Я не верю судьбе

День на редкость — тепло и не тает, —

Видно, есть у природы ресурс, —

Ну… и, как это часто бывает,

Я ложусь на лирический курс.

Сердце бьется, как будто мертвецки

Пьян я, будто по горло налит:

Просто выпил я шесть по-турецки

Черных кофе, — оно и стучит!

Пить таких не советуют доз, но —

Не советуют даже любить! —

Есть знакомый один — виртуозно

Он докажет, что можно не жить.

Нет, жить можно, жить нужно и — много:

Пить, страдать, ревновать и любить, —

Не тащиться по жизни убого —

А дышать ею, петь ее, пить!

А не то и моргнуть не успеешь —

И пора уже в ящик играть.

Загрустишь, захандришь, пожалеешь —

Но… пора уж на ладан дышать!

Надо так, чтоб когда подытожил

Все, что пройдено, — чтобы сказал:

«Ну а все же неплохо я пожил, —

Пил, любил, ревновал и страдал!»

Нет, а все же природа богаче!

День какой! Что — поэзия? — бред!..

Впрочем, я написал-то иначе,

Чем хотел. Что ж, ведь я — не поэт.

Про меня говорят: он, конечно, не гений, —

Да, согласен — не мною гордится наш век, —

Интегральных и даже других исчислений

Не понять мне — не тот у меня интеллект.

Я однажды сказал: «Океан — как

бассейн», —

И меня в этом друг мой не раз упрекал —

Но ведь даже известнейший физик Эйнштейн,

Как и я, относительно все понимал.

И пишу я стихи про одежду на вате, —

И такие!.. Без лести я б вот что сказал:

Как-то раз мой покойный сосед по палате

Встал, подполз ко мне ночью и вслух

зарыдал.

Я пишу обо всем: о животных, предметах,

И о людях хотел, втайне женщин любя, —

Но в редакциях так посмотрели на это,

Что — прости меня, Муза, — я бросил тебя!

Говорят, что я скучен, — да, не был я

в Ницце, —

Да, в стихах я про воду и пар говорил…

Эх, погиб, жаль, дружище в запое

в больнице —

Он бы вспомнил, как я его раз впечатлил!

И теперь я проснулся от длительной спячки,

От кошмарных ночей — <и> вот снова

дышу, —

Я очнулся от белой-пребелой горячки —

В ожидании следующей снова пишу!

Если нравится — мало?

Если влюбился — много?

Если б узнать сначала,

Если б узнать надолго!

Где ж ты, фантазия скудная,

Где ж ты, словарный запас!

Милая, нежная, чудная!..

Эх, не влюбиться бы в вас!

Из-за гор — я не знаю, где горы те, —

Он приехал на белом верблюде,

Он ходил в задыхавшемся городе —

И его там заметили люди.

И людскую толпу бесталанную

С ее жизнью беспечной <и> зыбкой

Поразил он спокойною, странною

И такой непонятной улыбкой.

Будто знает он что-то заветное,

Будто слышал он самое вечное,

Будто видел он самое светлое,

Будто чувствовал все бесконечное.

И взбесило толпу ресторанную

С ее жизнью и прочной и зыбкой

То, что он улыбается странною

И такой непонятной улыбкой.

И герои все были развенчаны,

Оказались их мысли преступными,

Оказались красивые женщины

И холодными и неприступными.

И взмолилась толпа бесталанная —

Эта серая масса бездушная, —

Чтоб сказал он им самое главное,

И открыл он им самое нужное.

И, забыв все отчаянья прежние,

На свое место все стало снова:

Он сказал им три са<мые> нежные

И давно позабытые <слóва>.

Люди говорили морю: «До свиданья»,

Чтоб приехать вновь они могли —

В воду медь бросали, загадав желанья, —

Я ж бросал тяжелые рубли.

Может, это глупо, может быть — не нужно, —

Мне не жаль их — я ведь не Гобсек.

Ну а вдруг найдет их совершенно чуждый

По мировоззренью человек!

Он нырнет, отыщет, радоваться будет,

Удивляться первых пять минут, —

После злиться будет: «Вот ведь, —

скажет, — люди!

Видно, денег куры не клюют».

Будет долго мыслить головою бычьей:

«Пятаки — понятно — это медь.

Ишь — рубли кидают, — завели обычай!

Вот бы, гаду, в рожу посмотреть!»

Что ж, гляди, товарищ! На, гляди, любуйся!

Только не дождешься, чтоб сказал —

Что я здесь оставил, кáк хочу вернуться,

И тем боле — чтó я загадал!

Я не пил, не воровал

Ни штанов, ни денег,

Ни по старой я не знал,

Ни по новой фене.

Запишите мне по глазу,

Если я соврал, —

Падла буду, я ни разу

Грош не своровал!

Мне сказали — торгаши

Как-то там иначе, —

На какие-то гроши

Строют себе дачи.

Ну и я решил податься

К торгашам, клянусь,

Честный я — чего бояться!

Я и не боюсь.

Начал мной ОБХС

Интересоваться, —

А в меня вселился бес —

Очень страшный, братцы:

Раз однажды я малину

Оптом запродал, —

Бес — проклятая скотина —

Половину взял!

Бес недолго все вершил —

Всё раскрыли скоро, —

Суд — приятное решил

Сделать прокурору.

И послали по Указу —

Где всегда аврал.

Запишите мне по глазу,

Если я соврал!

Я забыл про отчий дом

И про нежность к маме,

И мой срок, как снежный ком,

Обрастал годами.

И прошу верховный суд —

Чтоб освободиться, —

Ведь жена и дети ждут

Своего кормильца!..

Давно я понял: жить мы не смогли бы,

И что ушла — все правильно, клянусь, —

А за поклоны к праздникам — спасибо,

И за приветы тоже не сержусь.

А зря заботишься, хотя и пишешь — муж, но,

Как видно, он тебя не балует грошом, —

Так что, скажу за яблоки — не нужно,

А вот за курево и водку — хорошо.

Ты не пиши мне про березы, вербы —

Прошу Христом, не то я враз усну, —

Ведь здесь растут такие, Маша, кедры,

Что вовсе не скучаю за сосну!

Ты пишешь мне про кинофильм «Дорога»

И что народу — тыщами у касс, —

Но ты учти — людей здесь тоже много

И что кино бывает и у нас.

Ну в общем ладно — надзиратель злится,

И я кончаю, — ну всего, бывай!

Твой бывший муж, твой бывший кровопийца.

…А знаешь, Маша, знаешь, — приезжай!

Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог —

Кто считал, кто считал!..

Сообщается в сводках Информбюро

Лишь про то, сколько враг потерял.

Но не думай, что мы обошлись без потерь —

Просто так, просто так…

Видишь — в поле застыл как подстреленный

зверь,

Весь в огне, искалеченный танк!

Где ты, Валя Петров? — что за глупый вопрос:

Ты закрыл своим танком брешь.

Ну а в сводках прочтем: враг потери понес,

Ну а мы — на исходный рубеж.

Экспресс Москва — Варшава, тринадцатое место, —

В приметы я не верю — приметы ни при чем:

Ведь я всего до Минска, майор — всего до Бреста, —

Толкуем мы с майором, и каждый — о своем.

Я ему про свои неполадки,

Но ему незнакома печаль:

Материально — он в полном порядке,

А морально… Плевать на мораль!

Майор неразговорчив — кончал войну солдатом, —

Но я ему от сердца — и потеплел майор.

Но через час мы оба пошли ругаться матом,

И получился очень конкретный разговор.

Майор чуть-чуть не плакал, что снова уезжает,

Что снова под Берлином еще на целый год:

Ему без этих немцев своих забот хватает, —

Хотя бы воевали, а то — наоборот…

Майор сентиментален — не выдержали нервы:

Жена ведь провожала, — я с нею говорил.

Майор сказал мне после: «Сейчас не сорок первый,

А я — поверишь, парень! — как снова пережил».

Что сегодня мне суды и заседанья —

Мчусь галопом, закусивши удила:

У меня приехал друг из Магадана —

Так какие же тут могут быть дела!

Он привез мне про колымскую столицу

==небылицы, —

Ох, чего-то порасскажет он под водку мне

==в охотку! —

Может, даже прослезится долгожданная девица —

Комом в горле ей рассказы про Чукотку.

Не начну сегодня нового романа,

Плюнь в лицо от злости — только вытрусь я:

У меня не каждый день из Магадана

Приезжают мои лучшие друзья.

Спросит он меня, конечно, как ребятки, —

==всё в порядке! —

И предложит рюмку водки без опаски —

==я в завязке.

А потом споем на пару — ну конечно,

==дай гитару! —

«Две гитары», или нет — две новых сказки.

Не уйду — пускай решит, что прогадала, —

Ну и что же, что она его ждала:()

У меня приехал друг из Магадана —

Попрошу не намекать, — что за дела!

Он приехал не на день — он все успеет, —

==он умеет! —

У него на двадцать дней командировка —

==правда, ловко?

Он посмотрит все хоккей — поболеет, похудеет, —

У него к большому старту подготовка.

Он стихов привез небось — два чемодана, —

Хорошо, что есть кому его встречать!

У меня приехал друг из Магадана, —

Хорошо, что есть откуда приезжать!

А люди всё роптали и роптали,

А люди справедливости хотят:

«Мы в очереди первыми стояли, —

А те, кто сзади нас, уже едят!»

Им объяснили, чтобы не ругаться:

«Мы просим вас, уйдите, дорогие!

Те, кто едят, — ведь это иностранцы,

А вы, прошу прощенья, кто такие?»

Но люди всё роптали и роптали,

Но люди справедливости хотят:

«Мы в очереди первыми стояли, —

А те, кто сзади нас, уже едят!»

Им снова объяснил администратор:

«Я вас прошу, уйдите, дорогие!

Те, кто едят, — ведь это ж делегаты,

А вы, прошу прощенья, кто такие?»

Но люди всё роптали и роптали,

Но люди справедливости хотят:

«Мы в очереди первыми стояли, —

А те, кто сзади нас, уже едят…»

Парад-алле! Не видно кресел, мест!

Оркестр шпарил марш — и вдруг,

весь в черном,

Эффектно появился шпрехшталмейстр

И крикнул о сегодняшнем коверном.

Вот на манеже мощный черный слон, —

Он показал им свой нерусский норов.

Я раньше был уверен, будто он —

Главою у зверей и у жонглеров…

Я был не прав: с ним шел холуй с кнутом —

Кормил его, ласкал, лез целоваться

И на ухо шептал ему… О чем?!

В слоне я сразу начал сомневаться.

Потом слон сделал что-то вроде па —

С презреньем, и уведен был куда-то.

И всякая полезла шантрапа —

В лице людей, певиц и акробатов…

Вот выскочили трое молодцов —

Одновременно всех подвергли мукам, —

Но вышел мужичок, из наглецов,

И их убрал со сцены ловким трюком.

Потом, когда там кто-то выжимал

Людей ногами, грудью и руками, —

Тот мужичок весь цирк увеселял

Какой-то непонятностью с шарами.

Он все за что-то брался, что-то клал,

Хватал за все, — я понял: вот работа!

Весь трюк был в том, что он не то хватал —

Наверное, высмеивал кого-то!

Убрав его — он был навеселе, —

Арену занял сонм эквилибристов…

Ну всё, пора кончать парад-алле

Коверных! Дайте туш — даешь артистов!

День-деньской я с тобой, за тобой —

Будто только одна забота,

Будто выследил главное что-то —

То, что снимет тоску как рукой.

Это глупо — ведь кто я такой?!

Ждать меня — никакого резона.

Тебе нужен другой и — покой,

А со мной — неспокойно, бессонно.

Сколько лет ходу нет — в чем секрет?!

Может, я невезучий — не знаю!

Как бродяга гуляю по маю,

И прохода мне нет от примет.

Может быть, наложили запрет?

Я на каждом шагу спотыкаюсь:

Видно, сколько шагов — столько бед, —

Вот узнаю в чем дело — покаюсь.

У меня долги перед друзьями,

А у них зато — передо мной, —

Но своими странными делами

И они чудят, и я чудной.

Напишите мне письма, ребята,

Подарите мне пару минут —

А не то моя жизнь будет смята

И про вас меньше песен споют.

Вы мосты не жгите за собою,

Вы не рушьте карточных домов, —

Бóг с ними совсем, кто рвется к бою

Просто из-за женщин и долгов!

Напишите мне письма, ребята,

Осчастливьте меня хоть чуть-чуть,

А не то я умру без зарплаты,

Не успев вашей ласки хлебнуть.