Взрыв произойдет сегодня (сборник)

Что же ищет Хмелев?

Владимир Александрович давно уже не имел отдыха. Он терпеть не мог безделья. А теперь, в дни великой восстановительной страды, выходные дни были для него особенно тягостны. Дружинину почти физически больно было смотреть на остановившиеся станки, опустевшие комнаты учреждений. Начинало казаться, что все вокруг замерло, перестало двигаться и совершенствоваться.

А в последние дни забыл Владимир Александрович уже не только об отдыхе, но и о спокойном сне. Днем и ночью думал он теперь о мине, видя в ней коварного врага, который, хотя и не наносил пока осязаемого удара, но ежечасно, ежеминутно грозил большой бедой. И уже в одной только этой угрозе таилась немалая опасность.

Дружинин был волевым, темпераментным человеком. Он привык принимать быстрые, смелые решения, но теперь нужна была другая тактика. Он обязан был проявлять особую осторожность, выдержку, тщательно анализировать создавшуюся обстановку. Хорошо понимая необходимость всего этого, Владимир Александрович очень досадовал, однако, что приходится терять драгоценное время.

В газетах уже сообщалось о первых успехах соседних промышленных районов. Во всех уголках страны шла стройка, а в Краснорудске работа застопорилась из-за угрозы взрыва. Дружинин верил в искусство Воеводина и не сомневался, что рано или поздно он найдет мину. Вопрос только в том — когда?

Шубин шел к той же цели своим путем. Он видел разгадку тайны в самом Хмелеве, который не договаривал чего-то. Дружинин был с ним отчасти согласен в этом, но ему казалось, что Шубин ошибается, исходя из одних только подозрений. И вот Владимир Александрович сам решил сходить к Хмелеву и вызвать его на откровенный разговор.

Небольшой аккуратный домик бывшего кузнечного мастера находился в конце тихой, безлюдной улицы. Владимир Александрович вышел из машины неподалеку от него и пошел дальше пешком. Подойдя поближе к домику Хмелева, он заглянул в низкое окошко. Его удивил беспорядок, царивший в комнате: подоконник, стол и даже пол ее были завалены книгами, тетрадями и какими-то бумагами.

«Уж не сошел ли с ума старик?» — мелькнула у Владимира Александровича тревожная мысль. Он хотел уже было отказаться от своего намерения зайти к нему, но в это время Хмелев, сидевший на полу спиной к окну, обернулся и увидел Дружинина. Старый мастер поспешно вскочил на ноги и, крикнув что-то, побежал открывать дверь.

— Здравствуйте, Владимир Александрович! — приветливо сказал он, ничуть не растерявшись. — Заходите, пожалуйста. Вот уж не ожидал вас у себя увидеть! Премного вам за это благодарен.

— Вы ведь не знаете, зачем я пришел. Может быть, зря благодарите-то, — заметил Дружинин.

Хмелев улыбнулся:

— Если бы кто-нибудь другой пришел, я бы не решился, пожалуй, так вдруг благодарить, а вас вот благодарю.

— Почему же?

— Я знаю, мне теперь не доверяют. Однако таким людям, как вы, легче, чем другим, разобраться — сломлен во мне дух советский или не сломлен. Вам полагается знать человека глубже и верить в него крепче, чем другим.

— Любопытно рассуждаете, — задумчиво произнес Дружинин, дивясь неожиданной для него логике Хмелева. — Вот только ведете себя не совсем понятно. Если бы дух советский не был в вас сломлен, вы не примирились бы с недоверием, которое к вам питают, старались бы рассеять его. — Он обвел глазами пол, заваленный книгами, и добавил раздраженно: — Черт знает что у вас тут творится! Прямо-таки погром какой-то…

Хмелев, казалось, не обратил никакого внимания на это замечание и спросил:

— А откуда это видно, что дух советский во мне сломлен? Нет, Владимир Александрович, я еще не отказался от надежды защитить свое достоинство. А ход мыслей у меня такой: перво-наперво нужно было мне решить, что у нас сейчас самое главное. Прикидывал я и так и этак, и выходило, что главное сейчас — это судьба заводов. Значит, если я помогу решить главное, то буду действовать по-советски, а люди потом пусть уж сами решат, что я за человек. Короче говоря, хочу я помочь мину найти, а что при ней, может, документы, порочащие меня, окажутся, так это уж дело второстепенное.

Увидев, что Дружинин все еще стоит посреди комнаты, Хмелев спохватился вдруг и подал ему стул.

— Садитесь, пожалуйста, — смущенно проговорил он. — Простите, что сразу не предложил. Тяжело мне, Владимир Александрович, на старости лет такое недоверие к себе видеть… Об этом день и ночь неотступно думаю, потому, может быть, чудаком стал казаться. Вот эти книги почему разбросаны? Перевод донесения Гербста я ищу. Оно ведь по-немецки было написано, а я не мог разобраться в нем. Попросил племянника, ученика восьмого класса, перевод сделать. Он перевел мне донесение на русский язык, а я для памяти записал его на переплете какой-то книги. У меня ведь большая библиотека сына осталась. После войны я передал ее горсовету на пополнение городских читален, разграбленных фашистами. Вот и хожу теперь по библиотекам, ищу ту книгу, на переплете которой перевод записан. Подлинник-то я капитану Овсянникову передал, когда он стал мину разыскивать. Донесение Гербста хотя и не дописано было, но в нем есть кое-какие цифры, которые, возможно, пригодились бы.

— Что же это за цифры? Вы разве не помните? — спросил Дружинин.

— Нет, не помню. Забыл за три-то года.

Владимир Александрович посмотрел на часы и поднялся со стула.

— Ну, мне пора, Тихон Егорович, — проговорил он. — Если вам посчастливится и вы ту книгу найдете, обязательно покажите ее мне.

— А как же иначе, Владимир Александрович! — возбужденно воскликнул Хмелев. — Для чего же тогда искать ее?