Я - шулер

Глава 8. О репутации

В нормальной вялотекущей жизни репутация гражданина чаще всего определяется его манерой себя подать, имиджем, принадлежностью к какому – либо кругу. Реже – хотя последнее время все чаще, – деловыми качествами. Милый человек, и – ладно, почему бы не числить его в приятелях, не иметь с ним дел?..

У игроков этот номер с манерами, с имиджем не проходит. Параметры, конечно, не лишние, но это все – бусы для фраеров. Что касается круга... Так все в пределах одного! Если желаешь быть уважаемым, приходится предъявлять нечто посущественней.

Что создает репутацию «катале»? Умение выигрывать, мастерство?..

Мастерство, конечно, тоже.

Не менее существенны – скорее более – два других таланта: умение платить и умение получать. Отдавать проигранное и получать выигранное. Если эти свойства при тебе, ты уважаем. Причем свойство платить, думаю, котируется выше.

Все это – смелость, решительность, хладнокровие, артистизм, обаяние – довески к свойствам основным.

Как и в других сферах жизни: работай на репутацию – и она будет работать на тебя.

Потому и не жалеет «катала» ни времени, ни денег, ни нервов на то, чтобы приучить: если проигрываю – плачу, выигрываю – получаю, за лоха не прохожу. Это непросто дается... И оступаться – нельзя, потом можно не подняться.

Люди в картах случайные, наблюдая при Маэстро неизменные сорок, пятьдесят тысяч, недоумевали. К чему уже играть: купи машину, квартиру, обставься, приоденься и живи безбедно. Обеспеченный же человек!..

Не понять им было, что деньги эти – не признак обеспеченности, признак платежеспособности. Это не одно и то же. Второе для репутации игрока существеннее.

Леня Ришелье. Кто из «катал» может сказать, что Ленька неуважаем?.. Да, не профессионал, да, ни разу в долг не давал, на принцип странный ссылался. Да, несмотря на то что не жулик, клиент – тяжелый. Внимательный, вредный, дотошный. Но платил всегда. Что бы там ни было, сколько бы ни проигрывал. Даже тем, кто перед этим не спешил рассчитаться с ним.

Однажды к моменту расчета пляжный милицейский патруль нагрянул. Лист, на котором все записи, скомкал, с собой унес. И что же?.. Ленька пошел за милиционерами, вежливо попросил разрешения на лист взглянуть. Вернувшись к топчанам, рассчитался.

Потому и играли с ним с постоянной готовностью, с удовольствием. Выигрывали не всегда. Но и в этом случае даже непутевые, презираемые за вечно висящие долги, старались рассчитаться. (Есть такая, действительно непутевая категория карточных должников. Изо всех сил стараются подольше не платить. Оттягивают до последнего. Уже и деньги есть, и понятно, что не забудут, не спишут... Не отдают и – все... Словно получают удовольствие от такой забавы на чужих и своих нервах. При этом еще сердятся, глумятся над теми, кому должны. Конечно, такое проходит только в своем, клубном, кругу.)

Так что Ленька, хоть и непрофессионал, был при репутации. Даже за глаза о нем говорили с уважением.

А Вовка Чуб...

Объявился на пляже с виду лоховитый любитель деберца из Архангельска. Наши грифами спланировали, каждый в свою сторону добычу тянет, кусок пожирнее оторвать норовит.

Приезжий, блеклый, слегка заторможенный «тюфяк» по имени Вася, оказался добычей нелакомой. Сам хищников поскушал.

Те, взъерошенные, растерянные, – в стороны. Сидят вокруг на топчанах, обалдело оглядываются. И приблизиться уже боятся, и жаба давит: не упускать же залетного, кровные прикарманившего!

Залетный разлегся на топчане как ни в чем не бывало, солнышку веснушчатое пузо подставил, жмурится сладко. Архангельск небось без тоски вспоминает. Рядом на соседнем топчане вещи выигранные покоятся. Василий не побрезговал: магнитофон автомобильный (без головки, конечно), фотоаппарат «Смена-8М» и палатку двухместную (протекающую) в качестве недостачи к сумме принял. Ждет, наверное, может, еще что перепадет.

Вовку я встретил по дороге к пляжу. Спускаемся, болтаем. Один из наших – навстречу, делится происшедшим, соображениями по поводу происшедшего. Соображения резонные: фраера отпускать нежелательно. Мало того что наживу увезет, так еще станет на родине форсить: одесских пляжников «хлопнул». Как людям в глаза глядеть? В том, что хвастать будет, можно не сомневаться. Не каждый день архангельские одесских обирают...

– Хочешь, бери его, – предлагаю Вовке.

Достает колоду, оговаривает условия:

– Красная – твой, черная – мой.

Вытягиваю красную. Вовка щурится, уточняет:

– Я – в доле.

Что значит аферист. Чего ж мы разыгрывали, если навар пополам? Но не спорю: Чуб все-таки.

На пляже располагаюсь неподалеку от залетного, принимаюсь за пасьянс.

Тот с наивностью истинного фраера непринужденно подошел, подсел на соседний топчан, сам игру предложил.

Сослуживцы обыгранные настороженно за развитием следят. Понимаю, что любое развитие им по душе придется. Выиграю – очень хорошо. Сопли утереть северянину не помешает. Проиграю – тоже неплохо. Я хоть и свой, но тоже сопляк, много о себе воображающий. На нервы скороспелостью действующий.

Во всей этой неприметной, вроде бы обыденной истории, проявились целых три многозначительных нюанса. Многозначительных для репутации.

То, что я его обыграл, – момент немногозначительный. Репутации это не подсобило. (Проиграл бы – навредило.)

Дурануть меня он таки исхитрился.

Впрочем, по порядку...

Обыграл его, уже не млеющего от солнца, тут же на топчане. На четыре тысячи. Вернул и вещевые трофеи. Больше денег у Василия при себе не оказалось. Попросил поверить в долг. Я-то понимал, что он – еще тот «фрукт»... Далеко не съедобный. Но, думаю, маленько поднагружу в долг – не помешает.

Поднагрузил на пятьсот и решил: в самый раз. Пускай сперва рассчитается.

Васек совершенно со мной согласен.

– О чем речь? – говорит. – Ты мне и так доверие оказал.

Уходим с пляжа, направляемся к нему, на снятую квартиру. Дом дачного вида, одноэтажный, в конце длинного двора-проулка.

– Я сейчас, – сообщает Вася и, оставив меня у ворот, исчезает в конце двора.

Нервничаю, что «кинет», но не очень. Деньги – не бог весть какие.

Долго его нет. Решаю, что «кинул»-таки. Посмеиваясь над собой, иду во двор глянуть, каким макаром он вышел.

Вдруг навстречу Васек. С деньгами.

– Я же попросил обождать, – обижается. – Хозяйка чужими недовольна.

– Хотел закурить, у кого-нибудь из пансионных стрельнуть, – оправдываюсь.

– Наверное, ты мне не поверил, – излагает искреннее предположение фраер Вася.

– Что ты?! – смущаюсь (на самом деле). – Действительно курить охота...

– Все равно, если я так подумал, лучше вслух сказать, правда? – Василий смотрит на меня белесо-голубыми глазами. Смотрит чисто-чисто.

Этим он меня, хитрюга, и купил...

Под утро, проиграв еще пять тысяч (уже у себя в комнате), Василий предъявил мне аккредитив на свое имя. На девять тысяч. Извинился, что сразу не предупредил о том, что деньги аккредитивные. Предложил встретиться у ближайшей сберкассы в восемь утра, к открытию.

Предложение такого вызывающе порядочного туриста-игрока, не могло быть не принято.

Смотавшись домой, приведя себя в порядок, побрившись, без пяти восемь я занял очередь в сберкассу. Первым и единственным. Потому как было воскресенье – выходной день.

Гадливо посмеиваясь, в четверть девятого побрел в знакомый узкий частный пансионат.

– Вы Васю не обидели? – пристально, подозрительно присматриваясь ко мне, спросила хозяйка.

– Я?!

– Почему же он через полчаса после вашего ухода съехал?..

– По родине соскучился, мы всю ночь ее вспоминали... – предположил я и направился восвояси.

Вася «кинул» меня. Подмочив и мою, и свою репутацию. Но я упоминал о трех характерных моментах. Остался еще один.

С нашими о том, как меня дуранули, откровенничать не стал. Шмотки получили, лицо города сохранено – пусть радуются. Предстояло выдать долю, две тысячи двести пятьдесят рублей Вовке.

И такое зло взяло. Не спишь всю ночь, мордуешься... И днем на пляже – нет, чтобы позагорать, расслабившись, женщинам глазки построить, – горбишь... Теперь возьми и половину отдай. Ну-ка, я его прощупаю...

– «Закатал», – сокрушенно поведал Чубу при встрече. – Днем на пляже четыре пятьсот выиграл, а потом ночью на хате – десять пятьсот «закатал».

– Бывает, – только и сказал Чуб. И стал отсчитывать положенные мне три тысячи.

Это и был третий характерный нюанс.

Конечно, долю свою он получил. Признался я, что проверял.

Чуб на признание только пожал плечами. Спрятал полученные деньги и пошел по текущим игровым делам. Должно быть, проверку посчитал чудачеством.

...Конечно, и это не последнее дело – укреплять собственную репутацию, отстаивая репутацию города. С такими состязаниями важно не частить. Может, потому и не довелось облажаться ни разу, что нечасто турниры затевались. (Имеется в виду – исполнитель против исполнителя.)

Харьковского всесоюзника приятно вспомнить – долгое время за нос водил. И пусть и не поимел много, потому как делили на троих, но ведь затем орава – человек двенадцать, возила его, как идола, а тут у идола – лицо с изумленно задранными бровями.

Приучить к тому, что тебе платить обязательно, тоже не последнее дело. К этому, главное, именно приучить.

В самом начале деятельности, случалось, взрослые, повидавшие всякого, клиенты вызывающе интересовались, проиграв:

– Что будет, если не заплачу?

– Такого быть не может, – вежливо (на этом этапе вежливость обязательна) разъяснял я. – Чтобы не заплатить?.. – даже как-то удивлялся. – Скорее заплатите больше. Это еще могу понять.

Если клиент продолжал ерничать, обычно оскаливался:

– Может быть, мне это будет стоить дороже, но вы заплатите все.

И если доходило до дела, так и следовало поступать. Даже если ты с этого уже не имел ничего, прощать, махнуть рукой – ни в коем случае. Этак совсем платить перестали бы.

Помню, обыграл, еще совсем зеленым, одного прораба. Полублатного, прикрытого бандитами. Тысячу остался мне должен. Приезжаю на встречу, за деньгами.

Прораб, толстенный, с волосатой складчатой шеей, с вечным брезгливым взглядом мужик, задал именно этот контрольный вопрос.

– Не заплачу – что будет?

– Почему не заплатишь? Заплатишь.

– Не хами, обломаю, – предупредил прораб и протянул заранее приготовленную тысячу.

Потом передали, что в разных местах уточнял он: обязательно ли мне, ссыкуну, платить. Сказали, что обязательно.

Или вот – стоящий пример...

Однажды поздно вечером, скорее ночью, уходил с одной игровой хаты. На Молдаванке. Крутая точка, из тех, куда лохи не забредают. Из тех, куда идут «на люди». Кстати, та самая, где когда-то минчанину чего-то психотропного подсыпали.

Внизу, на выходе из парадного, столкнулся с одним из своих, вернувшимся недавно из круиза. Стоим, свистим, выслушиваю ироничный отчет об экспедиции.

Вдруг к подъезду еще какой-то тип направляется, вроде незнакомый. Прежде чем исчезнуть в черной дыре парадного, останавливается подле нас. Приглядывается. Вполне нахально всматривается в лица.

Мы от наглости «напихать» ему как следует не успели. Все, что хотел он, похоже, уже увидел и тихо нырнул в подъезд. Переглянулись, съехидничали на его счет, продолжили беседу.

Возвращаясь домой, все вспоминал я странное лицо, бесцеремонно разглядывавшее нас. Дерзкий тип. В таком месте следует быть поделикатнее. И все остальное – странно. Чужак... На точку шел один... Да еще с этим своим дурным воспитанием... Что себе думал?.. Или шибко крутой, или недоумок. По лицу – скорее второе.

Не знал я тогда, что этого типа вело, но уважение почувствовал. Нравились мне всегда такие, бездумно дерзкие, наивно не признающие авторитетов. Нравились, несмотря на типично упрощенные лица. Этот явно был из них.

На следующий день на пляже лицо это мне довелось разглядеть поближе.

Играем. Скорее дурачимся. Потому что между собой. Общаемся в ожидании фраера шального.

Гляжу, приближается... Вчерашний наглец, да не один – с барышней. Признал его сразу. Хотя видел накануне непроглядной «молдаванской» ночью, Узнал по такому же нахальному взгляду. Но тут же понял: взгляд только кажется нахальным. Нормальный, уверенный, устойчивый взгляд. Не отскакивающий при малейшем отпоре.

Не доходя, оставляет барышню на топчане. Приближается. В упор внимательно рассматривает компанию. Каждого из нас отдельно. Неожиданно вежливо здоровается:

– Здравствуйте всем. – И интересуется: – Барона еще не было?

Это он – зря. Сразу стало ясно: «косит» под многознающего. Потому что Барон – не из пляжников, и искать его тут, да еще с такими понтами, может только несведущий.

– Еще нет, – на всякий случай ответил кто-то.

– Во сколько обещал быть? – лезет дальше пришлый. И вдруг – ко мне: – Мы ведь с вами знакомы. Вчера, помните?

– Чего ж нет, – говорю. – Не один пуд соли...

Он не дает доехидничать, просит:

– Можно вас на минутку. – И отводит в сторону.

Выдал мне свою историю. Первому попавшемуся. Как Киса – Остапу. Кому-то все равно надо было открыться...

Две недели назад у них в Челябинске проездом гостил Барон. Как гостил... Работал. Прибыл один, по рекомендации. Первым делом к Малышу (моему новому знакомому). С просьбой помочь, ввести в местный мир. Слепили они на пару простенькую интригу. Барон играл. Малыш помогал. «Маячил», подстраховывал, к сомневающимся в долю входил.

За недельку без особых нервов нажили «десятку» денег, десять тысяч, значит. Барон домой в Одессу спешил.

После последней игры перед отъездом должен был к Малышу зайти, долю выдать. Билет на самолет Малыш заранее купил, на вечерний рейс. Барон вовремя не явился. С опозданием в час прислал посыльного мальчонку с запиской. Малыш дал мне ее прочесть.

«Малый, меня пасут. Срочно съезжаю. В Челябинске буду еще раз через месяц, дождись. Все будет в порядке».

Малыш поспешил к рейсу. Успел, но Барона на вылете не оказалось. Месяц решил не ждать, мотнул в Одессу. Не потому, что деньги для него огромные, а потому, что:

– Так поступать нельзя... С ним, как с человеком...

Глянулся мне этот пацан. Но понимал: ни хрена он не получит. Барон, конечно, человек уважаемый. В Одессе бы себе такого не позволил, да и так странно, что из-за, пяти «кусков»... Но если уж начал конфликт, навряд ли уступит...

– Зинку свою взял, пусть море посмотрит... Где его его искать?

Не знал, как быть. И Барона подставлять негоже, пацана жаль. С другой стороны, узнает, где искать, наверняка нарвется. Как вчера уверенно на хату пер... Уверенность до добра не доведет.

Дал ему пару адресов. По которым точно Барона не сыскать. Потычется, потычется, да и угомонится. И Барону передадут, что в розыске он – может, еще куда подастся. На время.

Да, странно... Малыш ведь не только мне историю поведает. Слух пойдет... Зачем это Барону? Ради пяти «штук»?

– Давай тебя со своей познакомлю. Одесситов первый раз видит.

Зина, продавец челябинского комиссионного магазина, была совершенно не похожа на наших продавщиц. В ней начисто отсутствовал присущий камуфляжный лоск. Вернее, он был, но настолько провинциально откровенный, что всерьез не воспринимался. Женщины такого типа, как мне казалось, работают укладчицами пути. Сбитые, щекастые, терпеливо тянущие пьяниц-мужей. Для меня всегда было загадкой: кто с такими женщинами спит. Оказывается – Малыш.

Он не походил на пьяницу-мужа, но каким-то странным образом соответствовал ей. Несмотря на то что выглядел рядом с ней, как племянник при тете. Коротко стриженный парень – пацан. До смешного лопоухий, с глазами-щелками, с короткими ногами и пролетарски крепкой фигурой. Выряженный, как и его Зина, в яркие немодные вещи. Парочка вполне гармоничная.

Челябинский шулер. Облапошенный шулер местного значения. Но что-то в Малыше было. Что-то, что заставляло думать: Барону от него не отмахнуться.

Зина-укладчица, знакомясь, смущалась. Что-то и в ней было. Спать, конечно, ни в коем случае, но дружить, наверное, можно. Точно. Когда говорят о дружбе между мужчиной и женщиной, наверняка имеют в виду такую женщину.

Так неожиданным образом я стал доверенным лицом Малыша.

Этот факт не показался бы мне обременительным, если бы пацан не полез в игру. Причем нарвался как раз на моих компаньонов. Как я мог ему запретить?.. Как мог запретить своим?.. Второе – попытался, успеха не принесло. Да и сам понимал: чего ради. Фраера нынче – считанные, к каждому с трепетом относиться следует, не то что разбазаривать.

У Малыша было с собой тысячи две, он их помаленьку и стравливал.

Зинаида его и тут не по-нашенски себя вела, всю игру преданно из-за плеча милого наблюдала. Даже завидно стало: ни одна из моих женщин такого соучастия не проявляла.

Они остановились где-то на турбазе, и Малыш, хоть и появлялся на пляже, цель помнил. По городу рыскал, расспрашивал. Его уже знали, и Барон наверняка был в курсе. Но не объявлялся. Значит, и он по недолгому знакомству с Малышом понял: не отмахнешься...

О результатах поисков пацан регулярно докладывал мне. Ему почему-то казалось, что он идет по следу. И к моменту, когда стали исчерпываться привезенные деньги, начал намекать на то, что это его не смущает, скоро подкинут тысяч пять. Натуральный пацан...

Как-то является парочка к обеду.

Мне с утра клиент случился, руководитель гастролирующего цыганского ансамбля. Типичный цыганартист. С кучерявой шевелюрой, с усами, с огромной серьгой в ухе. Ансамбль к обеду съезжал, шеф и поспешил на пляж урвать маленько отдыха. От этих своих песен да плясок. Проиграл мне две с лишним, по просьбе – рассчитался. Еще партию начали, на середине игры – приспичило ему по нужде. Ушел, оставив подстилочку на топчане, и не вернулся. Я не удивился, такое не раз бывало. Ничего, пусть человек считает, что это он меня обманул. Пусть ему за себя неприятно будет.

В тот самый момент, когда худрук проигрыш мне передавал. Малыш с Зинаидой и подошли. Не мешая, досмотрели выступление артиста до конца.

– Как можно?.. – только и заметил Малыш, когда занавес опустился.

– Тебе не объяснили еще как? – съязвил я.

Малыш неодобрительно качнул головой. Он вообще испытывал проблемы с чувством юмора. Но странно – это его не портило.

– Хотел с тобой поговорить... – Малыш заговорщицки подсел ко мне. – Как думаешь, если я переведу долг на Барона, они согласятся? – Он метнул головой в сторону моих дружков. (Я уже знал, что привезенные парочкой две тысячи на исходе, и догадывался, что нечто вроде подобного предложения последует.)

– Ты же сам понимаешь, – сокрушенно сказал я.

– Понимаю... – тоже сокрушенно согласился и он. – Кто теперь с ним захочет дело иметь?..

Мы помолчали. Я уже предвидел, к чему приведет эта пауза. Так и есть...

– Может, одолжишь... Пару «штук». – Ему было очень неловко. – Эти же мне не поверят, – он опять мотнул головой на моих. – Получу с Барона – сразу отцам.

Я молчал. Чувствовал себя скверно.

– Не веришь, что отдам? – по-ребячески встрепенулся Малыш.

– Что ты?! – дернулся я. Ему в голову не могло прийти, что можно не верить в возвращение долга Бароном. – Понимаешь... – замямлил я, – завтра предстоит игра... Нужны бабки.

– Хоть полторы...

Ну не мог я видеть Малыша просящим. Особенно когда напротив с топчана на меня, как на их лучшего друга, взирала его баба.

– «Штука», – сказал я. – Больше не могу. И рад бы... – Я отсчитал тысячу. Отсчитывая, оглянулся. На нас пристально глазели мои приятели, те, которые разрабатывали этого ловца Барона. Надо было видеть их физиономии!..

Вечером, перед дележом добычи за столиком пляжного бара, сообщник-кандидат резонно поинтересовался:

– Как у тебя с мозгами?

– Спасибо, никак...

– Завтра будет проситься играть в долг... Под деньги Барона, – сказал вдруг второй. Шахматист. – Могу «помазать» (поспорить, значит).

– Бабки с Барона, конечно, не получит. Но долг, думаю, отдаст, – ответил я.

– С чего?

– Я знаю?! Вышлет с Урала.

– Ты мало их таких видел? Порядочных. До поры до времени. Смешно слушать, в самом деле...

– Мужики, а я вас ищу! – услышали мы знакомый голос. Обернулись: к столику направлялся рубаха-парень – Малыш. – Аида к нам, отметим!..

– Что отмечать будем?.. – спросил деловой кандидат.

– Ну как... – Малыш явно не до конца продумал повод. – Знакомство еще не отмечали. Зинка одесситов никогда не видела.

Он был в настроении. Выпил, что ли?..

Кандидат от визита уклонился. Мы с Шахматистом пошли. Зачем – не знаю. Не хотелось этих уральских недотеп лишать хоть какой-то радости. То, что общение с нами им почему-то в радость, было заметно.

Именно такими и представлял в выпивке уральцев.

Шахматист давно сдался. Пустив паутинку-слюну, почему-то кивал. Мутными зрачками следил за происходящим. Ребята держались. Зинаида раскраснелась. Утверждала, что у них талантливый люд, ссылалась на исполнителя песен Митяева. Пробовала петь. Такой склонности к поэзии я в ней и не предполагал. Малыш набычился. Внимательно смотрел на вдохновенную свою женщину, казалось, слушал. Но почемуто время от времени поворачивал голову ко мне, сообщал:

– Завтра я его достану... И ты первым получишь «штуку»... Веришь?..

Я не верил, но молчал. Малыш, не дожидаясь ответа, вновь направлял взор на милую.

Потом Шахматист уговаривал его сыграть партийку. Причем лез настырно, грозясь обидеться. Малыш миролюбиво водворял его на место, в кресло, приговаривая:

– Ну как можно, с выпимшим человеком?.. Что я, совсем уже...

На следующий день на пляж они пришли поздно, ближе к вечеру.

Мы общались своей троицей. Шахматист не вполне оклемался, но на работу вышел.

Расположившись неподалеку, оставив у вещей подругу, подошел Малыш.

– Играть будем? – спросил как ни в чем не бывало.

– На что?.. – риторически спросил кандидат.

– Завтра будут деньги. Это точно.

Ну как можно быть таким наивным? Кого Барон брал в помощники? Или у них все такие...

– Ты будешь играть? – попробовал сделать коварный ход Малыш. Спросил у Шахматиста.

Тот неопределенно пожал плечами. После вчеТот неопределенно пожал плечами. После вчерашнего ему действительно не сильно хотелось. Особенно задаром...

Неопределенности со стороны давешнего собутыльника пацан явно не ожидал. Растерялся. Может быть, от растерянности обратился ко мне:

– Поручись за меня. Только до завтра. Завтра – отдам. А?..

Опять эти просящие глаза... На дерзком пролетарском лице.

– Играйте, – твердо сказал я. – Отвечаю.

Шахматист послушно потянулся к колоде. Кандидат уперся:

– Не хочу.

– Ты чо?.. – очень изумился Малыш. – Выиграл и свалил?.. За меня поручились!..

– Отвечаете? – почему-то на «вы» зло спросил у меня сообщник-кандидат.

– А вы не слышали? – тоже зло огрызнулся я.

– Когда расчет? – кандидат был педантичен и строг.

– Сказал же завтра, – встрял Малыш.

– Завтра? – вопрос был ко мне.

– Завтра.

...Конечно, Малыш проиграл и эти четыре тысячи. Только четыре. Проиграв, сам закончил.

– Больше не имею права, – пояснил он. – С Барона получу пять.

– Когда – завтра? – открыто усмехнувшись, спросил кандидат.

– В десять утра. Здесь.

И уже только мне:

– Спасибо. Я не подведу.

Я не поднял головы. Кивнул.

...В десять утра Малыш не пришел.

То, что денег не окажется, я понимал. Но не верил, что он просто потеряется. Не представлял его прячущимся. Но он не пришел.

– Будешь платить, ответчик? – беззлобно язвил кандидат.

Конечно, ничего бы я не платил – не те в корпорации отношения. Но противно...

– Могу «помазать», что уехал, – предложил шахматист. – Сто процентов...

– Двести, – добавил кандидат.

– «Мажем!» – психанул я. Не верил, что Малыш сбежал. Не верил – и все!

Поспорили на кабак, и тут же пошли проверять. На турбазу.

Малыш не сбежал. Он лежал на тахте, странный, неподвижный, внимательно следящий за нами, вошедшими. Подошла, села рядом с ним в кресло впустившая нас Зина. Малыш попытался, наверное, улыбнуться, но только страшно дернулось, скривилось лицо. Часть лица.

Он таки достал Барона. Где, Зинаида объяснить не смогла. Малыш ей сам толком не объяснил. Он вернулся вчера поздно ночью возбужденный, довольный. Сказал, что наказал гада. Смеясь, поведал, что, когда возвращался, получил бутылкой по голове. Разбилась бутылка. Того, кто бил (не Барона), отметелил, тоже хотел бутылку на голове разбить – да под рукой не оказалось. Пришел домой, на турбазу, выпили, отметили завершение дела... К утру его парализовало. Вроде частично, но как-то оно разливается... И на вторую половину перекинулось.

Зинаида явно не паниковала. Не выказывала ни испуга, ни суеты. Странный, незнакомый тип женщины. Похоже, ко всему в жизни готовой.

«Скорая» уже приезжала, сказали, пришлют других... Вот ждут.

– Да, – спохватилась она, – совсем забыла.

Как хозяйка, забывшая подать самое важное блюдо, метнулась к тумбочке. Достала деньги. Протянула нам. Мне – тысячу. Четыре тысячи – кандидату. Пояснила:

– Он вчера все боялся, как бы не проспать...

Мы смотрели на Малыша. Молчали.

Лицо его снова страшно дернулось. Должно быть, он попытался улыбнуться...

Малыш с Зинаидой приехали в Одессу еще раз. Через три года. Летом.

Много чего навертелось за это время. Полинял, притих Барон. Не все сменили отношение к нему, дружки, из самых близких, остались. Пляжники порой вспоминали историю с Малыш ом. С грустью. Но время шло, и вспоминали все реже.

Они появились к концу дня. В таких же ярких немодных одеждах. Возникли вверху, в самом начале лестницы. Зинаида смущенно сияла пухлыми щеками. Малыш, такой же стриженый, лопоухий, сдержанно по-пролетарски щурил в усмешке глаза.

...Много чего наслучалось за эти три года, много чего насмотрелись...

Но когда эта парочка, улыбчивая, довольная, спускалась по лестнице, приближалась... Надо было видеть наши физиономии!..