Я и мой летучий мышь

Глава 19

Медленно открываю глаза, возвращаясь в мир живых из мира, который по ошибке приняла за потусторонний. Надо же… я все еще жива, хоть это и противоречит всем законам логики и здравому смыслу заодно.

В голове все еще крутится незамысловатая мелодия. Высокий грустный паренек поет ее, сидя одиноко в каком-то огромном зале в окружении кольца огня. Не знаю, может, это бред воспаленного сознания, но только видела я его так ясно и четко, что смогла разглядеть каждый волосок на его затылке. Огонь трещал, перекрытия лопались и осыпались с жутким грохотом. Странно, но посреди всего этого хаоса и грохота мелодия звучала так четко и чисто, словно пели в абсолютной тишине.

Закрываю глаза и поворачиваю голову, подставляя щеку лучам вскарабкавшегося на небо солнца.

Вернуться бы в этот сон… Еще разок бы послушать. Но даже если я усну, вряд ли увижу его еще раз. А жаль.

— Кэт! — Мои мысли прервал до боли знакомый голос, а ухо царапнули острые коготки.

— Открывай глаза, мы все видели!

Мы? С трудом поднимаю веки и изучаю фигуру склонившегося надо мной юноши. На секунду сердце гулко ухнуло вниз, а дыхание перехватило. Показалось, что это тот самый паренек из моего сна, каким-то чудом оказавшийся здесь, и сейчас он стоит надо мной… Но нет. Приглядевшись, я поняла, что это — не он. А не кто иной, как наш трусливый граф. И всю романтику как ветром сдуло.

— А, это ты.

— Я так рад, — всхлипнул Пых.

Граф хмыкнул и протянул мне руку, которую я проигнорировала.

— Ну вы прямо два сапога пара! — не унималась пушистая сволочь.

— Я сама.

— Сама так сама. — Граф отошел, расстелил плащ и уселся на нем, с удовольствием вытянув ноги.

Чего это он блаженствует под деревом? Тоже мне…

Сажусь, морщась от острой боли в спине, и тут же заваливаюсь набок.

— Больно? — заволновался Пых.

— Терпимо.

Принюхиваюсь и бросаю взгляд на мясо, нанизанное на тонкую веточку и жарящееся над огнем. Надо поесть. Определенно. Тогда и жить станет легче, да и организм быстрее пойдет на поправку.

На поляне мы провалялись до полудня. Я даже успела вздремнуть, правда, недолго. Один мышь был всем недоволен, бегал, требовал немедленно встать и идти к башне, а то, мол, время, отпущенное мне, безнадежно уходит. Заткнуть его удалось только после того, как я вспомнила о конфетах, купленных в кофейне у эльфов про запас. Я еще тогда подумала, что деньги мне уже вряд ли понадобятся, а вот конфеты, может, и порадуют — напоследок.

Порадовались. Граф, кажется, радовался больше меня, что мышь наконец-то замолчал, вгрызаясь зубками в большую конфетину и скосив к ней черные глазки. Он отвлекся часа на полтора, более нас не беспокоя.

А после я собралась с силами, кое-как встала, погрузила добро в суму и пнула заснувшего графа. Он поймал меня за ногу и глянул так, словно лезвие к горлу приставил.

— Давно не умирала? — спросили холодно и жестко. — Или считаешь, что теперь я добрый и пушистый?

— Не в этой жизни. — Сглатываю и, выдернув ногу, отхожу на шаг. — Вставай. Нам пора. Труба или что-то там такое зовет.

— Ошейник, — намекнул граф, чуть приподняв бровь и спокойно поднимаясь с земли. Так же грациозно и изящно, как делал, наверное, все в этой жизни.

— Пусть ошейник. Мышь сказал, что осталось еще немного пройти, и мы на месте. Это так?

— Да.

— Тогда есть время окунуться.

Меня порадовал немой вопрос в его синих, как это небо, глазах.

— Я грязная. А Пых видел озеро неподалеку. Он летал на разведку, пока мы спали.

— Ясно, но я бы тебе не советовал…

— А мне плевать. — И столько гордости и счастья я испытала — никакими словами не описать. Наконец-то! Наконец-то я это ему сказала в лицо. Что мне действительно плевать, даже если ошейник он активирует прямо сейчас. Наплевать! Потому что Я ХОЧУ ВЫМЫТЬСЯ.

Он смотрел на меня секунд пять, после чего вздохнул и, закинув суму на плечо, пошел в сторону озера.

Удивленно смотрю ему вслед, не понимая, откуда он знает, куда надо идти. А впрочем, какая разница. Посадив мыша на плечо, бегу следом, предвкушая, наверное, свое последнее купание в этой жизни.

Это будет грандиозно! А иначе я просто не согласна.

Купание прошло без особых происшествий. Я разделась, коснулась ногой прохладной глади воды и вздрогнула от холода. Надо же, подземные источники подпитывают озеро, понижая температуру и очищая воду до стеклянной прозрачности и блеска бриллиантов на бурунах небольших, поднимаемых ветром волн. Очень хотелось броситься с разбегу, чтобы ощутить всю гамму ощущений сразу. Возможно, это слегка отрезвит и заставит посмотреть на реальность иначе. За наше короткое путешествие погибли уже трое, я сама вот-вот лишусь головы, но в мыслях витают сплошные глупости и несерьезности. Наверное, впервые за свою жизнь я не хотела ничего анализировать и искать выход. Хватит. Столько раз думала — нет выхода. Если василиск не отпустит — умру. Если отпустит… то только в обмен на что-то, равноценное желанному ему камню. А такого у меня нет. Даже пригрозить ему, сонному, лезвием не могу. Больно прыткий, зараза, спит вполглаза, слышит малейшие шорохи и словно умеет различать биение сердца того, кто находится рядом. На меня он реагирует мгновенно. И как бы я ни пыталась, как бы ни старалась — замечает меня раньше, чем я успеваю просто коснуться плеча, не говоря уж о том, чтобы ткнуть в спину острием кинжала.

Я зашла в воду по колено. Холод пронизывает до костей, и дальше идти совсем не хочется. Мышь что-то бухтит на плече о пользе купания и теплой ванне, присовокупляя к этой пользе бронхит, пневмонию и прочие болячки, про некогда вычитанные им в огромном талмуде по «болезням и не только». Он, кажется, тогда пытался вылечить меня от простуды. А потому начитался на полжизни вперед и напичкал меня таким количеством лекарств, что выжила я только благодаря огромной силе воли и большой вредности.

Почесываю его за ушком и делаю еще один шаг вперед.

— Чего задумалась? Ты хоть что-нибудь слышала из того, что я тебе говорю?

— Да.

— Как-то грустно это прозвучало. И что я только что сказал? Вот только что?!

— Что пневмония меня доконает, а тебе купаться можно только в горячей ванночке, которую я сегодня буду сооружать над углями.

— Хм. И впрямь слушала. Ты, кстати, в курсе, что за нами наблюдают?

Замираю, дав себе мысленно пинка за то, что так расслабилась. И ведь всего-то и надо было помнить о том, что василиск где-то рядом. В душе от этой мысли воцаряются покой и железобетонная уверенность в том, что ни одна зараза ко мне незамеченной не подойдет. Глупость, но я все равно расслабилась.

— Кто? — холодно. Прикидывая, как буду выскакивать из воды. Стою в ней уже по пояс. Холодно — это еще слабо сказано. А оружие, понятное дело, осталось лежать на берегу. Может, Кэрта вызвать? Это мысль. Только… ну его, все же он мужчина, а я полуголая.

— Не поверишь, этот гад затаился в кустах и уверен, что ты его не видишь.

— Может, Кэрта позовем?

— А смысл?

Недоверчиво смотрю на Пыха, чувствуя, как по спине прошел табун мурашек.

— Ты сейчас о…

— О василиске, о нем родимом. Сидит, голубчик, любуется. И что только ему во мне так нравится? Хотя я, конечно, зверь редкий. Поди-ка найди летучую мышь, которая умеет говорить и снимает чары. — Горделиво надуваясь и облизнув нос розовым язычком.

С трудом подавляю дурацкое желание прикрыть грудь. А смысл? Он уже все видел.

Вдыхаю поглубже и рыбкой ныряю в воду. Чувствую огромное желание провалиться сквозь землю. И почему мне так неловко? Даже странно. Только коснувшись пальцами дна, вспоминаю о том, что на плече сидел мышь. Быстренько всплываю, ощущая на голове пушистика, судорожно вцепившегося в мои волосы. Глаза выпучены, зубы сжаты, крылья растопырены. Пых явно в шоке от температуры воды.

— Кх-кх, кх-кх-кх. Ты! Пчих! Ты… — Зубы мелкого стучали, а сам он постоянно при этом соскальзывал в воду. Плыву вдоль берега, внимательно изучая полоску кустарника на нем. Гхыр, слишком густой. И я не вижу графа.

— Ты могла меня убить! — ноет Пых.

— Чего тогда не отцепился?

— У меня рефлекс! Если куда-то резко падаю — вцепиться в то, что поблизости. — И меня обругали, не скупясь на выражения и метафоры.

— Закончил?

— Нет!

— Тогда покажи, где он.

— Зачем? — снова чихая.

— Ну он же так хотел полюбоваться зрелищем — вот он его и получит.

— А, ясно. Хочешь соблазнить его моим прекрасным телом. Только я мокрый. Это ничего? — задумчиво.

— Переживет.

— Справа по курсу земляника.

— Это не земляника.

— Какая разница?!

Я выходила медленно и грациозно. Вода стекала с мокрой рубашки, плотно облепившей нагое тело, не оставляя простора для воображения. Пых чихал, но тоже пытался выглядеть эффектно.

Василиск не скрывался и обнаружился сразу за первой стеной кустов. Сидя по-турецки, он внимательно меня оглядел, отчего щеки предательски вспыхнули (у меня), и маслено заблестели глаза (у него).

— Ну что, доволен? — Голос предательски задрожал. Если скажет «да» — я за себя не отвечаю.

— Было бы на что смотреть, — легко пожав плечами, надменно произнес он. Однако в глазах мелькнула искра интереса.

— Что значит, не на что?! — пискнули с макушки, возмущенно хлопнув крыльями. — Я так старался, а ему не на что? Тоже мне, ценитель. Дилетант! Пошли, Кэт, пока я ему глаза не выцарапал.

Фыркнув, прохожу мимо удивленного Дрейка и иду к костру. И я уверена на сто процентов, что эта зараза продолжает смотреть мне вслед.

— Не оборачивайся, — шепнули мне на ухо. — Он все еще меня изучает.

— Н-да?

— Да. Думаю, я ему понравился. Как считаешь — не отнимет? За магических зверюшек в наше время разворачиваются нешуточные сражения. Возможно, он вообще все это затеял только для того, чтобы добраться до меня, — замирая от ужаса и счастья, что настолько кому-то нужен, проговорил Пых.

— Не переживай. Я тебя никому не отдам. Пока жива, конечно.

— Вот и я о том же, — грустно опустив уши и погладив меня по щеке.

Хмуро на него смотрю, пытаясь понять, издевается он или нет. Судя по виду — нет.

Лес… И снова мы шагаем вперед, но теперь уже без охранников Дрейка и Кэрта за плечом. И от этого так странно и неуютно, что я буквально не знаю, куда себя деть. Ощущение, словно он постоянно смотрит на меня и оценивает то, что рассмотрел совсем недавно. И далось же мне это озеро? А с другой стороны — ну и что, что он меня видел? Просто еще один повод его ненавидеть. И я ненавижу. Ненавижу так, что готова его убить, если он хоть раз съязвит по поводу моих бедер или размера груди. Кошусь на него, нервно заправляя за ухо влажную прядь. Молчит, зараза. Последние часа три не сказал ни слова. Первое время я этому даже радовалась. Но вот конкретно сейчас это бесит, причем бесит сильно. Плохо. У меня начинают сдавать нервы.

— Ну и зачем ты подсматривал за мной у озера? — Я в курсе, что лучше бы промолчать. Но не могу.

Василиск посмотрел с таким видом, словно я ничего и не сказала. Чувствую себя букашкой, недостойной даже взгляда повелителя. Неприятное такое ощущение.

— Я с тобой разговариваю. Эй, ты меня слышишь?

— Я смотрю, ты стала очень смелой и разговорчивой, — спокойно глядя прямо перед собой.

— Ты даже не представляешь как. Ну так зачем подсматривал? Давно голых женщин не видел?

— Помолчи, — чуть поморщившись.

— Знаешь, это не твой лес, и я не твоя рабыня. Что хочу, то и говорю. Так что ты там делал, пока я плавала? Наверное, стихи писал? Хотя нет. О, знаю! Медитировал.

Молчание.

— А! Я поняла! Ты искал на мне метку некроманта, на случай, если я — оживший труп! Нет? Тогда что?

Тишина. Только на виске у него стала пульсировать жилка. Да и я, похоже, начинаю входить во вкус.

— А может, ты там пуговицу искал? От штанов, к примеру. А тут я появилась и…

— Ты так завелась из-за ерунды? Не знал, что настолько тебе интересен.

— Весьма, — горячо заверила я его. — Каждую ночь засыпаю и вижу тебя, лежащего на иглах дикобраза. Иглы протыкают тебя насквозь, ты истекаешь кровью, а я вонзаю каблук в твое горло. Шикарный сон. Мой любимый, кстати.

— Я и не сомневался, что тебе снится нечто подобное.

— В каком смысле?

— Ты так счастливо улыбаешься, когда спишь.

И хотя выражение его лица, равно как и глаз, оставалось буквально ледяным, в душе у меня что-то перевернулось. От этого, правда, язвить захотелось еще сильнее.

— А ты каждую ночь смотришь на меня? От заката и до рассвета. То-то у тебя по утрам глаза красные и чуть косят.

— Ты несешь чушь, которую я не намерен больше слушать.

— И что же ты… — Я захрипела, хватаюсь руками за шею и пытаюсь нащупать и содрать то, что в данный момент душило меня.

— Удивлена? А я ведь тебя предупреждал, что убить тебя я могу в любой момент. Так что либо молчишь… — Горло сдавило чуть сильнее. Падаю на одно колено, задыхаясь и чувствуя, как синею. — Либо…

И горло отпустили. Тяжело дышу, со всхлипами глотая воздух и радуясь тому, что он снова наполняет мои легкие.

— Ну что, мы друг друга поняли?

Киваю и поднимаюсь на ноги.

— Вот и ладненько. Вот и чудненько.

И он пошел дальше, более не обращая на меня никакого внимания.

Мышь, изучая местность, то и дело пролетал мимо меня, докладывая обстановку, а также изучая все то, чем был богат местный лес. Пару раз мне приносили странные черные ягоды и уверяли, что это очень вкусно. Мордочка Пыха при этом была перемазана алым соком, а глазки довольно поблескивали. Я вежливо отказывалась, не доверяя запаху гниющего мяса.

— А вот эти попробуй!

— Пых, ты мне куртку испачкал соком.

— Ничего, отстираешь. На, попробуй.

— Ты уверен, что я не отравлюсь? Какие-то они странные.

— Вот ты привередливая. Говорю же: фкуфно! — набив рот принесенными дарами и довольно чавкая. Мне при этом обрызгали соком щеку и часть волос. Сгоняю его с плеча, недовольно вытирая липкую гадость. Ну и зачем я мылась, спрашивается?

— А вот это! Попробуй вот эти!

— А? — Рефлекторно ловлю что-то желтое и небольшое. Причем надкусанное в паре мест.

— Я продегустировал, а вдруг отрава, — сообщили мне.

— Хм. Ты уверен, что оно безопасно?

— Ну я же еще жив. Кстати, вкусно до невозможности. Как малина в мороженом. Нет, как малиновое мороженое. Только теплое. Но так даже вкуснее.

Обожаю малину. Вдыхаю сладковатый запах и открываю рот. Авось пронесет.

Мимо мелькнула тень, сильный удар вышиб фрукт из рук, едва не выбив и зубы заодно. Рухнув на пятую точку, удивленно смотрю на темную фигуру, застывшую прямо передо мной.

— Кэрт?

— Нельзя. Умрешь, — сообщили мне, после чего раздавили плод.

Мы с Пыхом расстроенно посмотрели на сочную мякоть.

Василиск подошел ближе и мрачно уставился на Кэрта. Почему-то мы все сразу поняли, что он его появлению крайне не рад.

— Зачем ты его вызвала?

— Я не вызывала.

— Тогда пускай возвращается туда, откуда явился.

Шею снова сжало. Гхыр, чем ближе к башне, тем более раздражительным становится Дрейк. Задыхаюсь, хватаясь за шею одной рукой, а второй показываю Кэрту, чтобы он ушел.

Кэрт с любопытством посмотрел на меня, потом перевел взгляд на сжимающего пальцы в кулак василиска и… резко, без замаха, врезал ему под дых так, что Дрейка отбросило назад и впечатало в дерево.

Судорожно дышу, почувствовав, что хватка на шее пропала.

— Явился, не запылился! — С бешенством глядя на то место, где только что стоял Кэрт. — А где ты был, когда на нее напали упыри?

— Запасал энергию.

Дрейк дернулся и обернулся.

— Да ну… А мне казалось, ты просто струсил.

— Ты неправ.

Василиск поморщился и, с трудом встав, велел идти дальше.

Иду впереди, стараясь не нервировать Дрейка. Он за последний час уже раза два меня чуть не придушил. Не хочу, чтобы в порыве ярости василиск резко сжал руку и тем самым сломал бы мне шею. А потому иду тихо и стараюсь не привлекать внимания. Пых, нахохлившись, сидит на плече, переваривая тот факт, что едва меня не отравил.

С Кэртом путешествовать стало как-то веселее. Он постоянно отирался подле меня и Пыха, решив доконать нас вопросами — изучая все, что попадается под руку, с интересом юного натуралиста, впервые почувствовавшего свое призвание.

Пых сначала на вопросы отвечал. Говорил он обстоятельно, долго, строя из себя не то профессора, не то мыслителя. Но уже через час эта игра ему надоела, и он снова отправился изучать окрестности. А Кэрт остался со мной. Я километра два молчала, потом пыталась объяснить, что хочу подумать о своем, о личном. Дрейк с появлением Кэрта стал еще более нелюдим, и я преимущественно видела его спину. А Пых, вернувшийся объевшимся ягод, залез в капюшон и уснул.

— Ладно. Давай спрашивай, я же вижу, что хочешь, — сказала я, пытаясь хоть как-то разрядить напряженное молчание.

Кэрт встрепенулся и внимательно посмотрел на меня.

— И ты ответишь?

— Смотря что тебя интересует. Почему небо синее? Или почему раки плавают?

— Какой твой любимый цвет?

Я поперхнулась конфетой, которую до этого перекатывала между зубов, наслаждаясь вкусом тающей карамели.

— Это-то тебе зачем? Влюбился, что ли? — откашлявшись и вытирая слезы со щек, насмешливо спросила я.

Кэрт, правда, сарказма не понял и даже мне улыбнулся.

— Так какой твой любимый цвет?

Меня умиляют его вопросы.

— Красный.

— Как мои глаза? — с любопытством.

— Да.

— А любимые цветы?

— А что, решил нарвать букетик? — Голос Дрейка меня отрезвил, заставив попридержать улыбку. Я тоже представила, как Кэрт бегает по лесу, разыскивая незабудки и ромашки.

— Нет.

— Тогда вопрос бессмысленный, — ответил за меня Дрейк.

Надо же. А я думала, что он так и будет молчать всю дорогу.

Капюшон начал опасно раскачиваться, и шею оцарапали острые коготки.

— Он тебя ревнует, — сообщил на ухо свистящим шепотом Пых.

Хм… А ведь Пых, может быть, прав. Да и вся эта идея, что василиск ко мне неравнодушен, — заслуживает в этом случае чуть больше внимания с моей стороны. Возможно, это мой шанс выжить во всей этой истории, если только я смогу правильно разыграть доставшиеся мне карты. Для начала… стоит его еще немного поддразнить.

— Незабудки. Я люблю незабудки.

— Почему? — тут же спросил Кэрт.

— Ну… они нежные, синие, и их трудно достать.

— А любимая еда?

— Шоколад.

— Что такое шоколад?

Роюсь в суме и, не без сожаления, отдаю ему последний маленький кусочек лакомства. Кэрт отправил его в рот и минуты на две умолк, оценивая всю гамму ощущений.

— Интересно. А еще что?

За следующие полчаса Кэрт попробовал карамель, мед, орехи и изюм. Каждый раз он подолгу молчал, словно запоминая вкус раз и навсегда.

— Не надоело его кормить? — не выдержал Дрейк. — Может, еще себя попробовать дашь. Или ты не в курсе, что любимое блюдо у дэймосов — человечина. Причем не какая-нибудь, а плоть их бывших хозяев.

— Это правда? — смотрю на Кэрта.

— Да, — кивнул тот без тени смущения. — Но, кажется, шоколад все же лучше.

— Вот видишь? — торжествующе.

— Дэймосы соврут — недорого возьмут.

— Это правда, — снова кивнул Кэрт в ответ на мой вопросительный взгляд. — Но сейчас я не вру.

— Он не врет, — поясняю я спине Дрейка.

Тот обернулся и наконец-то соизволил пойти с нами вровень, предпочитая шагать справа от меня.

— Ладно, спрашивай дальше, — улыбаюсь Кэрту.

— Хорошо. Что ты любишь делать больше всего?

— Спать, — пискнули из капюшона.

— Есть, — минуту подумав. — Особенно когда голодная.

— Ты всегда голодная. За последний час умяла не меньше сотни конфет, — язвительно заметил василиск.

Кошусь на Дрейка с легким недоверием:

— Ты считал?

— Нет. Но твое чавканье омерзительно.

Фыркаю и изучаю его профиль. Идет спокойно, брови чуть сдвинуты, на лице — отсутствует даже тень эмоций. Спокойное и бесстрастное, как всегда.

— Наверное, сложно все время поддерживать такой самоконтроль?

Васильковые глаза посмотрели на меня. На миг мне показалось, что он удивлен. Впрочем, прочитать настроение василиска (если только он не взбешен) — задача не из легких.

— Что ты можешь знать о самоконтроле…

— Пожалуй, немногое.

— Я тоже, — влез Кэрт, недовольный тем, что о нем забыли. — Мне все еще можно задавать вопросы?

Пожав плечами, киваю в ответ. Все лучше, чем препираться с существом, пальцы которого… находятся на моей шее.

— Тогда… какой твой любимый сон?

— Она уже рассказывала. Ты все пропустил, — пробурчали сбоку.

— Да ладно, не переживай, я могу повторить.

— Не надо, — пискнули из капюшона.

— Почему? — удивился Кэрт.

— Потому что Дрейк ее тогда убьет.

— Ей снился он! — догадался дэймос.

— Да, но какой! Сплошная эротика и порнография.

— Что такое «порнография»?

Закатив глаза, ускоряю шаг. Мужчины тоже прибавили шаг, не желая отставать. Кэрт — продолжал интересоваться, Пых — что-то пищал из капюшона о сложных человеческих взаимоотношениях, а небо над головой все сильнее темнело, намекая на скорый привал и хороший ужин. Надеюсь, эта башня уже недалеко. Не хочется потратить еще день на дорогу, тем более что их и так у меня практически не осталось. Кошусь на Дрейка и с удивлением замечаю, что он смотрит прямо на меня. Васильковые глаза едва заметно мерцают в сгущающихся сумерках, а сам он внезапно показался мне каким-то мифическим существом из старинной сказки. И если верить сказкам, то в следующий миг оно просто обязано схватить главную героиню и унести далеко-далеко, хотя… (грустно оглядываюсь по сторонам) куда уж дальше.