Я не брошу тебя (СИ)

XI

Новая капсула действовала как-то странно. Леро превратилась в шагающий автомат, который ничего не чувствовал, ничего не соображал. Она как будто переместилась в некую пустоту, где были одни только ноги, которые нужно было переставлять. Да и ноги давно уже двигались сами, а в голове давно уже была такая же пустота. Леро смотрела вперед, в спину Кламмату, и вниз, на дорогу; из ощущений осталось только самое элементарное, что позволяло, например, контролировать тело — чтобы идти как-то устойчиво и не падать.

Леро потеряла счет времени и чувство пространства; она не соображала сколько они прошли и в какую сторону направляются — она об этом даже не думала. Она не думала вообще ни о чем. Просто шла, переставляя ноги — кроме них во всей Вселенной как будто ничего больше не было... Нет, перед ней была спина Кламмата, с ранцем, на котором отупляюще блестели железки — клапаны, кольца, замки... Нужно было смотреть в эту спину, передвигать ноги и просто не отставать.

Когда она отводила взгляд от спины, то видела вокруг коричневый лес. Немного другой, не такой, по которому они шли там, по ту сторону кислотного кряжа. (Когда это было, и было вообще?) Не настолько густой, как в низине, куда рухнула капсула; не настолько прозрачный, как выше, где она пробовала карабин и подстрелила какое-то чудище. (Кламмат так и не рассказал, что это было — может быть, правда не знает.)

Эти невнятные мысли потухали так же невнятно, как появлялись. Леро шла, смотрела под ноги, смотрела по сторонам в сетку ветвей; ей было вообще никак. Когда Кламмат остановил ее — придурки снова возникли в зоне, — она аккуратно выполнила все его указания. Взяла карабин, побежала куда он сказал; бежала, пока карабин не выстрелил. Кламмат спрятался где-то в другой стороне; потом три минуты ругался — в том смысле, что никогда еще не выигрывал бой десятью метрами, и что за такую адскую тактику его нужно гнать из Отряда как ущербного вылупка.

Потом они повернули на юго-восток и шли до тех пор, пока почва не стала чавкать. Кламмат взял Леро на руки и долго нес через кислотную слякоть, иногда погружаясь почти по колено, — пока не перешли низину и снова не оказались на более-менее твердой земле. Потом дорогу им пересек завал огромных стволов, которые отчего-то попадали в одном направлении и образовали гигантскую связку бревен. Кламмат долго искал как ее перейти; наконец нашел подходящее место, рассек своим необычайным ножом мертвую сеть лиан. Они перелезли через завал (Леро, кажется, снова изрезалась, с ног до головы, как дура, — лианы тоже, гады, такие колючие — как те, в том первом лесу, далеко за горами — когда это было?), прошли еще минут десять, и Кламмат устроил привал.

Он заставил ее съесть какую-то пайковую гадость (брикет, дрянь просто ужасная, какой-то просто кошмар, и еще как-то ведь переваривается, зато есть не хочется целый день). Но дал все-таки кусок шоколадки (а вот шоколад у них обалденный; Леро даже не предполагала, что шоколад может быть вот таким — в меру и сладким, и горьким, и жирным, и плотным, и с каким-то особенным привкусом — то ли корица, то ли гвоздика, то ли кардамон; в общем, не разберешь, но язык проглотить можно).

Перекусив, Леро заснула. Впервые за долгое время ей что-то приснилось. Эта была жуткая тягостная ерунда — лохматые пауки, которые падали с неба на голову; ползучие стебли, которые обвивали ноги и тянули в болото; какие-то жуткие люди в защитных костюмах, которые стояли за каждым стволом, нацелившись арбалетами... Леро стояла на какой-то поляне, вокруг была темнота, только смутные тени в ветвях — тянут к ней лезвия-листья... Сверху на поляну падает фиолетовый свет — тягучий, тяжелый, душный... Свет липнет, давит, терзает... Леро чувствует, что задыхается...

— Леро! — Кламмат рывком поставил ее на ноги. — Леро, лучше не засыпать. Даже на десять минут, даже когда привал. Передохнула? Пошли.

— Что-то приснилось... Давно ничего не снилось. Вот, наконец, приснилось, и какая-то дрянь... Так обидно. Хоть немного поспать, и то не как у людей... Ну да, лучше не засыпать... Я кричала?

— И задыхалась. Может быть, капсула.

— Зато иду.

— Смотри.

Кламмат указал вперед. Впереди простиралась заболоченная низина. Болото было завалено веером бревен; деревья попадали так давно, что проросший сквозь них молодняк уже выстроил новый лес — пока еще ясный, прозрачный и аккуратный, но высокий, чтобы отгородить небо. Бревна, во многих местах полусгнившие, вели через лес лабиринтом узких мостов. Леро всмотрелась — вдали лес становился еще разреженнее, уступая простор буро-коричневой каше.

— Мы дошли до болот, — сказал Кламмат. — Осталось идти немного, но это — самая трудная часть.

Он разблокировал на ранце бухту ауксилларного троса и выпустил пару метров. Затем обмотал Леро, сделав петлю под мышками.

— Неудобно, — кивнул Кламмат, когда Леро вяло поморщилась.

— Собачка на поводке... И режет ужасно...

— Рассчитано на костюм.

— Зато если я упаду, ты меня выудишь...

— Да. Только ты лучше не падай. Иди осторожно, под ноги смотри постоянно. По сторонам не глазей! Чего тут может быть интересного?

— Я тебе уже говорила... Ты дурак и ничего не понимаешь.

— Да, говорила. Я в курсе.

— А толку...

— Пошли.

Теперь идти было намного медленнее. Стволы были скользкие, прогнили в неопределенных местах. Хотя Кламмат старался учитывать босоножки Леро, часто приходилось идти назад и выбирать в гнилом лабиринте другое бревно. Леро продолжала идти как машина, как автомат, подбирающий место, чтобы поставить ногу. Несколько раз нога соскальзывала с бревна, Леро падала, ударяясь бедрами и коленями, получала очередные порезы. Но капсула работала четко, боли не чувствовалось, а что будет с кожей, когда она заживет, и заживет ли вообще — об этом Леро не думала, уже давно.

Она даже не думала просто о том, что «надо спастись». Просто шагала за Кламматом, потому что он куда-то шел. Иногда поднимала глаза, бросала стекленеющий взор в бесконечную перспективу бурого леса, смотрела наверх, в сеть переплетенных крон — за которыми где-то вверху должно было быть небо, чистое перед очередным дождем, — снова смотрела под ноги.

Вдруг Кламмат нарушил вязкий режим дороги по бесконечным бревнам. Он мягко притормозил Леро, указывая стволом в болото. Леро сначала не поняла, на что Кламмат показывает. Бревно и бревно — таких тут сто миллионов; по такому же точно идем... Присмотревшись, однако, Леро оцепенела — бревно оказалось каким-то чудовищным крокодилом, длиной метров двенадцать, толщиной как самое толстое дерево, какое здесь она видела.

— Мамочка... — едва прошептала Леро. — Он ведь нас одной лапой...

— Пока мы вверху, бояться нечего, — кивнул Кламмат. — Он атакует все, что шевелится, но над поверхностью максимум — метр. Если не свалишься, все будет нормально.

— Мамочка... Он огромный — просто кошмар!

— Да, и реакция у него такая, что разорвет — не заметишь. И их тут немало. Крайняя осторожность, Леро! Они хорошо изучены, но не буду тебе рассказывать...

Они пошли дальше. Буквально через минуту Леро смогла представить, о чем не договорил Кламмат. Поскользнувшись в очередной раз, Леро упала так неудачно, что оказалась в отвратительной слизи почти по пояс. Чувствительность была снижена капсулой сильно — Леро не ощутила ни жжения кислоты, ни боли содранной на боку кожи, ни рези от троса, который вмиг натянулся, выдергивая обратно на ствол. Но — буквально через долю секунды! — туда, где только что была нога, обрушился такой удар, что ствол подбросило, и Кламмат с Леро едва на нем удержались. Леро даже не поняла, чем чудовищный аллигатор ударил.

— Бьет головой, — сказал Кламмат, — или хвостом. Сейчас головой — было ближе.

Леро стояла, не в силах сдвинуться с места.

— Осталось немного, — Кламмат взял ее за руку, сдвинул с места. — Идем медленней. Эта лужа кончается, — он указал вперед, где, уже не так далеко, стеной начинался лес. — Там будет еще одна, небольшая, а дальше до базы — наверх, и болота больше не будет. Там, правда, кое-что водится... Надеюсь, нам такое не попадется.

— Еще что такое... — Леро заплакала. — Мне уже все это кое-что так надоело... Я уже устала просто... Сейчас упаду, разревусь и никуда не пойду...

До «лужи» добрались без приключений. «Лужа» оказалась длинным узким болотом, какое можно было пересечь только натянув мост. Кламмат отстрелил фиксаторы; трубка моста замерла на струне троса.

— Я первый, — сказал Кламмат, взявшись за мост. — Слишком большой пролет для двоих, переходим по одиночке. Стой, жди, и даже ни шагу в сторону.

Он заскользил по тросу. Небо над полосой полотна простерлось матово-сиреневой гладью; глаза после сумрака леса никак не могли привыкнуть, на свет было больно смотреть, и это почему-то не прекращалось. Сощурившись, сквозь колючие слезы, Леро наблюдала за Кламматом, потеряв тот момент, когда призрак костюма растворился в грязно-буром фоне болот. Леро не поняла, сколько она простояла, как далеко мог удалиться Кламмат. От него остался только натянутый трос моста и струна ауксилларного троса, который вытягивался из бухты, там, в полумраке, где-то... Она не ощущала ни времени, ни расстояния.

Как вдруг горло сдавил чей-то локоть.

— Вот, сука, ты и попалась!..

Леро только сумела понять, что рука была в защитном костюме, а мерзкий дрожащий голос она уже раньше слышала. Она дернулась, пытаясь выдраться из-под локтя. Вцепившись в этот локоть руками, ей удалось проволочь незнакомца несколько метров — затем она рухнула в топь.

— Ах, ты сука!..

Она провалилась по пояс. Пытаясь по-прежнему отодрать руку от горла, она обернулась. В костюме, шлеме и стереомате — она все равно угадала этого косоглазого, который пытался ее захватить тогда ночью, на перевале. Она в отчаянии забилась, но цепкая жижа сковала, обволокла, обессилила.

— Ну куда же ты, моя славная, — прохрипел косоглазый и вцепился ей в шею второй рукой.

— Кламмат!.. — Леро сорвала голос, которого и так уже не было. — Кламмат, тут опять этот придурок!.. Кламмат, застрели меня, наконец!..

Услышал ли Кламмат, Леро не поняла — она даже не поняла, добрался он до конца или нет. Но вдруг ощутила, что «лужа» начинает потихоньку засасывать. Странное, непонятное ощущение — вроде как будто стоишь, в мерзкой каше по пояс, вроде ощущается дно... И вроде как будто висишь. И вроде уже не по пояс. Еще полминуты — и будет по грудь. Леро ощутила панику. Она отвернулась от косоглазого и стала выдираться как исступленная.

Косоглазый схватил Леро за грудь.

— Ах, ты хам! — взвизгнула Леро и треснула по стереомату ладонью.

И застыла. Метрах в трех за спиной косоглазого зависла огромная голова аллигатора. Голова застыла над жижей, устремив на Леро каменный взгляд.

— Мамочка... — прошептала Леро, отвернулась, дернулась прочь, из самых последних сил.

Через секунду за спиной раздался страшный удар. Что-то отвратительно чавкнуло, густой липкий воздух сотрясся. Хватка ладоней ослабла, Леро рванулась еще, сумела выдраться, отделиться на целый метр. Краем глаза она заметила что-то черное; затем поняла, что нечто дергает ее из болота, что в мерзкой жиже она по самую грудь, но трясина ослабляет хватку; Леро устремляется вверх, внизу раздается еще один ужасный глухой удар. Она повисает в воздухе, смотрит вниз, видит огромное бревно аллигатора, рядом обрубок тела — успевает увидеть, как тело погружается в топь, оставив на бурой поверхности черную кляксу крови.

— Леро, замри! — приказал Кламмат спокойно. — Большой пролет! Без резких движений... А то упадем оба, будет ему закуска. Веришь — не знаю, как оно еще держится.

Он тронул бухту ауксилларного троса, и Леро стала медленно подниматься. Она смотрела вниз, как застывший аллигатор медленно отдаляется — казалось, что он каменным взглядом смотрит ей вслед и вот-вот прыгнет. Бухта остановилась; аллигатор остался в четырех метрах. Кламмат тронул кольцо, они заскользили прочь. Они успели переместиться на двадцать метров, как дальний фиксатор просигнализировал и отвалился. Они полетели в болото; передний, однако, держался по-прежнему, и черный цилиндр, протащив их по топкой поверхности, выволок из трясины на корни.

— Нам повезло еще раз.

Кламмат щелкнул кольцом; дальний фиксатор приволок с собой огромный кусок древесины.

— Что оторвался не этот, — он освободил из ствола ближнюю спицу, подождал, пока трос соберется с обеих сторон, прицепил мост на место.

— Горит просто ужасно... — пробормотала Леро. — Пилюля твоя дурацкая опять не работает... — она сквозь слезы смотрела на ноги — на воспаленную, покрасневшую кожу. — Больно пошевелиться... — она едва повернула голову, посмотрела на Кламмата. — Сколько еще идти?..

— Теперь осталось немного, — Кламмат достал баллончик со своим вонючим составом. — Капсулы больше не дам. Я все-таки удивляюсь, что ты еще на ногах и что-то бормочешь.

— Видишь, я такая, как ты... Хотя бы внутри... Ай, дурак, убери!.. Итак все горит!.. Ты еще этой мерзостью мучишь... Столько меня протащил, а здесь, наконец, замучишь...

— Отдыхаем десять минут, — Кламмат спрятал баллончик. — Только не засыпай. А то опять приснится кошмар.

— Клам, не смешно... Вообще не смешно...

* * *

К подножью нагорья, которое Кламмат показывал от реки, вышли, когда день закончился, а на востоке на горизонте уже различалась угрюмая полоса очередного кислотного фронта. Свернули направо, на юг, и начали подниматься по склонам этой группы невысоких холмов. На западе, под оранжево-сиреневой полосой заката, чернел неострыми зубьями кряж, где они ночевали в пещере, трое суток назад; на севере под ногами стелился буро-сажевый в сумерках ковер лесных крон; на востоке, там, где должен был быть горизонт, размытый сейчас облачным валом, сверкали паутинки далеких молний.

Леро было так плохо, как, кажется, не было еще никогда. В глазах полыхали разноцветные пятна, сквозь которые уже ничего не было видно. В ушах стоял нескончаемый звон, даже не звон, а рокот, какой-то гул — как будто в голове работал какой-то ужасный двигатель; особенно грохотало в левом, и с левой стороны Леро ничего не слышала. Кожа горела так, что, казалось, ее просто не было — любое прикосновение, даже дуновение ветра, терзало обнаженное мясо. Больнее всего было от остатков платья и ремешков сандалий; платье Леро хотела содрать и выкинуть, но просто не было сил это сделать.

А идти нужно было все дальше наверх, где ветер, несущий кислоту с востока, гудел все сильней, все сильней испепеляя кожу и выжигая легкие. Для навигации, может, и пустяки, но Леро не навигация... Капсула переставала работать, а новую Кламмат не дал — сказал, чтобы Леро терпела, осталось совсем немного, а чего ожидать от двух таких капсул в течение суток — неясно, и лучше не рисковать — ведь Леро умеет терпеть. Они поднимались по сухой, наконец, почве, под сухими деревьями, с которых сыпались маленькие колючки, липшие к волосам и скребущие кожу... Леро смотрела под ноги сквозь жгучие слезы, шагала, думала — если она сейчас упадет, то не встанет уже никогда.

Они поднялись метров на сто и оказались в ложбине между плоскими куполами холмов. Здесь начиналась сухая трава, которая снова терзала ноги; зато кончился ветер, измучивший Леро пока они поднимались (в джунглях хотя бы не было ветра — такого ветра). Кламмат, как показалось Леро, чего-то странно боялся — шел медленно, останавливался, долго смотрел в стереомат, поднимал панель на шлем, оглядывался невооруженным глазом, снова сцеплял панель на нос, снова поднимал на шлем — шел дальше, полагаясь будто только на чувство.

Они шли, углубляясь в нагорье; купола холмов вырастали, загромождая небо. Они шли дальше, и было уже так темно, что Леро, которая и так почти ничего не видела, наконец погрузилась в сверкающую пятнами темноту, перестала различать спину Кламмата… Она все-таки собралась с силами, догнала его, схватила за руку.

— Темно... — сказала она еле слышно.

— Нет, иди сзади, — Кламмат остановил Леро.

— Ну мы ведь пришли...

— Нет, мы еще не пришли.

— Дай мне веревку... Не вижу...

Кламмат отпустил конец троса, Леро взялась за фиксатор — толстая гладкая спица, какая-то такая удобная, какая-то такая во всем этом холодном кошмаре уютная, какая-то такая домашняя — пошла.

И через секунду ослепла, оглохла и растерялась еще больше, чем все это время была. Впереди за Кламматом вспыхнул красно-синий огонь. Раскатился протяжный треск, завоняло — очень похоже на то, как воняла сфера защиты, разбивая разряд. Кламмат обрисовался черной фигурой, защитившей Леро от пламени; вокруг, выжигая стебли травы, растекся странной искрящейся смесью огонь.

— Ну что, опять, что ли!..

Леро подпрыгнула, догнала Кламмата, вцепилась в локоть и выглянула из-за плеча.

Впереди во мраке рисовалось огненное чудовище. Шестиногое туловище болотного аллигатора — небольшого, метров трех-четырех, — только тоньше шея и хвост, которые сужались к концу; вдоль спины — высокий огненный веер. Силуэт очерчен цепочками искр — красных, синих и фиолетовых; самая мощная цепь — вдоль хребта; от нее расходится паутина огней на лапы и синие спицы костей, между спицами густо-алым мерцают перепонки гребня — словно подсвеченные у основания. Шею венчает сплюснутый череп с пустыми дисками глаз; в глубине приоткрытой пасти рдеет огонь.

Леро успела отметить, что самые яркие звезды собрались на кончиках спиц, хвоста, пальцев на лапах. Затем животное раскрыло горящую пасть и выпустило перед собой новый язык огня. Вместе с огнем ударили хлесткие молнии — вонзившись в землю, они рассыпались искрами и расстелились ковром, следуя за языком огня, который растекся пылающим озером по ложбине. Искристое море коснулось ног, Леро почувствовала удар и ощутила, что не может пошевелиться.

Кламмат рванулся вперед, сорвал с кольца арбалет, присел, прицелился и пустил стрелу. Ящер, раскрывший пасть снова, чтобы выпустить новый язык огня молний, получил стрелу, несколько раз содрогнулся и замер. Призрак продолжал мерцать недолго; Леро отметила, что самый яркий огонь, на острых концах, начал меркнуть. В фиолетовом свете Леро увидела, как Кламмат махнул рукой, чтобы она подошла.

— Иначе его не убьешь, — Кламмат нажал спуск механизма; арбалет ответил зеленым огнем, едва видимый трос натянулся, стрела вернулась из мерцающей пасти. — Только повредить мозг. Или в глаз, или в небную перегородку. Второе несложно, ты видела — пасть у него целый метр.

— Я даже не думала, что такое бывает!..

— Они больше опасны когда кислота заканчивается. Когда мигранты идут назад — они наедаются на целый сезон и потом гуляют, спят, размножаются, — Кламмат вернул арбалет на место. — Как понимаешь, конкурентов здесь у них нет. Но самое страшное одолеть, как правило, легче всего. Ну-ка...

Кламмат взял Леро на руки, обошел горящее туловище и нес еще долго. Леро оглянулась на ящера, на тлеющий сочным рубином веер, пронизанный синими спицами.

— А кого он собирается есть сейчас? Ведь сейчас никого нет.

— Леро, подумай.

— Значит, кого-то учуял?.. Какую-то белковую жизнь... Значит, эти... Этот, он ведь один...

— Да. Он пришел первый. И мы тоже пришли.

Кламмат осторожно опустил Леро в траву, тронул браслет. Впереди во тьме раскрылся тускло светящийся прямоугольник.

— Леро, останешься здесь.

— Почему?! — Леро так возмутилась, что были бы силы — подпрыгнула.

— Потому что сейчас будет бой.

— Но я...

— Леро, — Кламмат положил руку ей на плечо. — Ты мне будешь мешать. Пойми меня правильно.

— Я понимаю, — сказала Леро чуть слышно. — Не дура... А ты дурак, и без меня пропадешь! Ну что же такое... Обещай, что все будет нормально! Обещай, что ты его быстро убьешь и мы, наконец...

Кламмат молчал.

— Не обещаешь?! А кто говорил, что не бросит меня?!

— Леро, тебя заберут. Когда все это кончится, тебя заберут. А здесь, — он указал в свет проема, — ты проживешь сколько угодно. Что, где, как — разберешься.

— Вот ты дурак, — Леро заплакала. — Воспитывала я тебя, воспитывала... А ты свин какой-то неблагодарный... — она упала на колени, закрыла лицо руками.

— Леро. Сиди здесь и жди меня здесь.

— А вдруг он только и караулит? Чтобы ты меня здесь оставил?

— Леро, играть в заложников ему нет никакого смысла...

— Причем тут я! Чтобы ты остался один, без меня! Ты ведь дурак, и без меня пропадешь!

— Леро...

— Эти ваши дурацкие счеты!.. — Леро отняла от лица ладони, подняла голову. — Почему мы просто не улетим? — она вскочила, скривилась от вернувшейся боли. — Ну что такое? Что, трудно пробраться, чтобы он не заметил?

— Леро, — Кламмат замолчал на минуту. — Я же тебе говорил... Ты знаешь, что такое контубернал. Он изнасиловал и убил девушку моего друга — контубернала. Я должен ему отомстить.

— Помню... Она ведь вроде как осталась жива... Ты обещал рассказать... Ты только обещаешь, и ничего не делаешь! Я сейчас тебя брошу и отсюда уйду.

Кламмат снова положил руку ей на плечо, мягко сжал пальцы.

— Стой здесь и жди меня здесь.

Он развернулся и направился к двери. Через минуту его силуэт мелькнул в светящемся прямоугольнике и исчез.

— Ненавижу...

Леро снова заплакала — так, как не плакала еще никогда в жизни. Она долго стояла, потом снова присела, долго сидела, разглядывая прямоугольник открытой двери. Ей на самом деле захотелось вскочить и куда-нибудь убежать. Только сил не было никаких. Ей казалось, что сил не хватит даже чтобы просто дойти до дверей, чтобы просто посмотреть, что там внутри... А что там внутри, интересно?..

— Какая я все-таки дура, — сказала она, размазав по горящим щекам горящие слезы. — Ну почему я такая дура? Все люди как люди, а я... Никогда, ни разу... Вообще ничего никогда не получалось... По-человечески... Ни разу... Даже не сдохну никак...

Просто сидеть и ждать сил тоже не было никаких. Надо подняться и дойти до дверей. Просто потому, что там свет, там — уже не этот кошмар, не жестокие камни, не адские джунгли. И там сейчас Кламмат. Она просто подойдет к двери и будет ждать там. А Кламмат — пусть только попробует не вернуться... Попробует ее не забрать... Она ему тогда устроит...

Леро сидела, сидела, сидела, собираясь с силами, но вот, наконец, поднялась, пошла. Дошла до двери. Вцепилась в гладкую стену, присела, привалившись горящим плечом. Стена была какой-то чужой, несвойственной окружающему кошмару, к которому Леро уже даже привыкла... Ей даже показалось, что стена была теплая, грела в холоде наступающей ночи... Нет, это просто горит измученное плечо.

Леро сидела, сидела, сидела, и поняла, что ждать Кламмата здесь больше не будет. Ей стало по-странному страшно. За Кламмата. Она его бросила. Он там один. С этим придурком. Она ему будет мешать? Почему? Как? Она ему что, чужая? Дура... Девчонка... Конечно, чужая — кто она ему такая вообще? Он не бросил ее, проволок за собой сквозь этот кошмар — ну и что? Этот придурок тоже волок за собой этих придурков — потому что одному здесь не выжить. Элементарно — ты вытаскиваешь меня, я вытаскиваю тебя... Элементарно.

Нет, не чужая. Если Кламмат, дурак, думает, что чужая, то он дурак. А она так не думает. В конце концов, она его поцеловала, и он не сопротивлялся! Когда они отсюда, наконец, уберутся, она поставит вопрос ребром. Тогда как будет — так будет. А сейчас — Кламмата бросать нельзя. Надо идти и спасать. Если его не спасти, тот придурок его убьет. Надо идти и его спасать! А она сидит здесь, как дура! Сколько времени уже потеряла! Ведь не успеет!

Холодея от мысли, что она уже опоздала, что Кламмат уже где-то лежит мертвый, не дождавшись, пока она прибежит и поможет — убить этого гада, — Леро поднялась, шатаясь пошла, побежала... Бежать было ясно куда — вперед, по коридору, он здесь один... Лента тусклого световода под потолком, серо-зеленые стены, закрытые двери по сторонам, какие-то указатели... Сколько она уже пробежала, Леро не понимала — то ли пятнадцать метров, то ли сто пятьдесят... То ли уже километр...

Она выбежала в какой-то зал, где в глубине, в полусумрачном освещении высились матовые стальные цилиндры. Леро подумалось, что это, наверно, просто чехлы, под которыми скрываются какие-нибудь аппараты... Коридор выходил на балкон, пролегающий под потолком мрачного зала; Леро повернула направо, побежала по правой части балкона. Слева впереди увидела лестницу; с балкона можно было спуститься вниз, к подножью цилиндров. Бежать надо было туда.

Леро скатилась по лестнице и, промчавшись между стеной и цилиндрами, пересекла мрачный зал. За цилиндрами зал не кончался — нет, кончался, но не стеной, а новым балконом, который навис над новым пространством. В другом, нижнем зале тоже стояли цилиндры, но ниже и толще. Пол в этом зале был как решетка — под ней, под каждым цилиндром, виднелись какие-то механизмы. Леро увидела новую лестницу, бросилась к ней, скатилась. Забежала в цилиндры, гулко топая по решетке, остановилась. И услышала чей-то топот — кто-то бежал, рядом, от нее или к ней — непонятно.

Топот стих. Леро рванулась на топот, пробежала почти все цилиндры. Впереди остался последний; за ним в стене виднелся новый проход и в нем новая лестница, которая опускалась дальше. Сердце стучало так, как не было еще никогда; в ушах клокотало, в глазах сверкали яркие пятна... Леро почти ничего не видела... Но смогла разобрать две фигуры в защитных костюмах.

Первый спускается вниз и должен вот-вот исчезнуть... Пространство Леро уже не воспринимает... Он спускается целую вечность, но все никак не исчезнет... А исчезнуть нужно скорее, скорее, скорее! Второй стоит за крайним цилиндром, в десяти шагах перед Леро... Поднимает ствол карабина... Сердце грохочет так, что в ушах лопаются перепонки, а грохот слышно на километр вокруг... На карабине сияет желтый огонь... Сердце грохочет так, что второй слышит и оборачивается...

Леро кричит, чтобы Кламмат рванул вперед и скрылся, но голоса больше нет и ничего не слышно. Пытается крикнуть снова, но дыхания тоже нет, а сердце сейчас взорвется... И оно взорвалось — загорается синий огонь — ствол карабина вонзается в грудь.

* * *

Леро проснулась, долго лежала не открывая глаз, нежась в уютной постели. Открыла глаза, долго смотрела в большой круглый светильник, очень приятный глазу своим мягким жемчужно-опаловым светом. Потом огляделась. Какая-то небольшая комната; кроме кровати и блока с приборами — ничего.

Леро пошевелилась и обнаружила, что тело покрыто странной пленкой. Вытащила руку из-под покрывала, посмотрела на пальцы — пленка почти прозрачная, кожа под ней словно под янтарем — словно новая. Потрогала грудь — пленка толстая, мягкая, приятная, ласковая.

Леро лежала, ей было хорошо, спокойно, удобно... Интересно, что такое вокруг и как она здесь оказалась? Интересно, что это за странная пленка, что за приборы, что это вообще все такое? Ладно, потом... Сейчас так тепло, так уютно, ничего не болит... Ничего не жжет, не горит, не пылает, дышится так хорошо и мягко... Воздух такой приятный... Чистый, гладкий, какой-то шелковый... И не надо никуда бежать, не надо никуда падать, никуда забираться, просто куда-то спешить...

Она еще долго лежала, наслаждаясь тишиной, покоем и ласковой теплотой в теле. Наконец память стала просыпаться тоже. Все возвратилось сразу, как будто вспыхнуло — весь путь от той злосчастной поляны до станции. Леро лежала, проваливаясь в ушедший кошмар. Не выдержала, закричала, приподнявшись на локте.

— Кламмат!.. Ты где?.. Клам!..

В комнату вошел человек, подошел к Леро, взял за руку.

— Все нормально. Скоро придет.

— Ты кто?

— Доктор.

— Скоро придет? Значит, с ним все нормально... — Леро откинулась на спину, закрыла глаза, перевела дыхание.

— Конечно.

— А с этим?

— Хайдег? Убит. Отдыхай. Кламмат скоро придет и расскажет.

— Я успела... А он дурак... Я же знала, что его нельзя отпускать... А он гад... «Ты мне будешь мешать»... Ненавижу...

— Скоро придет, — доктор взял ее за руку. — Тогда разберетесь. Пока отдыхай. И не плачь — все нормально.

— Пусть только придет... Я ему тут устрою...

— Разумеется, — доктор оправил ей на груди покрывало.

— Шрамы останутся?..

— Немного и почти все небольшие.

— Где?..

— Этот останется точно, — доктор провел ладонью от живота до груди. — Увы, но будет самый заметный. Атрофический, просто светлая полоса. Потом, может быть, восстановится. Но пока даже не загорит.

— Потом — это когда?..

— Позагорать успеешь.

— Когда успею?.. Старухи тоже, вон, загорают... Пойди на пляж, смотреть страшно... А откуда он взялся? Я вроде бы так не падала... Хотя я уже не помню... Как падала...

— Карабин.

— И что?.. Нельзя было его как-то вылечить?.. Как-то замазать?..

— Удивительно, что ты вообще здесь лежишь. В твоем случае шансов было четыре процента.

— Что за глупость такая!.. Шансов всегда бывает пятьдесят процентов. Или да, или нет.

— Ну, это статистика. Отдыхай.

— Позови Кламмата. Я буду с ним разговаривать.

— Скоро придет.

...Доктор ушел. Леро погрузилась в дрему. Когда она снова очнулась, увидела Кламмата — он сидел на краю постели, в темно-серо-зеленой форме, с нашивками и фалерами — Леро сначала его не узнала.

— А, это ты, предатель... — пробормотала она чуть слышно. — Бросил меня, там, на улице... Ну нет, я так просто от тебя не отстану... Теперь все, от меня не избавишься... Будешь теперь терпеть, со шрамом... — она замолчала, заплакала. — Он бы тебя убил.

— Да, — кивнул Кламмат. — Я его прозевал. На базе антураж не работает, другая физика боя... Локальный биоконтроль, если комплект, неточен. А в жмурки я, честно сказать, в детстве всегда проигрывал. Мне нужен явный противник, Леро.

— Один на один, как в древности...

— Один на один.

— Видишь, не на один! Я же тебе говорила... Одному кое-что и не получается. Какой ты все-таки остолоп... Сколько еще тебя воспитывать...

— Теперь я должен тебя спасти еще как минимум раз.

— Вот ты дурак, — Леро приподнялась на локте. — Нет, вот дурак все-таки, — она рассердилась так, что вяло хлопнула ладонью по краю постели. — Тебе этого мало?

— Леро, теперь...

— Ты уже говорил, — она откинулась на подушку. — Про этих твоих контуберналов я в курсе. И дурак еще потому, что собираешься это считать. Кто кого сколько раз переспас... Ну, бери, считай... Все равно будет, что ты меня больше спасал... Так что заткнись.

Кламмат молчал.

— Видишь, мы с тобой отомстили... За девочку... А где он, твой этот...

— В другом секторе. Далеко.

— Ты давно его видел?

— Несколько лет.

— А что это у тебя за железки такие?.. — Леро стала засыпать снова. — Вот эта, круглая — что?..

— Огненная звезда.

— Правда?! — Леро снова очнулась, снова выпрямилась на локте. — Та самая? Настоящая?

— Я убежал со сбора, — Кламмат поморщился. — На борту наш полковник, еще кто-то из Центра. Форма одежды — парадная... Так я ее не ношу.

— Еще раз дурак, — Леро снова откинулась на подушку. — Заслужил — надо носить.

— Железка.

— Что мне с тобой делать — не знаю. Тебя надо воспитывать, страшно сказать как. Ну ничего, вот поправлюсь... Будешь у меня как шелковый... — Леро погружалась в сон. — Кламмат, полетели ко мне... У меня дома так здорово... Горы, озера, лес... Солнышко... Крокодилов нет, прыгающих...

— Есть еще пара дел. И потом — обязательно.

— Какие дела? Опять кого-нибудь убивать? Хватит... И все, заткнись, наконец... Летим, и не спорь... Летим...

* * *