Выстрел

ГЛАВА

Сегодня последний день, который я проведу вместе с Декланом, перед тем как уехать домой. Беннетт возвращается сегодня вечером, и все утро я хожу расстроенная. Я напугана и нервничаю, что Беннетт может узнать о моей беременности. Но я так подавлена, потому что за два прошедших дня я позволила себе поверить, что это ребенок Деклана, а он дал мне уверенность в том, что слово «мы» реально. Но это все равно ложь. Я же не могу прекратить думать о нем, я больше не могу представить жизни, где не будет существовать Деклана.

Я никогда не сталкивалась ни с кем похожим на него. Его отношение к чему бы то ни было полностью завораживает и поглощает. Когда я не с ним, единственное, о чем я могу думать, как встретиться с ним. Он стал для меня чем-то вроде моего кислорода. Без него я задыхаюсь.

— Как ты, любимая? — слышу я голос Деклана, когда он заходит в ванную.

— Лучше. Горячая ванна помогает лучше, чем горячая грелка.

— Ты здесь уже очень долго.

Погружаясь немного глубже в горячую ванну, я поднимаю взгляд на Деклана. Он возвышается надо мной. Его мощная мужественная челюсть покрыта вечерней щетиной. Жесткие линии его груди, сильные мышцы, рельефный пресс. Он красивый мужчина, одетый в простые темные джинсы. Внезапно, я чувствую такую горечь, что не могу быть рядом с ним, одинокая слезинка скользит по моей щеке.

Присаживаясь на корочки, он кладет руки на колени и говорит:

— Милая, что не так? Что происходит?

— Я не хочу уходить.

Мой голос едва выше шепота, слезы не перестают катиться из глаз. Я никогда не была такой уязвимой ни перед кем. Я никогда не открывалась так, Деклан единственный, кто видит меня такой.

Доверие.

Как-то он смог этого добиться, что-то сделал, что я стала доверять ему. Он полностью завладел частью меня, той частью, что даже не доступна Пику, потому что Пик только заполняет эту часть, когда мы видимся, а Деклан находится в моем сердце, душе, разуме постоянно.

Я слышу всплеск воды, и когда открываю глаза, то вижу, как обнаженный Деклан шагает в ванну, я продвигаюсь немного вперед, чтобы у него было достаточно места, расположиться позади меня. Когда Деклан усаживается, он заключает меня в объятия, проводя рукой по влажным волосам, я же провожу руками по его ногам и отклоняюсь назад, вжимаясь в него.

— Наклонись вперед, — говорит он, и я делаю это. Деклан начинает массировать мою поясницу. — Хорошо?

— Очень хорошо, — говорю я ему. У меня сейчас сильные боли в животе, такие же, как и те, что заставили меня обратиться к врачу, неделей ранее. Деклан стал очень волноваться за меня, когда проснулся среди ночи и нашел меня, спящей в ванне, полной воды. Он настоял на том, чтобы мы позвонили доктору, и она прописала какие-нибудь обезболивающие, но с того момента, как я узнала, что беременна, я больше не могу принимать их, потому что они могут повлиять на развитие ребенка и навредить ему. Поэтому большую часть времени, я провожу в теплой ванне, которая помогает облегчить мое болезненное состояние. Доктор сказал, что при беременности с диагнозом «эндометриоз» это привычное действие.

— Я не могу пережить, что ты должна уезжать от меня, когда тебе настолько плохо.

— Я не хочу уходить, Деклан. Не хочу.

— Не уходи. Останься тут со мной. Я не могу нормально соображать, когда ты с ним.

Подтягивая колени к груди, я оборачиваю руками ноги, произнося просьбу:

— Поговори со мной, поговори.

Я нуждаюсь, чтобы он что-то говорил, мне необходимо избавиться от печали, которая постепенно поглощает меня.

— О чем ты хочешь, чтобы я рассказал тебе?

— Расскажи мне о твоем доме в Шотландии. На что он похож? Какой он?

Он притягивает меня ближе к своей твердой груди, хватает губку и нежно проводит по моим рукам и спине.

— Большее количество времени там дождливо, — начинает он, я опускаю голову на его крепкий и сильный бицепс. — Зеленые холмы испытывают недостаток солнечного света. Но пейзаж в сельской местности там восхитительный.

— Так твой дом находится в сельской местности?

Он проводит губкой по моей шее, затем по груди, отвечая:

— Да. Это к югу от Эдинбурга в Галашилсе.

— Как там? Как выглядит твой дом? — я продолжаю задавать вопросы, сидя с закрытыми глазами, наслаждаясь его голосом и прикосновениями.

— Особняк называется «Брауншвейнг Хилл». Он был построен в середине девятнадцатого века, дом выполнен в неоклассическом стиле викторианской эпохи, но он полностью отреставрирован пару лет назад.

— Но все-таки ты здесь.

— Да, знаю.

— Ты хоть раз там ночевал?

— Нет, я нанял кое-кого, чтобы присматривал за местом, но я там толком не останавливаюсь, — отвечает он мне.

— Так зачем тогда ты его купил?

— Потому что после того, как отец продал это место, чтобы перебраться на постоянное местожительство в Нью-Йорке, я почувствовал, что у меня больше нет связи с моей матерью, — когда он говорит это, я резко открываю глаза и смотрю на него.

— Она там похоронена?

— Да, — бормочет он.

— Так ты купил особняк, чтобы быть ближе к ней?

Он кивает и смотрит на меня, затем целует меня в лоб и продолжает свой рассказ.

— Тебе там очень понравится. Шесть акров спокойствия и тишины, плюс ко всему этому потрясающий вид на реку Туид.

— Расскажи мне еще.

— Там огромный сад и красивая пещера, которая полностью построена из шлака.

— А там много цветов?

Он бросает губку в воду и оборачивает руки вокруг меня, кладет голову мне на плечо, вздыхая:

— Да, любимая. Там миллионы красных и лиловых цветов.

— Лиловых? — спрашиваю я, сразу мысленно возвращаясь к воспоминаниям о лиловых стенах в детской много лет назад.

— Ммм хмм.

— Я не люблю лиловый цвет, — тихо бормочу я.

— Тогда мы уберем лиловые цветы, — тут же говорит он.

Я хихикаю, и затем он спрашивает:

— Ты никогда не говорила мне, какие твои любимые цветы.

Я не спешу, даже хотя и знаю ответ, но одна мысль об этом сжимает мое горло. Но все же я произношу:

— Маргаритки. Я люблю розовые.

— Маргаритки? — удивленно спрашивает он. — Такой простой цветок. Я думал, какие-то шикарные.

— Почему это?

— Ты выглядишь как девушка, которой нравятся изящные вещицы, — просто отвечает он, отклоняясь назад и утягивая меня за собой.

— Маргаритки — изящные. Простые и милые, поэтому-то я и люблю их.

— Я хочу знать все, что тебе нравится.

— Зачем это? — дразню его я.

— Расскажи мне что-нибудь еще о себе, — говорит он, целуя меня в висок.

— Ммм, — бормочу я, а затем выпаливаю: — Я люблю чай, и мне нравятся кексы с посыпкой. Яблочный сок, но только когда он в маленькой упаковке. И я люблю маргаритки.

— Розовые маргаритки, — поясняет он, я киваю и повторяю:

— Розовые маргаритки.

— Что еще тебе нравится?

Я наклоняю голову на бок, чтобы видеть его, когда произношу:

— Мне нравится ощущение того, как твоя щетина трется об мою кожу, когда ты целуешь меня.

— Почему?

— Это заставляет меня думать о том, как ощущается поцелуй принца.

Его улыбка расширяется, когда он спрашивает:

— Разве принцы не гладко выбриты?

Я вытягиваю руку и провожу ею по задней части его шеи.

— Не в моих снах, — говорю я, прежде чем притягиваю его, чтобы поцеловать. Его губы нежно двигаются на моих, в конечном счете, раздвигая их языком, чтобы углубить поцелуй. Я наслаждаюсь его мятным дыханием, скользя своим языком по его. Он приподнимает меня за бедра и аккуратно усаживает на свои колени. Его член тут же твердеет, и потребность в близости берет надо мной верх, поэтому я приподнимаюсь и, обернув руку вокруг его эрекции, направляю его в себя. Его глаза закрываются, когда я медленно опускаюсь на него и замираю. Ни один из нас не двигается, пока мы просто цепляемся друг за друга, обнимаемся, кожа к коже.

— Скажи, чего ты хочешь, — выдыхает он у моей груди, начиная рассыпать поцелуи по выпуклости груди и соскам, сжимая твердые вершинки.

— Этого.

— Скажи мне, — приказывает он.

— Только этого. Я просто хочу почувствовать тебя внутри прямо сейчас, — отвечаю я абсолютно честно, потому что я отчаянно хочу быть с ним максимально близко.

— Я внутри тебя, — говорит он, ослабляя свой захват, он скользит одной рукой между нашими телами и кладет ее на мой живот. — Вот тут я внутри тебя.

В глазах стоят слезы, когда я киваю, желая верить, что внутри меня растет часть его, а не Беннетта или Пика. Я хочу, чтобы ребенок был его, потому что все, чего я хочу — это он. Слезы выскальзывают из глаз, когда я смотрю в его прекрасные, зеленые глаза, которые заполнены обожанием, так же как и мои. Я люблю его. И теперь я ставлю под сомнение абсолютно все, потому что сейчас я могу представлять только холмистую местность Шотландии, поместье девятнадцатого века, и Деклана с нашим малышом на руках. Боль от осознания того, что наша с Пиком безумная игра может разрушить все хорошее в этом мужчине и превратить его в убийцу, разрывает мое сердце. Я пыталась концентрироваться, пыталась отключить чувства к Деклану, пыталась придерживаться плана. Но не смогла сделать это. Это не игра, это — человеческая жизнь. Жизнь прекрасного мужчины. Мужчины, которого я сильно люблю.

Я не могу разрушить его и превратить в монстра. Если сохранить жизнь Беннетту, даже при всем моем желании, чтобы он страдал, означает, что жизнь Деклана не будет разрушена, я сделаю это.

Не стоит приносить в жертву Деклана ради убийства Беннетта.

Слезы вновь заполняют мои глаза и начинают стекать вниз по лицу, когда я шепчу:

— Я люблю тебя. Все, чего я хочу — это ты. Ты, я и этот малыш.

С каждым произнесенным словом его член увеличивается во мне, но он не вынуждает меня двигаться, пока мы остаемся соединенными, интимно связанными вместе. Я знаю, что должна буду сделать, и это будет непросто. Пик многое пережил за эти несколько лет, пока я была замужем за Беннеттом. Но я не могу сделать этого. Я не буду делать такое с Декланом. Правда в том, что мне не нужно убивать Беннетта, чтобы получить свою сказку, свой второй шанс, потому что сказка здесь, в моих руках. Это то счастье, которого мне не хватало всю мою жизнь. Поэтому я пойду к Пику и скажу, что все кончено. Скажу, что выхожу из игры и развожусь с Беннеттом. Я проживу оставшуюся часть жизни как Нина, девочка из Канзаса, если это будет означать, что я не потеряю Деклана. Я похороню свое прошлое.

— Я хочу владеть каждой частичкой тебя, — рычит он, его взгляд вспыхивает, его пальцы врезаются в мою кожу, когда он хватает меня за попу.

— Ты уже владеешь.

— Держись за мои плечи и двигайся, — командует он, и я повинуюсь, приподнимаясь вверх, а затем скольжу снова вниз. Я продолжаю двигаться, моя киска сжимается вокруг него, стискивает его, нуждаясь в наслаждении. Он берет одну мою грудь в свою ладонь, сжимает затвердевший сосок, в то время как проводит языком по моей другой груди, прежде чем яростно всасывает его в рот. Обнажив зубы, он царапает ими нежную кожу и затем сильно прикусывает. Вскрикивая, в бурлящей атмосфере наслаждения и боли, я объезжаю его член, врезаясь в его бедра своими. Теплая вода ударяется об мой набухший клитор с каждым толчком, подводя меня к вершине.

Деклан продолжает ласкать мою грудь, облизывая меня своим языком, поглощая так, будто я его последняя пища, и он нуждается во мне, чтобы выжить. Затем он хватает меня за бедра, толкаясь в меня еще глубже, ударяя по комочку нервов, который только он может найти, и я не могу удержаться. Откинув голову назад, он быстро находит мои руки, переплетает наши пальцы и крепко сжимает их. Я пульсирую и сжимаюсь вокруг него, когда бледный свет моего оргазма ослепляет меня. Когда я извиваюсь на нем, он оборачивает свою свободную руку вокруг моей талии и грубо насаживает мое тело на свой член. Он пульсирует во мне, увеличиваясь, и дергается с каждым выплеском спермы.

— Боже, — чувственно стонет он, когда мы одновременно кончаем.

Прижимая ближе к себе мое тело, он начинает дрожать от бурных отголосков оргазма. Я цепляюсь за Деклана, когда он, наконец, опускает свою голову. Мы тяжело дышим, пока пытаемся прийти в себя.

Дрожащим голосом Деклан выдыхает:

— Я хочу дать тебе все, о чем ты только мечтала.

И после этих слов мне не требуются никакие доказательства.

К черту Беннетта.

К черту возмездие.

К черту все.

Все, что я хочу, есть в этом прекрасном мужчине.