Я хочу рассказать о тех философах, которые считаются учителями человечества, — о тех, чьи моральные идеи оказали огромное воздействие на воспитание людей, на развитие человеческих начал в человеке, на обуздание животных страстей и инстинктов. Мораль — это совокупность законов и правил поведения, различающих добро и зло, хорошие и дурные поступки. Учение о морали называется этикой.
Сократ (470/469— 399 г. до н. э.) родился в Афинах в семье каменотеса и повивальной бабки (акушерки). Самая известная его фраза: «Я знаю, что я ничего не знаю» Однажды в Афины приехал с Востока великий мудрец, и Сократ отправился поговорить с ним. Вышел он очень разочарованным: Он еще глупее меня, я хоть знаю, что я ничего не знаю, а он и этого не знает.
Сократ принципиально не занимался никакими науками о природе, утверждая, что все тайны мира человек может открыть внутри себя. «Познай самого себя, и ты познаешь самое главное» — такова его вторая фраза. Поскольку Сократ ничего сам не писал, то все, что мы о нем знаем, дошло до нас в основном благодаря его ученику Платону. Во всех платоновских диалогах главный герой — Сократ.
Первыми законами, скреплявшими человеческое общество, вырывавшими его из естественного состояния, были законы морали. Они запрещали браки между родственниками, ибо люди заметили, что это ведет к вырождению рода. Они запрещали кражу, убийство и т, д. Ничего подобного нет в животном мире. Для животного все можно. Для человека, поскольку он становится человеком, почти ничего нельзя: нельзя воровать, нельзя убивать, нельзя не работать и т. д. Человек, как частоколом, с самого своего возникновения был окружен этими многочисленными «нельзя». Но одно дело, когда ты выполняешь эти законы по традиции — ведь им следовали твои деды, отцы, старшие братья, и ты, не задумываясь, тоже их выполняешь. Эго естественно для общества на примитивной стадии его развития. Совсем другое дело, когда ты выполняешь их сознательно, потому что не можешь не выполнять. Не потому, что так хотят старшие, что так повелось от веку, а потому, что не можешь считать себя человеком, если жизнь другого для тебя ничего не стоит. Ты не воруешь не потому, что запрещает закон, а потому, что не можешь украсть, ибо иначе не будешь сам себя уважать.
Такое сознание свойственно развитому обществу, цивилизации. Это уже в полном смысле слова человеческое сознание, искусственнее сознание, потому что убивать — совершенно естественно: в животном мире. Выразителем такого сознания стал древнегреческий мыслитель Сократ, которого называют первым учителем европейского человечества.
Сократ был удивительным человеком, он не писал никаких книг, он жил так, как учил, и сделал своей философией свою жизнь. Таких философов было очень мало. Обычно Сократ бродил по улицам Афин, сопровождаемый учениками, вступал в споры со встречными и высмеивал их, иногда добродушно, иногда довольно зло.
Например, он мог спросить встречного:
— Слышал я, друг мой, что ты очень умный!
— Да уж, дураком себя не считаю, Сократ, — отвечал тот.
— А знаешь ли ты, что такое добро и зло?
— Конечно, знаю, клянусь собакой, Сократ, кто же этого не знает!
— Тогда скажи: обман — это зло?
— Несомненно!
— А если мать обманывает ребенка, говоря, что лекарство сладкое, лишь бы он выпил, — это зло?
— Да вроде нет.
— А убийство, конечно, зло?
— Еще бы!
— А если человек убивает, защищая свой дом, свою семью, — это зло?
— Клянусь собакой, не знаю, Сократ. Раньше я думал, что мне хорошо понятно, что есть добро и зло, а теперь я сомневаюсь.
— Ничего ты не думал раньше, — говорил ему Сократ, — ты просто верил бездумно тому, что тебе говорили другие, тому, что ты где-то прочитал или увидел. А сам ты только сейчас, может быть, начнешь задумываться.
Учение Сократа показало, что появился новый человек, появилась мораль, идущая не от инстинкта, а от разума. Все, что не от меня, все, что я не пропустил через свою душу, через свои сомнения, — все недостоверно. Откуда я знаю, что нужно делать то добро, которого ждут от меня, — может, это вовсе и не добро? Все, что говорят мне от имени общества, государства, класса, начальства, все это я должен подвергнуть сомнению — а вдруг это все ложь? Я должен во всем сомневаться, я должен сам прийти к тому, что такое добро и зло, что такое счастье и что такое беда.
Мне, например, когда я был школьником, все время говорили, что надо все силы отдать строительству коммунизма, и многие отдавали не только силы, но и всю жизнь, а коммунизма так и не построили; теперь эти люди, отдавшие все силы, винят всех в собственных бедах — в нищете, в подорванном здоровье, в напрасно прожитой жизни. Хочется им сказать: а кто же виноват в том, что вы слепо поверили в то, будто можно построить рай на земле, а не усомнились в этой сказке, не задумались о возможных последствиях?
Сократ говорил, что мудрый человек никогда не делает ошибок: то есть, если человек усомнился в очевидных вещах, продумал все последствия своих поступков, пересмотрел все возможные варианты и только после этого совершил поступок, скорее всего, он не ошибется. Мудрость — это как бы образующаяся с годами способность всегда поступать правильно. Сократ призывал молодых никогда не класть в основание своих поступков чужие, непроверенные мысли или идеи. Но те, над кем он насмехался, обвинили его в том, что он растлевает молодежь: раньше молодежь во всем верила своим отцам, верила старшим, а теперь она во всем сомневается, никому не верит, никого не слушается. И Сократа приговорили к смерти. Приходили друзья, говорили, что наготове стоит корабль, предлагали бежать, но Сократ остался в тюрьме. «Если я убегу, — считал он, — то все решат, будто все, что я проповедовал это только болтовня, от которой я отказался. Но я должен своей кровью подкрепить свое учение, своей смертью.
Так он и умер, выпив чашу с ядом, которую ему дал палач, до самого конца оставаясь в ясном сознании. Пока смерть не пришла, Сократ беседовал со своими учениками.
Образ Сократа показывает нам, что такие невидимые вещи, как добро, зло, добродетель мужество, честь, на самом деле составляют вторую, подлинную природу человека. Это и есть материал, из которого человек строится. Й материал гораздо более прочный, чем его кости, мышцы, его тело в целом. Сократ умер очень давно, но он гораздо живее многих из нас: ведь то, что он сделал и сказал, до сих пор живет в нашем сознании, в нашем понимании самих себя, в осознании нами своего места в мире.
Лао-Цзы — полулегендарный китайский мыслитель, основатель философии даосизма. По преданию, родился в 604 г. до н. э., однако в историчности его личности многие ученые сомневаются. В его биографии сказано, что он был историографом-архивариусом при императорском дворе, а прожил целых 160 или 200 лет.
Центральная идея даосизма — учение о дао (дао — это путь, извечный закон развития и исчезновения всего, судьба). Поскольку никто не знает полностью закона дао, то самое лучшее для умного человека — ничего не делать. И это «недеяние может, однако, привести к свободе, счастью, успеху и процветанию. Всякое действие, противоречащее дао, означает пустую трату сил. Поэтому мудрый правитель, следуя дао, не делает ничего, чтобы управлять страной, и тогда она процветает, пребывая в спокойствии и гармонии.
Лао-Цзы по-китайски буквально означает: старый учитель. По преданию, его ученики собрали его высказывании и книге «Дао Дэ Цзин», Она десятки раз переводилась на европейские языки, в том числе на русский.
Книга эта состоит из множества афоризмов, высказанных китайским мудрецом. Я приведу некоторые из них, касающиеся учения Лао-Цзы о правильной и мудрой жизни.
Человек входит в жизнь мягким и слабым, а умирает жестким и крепким. Все существа, растения и деревья входят в жизнь мягкими и нежными, а умирают засохшими и жесткими. Жесткость и сила — спутники смерти.
Нет ничего в мире мягче и слабее воды, продолжал китайский мудрец, и нет ничего, что бы превосходило воду в ее разрушительном действии на жесткое и крепкое. Слабое побеждает крепкое, мягкое побеждает жесткое. Нет человека, который не знал бы этого, но никто не поступает так.
Лао-Цзы хотел этим сказать, что побеждать других можно только разумом, разумными доводами; разум — самое «мягкое» орудие и в то же время самое сильное. Грубая сила вызывает только отпор, а терпимость, снисходительность к недостаткам заставляют человека задуматься и попытаться понять.
Кто знает других, тот умен. Кто знает самого себя — тот мудр.
Эта древняя мысль — подлинное начало любой философии: самое главное — знать себя. Поскольку люди в глубине своей все одинаковы, то, познавая себя, ты начинаешь понимать и все мысли, характеры и тайные движения чужой души.
Кто превозмогает других, тот силен. Кто превозмогает себя — тот могуществен. Кто умеет быть довольным, тот богат.
Конечно, самое трудное для человека — победить себя, свою лень, свою алчность, свою зависть. Если ты не справляешься е самим собой, то куда уж тебе командовать и распоряжаться другими людьми.
Кто не хлопочет о жизни, мудрее того, кто ценит жизнь.
Эта мысль тоже проходит через всю историю философии. Победить страх смерти, смело смотреть ей в лицо — только после этого человек начинает по-настоящему ценить и понимать жизнь, полнокровно проживать каждую минуту.
Кто понимает, тот немногое знает, кто много знает, тот не понимает.
Лао-Цзы, как и многие философы после него, считал, что самое главное, самое глубокое в человеке, что составляет его сущность, нельзя выразить в словах, нельзя превратить в набор знаний. Мудрец не просто знает — он понимает, мудрость выше знания. Можно знать, но ничего не понимать, вызубрить какой-нибудь предмет и сдать его, так и не поняв, зачем учил, зачем тратил время. Такое учение и такая ученость приводят только к печали, о чем и говорит Лао-Цзы:
Если отбросить ученость не будет и печали.
Если не превозносить талантов, то люди не будут и соперничать.
Если не ценить труднодобываемого богатства, то люди не будут становиться разбойниками.
Если не смотреть на то, что может вызвать страсть, то сердца не трепещут.
Лао-Цзы хотел сказать этим, что люди часто стремятся к совершенно излишним вещам — к славе, богатству, чувственным наслаждениям, вместо того чтобы вести подлинно мудрую жизнь: познавать себя, вглядываться в окружающий мир, по возможности заглядывать в будущее, грустить о прошлом.
У Сократа и после смерти было много последователей, под влиянием его моральной философии сложилось несколько школ, выдвинувших различные теории мудрой, нравственной жизни. Одна из них — школа киников или циников (в латинской транскрипции, которую основал философ Диоген. Современники называли его «взбесившимся Сократом».
Греческий Диоген из Синопа (умер около 330—320 гг. до н. э.) начал с того, что пошел к Дельфийскому оракулу и спросил, как ему нужно жить. Прорицатель ответил, что нужно произвести переоценку ценностей. Диоген понял это по-своему и начал чеканить фальшивые монеты, попался и был продан в рабство. Когда его как раба вывели для продажи на рынок, он кричал:
— Кто хочет купить себе господина!
И когда один человек купил его, Диоген сказал покупателю, что теперь тот должен его во всем слушаться. Новый хозяин рассмеялся, но потом действительно его во всем слушался и даже доверил Диогену воспитание своих сыновей, потому что Диоген оказался мудрым и знающим человеком. Но совершеннейшим циником в общепринятом значении этого слова. Киники — по-гречески «собаки». Диоген и учил, что надо жить подобно бродячему псу — просто и неприхотливо, бросая вызов богатству, обжорству, пьянству. Идеал мудреца — полное опрощение, Сам он жил в бочке, питался одной капустой, жил на то, что ему подавали. Но при этом был очень гордым человеком. Когда он потребовал денег у одного богача, тот сказал: уговори меня, может, тогда я тебе и дам. На что Диоген ответил: если бы я мог тебя уговорить, я бы уговорил тебя удавиться.
Он днем ходил с зажженным фонарем объяснял всем спрашивающим: ищу человека. Он всегда говорил, что людей полно, но человека найти трудно. Большинство людей живут не по-человечески — соревнуются в богатстве, в жадности, в том, кто кого скорей одурачит. Никто не соревнуется в искусстве быть прекрасным и добрым. Он удивлялся тому, что грамматики изучают бедствия Одиссея и не видят своих собственных; музыканты настраивают струны на лире и не могут сладить с собственным нравом; астрономы следят за солнцем и луной и не видят того, что у них под ногами; учителя учат правильно говорить и писать, но не учат правильно поступать; скряги ругают деньги, а сами их любят больше всего.
Однажды один вельможа привел Диогена к себе в дом и сказал:
— Видишь, как здесь чисто, смотри не плюнь куда-нибудь, с тебя станется. Диоген осмотрелся и плюнул ему в лицо, говоря:
— Извини, но это единственное место, куда я решился плюнуть.
Народ смеялся над ним и спрашивал: зачем он просит подаяние у статуи?
Приучаю себя к отказам, — отвечал Диоген.
Один раз он пришел на лекцию к известному философу, сел в задних рядах, достал из мешка рыбу и поднял над головой. Сначала один слушатель обернулся и стал смотреть на рыбу, потом другой, потом почти все. Взбешенный философ ругался:
— Ты сорвал мне лекцию!
— Но что стоит твоя лекция, если какая-то жалкая рыба всех отвлекла?
Однажды он закричал: «Эй, люди!» Но когда сбежался народ, напустился на них с палкой, приговаривая; «Я звал людей, а не мерзавцев».
Человеку, спросившему, в какое время следует завтракать, Диоген ответил: «Если ты богат, то когда захочешь, если беден, то когда можешь».
На вопрос, какое вино ему вкуснее пить, он ответил: «Чужое».
На вопрос, почему люди подают нищим и не подают философам, он сказал: «Потому что они знают: хромыми и слепыми они, быть может, и станут, а вот мудрецами никогда».
Идеалом мудрой жизни для Диогена была «автаркия» — внутренняя самодостаточность, безразличие ко всему внешнему.
Когда он грелся на солнце, Александр Македонский, остановившись над ним, сказал: «Проси у меня, него хочешь». Диоген отвечал: «Тогда отойди, а то ты загораживаешь меня от солнца».
Когда философ умер, ему поставили мраморный памятник в виде собаки с надписью: «Даже бронза ветшает со временем, но слава твоя, Диоген, вовеки не прейдет, ибо лишь ты сумел убедить смертных, что жизнь сама по себе достаточна, и указать наипростейший путь жизни».
Цинизм в такой мягкой, как у Диогена, форме, с пренебрежительным отношением ко всем внешним благам — комфорту, богатству, славе, — до сих находит своих последователей. Таковы, например, современные хиппи — мощное молодежное движение в Европе и Америке, существующее уже более 30 лет.
Эпикур (341—270 гг. до н. э.) видел смысл жизни в наслаждении. Но когда мы можем жить наслаждаясь? Только тогда, когда у нас ничего не болит, ничто нам не грозит, когда у нас есть кусок хлеба и крыша над головой. Наслаждение понималось Эпикуром весьма скромно.
У человека, полагал он, есть два врага: страх и надежда. Бывает страх перед богами и страх смерти. Но богов бояться глупо, боги слишком высоко и никогда не вмешиваются в человеческую жизнь. Смерти также бояться глупо; поскольку мы с ней никогда не сталкиваемся. Пока мы живы, смерти еще нет, а когда смерть пришла — нас уже нет.
Надежда более сильный враг. Человек всегда надеется на то, что жизнь завтра станет лучше; что новый правитель будет мягче и умней; что люди перестанут быть такими жестокими и глупыми. Ничего в этом мире не изменится, считал Эпикур, все останется таким, каким было всегда. Измениться должен ты сам. Ты должен достичь невозмутимого спокойствия (атараксии — греч.), и тогда тебе не будет деда до умных или глупых правителей, до богатства или глупости других людей.
Две тысячи лет назад Эпикур писал своему другу Менелаю: пусть никто в молодости не откладывает занятий философией, а в старости не устает изучать философию: ведь для душевного здоровья никто не может быть ни недозрелым, ни перезрелым. Поэтому заниматься философией следует и молодому и старому: первому — для того, чтобы и в старости оставаться молодым душой, второму — чтобы не испытывать страха перед будущим.
Эпикур учил: все, чего требует природа, легко достижимо, а все излишнее — трудно достижимо. Самая простая снедь доставляет не меньше наслаждения, чем роскошный стол, если только не страдать от того, чего нет; даже хлеб и вода — величайшее из наслаждений, если дать их тому, кто голоден. Поэтому привычка к простым и недорогим кушаньям и укрепляет здоровье, и позволяет не страшиться превратностей судьбы.
Сенека Луций Анней (около 5 г. до к. э. — 65 г. н. э.), римский философ, поэт и государственный деятель. В 49—54 годах — воспитатель будущего императора Нерона; после вступления Нерона на престол Сенека оказывал решающее влияние на управление империей, пока не впал в немилость и, обвиненный в заговоре против императора, был вынужден покончить самоубийством.
Из философских сочинений до нас дошли «Нравственные письма к Луцилию», «О милосердии, «О благодеяниях», «Исследования о природе».
Учение греческих и римских стоиков (Хризипп, Клеанф, Сенека и другие) — это еще одно понимание умной и правильной жизни. Идеалом подлинно моральной жизни они считали апатию, т. е. полное безразличие. Человеку нужно лишь одно: мужественно переносить удары судьбы, не плакать, не унижаться, не опускаться ниже человеческого достоинства при любых испытаниях и страданиях. Все остальное: болезнь или здоровье, богатство или нищета, свобода или тюрьма — вещи для мудреца глубоко безразличные.
Знаменитый римский стоик Сенека писал своему другу Луцилию, что не видеть спокойной жизни тому, кто слишком много думает о ее продлении. Нужно каждый день размышлять, чтобы научиться равнодушно расстаться с жизнью, не цепляясь за нее, словно уносимые потоком — за колючие кусты и острые камни. Большинство людей мечется между страхом смерти и мучениями жизни; жалкие, они и жить не хотят, и умереть не умеют. Сделай свою жизнь приятной, оставив всякую тревогу о ней. Никакое благо не принесет радости своему обладателю, если он в душе не готов его утратить, и всего легче пережить потерю того, о чем невозможно жалеть, утратив. Кто презирает собственную жизнь, тот стал хозяином твоей.
Прежде чем заняться философией, считал Сенека, нужно разобраться в самом себе, со всех сторон осмотреть себя и проверить, в чем ты преуспел: в философии или в жизни. Философия — не лицедейство напоказ толпе. Философом надо быть не на словах, а на деле. Философия — не для того, чтобы очень приятно провести день и без скуки убить время. Она выковывает и закаляет душу, подчиняет жизнь порядку, управляет поступками, указывает, что следует делать и от чего воздержаться. Без нее нет в жизни бесстрашия и уверенности: ведь каждый час случается так много событий, что нам требуется совет, которого можно спросить только у нее.
Рене Декарт (1596—1650) — французский философ, математик, физик.
Один из родоначальников философии Нового времени. Знаменитая формула Декарта «Мыслю — следовательно, существую» показала всей последующей философии истинный источник знаний о мире — человеческое сознание.
Декарт говорил, что человек, работающий головой, должен много спать. Сам он спал до полудня и больше. Однажды шведская королева Христина пригласила Декарта почитать ей лекции. Королева вставала в 5 утра, и после завтрака Декарт должен был беседовать с нею о философии. После нескольких таких бесед рано утром, почти ночью, в зимней, холодной и унылой в это время года Швеции Декарт заболел воспалением легких и спустя неделю скончался. Его основные философские произведения: «Рассуждения о методе», «Метафизические размышления», «Правила для руководства ума».
Чтобы успешно осуществлять свою деятельность, человек, чем бы он ни занимался — искусством, философией или политикой, — должен придерживаться некоторых обязательных правил морали. Правила эти Декарт выработал для себя лично, однако считал их полезными для всех.
Первое правило заключаем в подчинении законам и обычаям своей страны. Лучше не умиляться собственным мнениям, не ставить их высоко, а следовать мнениям наиболее благоразумных людей. При этом больше обращать внимание на то, как эти благоразумные люди поступают, чем на их слова.
Очень мало на свете людей, которые говорят то, что на самом деле думают.
Второе правило состоит в твердости/решимости и упорном следовании избранным позициям, даже если они вызывают сомнение. Заблудившись в лесу, нужно не метаться из стороны в сторону, а твердо и неуклонно идти в одном направлении. Если и не достигнешь своей цели, то все-таки выйдешь куда-нибудь, где наверняка будет лучше, чем среди леса.
Третье правило: всегда стремиться победить скорее себя, чем судьбу, изменить свои желания, а не порядок мира. В полной нашей власти находятся только наши мысли! Не надо жаловаться, если мы хотели сделать нечто грандиозное, а сделали мало. Мы всегда делаем столько, сколько можем, — значит, большего нам не дано.
Мы должны быть подобны тем философам, которые некогда умели поставить себя вне власти судьбы и, несмотря на страдания и бедность, соперничать в блаженстве со своими богами.
Главной задачей человека в жизни Декарт считал совершенствование им своего разума. Гораздо печальнее потерять разум, нежели жизнь.
Жан-Жак Руссо (1712—1778) родился в Женеве. Его отец был бедняком, сочетал профессии часового мастера и учителя танцев. Руссо оставил школу в 12 лет и был отдан в обучение различным ремеслам. В 16 лет он, возненавидя эту учебу, бежал и много лет скитался — был лакеем у знатной дамы, секретарем разных должностных лиц. После получения премии Дижонской академии к нему пришла известность. Появились книги «Эмиль, или о воспитании», повесть «Новая Элоиза», «Исповедь», «Общественный договор». В последней книге власть увидела нападки на священное право короля и пропаганду демократии. Руссо вынужден был бежать сначала а Германию, потом в Англию. Идеи Руссо оказали огромное влияние на формирование взглядов деятелей Великой французской революции, в частности, он был духовным учителем Робеспьера.
В 1750 году во Франции был объявлен конкурс на лучшее сочинение на тему «Способствовали ли науки и искусства улучшению нравов». Премию получил никому не известный 38-летний служащий Руссо, выходец из Швейцарии. В своем сочинений он утверждал, что науки, письменность и искусство — главные враги морали. Создавая бедность, они являются источниками рабства. Наука и добродетель несовместимы. Все науки имеют неблагородное Происхождение: астрономия вытекает из суеверий астрологии, красноречие из честолюбия, геометрия — из скупости, физика — из тщеславного любопытства. Все, что отличает цивилизованного человека от необученного варвара, есть зло.
Успехи наук, прогресс техники привели к разделению труда, но такая специализация усиливает зависимость человека от людей других профессий, превращая его в одностороннее существо. Истинным основателем современного гражданского общества стал, по Руссо, тот, кто первым, отгородив участок земли, сказал «Это — мое» и кто нашел людей достаточно простодушных, чтобы они этим словам поверили.
Чтобы уничтожить зло, необходимо отвергнуть цивилизацию, так как человек по природе добрый дикарь, когда он сыт и находится в мире со всей природой. Получив премию и внезапно достигнув славы, Руссо начал жить в соответствии с этими принципами. Он даже продал свои часы, сказав, что ему больше не надо знать времени. Выход из противоречий современной цивилизации Руссо видел в изменении системы и методов воспитания. Этому он посвятил свою книгу «Эмиль».
Жить, писал Руссо, — вот ремесло, которому нужно обучить ребенка. Выходя из моих рук, он не будет ни судьей, ни солдатом, ни священником, но он будет прежде всего человеком. Всем, чем должен, быть человек, он сумеет быть в случае надобности так же хорошо, как и всякий другой. И как бы судьба ни перемещала его, он всегда будет на своем месте.
Жить — значит уметь пользоваться всей полнотой чувств, всеми способностями, всеми частями своего существа. Мудрый человек не тот, кто долго жил, а тот, кто больше всего чувствовал жизнь. Иного хоронят столетним старцем, а он умер при самом рождении, потому что всю жизнь был задавлен условностями, ложными принципами, никогда не раскрывал душу и сердце навстречу миру и людям. И большинство людей живут так — родятся и умирают в рабстве у предрассудков. Ребенка с детства заставляют слепо подчиняться, с детства он живет в искусственно стесненных взрослыми обстоятельствах. Воспитание же должно быть естественным — нужно наблюдать природу и следовать по ее пути. Она непрерывно упражняет детей, учит, что такое труд и боль, приучает к невзгодам, непогоде, голоду, жажде. Ребенок выносит такие испытания, которые не вынес бы взрослый.
Поэтому нужно дать ребенку полную свободу, просто ограничивая, его в крайностях и умело направляя его поведение. Люди! Будьте человечны, обращался Руссо к учителям. Любите детство, будьте внимательны к его играм и забавам, к его инстинкту. Кто из вас жалел подчас о том милом возрасте, когда улыбка не сходит с уст, когда душа постоянно наслаждается миром?
Согласно Руссо, есть два вида зависимости — от людей и от вещей. Держите ребенка в зависимости от вещей — и вы будете следовать порядку природы. Не воспитывайте в ребенке рабское послушание, помогайте ему, но настолько, чтобы он был свободным, а не властным. С тех пор как взялись воспитывать детей, не придумали еще другого способа, кроме соревнования, зависти, ненависти, тщеславие жадности, низкого страха. Использовали все, кроме настоящей свободы, которая тонко и мудро направляется воспитанием. Детей учат словами, а надо учить делами, поступками: самому быть терпимым, любящим, бескорыстным и счастливым от того, что твои потребности не превосходят твои возможности.
От рождения до 12 лет Руссо предлагает заботиться о развитии тела и органов чувств ребенка, больше тренировать чувства, потому что, став взрослыми, люди забывают о них и начинают жить только разумом, становятся поверхностными и книжными. Надо учить видеть, учить слышать окружающую природу. С 12 до 15 лет — развивать у детей интеллект, учить физику, геометрию, астрономию, но только на примере природы. Например, наблюдая звездное небо.
С 15 до 20 — развивать нравственные чувства: любовь к ближнему, необходимость разделять их страдания и т. д.
Поскольку природа всегда честна и в человеческом сердце от рождения нет никакой испорченности, то естественное воспитание детей способно, считал Руссо, решить все социальные проблемы. Свобода и самодеятельность ребенка, уважение его личности и изучение его интересов — вот, с его точки зрения, основа настоящего воспитания.
Иммануил Кант (1724—1804) всю жизнь прожил в городе Кенигсберге. Родился он хилым, болезненным ребенком, и врачи говорили, что он скоро умрет, однако Кант прожил восемьдесят лет, никогда особенно не болея. Это свидетельствует, по моему мнению, о том, что человека в первую очередь держит дух. Если у тебя есть дело, большое и достойное, — ты не умрешь, пока его не сделаешь. А если нет дела, никакие диеты и пробежки трусцой не помогут. Кант — автор трех знаменитых «Критик»: «Критики чистого разума», «Критики практического разума», «Критики способности суждения». Эти свои основные произведения он начал писать в пятьдесят лет. Работал преподавателем университета, но никогда не читал курсов своей философии студентам, считал это нескромным. Когда в Кенигсберг вошли русские войска, Кант в 1758 году передал письмо российской императрице Елизавете с просьбой о профессорской должности.
В 1945 году при штурме Кенигсберга (нынешнего Калининграда) пострадал собор, у которого похоронен Кант, однако сама могила осталась целой и невредимой.
Иммануил Кант — величайший, по мнению многих, философ всех времен и народов — высказал немало глубоких соображений и в своем учении о морали. Все поступки людей Кант в своей книге «Критика практического разума» (раньше под практикой понималось учение о поведении) поделил на моральные и легальные (законные). Если, например, ты бросаешься на помощь тонущему человеку, но при этом знаешь, что тот очень богат и щедро тебя отблагодарит, — твой поступок вполне законный (ты спасаешь человека), но не имеет никакого отношения к морали. Если приятель просит одолжить ему небольшую сумму и ты ему даешь, тебе не жалко, у тебя и так еще много остается, а при этом греешь себя мыслью, что сейчас ты ему поможешь, завтра он тебе, — это тоже легальный, но не моральный поступок!
Но если ты увидел тонущего и не знаешь, кто это, тебе нет до этого дела, человек ведь тонет, да еще к тому же ты плохо плаваешь и вода ледяная, но ты должен помочь другому, не можешь не помочь — это, по Канту, моральный поступок. Если у тебя просят денег, а их осталось только на один день, и если ты отдашь, но завтра сам будешь голодать, но ты не можешь не отдать, тебя же просят, — это поступок моральный. Таким образом, моральный поступок, по Канту, — это поступок, совершенный вопреки естественной склонности человека, т. е. направленный им против самого себя. Пусть мне будет плохо, но я не могу не помочь другому — я ведь человек и не могу опуститься ниже своего достоинства, думать о выгоде или о последствиях. Я должен здесь и сейчас поступить как человек.
Философ В. Толстых описывает диспут на моральные темы в одном из элитарных московских вузов 1970-х годов. Студентам был задан провокационный вопрос: допустим, вы идете по берегу реки и видите, что тонут двое, причем заранее известно, что один из них знаменитый академик, а другой Я никому не известный слесарь. Кого вы будете спасать, если спасти сможете только одного? Студенты очень долго спорили, а потом решили, что спасать будут академика, от него обществу больше пользы. То есть подплыл к одному, спросил его — не академик ли он, извинился и поплыл к другому.
Такой спор свидетельствовал, конечно, об уровне морального идиотизма советского общества тех времен (и этот уровень мало изменился к сегодняшнему дню) — студентам даже в голову не приходило, что спасать надо человека, а не академика или слесаря, спасать надо — кого сможешь.
Из рассуждений о моральных и легальных поступках Кант выводит категорию долга. Обычно долг воспринимается нами как очень скучное понятие, нам с детства прожужжали все уши: ты должен, ты должен! Однако Кант считает, что, только выполняя долг, человек становится свободным. Пусть я пострадаю, пусть я умру, а долг выполню. Выполняя долг, я могу пойти против себя самого, против законов природы. Но выше законов природы — законы свободы. Если я дал честное слово, то нарушить его для меня страшней смерти, я даже могу пойти на смерть, но от своего слова не отрекусь. Ни одно животное не знает чувства долга, у любого животного сильнее инстинкт самосохранения (как и у многих людей, находящихся на уровне животного существования). Но что может быть прекраснее свободной воли человека, который, не считаясь ни со смертельными опасностями, ни с угрозой собственному благополучию, стоит на своем, стоим выше законов природы. Что мне болезнь, что мне смерть, ведь, если я не выполню свой человеческий долг, я же потом жить не смогу, мне будет стыдно в глаза людям смотреть.
Можно оправдаться перед другими: не смог я этого сделать — спасти тонущего или помочь ближнему, — слаб был, струсил; опасно это, плохо плаваю, собственных детей надо кормить, куда уж тут о чужих думать и т. д. Тебя поймут, простят, но сам ты себя никогда не сможешь простить, если у тебя есть совесть. Совесть — это и есть показатель человечности.
Есть сколько угодно причин для оправдания плохих поступков; нет только никаких причин для поступков хороших, совершенных по совести. Ты почему бросился в воду и спас человека? Ты почему помог старушке перейти улицу? Нормальный человек обидится на такие вопросы. Когда нет ответа на «почему», тогда он действует по совести. Просто ты не мог поступить иначе, потому что ты человек.
И далее Кант пишет о двух моральных законах. Первый закон: Поступай так, чтобы максима твоей воли была основой всеобщего законодательства! Т. е. поступай всегда максимально по-человечески, не делая никаких уступок себе и никак не оправдывая своих слабостей, и тогда твой поступок будет законом для всех, в том числе и для тебя самого.
В христианской религии есть норма — «поступай так, как хочешь, чтобы с тобой поступали». Это правильное положение, однако Кант имел в виду не его, ибо есть люди, который нравится, когда с ними поступают плохо.
Второй закон: Человек всегда должен быть только целью и никогда не может быть средством! Нельзя использовать человека, его жизнь, его здоровье ни для каких, даже самых благородных целей. Почти никогда в истории этот закон не выполнялся — всегда индивидуальную человеческую жизнь сильные мира сего в грош не ставили. Часто можно слышать: потерпите, пусть ваша жизнь скудна и плоха, зато следующие поколения будут счастливы. Все эти рассуждения противоречат моральному закону.
Никогда, даже в мелочах, нельзя использовать человека как средство, для своей выгоды. Нарушая этот закон, мы убиваем в себе человеческое начало.
Заканчивая книгу, Кант пишет о том, что две вещи поражают и волнуют больше всего на свете: звездное небо над нами с его бесконечными пространствами и нравственный закон в человеке, делающий его свободным. Причем второе поражает намного сильнее, ибо выполняя нравственный закон, человек становится выше законов Вселенной.
Канта можно назвать мечтателем: он писал о законах морали как идеальных принципах, понимая, что никто не живет, руководствуясь только совестью, что в мире торжествуют зло, насилие, ханжество, несвобода. Но тем не менее Кант считал, что сто не должно делать человека безвольным, не должно ослаблять его стремление к максимуму человечности. Человек должен жить так, как если он был свободен, даже если на самом деле существует масса ограничений его свободы. Гарантом его борьбы за человеческое достоинство, за то, что рано или поздно в мире восторжествует совесть, является Бог. Можно сколько угодно сомневаться в существовании Бога, приводить научные доказательства; можно, наоборот, верить в Бога и также пытаться научно обосновать свою веру. Но мы должны, по Канту, жить так, как если бы Бог существовал.
Замечательный писатель, Лев Толстой был еще и очень глубоким мыслителем. Он развивал основные идеи греческих философов, нравственные идеи христианства и моральную философию Канта. Основной вопрос Толстого: как разорвать замкнутый круг насилия — вечный принцип человеческого существования. Все вокруг построено на насилии: государство осуществляет насилие над своими подданными и ведет войны против других государств, родители подавляют своих детей, учителя — учеников и т, д. и т. п.
На насилие люди отвечают также насилием угнетенные поднимаются на восстание и опять творят зло. И Толстой пришел к мысли о необходимости возродить основном принцип христианской религии — непротивление злу насилием.
Если не отвечать насилием на насилие, простить и даже полюбить врагов своих (подняться над обидами и оскорблениями, что может сделать только очень сильны человек), то прервется порочный замкнутый круг непрерывного насилия, творимого в истории. Вообще христианская религия — это религия сильных людей.
Если даже насилие, полагал Толстой, когда-либо и защищало жизнь и спокойствие людей, то куда чаще оно, напротив, становилось причиной величайших бедствий.
Есть два источника насилия в мире — государственная власть и революционеры, которые с нею борются. Власть — это всегда насилие. Существуют суд, прокуратура, тюрьмы, лагеря, но от этого не становится меньше преступников или недовольных. Человек, совершивший преступление, уже наказан тем, что нарушил человеческий закон. А если он не испытывает мук совести, не наказывает сам себя, то сажать его в тюрьму бесполезно, она только еще больше его озлобит. Вообще, считает Толстой, люди живут в относительном спокойствии, не убивают и не режут друг друга не потому, что есть суды и тюрьмы, а потому, что люди еще любят и жалеют.
Другой источник насилия — революционеры. Эти люди знают, как нужно устроить общество, в котором все будут счастливы, и потому готовы положить собственные жизни и заодно миллионы чужих для осуществления своих идей. Обычный человек не знает, как сложится его жизнь через год, а революционеры знают, как устроится жизнь целого народа через десятилетия. И в ответ на государственное насилие устраивают новое насилие, и снова текут реки крови, и снова страдают люди, и никакое счастливое будущее не наступает и не наступит.
Государство и не боится революционеров, оно знает, как с ними бороться: оно боится других людей — тех, кто не хочет участвовать в насилии, тех, которым ничего не нужно — ни богатства, ни славы. Эти люди не хотят делать карьеру в государстве, потому что она развращает человека, не хотят делать революции, потому что революции не уничтожают насилия, а порождают его в еще большем объеме.
Толстой призывал: не отвечайте насилием на насилие, не служите государству в apмии, в полиции, в таможне, не принимайте участие в вооруженной борьбе против власти. Насилие порождает только насилие и ничего больше. Единственный выход — моральное самоусовершенствование. Начните с себя. Приучите себя любить ближних, какими бы плохими они вам ни казались, изгоняйте из своего сердца ожесточение, не поддавайтесь соблазнам мира: карьере, деньгам, славе, ибо иначе окажетесь во власти насилия и будете его проводниками. Другого пути преобразовать мир нет и не будет.
До тех пор, пока люди неспособны устоять против соблазнов страха, корысти, честолюбия, тщеславия, которые порабощают одних и развращают других, они всегда будут образовывать в общество насилующих и обманывающих и насилуемых и обманываемых.
Чтобы этого больше не было, каждому человеку нужно сделать нравственное усилие над самим собой.
Многие критиковали Толстого за утопизм и романтические мечтания, но вот последователь Толстого Махатма Ганди призвал индийцев не бороться с английскими колонизаторами, а просто не участвовать во власти:
не служить англичанам, не платить подати, не работать в администрации. И власть англичан после двух столетий рухнула в несколько лет. Это был удивительный образец жизненности толстовского учения.
Сколько было насмешек, иронии, даже издевательств над учением Толстого! Но вряд ли человечество может предложить что-нибудь другое, кроме морального самосовершенствования, воспитания взаимного уважения и терпимости. Недаром в политике сейчас все больший вес приобретают идеи ненасильственного мира.
Артур Шопенгауэр (1788—1860) родился в семье состоятельного купца и получил очень хорошее образование. Основное произведение Шопенгауэра, которое по сей день считается выдающимся памятником философской мысли, — «Мир как воля и представление». Но по выходе книги автора ждало жестокое разочарование, ее никто не заметил, не оценил, было продано лишь несколько экземпляров, и издатель спустя некоторое время предложил Шопенгауэру забрать весь тираж домой, В доме у философа он и хранился еще долгие годы.
Идеи Шопенгауэра оказались несозвучными его времени, полному оптимистических иллюзий о скором счастье всего человечества. Лишь в конце жизни к нему пришла известность, а после смерти и слава.
Артур Шопенгауэр, считавший себя учеником Канта, первым обосновал философию пессимизма. С его точки зрения, миром правит воля к жизни — некая биологическая по своей природе сила, которая и делает всех людей рабами. Это она заставляет человека познавать мир, чтобы лучше к нему приспособиться, это она заставляет нас жить во что бы то ни стало, цепляться за жизнь, даже если она тяжела или просто невыносима.
Вся человеческая жизнь — сплошные страдания и разочарования. Человек под влиянием воли все время чего-то желает: богатства, денег, комфорта, здоровья, продления жизни. Но эти желания никогда не удовлетворяются окончательно. А вскоре после того, как человеку удалось чего-то достичь, наступает равнодушие и скука. Между страданиями и скукой мечется человеческая жизнь.
Земное счастье — иллюзия. Жизнь большинства людей печальна и непродолжительна. Счастлив человек бывает лишь по видимости в редкие минуты. Когда жизнь дает обещания, она их не держит. А когда держит, то только для того, чтобы показать, как недостойно было то, чего мы желали. Поэтому счастье всегда находится в будущем или в прошлом, так что в настоящем человек никогда счастлив не бывает. Но будущее ненадежно, а прошлое — уже невозможно.
Мы не знаем, считает Шопенгауэр, трех высших благ жизни — здоровья, молодости и свободы. Пока они у нас есть, мы их не осознаем и не понимаем их ценности, а понимаем только тогда, когда утратим. Счастливые дни мы замечаем только тогда, когда они уступают место несчастным дням.
Жизнь — вовсе не подарок, рассчитанный на наши наслаждения. Если мы посмотрим на человеческое общество, то мы увидим всеобщую нужду, беспрерывные усилия, постоянные столкновения, бесконечную борьбу.
Все вокруг суетятся — одни в мечтах, другие в деятельности, поднимая неописуемый шум. Но где последняя цель всего этого? Последняя цель, по Шопенгауэру, оказывается весьма жалкой: поддержать на короткий промежуток времени жизнь.
Как бы ни была жалка жизнь, человек цепляется за нее из последних сил, воля к жизни сильнее разума, сам разум — продукт воли. Но какое значение имеет короткая отсрочка смерти, временное облегчение страданий, минутное удовлетворение желания — если все это уходит у нас из рук, а победа смерти несомненна?
Поэтому человек должен выйти из-под власти воли, подавить в себе всякие желания. Нужно понять, считает Шопенгауэр, что страдания — неизбежная часть нашей жизни, и если мы избавимся от одного, то неизбежно придет другое; если на время прекращаются страдания, то наступает скука, которая также является страданием. Если мы поймем это, нам удастся воспитать в себе равнодушие к страданиям. Ведь страдания, как и счастье, приходят не извне, а возникают изнутри человека. Подавить волю, перестать быть ее рабом, уменьшить тягостную заботу о собственном благополучии — таков единственно возможный путь мыслящего человека. Доступный, правда, немногим, кому дано понять, что жизнь — это вечный обман и вечные разочарования, что в мире нет ничего достойного наших желаний, стремлений и борьбы, что все его блага ничтожны. Тем самым мы преодолеваем господство воли.
Наверное, вы сами замечали, что когда чего-нибудь сильно и долго добиваешься, то, получив наконец желанное, никакой радости уже не испытываешь. Часто даже удивляешься себе: зачем тратил столько страсти и энергии на такую ерунду. Радость бывает только тогда, когда что-нибудь приятное или нужное тебе неожиданно сваливается на тебя, как дар, как подарок.
Когда в разгар «охоты» террористов на русского царя Достоевский вместе с журналистом А. С. Сувориным обсуждали очередное неудавшееся пока покушение, писатель спросил: «Представьте, что мы случайно услышали разговор о том, что сейчас Зимний дворец будет взорван. Обратились бы вы в полицию?»
Суворин, монархист и «махровый реакционер» (как его называли в советской печати), ответил: «Нет, не пошел бы». — И я бы не пошел, — сказал Достоевский. — Почему? Ведь это ужас. Это — преступление. Мы, может быть, могли бы его предупредить. Но я боюсь прослыть доносчиком.
Доносительство в ту эпоху для человека интеллигентного казалось не только противным, но и невозможным делом. Достоевский также был монархистом, речь ведь шла о жизни царя, но пойти в полицию считал все равно невозможным. Можно попытаться самому обезоружить террориста, но доносить в принципе нельзя.
За полстолетия до этого подобная же проблема поднималась в кругу декабристов. После разгрома восстания многие его руководители вели себя очень странно. Так, П. Пестель — человек большого личного мужества, будучи арестованным, на допросах называл много фамилий людей, которые наделе даже не были причастны к движению. Тех арестовывали, а Пестель, оправдываясь, говорил:
— Я хотел напугать правительство. Оно узнает, что нас так много, и вынуждено будет пойти на реформы.
Вообще многие декабристы «сотрудничали» со своими следователями. Но вот декабрист М. Лунин вел себя очень последовательно и достойно, ни в какие беседы со следователями не вступал, никаких фамилий не называл и вообще считал всякое доносительство и предательство вещью невозможной. «Какое мне дело, — рассуждал он, — до царя и правительства, до того, что оно напугается и пойдет на реформы и в будущем жизнь станет легче. Какое мне дело до будущего? Ведь я сейчас погублю свою бессмертную душу, выдав кого-нибудь. Как же я буду после этого жить?»
Кончилось тем, что Лунин погиб в сибирском остроге.
Лунин прекрасно понимал, что есть вещи гораздо более важные, чем собственная жизнь и благополучие, есть честь и достоинство — невидимый материал, из которого ткется человеческое существование. Нет совести, нет любви, нет чести — и нет человека, а есть только животное — с мускулами, нервами, с большой головой, со многими знаниями, умное, хитрое, но животное.
Это же понимал и Достоевский, который весь свой могучий талант писателя посвятил воспитанию человеческого в человеке. Достоевский понимал, что человек не рождается человеком, что он еще должен им стать, снова родиться уже в духе, в стихии человечности, что великий символ любой религии — символ «второго рождения» — не красивая сказка, а насущная необходимость для каждого человеческого существа.
В XX веке в России все радикально поменялось. Появился новый человек — Павлик Морозов. Человек, донесший на собственного отца, был сделан национальным героем. Доносительство, тем более по идейным соображениям, стало нормой жизни, к нему призывали на партийных съездах, его восхваляли в литературе. Государство рубило сук, на котором сидело, подрывало нравственное здоровье народа. Народ испортить легко, а для воспитания его нужны столетия. Тот уровень нравственной деградации общества, который мы сейчас имеем, рожден той пропагандой предательства и доносительства.
Достоевский удивительно глубоко проанализировал природу зла. По его мнению, зло всегда будет в мире, пока в мире есть свобода. Зло идет от свободы человеческой воли. Человек не хочет счастья, особенно если счастье принудительное, он хочет свободы, хочет своеволия, хочет «по своей глупой воле пожить». Любой закон он воспринимает как насилие над собой, даже если это закон математики, вроде «дважды два — четыре», готов на любую глупость, даже на преступление, лишь бы не быть «штифтиком» (сейчас говорят «винтиком»), игрушкой в руках судьбы и сильных мира сего, человек согласен на несчастья и страдания, лишь бы остаться свободным.
Человек Достоевского кричит: «Господи Боже, да какое мне дело до законов природы и арифметики, когда мне почему-нибудь законы и дважды два четыре не нравятся? Разумеется, я не пробью такой стены лбом, если сил не будет пробить, но я и не примирюсь с ней потому только, что каменная стена, у меня сил не хватило».
Главные герои Достоевского (Раскольников и другие) — это люди, решившиеся на преступление, чтобы доказать себе и другим, что они свободные существа.
Можно, конечно, избавить мир от зла, но для этого нужно отнять у людей свободу, чтобы, они не смогли больше ни капризничать, ни выражать недовольство, ни тем более совершать преступления. В таком мире все будут счастливы, но это будет счастье муравейника.
Интересно, что все деспотические режимы успешно боролись с преступностью, поскольку сводили до минимума человеческую свободу, любое нарушение закона жестоко каралось (говорят, Гитлер в один день покончил с трамвайными безбилетниками, расстреляв пару человек). От преступности в таком обществе быстро избавляются, люди могут свободно гулять по вечерам, не опасаться карманных и квартирных краж, но в то же время они совершенно несвободны, они рабы мощного государственного аппарата.
Наоборот, в демократических странах уровень преступности всегда довольно высок, злые люди пользуются предоставленными всем — им в том числе — свободами, потому что в демократическом государстве человека нельзя просто так арестовать, а надо долго и тщательно готовить и обосновывать обвинение, чтобы, не дай Бог, не ущемить свободу человека, даже если это человек, подозреваемый в преступлении.
У польского писателя-фантаста Станислава Лема есть роман «Возвращение со звезд»: космонавты возвращаются на Землю после двадцати лет отсутствия. За время произошла Великая Гуманитарная революция — всем сделали прививку, после которой человек уже не способен на агрессию, грубость, насилие. Осуществилась извечная мечта — нет больше преступлений, нет больше войн. Но космонавты, у которых такой прививки не было, пользуются как ни странно, огромным успехом в обществе — в них все видят нормальных, полноценных людей. Способность ко злу, агрессивность оказалась тесно связанной с талантом, упрямством в достижении целей, смелостью. А люди с прививкой стали напоминать послушных овец.
Константин Николаевич Леонтьев (1831 — 1891) родился в семье небогатого помещика. Не закончив медицинский факультет Московского университета уехал фельдшером на фронт Крымской кампании. После войны работал сельским врачом, потом десять лет отдал дипломатической службе— русским консулом в Турции, на Крите, в Греции. Леонтьев пользовался большим успехом у женщин, женился на необыкновенно красивой гречанке. В 1871 году тяжело заболел: близость смерти потрясла его, перевернула всю душу, он решил даже уйти в монахи, вышел в отставку, поехал в монастырь на Афоне, целый год провел там, но не смог добиться пострижения.
Всю жизнь прожил в очень стесненных материальных условиях, с двумя слугами, когда те состарились, заботился о них, как о родных.
Основное философское произведение — «Византизм и славянство».
В 1891 году наконец принял монашество и через два с половиной месяца скончался в Троице-Сергиевой лавре в возрасте шестидесяти лет. Могила его после революции была уничтожена, восстановлена только недавно.
Константин Леонтьев — писатель, философ, публицист — отличался весьма оригинальными взглядами на мораль, отчего заслужил у «прогрессивной интеллигенции» звание реакционера. Прежде всего он выступил против демократической идеи равенства. Никакого равенства не может быть в обществе, считал он, как нет его и в природе.
Любое развитие Леонтьев разделял на три цикла. Первый цикл: полная дифференциация — неравенство видов в природе, людей, классов и т. д. Благодаря неравенству, различию происходит пышное развитие и цветение всего бытия.
Второй этап — начинающееся смешение, уравнивание.
И третий, самый худший — наступление полного равенства, появление застойного болота, когда все цвета и краски смешиваются в единый серый фон, где нет ни ярких личностей, ни смелых поступков, ни героев, есть только серый будничный быт.
В своей работе «Византизм и славянство» Леонтьев восхищался византийским устройством общества: сильное государство, сильная церковь и церковная дисциплина, полное неравенство, четкая социальная иерархия. И в истории Запада его больше всего восхищало средневековье — с рыцарями, монахами, купцами, ремесленниками, крестьянами, сильной королевской властью.
Но после французской революции и победы демократии все в Европе потускнело — вместо рыцарей и купцов появился некий усредненный обыватель, все тонет в мещанском болоте мелких интересов, мелочного расчета.
— Ужасно и обидно думать, рассуждал Леонтьев, что Моисей восходил на Синай, что эллины строили свои акрополи, римляне вели свои Пунические войны, что апостолы проповедовали, мученики страдали; поэты пели, живописцы писали, рыцари блистали в турнирах для того только, чтобы французский или немецкий, или русский буржуа благодушествовал бы «индивидуально» и «коллективно» на развалинах всего этого прошлого величия? Стыдно было бы за человечество, если этот подлый, с точки зрения мыслителя, идеал всеобщей пользы, мелочного труда и позорной прозы восторжествовал бы навеки.
Леонтьев был эстетом в морали: для него все моральное красиво и мужественно, а все серое, мелкое — аморально. Юлий Цезарь в тысячу раз развращеннее Акакия Акакиевича, но в нем в тысячу раз больше красоты, поэзии и правды, чем в мелком гоголевском чиновнике. Мещанскую мораль, предлагающую любить всех людей только потому, что они люди, хотя они ничего не сделали для того, чтобы быть людьми, — ни героических поступков, ни больших дел, Леонтьев считает аморализмом.
Сильная власть, мощное государство, неравенство и борьба между людьми за место под солнцем создают в обществе ту атмосферу, в которой совершаются великие дела и
вырастают великие личности. Если не считать блаженство и абсолютную правду назначением человечества на земле, то нет ничего ужасного в том, что миллионы русских людей должны были страдать для того, чтобы смог писать Пушкин, чтобы смог быть выстроен Кремль и его соборы, чтобы Суворов и Кутузов одержали свои победы.
Константин Леонтьев защищает мораль сильных и ярких индивидуальностей, мораль героическую, — против морали утилитарной усредненной, безличностной. С одной стороны, он уважает барство; с другой — любит наивность и грубость мужика. Онегин, с одной стороны, а с другой — солдат Каратаев для него лучше того «среднего» мещанского типа, к которому прогресс сводил всех и сверху и снизу, и графа и пастуха.
Леонтьев ощущал себя пророком, жил в постоянном предчувствии всемирной революции, которая окончательно всех уравняет и погрузит Европу в серое и унылое существование. Сначала он надеялся, что подобная судьба минует Россию и она не пойдет по пути Запада, но в конце жизни увидел, что и в России наступает царство мещанства, связанное с бурным развитием капитализма..
Он предвидел многие беды, ожидающие Россию в будущем, призывал усиливать и укреплять государство, царскую власть, но все. его призывы остались неуслышанными.
Фридрих Ницше (1844—1900) — немецкий философ, родился в семье сельского священника. Поступил на филологический факультет в Бонне, потом перевелся в Лейпциг. Еще студентом опубликовал несколько работ по древнегреческой литературе. На последнем курсе его пригласили профессором классической филологии в Базельский университет. Так первый и последний раз студент стал профессором. Через год ему присвоили докторскую степень без защиты диссертации. Несколько лет он работал преподавателем, потом по болезни оставил службу.
Написал очень большое количество философских произведений. Основные работы: «Рождение трагедии из духа музыки», «Так говорил Заратустра», «Веселая наука», «Воля к власти», «Сумерки богов».
Всю жизнь он боролся со страшной болезнью, сильнейшими, до потери сознания, головными болями, которые преследовали его постоянно с 18 лет. Писал в те редкие часы, когда боль отпускала, и все-таки все время на людях держался весело, своим приме ром призывал других мужественно переносит невзгоды жизни,
Но такое постоянное напряжение в конце концов подорвало его психическое здоровье и последний десять лет жизни Ницше провел в сумасшедшем доме.
По общему духу своих рассуждений Ницше удивительно похож на Леонтьева, жили они примерно в одно время, но, как ни странно, совершенно не знали друг о друге. Ницше с тех же аристократических позиций выступил против обыденной мещанской морали, которая, по его мнению, проявляется в двух формах — в морали христианской и морали социалистической.
Христианство — это восстание рабов морали, христиане призывают любить человека только за то, что он человек, каким бы он ни был мелким, слабым, духовно тщедушным и завистливым. Христианская религия сострадания коверкает и искажает человеческий образ. В человеке, по мнению Ницше, соединены воедино тварь и творец, в человеке есть материал, глина, грязь, бессмыслица, хаос; но в человеке есть и творец, ваятель, твердость молота, божественный зритель. Наше сострадание относится к «твари в человеке», к тому, что должно быть сформовано, сломано, выковано, разорвано, обожжено, закалено, очищено, — к тому, что страдает по необходимости и должно страдать.
Нужно любить не ближнего, как призывает христианство, а дальнего — того, кто, усиливаясь и преображая себя, еще только станет человеком. Современный человек — это только путь к настоящему человеку, к сверхчеловеку. А христианская мораль, как и социалистическая, воспитывает людей слабых, которые притом гордятся своей слабостью и ничтожностью. Они никогда ничем не рисковали — ни здоровьем, ни капиталом, ни свободой, никогда не решались ни на какой поступок. Как же может среди них появиться человек, подлинная личность?
Эти мелкие, невзрачные люди полны злобной зависти ко всему красивому, умному, талантливому. Они бы с удовольствием всех равняли, чтобы никто не выделялся, чтобы все жили одинаково: пусть бедно и одинаково плохо; зато никому не нужно будет завидовать.
О подобного рода идеологии писал еще Маркс, называя «Казарменным коммунизмом». Такие коммунисты видят свою цель в том, чтобы все всем раздать поровну, все разделить, а то, что разделить нельзя, например талант, — уничтожить.
Ницше предсказывал появление такого строя в XX веке, когда мелкие, завистливые и злобные души придут к власти и начнут переустраивать мир по-своему.
Их стадную мораль, рекомендующую никому не высовываться и жить, как живут все, Ницше называл аморализмом. Истинная мораль — это мораль аристократическая, это мораль человека, который попирает ногами презренное благополучие. Если человек знает, зачем живет, ему безразлично, как он живет, не к счастью стремится человек. Свободный человек, но еще более свободный дух, полушутливо-полусерьезно писал он, попирает ногами то презренное благополучие, которое видят в своих мечтах торгаши, христиане, коровы, женщины, англичане и прочие демократы. Свободный человек — воин.
Свободный человек — это человек, который любит своих врагов, это сильная личность, готовая принять на себя всю тяжесть мира и считать себя ответственной за все зла и несчастья, происходящие с людьми.
Николай Александрович Бердяев (1874—1943) — самый известный на Западе русский философ, человек огромного литературного и философского таланта, мыслитель яркий, эмоциональный, фанатик свободы и вечный обличитель всяческих форм насилия над человеком. Обладал большим личным мужеством — перед высылкой из СССР в 1922 году беседовал в ЧК с самим Дзержинским и отстаивал свои убеждения.
Основные работы Бердяева, оставившего большое наследие: « СМЫСЛ творчества», «Философия свободы», «Смысл истории», «О назначении человека», «О рабстве и свободе человека».
Умер в эмиграции, в пригороде Парижа, за своим письменным столом.
Двадцатый век показал всю несостоятельность той просветительской морали, которую подвергали критике Достоевский, Леонтьев, Ницше и которая предлагала любить человека только за то, что он человек, которая провозглашала, что «человек — это звучит гордо!» Образованные и внешне интеллигентные люди под влиянием оголтелой пропаганды жгли книги, изгоняли профессоров из университетов, строили лагеря, травили инакомыслящих, т. е. вели себя отнюдь не как люди, а скорее как животные. Просветительская мораль не давала никакого иммунитета против превращения людей в животных. Еще Достоевский писал, что если поскрести ногтем современного так называемого интеллигента, то из-под его благообразной внешности может выглянуть звериная морда. Морда и выглянула, да еще такая, что вся европейская цивилизация содрогнулась. По жестокости, по массовым убийствам XX век превзошел все остальные века истории.
С точки зрения Н. Бердяева, просветительская мораль — это прежде всего этика закона. В основе этой этики лежит религиозный страх. Боязнь нарушить запрет и стать нечистым образует этику на ранних этапах человеческого развития, потом, приобретая более утонченные формы, она по сути остается все той же. Закон по своей природе всегда запугивает. Он не преображает человеческую природу, не уничтожает греха, а через внешний и внутренний страх держит грех в известных границах. Еще А. Шопенгауэр считал голос совести на девять десятых просто страхом перед общественным порицанием.
Этика закона стремится сделать человека автоматом добродетели, против такой этики воевал еще Сократ. Человек подчиняется закону потому, что боится наказания. А если закон отменен, если государство открыто объявляет, что нет человека вообще, а есть высшие и низшие расы, то человек срывается с тормозов и становится способным не любое преступление.
Самый культурный в мире народа немцы, давшие миру больше всего философов, писателей, композиторов, под влиянием фашистской пропаганды за несколько лет превратился вдруг в стадо беснующихся баранов. Значит, подлинная культура, в том числе моральная, была свойственна только очень немногим людям; а у всех остальных была тонкой пленкой, которая быстро исчезла, обнажив звериную сущность.
Закон необходим обществу, без него невозможна цивилизованная жизнь. Но человек в массе своей почти не верит в добро как в некое надчеловеческое начало, не верит в кантовский моральный закон. Почему, собственно, я должен этому закону подчиняться? Ведь это не я придумал этот закон, а общество, оно заставляет меня слушаться. Общество беспощадно к моей индивидуальной судьбе, к моей частной жизни. Почему я должен быть добрым? Почему я должен любить людей, если я их терпеть не могу? Почему я должен ломать и переделывать себя? Тем более что люди, поучающие других от лица общества, сами часто не являются образцом для других -—- это или тираны, или фанатики, или просто проходимцы, дорвавшиеся до власти.
Жизнь человека, в том числе и нравственная жизнь, так сложна и индивидуальна, что не укладывается ни в какие общие принципы, нормы и законы морали. Мне, например, говорят, что я на уроках должен внимательно слушать учителя и не перебивать его, а я считаю, что только споря с учителем, постоянно задавая ему вопросы, я смогу чему-нибудь научиться.
Мне говорят, что я должен любить своих родителей, но мои родители (часто бывает ведь и такое) не нуждаются в моей любви, они просто выполняют свой долг — кормят и одевают меня, но им нет дела до моих переживаний, страданий, душевных трудностей, они даже не в состоянии ответить на многие мои серьезные вопросы, потому что никогда не заставляли себя думать о чем-нибудь действительно серьезном.
Таким образом, живая личность для Бердяева есть нечто более глубокое и ценное, чем всякая мораль. Ценность человека — не в степени его подчиненности моральным требованиям, а в силе и остроте его внутреннего влечения к добру, способности творить. Не послушание, а творчество есть главный моральный долг человека.
А творить себя нужно каждый день и каждый час, потому что каждый день и каждый час нас пытается одолеть дьявол (лень, эгоизм, нежелание рисковать, бездумное животное существование, полусонная жизнь). Но человек с самого детства должен сам себя творить, постоянно будить себя, постоянно принимать собственные решения; а для этого — думать самому, заставлять себя быть терпимым, спокойным, подавлять в себе животную злобу и воспитывать любовь к людям. Никакой закон не воспитает человека, если он сам себя не воспитает, не сотворит. Поэтому этика творчества для Бердяева выше этики закона.
Мартин Хайдеггер (1889—1976) — немецкий философ. Как считают многие западные исследователи, самый оригинальный и глубокий мыслитель века. Работы Хайдеггера оказали огромное влияние на современную ему и последующую философию и литературу. Ни одного автора в XX веке не цитировали так часто, как Мартина Хайдеггера. Много лет преподавал философию в различных университетах Германии. В зрелом возрасте уехал в деревню и оставался там до конца жизни. Основные произведения: «Бытие и время», «Путь к языку», «Что значит мыслить?».
Произведения Хайдеггера поражают поэтичной выразительностью языка, ювелирной работой со словами, проникновенным анализом проблем человеческого существования.
Философия ищет и показывает те пути и способы, какими можно разбудить человека к истинно человеческой нравственной жизни. Но борьба за человека ведется в неравных условиях — силы, стремящиеся не разбудить, а усыпить человека, слишком могущественны» слишком всеохватны. Это прежде всего современное бюрократическое государство, которое с помощью средств массовой информации, рекламы, образования стремится вывести такую породу человека, который бы ни над чем серьезно не задумывался, был послушным винтиком в отлаженной системе общественных связей. В нашей стране эксперимент по созданию «нового советского человека», продолжавшийся более 70 лет, вполне удался. Юрий Нагибин писал в 1983 году в своем дневнике: «По-моему, мы близки к созданию образцового гражданина социалистического общества. Головы, души, моральные ценности — все сдано на склад и едва ли когда востребуется. Поразительное свойство у таких людей: говорить без умолку ни о чем. Смысл этой трепотни — не дать коснуться серьезных тем. Этих картонных людей ничто не мучает, не заботит, у них нет сомнений, колебаний, желания хоть как-то разобраться в окружающем, они запрограммированы как роботы».
Уже в начале века философ Мартин Хайдеггер ввел понятие «Маn», «безличного». С помощью частицы «Маn» в немецком языке строятся безличные предложения типа «светает» или «смеркается». У Хайдеггера «Man» является особым, безличным способом существования, которым живет большинство людей: они читают то, что читают другие, говорят то, что говорят все, поступают так, как поступают все. Все живут, как все, никто не хочет проявить свое лицо, решиться на свой оригинальный поступок, проявить свое Я. «Маn» — это стадное существование,
Хайдеггер поясняет суть этого существования через образ смерти. Обычно люди избегают мыслей о собственной смерти» говорят: когда это еще будет! Может быть, к тому времени какие-нибудь таблетки изобретут! Может быть, я и не умру вовсе!
На что Хайдеггер отвечает: умрешь, и умрешь сам! Никто за тебя умирать не будет! И ты сейчас должен проникнуться мыслью о своей неизбежной будущей смерти.
Но на самом деле речь у Хайдеггера идет не столько о смерти, сколько о жизни. Никто за тебя не будет умирать, но и жить за тебя — тоже. Ты сам должен прожить свою жизнь, А большинство людей живет чужой жизнью. Кому-то подражают, кого-то копируют, руководствуются не ими изобретенными стандартами и шаблонами поведения и мышления.
Много лет назад в «Литературной газете» был помещен забавный рассказик: идет человек домой, одет по тогдашней интеллигентской моде: в дубленке, в пыжиковой шапке, с дипломатом в руке. И думает: «Сейчас приду домой и обрадую жену, что наконец-то достал Босха! (Иероним Босх, нидерландский художник XVI века, был одно время необычайно модным среди столичной интеллигенции: сюрреалистические картины казались очень созвучными времени.) А жена, наверно, на Хемингуэя подписалась, она с вечера пошла очередь занимать». Приходит он домой, из коридора кричит жене, которая хлопочет на кухне, что достал Босха.
— А я на Хемингуэя подписалась, — кричит ему в ответ жена.
Человек проходит в спальню, ложится на диван, не глядя берет с тумбочки телепрограмму, которая всегда лежит на одном и том же месте, и, разворачивая ее, спрашивает жену:
— Как там у сына в школе дела?
— Какой сын? — отвечает жена. — У нас ведь дочь!
Ошарашенный, он встает с дивана и видит, что попал не в свою квартиру, видимо, этажом ошибся. Вроде все то же, но немного не так, обои больше выцвели. Он хватает свои вещи, бросается в коридор, тут открывается входная дверь, входит человек в дубленке, пыжиковой шапке, с дипломатом и кричит:
— А я Босха достал!
Этот рассказ — весьма точная иллюстрация к тому, что Хайдеггер называет «Маn». Бездумная шаблонная жизнь — все, как у всех, бездумное поглощение духовных ценностей — типичное стадное, животное существование.
И в этом смысле — аморальное, поскольку не отвечает подлинно человеческому назначению.
Большинство людей всегда жило в состоянии «Маn», не думая, не решаясь ни на что, руководствуясь только общепринятыми правилами или указаниями начальства. Как писал Ницше, человек еще не поднял взора над уровнем животного, он вовсе не тот человек, о котором мечтала природа, он, может быть, еще только путь к истинному человеку. А пока это нечто незавершенное, недоделанное, не вырвавшееся еще из примитивного состояния.
Но есть мгновения, когда облака разрываются и нас, вместе со всей природой, влечет к человеку, т. е. к чему-то, что стоит высоко над нами. Содрогаясь, мы оглядываемся вокруг и видим, как бегут хищные звери и мы сами среди них. Чудовищная подвижность людей в великой земной пустыне, их города и государства, их войны, их неустанное схождение и расхождение, их беспорядочная беготня, их взаимное подражание, их умение перехитрить и уничтожить друг друга, их крик в нужде, их радостный рёв в победе — все есть продолжение животного состояния. Современный деятельный человек, по Ницше, злостный бездельник, ибо его деятельности недостает стланного. Самое главное дело и самая главная работа начинается тогда, когда человек остается один на один с собой, чтобы решать самые главные вопросы: зачем ты живешь? для чего ты пришел в этот мир? в чем заключается то дело, которое только ты призван сделать?
Но люди боятся самоуглубления, боятся тишины, когда совесть прошепчет им на ухо нечто важное, и потому они оглушают себя общением с друзьями, чтением газет, посещением увеселительных заведений, т. е. делают все, лишь бы бежать от самих себя. Так постепенно формируется привычка жить стадной массовой жизнью, не приходя в сознание, ибо сознания для такой пустой и поверхностной жизни вовсе не нужно, достаточно рефлексов и инстинктов.
Вроде бы это личное дело человека, как ему жить — стадным инстинктом или разумом, жить бездумно или мучительно искать смысл своего бытия. Но в XX веке это становится уже не личным делом. XX век — это век восстания массы, когда она впервые приходит к власти. Кто такой человек массы?
Испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет в своей книге, которая и называется «Восстание масс», пишет, что человек массы — это индивид без каких-либо достоинств и способностей, серый, заурядный, невзрачный и, главное, ничуть этим не опечаленный. Даже гордящийся своей посредственностью, гордящийся тем, что он такой же, как все. Человек массы — тот, кого в России традиционно называли чернью. Это не обязательно рабочий или крестьянин, человек массы может быть политиком, профессором или даже поэтом. В XX веке, кстати, появились массовые поэты и писатели со своей эрзац-литературой.
И вот эти массы пришли к власти в России и Германии и стали переустраивать, перекраивать общество по своему убогому мещанскому образцу. Этот процесс, может быть не в таком явном виде, идет во многих странах мира.
В России после революции: к власти пришел не народ, а именно масса, чернь, недоучки, неудачники, полуобразованные и полувоспитанные люди, натворившие неслыханное количество бед. То же самое произошло и в Германии в 30-х годах. Пришли Шариковы, пришли Смердяковы. Как писал Достоевский, в революции всегда на место Карамазовых приходят Смердяковы, вместо интеллигента к власти прорывается лакей.
М. Хайдеггер писал о двух способах человеческого существования — подлинном и Я подлинном («Man»). Порвать с неподлинным существованием, вырваться из отупляющей животности можно только с помощью морального самовоспитания. Например, встает лицом к смерти, до самого дна души проникнуться мыслью о ее неизбежности, ужасом исчезновения своего бытия. Может быть, после такой встряски человек задумается; как гнусно и глупо он жил. Вспомните рассказ Л. Толстого «Смерть Ивана Ильича», в котором мелкий чиновник, проживший свою жизнь бездарно и бездумно, в меру воруя и в меру подличая, вдруг смертельно заболел и, умирая, понял всю бессмысленность и нелепость своей жизни, всю жалкость своего бытия. Ему казалось, что еще немного — и он поймет главный смысл человеческой жизни, ему откроется что-то самое важное и потаенное. Ему забрезжил какой-то свет, но это было последнее мгновение его жизни.
Есть много путей преображения жизни — и философский, и религиозный; потрясти человеческую душу и заставить человека задуматься всерьез над своей жизнью может и искусство. В любом случае спасение и освобождение человека бывает прежде всего внутренним, он должен внутренне себя освободить, добиться внутренней свободы. Никакие революции не освободят человека, который в душе своей остался рабом. Прав был Чехов, когда говорил, что раба нужно по капле выдавливать из себя каждому человеку каждую минуту и всю жизнь.
Семен Людвигович Франк (1877—1950) родился в Москве и окончил Московский университет. По мнению многих он самый глубокий и значительный философ за всю историю России. Основные работы: «Душа человека», «Непостижимое», «С нами Бог», «Человек и реальность» и др.
В книгах Франка поражает его умение говорить о сложнейших проблемах философии доступным, ясным и поэтическим языком. В 1922 году был выслан из России, жил во Франции, затем в Англии, где и умер в предместье Лондона, всю жизнь сохраняя любовь к России и веря в ее будущее духовное возрождение.
Человечество в ходе своей истории все больше убеждается в том, что у него ничего никогда не получается. Не удался ни один замысел, ни одна цель какой-либо исторической эпохи. Те великие задачи, которые были поставлены христианской верой 2000 лет тому назад, никогда не были и не будут осуществлены. Человечество не стало лучше, чище, благороднее, хотя идеалы христианства всем известны и почти всеми признаются.
Не удалось Возрождение, и то, что им создано, не соответствует планам великих гуманистов. Та же участь постигла Реформацию, поставившую себе великую цель — утверждение религиозной свободы — и приведшую к крушению саму религию. Не удалась Великая французская революция, создавшая вместо братства, равенства и свободы буржуазное общество, новые формы неравенства и ненависти людей друг к другу.
Не удался социализм — в России и многих странах мира он привел к неслыханным бедствиям и социальным противоречиям. Не удался анархизм — он никогда не осуществит той абсолютной свободы, к которой призывает, а может установить лишь еще большее рабство.
В человеческой истории больше абсурда, чем цели и смысла. Однако это не повод приходить в отчаяние и упиваться трагичностью своей жизни. Люди пытаются найти собственный смысл жизни в этом абсурде, оправдать свое существование.
Одни видят моральное оправдание своего существования в том, чтобы переделывать «плохую» действительность, изменять мир с помощью революции или с помощью техники, и т. д. Но, как писал выдающийся философ Семен Франк, «что бы ни совершал человек, какие бы технические, социальные, умственные усовершенствования ни вносил в жизнь, его завтрашний и послезавтрашний день ничем не будут отличаться от вчерашнего и сегодняшнего. Всегда в этом мире будет царить слепая случайность, человек всегда будет бессильной былинкой, которую легко погубить, всегда жизнь его будет кратким отрывком, в который не вместить осмысляющей жизнь духовной полноты, и всегда слепая страсть, глупость и зло будут царить на земле».
Умный, нравственно развитой человек мало озабочен тем, будет ли завтрашний день лучше сегодняшнего, а следующий век лучше предыдущего. Это уже дело Бога, а не человека. На вопрос — что делать, чтобы изменить мир? — Франк отвечает: ничего! Потому что человек привык к тому, что есть какой-то смысл, лежащий вне жизни, есть какая-то цель, которую нужно осуществить. Но целью жизни является сама жизнь — не как бессмысленная сутолока и стремление к чему-то иному, а жизнь как полнота духа, самодостаточная, насыщенная в себе и спокойная, без суеты.
Все внешние критерии смысла жизни несостоятельны. Вера в прогресс, в непрерывное совершенствование человечества, вдохновлявшая множество людей в Последние два века, полностью разоблачена, ибо оказалось, что человечество не движется вперед, оно ни на шаг не приблизилось к осуществлению совершенного общественного строя, воплощению добра и разума в человеческих отношениях. У французского писателя и философа Альбера Камю есть эссе «Миф о Сизифе». Древнегреческий герой Сизиф наказан богами за свой проступок и вынужден всю жизнь толкать в гору камень, который тут же скатывается назад. У Камю Сизиф — это человек, который поднялся над бессмысленностью своего существования, который в этой бессмысленности обрел свой смысл и свою гордость. Как бы тяжела и бесцельна ни была жизнь — это моя жизнь, и я должен ее прожить достойно.
Как и Камю, Франк считает, что смысл жизни не дан, а задан, смысл жизни должен быть внутри нас, а не вовне. Искание смысла жизни есть борьба против тьмы бессмыслия, это внутреннее преображение, внутреннее сотворение человеком самого себя. Но это не значит, будто подобные люди, занятые внутренним творчеством, ничего не делают, а заняты только личным спасением. Исканиями и мучениями таких людей в мире накапливается добро. Философ, святой, художник, вообще любой человек, не ограничивающийся внешней жизнью; а ищущий истоки своего бытия, пытающийся найти свое настоящее место в этой жизни, понять свое предназначение, производит и накапливает в мире добро. Без таких людей мир давно бы уже рухнул в пропасть полного хаоса и бессмысленности.
Историки, которые пишут о великом русском святом Сергии Радонежском, часто видят его главную заслугу в том, что он благословил рать Дмитрия Донского. Но они забывают, писал Франк, что этому предшествовали десятилетия упорного молитвенного и аскетического труда, что этим трудом добыты духовные богатства, которыми в течение последующих веков питались люди, что без него они не имели бы сил подняться на борьбу с татарами.
То, что наша жизнь духовно скудная, означает, что все меньше и меньше сегодня людей, ищущих смысл жизни, людей глубоко мыслящих, своей внутренней работой, прибавляющих в мире добро. Мы только тратим то, что создали наши предки.