Янтарная камера

Глава 1

Суматоха в аэропорту «Северный», расположенном в поселке Калашовка, началась под вечер 20 октября, после бурного, но непродолжительного ливня. После дождичка в четверг, как впоследствии пошутил один из участников событий. Кудлатая туча, отбомбившись, поплыла на юго-восток, к Донецку. По прямой до столицы республики было семьдесят верст. В воздухе осталась липкая изморось. Потоки воды хлестали по водоотводным канавам.

На посадку заходил старенький Ан-24 с грузом продовольствия и медикаментов. В этот момент диверсанты и взорвали участок взлетно-посадочной полосы в трехстах метрах от худосочной диспетчерской башни. Грохнуло мощно, бетон разлетелся далеко и красиво.

Заряд был заложен еще до дождя, подорван с пульта ДУ. Но время диверсанты точно не рассчитали. Им не хватило опыта и выдержки.

– Посадку запрещаю, у нас диверсия! – взволнованно выводил диспетчер.

Самолет снизился до упора, но шасси еще не коснулись полосы. Пилот машинально потянул рычаг на себя, и взрыв расцвел у него под носом. Самолет резко взмыл, качая крыльями, как бы приветствуя весь этот вселенский бардак.

– Башня, где садиться? Что у вас происходит? – исступленно заорал второй пилот, молодой парень, еще не привыкший к таким кульбитам.

Но его вопросы определенно имели смысл. Горючее-то кончалось!

– Следуйте в Нахимов, там летное поле, дотянете! – успел дать дельный совет диспетчер, и его речь оборвалась.

Второй взрыв прогремел через двадцать секунд после первого. Кумулятивная граната, выпущенная из РПГ-7, ударила в здание. Башня замолчала, черный дым повалил из выбитых окон.

В двухэтажном здании аэропорта ударили еще два взрыва, и диверсанты в серых комбинезонах пошли на штурм. Их было не меньше дюжины, и намерения они имели самые решительные. Боевики вырастали из травы, бежали к строениям аэропорта, к взорванной вышке. Несколько человек бросились в приземистый ангар. Они швыряли гранаты в окна, поливали все, что видели, огнем из РПК.

Подобной дерзости от украинских военных никто не ожидал. До линии разграничения было шестьдесят километров.

Аэропорт выполнял сугубо гражданские функции. Военный аэродром располагался в Нахимове, гораздо южнее, и охранялся соответственно. Сюда доставлялись грузы для населения тридцатитысячного промышленного городка, гуманитарная помощь, изредка садились чартерные рейсы с пассажирами. Ан-24, чудом избежавший катастрофы, был единственным бортом на сегодня.

Водитель грузовой фуры забрался на подножку своей машины, распахнул дверцу и повалился с раскроенным черепом. Несколько человек, включая смену грузчиков, успели выскочить через заднюю дверь и кинулись в поле, благодаря чему и уцелели.

Им повезло, диверсанты действовали жестко, живых не оставляли. Целый день они шли по приграничным лесам, тащили на себе оружие, взрывчатку, попали под дождь, были злы и взвинчены.

В аэропорту творилось что-то адское. А ведь люди тут успели позабыть, что такое война. Гремели взрывы, метались фигуры в серых комбинезонах.

Еще одно прямое попадание в диспетчерскую вышку подкосило хлипкое сооружение, оно стало оседать. Полыхал ангар, в котором стояли неисправные кукурузники. Горели грузовики на аэродромном поле, густо чадил автозаправщик.

Разъяренные диверсанты ворвались в здание, носились по помещениям, забрасывали их гранатами. Зал прилета заволокло прогорклым дымом. Взрывались газовые баллоны, завезенные для отопления помещений.

Охранники, вооруженные пистолетами, успели дать по паре выстрелов. Потом их нашпиговали пулями. Те, кто замешкался, пытались спастись бегством. Двум это удалось, остальных расстреляли во дворе из окон.

Крепкий диверсант со щеточкой рыжих усов с хохотом вытаскивал за ногу из-под рухнувшей стойки работницу аэропорта. Женщина средних лет умирала от страха, кричала от боли. У нее были сломаны ребра. Она умоляла не стрелять. Двое детей, муж погиб на войне, с трудом, по большому знакомству устроилась на эту работу…

– Жри, сучка московская! – заявил рыжеусый тип, разряжая в нее магазин.

Потом он бросил гранату в проем с лентой конвейера, с удовольствием обозрел развороченный рольганг, побежал дальше, наводить конституционный порядок на временно оккупированной территории.

За несколько минут здание аэровокзала превратилось в руины. Таким оно и было полтора года назад. Горела наспех приклеенная облицовка, распространяя удушливый смрад. Плавился и осыпался потолок, падали балки перекрытий. Частично уцелело только южное крыло здания. Там ремонт еще не проводился, оно не использовалось.

Диверсанты безупречно справились с задачей, уничтожили важный транспортный объект на территории, занятой противником.

В эфире прозвучал приказ:

– Валим, хлопцы, все сделано!

Минировать было нечего, да и незачем – все горело. Диверсанты покидали разгромленный объект, запинаясь о тела и разрушенные конструкции. Пострадавших среди них не было.

Командир РДГ, подтянутый белобрысый офицер, едва разменявший третий десяток, самодовольно докладывал по станции спутниковой связи:

– Задание выполнено, уходим.

Лесной массив тянулся западнее аэропорта на многие километры, в нем можно было спрятать целую дивизию. Но диверсанты домой не вернулись.

В Калашовке располагался штаб бригады специального назначения Министерства обороны ДНР. Ее полгода назад отвели от границы, рассредоточили по окрестным селам. Две роты и охрана стояли в Калашовке.

Сигнал поступил оперативно, с борта едва не разбившегося Ан-24. Второй пилот орал так, что дрожало все Северное полушарие.

Два грузовика с ополченцами оказались на опушке через десять минут. Ровно столько им потребовалось, чтобы примчаться из Пырино. В это время диверсанты еще орудовали на объекте. Бойцы рассредоточивались.

Из Калашовки прибыл микроавтобус с бойцами комендантского взвода. Их было человек девять. Они разбежались, заняли позиции на восточных подступах к полю, ждали указаний.

Отходящих диверсантов встретил прицельный огонь со стороны леса. Трое упали замертво, остальные залегли, стали отползать, изрыгая свинец и проклятья в адрес ненавистных сепаратистов. Белобрысый командир что-то яростно выкрикивал в рацию. Его подчиненные пятились, вели ожесточенный огонь. Попытки прорваться в других направлениях тоже успеха не возымели.

– Слава Украине! – орали диверсанты, попавшие в ловушку. – Смерть врагам! Сдохните, твари!

Их командир, невзирая на молодость, имел боевой опыт. Он собрал подчиненных в ударный кулак в районе искореженного кукурузника. Диверсанты пошли на прорыв, швыряя гранаты. Они возникали из клубов густого дыма, страшные, орущие, в перепачканных комбинезонах, бежали, катились кубарем, снова вскакивали.

Группа состояла из отъявленных фанатиков, самых настоящих, непримиримых украинцев, свято верящих в свое превосходство и ничтожность врага. Парни не учли то обстоятельство, что против них работает спецназ. Простое оцепление они пробили и расшвыряли бы. Но не этих людей.

Грузовик стоял на примыкающей дороге, развернувшись задним бортом. С него разразился судорожным лаем крупнокалиберный пулемет. Троих порвало в клочья и разбросало. Остальные стали беспорядочно отступать, искали спасение в дыму.

Командир уцелел. У него хватило ума не корчить из себя героя.

Он кричал, срывая голос:

– Все назад, в здание! Занять круговую оборону!

Вопрос со сдачей в плен как-то не рассматривался. Да и правильно, кто бы стал их брать?

Диверсанты занимали оборону в западном крыле. Оно почти не горело, и туда еще не добрался удушающий дым. Уцелели семеро. Они вбежали в здание, рассредоточились по этажам.

Ополченцы замкнули кольцо вокруг летного поля, сужали его. Грузовики подбирались все ближе. Пулеметчики крушили оконные проемы, разбивали кладку, мешали диверсантам вести огонь. Гранаты к РПГ у них иссякли, осталось стрелковое оружие. Но ополченцы не спешили в атаку, сообразили, что потери ни к чему.

Ми-8 вынырнул из-за тучи, камнем кинулся вниз, но не разбился. Пилот был опытный, хотя и любитель быстрой езды. Вертолет резко замедлился, покачался и приземлился.

Группа спецназовцев в количестве пяти человек высадилась из него за несколько секунд. Экипировка у них была не полной, но достаточной для ведения боя. Шлемы, бронежилеты, теплое защитное облачение. Вооружение штатное. У каждого АКС с пятью запасными магазинами, гранаты, нож, пистолет.

Помог случай. Группа под командованием капитана Алексея Корнилова, заместителя начальника охраны штаба бригады, возвращалась из Рубцовки, куда сопровождала ценный груз. В командировке оружие не пригодилось, зато сейчас оказалось кстати.

Сигнал о ЧП в аэропорту они получили, когда проходили границу двух непризнанных республик. Голос начальника штаба бригады подполковника Былинского дрожал от волнения.

– Мы немедленно летим туда, товарищ подполковник, – отозвался Корнилов. – Без нас никакого штурма, оцепить и ждать. Разберемся на месте. Сообщите капитану Невельскому, чтобы его люди не вздумали по нам стрелять.

Капитан приказал пилоту менять курс.

К моменту высадки спецназа на месте боя стояло затишье. Дым немного развеялся, руины аэропорта предстали во всей красе.

Капитан Корнилов – мрачноватый, осанистый, с правильными чертами лица, отметивший на днях собственное тридцатипятилетие – отдавал лаконичные приказы осипшим голосом. Надо же простыть в неподходящее время. Хорошо, что кашель уже не рвал на части.

– Жлобин, Колесник – слева! Гаспарян, Мережко – справа! Под пули не лезть!

Осажденное здание находилось за длинным барачным строением, бывшими аэродромными складами. В эфире уже что-то бубнил капитан Невельский, бойцы которого лежали в оцеплении.

– Капитан, это Корнилов, – перебил его Алексей. – Давайте зеленый свет. Отводи своих бойцов. Кратко сообщи обстановку. Сколько гадов в здании, вооружение, настроение, есть ли заложники?

Он впитывал информацию в движении, следя за парнями. Гадов семеро, насчет заложников и настроения неизвестно. Боеприпасы у поганцев на исходе, поскольку переводили они их весьма расточительно.

Люди Невельского безропотно отползали, открывали дорогу крутым специалистам.

Кто-то пошучивал:

– Давай, братва. Мы половину дела за вас сделали.

Пустырь перед складами был завален строительным хламом, металлоломом. Ремонтники не вывезли его и правильно сделали.

– Хватит, мужики, тормозим, – буркнул в микрофон Корнилов. – Лежите, не высовывайтесь.

– Командир, да тут еще семь трамвайных остановок, – вяло запротестовал молодой черноволосый Рудик Гаспарян.

– Лежать, я сказал. Ждать.

Корнилов служил в бригаде меньше месяца, попал в нее после отпуска по ранению. Но он быстро влился в коллектив, стал своим. Капитан подобрал себе группу, назначил любимчиков и бросал их на самую ответственную работу, которой руководил лично.

Сейчас они зарывались в мусор. Алексей лежал за углом складского комплекса, подтянув к себе автомат. Ему не в диковинку было любоваться пейзажем через прорезь прицела.

Справа за штабелями пустых коробок вил себе гнездышко Гаспарян. Парень тоже недавно в части. Этот балагур, острый на язык, с обязанностями своими вполне справлялся, хотя и любил обсуждать приказы вышестоящего начальства.

Позади Гаспаряна, за горой металлолома возлежал Жлобин. Он из местных, бывший мент, имеющий принципиальные разногласия с киевской хунтой. Жилистый, прямодушный, катастрофически облысевший в свои тридцать восемь.

Из осажденного здания простучала автоматная очередь, сорвала огрызок брезента со штабелей. Парни проигнорировали ее. Молодцы.

Он покосился влево. Бородатый Колесник перетирал челюстями, похожими на акульи, жевательную резинку, боролся с зевотой. Сонливость сразила его еще в вертолете.

Невысокий Мережко с удобством поместился за остовом догорающей фуры. Ветер дул в противоположную сторону. Наличие под боком мертвого работника аэропорта бойца не смущало. Насмотрелся за годы противостояния.

Южное крыло – фактически отдельное здание – сохранилось довольно неплохо. Разбитые проемы, дыры в стенах, но могло быть и хуже. Некоторые окна дымили, но огонь там сильно не разгорался.

Временами в проемах что-то мелькало, разражались вспышки. Перемещения спецназа не остались незамеченными, но полного понимания ситуации у диверсантов не было. Иногда из здания доносилась ругань, там что-то падало.

«Настроение у них не приподнятое», – констатировал Алексей.

Он всматривался в очертания окон, плавающие в разреженном дыму. План здания не требовался, все было знакомо.

Две недели назад поступил сигнал о минировании аэропорта. Спецназ с саперами обшаривали его вдоль и поперек. Взрывчатку не нашли, но кругозор расширили.

– И что все это значит, командир? – прозвучал в ухе капитана потрескивающий голос Жлобина.

– Суки! – выругался Мережко. – Они там человек десять поубивали, не меньше. И все штатские. Странно как-то, Алексей. Они напали на гражданский аэропорт. На хрена, спрашивается?

Алексей поправил микрофон, чтобы не стучал по скуле, и проговорил:

– А это единственный гражданский аэропорт в радиусе сотни верст. Недавно в строй ввели, запустили, удобно людям стало, с доставкой грузов меньше проблем. Массу денег вбухали в ремонт. – Он закашлялся, уткнулся носом в землю.

– Проклятые рудники, – прокомментировал Гаспарян. – Слушай, командир, ты не напрягался бы. Мы тебя и по мычанию поймем.

Циничные люди! Повсюду трупы, руины, а их хлебом не корми…

– Что делать-то, командир? – ворчал Жлобин. – Не май месяц, согреться надо.

– Лежать, я сказал. На тот свет спешим?

Алексей оценивал расстояние до здания. Пятнадцать секунд нормального бега. Под навесом – слепая зона, там даже гранатой не достанут.

Снова что-то мелькнуло в окне. Гавкнула очередь. Пули крошили глинистую землю, пропитанную влагой.

– Командир, на крыше двое затаились, – проинформировал Жлобин. – Влево посмотри, там кровля вздыбилась, за ней пулемет ставят.

Он сам засек, что ползут двое, огибая препятствия. Там было где спрятаться. Крыша превратилась в хаос строительного хлама с провалами и перегибами. Ствол пулемета протиснулся в щель между выгнутыми листами жести.

– Все видят? – негромко спросил Алексей. – Хором, мужики, и сразу меняем позиции. Три, пятнадцать!..

Ударили дружно, из пяти стволов. Каждый выпустил в цель не меньше половины магазина. Шквал свинца вздыбил крышу. Летели куски шифера и жести, огрызки дерева, металла. Что-то затрещало, перекрывая пальбу, обвалился солидный участок кровли, столбы цементной пыли смешались с дымом. Такое ощущение, что по крыше дали чугунной бабой для сноса здания.

Резко оборвался истошный крик. В здании царила истерика, диверсанты стреляли наобум. Спецназовцы перекатывались на другие позиции, никого не зацепило.

На крыше кто-то уцелел. Он стонал от боли, проклинал поганых москалей. Там что-то трещало. Диверсант, похоже, выбрался из провала, перестал доламывать крышу. Но ругань не стихала. Доставалось всем – проклятым сепарам, долбаной русской маме и даже российскому президенту, который вряд ли имел отношение к этой вот конкретной крыше.

– У него серьезные психологические проблемы, – заметил Гаспарян.

– Так сделай что-нибудь, – посоветовал ему Алексей.

– А я врач? – спросил боец.

Ураган свинца опять ударил по многострадальной крыше. Сыпались щепки, обломки шифера. В зоне видимости нарисовалось тело с раскинутыми руками.

«Вот он и избавился от психологических проблем», – подумал Алексей.

Спецназовцы снова перекатывались, искали укрытия. Огонь из здания слабел. Сказывалась нехватка боеприпасов.

– И осталось их пятеро, – меланхолично пробормотал Колесник.

– Четверо, – поправил Мережко, произведя прицельный выстрел. – Зуб даю, командир.

– Невельский, ты слышишь меня? – поинтересовался Корнилов.

– А то, капитан, – ответил офицер, отстраненный от дел. – Можно сказать, наслаждаемся вашей работой.

– Твои пулеметчики не спят?

– Надеюсь, нет.

– Пусть пройдутся по второму этажу. Плотненько так, с огоньком, желательно с двух сторон. Ниже не надо, мы уже идем, не зацепите.

– Я понял, капитан, сделаем. Поддержим вас, так сказать, дружеским огнем.

Алексей давно подметил, что внизу диверсантов нет. Видимо, условия там были малоподходящими. Все четверо бегали по второму этажу, иногда давали одиночные выстрелы.

Новое светопреставление не заставило долго ждать. Крупнокалиберные пулеметы ударили одновременно, круша и сшибая все, что еще уцелело, включая крохотный выступ – декоративный полубалкон. Рвались рамы оконных переплетов, целые куски обветшалой кладки вываливались из стен. Пыль стояла столбом.

Под прикрытием дружеского огня спецназовцы покинули укрытия и пошли вперед. Алексей бежал, пригнув голову, и отмечал препятствия на дороге – обломки шифера, вывернутые куски асфальта, тело женщины в груде битого стекла.

Добежали все. У диверсантов просто не было возможности высунуться. Алексей припал к стене под навесом, извлек гранату из кармашка жилета. Товарищи припали к стенам. Пулеметчики по команде прекратили огонь.

Диверсанты словно сорвались с цепи. Они выкрикивали ругательства, яростно палили со второго этажа. Но группа находилась в слепой зоне, пули сюда не доставали.

– Заходим! – приказал Корнилов. – Колесников, Мережко – с западной стороны. Остальные – за мной. Да осторожнее, мужики, повременим с вечной памятью, добро? Хорошо бы живым хоть одного злодея взять.

Он выдернул чеку, бросил гранату в истерзанный дверной проем, прильнул к стене, заткнул уши. Уже научен. Вроде не самая мощная штука, а взорвется рядом – долго барабанные перепонки вибрируют.

Капитан дождался прохода ударной волны, вкатился внутрь. За ним никого не было, парни предпочли другие пути. Кругом дым столбом. Он запнулся об огрызок вывернутой стены, не удержал равновесия и, пока падал, прошелся на всякий случай веером из автомата.

Алексей словно в безвоздушное пространство попал. Ударился обо что-то затылком, тело онемело. От звона в ушах не удалось уберечься. Он шел по стенке как слепой, на ощупь. Запнулся о мертвое тело. Пока пришел в себя, прошли драгоценные секунды.

Мир ворвался в голову красками и грохотом. За стенами стреляли автоматы. Наверху. А где еще? Взорвалась граната, прозвучал душераздирающий вопль.

Капитан кинулся к лестнице, вспоминая, что здесь есть еще две, слева и справа, в концах коридора. Он взлетел наверх, присел у поворота. На этаже форменный бардак, все разворочено, стены, обломки мебели. Что-то трещало в противоположном крыле. Оборвался сдавленный хрип.

– Гаспарян?

– Тут я, командир.

– Бездельничаешь?

– Что ты, никак нет. Коплю силы для рывка.

– Жлобин? Ты в порядке?

– Ага, еще тепленький. – Старший лейтенант как-то подозрительно закряхтел. – И этот парень, которого я удавил, тоже не остыл. Какие они тупые – ведутся на элементарные разводки. А еще киборги, мать их!..

– Убил?

– Ага, навсегда.

– Это у них после Чернобыля, – пояснил Колесник. – Должны рождаться с двумя головами, а получаются с одной. Да и та пустая.

– Я протестую, – заявил Гаспарян. – Это моя шутка.

Тугая очередь взорвала этаж. Посыпались кирпичи, повалилась какая-то рухлядь.

– Командир, еще один утилизирован, – отчитался Мережко.

«Двое осталось», – прикинул Алексей.

Он медленно крался вдоль разрушенных стен, косясь по сторонам. Здание оказалось не таким уж маленьким. Все свои остались за кадром. Но кто-то здесь таился. Капитан чувствовал, что этот субъект уже рядом.

Чуйка сработала! Справа проем, в нем что-то мелькнуло, грохнул выстрел. Корнилов прыгнул за простенок, потом за соседний, ввалился в какой-то растерзанный кабинет, украшенный люстрой, болтающейся на проводе на уровне груди. Осечка, товарищ капитан! Он выронил автомат.

Словно черт из табакерки выпрыгнул из полутьмы субъект с горящими глазами и обугленной рожей. Комбинезон диверсанта порван в клочья, залит кровью. У этого типа с рыжими усами точно были психологические проблемы.

Патроны у него кончились, он с ревом бросился, взмахнул ножом. Сработал блок из перекрещенных предплечий. Нож отлетел со звоном. Пинок в промежность – хорошо, но мало!

Диверсант согнулся, но все же толкнул капитана. Тот отлетел назад и ударился затылком о люстру, болтающуюся на длинном проводе, оторвавшемся от потолочной балки.

Диверсант с воспаленными глазищами летел на него. Люстра помогла – отличная привычка использовать подручные предметы. Он швырнул ее в рожу диверсанта. Удар ошеломил того, он прокаркал что-то негодующее.

Алексей прыгнул в сторону, чтобы не схлопотать по лбу этой же люстрой. Обладатель тараканьих усищ пролетел мимо как подбитый бомбардировщик, закопался в груде мусора. Капитан споткнулся о кирпич и упал. Какой-то штырь чуть не проткнул его насквозь.

Диверсант был живуч и страшен как первородный грех. Он выбрался из хлама, снова кинулся в драку. Алексей выхватил пистолет из кобуры и дважды нажал на спуск. Пуля в грудь, вторая в шею.

Супостат рухнул на колени, глаза его съехались в кучку. Кровавый галстук нарисовался на груди. Он повалился с треском, посмертно разбил свой дурацкий лоб.

– Страсти какие! Христос нервно курит, – пробормотал Мережко, вваливаясь в кабинет. – О, черт, люстры развесили. – Он чуть не заработал шишку, пригнулся, подал руку, помог подняться. – Ты в порядке?

– Что снаружи? – прохрипел Алексей, сгибаясь в припадке какого-то сатанинского кашля.

– Еще один остался, – сказал Мережко, заботливо постучав командира по спине. – Бегает без присмотра. Пойдем, поищем?

– Эй, народ, я загнал его! – бодро сообщил в наушник Колесник. – Коридор, и направо, у туалетов. Тут он, клювом щелкает, попался, красавчик. Прибить его, капитан?

– Не надо, мы уже идем, – ответил Корнилов. – Держи, чтобы не ушел.

Мимо протопали возбужденные Гаспарян и Жлобин. Алексей и Мережко пристроились в хвост.

Последний диверсант был загнан в угол в глубине крыла. Он корчился за разбитым подоконником, согнулся в три погибели, зажимал распоротое предплечье, из которого хлестала кровь. Все оружие этот фрукт растерял. Последней умирала надежда. Молодой белобрысый парень исподлобья таращился на врагов, презрительно гримасничал. Проблемы с рукой были не единственными. Он сгибался, упирал локоть в живот. Наверное, в туалет хотел.

– Простатит обострился, козел? – спросил Жлобин.

Диверсант соорудил чудовищную мину. Видимо, с такими рожами бравые хлопцы в пятидесятых шли к стенке.

– Пошел ты, подлюка продажная!.. – процедил диверсант. – Стреляйте, суки, все равно не дамся, убивать вас буду, резать… – Он подавился бурными эмоциями, выпучил глаза.

Парень прижимался задом к подоконнику. Между ним и бойцами громоздился разбитый шкаф. Перебраться через него труда не составляло, но спецназовцы устали. Они задумчиво смотрели на обломки шкафа, на согбенную фигуру, страдающую от невозможности что-то сделать.

– Вот странно, – меланхолично заметил Мережко. – Вроде офицер, а умственные способности явно ограничены.

– Что ты, падла, несешь? – Диверсант злобно оскалился, зашелся хриплым каркающим смехом. – Остались без аэропорта? Туда вам и дорога, подстилки москальские.

– Интуиция мне подсказывает, что сейчас у него и физические способности будут ограничены, – как-то обиженно проговорил Гаспарян.

– Ладно, время перекура подошло к концу. – Алексей подался вперед, утвердился ногой на переломанной полке.

Автомат перевернулся, приклад врезался в грязный лоб. Удар был выверен. Ломать черепушку не стоило. Ведь кто-то должен поведать миру о подлой атаке на аэропорт Северный. Туша диверсанта повалилась в груду разбитой мебели.

– Вытаскивайте его, мужики. Не мне же за вас напрягаться. Можно без почестей, но и бить не стоит, а то замаемся потом оживлять, – проговорил Алексей.

Колесник схватил парня за шиворот, переволок на чистое место.

– Пойдемте отсюда, – сказал Гаспарян. – Наши победили с разгромным счетом.

Все покосились на него. Город остался без важного объекта – это ладно. Часть функций возьмет на себя аэропорт в Нахимове. Но погибли люди!

Гаспарян сообразил, что ляпнул лишнее, стыдливо потупился.

– Корнилов, у тебя порядок? – осведомился по рации капитан Невельский.

– Да, полный, – устало сообщил Корнилов. – Некоторые даже говорят, что мы победили с разгромным счетом.

– Мы войдем, ничего?

– Сделайте одолжение, капитан, поднимайте своих людей, а то они уже битый час задницы морозят. Одного мы взяли, выходим. Соберите трупы, осмотрите тут все. Вроде со всеми разобрались, но кто их знает, этих недоделанных киборгов.