Психотерапевт однажды сказал мне, что меня совратили в малолетнем возрасте. Сам будучи психотерапевтом, я согласился. Я бы добавил, что расцветал в тайных отношениях, от манипулирования ранимыми душами. Мы все — продукты наших самых ранних опытов, мы копируем то, как нас научили любить, трахаться, взаимодействовать с другими. Некоторым удалось вырваться из прошлого, но не все оказались столь умными.
Джолин изменяет мне с Райаном. Не физически, а еще хуже — эмоционально. У меня настоящая проблема, заболевание. Она просто устала от меня, и от этого еще больнее. Пять месяцев назад она отправила Райану свое фото в бикини. Сначала она отправила его мне, а я забыл ответить. Через несколько часов я проверил айпад и все увидел. Конечно, я промолчал, потому что она сразу догадается, где я его увидел. Я хотел сохранить свое окошко в ее тайную жизнь. И вот, я борюсь за наши отношения, покупаю ей цветы, готовлю ужины, пишу записочки — а она мутит с другим мужчиной.
Несмотря на все мои мольбы, вернувшись домой на следующий день, я увидел Фиг на кухне. Она смотрела, как готовит Джолин.
— Доктор Сьюс дома! — громко объявила она.
Джолин подняла глаза на меня и слабо улыбнулась. Я вопрошающе посмотрел на нее, но она пожала плечами. Что ты от меня хочешь?
Ничего. Пару раз Фиг приглашала себя на наши свидания. Никаких границ.
Заиграла песня, и они обменялись взглядами.
— Что за песня? — спросил я как бы между прочим, наливая себе выпить. Я узнал ее, одна из тех, что Райан отправлял Джолин. Конечно, Фиг ее знала. Она весь день требовала от Джолин новостей о Райане.
— Она нам обеим нравится. — Фиг улыбнулась Джолин. Моя жена посмотрела в сторону, явно ощущая себя не в своей тарелке.
— Неплохая песня, — сказала она.
— Где ты ее услышала? — я намеренно придирался.
Джолин отвернулась. Фиг подошла ко мне и взяла бутылку с джином, взглянув на меня.
— Ну... Она играла где-то.
— Правда? — лживые суки.
Я рассердился. Они днями разговаривают о другом мужике и слушают песни, которые он присылает. Просто отвратительно.
После ужины Фиг помогла Джолин навести порядок на кухне, обвиняя Джолин в больших запросах. Моя жена все отрицала, а я тихонько посмеивался.
— Она упорно все отрицает! — заметил я.
— Оставим ее с мыслью, что она — совсем простушка. — Фиг подмигнула мне.
Джолин раздраженно взглянула на нас.
— Почему бы вам не налить мне еще, а я пойду наберу ванну моей дочери? — сказала она.
Не оставляй меня с ней! Не оставляй!
Мы выпили лишнего, и Джолин пошла спать. Я умоляюще взглянул на нее, когда она стояла, подняв руки над головой. Ее грудь поднялась, и я видел очертания ее сосков сквозь футболку. Она поймала мой взгляд и подмигнула. Это стало чем-то вроде игры для нас — кто останется один на один с Фиг вечером. Мы оба не могли предложить ей уйти, поэтому один из нас оставался с ней, пока она не решала отправиться домой. Я возразил, что мне рано вставать на работу, но Джолин поднялась наверх с Мерси намного раньше меня.
Я отправился на кухню и налил себе и Фиг выпить. Она устроилась на диване и спокойно наблюдала за мной, не моргнув.
Что мне нравилось в Фиг, так это то, что ей даже не надо было говорить — достаточно просто быть рядом с другим человеком. Говорил в основном я, что было для меня крайне непривычно. В отличие от Джолин, ей не нужна была глубина разговоров. Мы касались самых глупых тем, шутили, выстреливали цитатами из фильмов. Я говорил о сущей чепухе, что только ни приходило на ум, а она сидела и слушала. Джолин бы сразу приказала мне заткнуться, но Фиг просто нравилось слушать мой голос. Нравилось, что мне есть что ей сказать.
За одним бокалом последовал второй, а, осушив третий, мы были настолько пьяны, что, когда ее рука коснулась моей груди, я не остановил ее. Мне было приятно осознавать, что кто-то хотел меня столь сильно. Мне даже ничего не пришлось делать, чтобы это заслужить — даже если она хотела меня, только потому, что я был мужем Джолин. Интересно, осознавала ли она, насколько глубоко зашла ее одержимость, или же продолжала оправдываться. Она все еще касалась меня, когда мы целовались сквозь запах алкоголя, ее рот был мокрым и податливым. Я поразился ее миниатюрности. Я чувствовал ее косточки, когда мои руки пробегали по ее телу. Она забралась ко мне на колени и стала тереться о меня. На ней были шорты, и я почувствовал, какая она была мокрая, а еще отсутствие трусиков. Я немного отодвинулся, чтобы снять ее шортики и увидеть ее маленькую киску. Я засунул палец в нее, и она приняла меня, сведя с ума. Я поднял ее футболку и коснулся губами ее сосков, и мой язык почувствовал металлические кольца пирсинга. Кто бы мог подумать, что у нее проколоты соски?
Джолин могла выйти из спальни и застать нас в любой момент. Эта мысль должна была меня напугать и заставить оттолкнуть ее. Напротив, я сдернул с нее шорты и подвинул бедра ближе к своим губам. Я хотел узнать ее на вкус, пока мои пальцы были в ней. Она ничего не говорила, лишь тяжело дышала, держась руками за стену позади дивана, наблюдая за тем, что я делаю. В ней не было никакой застенчивости. Она раздвигала ноги еще шире, пока не кончила. Затем она села на диван рядом со мной и натянула шорты.
Никто из нас не проронил ни слова, когда она обулась, и я проводил ее до двери. Она не смотрела на меня, и я не был уверен, стесняется ли она того, что только что произошло, или у нее нет никаких сожалений. Я даже не знал, к чему отношусь сам. Одно дело трахать незнакомок, а другое — подругу собственной жены.
— Пока, — сказала она, шагнув на крыльцо.
Я едва поднял руку, чтобы помахать. Не было никакой причины в моем поступке, лишь мое собственное желание. Я мог бы зайти в спальню и трахнуть свою жену, безо всяких претензий и жалоб с ее стороны. Джолин всегда была не против, секс с ней всегда был отличным. Вместо этого я засунул пальцы в женщину, которую обвинял в преследовании моей жены, и довел ее до оргазма. Я провел рукой по лицу. Ее запах остался на моих пальцах. Я был самым большим ничтожеством планеты Земля.
Глава 34. Стих
— Ты написал стихотворение для меня? Охренеть!
Ее волосы были забраны наверх и совсем не падали на лицо, обнажая шею. Прекрасную, одну из самых любимых.
Я сжал ее колено.
— Люблю твой грязный язычок.
Мы сидели в моей машине, которую Джолин называла стариковской тачкой, в основном из-за цвета. Мы собирались в ресторан во Фремонте, где еще никогда не были. Нам нравилось бывать в новых местах, а сегодня у нас было свидание. Я старался изо всех сил — новая одежда (для меня), цветы (для нее), и да, я написал для нее стихотворение. Она прочитала несколько строк вслух.
Темнота почти покорила меня
Так близко я к ней был
Но ты
Несравнимый огонь
Выбрала обжечь и спасти меня.
Я всем обязан
Только тебе
Моей любви
Моей жизни
Всему на свете
Я был так близок
К безжизненному существованию
Но ты
Несравнимый огонь
Прожгла путь к моей душе
Джолин терпеть не могла свои книги. Ее реакция на собственное творчество напоминала мне Злую Ведьму Запада (прим.пер. — могущественная ведьма из страны Оз). Дважды в год ей нужно было одобрять голоса для аудиокниг, а она каждый раз отказывалась. Не могла слышать, как кто-то читает написанное ей. Вместо нее выбирать приходилось мне. Чувство ответственности приходилось мне по душе, да и у меня самого был голос, идеальный для радио.
— Хорошо получилось, правда? — спросил я. — Днями над ним работал. Знаешь, а ведь я выиграл приз за стихотворение в старшей школе — не только за стих, но и за рассказ о ложке. Мой учитель говорил, что я самый талантливый ученик за ее карьеру.
Я повернулся, чтобы посмотреть на ее реакцию, но она просто уставилась на меня.
— Что?
— Ничего, — она отвернулась.
— Нет, говори, — я искоса взглянул на нее, она была явно рассержена.
— Ты всегда так! Делаешь что-то для меня, а на деле выходит, что для себя.
— Ты о чем?
— В прошлом году ты написал мне романтическое письмо. Оно было прекрасно, как и все, что ты в нем сказал. Но после того, как я его прочитала, ты еще минут двадцать разглагольствовал о том, какой красивый у тебя почерк.
Так и было, я помню чувство удовлетворения. У меня и правда был самый красивый почерк из всех, что мне доводилось встречать.
— А что мне нужно было сказать? Я уже высказал все, что чувствую, в письме. Ты хотела это обсудить более детально? Если уж ты называешь меня нарциссом, то просто сама хочешь больше говорить о себе.
— Возможно, — сказала она, склонив голову на бок. — Или ты мне сказал о том, что я хочу, чтобы ты почувствовал?
— Какого черта это значит?
Ее улыбка была самой холодной из всех, что я видел. В ее глазах не было ни тени убеждения.
— Ничего. Это ничего не значит. Кстати, ты видел новое фото ребенка Келли на Фейсбуке? Так мило!
Внезапная смена темы. Темные волосы и черты эльфа. Я уже было ответил, но вдруг понял, куда она ведет, и рассмеялся.
— Ну ты и дурочка!
Она сделала недоуменное личико, но я видел, что она старается изо всех сил не рассмеяться. Она вечно смеялась, что я выкладывал слишком много своих детских фотографий в Инстаграме.
— Ты даже не выкладываешь фото своей дочери! — обычно говорила она. — Но явно помешан на собственных детских снимках.
Всякий раз, когда проскальзывала тема детей, я упоминал, каким хорошеньким ребенком был. Может, и странно так говорить, но хотя бы это чистая правда.
Она погладила меня по затылку.
— Все хорошо, просто у нас здесь неизлечимый случай нарциссизма, — проворковала она. Я наслаждался ее прикосновением, несмотря на то, что она смеялась надо мной.
Я и вправду страдаю нарциссизмом. Не настолько, как некоторые, но достаточно, чтобы при каждом упоминании Джолин я не смог бы его отрицать. Кто здесь психотерапевт, в конце концов? Лучше уж быть нарциссом и осознавать это, чем психопатом и не иметь об этом понятия.
Мы сели ужинать, и я проверил телефон. Мне нравилось притворяться, что я проверяю, есть ли сообщения о Мерси, но на самом деле мне надо было убедиться, что мне не присылают что-то, что моей жене видеть не следовало. Я не всегда горжусь собой, но у каждого своя борьба. Оторвавшись от телефона, я поднял глаза на Джолин и увидел, что она смотрит на экран своего с легкой улыбкой.
— С кем ты переписываешься? — бросил я.
— С кем ТЫ переписываешься? — выстрелила в ответ она.
Мы все еще сидели, уставившись друг другу в глаза, когда официант подошел к нашему столику. Очевидность того, как она переписывается с Райаном, сидя на свидании со мной, по-настоящему меня разозлила.
— Давай купим Мерси щенка, — произнесла она вдруг. — На Рождество.
— Может, лучше велосипед?
Я все еще смотрел на ее телефон. Надо будет проверить айпад позже и посмотреть, о чем они там воркуют.
— Дариус, — сказала она, сузив глаза, — Мы любим собак. Два собачника против одного ненавистника.
— Я не то чтобы их ненавижу... Ладно, ты права.
— Хочу хаски! Это собака моей мечты. У меня всегда были маленькие собачки, но я хотела большую.
Моя голова вдруг дернулась, и я впервые за десять минут посмотрел ей в глаза.
— Ты кому-нибудь об этом говорила?
— Думаю, да. А что? — она недоуменно посмотрела на меня.
Я провел рукой по лицу, качая головой. Я бы рассказал ей, но она все равно не будет слушать.
— Ты, правда, хочешь знать?
— Это касается Фиг? — она посмотрела на стол и взяла вилку. Она явно скучала и устала от моих разговоров о ней.
— Забудь об этом.
— Нет! — она коснулась моей руки. — Извини. Все, кажется, хотят поговорить о Фиг и ее помешательстве. Я понимаю, это очень утомительно. Единственный человек, который об этом не имеет никакого понятия, — сама Фиг.
— Она знает. На каком-то уровне, но знает.
— Что она учудила на этот раз?
— Она сказала то же самое про хаски, что и ты.
— Кому?
— Это случилось на дне рождения Мерси. Я подслушал, как она рассказывала об этом агенту недвижимости, твоему другу.
— Да, думаю, я ей рассказала, — это все, что она сказала.
Я снова подумал про придурка Райана. Он притворялся ее другом, притворялся, что ему не все равно. Что ж, у меня был его номер.
Глава 35. Выиграть Оскар
Она снова приглашала себя на наши свидания, описывая свои горести в сообщениях, чтобы Джолин стало ее жалко. Меня это порядком раздражало, а мой запотевший стакан так и стоял нетронутым. Мы должны были поехать на ужин в Бельвью, а потом в кино. Я пытался убедить Джолин посмотреть фильм, номинированный на «Оскар», но она ненавидела Роберта Редфорда. Обычно я мог быстро убедить ее посмотреть фильм, который хотел увидеть я. Все шло отлично. Мы сидели в баре одного из любимых ресторанов Джолин, ее колени касались моих, и я наслаждался запахом ее духов — моих любимых. Мы смеялись и целовались, споря об оскаровских номинациях этого года, когда загорелся экран ее телефона. Она читала сообщение, и выражение ее лица становилось все грустнее. Я знал этот взгляд.
— Фиг? — спросил я.
Она кивнула. Улыбка исчезла с ее лица, как и все настроение вечера. Клянусь, эта женщина может высосать радость из целой комнаты.
— Это все просто потому, что у нас свидание. Ты правда назовешь совпадением, что она превращается в депрессивную алкоголичку каждый раз, когда мы куда-то выезжаем вдвоем?
— Ты всегда видишь худшее в людях, — она нахмурилась, глядя на меня как на врага. — У нее тяжелые времена, а я просто пытаюсь ей помочь. Я хочу показать ей, что жизнь может быть хорошей. У нее никого нет, а Джордж совсем ушел в себя.
Я бы мог ответить в более приятном тоне, понизив голос, но мне настолько все надоело. Я не мог насладиться обществом собственной жены раз в месяц, не имея возможности высказаться, контролировать себя.
— Черт побери, Джолин. Прекрати быть такой дурой!
Бармен взглянул в нашу сторону с другой стороны бара.
В глазах Джолин был холод. Я перешел черту. Ей не нравилось быть пристыженной, а я поднял на нее голос на публике. Она встала, не сказав ни слова, и вышла из ресторана, оставив меня одного за столиком. Выругавшись, я достал кошелек и бросил две двадцатки на стол. Все пошло совсем не так, как я планировал. Я хотел, чтобы мы отлично провели вечер, а по пути домой можно было бы упомянуть судебный иск после многочисленных упоминаний о том, насколько мы созданы друг для друга. Я хотел рассказать свою душещипательную историю. Та девушка пришла ко мне, я ее отверг, а она посчитала, что я должен за это заплатить. А разве не так все было на самом деле? Джолин могла все разрушить своей переменой настроения. Я хотел, чтобы у нас получился прекрасный вечер вместе, а она не смогла проявить ко мне уважения, просто сбежала, как ребенок.
Я не собирался ее искать. Она наверняка захочет затеряться в торговом центре или отправится выпить в другой ресторан. Я поймаю такси домой, а машину оставлю для нее здесь. Я зашел в другой бар, где на меня никто не смотрел из-за того, что я поднял голос на собственную жену. Я выпил два коктейля, и, выходя из бара, уже забыл, почему мы поссорились. Я достал телефон, чтобы написать ей, но вдруг увидел ее, когда проходил мимо ресторана морепродуктов. Она сидела в баре с мартини. Я долго смотрел на нее, прежде чем открыть дверь и войти. Все складывалось явно не в мою пользу, и мне нужна была ее помощь. В противном случае мне негде будет жить, а лишение лицензии не позволит мне продолжать практику.
— Джолин, — сказал я, подходя к ней сзади, — прости меня. Я эгоист. Просто иногда я хочу, чтобы ты принадлежала только мне.
Она повернулась ко мне. Было заметно, что она плакала.
— Ты козел!
— Ты права.
Я взял ее личико в свои руки и поцеловал ее в лоб. Она все еще вела себя скованно, будто не верила мне. Мне всегда приходилось прилагать дополнительное усилие, массировать ее плечи, гладить по волосам.
— Джо, я хочу помочь Фиг. Правда. Я просто очень устал. Пригласи ее сюда.
Я уже было подумал, что она снова заплачет, но она сдержалась и покачала головой.
— Она плачет где-то на парковке.
Я хотел закатить глаза, но вместо этого сочувственно покачал головой и помассировал ее шею.
— Я знаю твое сердце. Делай как считаешь правильным, дорогая, — я пожал плечами.
Когда впервые понял, что хочу Джолин, я все еще встречался с ее лучшей подругой. Я смотрел на нее. Мужчины смотрят на женщин, даже если отрицают это. Мы — сексуальные существа. Длинные ноги, очертания сосков на легкой ткани, округлости попки в джинсах — мы смотрим, и наши члены твердеют. Так уж мы устроены. Некоторые из нас бОльшие лицемеры, эдакие праведники, которые утверждают, что не смотрят. Они говорят, что избегают появления зла, то есть женщин, от которых у них твердеют члены. В моем случае это вовсе не женщины, а моя способность контролировать их эмоции.
Джолин другая. Она вышла за рамки моих игр. Когда мы были просто друзьями, она смотрела мне прямо в глаза и говорила мне, что я лгу. Она спрашивала, как у меня дела, и ей действительно было интересно услышать ответ. Иногда мне внезапно приходило сообщение от нее с вопросом, как поживает мое сердце. Это было ее фишкой в то время — «Как твое сердце?» — и можно было пытаться соврать, притвориться, но она всегда знала, как все обстоит на самом деле. Признания походили на рвоту. Джолин была вашим пальцем в горле, прощупывающим поверхность, пока не осталось ничего кроме рвотного рефлекса. Правда вышла быстро и больно. Думаю, я просто подсел на эту реакцию, которую она вызывает, как наркоман. С ней можно быть собой, рассказать ей о своих самых уродливых сторонах, а она даже и глазом не моргнет. Она была настоящим психотерапевтом, я лишь притворялся. Я оборвал свои десятилетние отношения и бросился за ней, с той силой, к которой не привык. Мне было наплевать, что она была беременна от другого, что моя бывшая невеста была от нее без ума. Любовь нельзя засунуть в игольное ушко, ее нужно принимать в любой форме. Она пришла ко мне в форме сильно беременной, сильно запретной — Джолин Эйвери. Женщине, которая видела все и ничего.
Глава 36. Скукота
Я не могла писать. Я смотрела на стену, на клавиатуру, на свои руки, которые то восхищали меня своей красотой, то отпугивали своим уродством. Я попыталась сконцентрироваться, напечатала предложение, и сразу же удалила его. Я ущипнула себя в районе запястья — моя привычка с самого детства. Я всем говорила, что пишу, но это была ложь. Я вздыхала с облегчением, когда звонил будильник в три как напоминание того, что надо было забрать Мерси из детского сада. Все лучше, чем таращиться на стену.
Где же правда? То, что любовь меня прикончила? Убила мою жажду творчества? В этом есть доля истины. До появления в моей жизни Дариуса я была словно вскрытая вена. Мне не нужно было выдавливать из себя слова, они хлестали, словно фонтан. Печаль очень выгодна, друзья. Но я ведь больше не грущу? Впервые в жизни я окружена безопасностью и любовью. Мужчина, которого я любила и которым восхищалась, взял под свое крыло меня и моего еще не родившегося ребенка и подарил нам дом. Сильные руки, мягкие прикосновения — и мы уже попали под его чары. А еще, он психотерапевт! Он всегда знал, что надо делать. Наконец-то я смогла расслабиться в окружении любви и доверия. Очень привлекательная перспектива.
Но мне стало скучно.
Нет, жизнь, эта одновременно красивая и уродливая штука, мне не наскучила. Как и моя карьера, потому как сейчас она была на пике. Не наскучило мне и материнство, оно слишком сумасшедшее.
Что же такое любовь? У большинства нет ни малейшего понятия на этот счет, потому что родители снабдили нас паршивыми примерами: ханжеские, невербальные, жесткие, или, напротив, хаотичные, свободные от обязательств, непостоянные. Или просто разведенные. И вот мы, повзрослев, пытаемся найти ответ — через романтические комедии или порно. Любовь — это цветы! Любовь — это широкие жесты! Любовь — это путешествия в Париж, держась за руки! Любовь — это когда она открывает рот пошире, чтобы ты засунул туда свой член.
Любовь — это все, что вы захотите, а если вы смотрите на все через узенькое окошко — у вас будут проблемы.
Но потом ты становишься матерью, и все меняется. Любовь была самопожертвованием для другого. Материнство сделало меня лучшей женой. Моя личность полностью изменилась, и Дариус пожинал плоды этих изменений.
Дариус не был скучным, напротив. Но после трех лет вместе я поняла, что наши отношения — подделка. Он оказался совсем не таким, как я ожидала. Я была одновременно заинтригована и в ужасе. Мое разочарование было тяжелым камнем в желудке. Я много читала в интернете о социопатах и была почти уверена, что мой муж был одним из них. Берете ли вы этого социопата в законные мужья...
Однажды я спросила, не диагностировал ли он у себя ничего. Он засмеялся, отрицательно покачал головой и добавил, что считает меня социопатом. Типичное поведение социопата — они поворачивают ситуацию и обвиняют во всем тебя. Браво! Дариус манипулировал умами людей, а я — словами, поэтому друг другом манипулировать мы не могли.
Я все равно его любила. Как можно любить несчастного разрушителя? Мы любим себя, разве не так? Нет, мы помешаны на себе! Все, что мы ненавидим, мы также ценим. Если не верите мне, обратите внимание, насколько ненавидите себя. Девяносто процентов времени вы проводите в поиске новых причин для ненависти к себе. Вы помешаны на этом.
Двигаемся дальше...
Я перепробовала многое, чтобы вернуть его — вечерние свидания, домашняя еда (без глютена), гибкое тело, киска без единого волоса и всегда мокрая. Ничего не помогало избавиться от его отсутствующего взгляда. Я начала задавать вопросы.
«Почему ты изменил Дани? Дело было в тебе или в ней?»
«Ты чувствовал себя виноватым?»
«Хотел ли ты когда-нибудь изменить мне?»
Каким-то образом он умудрялся не ответить ни на один вопрос. И тогда я поняла. Он что-то скрывал. Кажется, на прошлой неделе я взяла его телефон, а он сразу же его забрал и вцепился в него, пока я не отпустила?
Так, так, так...
Но мне было скучно.
По крайней мере раз в неделю Дариус приносил мне цветы. Романтичный жест, не принесение в жертву. По четвергам он готовил — что ж, надо же ему что-то есть. Иногда он клал записки в мою сумку. Я искала какую-нибудь упаковку бумажных салфеток или кошелек и натыкалась на ярко-розовые или зеленые бумажки. Снаружи они выглядели очень слащаво — парочка детей держится за руки, сердце из ткани, пронзенное стрелой. Внутри он писал свои версии любовных записок. До тебя я бродил, потерянный, по жизни. Я вижу только тебя. Я хочу состариться с тобой. Ты — огонь в моей душе. Я думал, что моя мать — эталон женщины, пока не встретил тебя.
Красиво, но это всего лишь слова.
Меня всегда интересовало, если у человека с огнем в душе изо рта валит дым.
Я не верила этим запискам, меня не подкупали ни его слова, ни цветы, которые вяли и умирали в вазах, обсыпая стол лепестками. Я брала засохшие лепестки и держала в руках, спрашивая себя, что же случилось с нами. Мои средства не достигали желаемого эффекта. Я хотела, чтобы он смотрел на меня. Мне не нужны были цветы, ярко-розовые записки, морские гребешки с киноа. Все это попахивало дерьмом, и мы оба это знали.
Глава 37. Золотистый фикус
— Я рассказывал тебе когда-нибудь о золотистом фикусе (прим.пер. — здесь игра слов stranger fig – золотистый фикус и имя Фиг)? — спросил Дариус.
Я скорчила рожицу. Дариус вечно делился со мной случайными фактами. На прошлой неделе он без устали вещал про гусей. Гусей! На самом деле, было очень интересно, особенно по сравнению с позапрошлой неделей с бесконечными историями про Папу Римского.
— Рассказывай, а я, так уж и быть, послушаю вполуха.
Он шлепнул меня по попе, затем наклонился и нежно поцеловал шею, в то время как его руки поглаживали меня.
— Золотистый фикус растет на дереве-хозяине, которое он медленно душит, — он немного надавил, я поморщилась. — Живое доказательство того, что даже умные приспособленцы отлично ладят, будь то человек или растение. К тому времени как дерево-хозяин мертво, золотистый фикус становится сильнее и может быть сам по себе, оцепив безжизненное, пустое дерево.
Закрыв глаза, я прижалась к нему, наслаждаясь теплотой его тела.
— В чем на самом деле смысл этого урока? — спросила я.
— Говорят, человек соответствует своему имени, — моя шея приглушала его голос.
— Понятно. Фиг — сумасшедшая, Фиг высасывает из меня жизнь. Фиг...
Он был просто помешан на Фиг Коксбери! Постоянно предупреждал меня о ней, обо всех ее странностях. Не думай, что я не знаю, кто ты есть, Дариус. Я знаю, что у тебя встает на сумасшедших.
Всю последующую неделю я старалась держаться подальше от нашей новой соседки. Мне было непривычно, что подруга жила так близко. Настолько близко, что я чувствовала, что должна приглашать ее к себе, если она бродила между розовых кустов с грустным личиком. В отличие от остальных, она не вызывала у меня таких бурных чувств, но мне уже стали надоедать постоянные предостережения. Что же они видели, а я нет? Мне нравились люди и мне хотелось им помогать, но не ценой отношений с другими. Они были в чем-то правы — она переехала шесть месяцев назад и все больше и больше становилась на меня похожа. Она даже выкрасила волосы в черный, как я. Я бы и думать об этом забыла, но на следующей неделе я зашла в свой салон и мой стилист рассказал, что Фиг потребовала использовать тот же состав краски, что и у меня. Расстояние, вот что мне нужно! Меня угнетало, что кто-то следит за каждым моим движением, будь то сквозь жалюзи или на улице. А потом раздался звонок. У отца были проблемы со здоровьем. Я купила билет на самолет. Мысли мои были далеки от Фиг, Дариуса и золотистых фикусов.
Мой отец был при смерти. Все началось два года назад, и я уже потеряла счет моим прощаниям. Я вылетела в Финикс, арендовала машину в аэропорту и поехала в больницу в Месе. Рак — абсолютно ужасная штука, монстр, который медленно поедает людей. Однажды он был мужчиной, а сейчас — просто тень. Ребенку сложно это осознать.
В день моего приезда он схватил мою руку после продолжительного сна, его глаза резко открылись, и он сказал: — Дариус... Неправ. Плохой.
Я отбросила его слова. Отцу всегда нравился Дариус. Видимо, ему просто приснился кошмар. Но, когда в твоем разуме уже поселилось сомнение, эта фраза видится... пророческой. Я спросила его об этом еще раз, когда ему было лучше и он согласился поесть.
— Дариус? Что? Что я сказал?
Я медлила с ответом.
— Что он неправ.… плохой.
Отец удивленно поднял брови.
— У него явно проблема с сексом. По нему видно. Но он неплохой парень. Ты меня знаешь, люблю я дегенератов.
— Что это вообще значит? — нахмурилась я.
— У всех есть свои демоны, куколка, — он погладил мое колено, и усталость от такого простого жеста сразу отразилась на его лице.
— Хорошо, пап. Хорошо.
Через два дня он плакал. Мы плакали по очереди. Так всегда бывает, когда не знаешь, в последний раз ли ты видишь этого человека. Я уже начинала привыкать к прощаниям.
— Не думаю, что он — тот самый, — сказал отец, когда я поцеловала его на прощание.
— Кто, пап? — спросила я.
— Дариус.
— А.. — я не знала, что сказать. Есть ли смысл спорить с умирающим, или оставить все как есть?
— Будет еще один, но уже после моей смерти.
— Папа! Я согласна на «еще один», но без «после моей смерти».
— Мы все умираем, Джоджо, — с грустью в голосе заметил он. — Все мерзкие людишки.
В самолете я постоянно возвращалась к его словам. Мой отец не понимал, что говорит. Своей карьерой я обязана тому эмоциональному хаосу, которым он меня окружил в детстве. Но обычно он всегда прав. Он многое предвидел, видел людей насквозь. Он не верил в шестое чувство и говорил, что физика «лижет яйца Сатаны ради куска хлеба», но я всегда считала, что он был рожден с даром предвидения. К тому времени, когда я забирала чемодан с ленты, я убедила себя, что пыталась возбудить дело против Дариуса. Это было по-детски и очень оскорбительно. Я представила, насколько его это ранит. Мне нужно остановиться. Дариус — лучший мужчина в моей жизни, я его сильно любила. В тот самый момент я получила сообщение от Райана.
— Иди к черту, Райан, — пробурчала я. Всякий раз он будто знал, когда у меня в душе неразбериха. Он сводил меня с ровного пути. Но никогда ничего не выпытывал, спасибо ему за это. Он всегда знал, что сказать и как. Можно подумать, что мой муженек-психотерапевт был таким, но увы. Может, с кем-нибудь другим, но не со мной.
Твой отец?
Прямой выстрел в самую рану.
Умирает.
Я могу тебе помочь? Как ты?
Я не ответила. Проверила сообщения от Дариуса. Этих вопросов там не значилось. От него не было никаких сообщений за последние сорок восемь часов, только «Ты уже приземлилась?» И потом: «Где зубная паста Мерси?» Звонков тоже не было.
Что тебе от меня нужно?
Можно было подумать, что я шлю тексты пьяная, и, наверно, с Райаном я чувствовала себя такой, но с меня хватит.
Это не совсем уместный вопрос.
Я рассмеялась. Только Райан может меня рассмешить в такое время. Я спрятала телефон и вступила в холодный город.
Дариус ждал меня у тротуара. Он положил мой чемодан в багажник и подошел к пассажирской двери.
— Здравствуй, — он подошел и поцеловал меня в щеку, несмотря на то, что я рассчитывала на поцелуй в губы. Он выглядел отстраненным, избегал моего взгляда. Возможно, он был раздражен, что я уехала в Финикс, а ему пришлось отменить все сеансы, чтобы сидеть с Мерси.
— Что случилось? — я спросила, когда мы выехали на трассу.
— Ничего, я просто устал, — он выдавил из себя полуулыбку. Я заскрежетала зубами. Мне не хотелось с ним ссориться, я была эмоционально истощена. Мне просто нужно, чтобы кто-то обращался со мной мягко, спросил меня, как я, заботился.
— Мерси у твоей мамы?
— Да.
Я достала телефон.
Ладно, непробиваемая девчонка, у которой нет чувств и не хочет, чтобы кто-то заботился о ней. Я знаю, что ты страдаешь. Я рядом. Мне не все равно. Поговорим позже.
Черт, Райан.
— Отец ел, когда я ушла. Немного супа, но все же лучше, чем ничего, — я посмотрела на него, чтобы увидеть его реакцию.
— Хорошо, очень хорошо.
ОК.
— Когда ты отвез Мерси к матери? — спросила я, рассматривая пейзаж из окна машины. Небо моего любимого цвета — темно-серое. Дождь в такое время лил легкой дымкой, как будто ты стоишь внизу сильного водопада.
— После того как ты уехала.
Мне хотелось что-нибудь сказать. Я была на взводе. Почему он отправил ее к матери, когда у него была прекрасная возможность побыть с ней один-на-один? Я представляла, как они вместе смотрят фильмы, лежа на диване, или играют в чайную церемонию у нее в комнате.
— Тогда почему ты спрашивал о ее зубной пасте?
— Чтобы положить в ее сумку.
— Чем же ты занимался? — я старалась, чтобы мой голос звучал нейтрально, старалась не смотреть на него, но в моей голове словно звучали сирены.
— Работал, Джолин. Чем еще?
Лгун. Какой же он лгун!
Глава 38. Хочу, хочу, хочу
На следующей неделе я уже собиралась поработать над рукописью в офисе, но все изменило уведомление, что Фиг опубликовала новою фотографию в Инстаграме. Это был скриншот песни. Это ведь хороший знак, правда? Люди, которые слушали музыку, должно быть, пребывали в хорошем настроении. Я уже собиралась закрыть Инстаграм, когда заметила стикер с поездом под фото. Я послушала песню, она оказалась грустной. И если бы не стикер с поездом, я бы подумала, что ей просто нравится текст песни. Я сразу же отправила сообщение большими буквами: «ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?»
В моей жизни происходит столько всякого дерьма. Каждый день. Мне тяжело заставлять себя просыпаться по утрам. Функционировать. Работать.
Что происходит? Расскажи.
Я взглянула на рукопись своего романа. Разговор обещает затянуться.
Со мной все будет ОК. Я медленно, но верно двигаюсь вперед. Стараюсь быть достойным человеком.
Ты опубликовала стикер с поездом! Перестань отнекиваться и расскажи, что происходит.
Я думаю, у него другая. Я кое-что нашла на его компьютере.
Я надела свитер и вышла из дома. Изо рта у меня валил пар. Осталось четыре дня, подумала я. Через четыре дня я должна сдать рукопись. Как же я ее закончу?
Если не сдам вовремя, то жутко разозлю редактора.
Я никогда прежде не стучала в дверь Фиг. По той или иной причине, она всегда приходила к нам. Нужно стараться быть хорошей соседкой. Она приоткрыла дверь. Я сразу увидела ее красные распухшие глаза с потекшей тушью — она явно плакала.
— Пошли! — объявила я.
Она вытерла нос, оставив следы от соплей на руке.
— Куда?
— Ко мне. Пошли! Я сделаю тебе коктейль!
Она пожала плечами и кивнула.
— Хорошо, только штаны надену.
Я мысленно меняла планы на следующую неделю. Займусь корректурой в какой-нибудь другой день. Может, я поплачусь издательству и мне дадут еще неделю на то, чтобы закончить роман. Фиг нуждалась во мне. Люди важнее книг, писателей, и всего прочего. Подойдя к входной двери, я почувствовала облегчение. Я найду выход. Мама Дариуса (или моя) может посидеть с Мерси. Не самое лучшее решение, но что поделать. Это всего лишь на неделю. Я смешивала ром и колу в столовой. Десять минут спустя появилась она, без звонка или стука. Я просто услышала, как открылась дверь. Она расчесалась и накрасила губы блеском. Я посмотрела на ее штаны и протянула ей коктейль.
— Рассказывай!
Она рассмеялась.
— Ты точно не мастер светской беседы.
— Не хочется сейчас тратить время на пустые разговоры.
Она сделала глоток своего коктейля и поморщилась. В этот раз я сделала их покрепче.
— Черт, ты что, всю бутылку туда вылила?
— Да! Тебя можно разговорить, только когда ты выпьешь.
Я допила свой коктейль и пошла делать новый.
— Этого следовало ожидать. Он вечно сердился на меня. Вечно орал. Ему не нравится, что я прихожу сюда.
— Что? Почему?
Она пожала плечами.
— Идиот. Мужчины такие свиньи!
Я притворилась, что набиваю ему морду. Я ожидала большего от него. Мне всегда казалось, что он по-настоящему увлечен Фиг. Не то, чтобы я много с ним общалась, напротив. Казалось, что он прикладывал усилия.
— Мне не верится, что он так с тобой поступил! Я так зла.
— Не злись. Таковы мужчины. Такая психологическая война... Сегодня они хотят нас, а завтра уже нет. Если мы недостаточно их удовлетворяем, мы им быстро наскучиваем.
Я задумчиво покачала головой. Все было совсем не так. По крайней мере, не всегда. Возьмем меня — Дариус не то что бы выиграл в лотерею. Все, что у него было — брошенная женщина, которая обожглась, и ребенок от другого мужчины.
Я заметила странное припухшее красное пятно на ее руке, чуть ниже запястья. Оно выглядело так, будто кто-то впился в кожу и сжимал ее руку, пока не пошла кровь. Она заметила мой взгляд, сразу же спрятала пятно и отвернулась.
— Ты моя подруга. Я постелю тебе у нас сегодня. Тебе нельзя быть одной, — она пыталась отказаться, но я лишь отмахнулась. — Мы будем смотреть фильмы и есть всякую дрянь.
— Как и всегда, — заметила она.
— Скажу Дариусу, чтобы отвез Мерси к его родителям и остался там ночевать.
— Нет, нет, не стоит, — выпалила Фиг. — Мне нравится, когда они дома. Ты же не можешь выпроводить его из собственного дома.
— Хорошо, — осторожно сказала я, — ты не возражаешь, если я расскажу Дариусу, что произошло, или хочешь держать все в тайне?
Она подошла к бару и стала переставлять бутылки.
— Мне все равно. Что произошло, то произошло. Мне нечего скрывать.
Она краем глаза посмотрела на меня, и в какой-то момент мне показалось, что она хотела, чтобы я рассказала Дариусу обо всем.
Следующие пару часов мы посвятили разговорам о Джордже. Как оказалось, он знакомился с девушками через приложения, где нужно листать профили кандидатов и приложение подбирает пару на основе лайков.
— Он тебе сам об этом рассказал или ты сама обнаружила?
Фиг покраснела и отвернулась.
— Мне пришлось пошпионить, — призналась она. — Он начал лайкать и комментировать все фото одной девушки в Инстаграме, и я поиграла в детектива, а потом поговорила с ним.
— Он во всем признался?
— Да...Нет... Окольными путями.
У нее отлично получалось не отвечать на вопросы. Она изменяла направление разговора, переходила на другую тему. Я внимательно за ней наблюдала, думая о том, что вот бы Дариус сейчас пришел домой и помог бы. Ее глаза постоянно бегали, будто она что-то скрывала.
Сегодня очередь Дариуса забирать Мерси из садика. Еще до того, как входная дверь распахнулась, я услышала ее, и не могла не улыбнуться. В этом заключалась магия детей — освещать собой любую, даже самую мрачную ситуацию. Увидев сидящую на диване Фиг, Дариус остановился как вкопанный. Мерси сразу подбежала к ней, и Фиг посадила ее к себе на колени. Я выразительно посмотрела на него, пока она занималась Мерси, и он чуть заметно кивнул.
— Привет! Я начну готовить, а вы пока болтайте.
Я благодарно кивнула, а он подмигнул в ответ.
Фиг уже проснулась, когда я варила кофе на следующее утро. Я слышала щелчки клавиатуры и приглушенную музыку, доносящуюся из ее наушников. Когда кофе был готов, я принесла ей чашку.
— Спасибо. Где твой муж?
— Скоро встанет. Как ты?
— Готова засунуть голову в духовку, — улыбнулась она.
— Окей, Сильвия Плат (прим.пер. — здесь имеется в виду самоубийство американской писательницы и поэтессы Сильвии Плат, когда она открыла газовый кран и засунула голову в духовку)
Она подняла рукав кофты и показала мне татуировку, которую я раньше у нее не видела. Мне пришлось наклонить голову набок, чтобы прочитать надпись.
— Я хочу.
— Да, это отсылка к фразе из ее книги «Под стеклянным колпаком» — «Я есть, я есть, я есть». Меня в любой ситуации выручает мысль о том, сколько всего мне еще стоит испытать. Я хочу путешествовать, пробовать новые блюда, целовать красивых мужчин, покупать красивую одежду. Я хочу жить, потому что я все еще много чего хочу.
Я слабо улыбнулась, вспоминая Дариуса, рассказывавшего мне, как сильно Фиг хочет мою жизнь.
— Пошли с нами в парк! — предложила я. — На улице так хорошо.
Я отодвинула штору, впустив в комнату яркий солнечный свет. Фиг поморщилась, притворяясь, что свет ее обжигает.
— Нельзя светить с утра пораньше!
Она отползла в сторону. Ее кофта немного задралась наверх, и я разглядела выступающие кости позвоночника. Сколько же килограмм она сбросила? Я пыталась вспомнить, как она выглядела, когда только переехала.
— Сначала завтрак! — объявила я, двигаясь по направлению к кухне. Много масла, бекона и сметаны. Мерси вбежала в комнату в пижаме, и я предложила ей помыть фрукты.
Она поколебалась с минуту, но потом весело закивала.
Глава 39. Третий лишний
Когда Дариус работал допоздна, я вела Мерси в парк поездов, крошечное местечко, окруженное деревьями, у подножия холма. Мерси была еще слишком мала, чтобы играть на турниках или взбираться на ярко окрашенные скульптуры, как это делали другие дети. Когда-нибудь в будущем. А пока что мы гуляли среди кустов и мягкой травы. Там же была песочница, в которой Мерси могла торчать часами — в основном она ела песок или терла им глаза, а потом визжала. Этот парк был нашим потаенным местом. Были парки и ближе, но именно этот стал нашим любимым. В этот раз я решила отвезти туда Дариуса. Оглядываясь назад, не знаю, чего я ожидала от него в тот день. Внезапной любви к месту, с которым его ничего не связывало? Простой реакции? Возможно, я думала, что мы все обретем там особую связь — в таком случае, мне не стоило брать с собой Фиг.
— Палк поездов! — пролепетала Мерси с заднего сиденья. Меня передернуло. Поезда приняли совсем другое значение для меня с тех пор, как Фиг переехала в дом по соседству. Я больше никогда не смогу смотреть на них, как прежде.
— Хорошо, что ты ее позвала, — Дариус взглянул на меня искоса. Его пальцы постукивали по рулю в такт песне, играющей по радио.
— Но... — начала я.
— Сегодня наш семейный день. Я думал, это означает, что мы должны проводить время с членами нашей семьи, а не с чокнутыми, которые хотят ее украсть.
— Какого черта, Дариус? — я слегка толкнула его в грудь рукой и засмеялась. Он это серьезно или Фиг стала нашей дежурной шуткой?
— Хорошо, она не так уж плоха.
Дариус посмотрел в заднее окно. Фиг по-прежнему следовала за нами в своем сверкающем белом авто.
— Она слегка назойлива, — признала я.
— У нее отсутствуют социальные границы, она обожает копаться в своей голове...
— Хорошо, — сказала я, — но, по крайней мере, ей не все равно. У нее доброе сердце.
— Что ты понимаешь под добрым сердцем?
— Да брось ты! Разве ты не должен быть тем самым, кто видит сквозь дерьмо других? Кто находит человечность?
— Это так, но она просто носит маски. Можно годами копать, но ты все равно не узнаешь, какая она на самом деле. Она сама себя не знает. И именно поэтому она так помешана на тебе.
Дариус всегда говорил, что женщины липнут ко мне, потому что знают, кто я и хотят узнать все подробности. Будто у меня есть какой-то тайный рецепт, которым я могу с ними поделиться. Я-то знала, кто я, но не имела понятия, кто они.
— Ладно, — согласилась я, — это я могу принять. Но мне все равно. Ей от меня что-то нужно, и я хочу помочь.
Он подвинулся ко мне и сжал мое колено.
— Ты — последний хороший человек на планете.
— Сомневаюсь, — ответила я. В душе я сияла от комплимента.
Час спустя я сидела на траве и наблюдала, как они... Как бы это назвать? Играли? Что же тогда не давало мне покоя? Тот факт, что он только что говорил о ней гадости в машине, а сейчас вел себя, будто они на свидании? Или это было странное чувство, которое я пока что не могла понять? Я вытянула ноги и протянула Мерси лопаточку, на которую она указывала.
— Слова, малышка, вместо того, чтобы указывать на вещи.
— Шпасибо!
— Ты такая воспитанная! Мама тебе об этом говорила?
— Да! — ответила Мерси, не глядя на меня — она была слишком занята песком. Слишком занята... глядя на что-то другое.
Я снова стала за ними наблюдать. Дариус бросал мяч Фиг. Он изогнул руку, как показывают по телевизору, поднял ногу. Она запрокинула голову и рассмеялась. Он настоял, чтобы мы взяли с собой биту, и он смог научить Мерси технике удара. Однако, он ни разу не взглянул на нее с тех пор как мы вышли из машины. Химия между ними была такой странной. Я наблюдала, как Фиг выгнулась, держа биту в руках. Она улыбалась, что было для нее так нетипично. Ее, казалось, окружала атмосфера легкости. Я никогда не смотрела ни одной баскетбольной игры в своей жизни, но даже я была уверена, что игроки не выставляют свои задницы, как это делала она.
— Фу...Что вообще происходит? — пробормотала я сквозь зубы. Я никогда не была ревнивой, что раздражало Дариуса. Иногда он хотел, чтобы я обрушила на него бурю эмоций, совсем как он. Ему нужно, чтобы мы были квиты.
— Фуууу! — Мерси не смотрела на меня, пока возилась с песком, повторяя слово снова и снова, пока я не засмеялась. Если бы Дариус услышал Мерси, он бы ни за что не замял этот разговор. Если бы услышал, но это невозможно, потому что он слишком занят флиртом с женщиной, которую называл чокнутой. Что он там говорил про семейный день?
К чему же все это сводилось? Дариус любил тех, кто любил его? Большую часть времени он напоминал щенка, вечно нуждающегося во внимании. В отличие от меня, он не видел в этом слабости. Люди, которых он ненавидел еще пять минут назад, становились его лучшими друзьями, после того, как называли его красивым и умным. А чего стоит его выбор профессии, эдакий всезнайка-доктор, который видит вас насквозь. Пациенты его боготворили, а он сидел в своем кресле винного цвета, которое я купила для его кабинета, и смаковал их слова. Будь мужиком, а? Не изменяй себе, перестань купаться в восхищении.
Но Фиг — Фиг была умной. Она поняла его удовольствие от оказанного ему внимания. Она играла его верностью ко мне, всегда принимая его сторону и изображая меня большим и страшным волком. Я уже не знала, кто управлял нашими жизнями. Уж точно не мы.
Дариус заметил мой взгляд и помахал.
— Поиграй с нами! — позвал он. Я улыбнулась и покачала головой, указывая на Мерси. Фиг посмотрела на меня. Я продолжала улыбаться. Не позволю ей увидеть мою реакцию на ее поведение, не покажу своей слабости. Какого черта? В жопу такой семейный день. Он хочет, чтобы я оставила ее в песочнице одну и присоединилась к их игрищам? Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Ты просто принимаешь все слишком близко к сердцу, сказала я себе. Но так ли это на самом деле?
— Эйвери терпеть не может спорт, — заявила Фиг. Я уже почти встала и пошла играть с ними, но поняла, что мне не нужно никому ничего доказывать. Мое сердце отозвалось болью, когда Дариус рассмеялся ей в ответ. Я была поводом для их шуток. Меня затошнило от этого. Я была в его команде. Членов своей команды не пристало выставлять на посмешище.
Я старалась сдержать слезы, когда пришло время звать их на обед. Сколько они играли в баскетбол? Сорок минут? Час? Фиг смотрела на Дариуса как кот на сметану. Я заметила, насколько облегающим был ее топ, как ее крохотные сиськи проглядывали через ткань. На ней не было лифчика. Расставляя контейнеры с едой, я прокручивала в голове все малейшие детали и притворялась, что все в порядке. Нет, это не плод моего больного воображения. Они смеялись, прикасались друг к другу, обменивались взглядами, будто это они были на свидании, а я была третьей лишней. Они сели на траву, их громкая болтовня притягивала взгляды других. Я не могла на них смотреть, поэтому сосредоточилась на еде для дочери. Нужно поговорить с друзьями об этом, мне необходим свежий взгляд на ситуацию. Они мне сразу скажут, если я вообразила черт знает, что. У меня было много вопросов. В какой момент я стала третьей лишней? Как давно они трахаются?
Глава 40. Свет тела
— Что происходит? — спросил он, как только мы зашли домой.
Я покачала головой, с трудом сдерживая слезы и стараясь не разбудить спящую на моих руках Мерси. Я не произнесла ни слова всю дорогу домой, просто смотрела на проносящиеся мимо машины. Знаю, знаю, очень по-взрослому. Когда я зашла на кухню, он уже стоял там, уставившись на свои ноги. У него такие маленькие ступни, с горечью подумала я. Мне было смешно от моих детских мыслей. К примеру, если Фиг трахалась с ним, то могла бы выбрать и получше... в длине и ширине. Да и вообще, куда подевался Джордж? Разве он не должен приползти к ней, моля о прощении?
— Твою мать, Дариус, что это было? — заорала я. Изначально я собиралась усадить его в кресло и спокойно все обсудить — так делали взрослые в случае конфликта. И вот я, вся красная, стою на кухне и ору. Типичная я. Я представила Фиг, подслушивающую снаружи, и смягчила свой тон. Боже мой, как мы дошли до такой жизни? Когда моя жизнь стала чужой?
— О чем ты? — он выглядел сбитым с толку.
— Ты и Фиг, вы весь день флиртовали друг с другом.
— Ты сошла с ума! — сказал он. Он знал, знал, как я ненавижу эти слова. Это был прямой удар. Я бросила бутылку с водой ему в голову, но он повернулся, и бутылка пронеслась буквально в дюйме от него. Черт, надо поработать над меткостью.
— Не называй меня сумасшедшей. Если назовешь, то я отрежу твой член, пока ты спишь, и покажу тебе, что такое сумасшествие! — он вытаращился на меня. — Я не слепая. То, как ты поступил, совершенно неприлично и оскорбительно.
— Что? Ты о нашей игре в бейсбол? Я приглашал тебя поиграть с нами!
— А я не хотела. Но это не означало, что ты можешь вот так избавиться от своей семьи и провести весь день, флиртуя с женщиной, которую ты называешь чудачкой.
Его лицо полностью изменило свой цвет. Оно позеленело, приобрело цвет гниющей киски, выдумывающей все новые и новые отговорки.
— Ты права. Я заигрался. Я люблю бейсбол, и мне нечасто удается выбраться и поиграть.
Я моментально смягчилась. Вот всегда так со мной — вся жизнь была микроволновкой, а я — гребаным куском сливочного масла.
— Извини. Она флиртовала с тобой. Просто... кое-что из твоего прошлого...
— Знаю, — признал он, — но я никогда не причиню тебе боль. Ты — мое все. Я никогда не изменю тебе, Джолин.
Он обнял меня. Чувство вины было столь сильным, что я заплакала. Что со мной не так? Вспылить вот так... обвинить Дариуса.
— Ты устала, слишком много работаешь. Я рад, что ты почти закончила книгу и можешь взять перерыв.
Он был прав. Я устала.
Я себя вымотала. Нужно поговорить с моим издателем, сказать, что мне нужен перерыв перед тем как я начну работать над следующей книгой, побыть с семьей. Он гладил меня по спине до тех пор, пока я не перестала плакать.
— Она влюбляется в тебя, Дариус. Если уже не влюбилась.
— Ты не представляешь, как неудобно мне от этой мысли. Я больше не буду с ней переписываться, Джо. Я пытался быть вежливым с ней...ради тебя, потому что она тебе нравится.
Я знала, что он не лжет. Он никогда не был супер-общительным. Он старался ради меня, но в глубине души был интровертом и домоседом. В этом не было его вины, только моя. Я вечно находила людей, нуждающихся в помощи, а моя семья страдала от этого.
Я глубоко вздохнула и кивнула.
— Не делай ей больно, не заставляй ее чувствовать себя покинутой. Но что-то точно должно измениться.
Мне хотелось ущипнуть себя за запястье, но я удержалась. Я — взрослый человек. Я могу справиться со всем сама. Дариус пошел в нашу спальню.
— Думаешь, Джордж знает? — спросила я, но он уже ушел, осторожно закрыв за собой дверь.
Я поставила кофе и подошла к моему макбуку. Часы, привезенные из Лондона в прошлом году, тикали над раковиной. Думай, Джолин. Я взглянула на экран компьютера. На моей заставке было фото Мерси, двигающееся из верхнего правого угла в нижний левый. Я дотронулась до мышки, и Мерси исчезла. Вместо нее появилось множество вкладок, оставленных мной с утра. Мне нужно было поработать, но я не могла ни на чем сконцентрироваться. Мой мозг задыхался, работал на износ, но все же... что-то в этой истории не сходилось. Что?
Музыка, которую я слушала утром, осталась поставленной на паузу на экране компьютера. Я снова включила ее и налила себе кружку. И тогда мне пришла в голову идея зайти на профиль Фиг. Она была у меня в друзьях, но я никогда не интересовалась им. Означало ли это, что я самовлюбленная или слишком занята? Ничего это не означало! Ты просто не шпионишь по чужим страничкам. Следить за Фиг в соцсетях было делом Дариуса. Я всего лишь слушала его нытье. Ее фотография профиля осталась неизменной — корона из цветов из Снэпчата, кожа будто припорошена золотом. Она слушала песню, пока я прогуливалась по ее профилю, что-то из Барбры Стрейзанд.
У нее было много плейлистов, по крайней мере десяток. Я нажала на несколько самых новых, сделанных с тех пор как она переехала в соседний дом, и стала листать песни. Келли Кларксон! Разве она еще популярна? Я думала, она теперь счастлива — замужем, с парочкой пухлых младенцев. Фиг была заядлой фанаткой попсы, особенно плаксивых женских голосов с электронным битом. Я прочитала тексты некоторых песен, которые были мне незнакомы. Мне это быстро наскучило, но вдруг пара строк завладела моим вниманием. Туман наивности ушел, и в моем мозгу что-то переключилось, словно кубик Рубика, когда делаешь последнее движение и вот все цвета там, где им надлежит быть. У каждой песни была одна и та же тема. Тема, которая мне не то чтобы нравилась.
Я влюблена в тебя
Не знаю, что делать, ведь ты принадлежишь другой
Уйди от нее, будь со мной
Мое сердце разбивается, когда я вижу тебя с ней рядом
Может, в другой жизни...
И так далее, и так, твою мать, далее. Я с силой захлопнула Макбук, подняла чашку остывшего кофе к губам, так к нему и не притронувшись. Я представляла, как широко, должно быть, были открыты мои глаза сейчас, словно открытые окна. Я именно так и напишу об этом «вау» моменте в книге. Я загружала эту непрошенную информацию в свой мозг, кусочки пазла тихонько складывались в единое целое. Я ведь следила за ней, когда она была с ним рядом, разве нет?
Женщины могли одним взглядом рассказать целую историю. Приглянувшись, можно все увидеть — блеск, пустая чернота, медленное моргание, быстрое. История, целый экран эмоций... Глаза могут давать либо хорошее, либо плохое предчувствие. Что говорил Дариус о глазах Фиг? Вы когда-нибудь наблюдали, как влюбляется психопат? Сплошной идеализм, пьяные эмоции, они видят лишь то, что хотят видеть. Я следила, как она смотрит, разговаривает и смеется, когда знала, что он на нее смотрит. Это было однозначно помешательство, никак не любовь. Я чувствовала себя виноватой, ведь Фиг говорила, как мне повезло. Я видела серьезность в ее глазах, когда она говорила, как будто спешила со мной этим поделиться. Меня беспокоило, что у меня есть что-то, чего она лишена. Любовь, внимательный муж... Разве Джордж не был постоянно таким... отсутствующим? Мне не хотелось хвастаться ей в лицо. Я и не прикасалась к Дариусу, моему собственному мужу, когда она была рядом и пялилась, словно хищник. Мне не хотелось ранить ее и сыпать соль ей на рану. Невозможно же контролировать, в кого влюбляешься. Я знаю, что ты думаешь, но не виню тебя — что-то вроде того.
Рассказать Джорджу? Нет, я не так уж хорошо его знала. Он никогда не появлялся, даже когда мы его приглашали, а его реакцию на мои мысли предугадать было и вовсе сложно. Фиг почти не говорила о нем, а при малейшем упоминании сразу меняла тему. Иногда мне казалось, что она хочет разграничить нас и Джорджа. В любом случае, это касается исключительно Дариуса и меня. Да, я жена с гиперактивным воображением. Я громко рассмеялась. Глаза... Невозможно узнать чью-то историю, посмотрев им в глаза? Или...?
Глава 41. 212
Я корила себя за свою реакцию в парке. Дариус вел себя с ней по-другому. Когда она приходила в гости, он выходил из комнаты. Он проигнорировал мой совет и резко изменил отношение к ней. Она прямо спросила меня однажды, чем она его обидела.
— Не обидела, — ответила я, — у него просто сейчас много стресса. Он так привык к облегчению ситуации других, что не знает, что делать с собой.
Мне не хотелось, чтобы она чувствовала себя одинокой. Мне бы хотелось, чтобы он немного улучшил свою тактику общения с ней. По правде говоря, Фиг следовало научиться полагаться на свой круг людей, а не на мой.
В четверг утром Фиг пригласила меня на чай. Чай! Очень по-британски. Мерси начала ходить на полдня в маленькую частную школу, а я заканчивала редактировать новый роман. Я никогда не была у нее дома, и мне было до жути любопытно. Я набросила любимый кардиган из серой шерсти, достающий мне до колен, и вышла через заднюю дверь. Я была рада отвлечься. Я словно сидела у телефона и ждала звонка о моем отце, которому становилось только хуже в последние пару недель. Я повторяла его слова про себя снова и снова, надеясь получить какое-то успокоение. Все умирают. Смерть была частью жизни, то, с чем рано или поздно сталкиваются все.
Щеколда от ворот в сад Фиг заржавела. Мне потребовалось толкнуть ворота, чтобы они со скрипом открылись. Дверь во двор дома Фиг была стеклянная, и за секунду до того, как она заметила меня, я увидела, как она стояла, опираясь на столешницу, и смотрела куда-то на пол. Меня посетила мысль, что она, возможно, инопланетянка, а не человек, но я лишь посмеялась над собой. Это влияние Дариуса с его пропагандой против Фиг. Именно Дариус рассказал мне, что каждый раз, когда я рядом, Фиг смотрит на меня нереально широко открытыми глазами, не мигая. Я никогда этого не замечала, а теперь мне было не по себе, как будто она загружала информацию в свой мозг. С нашей стороны было так жестоко разговаривать о ней за ее спиной. Она мне нравилась, но уж больно точными и смешными были наблюдения Дариуса. Она, наверно, и не подозревала, что кто-то считает ее странной, а может, и подозревала. По ней никогда не скажешь.
— Привет! — сказала она, открыв дверь. — Подкрадываешься ко мне, словно сталкер.
Я рассмеялась, потому что... Вообще-то...
На кухне было тепло. Я сняла кардиган еще до того, как она закрыла за мной дверь и повесила его на спинку стула. В раковине виднелись две чашки, тарелки и ложки.
— Джордж?
— Вегас, снова работа.
Ее слова звучали обрывисто. Я решила не продолжать этот разговор. Мне нравилось, когда люди рассказывали мне о том, что любят. Джордж был больным пятном в ее жизни. Она притворялась, что ее муж не существует. Дариус тоже думал об этом. Каждый раз, когда речь заходила о Джордже, они смотрели на меня пустым взглядом, будто не знали, о ком я говорю. Бедняга Джордж, он казался не таким уж плохим.
Я уже собиралась спросить ее о сайтах, над которыми она работала для моих друзей, но вдруг остановилась как вкопанная. Прошла всего лишь доля секунды, но Фиг уже что-то почувствовала. Она чувствовала запах перемен подобно лисе. Ее глаза увеличились, она стала теребить кувшин с молоком, который держала в руках.
— Какой чай будем сегодня пить? — радостно спросила я, повернувшись к ней. Ее остренькие маленькие плечи напряглись, в то время как взгляд бегал по моему лицу. Я улыбнулась и сделала комплимент ее кухонному столу, который, к счастью, был на другом конце комнаты рядом с...
Моей жестяной коробкой, моей кулинарной книгой, и тремя маленькими вазами с розовым цветком в каждой. Совпадение? Ха! Мое сердце бешено стучало, но я кивнула, когда Фиг предложила мне тур по дому, который включал в себя:
мою несуразную башню Спейс-Нидл в ее гостиной
мой стул с анималистичным принтом в ее фойе
мой каменный череп на ее книжной полке
мою металлическую корзину с одеялами
мой кремовый мягкий плед на стуле
мою лампу
мою кровать
картины из моей гостиной у нее на стенах.
Когда мы дошли до гостевой ванной, меня чуть не вырвало. Дариус был прав насчет краски. Ее ванная была покрашена в металлический цвет морской волны, того же самого цвета, что и фальшивая картинка из Инстаграм, которую он опубликовал. Может ли это быть совпадением? Сколько раз можно на него ссылаться, прежде чем поймешь, что здесь что-то большее? Финальный удар обрушился на меня, когда мы дошли до ванной комнаты в ее спальне. Ее душевая занавеска была точной копией моей. Я делала свою на заказ и, насколько мне было известно, таких больше не выпускали. Удар от кита, плавающего под водой и готового проглотить корабль, был смягчен одеколоном Дариуса на полочке. У меня перехватило дыхание. Она видела мои глаза, побледневшее лицо, и, клянусь, я могла почувствовать ее мысли в этот момент, выходящие из-под контроля. Я ждала лжи, отговорки — чего угодно — но Фиг выбрала молчание. Она вывела меня из спальни через холл обратно на кухню, где закипал чайник. Я прислонилась к столешнице, не зная, что делать дальше. Притвориться больной? Остаться и притвориться, что все в порядке? Устроить разборки здесь и сейчас? Я совсем запуталась.
Она изображала занятость на другом конце кухни, склонившись над чайными пакетиками и чашками. Я слушала позвякивание фарфора несколько секунд, а потом сказала:
— Фиг, что делает одеколон Дариуса у тебя в ванной?
Она замерла, собираясь взять чайник. Она повернулась с улыбкой, замершей на лице.
— Одеколон Дариуса?
— Да, бутылочка «212», которую я там заметила.
Она продолжила колдовать над чаем.
— О, это Джорджа. Я нашла ее под раковиной. Мы были в Nordstrom (прим.пер. — сеть американских магазинов класса люкс) когда-то давно, и кто-то раздавал бесплатные образцы. Ему понравился запах, и он захотел одеколон. Я не знала, что у Дариуса такой же.
Она отвернулась, оставив меня обдумать ее слова. Я точно знала, что в Nordstrom этот одеколон не продается. Вообще-то, я заказала его для Дариуса из европейского онлайн-магазина. Почему же она врала?
По моей спине пробежал холодок. А вдруг это одеколон Дариуса? О, боже. Я взяла кружку чая дрожащими руками. Я покупала его годами. «212» определенно не увидишь в каждом магазине.
— С тобой все в порядке? — спросила Фиг, наклонив голову на бок. — Ты дрожишь как я после химиотерапии.
Она рассмеялась. Отвлечение внимания! Отлично!
— Да, просто переживаю за отца. Ты ходила к врачу? Что он говорит?
Каждый раз, когда я касалась темы рака, она отказывалась смотреть мне в глаза. Она смотрела на пол и отчаянно пыталась не отвечать на вопросы.
— Ну, знаешь, все по-старому...
— А результаты анализов хорошие? Или они что-то обнаружили?
— Что-то будет всегда — мне так сказали. Но я буду в порядке, буду бороться. Вообще-то, большую часть времени я не в порядке, просто пытаюсь выжить. Я много думаю о смерти...
Ее голос оборвался, и она уставилась в свой чай. Если бы я не привыкла к ее словам, я бы точно купилась. Она использовала эту прекрасную тактику отвлечения внимания в любой ситуации. И вот вы уже отвлеклись на переживания о ней, что забыли о том, что она не ответила на ваш вопрос.
— Опухоль доброкачественная? — я решила попробовать что-то более прямое.
— Мне еще предстоят анализы в следующем месяце.
— И тогда скажут, доброкачественная ли опухоль?
Она пожала плечами. Я взглянула на часы.
— Мне пора. Спасибо за чай.
Глава 42. Преследуя сталкера
Вернувшись домой, я закрыла дверь на задний двор на замок. Раньше меня это не волновало, и Дариус нередко напоминал мне об этом. Он говорил что-то вроде «Кто-нибудь возьмет и зайдет сюда и...»
«И что?» — отвечала я. Никто не хотел вслух произносить слова вроде «изнасилование». Я знала, что он был прав, просто всегда отличалась упертостью. Я решила закрыть дверь на замок не из-за страха насильников или воров. Я заперла ее, потому что не знала, что только что произошло. Что мы впустили в нашу жизнь.
Я была очень ранима в детстве. Мама называла меня «нежное сердечко», а отец сажал к себе на колени после того как я заливалась слезами, увидев бездомного на улице. Никто меня не укрывал от мира, они хотели, чтобы я все видела сама. Когда я спрашивала о причине страданий, они отвечали одно и то же — потому что у всех свои недостатки, а справедливости не существует. После этого я выискивала трещинки в людях, все то, что делает мир несправедливым. Мне так хотелось избегать таких людей, если вдруг и мне передастся их несовершенство и несправедливость. Это и было моей собственной трещинкой. Я искала недостатки в других, а это и было несправедливо, в то время как у меня была целая куча. Вместо этого я решила смотреть на хорошее, милое и чистое. Если присмотреться, то всегда можно найти что-то хорошее, за что можно любить людей. Я была ребенком с принципами. Лет с шести до шестнадцати у меня их была целая куча, но самым близким была поддержка тех, у кого нет друзей. Да, садись рядом со мной. И все садились, потому что людям важно сидеть с кем—то рядом. А вскоре люди сели мне прямо на шею. Жить становится все тяжелее, особенно когда люди осознают, что ты хочешь взять на себя часть их ноши.
Лучшим способом справиться с этим было бы отстраниться от всех. Нет, не садись рядом, мне нравится быть в одиночестве. Я так и поступала какое-то время. Люди чувствуют твою доброту, даже когда ты ведешь себя как идиот, чтобы отпугнуть их. Дариус был первым, кому я разрешила сесть рядом, он бросил мне вызов, поэтому деваться было некуда. После этого рядом садились и другие, но на шею никто не садился в этот раз. Я снова кое-как переместилась в зону дружбы, но никто этого не заметил. К тому времени как Фиг переехала в соседний дом, я снова впустила в свое сердце ту девочку с принципами. Я разрешила ей присесть рядом. Я всего лишь хотела взять на себя часть ее груза и дать ей понять, что все будет хорошо.
Но ситуация вышла за рамки нормальной. То, что я увидела в соседнем доме, нельзя назвать нормальным.
Я достала телефон, чтобы позвонить Дариусу. Он не брал трубку, и я отказалась от этой идеи. Может, все это просто в моей голове. Я — писательница. Возможно, мне просто стало скучно, и я кое-что преувеличила. Может, я сошла с ума, но потом память вернула меня в тот день в парке, песни, которые я нашла в ее плейлистах. Я больше не могла игнорировать эту ситуацию, как бы мне этого не хотелось.
Я открыла ее аккаунт в Инстаграме, прокручивая профиль вниз в поисках фотографий, на которые мне указал Дариус, а потом и Аманда с Гейлом. Я игнорировала их слова, но не потому, что сама не видела сходства, а потому что мне было наплевать. Мы же сами постоянно кого-то копируем, разве не так? Мы видим фотографии знаменитостей в джинсах с высокой талией и покупаем такие же. Мы скачиваем музыку, которую слушают наши друзья. Мы — поколение «увидел, захотел, купил». Но здесь все было по-другому, более зловеще. Я дошла до самых первых ее фотографий два года назад — зернистые, бежевые фото, что-то очень депрессивное. Ничего страшного, не все начинали с высокохудожественных фото в Инстаграме. После ее переезда в соседний дом ее Инстаграм полностью изменился. Она изменила стиль своего профиля в подражание мне, у ее фотографий были такие же белые рамки. Копировала она и ракурсы — половина Колеса Обозрения Сиэттла в верхнем правом углу, фруктовые ларьки на Пайк-Плейс-маркет (прим.пер. — общественный рынок в Сиэттле, одна из туристических достопримечательностей города), фотография редиса, снятая вблизи, закаты, фото блузки, которую я заприметила в магазине, желтое здание, впереди которого мы устраивали семейную фотосессию, медуза в аквариуме... В ее Инстаграме было все, и каждая фотография сделана спустя пару дней после моей. Но почему? Она вообще осознавала, что делает?
Когда Дариус пришел домой в тот вечер, я рассказала ему обо всем, начиная с безделушек у нее на кухне и заканчивая его одеколоном.
— Ты уверена, что такой же, как у меня?
— Дариус, ты им пользуешься вот уже четыре года. Я тебе его купила. К тому же, мне приходится его заказывать с чертовых куличек!
Я мерила шагами гостиную, положив руки в задние карманы брюк. Резко обернувшись, я посмотрела на него, ожидая увидеть его реакцию. Он сидел на диване, опустив голову, болтая руками между ног.
— Мне сейчас до того неудобно, что я не знаю, что сказать, — он взглянул на меня, и я почувствовала себя виноватой. В этом нет его вины. Я подумала о своих сомнениях относительно него, какой злой и обвиняющей я становилась. Я была неправа, обвиняя его за то, что сама привела в дом.
— Сейчас тебе станет еще более неудобно, — сказала я, подняв палец вверх.
Я подошла к своему Макбуку и нашла плейлист, который составила. Я хочу проиграть каждую песню, чтобы он, наконец, все понял.
— Послушай! — я проиграла все песни, Дариус сидел рядом и внимательно слушал.
— Думаешь, эти песни обо мне? — отрывисто спросил он.
Я кивнула.
— Слова, Дариус. Все эти песни о том, что она влюблена в кого-то, кто ей не принадлежит. Она думает, что я — корень всего зла, и тебе нужен кто-то лучше — а именно, она. Добавь сюда одеколон, ее поведение, когда ты рядом, ее Инстаграм! Посмотри — она опубликовала четыре фотографии с тобой. Только с тобой. Меня нет ни на одной фотографии. Почему же она размещает фото с чужим мужем в своем профиле? Это ненормально.
Он не ответил. После того, как месяцами Дариус твердил, что Фиг копирует каждое мое движение, я рассчитывала на другую реакцию. Что-то здесь было нечисто.
— Дариус, что произошло между вами? Скажи мне правду.
Он выглядел встревоженным. Задетым? Я только что сделала то, что еще пять минут назад пообещала себе не делать. Что за неразбериха творится у меня в голове! Я сразу же извинилась. Нельзя вот так продолжать его обвинять. Я заплакала.
— Прости меня. Такой странный день... Твой одеколон...
Он обнял меня прежде чем я смогла закончить предложение.
— Все в порядке. Она сошла с ума, и я не виню тебя за твое состояние. Но это не я, Джо. Она хочет обладать всем, что принадлежит тебе, а я лишь продолжение списка.
Я кивнула, вдыхая его запах. Я обожала его запах, без одеколона. Как я могла сомневаться в нем? Он так хорошо относился ко мне и Мерси. Воздействие Фиг Коксбери было едва заметным, но, когда чье-то присутствие влияет на ваши семейные отношения, пора это прекратить.
— Что ж, приятно чувствовать свою правоту относительно краски, — сказал он. Я слегка толкнула его в ребра. — Помнишь, когда пришла посылка с занавеской для душа, она спросила, что ты заказывала, потому что увидела коробку у двери?
Я кивнула.
— Ты отправила ей фотографию занавески. Я сказал тебе не делать этого, потому что она купит такую же...
Я смутно это помню. Я не сказала ей, где купила занавеску, а просто отправила фотографию, когда повесила ее. Я рассказала об этом Дариусу, а он лишь покачал головой, будто я была такой наивной.
— Джо, можно гуглить по фото. Просто вставить картинку — и вуаля!
— Она могла посмотреть, что за фирма, когда зашла к нам.
— Тоже верно! — согласился Дариус.
— С ума сойти, Дариус! На сайте, на котором я заказала душевую занавеску, есть пять тысяч изображений китов, но ей понадобилось купить именно эту!
Он пожал плечами.
— Потому что у тебя такая же? Потому что она не знает, кто она, и использует тебя в качестве карты желаний.
— Карта желаний... С ума сойти.
— Тебе нужен перерыв. Не приглашай ее какое-то время. Ты сейчас все равно занята. Твой отец болеет, нам предстоит путешествие. Забудь о Фиг. Не преследуй сталкера. Пусть будет сумасшедшей, только на расстоянии.
Он погладил мое лицо, а я кивнула. Он был прав. Я не могла позволить себе сейчас ввязаться в эту эмоциональную чепуху. Мне нужно сосредоточиться.
Глава 43. Геймер
Одним дождливым днем я встретилась с Дариусом в супермаркете во время его обеденного перерыва. Нам предстояло выбрать велосипед для Мерси на Рождество. В этом и заключалось одно из самых прекрасных качеств быть родителями — нашей малышке уже нужны колеса. Я увидела его, когда подбегала ко входу в магазин — дождевик я оставила дома. Его воротник был поднят, он положил руки в карманы и смотрел в сторону парковки. Я почувствовала себя такой счастливой и влюбленной. Мы выдержали столько бурь, мы так много боролись за право быть вместе. В нашей любви было столько достоинства. Зайдя внутрь, мы бродили между рядов, бросая в тележку ненужные мелочи. Мы были в хорошем настроении. Уже на кассе мы обнаружили, что забыли про велосипед.
— Это все твоя вина! — пошутила я.
— Да-да, разумеется. Это я увидел диванные подушки и забыл обо всем на свете.
Я рассмеялась.
Дариус заканчивал оплату карточкой, когда я услышала ее голос позади меня.
— Вы так и будете притворяться, что не увидели меня?
Я обернулась и увидела Фиг и ее тележку, уже набитую пакетами. Я подумала, что она шутит, но на ее лице не было и следа улыбки. На ней не было макияжа, а волосы свисали сосульками и выглядели немытыми.
— Теперь я тебя вижу, — сказала я, улыбнувшись, — Привет!
Ее взгляд был направлен на Дариуса. Я взглянула на него, крепко сжав мой стаканчик из Старбакса. Он что, увидел ее и проигнорировал?
— Ты увидела меня, но притворилась, что нет.
Теперь она смотрела на меня.
— Я не заметила тебя, извини.
Я повернулась к Дариусу.
— Ты ее видел?
Он ставил пакеты в тележку, даже не взглянув на меня.
— Дариус?
Он тряхнул головой.
Обернувшись, я не увидела Фиг, лишь пустое место. Я посмотрела на дверь, и увидела, как она выходит из магазина.
— Что за чертовщина?
— Она сошла с ума, — ответил он, нахмурившись.
— Ты ее видел?
— Нет, — твердо сказал он. — Вообще не видел.
— Зачем она так поступает? Вы что, поссорились?
— Нет.
— Дариус, хватит!
Он остановился прямо посреди улицы.
— Что между вами произошло?
— Слушай, я не могу объяснить действия тронутой женщины. Спроси у нее. Все, что я знаю — она бомба замедленного действия.
— Да уж…
Я снова повторяла ее слова про себя. Слова, ее личная история, ее мнения о других. Сначала я подумала, что увидела агонию в ее глазах. Ей нравилась Сильвия Плат, и она находила между ними много общего. Кто, как не маниакально депрессивные личности, мог находить общее с Плат? Суицидники? Никакой агонии и в помине не было, вдруг осознала я. Все это было напускное. Страдание придавало ей важности в ее глазах. Все раны были тщательно отрепетированы, как и ее личность. Она дарила цветы, но сделаны они были из пластика. Такие настоящие, такого чудесного цвета, что ты уже почти веришь в эту ложь. Взамен она брала самую мелочь, мелкие кражи, которые едва заметишь — плейлист, например — все, чтобы сформировать особую связь с тобой. Все думали, что я не видела ее стиль, но это неправда. Я видела и хотела наблюдать за ней. Этим занимаются все писатели — хорошие, по крайней мере. Мы наблюдаем и узнаем что-то новое о всяческих ляпах человеческой природы. Как изящно люди теряют контроль, будто потрепанные края гобелена. Я подумала о головных болях Фиг — они настигали ее всякий раз, когда Дариус был рядом. Какими-то десятью минутами раньше она смеялась, но как только Дариус входил в комнату, ее лицо искажала кислая гримаса боли, будто ей кто-то проткнул висок ножом. Дариус ничего не замечал, но я указывала ему на это позже.
— Серьезно? — обычно спрашивал он. — Как ты думаешь, почему она так меняется в лице?
— Ты у нас психотерапевт.
Он погладил свое лицо.
— В этом ее фишка. Она хочет казаться ранимой, чтобы мы проявили к ней внимание.
— Похоже, это работает.
— Будь осторожней с тем, что ты ей рассказываешь, — сказал он, нахмурившись. — Она...
— Она что? — ляпнула я, о чем тут же пожалела. Он пытался помочь, это я слишком критична. Да и вообще — он психотерапевт. Если он считает, что Фиг слишком серьезно относится к моим словам, значит, так оно и есть. Я подумала о том, что я ей рассказывала о Райане, и меня передернуло. Она подталкивала меня к Райану, потому что хотела заполучить Дариуса? Я видела, как она смотрит на него и как пытается разделить нас, когда мы все вместе. Например, когда мы играли в настольные игры, даже в присутствии своего мужчины Фиг каким-то образом оказывалась в одной команде с Дариусом, и вот эти двое уже затаились на другом конце стола, выдумывая свой план действий. Сначала я думала, что это очень мило. У них одинаковое чувство юмора, цитаты из фильмов, сарказм. Для меня было практически облегчением, что мне больше не нужно притворяться с Дариусом, выискивая цитату из кино, чтобы ответить ему. Насмешки им отлично удавались. Если мне хотелось почувствовать связь с Дариусом, я должна достичь его уровня. У него же не было понятия, как добраться до моего. Фиг, будучи ловким игроком, создавала эмоциональные команды, объединяя других игроков против меня. До сегодняшнего дня меня ее поведение раздражало, но сейчас я увидела ее в новом свете, свете Дариуса, и меня затошнило. Однажды мы были на ужине с Амандой и Холлисом, и я была объектом для шуток — смеялся даже Дариус. Аманда встретилась со мной взглядом и сменила тему. После ужина она взяла меня за руку и прошептала: «Какого черта?»
Позже, уже дома, я вспомнила тот день, когда мы встретили Фиг. День, когда она разговаривала с Мерси в саду. Она была совсем непохожа на теперешнюю себя, с излишним весом и мышиными волосами, ревностная во всем, что она делала. Я пригласила ее к себе, потому что увидела что-то в ее глазах.
После того как Дариус, как обычно, вырубился на диване, я позвонила Аманде.
— Джо, я тебе с самого начала говорила, что что-то с ней не то. Она просто помешана на тебе. Даже Дариус так думает.
— Да, — слабо ответила я, — я просто подумала, что ей нужна подруга, понимаешь...
Я слушала, как сама ее оправдывала, и поморщилась.
— Она тебе не подруга!
— Что ты имеешь в виду? Ты о чем-то знаешь? Рассказывай!
Аманда вздохнула.
— Слушай, я не хочу ни во что вмешиваться. Я знаю, как ты любишь своих протеже. Когда ты была во Франции с Дариусом, она пришла сюда.
— Помню…
Я смутно помнила фотографии у бассейна перед домом Аманды. Фиг выглядела пьяной, и Аманда посмеивалась над ней.
— Она говорила о тебе. Часами. Можешь спросить Холлиса, если мне не веришь. Она все говорила и говорила о том, что вы с Дариусом не должны быть вместе. Я понимаю, она выпила лишнего. Но потом она заговорила о какой-то ложке, которую нашла на пирсе. Что-то про Дариуса и историю, которую он ей рассказал. Она возомнила, что ложка — это знак… Не знаю, это все дурдомом попахивает.
Я налила себе бокал вина, ровно до верху. Бокал был настолько полон, что мне пришлось чуть-чуть наклониться и отпить, чтобы не разлить вино.
— Так знаком чего была ложка?
— Что все будет хорошо? Что все будет так, как она этого хочет? Кто ее знает, эта сучка совсем слетела с катушек.
Я вздохнула. Аманда — моя самая здравомыслящая подруга. Дариус — мой муж. Если оба называют Фиг сумасшедшей, то, видимо, они правы. Так ведь?
Я выпила залпом весь бокал вина. Жуть как элегантно.
— Джолин, пообещай мне кое-что.
— Что?
— Никогда не оставляй ее наедине с Мерси, хорошо?
По моей спине пробежал холодок. Я никогда не оставляла Мерси с кем-то, кроме моей матери, но Фиг так об этом просила, умоляла. Она упорно хотела посидеть с моей дочерью.
— Хорошо, — слабо согласилась я, — но мы же не знаем ничего наверняка, так?
— Джо, она показала нам видео, как ты ругаешься с Дариусом. Она записала тебя на видео.
— Какого черта?
Я вдруг почувствовала огромную усталость. Ради такого нужно разбудить Дариуса. Он должен знать.
— Мне нужно сказать Дариусу. Все становится слишком странно. Я позвоню тебе завтра, идет?
Я повесила трубку, и направилась в гостиную, где Дариус по-прежнему спал на диване.
— Дариус!
Он шевельнулся, открыл глаза и улыбнулся.
— Дариус, нам нужно поговорить. О Фиг.
Глава 44. Змеи
Дом действовал на меня удушающе. Я отключила отопление, открыла окна. Дариус любил, когда дома жарко. Ощущение холодного воздуха на моей коже помогло ненадолго, но затем беспокойство снова обрушилось на меня, гуляло по комнатам, грызло ногти и ждало, когда что-нибудь произойдет. Но почему? Мне было не по себе, потому что соседка зашла слишком далеко? Даже для писателя звучало слабовато. Может быть, мне просто нужна смена пейзажа, нужно замедлиться. Дариус предложил мне работать над книгой в кофейне, поэтому в четверг я положила макбук в сумку и проехала пять миль до Венецианского Кафе. Движение по пути туда было ужасным, но мне так нравились полы, уложенные сверкающей плиткой, и строгий хозяин, ругающий посетителей за использование терминологии «Старбакса». Я раньше писала здесь, когда Дариус только начал принимать клиентов, просто чтобы быть с ним по соседству. Он обычно заходил в кафе во время обеда, и мы ели один яблочный пончик на двоих перед его возвращением на работу. Тогда наши отношения были совсем зелеными. Я целую книгу написала в Венецианском Кафе, и мне хотелось повторить былой успех. Я припарковалась у входа и вошла, предвкушая легкий блеск и расслабленную атмосферу, которая всегда помогала мне писать. Вместо этого, я чуть не врезалась в Фиг, которая несла кофе к своему столику. Она выглядела крайне удивленной, затем быстро овладела собой и поприветствовала меня своим коронным «Ну привет!»
— Что ты здесь делаешь? — спросила я.
Она подошла к столику, где был раскрыт ее ноутбук.
— Работаю. У них лучшие яблочные пончики!
— Правда? — сказала я, облизнув губы. — Надо будет попробовать.
— Ты говорила с Дариусом? — спросила она. Была ли в ее выражении лица некая неуверенность, или мне все привиделось?
— Ну да. Я все время с ним говорю, он мой муж.
— Он только что вышел отсюда, — быстро сказала она. — Взял кофе с собой.
Она убрала прядь волос с лица, и тогда я заметила браслет на ее запястье. Обычный круглый браслет, который сейчас носили все, но меня привлек кулон — маленькая серебряная змея, готовая к нападению.
Фиг не любила змей. Я слышала от нее об этом раз десять. Почему? Потому что мы с Дариусом разговаривали о его бывшей, которая до смерти боялась змей. Фиг тогда сказала: «В этом ничего такого нет, я сама никогда их не любила».
Ее слова звоном отдались в моей голове, пока я смотрела на маленький кулон, побрякивающий на ее запястье. Кто любил змей, так это Дариус! По всему нашему дому были разбросаны тяжелые роскошные издания о змеях. Он предложил купить маленькую змею для Мерси пару месяцев назад, а именно маисового полоза, показывая мне фотографии. У меня была татуировка змеи, дань миру Гарри Поттера и Слизерину в частности. Именно она привлекла внимание Дариуса много лет назад в колледже. Мы были любителями змей, а Фиг — нет. Так почему же на ней был этот браслет? Моей первой мыслью было — потому что она сама змея. Или, возможно, была в нее влюблена.
Я посмотрела на здание, где находился офис Дариуса. Может, мы ошиблись, и она была помешана вовсе не на мне. Она не могла не знать, что он работает поблизости, и пришла сюда ради него?
— Думаю, зайду к нему на работу ненадолго, — сказала я, беря сумку.
— У него клиенты до пяти, — сказала она, — он не сможет с тобой увидеться.
Меня это задело.
— Не знала, что ты нанялась ему в секретарши.
Ее поведение сразу изменилось. Она отвела взгляд, начала копаться в словах.
— Ну...Он просто сказал мне, как занят будет сегодня. Я просто так сказала. Уверена, что ради тебя он отменит все сеансы. Только спеши... — она попыталась отшутиться, но я услышала власть в ее голосе. Я вышла из кафе, ничего не ответив, и отправилась к Дариусу.
Он стоял у стойки ресепшен, когда я вошла, держа в руках бумажный стакан кофе. Он выглядел удивленным, увидев меня, но затем выражение сменилось улыбкой. В приемной никого не было. Я подошла к нему и поцеловала. Он принял поцелуй с нескольким колебанием, и улыбка исчезла с его лица.
— Работаешь по соседству?
— Да. Я только что столкнулась с Фиг. Это ты рассказал ей о Венецианском Кафе?
Что за эмоция только что отразилась на его лице?
— Да, должно быть, как-то упомянул о нем в разговоре.
Он отвернулся и пошел к своему офису. Секретарша смотрела на нас с легким интересом.
— Получается, ты говоришь, что она тебе не нравится, что она сумасшедшая сталкерша, а сам кофеек с ней попиваешь каждый день?
Он запер дверь, и я кинула свою сумку в единственное свободное кресло.
— Я никогда не говорил, что она мне не нравится.
— Не говорил, как же? Значит, ты хочешь, чтобы она не нравилась мне? Есть ли этому какая-то причина?
— Ты что, пришла сюда закатить скандал? Тебе это помогает писать?
Получается, что так. Я проводила ногтем большого пальца над верхней губой и смотрела на него. Вперед-назад, вперед-назад.
— Нет, это помогает мне узнать правду, которую ты что-то не спешишь мне открыть, не так ли?
Дариус посмотрел на часы. Я ему не позволю просто так избавиться от меня. Я подошла к его столу, и он последовал за мной.
— Я думала, у тебя клиенты до пяти. Фиг сказала.
— Отменились.
Его телефон лежал на рабочем столе. Я смотрела на Дариуса и нажала на экран. Целый экран сообщений, и все — от женщин. Среди них я увидела Фиг.
— С кем это ты переписываешься? Я думала, вы с Фиг пока что не общаетесь.
Он продолжал смотреть в сторону.
— Как долго она приходит сюда... работать?
— Я не собираюсь с тобой разговаривать в таком тоне.
— В таком тоне? — я рассмеялась. — Ты имеешь в виду, когда я собираюсь тебя раскусить?
Может, я слишком остро реагировала. Может, я наказывала его за то, что он не поддерживал меня после визита к отцу. Он по-своему пытался — купал Мерси по вечерам, приносил мне бокал вина — просто мне этого было мало. Я была эгоистична, хотела, чтобы люди прогибались и давали мне всю любовь, в которой я нуждалась, а не ту любовь, которую они могли мне дать.
— Хорошо.
Я подошла к двери. Мне нужно было напоследок ужалить его еще раз. В этом была вся я. Я знала, что первоначальная реакция скажет всю правду.
— Слушай, какой у тебя пароль к электронной почте?
Он уставился на меня.
— Ты знаешь мой пароль...
Его лицо превратилось в каменную маску. Мне хотелось бросить что-нибудь ему в лицо и посмотреть, не разобьется ли оно на кусочки. Совсем докатилась. Я отвернулась, прежде чем он смог увидеть мое лицо. Если он мне его не даст, догадаюсь сама.
Глава 45. Стоматолог
Вот некоторые мысли на приеме у стоматолога:
Он определенно знает, что я не пользовалась зубной нитью с моего последнего визита.
Черт. Я буду чувствовать себя виноватой.
Почему он разговаривает со мной, в то время как мой рот широко открыт?
Что это за острая штука?
Обещаю, что буду пользоваться зубной нитью каждый день.
Ненавижу это место!
Мне дали халявную зубную нить!
Которой я никогда не буду пользоваться...
К черту зубного, серьезно. Разве есть люди, которым нравится, когда у них во рту ковыряются пальцы в перчатках? Наверно — я уже ничему не удивлюсь в наши дни. У меня есть правило — если ты засунул какую-то часть своего тела ко мне в рот, пусть это лучше закончится моим оргазмом. Да и вообще, когда у меня в последний раз был оргазм? Мы с Дариусом не разговариваем со ссоры в его офисе. Я уже была в постели тем вечером, когда услышала поворот ключа в замке. Я прижалась поближе к Мерси, которой я разрешила спать со мной, лишь бы его не было со мной в одной постели. Зайдя в нашу спальню, он увидел, что она спит рядом со мной, и вышел. «Скатертью дорожка», — подумала я. Мне нужно больше времени. Я не могла ему позволить выйти сухим из воды. Мне нужно было подумать.
Этим я и занималась вот уже несколько дней. А еще я подбирала пароль к его электронной почте. Ничего не подходило. Я чувствовала, что что-то тут не чисто.
Кабинет стоматолога был в двадцати минутах от моего дома. Увидев полную парковку, я отругала Райана сквозь зубы. Именно Райан записал меня к стоматологу, узнав, что я не была там аж два года. Узнай об этом Дариус, он бы точно сошел с ума. За все годы моего знакомства с Райаном, он никогда не приставал ко мне, но Дариус терпеть его не мог, как и присутствие любого мужчины в моей жизни. Он никогда не записывал меня к стоматологу, хотя, подозреваю, было время, когда он хотел отправить меня к психотерапевту.
Почему именно там? Стоматологов полно на каждом углу, а ты хочешь, чтобы я ехала к черту на кулички!
Я отправила сообщение Райану, увидев адрес кабинета стоматолога. Он знал, что я ненавидела водить машину.
Он мой приятель. Сходи, все будет отлично. К стоматологу нужно ходить всего пару раз в год. Хватит жаловаться.
И я прекратила. Если бы Дариус сказал мне прекратить жаловаться, я бы обязательно подкинула ему повод пожаловаться. А с Райаном я прекратила. К черту все. Что вообще происходит в моей жизни?
Генри Ву был молодым азиатом, только что выпустился из зубного колледжа, или где там их обучают. Он сам пришел за мной в приемную и показал дорогу в кабинет, насвистывая саундтрек из «Декстера». Очень успокаивает, чего уж там. Усадив меня в кресло, он поведал мне, что это самый первый его кабинет, а его дядя дал ему для этого денег в долг. Я поняла, что все-таки не зря проделала такой путь и подумала, что надо будет поблагодарить Райана.
— Откуда вы знаете Райана? — спросил он. Я заметила, как его взгляд блуждал по моему обручальному кольцу.
— Мы познакомились в колледже, но не общались там. Мы подружились уже после окончания. А вы?
— Мы вместе работали в закусочной Logan's. Пиво, орешки, чаевые в два доллара всю ночь.
Я честно попыталась представить Райана-официанта, но не могла.
— Он никогда не разносил еду со своих столиков, и мы все его терпеть не могли, — сказал Генри, и мы рассмеялись. Это я могла представить.
Час спустя не было обнаружено кариеса, и Генри спросил, чем я зарабатываю на жизнь.
Я колебалась с ответом.
— Я писательница.
Я по-прежнему нехотя признавала свой род занятий. Я ненавидела рассказывать о себе. Сказать кому-то, что занимаешься творческой профессией — все равно, что обнажиться. Или признать, что сидела в тюрьме. Сначала на тебя смотрят, будто ты шутишь, а потом хотят узнать, в чем ты провинилась. Потом начинают странно себя вести, не понимая, должны ли они тебя бояться или выглядеть впечатленными. Доктор Ву снял маску и удивленно поднял брови. Я больше не могла так делать — слишком много ботокса.
Я думала, что он стандартно отреагирует и, возможно, задаст пару вопросов о том, что я пишу, но вместо этого он выпалил:
— Уже вторая писательница! Ничего себе!
— В этом районе? — спросила я, выпрямившись. Я могу пересчитать писателей, живущих в Сиэтле, на пальцах одной руки.
— Да, она тоже из Сиэтла. Не знаю, как она меня нашла, я не поинтересовался.
— Как ее зовут?
Мне стало дико интересно. Наверно, какая-то знакомая писательница. Только пара авторов знали мое настоящее имя, и меня такое положение дел абсолютно устраивало.
— Не могу вам сказать, в соответствии с Законом о данных страхования граждан.
Меня это расстроило.
— Она хоть известная?
— Без понятия. Она упоминала туры в поддержку книг, поэтому, наверно, она знаменита. Пишет под псевдонимом.
— Да бросьте!
Я стала вспоминать имена авторов из Сиэттла: Сара Джио, Айзек Марион, кое-кто из Вашингтона, напримен С.Стивенс, С.Л.Дженнингс. Как же я могла пропустить нового автора?
— Она, наверно, постарше, — предположила я. Писательница старшего возраста без аккаунтов в соцсетях — уже похоже на правду. Те, у кого были аккаунты, быстро находили друг друга.
— Нет-нет, она вашего возраста. И выглядит прямо как вы.
Он снял перчатки и надавил на педаль мусорного ведра ботинком.
— Выглядит как я?
Все дело в температуре в кабинете или это у меня по спине пробежал холодок?
— Темные волосы, одевается в похожем стиле, — он посмотрел на мои ботинки. — На ней были ботинки «Доктор Мартенс». Наверно, такая фишка у писателей, потому что они уже сто лет как вышли из моды.
— Похоже, они возвращаются! — улыбнулась я. Осталось проверить одну деталь.
— Она родом из Вашингтона?
Он отрицательно покачал головой.
— Нет. Сказала, что переехала сюда со Среднего Запада.
Теперь мне стало по-настоящему холодно. От пяток до самого сердца, которое внезапно бешено забилось. Я подписала чек, улыбнулась, записалась на следующий визит. Оказавшись в машине, я бросила сумку на пассажирское сиденье и набрала Аманду.
— Это Фиг! — сказала она, после того как я закончила свой рассказ.
Я с облегчением выдохнула. Я так и думала, но боялась сказать это вслух.
— С ума сойти! — недоумевала она. — Я позвоню и представлюсь ей, чтобы выяснить, действительно ли она ходит к этому врачу.
Я не успела возразить, как она уже повесила трубку. Я сидела в машине, и на меня обрушилась волна тошноты. Почему? Ей так хотелось жить моей жизнью, что она пошла к тому же стоматологу! К тому моменту, когда имя Аманды высветилось на экране телефона, мне совсем поплохело.
— Алло?
— Она пациентка. Я записала ее мерзкий рот на чистку.
Я съехала на обочину.
— То есть ты говоришь мне, что Фиг Коксбери ходит к тому же стоматологу — к Ву?
— Ага.
— Хорошо, хорошо, — сказала я, паркуя машину. Я прижалась лбом к рулю. — Но, быть может, это все совпадение, так ведь? Может же быть какая-то другая писательница, которая ходит к тому же стоматологу, Сиэтл ведь большой город!
— Нет, не такой уж большой. Слушай, прекрати уже притворяться дурой! Она хочет твою жизнь. У нее даже стоматолог твой! Пора просыпаться, Джо.
— Хорошо, положим, я проснулась. Что дальше?
— Продай дом. Переезжай в другое место. У нее не все в порядке с головой.
— Я не могу просто так взять и продать дом. Я ведь первая сюда приехала!
— Думаю, она купила дом по соседству, потому что уже тогда была на тебе помешана.
Мы обе замолкли. Что за абсурдная ситуация? Но что, если абсурд окажется правдой?
— Я, я... Мне надо поговорить с Дариусом. Посмотрим, что он скажет. — Я повесила трубку с чувством вины. Я и не собиралась разговаривать об этом с Дариусом. Было несколько важных решений, которые мне следовало принять.
Глава 46. Социопат
Иногда у тебя словно появляется шестое чувство, что что-то не так. Оно сидит в твоем желудке, словно мешок с камнями. Ты постоянно осознаешь, что оно там, но как-то учишься жить с ним. Ты не хочешь быть права. Вместо этого ты скажешь себе, что просто сошла с ума, станешь алкоголичкой, и будешь засыпать каждую ночь со слезами на глазах. Что угодно, лишь бы не столкнуться лицом к лицу с правдой, с собственной правотой. Что он и правда изменяет. С каких пор легче стать сумасшедшей, чем той, кому изменяют? Дело в том, что просто приятнее быть сумасшедшей, чем нелюбимой.
О чем же мы спорили, когда моя жизнь окончательно рухнула? Ах да, о Райане. Чертов Райан! Я не говорила с ним уже несколько недель. Он встречался с какой-то блондинкой и ставил хэштег #свидание под всеми своими фото. Мартини со льдом на блестящей барной стойке. Мне этого хватило, чтобы уйти в тень. Я никогда не скажу кому-нибудь перестать писать мне, потому что я в отношениях, но сама не буду писать кому-то, кто состоит в отношениях. Я слишком любила женщин, чтобы дурачиться с их мужчинами. Я делала кофе на кухне, когда Дариус показал мне фото, которое Райан опубликовал в своем Инстаграм.
— Он это для тебя выложил? — спросил он. Его лицо было зеленоватого оттенка, будто у него была температура. Он держал телефон прямо передо мной и потряс им.
— Это не снежный шар, Дариус, — сказала я. Я взяла его за запястье и стала рассматривать фотографию. Райан сидел на траве рядом со своей племянницей. — Подожди-ка... Ты спрашиваешь, не запостил ли Райан фото с собой и ребенком для меня?
— Не прикидывайся дурочкой, Джолин, — ответил он. Это на самом деле сейчас происходит со мной?
— Думаю, это я живу с глупцом, — бросила я, отвернувшись. Он взял меня за плечо и резко повернул назад.
— Белая рамка на фото... Это твой стиль фото.
— Мой и еще миллиона пользователей Инстаграм. Какого черта фото Райана имеет отношение ко мне? И почему ты следишь за ним?
— Он в тебя влюблен, — Дариус вытер пот со лба ладонью. Он выглядел как наркоман.
— Спрашиваю еще раз — какое отношение это имеет к его племяннице?
Он не остановил меня, когда я вышла из кухни. Я слышала его шаги, туда-сюда, туда-сюда. Он открывал и закрывал ящики — типичное поведение Дариуса, когда он взволнован. В чем дело?
Я уже однажды видела его в таком состоянии, когда он расстался со своей невестой и моей подругой. Он выглядел перевозбужденным, будто принял какие-то наркотики. Одну минуту он плакал, другую — был рассержен, а потом начинался словесный понос, о содержании которого он потом пожалеет. Его поступки были вне здравого смысла и логики, как фотография Райана.
Через несколько часов я складывала свежепостиранные вещи в нашей спальне. Я не знала, который час. Полночь? Час ночи? Он открыл дверь и медленно, почти на цыпочках, вошел. Выглядело очень комично — он старался не шуметь, чтобы меня не разозлить.
— Прости меня, — сказал он. — Этот парень сводит меня с ума. Я видел ваши сообщения. Я читал их все это время.
Я посмотрела на него, но он отвел взгляд.
— Ты сам себя сводишь с ума. Ты читал мои сообщения? Да уж, ничуть не жутко...
Я положила свое белье в ящик и, закрыв его, перешла в гардеробную. Мои движения были уверены и спокойны, в отличие от моих мыслей, которые летали вокруг, словно дротики, и били по больному. У него были все мои пароли, контроль над айпадом — последнее не было для меня сюрпризом. Я никогда не старалась от него что-то спрятать. А он совсем сошел с ума и начал за мной шпионить — интересно, сколько это продолжалось? Несмотря на все это, у меня не было ни одного из его паролей. Как так получилось? Я слишком доверяла ему или пустила все на самотек? Я имела представление, на что он был способен.
Он поплелся за мной, и я сразу же пожалела, что пошла в гардеробную — теперь я окружена.
— Ты не хочешь ничего мне сказать? Я только что сказал тебе, что видел всю вашу переписку.
— Остановлюсь на моем изначальном предложении — это жуть.
Он открыл рот.
— И все?
— Ты знал, что мы переписываемся. Я никогда этого не скрывала. Боже, да я его постоянно динамила! Что ты хочешь этим сказать?
— Ты не должна с ним переписываться, ты — замужняя женщина.
— Я не пишу ему первая. Я отвечаю на его сообщения. Давай лучше поговорим о том, кто пишет тебе, Дариус. Я увидела столько разных имен в твоем телефоне, когда пришла навестить тебя на работе.
— Я думаю, что ты социопатка, — заявил он.
— Вот как? Наверно, ты прав.
Я вытолкнула его из гардеробной в спальню. Скорей бы он ушел. Мне больше нечего ему сказать.
— Почему же, когда я говорю о тебе, ты переводишь стрелки на меня?
Я больше не знала, как спрятать свой шок. Я теряла самообладание, и теряла его с бешеной скоростью.
— Ты говоришь мне, что я не должна переписываться с мужчинами, потому что я замужем, но сам переписываешься с несколькими женщинами! Ты признаешь себя лицемером или все же социопатом?
— Я позвоню Райану и расскажу ему, как ты называешь его глупцом.
— Райан хороший человек. Не знаю, влюблен он в меня или нет. Я никогда не спрашивала, и мне наплевать, потому что я-то влюблена в тебя. Поэтому звони, если так этого хочешь, но не будь уродом.
Лицо Дариуса смягчилось. Он положил телефон на комод рядом со мной, и его большой палец скользнул по кнопке загрузки фото в Инстаграм. Маленькая ошибочка, движение пальца. Вдруг открылся фотоальбом, и я все увидела. Сиськи, сиськи, больше сисек. Были и киски, но все же больше сисек.
Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Два сердца бились так быстро, что их почти можно было услышать в тишине. Предательство. Вот как это происходит:
Черт
Черт
Черт
Черт
Черт
Черт
Черт
В то мгновение я осознала, что все мои подозрения подтвердились. Сиськи на фото не принадлежали мне, как и киска. Он трахался на стороне. Дариус будто пытался найти слова, и его руки были вытянуты по направлению ко мне. И тут я ударила его в лицо. От удивления он упал и ударился о комод. Мои бутылки с духами посыпались на пол. Запахло цветами и мускусом. Фото Мерси тоже полетело на пол, и стекло разбилось. Дариус держался за место, куда я его ударила, и в его глазах мелькнул страх. Мысль о Мерси вывела меня из себя. Обманывая жену, ты также обманываешь ее детей.
— Кто они? — спросила я, а потом мой голос поднялся до крика. — Кто они, твою мать?
— Никто! Они никто!
— Сколько?
— Не знаю...
Я снова полезла на него с кулаками.
Не просыпайся, Мерси, не просыпайся. Маме нужно это сделать.
А потом я внезапно перестала. Я устала, но не физически. Я могла бы лупить его всю ночь. Я просто устала от жизни. Такое обычно случается с другими, но не со мной. У моего мужа не могло быть дюжины фото голых женщин на телефоне, рядом с фото моей дочери. Мой муж хотел только меня. Он любил меня достаточно, чтобы отрицать собственные сломленные частицы, которые могли разрушить нашу любовь. Любил? Нет. Что за трус! Я посмотрела на него с презрением.
— Почему? — спросила я.
— Это все ты, со своим Райаном. Я видел фото, которое ты отправила ему в прошлом году. Ты эмоционально мне с ним изменяла, признай это!
— Ты изменил мне из-за фотографии в бикини, которую я отправила Райану. Очень логично. Поговорить со мной о поступке? Зачем, когда вместо этого можно просто начать трахать других баб?
Он просто смотрел на меня, просто смотрел.
— Когда мы себя хорошо ведем, мы отличная пара. Да и плохие мы в одинаковой степени.
— О чем, черт возьми, ты говоришь, псих? Ты мне изменил!
— Ты плохо отзываешься о моей семье. В этом столько же твоей вины, сколько моей!
Мне вовремя подвернулась чашка кофе, и я швырнула ей в него. С попаданием в цель у меня не очень, поэтому чашка разбилась рядом с его головой.
— Ты совсем тронулась! Социопатка!
— Как скажешь. Убирайся из моего дома. Даю тебе десять минут.
Я вышла из комнаты, с прямой спиной, ноющим сердцем и слезами на щеках.
Глава 47. Смена жанра
Горе мне хорошо давалось. Некоторые прячут боль, притворяясь, что все в порядке. Таким храбрецам нужно вручить медаль. У меня никакой отваги и в помине не было, но рыдания — вот мой конек. Они исходили откуда-то из живота и сотрясали меня, пока я не могла дышать. Я плакала в душе или поздно вечером, чтобы Мерси не услышала. Когда мне стало совсем худо, я позвонила своей матери, чтобы она забрала Мерси к себе. Добро пожаловать в следующую стадию горя — уставиться на стены. Сколько дней я так провела? Два? Три? Я не ела и не пила, и будто замерла на одном месте. На этой стене я видела последние три года моей жизни — ухаживания, глубокие сообщения вроде «Я хочу дать тебе то, чего у тебя никогда не было. Испытать то, чего ты никогда не испытывала. Я хочу, чтобы ты почувствовала то же, что чувствую я.» Нерешительный первый поцелуй, и мягкая ранимость последующих дней. Страстное ожидание надежды и будущего. Вспоминались первые дни с памперсами и бутылочками — будни очень уставших молодых родителей, которым было так хорошо посреди хаоса. Я помнила нежность, с которой он смотрел на меня, когда я возвращалась домой после очередной встречи с читателями или путешествия — как загорались его глаза на выдаче багажа, и как он сжимал меня в объятии. Я помнила ощущение безопасности и покоя, то, как я любовалась этим прекрасным мужчиной. На стене словно проигрывалась пленка из многочисленных Дней Благодарения, рождественских каникул, дней рождения и отпусков. Готовка, еда, пьяные поцелуи у костра и последующие трепетные занятия любовью. Один, два, три года лжи. Как я могла быть такой глупой? Неужели я была настолько сломлена, чтобы, не замечая очевидного, пытаться сохранить что-то настолько ненастоящее?
Так и случается, когда твое сердце разбито. Сначала вспоминаешь хорошее, то, по чему будешь скучать. А когда ярость отступает, начинает играть новая пленка. Твои мысли из романтической комедии превращаются в психологический саспенс. Смена жанра. Между хорошими воспоминаниями вклиниваются ссоры, сообщения, разногласия. Вспоминаешь, какой одинокой ты себя ощущала, и мрачные кусочки пазла становятся все более заметными. Они сдвигали хорошие воспоминания в сторону, пока не уничтожали их совсем. И вдруг ты ловишь себя на мысли: «Так вот почему он тогда отстранился. В тот день у него не встал, а на тот День Благодарения он выглядел таким рассеянным.» Круг сомкнулся. Трудно осознавать, что твоя жизнь была вовсе не чудесной, а сомнительной и полной тайн. А человек, которого ты больше всего на свете любила, наносит тебе удары, которые ты еще не прочувствовала.
Он звонил. Отправлял километры сообщений, моля простить его. Для меня оставалось загадкой — зачем молить о прощении того, к кому ты настолько наплевательски относился? Вскоре его мольбы превратились в обвинения — он пытался сделать меня во всем виноватой. Он не мог во всем признаться, даже когда я указала ему на все улики. Я узнала о судебном процессе, о клиентке, с которой он переспал, и которая его вывела из себя. Он трахал этих баб с самого переезда в мой дом, еще до рождения Мерси. Их истории это подтверждали. Когда я рассказала об этом ему, он обрушил на меня свой гнев и сказал, что я намного хуже него.
— Ты пытаешься найти что-то, чтобы уравновесить то, что ты делала с Райаном! — орал он в трубку.
— Что я делала с Райаном, Дариус? Я и пальцем его не касалась! Ты начал свои похождения задолго до того, как Райан появился на горизонте!
— Тебе не нужно прикасаться к нему, чтобы завести интрижку.
Он использовал Райана, указывая, что причиной его действий послужили мои отношения с Райаном. Он отправил мне фото в бикини, которое я отправляла Райану в прошлом году, чтобы напомнить мне о моей неверности. Когда я вспомнила о целом слайд-шоу из кисок и сисек в его телефоне, он сказал, что я не могу признать собственные проблемы. А потом мы спорили о Райане минут пятнадцать, я защищалась, а он обвинял. В конце концов, я поняла, что это просто уловка Дариуса. Он продолжал уклоняться от ответа, а я попадала в его ловушку.
Я перестала отвечать на звонки и перестала звонить. Есть тоже. Сбросила пять килограмм за десять дней. Чудо-диета! Мама привезла Мерси домой и побледнела, увидев меня.
— Я схожу в магазин и куплю чего-нибудь на ужин, — сказала она. Я слышала, как она звонит отчиму и говорит, что останется на пару дней.
Мерси стала спрашивать о нем. «Где папочка? Папочка придет домой? Почему папочка со мной не попрощался? Папочка меня любит?» Что я могла ей на это ответить? Как я могла объяснить? Я просто обнимала ее, пока она плакала, и проклинала ее отца, проклинала Дариуса, и всех мужчин, которые ранили ее. «Это была ошибка.»
Я была в бешенстве. Он не просто ужасно поступил со мной, он ни во что не ставит и мою дочь. Мне не удалось ее защитить. Я пустила в дом чудовище и дала ему бразды правления. Зачем? Зачем ломать что-то, настолько прекрасное? Он причинил боль всей нашей семье.
Какая следующая стадия после ярости? Я ждала принятия — отличная стадия. Двигаться вперед и перестать страдать... Я все еще жду.
Глава 48. Парад
Я уже несколько месяцев не разговариваю с Фиг. Два? Три? И почему вообще мы больше не общаемся? А, точно, потому что я думала, что она влюблена в Дариуса. Сейчас все кажется таким неважным. Я знала, я чувствовала, что с Дариусом было что-то не так. Я просто смотрела не на того человека. Мне нужно было сделать шаг назад, даже после того как я изменила свое мнение относительно влюбленности Фиг.
Она была странной и в то же время чрезмерно контролирующей. Было время, когда она была у нас дома пять дней в неделю, приходила, когда хотела, приносила Мерси какие-то сумасшедшие подарки, тайком давала ей сладости. Фиг делала сайты для моих знакомых писательниц. Потом она стала парковать свой белый джип в гараже, вместо того, чтобы парковаться рядом с домом, как делали все в нашем квартале, и я не могла понять, дома она или нет.
Впервые за месяц я накрасилась. Одежда сидела на мне мешковато. Я сбросила пять килограмм с тех пор как мой брак подошел к концу. Исчезли даже мои сиськи.
Вечер выдался чудесный, теплый и светлый. Я одела ботинки и пошла к воротам в саду, закрыв его осторожно, чтобы не захлопнуть. Не знаю, зачем мне понадобилось втайне шнырять по ее саду. Я не хотела быть замеченной, чтобы она притворилась, что ее нет дома. Мне казалось, что она прячется. Может, потому что у меня это отлично получалось. Когда работаешь дома, паркуешься в гараже, закрываешь окна занавесками и никогда не встречаешься взглядом с соседями. Я слегка постучала в заднюю дверь. Сегодня было теплее, чем вчера, я заметила почки на деревьях. Должно быть, я застала ее врасплох, потому что как только ее лицо показалось в окне, ее ротик образовал букву «о». Когда она отперла дверь, я почувствовала знакомый запах. Запах моего дома. Пора бы уже перестать удивляться.
— Привет! Как дела? — спросила она. На ней была спортивная одежда, а на лице были видны капельки пота, как будто она занималась на беговой дорожке. Господи, до чего же она худая. Худее меня, худее любого нормального человека.
— Ты знала, что он мне изменяет? — выпалила я, удерживая взгляд на ее лице. — Он тебе рассказывал?
Цвет ее лица поменялся на белоснежно молочный.
— Дариус... что?
Слезы полились у меня из глаз. Я думала, что со слезами покончено, что у меня все под контролем, и вот я разревелась на ее заднем дворе. Фиг быстро подвинулась, чтобы впустить меня в дом. Она подвинула стул, и я тут же опустилась на него, закрывая лицо руками и пыталась собраться с силами.
— Что, черт возьми, случилось? — ее глаза были широко раскрыты.
— Он встретил ее на конференции. Она журналист.
— Что? — ее голос будто сломался. Она села на соседний стул и наши колени столкнулись.
— Кто? Когда?
— Ее зовут Николь Мартин, — сказала я, беря у Фиг бумажную салфетку. Ее глаза гуляли по комнате, и я подумала, что она, наверно, пытается понять, кто это. У нее всегда так было с именами — она сначала просила повторить имя, а потом сама его проговаривала. Дариус шутил, что она идет домой и ищет человека на Фейсбуке. — Она фрилансер.
— Как ты узнала?
— Что именно?
— Об измене...
— Из его телефона, — сказала я, прикрывая рот. Фотографии все еще преследовали меня, каждый раз, когда я закрывала глаза. Парад из сисек и кисок. — Он показывал мне что-то в телефоне, нажал не на ту кнопку и появился фотоальбом. Я увидела... фотографии женщин.
— Больше чем одной? Больше чем... этой Николь?
— Да.
Сначала она ничего не говорила, просто уставилась на свои руки, сжимавшие край стола.
— Боже мой!
Если бы она уже не сидела, ей бы точно потребовалось присесть.
— Где он?
— Я заставила его уйти несколько недель назад. Я не знала, что делать.
Интересно, знала ли она? Его машины не было на обычном месте, а она за всеми наблюдала.
— Как Мерси?
— Не очень.
Сказать «не очень» значило ничего не сказать. Мерси замкнулась в себе, постоянно ссорилась с детьми в саду. Каждый вечер она просила, чтобы он почитал ей перед сном.
Я дотронулась до висков, где уже зарождалась головная боль.
— У тебя болит голова? — спросила она. — Подожди...
Она пошла в ванную и принесла аспирин.
— Как долго это продолжается? — спросила она, наливая мне стакан воды.
— Больше года, — ответила я, проглатывая лекарство. — Она даже не знала, что он женат. Он просто четко все разграничил...
— Откуда тебе знать, что она не лжет?
Я могла понять, что люди могут так подумать. Из другой женщины часто делают большего злодея, чем из изменника.