Я жду тебя

27

— Как мы теперь будем жить? — спрашивала Каджри.

— Не знаю, — отвечал ей Сукхрам.

— Зато живот знает.

В ту деревню, где стояла старая крепость, Сукхрам вернуться не мог. Порой он наведывался в соседнюю деревню и продавал там дикий мед, врачевал местных жителей в Данге. Каджри торговала плоскими корзинками для отсева зерна.

Сукхрам охотился. Когда охота была удачной, у них было вдоволь мяса. Из-за боязни быть пойманными они не могли давать представления, а в услужение их никто бы не взял. Оставался только один Ахмедабад. Но у них не хватало решимости вот так вдруг подняться и уйти в незнакомые края.

Однажды Сукхрама и Каджри навестил раджа. Оба стоя почтительно приветствовали его, а потом усадили на кровать и ждали, что он скажет. Раджа рассказывал о кражах. Казалось, страх ему вовсе неведом. А от полицейских он просто прятался.

— А ты чем занимаешься? — спросил он Сукхрама!

Сукхрам и Каджри переглянулись, не зная, что ответить.

— Ничем, раджа-джи, — проговорил Сукхрам.

— Значит, только ешь?

— На это тоже нужна божья милость. Пока не чаще раза в день, — вставила Каджри.

Сукхрам в подтверждение кивнул головой.

— Так почему бы тебе не пойти со мной? — спросил раджа.

В это время в шатер вошла рани. Каджри ласково усадила ее на кровать рядом с ее повелителем.

— Куда ты собираешься его вести? — поинтересовалась рани.

— На дело.

— Ну? — спросила Сукхрама Каджри.

— Душа не лежит у меня к этому, — ответил Сукхрам.

— Душа! Какая там душа у бедняка, глупец! Что важнее, жизнь или душа? — напустилась на него рани.

— Жизнь, — согласился Сукхрам.

— Тогда пойдем, — настаивал раджа.

— Каджри, а ты почему молчишь? — спросила рани.

— Устала я твердить, — вздохнула Каджри.

— Значит, боишься? Так на, полюбуйся! — проговорил раджа, показывая Сукхраму спину. — Гляди: это рубцы от ударов плетью. А я все равно не боюсь! С детства меня бил каждый, кто мог. Но я просто не давал спуска, не знал жалости. Не в моих правилах упускать из рук деньги, которые можно взять. Вот, к примеру, бедняк крестьянин: гнет спину, а его лишают земли, пускают с молотка его дом, распродают скот. Так ведь он не бросает своего занятия? И мы могли бы прокормиться, работая на полях. Но у нас нет земли, мы — наты. Нам никто не доверяет, так почему же мы должны быть честнее других?

— Ой, трудно жить настоящему мужчине, Каджри, — проговорила рани, с гордостью поглаживая рубцы на спине раджи. — Какие только мучения не приходится переносить! Их никто не жалеет. Взгляни! Видишь, на его мизинце нет ногтя — его сорвала полиция. Но он — мужчина. Он даже не охнул и, уж само собой, не указал, где спрятан краденый товар. Порой кажется, бог оказал большую милость, сотворив меня женщиной!

Каджри внимательно слушала ее, а потом заплакала.

— С чего ты разревелась? — удивился раджа.

— Нет, не пущу я его, еще убьют, — проговорила она сквозь слезы.

— Э-э, а разве во дворцах люди не умирают?

— То другое дело.

— Как знаешь, — проговорил раджа, вставая. Сукхрам тоже встал. Каджри осталась сидеть — она все еще не могла успокоиться.

— Ну что ты? — успокаивал ее Сукхрам, проводив гостей. — Ты думала, я пойду с ним и полицейские убьют меня?

— Раз догадался, зачем спрашиваешь?

— Каджри, какая ты у меня хорошая!

— Что ты болтаешь? — смутилась Каджри. — Разве кто-нибудь хвалит жену?

Жена! Это слово само собой вырвалось у Каджри. Что же это, она перестала быть просто женщиной, привлекающей мужчин только телом? Она уже перешла ту границу, которая отделяет просто женщину от жены? В этом слове угадывалась и защитница семейного очага, и любящая мать, и нежная преданная подруга, помогающая мужу преодолевать невзгоды.

Это слово вырвалось у нее непроизвольно, потому что в нем заключалась вся ее безграничная любовь, чистота чувств, при которых их близость становилась возвышенным и великим средством созидания жизни, а ответственность за любовь и воспитание детей несли уже наравне мужчина и женщина и где уже не оставалось места ни для ни для низости, ни для пошлости.

— Правда, Каджри, ты очень хорошая, — повторил Сукхрам.

— Ты читаешь чужие мысли.

— Почему?

— Потому что так я думала о тебе.

На улице послышались шаги. Кто-то остановился у входа.

— Кто? — крикнул Сукхрам.

В шалаш вошел Кхадагсинх.

— А, ты! — воскликнул Сукхрам. — Давненько тебя не было видно. Как живешь?

— Начальник тебя зовет, пошли, — сказал Кхадагсинх.

Каджри насторожилась. Сукхрам молча смотрел куда-то в сторону, мимо Каджри.

— Нет, брат, нам ни от кого ничего не надо. Никуда он не пойдет, — вмешалась Каджри.

Сукхрам и Каджри вместе вышли из табора. Поднявшись на гору, они увидели прямо перед собой знакомую старую крепость. Сукхраму казалось, что теперь крепость отдалилась от него, отошла куда-то на задний план, стала настолько чужой, что временами он совсем забывал о ней.

— На нее загляделся? — пытаясь проникнуть в его мысли, спросила Каджри.

— Я не смогу стать ее хозяином.

— И не надо! Что пользы, если б даже и стал?

— Каджри, а тебе разве ничего не надо?

— Нет. У меня все есть. Своего не отдам, а чужого мне не надо.

Слова Каджри запали в душу Сукхрама. Тогда он впервые почувствовал, что для него Каджри дороже крепости. Почему он так страстно хотел завладеть этой грудой камней? У него же есть Каджри, она — все для него. Что бы он делал, если б в самом деле получил недостроенную крепость? Он ведь даже читать не умеет, а знатные люди все как один грамотные. Кто он? Жалкий карнат, все еще цепляющийся за мысль, что он тхакур! Потому-то он и прозябал здесь, как вор, скрываясь от людей.

Сукхрам и Каджри долго стояли на горе, думая каждый о своем.

«Если б только пристроиться в жизни! Ну нет, лучше уж сидеть без работы, чем лишиться свободы!» — думала Каджри.

— Каджри, мне не нужна крепость!

— А кто тебе ее даст?

— Я ее не возьму, если б и дали.

— Ой, Сукхрам! — воскликнула Каджри. — Наконец-то у тебя прояснилось в голове!

— Каджри, мы уйдем отсюда, — уверенно сказал Сукхрам.

— Куда?

— В Ахмедабад.

Каджри просияла. Ей показалось, что все страшное уже позади.

— Когда же? — спросила она.

— Завтра. У тебя остались деньги?

— Да, пятнадцать рупий.

— На дорогу хватит. А там уж мы наверняка найдем работу.

— Пора домой, уже темнеет, — проговорила Каджри.

— Постой, в последний раз погляжу на крепость и уйду. Пусть темнота совсем скроет ее. Тогда я смогу вырвать ее из своего сердца.

— Я боюсь, Сукхрам! Идем! — звала Каджри.

Крепость растворилась в темноте.

И неожиданно они оба вздрогнули от крика, разорвавшего ночь. Крик повторился. На этот раз ближе и громче.

Сукхрам обнял Каджри за талию и крепко прижал к себе.

— Где-то здесь, рядом, — наконец проговорил он.

И тогда послышались шаги.

Сукхрам и Каджри сбежали вниз и укрылись за большим камнем. На них двигалась фигура с горящим факелом. Пламя полыхало по ветру, разбрасывая по сторонам пятна желтого света.

— Смотри, — шепнул Сукхрам, схватив Каджри за руку.

Она выглянула из-за камня и тихо вскрикнула.

— Это ведь твой дружок Кхадагсинх.

— И главарь с ним! — проговорил Сукхрам. — С ними какая-то женщина.

— Она нарядная и совсем белая, — удивилась Каджри.

— Мне кажется, это англичанка.

— О, боже, и впрямь англичанка. Безумцы, ведь завтра в Данг нагрянет полиция!

Каджри вздрогнула.

— Что же теперь делать?

— Ее надо спасти!

— А если они не отдадут ее?

— Им придется согласиться, — твердо сказал Сукхрам. — Иначе мы все погибнем.

Но Каджри уже взбежала на тропинку и стала на пути бандитов.

— Эй, вы! — крикнула Каджри. — Головой в петлю лезете? А ты где там застрял? — позвала она Сукхрама.

Сукхрам вышел из укрытия.

— А, это ты? — удивился главарь. — Еще кто-нибудь с тобой есть?

— Нет.

— Тогда прочь с дороги!

— Уйти-то я уйду, — смиренно отвечал Сукхрам, — но ты подумал, что делаешь? Она же англичанка!

— Это точно, взгляни, какая у нее мягкая и нежная кожа! — проговорил главарь, поглаживая руку женщины. Женщина рванулась и закричала.

— Кричишь, подлая! — рассмеялся главарь.

— Завтра в Данг прибудут солдаты и начнут всех поливать свинцом. Глупец, пойми же, они ведь раджи раджей.

— Стоит ли дразнить льва? — поддержала Сукхрама Каджри. — Зачем сам на себя накликаешь смерть?

Лицо англичанки от страха покрылось испариной, белокурые локоны рассыпались по плечам.

— Спасите! Спасите меня, — взмолилась она и упала в ноги Каджри.

Главарь насторожился и угрожающе двинулся на них.

— Не бойся, мэм са’б[72], не бойся, никто тебя не обидит, — проговорила Каджри, помогая ей подняться.

— А ну, отойди! — прикрикнул на Каджри главарь.

— Вот еще! — фыркнула Каджри. — И не подумаю! Что она, жена твоего отца? Думаешь, я позволю тебе бесчестить женщину? Да я лучше умру, но ты ее пальцем тронуть не посмеешь!

— Первый раз вижу такую бабу! Ну и дура! — удивился Кхадагсинх.

— Ты моя спасительница, — пролепетала англичанка и прижалась к Каджри. Она говорила на хинди. От страха она закрыла глаза. Свет факела упал ей на лицо, и Каджри наконец смогла разглядеть ее. Это была худощавая, крепкого сложения девушка лет восемнадцати с тонкими губами, золотистыми волосами и светло-карими глазами. Аромат пудры и духов понравился Каджри. Непривычный запах приятно щекотал ноздри, и она не отстраняла вцепившуюся в нее девушку.

— Отпущу, если отобьешь, — ответил главарь.

— Как так? — не понял Сукхрам.

— Будешь драться со мной.

— Трус, целишься в безоружного! — крикнула Каджри.

Англичанка открыла глаза и побледнела. Все ее надежды на спасение рушились. Она посмотрела на Сукхрама: он стоял, скрестив на груди руки. От всей его фигуры веяло спокойствием и силой.

— Ну что ж… — Внезапно Сукхрам бросился вперед. Ударом ноги он выбил из рук главаря пистолет и подхватил его прежде, чем тот успел опомниться. Потом он подошел к Кхадагсинху и, усмехнувшись, швырнул ему оружие. — Держи у себя. Теперь мы будем с ним на равных, — сказал Сукхрам.

Главарь тут же подскочил к Кхадагсинху, выхватил у него пистолет и, отступив немного назад, стал целиться в Сукхрама.

— Ну, погоди, — проговорил Сукхрам и проворно поднял с земли увесистый камень. — Дай же и мне вооружиться.

Встревоженная Каджри еще крепче прижала к себе англичанку, а та смотрела на обоих мужчин широко раскрытыми от ужаса глазами.

— Господи Иисусе Христе, — вырвалось у англичанки.

Каджри не поняла этого восклицания.

— Не бойся, если его убьют, я все равно останусь с тобой. А если и меня прикончат, ты живая им в руки не давайся, — сказала она.

Главарь выстрелил, из пистолета повалил дым. Англичанка вскрикнула. Громовое эхо далеко отдалось в горах. Но Сукхрам успел отскочить.

— Подлец! Что же ты стреляешь в безоружного! — крикнула Каджри.

Пуля лишь оцарапала Сукхраму руку, и теперь из ссадины сочилась кровь. Каджри облегченно вздохнула и крепче обняла англичанку.

— Ну смелей, если ты мужчина! — насмешливо произнес бандит.

Кхадагсинх поднял факел, словно хотел получше рассмотреть, что сделает карнат.

— Ну, держись, — проговорил Сукхрам и бросил камень, который угодил бандиту прямо в запястье.

Пистолет отлетел далеко в сторону.

Сукхрам подобрал его и прыгнул на главаря. Усевшись ему на грудь, он приставил к его виску дуло.

— Пощади! — взмолился главарь.

Сукхрам дал ему подняться. Тот посмотрел на Сукхрама благодарными глазами и поклонился. Потом снял с головы тюрбан и бросил его к ногам Сукхрама[73].

— Это еще зачем? — удивился Сукхрам. — Я тебе не враг!

— Видела, мэм са’б, видела?! — обратилась Каджри к англичанке. — Ты когда-нибудь видела настоящих мужчин? Если нет, то взгляни на моего мужа. Да, можешь мне позавидовать.

Англичанка не поняла ее быструю речь, но успокоилась. О чем говорили эти мужчины, она лишь догадывалась, и сам поединок поразил ее. Широко раскрытыми глазами она смотрела на Сукхрама.

— Мэм са’б, ты уж прости, я виноват перед тобой, — пробормотал главарь.

— Прости его, мэм са’б, — поддержала Каджри.

— Я простила, — дрожащим голосом произнесла англичанка.

— Куда тебя отвести? — спросила ее Каджри.

Главарь почтительно отошел в сторону. Англичанка опасливо поглядывала на него. Она все еще боялась бандитов и не решалась ответить.

— В дак-бунгало, — проговорила она наконец и взглянула на главаря.

— Ступай, не бойся, мы уходим, — сказал он, подобрал с земли пистолет и кивнул Кхадагсинху.

— Погодите! — остановила их Каджри. — Дайте нам факел. Нам надо доставить ее домой.

— Отдай! — приказал Кхадагсинху главарь.

— Пошли, мы проводим тебя, — сказал ей Сукхрам.

— Пусть сперва она поклянется, что не выдаст нас, — сказала Каджри.

— Она хочет, чтобы ты поклялась, — сказал ей Сукхрам.

— В чем? — спросила англичанка.

— Что не отправишь нас в тюрьму.

— Обещаю. Вы спасли меня. Разве я могу вас предать? — проговорила англичанка и, немного подумав, добавила: — Никогда!

— Но, мэм са’б, нас может схватить полиция. Будет дознаваться, где находятся те бандиты, — сказал Сукхрам.

— Обещаю, что вас не будут расспрашивать. Доведите меня до дома, и мой отец вознаградит вас…

Они тронулись в путь.

— Вы — мои спасители, — проговорила англичанка, взяв Каджри за руку, — без вас я бы погибла.

— Повернем сюда, так будет ближе, — показал Сукхрам. — Дорога здесь плохая, зато вдвое короче.

— Пошли, — согласилась англичанка.

— Не упадешь? — спросила ее Каджри.

— Нет, я умею ходить по горам.

— Вот и хорошо, идем, — проговорил Сукхрам.

— Как же они схватили тебя, мэм са’б? — поинтересовалась Каджри.

— Я гуляла в горах. Я ничего не могла сделать, — просто ответила она. — Вы вовремя подоспели. Ты очень хорошая. Очень хорошая!.. — несколько раз повторила она, словно хотела подчеркнуть значение своих слов, и с благодарностью взглянула на Каджри.

— Ты послушай, что она говорит! — воскликнула Каджри.

Сукхрам рассмеялся.

Англичанка долгим, внимательным взглядом посмотрела на него.

— Э-э, мэм са’б, ты что, собираешься проглотить его? — Каджри не нравилось, как она смотрела на Сукхрама.

Но англичанка не обратила внимания на ее слова. Не отводя от Сукхрама восторженных глаз, она сказала:

— Очень храбрый!

В Каджри вспыхнула ревность.

— О боги! Она еще сглазит мне мужа.

Англичанка ничего не поняла и вопросительно посмотрела на Сукхрама. Но тот только улыбнулся и промолчал.

— Что она говорит? — допытывалась англичанка.

Сукхрам взглянул на Каджри. Ее глаза метали молнии.

— Хозяйка, она вас боится, — ответил Сукхрам.

— Как бы не так, подумаешь, испугала! — пробормотала Каджри.

— Чего тебе бояться? Я же хорошие слова говорю, — сказала англичанка.

— Да, мэм са’б, — согласилась Каджри.

— Прекрасно, — одобрила англичанка. И снова будто невзначай восхищенно проговорила: — Хороший мужчина.

Каджри насторожилась. Ей мерещилось, что весь мир зарился на ее Сукхрама.

— Ну, с меня хватит, пошли домой. Поворачивай, несчастный, — бросила она Сукхраму.

Но Сукхрам продолжал идти.

— Ты что, не слышишь? Взгляни на эту пустышку, натерлась, вонючка, жасминным маслом и нос задрала! — продолжала Каджри.

— Какое масло? Чей нос? Что случилось? — забеспокоилась англичанка.

— Никакого масла-смасла нет, мэм са’б, — огрызнулась Каджри.

Сукхрам улыбнулся.

— Тебя это, видно, очень забавляет?

Сукхрам не выдержал и рассмеялся.

— Что ты смеешься? — спросила англичанка.

— Да так, госпожа, — ответил Сукхрам.

— Мы люди бедные, темные, — проговорила Каджри. — Ничего не понимаем. Вы уж нас простите.

— Но твой муж очень храбрый, — сказала англичанка. — Я таких еще не встречала.

— О, боже! — воскликнула Каджри.

Они приближались к дак-бунгало. Сукхрам и Каджри остановились, не решаясь идти дальше; Сукхрам помрачнел.

— Идите, идите, — сказала англичанка, решив, что они просто оробели.

— Нет, несчастный, она сегодня же отправит нас в тюрьму! — запричитала Каджри, преградив дорогу Сукхраму. — Пошли обратно. Оставь ее, пусть сама добирается. Мне страшно. Бежим! — И она бросилась в сторону.

Сукхрам не тронулся с места.

Каджри остановилась и стала звать его.

— Что с ней? — недоумевала англичанка.

— Госпожа, она боится, — произнес Сукхрам голосом, полным мольбы.

— Чего? — удивилась англичанка.

— Вы — госпожа, повелительница раджей. Мы же бедные люди.

— Ох, что за люди! — рассмеялась англичанка. Она почувствовала себя в безопасности и вела себя так, как и подобает человеку ее положения.

— Позови ее, скажи, что ей нечего бояться, — спокойно сказала она.

— Иди сюда! — крикнул Сукхрам.

Каджри медленно вернулась. Дрожа от страха, она бросилась в ноги англичанке, заплакала и умоляюще проговорила:

— Нет, госпожа! Отпусти нас. Мы лучше уйдем отсюда.

— Да чего ты плачешь? — недоумевала англичанка. — Вы меня спасли, и я веду вас не для того, чтобы вас арестовали. Я вас прошу идти со мной потому, что хочу вознаградить вас. Не хотите — что ж, можете вернуться. Дальше я дойду одна.

— Нет, госпожа, тут бродят дикие звери, — сказал Сукхрам.

В словах англичанки Каджри уловила нотки искренности. Она поднялась и вытерла слезы. Но слезы сделали свое дело. Теперь перед англичанкой вместо дикой лесной кошки стоял домашний, вполне ручной котенок.

— Чем ты занимаешься? — спросила англичанка Сукхрама.

— Госпожа, я… — хотел было ответить Сукхрам, но Каджри опередила его.

— Мы люди бедные, низкой касты. Ничем не занимаемся.

— Чем же вы питаетесь?

— Лепешками, мэм са’б.

Англичанка рассмеялась.

— Ох, нет, я хотела спросить, откуда вы деньги берете, — спросила она.

Сукхрам и Каджри ничего не ответили.

— Пойдете ко мне служить?

— Нет, госпожа, — ответила Каджри, — в нашей касте…

Но Сукхрам перебил ее.

— Госпожа, мы из низкой касты, — сказал он громко, чтобы заглушить голос Каджри. — Нас не берут в слуги.

— А если я возьму, будешь служить?

— Буду, госпожа, — обрадовавшись, проговорил Сукхрам.

— Будем, госпожа, но только оба вместе, — сказала Каджри.

— Ты хочешь работать вместе с ним?

— Я не могу жить без него!

Англичанка улыбнулась.

— Ты очень его любишь?

— Мы пойдем с вами, госпожа, — сказала Каджри и первой пошла в сторону дак-бунгало.

— А в Ахмедабад? — догнав ее, тихо спросил Сукхрам.

Каджри рассмеялась.

— Мэм са’б теперь нам вместо матери, — сказала она англичанке.

Наконец они добрались до бунгало. Там царило смятение: раздавались свистки полицейских, взад и вперед носились люди с фонарями в руках, все кричали, шумели, суетились.

Англичанка вошла первой. Здесь, в своем доме, ее походка вновь обрела уверенность. Она смотрела властно и ничуть не походила на запуганную, плачущую девушку, которую Сукхрам и Каджри видели совсем недавно.

— Мэм са’б пришла, мэм са’б пришла! — кричали со всех сторон.

Подбежали полицейские.

— Госпожа, сахиб уже давно беспокоится, приказал вас искать, — почтительно сказал один из них.

Англичанка улыбнулась.

— Госпожа вернулась, благодарение Всевышнему, сотни и тысячи раз ему спасибо, — подняв руки к небу, благочестиво запричитал начальник полицейского участка, хотя в душе он проклинал англичанку — из-за нее ему пришлось не спать целую ночь.

Сукхрам стоял ни жив ни мертв: во дворе собрались все полицейские участка.

— Идите сюда, — обернувшись к Сукхраму и Каджри, позвала англичанка.

Только теперь люди увидели, что она не одна. Они догадались, зачем она зовет тех двоих, и поглядывали на счастливцев с нескрываемой завистью.

Англичанка повела Сукхрама и Каджри к себе на веранду. Оба растерянно озирались по сторонам.

— Госпожа, этот нат бежал из тюрьмы, — обратился к англичанке один из полицейских.

— Из тюрьмы? Он? — удивилась англичанка.

— Да, госпожа, именно он.

— Не лезь не в свое дело! Я сама во всем разберусь, — строго оборвала его англичанка.

Сукхрам и Каджри застыли на месте. Англичанка пытливо посмотрела на Сукхрама. Он встретил ее взгляд с невинной, ясной улыбкой.

— Госпожа, сахиб прибыл, — доложил полицейский.

На веранду поднялся пожилой мужчина.

— Отец! — крикнула англичанка, бросаясь ему на шею.

Мужчина поцеловал девушку в лоб и погладил по щеке. Он радостно улыбался.

— Сусанна, где ты была? Что случилось? — по-английски спросил он.

— Я вышла гулять, — ответила девушка также по-английски. — На меня напали бандиты и потащили за собой. А этот человек спас меня. Рядом стоит его жена. Они очень храбрые люди. Он, безоружный, вырвал меня из рук бандитов. Полицейский сказал, что мой избавитель убежал из тюрьмы… Он из низкой касты, а их здесь все притесняют. Жаль, конечно, что они не христиане. Но я дала им слово, что в обиду их не дам. Прошу тебя, защити их, пожалуйста. И, кроме того, я обещала им награду и предложила служить у нас.

Начальник полицейского участка почти ничего не понял.

— Эй, — позвал англичанин. Он был счастлив, что его единственная дочь жива и невредима.

— Господин, что прикажете? — изогнулся перед ним начальник участка.

— Можете все идти.

— Господин, этот человек…

— Его простила моя дочь, — сказал англичанин и снова нежно поцеловал девушку в лоб. Он сиял от радости. Сегодня он был подвластен человеческим чувствам.

Сукхрам подошел к англичанину и упал ему в ноги.

— Господин, — проговорил он.

Каджри тут же последовала его примеру.

— Дай бог, чтобы вы жили вечно, чтобы вечно была счастлива ваша дочь! — Каджри обхватила ноги англичанина.

Он улыбнулся, но не Сукхраму, а Каджри.

— Ну-ну, — одобрительно проговорил англичанин и повернулся, чтобы уйти.

— Ты… зовут-то тебя как? — спросила англичанка, разглядывая Сукхрама.

— Сукхрам, госпожа.

— Ты останешься у меня слугой.

— Я понял, госпожа.

— А я? — спросила Каджри.

— Сама скажи, что ты хочешь? — спросила девушка.

Каджри испуганно озиралась.

— Госпожа, я останусь с ним, — проговорила она так, будто не хотела, но вынуждена была это сказать.

Девушка громко рассмеялась.

— Ну конечно, ты же его жена, — согласилась она.

Каджри тяжело вздохнула.

— Где же мне вас устроить? — спросила англичанка.

— Где велит госпожа, — смиренно ответил Сукхрам.

— Вы поселитесь вон там, — сказала она, показывая на помещение для слуг. — Мы пока никуда не поедем.

А если придется отсюда переезжать, то и вы поедете с нами, согласны?

— Куда прикажет госпожа, — ответил Сукхрам.

Англичанка была довольна.