Больше он не пытается просто стоять рядом в курилке.
Его пальцы скользят вдоль моей спины. Он стоит прямо за мной и для тех, кто неожиданно зайдет, он, словно ничего и не делает. Но как много в этом «ничего».
Мне больно. Его всё ещё волнует его незримый соперник. Он боится меня потерять? Между нами по-прежнему много недосказанного, но каждый из нас страшится нарушить эту хрупкую иллюзию гармонии. Мне стыдно, но я счастлива, когда он рядом. Вот такое у меня больное счастье, с острыми шипами и зубьями. Причиняет боль и возносит на небеса одновременно. Я просто хочу быть с ним. Уже не важно, как и на каких условиях. Гордость? Принципы? На чужом несчастье своего счастья не построишь? Я забыла, что значат все эти слова. Для меня они стали пустым звуком. Я знаю только слово верность. Собачья любовь. Стоило ему один раз проявить доброту, и я готова всю жизнь до остервенения быть ему преданной.
- Птичка моя перелетная, как ты там без меня? – слышу в трубке знакомый голос и улыбаюсь через силу. Когда раньше встречала на улице странных теток под шестьдесят с кокетливыми шляпками на головах и непоколебимой жизненной философией, даже подумать не могла, что одна из таких однажды станет моим единственным другом, знающим всю мою историю от начала и до конца. Но вот именно такой оказалась двоюродная сестра Инны Павловны, у которой я жила все это время в Киеве. Сначала мы обе полагали, что это всего на месяц или два, пока я не встану на ноги, но потом мы как-то привыкли друг к другу и мысль о том, чтобы разъехаться уже не приходила нам больше в голову. Может быть, только благодаря ей я всё ещё на плаву. – Молодёжь. Ко мне приходит Тамара Ильинична, но рядом с ней я чувствую себя ещё старше, чем написано в моем паспорте. Всё время болячки да причитания. Я всегда была уверена, что игра в того чей диагноз страшнее, удел тех кому за девяносто, но эта старая калоша опередила этот возраст лет на тридцать. Может мне навестить тебя? – резко переходит к делу Нина Константиновна, и я понимаю, что она просто не оставляет мне выбора. – Я взяла билет на завтра. В Киеве слякоть, а ты знаешь, как я мерзко переношу такую погоду. - Ставит она последнюю точку в нашем разговоре, четко расставляя акценты, и давая понять, к какому решению я должна прийти. «Если что-то неизбежно, лучше расслабиться и постараться получить удовольствие. Всё зависит от отношения к происходящему, моя крошка». Это было жизненным кредо Нины Константиновны до встречи со мной. После этой встречи, она стала утверждать, что просто стоять на одном месте и расслабляться не достаточно. Надо барахтаться. Всю жизнь. Нельзя сдаваться. В конце концов, она устала смотреть, как я чахну в её городе и уж совсем забеспокоилась, когда Инна Павловна начала требовать от меня, чтобы я развелась с её сыном. Я приходила домой и тупо смотрела на проезжую часть, за своим окном пытаясь залить боль алкоголем. Моя жизнь была кончена. И каждый день Нина Константиновна боялась оставить меня одну в комнате, потому что подозревала, что однажды я распахну это чертово окно и выпрыгну из него. «Десятый этаж, милочка», - неодобрительно ворчала она глядя на меня. «О чем думал Николаша, когда получал квартиру так высоко? Как думаешь, на окнах могут поставить решётки? Какой-нибудь чудный узор очень бы сюда пошел. Я уже слишком стара и подвержена обморокам. Не хотелось бы однажды…» Потом она поворачивалась ко мне и тяжело вздыхала. Мне было всё безразлично, словно я жила в каком-то сне. Никого не слышала и не видела. Отец позвонил мне и сообщил о смерти Антона. Он надеялся, что сможет этим вернуть меня в родной город. К нему поближе. Ведь никто из моих близких даже не подозревал о том, где я. Страна большая. Всё что они знали, это то, что у меня всё хорошо. «Всё хорошо» - это моя дежурная фраза. Особенно убедительно звучит, если попытаться вспомнить, как можно улыбаться.
«Моя бедная, маленькая девочка». Нина Константиновна устала повторять эти слова и проявлять сочувствие в материнском поглаживании моих волос, пока я пыталась пережить свою потерю. Ей было жаль меня. Но узнав о смерти Антона, она стала настаивать, чтобы я вернулась.
- Я всё могу сказать про Максимку, но он точно не идиот. Не бросают таких девушек. Не бросают!
На неё не действовали никакие мои убеждения, и однажды она точно так же спонтанно купила мне билет и, собрав мои вещи, выставила, как котенка за дверь.
- Не возвращайся, пока всё не прояснишь!
Сколько раз в жизни дается настоящая любовь? За окном все белое от снега, а я оживаю, словно цветок, который весной тянется к солнцу из-под растаявшего снега. Так и моя душа, опять возрождается. Словно воришка в собственном доме курю в форточку посреди ночи. Смотрю в окно и вздрагиваю когда слышу за своей спиной шаги его босых ног.
- Сколько раз просил, чтоб ты не курила? – Я пожимаю плечами и виновато улыбаюсь.
- Привычка.
- Руки бы отбил тому, кто тебе её привил. – Голос хриплый ото сна. Забирает у меня из рук сигарету и тушит в пепельнице. Мне немного смешно, потому что я вспоминаю слова Нины Константиновны. «Да я женщина и я курю. Мужские сигареты! Это позволяет мне почувствовать себя с ними на равных. И потом есть что-то мистическое в этой струе дыма. Завораживает и успокаивает. Прежде чем осуждать меня, деточка, просто попробуй». Мужские руки тянут меня с подоконника обратно в постель. Он опять остался у меня на ночь. Не знаю кто у него. Мы не говорим о других. И он прячет от меня телефон. С хитрой улыбкой. Знает, что меня это задевает. Мне немного интересно. И я ревную. Даже если у меня нет на это больше прав. Но не хочу говорить на эту тему, потому что мы опять возвращаемся к тому, что больше всего его волнует. Почему я уехала?
- Я приду к тебе сегодня? – говорит уже в дверях. У него хорошее настроение. Я стою рядом и держусь за ручку двери, чтобы её закрыть. Качаю головой.
- Нет. Я буду не одна. – Вижу, как улыбка сползает с его лица и прежде чем из его рта вырывается что-то кроме: «А с кем?» и он приходит в себя и останавливает меня, захлопываю дверь перед его носом. Он стучит кулаком в дверь и ещё пару раз звонит. Требует, чтобы я ему открыла, но, так и не дождавшись моей реакции, уходит к себе. Мы ведь встретимся на работе?
Целый день сверлит меня взглядом, и ждет, пока я пойду в курилку. Мужественно держусь. Что я должна делать? Признаться, что сбежала от него к его же тётке? Признаться, что сегодня я буду с ней? Как-то нелепо и неправдоподобно. В конце концов, он уже «тоже» не один. И вряд ли будет коротать вечер в одиночестве и в тоске по мне.
Всё-таки не выдерживаю, и пытаюсь улизнуть, пока он отвлекся на разговор с Малышевым. Нервно курю, пытаясь как можно быстрее добить сигарету. Не успела. Опять появляется за мной. Он зол, но ничего мне не делает. Просто стоит рядом.
- С кем ты будешь?
- Это так важно? – беспечно пожимаю плечами. – Я свободная девушка.
Боюсь смотреть в его сторону, чтобы он не сказал мне, куда бы мог запихнуть мне эту свободу.
- Максим, я буду с о… с отцом. Доволен? – Всё-таки не умею толком врать. Надо же было закашляться в такой неподходящий момент. Смотрю на него и понимаю, что ни грамма мне не поверил.
- С отцом?! – сквозь зубы выталкивает из себя. По взгляду вижу, что готов придушить, но вместо этого разворачивается и уходит. Слышу, как за дверью его кулак обрушивается на косяк. Его быстрые шаги, словно за ним гонятся черти.
Я зажмуриваюсь и ругаю себя последними словами. Хочется материться. «Ты должна уступить дорогу. Мой мальчик счастлив». Похоже, я всё-таки уступила Максима и больше он ко мне не вернется.