракоборцам, потому что презирали нищебродов. Применять легилименцию к каждому арестованному было дорого, долго и хлопотно; кроме того, среди сторонников Темного Лорда были и превосходные окклюменисты… Ничего себе задачка, верно?

— Она легко решается. Нужно было расспросить родных и друзей арестованных, вот и все…

— Не все. Родичи и друзья могли солгать, желая спасти дорогого им человека от тюрьмы; кроме того, люди не всегда знают истинные убеждения даже самых близких. Согласитесь, палач по призванию вряд ли говорил матери о том, как любит убивать…

Но даже те, кто рассказывал истинную правду о том, что думали их родные и любимые в прошлом, нередко не знали, как изменила их война. Самый большой гуманист после участия в нескольких боях мог начать наслаждаться убийствами, а идейный борец – устыдиться того, что он делает… И как же должны были поступить мракоборцы?

— Отпустить всех! Если новая власть считает себя добром – она должна заботиться хотя бы о своих сторонниках! Пусть лучше сто виновных окажутся на свободе, чем пострадает один невинный!

— Хорошая идея! Интересно, почему Волдеморт руководствовался прямо противоположной?

— Насколько я понял, новая власть считает Волдеморта воплощением зла. Так почему она перенимает его идеи?

— По одной простой и очень веской причине. Всех Пожирателей Смерти – и палачей, и гуманистов, и идейных борцов – объединяло одно. Служба Волдеморту была самым ярким и впечатляющим событием их жизни.

— То есть как?! Война – это мерзость, грязь и кровь! Почти все Пожиратели происходят или из высокородных, или из почтенных семей, и нам есть что вспомнить…

— А какое ваше самое яркое воспоминание?

— Тунне… Тьфу! Но это же нелепо! Я не понимаю, почему дела обстоят именно так!

— На самом деле это закономерно, и особенно верно для молодых. Как складывается жизнь детей и подростков? Сначала приходится слушаться родителей, потом еще и профессоров в Хогвартсе – скучно, нет ни приключений, ни свободы выбора. А судьба мальчиков и девочек, которые пришли к Волдеморту, изменилась раз и навсегда: с ними разговаривал великий и опасный Темный Лорд, их приняли в свой круг старшие, да и воевать посылали всех, кто хотел и мог сражаться, без оглядки на юный возраст. Обычные подростки в одночасье превратились в бойцов – защитников старого уклада жизни, дерзнувших бросить вызов несправедливой власти. Такое не забывается! И память о тех днях, когда они были частью чего‑то большего, чем они сами, объединяла бы всех молодых Пожирателей – и палачей, и гуманистов, и идейных борцов.

Возможно, кто‑то и смог бы, выйдя на свободу, начать новую жизнь, но большинство попытались бы вернуть прошлое и начать новую войну. Ее видимая причина могла быть абсолютно любой, однако на самом деле бывшие Пожиратели сражались бы за то, чтобы вновь почувствовать себя людьми, вернуть ощущение собственной значительности и причастности к большому делу.

Но война требует огромных затрат. Если бы молодые Пожиратели из богатых семей, выйдя на свободу, получили доступ к фамильным капиталам, то вооруженная оппозиция возобновила бы борьбу очень скоро. Если бы сторонники Волдеморта лишились своих богатств, то попытались бы где‑то раздобыть необходимые для войны средства. Проще всего это было бы сделать с помощью грабежей и убийств. Возможно, экс–Пожиратели так и увязли бы в криминале, и в Англии просто появилась бы еще одна опасная банда. Но зачем нашей стране еще одна банда?!

— Интересно получается! – юноша с трудом сдерживал бешенство. – Опираясь на совершенно бездоказательные предположения, новая власть отправила в тюрьму всех, кто казался ей подозрительным! Вот это гуманизм! Я потрясен!

— Напоминаю вам, – ответил начальничек самым светским тоном, – что молодые Пожиратели Смерти попали в тюрьму отнюдь не из‑за того, что казались министерству подозрительными. Большинство из них были захвачены в плен на поле боя, а остальные участвовали в битвах или в работе различных подразделений организации Волдеморта, что подтверждено и многочисленными свидетельствами очевидцев, и Черной Меткой. Конечно, нельзя исключать, что после ареста и суда многие раскаялись, так что обо всех условно–досрочниках я не могу говорить. Но один мой знакомый Пожиратель, недавно вышедший из тюрьмы, прямо‑таки светился от желания как можно скорее начать новую войну. Конечно, в девятнадцать лет подобные настроения вполне естественны – я в этом возрасте тоже мечтал о чем‑то похожем. Но если бы такие ненавоевавшиеся сговорились между собой – последствия для Англии могли быть плачевными…

Драко очень хотел ударить нищеброда Круциатусом, но сдержался и спросил, стараясь говорить спокойно:

— Поэтому ненавоевавшимся и устроили… торжественную порку? Чтобы они поняли, какие силы нужны для того, чтобы начать войну?

— Далась вам эта порка! Нет, намерения министерства были иными; кроме того, начать войну легко, – ее закончить трудно… Но, надеюсь, вы поняли, в какой сложной ситуации оказались победители. Некоторые из них даже предлагали сначала осудить молодых Пожирателей на недолгое заключение, а потом за совершенные в тюрьме провинности продлевать срок до бесконечности. Ведь, находясь за решеткой, и в самом деле нетрудно нарушить закон, а вечная изоляция от общества сторонников Волдеморта помогла бы остальным гражданам как можно скорее забыть о нем и его идеях…

— Так почему же министерство не осуществило такую великолепную идею? – спросил юноша одними губами. – Оставить лучших людей Англии навеки гнить в тюрьме – и никаких проблем!

— Потому что это противозаконно, – очень серьезно ответил ублюдок Уизли. – Если власть первым делом нарушает законы, которые сама и установила, – кто еще их будет соблюдать?! Да и вообще, можно сгноить в тюрьме людей, но не идеи… А, кроме того, волшебников в Англии не так уж и много – обидно терять столько высокородной крови…

— С ума сойти! Нищеброд жалеет высокородную кровь!

— Всякое случается в жизни. А если победители хоть изредка не проявляют милосердие – грош им цена… Итак, министерство оказалось перед очень непростым выбором. Надолго оставлять молодых Пожирателей в тюрьме было аморально, а выпустить их оттуда – опасно даже в том случае, если бы вышедшие на свободу парни и девушки остались без своих фамильных богатств. А чем дольше молодые сторонники Волдеморта оставались бы в заключении, тем с большим удовольствием вспоминали бы войну, в которой участвовали, – самое (а по сути – единственное) яркое и значительное событие своей взрослой жизни…

Тогда умные головы вновь задумались о том, что есть в любой войне – самой страшной, бессмысленной и жестокой – такого, что даже в глубокой старости ветераны молодеют, вспоминая ее. Ответ нашелся быстро: для тех, кто в ней участвовал, война стала смыслом жизни, сплотила сильнее, чем кровное родство, подарила величайшее счастье, которое может испытать человек, – счастье победы над трудностями, обстоятельствами и самим собой.

Но такое единение возможно и в мирной жизни, хотя возникает довольно редко, – обычно в тех случаях, когда люди вместе занимаются сложным и любимым делом. Если бы каждый из Пожирателей нашел мирную цель, к которой хочется стремиться, ради которой стоит жить, то он почти наверняка забыл бы о попытках вновь развязать войну.

Но достижение этой цели хотя бы первые несколько лет должно было приносить не столько материальное, сколько моральное удовлетворение, иначе весь свой заработок молодые сторонники Волдеморта непременно потратили бы на финансирование новой войны. Впрочем, этот вопрос решался легко: после войны страна отчаянно нуждалась в людях, которые готовы за небольшое жалованье выполнять работу, не требующую высокой квалификации.

Теперь министерству оставалось решить только одну проблему – понять, какое дело станет любимым для каждого из молодых Пожирателей Смерти. Любая ошибка стоила сломанной судьбы: человек с удовольствием занимается тяжелой и низкооплачиваемой работой, только если она имеет отношение к тому, что его по–настоящему интересует. В противном случае такой труд очень быстро станет ненавистным и вызовет желание бунтовать, а не приспосабливаться к мирной жизни.

Спрашивать у самих арестантов об их любимой работе было бесполезно: большинство из них ушли на войну со школьной скамьи и больше ничем не занимались; кроме того, многие высокородные по–прежнему считали любой труд зазорным.

Но отступать министерству было уже некуда, и началась огромная работа. Мракоборцы переговорили с профессорами Хогвартса и со всеми оставшимися на свободе друзьями и родичами молодых сторонников Волдеморта, а также внимательно прочитали эссе, которые будущие Пожиратели писали во время учебы в школе…

И постепенно картина начала проясняться. Проще всего оказалось выбрать дело для Пэнси Паркинсон. Она начала интересоваться производством метел, когда училась на втором курсе. В день, когда квиддичная команда Слизерина проиграла Гриффиндору, мисс Паркинсон услышала, как ваш отец говорил профессору Снейпу, что любая метла английского производства хуже иностранной. Девочка запомнила эти слова и позже спросила своего декана, а также профессоров Трюк и Стебль, почему так происходит.

Беседа с профессором Стебль продлилась дольше других; Пэнси заинтересовалась особенностями выращивания деревьев для метел и методами нумерологического расчета заклинаний, используемых при создании метел. С тех пор и по нумерологии, и по травоведению, и по заклинаниям она получала только «П». Но наследнице высокородной семьи негоже заниматься столь непочтенной работой, как сборка метел, и родители потребовали, чтобы Пэнси отказалась от травоведения на шестом и седьмом курсах, когда выбор предметов стал добровольным. Узнав об этом, профессора Стебль, Флитвик и Вектор пришли в ужас и написали Паркинсонам, прося их не губить талант дочери, но ответа так и не дождались. Травоведение Пэнси бросила… Я рад, что теперь она имеет и право, и возможность заниматься любимым делом. Я был немного знаком с Грэхемом Круффлом – светлая ему память! Он не разбрасывался похвалами, но говорил, что люди, которые чувствуют дерево так хорошо, как Пэнси, рождаются раз в сто лет. Я очень надеюсь, что она сумеет реализовать на практике идеи Грэхема – он ведь тоже был талантливым человеком…

Гораздо сложнее оказалось решить, чем интересуются Винсент Крэбб и Грегори Гойл – они ведь учились плохо и ничем не увлекались. Тут помогли косвенные данные. Когда Винсенту было восемь лет, его младшая сестра Кэролайн умерла от гиппогриппа. Две недели перед смертью она пролежала без сознания в больнице Святого Мунго, и почти все это время Винс просидел у кровати малышки и разговаривал с ней, держа за руку…

Драко удивился: он никогда не слышал, чтобы Крэбб упоминал имя младшей сестры. Но, сосредоточившись, юноша вспомнил, что Винс никогда не смеялся над неприличными анекдотами, а в чемодане хранил фотографию, которую никому не показывал и бил всякого, кто пытался ее взять. Драко нахмурился, удивляясь тому, как мало знал о своем друге.

— Мистера Крэбба направили в больницу Святого Мунго, – тем временем начальничек продолжал свой рассказ, – и это решение оказалось верным. Ваш друг очень хорошо проявил себя, его уважают и целители, и пациенты, и их родичи. Кстати, скоро Винсент собирается жениться. Он уже послал вам приглашение на свадьбу. Вы его прочли?

— Нет, – письмо от Крэбба действительно недавно пришло, но юноша пока его не вскрывал.

— Ну, это ваш друг, вам и решать, идти ли на его свадьбу… – нищеброд вдруг помрачнел. – А в жизни Грегори Гойла не было столь драматических событий, как у Винсента Крэбба. Но, когда Грегу исполнилось пять, его родители, находясь на грани разорения, продали родовое загородное поместье и купили квартиру в Лондоне. Фотографии утраченного фамильного дома и сада Гойл возил с собой повсюду…

Драко кивнул: это было действительно так.

— Поэтому Грегори направили в питомник по разведению волшебных растений. Жаль, все пошло не так, как планировалось…

— А что сейчас с Гойлом? – юноша очень надеялся, что его голос не дрожит.

— Вновь попав в тюрьму, он попытался покончить с собой, – голос ублюдка Уизли был грустен и суров, – но его нашли и спасли. А через месяц после неудавшегося самоубийства Грегори предложил руководству тюрьмы озеленить землю, на которой стоит Азкабан. Тюремные власти поначалу не поверили, что такое возможно: каменистые почвы острова почти бесплодны, а уж там, где долго жили дементоры, вообще ничего не растет… Но Грегори оказался настойчив; в конце концов ему разрешили попробовать и даже согласились выдать палочку на время работы, – разумеется, за арестантом постоянно наблюдали несколько охранников.

Гойл написал Септимию Дэнделяйну, своему бывшему куратору. Тот не ответил: после инсульта он не только остался парализованным, но и фактически утратил разум. Однако сиделка Дэнделяйна переслала письмо новому директору питомника волшебных растений, и тот отправил в тюрьму необходимые саженцы… Нынешней весной на острове, где стоит Азкабан, впервые за последние несколько веков выросла трава. Увидев ее, многие заключенные вызвались помогать Грегу. Если на острове через год–два появится пусть не сад, то огород, – можно будет хлопотать о помиловании вашего друга, тем более что его разработками заинтересовались в Японии и Канаде…

— А… как Маркус Флинт?

— Насколько можно судить, он подружился с Рабастаном Лестрейнджем, который у Волдеморта занимался научными разработками. Рабастан заинтересовался, возможно ли укреплять побережье Шотландии с помощью австралийских моллюсков, создающих коралловые рифы в тропических морях. Естественно, южным животным в Шотландии холодно, так что главная проблема заключается в акклиматизации… О результатах этих исследований пока говорить рано, но общее и интересное дело помогает переносить даже тяготы тюрьмы…

Начальничек немного помолчал, а потом негромко продолжил:

— С вами все оказалось одновременно и проще, и сложнее. С одной стороны, все работники вашей бывшей фабрики говорили, что вы великолепно справлялись с делами после ареста отца. На первый взгляд, трудоустраивать вас следовало туда, где вы могли бы проявить свои способности к бизнесу. Но после ареста Люциуса вы ведь не ограничились делами фабрики, а впутались во все рискованные приключения, в какие только могли. Вот и было решено посмотреть, как вы поведете себя в департаменте мракоборцев…

— Погодите! – Драко так удивился, что даже ненадолго забыл о своем возмущении. – Мне предложили не одну, а почти дюжину разных работ! Почему все думали, что я выберу именно службу в министерстве?!

— Потому что ваш образ мыслей не вызывал ни малейших сомнений, мистер Малфой. Было ясно, что из всех предложенных занятий вы непременно предпочтете самое престижное, а служить ликвидатором заклятий намного почетнее, чем мыть полы в больнице. Впрочем, если бы вы выбрали любую другую работу – никто не помешал бы вам приступить к ней…

— А зачем понадобились такие сложности? Не проще ли было без всех этих ухищрений сообщить заключенному, куда его решило направить министерство?

— Министерство стремилось к тому, чтобы молодые Пожиратели Смерти относились к своей новой работе не как к суровой неизбежности, а как к делу, которое выбрали сами. Конечно, выбор между шилом и мылом невелик, но он лучше, чем ничего…

— А бэвухи?! Неужели министерство считает, что отречение от своей семьи – самое подходящее занятие для кого бы то ни было?!

— Нет, – нищеброд снова помрачнел, – никто и предположить не мог ничего подобного. Но в каждом конкретном случае заключенному предлагали выбрать одну подходящую ему работу среди множества возможностей, которые по тем или иным причинам были для него неприемлемы. Никто не думал, что отпрыски высокородных фамилий предпочтут деньги чести… Но, так или иначе, те, кто сделал такой выбор, вряд ли начнут войну за права высокородных, а подобное положение вещей вполне устраивает министерство. В конце концов, государство обязано следить за моральным обликом своих граждан, только если отклонение от общепринятых норм наносит вред окружающим…

Юноша вновь удивился тому, что до сих пор не ударил собеседника Круциатусом, но вместо этого продолжил расспросы, кипя от возмущения:

— Вы лжете! Если все было так, как вы говорите, – почему условно–досрочникам ничего не объяснили?!

— А вы бы поверили?! Вот если бы, например, в вашу камеру пришел чиновник и сообщил, что министерство дает вам великолепный шанс – начать новую жизнь, найти дело по душе и верных друзей, – вы бы поверили?! Я практически уверен: и вам, и почти всем вашим товарищам по несчастью такое предложение показалось бы не шансом на спасение, а жесточайшим наказанием. Так зачем было тратить время на бесполезные объяснения?!

— Министерство попросту манипулировало нами!

— Да, пожалуй. А какое еще решение проблемы вы могли бы предложить?

— Я не знаю! Но люди, стоящие у власти, должны знать, как решать проблемы, с которыми они сталкиваются, иначе по какому праву они руководят страной?!

— Поверьте, решение проблемы искали долго и очень упорно, но ничего лучшего не нашли. Повторяю: и я, и большинство моих друзей сражаемся не за Абсолютное Добро, а против Большего Зла…

— Кстати, о меньшем и большем зле, – Драко очень вовремя вспомнил слова, которые Перси Уизли сказал во время первой их встречи в министерстве. – Ваш сын Перси говорил, что в создании программы принудительного трудоустройства участвовала и Жамба, и он сам! Эти двое тоже заботились о нашем благе?!

— Госпожа Амбридж обладает одним очень неприятным свойством характера – она выступает против любых действий, предпринятых теми, кого она считает своими врагами. Поэтому госпожу Амбридж и ее подчиненных пригласили участвовать в составлении программы, но ее цели им сообщили в несколько… искаженном виде.

— Вы опять лжете! Не надо сваливать на Жамбу все недостатки программы! Не знаю, как действовали остальные кураторы, сэр, но лично вы сделали все, чтобы служба в министерстве показалась мне настоящей каторгой!

— Я уже говорил, что очень сожалею о некоторых своих поступках по отношению к вам, мистер Малфой. Но, согласитесь, начав службу, вы не слишком стремились выполнять мои приказы. Так что я должен был объяснить вам, кто в Секторе главный…

— У вас превосходно получилось объяснить, кто в вашем Секторе работает домовым эльфом! Насколько мне известно, многие кураторы вели себя со своими подопечными так же, как и вы. Что было бы, если бы все условно–досрочники не выдержали «заботы» своих кураторов?

— Все, кто серьезно нарушил бы правила условно–досрочного освобождения, вернулись бы в тюрьмы. Но Пожиратели находились в заключении и до начала реализации министерской программы, а она дала им шанс начать новую жизнь. Более того, благодаря этой программе многие условно–досрочники получили востребованные в стране профессии и узнали немало полезного о технологии производства и организации труда. Важность таких знаний трудно переоценить. Скоро начнется приватизация конфискованных у Пожирателей предприятий, и власти очень надеются, что это станет началом подъема национальной экономики. Если все будет именно так, то, по–моему, немало бывших сторонников Волдеморта окажутся в более выигрышном положении, чем многие из тех, кто в тюрьме не сидели, но ничего не знают ни о технологии производства, ни об организации труда…

— Вы еще скажите, что авторы министерской программы хотели с ее помощью прижать победителей–гриффиндорцев!

— Не совсем. Послевоенный синдром никто не отменял, и многие победители еще продолжают радоваться победе, не пытаясь устроить свою мирную жизнь. Но гриффиндорцы очень не любят, когда кто‑то опережает их в чем бы то ни было, так что многие, увидев успех своих недавних противников, непременно возьмутся за ум…

— Я вам все равно не верю! Вы наверняка не сказали мне всей правды!

— А, по–вашему, можно сказать ВСЮ правду?! Это заняло бы не часы, не дни, а годы…

— Но та часть правды, которую вы мне только что сообщили, слишком красива и больше похожа на ложь! Я пока не знаю, где и как вы мне солгали: я должен все хорошенько обдумать. Но однажды я пойму, в чем вы меня обманули, и выскажу вам все, что думаю о вашем недостойном поведении! – юноша понимал, что лучше было бы сдержать свой гнев, но не мог молчать.

— Если вы обнаружите, что я лгал вам, то ваши действия будут совершенно правильными, – спокойно ответил нищеброд. – И, раз уж речь зашла о вашем будущем… Мистер Малфой, мне, конечно, хотелось бы, чтобы вы вернулись в министерство, когда ваше здоровье восстановится. Но мое мнение в данном случае можно и не принимать в расчет…

— Да неужели, сэр?! Какая неожиданная радость!

— Теперь вы вполне можете вести праздную жизнь – денег вам на нее хватит. Но, – голос ублюдка Уизли дрогнул, – неужели вы по–прежнему собираетесь, накопив побольше сил и денег, начать новую войну за права высокородных?

— Сэр, моя принудиловка уже закончена. Вы больше не являетесь моим куратором, и отчитываться перед вами я не намерен, – делиться с начальничком своими сомнениями Драко не собирался.

— Мистер Малфой, – голос нищеброда снова сорвался, – я не требую от вас отчета, а просто хочу понять… За время принудиловки вы вели себя с исключительным достоинством…

— Да неужели, сэр? Впрочем, вы правы; любой эльф позавидовал бы достоинству, с которым я носил вам кофе!

— Вы вели себя, как истинный высокородный волшебник, наследник Малфоев и Блэков, и ничем не запятнали фамильной чести. Вы сделали очень много добра тем, кто окружал вас, и все ваши знакомые относятся к вам с восхищением и уважением…

— Неудивительно! Нищеброду и курица – гиппогриф!

— Возможно. Но перейдем от общих вопросов к более конкретным. Как по–вашему, возглавляя армию, состоящую из ветеранов Туннелей, вы бы смогли захватить власть в Англии?

Этот дурацкий вопрос, как ни странно, заинтересовал юношу. Подумав немного, он произнес, тщательно подбирая слова:

— Армия побеждает, если ее возглавляет хороший полководец. Я не уверен, что обладаю этим талантом, сэр. И я не говорил, что намереваюсь начать такую войну…

— Вы превосходно умеете руководить людьми, и это уже немало. Давайте предположим, что полководческий талант у вас тоже есть и вы готовы сражаться за права высокородных. В таких обстоятельствах вы бы согласились возглавить армию ветеранов Туннелей и повести ее на борьбу с нынешней властью? Удалось бы вам победить в этой войне?

— Если допустить, что оба ваши предположения верны, то я бы безусловно победил, сэр, – Драко не колебался ни секунды. – В Туннелях сражались очень толковые парни и девушки, и если бы все они, включая мракоборцев, оказались на моей стороне, то мы бы очень быстро разнесли министерство к драклам…

— А сколько ветеранов – и вообще тех, кто хорошо к вам относятся, – пойдут за вами, если вы действительно начнете войну за восстановление старых порядков? Думаю, отказался бы даже Лайонел, хотя он очень сильно вас любит…

Юноше на миг показалось, что он снова сидит у проклятой стены проклятого паба и не может дышать. Собравшись с силами, Драко сказал:

— Сейчас еще слишком свежа память о войне… Со временем люди поймут, что они защищают не ту сторону…

— Мистер Малфой, да откройте же наконец глаза! Жизнь изменилась, изменилась навсегда, и почти все люди уже нашли себя при новых порядках. Да, есть такие, кто не смог приспособиться к переменам или не захотел это сделать, но большинство живут вполне нормально! Кого вы хотите спасать на новой войне?! Ведь невинные и беспомощные погибают гораздо чаще, чем те, кто по–настоящему виноват!

Было очень мерзко услышать собственные мысли от ублюдка Уизли. Юноша с трудом сдержался, но все же не сорвался на крик и тихо сказал:

— Вы не высокородный, сэр, и не понимаете таких вещей. Простите, не могли бы мы закончить разговор? Я устал…

— Мистер Малфой, как вы себя чувствуете? – начальничек явно встревожился. – Я могу немедленно трансгрессировать вас в больницу…

— Не нужно, сэр. Я чувствую себя хорошо, просто устал вести эту бессмысленную беседу. Вам не удалось и не удастся меня переубедить…

— Что ж, я никогда не считал себя всемогущим, – нищеброд закусил губу. – У меня к вам только одна просьба, мистер Малфой…

— Да неужели?! Повезло мне!

— Мой сын Чарльз работает в Румынии в драконьем заповеднике, а сейчас приехал домой в отпуск. Чарли очень хочет увидеться с вами, мистер Малфой. Насколько я понял, он намерен предложить вам работу…

— И он тоже?! Как мило! Передайте, пожалуйста, своему сыну, что я не собираюсь принимать его предложение…

— Чарли считает, что я не хочу, чтобы вы покинули Англию, и он не так уж неправ. Поэтому, боюсь, мои слова не убедят сына. Я был бы чрезвычайно признателен вам, мистер Малфой, если бы вы поговорили с Чарли. Встреча явно не затянется надолго, зато мой сын избавится от ложных надежд…

— Хорошо, сэр. Завтра я буду обедать в «Гриве фестрала» – там неплохо кормят, а сейчас работает летняя веранда под открытым небом. Если ваш сын не откажется составить мне компанию…

— Он не откажется, мистер Малфой. Благодарю вас. И скажите, пожалуйста, вы действительно хорошо себя чувствуете?

— Да, сэр, со мной все в порядке.

— Тогда не смею вас больше беспокоить. До свидания, мистер Малфой!

— До свидания, сэр!

На следующее утро, собираясь на занятия в министерство, Драко вспомнил о встрече с сыночком ублюдка Уизли и задумался, как одеться. Поразмыслив, юноша решил, что в такую жару не стоит наряжаться в мантию ради нищеброда, поэтому, как обычно, надел джинсы и футболку.

Драко почему‑то боялся, что до занятия или после него начальничек попытается продолжить вчерашний неприятный разговор. К счастью, ублюдок Уизли держался так, словно накануне не произошло ничего необычного, и юноша был за это благодарен.

О сегодняшней встрече с Чарли начальничек тоже не упомянул, но Драко и не собирался ее пропускать: он хотел прояснить ситуацию раз и навсегда.

К «Гриве фестрала» юноша трансгрессировал за пять минут до назначенного времени. За одним из столиков на летней террасе уже сидел мелкий Уизли. Увидев его, Драко вполголоса выругался: сынок нищеброда, несмотря на жару, надел очень дорогую зеленую бархатную мантию. Но изменить ничего уже было нельзя, и юноша, растянув губы в улыбке, шагнул к столику.

— Добрый день, мистер Уизли! Как поживаете? Вы уже сделали заказ? Ах, только меню изучаете? Давайте посмотрим… Очень рекомендую зеленую спаржу…

Чарли, закусив губу, смотрел на человека, снившегося ему уже два года, и чувствовал, что пропал. Коротко стриженный мускулистый парень с внимательным и жестким взглядом был совсем не похож на хрупкого мальчишку из сновидений, но крышу от него сносило так же капитально.

Заготовленная речь в мгновение ока вылетела из головы. До этого второй сын Артура и Молли и сам не вполне понимал, почему в нынешний приезд на родину остановился не в похорошевшей и разросшейся «Норе», а в дорогой гостинице. Чарли догадался о причине своего поступка только сейчас, с изумлением поймав себя на мыслях о том, под каким предлогом можно пригласить собеседника в свой номер. Нет, так нельзя! Даже если переговоры увенчаются успехом, – а этого еще добиться нужно, – нельзя начинать знакомство в постели, иначе Драко может решить, что новому коллеге нужен от него только секс.

Они говорили о пустяках, а Чарли хотелось выть громче мартовского кота. Наконец официант принес обед, и от этого стало еще хуже: Малфой ел быстро, но невероятно красиво и изящно. Он напомнил Чарли кошку, виденную однажды на румынском вокзале, откуда ходили волшебные поезда в Британию.

Худой серый зверек подошел к Чарли, сидевшему на скамейке, и жалобно замяукал. Драконовод с симпатией относился ко всем живым существам, поэтому сходил в привокзальный буфет и купил там большую упаковку домашнего творога – меньших по размеру не было в продаже.

Приветствуя вернувшегося к скамейке человека, кошка изогнула спину и подняла хвост, но почему‑то молчала. Чарли начал открывать коробку с творогом, но не сразу сообразил, как это сделать, и замешкался. Тогда кошка вновь замяукала – протяжно и жалостно.

Наконец крышку коробки удалось откинуть, и Чарли поставил творог перед кошкой. Та очень медленно, ежесекундно оглядываясь, подошла к коробке, внимательно осмотрела ее, а затем принялась деловито вылизывать крышку, к которой прилипло немало кусочков творога.

Малфой ел точно так же, как та кошка, – быстро, аккуратно и очень красиво. Чарли не мог отвести от него глаз.

— Вы ничего не едите, мистер Уизли, – заметил Драко, ненадолго оторвавшись от обеда. – Вам не нравится спаржа? Можно заказать что‑нибудь еще…

— Нет, мистер Малфой, все в порядке, – с трудом ответил Чарли. – У меня просто нет аппетита – очень жарко…

— Ну, как угодно, – Драко пожал плечами и продолжил есть.

Когда официантка принесла десерт – свежие фрукты – Чарли решил, что можно начать разговор, ради которого они и встретились сегодня.

— Мистер Малфой, – голос, к счастью, почти не дрожал, – вы знаете, почему я хотел с вами увидеться. Отец передал мне ваш ответ, но, пожалуйста, выслушайте меня!

— Я вас слушаю, – Малфой вновь пожал плечами.

— Драконы – едва ли не самые древние из живых существ, они живут на Земле с незапамятных времен. Долг человечества – сохранить для будущего удивительных рептилий, защитить их от досужих людских глаз. Этой почетной миссии посвятили себя многие отпрыски самых древних семей мира. Пост директора нашего заповедника занимает Акира Токухара, род которого берет свое начало в IX веке, а среди драконоводов немало высокородных чародеев: Амелия фон Эверхарт, Франсуа де Вийон–Трезеге, Хакон Ольдгерсон. Конечно, сотрудники покидают заповедник только в выходные и в отпуск, но в свободное от работы время у драконоводов есть множество развлечений. На территории находится квиддичное поле, музыкальный салон, студия живописи, фотомастерская, огромная библиотека. Газеты и журналы на всех языках мира доставляются подписчикам ежедневно. Повара–эльфы по заказу драконоводов готовят самые изысканные блюда. Заповеднику принадлежит немало коттеджей на самых престижных курортах мира, и драконоводы могут бесплатно провести отпуск в любом из них…

Собственные слова, в которых абсолютно все было правдой, казались Чарли подлой ложью. Действуя по собственной воле, он рассказал бы совсем о другом…

Когда у драконов начинается гон, они становятся беспокойными. Чтобы выпустить двух самцов и одну самку в небо, не позволив им покинуть заповедник, требуются общие усилия всех драконоводов. Люди часами стоят на главной площади заповедника, взявшись за руки, и внимательно смотрят на бой, который разворачивается в вышине. Но нельзя отрывать от происходящего в небе не только взгляд, но и мысли: если кто‑то из людей отвлечется, это разорвет невидимую преграду, мешающую драконам покинуть заповедник, и они попытаются вырваться. Остановить ящеров можно, но это отнимает огромное количество сил.

Но в тот миг, когда кавалеры в небе заканчивают свои разборки, цепь драконоводов на земле все же ненадолго разрывается. Несколько человек подманивают побежденного дракона, лечат и успокаивают его, чтобы вновь отправить в небо несколько дней спустя.

А остальные вновь берутся за руки и, затаив дыхание, наблюдают за невероятной красоты танцем ухаживания. Победитель и его дама, занятые флиртом, забывают обо всех преградах, и, чтобы удержать их на территории заповедника, нужны нечеловеческие усилия. Когда драконы переходят от ухаживания к действиям и уже не пытаются улететь куда подальше, люди устают до такой степени, что без сил опускаются на землю там же, где стояли. Но передышка длится недолго, а затем победителя и его даму нужно подманить на землю едой и разместить в вольере, специально приготовленном для них.

Потом вся процедура: бой, лечение побежденного, танец ухаживания, передышка, водворение пары в клетку – повторяется со следующими тремя драконами, потом – еще с тремя. В день удается свести три–четыре пары. Гон продолжается около трех недель, и а последние дни некоторые драконоводы засыпают прямо за ужином. От усталости хочется выть, и кажется, что на личную жизнь сил уже не хватит – но их хватает.

— Естественно! Люди сильнее драконов! Покажем им, как нужно зажигать! – смеется Железная Мелл, добавляя к этим словам пару–тройку своих любимых матерных оборотов. Чарли на собственном опыте может подтвердить: зажигает Мелл так лихо, что драконы обзавидовались бы, если бы об этом знали…

Дракониха откладывает яйца лишь в присутствии своего кавалера, и как только она это делает, то становится невероятно нервной. Впрочем, будущие папаши тоже теряют головы от счастья, и пара взволнованных рептилий вполне способна передавить всю свою кладку. Поэтому очень важно не пропустить момент, когда самка откладывает яйца. Сразу же после этого самца пересаживают в отдельный вольер, тогда и мамаша успокаивается. Накануне появления яиц драконоводы дежурят у клеток круглосуточно, сменяя друг друга, и после окончания смены кажется, что сил не хватит даже для того, чтобы добраться до кровати. Но сил хватает еще на многое другое…

— А чему ты удивляешься?! – улыбается Дон Джефферсон; белозубая улыбка странно смотрится на темнокожем лице. – Дети должны рождаться в любви – вот мы и увеличиваем ее количество…

Но самая большая суматоха начинается, когда из яиц вылупляются малыши. Каждого крохотного дракончика нужно осмотреть, поставить на правую переднюю лапу волшебное клеймо заповедника и при необходимости подлечить. Мама, естественно, не радуется тому, что ее детенышей трогают люди. Она очень бурно выражает свое возмущение, и ожогов не удается избежать почти никому…

— Нет, мадам и месье, – смеется Фрэнк Язык–Сломаешь, смывая с лица копоть и смазывая ожоги мазью, – вы как хотите, но я сегодня буду только спааать…

— Но все равно не один! – смеется кто‑то из старожилов, хорошо знающих цену напускной скромности француза.

Будь его воля, Чарли рассказал бы обо всем этом, но Акира Мудрый, директор заповедника, произнес, четко выговаривая английские слова:

— Чарльз, с каждым человеком нужно беседовать на том языке, который ему понятен. С воином нужно говорить о войне, с романтиком – о приключениях, с влюбленным – о любви. А парень, которого нужно сюда привести, – аристократ. Значит, с ним нужно говорить о чести, которой обладает наша работа.

— И о том, что много трудиться здесь не придется, – смеется Железная Мелл, – то есть напрямую об этом говорить нельзя, но подтекст должен быть именно такой. Высокородные не любят работать, и я их в чем‑то понимаю, – она хрустко потягивается.

— Ты ведь тоже высокородная, но любишь работать! – удивляется Чарли.

— Я – выродок в своей семье; таким же был мой двоюродный племянник Родерик, но он погиб… – Мелл вдруг мрачнеет и запускает руки в коротко остриженные волосы.

— Но я не хочу лгать! Мы же работаем здесь хуже домовиков!

— И нам это нравится! – Мелл вновь смеется. – Если твоего красавчика так хотят видеть драконы, ему здесь тоже понравится. Но сначала нужно его сюда заманить, а для этого нужен особый подход…

— Я напишу вам примерный текст речи, – говорит Акира, – она производит очень приятное впечатление на большинство высокородных волшебников. В этой речи нет ни слова лжи, но есть именно та правда, которую ваш собеседник поймет и примет…

— И я наконец‑то увижу красавчика, который заморочил голову малышу Чарли! – улыбается Мелл. – Нет–нет, не волнуйся, я только посмотрю, мне чужого не нужно, да и старая я уже…

— Ой, не клевещи на себя, Мелл! – Чарли тоже улыбается, – ты по–прежнему способна отбить кого захочешь у кого угодно!

— С каких пор вы стали льстецом, мистер Уизли?! – Мелл улыбается совсем уж ослепительно. – Но, так или иначе, мне чужого не нужно! Мелкий Малфой тебе снится – ты с ним и разбирайся!

— Я не хочу разбираться – мне нужно только, чтобы он приехал сюда… – Чарли опускает глаза и чувствует, что краснеет.

— Если дракон позвал младшего Малфоя с вашей помощью, – значит, вы связаны, – очень серьезно говорит Акира. – Может быть, не любовью, а как‑то иначе, но связь очень крепкая…

— Брось, Мудролей! – решительно говорит Мелл. – В их возрасте связь почти всегда означает любовь.

— Я в этом не уверен, – Чарли опускает глаза и молится всем богам, чтобы Мелл оказалась права.

— В заповеднике очень нужны люди, которые помнят и чтут старые традиции, мистер Малфой, – Чарли заканчивал свою речь, чувствуя страшное отвращение к себе, – а таких сейчас осталось мало…

— Можете не сомневаться, мистер Уизли, я по достоинству оценил ваше предложение, – в глазах Драко промелькнуло странное выражение, – но, увы, вынужден отказаться от него.

— Почему?! – сердце Чарли екнуло и ушло в пятки; он почти не сомневался в отказе, но все равно чувствовал страшную боль.

— Потому что я свято чту традиции моей родной страны, – ответил Драко безукоризненно вежливо, но решительно. – Испокон веков в Британии жили высокородные волшебники, и я считаю очень важным сохранить этот обычай, несмотря на политику нынешних властей. Судьба самых древних и благородных фамилий Англии волнует меня больше, чем будущее огромных рептилий…

— Но, мистер Малфой… – Чарли осекся и закусил губу. Лгать не хотелось, а он прекрасно знал, что драконоводы очень редко возвращаются в родные места. Большинство сотрудников заповедника не покидали его даже во время отпусков: научная работа требует постоянного присутствия, а во время всяких ЧП лишняя пара рук и волшебная палочка нередко нужны как воздух… Вдруг в голову Чарли пришла прекрасная идея, и он быстро сказал:

— Но долг каждого высокородного волшебника – защищать родную страну! Если драконы вырвутся из‑под контроля людей, то последствия могут быть непредсказуемыми!

— Ах, защищать… Это же абсолютно меняет дело! – лицо Драко как‑то странно скривилось. – Пока шла война в Туннелях, вы защищали родную страну в драконьем заповеднике, мистер Уизли? Это очень смело!

— Я хотел уехать в Англию, чтобы сражаться в Туннелях, – Чарли потупился, понимая, что краснеет, – но в заповеднике началась эпидемия гиппогриппа. Заразились и взрослые драконы, и детеныши, их нужно было лечить…

— А в Туннелях в это время гибли люди – их рвали на части ходячие мертвецы и сжигали огнечерви, – Малфой стиснул кулаки. – Я мало что знаю о драконоводстве, поэтому готов поверить вам на слово, мистер Уизли: вы действительно не могли покинуть заповедник. Но в подземельях и позже в больнице Святого Мунго я видел людей самых разных профессий, однако среди них не было ни одного драконовода. Ни одного, понимаете?! Если ваша профессиональная традиция – бросать родную страну в самое тяжелое время, то я не согласен поддерживать такой обычай!

Вдруг Чарли все понял – и почувствовал, как сердце разрывается от отчаяния. Он сейчас беседовал не с аристократом, а с мракоборцем, точнее говоря, с типа крутым мракоборцем – так подобных людей называл Акира Мудрый. С ними разговор нужно было строить совершенно иначе – рассказывать об опасности, которую представляют драконы для людей, об ожогах, получаемых драконоводами, когда их подопечные пытаются вырваться на свободу, о том, что прирученные драконы могут стать дополнительным подспорьем чародеев, если когда‑нибудь начнется война с маглами… Тогда Малфой, может быть, и повелся бы. Но если разговор с самого начала строился неправильно – неудивительно, что он закончился так неудачно…

— Простите, мистер Уизли, я должен идти, – Малфой поднялся из‑за стола. – Мне нужно готовиться к Л. И. Р. О.Х. ВО. СТ. ам…

Чарли понял, что больше они никогда не увидятся. Не помня себя от боли и отчаяния, он схватил Малфоя за руку, пристально посмотрел в глаза – и бросил в них свой самый сладкий сон…

Все началось летом 1998 года. Именно тогда Чарльз Уизли, успешный и довольный жизнью драконовод, впервые увидел во сне смутно знакомого светловолосого мальчишку.

Чарли снилось, что прохладным туманным утром он стоял посреди безлюдного заповедника и смотрел в спину худому мальчишке в черной мантии, уходившему к вольерам. Длинные светлые волосы чужака были собраны в хвост.

От такого вопиющего нарушения техники безопасности Чарли на мгновение потерял дар речи, а затем бросился за незнакомцем, громко приказывая ему остановиться. Тот, однако, продолжал идти к вольерам, не обращая внимания на крики. Мальчишка вроде бы не торопился, но догнать его было невозможно.

Добежав до вольеров, Чарли обнаружил, что чужак умудрился войти внутрь одной из клеток, хотя ее, как и все остальные, запирало очень сложное заклятие, известное только сотрудникам заповедника. В этой клетке был и дракон, но разглядеть его Чарли почему‑то не мог. Стараясь сдержать панику, он произнес отпирающее заклинание и потянул на себя дверь, но не смог ее открыть.

— Уходи, дурак! Уходи, ты сейчас сгоришь! – Чарли надрывался от отчаянного и безнадежного крика.

Мальчишка обернулся – и Чарли на миг увидел тонкие губы, растянувшиеся в улыбке, и отчаянные серые глаза. Затем в глубине клетки появился столб пламени, выпущенный невидимым драконом, – и чужак превратился в факел…

Чарли проснулся от собственного крика. Безусловно, всем людям порой снятся кошмары, но нынешний сон был настолько реальным, что драконовод, ругая себя за слабость, оделся, вышел из дома и быстро прошел к вольерам. Однако там все оказалось спокойно, драконы спали, никаких чужаков не было. Чарли, успокоенный, вновь отправился спать.

Спокойствие продолжалось до следующей ночи, когда кошмар повторился во всех подробностях. С тех пор Чарли видел этот сон каждую ночь, всякий раз испытывая такой же ужас и безнадежность, как и впервые.

Подобные чувства стали для преуспевающего драконовода настоящим шоком. Хотя в заповеднике Чарли оказался почти случайно, но за годы, прожитые здесь, он привык, что способен справиться с любой проблемой.

Во время учебы в Хогвартсе Чарли мечтал последовать примеру старшего брата и поступить на работу в банк «Гринготтс», а в Румынию отправился просто за компанию. Драконоводом мечтал стать Кевин Дьюкс, а с его младшей сестрой Ширли Чарли встречался с шестого курса.

Девятнадцатилетний Кевин о драконоводстве знал очень многое, не был белоручкой и Л. И. Р. О.Х. ВО. СТ. по уходу за волшебными существами сдал на «П». Ширли драконами увлекалась меньше: ее вполне устроила бы и карьера домохозяйки. А Чарли после пятого курса выбрал уход за магическими существами только для того, чтобы быть поближе к любимой девушке. Окончив Хогвартс, Чарли и Ширли решили посмотреть мир, увидеть драконов, о которых слышали много интересного, и заодно порепетировать медовый месяц. Кевин не возражал: он, как и многие пуффендуйцы, был слегка застенчив и, впервые покидая родную страну, искренне радовался, что едет вместе с младшей сестрой и ее женихом. Все трое, отправляясь в Румынию, прекрасно знали, что новичков там ждет очень непростая жизнь и много тяжелой работы.

Кевин уехал из заповедника три недели спустя, Ширли продержалась еще месяц, а Чарли остался, хотя поначалу ему пришлось даже хуже, чем любимой девушке и ее брату. Чарли очень плохо переносил боль от ожогов, от пропитавшего всю округу кошмарного драконьего запаха постоянно мучился тошнотой, почти не мог есть и похудел за два месяца на десять килограммов. Но, удивляясь сам себе, Чарли день за днем упорно продолжал ходить на работу, хотя родители в каждом письме звали обратно, а Билл обещал устроить в «Гринготтс».

Когда уехала Ширли, Чарли вообще перестал понимать, что делает в заповеднике. Ответ оказался неожиданным, и его звали Арне Свенсон. Придя в себя от первого шока, Чарли решил, что рядом с кошмарными и смертельно опасными драконами может позволить себе все, что угодно, тем более что все равно здесь долго не задержится.

Чарли и Арне прожили вместе три года, а потом норвежца пригласили в заповедник в Новой Зеландии. Там жили двенадцать перуанских саблезубых, которых изучал Арне, но не было ни одной венгерской хвостороги, которых исследовал Чарли. Узнав о приглашении, Чарли хотел бросить все и отправиться вместе со Свенсоном, но тот отказался:

— Малыш, ты этого пока не понимаешь, но тебя не устроит жизнь моей домработницы или любовницы. У тебя есть свое дело, и ты должен им заниматься. Не горюй! Драконы разлучают людей, но они же их и сводят. Придет день, – и, возможно, мы снова свидимся. А пока живи на всю катушку и будь счастлив!

Чарли не верил, что сможет быть счастливым без Арне, и в первые недели после отъезда любимого не радовался даже своим любимым хвосторожкам. Но потом начался гон, в урочный срок появились драконята, и в этой суматохе Чарли сам не заметил, как оказался в постели с Доном Джефферсоном и понял, что без Арне жить можно, хотя и очень тоскливо.

Со временем тоска по любимому спряталась в самый дальний уголок души и вылезала на поверхность лишь в промозглые зимние ночи. С Доном Чарли расстался на удивление легко и начал встречаться с Железной Мелл, а потом решил поддержать новенькую Этель Драгниц, жених которой уехал из заповедника через пять дней после приезда…

Поначалу Чарли думал, что все его романы длятся недолго, потому что вскоре он встретит подходящую девушку и женится на ней. Но время шло, и однажды Чарли понял: короткие связи доставляют намного больше удовольствия и меньше проблем, чем долгие, и он вполне доволен тем, что в его жизни никто из партнеров не задерживается. Во время нечастых визитов Чарли домой мама каждый раз говорила, что ему пора жениться, но отец так странно улыбался, что, казалось, он понимает, насколько несбыточна эта идея.

В последние годы Чарли был абсолютно спокоен и счастлив. Поэтому страх и отчаяние, вызванные повторяющимся кошмарным сном, очень неприятно удивили преуспевающего драконовода. Сначала он объяснил свою тревогу тем, что блондин из сновидения немного похож на Арне, однако, подумав, понял, что наглый мальчишка напоминает Свенсона лишь цветом волос, но почему‑то кажется знакомым. Чарли вспоминал долго, но так и не смог понять, на кого похож незнакомец, чью гибель он видит во сне каждую ночь.

Окончательно измучившись, Чарли рассказал о своих кошмарах Железной Мелл, ожидая насмешливой улыбки и ехидных замечаний. Однако Амелия, как ни странно, не стала смеяться, а повела собеседника к Акире Мудрому. Чарли не сомневался, что после разговора с директором заповедника отправится в больницу Святого Мунго, но японец очень серьезно сказал:

— Чарльз, насколько я могу судить, драконы решили с вашей помощью позвать нужного им человека. Им проще всего этого добиться, посылая вам вещие сны…

— Но драконы не могут насылать людям сны! – растерялся Чарли. – Это сказки! Мы же сами рассказываем экскурсантам, что такого не бывает!

Акира и Мелл переглянулись, улыбаясь, а потом директор снова посерьезнел:

— Как вы думаете, если бы вы рассказали о своих снах человеку, который не связан с драконами, он бы вам поверил?

— Не поверил бы, – вздохнул Чарли. – Но если драконы такое умеют – почему они не обратятся к мальчишке напрямую, а действуют через меня?!

— В магии расстояние играет очень важную роль, а драконы не всемогущи. Возможно, этот юноша находится слишком далеко от них или они по каким‑то причинам не могут до него дотянуться…

— Но… сон говорит, что мальчишка погибнет, если попадет в наш заповедник!

— Чарльз, вы часто слышали о гибели туристов, новичков или опытных драконоводов в заповедниках?

— Вообще‑то, ни разу…

— Вот именно, – с жаром подхватила Железная Мелл. – Драконы – не убийцы!

— Мне кажется, – задумчиво произнес Акира, – драконы хотят сказать, что юноше, которого вы видели во сне, угрожает опасность в том случае, если он не приедет в Заповедник.

— И что же мне делать? – Чарли растерялся: картина мира, сложившаяся за годы работы в заповеднике, рассыпалась на глазах.

— Вы видите этого молодого человека во сне, – значит, вы и должны его разыскать, а при встрече постараться убедить приехать сюда. Если удастся уговорить юношу поступить к нам на работу – будет вообще замечательно, но как минимум нужно добиться того, чтобы он решил посетить заповедник в качестве туриста.

— А… как мне его искать?

— Решайте сами, Чарльз. Раз драконы решили позвать его через вас – вы сможете его найти.

Наглый мальчишка нашелся несколько недель спустя. В одном из номеров «Ежедневного пророка» была напечатана статья об аресте Драко Малфоя. Увидев фотографию пойманного Пожирателя Смерти, Чарли немедленно узнал мальчишку из своих снов. После этого знакомый до мельчайших подробностей кошмар больше не снился ни разу.

Еще через некоторое время в газете был напечатан репортаж из зала Визенгамота, повествующий о суде над младшим Малфоем. Драко приговорили к полутора годам тюрьмы. Прочитав эту заметку, Чарли успокоился, решив, что о мальчишке из снов можно забыть, но обрадовался рано. Еще несколько недель спустя в заповедник пришло письмо из британского министерства магии – чиновники предлагали драконоводам выбрать стажеров из длинного перечня осужденных Пожирателей Смерти младшего поколения. В списке было и имя Драко Малфоя.

Сотрудникам предприятий, готовых нанять на работу арестантов, не требовалось приезжать в тюрьму, – достаточно было прислать официальное письмо с согласием. Однако Акира все же решил отправить Чарли во Флер‑де–Лис. Директор тюрьмы удивился визиту драконовода, но без возражений разрешил ему под Чарами Мимикрии наблюдать за собеседованием с заключенными.

Увидев Драко, Чарли испытал два очень сильных и противоречивых чувства. Он понял, что хочет этого мальчишку, – хочет до безумия, до смерти. Но в то же время опытный драконовод не мог вообразить, как наглый и самоуверенный аристократ будет работать в заповеднике.

Окончательно решил проблему выбор самого Малфоя. Если бы он предпочел работу драконовода – Чарли забрал бы мальчишку с собой, не колеблясь ни минуты. Но Драко решил вернуться в Англию и начать службу в министерстве под началом Артура Уизли.

Чарли мог бы поговорить с младшим Малфоем и попытаться переубедить его, но не сделал этого по двум причинам. Во–первых, никто не мог гарантировать, что Драко выдержит тяготы работы в заповеднике. Во–вторых, Чарли не мог гарантировать, что совладает со своими чувствами к бесправному мальчишке, который мог принять его ухаживания только потому, что не хотел вернуться в тюрьму…

Когда Чарли на поезде возвращался в заповедник, то увидел сон. Малфой сидел на соседней койке и, затравленно глядя в глаза своему куратору, говорил:

— Если ты меня хоть пальцем тронешь, Уизел, – я тебя убью. Мне плевать, что мою палочку отправили в заповедник с совой – я зубами тебе глотку перегрызу. Я лучше сдохну в тюрьме, но ты меня не получишь, понял?

— Тебе не нужно беспокоиться, Малфой, – ответил Чарли очень серьезно. – Никто на тебя покушаться не собирается.

— Никто действительно не собирается, – губы мальчишки скривились в улыбке, – а вот насчет тебя я не уверен…

Однако после этих слов Драко явно расслабился и лег на кровать.

Проснувшись следующим утром, Чарли первым делом взглянул на соседнюю койку, где спал его подопечный. Чтобы сообразить, что Малфоя в поезде нет, понадобилось несколько минут.

Вернувшись в заповедник, Чарли ожидал нахлобучки от начальства, но все обошлось.

— Ты решил предоставить юношу его судьбе – и это твое право, – мягко сказал Акира. – Посмотрим, как на твой поступок отреагируют драконы…

Драконы отреагировали немедленно, и преуспевающий драконовод Чарли Уизли начал жить двойной жизнью. Днем все было как обычно, а по ночам он видел сны, невероятно яркие и достоверные. В этих снах Драко Малфой выбрал принудиловку в заповеднике и начал работать здесь стажером.

Днем жизнь Чарли была тиха и спокойна, а ночью нужно было то защищать мальчишку от насмешек старожилов, то мешать наглому стажеру отравлять жизнь всем, до кого он мог дотянуться.

С каждым днем Чарли все сильнее казалось, что его иллюзорная ночная жизнь ярче и сильнее реальной. В снах он постоянно кому‑то что‑то объяснял, разводил спорщиков, уговаривал недовольных – и мучился от желания прикоснуться к такому близкому и абсолютно недоступному стажеру. Кроме того, было очень непросто выполнять свои служебные обязанности, попутно обучая и защищая от всяких напастей наглого и самоуверенного мальчишку. Но почему‑то эти постоянные хлопоты доставляли большее удовольствие, чем реальность, где все шло гладко и спокойно.

Чарли до мелочей помнил сон, в котором впервые не справился с собой и поцеловал Драко прямо за вольером, вдали от чужих глаз. Мальчишка на мгновение замер, а потом резко вырвался и зло сказал:

— Уизел, я же тебя предупреждал – не лезь! Или тебе так хочется вернуть меня обратно в тюрьму?

— Извини, Малфой, – говорить было трудно. – Это больше не повторится…

— Надеюсь, – мальчишка надменно вскинул подбородок и гордо ушел, а Чарли несколько дней после этого сна ходил пьяный от счастья, потому что заметил в глазах Драко не только злость, но и удивление.

А во сне после того поцелуя Чарли, по–прежнему оставаясь куратором своего подопечного, перевел его на работу под руководством спокойной и сдержанной Кончиты Альварадо – многие даже удивлялись, как испанка может быть такой невозмутимой.

Выясняя у друзей, когда Драко завтракает, обедает и ужинает, Чарли старался ходить в ресторан в такое время, чтобы даже случайно не столкнуться со своим подопечным. Чарли не знал, как переносит разлуку Драко, но сам, выслушивая отчеты Кончиты о его работе, мучился от отчаянной тоски.

А еще через месяц Драко без приглашения пришел в домик Чарли поздно вечером и, криво улыбаясь, сказал:

— Твоя взяла, Уизел! Не знаю, сколько еще я здесь выдержу, но я не слепой и вижу, что ты ко мне и вправду что‑то чувствуешь. Я устал быть один…

От волнения у Чарли пересохло в горле. Задыхаясь, он сказал:

— Ты еще не понимаешь этого, но самое страшное уже закончилось: драконы тебя приняли. Тебя ведь и тошнит уже не каждый день, и жгут они тебя, лишь когда ты неправильно себя ведешь… Еще месяц–другой – и все будет в порядке…

— Да уж, вот счастье‑то привалило – прижиться в этой вонючей дыре! – Малфой вздрогнул, истерически расхохотался, а потом вдруг заплакал совершенно по–детски.

Чарли подошел к нему, намереваясь только утешить, – а через секунду забыл об этом своем намерении. Никогда в жизни Чарли еще не чувствовал такой всепоглощающей нежности к партнеру, такого желания защитить и утешить…

С тех пор Драко нередко оставался у Чарли ночевать, хотя все свои вещи по–прежнему хранил в собственном домике. В остальном жизнь шла своим чередом; мальчишка продолжал хулиганить и цепляться к людям, но делал это уже без прежнего запала…

И с каждым днем Чарли все тяжелее становилось просыпаться и менять прекрасный и гармоничный мир снов на пустоту реальности.

Однажды к Чарли подошла Железная Мелл, взяла его за руку и повела в директору.

— Чарльз, расскажите, пожалуйста, что вам снится в последнее время, – очень вежливо сказал Акира Мудрый, – а то вы с каждым днем все больше напоминаете зомби…

Чарли рассказал почти обо всем, умолчав лишь о своем романе с Драко, но, кажется, слушатели догадались м об этом.

— Да как ты мог! – обычно невозмутимая Железная Мелл вскипела от ярости. – А если бы ты однажды не проснулся?!

— Чарльз, вам нужно немедленно ехать в Англию, встретиться с мистером Малфоем и уговорить его сменить принудиловку, – негромко, но решительно сказал директор. – Командировку я вам оформлю, к британскому министерству магии мы тоже найдем подход…

Чарли ехал домой, словно на крыльях, но первое, что он услышал, оказавшись в «Норе», – известие о том, что отец и Драко каким‑то образом оказались среди диких драконов и сильно пострадали.

Чарли бросился в больницу – и вздохнул с облегчением, увидев более–менее здорового отца. Затем Чарли попросил целителей позволить ему присутствовать на перевязке Драко, и они разрешили. После окончания перевязки Чарли, проглотив комок в горле, немедленно отправился к отцу и не терпящим возражений тоном потребовал похлопотать о переводе младшего Малфоя в драконий заповедник:

— Папа, пойми, человеку с такими ожогами будет очень тяжело в Англии. В заповеднике подобное тоже редкость, но там случается всякое…

— Если ми… мальчик захочет уехать из Англии – я возражать не буду и сделаю все, чтобы уговорить министерство, – твердо ответил Артур.

Отправившись вместе с семьей навестить Малфоя после выписки из больницы, Чарли испытал страшное потрясение. Он никак не ожидал, что человек, пострадавший настолько сильно, будет вести себя так дерзко и надменно и даже не захочет выслушать тех, кто искренне хочет ему помочь. Чарли решил выждать несколько дней и навестить Драко снова, но вскоре пришло письмо из заповедника. Хвостороги, которыми занимался Чарли, заразились скарлатиной от кого‑то из туристов и переносили болезнь очень тяжело. Пришлось возвращаться на работу, бросив все прочие дела. Уже из Румынии Чарли отправил Драко несколько писем, но ответа так и не дождался. Сны об иной реальности возобновились в первую же ночь, проведенную в заповеднике.

Из писем отца Чарли узнал, что Драко вернулся в министерство и держится очень достойно, но даже эти успокаивающие новости не избавили от тоски.

Услышав о начале войны в Туннелях, Чарли немедленно бросился к директору, но в кабинете Акиры уже была Железная Мелл, необычно встревоженная. В заповеднике началась эпидемия гиппогриппа, и об отъезде пришлось забыть.

По вечерам Чарли, умирая от усталости, возвращался домой, отчаянно надеясь, что кто‑то из родных прислал ему письмо. Но из Англии писали редко: у жителей страны, где фактически шла война, хватало дел и помимо переписки с живущим за границей драконоводом. И только сны, где все было прекрасно и чудесно, – точнее, нервно и хлопотно, но совсем иначе, – помогали пережить ужас неизвестности.

Эпидемия закончилась незадолго до Рождества, и Чарли сразу же отправился в Англию. Там он узнал, что Драко почти не пострадал, но сейчас находится в больнице на карантине.

Тогда Чарли решил серьезно поговорить с отцом.

— Послушай, тебе не кажется, что во время своей принудиловки Драко слишком часто рискует жизнью? А я‑то думал, трудоустройство Пожирателей придумано, чтобы помочь им, а не для того, чтобы убить…

— Сектор выявления и конфискации поддельных защитных заклинаний и оберегов подчиняется департаменту мракоборцев. Так что эта работа действительно связана с риском…

— Я считаю, что твой подопечный вполне доказал свою лояльность новой власти. Он заслужил провести остаток принудиловки в более спокойной обстановке.

— Я с тобой полностью согласен, – отец, усталый и непривычно грустный, кивнул. – Но подумай сам: если ты отправишь запрос о переводе сейчас, то чиновники все равно рассмотрят его только после окончания рождественских каникул. На переоформление документов уйдет несколько недель или даже месяц, а принудиловка Малфоя закончится в середине марта. Может быть, проще подождать ее завершения? Тогда ты сможешь пригласить в заповедник свободного человека, а не бесправного заключенного…

Чарли, подумав, согласился с отцом. В последующие месяцы сны об иной реальности снились по–прежнему, став на удивление нежными и ласковыми. Никаких дурных предчувствий у Чарли не было.

Узнав о том, как погиб Фенрир Грейбек, он понял, что никогда не простит отца, если Драко на всю жизнь останется инвалидом. Получив у Акиры бессрочный отпуск, Чарли немедленно отправился в Англию, не сомневаясь, что не остался бы в Румынии, даже если бы всем драконам грозила смерть.

Услышав, что Малфой не хочет принимать посетителей, он не удивился, но, ни на что не надеясь, все равно ежедневно приходил в больницу и часами сидел в больничном садике.

Каждая новость об улучшении здоровья Драко радовала Чарли до слез. Каждый день он клялся себе, что, чего бы это ни стоило, заберет с собой Малфоя, если только состояние здоровья позволит ему выписаться из больницы. Когда Драко снова начал ходить, Чарли отправился в Румынию, чтобы посоветоваться с коллегами о том, как вести самый важный в его жизни разговор.

Но теперь, когда до осуществления заветной мечты осталось совсем немного, оказалось, что Драко она не нужна. Все, ради чего Чарли жил последние два года, не интересовало человека, без которого он не мог жить… И в последнем отчаянном порыве Чарли бросил в память Драко свой самый сладкий, самый нежный сон…

Юноша закусил губу, опустил глаза и сжал руки в кулаки, радуясь, что из‑за ожогов не может покраснеть. Он знал, что такое бывает, но не знал, что оно бывает таким, не знал, насколько нежными и ласковыми могут быть чужие руки и губы…

Стряхнув с себя наваждение, Драко жестко усмехнулся:

— Боюсь, вы принимаете меня не за того человека, мистер Уизли. В первый и последний раз мне предложили стать содержанкой вскоре после того, как я вышел из тюрьмы. Я тогда отчаянно нуждался в деньгах и голодал, но все равно отказался. А сейчас у меня тем более нет причин соглашаться…

Мелкий Уизли опустился на стул и закрыл лицо руками. Он молчал, только плечи тряслись.

— Прекратите паясничать! – прикрикнул юноша, ненавидевший притворщиков и истериков. – Вы ведете себя как баба!

— Вы меня неправильно поняли, мистер Малфой, – мелкий Уизли отнял руки от лица; его глаза покраснели, но были сухи. – Я потерял над собой контроль и очень прошу меня извинить. Я не предлагал вам идти на содержание – я хотел подарить вам чудесный мир, где вы забудете обо всех пережитых невзгодах. Чтобы попасть туда, вам совсем не обязательно спать со мной – просто съездите в заповедник хоть на несколько дней, и вы поймете…

— Я никогда не пойму тех, кто покинул страну в трудный час.

— Мистер Малфой, – в глазах сынка нищеброда вдруг загорелась отчаянная надежда, – скажите, пожалуйста, разговаривал ли с вами дракон, который вас обжег?

— Что вы имеете в виду? – Драко от неожиданности даже растерялся. – Целители в один голос утверждали, что дракон со мной не разговаривал, это лишь моя галлю…

— Значит, что‑то все же было?! Пожалуйста, расскажите мне! Это очень важно! Ваша откровенность вам никоим образом не повредит – вы ведь национальный герой и имеете право на любые слабости…

— Поверьте, мистер Уизли, я меньше всего чувствую себя национальным героем, – юноша, досадуя на собственное любопытство, все же сел на стул. – А в моих галлюцинациях дракон не сказал ничего особенного. Сначала он заявил, что давно мечтал меня увидеть и поговорить со мной, потому что я ему часто снился. Я предложил начать беседу, но дракон сказал, что я пока к ней не готов. Затем он выпустил столб пламени, и я загорелся. Мне было очень больно, а потом я потерял сознание и больше ничего не помню…

— Мистер Малфой, – мелкий Уизли побледнел, а его глаза засияли, как у кошки ночью, – дракон выразился именно так? Он заявил, что вы не готовы к разговору с ним?

— Ну да. И что?

— Мистер Малфой, я абсолютно уверен, что все это вам не привиделось, а произошло в действительности, и теперь вы полностью готовы к новому разговору с драконом, – торжественно заявил сынок нищеброда.

— Да неужели?! А почему вы так решили?

— Мистер Малфой, вам очень мешают жить неприятные запахи?

— В каком смысле?

— Например, вы можете есть, когда рядом находится источник неприятного запаха?

— Да, безусловно, хотя это и не доставляет мне никакого удовольствия. Но я был в Туннелях, а там пахло канализацией, гнилью и сгоревшими телами – тут не до брезгливости. Поначалу я не мог есть, даже когда поднимался на поверхность, а потом привык…

— Мистер Малфой, самая большая проблема любого заповедника – это запах драконов. Он везде, от него невозможно избавиться. Многие новички не могут есть, их тошнит по несколько раз в день, они этого не выдерживают и уезжают. В заповедниках остаются работать только те, кто привыкают к запаху драконов так, что не замечают его…

— Чудесная у вас там жизнь!

— Мы не жалуемся!.. И для новичков существуют еще три правила, обязательные к исполнению. Во–первых, в заповедник воспрещен вход людям в мантиях. Драконоводы, стажеры и даже туристы посещают драконов только в куртках, брюках и рубашках, желательно сшитых из кожи дракона, но допустимы и любые другие материалы, а также вязаные свитера. Новичкам, которые привыкли к мантиям, бывает непросто освоиться в новой одежде… Во–вторых, все без исключения туристы при посещении заповедника прячут длинные волосы под головные уборы, а для всех драконоводов – и парней, и девушек – обязательны короткие стрижки.

— Такие, как у вас?

— Нет, такие, как у вас. Я старожил, поэтому могу позволить себе небольшие вольности… Драконы не терпят мантии и длинные волосы, поэтому без предупреждения атакуют любого человека, который выглядит не так, как им нравится. Причины этой ненависти неизвестны…

— Почему же неизвестны? – Драко хмыкнул. – И мантии, и длинные волосы похожи на крылья, а драконам не нравятся бескрылые, которые пытаются притворяться крылатыми…

Мелкий Уизли еще сильнее побледнел, раскрыл рот, собираясь что‑то сказать, закрыл его, затем вновь открыл и заговорил явно не о том, о чем только что намеревался:

— В–третьих, в первый месяц в заповеднике все без исключения новички занимаются очень неромантичной работой – вручную, без магии, загружают в бочки драконий навоз. Это очень ценная субстанция используется и в целительстве, и в сельском хозяйстве, но она пахнет гораздо хуже, чем сами драконы.

— Зачем же вы так издеваетесь над новичками? Лень самим грузить дерьмо?

— Нет, дело не в этом, а польза от такого трудоустройства новичков тройная. Во–первых, это очень неплохая проверка на терпимость к драконьему запаху. Во–вторых, ручная погрузка навоза развивает физическую силу, без которой драконоводу не обойтись, а волшебники очень редко ею обладают. В–третьих, от работы появляются мозоли на руках, а на жарком румынском солнце лицо обгорает. Пострадавшие участки кожи новичков опытные драконоводы обрабатывают мазью, созданной на основе драконьего навоза. Она действительно очень хорошо заживляет раны, но кожа от этой мази грубеет, краснеет и начинает немного походить на обожженную. Многими поколениями драконоводов доказано, что людей, у которых руки и лицо обработаны этой мазью, драконы жгут гораздо реже, а наносимые ожоги заживают быстрее…

— Мистер Уизли, неужели заповедник действительно кажется вам прекрасным и гармоничным миром?! По–моему, даже в тюрьме над зэками издеваются меньше, чем над вашими стажерами!

— Неужели вы не поняли, мистер Малфой?! Год назад вы действительно не были готовы приехать в заповедник – вам пришлось бы там очень нелегко. Но теперь все иначе! Вы вполне можете успешно жить и работать рядом с источником неприятного запаха, носите соответствующую прическу, освоились в магловской одежде, а также достаточно сильны физически. Кроме того, ваши руки и лицо обожжены достаточно для того, чтобы не раздражать драконов. Неужели вы считаете все это совпадением?

— Разумеется! Не станете же вы утверждать, что драконы специально устроили войну в Туннелях, чтобы я привык к неприятному запаху?

— Не стану. Но на драконью речку вас вытащили именно драконы! А сейчас вы без раздумий ответили на вопрос о том, почему драконы не любят мантии и длинные волосы. А он, между прочим, долгие века оставался загадкой для драконоводов всего мира! По–вашему, это случайность?

— По–моему, ответ на этот вопрос очевиден любому нормальному человеку.

— Но этот простейший ответ на протяжении столетий не могли найти ни драконоводы, ни их родные!

— Меня этот факт тоже удивляет…

— Мистер Малфой, вы можете думать о драконоводах все, что угодно, но я умоляю вас приехать в заповедник хоть на несколько дней. Даже если все это лишь цепь случайностей – ею не стоит пренебрегать!

Юноша закусил губу и после недолгого размышления кивнул, досадуя на себя:

— Ладно, ваша взяла! Любопытство сгубило кошку, но я не кошка, а вутргрит, хотя и бывший… Приеду к вам на несколько дней сразу после того, как сдам Л. И. Р. О.Х. ВО. СТ. ы. Только предупреждаю сразу: мистер Уизли, если вы попытаетесь ко мне лезть – я вам глотку перегрызу. Мне для этого даже волшебная палочка не понадобится. Вам все ясно?

— Да, мистер Малфой! – сынок нищеброда почему‑то засиял так, словно услышал объяснение в любви. – Приезжайте, когда сможете, даже без предупреждения, – вам всегда будут рады! До заповедника можно доехать поездом с вокзала Кингс–Кросс, платформа 5 6/7. До свидания, мистер Малфой! Не буду вас больше беспокоить!

— До свидания, мистер Уизли!

Когда мелкий Уизли покинул летнюю террасу, Драко дал волю чувствам и сказал:

— Редкостные все же кретины эти нищеброды!

«Вот именно!» – радостно подхватил незнакомый голос, зазвучавший прямо в голове.