Весь вечер я провела в своей каюте, подальше от чужих глаз.
Решение было принято. Оно принесло мне некоторое облегчение, но вовсе не ту безмятежность, которой бы мне хотелось.
По счастливой случайности ужин, который я заказала, принес Натан. Я впустила его и закрыла дверь на ключ.
– Мне надоело прятаться, – сказала я. – Мы ничего не делаем вместе, никуда не ходим.
– Ты же боишься, как бы нас не увидели…
– Да, боюсь, но так больше жить не хочу. Давай рискнем!
– Как хочешь.
– Во сколько ты заканчиваешь?
– В одиннадцать.
– Так поздно?
– Да, сегодня я дежурю на концерте.
– А-а, точно. Слушай, давай встретимся в кафе, в «Негоциантах»! Думаю, будет хорошо немного расслабиться и поболтать, а то мы видимся только на работе и дома.
– Договорились.
Ужинала я одна, параллельно изучая финансовые отчеты за май.
Я дождалась, пока официанты разнесут напитки и послышатся первые звуки рояля, и проскользнула в зал, где уже царил обычный для концертов полумрак. Выступала, как всегда, Палома в сопровождении пианиста Джереми Фланагана.
Ей было около тридцати, как и мне, но насколько же по-другому она себя вела! Всегда внимательная и доброжелательная, готовая выслушать любого и прийти на помощь, если что-то не клеилось, – родная мать для всех нас, да и только.
Я села на свободный стул в дальнем углу зала.
Сцену освещал приглушенный красно-желтый свет, уютный, как закатное солнце. На рояле стояла бутылка виски и стакан. Пальцы Джереми летали по клавишам. Тот, кто никогда не учился музыке, мог бы подумать, что это происходит само собой, словно по волшебству.
Пленительный голос Паломы завел одну из джазовых мелодий Нины Симон. Перешептывания в зале тут же стихли, все взгляды устремились на певицу.
Палома умела выглядеть сексуальной без малейшего намека на вульгарность. В тот вечер она была сама элегантность: короткое, но шикарное черное платье, эффектно оттенявшее ее золотистую кожу, туфли на шпильке, изысканный макияж и аккуратная прическа. Она притягивала людей как магнитом: едва увидев ее, они уже не могли оторвать глаз.
На меня такой же чудесный эффект оказывала музыка. Стоило войти в концертный зал, как все проблемы, тревоги, реальные и надуманные страхи исчезали без следа. Казалось, чья-то волшебная рука снимала с моей спины привычный груз. Магия, по-другому не скажешь.
У нашего рояля было особенное звучание, такое теплое и мягкое, какого я нигде больше не слышала. Может, все дело в его истории. Этот старый «Блютнер» был сделан в Германии в тысяча девятьсот тридцать втором году. Оттуда он поехал в Лондон, к своему первому владельцу, а спустя несколько лет вместе с ним отправился в Индию, где тогда правил Ганди. После того как Индия получила независимость, рояль вернулся в Европу. Некоторое время на нем играли в Лозанне, а потом судьба занесла его во Францию, прямо на борт нашего «ПигмаЛиона».
Я закрыла глаза и слушала пение Паломы, представляя себя на ее месте. Внутри у меня все вибрировало от избытка чувств. Мне грезилось, что я стою на сцене, и от звуков старого рояля, от звуков собственного голоса, от возможности вот так просто показывать другим то, что идет из глубины души, кружилась голова. Это была моя самая безумная мечта. Я не корила себя за нее, ведь она позволяла хотя бы на миг выйти за привычные рамки…
Как мы и договаривались, поздно вечером Натан присоединился ко мне в «Негоциантах», знаменитом кафе, отмечавшем в тот год столетний юбилей.
Было так хорошо побыть наконец вдвоем, причем не в нашей блеклой квартирке, а в роскошных интерьерах Второй империи, где с высоченных, украшенных лепниной потолков свешивались хрустальные люстры. К тому же именно здесь мы впервые ужинали вместе, прямо в день нашего знакомства.
Натан заказал бокал бургундского игристого. Я последовала его примеру. Несколько глотков – и вот мы уже расслабились и болтаем обо всем подряд. Обо всем, кроме работы. Я спросила, как продвигается диссертация. Это была одна из немногих вещей, которые его по-настоящему увлекали. Когда он говорил о своих исследованиях, глаза у него загорались, он оживлялся и выглядел… неотразимо. Я ощутила то же волнение и трепет, что и в самом начале отношений. Внезапно я перестала волноваться за наше будущее.
Я смотрела на него и чувствовала возрастающее желание… Меня будоражило еще и то, что это был последний вечер «прежней Сибиллы». Что подумает Натан завтра, увидев меня совсем другой? Заметит ли разницу? А вдруг я ему разонравлюсь? Нет, только не это…
Я взяла его за руку:
– Пойдем домой.
Оплатив счет, мы поднялись и направились к выходу. Я нежно прижалась к Натану.
Вдруг я напряглась и отпрыгнула.
Прямо возле окна, скрестив ноги и едва заметно улыбаясь, изящно поднося ко рту сигарету и кивая рассказывающему ей что-то молодому человеку, сидела Катель. Она хищно посмотрела мне в глаза и отвернулась.