Яма

Глава 8

Никто не хотел есть первым. Все сидели и не желали заговаривать об этом; день угасал, и изнутри подкрадывался набухающий голод. Дверь была заперта; из внешнего мира не доносилось ни звука. Казалось, что, кроме подвала, не существовало ничего. Когда пришел вечер, они выключили свет и собрались спать.

Майк долго не мог уснуть в зияющей темноте Ямы, снова и снова прокручивая в голове стоявшие перед ними возможности. Он знал, что другие, скорее всего, делают то же самое, и думал, не тщетны ли его мысли. Лучшее, что можно сделать, — спать, пока кто-нибудь их не обнаружит. Уснуть и забыть, что все это происходит; беречь силы для того, что еще предстоит.

Был довольно ранний вечер; снаружи наверняка все еще светило солнце, и закат впитывал остатки дня. Он поискал звезду и нашел ее; свет ее был блеклым, и как раз перед тем, как Майк наконец заснул, ему показалось, что она подмигнула: будто над шуткой, известной лишь им двоим.

Ту ночь я помню с живой ясностью, рожденной страхом. Я не знала, что делать, и не могла поверить, что увязла в этой истории с Ямой настолько глубоко, что никак не могу на нее повлиять. В прошлом я всегда сама отвечала за свои поступки; мне приходилось постоянно сохранять осторожность и здравый смысл, думать о будущем и заботиться о себе. И вот я стала жертвой столь бездушного замысла, что должна была сразу его разгадать. Я не могла простить себе это; поддаться его обаянию и потерять голову мог кто угодно, только не я. Но так оно и произошло. И когда я оглядываюсь и вижу, что вместе со мной Мартин задурил мозги всей школе, я, возможно, отчасти понимаю, что случилось. Понимаю, но простить не могу.

Есть кое-что похуже, чем расплачиваться за свою неосмотрительность. Чем больше я анализировала нашу ситуацию, тем яснее осознавала, что Яма была соркестрирована со зловещей четкостью; в плане Мартина не было ни одного огреха; мы влипли, попались в ловушку. Это угнетало, и даже мне, человеку, который привык проводить много времени наедине с собой, было очень одиноко.

Рано утром беспокойный сон Майка наконец прервался. На короткий миг он почти смог представить, что находится в другом месте, за пределами Ямы, вдали от кошмара, которым она постепенно становилась. Но жесткий пол погреба и неизменная темнота, блокирующая зрение, навязывали ему реальность происходящего. Тихо, боясь потревожить остальных, он встал и прокрался в уборную. Он мочился и чувствовал холодный фарфоровый ободок унитаза, упирающийся в колени.

— Майк?

Неожиданный шепот заставил его вздрогнуть. Торопливо натягивая трусы, он обернулся. Короткий коридор был непроглядно темным.

— Кто это?

— Это я. — Пауза. — Лиз. Извини.

— Господи. Не надо так пугать.

— Ммм. Не сливай воду, ладно?

— Хорошо, — недоуменно согласился он, продолжая говорить шепотом. — Я тебя разбудил?

— Не совсем. Я много думала.

— Я заметил.

Раздался щелчок, и из карманного фонарика Лиз хлынул поток желтого света, заливая пол. Ее волосы спутанной копной падали на плечи; на ней была пижама, и выглядела она уставшей. Майк заметил, что в другой руке она держит пустую бутылку из-под лимонада; пришлось приложить немалое усилие, чтобы не рассмеяться.

— Что ты собралась с этим делать? — спросил он. — Устроить пир среди ночи?

— Послушай, может, пойдем туда? Не хочу будить остальных, а мне нужно с тобой поговорить. — Она направила фонарик на маленькую кладовку наискосок от уборной.

— Хорошо. — Майк последовал за ней, и они смущенно сели лицом друг к другу.

— Фонарик почти выдохся. Надо было взять запасные батарейки. — Лиз положила фонарь на пол, и конус тусклого света высветил длинные ложбины трещин между плитами. — Много чего надо было взять.

Майк кивнул.

— Как думаешь, что будет? — спросил он.

— Я надеялась услышать это от тебя, — вздохнула она. — Джефф начинает понимать, что происходит, и, кажется, Фрэнки уже на полпути. Но, по-моему, Джефф уже потерял надежду а Фрэнки... — Она замялась. — Фрэнки вообще ни на что не годится.

— Что происходит? — выдавил Майк через силу. И понял, что не хочет слышать ответ. Лиз улыбнулась — странной улыбкой, в которой не было радости.

— Это как посмотреть. Мне кажется, я знаю, что ждет нас на следующей стадии, но я... я еще сомневаюсь. Хотя скоро мы все узнаем.

— Как?

— Сейчас скажу. Ты сам еще не поделился со мной... своими мыслями по этому поводу.

— Я считаю, что что-то пошло не так, — ответил Майк. — Произошла страшная ошибка. Все пытаюсь найти способ выбраться, но выхода нет. Это ужасно.

Лиз молча на него посмотрела. И наконец произнесла:

— Ты прав. Это ужасно. Но я не думаю, что произошла ошибка. И это пугает меня больше всего.

— Значит, по-твоему, все это — часть дурацкого розыгрыша?

Опять та же улыбка.

— Нет. Вряд ли. — Потом, после паузы: — Майк... Мне действительно страшно.

— Мне тоже, — тихо ответил он. И тут же осознал, что это на самом деле так.

Луч фонарика резко потускнел, а потом снова вспыхнул с прежней яркостью. Лиз взглянула на него и тряхнула головой, будто ход ее мыслей был нарушен.

— Тогда пойдем, — сказала она. — Наверное, лучше выяснить, права я или нет.

Заинтригованный Майк последовал за ней; она пробралась обратно в уборную. Встав на колени там, где кран выступал из камня, Лиз поставила на землю бутылку из-под лимонада.

— Подержи, ладно? — прошептала она, протягивая Майку фонарик. — Посвети, чтобы мне было видно. Черт, зря я не взяла запасные батарейки. Они бы нам пригодились.

Она подставила горлышко пластиковой бутылки под носик крана. Майк наблюдал за ней. «Два литра», — пробормотала она про себя и медленно повернула кран. В бутылку беззвучно скользнула струйка воды; потом, когда она плавно увеличила напор, из крана донеслось едва различимое шипение. Майк смотрел, как уровень воды в бутылке повышается — треть, половина. Кран внезапно чихнул, и к ногам Майка брызнул маленький фонтанчик. Лиз не шевелилась. Вода поднялась выше половины, почти перекрывая широкую зеленую этикетку; и тут резко плеснул еще один фонтан, и мерная струйка капля за каплей исчезла. Так же медленно Лиз вывернула кран на полную мощность.

— Вот и все, — проговорила она. — Вода кончилась.

— Кончилась? — ошеломленным шепотом спросил Майк.

— Воду перекрыли, — поправилась она и крепко завинтила крышку бутылки. — Ты так до сих пор и не понял, правда?

— Что? — спросил он, и слова раздались как бы издалека, потому что ответ был ему уже известен.

Они вернулись в комнату напротив. Лиз сказала:

— Я поняла это сегодня вечером. Я сама сказала кое-что, что заставило меня задуматься.

— Что мы сможем долго прожить без еды, — подхватил Майк, вспомнив ее слова.

— Да. Но без воды не так долго... и я подумала: если Мартин действительно делает это, если он до сих пор управляет ситуацией, таким должен быть его следующий шаг.

— И он так и сделал, — ответил Майк. — Это... — Он попытался нащупать подходящее определение. — Это невероятно. Это безумие.

— Мартин сумасшедший, — Лиз просто кивнула.

— Я знаю. Ни один человек в здравом уме не выкинет такую штуку.

— Я серьезно, — проговорила она. Майк посмотрел на нее. — Мартин не просто выкинул штуку. Это же вполне очевидно, разве нет? Мы не должны отсюда выйти. Это замысел нездорового ума, Майк.

Майк оперся подбородком о ладони.

— Тогда какого черта нам делать? — спросил он. — Этот ублюдок всегда опережает нас на шаг. Нам нечем ему ответить.

— Ну... — протянула Лиз. — Возможно. Но я уже подобралась близко к... — Она замолкла. — Мы должны вычислить, что, по его мнению, должно произойти дальше. Если мы сможем... проникнуть в мысли Мартина, стать Мартином, возможно, найдем и выход.

— Ты правда так считаешь?

— Нет. Вообще-то, нет. — Она вздохнула, уткнув лицо в колени, и на мгновение показалась ему совсем юной и испуганной. — Но по крайней мере, я начинаю понимать... Я же догадалась про воду, сумела опередить его.

— Но нам некогда играть в игры, — горячо перебил ее Майк. — Что у нас есть? Всего литр воды. Как долго мы продержимся впятером?

— Нет. У нас есть больше.

— Вряд ли, — Майк с сомнением приподнял бутылку.

— Есть еще вода в бачке, — сказала Лиз. — Там должно быть немало. Интересно, об этом он подумал?

Майк осознал, как мало он анализировал ситуацию. А Лиз, весь вечер тихонько сидевшая в сторонке, сумела предсказать развитие событий и искала способы выкрутиться. В ужасе он представил, с какой легкостью, без колебаний, он мог бы смыть воду в унитазе, лишив их того небольшого запаса воды, что остался.

— Зачем ты рассказываешь все это мне? — спросил он.

— Не знаю. Мне почему-то кажется, что так правильно... Может, потому что мы оба видели замочную скважину. По крайней мере, мы думаем об этом.

— Замочная скважина мне подмигнула, готов поклясться, — вспомнил Майк и хихикнул.

— Что?

— Перед тем как я заснул. Она мне подмигнула.

— Не сходи с ума, — предупредила Лиз.

— Что скажем остальным? — спросил он и устыдился, что пришлось задать такой вопрос.

— Про воду придется рассказать, конечно, — ответила Лиз. — Но если ты не против, я бы лучше сказала, что где-то есть накопительный бак, и вода просто кончилась, а не говорить, что кто-то ее выключил. Думаю, Мартин рассчитывал, что мы додумаемся до этого дня через три. Нам надо собрать всю воду из бачка в бутылки. У Джеффа их навалом.

— По-твоему, они поверят?

— Джефф не поверит. Фрэнки и Алекс — возможно. — Она дунула, чтобы прогнать прядь волос с лица. — Придется быть поубедительнее.

— Понятно, — глухо ответил Майк.

Утро только начинается, но я откладываю ручку и отодвигаю стул от стола. Далеко внизу распахивается и хлопает входная дверь, и с подножия лестницы доносятся голоса.

— Майк?

Это не он. Разочарованная, я возвращаюсь на чердак. Сейчас мне бы пригодилось присутствие другого человека; того, кто тоже был там. Я знала, что это будет нелегко, еще до того, как начать, но суть от этого не меняется: чем больше я пишу, тем острее ощущаю собственную незначительность. Это очень непросто. Присутствие друга мне необходимо.

Я опять сажусь, беру ручку и начинаю рассеянно вырисовывать круги. Смотрю в окно на дроздов, облепивших деревья, и пытаюсь отогнать все то, о чем еще предстоит написать.

Когда наступил следующий день, они рассказали другим про кран и наполнили оставшиеся бутылки водой из бачка в уборной.

Майку пришло в голову, что могут работать подводящие к бачку трубы. Но они не работали; из клапана вытекло немного жидкости, самая малость. Атмосфера еще больше сгустилась; узнав о воде, все с легкостью купились на выдумку о накопительном баке, но все же в Яме повисло настроение, все сильнее напоминающее панику.

— Я есть хочу, — тихо призналась Алекс, когда они закончили. — Что будем делать? Поедим сейчас или оставим на потом?

— Оставим, — решила Лиз. — И будем хранить как можно дольше.

Остатки еды казались Майку насмешкой. Ее едва хватило бы на закуску, не говоря уж об обеде на пятерых. Бутылки с водой, расставленные в ряд вдоль стены, немного успокаивали. Он все время напоминал себе, что хотя бы в этом они были на шаг впереди.

— Придется проследить, чтобы порции еды и жидкости были как можно меньше, — сказала Фрэнки. — И чтобы всем досталось поровну.

Лиз оторвалась от блокнота.

— Это не так уж просто, — заметила она.

— Почему?

— Я хочу перебрать пакеты с провизией и распределить еду с точки зрения содержания питательных веществ. Думаю, у меня получится. Кто-нибудь из вас занимался биологией?

Никто.

— Жаль, — мягко проговорила Лиз. — Есть какое-то важное правило о том, как соблюдать водно-солевой баланс. Но моих знаний не хватит, чтобы понять, каким образом спланировать питание. По-моему, нельзя есть соленое.

— Великолепно, — огрызнулся Джефф. — По-твоему. Значит, мы можем отравиться и умереть от обезвоживания, потому что ты не в состоянии припомнить, что можно есть, а что нельзя?

Лиз молча вернулась к своим записям. Спустя пару минут Фрэнки тихо собрала остатки еды и отнесла к тому месту, где сидела Лиз.

— Держи, — сказала она. И добавила: — Зря я съела весь рахат-лукум. В нем же сахар. Он мог бы нам пригодиться.

— Не переживай. — Лиз коротко улыбнулась. — По крайней мере, мы все здесь здоровы.

— Не понимаю, чего ты добиваешься, — заговорил Джефф. — Ты же не знаешь, что творишь. Сама сказала. И почему мы должны верить, что ты все сделаешь правильно?

— Я просто хочу убедиться, что каждый получит то, что необходимо, — терпеливо объяснила Лиз. — Я делаю все возможное. Конечно, я бы хотела, чтобы с нами здесь был ученый; жизнь стала бы намного проще. Но раз его нет, вам придется положиться на меня.

— Что значит, ты убедишься, что каждый получит то, что необходимо? — взорвался Джефф. — Это же просто. Каждому равная порция. Вот и все.

— Равная порция и одинаковая порция — это не одно и то же, — заметила Лиз и впервые за время разговора подняла голову и посмотрела Джеффу в глаза. — Надеюсь, с этим ты не станешь спорить.

Последовало молчание. Лиз и Джефф неподвижно сидели, не отводя глаз друг от друга. Потом Джефф отвернулся, и сразу заговорила Фрэнки.

— Я рада, что хоть кто-то что-то делает, — решительно заявила она. — Мне все равно, сколько еды мне достанется. Лиз знает больше, чем все мы, и мне кажется, она здорово справляется с ситуацией. — Она засмеялась. — Думаю, мы очень скоро отсюда выберемся.

— Как будто кому-то есть дело до того, что ты думаешь, — процедил Джефф вполголоса.

Фрэнки перевела дыхание и собралась ответить, но осеклась; по ее лицу промелькнуло выражение растерянности, и она жалобно спросила:

— Лиз? Мы же выкарабкаемся, правда?

— Конечно, — ответила Лиз.

— Я так и знала. — Фрэнки повернулась на бок, спиной ко всем; но даже Майк видел, что она плачет.

Мартин был сама осторожность. Помню, как он готовился к некоторым своим розыгрышам, и меня поражает только одно: странно, ведь каждый раз мы понимали суть происходившего гораздо позже. Пока все готовилось, нам было смешно; прежде чем шутка разыгрывалась, она казалась наполовину забавой, наполовину детским дурачеством. Но потом, когда веселость проходила и мы видели истинный смысл розыгрыша, последствия всегда оказывались неожиданными для нас. Гиббон ушел в конце того же семестра и больше не вернулся; остальные жертвы тоже резко изменились. Последствия были более катастрофичны, чем сам инцидент.

Мне до сих пор кажется непростительной глупостью, что я позволила такому человеку, как Мартин, полностью, безраздельно контролировать мою жизнь. Но никто из нас не представлял, чем обернется Яма, — просто потому, что мысль об этом была слишком ужасна, слишком невозможна. И слишком непостижима. Никто не анализирует каждую деталь розыгрыша, придуманного школьным клоуном; не проверяет, будет ли это стоить тебе жизни; зачем?

Если бы мы хоть что-то почуяли! Если бы один из нас — неважно, почему — решил не участвовать в эксперименте, сущность замысла стала бы для Мартина бесполезной. Кто-то наверху знал бы о Яме, и это было бы опасно. Если бы только мы кому-нибудь рассказали, куда идем. Но, конечно же, мы не сказали никому; и поздравляли себя с тем, что вовлечены в проделку, которая, несомненно, станет одной из многочисленных легенд Нашей Любимой Школы.

Передо мной лежит картонная коробка. Наверху — девять кассет, две стопки, связанные резинками. Семь из них помечены моим почерком, черной ручкой на обложке написано «Лиза». Записанные на них беседы позволяют посмотреть на Мартина с другой стороны, с той, которую мы никогда не видели в школе. Если бы мы с Лизой поговорили тогда, до Ямы, я бы никогда не позволила Мартину использовать меня, использовать нас всех. Две другие кассеты в отдельной стопке не помечены. Конечно, их должно быть намного больше, но они пропали, и нам никогда их не найти. К тому же на них нет ничего нового для меня. Возможно, если бы у нас были другие кассеты, мы могли бы показать, что произошло на самом деле; раскрыть, кем в действительности был Мартин. Но в конце концов Мартин все же опередил нас, всего на один шаг.