Я, мой убийца и Джек-потрошитель

Глава 7. В гостях

Когда проснулась, солнце светило вовсю. Обожаю солнечные дни: они бодрят, создают настроение, говорят, что жизнь полна света и тепла, даже зимой.

Какой приятный запах! Постельное белье пахло чистотой, свежестью и каким-то цитрусом: лимоном, видимо. Неужели вчера не заметила? Неслабо меня приложило, значит. Я крайне чувствительна к запахам. Излишне нюхлива, как сама говорю. Меня манит все, ласкающее обоняние, а от ароматов, неприятных носу, готова бежать сломя голову.

А сколько времени? Часов нигде не видно. Зато я наконец-то рассмотрела комнату, где провела ночь. И позавидовала, к своему стыду. Лежала и не спеша разглядывала обиталище. Вроде ничего необычного: кровать у левой стены от входа, справа – шкаф и стол с офисным креслом, за моей головой застекленная лоджия. Только сделано все с безупречным вкусом: в бело-черно-серебристой гамме. Мебель, затейливое плетение на шторах и рамки фотографий – черные. Обои текстурные, серебристые, отделанные бордюром а-ля лепнина, глянцево-белый натяжной потолок, люстра тоже белая с серебристыми вкраплениями. Да все это просто мечта! Сделаю у себя так же. Только денег накоплю.

Интересно, Судар дизайнера нанимал или сам это придумал? Ничего лишнего, идеально, дело в грамотном выборе цветов. Может показаться, что сочетание холодное. Да, но все меняли аксессуары на стенах: никаких постмодернистских картин, которые небедные люди любят развешивать, дабы показать гостям, будто идут в ногу со временем, разбираются в новых направлениях живописи. «Вот, прикупил себе. Работа самого Бента́на. Огромные деньги отдал, но она того стоит». Вы знаете, кто такой Бентан? Нет? Я тоже. На мой предвзятый взгляд, и постмодернистские изыски, и старания хозяев произвести впечатление за их счет выглядят странно, да и пошловато.

А здесь были фотографии. Я выбралась из-под теплого одеяла и стала жадно их рассматривать. Что хотите со мной делайте, но рассветы и закаты (если запечатлеть их грамотно и на качественный фотоаппарат) выглядят незабываемо. Именно они стали изюминкой, добавившей комнате с евроремонтом уюта, тепла и уникальности.

Странное дело. Потоптавшись в Государевом кабинете, обставленном антиквариатом, я ожидала такой же обстановки в квартире. Однако здесь нет тяжести богатства, шика, но есть свой стиль и душа.

Я всматривалась в заходящее за горизонт солнце, окрасившее небо в оранжевый, а ветви деревьев – в черный цвет. Поистине, палитра рассветов и закатов непостижимым образом отличается от привычной реальности, делая мир на грани утра и ночи сказочным. Не отрывая взгляда от фото, прислушалась. В квартире что-то шипело и шкварчало. Конечно, на кухне. Желудок издал неприличный звук, напомнив, что пища бывает не только духовной и жизнь поддерживать созерцанием удается разве что тибетским монахам, да и тем нужна плошка риса с сухофруктами.

Натянула спортивный костюм поверх пижамных шорт и майки и выглянула из комнаты.

Никогда бы не подумала, что увижу нечто подобное. Государь стоял у плиты. Готовил. Ха, а говорят, не боги горшки обжигают. Я и представить не могла… Хотя стоп! Чему я удивляюсь? Научрук живет один: вряд ли питается только полуфабрикатами. Какие-то блюда он точно умеет готовить. Но мне никогда не приходило сие в голову.

– Dobro jutro![5] – заискивающе поздоровалась я, тихонько втягивая запах еды. Пахло одуряющее вкусно, или я просто очень проголодалась.

– Три часа дня, Александрова. Dobar dan![6] Умывайтесь – и бегом за стол.

Мысленно я подпрыгнула от радости. Ура! Меня накормят вкусненьким! А чего же я стою в проходе, как дура? Надо идти чистить зубы.

Вернувшись, нашла на обеденном столе пышущие жаром румяные оладьи, розетки с медом и с вареньем из лимонов и кабачков, а еще тарелку с ломтиками сыра и чайник травяного чая. Выяснила через пару минут, что напиток с мятой, чабрецом, а названий других трав я не знаю. Как же все аппетитно выглядит!

Так и не смогла решить, что вкуснее с оладьями: сладкий жгуче-душистый мед, нежное цитрусовое варенье или пикантный сыр. Попробовала все по очереди. Дважды. Сколько я съела, получается? Целых шесть оладий. Троглодит, а не человек.

Наверное, мне стало бы неловко за обжорство, если бы Государь – к слову, евший не спеша, аккуратно и, не побоюсь громкого слова, с аристократизмом – наблюдал за мной во время трапезы без доли пренебрежения, с веселым любопытством. Наверное, хозяин так смотрит на котенка или щенка, которого подобрал на улице, отмыл, положил еды и решил понаблюдать, как животинка кушать будет. Меня это злило, но не давало ни малейшего повода возмутиться.

– Неужели вы любите готовить? – попыталась завести светскую беседу.

Губы салфеткой не вытирала, а изящно промокнула. Вот, мол, смотри, я тоже умею вести себя за столом. Выглядело по-детски: с вызовом и одновременно с желанием произвести впечатление.

Черный маг видел меня насквозь: в глазах заблестели смешинки, уголки рта приподнялись. Как же его забавляет мое поведение; нравится наблюдать, как мне неуютно под его взглядом; и понимать, что я прекрасно чувствую: меня читают, как открытую книгу.

– Не сказал бы. Но меня это не напрягает.

– Простите за нескромный вопрос, вы югослав?

– Прощаю. Только на четверть, а что?

Вот оно как. Но четверти достаточно, чтобы объяснить югославские имя и фамилию Государя. Дедушка был из тех мест? Вслух интересоваться не стала.

И я неспроста употребила слово «югослав». Если Судару много больше тридцати, он вряд ли бы поправил меня и сказал, что у каждого югослава своя национальность: привык к этнониму. А если столько, на сколько выглядит, уточнил бы. Уточнений не последовало. Ну, я почти не сомневалась в своей правоте. Сколько же вам на самом деле лет, Государь?

– Вы прощаетесь и приветствуете меня на сербохорватском, – решила прояснить все эти laku noć и dobar dan.

Судар не торопился отвечать: придвинул к себе мою чашку, наполнил почти до краев ароматным напитком, вернул, налил себе и только потом снизошел до объяснений.

– Я досконально изучил личные дела вашей группы, прежде чем выбрать научных руководителей. Насколько помню, конкретно вы изучали в университете американский английский, японский и, как ни странно, хорватский. Последний берут крайне редко. Из европейских языков обычно рвутся на немецкий или французский. Иногда – на итальянский или испанский. Кто знает украинский или белорусский, хватается за польский: тогда учить почти нечего.

Это правда. Мы учим целых три языка на случай работы за рубежом. Один – американского континента, один азиатский и один европейский. Почему я выбрала американский английский, думаю, понятно: возможно, придется жить в США. Японский? Я смотрела аниме с оригинальной озвучкой десять лет. Хоть не с нуля начинать. Чаще берут китайский, но и нихонго[7] весьма популярен. А сербохорватским хотят заниматься только потомки сербов, хорватов, черногорцев и бошняков, осевших в России. Ах, вот в чем дело! Судар подумал, что выбор европейского языка связан с моими предками.

– У меня не было в роду хорватов.

– А кто был? Вы не чисто русская.

Да у него глаз-алмаз. А еще… как быстро мы соскочили с национальности Судара и перешли на мою. Он мастер переводить стрелки даже в мелочах.

– Я русская. На три четверти. Остальные двадцать пять процентов приходятся на польскую и турецкую кровь.

– Славянка с примесью турецкой крови? Понятно, с чего я подумал про хорватов. А почему язык такой взяли?

– Одни сходят с ума от певучести итальянского, другие – от резкости и отрывистости немецкого, кто-то обожает слащавость – простите – сексуальность французского, а я таю от сербохорватского. Очень красивый язык. И учить проще: столько слов знакомых.

Государь, удовлетворившись объяснением, кивнул.

– К чаю хотите печенья, конфет?

Я дернулась.

– Нет, я и так вас объела.

Научрук только ухмыльнулся. Предугадал мое желание сказать: «Я компенсирую это деньгами». Нет, ну как ему удается?

– Не забивайте себе голову. Пока вы работаете на меня и не делаете глупостей, – он интонацией подчеркнул последнее слово, – я несу все расходы и забочусь о вашем физическом и психическом здоровье, – Государь резко стукнул дном чашки о блюдце. Я легко поняла значение этого жеста: «И точка!»

Ясно. Спорить смысла нет – все равно сделает, как сказал. Да я и не считала нужным препираться. Он прав: я многим рискую и делаю это не для получения диплома, а для его величества. Считает нужным оплачивать риск – пусть оплачивает. Это справедливо.

– Но, если помоете посуду, буду вам очень признателен.

Я усмехнулась. Понятно, цари не любят возиться с грязными тарелками.

– Помою-помою, мне не сложно, – я поднялась с насиженного места и начала переставлять чашки, блюдца и тарелки с приборами к раковине.

– Александрова, ваше имя как-то связано с…

– Нет, – перебила, не дослушав до конца. – К «Звездным войнам» не имеет никакого отношения.

– Почему никто не называет вас Элей? Не нравится такой вариант?

Я неопределенно повела плечом, намыливая губкой одну из тарелок.

«Эля» звучит симпатично. Хуже, чем «Лея», на мой вкус, зато «Элечка, Элька» куда лучше, чем «Леечка, Лейка». Я внутренне содрогнулась от своего поливочного прозвища.

– Буду называть вас Элей. Александрова – слишком официально.

– Да хоть горшком назовите, только в печку не ставьте, – бросила я. – И, Горан Владиславович, большая просьба…

– Слушаю.

– Перестаньте лезть мне в голову и читать мои мысли! – с раздражением сказала я, стукнув вымытым блюдцем о дно раковины. Блюдце уцелело. Жаль.

Судар поднялся и, подойдя ко мне, стал брать чистую посуду, вытирать насухо полотенцем и убирать на место.

– Эля…

Я вздрогнула, когда теплый хрипловатый голос произнес уменьшительный вариант имени. Звучало неплохо.

– …вы и сами в состоянии понять, когда я лезу к вам в голову, разве нет?

Я молчала, ожидая продолжения.

– Сколько раз за последние сутки вы чувствовали мое вмешательство?

– Один, – честно призналась я. – Когда велели собрать вещи и одеться.

– Вот именно. Не придумывайте то, чего нет, – терпеливо объяснял профессор. – У вас очень живая мимика. По ней легко читается ваше настроение, эмоции, а остальное легко додумать.

И добавил через паузу:

– Давайте присядем. Сейчас вы полностью пришли в себя. Расскажите о ваших злоключениях в подробностях.

И я рассказала, не упуская ни малейшей детали.

Государь слушал молча, внимательно, вникал в каждое слово, ни на что не отвлекаясь и не отрывая от меня взгляда. Перебил лишь один раз, ближе к концу повествования, когда я упомянула о наполнении линзы временем.

– То есть время вы добыли, но молчали до сих пор? – внезапно хлопнул он ладонью по столу.

Я уставилась на него ошалевшими глазами.

– Горан Владиславович, а сами вы как думаете? Зачем я тогда все круги ада прошла?

– Ну Александрова, ну вы даете! – в голосе слышалось неподдельное восхищение, которое исчезло так же быстро, как и возникло. На лице научрука мимолетная эмоция, долетевшая до моих ушей, не отразилась вовсе.

Однако мне хватило наглости прервать рассказ. Я наклонилась вперед, положила руки на стол, сцепив пальцы в замок, и вопросительно, с долей недоумения уставилась на черного мага, ожидая объяснений. Точнее, не ожидая, а надеясь на них. Рассчитывать, что Судар снизойдет до откровенного ответа студентке, было наивно, но, как оказалось, небезнадежно.

– Ваш предшественник смог выполнить задание с третьей попытки, – с явным неудовольствием информировал Государь, тоном давая понять, что продолжение расспросов неуместно. Но меня это не остановило.

– Что стало с моим предшественником?

Клянусь, боялась услышать ответ, но мне он требовался, как воздух, как жажда уверенности в завтрашнем дне, как надежда на будущее. Я ощутила сладковатый металлический привкус во рту: щеку прикусила от напряжения, черт!

Взгляд Судара не сулил ничего хорошего. Как глупо думать, будто дьявол во плоти немного смягчился, обсуждая выбор языка в университете! Разговор не касался работы, а значит, не имело смысла воздвигать между нами стену, давить психологически, выстраивать отношения по схеме «начальник – подчиненная». Зато сейчас мне стало не по себе от холодной полуусмешки-полуулыбки, жесткий презрительный взгляд пригвоздил к креслу. Судар напомнил, где мое место, одной лишь мимикой, не прибегая ни к магии, ни даже к словам. Я поежилась. Неужели?.. тот, кто работал на профессора черной магии до меня, погиб? Почти наверняка.

Оттолкнувшись от стола, я откинулась на спинку кресла, беспомощно закрыв лицо ладонями. Не может быть. Хотя стоило ли ждать иного? Просидев так с минуту, встала и на плохо гнущихся ногах добрела до выделенной мне комнаты. Вернувшись, швырнула на обеденный стол полупустую «линзу». Если бы хватило смелости, сопроводила бы жест словом «подавитесь». Но немедленная смерть не входила в мои планы.

– Забирайте! И я пошла. Спасибо за гостеприимство.

– Стоять! – приказал Государь, когда я направилась к входной двери. – Не валяйте дурака, сядьте.

Не оборачиваясь, я капризно передернула плечами, что на языке тела означало «не сяду».

Хрипловатый голос стал леденяще, опасно тих:

– Мне подняться и силой усадить вас в кресло?

Конечно, Государь выполнит угрозу. Поэтому я, полностью опустошенная, бухнулась на прежнее место, бессмысленным взглядом уставившись на стену. Солнечные лучи перенесли на кафель узор тюля. Я могла думать только о том, что вижу: думать об остальном стало страшно.

– Вы не можете сейчас вернуться домой, – милостиво пояснил мой – как я уже поняла – палач.

Когда я стану не нужна, дам слабину или сделаю неверный шаг, от меня избавятся без сожалений и угрызений совести.

Я жива, пока хозяин не решит, что котенка пора утопить. Все, что остается, – постараться удержаться на плаву как можно дольше. Я грустно усмехнулась сравнению, пришедшему на ум.

– Почему? – бесцветно спросила я.

– Вы там долго не протянете.

– Здесь тоже.

– Не драматизируйте, – Государь покрутил в руке «линзу», приглядываясь к делениям. – Шесть лет и три месяца. Неплохо, – он толкнул добытое мне. – Наполните до предела, тогда отдадите.

– Нет! – воспротивилась я. – Меня колотит от этой энергии. Не могу держать в своей квартире.

Ничего необычного в моих ощущениях не было: ужас жертвы отравлял содержимое линзы.

– Понимаю.

Да ну? Неужели за протест не получу на орехи?

– Побудет у меня до… – черный маг на секунду задумался, – до вечера следующей пятницы, когда вы навестите очередную жертву. Заберете перед путешествием.

«Вот и получила», – обреченно подумала я. Тянуть время, чтобы подольше прожить, не удастся. Теперь буду встречаться с маньяком каждую неделю.

От безысходности я стала разглядывать обстановку квартиры, до которой вчера не было дела. Похоже, между кухней и гостиной когда-то снесли стену, превратив их в одно огромное помещение. Искусственный камин, мягкий однотонный ковер и белый кожаный диван ненавязчиво сменялись кафельным полом, обеденным столом и кухонной евростенкой из холодильника, плиты, разделочного стола и раковины. Единая цветовая гамма позволяла двум некогда разным помещениям гармонично сочетаться: белый цвет соседствовал со светло- и темно-зеленым. На половине гостиной тоже висели фотографии в рамках – полевые цветы гордо демонстрировали неброскую красоту: каждый лепесток, каждую тычинку, каждый зигзаг листа. Фотограф явно не новичок в макросъемке.

Правая от входа стена кухни-гостиной открывала двери в туалет и ванную, левая – в спальни. Спальня Судара прямо напротив кухни, а та, где ночевала я, выходила в гостиную, ближе к входной двери.

Судар жил в шикарной, недавно отремонтированной трешке. Буржуй! Да, с пониманием отчаянности собственного положения пришла и классовая ненависть. Не без толики зависти, конечно. Не той черной, разъедающей душу, зависти, вытравливающей все мысли, кроме предмета вожделения и жажды всех кар небесных обладателю желаемого, нет. Мой недуг был сродни ненавязчивому внутреннему дискомфорту, давящему на грудь при встрече с одноклассником, получившим неплохую должность, с приятельницей, хвалящейся выгодной партией. Моя зависть более походила на кратковременную печаль, которая рассеется, стоит человеку, пробудившему ее, исчезнуть из поля зрения. Подобная эмоция не убивает, а стимулирует на свершения либо не оставляет следа, исчезая быстрее самой скоротечной простуды.

С досадой вспомнила, что Государь отнюдь не самый честный преподаватель в университете. Хорошую оценку у него всегда можно получить двумя способами: или учить и разбираться в материале, или положить в зачетку несколько сотен у. е. С моими финансами мне никак не подходил второй вариант. Приходилось пользоваться первым: зубрить, тренироваться ночами, понимать, докапываться до сути и размышлять. «Мало того что буржуй, так еще и взяточник», – злобно подумала я.

Пока я насильно забивала голову всякой ерундой, дабы прийти в норму и не дать Судару повода прямо сегодня превратить меня в молодой красивый труп, научрук возжелал продолжить наше общение. Пришлось рассказать все-все, вплоть до минуты, когда я набрала его номер.

– Как считаете, Тэбрем убил Потрошитель?

Давно ждала этого вопроса. Думала, Государь его еще в машине задаст.

– Не знаю, если честно. Я почувствовала только намерение убить. Близко не стояла, руку убийце не жала, как вашему недавнему гостю-маньяку, – я обвиняюще посмотрела на Судара, но он и бровью не повел. Совесть у профессора явно не в почете. Я продолжила: – Так что однозначного вывода сделать не берусь. У меня три версии.

– Излагайте, – Государь вальяжно откинулся на спинку кресла, пристроил руки на животе, постукивая большими пальцами друг о друга.

Сквозь внешние спокойствие и расслабленность прорывался интерес, любопытство и нетерпение. Судар очень сильный, даже гениальный маг. Но еще никому не удавалось контролировать все движения собственного тела.

Я не торопилась с ответом, наслаждаясь своей маленькой, ненужной, но все же победой. Победой наблюдательности, которая станет первым шажком к контролю. Но, сколько бы подобных побед я ни одержала, все равно не успею взять ситуацию в свои руки прежде, чем умереть.

– Версия номер раз – это действительно первое убийство Потрошителя. Только я увидела лондонского маньяка еще до содеянного.

– Потому у вас и не возникло такого яркого ощущения, как в присутствии моего знакомца, – дополнил ответ Судар.

– Совершенно верно. Вторая версия. Убийство совершил какой-то другой маньяк.

Край рта Судара приподнялся в сомневающейся усмешке, глаза смотрели в сторону – маг словно пытался состыковать какие-то одному ему известные факты и детали. Я понимала его недоверие. Само́й гипотеза казалась притянутой за уши, но за неимением лучшего…

– Не уверен, – наконец изрек он.

– Сейчас объясню. Представьте, что Тэбрем лишил жизни псих, уже зарезавший нескольких женщин. Тэбрем взбесила его, оттого убийство вышло чрезвычайно жестоким и кровавым. Остальные злодеяния могли не отличаться подобными зверствами. Если мое предположение верно, лондонская полиция не рыла носом землю. За другие убийства покарали родственников и знакомых жертв, никак не связав этих эпизодов со смертью Тэбрем.

Государь невольно рассмеялся.

– Хвалю за усердие и красноречие.

Скажу без ложной скромности, меня было за что похвалить. Я прочла достаточно литературы, чтобы иметь четкое представление о работе полиции и о том, как в те годы велось следствие. Более того, за короткий срок начала понимать психологию маньяков, ухватила принцип, позволяющий делать довольно смелые выводы.

– Что ж, такой вероятности исключать не стоит, – милостиво согласился Государь. Он кивнул, улыбка обнажила верхний ряд безупречно ровных белых зубов. – А третья версия? – поторопил он.

– А третья версия и вовсе противоречит тому, что вы говорили, давая мне задание.

– Ну-ка?

– Как вы знаете, пять канонических жертв Джека-потрошителя убиты несколько иначе, чем Тэбрем. И именно поэтому исследователи разошлись во мнениях относительно ее убийцы. Больше никому не нанесли столько ран, в том числе и в область гениталий, не сделав там крупного надреза или не вырезав ни одного органа. Уникальное убийство, если вообще уместно такое выражение.

– Как я понимаю, вам не ясно, могли ли вы получить время жертвы, если случай единичный и никого другого виденный вами человек не зарезал?

– Именно.

– Если это первое убийство, а остальных он просто не успел совершить из-за собственной смерти или несчастного случая, сделавшего его беспомощным, мой ответ – да.

Подперев подборок руками, я удовлетворенно закивала. Таким образом, все три версии допустимы: Марту Тэбрем убил Потрошитель; Марту Тэбрем убил другой маньяк; с Тэбрем разделался убийца, не совершивший трех идентичных зверств, а ведь только после трех эпизодов убийцу могут классифицировать как серийника.

– Горан Владиславович, а теперь объясните, что происходит в моей квартире.

– До путешествия – нервы, после… – он поджал губы, словно не желая говорить, но цокнул языком и неохотно продолжил: – Не ждал, что вы додумаетесь открыть портал в собственной спальне. Этого даже в подъезде лучше не делать. Во дворе – куда ни шло. Поверьте моему опыту, одного перемещения слишком мало, чтобы нечто прорвалось в наш мир. Однако флюиды рядом с вашей квартирой навели на мысль, что ваш ужас не предмет буйного воображения.

Бывает так, что все новости и события в течение суток не просто плохие, а очень плохие? Оказывается, да.

– И что же делать?

– Советую почистить квартиру энергетически, активировать защитников пространства и равновесия. Большего пока не нужно. Можете сделать сами, но сейчас, Эля, вы энергетически истощены, поэтому я не пускаю вас домой. Можете доверить чистку мне, поработаю отсюда, но все равно понадобятся силы, чтобы после моего вмешательства сделать квартиру комфортной для проживания, ведь моя энергия тяжела для вас, резка.

Не стала спорить. Понимала, о чем он.

– Чем скорее, тем лучше, а я чуть подправлю, когда войду в силу.

– Договорились.

Я облегченно выдохнула. Так, с жильем разобрались. Все наладится, но придется еще помозолить глаза Судару.

– Но вы говорите, будто что-то более серьезное может прорваться в наш мир, если я продолжу воровать.

Государь поднес кулак ко рту, кашлянул.

– Что ж, вы совершенно правы, назвав это воровством. Скажу как есть. Игры со смертью до добра никого не доводят. Еще ваши действия, пусть и в незначительной степени, нарушают пространственно-временной континуум. Более того, они противны естественному ходу вещей. За содеянное расплатимся и я, и вы. Но какой станет расплата? Стоит она риска, потраченных сил и нервов – неизвестно. Могу гарантировать только, что расплачиваться придется не после первого путешествия, не сегодня и не завтра.

Вот успокоил так успокоил. Понятно теперь, почему сам не ворует. И нервная нагрузка огромная, и расплата еще. А так… часть кары Государя на меня свалится. Спасибо, Горан Владиславович, удружили. Чтоб вам пусто было!

За разговорами мы не заметили, как наступил вечер.

Раз уж я застряла в чужой квартире, мы посоветовались, и Судар решил, что это время стоит употребить с пользой. Присутствие на месте убийства, изменения в эфирных телах жертвы и маньяка все равно придется описать в практической части дипломной работы. Так почему бы не сделать черновой набросок, посвященный Тэбрем, здесь и сейчас?

Сказано – сделано. Сразу после ужина Государь водрузил на стол в моей комнате ноутбук, вручил оптическую крысу и удалился к себе, дабы позаботиться о моем жилище на расстоянии. А я послушно засела за работу. До самой ночи вспоминала, ежилась, содрогалась, набирала на клавиатуре и снова вспоминала.

А еще – параллельно с дипломом – я начала писать книгу о своих злоключениях, чем я и занимаюсь второй день подряд, бойко стуча по клавишам в квартире профессора черной магии. Сейчас воскресенье, уже за полдень, а я все не могу решить, стоит ли продолжать писать в прошедшем времени или перейти на настоящее. После получаса раздумий я выбрала первый вариант. По мере возможности буду рассказывать, что со мной происходит.

Откуда в чужой квартире до боли знакомая мелодия? Черт! Это же мой мобильник звонит. Я сорвалась с компьютерного кресла и кинулась к дорожной сумке, валяющейся у кровати. Ну, где же ты? Между вещами не отыскать никак. Ну же! Вот!

– Алло!

– Здорово! Это Алексей. Не забыла меня?

После встреч с маньяком, конечно, и маму родную забудешь, образно выражаясь, но Леху Ярыгина, секретаря Государя, я вспомнила.

– Я тебе еще вчера письмо Вконтакт скинул, а ты все не заходишь туда.

– А, сейчас посмотрю, – я развернулась к компьютеру, сделала пару шагов, но Леха остановил меня.

– Уже не надо. Просто напоминаю про нашу встречу вечером.

– Про нашу что?

Я же говорила, что с маньяками маму родную забудешь. Напрочь вылетело из головы, что обещала Лехе пойти в кино сегодня, что он собирался поделиться информацией о шефе. Как можно забыть о таком важном событии в моей патовой ситуации? Вдруг мне откровения студента-некроманта жизнь спасут?

– Как все запускано-о-о, – протянул Леха.

Судя по голосу, он удивился, но не очень-то огорчился.

– Я вспомнила.

– Все в силе?

– Да.

– Тогда в шесть вечера на «Смоленской». Внутри станции, у са́мой лестницы, ферштейн?

– Не совсем. «Смоленская» голубой ветки или синей?

– Филевской. То есть голубой.

– Заметано. В шесть буду как штык.

– Надеюсь, приступ амнезии не повторится, – Леха ехидно хохотнул в трубку.

– Надейся, – беззлобно огрызнулась я. – Леша, я приеду, – добавила уже более миролюбиво.

– Ну, давай тогда, до вечера.

– Ага, пока.

Осталась одна малюсенькая проблема. Государь уже сказал, что завезет меня домой в понедельник, до работы, и я охотно согласилась.

О встрече с Лехой говорить никак нельзя. Собирать информацию о его величестве – вообще дело небезопасное. Надо срочно выдумать какую-то отмазку. Но по вранью у меня твердая двойка.

Ха! А все не так сложно. Нет правдивей лжи, чем полуправда.

– У вас есть парень? Почему не позвонили ночью ему?

– Нет у меня парня.

– Логика на грани фантастики. Парень зовет в кино, но парня не существует. Он что, призрак?

– Да нет, Горан Владиславович. Вы мне просто объяснить не даете. Знакомый пригласил на фильм, а уж что из этого выйдет… – я развела руками.

– Принимается. А что за фильм?

– Не знаю пока. Наверное, на месте решим.

Как же просто говорить правду. Судар хоть и удивился ответу, но ничего не заподозрил.

– Удачи, Александрова.

– Я вас не подведу, Горан Владиславович! – я козырнула по-пионерски.