Наступил полдень. Майк, который пропустил скудный завтрак, разделенный остальными, проголодался до тошноты.
— Я не уверена... — заговорила Алекс.
— Что?
— Ммм. Разумно ли доедать последние запасы? Может, следует... отложить что-нибудь. На вечер.
— Что у нас осталось? — спросил Майк. — Черт, я проголодался.
— Придется научиться есть такие же порции, что и другие, — заметила Фрэнки. — Я никому не отдам половину своей доли.
— Не надо переживать, — поспешно ответила Алекс. — Разделим все по справедливости. — Она разобрала маленькую кучку пакетов у своих ног. — Вот. Это все, что у меня есть.
— Конечно, чего переживать, — брякнул Джефф. — Очень скоро все это окончательно перестанет меня забавлять. Не знаю, как вы, но мне до смерти здесь надоело.
— Мы знаем, — ответила Фрэнки. — Уже слышали. Но от этого ничего не изменится, понятно? Так что сиди себе и не вякай.
Майк достал все запасы из рюкзака и выложил в ряд перед собой. Остальные проделали то же самое.
— Негусто, а? — тихо проговорила Алекс.
— Придется есть понемногу за раз, — вздохнула Фрэнки.
Они выделили каждому по порции и стали есть, погруженные в свои мысли.
— Если бы все это происходило по-настоящему, вот было бы интересно, — заметил Джефф. — Если бы мы были в пустыне или на острове, и еды осталось бы мало. Что бы вы сделали?
— К счастью, мы не на острове, — сказала Алекс.
— На острове можно наловить рыбы и всякой всячины, — бодро предложил Майк. — Потом слегка отварить ее в пресноводной луже на полуденном солнце или поджарить на горячих камнях, оставшихся после костра.
— Заткнись, — бросила Фрэнки. — Хватит говорить о еде.
— Она права, Майки, — присоединилась Алекс.
— Извините.
— Сейчас не очень подходящий момент.
— Ладно, ладно.
Наступил вечер, и какое-то время все молчали. Майк лежал на спине, скрестив руки на груди, смотрел на дверь в противоположной стене и размышлял о том, что происходит за ней. Должно быть, большой куст остролиста на верхней лестничной площадке слегка колышется на ветру, солнце ярко освещает пустые крикетные поля и истертые дворовые плиты. Тени от арок уже начали свое величественное движение по тропинкам и лужайкам к корпусу английского языка, где они будут растягиваться и продлеваться с течением вечера.
Интересно, чем сейчас занимается экспедиция в Скалистый край. Еще три дня, и они вернутся. Он оглядел Яму, наблюдая за остальными. Лиз держала в руке пустую бутылку из-под лимонада и рассеянно вертела крышку. По ее лицу промелькнула тень легкой тревоги. Крышка слетела, она осторожно прикрутила ее обратно и поставила бутылку. Подняла голову и встретилась взглядом с Майком: она улыбнулась, взяла блокнот, который всегда лежал поблизости, и принялась листать страницы. Майк подумал: о чем она пишет?
Мартин не совершает ошибок. Мысль появилась в голове невольно, будто ее аккуратно туда поставили. Он задумался. Во всех предыдущих историях с участием Мартина таких накладок никогда не происходило. В этом была самая суть его планов: они работали, как точный механизм бомбы — слаженно и незаметно, до непосредственного момента детонации. Раньше Мартин никогда не ошибался.
Мысль была не очень приятная, и Майк уже почти отделался от нее и забыл, когда ему в голову пришло кое-что еще. Если это не ошибка, значит, Мартин или намеренно так поступает, или с ним что-то произошло. Тяжесть осознания давила на него, и именно тогда он впервые начал понимать, как близко Мартин подошел к тому, чтобы стать богом.
Рядом с развилкой у края пустыря река немного расширяется и разливается. Там большая глубина, и берега густо заросли осокой и длинными стрелами дикой травы. На закате, когда после сильной дневной жары воздух только начинает смягчаться, я спускаюсь к реке поплавать.
Когда ныряешь, становится темно и тяжело. Длинные стебли водорослей, медленно извивающиеся под течением, цепляются за ноги и за руки. Задержав дыхание, я проплываю под водой далеко, в середину потока. Наша река слишком старая и оттого не опасна; пловцов не подхватывает течением и не уносит в море. Чуть ниже по течению, у брода, под вечер собираются молодые мамы с младенцами; дети плещутся на мелководье меж чистых камешков, которыми устлано речное русло. Но там, где плаваю я, дно реки все еще покрыто илом, до сих пор растут водоросли, и мне нравится воображать, что поток может оказаться смертельным.
Я выныриваю и неторопливо плыву к берегу. Края неба у меня над головой становятся почти прозрачными; тонкая дымка бледнейшего зелено-белого марева дрожит в воздухе. Если смотреть вверх, лежа на середине реки, не видно ничего, кроме неба; а если уши под водой и не видно птиц, кажется, будто ничего больше и не существует. Я переворачиваюсь и плыву наискосок под неизменным углом, компенсируя расстояние, которое проиграла легкому речному течению. Сейчас лето, а летом река втягивает когти. Но в первую же грозу после засухи я никому не посоветую купаться. Разве что безумцам или тем, кто подошел к самому краю отчаяния.
Я выхожу на берег по резкому скату дна, чувствуя, как вода обтекает тело. Жало ветра сразу же заставляет меня поежиться, и, прежде чем накинуть полотенце, я выжидаю время, прочувствовав этот момент, наслаждаясь им. Дома, всего в десяти минутах быстрым шагом, ждет горячий чай. Я улыбаюсь и вытираюсь полотенцем; быстро становится тепло. Натягиваю джинсы и свитер. Я вся мокрая; неудобно так идти домой. Но мне все равно.
— Он не допускает ошибок, — повторил Майк. — Поэтому он либо сделал это намеренно, либо с ним что-то случилось.
— Например?
— Не знаю. Допустим, ногу сломал или еще что-нибудь, и пришлось ехать в больницу. Он может не появиться несколько недель.
— Но такое... — начала было Алекс и осеклась.
— Такое не может произойти с Мартином? — договорил за нее Джефф. У него был жесткий голос. — Конечно, может. А ты что думала? Что Мартин не позволит случиться несчастью? — Он ударил ладонью об пол. — Проклятье. Никто даже не знает, что мы здесь.
— И что же нам делать? — растерянно спросила Фрэнки.
— Возможно, дело вовсе не в этом, — заметил Майк. — Может, тут совсем другое.
— Думаешь, он сделал это намеренно? — Алекс посмотрела на Майка. — Как это?
— Вероятно, это часть эксперимента с Ямой. Понимаю, это мало похоже на правду, — поспешно добавил он. — Но это вовсе не значит, что такое невозможно.
— Не понимаю, зачем ему это, — пробормотала Фрэнки.
— Может, он просто пытается нас напугать? — предположил Джефф.
— Тогда он своего добился, — буркнула Алекс.
— Ой, прекрати.
Алекс нахмурилась.
— Нет, правда. Это уже не смешно. Между прочим, меня и раньше это не забавляло.
— Значит, все думают, что Мартин так с самого начала и планировал? — спросила Фрэнки.
— Надеюсь, черт возьми, — тихо проговорил Джефф.
— Почему? Неужели тебе это нравится?
Джефф вытаращился на нее.
— Ты что, не можешь сообразить своим умом?
Повисла тишина. Все ждали, когда он продолжит.
— Если все это намеренно, если Мартин так себе представляет хорошую шутку, значит, все будет в порядке. Рано или поздно. Но если его переехал автобус или он спрыгнул с обрыва, мы здесь застряли, понятно? — Он замолк и перевел дыхание. — Как я уже говорил, никому не известно, что мы здесь.
Фрэнки раскрыла рот.
— Раньше ты говорил совсем другое. Твердил, что он появится с минуты на минуту.
— Что ж, непохоже, тебе не кажется?
— Подумайте, что вы несете, — вмешалась Алекс. — Мартин мертв? Маловероятно.
— Но мы же не знаем, — озлобленно возразил Джефф. Он потер глаза. — Мы ничего не знаем о том, что происходит снаружи. Может, уже наступил долбаный конец света, а мы не в курсе.
— Это просто... — начала было Алекс.
— Нелепая выдумка? Безусловно. Но ты понимаешь, о чем я, не так ли? Мы не контролируем то, что происходит во внешнем мире. И если Мартин сам нас не вытащит, как, черт возьми, нам выбираться наружу?
Над их головами, под потолком, неподвижно зияло пустое лицо двери — крепко запертой и забытой.
И я подумала: почему бы не попробовать... просто чтобы узнать, как это — быть его девушкой. Да, я нервничала; я считала, что с ним будет интересно встречаться, но он казался мне немного опасным. Я была как та девушка из фильма шестидесятых годов, которая влюбилась в бунтаря-старшеклассника и обнаружила, что он намного глубже, чем ее напыщенные друзья. Это было... не могу найти подходящего слова. Возбуждающе, наверное. Раньше со мной никогда такого не случалось. Меня закружило, прежде чем я успела осознать, что делаю, и от этого было еще приятнее, ведь я понимала, что происходит, но не прекратила это. Я вела непрерывную психологическую игру: пыталась выяснить как можно больше об этом странном персонаже, фактическом лидере нашего окружения.
Он... не знаю, как на первых порах, но спустя какое-то время я открыла в нем одну странную черту, отчего все стало еще более отчетливым. Когда другие его не слушали, он говорил такие вещи... странные вещи. И иногда он просто... застывал. Бросал любые дела и замирал на месте ненадолго. Бывало, всего на полсекунды, но если присмотреться, это все равно было заметно; иногда чуть дольше. Будто что-то привлекло его внимание. Будто он увидел что-то внутренним зрением. Наверное, именно тогда он и придумывал свои розыгрыши...
В свадебном торте главное — украшение, понимаете, о чем я? Именно детали, дополнительные штрихи делали Мартина исключительным персонажем, не таким, как другие. Таким он и был, об этом следует сказать с самого начала: персонажем, а не реальным человеком. Чтобы понять человека, сначала знакомишься с ним и лишь потом проникаешь в его сущность. Но о персонажах знаешь лишь понаслышке; со слов других людей, которые говорят: «О да, я знаю то-то и то-то». С ними не надо даже знакомиться. Как с героями газетной хроники...
Все мои знакомые были за меня рады, и мне было приятно. Ведь я была новенькой в этой компании.
Так что пару раз мы ходили на свидания, как все обычные парочки.
Вечер медленно таял; обитатели Ямы сидели и смотрели на стены, на пол, на свои ступни и вещи, лишь бы не встречаться друг с другом взглядом. Подвал пропитался недобрым напряжением. В центре квадратного пола лежала горка еды: скудный запас жестянок и пакетов, блекло очерченный собственными тенями.
— Мы могли бы позвать на помощь, — наконец не выдержала Алекс. Майк мельком взглянул на нее: слава богу, хоть кто-то заговорил. — Можем крикнуть все вместе. Может, нас кто-нибудь услышит.
Они задумались.
— Стоит попробовать, — сказала Фрэнки. — Давайте, кричим на счет три. Раз, два, три...
Они закричали. По крайней мере трое из них: Джефф и Лиз так и остались сидеть, не двигаясь и не присоединяясь к остальным.
— Давайте же, — раздраженно произнесла Алекс. — Если постараться, может, и получиться.
— Сама старайся, — огрызнулся Джефф. — Мы же в подземелье, не видишь? Кто нас, по-твоему, услышит?
— Здесь могут быть садовники; или вдруг кто-нибудь пройдет мимо? — ответила Фрэнки.
Джефф вздохнул.
— Ладно. Кричите сколько угодно. Но я не собираюсь тратить силы.
— Заткнись, ради бога, — процедила Алекс с редкой для нее ненавистью. — Мы хоть что-то делаем. А ты ничего. По-моему, тебе наплевать, выберемся мы или нет.
Джефф медленно поднял голову.
— Поверь, мне не наплевать, — осторожно начал он. — Если бы мне было наплевать, я был бы идиотом, тебе не кажется? — Его голос звенел от злобы. — Но чего ты не понимаешь, что недоступно твоему мозгу, так это то, что мы ничего не можем поделать. Разве я не прав?
Повисшая следом безнадежная тишина была пропитана яростью.
— Разве я не прав? — повторил он, и на этот раз его вопрос прозвучал почти как вызов.
Первой ответила Фрэнки.
— Может, это правда, и сделать ничего нельзя, — произнесла она. — Может, нам не выбраться. Но сдаваться все равно неправильно. — Ее голос сорвался; Майк поднял голову и увидел слезы в ее глазах.
— Замечательно, — взорвался Джефф. — Значит, нам ничего не грозит. Главное не сдаваться.
Майк резко провел костяшками пальцев по скуле, понимая, что Джефф прав, и не желая этого понимать. Лиз сидела в стороне, не вмешиваясь в разговор, и перечитывала последние записи в блокноте. Он заметил, что время от времени она поднимала глаза и оглядывала разыгрывающуюся перед ней сцену. Ему захотелось узнать, о чем она думает; пугает ли происходящее невозмутимую тихоню Лиз; растет ли у нее внутри тот же ужас, что и у других. Ее лицо ничего не выражало: маска, полностью лишенная эмоций. На короткое мгновение их глаза встретились, но ее безучастное выражение осталось прежним. Будто она смотрела мимо него.
Он вспомнил, что и раньше видел этот взгляд, только не знал, отчего он появляется: такие лица были у людей в экзаменационном зале, где они писали сочинения под тиканье отсчитывающих секунды настенных часов. Может, этот взгляд все же что-то выражает, решил он; выражает интенсивное сосредоточение. О чем же думает Лиз?
— Вы не думаете, что... — начала Фрэнки и замолчала.
— Что?
— Ничего. Неважно.
— Скажи, — потребовала Алекс. — Что мы не думаем?
Фрэнки нервно обхватила колени.
— Что мы можем... что нас никто не найдет? Вы же так не думаете?
Алекс промолчала. Лиз тихо проговорила:
— Знаете, люди долго могут жить на одной воде, вообще без еды. Очень долго.
— И экскурсия вернется через несколько дней, — вспомнила Фрэнки. — Конечно. Конечно, они же вернутся.
Джефф посмотрел на нее с усталым презрением.
— Как долго? — спросил Майк у Лиз.
— Точно не знаю. Но счет идет на недели, не на дни. И мы вряд ли будем расходовать много энергии.
— Что верно, то верно, — нахмурился Майк. Если Лиз говорит с такой убежденностью, о чем же она так тяжело размышляла?
— Ты уверена? — спросил он.
— Да, уверена. — Она опустила взгляд на свои сжатые ладони, и он решил, что она лжет.
Все это время мы пытались поверить, что всего лишь стали жертвами изощренного розыгрыша, что с минуты на минуту должен появиться Мартин и выпустить нас. Поверить в скорое освобождение было очень легко. Ждать было намного легче, чем что-либо предпринимать. Джефф был прав: мы могли сделать не так уж много.
Это было похоже на то состояние, когда смертельно усталый человек пытается не заснуть; он знает, что закрыть глаза — значит погрузиться в сон, но про себя думает, что одна секунда не будет иметь никакого значения, две секунды тоже и десять секунд — не так уж много... и проваливается в небытие. Если проанализировать ситуацию, выходит, что он слишком сильно сопротивлялся.
Выкарабкаться наверх было невозможно. В Яме была всего одна дверь, которая находилась в двенадцати футах над головой. И она была заперта. Единственным отверстием в ней была замочная скважина, но через нее мы пролезть не могли. Так что мы были бессильны.
Тогда мы об этом не говорили, но на самом деле нам было нужно божественное вмешательство, deus ex machina. Потайной вентиляционный люк. Заброшенная дверца, заложенная кирпичами, которые начали крошиться. Секретный проход. Или случайный прохожий, который услышал бы наш разговор и решил проверить, что к чему. В каком-то смысле мы возлагали наше спасение на бога. Не на Мартина. Он никогда не был богом, хотя, вероятно, и приблизился к нему больше, чем мы.
Мы сидели и ждали, тем самым помогая Мартину осуществить свой план.