— Актер?!
— Актер, — подтвердил я. — Больше чем полфильма я проспал. Хорошо, что вовремя проснулся, как раз его эпизод был. Открываю глаза и вижу: поворачивается он к Джеймсу Гарнеру и спрашивает, куда ему ехать. «Куда двигаем, парень?» — говорит. Я эту реплику слово в слово запомнил.
— Неужели сразу его узнал?
— Сразу! Это точно он. Картину снимали лет пятнадцать назад, он теперь не такой молодой — кто не старится? Но лицо, голос, телосложение — все то же самое. Конечно, он с тех пор нагулял жирку, и порядочно, однако все мы с возрастом прибавляем в весе. Нет, это он, малыш, он! Ты бы тоже его узнала, я имею в виду — в кино. Он, наверное, в сотне картин снялся да еще в телепостановках. Таксистов обычно играет, или банковских кассиров, или мелких хулиганов.
— Как его зовут?
— Понятия не имею. Я никогда такого не держу в памяти. А списка действующих лиц и исполнителей в конце не было. Я все ждал, что Гарнер второй раз остановит то же такси, но нет, он этого не сделал. Впрочем, я и не очень надеялся. Имен актеров точно не было. Думаю, их отрезают, когда фильм по телеку гонят, чтобы не платить за лишнее время. Насколько я знаю, исполнителей мелких ролей иногда вообще не указывают.
— М-м, не знаю... А как ты считаешь? Его имя было бы указано, если б у него была одна-единственная реплика: «Куда двигаем, парень?»
— Но это не единственная его реплика. Было полдюжины и других — насчет погоды, большого движения и прочее... Все то, что говорят типичные нью-йоркские таксисты. Вернее, что они должны говорить, по мнению Голливуда. Тебе когда-нибудь таксист говорил: «Куда двигаем, парень?»
— Нет, но и парнем мало кто называл... Все-таки чудно! Ты с самого начала сказал, что субъект знакомый, но где его видел — не вспомнил.
— Теперь понимаю — на экране. Десятки раз его видел. Потому и голос знаком. — Я нахмурился. — Да, но как он узнал обо мне? Я не знаменитость и не актер, если не считать, что мир — это театр и все мы играем роли. Зачем актеру понадобилось знать, что Берни Роденбарр — вор-взломщик?
— Ума не приложу. Может быть...
— Родни.
— Что Родни?
— Род тоже актер.
— Ну и что?
— Актеры все друг друга знают.
— Вряд ли. Некоторые, конечно, знают, но... Разве взломщики знают друг друга?
— Это — другое дело.
— Почему другое?
— Мы работаем в одиночку. На сцене же, как перед камерой — всегда куча народу. Актеры работают друг с другом. Не исключено, что они вместе играли — Род и тот мужик.
— Возможно.
— А Род знает меня по покеру.
— Но он понятия не имеет, чем ты занимаешься.
— Думаю, что нет. А вдруг...
— Только из последних нью-йоркских газет. Итак, ты думаешь, что Родни узнал про твою профессию и рассказал этому актеру, а этот актер решил, что ты — подходящая фигура: тебя легко обвинить в убийстве. Для полноты картины ты еще с места происшествия попадаешь прямо в квартиру Родни.
— М-да...
— Вот именно.
— Сценарий-то хорош, только не слишком правдоподобен, — признал я. — Зато в нем сплошь профессиональные актеры.
— Профессиональных актеров всего двое, и от начала до конца только один играет.
— Флэксфорд связан с театром, выступает продюсером. Может быть, он знаком с этим актером, который втравил меня в эту историю, и у них вышла ссора...
— И этот актер решил убить Флэксфорда и нашел взломщика, чтобы все свалить на него?..
— Я подкидываю версии, а они лопаются в руках, как мыльные пузыри.
— Нам надо отталкиваться только от того, что нам достоверно известно. Не важно, как этот тип нашел тебя, во всяком случае, на данном этапе не важно. Важно, чтобы сейчас мы разыскали его. Как называется картина?
— «Мужчина посередине». Это о том, как одна корпорация поглощает другую, а не о гомосексуальной menage a trois[1], как можно подумать. В главных ролях Джеймс Гарнер и Шэн Уилсон. Если поднатужиться, сумею назвать еще два-три имени, но нашего приятеля среди них нет. Снят фильм в 1962 году. Зануда из «Таймс», который оценивает телепередачи, считает, что развязку сюжета можно предсказать заранее, но игра отличается живостью.
Рут потянулась за телефонной книгой. Я сказал, что нужно смотреть «Желтые страницы», а не «Белые».
— Я уже подумал об этом — позвонить в кинопрокатный пункт. Чтобы заказать копию на дом. Но сейчас они уже закрыты.
Рут лукаво взглянула на меня и спросила, по какому каналу крутили фильм.
— По Девятому.
— Все верно. — Она захлопнула телефонную книгу, набрала номер. — Брать фильм напрокат только для того, чтобы посмотреть, кто в нем играет? Надеюсь, ты пошутил?
— А что?
— Я звоню на Девятый канал. У них должны быть списки исполнителей по тем картинам, которые они крутят. Наверняка им часто звонят за справками.
— А-а...
— Берни, у нас еще есть кофе?
— Сейчас принесу.
Одного звонка оказалось недостаточно. Очевидно, на Девятом канале уже привыкли к звонкам «чайников», помешанных на кино, а поскольку «чайники» составляли большую часть их аудитории, они вынуждены отвечать на их дурацкие вопросы. Рут любезно объяснили, что список действующих лиц и исполнителей, поступивший в студию вместе с фильмом, включал только главные роли. Наш Типичный Нью-Йоркский Таксист с полдюжиной типичных реплик под эту категорию не подпадал.
Рут, однако, не клала трубку, потому что парень, разговаривавший с ней, был уверен, что его коллега наверняка знает, кто играет таксиста в «Мужчине посередине», так как пользуется репутацией ходячей киноэнциклопедии. Однако коллега этот в данный момент вышел за сандвичем, а Рут, по понятным причинам, не горела желанием сообщать, куда ей перезвонить, так что они продолжали болтать, убивая время, пока коллега не вернулся и не взял трубку. Само собой, он тоже не мог сказать, кто играет таксиста, хотя эпизод в такси, кажется, припомнил. Тогда Рут попыталась описать человека-грушу, что было довольно самонадеянно с ее стороны, ведь она этого типа в глаза не видела ни в жизни, ни в кино. Она в точности повторила мое описание, и разговор продолжался. Наконец она сказала: «Большое спасибо», — и положила трубку.
— Говорит, что он абсолютно уверен, кого я имела в виду, — доложила она. — Только имени не помнит.
— Сногсшибательная новость!
— Кроме того, он выяснил, что картина выпущена «Парамаунтом».
— И что из этого?
Общегородская «Справочная» Лос-Анджелеса дала Рут контактный телефон кинокомпании «Парамаунт». Поскольку разница во времени между Нью-Йорком и тихоокеанским побережьем составляет три часа, то народ там был еще на рабочих местах, за исключением тех, кто еще не вернулся с ленча. Рут переключали с одной линии на другую, и вот наконец она наткнулась на какого-то служащего, который пояснил, что списки ролей на картины, выпущенные более десяти лет назад, сданы в архив, и посоветовал обратиться в Академию искусства и науки кино. «Справочная» предоставила номер. Рут позвонила в Академию, и там ей сообщили, что такая информация имеется и что она может приехать и посмотреть ее лично. Спасибо, поблагодарила она, но поездка отнимет слишком много времени, поскольку ехать ей более трех тысяч миль. Они тянули волынку, пока Рут не сказала, что она секретарь Дэвида Меррика. Магия имени подействовала безотказно.
— Пошел сам смотреть, — сказала она мне, прикрывая ладонью микрофон.
— Я думал, что ты никогда не врешь.
— Я иногда говорю неправду ради практической целесообразности.
— Чем твоя неправда отличается от наглой лжи?
— Ну что ты, это совсем разные вещи... — начала она, но ее собеседник на другом краю страны заговорил, а она отвечала отрывочными «да» и «угу» и яростно писала на обложке телефонной книги. Под конец она поблагодарила от имени мистера Меррика и положила трубку.
— Который таксист? — обернулась она ко мне.
— Что значит — который?
— В картине два водителя такси. Их роли так и называются: Первый таксист и Второй таксист. — Рут заглянула в свои записи. Первого играет Пол Кьюиг, второго — Весли Брил. Кто из них нам нужен?
— Весли Брил.
— Ты вспомнил имя или?..
— Нет, но он был последним по ходу действия. Значит, он Второй таксист.
— Если только это не был его второй или третий эпизод.
Я схватил телефонную книгу. По ней выходило, что на Манхэттене не было ни одного Кьюига, зато Брилов — хоть пруд пруди, но опять-таки ни одного Весли.
— Может быть, Весли Брил — это сценическое имя? — высказала предположение Рут.
— Зачем исполнителю эпизодической роли сценическое имя?
— Ни один актер не собирается всю жизнь оставаться на эпизодических ролях. В молодости все метят в звезды. Очень может быть, что такое же имя было у какого-либо другого актера, и он решил взять псевдоним, чтобы не путали.
— Или он не захотел, чтобы его телефон был в справочнике. Или он живет в Куинсе. Или же...
— Не будем тратить время. — Рут взялась за трубку. — В ГАКе есть данные об обоих — и о Кьюиге, и о Бриле.
Рут набрала номер «Справочной» и спросила, как позвонить в Гильдию актеров кино, что избавило меня от необходимости осведомляться, что это за штуковина — ГАК. Рут обзвонила полдюжины номеров, потом стала выпытывать у кого-то, как ей связаться с двумя друзьями-актерами. Она больше не выдавала себя за секретаря Меррика, очевидно, в этом не было необходимости. С трубкой, прижатой к уху, она ждала минут пять, потом начала отчаянно рисовать круги в воздухе. Я быстро подал ей телефонную книгу, и она сделала запись.
— Это Брил, — сказала она. — Ты был прав.
— Хочешь сказать, они тебе описали его?
— У него есть агент в Нью-Йорке. Это все, что они согласились сообщить, — имена агентов и их телефоны. Кьюига представляет Восточное отделение Уильяма Мориса, а агента Брила зовут Питер Алан Мартин.
— И этот Мартин живет в Нью-Йорке?
— Угу. У него телефон на линии Орегон 5.
— Актеры обычно на том же побережье живут, что и их агенты, логично?
— Логично, — согласилась она и, набрав какой-то номер, стала слушать. Минуты через полторы она громко фыркнула в трубку и нажала на рычаг.
— Ушел на целый день, — бросила она. — Автоответчик сказал. Терпеть их не могу!
— Никто не может.
— Если бы мой агент поставил себе автоответчик, я бы с ним быстро распростилась.
— Не знал, что у тебя есть агент.
Рут покраснела.
— Я хотела сказать, если бы у меня был агент... Как говорится, если б у нас была ветчина, мы бы сделали яичницу с ветчиной, если б у нас были яйца.
— Яйца, между прочим, у нас есть. В холодильнике.
— Берни, послушай...
— Не надо, — сказал я и снова раскрыл телефонную книгу. Весли Брила не было, но «Брил, В.» — таких было трое. Позвонил по первому номеру, потом по второму, мне ответили — никаких Весли, вы ошиблись. Третий и последний телефон молчал, но по адресу было видно, что третий «Брил, В.» проживает в Гарлеме. Вряд ли наш приятель облюбовал себе негритянские кварталы. Кроме того, инициал вместо имени часто указывают женщины, чтобы их не донимали телефонными непристойностями.
— Если его номера нет в телефонной книге, в «Справочной» это известно. Позвоним? — предложила она.
— Чтобы актер не дал свой номер в телефонную книгу? Хотя чего не бывает... Ну хорошо, убедимся, что его номера нет в книге, — что это нам дает?
— Ничего.
— Ну и плюнь!
— Ладно.
— Мы уже знаем, кто он, наш приятель, это очень важно, — рассуждал я. — Утром позвоним его агенту, возьмем его адрес. Главное, у нас теперь есть от чего отталкиваться, не то что раньше. И с полицией теперь другой разговор. Вломись они сюда пару часов назад — это одно. Вломятся через час — совсем другое. Я уже не в тупике, понимаешь? У меня найдется, что поведать о толстяке с узкими плечами и бегающими шоколадными глазами. И не байки, а факты — вплоть до имени.
— И что будет?
— Ничего не будет. Запрут в камеру, а ключ потеряют, — закончил я. — Никто сюда не вломится, Рут. Не бери в голову.
Рут сходила в гастрономическую лавку за сандвичами и пивом и по пути заскочила в винный магазин. Это я попросил ее взять бутылку приличного виски, но когда она вернулась домой, я уже раздумал пить и ограничился банкой пива.
Поев, мы расположились с кофе на диване. Рут выпила немного виски. Настояв, чтобы я показал ей свой инструментарий, она стала расспрашивать, как называется тот или иной предмет и для чего он предназначается.
— По закону, кажется, запрещено иметь такие штуки?
— Из-за них можно загреметь в тюрьму.
— А которыми ты открыл дверь в эту квартиру?
Я показал и объяснил, как это делается.
— Здорово! — восхищенно сказала она и мило поежилась. — Кто тебя научил этому?
— Сам научился.
— Сам?
— Почти что. Правда, когда я вошел во вкус, стал почитывать литературу по слесарному делу. Потом записался на заочные курсы где-то в Огайо. Мне иногда кажется, что, кроме взломщиков, никто на таких курсах не учится. Знаешь, у нас в тюрьме был один парень, он поступил в заочное техническое училище. Каждый месяц ему присылали по почте новый замок с подробной инструкцией. Сидит себе в камере и часами, бывало, ковыряется в замке.
— Куда же смотрела тюремная администрация?
— Считалось, что он овладевает специальностью, а это в местах заключения поощряется. Вот он и овладевал специальностью вора-взломщика. И это был большой шаг вперед по сравнению с ограблениями бензозаправочных станций, на чем он специализировался раньше.
— Обчищать квартиры, конечно, доходнее?
— В принципе — да. Но главное, с чем он столкнулся, — это была проблема насилия. Нет, он никого не застрелил, напротив, в него стреляли. Вот он и решил, что куда разумнее и безопаснее обчищать квартиры, когда хозяев нет дома.
— После чего он записался в заочное училище и стал мастером своего дела.
Я пожал плечами.
— Получил специальность, скажем так. А стал он мастером или нет, я не знаю. Человек поддается обучению до определенного предела, хоть очному, хоть заочному. Остальное должно быть в нем самом.
— В его пальцах?
— В пальцах и в сердце! — брякнул я, чувствуя, что непроизвольно краснею. — Да, да, это так!.. Когда мне было двенадцать лет, я понял, что должен научиться открывать дверь в ванную комнату. Дверь у нас запиралась изнутри: нажмешь на кнопку в ручке и — готово! Никто не войдет, когда ты на стульчаке сидишь или в ванне голый. Можно, конечно, и наоборот сделать: кнопку изнутри нажать, а дверь закрыть снаружи. Тогда в ванную не попадешь.
— Ну и?..
— Ну вот, моя младшая сестренка однажды попалась. Запереться-то она заперлась: кнопка легко нажималась, но вот повернуть ручку — сил не хватило. Сидит в ванной, ревет. Маме пришлось в пожарную часть звонить. Пожарники приехали, ручку отвинтили, открыли дверь... Ты что смеешься?
— Другой мальчишка захотел бы стать пожарником, а ты — взломщиком!
— Все, чего я тогда захотел, — это научиться отпирать замок в ручке. Сначала я попробовал орудовать отверткой, но она не пролезала в щель. Столовый нож пролез, но засовчик все равно не зацеплял: нож плохо гнулся. Тогда мне пришла в голову мысль сунуть туда пластиковый календарик — ну, знаешь, такие еще страховые агенты раздают, и ты, как дурак, таскаешь его целый год в бумажнике. Я сообразил, как запластырить замок задолго до того, как узнал, по какому принципу это делается.
— Что это такое — запластырить?
— Это от слов «пластик» и «тырить». Если у вас сделан замок, запирающийся без ключа, простым закрытием двери, то знайте: этот замок можно запластырить. Иногда это легко делается, иногда труднее — в зависимости от того, насколько плотно сидит в раме дверь. Но по идее такой замок всегда отпирается.
— Потрясающе! — Рут снова повела плечиком, а я говорил и говорил о своих ранних опытах и об особом душевном подъеме, когда доводилось работать над замком. Рассказал и о том, как первый раз влез в соседскую квартиру. Дело было днем, когда никого не было дома. Я вытащил из холодильника несколько кусков холодного мяса, из хлебного ящика — хлеба, сделал бутерброд, поел и аккуратно убрал после себя.
— Главное для тебя было — открыть замок, да?
— Да, открыть замок и попасть внутрь.
— Воровать, значит, начал позже?
— Позже, если только съесть чужой хлеб не воровство. Но ненамного. Когда попадаешь в пустую квартиру, сразу начинаешь соображать, нельзя ли тут чем-нибудь поживиться. Отпираешь дверь, асам в это время думаешь, какая добыча ждет тебя за ней, — вот в чем смак.
— А опасность?
— Опасность только придает остроту ощущениям.
— Берни, на что это похоже?
— Что, взлом?
— Угу. — Лицо Рут застыло от напряженного ожидания, рот приоткрылся, на верхней губе выступили капельки пота. Я положил руку ей на бедро. Жилка под моей ладонью дернулась, как тронутая струна. — И что ты при этом чувствуешь?
Я водил рукой по ее бедру.
— Чувствуешь, что тебе хорошо. Очень хорошо.
— Ты знаешь, о чем я говорю. Что переживаешь, когда тайком лезешь в чужое жилье?
— Возбуждение.
— Могу себе представить. — Кончиком языка Рут лизнула нижнюю губу. — А страх?
— Немного и страх.
— еще бы! Скажи, а возбуждение похоже... м-м... на сексуальное?
Я от всей души рассмеялся:
— Это зависит от того, кто там находится... Шучу, шучу! Думаю, что сексуальный элемент да, присутствует. Ведь открывание двери можно рассматривать и как символ. — Рука моя тем временем продолжала двигаться — от колена к талии, от талии к колену. — Найти нужное положение инструмента, нажать здесь, потом там, и вот дверь потихоньку приотворяется, и ты аккуратно протискиваешься, входишь...
— Да, да...
— Само собой, есть ребята, которые орудуют фомкой или просто высаживают дверь ногой. Такие олицетворяют грубый секс, без всяких там тонкостей. Ты не находишь, а?..
Рут надула губы:
— Ты все дразнишь меня!..
— Самую малость.
— Я ведь никогда не была знакома со взломщиками. Мне хочется узнать, на что это похоже, когда вскрываешь чужую квартиру.
Глаза у нее были сейчас синие-синие и смотрели на меня с потрясающим простодушием. Я приподнял ей пальцем подбородок и чмокнул в кончик носа.
— Узнаешь, — сказал я.
— Что-что?
— Через пару часов сама увидишь, как это делается.
Задумка показалась мне чрезвычайно разумной. Признаю, Рут не знала себе равных в умении выбить по телефону любые интересующие ее сведения, и не исключено, что утром она вытянет адрес Весли Брила у его агента. Но зачем откладывать? Кроме того, агент может сказать Брилу, что был такой звонок, а если он и сам повязан, наши вопросы наверняка вызовут у него подозрение. Зачем нам заранее открывать карты? Это с одной стороны.
С другой — контора Питера Алана Мартина находится в доме на углу Шестой авеню и Шестнадцатой улицы. Если и существует более легкое дело, нежели ограбление в административном здании после рабочего дня, то мне таковое неизвестно. Я выйду оттуда как минимум с адресом Брила в считанные минуты и без всякого риска. А если к тому же повезет... Тогда как обычно. Разве знаешь, что попадется, иногда такое попадается, о чем не думал, не мечтал.
— Но тебе же придется выйти! — озабоченно сказала Рут. — Тебя могут узнать.
— Я изменю внешность.
Она оживилась:
— Можно грима раздобыть. Думаю, что у Рода есть. Я сумею наложить. Для начала усы...
— Усы я уже днем пробовал, причем настоящие. Не то. А грим он и есть грим, как искусно его ни клади. Только привлекаешь внимание... Подожди-ка секунду.
Я подошел к шкафу, незаметно вытащил парик и кепку и выскочил в ванную комнату. Там я примерил их перед зеркалом и совершил театральный выход. Рут ждала в комнате.
Я начал церемонно раскланиваться, но парик и кепка свалились у меня с головы. Она громко расхохоталась, чересчур громко, громче, чем заслуживало мое представление.
— Смешно, но не очень, — сказал я.
— Не обращай внимания! У меня, наверное, истерика начинается. Пара заколок, и порядок. Неудобно, если потеряешь волосы на улице.
«Ничего я вчера не потерял», — подумал я, но промолчал. Надо было раньше рассказать о моей вылазке, а сейчас не стоит — неловко.
Из квартиры мы вышли около девяти. В карманах у меня было заветное кольцо с инструментами, резиновые перчатки и рулон клейкой ленты, которую я нашел в аптечке у Рода. Я вовсе не собирался бить стекла в окнах, но такая лента незаменима, если придется проломить окно. Поле предстоящей операции не было мной изучено, я понятия не имел об офисе мистера Мартина. Рут раскопала на дне своей сумки несколько заколок и прикрепила парик мне к волосам. Теперь я мог кланяться хоть до земли, не боясь его потерять. Она хотела проделать то же самое с кепкой, но я категорически воспротивился.
Закрыв дверь, я взял у Рут ее ключи и запер все три замка. Прежде чем бросить связку в сумку, она повертела ее в руках.
— Только подумать: целых три замка, и ты открыл их без ключей.
— Я — талантливый малый.
— Оно и видно.
Ни на лестнице, ни в подъезде нам никто не попался. Воздух на улице был свежий, чистый и ни на градус не теплее, чем вчера ночью. Я чуть было не сказал это вслух, но вовремя спохватился: для Рут я вчера никуда не выходил. «Представляю, как хорошо выползти на свежий воздух после того, как двое суток безвылазно просидел дома», — тараторила она. «Да, хорошо», — мямлил я. «Ты, наверное, здорово нервничаешь? — говорила она. — Еще бы, если на каждом углу тебя полицейский высматривает!» — Это она, конечно, преувеличивала, тем не менее, я соглашался: «Да, нервничаю, но не так, чтобы очень». После чего она взяла меня под руку, и мы пошли рядышком.
С Рут было безопаснее. Если кто и обращал на нас внимание, то видел молодого мужчину под ручку с девицей, а когда глаз натыкается на парочку, то никому не придет в голову, что перед ним — находящийся в бегах опасный преступник. Я чувствовал себя гораздо свободнее, чем вчера ночью. Рут поначалу волновалась, но через несколько кварталов совершенно успокоилась и сказала, что ждет не дождется, когда мы полезем в контору агента.
— Кто это — мы, хотел бы я знать?
— Ты и я, дурачок, кто же еще?
— Не-а, и не надейся. Кто у нас взломщик? А ты всего только соучастница. Твое дело держать лошадей наготове, или, попросту говоря, стоять на шухере.
Рут опять надулась:
— Это нечестно. Главное удовольствие только себе самому!
— По положению и заслугам.
— Да, но две головы лучше, чем одна. А четыре руки лучше, чем две. Вдвоем мы скорее прочешем местность.
Пришлось напомнить Рут пословицу насчет семи нянек, но она не сдавалась и продолжала спорить. Тем временем мы дошли до перекрестка Шестнадцатой улицы и Шестой авеню. Из четырех угловых зданий я отыскал глазами административное, а как раз наискосок от него заметил кафе, конечно же, фирмы «Рикер».
— Там ты меня и подождешь, — сказал я Рут. — Заберись в кабинку, выпей кофейку. Хотя я не убежден, что здесь он самый лучший.
— Не хочу я никакого кофе!
— А с кофейком возьми английскую булочку.
— Я не голодна.
— Тогда, может быть, пирожное с черносливом. «Рикер» славится пирожными с черносливом.
— Правда?
— Почем я знаю. Дай мне сигнал фонарем из окна. Один — если сушей, если морем — два. Рут Хайтауэр на том берегу... Ты чего?
— Ничего.
— Знаешь, как называется спектакль, в котором занят Род? «Два, если морем». А я буду на другом берегу. Не бойся, не задержусь. Одна нога здесь, другая там. По-быстрому вошел, по-быстрому вышел — вот мой девиз.
— Понятно.
— Но он пригоден только для взлома. В других областях человеческой деятельности у меня и тактика другая.
— Правда? Ну-ну...
У меня было легко на душе, да и в мыслях была легкость необыкновенная. Я по-дружески поцеловал Рут, тихонько подтолкнул ее в сторону кафе и расправил плечи, готовясь к бою.