Я не сдамся

Глава 4

Сегодня ровно месяц, как я работаю, точнее, как мы работаем вместе. Мини юбилей «холодной войны Мартыновых». Олег сменил тактику, теперь он не нападает, он просто игнорирует меня. Я для него не существую. Меня, в принципе, устраивает это. В работе, конечно, возникали трудности, но я приловчилась. Мы общаемся только письменно, официальными бумагами. Коллеги по началу настороженно смотрели на наш процесс взаимодействия, а сейчас и внимания не обращают, привыкли. Никто не задает лишних вопросов. Да и нет времени их задавать. Нам иногда и вздохнуть некогда бывает. Работы много, недаром мы работаем в клинике экстренной помощи.

Пятница и я снова иду на работу, пешком, обходя лужи на асфальте. Октябрьское утро хмурое и ветреное. Ночью шел дождь. Днем тоже ожидаются осадки. Но все же, не смотря на слякоть и промозглость, я улыбаюсь. Сегодня день рождения моей мамы, я позвонила ей с утра и зарядилась позитивом на весь день. Теперь пронизывающие взгляды Олега мне будут нипочем. Он не испортит мне настроение в этот день.

Снимая на ходу мокрый плащ, я захожу в ординаторскую и вижу Олега, мечется из угла в угол, как раненый зверь. Матерится сквозь зубы. Он даже не обращает на мое появление никакого внимания. От неожиданности я замираю и не замечаю, как кто-то берет меня за локоть и выдергивает обратно в коридор.

– Не надо туда ходить.

– Юлия Романовна, что происходит? – я смотрю на коллегу, на которой просто лица нет.

– Пошли к тебе в кабинет, расскажу.

Мы быстро идем до моего кабинета, и я несколько раз оглядываюсь на дверь, за которой мой бывший муж просто в неадекватном состоянии.

– Не против, если я закурю? – спрашивает Юлия.

– Нет, – я подхожу к окну, отодвигаю цветочный горшок с гортензией и приоткрываю створку.

– Спасибо, – она присаживается на подоконник, прикуривает и сразу затягивается несколько раз. – К нам доставили двух парней после автомобильной аварии. Мальчишкам по двадцать лет: Юрий и Илья, – у нее после этих слов затряслись руки, и она с трудом попала в пепельницу, точнее в обычное блюдце.

– И…

– У Ильи пробито легкое, печень, селезенка, в общем, оперировать бессмысленно, нужна только трансплантация органов. А Юра…. он… у него отказал мозг. Ты сама знаешь, что это значит.

– Надо отключать от аппаратов, констатировать смерть и в морг.

– Да, но он идеальный донор для второго. Будто родственник. Мы с Мартыновым не стали его отключать. Сейчас Коршунов разговаривает с матерью мальчика, пытается добиться разрешения на пересадку органов. Но судя по тому, какие из его кабинета доносятся крики, ничего у него не получается.

– Олег…Олег Евгеньевич поэтому бродит словно приведение?

– Олег, хоть и циник, но душой болеет за каждого пациента. Для него смерть пациента на операционном столе – это личная трагедия. Слышишь? – Юля погасила сигарету и спрыгнула с подоконника, – дверь хлопнула у главного. Пошли.

Мы направились обратно в ординаторскую. Вошли тихо, но главный врач заметил нас сразу и одобрительно кивнул, разрешив войти.

– А что, если я его прооперирую без ее согласия? – от его уверенного вопроса у меня по спине пошли мурашки. Неужели он готов рисковать своей карьерой ради жизни пациента?

– Не глупи, Олег. Ты прекрасно знаешь, что она может заказать повторное независимое вскрытие сына. И если там выясниться, что не хватает органов, тебя посадят. Да и клинику закроют.

– Но что-то же надо делать!? – он сжал кружку так сильно, что она треснула. И я машинально бросаюсь к нему, убираю осколки из ладони, облегченно вздыхаю, увидев, что порезов нет. Беру полотенце и вытираю холодный чай с его ладони и стола. Он смотрит на мои манипуляции, молча, отстраненно.

– Может, я с ней поговорю? – тихо предлагаю я.

– Да куда ты лезешь, девочка, – повышает на меня голос Олег. Он пригвоздил меня своим взглядом к месту так, что я и дышать перестала.

– Сбавь тон, Олег, – пресек его начальник. – Во-первых, контролируй себя, во-вторых, согласно протоколу, психотерапевт обязан побеседовать с матерями пострадавших. Так надо. Иди, Настенька, она в моем кабинете.

Я повесила на спинку стула влажное полотенцу, которое почем-то все еще держала в руках. И вышла из кабинета под пристальным взглядом Мартынова.

Я тихонько вошла в кабинет, где находилась мама Юрия. Женщина лет сорока пяти. Женщину выдернули прямо из дома, она в домашнем халате. Мать парня, лежащего сейчас под аппаратами в реанимации, не просто плакала, она скулила от боли.

Я налила стакан воды и поставила перед женщиной.

– Выпейте, пожалуйста, – сказала, присаживаясь на соседний стул. Не напротив, а намеренно рядом. Позиционно я с ней на одной линии, так проще общаться. Мы молчим. Я примерно знаю, какие вопросы ей задавал Коршунов, какие предложения озвучивал. Я не хочу их повторять. Ее ответ на эти вопросы я знаю. Мне нужно выяснить причину ее отрицательного решения.

Гнетущую тишину первой не выдерживает она. А я именно этого момента и ждала.

– Вы видели результаты анализов? – она бросает на меня мимолетный взгляд, и я одобрительно киваю. – Они братья, – женщина теребит край халата дрожащими пальцами, – мой гадёныш, Колька, сына соседке сделал. Илья же через девять месяцев после рождения Юрочки родился. Значит, изменил мне, пока я в роддоме была. Был бы жив Николай, я бы ему сейчас…. А что сейчас? Поздно. Поздно и бессмысленно.

– Вы не хотите спасти соседнего парня, потому что он тоже сын вашего мужа? Вы вините мальчика за ошибки его родителей?

– Я не знаю. Юрочку не спасти, а жизнь Ильи зависит от моего решения. Но вы правы, я виню его. Я ненавижу его за то, в чем он, по сути, не виноват. Почему у него есть шанс жить, а у моего сына нет?

– Расскажите, как давно дружат мальчики?

– Так с песочницы ещё. Они тогда на улицу гулять вышли с одинаковыми грузовиками. Синие такие, с желтой кабиной. Колька, идиот, даже игрушки им дарил одинаковые. А я ещё удивлялась, что это муженек мой так эту дружбу поддерживает. На рыбалку – обоих. В гараж машину чинить – обоих. На стадион футбол смотреть, опять обоих. Мол, друзья же. Какая же я дура. А я ведь всю жизнь жила и считала, что счастливее меня нет. Муж верный, любимый. Ведь ни разу в жизни не прокололся. Это ж надо быть таким …. я даже слово подобрать не могу.

– Ребята правда были не разлей вода?

– Да, друг за друга горой были. Если побитые, так оба. В клуб или на дискотеку какую, тоже вместе. На учебе за одной партой. Я очень боялась, что влюбятся они в одну девчонку, и тогда придет дружбе конец. Но и тут они оказались выше этого. У нас во дворе вертихвостка есть одна – Машка, решила она обоих охмурить. То одному глазки строит, то второго целует в подъезде. Не вышло у нее ничего. Мужская дружба у них на первом месте оказалась. А, может, Колька рассказал им, что они братья родные?

– Ольга, если бы ваш сын сейчас имел право голоса, он спас бы жизнь друга?

– Конечно, – она опешила от своего быстрого и уверенного ответа. Четко поняв смысл моего вопроса.

– Может, вы дадите ему этот шанс?

Она не успела ответить. В кабинет ворвалась другая мать. Она прямо с порога встала на колени перед Ольгой. Две матери, два горя. Но в глазах одной смерть и пустота, а у другой ещё есть надежда. И она готова ее вымолить.

Напротив друг друга, а между ними я.

– Уйди, Светка, – обессилено просит обманутая женщина.

– Ольга, спаси, – умоляет вторая, подходя к первой, не поднимаясь с колен.

– От Кольки родила?

Светлана заплакала еще больше и кивнула.

– Всю жизнь меня обманывали, да?

– Нет. Это случайно вышло. Мы выпившие были. Он отмечал рождение Юрочки, а я со дня рождения подруги приехала. Я сама к нему пришла, – Светлана вытерла ладонями мокрые щеки. – Один раз всего. Больше никогда. Клянусь, он не искал встреч, и я не хотела. Помогал? Да. Деньги давал, игрушки покупал, велосипед на десятилетие подарил. С вступительными экзаменами помог. Это всё. Хочешь, ноги твои целовать буду, квартиру на тебя перепишу?

– Да зачем мне твоя квартира? Мне свою-то теперь некому оставить.

В ординаторской никого нет, кроме Олега. Он сидит за столом и просто смотрит на стену напротив. Я молча подхожу к нему, кладу бумагу на стол перед ним и ухожу.

Он опускает обреченный взгляд на строки, которые подарят Илье жизнь.

Я не жду от него в ответ спасибо.

Я слышу, как хлопает дверь. Он, не дожидаясь лифта, бежит вверх по лестнице, отдавая распоряжения по телефону о подготовке операционной.

Я хочу, чтобы он спас этого мальчика. Это в его силах, он сможет. И пусть я ненавижу его как мужчину, как хирургом я им восхищаюсь.

Он Бог со скальпелем в руках.