Взломщик, который цитировал Киплинга

Глава 7

Конечно, было еще рано. Моя встреча с Велкиным была назначена на шесть тридцать, а я закрыл магазин еще в самом начале шестого, не желая попасться под горячую руку в случае, если сикх обнаружит свою ошибку. Правда, я повесил на стене составленное в категорической форме объявление о завершении на сегодня всех видов торговых операций, но у меня было такое чувство, что он может посчитать, что его это не касается. Поэтому я шел к месту встречи пешком и как можно медленнее, но тем не менее достиг угла Шестьдесят шестой и Второй улиц на двадцать минут раньше назначенного времени. Похоже было, что бар на углу приглашает его посетить, и я принял приглашение.

Я никогда не пью на работе. Но это была совсем не та работа, а я ощущал потребность пропустить что-нибудь, после того как заглянул в ствол автоматического оружия сикха. Собственно говоря, по пути сюда я уже останавливался возле питейного заведения, продающего крепкие напитки, на Третьей авеню, ради приема живительной влаги на ходу. Теперь же я хотел чего-нибудь более цивилизованного, например сухого «Роб Роя» в предварительно замороженном и запотевшем стакане.

Я потягивал его и одновременно размышлял, по пунктам загибая пальцы.

Пункт первый. О том, что я намереваюсь стащить книжку из дома Аркрайта на Форест-Хиллз-Гарденз знал только Дж. Редьярд Велкин.

Пункт второй. Было уже четыре часа, когда Велкин удостоверился, что книга у меня. Он знал, что я собираюсь за ней, но существует большая разница между кубком и его содержимым, и до тех пор, пока он не позвонил мне в магазин, он не мог быть уверен, что мое путешествие на Куинс завершилось успешно. В то же время Аркрайт, по всей вероятности, все еще даже не обнаружил, что книга исчезла.

Пункт третий. Появление сикха не было простым совпадением, одним из тех феноменов, которые делают жизнь непредсказуемой. Никоим образом. Сикх появился на моем пороге, поскольку он точно знал, что я украл у Аркрайта его экземпляр «Освобождения форта Баклоу».

Трудная это работа – размышлять. Я взглянул на часы и сделал еще один глоток «Роб Роя».

Предположение. Сикх не обладал мистическими способностями. Он знал, что книга у меня, потому что информация об этом каким-то образом поступила к нему от Велкина.

Гипотеза. Дж. Редьярду Велкину было так же не просто расстаться с пятнадцатью кусками, как и любому другому скряге. Выяснив, что книга у меня, он просто направил своего верного слугу-туземца отобрать ее и велел ему подсунуть мне десять полусотенных для того, чтобы разгладить мои взъерошенные перья.

Гипотеза заставила меня сжать зубы и кулаки при одной только мысли о таком коварстве. Я принял еще немного «Роб Роя» и глубоко вздохнул.

Опровержение. Гипотеза не имеет никакого смысла. Если Велкин собирался ограбить меня, зачем ему было посылать кого-то в магазин? Он уже приложил некоторые старания для того, чтобы состоялась встреча на Восточной Шестьдесят шестой улице. Там он и мог бы без труда устроить хорошую засаду.

Другая гипотеза. Сикх был чьим-то другим преданным слугой-туземцем. Разве Велкин не упоминал о том, что несколько разных лиц намеревались побороться за обладание книгой на Трабзондском аукционе в Лондоне? Разве не может быть, что один из них последовал за книгой в Нью-Йорк, намереваясь как-то лишить Аркрайта его сокровища, а у него из-под носа книгу увел некий Б. Г. Роденбарр?

Эта гипотеза казалась более реалистичной, хотя и в этом случае оставались вопросы. Я спрашивал себя, что же может произойти, когда хозяин сикха взглянет на «Трех солдат»? Чем быстрее я вручу книгу Велкину и получу свои пятнадцать тысяч долларов, тем проще будет разобраться с хозяином сикха. Наилучшим исходом, я чувствовал это, было бы немедленное отбытие куда-нибудь в отпуск, где я мог бы потратить часть своего куша, а тот тем временем остыл бы или покинул город, или, в идеальном случае, сделал бы и то, и другое.

Я поднялся.

И снова присел.

Угрожало ли мне что-нибудь со стороны Велкина? Я был абсолютно уверен, что это не он послал сикха, ну, а если предположить, что я ошибаюсь? Или допустить, что он не посылал сикха и даже ничего не знал о нем, но разработал свой собственный план, как лишить меня вознаграждения? Мог ли я позволить ему обвести себя вокруг пальца, пленясь его элегантными манерами и членством в клубе «Мартингал»? Богачи, должен заметить, не больше жаждут расставаться с пачками своих купюр, чем все остальные. А тут, встречаясь с ним на выбранной им же дорожке, я сам несу ему книгу, подобно преисполненной долга собаке с вечерней газетой в зубах. Боже, я не могу даже утверждать, что у Велкина есть пятнадцать тысяч долларов, не говоря уж о том, что он готов вручить их мне!

Я прошел в мужской туалет с книгой в руке. Когда я вышел оттуда, обе мои руки были свободны. Книга была засунута за брючный ремень на уровне поясницы так, что ее не было видно из-под куртки.

Я допил остаток спиртного. Я был не прочь заказать еще, но с этим следовало подождать до завершения сделки.

Сначала дело, потом удовольствие.

Элегантный дом на Шестьдесят шестой улице был из коричневого камня, с окнами-фонарями в бельэтаже, закрытыми зелеными насаждениями. Он был окружен значительно более высокими зданиями, однако это нисколько не умаляло достоинства старинного коричневого особняка. Я поднялся по лестнице в вестибюль и просмотрел надписи у размещенных в ряд кнопок звонков.

М. Порлок. Квартира 3-D.

Я позвонил дважды. Никакой ответной реакции. Тогда я снова посмотрел на часы. Они показывали 6.29, а это часы, которые редко врут. Я попробовал нажать на кнопку еще раз, в ответ зажужжал автомат замка, и я толчком открыл дверь.

В бельэтаже размещались две квартиры, а на трех верхних этажах – по четыре. (В подвал был отдельный вход.) Я поднялся на два этажа по лестнице, застланной ковровой дорожкой, с нарастающим смешанным чувством ожидания и страха. Квартиры "D" размещались в задней части здания. Дверь квартиры 3-D была чуть приоткрыта. Я постучал костяшками пальцев, и ее почти тут же распахнула женщина с квадратными плечами. На ней были юбка из шотландки приглушенных тонов и спортивная куртка темно-синего цвета с латунными пуговицами. Ее темно-коричневые волосы были подстрижены очень коротко и беспорядочно, словно ее парикмахер был пьян либо парикмахерша – слишком претенциозна. Она сказала:

– Мистер Роденбарр? Входите, пожалуйста.

– Я предполагал встретить...

– Редди Велкина, я знаю. Он будет с минуты на минуту. Он звонил не более чем десять минут назад и просил передать, что его немного задержали. – Она вдруг приветливо улыбнулась: – Видите ли, меня попросили скрасить ваше ожидание. Меня зовут Маделейн Порлок.

Я пожал протянутую мне руку.

– Берни Роденбарр, – сказал я. – Но вам это уже известно.

– Ваша репутация опережает вас. Не хотите ли присесть? И можно ли предложить вам что-нибудь выпить?

– Только не сейчас, – ответил я. Это относилось к «выпить».

Я уселся в обтянутое мягкой зеленой кожей низкое кресло. Гостиная была маленькой, но очень комфортабельной, с коротким викторианским диваном из розового дерева, рассчитанным на двоих, и с еще одним накрытым цветастым чехлом легким креслом в дополнение к тому, в котором сидел я. Смелая до бесстыдства абстрактная картина, написанная маслом, висела над розовым диваном и в какой-то мере вписывалась в общую обстановку. Это была приятная комната, о чем я и поведал хозяйке.

– Благодарю вас. Вы уверены, что вам не хочется капельку шерри?

– С вашего позволения, не сейчас.

По радио передавали классическую музыку, похоже, Вивальди в исполнении ансамбля деревянных духовых инструментов. Маделейн Порлок пересекла комнату, чтобы переставить какую-то вещь. Что-то в ней мне показалось знакомым, но вот что именно – я не мог понять.

– Редди будет здесь с минуты на минуту, – повторила она вновь.

– Давно вы с ним знакомы?

– С Редди? Похоже, целую вечность.

Я попытался представить их вместе. Конечно, их нельзя было поставить на одну доску со Стивом и Эйди или даже с Бобом и Кэрол, или Тэдом и Алисой, но нельзя было считать их связь абсолютно непостижимой. Правда, он был значительно старше ее. Она выглядела чуть старше тридцати. Впрочем, я не очень большой мастак в определении возраста.

Встречался ли я с ней раньше?

Я уже было приготовился задать этот вопрос ей самой, когда она всплеснула руками, как если бы вдруг сделала открытие особой важности.

– Кофе! – сказала она.

– Простите?

– Вы выпьете чашечку кофе. Он только что сварен. Вы же не откажетесь, правда?

Я отказался от спиртного, потому что хотел оставаться в форме. Кофе только взбодрил бы меня, и, значит, имело смысл принять предложение. Мы договорились о сливках и сахаре, и она вышла приготовить кофе. Я же поудобнее устроился в кресле и слушал музыку, думая о том, как это прекрасно – уметь играть на фаготе. Я как-то приценивался к фаготам, и оказалось, что они стоят очень дорого. Кроме того, я понял, что научиться играть на этом инструменте чрезвычайно трудно, а я даже не знаю нот и не умею читать их. Поэтому я и не надеюсь, что когда-нибудь продвинусь столь далеко, что приобрету фагот и примусь брать уроки игры на нем; но каждый раз, когда я слышу звуки этого инструмента в концертном или камерном ансамблях, мне приходит в голову мысль о том, что это было бы восхитительно – однажды вечером улечься спать, чтобы проснуться на следующее утро обладателем фагота, знающим к тому же, как на нем играть.

Насколько же проще решаются задачи в мечтах! Этим способом вы можете избавиться от любого постылого занятия.

– Мистер Роденбарр!

Я взял у нее кофе. Она подала его в невысоком глиняном кубке, украшенном орнаментом из геометрических фигур. Я понюхал и согласился, что кофе пахнет хорошо.

– Надеюсь, он вам понравится, – сказала она. – Это луизианская смесь, которую я использую в последнее время. Она с цикорием.

– Я люблю цикорий.

– О, и я тоже! – воскликнула она, и это прозвучало так, словно наш обоюдный восторг по поводу цикория мог означать начало чего-то более значительного. Квинтет деревянных духовых инструментов завершил игру – это и на самом деле оказался Вивальди, как я узнал от диктора. Музыку Вивальди сменила симфония Гайдна.

Я сделал глоток кофе. Она спросила, нравится ли он мне, и я уверил ее, что кофе восхитительный, хотя на самом деле это было вовсе не так. У него был какой-то едва различимый привкус, отличающийся от вкуса сахара и сливок, и я решил, что цикорий – продукт, который на самом деле мне не нравится, хотя я и утверждал обратное.

– Редди говорил, что вы кое-что принесете для него, мистер Роденбарр.

– Да.

– Он очень беспокоился по этому поводу. Это, конечно, с вами?

Я выпил еще кофе и решил, что в действительности он не так уж и плох. Мелодия Гайдна перекатывалась волнами, отражаясь и повторяясь в стенах маленькой комнаты.

– Мистер Роденбарр!

– Прелестная музыка!.. – сказал я.

– Книга у вас, мистер Роденбарр?

Я улыбался. У меня было такое чувство, что это какая-то глупая, даже дурацкая улыбка, с которой я, однако, никак не могу справиться.

– Мистер Роденбарр!

– Вы очень хорошенькая.

– Книгу, мистер Роденбарр!

– А я вас откуда-то знаю. Ваше лицо мне знакомо. – По какой-то непонятной причине я стал проливать кофе на себя и смутился. Наверное, не следовало пить тот «Роб Рой», решил я, в то время как Маделейн Порлок отобрала у меня чашку и осторожно поставила ее на стекло кофейного столика.

– Я никогда их не замечаю и натыкаюсь на них, – признался я. – Столики из стекла. Их не видно. Идешь прямо на них, пытаясь пройти насквозь. А у вас рыжие волосы.

– Закройте глаза, мистер Роденбарр.

Веки отяжелели и стали смежаться сами. Я с усилием открыл их и взглянул на нее. У нее была копна рыжих кудрявых волос, но, пока я в изумлении таращился на нее, копна исчезла, а волосы опять стали короткими и темными. Я моргнул несколько раз, стараясь снова превратить их в рыжие, но они не изменились.

– Кофе, – осенило меня. – Что-то было в кофе!

– Откиньтесь на спинку кресла и расслабьтесь, мистер Роденбарр.

– Вы одурманили меня наркотиками!.. – Я ухватился за ручки кресла, попытался встать и не смог даже оторваться от кресла. Руки были бессильны, а ноги, казалось, уже и вовсе перестали существовать.

– Рыжие волосы, – сказал я.

– Закройте глаза, мистер Роденбарр.

– Я должен встать...

– Откиньтесь и отдыхайте. Вы очень устали. Боже, это была правда!.. Я жадно и с усилием глотнул воздух, изо всех сил потряс головой в надежде сбросить хотя бы часть опутывающей ее паутины. Это было ошибкой – движение вызвало только пучок тонких лучей из огненных искр где-то в задней части моего черепа. Гайдн то опускался куда-то, то парил высоко. Мои глаза вновь закрылись; напряжением воли я заставил себя их открыть и увидел, как она, наклонившись надо мной, уговаривает меня погрузиться в сон.

Я старался не закрывать глаз, но и так поле моего зрения стало уменьшаться, и я постепенно погружался в темноту. Затем стали появляться черные полосы в разных местах, мало-помалу сливаясь между собой и переходя в сплошной мрак. Я перестал сопротивляться, предоставил все судьбе и провалился на самое дно охватившего меня мрака.

Я грезил. Мне мерещилось какое-то землетрясение в Турции: вокруг меня рушились дома, а по горным склонам с грохотом катились вниз валуны. Я боролся с собой, пытаясь выбраться из грез, подобно ныряльщику, который стремится выбраться на поверхность воды. Турецкое землетрясение оказалось частью сводки новостей, которые каждый час передают по радио. На парламентских выборах в Бельгии социал-демократы одержали убедительную победу. Голливудский актер скончался от чрезмерной дозы снотворных пилюль. Ожидалось, что президент наложит на что-то вето.

Где-то рядом жужжал зуммер домофона, прерывая монотонность сводки новостей. Я постарался открыть глаза. Голова трещала, а во рту был такой вкус, как будто, засыпая, я жевал комок ваты из банки с витаминами. Зуммер зажужжал снова, и меня удивило, что никто на него не реагирует.

Я вновь открыл глаза. По-видимому, они закрылись сами собой. Диктор приглашал меня подписаться на журнал "Бекпекер мэгэзин ". У меня не было никакого желания подписываться, но я не был уверен, что хватит сил отказаться. Зуммер продолжал жужжать. Мне хотелось, чтобы Маделейн По-рлок поднялась с викторианского розового дивана и ответила по домофону, или заставила бы его перестать жужжать, или сделала бы что-нибудь еще.

Радио переключилось на музыку. Зазвучали скрипки. Что-то успокаивающее. Я снова открыл глаза. Жужжание прекратилось, но теперь были слышны тяжелые шаги на лестнице.

Я все еще сидел в низком кресле. Моя левая рука лежала на колене, подобно маленькому мертвому зверьку. Правая рука была пристроена рядом на кресле, и в ней что-то находилось.

Я вновь открыл глаза и встряхнул головой. Она была пустой, и в ней трещало. Кто-то стучал в дверь. Мне хотелось бы, чтобы эта женщина, Порлок, ответила им, но она была, видимо, не в лучшем состоянии, чем я сам.

В дверь стали стучать настойчивее, и я снова открыл глаза. На этот раз мне удалось выпрямиться в кресле, и, казалось, сознание начинает наконец медленно возвращаться ко мне. Я жадно и глубоко вздохнул, быстро заморгал и вспомнил, где я нахожусь и что здесь делаю.

Левой рукой я пощупал поясницу. «Освобождение форта Баклоу» исчезло.

Ладно, этого можно было ожидать.

– Эй, откройте дверь!

Стук, стук, стук, а я себя чувствовал, как пьяный дворецкий в «Макбете». Я крикнул им, чтобы они подождали минутку, и попытался залезть в карман брюк и проверить, на месте ли пятьсот долларов сикха. Но никак не мог попасть в карман левой рукой. А почему же, в самом деле, левой? Ну да, конечно. Потому, что в правой находилось что-то тяжелое.

– Полиция! Откройте немедленно!

В дверь заколотили еще яростнее. Я поднял свою правую руку. В ней был пистолет. Я тупо уставился на него, затем поднес к лицу и понюхал дуло ствола. Я почувствовал тот специфический смешанный запах оружейного масла, пороха и гари, который так характерен для оружия, из которого недавно стреляли.

Я вновь взглянул на розовый диван в надежде найти его пустым, желая, чтобы увиденное мной ранее оказалось галлюцинацией. Однако Маделейн Порлок находилась все на том же месте, она не двигалась, и теперь мне стало ясно, что, по-видимому, она и не сумеет сдвинуться без посторонней помощи, и притом большей, чем мог бы предложить ей я.

Она была поражена выстрелом в самую середину лба, в то самое место, где у этой ужасной молодой женщины находился маленький завиток, и, увы, у меня было абсолютно точное представление о том, какое именно оружие принесло ей смерть.