Выскочка из отморозков

ГЛАВА 8 Любовь в подарок

— Да что там не все? У мужиков всякий день весна. Иной идет, лысый, ноги кренделем, морда, как у лешака, а чуть бабу помоложе увидел — слюни до колен пустил. А до того ноги руками переставлял. Тут же откуда прыть взялась? Грудь колесом, и за бабой чуть не вприскочку. У нас в деревне таких озорников полно. Ему уже могилу копают, а он вокруг могилы за молодками бегает. Вона наш конюх — пять жен пережил. Всех схоронил, но сам не успокоился, в шестой раз вздумал ожениться. Хотя уже ноги не держат, песок из жопы рекой, сопли ниже бороды, а туда же, бабу надо. Что он с ней делать станет в восемьдесят пять годов? Смехотища сущая! Иль он всех тех баб любил? Да кинь, Боря! Мужик, он кто есть? Жеребец, кобель!

— Бабуль! У тебя у самой три сына! — напомнил Борька.

— Мои мальчишки не такие…

Герасим, слушавший тот разговор, с трудом согнал с лица шельмоватую улыбку. И подумал: «На то мы мужики! Когда уехать иль вернуться…»

— Мои ребята росли в строгости. Я их всех в руках держала, не дозволяла испаскудиться смалу, — говорила Степановна.

— А смалу — это сколько? — спросил Борька.

— Смалу то, что до семнадцати.

— Ну а дальше уже можно было?

— Удержать трудно. Но и то могла огреть каталкой, оттаскать свое чадо за чуб, коль спаскудился. Вот ныне спробуй проучить так-то, саму отмолотят и с избы за ноги выкинут! А другие вообще родителей не помнят, даже не наведывают стариков.

— Родители тоже всякие бывают. И такие, как мой родной папаша! Тоже мне — отец! Таких смалу давить меж ног!

— Оно и матери всякие случаются. Иную саму рожать не стоило! Не то мужика, детей со свету сживает. А в девках хорошей была. И любила, а потом, когда бабой стала, словно черти ее подменили. От такой всем горе.

Борька слушал бабку молча. Он давно стал понимать, что все люди разные и нельзя мерить всех по одному шаблону. Парень не понимал тех, кто говорил своим детям, что любить им еще рано… И даже высмеивали, обзывали скороспелками.

А кто определит в этом случае, какой возраст подходит? Любовь приходит, не спрося согласия. Она охватывает пламенем всю душу, вытесняя из нее все зло, заставляет петь и радоваться каждой минуте жизни.

Да и какой бы она была, эта жизнь, без любви? Разве бы сумели люди пройти через столько бед и радоваться, что устояли и выдержали все, если б не она? Ради любви, во имя ее шли на подвиг и на подлость. Рожали и убивали, спасали и предавали. Лишь любовь способна до неузнаваемости менять суть и внешность человека. Сделать несчастного счастливцем и наоборот. Только она способна стать счастьем или горем. Только тот, кто по-настоящему познал это чувство, поймет напутствие матерей: «Даю тебе жизнь, а любовь возьми в дар от самого Бога!»

Борька в тот день ничего особого для себя не ждал. Он сидел возле заправки, на солнце, наблюдал за проезжавшими машинами. Они быстрее птиц пролетали мимо.

Ни одна не свернула к заправке, и парню было тоскливо. А тут еще солнце палило нещадно. Парень облился водой из шланга, полил площадку перед заправкой и рестораном. Хотел снять с себя мокрую майку, чтобы позагорать, и увидел, как с дороги свернул голубой «опель» и не спеша, аккуратно подъехал на заправку. Стекла тонированные, из-за них не видно водителя, и Борька, подойдя к машине, спросил привычное:

— Сколько литров залить?

— Пятнадцать, — услышал из салона нежный голос и невольно заглянул внутрь.

И увидел девушку, равной ей не было во всем свете. Белокурые волосы разметались по плечам локонами. Юное лицо, совсем розовое, улыбалось голубоглазо.

Девушка вышла из машины, рассчиталась за бензин и спросила, указав на ресторан:

— А здесь можно перекусить?

— Само собой! — Оглядел ее с ног до головы. И покраснел до макушки за собственную смелость. Девушка поймала изучающий взгляд и, усмехнувшись, спросила:

— Ну как? Понравилась?

— Классная! — не спрятал восторгов Борька. И она рассмеялась так звонко и безудержно, что парень и вовсе смутился.

— Ладно, не красней больше. А то от тебя уже, как от зажигалки, прикурить можно. Лучше скажи, как здесь готовят?

— Хорошо. По-домашнему. Кто у нас поел, постоянными клиентами стали.

— И много таких? — прищурилась девушка.

— Не жалуемся на недостаток посетителей. Да и кто теперь станет работать себе в убыток? — смеялся Борька, разглядывая девушку. А та будто и не торопилась.

— Может, машину здесь помоют? — глянула на парня вопросительно.

— Отчего ж нет? Помою! Как вас зовут?

— Для того враз знакомиться нужно! — брызнули глаза смехом.

— Хотел предложить вам отогнать машину за дом. Там мы свои машины моем, клиентам этой услуги не оказываем. Для вас решил сделать исключение. И даже сам помыл бы… Но вы неверно поняли меня. — И уже повернулся, чтобы уйти, но услышал:

— Светлана. А вас как зовут?

— Борис…

Она вошла в ресторан, отдав Борису ключи от машины. Он так отмыл «опель», словно тот был его личным. Даже салон почистил, помыл резиновые коврики, пропылесосил чехлы на сиденьях. В машине стало прохладно и свежо.

Борис вошел в ресторан, чтобы отдать Светлане ключи. Она сидела в окружении всех мужчин, работавших в ресторане и на заправке.

Ее разглядывали как диковинку, свалившуюся с неба, откровенно любовались, восторги и комплименты сыпались со всех сторон так щедро, что кусок становился поперек горла и Светлана смущалась.

— Давайте все по местам! — сдвинул брови Борис, и мужчины, опомнившись, нехотя расползлись кто на кухню, кто в буфет, кто на склад. — Ну как приготовлено? — спросил Светлану.

— Повар у вас и впрямь отличный. — Девушка начала есть.

Борис взял себе стакан холодной воды, сел поодаль, чтобы не мешать, и думал о своем: «Интересно, кто она? Своя, горожанка, или из приезжих? Одета классно. Значит, не из бедных. Заказ сделала хороший!» Глянул в боковое зеркало. Светлана ела не спеша. Она не подскакивала, не выражала беспокойства насчет машины.

«Интересно, сколько ей лет? Сейчас узнаю!» — решил Борька и спросил, словно невзначай:

— Давно водите машину?

— Да уже второй год.

— С самых восемнадцати?

— Да! Я хотела раньше, но не разрешили. Папа запретил. Да и теперь всякий раз просит: «Не дави на газ, не лихачь, не учись летать!» Я ему, конечно, обещаю ездить тихо, спокойно и без приключений. Но гаишники выдают, звонят отцу и жалуются на меня. Гады!

— Рисковать собой, конечно, не стоит, — оглядел Светлану так, что она зарделась. — Тем более если за тебя беспокоятся, вдут и любят. — Пересохло в горле, парень сделал глоток воды. — Тебе нельзя ездить. Тебя нужно носить на руках…

— Красиво сказал. Но, Боря, где взять такие руки, чтобы сумели удержать, из которых выскочить не захотелось бы?

— Я говорю только о себе, — насмелился парень и посмотрел в глаза. Светлана смотрела на него ошарашенно:

— Ты меня не знаешь, а уже на руках носить собрался. Ловелас или придурок?

— Ни то и ни другое! Есть третье. Но это проверишь только временем.

— Ты о чем? Кого проверять собрался?

— Самого себя! Но вряд ли в том будет смысл. У тебя крылья! А у меня только ноги. Ты, как ветер, красивая, быстрая! Мне за тобой не успеть. Да и кто я в твоих глазах — заправщик, почти дворник, вроде червяка на дороге — смешного и случайного.

— Борька, а ты и правда прикольный. Чудной какой-то. С чего ко мне клеишься? Может, я замужем, детей имею?

— Тогда тем более не моталась бы одна в машине и не лихачила. Такую женщину никто не отпустит от себя.

— Смотри, какой умный!

— И кольца нет на пальце, — добавил Борис.

— А если я его специально сняла? На время?

— Зачем?

— Чтоб заклеить такого лопушка, как ты!

— Тогда я готов!

— А если не шучу? — посерьезнела Светка.

— Еще лучше!

— А как ты смотришь на новых русских?

— Спокойно. У меня к ним счетов нет.

— Подумай! Появиться могут! — И встала из-за стола.

— У тебя семья — новые русские? — спросил Борька.

— Начиная с отца и заканчивая Гошкой.

— А Гошка кто? Твой муж?

— Фу! Это дог! Собака такая! Громадная, черная. Он часто со мной ездит.

— Свет! А я сойду за собаку?

— Гошка мой друг!

— А я не гожусь тебе в друзья?

— Тогда тебе придется познакомиться с Гошей. Я его не предам и ни на кого не променяю. А он в людях разбирается. Если ты ему не понравишься — вытолкнет из машины в ту же секунду.

— Крутой дядя! Ну а если не захочу выйти, что тогда?

— Все равно выгонит! Гошка настырный и за меня горой встанет.

— А разве я хочу обидеть тебя? — удивился Борис неподдельно.

Так они проговорили с час, обо всем и ни о чем. Перед тем как Светлане сесть в машину, парень спросил ее, когда она заглянет сюда в следующий раз.

- А кто его знает, может, завтра, а может — никогда! — Хлопнула дверцей и, помахав рукой, выехала на трассу, мигом скрылась из виду, словно приснилась.

Борька до конца дня ходил как подмороженный. Ему всюду мерещились ее глаза, улыбка, смех, вспоминался разговор, его он прокрутил в памяти много раз.

«Эх, не так стоило сказать! Наверное, и приняла за деревенского лопуха», — сожалел, что ничего нельзя поправить, изменить не то представление о себе.

Борька понимал, что не вернется к нему сегодня девушка, а может — никогда. И все ж до самой ночи вглядывался в темноту магистрали — а вдруг да покажется знакомый «опель»?

Уж о чем не намечтал, что только не представил себе. И как они вместе собирают цветы на лугу, как собирают в лесу грибы. Как они расписываются и он ведет Светку в дом. Улыбчиво встречает их бабуля. Вот только вечно недовольный Герасим чего-то хмурится.

Светкина рука лежит в его ладони…

«Во размечтался! Даже голова заболела!» — осекает самого себя парень.

Светлана! Она мерещилась Борису всюду. Он везде слышал ее голос.

Прошла неделя. Девушка не появлялась. Борис понял, что не произвел на нее впечатления, не понравился и напрасно ждет ее.

Борьке стало обидно до боли: «Ну что ж! Кентуйся с Гошкой! Он у тебя из породистых. Мне так не повезло». И приказал себе забыть девушку.

В этот теплый вечер в ресторан приехала целая стая дорожных путанок. Они и раньше наведывались, заказывали орешки и пиво, клеили шоферюг на короткие минуты любви где-нибудь в придорожных кустах или лопухах.

Эти девки, ярко накрашенные и вульгарные, не церемонились ни с кем. И где б ни появились, чувствовали себя как дома.

Ввалившись гурьбой в ресторан, облизали по ходу Борькину губошлепую рожицу. Вызвали к себе Андрея, повара, пообещали утешить его во все места, если тот сварит им на халяву натуральный кофе.

— Андрей! Давай кайф на кайф менять, хрен ли время зря терять? — предложила самая опытная из путанок двадцатилетняя Тоня. Она подошла к вошедшему в зал повару, прижалась к нему, гладила всюду, учила молодых подруг.

Пока Андрей варил кофе, девчата попросили Борьку завести музыку покруче, чтоб пробрала и сдернула всех на ноги.

Парень так и сделал. Но и сам не усидел. Танцевал с девками так, что рубашка к спине прилипла от пота. А когда повернулся, увидел Светлану. Она сидела за уединенным столиком и во все глаза смотрела на Борьку. В них и удивление, и презрение, и брезгливость. Все это приметил парень, но подошел и поздоровался. Попросил разрешения присесть.

— Не стоит. Я ухожу. Убедилась, что и ты, Боря, такой же, как все!

— Ты о чем, Света?

— Как мог танцевать с этими? — указала на путанок.

— Они такие же клиенты, как все! Пригласили потанцевать, что тут плохого? — удивился искренне.

— Ты считаешь, что танцевать с ними — ничего плохого?

— Свет, я на работе!

— Ни одна работа не заставит общаться вот с такими, как эти! А ты посмел после этих подойти ко мне!

— Меня учили уважать каждого, кто входит сюда, и никого не обделять вниманием.

— А я поверила, что меня ждешь!

— Еще как ждал! Все глаза проглядел.

— Устал ждать? Решил развеяться? Меня для разнообразия просил приезжать?

— Ты — совсем другое дело. Они просто так! Были иль нет, вскоре забыл. Да и кого помнить? Хоть несчастные бабы, ниже помойки скатились. Жизнь довела каждую.

— Веришь им, сочувствуешь?

— А как же? Не понаслышке знаю многих.

— Развлекался с большинством?

— Да успокойся, ни с одной не был!

— Как же узнал о них не со слов?

— Иные водилы ботали, заезжали к некоторым. А там малое дитя рядом с парализованным дедом или слепой бабкой. Все плачут. И только эти девки должны молчать как проклятые. Самим порой корки хлеба не остается. Все терпят, лишь бы не плакали домашние.

— Ах как их жаль! — усмехнулась Светка.

— Не пойму, чего ты на них взъелась? Ну, ночные бабочки, шоферская радость. Ни тебя, ни меня не интересуют. Или ревнуешь к ним?

— Да как ты смеешь предполагать такое? Кто ты такой? — Девушка вскочила, но Борис удержал ее за руку. — Негодяй! — вырывала руку, но убежать не получалось.

— Пока не скажешь, что я самый лучший на свете чувак, не отпущу!

— Хам! Отморозок! Не дождешься!

И Борька держал Светку. Не обращал внимания на слова. Ждал, когда злость в ней уляжется и девчонка сможет говорить нормально.

Уже больше половины путанок увезли водилы по дорогам. А Борька со Светланой все спорили. О чем?

Парень не хотел отпускать ее руку, а она не спешила вырвать ее. Эта вечная игра забавляла их. Хотелось оттянуть время, и они не без умысла затягивали.

— Пойдем во двор! — предложила Светка, заметив, что все посетители наблюдают за ними. Хихикают, отворачиваются. Светке стало не по себе, и они вышли.

— Пошли на лужайку! — позвал Борис. — Я там всегда отдыхаю. — И, продираясь через кусты, помог Светлане.

Та, увидев поляну, онемела от восторга.

— Как здесь здорово! — огляделась по сторонам.

Девчонка присела на пенек, а Борька прямо на траву.

— Ты в детстве играла на такой лужайке?

— Нет. Не пришлось, к сожалению, в городе всегда жила, на асфальте.

— Я тоже. С деревней недавно познакомился.

— Там у тебя девчонки остались?

— Мы бабулю из деревни к себе забрали. Теперь с нами живет. С ней здорово!

— А дом куда?

— Думали продать. Да никто не купил. Заколотили окна и двери. Так и стоит до весны, по теплу наши поедут огород посадить. Землю бросать нельзя.

— Ты тоже с ними уедешь?

— Вот тут не знаю. Смотря как сложится ситуация. Может случиться, что не уговорят.

— Даже такое бывает? А мне кажется, ты добрый и сговорчивый! — заглянула в глаза.

— Не всегда и не со всеми.

Борис, глянув в сторону заправки, заметил несколько импортных машин, подъехавших одновременно. Парень досадливо поморщился, но делать нечего, нужно было вернуться на работу. Едва он появился на площадке, к нему подскочил оператор заправки.

— Где шлялся? Почему не на месте? — заорал на Борьку, тот вскипел:

— Что нужно? Чего хлебало отворил?

— Чего? Ты еще и возникаешь? Ты что есть? — Сделал шаг к парню, держа кулаки наготове, но его окликнули. И оператор отошел в сторону, а вскоре и вовсе забыл о своих претензиях к Борису. — Проследи, чтобы этих людей накормили кайфово, без туфты! Чтоб они не обижались на нас, — попросил парня.

— А сам чего не проследишь?

— У меня разговор с ними серьезный. Некогда! Но ты не упусти! — потрепал по плечу и увидел Светку. — Это что за мамзель? — вылупил глаза.

— Моя девушка! — загородил собой Светлану.

— Кайфовая! Классная чувиха! Чья она? — спросил прищурясь.

— Я же сказал тебе.

— Кто ее пахан? Кто держит эту метелку?

— Какое тебе дело?

— Зелень! Это надо знать тебе в первую голову. Иначе нет смысла! Взрослей, тогда поймешь, почему спросил. — И, быстро перечислив, что надо заказать его гостям, увел их в кабинет.

Андрей, приняв заказ, стал готовить, А Борис, взяв кофе и мороженое, подошел к столику, где расположилась Светлана.

— Тяжело тебе с ним? — заметила девушка.

— Уже привык.

— Мой отец тоже через такое прошел. Сначала дальнобойщиком был. Возил кирпич из Белоруссии, продавал его здесь. Потом заправка. А теперь три магазина имеет. Мама ему помогает. Я, честное слово, ничего не соображаю в их делах. Терпеть не могу бухгалтерию, всякие подсчеты. У меня еще со школы не было дружбы с математикой. Потому учусь на промышленного дизайнера. Скучно тоже, Но лучше, чем корпеть над отчетами или возиться с железками. Вообще я хотела стать цветоводом. Но папа запретил. Ему такая профессия не по вкусу. Выбрали это! Современное, модное.

— А мои родители скромнее. — И парень рассказал о своей семье без утайки.

— А мои давно вместе. Они даже похожи друг на друга. И знаешь, никогда не слышала, чтоб мои родители между собой поругались. Им уже к полтиннику, а все любят друг друга. Самое страшное для них — разлука, хотя бы ненадолго. Они, как дети, всю жизнь за руку. Я, бывает, слышу, что творится у соседей, даже страшно становится. Будто дикие звери, того гляди друг другу в горло вцепятся…

— Что делать? Мой родной папаша этим же отличался. С кулаками бросался на нас с матерью. На холод выбрасывал голяком и босиком. Так и спился. Алкаш, бомжует. В дом его не пускаем. Он окончательно опустился, на человека не похож, хотя был ревизором. Пока отчима не было, все пытался прорваться в дом, теперь уж не появляется. Зато когда меня видит, деньги требует. Магарыч за то, что на свет пустил.

— А ты выпиваешь?

— Как-то попробовал самогонки у бабули. Плохо стало, болел долго. С тех пор не рискую.

— Я вообще не пью. И не пробовала. Нашу соседскую девчонку, когда с выпускного вечера возвращалась пьяной, возле дома трое изнасиловали, Их так и не нашли. Она хотела повеситься поначалу. Но не дали. Так теперь по рукам пошла, на панели тусуется. Как увидит кого из знакомых, го— лову опускает. Не все потеряно. Однако вернуть прежнее невозможно.

— Ой! Сколько таких приходят к нам в ресторан! Всех не пережалеешь, за каждую не вступишься. Вон я с работы возвращался ночью. Слышу, возле калитки девка кричит. Помощи просит. Я кинулся на выручку. Там два амбала на меня наехали. До утра в канаве провалялся. А эта стерва заявление настрочила, вроде я хотел ее изнасиловать. Вот где меня зло взяло. Ну нашли тех двоих. Оказалось, она с ними двумя жила. А тут осечка вышла. Сразу оба заявились. Она и давай невинность из себя ломать. К чему? Все ж скрутили ее, сделали что хотели, и теперь ни один не появляется. Так она уже сама за парнями бегает. Но кому нужна?

— А знаешь, Борис, я от многих слышала, что такие удачно выходят замуж, хорошо устраиваются в жизни, и все им по фигу. Никто их прошлым не упрекнет. Не то что моя подруга Майя! Знаешь, чистой девчонкой замуж вышла. За бизнесмена. Он старше ее на пятнадцать лет. Майка и впрямь его любила. А он уже многих познал. И теперь ее костыляет, вроде она за него из выгоды, из-за денег вышла замуж.

— Так пусть уйдет от него!

— А ребенок? Как он без отца?

— По своему опыту знаю, чем раньше она его оставит, тем лучше для ребенка! Такой отец не подарок и никому не нужен.

— Наверное, ты прав! — задумалась Светка.

— Скажи, Свет, ты встречалась с парнями?

— Даже не знаю, что сказать. Был у меня мальчишка. Долго мы с ним дружили. Ну как? Вместе ходили в школу, учили уроки, катались на лыжах. Но все безобидно, про любовь ни слова не говорили. А тут школа к концу, он в институт поступил. Но в медицинский. На патологоанатома. Меня в дрожь бросило, когда узнала, чем он заниматься станет. Думала, бросит. Ан нет. Уже на последнем курсе. Нам стало трудно общаться, тяжело понимать друг друга. Он знал, что я ненавижу разговоры о покойниках, и нарочно их заводил в самый неподходящий момент. То маску страшенную подарил мне на день рождения. Потом пообещал сводить на экскурсию в морг. Ему смешно, а я еле на ногах устояла. Ну за что так издевался? Вот и стала я избегать встреч с ним, охладела. Даже обидно было, что столько лет дружила. К тому же родители наши познакомились. Готовились к свадьбе после окончания институтов. Да я своим заранее сказала, что не пойду за него. Разонравился. Мои не стали уговаривать. Поняли, это всерьез. А он, видя, как избегаю встреч с ним, другую нашел. Уже поженились. Она скоро хирургом будет. Короче, одного поля ягода…

— Не жалеешь о нем?

— Да что ты, Борис? Я не терплю ни вида, ни запаха покойников. А он без того жить не мог. Пусть неинтересна работа промышленного дизайнера, зато не столь ужасна, как патологоанатома. В таком вслух признаться стыдно. И мои о нем не напоминают. Я им очень благодарна за такт и выдержку. Но чем иметь такого друга, лучше на всю жизнь остаться одной.

— А он у тебя один был?

— Сколько ж их нужно? Больше ни с кем не дружила. И после него с ребятами не общалась. На дискотеку давно не появлялась. Старой стала. Там теперь подростки тусуются. По двенадцать-тринадцать лет. Мне в моем возрасте стыдно средь них появляться.

— Просто трудно поверить, что ты и вдруг одна. От тебя оторваться невозможно!

— Борь! Есть лучше и моложе.

— Они против тебя — жалкий репейник!

— А у тебя много девчонок было?

— В детстве! Учился целоваться,

— Выходит, ты глупее меня?

— Не совсем так! В детстве я был гадом! Уж чего только не пробовал! Даже на иглу хотел сесть. Но тут меня подловил мой кровный враг — участковый! С ним мир никак не брал. Сколько себя помню — враждовали. Так и думал, что, не дав вырасти в мужика, оторвет уши или задницу. В какие только подвалы, сараи, чердаки не забивался, он находил меня, наверное, по запаху. То за уши, то за шиворот домой приволакивал и говорил, что я своей смертью не помру. Помню, как он меня однажды припутал. Теперь уж и не знаю, сколько лет было, но решил я мужиком стать. И не со своими ровесницами, а со взрослой путанкой, известной всему городу. С месяц деньги копил на ее согласие. И она не стала кочевряжиться. Ей все равно, от кого бабки поиметь. Поволоклись мы с ней на чердак. Она впереди, я за ней, трясусь от страха. Всего наслушался от ребят. И только это мы стали пристраиваться, чую, поднимаюсь к потолку. С чего бы? Хочу за Ленку зацепиться, руки не достают. А обидно. Деньги по тем временам надо было отдать немалые. И кричу ей: «Держи меня!»

Глянул, а она как стреканула с чердака. Увидела, в чьи лапы я попал, и самой не захотелось получить от участкового. Однако все же достал и ее ногой под зад. Бедная Ленка, как она взвыла! Говорили, три недели сесть не могла. Вся задница была черной. Но ей в сравнении со мной повезло. Пусть круто, но только один раз досталось. Мне всю дорогу отвешивал легавый гад то по заднице, то за уши тряс. Да еще по морде лепил. Пока в дом приволок, все мои портки стали мокрыми. А он не выпустил, колотил, пока за руку козла не укусил. Зато от девок как отшибло. Глаза б их не видели. Может, сам того не хотел. Я даже думать боялся подойти к какой-нибудь.

— Глядя, как танцуешь с путанками, как свободно с ними держишься, не верится, — усмехнулась Светлана.

— Я не убеждаю. Рассказал к слову. Тебе первой всю правду о себе. Суди сама…

— А почему здесь работаешь? — спросила девушка.

— В других местах получают меньше. А вкалывают столько же. — Назвал сумму и Светка согласно закивала головой:

— Конечно, есть смысл здесь поработать, коли ничего другого нет.

Последнее добавление обидело Борьку. Он мигом осекся, замолчал. И Светлане уже не удалось растормошить парня. Борис насупился и подумал: «Ничего другого нет? Да ты после своего института и половины от моего не заработаешь. Подумаешь, интеллигентка!»

Он вышел на кухню и отправил официанта к гостям. Потом отлучился к оператору, послал уборщицу навести порядок на площадке. Посудомойщицу попридержал, велел сменить фартук. Дневную выручку отнес в кабинет. Когда вернулся в зал, Светланы уже не было за столиком. Исчез со стоянки ее «опель». И лишь под пепельницей на салфетке прочел: «Я не хотела обидеть. Прости! Когда вспомнишь обо мне, позвони». И номер телефона. Эту записку он долго носил в нагрудном кармане. Номер телефона запомнил. Но не спешил звонить.

«Она лажанулась, не стану звонить», — решил для себя. Но прошла неделя, вторая, Светлана не давала знать о себе, и Борис не выдержал, позвонил сам.

— Алло! — услышал голос матери Светки. — Здравствуйте! А кто ее спрашивает? Борис? А вы кто? Друг? Почему мы о вас не знаем? Не успела сказать? Мы всех друзей наперечет знаем. Ладно. Пойду позову ее.

Вскоре Светланка взяла трубку.

— Что так долго не звонил? — спросила недовольно и добавила сухо: — Я еле вспомнила тебя.

— Новые друзья появились? — поинтересовался парень.

— Послушай, Борь, друзьями называю редко, лишь самых надежных, кто не забывает меня так надолго.

— Если я не друг, то на какую ступень поставила?

— Знакомого…

— Всего-то? Не густо!

— Сам виноват.

— В чем же?

— Я рассчитывала, что ты лучше относишься ко мне. А ты мучил две недели! Смотри, я всегда помню такое! И могу вернуть сторицей!

— Светлана! Ты меня не считаешь своим другом, а уже грозишь? Мы пока ничем не связаны. — Хотел положить трубку; но внутренний голос настоятельно потребовал: «Кончай базар!»

Светка, словно почувствовав перебор, сказала примирительно:

— Я сдала сессию. Скоро увидимся. Ты хочешь, чтоб я приехала к тебе?

— Что за вопрос? Конечно!

— Я так и знала. Ну а чем ты был занят? Или какая- нибудь путанка снова обворожила?

— Между прочим, наше заведение посещает в основном весьма приличная публика. И путанки залетают к нам весьма редко. Так что колкость твоя не по адресу. Конечно, я не живу в джунглях. И если мне понадобится общение, я не стану прокисать в одиночестве, тем более, что человеку на положении знакомого особо рассчитывать не на что.

…И все же через три дня Светлана приехала. В ресторане вовсю шла попойка, водители обмывали внука, родившегося нынче у кого-то из шоферов. Кто он, тот дед? Шоферюги говорили, что спит в машине счастливым сном младенца.

Водители большегрузов — суровые, немногословные люди, у большинства густая седина оплела голову паутиной, но сегодня, в этом ресторане, они немного расслабились. И на жестких лицах разгладились морщины. А как светло и чисто умеют улыбаться дальнобойщики! Как здорово поют и пляшут, даже стекла звенят в ресторане.

Светка приехала, когда гулянка набрала обороты и водители, забыв о минувших и предстоящих тяготах дорог, расслабились ненадолго.

— Поддержи, дочка! — подошел к Светке водитель, та от неожиданности растерялась, забилась в угол, но тут встал Борька, пустился в пляс, вытащил Светлану.

— Пошли! Выручай! — шепнул ей на ухо.

Они танцевали азартно. Водители, залюбовавшись, вскоре вышли из круга и хлопали в ладоши в такт музыке.

— Да, некогда тебе скучать! За день так вымотаешься, что всех знакомых перезабудешь! — посочувствовала девушка и предложила: — Давай прогуляемся! Эти клиенты уже уходят, и у тебя будет свободное время. Тут километрах в пяти есть очень красивое место. Поехали туда!

Светлана уверенно вела, машину и вскоре свернута с магистрали на проселочную дорогу. Обогнув рощицу, остановилась на лужайке, вышла из машины:

— Вылезай, Борь, смотри, как тут здорово!

Парень огляделся. И правда, березовая роща, сбежав со склона, замерла у самого берега реки. Вода на перекатах звенела, роняли деревья багряно-желтый наряд. Вон клен обнял березку, словно в пляс с ней пустился. Та голову ему на плечо клонит, что-то шепчет. Там и рябина запунцовела каждым листом. Проходит невестина пора, а дружка поблизости все нет. Лишь в отдалении стайка холостяков дубов.

Но они свое упустили. Прошла их молодость, и вместо песен по весне скрипы да стоны слышатся. И только средь берез растет, подняв кверху головенки, любопытная молодь. Засыпают их сухими листьями взрослые деревья, но молодняк еще не знает, какими лютыми бывают зимние морозы, и вылезает из-под листопадной шубы, уже пахнущей сыростью, гнилью.

— Ты любишь осень? — подошел Борис к Светлане.

— Я каждый раз хочу понять ее. Но до конца разгадать не получается.

— А я весну люблю!

— Значит, и характер у тебя бурный, неудержимый. Любишь веселье, гулянья, пирушки.

— Бот и просчиталась. Пирушки терпеть не могу. Гулянья тоже забросил. Отчим компьютер купил. Я за ним все свободное время провожу. Уже и не помню, когда в последний раз с друзьями виделся. А и на характер мой домашние не жалуются. В детстве всякое было. На то оно и детство, чтобы перебеситься. Но шишки и синяки проходят, а в памяти остаются. Мы постепенно взрослеем. А весна всегда в нас остается, как детство…

— С кем ты дома дружишь больше всех?

— Конечно, с бабулькой! Она недавно насовсем к нам переехала из деревни. Знаешь, жаль, что она у меня не с самого начала появилась.

— А чья она мать?

— Отчима…

— И ты с ней дружишь?

— Понятное дело!

— Но ведь она чужая!

— Мне она родней всех! У нас даже секретов нет друг от друга. Она не просто умная, она мудрая и справедливая. А какая хохмачка, моим друзьям далеко до нее. Поверишь, ребята, мои сверстники, не знают, как к компьютеру подступиться, а бабуля сама фильмы по нему смотрит. И учится вместе со мной. Я купил диск с «Кулинарной энциклопедией», бабулька уже готовит по ней и радуется, что эта машина больше целой деревни в жратве разбирается.

— А обо мне ей рассказал? — покраснела Светка.

— Само собой, — потупился Борис.

— Я тоже поделилась, — тихим эхом отозвалась девушка и добавила: — С мамой… Она у меня самая лучшая подруга! Никогда не устроит пакость, не предаст, не высмеет. Папа тоже хороший, но с ним не всем поделишься.

— Обо мне он не знает! — рассмеялся Борис.

— Он очень переживает за меня.

— С чего бы?

— Видишь ли, все боится, чтоб не ошиблась.

— Мои тоже о тебе знают. Много не говорю, но то, что ты у меня есть, для семьи не секрет. Хотя… Может, бабуля чем-то с ними делится?

Робко обнял Светлану, та не оттолкнула руку, и Борька, осмелев, повернул к себе девушку, поцеловал.

— Чудо мое солнечное! Я целыми днями о тебе думаю. Стоишь перед глазами и днем и ночью. Кажется, протяни руку, и коснешься. Но ты редко появляешься. Словно боишься часто радовать. А ведь я живу твоими появлениями, без тебя белый свет не мил…

Светлана прижалась к Борису и услышала тихое, как шелест падающей листвы:

— Я люблю тебя…

— Боря, и мне ты небезразличен, но я на целых три года старше тебя. Так не должно быть.

— Почему?

— Мужчина должен быть старше. Так все говорят. Иначе — аномалия…

— Мы — не все. Сколько женщин старше своих мужей и не считают это плохим… Скорее наоборот. Да и причем возраст? Главное в нас с тобой!

— Но мы еще мало знаем друг друга…

— Послушай, Свет, многие мои друзья имели подружек с самого детства. Но никто на них не женился — видно, потому, что слишком хорошо узнали друг дружку. Вышли замуж те подружки. И, поверишь, все счастливы! Дело, выходит, вовсе не в том, кто кого сколько знает, а как подходят, насколько сильны их чувства.

— Интересно, ты моложе меня, а рассуждаешь как старик, а ведь это я должна быть уравновешенной и мудрой — я же старше, — смеялась Света.

— Рано тебе в старухи!

— Знаешь, я родилась осенью!

— А я весной! В начале мая!

— Ой! Всю жизнь будешь маяться! — засмеялась девушка.

— Не верь бабьим забобонам! Брехня все это! — не верил Борис. И, подняв ее на руки, закружил легко, как пушинку.

В этот день парень вернулся домой очень поздно. Одна Степановна ждала его на кухне, взгрустнув у окна. Заслышав шаги Борьки, тут же встрепенулась, встала навстречу и по сияющим глазам, счастливой улыбке поняла, что у парня все хорошо.

— Она тоже меня любит. Сегодня сказала.

— А что я тебе говорила? Не рви себе душу, все само собой образуется. Ты не хуже, а лучше других. Просто в каждой жизни случаются полосы везения и невезения, надо к тому полегше относиться и меньше обращать внимания на мелочи, — улыбалась Степановна.

Борька ничего не рассказывал Светке о работе, считая, что ее не касается эта сторона его жизни. Да и сама она никогда не спрашивала Бориса ни о чем, что касалось работы. Лишь однажды, увидев Михаила — нового хозяина, позвавшего Борьку, сразу съежилась и спросила:

— Кто он здесь?

— Мой шеф, хозяин всего заведения.

— Плохой он человек, колючий холод от него идет.

— Немудрено. Жизнь у него сложная. Людям не верит.

— Он самому себе не доверяет. Держись от него подальше.

— Да я и так не в числе его корефанов, — ответил Борис. И удивился, как тонко и быстро раскусила девушка хозяина. А тот, приметив ее, подошел, попытался завести общий разговор, познакомиться с девушкой, но та уклонилась от общения с ним и наотрез отказалась назвать имя.

Михаил потом долго высмеивал Бориса за то, что он общается с дикаркой.

В следующий приезд она познакомилась с Андреем. А вскоре все работники ресторана и заправки знали ее и воспринимали как сбою. Андрей старался угостить девчонку повкуснее, официант спешил с соком и мороженым для нее. Даже хмурая уборщица, ворчавшая на всех посетителей, улыбалась, завидев Светлану. И когда Борька отказывался помочь ей убрать заправочную площадку, в злобе удивлялась:

— И как такой поросячий ососок, мокрожопую мандавошку, красавица полюбила? Тьфу на тебя, говно собачье!

И плевала в сторону Борьки с завистливым осуждением.

Парень с каждой встречей все больше привязывался к Светке. И однажды привел ее домой. Он соврал ей, позвав на минуту к приятелю, и, открыв калитку, понял, что дома, кроме бабули, никого нет.

Степановна, едва увидев девушку, поняла все, торопливо повела в дом. Провела по всем комнатам — тихим и безукоризненно прибранным.

— Располагайся, детка, где тебе удобно. Хочешь, в Борькиной комнате иль в моей, а можешь — в большой комнате. Я пока на стол накрою! — И заспешила на кухню

— Борь, зачем соврал? Почему не сказал, что к себе домой ведешь?

— Могла не согласиться. Испугалась бы или вообще не захотела. А тут уже все. Ну, как тебе наш дом?

— Хорошо. Тихо и тепло. Мне никогда не приходилось жить в частном доме, но те, кто живет в них, бесконечно счастливы. И прежде всего радуются тишине и тому, что ни один сосед не сунет без разрешения сбой нос в чужую жизнь. Знаешь, когда-то в детстве отец купил мне собаку, чтобы скучно не было. Я кормила, купала, выгуливала, разговаривала с ней. Мы дружили как две сестренки, ели с одной тарелки. Спали вместе. Так две зимы прошли. Поверишь, мне и подруг не нужно стало. Но пришло время идти в школу, и Ларка без меня от тоски кричала. Лаяла и выла прямо под дверью. А на лестничной площадке в соседях старуха жила. Вредная, злая, ну точно баба-яга! Нос в любую скважину без соплей пролезал. И все она видела, слышала и знала. Поначалу меня, потом отца за Л арку достала. И требовала, чтобы убрали собаку из дома. Стала грозить милицией, судами, а отец мой человек не конфликтный. Убедил, уговорил меня, проплакала я с неделю и согласилась подарить Л арку друзьям отца в частный дом. Там она вмиг успокоилась. Куча детей, всем охота было поиграть с собакой, она забыла про одиночество. Мне папка купил куклу. Красивую, нарядную, но она только кукла. Не умела радоваться, лизнуть в нос, не скакала и не улыбалась. В квартире стало пусто и тихо, скучно, как на уроке. Я плакала по Ларке. Но отец не хотел больше ссор с соседкой и не соглашался ни на собаку, ни на котенка. А через месяц та старуха умерла. Никто о том не знал, пока из-под ее двери на лестничную площадку не полезли черви. Вот так и ушла одна. Никто из дома не пошел проводить в последний путь. Со всеми и с каждым заблаговременно перегавкалась. Ни одного доброго слова вслед не услышала. Зато скольким жизни отравила! Вот потому я с белой завистью смотрю пусть на маленькие, но свои дома. Там люди сами себе хозяева и в выборе знакомых и друзей. А вот в большой квартире не только ребенку, собаке плохо стало. Но почему-то хозяевам домов часто хочется уйти от всех забот в квартиру, жить на всем готовом.

— Нет, Светлана, к нашей семье это не относится. Мы своим укладом дорожим и работы не боимся, — улыбался Борис.

Степановна позвала их на кухню, где не без гордости угощала девушку своими огурцами, помидорами, картошкой, домашним молоком и сметаной.

— А к Рождеству Христову свинью заколем, так я тебя домашней колбасой угощу! И салом шпигованным! Такое в квартире не вырастишь! У меня вон трое ребяток выходились, все путевые мужики. У кажного из-за спины щеки видны. Такое здоровье на казенных харчах не получишь, только на своих…

— Мне родня то же самое говорит. Но своих детей все отправляют в город, чтобы здесь выучились, зацепились где- нибудь и имели копейку на жизнь. В деревне с этим очень сложно…

— Что верно, то верно, — согласилась Степановна. — И мои все трое в городе ноне. Но землю не кинули. По весне поднимать ее поедут.

— У нас тоже дача есть. Я там в последний раз года три назад была. Теперь и не знаю, когда выберусь. Отец там ковырялся по выходным. Но со временем и у него стало туго. В этом году уже еле успел, картошку по самым заморозкам копал.

— А ты чего делала?

— Всех наших студентов, и меня с ними, в совхоз загнали на уборочную. Хлеб чуть не из-под снега убирали. И тоже картошку! Все бегом, в спешке. Ну, сколько успели! Все же спасли урожай. Хотя мне даром не прошло…

— Прости, детка!

— За что?

— Я ж думала, ты крестьянским делом требуешь!

— Нет, бабулечка! Дело не в том. Я простыла там здорово, потому что все мы, студенты, во время той уборочной даже жили в поле, в палатках. С темна до темна работали. Кто нас спрашивал, предупредили всех, мол, кто сбежит, отчислим из института. Кому такое надо?

— А и одной наукой нынче не продышать. Вон мои Никита с Женькой закончили институты. Но получка — сплошь смехота. Если б не свое хозяйство, не знаю, как и жили б! Оно везде нынче так, в совхозе иль в колхозе люди годами денег не видят, и в городе по полгода получку не дают. Как молодым жить? — оглядела притихших ребят.

— Ну, у меня пока что все нормально. И получаю неплохо, и выдают вовремя, — опомнился Борис.

— О тебе сказу нет. Герасим рогами упрется, чтоб беды и лиха не знал.

— Бабуль, если в мой адрес сказали, я тоже не безродная. Родителей имею. Да и с тем разговором мы торопимся. Мне еще институт закончить надо, на ноги встать, а уж потом говорить о семье, — усмехнулась Светка.

— Сколько ж тебе, годочков, милая? — прищурилась Степановна.

— Я на три года старше Бори. Но он говорит, что для него эта разница ничего не значит.

— Да что с того? Лишь бы вы любили друг дружку. И не тыкали б потом его за то, что не учился наш в институтах!

— А учиться никогда не поздно! — заметила Светка.

— Оно все так только на словах. А в жизни кто-то учится, другой семью содержит. Так по разуму. Но случается часто, что первый, выучившись, бросает второго.

— Ой, бабуля, первый раз меня видите, но уж сколько подозрений! К тому ж мне в институте последний год остался. И у нас с Борей еще ничего не решено. Я на его шее не сижу, — обиделась Светка и, встав, собралась уйти, но парень придержал, не пустил, тихо укорил бабку:

— Не ожидал от тебя, бабуль. По самому больному бьешь. Зачем ее обижаешь? Ведь знаешь, что люблю Светланку.

— Ой, внучек, не лезу в ваши дела! — И отвернулась к окну.

Борис увел девушку в свою комнату, там они завели музыку, громко, на весь дом, так что Степановна вскоре выскочила в сарай, а потом, одевшись потеплее, села на завалинке довязать носки Борьке. Тут и Герасим с базара вернулся. Увидел мать во дворе, вошел в дом, постучал к Борьке в дверь:

— Поимей совесть! Бабку выдавил на улицу своей какофонией. Там уже холодно, слышь?

Борька выключил магнитолу. Вскоре они со Светкой уехали на ее машине. Ночевать он в этот день не вернулся. Зашел к своему другу после того, как простился со Светкой, засиделись у него допоздна, решил заночевать до утра. Домой не позвонил, разозлился на всех разом:

— Будто сговорились! Высветили идиотом перед Светкой! И главное, винят меня во всем! Ах какой бессердечный, бабку выдавил из дома. Она нас со Светкой чуть не вынудила уйти. Полезла не в свои дела. Я-то, дурень, доверял ей, а она?

— Ты погоди, Борька, пух на бабку трясти. Она у тебя классная! Сколько я заходил, все нормально было. Может, ты чего не понял или Светка лажанулась в чем? Иди пронюхай!

— Не хочу!

— Со Светкой как расстались?

— Нормально. Но она из дома уйти хотела. На бабку обиделась.

— Поспешил ты в дом ее тащить, потому все так получилось. Не торопись ты телке дом показывать. Ты у нее дома был?

— Нет еще.

— А почему?

— Не звала.

— Ну вот водишь! К тебе она должна прийти в

последнюю очередь.

— Не буду же я к ней в гости набиваться!

— А почему нет? С родителями пора познакомиться. Разве не так?

— Она сама считает, что ей нужно закончить институт, встать в этой жизни твердо на ноги, потом говорить о чем-то серьезном. Я думаю, что Светка с семьей не спешит. Чего ж буду ломиться внаглую?

— Нет, ты поговори с бабулей. Она не случайно повела себя" так. Бабуля у тебя умная.

Когда Борька пришел домой, Степановна даже виду не подала, что обижается на него. О Светке не заговаривала, словно девчонка и не была в гостях.

Парень тоже не спешил с выяснением. Но на следующий день Степановна сама пришла в комнату, принесла связанные носки. И спросила, присев в кресло:

— Поговорим?

— Давай, — отозвался Борис.

— Ты давно с ней знаком?

— Месяца три, не больше, а что?

— Не успел приглядеться. Невнимательный ротозей. А баба эта хитрая! И сволочная…

— С чего взяла, что она баба, да еще такая?

— А это у ей на лбу пропечатано. И к бабке не ходи — такая есть! В ней от девичьего одни лямки остались. Давно не девка. Глянь на ее грудь! Она, как уши у спаниеля, вся обвисла и опала. А ноги! Девки так не садятся.

— Какая мне разница, женщина иль девушка, я люблю

ее.

— Боря, не горячись, послушай меня, старую. Ведь не случайно в наше время девственность берегли. Дело в том, что женщина, познав мужчину до замужества, всю жизнь станет сравнивать одного с другим. И ежли сравнение не в мужнину пользу, станет добирать на стороне. А мужу такую жизнь устроит, что он от нее добровольно на погост сбежит. Энта Светлана — из таких. Ты глянь на ее руки и пальцы, ногти, они ж выхоленные, в кремах купаются. Такие лишь у бездельниц бывают. Ногти экие длиннющие, попробуй с такими постирай иль приготовь. Да ни за что! Выходит, сама ничего не делает, а кто-то! Мать иль бабка. Но бабки нет, мать работает, ей тоже ни до чего. Что остается? Где она ест, эта Светка? По ресторанам. А где деньги взять? Вот и липнет к мужикам, один завтраком, другой обедом, третий ужином накормит.

— Ерунда! Она, если б так, все время у меня паслась бы, так ведь очень редко приезжает.

— Борь, у ней даже на ногах ногти крашеные. Ленивица та баба! И стерва! Пришла в гости, а осматривалась, ровно ее сюда жить привели. И все морщилась. Узнал бы получше прежде. Уж больно подковыристая, злая. Себя больше всех в свете любит. О тебе не потревожится.

— Бабуль, не знаешь, зачем напрасное наговариваешь?

— Ее от слова «деревня» в дрожь кидает.

— Ну это ж не значит, что она сволочь!

— Холодная баба! Без сердца! Как старый сугроб.

— Бабуль, она не старая. Чуть старше меня.

— Борь, она только себя любит! Ты для нее — запасной конь, на котором по жизни легче ехать.

— Получается, что все замужние таковы?

— На равных тянут возок с заботами. Но эта не впряжется ни за что! — усмехнулась Степановна.

— Жизнь скрутит!

— Слышь, Боря! Вот у нас в деревне все бабы путевые. С девок такими были — живучими. Все умели. Но каждой из нас судьба надавала по горбу коромыслом. Смяла красу, иссушила, сгорбила, в награду лишь детей подарила. На том благодарствие, не то на что жизнь? Верно? — Поправила очки. — Ну а как оно водится? Нет болота без кикиморы и леса без лешего. Завелась и в нашей деревне одна. Сама собой. — никто. Рожа плоская, зато широкая. Сложение такое, ровно ее из бочки вытряхнули, она эту форму и держала. Зато форсу полный нос, Чтоб не обронить чего, все кверху его держала. Три ее сестры — нормальные девки. А эту будто под клетью нашли. В доме ничего не делает, родным не помогает. Целыми днями перед зеркалом белится да румянится. Ругали, колотили дуру, а все без проку. Ну да что думаешь? Эта самая оглобля раньше всех своих сестер замуж вышла. Хотя не положено у нас меньшую дочь раней старшей отдавать, тут ее тятька поспешил, мол, вдруг второго дурака на долю младшей не сыщется? И отдал. Что б ты думал? Всю семью запрягла уродка, сама пальцем не шевелила. На всем готовом жила. Потом их с мужем родители отделили. А уж дети подросли.

На них ездила, на мужике. Когда ж его на войну взяли, она не пропала. С конюхом крутила. А погиб мужик, она через месяц нового в дом привела. Тот пять зим на нее горб гнул. А один раз напился да измолотил. Она едва встала, этого выгнала, другого привела. Тот в третью зиму поехал за дровами и замерз. Она через месяц нового нашла. И опять запрягла. Так восьмерых похоронила. Уж как там дальше сложится, не знаю, я уже уезжала к вам. Но она девятого собиралась притащить в дом.

— Ну и баба! — удивился Борис.

— А что ей сделается? В захребетницах всю свою жизнь прожила. На чьих-то шеях ездила. Бабе девятый десяток пошел, столько мужиков пережила и без единой сединки. Одна у ней беда была — жопа толстела, а юбки ужили. Расшивать приходилось. Так вот чую, и Светка такая. Убираю я со стола, она хоть бы жопу подняла помочь. Будто приросла к стулу. Руки после еды не помыла, враз полотенцем вытерла, и губы тоже. Я еле откипятила. Ну и еще! Глянула, что она хлеб не разламывает, как все нормальные люди, а отщипывает. Бабки эдаких девок за косы таскают, отцы их в сарае кнутом хлещут и приговаривают: «Изыдь сатанинское из тела сего…» Да есть подолгу не давали. А эта сидит и щиплет, а крошки на пол рукой. От того в семье ссоры. Вот и невзнавидела стерву стриженую. Не терплю таких. Она женой никому не будет за то, что захребетницей родилась.

— Ну, была б такая плохая, не купил бы отец ей машину!

— А ты уверен, что тятька куплял? А я вот сумлеваюсь, — усмехнулась Степановна.

— Ну, бабуль, тебя послушать, так я чуть ли не сучку домой привел.

— Оно так и есть, родимый! — кивнула бабка и предложила: — Ты понаблюдай за ей!

— И что?

— В дом к той зайди, все сам увидишь…

— Ай, бабуль! Все вы просто не хотите, чтоб я женился. Считаете, что рано!

— Каб ты постарше был, о ней и говорить не стал бы. Дряхлой назвал бы и старой.

— А что? Может, и впрямь в гости напроситься? Но к чему, если не к спеху? — отмахнулся парень. К тому ж и со

временем было трудно, его почему-то стало катастрофически но хватать.

А тут еще участковый домой наведался. Решил узнать, увидеть своими глазами, как живет и готовится к службе будущий курсант. Хотя бы в будни завалился, так ведь в выходной возник. И, раскорячась в двери, пропустил впереди себя кота — любимца Герасима. Мужик, увидев участкового, чуть не на колени челюсть уронил.

— Привет, Герасим! Чего растерялся? Навестить вас пришел. Узнать, как живете, как дела.

— Без повода? — не поверил отчим.

— И без поводка! Как твой сорванец? Все хулиганит иль остепенился? — оглянулся на открытую дверь Борькиной комнаты.

— Да все нормально, тихо живем.

— Слышал я, что в школу милиции он собирается поступать. Вроде как моим коллегой станет. Хорошо, если толковым будет, за каждого мальчонку душой болеть станет, как я за него в недавнем прошлом. Знаю, что уже скоро отправят их в Санкт-Петербург. Одно плохо — далековато туда. Не наездишься. А как они там без нас?

— Чур нас, чур! — перекрестилась Степановна на кухне, услышав последнее.

Участковый долго рассказывал, каким он сам был в детстве, почему стал работать в милиции, скольких детей уберег от беды. А уходя, поделился с Борисом:

— Мой сын тоже поедет учиться вместе с тобой. Держитесь вместе, помогайте, выручайте друг друга. Собственно, с этого начнется ваша служба. Страшно за вас. Одних отпускаем. Но иначе нельзя. И ты, очень тебя прошу, не высовывайся эти дни из дома. Облавы идут на наркоту. Те отморозки, сам знаешь, мозгов не имеют. Старайся не видеться ни с кем. Подчистую их не выгребешь, а от оставшихся на воле чего хочешь жди.

Борька даже значения не придал словам участкового. Так говорили все.

В этот день у него была назначена встреча со Светланкой. Ей он хотел сказать об училище, о предстоящем отъезде и разлуке. Как она все воспримет? Станет ли ждать его? Последнее было самым важным для Бориса.

Она предложила ему встретиться в кафе. Парень согласился и в назначенное время ждал девушку за столиком.

Светлана опоздала, но ненадолго. Объяснила тем, что задержалась в парикмахерской, а мастер долго провозился с укладкой.

— Серьезный разговор нам предстоит, — предупредил Светку Борис, та зарделась, дыхание перехватило. Как долго она ждала, что Борька сделает ей предложение, и наконец он решил заговорить об этом!

Светлана подвинулась поближе к Борису, ждала, сгорала от нетерпения. А парень то краснел, то бледнел. Никак не решался начать разговор. Светка извелась.

Борька не знал, с чего подойти к теме, и брякнул напрямую:

— Я на днях уезжаю!

— Куда? — едва выдохнула Светлана.

— В Санкт-Петербург!

— О-о! И надолго?

— На три года!

— Как это? Ты шутишь? — не поверила в услышанное.

— Какие шутки? Учиться еду. Другого хода нет! — Понурил голову и спросил: — Ты хоть будешь ждать меня?

— Чего? Смеешься, что ли?

— Нет! Мне не до смеха! — у Бориса дрогнул подбородок.

— Хоть подумай, о чем говоришь. Это тебя бабка научила иль сам решил туда податься?

— Так нужно! — Хотел рассказать о деле Беркута, но понял — Светка не услышит. Ее лицо вытянулось, руки сжались в острые маленькие кулаки. Она смотрела мимо него, пытаясь взять себя в руки.

— Ждать! Совсем дурак! Мне уже двадцать. Через три года кому буду нужна?

— Я вернусь, и мы будем вместе! Учеба закончится. Буду приезжать на каникулы, мы будем видеться. Лишь бы ты не разлюбила…

— Борька! Ты и впрямь мальчишка, не понимаешь, о чем просишь. Каким приедешь ты, и что останется от меня?

— Для меня ты всегда самая лучшая!

— Ладно, Борис! А тебе никак нельзя остаться?

— Исключено!

— Что ж, тогда простимся!

— Ну почему? У всех, кто едет со мной, есть девушки. Они будут ждать.

— Тем девушкам по пятнадцать лет. И я в их возрасте ждала. Вот только не дождалась. Потому что в каждом городе есть пятнадцатилетние. Они даже посмелее, доступнее. А нам только ждать? Но кого?

— Ты любишь меня? — спросил Борис.

— Теперь это не имеет значения.

— Почему? Если любишь, дождешься!

— Это я уже прошла! — отмахнулась вяло.

— За кого-то не отвечаю!

— Все вы одинаковы! — прижала платок к глазам,

— Мне надо уехать на время.

— Тебя хорошо убедила семья.

— Мои ни при чем! Иначе мне будет кисло.

— Тебе? Все только о себе! А я как? — глянула с упреком.

— Закончишь институт, встанешь на ноги…

— И на черта ты нужен будешь тогда мне? — вырвалось невольное.

— Как? А почему? — не врубился сразу.

— Да когда я сама всего добьюсь, зачем мне Боря? Иль ты не понял ни хрена?

— А почему я тебе после училища не нужен?

— Я не хочу распределяться в поселок, хочу после окончания института остаться в городе, а не отрабатывать диплом у черта на куличках. Но в городе оставляют лишь семейных. Остальных рассеивают по области как пыль.

— Ну может, отец или мать помогут?

— Они меж собой не разберутся, на старости лет с ума сошли. Развестись вздумали.

— С чего? Ты ж говорила, они дружны и прекрасно ладят меж собой?

— Так было. Но в последнее время они перестали понимать друг друга. Постоянно ссорятся. Мне даже не хочется возвращаться домой, где никому нет дела до меня. Они забыли и потеряли все, Я терпела. Но и меня уже не хватает.

— А если тебе перейти в общежитие? Там проще и легче. Доучишься спокойно!

— Чудак, честное слово, придурок! Жить там на что буду? Ведь стоит мне уйти, родители не дадут ни копейки!

— Как другие учатся?

— Мне плевать на всех! О себе думаю!

— Можно на вечернее обучение перевестись, а днем работать! — предложил Борис.

— И ты, как все, про честный хлеб. Примитив! — Глотнула воды и, открыв сумочку, достала сигареты.

— Ты куришь?

— Как видишь. Что в том плохого?

— Из-за чего родители поссорились?

— Я не вникаю. Это их проблемы.

— Не из-за тебя?

— С чего взял?

— Потому что домой идти не хочешь…

— Надоели скандалы. Вообще не терплю, когда начинают поучать как школьницу. Делай только по их указке и ни шагу в сторону. Живи, как они позволят и советуют, не смей наперекор, иначе обидишь. Думай и поступай, как они, во всем только с них бери пример и восторгайся день и ночь. А если не согласна, они не потерпят. Потому что они никогда не ошибаются и во всем правы.

— Ты расскажи, из-за чего с ними поругалась? Что случилось?

— Да о тебе рассказала…

— И что?

— О! Какой шухер поднялся, до сих пор не могут успокоиться. Все спорят, в кого я пошла. Всю меня наизнанку вывернули уже сотню раз. Отец меня кем только не назвал!

— За что?

— За встречи с тобой! Мать уже давно не разговаривает со мной. Отец видеть не хочет. Уже сколько раз предлагали мне уйти из дома и не позорить их.

— Но ведь они не знают, ни разу не видели меня! — не верил парень.

— Они и не хотят с тобой знакомиться. С них достаточно, где, кем и у кого работаешь.

— Но ведь я там не один. Нас никто в городе не презирает. Даже не слышал о таком.

— Борис! Они не прислушиваются к другим. У них на все свои мерки. Так вот что их в тебе не устраивает: нет высшего образования, нет именитой родни, нет связей и веса в обществе. То есть ты — никто, быдло! А они с таким не хотят родниться! Понял? — Все это Светлана произнесла с горечью.

— Не совсем! Получается, они меня не признали? А ты против их воли хочешь быть со мной?

— Все так! — подтвердила Светлана.

— Тогда при чем распределение? Почему не можешь подождать меня? И самое главное, почему после училища я тебе не буду нужен? Или я для тебя запасной вариант? — спросил Борис.

— Ждать я не смогу. Не хочу уезжать из города. Распишусь с любым, но останусь здесь.

— И есть желающий?

— А что? Думаешь, ты единственный и незаменимый? Я из-за тебя столько вынесла, а ты мне объявляешь: «Подожди меня три года…» В своем ли уме? Почему все должны жить только для тебя? А кто ты такой?

— Можешь не повторять. Я помню — быдло. Только почему с таким расписаться хочешь? Иль вздумала прикрыться мной? Я представляю, какова ты есть, если в вашем высшем обществе не нашлось желающих на твою руку! — Борис отвернулся и закурил.

— Ты понравился…

— Не ври, Светка. Сама проговорилась, что я не первый предложил подождать. Но те обманули, других нашли. Ты боишься остаться одна. Но коль не нашлось желающих среди своего круга, решила зацепить первого попавшегося под руку. Но и тут осечка. Ведь понял я по дубовости своей, что и за меня выйдешь по расчету, а потом выплюнешь из памяти как лишний мусор, и какое тебе дело будет до меня лишь бы самой потеплее устроиться. Так, Светка?

— Откуда знаешь, может, я люблю тебя?

— Тогда ты помогла бы найти выход из тупика.

— А почему я?

— Ты слишком любишь себя и даже не спросила, куда я поступаю и почему так спешно. Мое тебе неинтересно. Лишь бы своего добиться. Но я не пешка в твоей игре. И ищи другого му-му. Ты хорошо играла, но в любой игре двух победителей не бывает. И еще знай: я понял, что однажды ты не выдержала проверку ожиданием. Но ведь есть и более сложная — жизнь. В нее входят, взявшись за руки, а не въезжая на горбу один у другого. Ты рассчитывала именно на это. Поверь, напрасно мечтала. Спасибо тебе за урок. Я не сразу забуду тебя, Светка! Ты еще будешь сниться. Мне будет больно, но это я переживу. Прощай! — Встал и направился к выходу. Когда оглянулся, увидел, как Светлана разговаривает с парнем за соседним столиком, достает из сумки деньги и указывает на него.

Борька усмехнулся. За время работы на заправке ему много раз приходилось драться с водителями. Случалось, не с одним, а сразу с двумя или тремя. Причин для таких разборок всегда хватало. Парень вскоре поднаторел и, хотя случалось иногда поймать фингал, из драк всегда выходил победителем. Так там были мужики! С крепкими, жилистыми кулаками, умеющие вовремя пустить в ход ноги, Голову, плечи и самого надежного корефана «разлуку» — заводную ручку. Ее они вытаскивали из-за голенищ сапог, и тогда держись любой, кто отважился встать на пути. Но Борьку ничто не пугало, привык отмахиваться от всего. А тут… Просто рослый парень, худой и бледный. Он настоящей мужской драки еще в глаза не видел, участвовать в ней силенок маловато.

Борька не спешит уходить. Мнется на крыльце, ждет развития событий. Но парень и не думает подходить к нему. Откинулся на спинку стула, на Светку смотрит с усмешкой, что-то тихо говорит ей. Вот он отодвинул от себя ее деньги, категорически отказался от них, прошел мимо Борьки, похлопал по плечу и сказал:

— Так их, сучек, учить надо!

Борис шел домой, удивляясь в который раз проницательности Степановны. Она совсем немного пообщалась со Светкой, а с ходу ее раскусила.

«Ну почему же я до сих пор слепой дурак? Столько времени встречался и ни хрена не знал о ней! Влюбился, как последний идиот. На смазливую рожу клюнул. Козел! Каких девок прозевал — Ксюшку, Нинку, с детства с ними дружил. Теперь обе замужем. Детей имеют. А не будь я тогда дураком, уже семью имел бы. Хотя стоит ли так рано? Ведь вот и не погулял», — вспомнились бабкины слова.

Домой он пришел, когда семья ужинала. Герасим тут же подвинулся, подморгнул:

— С ребятами был?

— Нет. В кафе со Светкой. Простились.

— Чего ж так спешить? Время еще имеете.

— Ни к чему. Не стоит его зря тратить.

— Что случилось? — всмотрелся Герасим в парня.

— Бабуля оказалась права во всем.

— А ты не бедуй! Девок завсегда хватало. И на твою долю королевну сыщем. Было б желание, — улыбалась Степановна.

— Давай сегодня телевизор посмотрим вместе. Хороший концерт обещают! — предложил отчим.

— Бабуль, а ты как? — спросил Борис.

— Шарф тебе заканчиваю вязать. Чтоб с голым горлом не бегал, — отозвалась Степановна.

— У меня их полно!

— Те старые. Не станешь там носить. А этот — длинный, модный нынче, с кистями, — хвалилась бабка.

— Где вязать будешь?

— А перед духовкой, спину погрею.

— Тогда я напротив тебя на лавке лягу, пообщаемся, — разулыбался Борис.

— Ну что там у тебя стряслось, сказывай! — уселась Степановна на низкую скамейку, надела очки и внимательно слушала внука. — Ты думаешь, словно из-за фиктивного брака она все затеяла? Глупыш мой! В том случае без мороки, за деньги договариваются. Это давно не ново. Тебя захомутать хотела, но не получилось.

— Я сам на брак был согласен. Но на честный и через три года. Но ее родителям не подошел. Корявый, необразованный, не их круга!

— Ну и хрен с ними! — вошел Герасим на кухню. Он все слышал и радовался. Он не понимал нынешнюю молодежь. Раскованность в их отношениях переплелась с откровенным распутством. Едва успев познакомиться, тут же прыгают друг на дружку, даже не дождавшись ночи. Щупаются на глазах у всех. А о чем говорить, как одеваются? Куда делась — иль в ужасе убежала от людей — совсем недавняя стыдливая, робкая любовь? Тогда умели ухаживать, ценили в девушках гордость и недоступность. Нынешние о том понятия не имеют. А ну заведи им вальс! Никто не пойдет танцевать, не умеют. Зато мелодии джунглей, с пещерным воем и визгами, со слоновым топотом, обезьяньими прыжками, слышны и видны у каждого окна.

Как-то зашел Герасим на дискотеку, хотел Борьку найти. Но тут же его окружили малолетки. В кольцо взяли и в зал вытеснили, стали перед ним дергаться. Ногами дрыгают, ручонки вразнос, кто ими сучит, другая манит, третья задницей крутит как колесом. На руках и головах стоят кверху неприличностями, им мало оглушающего грохота музыки, они сами подвывают, орут так, что Герасим оглох.

— Чё, дядя, стоишь усравшись? Шевелись, копоть, хиппуй, плесень! Дергайся во все стороны! — тормошили малолетки, ощупав у Герасима не только все карманы, но и интимное. Он вылетел с дискотеки под хохот обкуренной пацанвы, им было от одиннадцати до пятнадцати. В его время таких даже близко не подпускали к танцплощадкам. Дети веселились на катке, снежных горках, вокруг елок. И ни в коем случае среди взрослых или позже девяти вечера. За такое дома можно было получить по ушам, по соплям, по заднице. Здесь же сплошное бесовство. Герасим своими глазами увидел, как на дискотеке, никого не боясь и не прячась, колется подрастающая свора. Другие сношаются в полутемных углах, забыв всякий стыд и границы допустимого. В сизом тумане безликие лица тонут. Где тут найти Борьку? Вырвать бы его отсюда живым!

Страшно стало Герасиму. Что ждать от мальчишки, если будет приходить сюда часто?

«Нет, кранты! Выдирать его надо отсюда! Меня, старого, словили! Каково ему уцелеть?» Купил на следующий день 'компьютер, а Наталье приказал потерпеть с обновами:

— Хочешь сына сберечь, погоди с покупками для себя. Давай ему давно обещанное привезем.

И приволок компьютер. Новехонький. Со всей атрибутикой. Даже стол и стул специальные приобрел и, затащив все в комнату Борьки, радовался, что тот уже не пойдет на дискотеку.

И Герасим не просчитался. Борис увлекся компьютером и даже к друзьям на улицу выходил крайне редко.

— Знаешь, сынок, в наше время тоже всего и всяких хватало. Но хоть как-то прятали грязь. Я помню, как однажды мать застала на чердаке Никиту и Женьку с девками. Полезла проверить, чем они там занимаются так долго. В то время уроки детвора готовила вместе, кучей. Так оно быстрей и надежней, двоечников не было, хотя занимались при свечах. Ну, так-то она пошла и смотрит — дверь на чердаке приоткрыта. Приостановилась мамка и слышит: «Откройте мне веки! Не вижу!» Да таким могильным, загробным голосом это было сказано, что у мамки ноги отказали. Вцепилась она в лестницу и слышит, как на чердаке кто-то зашелся от страха и заплакал. А девчонки давай успокаивать: «Не вой! Это ж сказка про Вия. Ее Гоголь написал, придумал все. На самом деле такого нет… А ты уже обоссался!» — выдали пацана.

— Ох, Боря, неловко мне сделалось, — вступила в разговор Степановна. — Кое-как я слезла с той лестницы и домой пошла. Зарок себе дала за детями больше не подсматривать. Они чистыми росли. Без порока и гнили. Хоть было им в ту пору по пятнадцать годов. А как родниковая вода… Ничем не замутились. И уже когда подросли, женихаться начали, не забижали девчат. И с кем в детстве хороводились, так и нынче знаются. Помогают, коль где надо. Вон уж скольких детей в городе пристроили! Все — детва друзей, подружек. Никого не оттолкнули от себя и не забыли.

— Никита с Женькой даже между собой в детстве не дрались. Дружили. И друг друга никогда не выдавали ни дома, ни в школе. А уж как выручали. Особо на экзаменах, мне ли это не помнить? Может, потому не было у них проблем и в семьях. С детсада своих жен знали. Их проверять не стоило. И мамка не беспокоилась. Знала, кого в невестки ей ждать. Никогда не изменяли женам, да и мысли такой не было.

— А ты сам-то с Катериной видишься? С первой любовью своей? — глянула Степановна поверх очков на Герасима.

— Мам! С Катей все закончено. Еще до Натальи встретились мы с ней. Она уже без ребенка осталась, выпивать начала. Попытался остановить, но бесполезно. Слишком глубоко влезла баба, потребовались бы годы, да и то где гарантия? А жизнь не бесконечна. У меня на тот момент на себя сил не хватало. А вот сорваться мог. Испугался грех на душу взять. К чему мне? Так и расстались после первой и последней встречи. Никто никому ничем не обязан..

— А ведь любил ты ее…

— Не знаю. Теперь уж не уверен. По молодости увлечений много. Всякое ли стоит называть любовью? Да и Катерина не сохла по мне.

— Это верно, сынок! Тебе себя упрекнуть не в чем! — кивнула Степановна.

— Боря! Тебя к телефону! — позвала мать.

— Кто там? — удивился Борис, глянув на часы.

— Девушка! — ответила Наталья и передала сыну трубку.

— Алло! Я слушаю…

— Борис! Это я, Светлана! Не бросай трубку, выслушай, что хочу сказать! Я виновата перед тобой. Ты надолго уезжаешь. А я все тебе испортила. Настроение сбила. Прости меня, но известие об отъезде было слишком неожиданным для меня. Я сначала не поверила, думала, что решил проверить или пошутил. Я наговорила тебе кучу глупостей. Прости, пожалуйста! Давай расстанемся друзьями, без обид и плохой памяти! Друзьями, какими были раньше.

— Ты просишь или требуешь?

— Мне хочется этого…

— А не слишком много?

— Сколько сможешь, прости. Я понимаю, как все глупо с моей стороны. Сначала душу перевернула, теперь прошу прощения. Но не хочу расстаться во врагах с тобой. Как бы ни повернула. жизнь, мы не должны забывать и втоптать в грязь недавнее. Я не прошу тебя остаться, хотя мне без тебя будет очень тяжело, — Заплакала в трубку, парень молчал, сбитый с толку. — Ну чего молчишь?

— Я не пойму, чего ты хочешь?

— Неужели ничего не понял, Боря?

— Не врубился! — признался честно.

— Я люблю тебя! — сорвалось в трубку на крике.

— Свет! Успокойся! Иди покури. Мне надо собраться в дорогу.

— Можно, я приду проводить тебя?

— Зачем?

— Ты не хочешь видеть меня?.

— Светка! Теперь меня послушай! И не перебивай!

Присел к окну и заговорил спокойным, ровным голосом:

— Знаешь, любовь — она особая! Это не игрушка, чтоб сегодня подарить, а завтра отнять. Когда натешился иль сломал игрушку, снова подарить. Такое в детстве бывало. Но я с такими порывал сразу еще тогда, в пацановстве. Здесь все иначе. И если ты считаешь меня зеленым мальчишкой, то очень ошибаешься. Я не умею скакать по чувствам — с горы в пропасть! А потом обратно на вершину. Не слишком ли крутой вираж? Ты сама попробуй. Уцелеет ли голова на плечах? Может, я и поверил бы, если б ты не раскрылась полностью. Но сказано все, слов не вернуть. И я не верю тебе. Ты снова хочешь что-то затеять. Опоздала. По спешке вылепила всю свою суть. Я не знал тебя, спасибо ситуации, проучила. Прощаю. Но на том все! Большего не требуй. Мы никогда не вернем утраченное. Ты меня слышишь?

— Да, — прошептала трубка, всхлипнув.

— Прощай, Светка!

— Подожди секунду. Мне очень нужно увидеть тебя.

— Зачем?

— Хочу проститься…

— Мы уже попрощались, не стоит напрягаться. Да если честно, нет времени и желания видеться. Ты все сказала еще в кафе. Зачем возвращаться к теме. Меня успокаивать не стоит, я не ребенок. И на твои уловки не клюну. Открыла глаза, теперь уж не слепой. Но и говорить нам не о чем.

— Борь! Ты не хочешь увидеться?

— Правильно поняла. Давай не отнимать друг у друга время. У меня много дел.

— Борис! В спешке не выплесни главное. Потом рад будешь вернуть, да поздно…

— Не пугай! Что остается позади, то не мое. Мне уже нечего бояться! Прощай, Светлана! Будь счастлива, но без меня! — Положил трубку и, оглянувшись, увидел Герасима, он сидел на диване, делал вид, что смотрит фильм, на самом деле слушал разговор.

— Расстались? — спросил Бориса, когда тот положил трубку на рычаг.

— Простились, — подтвердил парень.

— Мы с матерью виноваты?

— Абсолютно ни при чем!

— Слава Богу! Значит, не обижаешься?

— Наоборот, спасибо! Пригляделся к ней!

— Эту девушку Никита с Женькой через жен знают. С Аленкой, по-моему, знакома. И с Дарьей немного.

— Каким путем?

— Собаку их лечили. Хорошая псина. Выжила, чумкой болела. Потом бабы сдружились. Семенами обмениваться начали, приятельницами стали. Я несколько раз видел ее там.

— Кого?

— Понятно кого. Мамашу с этой Светланой. Мамаша чаще приезжала. Поначалу о цветах, там и о детях разговорились. Одна у нее эта дочь. Других не было. Но и этой ей хватило по горло! Наши невестки ее недолюбливают.

— Чего ж раньше не сказал?

— Так я ее у тебя увидел и узнал враз. Не поверилось, что о ней рассказывал. Да, мать и отец у нее очень хорошие люди, интеллигенты. Ну а эта — выродок. На стариках ездит. Ее баловали, ни в чем не отказывали, все позволяли и распустили, — почесал затылок Герасим. — Уж и не знаю, говорить тебе» или нет? — Глянул на Борьку.

— Теперь уж до кучи! Давай, — отмахнулся тот.

— Короче, в шестнадцать лет она объявила о своей беременности. Доигралась! Родители, зная ее никчемность, посоветовали аборт. Ей сделали, тихо, подпольно, и вскоре отдали замуж за человека из своего общества. Полгода с ним прожила, и начались ссоры. Оно и понятно, когда баба ничего не умеет, добра не жди. Вначале упреки, потом брань, там и до мордобоя дошло. А что? Интеллигенты тоже жрать хотят. Ну а дома и подавиться нечем. Короче, как два паука в одном стакане, но она приволокла третьего. Тут-то и поднялся шухер!.. Светку, если б вовремя не слиняла, размазали б по стеклу. Пришлось ей к папке с мамкой воротиться. А куда деваться, коли Любовей много. Она с год сидела тихо, не высовывая наружу свою харю, потому что весь город в нее плевал. За это время сучка закончила школу. Прикинулась смирной, тихой, раскаявшейся. Ну и сосватали снова. Родители постарались обоюдно. На этот раз почти ровесник ей попался. В институте учился на втором курсе. А тут взяли его в армию на три месяца, когда вернулся, с любовником застал. Обоих с балкона вышвырнул. Но второй этаж. Хахаль ногу сломал, у нее растяжения. Короче, ничего серьезного. Но из семьи снова загремела. В третий раз ее выдали совсем за старика. Он старше отца был. Через год он умер. Ио квартира ей осталась — расписаны были. А вот имущество и вклад — между детьми поделили. Так что жильем эта дама обеспечена. Только нужно богатого хахаля, чтоб содержал. Но желающих нет. И ты выскользнул…

— Она мне говорила, что живет с отцом и матерью…

— Ну да! На одной лестничной площадке.

— Сказала, что они не согласны отдать ее мне!

— Конечно. Не хотят позориться еще раз! Ты б слышал, что рассказывали в суде сыновья того последнего старика. Она на его глазах путалась с мужиками. Тот уже не мог встать и выгнать. Парализован был. Светка тем и пользовалась. Сука она последняя!

— Чего ж при ней этого не сказал?

— Позови! Не только я, вся родня скажет. Тут не тебе, не нам, ей стыдиться стоит. Кстати, она и с крутыми путалась. Твоими корешами. Спроси их о ней.

— Теперь уж ни к чему. Раньше нужно было.

— А ты не прячь девок впредь. Вытаскивай их на свет. Меньше синяков на душу получишь. Знай, нынче среди бабья столько говна, что и не перешагнешь, обязательно вляпаешься.

— Герка! Не бреши пустое! Наталья и я тоже бабы. Разве мы виноваты в чужих грехах? — не выдержала Степановна.

— Знаешь, Гер, мне кажется, что теперь Борис никому не верит. И тебе тоже. Не стоит его вот так убеждать. 'Коль суждено, пусть испытает на себе всю тяжесть бабьей подлости. Тогда поймет, что, кроме своей семьи, он никому не нужен — ни друзьям, ни тем более дешевкам.

— Об чем споритесь? Мальчонке ехать скоро, в дорогу надо его собирать, а вы об чем завелись? Лучше вот достань с чердака домашнюю колбасу, что с деревни привезена. Да побольше. Чтоб и на дорогу, и на первое время хватило. Сало в погребе глянь. Особливо шпигованное. Орехов не забудь. Ну а в дорогу все остатнее сама сберу. Хватит об пустом тарахтеть. Дите в науку едет. Глядишь, в начальники прорастет. Во будет сюрприз для всего околотка. Наш разбойник станет начальником милиции! — рассмеялась Степановна.

— Мать! А что в том необычного? Да если пацан в детстве не был сорванцом, из него в будущем ничего путевого не состоится! Что за мужик получится из того, кто не носил фингалов и шишек? Кто не был в драке и не защищал друзей, тот слабак, перхоть и недостоин брюк! Все детское, вместе с больной наукой, остается навсегда с нами! С детства познаем боль и радость. Главное — надо научиться верно различать людей! Верно, Борис? Переможем и эту болячку. Хорошо, что с ней далеко не зашли.

— Не напоминай об ей! — нахмурилась бабка.

И рассказала, как однажды Никита с Женькой попали в неприятность, едва переехав в город.

— Они только позаканчивали институты, устроились на работу и домой завсегда вертались потемну. Так-то и в тот день. Топают себе неспешно, пехом, от заводу до дому недалеко. И вдруг слышат, баба вопит не своим, дурным голосом. Как недорезанная свинья визжит. Вкруг ней мужик носится и ногами ей в бока и голову сует со всей силы. У бабы морда уже черная, вся опухла, того гляди без глаз и зубов останется. А тот козел молотит без жали. Мои ребята порешили выручить бабу, спасти от погибели. Ну, Женька развернул того мужика к себе, как вмазал! Одним ударом нос сломал, вторым отправил его под порог. Как потом выяснилось — с сотрясением мозга. Тот враз стих. Но баба как увидела, так подняла хай на всю округу: «Мужика убивают бандюги! Люди добрые, помогите!» Кто-то из соседей вызвал милицию. Она заместо того убивца моих ребят сгребла. Посадили их в камеру на всю ночь. И разбирались, кто ж виноват? Ведь жена того мужика заявление сочинила на заступников, стребовала деньги на лечение мужа!

— И заплатили?

— Конечно. Иначе их судили б! Зато с той поры хоть убивай мужик свою бабу, хоть режь, они друг дружку, никогда не влезут и не заступятся. Перешагнут иль обойдут, и пошли своей дорогой дальше. Всякая наука в жизни неспроста дана. Она до гробовой доски помнится. Да и по жизни оно так — коль баба путевая, мужик не бросит и бить не станет.

— Да? А мою мамку и меня за что бил? Если б все так проходили мимо, нас давно в живых бы не было! — у Борьки задрожал- подбородок.

— Я об мужиках сказываю, не о пропойцах!

— На лбу ни у кого не написано, кто он.

— Тут в городе, почитай, все знакомы.

— Но вот я ничего не знал о Светке!

— Поверь, не допустил бы я того, чтоб она тебя охмурила. И Никиту с Женькой привел бы, и всех ее живых мужиков и хахалей! Это однозначно. Такое не пустил бы в дом в другой раз! — встрял Герасим хмуро.

Борька, перед тем как лечь спать, проверил набитые битком два чемодана. Они так распухли, что замки и ремни на них трещали, готовые лопнуть в любую секунду.

— Бабуль! Зачем мне столько свитеров? Одного хватит! — протестовал Борька, вытаскивая лишние пуловеры, свитера, носки, рубашки, банный халат и полотенце, рукавицы и нижнее белье. — Будто до конца жизни в ссылку отправляете, я ж вернусь после училища сюда — в свой город. А в училище форму выдадут. Домашнее не разрешат надевать. Я это уже знаю. Вы же перестарались! Ну зачем мне три пары домашних тапочек? Надо мной все ребята хохотать будут. Этой одежды на взвод хватит. А я еще домой на каникулы приеду! Бабуль, ну зачем мне целая сумка пряников?

— Они ж медовые! Твои любимые!

— И что с того? Тут на все училище! А мне и одного по горло хватит! К чему столько? — Вытаскивал из сумки молоко, сметану, масло, яйца. — Бабуль! Не надо! Я не обжираться еду! — Отставил сумку к ногам Степановны. И, подхватив один чемодан, занес его к себе в комнату, довольный своевременной ревизией.

Утром, едва проснется город, состав с ребятами уйдет от перрона. А пока Борис спит. Во сне он спешит на свидание со Светланкой. Она уже приехала и ждет его, чтобы снова умчаться на полянку к реке, к березовой роще, подальше от людей и чужих глаз…