Я, ни на что уже не обращая внимания, пулей мчусь за ней. Успеваю натянуть кроссы и несусь следом за Зориной. Все остальное резко потеряло смысл. Напряжение ярко пылает в груди. Пульс лупит в виски, отдаваясь барабанной дробью в голове. Я успеваю мягко схватить Зорину за запястье и развернуть к себе.
Замираем…
Она так пронзительно смотрит. В мерцающих глубоких, как синее море, глазах горит невысказанный упрек, и душит, душит, душит меня… По телу бежит легкая дрожь.
Я слегка наклоняюсь, и мы оказываемся лицом к лицу, но все слова вдруг застревают в горле, как та самая кость.
— Акрам! — дергаясь от неожиданности, она повышает голос, в нем так явственно звенят нотки обвинения, полосуя до крови. Зоря старается высвободиться, ретиво отдирая мои пальцы.
Я, наконец, расслабляю кисть и отнимаю руку. На доли секунды Зорина чувствует свободу и уже собирается вновь броситься от меня наутек, но тут же оказывается в плену. Нет, я ее не касаюсь, всего лишь упираюсь в стену ладонями, отрезая выход, отнимая возможность оставить меня позади. В ее прошлом…
— Вообще все не так! — горячо возражаю я в ответ на ее молчаливый укор. — Она просто документы срочные привезла! И все!
Внутри меня буря, грудь ходит ходуном. Я не знаю, что мне сделать, чтобы она поверила. Ни одного слова от меня она слышать не хочет. Знала, что в такое время меня обычно не застать дома, поэтому его и выбрала. Чтобы не пересекаться.
— Прекрасно, — холодно твердит она, пока изморозью заволакивает душу. — Тогда вам не стоит отвлекаться.
— Я реально тебе говорю! Я сейчас бумаги подпишу, и она Паше отвезет их. Это из его отдела, — настаиваю я впустую.
— Акрам, — устало выдыхает Зоря. — Я приехала не для того, чтобы без конца слушать твои отговорки. Я хотела тихо и спокойно забрать вещи. Но знаешь… все самое важное я уже увезла. Поэтому лишнее можешь сгрести в мусорные пакеты и отнести на помойку.
— Пойдем, вместе все сложим. И я сам помогу тебе их отвезти к маме. Ничего из твоих вещей я выбрасывать не собираюсь, Зорь.
— Я уже сказала, обойдусь без них. И… еще, — она опускает взгляд на сумочку. Дрожащими пальчиками силится справиться с молнией, но ничего не выходит, замок заело, и она продолжает его нервно дергать.
Я мягко помогаю, осторожно касаясь ее пальчиков, и Зорина вытягивает из бокового кармана… черный брелок.
Вытаращиваюсь на него. Я в шоке…
— Спасибо. Мне было приятно, — произносит она как прощание. А у меня на душе разливается черная краска.
Не ожидал… Нет, я, безусловно, понимал, что Зорина не шутит и не играет на моих эмоциях, что она вполне серьезна и решение приняла взвешенное, обдумывала она его долго, но…
Это контрольный в голову.
Как сквозь пелену тумана наблюдаю за ней. Ощущаю тепло ее касания. А затем умеренную прохладу, растекающуюся по центру ладони. Опускаю одурелый взор, ошеломленно разглядывая ключи от машины. Той самой, которую я подарил Зорине на день рождения.
Незадолго до этого она после долгих уговоров переехала ко мне. Я хотел ее порадовать, сделать приятное. Пытался показать, что она для меня не очередная. Не одна из.
Я не знаю, куда позже ушло былое очарование, куда делись трепетность и сладкое опьянение, проникновенность и упоение. Куда…
Я многое делал неправильно. И сейчас сам себе не могу объяснить, в какой момент свернул не туда.
Вроде все было хорошо, а потом… всё резко начало ломаться.
Я не знаю, что произошло. Я не готов был идти дальше, боялся сделать серьезный шаг. Но и отпустить не мог, разрушив все, что у нас есть, все, что нас связывает. Перешагнуть, забыть… не получится. Не смогу. И вперед не могу, страшась допустить самую страшную ошибку и сломать нас обоих. И назад не могу… без нее.
Стою на перепутье.
И только когда ее не стало рядом, отчетливо понимаю: пусто.
Сожаление топит, мрак охватывает душу, поселяясь внутри меня. Я бьюсь об стенку, не понимая, что теперь делать. Отказываясь признавать, что так будет всегда.
И больно ей боюсь сделать, вновь не сумев пообещать ничего путного. Но она знает точно: я никогда не обещаю того, в чем не уверен…
— Я приезжал к тебе несколько раз. Поговорить хотел. Никого не было дома. Звонил, но я в черном списке. С посторонних номеров ты намеренно не отвечаешь. На работе говорят, что тебя нет, — горько мотаю я головой и продолжаю. — Давай сейчас пройдем ко мне, я разберусь с бумагами, и мы поговорим. Мы ведь даже не обсудили ничего.
— Потому что нечего, — со сдержанным достоинством бросает она мне в лицо.
— На чем ты собиралась вещи забирать?
— Полдвора в каршеринге. Не пропаду.
— Я не просил машину обратно, Зорина, — тяну, не в силах осознать, что она отказывается иметь со мной вообще что-либо общее.
— Она твоя. Оформлена на тебя. Поэтому… это логично.
— Не проблема! Переоформим! Я не приму ее назад, забери! — срываюсь с катушек от осознания, что ей противно даже от моих подарков. Пытаюсь вложить проклятый брелок ей в руки, но она прячет ладони в карманы, ключи падают на пол, а насмешливые отголоски удара долбят и долбят по мозгам.
— Мне ничего от тебя не нужно, Акрам. Я и так слишком многое потеряла, — добивает она меня хладнокровно, пока я в оцепенении смотрю на валяющийся брелок. Поднимаю глаза. И мне в лицо летит острое, как клинок: — Не ищи новых встреч. Их не будет. Меня для тебя больше нет.