Я люблю Париж

Глава первая

Да, я была готова сделать этот шаг. Да, я люблю Алекса, да, я хочу проводить с ним время, но разве это означает, что надо бросаться в омут с головой? Нет.

С трудом выбравшись из вагона и преодолев ступеньки лестницы, я вышла на улицу и чуть постояла, чтобы дать глазам привыкнуть к солнечному свету. Алекс, по своему обыкновению, подпирал стенку на углу Бедфорд-авеню и Седьмой Северной, потрясывая головой в такт музыке, которая гремела в его наушниках, а его черные волосы, убранные назад, спутались, будто он только встал с постели. Впрочем, учитывая время — только час дня, — скорее всего так и было. Хотя на дворе стоял жаркий август, Алекс был зимой и летом одним цветом. Неизменные облегающие черные джинсы словно прилипли к ногам, а футболка, как всегда, плотно обхватывала торс; в руке дымился кофе.

Я покачала головой. Ну как можно пить горячее в такой жаркий день? От одного взгляда на его стаканчик меня прошиб пот. От одного взгляда на Алекса ужас обуял каждую клеточку моего тела. Безымянными пальцами я провела под глазами, чтобы стереть тушь, если она вдруг размазалась — даже самая водостойкая в мире тушь не способна выдержать девяносто пять градусов[1] нью-йоркской жары, — и достала из сумочки солнечные очки, продолжив свой путь.

— Хаюшки. — Алекс кинул пустой стаканчик в мусорную корзину и наклонил голову, чтобы чмокнуть меня. — Как там у Эрин?

— Потрясающе, — ответила я и потянулась за следующим поцелуем, который немного затянулся, и у меня перехватило дыхание. — Тебе стоит отправиться за компанию в следующий раз. Провинстаун — замечательное местечко.

— Пляжи не для меня, — сказал он, взяв мою руку в свою, и повел по улице. — И не для тебя, судя по цвету кожи на твоих плечах.

— Да уж. — Я закинула ремешок сумки за узенькую лямку своего платья, обнажив сгоревшую на солнце кожу, покрывшуюся аппетитной корочкой. — Надо было не высовывать носа до сентября.

— Гм-м. — Алекс сжал мою руку. — Это не совсем сходится с моими планами, хотя и не скажу, чтобы я был против.

От этих слов я почувствовала сладкое волнение.

— И что за планы? — поинтересовалась я, когда мы шли к дому Алекса: Он находился, в пяти минутах ходьбы от метро, но на таком солнцепеке они превращались во все пять часов.

— А нам предложили сыграть на фестивале, — сообщил он, когда мы оказались у дверей его квартиры, засовывая руку в узкий карман джинсов в поисках ключа, которого там не было.

— Правда? Вот здорово. — Из малюсенького карманчика своей сумочки я извлекла ключ от его квартиры. Он забрал свой ключ, обворожительно улыбаясь. Это просто отвратительно — как я мечтаю о нем. Мы видимся каждый день, потом на какое-то время расстаемся. Но стоит мне хоть краем глаза посмотреть на него снова, как у меня захватывает дух — так, словно я вижу его впервые.

— Вот видишь? Совершенно необходимо, чтобы ты переехала ко мне. — Он обвил рукой мою талию, а другой притянул к себе, и мы отдались поцелуям, наваливаясь на дверь.

— Можно просто носить с собой ключ, — прошептала я, отстраняясь от него. Губы горели. Надо не забыть купить гигиеническую помаду с высоким уровнем зашиты от солнца. — Что там за фестиваль?

— Скажи, что скучала по мне весь уик-энд, — шепнул он, проводя пальцем по моей нижней губе.

Я замешкалась, бросив взгляд на свои шлепки. В такие моменты ругаешь себя последними словами за то, что не можешь в одно мгновение сгонять на Манхэттен, кинуть свои пожитки в сумку и тотчас же оказаться на квартире в Бруклине.

— Конечно, скучала. — Я взяла у него ключ и открыла дверь квартиры. — А ты что — рыдал в подушку?

— Рыдал, каждую ночь, когда тебя не было рядом. — Он снова одарил меня своей улыбкой, прошелся до холодильника и вернулся с двумя банками пива. — Но раз уж ты не собираешься переезжать ко мне, придется отучаться.

Я кинула сумку на один из его потрепанных диванов (все лучше, чем на пол) и взяла пиво. Подходящий момент для разговора. Для того чтобы сказать: «Вообще-то я очень хочу переехать к тебе, просто боюсь до смерти». Но я им не воспользовалась.

Алекс исчез в спальне, а я осталась на месте. Посмотрела по сторонам. Крошечная кухня открытом планировки завалена пакетами от фаст-фуда и пустыми стаканчиками из-под кофе. Два здоровенных мягких дивана стояли перед огромными окнами от пола до потолка, глядя из которых на Манхэттен, могло показаться, что необъятный город, сияя и переливаясь на солнце, лежит у тебя на ладони. Отсюда он совсем не давил, не разил удушающим запахом пота и не шипел от ненависти. Он выглядел как надо. А если я когда-нибудь отведу взгляд от неописуемого нью-йоркского неба — если такое вообще возможно, — очень кстати придется навороченная телевизионная панель с плеером в придачу, готовым записать все мои любимые программы.

Я веду себя как последняя идиотка. Ну что плохого может произойти? Я перееду, на кухне станет меньше коробок и пакетов, в ванной — больше. Мы каждую ночь будем вместе отправляться спать, каждое утро будем вместе просыпаться, ходить куда-нибудь, смотреть телевизор, готовить, покупать, убирать, ныть, ворчать, перестанем заниматься сексом, разговаривать, начнем изменять и кончим тем, что возненавидим друг друга.

М-да. Вслед за своей сумкой на диван отправилась и я. Мои мрачные мысли — не вполне здоровая реакция на идею переехать к дорогому моему сердцу мужчине.

— Да, так вот, фестиваль, — донесся голос Алекса из спальни. — Он отличный, мы там уже выступали, а теперь вот нас снова просят сыграть — типа хедлайнерами номер два.

— Потрясающе, — крикнула я в ответ, стараясь выкинуть назойливые опасения из своей глупой головы. — А когда он будет? Летом?

— Э-э, нет, на следующей неделе. — Он появился на пороге комнаты. — Кто-то сошел с дистанции, и мы типа серебряные призеры. Это, конечно, не так здорово.

— Ну, тем не менее. — Я позволила себе отвлечься на бицепсы, заигравшие под футболкой Алекса, когда он поднял руки и уцепился за проем. — Лучше, чем ничего. Он будет в городе?

— Еще одна закавыка в том, — он отцепился и подошел к дивану, — что он будет в Париже. Который во Франции.

— В Париже, который во Франции?

— В Париже, который во Франции.

— А что, есть еще другие Парижи?

— Париж, который в Техасе.

— Ума палата. — Я потерла лоб. — Так, значит, ты на следующей неделе летишь в Париж? — Это даст мне по меньшей мере две недели, чтобы попытаться как следует довести идею о переезде до абсурда.

— Мы на следующей неделе летим в Париж, — поправил он. — Ты ведь поедешь со мной? Я думаю, что не могу оставить тебя одну после того, что случилось в Лос-Анджелесе.

— В Лос-Анджелесе ничего не случилось. — Я шлепнула его по бедру. Вне зависимости от количества шуток, которые он отпускает по поводу моей злополучной деловой поездки в Лос-Анджелес, я до сих пор не могу прийти в себя. Какой бы захватывающей ни казалась поездка «все включено» для интервью с подающим надежды британским актером, который оказался геем, это приключение едва не стоило мне разрешения на работу, собственно работы и Алекса. Так что, по-моему, вполне понятно, что я вспоминаю о нем с содроганием.

— О’кей, о’кей. — Алекс взял меня за руку, чтобы предотвратить мое наступление. — Давай посмотрим на это как на романтическое путешествие в Париж. Мы же еще не устраивали себе таких путешествий.

— И то правда. — Я кивнула, позволяя ему разжать мои кулаки, а его пальцам скользнуть между моими. — Я всегда хотела отправиться в Париж.

— А ты там ни разу не была? — спросил он с удивлением. Я покачала головой. — Но он же недалеко от Великобритании.

— Я пропустила поездку туда после успешной сдачи экзаменов из-за того, как свалилась в какую-то выбоину на школьной экскурсии по географии, — призналась я. — Хуже не придумаешь. Мне было тогда шестнадцать лет.

— Не знаю, что такое «выбоина», но сдается мне, это на тебя похоже. — Он легонько поцеловал меня в губы. — Ты ведь знаешь, я люблю тебя, даже несмотря на то что ты ходячее стихийное бедствие.

— Спасибо. — Меня оскорбить невозможно — это факт. Недаром на этой неделе я уже расколошматила два бокала. — А в Париже не слишком дорого? А то я на мели после Лос-Анджелеса.

На мели, зато красиво одета, подумала я, хотя сегодня по мне так сказать было нельзя.

— Тебе не придется ни о чем волноваться. — Алекс принялся плести косичку из пряди моих волос. — Я не стал бы приглашать тебя поехать со мной, а потом просить платить по счетам.

— Но я хочу, — насупилась я. — Не желаю, чтобы ты за все платил. Ты же знаешь, я не из таких.

— А я думал, что все девушки мечтают о том, чтобы парень свозил их в Париж на уик-энд, — сказал Алекс, откидывая мои волосы назад. — Или это очередная уловка, чтобы увильнуть от поездки в Париж, точно так же, как ты увиливаешь от переезда ко мне?

— Ни от чего я не увиливаю. — Я взяла почти развалившуюся косичку из его рук. — Я хочу поехать в Париж, но не хочу, чтобы ты платил за меня. Я как-нибудь это улажу. Раз мы едем на следующей неделе, значит, твой день рождения отметим там. Твое тридцатилетие.

Юбилей Алекса маячил на горизонте в течение нескольких месяцев, и он, демонстрируя холодное безразличие, тем не менее постоянно повторял: «Только, пожалуйста, никаких торжеств». Как я поняла, он боялся, что я забуду, и решил: «Если я об этом не скажу, это вообще не произойдет». Типичная подростковая логика, которая проглядывала во многом из того, что делал Алекс.

— Ага. Кто бы не хотел отметить свой день рождения в Париже? — Он пожал плечами. — Звукозаписывающая компания хочет, чтобы мы отыграли пару разминочных шоу, но я зарезервирую пятницу, так что мы сможем устроить обед и все остальное. Что такого можно сделать в Нью-Йорке, чего так же хорошо нельзя сделать в Париже? Или даже лучше?

Он легонько чмокнул меня, ожидая ответа. Запрещенный прием — он ведь знал, что я не устою, если вдело пустить поцелуи.

— Я не знаю, я же говорила, что никогда не была в Париже, — едва успела вставить я в перерывах между поцелуями. — Когда мы поедем?

— В понедельник.

Выпутывая его руки из своих волос, я слегка отодвинулась, чтобы собраться с мыслями и вспомнить, какой сегодня день. Вот вечная проблема: когда работаешь дома — никогда этого не знаешь.

— Сегодня вторник; надо разобраться с работой, с квартирой, а — ну погоди — осталось всего шесть дней.

— Когда ты умничаешь, я завожусь. — Он принялся целовать меня еще настойчивее, подобрался к шее, а потом уронил на спину на диван. — Не дергайся, Энджел. Соберешь сумку, оставишь квартиру Ванессе, и мы отправимся в Париж. А если хочешь побыть феми-наци[2], заплати за мой день рождения. Честное слово, сколько раз я уже говорил тебе: перестань переживать за все на свете заранее.

— Сколько-то и плюс еще один, — ответила я, сдаваясь. Обвила его за шею и притянула к себе на диван, его рука скользнула вниз по моему бедру и забралась под мини-платье. — Ты вроде говорил, что скучал по мне.

Я почувствовала его дыхание у самого уха, и по коже побежали мурашки, только совсем не от холода…

— Ты не поверишь насколько.