Взлет индюка

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Лампочки сэра Трисама

Открытие электростанции Брювери отмечали в столице с большим размахом. В начале второго пополудни торжественный кортеж стартовал от дворца Трисама и неспешно двинулся по Мейн-Стрит к Нюбейбилонскому тракту. Неспешно — потому что Самый Дорогой Господин сэр Морис Трисам не переносил быстрой езды. Он и в молодости не отличался крепким вестибулярным аппаратом, а теперь, когда возраст и злоупотребление опиумом превратили его почти что в живое ископаемое, достаточно было пустить лошадей рысью, и уже через минуту Надежду и Опору Всея Человеческой Общины обязательно начинало тошнить. Поэтому кортеж двигался шагом, со скоростью пешехода.

Утром среди гвардейцев его божественности кардинала Рейнблада распространился клеветнический слух, что Великий Вождь Великой Родины якобы наотрез отказался участвовать в торжествах, и потребовал, чтобы электростанцию доставили во дворец, а там он с удовольствием исполнит все положенные обряды. Его божественность долго уговаривал почтенного старца, но не преуспел, и был вынужден позвать любимую дочь Великого Вождя — почтенную леди Патрицию Трисам, также именуемую Отвязная Патти. Любимая дочь то ли сумела разъяснить сэру Морису, что электростанцию технически невозможно доставить во дворец, а обряды провести надо, то ли как-то иначе убедила его отправиться в путь. Как бы то ни было, сэр Морис Трисам вскарабкался в Самую Главную Карету, и кортеж тронулся. В пути сэр Морис был весел и изволил игриво постукивать взятой в дорогу погремушкой-маракасом по лысой голове сэра Огрида Бейлиса, которому выпал жребий непосредственно сопровождать Великого Вождя в сегодняшней поездке. Сэр Бейлис делал вид, что ничего особенного не происходит, но его улыбка была неискренней, а в глазах, казалось, таилась смерть. К счастью для сэра Бейлиса, его мучения длились не слишком долго. Когда кортеж миновал предместья столицы и выехал в чистое поле, сэр Трисам потребовал трубочку опиума, пыхнул, и остаток пути пребывал в обычном расслабленно-блаженном состоянии.

Путь к объекту Брювери занял более трех часов, и еще около получаса пришлось ждать, пока кареты разместятся на стоянке, а вельможные персоны изволят разместиться на положенных местах. Многие отмечали, что организация празднества оставляет желать лучшего, а сэр Энтони Батлер, непосредственно отвечавший за мероприятие, был зол как сам Сэйтен, постоянно метался туда-сюда и непристойно бранил разных людей и орков. Говорят, за полчаса до начала церемонии он случайно выбранил дьякона Фредди Лу, чуть было не огреб от личной охраны бывшего олигарха, но вовремя извинился и тем спасся.

Наконец, церемония началась. С одноразового алтаря сняли занавески, и высшее общество одобрительно заохало — сегодняшняя девственница оказалась выше всяких похвал, воистину без единого изъяна, и где только его божественность отыскал такую красавицу? Дьякон Виктор Пауэр сказал, что будь такая телка его собственностью, он бы не осилил отдать ее для жертвы, а вдул бы всенепременно. На него, конечно, зашикали, но без особого возмущения. Все знали, что сэр Пауэр тоскует по своей резиденции в Драй Крике, которую недавно подарил леди Патриции Трисам, оттого злоупотребляет травой и все время пребывает чуть-чуть не в себе.

Его божественность зарезал телку ловко и аккуратно, она, похоже, вообще ничего не заметила. Никаких пророчеств девственница не произнесла и никакие демоны в церемонию не вмешивались.

Зарезав телку, кардинал вкусил кусочек ее сердца и запил рюмкой крови. Самый Дорогой Господин тоже вкусил и запил. Гвардейцы кардинала, стоявшие в почетном карауле, шушукались и спорили на щелбаны, не блеванет ли после этого Великий Вождь. Не блеванул.

Затем сэр Рейнблад произнес длинную и в целом унылую проповедь, в которой выразил уверенность в скорейшем наступлении светлого будущего и пообещал жестоко покарать любого, кто будет вредительствовать и вставлять палки промеж спиц колес прогресса. Потому что каждый такой человекообразный — враг народа. Имени покойного Стивена Тринити он не называл, но все и так поняли, о чем идет речь. Сэр Захария Харрисон заметил в этот момент, что на церемонии отсутствует Пол Макдак, и обратил на это внимание сэра Германа Пайка. Герман некоторое время озирался, а затем подтвердил, что Макдак отсутствует, охарактеризовал его поведение эзотерическим словом «фалломорфизм» и попросил Зака напомнить этом завтра утром. Зак в ответ засмеялся и сказал:

— Если я завтра что-то вспомню, это будет означать, что праздник не удался. А это будет плохо, потому что дурное предзнаменование.

Герман порекомендовал ему заткнуться, и Зак последовал этому совету, тем более что на них начали оглядываться. Зак ткнул в бок сэра Томаса Блаунта и велел тому не забыть завтра утром напомнить про Макдака.

— Кому напомнить? — уточнил Том.

— Хоть кому-нибудь, — объяснил Зак.

— Да он сам первый упорется, — предположил Герман.

— Я ему упорюсь, — сказал Зак. — Он за Алису головой отвечает.

— Ну-ну, — сказал Герман.

Сэр Томас Блаунт весь день держался рядом с одной и той же женщиной, будто приклеенный. Сторонний наблюдатель мог подумать, что он ее охраняет, но по закону люди-охранники положены только сэру Морису Трисаму и леди Патриции Трисам, а эта женщина явно не была никем из них. А кто она была такая, было решительно непоятно, потому что ее голова была полностью скрыта белой фатой, какие надевают на головы ортодоксальные поклонницы Джизеса, когда выходят замуж. С другой стороны от женщины в фате сидел никому не ведомый оркоподобный мужчинка средних лет, маленький и плешивый. Он вел себя очень скромно, сидел и слушал проповедь, сложив руки на коленях.

После проповеди Самый Добрый Господин кратко благословил собравшихся, затем к алтарю вышел магистр ордена хранителей его святейшество бишоп Рокки Адамс, и несколько минут бубнил что-то невнятное. Несколько раз он тянулся поковырять в носу, но всякий раз отдергивал руку в последний момент. В рядах гвардейцев наметилось оживление, они стали спорить на щелбаны, засунет он палец в нос до конца речи, или все-таки не засунет. Вроде не засунул. Хотя полной уверенности в этом не было, потому что уже почти стемнело, и под конец речи из всей фигуры его святейшества была отчетливо различима только лысина.

Внезапно сэр Адамс воздел руки к небу и громогласно провозгласил:

— Да будет свет!

И стал свет.

Сильные мира сего стали жмуриться и вертеть головами, потому что свет многочисленных ламп, укрепленных на специальной мачте над алтарем, бил в глаза и нестерпимо раздражал. Задремавший Самый Дорогой Господин проснулся и испуганно завизжал, но сэр Огрид Бейлис сумел утихомирить Вождя Нации раньше, чем его поведение стало совсем непристойным. Говорили, что кто-то из гвардейцев разглядел, что сэр Бейлис отвесил сэру Трисаму подзатыльник, но это, очевидно, клеветнический слух.

Сэр Рейнблад вошел в круг света и патетически провозгласил:

— В круге света были мы рождены в пути. Почему мы не можем друг друга найти в круге света?

И сделал торжественную паузу, в ходе которой в мертвой тишине отчетливо прозвучали два голоса. Вначале женский:

— Он что, уже упоролся?

А затем мужской:

— Это стихи, дура.

Люди, собравшиеся на церемонии, были культурными, они не стали смеяться и показывать пальцами, а сделали вид, будто не заметили конфуза. Только сэр Пауэр нервно захихикал, но к его невежливости отнеслись снисходительно. Потому что все знали, что он недавно подарил Патриции Трисам поместье Драй Крик и с тех пор злоупотребляет.

На этом церемония завершилась. Власть имущие погрузились в кареты и кортеж отправился обратно в столицу, на пир. Но не во дворец Трисама, а в бывший дворец Тринити, статус которого стал в последние дни не вполне понятен. Вместе со всей собственностью упраздненного дома Тринити он перешел к ордену хранителей, но этот орден в последнее время настолько разросся, что кое-кто уже начал шутить, что ему, дескать, принадлежит контрольный пакет всей Родины. Хотя дворец Тринити был заметно роскошнее дворца Адамса, великий магистр не торопился ни переносить туда свою резиденцию, ни официально передавать бесхозное здание какому-нибудь конкретному подразделению ордена. Ходили слухи, что сэр Адамс собирается организовать там официальную резиденцию новой общественной организации, которая вроде как должна объединить в себе бандитов Пайка и боевое братство Харрисона. Несмотря на внешнее безумие этой идеи, ее нельзя сбрасывать со счетов, ведь всем известно, что когда Стивен Тринити случайно выпал из окна на чей-то меч, Пайк и Харрисон не только не поссорились, но наоборот, подружились. Из-за этого кое-кто за глаза называл Зака Харрисона Джудасом.

Короче, пир был организован во дворце Тринити. Вся дорога от Брювери до этого дворца была ярко освещена электрическими лампами, не так ярко, как днем, но намного ярче, чем обычно освещают крыльцо в зажиточном доме. Говорят, какой-то министр спросил Рокки Адамса, всегда ли на улицах Барнард-Сити будет так светло по ночам, и сэр Адамс ему ответил:

— Пока алюминиевый завод не заработает — всегда. А там посмотрим.

Многие гости не стали дожидаться прибытия в пиршественную залу, а накурились уже в дороге. Из-за этого торжественное начало обеда вышло немного скомканным, но когда вельможные гости удовлетворили первый голод, все наладилось. На третьем этаже организовали оргию, причем это был первый случай, когда в общественной оргии открыто участвовали трансвеститы, тайно выращенные в доме Тринити с помощью противоестественной магии. Надо сказать, что вопрос трансвеститов вызвал на днях оживленную дискуссию в Совете Нации, дескать, не являются ли эти существа противными человекообразной природе и не подлежат ли немедленной экстерминации как оскорбление ликов господних? Неизвестно, к чему могла привести эта дискуссия, но в самый ее разгар в зал заседаний случайно забрел спикер Совета сэр Морис Байтер по прозвищу Андроид, и выразил неудовольствие. Дескать, вы так орете, что приличному человеку никак невозможно употребить наркотик и расслабиться — всем известно, что от громких воплей наркотики по кайфу не идут. И вообще, парламент — не место для дискуссий. Пристыженные депутаты затихли, ожесточенная перепалка сама собой увяла и ни во что не вылилась.

Немало гостей пожелали опробовать на собственном опыте новое инновационное чудо. Право первой пробы вытребовал себе сэр Бейлис, дескать, вы весь день развлекались, а у меня теперь башка звенит, дайте человеку хоть чуть-чуть оттянуться. К его просьбе отнеслись с уважением, но когда почтенный сэр приступил к делу, случился конфуз. Всем известно, что интимные дела не терпят досужих советов, на то они и интимные, но когда перед твоими глазами разворачивается такое диво, трудно удержаться от совета, а когда главный мужской персонаж — пожилой уставший человек… Короче, сэр Бейлис увял, расстроился, стал топать ногами, говорить глупости, а загадочная женщина в вуали, уже упоровшаяся сверх всякой меры, стала оглушительно хохотать, сэр Бейлис разгневался… Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы молодой сэр Блаунт не спас положение, прогнав женщину в вуали с сексодрома решительным пинком. Женщина возмущалась и грозила пожаловаться какому-то Джону, но затем успокоилась и направилась на второй этаж, на дискотеку. Она двигалась нетвердой походкой, а спускаясь по лестнице, чуть не загремела вниз, но ее подхватил господин Артур Мамут, знаменитый журналист из «Вечернего Барнарда».

— О! — воскликнул он. — Прелестная незнакомка! Позвольте пригласить вас на танец!

— А чё, пойдем, потанцуем, — отозвалась незнакомка.

В танцевальной зале в это время играла любимая песня кардинала Рейнблада. Надо отметить, что его божественность не отличался изысканным музыкальным вкусом и иногда, будучи в добродушном расположении духа, сам это признавал. Но религиозную музыку сэр Рейнблад любил.

— О, рок-н-ролл! — воскликнула незнакомка. — Я люблю рок-н-ролл! Сэйтен из слэерик! Пыщь, пыщь, ололо!

И начала лихо отплясывать, почти попадая в такт. С учетом своего упоротого состояния, танцевала незнакомка великолепно. Грузный и тяжеловесный Артур рядом с ней казался мифическим Медведом, но это не мешало Артуру прыгать и скакать с щенячьим энтузиазмом. В такт он не попадал совсем, но это его не расстраивало.

Неподалеку от танцующей парочки подирал стенку мрачный Том Блаунт. Он неотрывно глядел на женщину в вуали, и был так печален, что к нему подошла орчанка-танцовщица, ласково обняла за талию и спросила нежным голоском:

— Что, не дает? Пойдем со мной, милый…

Том повернул голову, посмотрел на эту самку, и взгляд его был исполнен такой печали, что орчанка смущенно опустила глаза и тихо сказала:

— Ты такой красивый, молоденький… Пойдем, я тебе подарок сделаю. Я, вообще-то, парень.

Сэр Блаунт вытаращил глаза и переспросил:

— Чего?

Орчанка смутилась еще сильнее, покраснела и стала сбивчиво объяснять:

— Ну, там, наверху, одно старичье собралось, я незаметно улизнула, а теперь думаю, сэр Батлер гневаться изволит, если я не того… Выпороть прикажет…

Богопротивное существо не смогло выразить свою мысль до конца, потому что Том разгневался и оглушительно заорал:

— А ну вали отсюда, девка с яйцами!

— Где девка с яйцами? — спросил неведомо откуда появившийся маленький юркий старичок с нелепой прической — обычно он приклеивал последний оставшийся локон поперек лысины, но теперь волосы растрепались и голова старичка была больше похожа на воронье гнездо, чем на голову почтенного сенатора или кто он там такой.

— Эта, что ли? — спросил еще один старичок, высокий и очень худой. — Эй, пацаны, ловите ее, уходит!

Противоестественное существо куда-то делось — то ли само убежало, то ли похотливые старички уволокли. Том перевел взгляд обратно на Мамута и женщину, и вспомнил, как Зак говорил ему: «Глаз с нее не спускай! Ни на секунду! А узнаю, что курил — уши оторву и скажу, что так было!» Том понял, что зря пренебрег приказом прямого начальника.

Пока противоестественное существо отвлекало внимание сэра Блаунта, у Мамута и женщины в вуали случился конфуз. То ли он споткнулся, то ли она… Сейчас она лежала на спине прямо на паркете, а медведоподобный журналист навис над ней, будто трахать собрался, и с изумлением созерцал трех жаб, вытатуированных на прелестной мордашке Аленького Цветочка. Или, как ее все стали издевательски называть в последнее время, леди Алисы.

К этому времени господин Мамут обрел дар речи и радостно осклабился.

— Цыпа! — констатировал он. — Да какая гарная!

— Где цыпа? — заинтересовался какой-то очередной старичок. — Ух ты, какая красивая! Чур, я второй!

— Цыпа занята, — заявил Блаунт и сам поразился тому, как неуверенно и жалко прозвучал его голос.

— Чего? — спросил Артур Мамут.

— Мальчик, ты чей? — поинтересовался старичок.

— Том, я тебя кастрирую, — прозвучал знакомый голос.

Несмотря на угрожающий характер последнего заявления, Томас Блаунт почувствовал, как внутренности, свернувшиеся было в тугой узел, постепенно возвращаются на свои места.

— Джон, я не виноват! — воскликнул Том. — Она сама того, а тут этот…

Человек, только что угрожавший кастрировать Тома, был тем самым никому не известным плешивым оркоподобным заморышем, что на церемонии сидел рядом с этой самой цыпой в вуали. А с другой стороны этот самый Том сидел… Жаба на официальной церемонии… среди важных гостей… Сэр Рейли, помнится, жаловался, что не смог билет достать…

— Вы чего творите, засранцы? — возмутился старичок. — Это же жаба!

— Фильтруй базар, чучело, — ответил ему заморыш. — Я Джон Росс, рыцарь. Это моя наложница. Это мой друг. А ты кто такой?

— Ик, — сказал старичок и ретировался.

Пока продолжался этот диалог, разоблаченная орчанка упорно пыталась то ли столкнуть с себя господина Мамута, то ли выползти из-под него. Но ни то, ни другое ей не удавалось — Артур был слишком грузен. Единственное, чего она добилась — Артур отвлекся на эту возню и не расслышал, о чем беседовали два заморыша, старый и помоложе. В конце концов, орчанка резко согнула одну ногу в колене, Артур подпрыгнул, зашипел и двинул цыпу в морду, снова закрытую вуалью. Кажется, в нос попал. Затылок самки стукнулся о паркет, на вуали расплылось красное пятно.

В голове у Артура зазвенело, левое ухо перестало слышать. Артур поднял голову, и сообразил, что этот плешивый задохлик только что ударил его ногой в ухо. А если бы в висок попал?

— Ты чего бычишь? — спросил Артур, поднимаясь на ноги.

Орчанка вспискнула и куда-то делась. Артур протянул руку, чтобы ухватить наглеца за шиворот, потом другой рукой в бубен…

Когда Артур пришел в себя, оказалось, что он сидит на полу у стены и пытается вдохнуть.

Заморыш наблюдал за корчами Артура с добродушным любопытством. Ну и силища у него… Не ногой ударил и даже не кулаком, а раскрытой ладонью… Может, он даос мифический?

Заклиненная диафрагма сдвинулась с места, воздух со свистом ворвался в легкие. Оркоподобный хмырь протянул руку, после небольшого колебания Артур за нее ухватился. Никакой подлянки не последовало, незнакомец просто помог Артуру подняться.

— Я Джон Росс, рыцарь, — представился незнакомец.

— Опаньки, — только и смог сказать Артур.

— Пойдем, трубку мира выкурим, — предложил Джон Росс.

— Пойдемте, — согласился Артур. И поспешно добавил: — Это было глупое недоразумение, сэр Джон, прошу принять мои искренние извинения…

За это время вокруг них собралась целая толпа зевак. Джон Росс повернулся к толпе и объявил:

— Представление закончено. Ничего интересного больше не будет. Все свободны, всем спасибо.

Зеваки начали разбредаться. Джон взял Артура за руку и повел к стойке бара. Артур шагал неуверенно, его колотила нервная дрожь. До него начало доходить, что Джон Росс запросто мог его убить. Двинул бы ногой не в ухо, а в висок…

— Трубку мира на двоих, — обратился Джон к бармену.

Раскурил, пыхнул и передал Артуру.

— Сильно не увлекайся, — посоветовал Джон. — У тебя, похоже, последний напас и так был лишним.

Артур взял трубку и пыхнул, чуть-чуть, символически. Отдал трубку Джону и сказал:

— Вы правы, мне больше не надо. И это… извините.

— Ты один раз уже извинился, — заметил Джон. — Этого достаточно, я не тормоз.

Некоторое время они стояли и молчали. Джон курил, а Артур просто переминался с ноги на ногу. Затем Джон неожиданно сказал:

— Об этом случае в газете не пиши. Узнаю — готовься к несчастному случаю.

— Да я даже не думал! — возмутился Артур. — Вы так говорите, будто я понятий не разумею… Сэр Джон, а можно поинтересоваться не для печати… Про вас и эту… гм…

— Все, что про нас говорят — правда, — сказал Джон. — И то, что не говорят — тоже правда.

— Так вы ее на самом деле… гм…

Артур никак не мог решиться выговорить последнее слово.

— Договаривай уж, — улыбнулся Джон.

— Вы ее любите? — спросил Артур.

И замер в ужасе от ожидаемого рыцарского гнева.

— Угу, — сказал Джон.

Артур ждал продолжения, но его не было.

— Но она… — начал Артур, и замолк, не зная, как продолжить.

— Орчанка, — продолжил за него Джон. — Но если стереть с нее орочьи печати, она станет более человечным человеком, чем три четверти существ в этом зале. Она грамотна, умеет считать до ста, у нее есть чувство собственного достоинства, и она не позволяет обращаться с собой как с говорящим скотом. Я встретил ее на каторге, ее сослали туда за попытку убийства хозяина.

— Так она вне закона! — изумился Артур. — Как же вы документы на нее получили?

— Окстись, Артур, — улыбнулся Джон. — Какие документы, ты что несешь? Сам подумай, зачем мне какие-то документы?

— И то верно, — смущенно пробормотал Артур. — А это правда, что вы Фоксхантер?

Джон пристально посмотрел Артуру в глаза, и тому захотелось исчезнуть.

— Интересный ты мужик, Артур, — сказал Джон. — Решительный, наглый… Профессию поменять не желаешь?

Артур отрицательно помотал головой.

— Не желаю, сэр Джон, — сказал он. — Бандитов и ассасинов в Барнарде достаточно, а хороших журналистов можно по пальцам пересчитать.

— Хороших ассасинов тоже можно по пальцам пересчитать, — заметил Джон. — Знаешь, Артур, я тебе, возможно, скоро дам материал для статьи. Хороший материал, эксклюзивный и сенсационный, так, вроде, у вас говорят?

Артур растерянно кивнул.

— Тогда давай способ связи обсудим, — сказал Джон. — Я к тебе напрямую больше подходить не буду, не хочу давать кое-кому пищу для размышлений. Связь организуем так…

В этот вечер веселились не только в основном здании дворца. В казарме номер три тоже праздновали.

На самом деле казарма номер три вовсе не является настоящей казармой для рабов, она только называется так. Снаружи она выглядит как положено — унылый одноэтажный барак, замыкающий в квадрат обширный внутренний двор, где обычно устраивают плац для построений. Но в казарме номер три плаца во внутреннем дворе нет, там разбит уютный скверик с детской площадкой в центре. И проживает в этом бараке не триста-пятьсот орков, как можно предположить, глядя снаружи, а всего около пятидесяти. И то, если считать с женами и детьми.

По закону рабу, насколько бы ценным ни был, ни семьи, ни личного имущества не полагается. Все имущество раба принадлежит хозяину, размножение рабов выполняется согласно программе, утвержденной министерством генетики, а вопрос о том, позволено ли оркам заниматься сексом для собственного удовольствия, оставляется на усмотрение уполномоченного управляющего. Но Зак Харрисон однажды сказал по этому поводу:

— Внутри этого забора закон только один — я.

Предание гласит, что, произнеся эти слова, Зак задумался на несколько секунд и добавил:

— Ну, еще Стивен тоже закон. Ну, вы поняли.

Его поняли. Стивен Тринити не интересовался рутинными повседневными делами, связанными с эксплуатацией человеческих ресурсов. Все рабские дела Стивен поручил Заку, и не прогадал. За считанные сотни дней Зак превратил обычное рабское подворье в уникальную социальную структуру, не имеющую аналогов в истории Барнарда — боевое братство.

Среди орков о боевом братстве Харрисона ходили легенды. Для любого орка мечта попасть сюда была сродни мечте попасть в парадайз после смерти. Но парадайз — это где-то далеко, в посмертных краях удачной охоты, а боевое братство совсем рядом, за колючим забором. Но забор этот поставлен не для того чтобы не убегали, а наоборот, чтобы не лезли внутрь и не беспокоили.

Попасть в боевое братство непросто. Во-первых, нужно иметь достаточно нечистой крови, чтобы мыслить как человек, и потому подлежать немедленной экстерминации согласно действующему законодательству. Во-вторых, нужно быть дорогим квалифицированным рабом. Необязательно быть обученным воином, в боевом братстве другие профессии тоже востребованы, палач, например, или настройщик артефактов, но дворника или повара сюда не примут. В-третьих, надо пройти отбор по личным качествам. Злому, нечестному или завистливому орку путь в боевое братство закрыт. Наконец, присяга. Не просто слова, а настоящая клятва верности, не менее нерушимая, чем клятва тремя богами. Разница только в том, что если ты нарушаешь клятву тремя богами, тебя карают три бога, а если нарушаешь присягу братству — карают товарищи. Но пока присягу братству, вроде, никто еще не нарушал.

В темных делах дома Харрисон сделал ставку на орков-полукровок. Они ничуть не уступают людям по интеллекту, но гораздо более преданны. Когда поручаешь задание орку из боевого братства, можно не бояться, что тот откажется или предаст. Да и на зарплате можно сэкономить. Конечно, у орков тоже есть свои недостатки, не любое задание им можно поручить, например, вербовать людей оркам очень трудно. Но для большинства задач орки вполне годятся. А для тех дел, с которыми оркам не справиться, есть Тони Батлер, Том Блаунт и еще несколько братьев-людей.

Конкуренты оценили очень высоко творение Харрисона. Герман Пайк из дома Адамса даже начал создавать свой аналог, который назвал просто и непритязательно — банда. Но нормально воспитать своих бандитов Пайк не успел, если не считать Звонкого Диска. Ну, еще недавно Длинный Шест к бандитам прибился, да и из леди Алисы может ассасин получиться. Но едва ли можно считать Длинного Шеста и леди Алису бандитами — они реально подчиняются только Джону Россу, который вообще непонятно что собой представляет, и непонятно какой статус имеет. Про него такие слухи ходят — жуть!

Одно крыло казармы номер три не было жилым, там размещались столовая, бар и спортзал. Сегодня в столовой накрыли столы для банкета и закатили пир горой. Дым стоял коромыслом, а доктор Алекс Мортимер (один из немногих людей на этом орочьем празднике) притащил флягу запретного наркотика спирта, который обычно используется для дезинфекции и иногда как топливо. Спирт незаметно налили в яблочный сок, размешали, разлили по стаканам. Бродячке Алекс не налил.

— Беременным спирт нельзя, — сказал он. — А то родишь еще неведому зверушку…

Звонкий Диск, услышав эти слова, помрачнел и напрягся. Но высказать вслух, что думает о циничном докторе, постеснялся. Когда бандиты Пайка влились в боевое братство, Звонкий Диск попал в окружении малознакомых орков и чувствовал себя не вполне уверенно. Его уважали и ценили, но настоящая дружба пока еще не наладилась.

— Ты так лучше не шути, — посоветовал Алексу Тяжелый Танцор. — А то Звонкий Диск сидит, молчит, думает про тебя неизвестно что… Сейчас как встанет, как навешает…

Алекс рассмеялся и сказал:

— Это еще непонятно, кто кому навешает.

Действительно, было непонятно, кто кому навешает, если эти двое начнут драться. Оба высокие, широкоплечие, мускулистые… Алекс, правда, рукопашному бою не обучен, но и Звонкий Диск, вроде, тоже.

Водяной Зверь ткнул Звонкого Диска локтем в бок и сказал:

— Ты не обижайся, этот козел со всеми так разговаривает.

— Сам ты козел, — сказал Алекс, немного подумал и добавил: — Водяной козел!

И заржал неестественным накуренным смехом.

— Вот так мы и живем, — констатировал Бешеный Дятел.

Звонкий Диск неопределенно хмыкнул.

— Да ты не волнуйся, — сказал Бешеный Дятел. — Когда моя жена беременная была, я тоже беспокоился, аж места себе не находил. Бывает, начнешь кого-нибудь пытать, возьмешь щипцы, а руки трясутся…

— То-то у тебя целая фляга спирта тогда испарилась! — воскликнул Алекс и заржал.

— Я инструменты протирал! — возмутился Бешеный Дятел. — Антисептика же!

— Антисептика, антисептика… — передразнил Алекс. — Тебе повезло, что в той фляге первач был. А была бы нулевая возгонка, с метанолом — уже съели бы тебя давно. Кстати! Это всех касается, технический спирт пить нельзя!

— Тише ты… — прошипел Тяжелый Танцор. — Вон, за соседним столом уже оглядываются.

— Этого парня Эхо Мечты зовут, — заметил Звонкий Диск. — Хороший парень, только молодой еще, воспитывать надо.

— Не подошел, постеснялся, — прокомментировал Водяной Зверь. — А можно было бы налить. Если парень хороший, почему не налить?

— Так вот, — продолжил Алекс, уже тише. — Спирт бывает питьевой, а бывает технический, для протирки инструментов. Технический спирт пить нельзя. Смертельная доза — примерно полстакана.

— Бешеный Дятел, ты труп, — прокомментировал Водяной Зверь.

— Да ты уже достал комментировать! — возмутился Алекс. — Короче, так.

Что он хотел сказать дальше, осталось загадкой, потому что в дверях столовоц появился напуганный и растерянный Том Блаунт. Следом за ним вошла леди Алиса, ее орочьи татуировки дико контрастировали с белым человеческим платьем, длинным, роскошным и дорогим. Впрочем, из татуировок была видна только лобная — остальное лицо Алиса прикрывала руками. Глаза у нее были красные и заплаканные, и еще она прихрамывала.

Леди Алиса подошла к умывальнику, открыла кран и стала шумно сморкаться и отплевываться. Том направился к столу, за которым отдыхал руководящий состав боевого братства.

— Артур Мамут ее попалил, — доложил Том. — Укурилась вусмерть, пошла плясать, споткнулась, упала, вуаль задралась…

— А ты где был в это время? — поинтересовался Водяной Зверь.

Наклонился, принюхался и добавил:

— Да ты сам накурен! Зак тебе яйца оторвет!

— Всего-то один раз пыхнул, — пробормотал Том. — Ну, может, два раза.

— Два раза вбит — еще не содомит, — продекламировал Бешеный Дятел.

Водяной Зверь на него шикнул, Бешеный Дятел заткнулся.

— А чем это у вас пахнет? — заинтересовался Том. — Опять ложки протираете?

— Кстати насчет протирки, — сказал Алекс. — В техническом спирте, помимо этанола, может присутствовать…

— Цыц, — сказал Тяжелый Танцор. — Обоим цыц. Том, почему она хромает?

— Туфельку потеряла, — ответил Том. — Синдерелла недотраханная.

— Почему недотраханная? — заинтересовался Тяжелый Танцор. — Она что, пыталась дать кому-то?

— Ее Мамут изнасиловать хотел, — объяснил Том. — Она ему по яйцам врезала, а он ей нос расквасил.

— Фигасе, — сказал Алекс.

— Песец, — сказал Бешеный Дятел.

— Джон Росс тебе яйца оторвет, — сказал Водяной Зверь. — Сначала Зак одно яйцо оторвет, потом Джон другое.

— Заку о происшествии доложил? — спросил Тяжелый Танцор.

Том отрицательно покачал головой.

— Песец, — сказал Бешеный Дятел.

— Точно оторвет, — сказал Водяной Зверь.

— Да идите вы все! — воскликнул Том. — Все нормально, Джон там рядом был, он все разрулил. Как двинул этому журналюге в пузо, тот аж отлетел. Я уж думал, грудину ему проломил, сейчас точно Песец придет. А тот ничего, покорячился и встал, Джон его повел трубку мира курить, вроде… Я точно не знаю, я Алису сюда повел, не знаю, что там дальше было.

— Сходи в храм, Фортуне жертву принеси, — посоветовал Водяной Зверь. — Не оказалось бы там Джона — пришлось бы тебя Песцу в жертву приносить.

— Ты одно яйцо отрежь и положи на алтарь Фортуны, — посоветовал Бешеный Дятел. — Или во! Давай я тебе сам яйцо отрежу и молитву прочитаю! Хорошо отрежу, с дезинфекцией!

— Кстати о дезинфекции, — подал голос Алекс.

— Да, о дезинфекции, — подхватил Тяжелый Танцор. — Том, тащи сюда Алису, а сам вали отсюда.

Том встал и побрел к умывальнику. Водяной Зверь оглядел стол в поисках чистого стакана, какой-то нашел, но можно ли его считать чистым…

— Все равно продезинфицируется, — решил Алекс.

Отобрал стакан у Водяного Зверя, сунул под стол и стал наливать спирт из фляги.

Алиса захромала к столу, на полпути остановилась, сняла с ноги последнюю оставшуюся туфлю и с силой швырнула в зеркало. Зеркало задрожало и зазвенело, но не разбилось.

— Хорошая туфля, двадцать долларов за пару, — прокомментировала Бродячка. — Надо потом вторую найти.

— Совсем леди одурела, — прокомментировал Водяной Зверь.

Алиса подошла к столу и плюхнулась на стул, который только что освободил Том.

— На, выпей, — сказал Алекс и протянул ей стакан.

Алиса принюхалась и страдальчески сморщилась.

— Алкоголики, — констатировала она. — А что, виноградного сока не нашлось?

— Пей, что дают, дура, — ласково произнес Тяжелый Танцор.

— Ты, это, полегче, — подал голос Длинный Шест.

До этого он в разговоре не участвовал, сидел тихо.

— Глядите, он говорящий! — воскликнул Алекс и заржал.

— Заткнись, — сказал Тяжелый Танцор. — Давайте выпьем.

Выпили.

— Джон как-то рассказывал, что в древнюю эпоху был такой обычай, когда вино пили… — начал рассказывать Длинный Шест, понял, что его никто не слушает, смутился и умолк.

— Ну что, леди, довыпендривалась? — спросил Тяжелый Танцор. — Нос цел? Алекс, посмотри, пожалуйста.

— Да чего тут смотреть? — отозвался Алекс. — И так вижу, что цел. Покровит еще пару дней и пройдет. Сморкайся осторожнее. Осторожнее!

Последнее предупреждение запоздало. Алиса высморкалась в салфетку, из носа потекли две кровяные струйки, закапали на скатерть и на платье.

— Надо снять скорее и солью присыпать! — воскликнула Бродячка.

Выбралась из-за стола, попыталась раздеть Алису, но запуталась в застежках платья. Алиса неожиданно сунула обе руки в тарелку с салатом, уронила голову на руки и зарыдала.

— Платье можно уже не снимать, — констатировал Алекс, вытирая салфеткой с рукава брызнувший салатный сок. — Безнадежно испорчено.

Бродячка вернулась на свое место.

— И чего Джон так с ней нянчится? — риторически вопросил Водяной Зверь. — Длинный Шест, может, ты объяснишь? Ты их, вроде, давно знаешь.

— Он ей жизнь спас два раза, — объяснил Длинный Шест.

— А, тогда понятно, — сказал Водяной Зверь.

— Она что, уснула, что ли? — поинтересовался Тяжелый Танцор.

— Похоже на то, — сказал Алекс.

Вытащил палочку из мясного рулета, потыкал Алису в шею.

— Готова, — констатировал Алекс.

— Надо ее в квартиру доставить, — заметил Водяной Зверь.

— В которую? — уточнил Тяжелый Танцор. — Там разве ремонт закончился?

— Ах да, — вспомнил Водяной Зверь. — А куда тогда ее девать? Может, на сексодром оттащить? Положить в уголок, подушками прикрыть, чтобы не лезли…

— На сексодроме сам будешь ее охранять, — заявил Тяжелый Танцор. — Пусть спит. Пусть Джон сам решает, что с ней делать, это его проблема, не наша.

— Это ты Заку будешь объяснять, — сказал Водяной Зверь.

— Надо будет — объясню, — сказал Тяжелый Танцор.

— Бедная девочка, — подала голос Бродячка. — Так жалко…

— Ее не жалеть надо, а воспитывать, — заявил Звонкий Диск. — Джона надо жалеть. Как она ему нервы мотает… Вот, помнится, когда мы только-только в столицу приехали…

— Понаехали, — вставил Алекс.

— … она на базар пошла без балахона, — продолжил Звонкий Диск.

— О, расскажи эту историю! — воскликнул Алекс. — Длинный Шест, правда, ты тогда самому Марволо дрыном в лоб засветил?

— Не помню, — ответил Длинный Шест.

— Неправда, — ответил Звонкий Диск. — Не самому Марволо, а какому-то копу с рынка. Но бросок вышел знатный, на трезвую голову так не получится. С таким закрутом…

— Джон идет, — сказал Длинный Шест.

За столом наступила тишина.

Джон Росс вошел в столовую, он заметно пошатывался, сразу видно, что укурен. Увидел валяющуюся туфлю, улыбнулся и воскликнул радостно:

— О, вот она, вторая!

Подошел к столу, осмотрел Алису, потыкал пальцем, осмотрел палец и брезгливо вытер о салфетку. Алиса зашевелилась и что-то промычала из салата.

— Бедненькая, — сказал Джон.

Взял стул у соседнего стола, придвинул, сел рядом.

— Длинный Шест, будь другом, — сказал он. — Найди, пожалуйста, каких-нибудь чурок чистокровных, пусть ее оттащат куда-нибудь.

— А куда тащить-то? — спросил Тяжелый Танцор. — У вас в квартире ремонт, а на старую… Пешком она не дойдет, а повозки все заняты, высокородных гостей развозят. Разве что к седлу привязать…

— Не пойдет, — покачал головой Джон. — Заблюет либо орать начнет… Ладно, бесы с ней, пусть так дрыхнет. Как проспится, поедем.

— Вам лучше здесь ночевать, по-моему, — посоветовал Звонкий Диск. — До утра она точно не проспится.

— Да, пожалуй, — согласился Джон после некоторого колебания. — Тогда так и поступим. Длинный Шест, утром, как проснешься, найди меня, у меня к тебе важное дело есть.

— Может, сейчас обсудим? — предложил Длинный Шест.

— Нет, сейчас не обсудим, — покачал головой Джон. — Это надо на трезвую голову обсуждать. Не забудь, найди меня завтра.

— Не забуду, — пообещал Длинный Шест.

— Как там, вообще, наверху? — поинтересовался Звонкий Диск.

— Что? — не понял Джон. — Где наверху?

— Это он наш жаргон осваивает, — объяснил Тяжелый Танцор. — Наверху — это в центральной части основного корпуса, начиная со второго этажа. На первом этаже там служебные помещения, а начиная со второго…

— Понял, — перебил его Джон. — Там хелл какой-то творится. Никогда не видел столько упоротых людей в одном месте. И кого ни ткни — или министр, или депутат. Только одного нормального человека видел, Артур Мамут, журналист знаменитый — он, оказывается, нормальный мужик по жизни. Покурили, побеседовали…

Тяжелый Танцор и Водяной Зверь недоуменно переглянулись.

— А он разве… это… — осторожно начал Тяжелый Танцор. — Алису…

— А, это… — махнул рукой Джон. — Да ну, недоразумение. А Тома надо выпороть. Говорили же ему: «Глаз не спускай, головой отвечаешь».

— Людей пороть нельзя, — заметил Водяной Зверь. — Потому что права человека. Так в законе написано.

— Некоторых надо, — заявил Тяжелый Танцор. — Я тоже часто хочу его выпороть. Или Дятлу отдать для опытов.

— Да иди ты! — обиженно воскликнул Бешеный Дятел. — Я уже завязал, сколько раз можно повторять!

— Ой, извини, — смутился Тяжелый Танцор. — Все время забываю. Не хотел обидеть, честное слово, просто привык как-то, думаю «палач», подразумеваю «Бешеный Дятел»…

Водяной Зверь закатил глаза и мечтательно причмокнул.

— Какой палач был! — сказал он. — Какой палач!

— Да хватит вам меня травить, — сказал Бешеный Дятел. — Не смешно.

— А давайте, я палачом буду, — предложил Алекс. — Буду работать на две ставки, двойную зарплату получать… Кстати! Я же хотел вас насчет технического спирта проинструктировать!

— Палачей-людей не бывает, — быстро произнес Тяжелый Танцор.

Фокус удался — Алекс забыл, что собирался рассказать о мерах безопасности при потреблении спирта, и переключился на другую тему. Возможно, этой унылой лекции сегодня удастся избежать. А то сколько можно, как спирту выпьет, так каждый раз: этанол, метанол…

— Это дискриминация, — заявил Алекс. — Дискриминация — это плохо.

— Давай тебя орком сделаем, — предложил Бешеный Дятел. — Вытато… вытату…

— Дятлу больше не наливаем, — сказал Водяной Зверь. — Алекс, у тебя осталось еще?

Джон принюхался, на его лице отразилось изумление.

— Да вы спирт пьете! — воскликнул он.

На него зашикали, он смутился и пробормотал:

— Извините.

— Вас это смущает, сэр Джон? — спросил Алекс.

— Не сэр Джон, а просто Джон, — поправил его Джон. — Не надо ко мне обращаться, как к чужому, я на это обижаюсь. Нет, потребление спирта меня не смущает. Опиум — куда более опасный наркотик, он на эндорфиновые рецепторы напрямую действует…

— На что действует? — переспросил Водяной Зверь.

— Джон дело говорит, — прокомментировал Звонкий Диск. — Он на Дюкейна работал, он в алхимии сечет.

Джон пристально посмотрел на Звонкого Диска, и тот понял, что сказал что-то не то.

— Ребята, — мягко произнес Джон. — Я вас очень прошу, не произносите при мне это имя. Никогда не произносите. Меня от него колбасит. В прямом смысле колбасит, знаете, что такое судорожный припадок?

— Так это правда про мозговой блок? — спросил Алекс.

Джон страдальчески поморщился.

— Молчу, молчу! — быстро произнес Алекс. — Ребята, меняем тему.

— Ты лучше Джону налей, — посоветовал Звонкий Диск. — А то сидит, как чужой.

— О, точно! — воскликнул Алекс. — Извините, Джон. Стакан чистый дайте кто-нибудь.

Джон взял стакан, стоящий рядом со спящей Алисой, критически осмотрел, стер пальцем с ободка нечто мерзкое и вручил стакан Алексу.

— Продезинфицируется, — сказал Джон. — К тому же, у нас с Алисой микрофлора общая.

— Какой ученый… — мечтательно произнесла Бродячка.

На нее все посмотрели, она смутилась и покраснела.

— Так вы разбавляете? — удивился Джон.

Рука Алекса дрогнула, сок протек на растрепавшиеся волосы Алисы.

— А вы его чистым пьете?

— А он чистый? — спросил Джон.

Принюхался к стакану, поморщился и сказал:

— Сивухи многовато. Сколько раз перегоняешь?

— А что, можно два раза перегонять? — удивился Алекс.

— А почему нет? — спросил Джон.

— Алхимик… — протянула Бродячка.

— Милая, а ты точно спирт не пила? — забеспокоился Звонкий Диск. — Ребеночку нельзя…

— И то верно, почему нет? — ошеломленно спросил Алекс сам себя. — А что, вкуснее будет?

— Вкуснее, — подтвердил Джон. — И голова потом меньше болит. Но выход продукта меньше получается. Надо же каждый раз вершки и корешки сливать, в вершках метанол, в корешках сивуха…

— Кстати о метаноле! — воскликнул Алекс. — Я так и не рассказал про метанол.

— Пойду я, — сказал Джон.

Взял стакан, посмотрел на мутноватую жижу, плещущуюся на дне, и выпил залпом. Сморщился, передернулся, медленно выдохнул и запил соком прямо из кувшина, залив при этом рубаху. Взял Алису за лоб, приподнял ей голову, зачерпнул салата, закусил.

— Пойду я, — повторил Джон. — Желаю хорошо отдохнуть, вы отличные ребята, я вас всех люблю. Длинный Шест, не забудь ко мне завтра зайти. Счастливо!

— Отличный мужик, — сказал Бешеный Дятел, когда Джон удалился. — Поначалу жутковатым кажется, а потом ничего. Звонкий Диск, что ты говорил про Дюкейна?

Звонкий Диск воровато оглянулся, убедился, что никто не подслушивает, наклонился над столом и тихо сказал:

— Джон — Фоксхантер.

— Да иди ты! — возмутился Водяной Зверь. — Зак мне однажды сам сказал: «Никакого Фоксхантера нет, я его придумал».

— А он трезвый тогда был? — спросил Тяжелый Танцор.

— Кто трезвый? — не понял Водяной Зверь. — Фоксхантер?

— Ты, — сказал Бешеный Дятел.

— Зак, — сказал Тяжелый Танцор.

— Ничего не понимаю, — сказал Водяной Зверь. — Чего я? Чего Зак?

— Кто все эти люди? — сам себя спросил Бешеный Дятел и сам засмеялся своей шутке.

— Ладно, проехали, — сказал Тяжелый Танцор, взмахнул рукой и нечаянно опрокинул последний кувшин сока прямо на Бродячку.

Она вспискнула и выскочила из-за стола.

— Надо раздеть и солью посыпать, — прокомментировал Длинный Шест.

— Сейчас я тебя солью посыплю, — огрызнулся Звонкий Диск.

В общем, праздник удался.

— Ну как? — спросил Рокки.

— В целом нормально, — ответил Зак. — Тони в целом справился, думаю, можно считать, что экзамен он сдал, к руководящей работе привлекать можно. Мелкие накладки были, но куда без них в таком деле…

— Говорят, на дискотеке какая-то потасовка была? — спросил Рокки.

— Да разве это потасовка, — махнул рукой Зак. — С третьего этажа одно членодевко сбежало на дискотеку, решило сначала поплясать, а потом уже работать, когда у клиентов основные силы иссякнут. Его как-то попалили, стали ловить, оно снова сбежало, поймали Моську Рэббита…

Заку пришлось сделать паузу, потому что Рокки стал истерически ржать.

Он заржал так громко и неожиданно, что проходившая мимо пожилая рабыня споткнулась, рассыпала стопку грязных тарелок, которые тащила, тарелки загрохотали, зазвенели… Рабыня упала на колени, с размаху долбанулась башкой об пол и заголосила:

— Простите, отцы высокорожденных!

Рокки стал ржать еще сильнее.

— Поди прочь, — велел Зак старой дуре. — А то его святейшество со смеху помрет, а ты будешь виновата. А почему, кстати, мы оба отцы? Если я отец, то Рокки тогда — дед высокорожденных!

Теперь хохотали уже оба.

Минуты через две Рокки утер пот со лба и сказал:

— Коноплю надо ограничивать. Так и в самом деле помереть можно. Так что там с Рэббитом, вдули ему депутаты с министрами, гы-гы-гы?!

— Не могу знать, — ответил Зак. — Я его спрашивал, но он ничего толком не ответил, плакал и ругался, а по делу ничего не говорил. Будь это не Моська Рэббит, а нормальный мужик…

— Хватит меня смешить! — рявкнул Рокки.

И тут его отпустило.

— Короче, — сказал Рокки уже нормальным голосом. — Хотя нет, не короче. Я краем уха слышал, кто-то Мамуту навалял…

— Не навалял, а один раз ударил, — уточнил Зак. — Ему хватило.

— Да ну? — удивился Рокки. — Мамут — мужик большой, грузный…

— Его Джон Росс ударил, — объяснил Зак. — Кстати о Джоне Россе. Я предупреждал, что его наложницу нельзя на церемонию приглашать, и так и вышло. Накурилась до безумия, пошла танцевать, навернулась, нос разбила, туфлю потеряла, как Синдерелла, платье обгадила…

— Мамут из-за нее получил? — догадался Рокки.

— Из-за нее, — подтвердил Зак. — То ли она к нему приставала, то ли он к ней, теперь уже не разберешь. Джон к ним подошел, представился, Мамут не расслышал, стал руками махать…

— Это плохо, — сказал Рокки. — Если Мамут на Джона обиделся…

— Вроде не обиделся, — сказал Зак. — Они потом трубку мира курили, а потом Мамут домой поехал, а Джон пошел в боевое братство дальше праздновать. Накурился очень сильно, впервые его вижу таким накуренным. Ко мне приставал, за грудки хватал, радовался, говорил, типа, мы победили, это великий день… Как-то странно он относится к этой электростанции, неестественно, энтузиазм слишком большой. Хотя, понять его можно…

Рокки загадочно посмотрел на Зака, дескать, думаешь, ты понимаешь, о чем говоришь? Ну-ну.

— С Алисой надо что-то делать, — сказал Зак. — Джон в ней души не чает, а всех остальных она уже достала. Не думаю, что из нее хороший ассасин получится, слишком она неуравновешенна. Я по этому поводу с Мортимером говорил, он подтверждает.

Рокки вздохнул.

— Может, Джону как-нибудь намекнуть? — продолжал Зак. — Я с Германом разговаривал, он сказал, что уже как только ни намекал, а Джону все без толку.

— Имеет право, — сказал Рокки.

— Чего? — не понял Зак. — Кто имеет право?

— Джон имеет право, — объяснил Рокки. — Такой человек, как Джон Росс, имеет право иметь маленькие слабости.

— Фигасе маленькая слабость! — воскликнул Зак. — Да она мне все братство деморализует! И что значит «такой человек»? В штатном расписании значится «чиновник для особых поручений», даже не начальник никакой. Мне бы хотелось получить ясность насчет его статуса.

— По-моему, его статус вполне ясен, — сказал Рокки. — Чиновник для особых поручений. Для особых. Понимаешь?

Зак пожал плечами и ничего не ответил.

— Девчонку не трогай, — велел Рокки. — Я с Джоном сам поговорю.

Утром Длинный Шест обнаружил Джона в баре. Джон пил чай с печеньками, читал утреннюю газету и выглядел довольно бодрым. Длинный Шест сел напротив и пожелал шефу доброго утра.

— И тебе доброго утра, — отозвался Джон. — Как здоровье? Голова не болит?

Длинный Шест пожал плечами, дескать, вроде нет.

— Вот и хорошо, — сказал Джон. — Наливай чаю, вот чашка, угощайся печеньками, не стесняйся. Сейчас у нас будет серьезный разговор, сконцентрируйся.

Длинный Шест налил чаю, надкусил печеньку и сконцентрировался.

— Как у тебя, с боевыми братьями все в порядке? — спросил Джон. — Контакт наладился?

— Более-менее, — ответил Длинный Шест.

— Это хорошо, — сказал Джон. — Нравится боевое братство?

От этого вопроса Длинный Шест чуть не подавился печенькой.

— Издеваетесь? — спросил он. — Как оно может не нравиться? Да я никогда и не мечтал в таком коллективе оказаться, я и подумать не мог, что такое бывает!

— Помнишь наш первый разговор в штрафном загоне? — спросил Джон. — В тот раз, когда мы дохлых эльфов по двору раскладывали.

— Конечно, — кивнул Длинный Шест. — А что?

— Тогда ты поклялся служить мне до самой смерти и выполнять любые мои повеления, — сказал Джон. — Помнишь? Так вот, я освобождаю тебя от этой клятвы.

— Почему? — изумился Длинный Шест. — Я сделал что-то неправильное? Я вас разочаровал?

— Нет, — покачал головой Джон. — Я хочу поручить тебе очень сложное и ответственное задание. И мне нужно, чтобы ты подчинялся мне не из-за клятвы, данной давным-давно и при совершенно других обстоятельствах, а по собственной воле, разумно и осознанно. Тебе придется в полной мере проявить смекалку, изобретательность, решительность и упорство. И еще это будет очень грязное дело. А если ты не справишься, ты прославишься в веках как Джудас. Ты клялся пожертвовать ради меня жизнью, но готов ли ты пожертвовать бессмертной душой?

Длинный Шест ответил немедленно, не раздумывая.

— Готов, — ответил он.

Несколько секунд Джон испытующе разглядывал Длинного Шеста, затем рассмеялся и хлопнул его по плечу.

— Боевое братство хорошо на тебя влияет, — констатировал Джон. — Решительности в тебе стало — хоть отбавляю. Тогда начнем инструктаж. Начнем, пожалуй, вот с этого. Держи.

Еще садясь за стол, Длинный Шест заметил, что рядом с локтем Джона на столе лежит маленькая коробочка из тех, в которых богатые женщины хранят драгоценности, у Алисы таких коробочек штук пять. А теперь Джон открыл ее и протянул Длинному Шесту.

— Серьга, — прокомментировал Длинный Шест. — Тяжелая какая… Рисунок непонятный — то ли черный цветок, то ли Ктулху без щупалец…

— Йог-Сотот, по-моему, — сказал Джон. — Но это неважно. Посмотри, что с другой стороны.

Длинный Шест вытащил серьгу из коробочки, перевернул.

— Щупальце, — констатировал он.

Джон вдруг зашипел и стукнул кулаком по столу.

— Твою мать! — сказал он. — У тебя уши не проколоты!

— Если надо — проколю, это дело нехитрое, — сказал Длинный Шест. — Попрошу Алекса…

Джон задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Вот так и рассыпаются хорошие планы, — пробормотал он. — Придется ждать, пока дырка подживет… А то начнется воспаление прямо в степи…

— Так мы в Оркланд поедем? — догадался Длинный Шест.

— Не мы, только ты, — покачал головой Джон. — Короче, так. Прижми серьгу к уху, а щупальце засунь внутрь, в слуховой проход. К левому уху прижми, ты же вроде не содомит.

Длинный Шест прижал серьгу к левому уху, засунул щупальце в слуховой проход и спросил:

— Что теперь?

— Раз, два, три, проверка связи, — проговорила серьга холодным и безжизненным голосом, абсолютно лишенным интонаций.

Длинный Шест вздрогнул и выронил серьгу, она покатилась по столу и упала бы на пол, если бы Джон вовремя не прихлопнул ее рукой.

— Осторожнее, — сказал Джон. — Не дай боги тебе ее потерять или сломать.

— Это Йог-Сотот говорил? — спросил Длинный Шест.

Джон непонимающе уставился на него, и Длинный Шест понял, что сморозил глупость.

— Нет, не Йог-Сотот, — сказал Джон. — Это я говорил. Голос специально искажен, чтобы если кто подслушает, не узнал меня по голосу. Это, скорее всего, излишняя предосторожность, но береженого боги берегут.

— Но ваши губы не двигались, — сказал Длинный Шест.

— Я говорил мысленно, — объяснил Джон. — Эта серьга — артефакт, она принимает мои мысли и произносит их в твоем ухе. Там еще есть микрофон, так что твои слова я тоже буду мысленно слышать.

— Волшебство, — понял Длинный Шест.

— Можно и так сказать, — кивнул Джон. — Там внутри микроядерный аккумулятор, знаешь, что такое?

— Другое волшебство? — предположил Длинный Шест.

— Да, другое волшебство, — согласился Джон. — Если положить эту серьгу на наковальню и ударить молотом, серьга взорвется и сотрет кузню с лица земли. Если просто уронить серьгу, как ты только что уронил — ничего не будет. А что будет, если раздавить ее каблуком — не знаю. Но лучше не проверять. Осознал?

— Осознал, — кивнул Длинный Шест.

— Тогда пойдем дальше, — продолжил Джон. — Когда я к ней подключаюсь, она греется, при этом чем дольше подключение, тем сильнее нагрев. Поэтому большую часть времени я не буду тебя слушать. Если захочешь что-то мне сказать, нажми пальцем вот сюда. Потом потренируйся, выработай привычку поглаживать серьгу как бы машинально. Чтобы когда будет надо, ты мог незаметно сжать ее, не прерывая разговора с кем-нибудь. Далее. Серьга не работает в подвалах, пещерах и подземельях. Можешь сжимать ее сколько угодно, она будет нагреваться, но я ничего не услышу, пока ты не выйдешь на открытый воздух.

— Но здесь она работает, — заметил Длинный Шест. — Это потому что вы рядом?

— Нет, — покачал головой Джон. — Внутри зданий она будет работать, разве что если стены слишком толстые… Короче. Пусть Мортимер проколет тебе ухо и продезинфицирует ранку, и еще попроси у него какой-нибудь антисептик с собой в дорогу. Но не спирт, мазь какую-нибудь. Завтра утром ты отправишься в путь. Вначале поедешь в Ноддинг Донки, там будет операция прикрытия. Лошадь возьмешь ту, на которой я в Оркланде ездил, это важно. Заранее придумай какую-нибудь легенду, почему ездишь именно на ней. Если ничего не придумается, просто посылай подальше всех, кто спрашивает. Понял?

— Понял, — кивнул Длинный Шест. — А почему именно эта лошадь? Она, по-моему, даже для орка слишком убогая.

— Потом узнаешь, — сказал Джон. — Слушай дальше. Я дам тебе пакет, отвезешь его местному боссу, там внутри письмо, в нем написано, что у тебя особо важная и секретная миссия, и тебе надо оказывать максимальное содействие. Письмо подписано Адамсом, подпись подлинная, печать тоже. Что за миссия, он не знает, я попросил, он подписал. Соберешь местных геодезистов, примешь у них клятву о неразглашении. Я тебе потом выдам карту с пометками, покажешь ее геодезистам, потребуешь, чтобы прокомментировали. Комментарии слушай внимательно, задавай умные вопросы. Когда они запутаются, скажешь, что услышал достаточно, напомнишь о неразглашении и всех распустишь. Потом подвалишь к какому-нибудь завхозу, потребуешь выдать тебе паек на тридцать дней, палатку и все прочее, что нужно для путешествия. Будут набиваться попутчики, всех посылай. Ты поедешь не туда, куда все будут думать, а обратно в столицу, но в город не въедешь, а свернешь на Иденский тракт. Звонкий Диск тебя уже научил картой пользоваться?

— Теорию я знаю, — сказал Длинный Шест. — Практики пока не было…

— Практика будет, — пообещал Джон. — Читать научился?

— По складам, — ответил Длинный Шест.

Джон недовольно поморщился.

— Сойдет, — сказал он. — Я тебе еще одну бумагу дам, спрячешь ее поглубже, доставать можно только в крайнем случае, если положение совсем уж безвыходное. В бумаге написано примерно следующее. Все, совершенное и несовершенное предъявителем сего орком по имени Топорище Пополам, совершено или, соответственно, не совершено, с ведома и по волеизъявлению кардинала-первосвященника Всея Человеческой Общины сэра Герхарда Рейнблада. Подпись, печать.

— Подпись подлинная? — удивился Длинный Шест.

— Нет, — ответил Джон. — Бумага поддельная, качество подделки плохое. Применять можно только в самом крайнем случае, только чтобы время выиграть. Первый знающий человек раскусит ее в момент. Но для Оркланда сгодится.

— Я должен буду всем говорить, что меня зовут Топорище Пополам? — спросил Длинный Шест.

— Только когда окажешься на Иденском тракте, — уточнил Джон. — Длинный Шест как бы выполняет задание в Ноддинг Донки, а в Оркланд едет Топорище Пополам. Понял?

— Понял, — кивнул Длинный Шест. — Только одного не понял. Почему вы не хотите сейчас рассказать, в чем суть моего задания?

— Сейчас нельзя, — сказал Джон. — Если это тебя смущает, ты можешь отказаться.

Длинный Шест пожал плечами и некоторое время молчал. А потом вдруг просветлел лицом и воскликнул:

— Вспомнил! Топорище Пополам — личный слуга Питера Пейна, я его мельком видел, когда Пейн в Брювери приезжал. Тогда Звонкий Диск сопровождал Пейна по стройке, потом подошли вы…

— Правильно вспомнил, — кивнул Джон. — Да, ты будешь изображать именно его. Вы непохожи, но это неважно. Если все пойдет по плану, твой внешний облик вообще не всплывет, а если даже всплывет… там столько всего всплывет… Короче, вот такое задание. Ты можешь отказаться. Ругать или наказывать я тебя не буду, подберу кого-нибудь другого.

— Ну уж нет, — заявил Длинный Шест. — Я обещал вам служить, значит, буду служить, не жалея ни жизни, ни бессмертной души. А насчет того, что дело грязное… Вы же помните, чем я в штрафном загоне занимался, куда уж грязнее…

Джон улыбнулся и сказал:

— Бедная у тебя фантазия. Короче, так. Идешь к Алексу, он тебе прокалывает ухо и наблюдает, пока не заживет как следует. Когда скажет, что через сутки можно отправляться в дальнюю дорогу, доложишь мне, я тебе выдам вещи, про которые говорил. Про серьгу всем говори, что амулет, про остальные ее свойства никому не рассказывай. Ни Герману, ни Заку, ни Звонкому Диску, вообще никому, понял? Ну, давай, удачи тебе.

Длинный Шест забрал серьгу и ушел. Джон залпом допил остывший чай, выкурил косяк и тоже ушел. А через минуту из-под диванчика, на котором сидел Джон, выползла Алиса.

Она не помнила, как попала сюда. Как вчера наслаждалась поездкой в роскошной карете — помнила. Как скучала на церемонии в Брювери — тоже помнила. Как они ехали обратно, курили с Джоном один косяк на двоих и целовались всякий раз, когда карета оказывалась в темном пространстве, до которого не добивали лучи электрических фонарей — тоже помнила. А потом Джон куда-то делся, Том, которому Джон поручил за ней присматривать, накурился и сам поплыл, а потом… Как она оказалась в баре под столом? Почему она босая, куда делись двадцатидолларовые туфли, которые она купила специально для праздника? И почему подол ее прекрасного платья за девяносто девять долларов весь в каких-то пятнах? Очевидно, упоролась вчера вусмерть. Джон опять ругаться будет.

Алиса проснулась, когда услышала разговор Джона с Длинным Шестом. Вначале она хотела вылезти немедленно, но постеснялась, решила подождать, когда они уйдут. А потом они начали говорить о секретных делах, явно не предназначенных для ее ушей, и Алиса решила, что теперь вылезать точно не стоит. Когда Длинный Шест уронил артефакт, Алиса испугалась, что сейчас кто-то из них полезет под стол, найдет ее, придется объясняться… позор-то какой… Она взмолилась Никс Милосердной, и Никс не подвела, серьга-артефакт не скатилась со стола, Алиса осталась незамеченной. Теперь не придется объяснять, что из всех подслушанных секретов она поняла только то, что говорилось про Топорище Пополам. Видела она этого орка, урод уродом.

Она ползком перебралась к соседнему столику. В случае чего скажет, что там спала. Но, скорее всего, никому ничего говорить не придется, сейчас она встанет, выйдет из бара, и кому какое дело, что она босиком?

— Ой, блин! — воскликнул бармен и схватился за сердце. — Леди, ты меня до инфаркта доведешь! Ты что, вампиркой заделалась?

За барной стойкой было большое зеркало. Алиса увидела в нем свое отражение и ужаснулась. Не только подол у платья обгажен, оно все в пятнах, будто соками поливали, причем разными, из декольте рыбий хвост торчит, в волосах куски салата застряли, нижняя половина лица вся в засохшей крови… так вот почему нос болит…

— Эй, Рыбка! — позвал кого-то бармен. — Иди сюда скорее! Леди нашлась! Иди быстрее, такое зрелище пропустишь!

Дверь, ведущая в кухню, приоткрылась, оттуда высунулась толстая орчанка в поварском халате и колпаке. Увидев Алису, она всплеснула руками и заголосила:

— Ой, девочка! Что же ты с собой сделала? Пойдем, умыться помогу! Чего лыбишься, охальник? Поди, дежурному скажи, что леди нашлась, а то сэр Джон, небось, извелся уже весь!

— Сэр Джон минуту назад вышел отсюда, — ответил охальник. — И ничуть он не извелся. Хотя позвать его надо, пусть полюбуется.

Алиса представила себе, как Джон увидит ее в таком виде, и разрыдалась.

Джон прогуливался по аллее парка, рассеянно ковырял травинкой в зубах и размышлял. Процесс пошел. Сегодня вечером Длинный Шест будет щеголять с артефактом в ухе, дня через три медицина даст добро, еще два дня на операцию прикрытия, ну, пусть три, двенадцать дней на дорогу… Дальше считать труднее, дальше начинают существенно влиять неучтенные факторы. Но в целом… Если не случится ничего из ряда вон выходящего, дней через шестьдесят Алиса и Длинный Шест станут людьми, а Родина получит благую весть о возвращении Джулиуса Каэссара. Не вся Родина, конечно, а только избранные представители. Но это если замысел реализуется успешно. А если не реализуется… Ничего ужасного, скорее всего, не произойдет, вероятность фатального исхода невелика, бегство из Оркланда было куда более опасной авантюрой. Но сколько смертей предстоит, сколько грязи…

Будь Джон Росс моложе, он бы решил, что победа уже в кармане. Когда Питер Пейн подбросил мысль, что хотя бы один из стратегических складов вполне мог сохраниться в целости до настоящего времени… Удивительно, что сам Джон об этом раньше не подумал. Должен был сообразить, что раз маломощное силовое поле каэссаровой дачи продержалось все межвременье, то стратегические склады тем более должны по-прежнему прятаться под призрачными колпаками. Как же Джон тогда разволновался… Чуть не забыл, что надо припадок изобразить. Хорошо, что Пейн такой лошара, так и не заметил ничего подозрительного.

Через несколько дней со складом вооружений удалось установить связь, перед мысленным взором Джона развернулась опись армейского имущества… Истребители класса «Дельта» — сто штук, штурмовики класса «Крау» — сто штук, мобильные комплексы планетарной обороны, ударные рои, беспилотные разведчики, орбитальные транспортные системы… Боезапас «Грантчестера» уже пополнен, теперь орбитальная платформа заряжена под завязку. На смену тем бомбам, которые Джон израсходовал на эльфов, олигархов и Рейнблада, пришли другие. Жаль, не удалось восстановить систему доставки малых грузов в произвольные точки планеты, кое-какие артефакты Джону сейчас очень пригодились бы. Но зато удалось запустить лапу в закрома дома Тринити и добыть почти все нужные артефакты там. И главный из них — серьга. Уникальная штуковина, без ретранслятора до спутника добивает, Джон первоначально рассчитывал, что Длинному Шесту придется телефон прятать где-то в вещах, а это неудобно и не слишком надежно. Потеряет или украдут… Или пойдет по нужде, барахло оставит, забредет за скальный выступ… Моноблочный девайс намного удобнее.

Трудно было побороть искушение немедленно призвать к Барнард-Сити десяток-другой летающих тарелок, взойти на крыльцо дворца Трисама и завопить во все горло:

— Поклоняйтесь мне, я Джулиус Каэссар! Я вернулся и да будет так воистину!

И склонятся вельможи и чиновники перед мощью древних технологий, и воздадут вернувшемуся Каэссару великие почести, и прикажет Джон принять справедливые законы, и станет все по его воле… Ага, как же. Получит новоявленный черный властелин стрелу в глаз, и этим все закончится. А скорее, не стрелу, а бластером накроют для пущей надежности. Или Рейнблад «Фебосом» ударит. «Фебос», правда, не так просто подорвать без пульта, но было бы желание…

Все начинающие диктаторы разделяют одно общее убеждение. Они полагают, что жизнь устроена как шахматная партия, они не понимают принципиального различия между одним и другим. В шахматах фигуры двигают, в жизни их просят подвинуться. Правитель может сколько угодно говорить о своей неограниченной власти, никто не скажет ни слова против, но только потому, что слова никому не мешают. Но когда слова переходят в дела… Человека нельзя заставить делать что-то конкретное, можно только убедить. Не заставить пленника выдать тайну, но убедить, что моральные мучения от выданной тайны будут не столь сильны, как телесные мучения от невыданной тайны. Не запретить чиновнику брать взятки, а убедить, что брать взятки нецелесообразно. Многие чиновники полагают, что приказы выполняются, потому что их положено выполнять, обычно это верно, но только до тех пор, пока чиновник не отдаст приказ, выполнять который не хочется. И тогда начинается: неповиновение, саботаж, тысячи отговорок… И так будет до тех пор, пока на сцене не появится другой начальник, более умный, который перестанет заставлять и начнет убеждать. При этом не обязательно убеждать прямыми словами, обманом тоже можно.

Никогда не бывало ни в истории Барнарда, ни в истории Земли Изначальной, чтобы власть в стране поменялась, когда в этой стране все в порядке. Идеального порядка не бывает никогда, но когда народ полагает, что порядка достаточно, глупо ждать перемен. Чтобы построить светлое будущее, сначала надо разрушить темное прошлое. Но здесь есть опасность переусердствовать, как переусердствовали в свое время Красс с Каэссаром. За разрушением всегда следует созидание, но интервал между одним и другим может растянуться на сотни тысяч дней.

Технически ничто не мешает замочить Рейнблада уже сейчас, а старого наркомана Трисама просто выгнать из дворца поганой метлой. Захватить власть и начать строить светлое будущее своими руками, не прибегая к сложным интригам. Но мало захватить власть, надо ее удержать. А еще лучше сделать так, чтобы власть не пришлось удерживать, чтобы власти как таковой у тебя не было, но чтобы все важное делалось по твоему желанию. В разумных пределах, конечно, есть законы мироздания, которые не может поколебать даже бог. Раньше, в прошлой жизни, Джон не вполне осознавал это, но теперь осознал.

Настоящий правитель не приказывает, а координирует. Не подавляет волю подчиненных, а направляет в нужную сторону. Создает и поддерживает порядок вещей, при котором нет необходимости приказывать, а каждое начальственное указание порождается вопросом подчиненного: «Что мне делать?» Это, конечно, идеальная модель, в реальности так красиво не получается, но стремиться к этому можно и нужно.

Не бывает твердой власти без народного волеизъявления. А народное волеизъявление не приходит само собой, сначала надо завоевать авторитет, чтобы тебя почитали почти как бога, чтобы твоим приказам подчинялись с радостью, чтобы по твоему слову без колебаний шли на смерть и отдавали демонам бессмертные души. Чтобы в тебя верили. Но для этого сначала надо отдать демонам свою бессмертную душу. Как же не хочется… Говорят, победителей не судят, но сам победитель судит себя всегда. Если, конечно, победитель достоин одержанной победы.

Джон смотрел в будущее и видел грязь, кровь и предательство. Он лукавил, когда говорил Длинному Шесту, что в случае неудачи тот прослывет Джудасом. Истинным Джудасом станет сам Джон Росс, и неважно, победит он или проиграет. И неважно, узнает ли кто-нибудь о той мерзости, которую Длинный Шест скоро начнет претворять в жизнь. Сам Джон будет знать о ней в любом случае. Можно убеждать себя, что общество Барнарда поражено смертельным недугом, что раковую опухоль социальных извращений надо удалять, пока не поздно, и пусть раковые клетки сколько угодно вопят о своих правах… И это будет правда, в данном случае цель безусловно оправдывает средства, но когда задумываешься о том, что это за средства… Куда там Гитлеру с его холокостом…

Ладно, хватит терзать душу, потерзал и хватит. Решение принято, пора его выполнять. А с совестью как-нибудь договоримся.